Десять заповедей Моисея

55. Первая заповедь: "Я есмь то вечно Божественное, что ты в себе переживаешь. Я вывел тебя из земли Египетской, где ты не мог за Мной следовать в себе. С тех пор ты не смеешь других богов ставить выше Меня. Ты не должен признавать высшими богами тех, кто являют тебе какое-либо отображение того, что вверху, на Небе, что действует от Земли или между Небом и Землей. Ты не должен поклоняться всему прочему, что есть божественного в тебе. Ибо Я-есмь вечное в тебе, есть постоянно действующее Божественное. Если ты не признаешь Меня в себе, то Я, как твое Божественное, исчезну из твоих детей, и внуков, и правнуков, и их тела прийдут в запустение. Если ты Меня в себе признаешь, то в тысячах поколений Я буду жить так же, как в тебе, и тела твоего народа будут процветать".
     Здесь дается указание на то, что в отдельном "я" следует распознать прообраз божественного "пра-Я", и что это "я" свободно от следования за посвященными, как это было в древнем Египте. Единственным правомерным выражением этого Божественного есть человеческое "я", отражение "Я есть Я-Есмь". "Я" воздействует на кровь, а правильные представления действуют вплоть до физического.
     Вторая заповедь: "Ты не должен в заблуждении говорить обо Мне в тебе, ибо всякое заблуждение относительно Я в тебе погубит твое тело".
     Духовно правильное мышление есть творец здоровья. В здоровом теле здоровый дух бывает благодаря тому, что в предыдущей жизни этот дух творил здоровое тело.
     Третья заповедь: "Ты должен различать будни и праздники, в которых твое бытие становится образом Моего бытия. Ибо то, что живет в тебе как Я, в шесть дней создало мир, а в седьмой день пребывало в себе. Поэтому твое деяние и деяние твоего сына, и твоей дочери, деяние твоего раба и твоего скота, и деяние всего прочего, что находится с тобой, только шесть дней должно быть обращено на внешнее; но в седьмой день взор твой должен Меня в тебе искать".
     Не во внешних образах Божественное должно стать в человеке отображением "пра-Я"; но в том, что делает "я", следует искать отображение "пра-Я". В первых трех заповедях представлено, как человек должен правильным образом относиться к высшим мирам через деятельность своего "я". В четвертой заповеди мы сходим на физический план.
     Четвертая заповедь: "Действуй впредь в духе своего отца и своей матери, дабы твоей собственностью осталось достояние, что они приобрели себе силой, которую Я в них образовал".
     Здесь речь идет о продолжении деятельности "я". Развитие не должно прерываться. Блюди как свое "я", так и "я" других людей. "Увидь в своем ближнем "я", как в самом себе!".
     Пятая заповедь: не убий.
     Шестая заповедь: не прелюбодействуй.
     Седьмая заповедь: не кради.
     В Египте "я" суггестивно подавлялось (тогда это было можно). Иудейский народ имел миссию признать ценность "я" в другом человеке. Для этого он был выведен из Египта.
     Восьмая заповедь: "Не умаляй ценности своих ближних, говоря о них неправду".
     Не только делом, но и словом не умаляй ценности "я". Не следует говорить неправду о другом "я". Ты признаешь равную ценность другого "я" благодаря тому, что не вожделеешь принадлежащего другому. Об этом гласят две следующие заповеди:
     Девятая заповедь: "Не завидуй тому, чем владеет твой ближний".
     Десятая заповедь: "Не гляди с завистью на жену ближнего своего, и на его помощников, и на всех существ, благодаря которым он преуспевает".
     Лишь отказавшись от зависти, мы сможем найти правильное отношение человека к человеку. Уважай и почитай в каждом божественное Я. 108 (4)

К I-й заповеди

56. Когда человек схватывает свое "я", то вместе с ним он получает то, в чем Божественное выступает в своем непосредственном облике, тогда как астр., эф. и физ. тела образованы более ранними богами. Окружающие израильтян народы поклонялись этим богам, выработавшим низшие члены человека. "Все, что человек имеет в себе, находится во всей остальной природе. Образы из минерального царства являют человеку лишь тех богов, которые работают в физ. теле. Образы из растительного царства могут представить ему богов, работающих в эф. теле, т.к. эф. тело человек имеет общее с растительным царством. Образы из животного царства символизируют богов, работающих над астр. телом. Венцом же земного творения человека делает его "я". Никакой внешний образ не может выразить его". 107 (9)

72. "В развитии ребенка мы имеем 3 следующих один за другим периода: первый — когда он не умеет ни говорить, ни думать; второй — когда ребенок говорит, но не может думать; и третий — когда он учится содержание мышления в своей речи схватывать сознанием... Нечто подобное происходит и с человечеством в период с 1500 г. до нашего летоисчисления и по настоящее время". На первом этапе этого периода дано откровение на Синае, нашедшее свое выражение в 10 заповедях Моисея. "Второе откровение произошло через Мистерию Голгофы". Евангелия говорят об этом образно.
     "Теперь мы идем навстречу откровению, которое должно принести нам полное содержание, мысленное, духовное и душевное содержание Евангелий". Это также связано с новым откровением Христа. 130 (11)

