1117. "Как только встают вопросы оккультизма, так тут же углубляется карма, на поверхности начинают играть силы, остающиеся в ином случае скрытыми".158 (10)

     494. "Имеются прежде всего такие души, которые с внутренней силой и интенсивностью занимаются Ан­тропософией. Эта интенсивность, конечно, не у всех ведь одинаковая, но существуют души, которые с бо­льшой внутренней интенсивностью подходят к занятиям Антропософией. Без всяких побочных отклонений, по самой прямой линии они направляются к Антропософии и вливаются в какую-либо из ее областей.
     Имеется определенное число душ, которые подошли к такому космически-мировому направлению внутри себя на том основании, что с особой силой ощущали в прошлых столетиях, когда они проходили через свою прошлую земную жизнь, что Христианство подошло к определенному поворотному пункту. Они жили в эпоху, когда Христианство преимущественно было подведено к тому, чтобы переходить в более или менее инстинк­тивные человеческие чувства, когда Христианство принималось хотя с несомненностью, но с инстинктив­ной несомненностью, когда души не ставили вопроса: почему я христианин? ... И что там, я бы сказал, жило бессознательно, что входило, в обход головы, в отправления организма, что тогда жило во многих отношениях как благочестивое Христианство, но как Христианство, не пришедшее к ясности относительно себя самого, это ставило перед такими людьми требование — ибо, что в одной жизни возникает бессозна­тельно, то в следующей земной жизни встает на ступень сознательного — выдвинуть вопрос: почему мы христиане?
     А это повело к тому — сегодня я только ввожу в эти вещи, — что такие души также и в жизни между сме­ртью и новым рождением, преимущественно в первой половине XIX в., имели в духовном мире определенную связь. В первой половине XIX в. в духовном мире существовало объединение душ, которые из Христианст­ва, пережитого ими на Земле, извлекли в духовном мире следствия, извлекли их в блеске и всеобъемлющем сознании, во всеобъемлющем откровении духовного мира. Именно в первой половине XIX в. существовали души в жизни между смертью и новым рождением, которые тяготели к тому, чтобы перенести в космические имагинации то, что они чувствовали в предыдущей христианской жизни. И как раз то, что я здесь однаж­ды описывал как культ, разыгралось тогда в сверхчувственном. И большое число душ было собрано в той совместно сотканной космической имагинации, в могучих образах будущего бытия, и это в измененном облике должно было затем искаться во время предстоящего земного бытия.
     Но в это было вплетено все то, что как трудные внутренние войны, которые были значительно труднее, чем обычно думают, разыгрывалось между VII и ХIII-ХIV христианским столетием. Души тех людей, которых я имею здесь в виду, именно в то время проделали довольно много. И все, что они тогда проделали, они воткали в те мощные космические имагинации, которые в первой половине XIX в. были сотканы сообществом большого числа душ.
     Все, что было здесь соткано в космические имагинации, это, с одной стороны, пронизывалось игрой чего-то такого, что я могу назвать не иначе, как родом тоскливого, полного ожидания чувства. Все образование тех мощных имагинаций переживались описываемыми душами так, что в них, в развоплощенных душах, об­разовывались сгущенные, но из многообразных отдельностей сгущенные чувства. Их чувства можно описать примерно следующим образом: в последнем земном бытии там, внизу, в нас была склонность к переживанию Христа. Мы глубоко ощущали тайну, которую традиция сохранила для христиан, — тайну святого свершения, которое имело место в Палестине в начале христианского летоисчисления. Не стоял ли Он, Христос, во всей Своей славе, во всем блеске перед нашими душами? — Этот вопрос вставал из душ. Они говорили: раз­ве не узнали мы после нашей смерти, что Христос из космических высот, как солнечное Существо, низошел на Землю? Разве мы не переживали Его, как Солнечное Существо? Его больше здесь нет: Он соединился с Землей; здесь существует лишь некое космическое воспоминание. Мы снова должны найти путь к Земле, чтобы перед нашей душой встал Христос. — Тоска по Христу сопровождала эти души на пути из доземного бытия в земное бытие.
     С увлекающей интенсивностью переживается это тем, кто может духовным взором наблюдать свершение в развоплощенных и невоплощенных людях в XIX и XX столетиях. Сюда примешиваются еще иные многообразные впечатления. Ибо души, которые теперь снова являются на Земле, они прошли в своем ощущении Христа все то, что разыгралось между теми, кто стремился к Христианству, и теми, кто еще пребывал в представле­ниях древнего язычества, как это часто имело место в столетия, на которые я указывал. Именно по этой причине в душах осталось многое из того, что вызывает в них возможность, с одной стороны, подпасть искушениям Люцифера, а с другой — Аримана. И в карму Люцифер и Ариман воткались так же, как и добрые боги. Мы ведь это уже видели.
     И как все это воткано в то, что сегодня разыгрывается как кармические следствия, — это следует изучить вплоть до отдельностей, чтобы исследовать действительно духовные подосновы антропософского стремления. И когда Рождественское Собрание принимается серьезно, то оно становится тем моментом, в котором с определенных вещей должен быть сдернут покров. Но только вещи должны быть взяты с необходи­мой серьезностью". (Далее в лекции исследуется карма одного человека — имя его не называется, — кото­рый из ревностного сторонника Антропософии стал ее врагом, анализируются кармические причины такого превращения.) 237 (3)

