366. "Но еще одно связано с особенностью пятой послеатлантической эпохи, что человеку следовало бы каждый день заново записывать в душе, чего он не должен бы забывать, хотя именно это он особенно склонен забывать: борцом за спиритуальное должен быть человек в пятую послеатлантическую эпоху; он должен пережить, что его силы засыпают, если он не подстегивает их на завоевание спиритуального мира. В наибольшей мере человек предоставлен своей свободе в пятую послеатлантическую эпоху! ...Идеей человеческой свободы должно быть испытано все, что постигает человека в этой эпохе. Ибо усни человеческие силы — и все до некоторой степени могло бы впасть в еще более худшее состояние. В пятой эпохе человека не следует вести как ребенка. Хотя некоторые братства видят идеал в том, чтобы вести его именно так, как это было в 3-й и 4-й послеатлантических эпохах. Но они не правы; они не делают того, что нужно человеческому развитию. ...Особенно важно в наше время говорить об истине. ...Дальше не следует идти, как только до рассказа, до сообщения об истине; дальнейшее должно проистекать из свободного движения".178 (8)

416а.
"Истина, Мудрость, Безмерность, о Бог!
Блаженство, Вечность, Красота,
Мир, Благословение, Нераздвоенность
да пребудут со мною!
(АУМ) Мир! Мир! Мир!
с.141
     В первой части выражено существо самой Троицы, а далее — тот род и способ, какими Троица нисходит в душу человека".
     Через импульс Христа эф.тело делается свободнее, может выступить из физ. тела. Эф.тело благодаря Христу пронизывается Святым Духом. А Святой Дух — наше высшее Я — дает силам извне струиться в нас". с. 406
     "Быть вялым, ленивым означает не любить творческий принцип (Отца). Быть эгоистичным, значит не любить жизнь, Сына. Не любить истину, значит не любить принцип Святого Духа".266-2, с. 468-469

77. "Смысл обращения к четырем Евангелиям состоит в том, что мы тогда получаем возможность рассматривать проблему Христа с четырех разных точек зрения. И мы нашли, что четыре Евангелия дают нам действительно четыре разные точки зрения и что в них как бы вписано положение: ты не должен с одного раза, с одной только стороны подходить к столь величественной проблеме; ты должен подойти к ней хотя бы с четырех сторон духовного горизонта. И ты можешь надеяться: если ты подступишь к этой проблеме с четырех сторон духовного горизонта, называемых нами именами четырех евангелистов: Матфея, Марка, Луки и Иоанна, — то она станет подходить к тебе все ближе и ближе. Она подойдет к тебе так, что тебе не придется считать себя исключенным из великой истины, без которой человеческая душа не может жить в своей глубине; но ты также никогда не скажешь, что лишь один, постигнутый тобой, образ истины есть вся полнота истины". 124 (1)

204. "В Ев. от Иоанна в стихе 14 (гл. I) "благодать" означает Буддхи, "истина" — Манас, "мудрость" — Атма". 97 (6)

206. (1;14) "У Иоанна (в Евангелии) стоит: Истина — aletheia — Манас, самоотверженность — charis — Буддхи, мудрость — sophia— Атма". "...полный благодати и истины". 100 (15)

216. "Нам должно быть ясно, что чего-то абсолютного в форме истины не существует; но всякий раз должно познаваться то, что соответствует определенной эпохе человечества. Высочайший Импульс должен был низойти до жизненных обыкновений того времени. Ибо то, что было высочайшей истиной, Он должен был облечь в слова и действия, которые соответствовали той эпохе. Так должен был Христос через некий род дионисийской, винной жертвы говорить, как человечество должно возвыситься к Божественному. Не следует фанатично повторять: почему Христос превратил воду в вино? Должно быть принято в расчет время. Через некий род дионисийской жертвы должен был Христос подготовить то, чему надлежало прийти. Христос идет к галилеянам, представлявшим собой смешение различных наций, которые не соединены кровными узами, и являет там первый знак Своей Миссии; и Он столь далеко входит в жизненные обыкновения тех людей, что превращает им воду в вино.
     Сосредоточтесь на том, что здесь, собственно, хочет сказать Христос: Я хочу также и тех людей вести к связи с духом, которые низошли до ступени материализма, который символизирован в питии вина. — И Он хочет быть здесь не только для тех, которые могут возвышаться через символ водного крещения. Это очень значительно, когда нам указывается именно на то, что здесь стоят шесть сосудов очищения. ...В прошлом никогда не произносилось слово "крещение", но говорили "крестить"; а то, что вызывалось крещением, называли "очищением". ...Итак, в самих символических сосудах для жертвы очищения дает Христос Иисус знак, который Он — соответственно тому времени — указывает на Свою Миссию.
     Так нечто из глубочайшей Миссии Христа явлено нам свадьбой в Кане Галилейской. Он должен был там сказать: Мое время придет в будущем, но сейчас оно еще не пришло. То, что Я должен здесь сделать, отчасти еще связано с тем, что должно быть преодолено через Мою Миссию. — Он стоит в настоящем и указывает в то же время в будущее, указывает тем, как Он действует для того времени, не в абсолютном, а в культурно-педагогическом смысле. Потому именно Мать просит Его и говорит: "Вина у них нет". Но Он говорит: то, что Я должен исполнить теперь, еще связано со старыми временами, с "мне и тебе"; ибо собственно Мое время, когда вино снова превратится в воду, оно еще не пришло". 103 (5)

239. (14; 6). "Я есмъ путь, истина и жизнь. Направление: Самодух — Жизнедух — Духочеловек". 100 (22)

240. "Итак, человек учится ходить телесно, т. е. находить "путь", он учится при посредстве своего организма выявлять "истину", и он учится выражать "жизнь" духа в теле (в первые три года жизни). Нет иного более полного понимания значения слов: "Если не станете как дети, не сможете войти в Царство Небесное" (Мф 18; 3). И мы должны рассматривать как нечто значительное тот факт, что Я-существо Христа так выражает Себя словами: "Я есмь путь, истина и жизнь". Как высшие силы духа развивают организм бессознательно, так что он телесно становится выражением пути, истины и жизни, так человеческий дух, благодаря тому, что он проникается Христом, постепенно становится сознательным носителем пути, истины и жизни. Благодаря этому он сам в течение земного развития становится той силой, которая в детстве действовала в нем так, что он не являлся тогда ее сознательным носителем".15 (1)

738. "Со стороны дьявола прекрасно, когда он является дьяволом, и скверно, когда он принимает об­раз Ангела".138 (3)