120. Бедные духом — это те, кто уже не могли в экстазе восходить к духу. Но этого и нельзя уже было делать. От этого стало необходимо исцеляться. Ранее от горя исцелялись, уходя в духовное, освобождаясь от "я". Теперь стало необходимо искать утешителя не вне, а внутри себя, укрепляя свое "я". Страдание должно стать испытанием. Все импульсы, поступки, страсти в прошлом как внушение приходили из астрального тела. Но возникла задача осознать свое "я" и обуздать, усмирить все то, что человек получил в астральном теле еще на др. Луне. Речь здесь идет не о "кротости" (неверный перевод), а о "невозмутимости".
     Первые три заповеди имеют отношение к физ., эф. и астр. телам (эф. тело осознает страдание, хотя и вслед за астр. телом). Далее мы подходим к работе "я" над душой ощущающей. Что обычно она ощущает лишь в физическом (голод, жажду), она должна научиться от Христианства переносить на духовное: голод и жажда вездесущей правды. В душе ощущающей "я" находится в состоянии смутного отупения, в душе рассудочной оно впервые загорается как человеческое "я", и оно равняет нас со всеми людьми, носителями "я": любовь вернется к тем, кто ее излучает. Подлежащее здесь равно сказуемому. В работе над душой сознательной "я" появляется в чистом виде, совершенно осознает себя, чистое в сердце, в крови, как носителе "я". Воспринявшие импульс Христа станут миротворцами в той части человеческой природы, которая лишь постепенно разовьется в Манас. И они в новом смысле станут "Сынами Божиими".
     "Исполнены Божественной силы те, кто при новом порядке, возглавляемом Христом, терпят гонения от сторонников старого порядка". Речь здесь идет о Буддхи.
     И последняя заповедь прямо указывает на Импульс Христа: "Исполнитесь божественной силы вы, особенно призванные нести в мир Имя Христа". 116 (4)

Планеты и душевное

515. "Глядя духовными глазами с Земли на существо Сатурна, получают представление о силах, помо­гающих человеку в отношении действующего в его организме химизма чувствовать себя самостоятельным духовно-душевным существом. Если мы рассматриваем это бытие Сатурна извне, в его духовно-душевном аспекте, то силы космоса предстают нам как закладывающие инстинкты в человеческую природу.
     А бытие Юпитера (см. схему) являет нам все то, что в человеке находимо более душевным образом, чем инстинкты, что имеется в человеке как склонности, как симпатии...
     Бытие Марса представляет собой все то, что хотя и не является моральной заповедью, которую человек вбирает вовнутрь, но, в то же время, я бы сказал, является импульсом, происходящим из всей характеро­логической структуры человека. Мужественен ли человек в отношении своих нравственных действий, или он ленив — это заложено в силах, которые познают, созерцая строй Марса с другой стороны; т.е. это в большей мере бессознательные импульсы, а не полностью осознанные моральные импульсы, описанные в моей "Философии свободы" как коренящиеся в чистом мышлении.
     Итак, рассматривая связь человека с внешними планетами, имеют то, что относится по большей части к добродетелям в человеке, связанным, в определенном смысле, с человеческим организмом. Что рождается с человеком, происходит из космоса, из Мироздания; что является более инстинктивным, инстинктивно бьет ключом из всего организма, — это сатурнообразно; что бьет ключом как склонности, аффекты — юпитерообразно. Что бьет ключом как активная, инициативная сила, но связанная с организмом, — марсианской природы.
     ... Взглянув безо всякой предвзятости на мировые явления, вы скажете себе: что мой рассудок находит в себе активным образом — это ведь осуществляется в мировых явлениях. Рассудок находится внутри мировых явлений.
     Ну, а силы, представляющие рассудительное в мироздании, которые затем рождаются с нами как наши рас­судочные зачатки, как наше благоразумие (ум, расчет), они — меркуриальной природы в Мироздании". Венера традиционно представляет любовь. Луна — фантазию, память. "...но понимаемую не так, как это пред­ставлено органической деятельностью, лежащей в основе воспоминания, а как образование представлений. Представления памяти также идентичны с образами фантазии, только они образуются с полным доверием к действительным переживаниям. Можно также сказать: фантазия и память, а также более внутрен­ние добродетели и способности связаны с силами, представленными существом Луны, Венеры, Юпи­тера и т.д.".
     "Мы схватываем пространство в нас самих и смотрим на непространственное; как здесь мы из точки видим пространство, так вне тела мы смотрим из пространства на точку. ... мы видим столько миров, сколько человеческих душ стоит в связи с Землей, но — только одну человеческую природу, одного человека. Мы все есть один человек, когда смотрим на себя извне. Поэтому в науке посвящения говорят о тайне числа, что оно имеет значение с той или иной точ­ки зрения. Что на Земле — единство, в космосе — множественность". Поэтому в древности при счете единица включала в себя всё, все числа.213 (4)