     495. "Это, естественно, взято лишь в общем и целом, но в антропософском Движении имеются две группы людей... Мы различаем одну группу, которая стоит к Христианству в таком отношении, что ее члены особенно близко к сердцу принимают принадлежность к Христианству и в их сердце есть страстное желание антропософами в истинном смысле этого слова — как они это понимают — называться как христиане. Для этой группы истинным утешением служит возможность в полной мере сказать: антропософское Движение представляет собой такое движение, которое признает импульс Христа и несет Его в себе. И если бы этого не было, то эта группа испытывала бы угрызения совести.
     Другая группа, прежде всего в (общих) проявлениях отдельных составляющих ее личностей, является не менее честно христианской. Но в этой группе удовлетворение получают прежде всего от антропософской космологии, от развития Земли из других планетарных форм; находят удовлетворение в том, что Антропосо­фия может сказать о человеке в целом и исходя из этого совершенно естественно приводит к Христианству; но при этом здесь нет в той же мере внутренней сердечной потребности непременно ставить Христа в сере­дину. Как говорится, эти вещи более играют в подсознательном. Кто упражняется в душевном наблюдении, тот вплоть до деталей правильным образом может судить, какого рода индивидуальность перед ним". Предпо­сылки для подобной группировки возникли в далеком прошлом. Из "Очерка Тайноведения" вы знаете, что в определенное время души покидали Землю и обитали на других планетах, а в Лемурийскую и Атлантическую эпохи они вернулись назад. "Среди этих душ было много таких, которые через очень старую карму склоня­лись к потоку, который затем стал христианским. ...
     Души, конечно, приходили в разное время, и были среди них такие, которые сравнительно рано сошли на Землю, в первые времена атлантического развития. Но были и такие, которые долго пребывали на плане­тах, прежде чем сойти на Землю. Это души, у которых, если мы пойдем назад от настоящей инкарнации, мы придем, вероятно, к христианской инкарнации, затем к дохристианской инкарнации и т.д.; а затем срав­нительно скоро мы у них больше не найдем инкарнаций — их путь уйдет к планетарному, этих душ затем не окажется в земных инкарнациях. У других душ, которые также вошли в Христианство, дело обстоит так, что можно далеко идти назад и найдешь множество инкарнаций. После многих дохристианских инкарнаций, атла­нтических инкарнаций, эти души погрузились в христианский поток. ...Для душ, ныне пришедших к Антропосо­фии, особенно важна — независимо от того, была ли еще промежуточная инкарнация или нет — та инкарнация ... которая у одних падает на III, VI, V христианское столетие, а у других — на VII,VIII столетие..."
     "И именно те души, которые в их древнем исповедании чувствовали себя примыкающими к Солнечному ора­кулу, они уже в атлантическое время почитали Христа, но почитая Христа, они смотрели на Солнце; эти души, как говорит Августин, еще до того, как Христианство было основано на Земле, были, в некотором роде, солнечными христианами. И они из всей их духовности никак не могли найти правильного отношения к тому, что Христос был Солнечным героем. Поэтому они предпочли укрепиться в том, что без этой интерпретации, без этой христологической космологии рассматривает все же Христа как Бога, но как такого Бога, который пришел неизвестно откуда и соединился с телом Иисуса. И в силу этих предпосылок они просто приняли то, что рассказано в Евангелиях. Они больше не могли обращать взор в космические миры, чтобы понять Существо Христа, и это было по той причине, что они познавали Христа во внеземных мирах. Поскольку им также и земные Мистерии, Солнечный оракул говорил о Христе как о солнеч­ном Существе, то они не могли прийти к воззрению, что этот внеземной Христос стал дейст­вительно земным существом. ... Эти христиане в посмертном состоянии оказались в положении, которое подобно тому, когда один человек хорошо знает имя другого, может быть, слышал много рассказов о нем, но самого его никогда не встречал. ... в посмертном состоянии эти души спросили себя: так где же пребывает Христос? Мы теперь находимся в существе Солнца, здесь мы всегда находили Его, а теперь мы Его не находим! — Что Он находится на Земле, этого они не могли взять с собой в своих мыслях и чувствах, которые остались с ними, когда они прошли врата смерти. После смерти они оказались в большой неопре­деленности, неизвестности относительно Христа. Эту неопределенность они переживали во многих отношени­ях, и благодаря ей — если даже там были еще промежуточные инкарнации — они легко склонялись к тому, чтобы примкнуть к различным группам людей, которые в истории Европы описаны как разного рода еретичес­кие сообщества". Эти души в первой половине XIX в. переживали совместно в духовном мире описанные выше имагинации. "Тогда имел место род сверхчувственного культа, состоявшего в мощных имагинациях, в кото­рых солнечная тайна Христа предстала этим душам, их духовному взору".