22. "В качестве хранительницы прошлого душа постоянно собирает сокровища для духа. Мое умение от­личить верное от неверного зависит от того, что я, как человек, представляю собой мыслящее сущест­во, которое в состоянии охватить истину в духе. Истина вечна; она могла бы мне снова и снова от­крываться в вещах, даже если бы я постоянно терял из виду прошедшее, и каждое впечатление было бы для меня новым. Но дух, который во мне, не ограничивается только впечатлениями настоящего; душа охва­тывает своим кругозором и прошедшее. И чем больше она может прибавить к нему из прошлого, тем бога­че делает она этот кругозор. Т.обр., душа передает дальше духу то, что она получила от тела. Вслед­ствие этого дух человека в каждый момент своей жизни содержит в себе двоякое: во-первых, вечные за­коны истины и добра и, во-вторых, воспоминание о переживаниях прошедшего. Все, что делает человек, он делает под влиянием обоих этих факторов. И если мы хотим понять его дух, то мы должны знать о нем две вещи: во-первых, насколько раскрылось ему вечное и, во-вторых, какие сокровища прошлого лежат в нем.
     Эти сокровища отнюдь не остаются для духа в неизменном виде. Впечатления, которые человек приоб­ретает из переживаний, понемногу исчезают из памяти. Но не их плоды. Мы не помним все переживания, через которые мы прошли в детстве, пока усваивали искусство чтения и письма. Но мы не могли бы ни читать, ни писать, если бы не прошли через эти переживания и если бы их плоды не сохранились в нас в форме способностей. Это и есть то превращение, которое производит дух с сокровищами памяти. Он предоставляет то, что может вести к картинам отдельных переживаний, его судьбе и берет из него лишь силу для возвышения своих способностей. Т.обр., несомненно, ни одно переживание не проходит бес­плодно; душа сохраняет его как воспоминание, а дух извлекает из него то, что может обогатить его способности, содержание его жизни. Человеческий дух растет благодаря переработанным переживаниям. — И поэтому, хотя и нельзя искать прошлые переживания в духе так, как если бы они были сложены в кладо­вой, но мы находим их воздействия в приобретенных способностях".9 (7)

Душа сознательная

186. "Позволяя ожить внутри себя независимой истине и добру, человек поднимается выше простой души ощущающей. Ее начинает пронизывать светом вечный Дух. В ней восходит свет, который не преходящ. Поскольку душа живет в этом свете, она причастна вечному. Она соединяет свое собственное бытие с веч­ным бытием. Что душа несет в себе как истину и добро, то в ней бессмертно. — Что в душе вспыхивает как вечное, мы назовем здесь душой сознательной. — О сознании можно говорить также и при низших душевных движениях. Самое обыденное ощущение есть и у животного. Под душой сознательной мы разуемеем ядро человеческого созна­ния, т.е. душу в душе. Т.обр., душа сознательная, как особый член души, отличается от души рассудочной. Эта последняя все еще запутана в ощущениях, порывах, аффектах и т.д. Каждый че­ловек знает, что истинным ему, прежде всего, кажется то, что он предпочитает из своих ощущений, и т.п. Но лишь та истина пребывающа, которая освободилась от всякого привкуса таких ощущений, симпатий, антипатий и т.д. Истина остается истиной, хотя бы все личные чувства вос­ставали против нее. Та часть души, в которой живет эта истина, должна быть названа душой созна­тельной".9 (6)

Душа и дух

197. "В душе надо различать три члена: душу ощущающую, душу рассудочную и душу сознательную. И подобно тому, как на душу снизу вверх телесность действует ограничивающим, так сверху вниз духовность действует на нее расширяющим образом. Ибо, чем больше наполняет­ся душа истиной и добром, тем дальше и глубже пронизывает ее вечное".
     "Различие между Самодухом и душой сознательной можно уяснить себе следующим образом. Душа созна­тельная соприкасается с не зависимой от всякой симпатии и антипатии, довлеющей самой себе истиной; Самодух является носителем той же самой истины, но только воспринятой и замкнутой через посредство Я, через него индивидуализированной и воспринятой в самостоятельное существо человека, благодаря тому, что вечная истина становится т.обр. самостоятельной и связанной с Я в единое существо, само Я обретает вечность".
     "Душа ощущающая не только получает впечатления внешнего мира как ощущения; у нее есть своя собст­венная жизнь, которая, с одной стороны, оплодотворяется мыслью, а с другой — ощущениями. Так она становится душой рассудочной. Она достигает этого тем, что раскрывается вверх интуициям, как вниз — ощущениям. Тем самым она становится душой сознательной. Это возможно для нее потому, что духовный мир образует в ней орган интуиции, как физ.тело образует в ней органы чувств. Подобно тому, как чувства через душевное тело передают ей ощущения, так дух через орган интуиции передает ей интуиции. Благодаря этому Самодух связан воедино с душой сознательной так же, как физ.тело связа­но с душой ощущающей в теле душевном. Душа сознательная и Самодух образуют единство. В этом единст­ве живет Духочеловек как Жизнедух так же, как эф.тело образует телесную жизненную основу для тела душевного. И как физ.тело замыкается в физической коже, так замкнут Духочеловек в духооболочке".9 (6)

Мораль, эстетика

284. "С жизнью воли связана мораль. Всякое эстетическое наслаждение, эстетическое проявление ... связано с жизнью чувств. Все относящееся к истине связано с жизнью представлений". Но эти вза­имосвязи следует мыслить шире. "Все истинообразное здесь, для физического мира, связано, прежде все­го, с силами, которые развиваются через физическую голову и именно так, что истинообразное покоится на взаимообмене между физической головой и земным внешним миром, разумеется, космическим, внешним по отношению к Земле миром. ... В случае эстетического, художественного выступает отношение между головой и остальным телом ... ибо эстетическое возникает либо когда наша голова видит сны о том, что происходит в основном организме, либо когда весь организм видит сны о том, что происходит в голове (в первом случае речь идет о бодрствующем сознании, органом которого является голова)... Эти сны мы выносим затем из нашего внутреннего в бодрствующее сознание. В этом случае бодрствующее сознание становится вторичным. ...В случае низких, эстетических наслаждений, голова видит сны о теле, в случае высоких и высочайших эстетических наслаждений, наоборот, тело видит сны о голове". Отсутствие эстетического вкуса есть дефект личности, как и в случае, если она не стремится к истине или выступает против добра. Разница состоит лишь в том, что в первом случае че­ловек в основном вредит себе, в двух других — другим людям.
     "Когда мы говорим о морали, то имеем дело с телом в его отношении к внешнему миру, но так, что при этом приходится считаться и с головой, со всем человеком в его отношении ко внешнему, но духов­ному миру. Все моральное покоится на отношении всего человека ... к духовным силам, окружающим нас".170 (4)

1231. Подумаем о назначении пшеничного зерна: оно ведь состоит не в том, чтобы зерну быть пищей для человека, а в том, чтобы произвести другие семена. Нечто подобное имеет место и с исти­ной. "Наша познавательная деятельность, наша работа в поисках истины предназначена для того, чтобы между рождением и смертью развивать в нас силы, которые преобразовывают наш организм после смерти, преобразовывают силовой облик тела в силовой облик головы! ... головы следующей инкарнации".
     "Для тех, кто повсюду ищет сенсаций, кто хочет узнавать все только извне, существует опасность, что в следующей инкарнации они явятся в мир с головой, которая будет представлять собой очень мало преоб­разованное остальное тело, т.е. будет сильно походить на голову животного; так может сложиться судьба, если будет собрано мало формирующих сил".170 (6)

1415. "Ибо люди ненавидят истину, а ненависть часто превращается в страх; поэтому современные лю­ди имеют страх перед истиной".192 (10)