1370. "Оккультист, исследующий глубокие силы природы, говорит: минеральное, растительное и животное царства находятся в том же отношении друг к другу, как мудрость, жизнь и любовь. — Попробуйте это понять. ... Мудрость, закономерность покоятся в минеральном царстве; оно есть воплощенная мудрость. Но бедным, сухим и мертвым было бы это минеральное царство с его мудростью, если бы не было мира растений ... Любовь и мудрость обмениваются между собой силами, когда растение и минерал вступают во взаимодей­ствие. Подобным же образом соотносятся между собой боги и люди. ...как любовь и мудрость".
     "Человеческое и божественное царства находятся между собой в таком же отношении, как мудрость и лю­бовь. Поэтому оккультизм и все глубокие вероисповедания. Христианство, говорят о том, что Бог, или боги, есть любовь, оживляющий, прорастающий принцип. Сначала этот принцип приносит чувственную любовь.Поэтому в иудаизме, в религии Ветхого Завета, Иегова представлен как податель чувственных потребностей, как дающий рост и деятельность размножения. В чувственной потребности заложен принцип дальнейшего раз­вития, двигающий от несовершенного к совершенному, так что развитие от животности доходит до того уров­ня, где любовь основывает государства. В этой любви, которая, так сказать, сводит людей в общности, ко­торая то, что в человеке зачерствевает, пронизывает струением растущей и прорастающей жизни, подобно тому, как растение вызывает к жизни камень, — в ней мы прежде всего имеем открывающееся первоначальное Божество. ... здесь в человеческом развитии мы должны видеть божественную движущую силу, божественную власть. ... Человек должен всегда рассматривать то, что движет его вперед, двигает вверх, как дар, как откровение божественного принципа". Между человеком и Божеством выступает люциферический принцип. Благо­даря ему то, что как божественный принцип живет в нем бессознательно, в его бессознательном стремлении к размножению и развитию, он получает возможность взять в собственные руки. Благодаря этому он восходит в своем развитии к самостоятельности и свободе. Живущее в Люцифере сто­ит к человеку близко, как, так сказать, младший брат божественного принципа. В далеком прошлом некото­рые боги сами искали свое развитие на человеческой ступени. Люцифер имеет "фамильярное, интимное" отно­шение к человеку, он еще не совсем перерос ступень человеческого. Люциферическое хоть и "...возвышается над человеческим, но стоит в интимной с ним связи, сплавлено с ним и действует в человеке как его соб­ственные потребности, движется вперед. Таковы три ступени, действующие в самом человеке как силы раз­вития: его человеческое, люциферический принцип и Божественное".
     "В четвертом принципе человека — в Я — действуют божественные силы, уже перешагнувшие его в своем развитии и господствующие над ним в направлении сверху вниз. И хотя лишь наполови­ну, но в связи с четвертым принципом стоят люциферические силы. Боги взошли от самости к бессамостности, жертвенности, преодолели отдельность бытия. Люциферическое же в человеке большей частью еще связа­но с Я, оно пребывает внутри самих интересов человека". Кто может наблюдать, тот способен познать люцифе­рическое; "...хотя и с энтузиазмом, но непосредственно из глубокого интереса самости (не в жертвенности) оно стремится к высоким ступеням совершенства, говоря: не потому, что я люблю его, совершенство, но потому, что оно совпадает с тем, что я должен любить, желаю я, как человек, стремиться к божественной свободе. Божественные силы не стремятся к этому совершенству. Но через люциферическое стремление я де­лаю божественное совершенство наисобственнейшей сутью". Без люциферического человек был бы пассивен, бездеятелен, предан Богу как "Божие дитя". Бог в нем, а не он сам стремился бы к совершенству. Имея возможность выбора между добром и злом, человек приходит к свету собственного сознания, в свете он идет к совершенству. "Так имеем мы носителя любви и носителя света как две господствующие в человеке действительные силы". Со временем люди объявили природу грехом, а светлое, ясное сознание — люцифери­ческим соблазном. Конечно, между божественным откровением и свободным стремлением встает сомнение,но оно необходимо, если человек хочет прийти к собственному Я. Лишь пройдя через сомнение, истина ста­новится нашим достоянием. Преодолевший сомнение восходит к высшему познанию. Сомнение есть воспита­тельное средство. "Поэтому оно по праву стоит между тем, что Божественно, тем, что не может быть отделено от природы, и тем, что может быть обращено в грех; между тем, что является дьявольским, люциферическим, и ступенью совершенства. Совершеннейшим в иудейском народе является Иегова. Он есть не что иное, как "персонифицированные силы природы". Богочеловек, Христос является той силой, которая минерал замыкает в кристалл, растение гонит в рост, животное вводит в жизнь желаний, а человека ведет от несовершенства к совершенству. Люцифер восстает против власти природы, ведет человека к знанию. Христос одухотворяет любовь, чтобы в ней не действовала просто природная потребность; Он основывает закон, но такой, кото­рый подходит к человеку не извне, а как внутренняя потребность в нравственности. "Если Иегова дал запо­ведь, то Христос — силу для деятельности". Нравственность погружается в любовь, как прежде в нее по­гружалось природное. "Прежде тело находило тело по естественному принципу; в Христианстве душа находит душу в высшей любви благодаря принципу Христа". На другой стороне этого христианского принципа господ­ствует носитель света, самостоятельности, свободы. "В человеческой жизни два полюса: любовь и свет. Одно невозможно без другого. ... Как через Христа переплавлена мука смерти, любовь от чувственной взо­шла на душевную ступень, так должен преобразоваться и принцип обычного познания Люцифера в высшее. В этом преобразовании мы ныне и находимся". Закон преобразуется в милость, наука — в мудрость. Милость и мудрость должны рождаться из человеческой души. "Любовь в светлой ясности и сознание подступают к душе. Душа несет силу любви, а сознание пронизывает лучами света эту силу любви. ...И через душу, и через сознание сам человек идет к совершенству". С просто чувствующей душой че­ловек воспарил бы к Божеству с неясной для него самого любовью; с одним сознанием он пришел бы к холод­ному рассудочному совершенству. 54 (13)