     "Они принесли с собой некоего рода тоску — конечно в подсознательном — также и по космологии и т.п., страстное желание смотреть на мир в антропософском смысле. Но воспламененность души Христом особенно сильна в них, и поэтому они ощутили бы укоры совести, если бы Антропософия, тягу к которой они почувствовали еще в доземном бытии, не была пронизана Импульсом Христа. Такова одна группа, если го­ворить в общем и целом, естественно.
     Другая группа жила иначе. Другая группа, вступив в настоящую инкарнацию, я бы сказал, не имела той усталости от язычества, к которой пришли души из первой группы. По сравнению с первыми, вторые были сравнительно мало на Земле, имели мало инкарнаций. И в этих немногих инкарнациях они наполнили себя теми мощными импульсами, которые можно было получить, находясь в очень живой связи с множеством языче­ских богов в течение многих инкарнаций, когда эта связь продолжает сильно действовать и в позднейших инкарнациях. Т.обр., эти души в первые христианские столетия еще не были усталыми от древнего язычест­ва, в них продолжали сильно действовать древние языческие импульсы, и тем не менее, хотя и медленно, они прорабатывались от язычества к Христианству. Эти души восприняли тогда Христианство интеллектом, пронизанным до некоторой степени душой, и много размышляли о Христианстве. Но не думайте, что это было обученное мышление, это могли быть сравнительно простые люди в простых жизненных отношениях, но они много думали. ...
     Именно те индивидуальности ... которые на стороне Христианства бились против язычес­тва, принадлежали к душам, несшим в себе, собственно говоря, еще много языческого, много языческих импульсов и ждавшим, когда они смогут стать истинными христианами. Когда эти души прошли через врата смерти и в духовном мире прожили жизнь от смерти до нового рождения, а затем во время, о котором я го­ворил — в первой половине XIX в. или чуть раньше, — пришли к той потрясающей победной имагинации, то в ней они увидели чистые импульсы для своей работы, своей деятельности. Они восприняли эти импульсы некоторым образом в свою волю. И можно сказать: если посмотреть оккультным взглядом на то, что такие души несут именно в своей воле, то как раз сегодня в их воле виден многократный отпечаток тех потрясающих имагинаций.
     Но когда души с такой конституцией вступили в земную жизнь, то у них прежде всего имелась потребность то, что в доземном бытии переживалось как служащее мерилом в работе кармы, также и здесь переживать в том роде, в каком это может быть пережито на Земле. Для первого рода душ, для первой группы духовная жизнь в первой половине XIX в. протекала так, что они из глубокой тоски почувствова­ли тягу стать участниками того сверхчувственного культа. Но при этом, я бы сказал, они пришли в некий род туманного настроения, так что при нисхождении на Землю осталось лишь темное воспоминание, с которым затем, конечно разумным образом, смогла соединиться превратившаяся в земное Антропософия. Зато вторая группа, как бы снова собралась вместе под действием принятого прежде решения, принятого теми душами, которые не устали от язычества и которые ждали, когда они смогут стать истинными христианами в ходе надлежащего развития. Это было как бы воспоминанием о решении, принятом в первой половине ХIХ в.: все то, что там вставало в могучих образах, снести вниз на Землю, преобразовать в земные формы. Когда мы смотрим на многих антропософов, которые прежде всего несут в себе импульс деятельно участвовать в антропософской работе, то именно среди них мы находим души второго рода. Оба эти типа душ очень явственно отличаются друг от друга".
     "Переходный тип от одной группы к другой представляют собой те — личное здесь, естественно, исключается, — кто, собственно, не могут ничего иного, как привычки, обыкновения, впечатления антропософской жизни вносить в антропософское Движение, которые совсем не склонны антропософское Движение принимать особенно всерьез; для них также характерно то, что в антропософском Движении они много ру­гают антропософов. Именно среди тех, которые много ругают отношения в самом антропософском Движении, ругаются по мелочам, ругают отдельных людей, встречается переходный тип, где одно переливается в другое. Но ни один из двух импульсов здесь не действует с особой интенсивностью". 237 (4)