1416. "Приходящее из эстетической сферы действует непосредственно на астр. тело. И действует так, что возникает изумительная игра между астр. телом, которое интенсивно связано со всякой подвижностью — будь то нервная или мускульная подвижность тела, — и астр. телом, которое менее интенсивно связано с мускульной и нервной подвижностью головы. Астр. тело находится в ином отношении к голове, чем к ос­тальному телу. Поэтому человек и имеет эти две астральности: относительно свободную в голове и свя­занную с физическим процессом в остальном теле. И эта свободная и связанная астральности начинают играть одна в другой через эстетические импульсы".
     "В истине человек открывает свое эф. тело, прежде всего, эфирную часть головы, космосу. В красоте он непосредственно открывает космосу астр. тело; в моральности — свое Я. Истина берет свое начало еще на др.Солнце, достигает своей вершины на др.Луне, живет дальше на Земле и получит свое заверше­ние на Юпитере. Красота берет свое начало на др.Луне, продолжает развитие на Земле и достигнет за­вершения на Венере. Моральность впервые начинается на Земле. А завершения она достигнет на Вулкане, когда все пульсирующее в огневых процессах крови станет очищенным Я, станет Я моральным, полнос­тью охваченным моральным, когда я-сила и моральная сила станут одним, а тепло крови — материальное в крови лишь внешний знак — станет святым огнем Вулкана".170 (4)

1447. "Я мы имеем притупленно отсиживающимся в душе ощущающей: там, внутри поднимаются волны удовольствия и неудовольствия, радости и страдания, а "я" едва воспринимается, ибо оно вовлечено в эти волны аффектов, страстей и т.д.". Лишь в душе рассудочной, с образованием четко очерченных поня­тий, идей, суждении, "я" проясняется; наиболее ясным оно делается в душе сознательной. Но человек должен воспитывать себя с помощью своего Я. И как ему тогда быть с душой ощущающей? Здесь на по­мощь приходит гнев. Сталкиваясь с событиями внешнего мира, мы не всегда бываем в состоянии извлечь соответствующие им суждения из души рассудочной. Тогда суждение исходит как бы само, из нашей души ощущающей. И это есть гнев. "Мы судим сначала из нашего гнева о событии внешнего мира, затем, учась т.обр. бессознательно, без согласования с тем, что не должно совершиться — учась бессознательно че­рез гнев, — именно благодаря такого рода суждению, мы становимся более и более зрелыми для того, чтобы приходить к исполненным света суждениям в более высокой душе. Так гнев является в некотором роде воспитателем человека. ... И тогда мы по праву говорим о благородном гневе. ... Ибо никто не придет к более уверенным суждениям в себе, чем тот, кто из старых благородных душевных задатков так разовьет себя, что возгорится благородым гневом против неблагородного, ненормального, глупого. И гнев имеет миссию поднимать человеческое Я в более высокие области. Это его миссия. Он — учитель в нас. Преж­де, чем мы сможем себя вести, прежде, чем мы придем к ясным суждениям, он ведет нас в том, на что мы уже способны. ... Гнев может выродиться в ярость, так что станет удовлетворять злейший эгоизм. Но такая возможность должна существовать, чтобы человек мог развиться к свободе".
     С другой стороны, гнев вычеканивает такие свойства Я, как бескорыстие, самоотверженность. Не возникай в нас благородного гнева, мы останемся равнодушными к несправедливостям, злу и глупости внешнего мира, а значит, мы сольемся с этим внешним миром и не почувствуем своего Я в развитии. "Гнев же делает его зрелым, вызывает его к действию, чтобы оно могло противостоять внешнему миру. ... Однако, когда в нас вспыхивает благородный гнев, то в то же время мы испытываем помутнение я-чувства. Это нечто вроде душевного бессилия, пробуждающегося в нас благодаря гневу, если мы не даем ему пе­рейти в ярость. Когда мы нашу душу прощупали этим гневом, тогда наступает некое душевное бессилие, тогда Я делается притуплённее и притуплённее. Вставая в противоположность к внешнему миру, оно, с другой стороны, выключается. Через горячность гнева, которую человек подавляет в себе, он одновремен­но приходит к развитию самоотверженности. Обе стороны Я приходят через гнев к развитию. Гнев имеет миссию дать возникнуть в нас свойству самости и, в то же время, превращается в самоотверженность".
     "Гнев для Духовной науки — это утренняя заря чего-то совсем другого. Кто наблюдает жизнь, тот ви­дит, что человек, не способный пламенеть благородным гневом против несправедливости, никогда не при­дет к истинной снисходительности, кротости, любви. ... Любовь и снисходительность — это другая сто­рона благородного гнева. Преодоленный гнев, просветленный гнев превращается в любовь и снисходитель­ность, в кротость. Редко встречается в мире любящая рука, если она была не в состоянии в определен­ное время сжиматься в кулак в благородном гневе против несправедливости или глупости. Эти вещи взаимосвязаны".
     Нужно преодолевать страсти, но истинное преодоление — это жертва, а не приятное размягчение. "По­жертвовать же можно тем, что прежде имеешь, а чего нет, тем жертвовать нельзя.. Преодолеть гнев может тот, кто сначала мог им пламенеть. ... Если мы преодолеваем гнев, если от того, что в душе ощущаю­щей пламенело как благородный гнев мы поднимаемся к душе рассудочной и сознательной, тогда из гне­ва развиваются любовь и сострадание, благословляющая рука". Миссия гнева отражена в мифе о Прометее. Он преждевременно приносит людям Я и гневом Зевса приковывается к скале, что умеряет действия Я, приводит его в меру.
     Игра Я и гнева происходит в душе ощущающей, воспитывая ее. Истина воспитывает душу рассудочную. И если гнев должен быть преодолен, то истину нужно любить с самого начала, хотя она и является свойством собственной души. "Внутреннее лелеяние истины совершенно необходимо, чтобы дать душе восхо­дить все выше и выше". "Первое требование к действительному чувству истины — это отказ, уход от само­го себя".
     "Истина — является водительницей людей к единству и ко всестороннему пониманию. А потому она — подготовительница справедливости и любви, подгототовительница, о которой мы должны заботиться; тогда как иное в себе мы запрещаем... В этом миссия истины, что мы должны ее все больше и больше любить и при­нимать, что мы должны ее лелеять в себе. Когда мы в своей самости предаемся истине, то самость дела­ется все сильнее, и именно благодаря этому мы избавляемся от самости. Чем больше гнева развиваем мы в самости, тем слабее делаем ее, и чем больше истины развиваем мы в самости, тем сильнее делаем ее. Истина — это строгая Богиня, которая требует, чтобы в средоточие нашей самости мы поставили одну только любовь. В тот момент, когда человек не избавляется от самого себя и ставит перед собой вместо истины что-то другое, пусть даже высокое, она тотчас же мстит за себя". Английский поэт Кольридж сказал: "Кто Христианство любит больше, чем истину, тот вскоре увидит, что он больше любит свою христианскую секту, чем Христианство; и он также увидит, что себя он любит больше, чем свою секту". В тот момент, когда человек начинает жить не ради истины, а ради себя, ради своих мнений, он делается антисоциальным существом, выпадает из человеческой общности.
     Истину ищут с помощью мышления, поэтому она вступает в душе рассудочной. У нее имеется две формы. Одна из них связана с внешним миром, который мы наблюдаем, а потом размышляем о нем (научное мышле­ние). Другая форма выступает тогда, когда мы выходим за внешнюю жизнь, размышляем о ее вечных законах. Из внешнего наблюдения не прийти к истине о перевоплощении человеческого Я; это достигается в душе, в духе, но реализоваться эта истина также должна во внешней жизни, что и подтверждает ее до­стоверность. И другого способа нет. Все другие способы ее доказательства неверны.
     Человеческому Я нужны оба рода истины. Получая истины, почерпнутые только из наблюдения, оно ис­сыхает, опустошается, его творческая сила надламывается. Таким истинам недостает сердца, их может находить холодный эгоист, не задумываясь над тем, для чего они существуют. Иначе обстоит дело с исти­нами, которые человек извлекает из своего внутреннего, поскольку в этом случае он сам является проду­ктивным. Эти истины, эти мысли он стремится затем осуществить в жизни, действовать сам, имея природу в качестве прообраза. К истинам такого рода принадлежат все духовнонаучные истины. Их область, конеч­но, более ограничена для человека, чем область истин первого рода, но их продуктивная сила выше, они освежают, расширяют душу, поскольку становятся все более и более божественными в себе. В кругу этих истин человек — гражданин и творец будущего. Силу своего Я он простирает от настоящего момента в будущее. В истинах же первого рода дух пустеет в паутине понятий, в бескровных абстракциях. И дух то­гда приходит к сомнению и в себе, и в мире. Значение истины для воспитания души хорошо выразил Гете в своей "Пандоре".
     Гнев является воспитательным средством для души ощущающей, истина — для души рассудочной. Душа сознательная во внешнем мире нуждается в мышлении, как и душа рассудочная. Но чтобы мышлению войти в сверхчувственное, водителями туда должны стать чувство и воля. При всех обстоятельствах чувство может быть водителем мышления. Несомненно, для выработки знания человек пользуется логикой. Но если эту ло­гику мы используем как инструмент доказательства, то сама логика доказывается не логикой, а чувством. Чтобы дать толчок к мышлению о сверхчувственном, чувство должно стать силой, и такое чувство называ­ется любовью. "Для человека должно стать возможным развить любовь к незнакомому, к сверхчувственному до того, как об этом сверхчувственном он сможет думать".
     Воля также должна проявиться до того, как о сверхчувственном будет помыслено, но она должна раз­вить преданность сверхчувственному. "Когда вы соедините одно с другим, преданность воли неизвест­ному и любовь к нему, то из этого соединения возникнет то, что в истинном смысле слова называется благоговением. ... Так благоговение становится воспитателем души сознательной. Ибо когда душа созна­тельная устремляется к тому, что от нее сокрыто, то также и в обычной жизни можно говорить о благого­вении". Даже к познанию внешних вещей душа сознательная не придет без любви и преданности. Без благо­говения душа проходит мимо вещей. Итак, гнев должен быть преодолен, истина должна пронизывать Я, благоговение должно струиться из Я.
     Через силу благоговения душа чувствует себя мощно привлеченной вечным. Но в настоящей преданности миру человеку также угрожает потеря Я, самости, потеря его в другом. Это может привести к душевному бессилию. Чтобы такого не случилось, необходимо чувство преданности пронизать огнем Я. Это значит, что за пределами внешнего все должно быть освещено мышлением. Мышление, как было сказано, не может идти впереди, но свет мыслей должен тотчас же проникнуть в то, к чему душа обратилась с преданностью". "Иными словами, должна иметься воля к мышлению о том, чему человек предан. Вообще, в тот момент, ког­да преданная воля теряет волю к мышлению, возникает опасность потерять себя; воля, которая с самого начала принципиально отказывается мыслить об объекте ее преданности, ведет к крайности, к устойчивому бессилию человеческой души.
     А может ли любовь, другой элемент человеческого благоговения, постигнуть такая же судьба? В любви должно быть нечто такое, что от человеческого Я излучается к незнакомому. Поэтому в каждый момент Я должно держаться прямо. Я должно хотеть войти во все, чему подобает составлять предмет его благоговения; и оно должно хотеть держаться прямо по отношению ко всему, что объемлется в любви, по отношению к незнакомому, сверхчувственному, вовнестоящему. Чем станет любовь, если Я не сохранит бодрственности вплоть до границы, где мы встречаем незнакомое, если свет мыслей, свет разумного сужде­ния не желает пронизать незнакомое? Такая любовь становится тем, что называется мечтательностью. ... Когда Я, когда душа через чувство хочет объять внешнее, то оно не должно себя умерщвлять: Я посто­янно пребывает в чувстве; но если оно не поддержано мышлением и волей, то в бессилии свергается вниз. И это низвержение Я, его бессознательность ведет к тому, что такая любовь к незнакомому, не имеющая воли к сильному мышлению, приводит к тому, что душа все больше впадает в мечтательность в фантазирование ... в сонливость".
     "Душа, воспитанная в благоговении, свои темные симпатии и антипатии, свои темные чувства удоволь­ствия и неудовольствия просветляет настолько, что их можно назвать чувствами прекрасного, доброго". Темные желания, инстинкты превращаются благоговением в моральные жизненные идеалы. Само благоговение перерастает в переживание всесилия. "Итак, любовь и преданность — истинные водители в незнакомое и воспитатели души из рассудочной в сознательную".59 (1,2,3)