Воля — мудрость — любовь. Три души

1383. "Три силы пребывают в трех членах человеческой души: воля, мудрость и любовь. В любви пере­живает душа свое отношение ко Христу". "Иудеям через законы (заповеди) была дана воля, ученикам языческих Мистерий была дана мудрость". Но нам звучит также: "Не через волю, не через муд­рость познается Бог". Человек, напр., может через философию узнать, что Божественное действует в ми­ре, и почувствовать себя связанным с мировым целым; но что человек после смерти связан с Мирозданием — этого из философии не узнать. "Бессмертие имеет для людей смысл только в том случае, если через врата смерти они могут пронести сознание".
     "Все, что мы можем сказать о бессмертии, мы можем привести во взаимосвязь с тем, что означает сло­во "любовь". Любовь мы не осваиваем через ... волю, любовь мы не осваиваем через мудрость. Любовь пребывает в сфере чувства... наша человеческая душа уже не душа, если она не может любить.
     Но продумаем еще раз следующее. Мы проходим сквозь врата смерти так, что теряем при этом нашу человеческую индивидуальность, соединяемся со всеобщей Божественностью. Если бы мы затем пребывали в этой Божественности, то мы бы и принадлежали к ней. Мы бы не могли больше любить Бога, мы бы были в Нем Самом. Любовь не имела бы смысла, если бы мы пребывали в Боге. И нам следует признать, что если бы мы не могли проносить свою индивидуальность через смерть, то мы бы должны были в смерти терять любовь, любовь должна была бы исчезнуть вместе с исчезновением индивидуальности. Любить может только одно существо другое, которое отделено от него. И если мы хотим нашу божественную любовь пронести через смерть, то должны через смерть пронести также и нашу индивидуальность; мы должны тогда че­рез смерть пронести то, что воспламеняет в нас любовь... Ни воля, ни мудрость не могут дать человеку того, в чем он нуждается, а ... только любовь".155 (6)

1460. "Когда человек следует только заповеди, его Я работает над астральным телом; если же делать добро становится для него привычкой, то Я перерабатывает эф. тело".109 (14)