     532б. "Все есть майя, иллюзия. Однако необычайно трудно перестроить всю жизнь в смысле этого изречения. И это хорошо. Душа не выносит мгновенных перемен".
     "Необходимо нести в себе полное доверие к тому, что все доброе на Земле, все позитивное победит в конце концов; должно победить".
     От эзотерических упражнений должна убывать безлюбовность и возрастать тонкая логичность.
     "К каждому эзотерически стремящемуся приходят трудности, тяжелые часы; тогда хорошо иметь на что опереться. Опору мы можем найти в Новом Завете. Для всякого случая, для всякого положения можно в нем найти совет, опору при любой слабости; ее только нужно искать". А если мы ее не находим, то это зависит от нас.
     "Пока человек воплощен на Земле, он не в состоянии совершенно преодолеть себялюбие".
     "Как эзотерики мы должны требовать от себя невозможного и стремиться к невозможному. ... стать неэгоистичными также означает невозможное".
     "Плохим был бы эзотерик, постоянно ведущий разговоры о своих трудностях, физических недомоганиях, каждый день отчитывающийся обо всех больших и маленьких мучениях, которые ему приходится терпеть. Кто желает идти вперед, должен развивать в себе силу не заниматься постоянно лечением своих недугов с помощью разных лекарств и курортов, но он должен понять, что все это принадлежит к его эзотерическому развитию, при котором подвергается преобразованию все существо человека". 266-2, с.223
     "Эзотерик делает свое тело намного чувствительнее. Поэтому во всех трудностях, недугах он должен видеть предупреждение, посылаемое ему богами, говорящее о том, что что-то не в порядке"...
     Эзотерик должен запретить себе говорить: "я ничего не могу поделать. — Этим отрицается карма, но она все-таки настоит на своем".
     Тройная любовь: к истине, к жизни и к творчеству. Любовь к жизни невозможна без любви к другому человеку. 266-2, с. 465