1459. "Жить вместе с вещами — вот что впервые дает чувство прекрасного. А духовная истина вообще недо­стижима без известной меры добра, чувства добра".220 (8)

1475. "Истина пребывает единственно лишь там, где личные интересы, субъективность, эгоизм человека облагорожены т.обр., что человек заинтересован не в одной лишь собственной персоне, но во всем мире. А где человек столь мал, что лишь за счет отрицания своего личного интереса, своей субъективности способен озаботиться большими делами мира, там он живет в величайшей лжи бытия".
     "Всю свою жизнь Фауст не был привязан к временному, поскольку охотился за обманчивым образом веч­ного; в конце жизни он привязывается к временному. Он как будто бы становится таким же, как большинство людей. Он слепнет, однако мотив, в силу которого он привязывается к временному, у него совсем иной, чем у большинства людей. Он распознал бесконечную ценность временного, его вечную ценность. Раньше он полагал, что весь мир существует лишь для него, чтобы удовлетворять его. Поэтому он хочет с помощью магии подня­ться к высшему наслаждению. В конце он обнаруживает, что в деяниях для мира он находит высшее само­удовлетворение. Бессамостность впервые удовлетворяет его взошедшую к наивысшему самость".
     "Когда Бог из любви сотворил мир, то сделал Он это потому, что в своем самоотречении одновременно переживалось божественное наслаждение, божественное самоудовлетворение".
     "Сначала расширьте свою самость до мирового Я, а затем всегда поступайте эгоистично. Будьте как торговка, продающая яйца на базаре. Только заботьтесь не о торговом деле из эгоизма, а о мировом деле из эгоизма!"30 с.429-432