46. Хираму-Абифу было сказано, что у него родится сын, о котором он не будет знать и от которого произойдeт новый род людей. Это будет не что иное, как новое объединение в будущем обоих полов в один. "Древнюю женскую культуру сменит мужская. Женское как физический облик отомрeт. И мужское должно будет иметь в себе силу производить индивидуума из самого себя. ... Когда человек достигнет силы так развить свою гортань, чтобы слово стало творящим, чтобы словом человек мог производить себе подобного, тогда вся продуктивная сила перейдeт к мужскому роду. Тогда к человеку перейдeт то, что некогда было создано благодаря богам. Когда было потеряно слово? — Когда возникли два пола. Оно погребено, спрятано. Сыновья Каина имели его лишь у своего праотца. Хирам-Абиф должен был, по меньшей мере, получить о том пророчество. Но вскоре после того он был убит.
     Слово погребено, но оно здесь. Если бы оно не было погребено, то человек был бы самотворящим, как Элоим. Поэтому "слово" в масонстве является не истинным, а ложным "словом". Истинное слово сокрыто. Десять заповедей вырезаны на камне, который содержит истинное слово. Что такое десять заповедей? — Это законы нравственного мирового порядка. Они поддерживают внешние отношения, какими они являются теперь под влиянием людей двух полов. Нужда в этих заповедях отпадeт, когда не станет двух полов. Нынешний же человеческий строй возник под влиянием двух полов.
     Так мы имеем в масонстве хранителей памяти о потерянном слове, которое должно быть обретено теми, кто работают как масоны, и оно будет обретено тогда, когда пассивная мужская мудрость в самой себе пробудит активность. Поэтому масон говорит: всe, что не происходит из распространeнной в мире науки, произошло от женского жреческого господства древних времeн. Мы больше не хотим преодолевать этого, но мы хотим образовать новую спираль бытия; мы должны сами мужскому, каинову знанию дать интуицию. Это было бы невозможно сделать, если бы мужчине была дана сила благодаря тому, что женщина стала бы соучастницей в познании тайны. В тот момент, когда это было бы сказано перед женщинами, всe в целом должно было бы утратить свою действенность.
     Таким образом, существовала необходимость не включать женский пол в масонство. Это связано с тем, что орган слова связан с полом, с сексуальностью. Потому-то мужчина претерпевает мутацию голоса с половой зрелостью. Эта мутация выражает не что иное, как древнюю сопринадлежность органа речи и органа пола. Вы также поймeте, что говорит масон: вообще лишь мужчина призван к тому, чтобы произнести потерянное слово и излить его вовне; только по-мужски построенная гортань в состоянии сказать и понять то, что может быть достигнуто через потерянное слово. Если мы понимаем это так, то становится понятным, что женщине не позволено новое произвести устами. — Комично слушать учeных людей, когда они объясняют отказ женщинам в приeме в ложи тем, что они сплетничают. — Женская гортань осталась как рудимент. Мужская гортань преобразуется в орган будущего.
     Как видите, дело заключается в глубоких и значительных взаимосвязях, и выражение "каменщик" можно взять в буквальном смысле. Поэтому во времена Греции и Рима каменщики были строителями того, что выражало собой прекрасное: собор, храм.
     Дело обстоит ещe и так, что, естественно, часть того, что было произведено через объединения масонов, должно было быть воспринято древней жреческой мудростью. Так вы имеете здесь смешение женской мудрости и мужских устремлений. По сути говоря, тайна масонства ещe не открыта, еe нельзя выдать, еe ещe нет здесь. Она представляет собой то, что будет высказано, когда слову станет внутренне присуща сила воспроизводства".
     Ещe в XVIII веке оккультисты среди масонства говорили о подобных вещах, но затем сознание их, с потерей связи с внешним миром, было утрачено. "Но при этом должно быть ясно, что всe существующее в масонстве как символы произошло от древней жреческой мудрости, и содержащееся в символах ещe должно выступить наружу. Собственно женская мудрость постепенно потерялась совсем. Поэтому и исчезли т.наз. высокие градусы, хранители женской мудрости. Осталось лишь то, что называют Иоанновым масонством, которое занимается лишь светскими вещами и лишь в них кое-что понимает. И это, опять-таки, совершенно естественно, ибо, ведь, с развитием материализма жреческая мудрость должна быть утеряна. И что теперь должно произойти? Древняя мудрость ушла. Мы должны жить во внешнем. Что следует из этого? Из этого следует, что снова должно прийти некое улучшение, когда явится мудрость, которая стоит вне пола, которая больше не связана ни с женской, ни с мужской мудростью, ни с женской библейностью, ни с мужской храмовой легендой. И эту мудрость мы встречаем в Антропософии. В этой мудрости понимают себя оба пола. Здесь в женщине работает мужчина, который находится в ней, а в мужчине работает то, что, опять-таки, является внеполовым. Здесь в познании встречается высший план мужского и женского. Поэтому вполне естественно, что оккультные основы принесены как масонство, а теперь должно быть сделано новое начало. Это есть то, что называют спиралью. Так свиваются вещи в наше время. Так должны мы мыслить переход одного в другое. Поэтому Антропософия не опирается ни на библейскую легенду, ни на Храмовую легенду, но во всeм ищет зерно мудрости, которая снова должна стоять вне пола. Итак, вы видите, как Антропософия основывает мир, вносит гармонию.
     Как это соединяется в нашей коренной расе? Наша коренная раса повторит то, что уже было прежде. Противоположность, существовавшая в Лемурийскую эпоху, отчeтливо выразилась в духовной области. Оппозиция должна была проявиться потому, что женский пол древнее и находится на нисходящей линии, тогда как мужской пол находится на восходящей линии и ищет в себе ту семенную силу, которой обладала женщина. Если мы останемся в нижних областях, то благодаря оккультизму должны точно различать: кто является расовым человеком Атлантиды, тому нет нужды быть также душевным человеком Атлантиды. Поэтому также и душа не связана с полом. Души женского пола движутся к тому моменту, где они смогут населить сделанные себе мужчинами тела, и тогда на Земле станет один пол.
     Пока мужчины находились в оппозиции к женщинам, те молчали. Связь полов была подготовлена тем, что в XVIII в. были основаны ложи усыновления. Первая из них была основана в 1775 г. Там масонство занималось другими символами, чем в мужских ложах. Принятием женщин в эти ложи усыновления была подготовлена связь полов". Членом такой ложи была Е.П.Блаватская. И теософия имеет задачу преодолеть одностороннее мужское устремление. "Во всeм средневековье проводилось огромное подготовление к тому, чтобы породить духовным образом в мужчине другой пол. Человек рождал в себе путeм концентрации, вначале как мысль, то, что в будущем должно возникнуть в нeм как бытие. Поэтому во всeм средневековье, как подготовление к этому, был распространeн культ Марии. Он является не чем иным, как концентрацией для порождения женского в мужском, в то время как в культе Иисуса женщина идeт к той же цели. Культ Марии произошeл из этой основы. И, наконец, вы сами видите, какая путаница должна была наступить с появлением известного ордена, который возжелал снова отвоевать женскую мудрость. Дело там сведено к господству над миром. Если хотят остаться со старой мудростью, то для старых сил должен быть завоeван мир. И такой орден существует — это орден иезуитов. Он сознательно поставил себе такую цель. Поэтому так остро противостоят одни другим: иезуиты и масоны". 93(17)