Эзотерика самопознания

     638а. "В нас всегда сидит склонность казаться лучше, чем мы есть на самом деле. Или, когда дело касается нашего благополучия, вместо того, чтобы защищать истину, мы ее замалчиваем, затушевываем. Все это, конечно, действует разрушительно на мировое свершение и уничтожающим образом отражается на самом человеке. Действие подобной неистинности отражается на нашем астр. теле, потом на эфирном, на той его части, которую составляет световой эфир". Далее это достигает нервной системы.
     Люциферические существа, действующие в данном случае, имеют облик, подобный человеку, порой выглядят как голова с вороньими крыльями. Их предводитель — Азазель. "Кто склонен к неправдивости, часто испытывает в горле давящее, царапающее ощущение; возникает также чувство, словно кто-то сдавливает щипцами, терзает тысячами рук".
     "Люциферические силы по-разному действуют на эзотерика и экзотерика. У последнего, например, Азазель и его воинства постоянно вызывают лишь нужное действие, они не вредят его здоровью, а в некотором роде действуют завершающе. От эзотерического ученика требуется, чтобы он постоянно осознавал полную ответственность по отношению к себе и миру. Поэтому притупленный эзотерик нередко при пробуждении утром имеет чувство, будто бы он тонет, захлебывается; это чувство тем сильнее, чем больше в течение дня он предается обычной жизни чувств". 266-2, с. 130-131
     "При правильном самопознании, в случае, если мы прозреваем собственное несовершенство, свои недостатки, пороки, нас пронизывает чувство ледяного холода, тогда как все аффекты, чувство удовлетворенности, в противоположность самопознанию, выражаются в переживании тепла. Самаэль является водителем люциферических существ, действующих в этом холоде... Они имеют разный вид; чаще всего они являются в ясновидении человекоподобными".
     "Среди каббалистических имен их водитель известен как Самаэль".
     "Самаэль... есть существо, принадлежащее к саламандрам". Действие существ этого рода на человека — полезное. 266-2, с. 240, 243, 244
     "Удовлетворение эгоизма, аффекты, страсти сидят непосредственно в эф. теле, в тепловом эфире, и оттуда воздействуют на кровь, разогревая ее. Лишь отвращение к себе может при правильном самопознании действовать охлаждающе. Самопознание — всегда борьба. ...
     Привычка к неискренности сидит в световом эфире, т.е. тоже в части эфирного тела, и окольным путем, через астр. тело действует на нервную систему. ...
     Третий враг — духовное отупение, потеря всякого интереса к духовным фактам (а также безразличие к мировым событиям); оно сидит в химическом эфире, действует от Я, через астр. тело на соки. ... Наихудшее для эзотерика — удовлетворенность собой"... Действующих тут существ ведет Азаэль. 266-2, с. 248-249
     Часто, медитируя, человек переживает, как он эфирным телом уже простирается в дали, но вдруг приходит чувство жесткой привязанности к этому миру, человек чувствует себя словно зажатым в тиски. "Это хорошее переживание. Это наша карма, идущая из прошлой инкарнации, так жестко удерживает нас. Если бы мы после упражнений тотчас бы вышли в духовный мир, не "износив" нашей кармы, то низверглись бы в пропасть. Водитель воинства существ, которые жестко привязывают нас к Земле, зовется Мехацаэль. Мы познаем его, нисходя в свое внутреннее, наравне с Самаэлем, Азазелем и Азаэлем". "Имя нам — легион". 266-2, с. 251-252
     "Эти четыре класса существ находим мы в нашем внутреннем. ... О них говорят святые и аскеты, описывая видения их искушений. Когда они описывают чувство, будто бы их хватают раскаленными щипцами, то это Мехацаэль". 266-2, с. 255
     Если мы ведем себя неискренне, то за работу принимается Самаэль. "Мы замечаем его благодаря лихорадочному жару, охватывающему нас ночью, пока мы подвержены этой ошибке".
     Кто-то другой думает, что вдохновение ведет его в духовный мир; на самом же деле он, занимаясь подобными вещами, испытывает чувственное удовольствие. Тогда ему могут явиться призраки, словно бы душащие его. Это Азазель, люциферическое существо, которое не пускает нас в духовное, пока мы подвержены такой ошибке.
     Борьба со своей кармой рождает чувство заключенности в темноту и боли во всем теле. Их вызывает Мехацаэль. 266-2, с. 262-264
     "Он (Самаэль) являет нам наше внутреннее тем вернее, чем серьезнее мы берем наше ученичество в руки". 266-2, с. 283
     "Проходит много времени, прежде чем мы замечаем какой-либо успех в наших упражнениях; и нужно долго ждать, прежде чем второе существо, Азазель, сможет оказывать свое влияние, приводить нас к углубленному познанию, т.е. обращать наше внимание на нашу поверхностность. Оба, и Самаэль, и Азазель, могут из нас самих извлечь кое-что и сделать видимым, но третье существо, Азаэль, ... должен принести нам тоску по высшей, духовной жизни".
     Мехацаэль пробуждает в нас сознание и ощущение, что мы связаны пространством и временем. 266-2, с. 285-286

     808а. "Не всякий человек чувства является религиозной натурой, но если у него есть склонность к эзотерическому развитию, то он оказывается предрасположен и к религиозности. Подобные натуры большей частью очень легко усваивают общие понятия о духовном мире и достигают имагинаций. ... их заботы устраняет ангельское существо. Благодаря своему Ангелу они переступают Порог. Такие люди могут пережить в духовном мире много прекрасного, и если они рассказывают о том, их следует внимательно слушать.
     Затем имеется тип людей, действующих из волевого элемента, которые от аффективной и эмоциональной жизни обращаются к эзотерическому развитию. Не исключено, что они могут проявиться также критически и иронично. Таким людям намного труднее, чем другим. Именно, когда они стоят перед Порогом, то, благодаря своим эмоциям и аффектам, так сильно мучаются, что дело доходит до физических мук. В своих медитациях они страдают от бесов, которые ставят им преграды. Им бы хотелось вступить в духовный мир и, в то же время, они чувствуют, что как будто бы не смеют вступить".
     Два указанных типа не выбирают путь. "Но третий путь человек в наибольшей мере выбирает сам. Это путь мышления. Правда, немногие ступают на него". Но в будущем он станет путем для всех. Достигая Порога на этом пути, обретают большой и широкий интерес к духовным закономерностям, в душевном покое берут на себя карму, чувствуя себя в высшей степени в единстве с человечеством. Такой человек может прийти к глубокому пониманию отношения между Богом — Отцом и Богом — Сыном. Прежде должен быть Отец, чтобы мог быть Сын, но на то должна быть свободная воля Отца..." 266-3, с. 253-255