1487. "Ложь, воспринятая сознательно, не так плоха, как ложь, фигурирующая бессознательно, сгибаю­щая человека и варваризирующая его. Ибо если вы рассматриваете ложь, какой она встает в сознании, то каждый раз с засыпанием она вместе с сознанием выходит из физ.и эф. тел и находится во внепространственном и вневременном бытии, когда человек спит без сновидений. И тогда подготавливается все то, что может ложь обратить к добру, если она сидит в сознании. Если же ложь остается в бессознательном, то она остается лежать в кровати с физ. и эф. телами. И тогда в то время, когда человек не заполняет своего физ. и эф. тел, ложь принадлежит космосу, не просто земному, но всему космосу. Тогда она рабо­тает над разрушением космоса и прежде всего над разрушением всего человечества, ибо тогда начинается разрушение в самом человечестве.
     Тому, что здесь угрожает человечеству, противостоит не что иное, как стремление к внутренней исти­не в отношении этих высоких вопросов бытия".201 (13)

1746. "Воспринять истину означает не только воспринять в себя нечто для познания; истины, как таковые, содержат в себе жизненную силу".155 (9)

Характер познания

1762. "Все духовные истины индивидуальны и всегда должны рассматриваться индивидуально; их не най­ти через простую диалектику".157 (3)

1763. Мы должны по-новому смотреть на мир. Скромность и смирение — вот что должно пускать корни и крепнуть в нашей душе, особенно в отношении всего, что говорится о Евангелиях и в самих Евангелиях. Тогда постепенно мы сможем приблизиться к истинам, к мудрости, необходимой для исследования проблемы Христа. Мы должны выработать в себе совсем другие ощущения, чем те, которыми владеют современные люди, всегда готовые судить о чем угодно. Для нас истина многосторонна, и мы учимся развивать ее осторожно.117 (8)

1846. Представим себе душевную жизнь в виде сферы, вратами в которую служат органы чувств. Как бы из средоточия душевной жизни внутри этой сферы восходят вожделения — так это представляется обычному наб­людению — которые затем ведут к любви и ненависти. Но не вожделения следует искать первыми в душе. Они возникают у врат чувств. Во время восприятия внешнего мира у врат чувств вожделения соприкасаются с этим внешним миром и получают от него как бы печать. "В том, что противостоит чувственному переживанию извне, образуется отпечаток, и образовавшееся в собственной душевной жизни как отпечаток — это берется внутрь. Не цвет, не тон берется внутрь, а полученное переживание любви, ненависти, вожделений".
     "Имеются душевные факты, непосредственно доказывающие, что вожделения постоянно че­рез врата чувств выбиваются наружу, воспринимают ли цвет, запах или звук. Такими фактами является внимательность. При обычном глазении на предмет впечатление слабо и не сохраняется в душе. Сила внимания вызывает в душе представление воспоминания".
     "Чувственное впечатление возникает благодаря тому, что способность суждения, как таковая, выключа­ется". В тоне, восприятии цвета, запаха лежат только вожделения, засвидетельствованные вниманием; суж­дения остаются подавленными. Чувственное впечатление и чувственное восприятие — это разные вещи. В чувственные впечатления заложены одни вожделения, проявленные через внимательность. Так что вниматель­ность — это особая форма вожделения. Но когда мы говорим: "это красное", то мы уже высказали суждение.
     Чувственное ощущение есть модификация вожделения. Оно возникает на границе душевной жизни и внешне­го мира, во вратах чувств. Но если сила вожделения не достигает этой границы, а принуждена в себе са­мой отказаться от себя, то возникает ощущение, чувство (рис. 3). "Внутреннее ощуще­ние возникает тогда, когда вожделение не отталкивается непосредственно при соприкосновении с внешним миром, но где-либо внутри души отталкивается самим собой. Т. обр., и чувство с т. зр. душевной субстанции есть вожделение".
     Нетерпение — это поток вожделений в душе, ищущий завершения, оканчивающийся удовлетворе­нием. Сила суждения при этом не действует. В надежде кроме вожделения действует сила сужде­ния, ищущая решения. Но оба элемента здесь находятся в равновесии. Если же стремящееся к удовлетворе­нию вожделение связано с суждением, не способным прийти к решению, то мы переживаем сомнение. И так во всех чувствах находим мы эти два элемента.
     Чтобы воспоминания приходили легче, необходимо представлениям придать нечто от основных элементов душевной жизни: вожделений и суждений. От вожделений мы можем отдать только вожделения. Это мы можем сделать, пронизав представления любовью, а следовательно — и интересом. Кто не способен потерять себя в представлении, тот его легко забудет. С другой стороны, "... представление легче приходит на память, если оно во­спринято через душевную силу суждения, чем просто приложено, добавлено к душевной жизни".
     "Если мы стремимся к мыслительным плодам души, то мы работаем внутри души с материалом, перед кото­рым вынуждена постоянно капитулировать способность вожделений. Вожделения ведь постоянно капитулируют перед могуществом истины. Но когда они это делают вынужденно, то дело не обходится без ущерба для здо­ровья душевной жизни. Постоянное стремление к мыслительной сфере, когда вожделения капитулируют посто­янно, иссушает в конце концов человеческую душу". Хорошо, когда мера суждений удовлетворена мерой удовлетворенных вожделений. А стремление к истине есть долг, необходимость. Способность иметь суждения можно назвать размышлением. Но одно размышление не ведет к решению. Истина лежит вовне, и решение есть сое­динение с истиной Поэтому решение — это чуждый душе элемент. Но и происхождение вожделений также следует искать вне души. Т. обр., и вожделение, и решение вступают в душевную жизнь извне. Внутри же душевной жизни разыгрываются удовлетворение и борьба за истину, идущая до выработки решения. В отношении суждения — мы борцы, в отноше­нии вожделения — потребители. Конец вожделения (удовлетворение) находится в душе, наполняет всю душу. Чувство, как окончание вожделения (удовлетворе­ние), есть лишь один его род. Другой род чувств возникает благодаря тому, что вожделение не удовлетворяется. Вожделение в этом случае действует на душу болезненно, т.к. сохраняется отношение между душой и неким "ничто".
     Возь­мем для примера глаз. В нем вожделение (поперечные линии) и суждение (верти­кальные линии) достигают лишь его границы и целиком совпадают в отношении чувственного впечатления. Вожделение тогда, возвра­щаясь назад, приносит с собой суждение. И это может быть только эстетическое суждение, связанное с искусством, с прекрасным. Возвращается не вожделение произведения искусства, а удовлетворенное суждением вожделение: это прекрасно! Вожделение совпадает с суждением, и решение приходит через добровольную остановку вожделения на границе душевной жизни. Поэтому пережива­ния прекрасного приносят большое удовлетворение. Душа оздоровляется.
     "Поиску истины человек должен отдать себя полностью, тогда обратно он получит истину. Эстетическому суждению, поиску переживания прекрасного мы также отдаемся полностью. ...Но если ... истина приносит нам назад суждение (от границы нашей души), то эстетическое суждение прино­сит нам назад также наше Я, как подарок. В этом состоит особенность эстетической жизни: она содержит истину, т.е. бескорыстие в себе, и в то же время — доказательство внутреннего господина в душевной жизни".115 (7)