Языческое и ветхозаветно-иудейское течения

172. С древнейших времeн можно проследить в среде человечества два потока. Один из них языческий, представляющий собой природную мудрость, видевший в каждом природном существе духовно-элементарных, демонических существ, тех существ, которые в Евангелиях встают на дыбы, когда Христос является в сферу людей, ибо они сознают, что кончается их господство. "Языческое сознание, искавшее на старый лад демонически-элементарно-духовную природу во всех существах природы, долгое время играло свою роль. И началась борьба за тот род сознания, который повсюду в земном должен был также искать то, что через Мистерию Голгофы соединилось с земной жизнью как субстанция Самого Христа.
     То языческое течение было природно-софийным, повсюду в природе видело оно духовное, а потому могло оглянуться также и на человека, которого оно хотя и рассматривало как природное существо, но тем не менее как существо духовное, поскольку во всех чужеродных существах оно также видело и духовное. Чистейшим, прекраснейшим образом это выступило в Греции, особенно в греческом искусстве, где мы видим, как духовное в виде судьбы ткет сквозь человеческую жизнь, подобно тому, как закон природы ткет сквозь явления природы. И когда мы, потрясeнные, временами останавливаемся перед тем, что содержится в греческой трагедии, то у нас возникает, с другой стороны, чувство: грек ощущал не просто абстрактные законы природы, как мы сегодня, но он ощущал также действие божественно-духовных существ во всех растениях, во всех камнях, во всех животных, а потому и в самом человеке, в котором жeсткая необходимость закона природы формируется в судьбу, как это, например, изображено в драме "Эдип". Мы здесь находим внутреннее родство природного бытия с человечески-духовным бытием. Поэтому в этих драмах ещe не господствует свобода и человеческая совесть. В них господствует внутренняя необходимость, судьбоносное в человеке, подобно тому, как вовне, в природе, господствует природная закономерность. Это течение приходит в новое время.
     Другое течение — ветхозаветно-иудейское. В нeм нет никакой природной мудрости. На природу оно смотрит как на чувственно-физическое бытие. Но зато это ветхозаветное воззрение восходит к первоисточникам морального, лежащего между смертью и новым рождением, к тому пра-истоку, исходя из которого теперь не вглядываются в природное в человеке. Для Ветхого Завета не существует никакого естествознания, а только соблюдение божественных заповедей. В смысле Ветхого Завета всe совершается не по законам природы, а так, как хочет Ягве. Так мы видим, что из Ветхого Завета звучит безобразное, в определeнном смысле абстрактное, но за этим абстрактным стоит, вплоть до Филона Александрийского, который из всего этого сделал аллегорию, Господь Ягве, который абстракции пронизывает идеализированной в сверхчувственном, всеобщей человеческой природой, который как Господь человеческий пронизывает всe, что как заповедь звучит от него на Землю. В этом ветхозаветном воззрении простое глядение на моральный мир выступает прямо-таки ужасом перед взглядом на мир в его внешней чувственности. В то время как язычники полагали во всeм видеть божественно-духовных существ, Бог иудеев — один. Иудеи — монотеисты. Их Бог, их Ягве — един, ибо он может быть соотнесeн лишь с тем, что в человеке является единством: ты должен верить в единственного Бога; и этого Бога ты не должен выражать в чeм-то земном, ни в образе пластическом, ни в слове, которое смеют произносить лишь посвященные в особых праздничных случаях; ты не должен произносить имени Бога без святости".
     В христианские столетия, вплоть до XVII столетия, происходила напряжeнная борьба за нахождение созвучия между тем, что можно было видеть как духовное во внешней природе, и тем, что переживается как Божественное, когда мы смотрим на собственное моральное, душевное в человеке, между созерцанием духа во внешней природе и обращением души к духовному, из которого низошeл Христос Иисус. Когда Христианство из Азии перешло в Грецию, то там был силeн старый языческий элемент, видевший духовное во всей природе. И хотя Христианство прошло через гречество, заимствовало у него многие речевые формы, но корней там пустить не смогло, за исключением гностических воззрений. Затем Христианство прошло через прозаический элемент римства, где его постигали абстрактно, предвосхищая этим его позднейшее ариманическое понимание.
     Но действительно живую борьбу мы находим в Испании. "Не теоретически, но интенсивно и жизненно там встал вопрос: как человеку, не теряя созерцания духовного в вещах и процессах природы, найти целого человека, который через Христа Иисуса поставлен перед его душевным взором? Как человеку пронизать себя Христом?" В Кальдероне, испанском поэте, эта борьба выразилась особенно интенсивно. "В Кальдероне, если можно так выразиться, драматически жила эта борьба за пронизание человека Христом". Особенно характерна в этом отношении его драма "Киприанус". Еe главный герой — маг, живущий в вещах и процессах природы, когда желает исследовать их духовность. Это человек фаустовского типа, но сильно отличается от Фауста тем, что живeт совсем живо и несомненно в духе природы. В жизнь Киприануса вступает Юстина. Она представлена совершенно по-человечески, как женское существо, но только так еe полностью не постичь. Не поймeм мы ничего и аллегоризируя эту фигуру. "Когда в драме Кальдерона выступает Юстина, то мы должны думать о пронизывающей мир справедливости", которая не была ещe столь абстрактной, как в современной юриспруденции.
     Киприанус поeт Юстине гимн, что также трудно понять современным адвокатам. Но Киприанус ещe и маг, он действует среди демонических существ природы, среди которых находится и их предводитель — средневековый сатана. Киприанус чувствует себя неспособным подойти к Юстине и просит сатану добыть еe ему. Здесь вы встречаете всю глубину трагизма христианского конфликта. Справедливость присуща христианскому развитию. Но Киприанус — полуязыческий естествоиспытатель. "Он не может из природной необходимости, которая есть нечто жeсткое, найти христианскую справедливость, и ему остаeтся только обратиться к предводителю демонов, к сатане, чтобы тот добыл Юстину".