     823. "Остается некоторый остаток неудовлетворенных восприятий, если просто смотреть на природу. Простое глядение на природу подобно тому, как если бы человек захотел всю жизнь прожить в физическом и постоянно голодать". В последнем случае он придет к физическому истощению, в первом — он приходит к душевному истощению своего мира чувств. Это знали мудрецы Мистерий. "Но они также знали, как выров­нять это. Когда человек смотрел на храмовую архитектуру, на соразмерность несущих и несомых элемен­тов или, как на Востоке, он смотрел на формы, представлявшие во внешней пластике моральное, то он со­знавал, что открывающееся в формах архитектуры глазу или вообще восприятиям или то, что музыкально являет себя в архитектуре, представляет собой целебное средство от истощения органов чувств, когда они направлены просто на природу. И когда грека вводили в храм, где он видел это несущее и несомое, колонны, а над ними архитрав и т.д., когда он все это воспринимал, что выступало ему там навстречу во внутренней механике и динамике, то его взгляд этим замыкался. Когда же человек всматривается в природу, то взгляд уходит в бесконечность, человек не видит окончания. В естествознании любой пробле­мой можно заниматься, собственно говоря, без конца; она будет уходить все дальше и дальше. Но взгляд замыкается, когда перед человеком находится какое-либо настоящее произведение архитектуры, улавливаю­щее взгляд, отвлекающее его от природы. Видите ли, вы здесь встречаетесь с тем, что существовало в древности: уловление взгляда извне.
     И, опять-таки, современное внутреннее наблюдение человека не доходит до того, чтобы действительно низойти во внутреннее человека. Когда человек сегодня хочет заниматься самопознанием, то он, собст­венно, видит кипение всевозможных ощущений и внешних впечатлений. Ничего ясного здесь нет. Человек внутри не может овладеть собой. Он не достигает своего внутреннего, поскольку не имеет силы овладеть собой внутренне так духовно-образно, как это надлежит делать, если действительно хотят прийти к соб­ственному внутреннему.
     Здесь на человека воздействует культ, если он относится к нему с настоящим рвением. Все культовое, не только внешнее культообразное, но понимание мира в образах действует так, что человек входит в свое внутреннее. Пока же человек с абстрактными понятиями и представлениями хочет прийти к своему внутреннему в целях самопознания, дело у него не пойдет. А как только он погрузится в свое внутрен­нее с образами, делающими конкретными переживания души, то он действительно придет к этому внутрен­нему. Тогда он возьмет под контроль, овладеет своим внутренним. Потому-то так часто я должен был го­ворить: медитировать следует в образах, чтобы действительно войти в свое внутреннее. Об этом я говорил достаточно даже в открытых лекциях.
     Т.обр., если посмотреть на прежнего человека, то обнаруживается, что, с одной стороны, его взгляд и его ощущения замыкаются извне с помощью архитектурного, перехватываются в себе (см.рис.); изнутри взгляд перехвачен тем, что человек внутренне представляет себе свою душевную жизнь, как затем внешне она может быть ему представлена в образах культа (синее).

     С одной стороны, человек сходит в свое внутреннее, с другой — он обращает свой взор вовне, на то, что содержится в архитектуре, в хра­мовой архитектуре, в церковной архитектуре. Удивительным образом это соединяется вместе. Между тем, что живет внутри, и тем, на что взгляд обращается вовне, находится средняя сфера (оранжевое), которой чело­век в обычном сознании не видит, поскольку его внешний взгляд сегодня не перехватывается действительной, внутренне воспринятой архитектурой и поскольку его внутреннее созерцание не перехватывается имагинативным, образным. Если же с углубленным через имагинацию внутренним по­знанием и с исцеленными через внешние архитектурные формы — которые действительно возводятся из человеческого — ощущениями органов чувств вы пойдете в жизнь, то вы получите ощущение — как его получали древние — ударов судьбы. Если человек выработает то, что между двумя указанными сферами, между ощущением ис­тинно архитектонического и ощущением истинно символического, уходит вовнутрь, тогда он ощутит, что стал восприимчив к ударам судьбы. Случающееся с ним он ощутит как идущее из прошлых земных жизней". Для воспитания кармического созерцания должен служить Гетеанум. И если противники истинного развития человечества сожгли первый Гетеанум, на его месте должен возникнуть второй, с формами, пробуждающими созерцание кармы. 236(7)