1404. "Истинной любви свойственен энтузиазм в истине. Мир пойдет далее только через этот энтузи­азм в истине".197 (11)

1405. "Истина есть нечто сверхчувственное, но действует она непосредственно в голове. Истина как таковая связана непосредственно с деятельностью, с процессами, происходящими в голове. ... Истина за­хватывает непосредственно эфирную часть головы и переносится, как истина, естественно, на физическую часть головы ... Познание, восприятие, истина захватывают человека так, что окружающий его внешний мир — проходя через Я и астр. тело, поскольку они участвуют в головной деятельности, — действует из­вне вплоть до эф. тела. Здесь непосредственно захватывается эф. тело. Но поскольку человек со своим со­знанием не погружается в эф. тело, то истина приходит к нему как нечто готовое. В том и состоит потря­сающее, изумительное в инициации, что человек начинает истину, какой она пульсирует в эф. теле, ощущать как нечто столь же свободное, как в другом случае он ощущает в астр. теле пульсацию в себе морального или прекрасного. ... Человек приходит к более свободной взаимосвязи с истиной, а потому — к более ответственному отношению к ней. Если истина приходит к нам бессознательно, то приходит в готовом ви­де, и мы просто говорим с обычной логикой: это истинно, а то нет. В таком случае человек куда менее ответственен за истину, чем когда он знает, что истина в основе своей столь же зависит от глубоко лежащих чувств симпатии и антипатии, как и моральность и красота, так что он имеет определенную свободу в отношении к истине.
     Здесь заключена опять-таки Мистерия, глубокая субъективная Мистерия, выражающаяся в том, что, при­ближаясь неправильным, недостойным образом к переживанию инициации, человек не приобретает чувства ответственности по отношению к истине ... но даже, напротив, входит глубже в элемент лживости". 170 (4)

"Платоновские добродетели":
мудрость, сердечность, рассудительность, справедливость.
Физическое, эфирное, астральное и Я.
Душа сознательная

1409. Платон говорит о четырех добродетелях: о мудрости, сердечности (в смысле твердости духа — Starkmut, способности, дельности, содержащей в себе сердечную силу, т.е. душевной способности),о рассудительности и справедливости. Им в человеке соответствуют: Я, астр. тело, эф. тело и физ. тело. Через эти четыре добродетели моральные импульсы распространяются в человеческой ауре (см.рис.1).
     "При эстетическом переживании можно заметить, что человек живет более в окружении головы, а в голове он более захвачен своим астр. телом (рис.2).

     Я — зеленое (мудрость),
     астр. тело — желтое (сердечность),
     эф. тело — фиолетовое (рассудительность),
     физ. тело — красное (справедливость).

     Истина струится в эфирную часть головы, где рождаются мысли. "Когда мы постигаем истину, то вначале она действует вовне, в ауре (это видят после посвящения), через Я и астр. тело, и лишь затем в эф. теле головы, а грудная часть здесь переживается как физ. тело". Если мы хотим почувство­вать истину, то она должна из­лучиться в грудную часть. Так спиритуальное переживается как моральное (рис.3).

Через сферу морали, эстети­ческую сферу и сферу мудрости мы связаны с силами духовного мира. В физ. теле через мозг мы связаны с элементарными сущест­вами, принадлежащими сфере муд­рости. При эстетическом способе рассмотрения (рис.2) нашу голо­ву непосредственно окружают элементарные существа: эльфы, домовые и т.д. Далее (рис.3) нас окружают духовные существа, принадлежащие астральной сфере.170 (5)

466. "На вопрос: кому мы обязаны Мистерией Голгофы? — можно ответить: Иуде. Ибо не предай Иуда Христа Иисуса, и Мистерия Голгофы не состоялась бы. ... И тем не менее нет нужды быть благодарным Иуде и считать его как бы основателем Христианства! Повсюду, где человек восходит в высшие сферы, он должен считаться с живыми, а не с мeртвыми истинами. Живая истина несeт в себе и свой противообраз, как в физическом бытии жизнь несeт в себе смерть. ... И прекраснейшие импульсы развития нашей эпохи могут дать побуждение превратиться в свою противоположность. И как верно это для человеческого организма, так верно и для социальной жизни". 174(14)

1042а. Тогда, в апреле 1919 г. в докладах о социальной трехчленности, я часто заканчивал, говоря: “...изложенное должно быть как можно скорее переведено в действительность, ибо очень скоро станет уже поздно...” Тогда было время, когда враги еще не успели нарастить силу, еще не стали сильной властью. “А потом в Средней Европе поднялись ужасные волны реакции, более сильные, чем думают, и к ним следует относиться со всей серьезностью. Социальную трехчленность, как принцип, это не затронуло — он сохраняется, — но то, как его хотели осуществить тогда, стало больше неосуществимым. Когда мыслят из реального времени, то мыслят для времени, а не желая принимать этого во внимание, остаются с одними лишь абстракциями. Сейчас мы находимся в такой точке, где нужно искать новые формы, чтобы выбраться из хаоса. Уже нельзя с прежними формулировками выступать перед миром, представляя трехчленность. Что сегодня особенно необходимо, является безусловно важным, что вновь может вывести к свету — сколь неудобным бы это ни было, — это извлечение на свет божий всего мира неистинного, которое пронизывает нашу духовную жизнь. Нам необходимо однажды извлечь из мрака то, что стало неистинностью в духовной жизни. Такова негативная сторона дела. Позитивная же состоит в следующем: нам нужно теперь как можно скорее осуществить одну часть трехчленности, прийти к освобождению духовной области. Нужно меньше заниматься абстрактной трехчленностью, ибо вы уже не можете в той форме, в которой было начато в 1919 г., пытаться осуществлять трехчленность, — сегодня враждебность стала слишком сильной. Лишь в познании того, что составляет власть времени, может уберечь нас от скатывания к нулю, уберечь — в шпенглеровском смысле — от заката. Вам необходимо добиваться конституирования свободной духовной жизни.
     Политэкономы, экономисты до того одурманены, оглушены в своих воззрениях, что нечего и надеяться на понимание ими трехчленности... Остается лишь надеяться, что удастся собрать хотя бы последние остатки духовных импульсов, чтобы попытаться освободить духовную жизнь в религиозной области, в области искусства и в области науки. Ведь это три “подформы”, поскольку каждый из трех членов состоит из трех составляющих его областей. Духовная составляющая социальной трехчленности включает в себя сферу религии, науки и искусства. Если бы удалось освободить духовную жизнь, то, возможно, само собой, скорее, чем мы думаем, исходя из явленного примера (прообраза) свободной и освобождающейся духовной жизни, в людях проявилось бы понимание равенства в государственной жизни и братства — в хозяйственной. Итак, ближайшей задачей является работа изо всех сил над обособлением одного члена. ...
     Если бы удалось спасти духовную жизнь, то была бы спасена цивилизация. Но сегодня необходимо снова осознать изменение времени. Поймите меня правильно, я не говорю об упразднении трехчленности, но как занимались ею тогда (в 1919 г.), пытаясь конституировать три равноправно сосуществующих члена, — такое ныне больше невозможно. Сегодня нужно спасать то, что еще можно спасти, а именно то, что содержится в человеческих душах”. 342, с. 202-206