     Сатана умен. Если бы ему удалось захватить христианскую справедливость, то это сослужило бы гибели человека. Но Юстина бежит от сатаны, и тот захватывает лишь еe фантом, еe тень. Киприанусу, конечно, нечего делать с фантомом; в нeм нет жизни, в нeм лишь тень справедливости. "О, это удивительно выражено, как то, что возникает из древней природной мудрости и теперь выступает в новом естествознании, подходит к чему-то такому, как социальная жизнь, к Юстине, но та не дарует ему действительной жизни, а только мыслефантомы".
     От всего этого Киприанус сходит с ума. Юстина, действительная Юстина, попадает со своим отцом в тюрьму и присуждается к смерти. Киприанус, уже безумный, требует для себя смерти. На эшафоте они встречаются. После их смерти появляется змея, верхом на ней едет демон, хотевший добыть Киприанусу Юстину, и объявляет, что они спасены и могут взойти в небесные миры: "Благородный житель мира духа спасeн от зла".
     "Вся христианская борьба средневековья заключена в этом. ... Христос низошeл на Землю, поскольку больше нельзя было видеть то, что прежде ещe в среднем человеке, в ритмическом человеке, могло быть видимо, а именно: как этот средний человек вырабатывался с помощью дыхательных упражнений йоги; не головной, но ритмический человек. Человек не мог найти Христа в то время. Но он стремился найти Его. Христос низошeл вниз. Человек должен найти Его здесь, поскольку он больше не имеет Его в воспоминании о времени между смертью и новым рождением.
     В драме Кальдерона представлена борьба за это нахождение и трудности, с которыми сталкивается человек, который теперь должен опять вернуться в духовный мир, должен снова пережить созвучие с духовным миром. Киприанус ещe смущeн тем, что звучит как демоническое из древнего языческого мира. Но также и иудейско-древнееврейское он ещe не преодолел настолько, чтобы оно стало для него современно-земным. Ягве ещe восседает для него на троне в надземном мире, Христос ещe не сошeл через крестную смерть вниз и не соединился с Землeй. Киприанус и Юстина переживают своe движение вместе с духовным миром, когда проходят врата смерти. Столь ужасна эта борьба за обретение Христа в человеческой природе во время между рождением и смертью. И осознавалось, что средневековье ещe не зрело для того, чтобы обретать Его таким образом".
     У Кальдерона это выступает куда живее, чем в теологии того времени, работавшей с абстрактными понятиями и желавшей с их помощью понять Мистерию Голгофы. Если сравнить Киприануса с Фаустом, выступившим сначала у Лессинга, то здесь налицо сознание: человек должен в земной жизни найти Христа, ибо Он через Мистерию Голгофы соединился с Землeй. У Лессинга это живeт не в ясных идеях, а в отчeтливом чувстве. Начатого им "Фауста" — был написан лишь небольшой отрывок — он заканчивает так, что тем демонам, которые удерживали Киприануса, провозглашается: вы не должны победить! И этим была дана тема для позднейшего гeтевского "Фауста". Возьмите его первую часть — это борьба. Возьмите вторую часть: там через классическую Вальпургиеву ночь, через драму Елены должно быть испытано восприятие Христианства в греческом мире. Но далее Гeте знает: человек должен здесь, в земной жизни найти связь со Христом. Однако Гeте ведeт своих героев к Христианству, так сказать, теоретическим сознанием, ибо вознесение в христианском смысле просто приклеено к драме, не следует из внутренней природы Фауста, взято Гeте из католической догмы.
     "По сути говоря, лишь общее настроение 2-й части "Фауста" изображает пронизанность Христом. Ибо образно Гeте не мог этого дать. Лишь после смерти Фауста он даeт сцену христианского вознесения". Гeте работал над "Фаустом" в три этапа. Первый начался ещe в юности, когда он испытывал большую неудовлетворeнность своими университетскими штудиями и ему хотелось реальной связи души с полной духовной жизнью. Образ Фауста вставал тогда ему из кукольных спектаклей, где он был лишь человеком, стремящимся из рассудочного к полноценному пониманию космического происхождения человека. "Но Гeте продолжал искать дух внутри природы. В духовной жизни, с которой он столкнулся, он не мог его найти. Глубокая тоска повела его к тому, что как остатки греческого искусства он увидел на юге. Он полагал, что в том роде и способе, каким греческое мировоззрение прослеживало тайны природы в художественных произведениях, можно познать духовность природы".
     Пережитое в Италии претерпело метаморфозу в его душе, что отразилось в "Сказке о зелeной Змее и прекрасной Лилии", где из традиционных понятий истины, красоты, добра он формирует свой храм с четырьмя королями. Вторая стадия работы (конец XVIII в.) над "Фаустом" выразилась в написании "Пролога на небесах". Здесь Фауст поставлен во весь Космос. Проблему человека Гeте развил в проблему мира. На третьей стадии, в 20-х годах XIX в., Гeте закончил "Фауста". Здесь уже встают одухотворeнные представления о природе, чтобы Фауст-проблему сделать космической проблемой. "Гeте здесь опять хотел из человеческой души получить всe, опять душевное существо хотел некоторым образом расширить до всесущества".
     Но хотя Гeте в глубочайшем смысле слова боролся за нахождение духовного в земной жизни, ему не удалось это изобразить. "Можно сказать, что Гeте ни в малейшей степени не удалось Дух Земли, волнующийся в валах деятельности, в ткании времени, соединить с Импульсом Христа; и это мы ощущаем как некоего рода трагедию, которая, разумеется, в ту эпоху развития стояла в душе Гeте, но не было условий для ощущения Мистерии Голгофы в еe полном смысле". Эта возможность является в 5-й культуре лишь с оживлением мeртвых мыслей, с восхождением к имагинациям, к инспирациям, интуициям. "Мир вокруг нас является большим вопросом, и сам человек является ответом на него; и это в глубочайшем смысле должно быть поставлено в связь с Мистерией Голгофы. Она не будет понята раньше, чем будет понят сам человек". 210(10)