     899. "Мы выходим из тела с намерением познать человеческую внутреннюю жизнь, и первое, что нам встречается, — это образ самого человека. ... Мы видим сначала только внешний образ, однако изменен­ный. Глаза, то, что было глазами, светят, можно сказать, как два Солнца, сверкающие, вспыхивающие и погасающие в блистании и разливающие лучистый свет, — такими являются глаза у измененного человечес­кого образа. Уши начинают, в известном смысле, звучать. Того, что мы видим в физическом мире как уши, больше нет, но мы чувствуем лишь определенное звучание. Вся кожа сияет в особых лучах, которые мы больше чувствуем, чем видим. ... Таково с духовной т.зр. физ.тело.
     Если затем попытаться развить там, вне себя, вне тела, внутреннюю деятельность, которую можно сравнить с размышлением, (то)... мы видим эф.тело как подвижную мыслительную жизнь. Это как бы цир­куляция темных волн, душевное кровообращение. ... темные волны в световом теле... Когда же там, вне тела, пробудится соответствующая чувству внутренняя способность души, тогда начнет раскрываться ду­шевное знание. Это происходит так, как если бы пространство, где мы прежде только чувствовали себя, наполнилось неисчислимыми звездами, которые движутся и к которым принадлежим мы сами. И теперь мы знаем: мы переживаем себя в своем астр.теле; вне физ.тела мы переживаем себя так, что в своем содер­жании оживает то, что раньше только чувствовалось. ...
     Ты можешь сосредоточиться на самом себе, тогда ты увидишь свое световое тело и свое мыслительное эф.тело; если же ты можешь сосредоточиться так, что в тебя начнет изливаться внутренний звездный мир ... тогда сияние может прекратиться, тогда прекращается течение мыслей... Но тогда возникает карти­на нашего собственного существа, которая предстает нам — иначе это и не назовешь — нашей олицетворе­нной кармой... мы знаем: это ты сам, но такой, каков ты есть в твоем моральном внутреннем существе ... Это ты, каким ты стоишь в мире как индивидуальность; это вполне ты сам.
     И еще другое возникает сознание... мы видим эту олицетворенную судьбу так, что чувствуем ее в тес­ной связи со своей телесностью... Мировой порядок кристаллизовал нашу судьбу в нашей мышечной систе­ме. И в нашей мышечной системе живет дух, кристаллизованный для внешнего физического плана, дух, ко­торый без нашего явного ведома ведет нас туда, куда мы должны прийти сообразно нашей карме.
     И когда рост внутренней силы продолжается ... в человеке возникает то, что обычно в физической жи­зни, на физическом плане соответствует волевому импульсу. ... тогда человек чувствует себя не только как бы внутри звездной системы, но как бы внутри Солнца этой звездной системы, сознает себя единым с Солнцем своей планетной системы. Можно сказать, когда мы внутренне переживаем свое астр.тело, мы сознаем себя едиными с планетами нашей планетной системы; когда мы переживаем себя с нашим Я вне те­ла, мы сознаем себя едиными с Солнцем нашей Солнечной системы, к которому все направлено и все устремлено". 153(1)

     1066. "Когда мы добиваемся состояния, что весь мир теряет для нас значение и мы живем целиком в медитативной мысли, тогда происходит ... тонкий процесс потребления тепла. ... процесс медитации связан с тонким тепловым и световым процессом ... мы потребляем свет.
     Когда вы медитируете серьезно, правильно, то напечатлеваете мировому эфиру свои мыслеформы; они остаются там. И когда вы затем оглядываетесь на медитативный процесс, то это не является обычным воспоминанием; мы оглядываемся на то, что отпечатано в мировом эфире. ...Этот тонкий процесс, что мы совершаем, он устанавливает отношение между нами и окружающими эф. и астр. телами. В обычных же восприятиях и мышлении человек имеет дело лишь с самим собой; это процесс, разыгрываю­щийся только в нас самих. ... При медитировании потребляется тепло. А раз оно потребляется, то воз­никает холод; всеобщий мировой эфир охлаждается, когда мы медитируем. Когда потребляется свет, то он погашается; возникает темнота, убывание света. Так что, если человек медитирует на одном месте, а затем переходит на другое, то на прежнем он оставляет некое слабое похолодание и ос­лабевающий свет. От человека остается теневой образ, который холоднее, чем его окружение. Остается холодное темное привидение на прежнем месте; мы его выгравировали там" (витражи). И когда человек приходит в новое воплощение, то находит в мировом эфире следы, оставленные его прошлыми медитация­ми. Это отражается в карме.
     Когда благодаря медитации мысль начинает волнами пронизывать наш мозг, то "появляется уверенное чувство: ты стоишь внутри духовного мира, ты сам лишь ткущий элемент во всеобщем ткании. И очень важно, что мы действительно приходим к такой тишине, к такому душевному покою в медитации, что у нас появляется чувство: ты стоишь внутри духовного мира, ты сам лишь ткущий элемент во всеобщем ткании. И очень важно, что мы действительно приходим к такой тишине, к такому душевному покою в медитации, что у нас появляется чувство: ты не один, кто это делает; это делается. Ты начал двигать эти волны, и они распространяются вокруг тебя. Они обладают собственной жизнью, лишь средоточием которой ты являешься". 157 (9)