IX. КУЛИСЫ СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ СОВРЕМЕННОСТИ

1104. "Требование состоит в том, чтобы, когда с такой интенсивностью высказывается истина, обращалось бы внимание и на способ выражения". "Должен заметить: если где-либо то, что я здесь рассматриваю в ответ на многочисленные желания, будет названо "политическими лекциями", то я буду вынужден рассматривать это как совершенно личные выпады против меня". 174(17)

     25. "Ни одна религия не стоит выше истины". 284, с.159

     227. "Что живет на других мировых телах — это повсюду представляет собой внутренние, преобразованные материальные процессы. Живущее в соответствующих высших существах как материальные процессы — это мы видим в телескопы, направляя их на звезды. ... Если звезда направит телескоп на Землю, то она заглянет вам в желудок, в сердце и т.д. ...Поскольку человек среди различных царств на Земле принадлежит к наивысшему, то извне видно то, что происходит внутри человеческой головы. И то, что с отдаленных звезд можно было бы увидеть на Земле, это, будучи внутренне освещено сознанием, переживается человеком как мистика. ... таковы ... неудобные истины Порога: это является именно мистикой, что мы познаем как земную материю. Даже рассматривая внешний мир, мы познаем не просто земные силы".
     "Переживающий внешний мир восприятий, что он имеет? — Он имеет просто истину, но никакой науки. А переживающий внутренне, абстрактно-мистически имеет просто науку, но никакой истины; ибо он заблуждается относительно основного феномена внутреннего, поскольку внутренние переживания являются пламенем материальных процессов. Ищущий во внешнем мире просто материальность интерпретирует мир в ариманическом смысле; а ищущий во внутреннем истину, ищущий во внутреннем истину абстрактно-мистическим образом интерпретирует ее люциферически. Искомое же антропософски ориентированной Духовной наукой представляет собой равновесие между этими двумя интерпретациями, является сплетением истины и науки. Мы .должны истину искать на одном полюсе, а науку — на другом и осознавать, как здесь поляризована живая действительность, когда мы истину пронизываем наукой, а науку — истиной. Тогда познание является деянием".
     "Рассматривая все звездное небо, формы облаков, содержание трех царств: минерального, растительного, животного, — а также и четвертого, человеческого царства, во всем, что мы воспринимаем как подступающее к нам, мы не должны искать какой-либо материи! Вообще все такие явления, феномены представляют собой подобие, например, радуги, хотя и выступают грубее радуги. ... Также, взяв в руки кристалл кварца — радугу мы взять в руку не можем, — несмотря на то, что органы чувств говорят нам об нем, мы все же должны говорить о кристалле как о феномене, нам не следует выдумывать какую-то материальную реальность, безразлично, что при этом представляет себе окольным путем природное воззрение. ... все это идет из другой реальности, которой мы не постигнем, не представляя ее себе духовно. Это ощущение мы должны развить: не искать материи во внешнем мире!
     При этом особенно искажают цель антропософского развития те, кто пренебрегают внешней материальностью, говоря: Ах, все это, воспринимаемое внешне, является лишь материей, над ней необходимо возвышаться! — Это, прямо говоря, ложно. Именно воспринимаемое внешне не является материальным, в этом мы не должны искать никакой материи".
     "Тот, кто считает, что сделал все, говоря: Ложно внутри мира восприятий искать материю, —тот еще не находится в антропософски ориентированной Духовной науке. Ибо одна лишь поправка теоретического воззрения еще не есть Духовная наука. Духовная наука должна познание брать как деяние, Духовная наука должна быть познанием, пронизанным волей, должна, т.обр., входить в реальность уже тогда, когда дает свои определения, свои пояснения. А это дело неудобное". 197 (6)

     298. Дарвин утверждает: Совершенные существа произошли от несовершенных. Шеллинг же, наоборот, говорит: Несовершенные существа произошли от совершенных. Дело же заключается в том, что они оба правы, но с разных точек зрения. Когда перед нами духовный процесс, то несовершенное происходит от совершенного; когда же физический — то совершенное происходит от несовершенного.
     Весь мир выдрессирован т.обр., чтобы воспринимать одностороннюю истину". 186 (6)

     552. "Толстой не признает самоцели искусства. Люди должны понимать друг друга, любить и помогать друг другу; и в этом для него цель всякой культуры. Искусство должно быть лишь средством для осуществления той высокой цели. ... Оно должно ощущения и чувства передавать от человека к человеку, как слово делает это в отношении опыта и мыслей. ... Я думаю, что Толстой упускает из виду каково происхождение искусства. Для художника дело прежде всего заключается не в сообщении". Видя явление или человека, я испытываю побуждение в духе создать его образ. Моя фантазия делает это, сообразуясь с моими склонностями. Я пользуюсь какими-то средствами сообразно моим способностям. Моя фантазия толкает меня к образу, который я изображаю. Художник желает создать нечто новое из себя в дополнение к тому, что проникает в него извне. Поэтому он и художник. Если говорить о действии искусства на культуру, то Толстой, может быть, и прав. "Но правомерность искусства как такового независима от его действия и должна искаться в первоначальных потребностях человеческой природы".
     Фантазия. "Она творит не вслед за природой, но наравне с природной истиной более высокую художественную истину". Природную истину выражают лишь те, кому не хватает фантазии. Требуют природной истины в произведении искусства те, кому не хватает эстетической культуры. "Они знают лишь то истинное, которое они переживают ежедневно. И когда они стоят перед произведением искусства, то спрашивают: согласуется ли оно с тем, что мы знаем как истину? Человек с эстетической культурой знает иное истинное, чем всеобщедействительное. И он имеет это другое истинное в искусстве". 30, с. 373, 376