796. "Долг (или заповедь) и право — это полярные понятия, полярные противоположности, и человек склонен ... впадать здесь в односторонность. Мы живeм в эпоху, когда люди охотнее говорят о своих правах, чем о долге: ... права рабочих, права женщин и т.д. ... Наше время сменяется таким, когда под влиянием антропософского спиритуального мировоззрения заявит о себе долг. ... Тогда будут спрашивать: что является долгом мужчины, женщины на том или ином месте? ... Когда человек подчиняет себя долгу, то в чувстве долга он выходит из себя ... из обычного своего "я". ... Но при этом он как бы теряет почву из-под ног... и ищет тогда в себе помощь, способную дать ему как бы тяжесть". 158(7)

811. "Только такая духовная жизнь, которая не имеет иных опор кроме человеческих способностей, управляется из самой себя, здоровым образом пронизывает своими течениями капитализм. Ибо управление с помощью капитализма есть не что иное, как управление с помощью человеческих способностей. Сделайте духовную жизнь здоровой у еe истоков, и она здоровым образом войдeт в капитализм и поведeт хозяйственную жизнь". 189(7)

     648. "Если истины, добываемые человеком в науке, обусловлены реальными закономерностями, пребывающими вне мышления, то такими же будут и идеалы, лежащие в основе его поступков. Человек поступает тогда по законам, для которых у него не хватает реальных оснований; он мыслит себе норму, извне предписывающую ему его поступки. Таков характер заповеди, которую человек обязан соблюдать. Догма, как практическая истина, есть не что иное, как нравственная заповедь".
     "В законченных образованиях неорганических масс действует идеальное, которое, как таковое, не входит в чувственную форму. Но некоторую форму все же создает. Неорганическая форма выступает в явлении не чувственно-сверхчувственно, а только чувственно; но она должна быть понята как действие некоторой сверхчувственной силы. Она есть промежуток между неорганическим процессом, в ходе которого осуществляется господство идеального, но который получает от него (т.е. идеального) законченно-закрытую форму, и органическим, в котором идеальное само изливается в чувственную форму". 6(19,20)

     202. "В наших семи культурных эпохах имеются три точки, являющиеся решающими в идущем вперед раз­витии человечества. Эти точки суть следующие. Первый зов раздался в громе-голосе с горы Синая как за­поведи Иеговы. Второй зов раздался в пустыне через Иоанна Крестителя, когда Креститель говорил тем, кто желали его слушать: "Измените ваше восприятие и способ постижения (Sinn), ибо приблизилось Царство Небе­сное"!
     Третьим зовом... является тот, который из духовных миров как новое откровение возвещается через Духовную науку, или Антропософию". Третий зов несет понимание слов Христа: "Вот, Я с вами до сконча­ния земного цикла". И как мы многим обязаны тем людям, которые услышали первый зов, так в будущем лю­ди будут многим обязаны тем, кто сегодня слышит третий зов. 127 (30.XI.1911)