     169. "Помимо семи... не может быть других мировоззренческих душевных строев, а только переходы от одного к другому. ... (они) являются духовным коррелятом того, что внешне в мире составляет соотношение между знаком Зодиака и планетами". "Один человек имеет свое Солнце — в духовном смысле — в Близнецах, а своего Юпитера во Льве. — Это Вундт. И все особенности, которые выступают в философских сочинениях Вундта, можно понять, если проникнуть в тайну его особой душевной конфигурации".
     "Особенно благоприятно, если кто-либо в действительности пережил различные душевные строи ... пережил в виде упражнений, так что может представить их себе, может как бы сразу поставить все эти душевные строи в созвездие феноменализма, в Деву. Тогда перед ним реально выступает как бы в феноменах, с совершенно исключительной грандиозностью то, что удивительным образом может раскрыть ему содержание мировоззрений.
     "Все мировоззрения, все их комбинации ...выступают трояко. Они могут быть, во-первых, теистичными, когда то, что выступает в душе как тон, я должен назвать "теизмом". Но они могут быть таковы, что в противоположность теизму мы должны соответственный душевный тон назвать "интуитивизмом". Теизм возникает, когда в поисках своего Бога человек держится всего внешнего, если он ищет своего Бога во внешнем. Древнееврейский монотеизм был по преимуществу теистическим мировоззрением. Интуитивизм возникает преимущественно при помощи того, что интуитивно вспыхивает в его внутреннем. ...Третий тон — это натурализм.
     Эти три "душевных тона" также имеют отпечаток во внешнем мире космоса, при этом в человеческой душе они относятся друг к другу именно так, как Солнце, Луна и Земля. Теизм соответствует Солнцу — Солнце понимается в данном случае как неподвижная звезда; интуитивизм — Луне, а натурализм — Земле. ...Когда я смотрю на мир, то мне открывается Бог, наполняющий его. Земной человек, который выпрямляется, когда попадает под солнечные лучи, является теистом. Человек, который останавливается на отдельных явлениях природы ... смотрит только на то, что Солнце производит на Земле, такой человек — натуралист. Тот же, кто ищет лучшее, давая ему раскрыться в соответствии со своей интуицией, подобен интуитивно творящему поэту, воспевающему Луну и побуждаемому в своей душе влиянием серебристого, мягкого лунного света".
     "...есть еще одна особенность. Она, правда, покоится на одном только элементе, когда в отношении всего мировоззрения человек придерживается всецело лишь того, что может узнать вокруг себя или в себе самом. Это антропоморфизм.
     Он соответствует Земле, когда ее рассматривают как таковую, отвлекаясь от того, окружена ли она Солнцем или. Луной, или чем-либо иным. ...и в отношении мировоззрений мы можем не обращать внимания ни на что, кроме того, что мы как люди находим в себе. Тогда возникает столь распространенный в мире антропоморфизм. Если же выйти за пределы того, чем является человек, подобно тому, как для объяснения облика Земли необходимо выйти к Солнцу и Луне, чего не делает современная наука, то приходишь к необходимости признать троякое, существующее правомерно одно наряду с другим: теизм, интуитивизм и натурализм. Потому что истина отвечает не пребыванию в одном из этих тонов, а напротив — в их совместном звучании. И так же, как наша узкая телесность вновь включается вместе с Солнцем, Луной и Землей (в связь) с семью планетами, так и антропоморфизм... включается в то, что может совместно звучать из теизма, интуитивизма и натурализма, а оно, в свою очередь, — в то, что может совместно звучать из семи душевных строев. А эти семь душевных строев нюансируются в соответствии с 12-ю знаками Зодиака.
     Вы видите, что уже по наименованию, но именно только по наименованию, истинным является не одно мировоззрение, а правомерны 12+7+3+1=23 мировоззрения. ...Все же отдельное может возникнуть благодаря тому, что соответствующие планеты проходят через 12 созвездий Зодиака". 151(3)

Сократ

     221. "Если о софистах можно сказать, что они привели дух Греции к опасному подводному камню, выражающемуся в словах "Познай самого себя", то в Сократе мы должны признать такую личность, которая в высокой степени совершенства выразила этот дух.. Сократ родился в Афинах в 470 г. и был в 400 г. до Р. X. приговорен к смерти через отравление. Исторически Сократ встает перед исследователем из двух источников. Во-первых, — в образе, данном его великим учеником Платоном. Платон излагает свое мировоззрение в форме диалогов. И Сократ выступает в этих "диалогах" как учитель. Он является здесь как "мудрец", своим духовным водительством приведший окружающих к высоким ступеням познания. Второй образ дан Ксенофоном в его воспоминаниях о Сократе. Оба они взаимно дополняют друг друга. ... Обращая свой взор на Сократа, Платон приводит не такое учение, которое "устанавливается" размышлением, а дает высказаться в истинном смысле развитому человеку и наблюдает, что он выражает как истину. Таким образом, то, как Платон относится к Сократу, становится выражением того, чем является человек в своем отношении к миру. Значительно не только то, что Платон сказал о Сократе, но и то, как он в своем творчестве писателя выставил Сократа в мире греческой духовной жизни.
     С рождением мысли человек был обращен на свою "душу". Теперь возникает вопрос: что говорит эта душа, когда она поднимает свой голос и выражает то, что в нее вложили мировые силы? И из того отношения, в которое Платон становится к Сократу, получается ответ: в душе мировой разум говорит то, что он хочет сказать человеку. Этим обосновывается доверие к откровениям человеческой души, поскольку она развивает в себе мысль. Под знаком этого доверия встает образ Сократа. ... Мировой разум изливает свой свет в жизнь мысли без особых приемов. Сократ ощущал: в мыслящей душе живет сила, которую ищут в "местах оракулов". Он ощущал в себе "демона", духовную силу, которая управляет душой. Сократ хотел сказать: душа, нашедшая себя в жизни мысли, может почувствовать, что она в себе общается с мировым разумом. Это есть выражение оценки того, чем являются для души переживания мысли.
     Под влиянием этого воззрения проливается особый свет на добродетель. Ценя мысль, Сократ должен предположить, что истинная добродетель человеческой жизни открывается жизни мысли. Истинная добродетель должна быть найдена в жизни мысли, ибо жизнь мысли определяет ценность человека. "Истине можно научиться", — так большей частью выражает Сократ свое представление. Ей можно научиться, ибо ею должен обладать тот, кто действительно постигает жизнь мысли. И то, что Сократ говорит о добродетели, имеет целью обосновать доверие в душе, познающей себя в переживании мысли. Правильной мысли о добродетели следует доверять больше, чем всем другим мотивам. Добродетель делает человека ценным, когда он переживает ее в мысли". 18(2)

     278. "Внешне это выглядит так, будто бы Альбертус Магнус и Фома Аквинский хотели в некотором роде диалектически соединить августинизм с аристотелизмом. Один был носителем церковных идей, другой — философских. Но значение их простирается до наших дней".
     "Что для древних было созерцанием, что древним как реальность представало в духовном мире, для схоластики стало чем-то таким, о чем должна была решать вся та острота мышления, вся та пластичность и тонкость логики, о которой я говорил. Это увлекло проблему, прежде снимавшуюся созерцанием, в сферу мышления, в сферу рацио. В этом суть томизма, в этом суть альбертизма, суть высокой схоластики. ... Все проблемы она видит перед собой прежде всего в рациональном облике, в логическом облике, в облике, какой должно постигать мышление".
     "Другое и важное, перед чем стояла схоластика, было учение о двойной истине. Оба мыслителя, и Августин, и Фома, придавали этому особое значение: содержание веры привести в созвучие с содержанием разума, не искать никакого противоречия" между ними. Одно не должно противоречить другому. Это было радикализмом для того времени. Задававшие тон отцы церкви считали, что человек просто должен жить с двумя видами истины. И так, собственно, мы живем и поныне. Для Фомы логика позволяет подняться до определенного предела, далее можно идти с содержанием веры. Одно стоит рядом с другим без противоречия. Но истина двояка, потому что человек вплоть до внутреннейшего своей души подпал греху. 74(2)

     646. "Для нас интуиция есть непосредственное пребывание внутри истины, проникновение в нее, которое дает нам все, что вообще имеет какое-либо значение по отношению к ней. Истина всецело содержится в том, что дано нам в нашем интуитивном суждении. Здесь совершенно нет того, что характерно для веры, в которой нам дается уже готовая истина, а не ее основание. И в этой истине отсутствует исчерпывающее понимание самой вещи. Добытое путем интуиции постижение совершенно так же научно, как и доказываемое". 2(16)