4. Имагинация — инспирация — интуиция

     1167а. Интерес к материальному окружению лишает человека высшего видения. "Этот интерес к внешним чувственным явлениям называется в оккультизме "эстимацио"... яд, приносящий смерть. Он отнимает сознание беспрерывности Я и в таком состоянии удерживает сознание от рождения до смерти. ... Сознание не должно быть совершенно захвачено, иначе нельзя взять с собой ту эссенцию, которая приобретается с помощью внешнего опыта. Нечто подобное имеет место и в имагинации. Она не должна быть абсолютно бездейственной, но человеку следует сохранить способность направлять по своему выбору сознание на какое-либо действие или образ. Человеку не поднять руки, если он не сможет в мыслях образно представить себе это, имагинировать. Когда он поднимает руку, то одновременно наличествуют образ и действие. А если начать представлять себе образы, имагинировать, и оставаться бездеятельным, т.е. сознание связать с представляемыми образами, то тогда можно опять обрести силу созерцать духовные вещи, видеть астральное. Эта ступень называется "имаго".
     Если душа достигает полного мира, или тишины, способна сохранять в себе совершенный мир в отношении абсолютно всего, что ей доставляет внешний опыт, то тогда сознание делается способным проникнуть сквозь покров "гармонии сфер", музыки сфер. Эта ступень называется "трансмутацио" через инспирацию, или "инкантацио". 266-1, с. 364-365
     "Вожделение сегодня исходит из астр. тела, интерес заложен в Я, наслаждение — в эф. теле. Прежде интерес был в астр. теле, вожделение — в эфирном, а наслаждение — в физ. теле. В астр. теле вставали образы, и человек знал, что ему хорошо, а что вредно. И эти образы были ему интересны. ... Я втянуло интерес в себя; все втянуло оно в свою область. И потому оно отъединилось от Божественного. Следствием этого стала смерть. ... все, что является эгоизмом, приводит в конце концов к разрушению этого отдельного, к смерти. ... Интерес нужно вновь поднять в астральное, тогда мы обретем "имагинацио". Когда вожделения будут опять перемещены в эф. тело, мы достигнем "инкантацио", или "инспирацио"; а через перенос наслаждения из эф. тела в физическое — "интуицио".
     Если мы больше не следуем личному интересу в своих действиях ... следуем внутренней необходимости, которую возлагает на нас правильно понятый закон кармы... тогда мы своим высшим Я преодолеваем "эстимацио".
     Если мы представляем действие, но не исполняем его, то мы увеличиваем силу "имагинацио". Не давая простора вожделению, не следуя ему, его переносят из эф. тела в астральное. На Луне боги питали наше тело. Начнем питать его сами как нечто вверенное нам, и наслаждение вернется в него. 266-1, с. 385-388

     1112г. Как защитить свое астр.тело от плохих влияний? "Лучше всего стать чистым и правдивым. Но, как особое защитное средство, можно образовать путем энергичной концентрации воли астральную оболочку в виде синей яйцеобразной формы. Человек сильно, с повышенным сознанием говорит себе: все мои добрые свойства должны окружить меня, как панцирь!" 95 (приложение)
     "Эгоизм принадлежит к мировой карме и в два счета от него не освободиться. Лишь понимание, что это так, дает нам оружие против Аримана".
     "Если ученик интенсивно занимается своим эзотерическим развитием и недостаточно внимания уделяет внешним отношениям, образующим его судьбу, то карма обрушивается на него. И что в ином случае длится годами или протекает в разные инкарнации, может, естественно, при сильных потрясениях, в концентрированном виде сказаться однажды. И тут можно дойти до крайней степени отчаяния, принести несчастье своему окружению, втянуть его в кармический взрыв". 266-2, с. 104, 348
     Представить себя окруженными голубой аурой, которая отгораживает от нас все плохие мысли, ощущения, желающие проникнуть к нам. "Мы чувствуем внутренне, как благодаря этой ауре мы защищены от всех вредных влияний; лишь добрые силы имеют доступ к нашей душе". Далее следует медитация:
     "Внешняя оболочка моей ауры да уплотнится.
     Да оградит она меня непроницаемым сосудом
     От всех нечистых, несветлых мыслей и ощущений.
     Да окружит она меня подобно непроницаемой коже".
     Вариант последней строки:
     "Да отворится она лишь божественной мудрости". 266-1, с. 450

Влияние упражнений на судьбу человека

     1113. "Кто путем ясновидения достиг непосредственного знания о духовном мире, у того в земных жизнях, следующих за той, в которой он достиг этого знания, может выступить в душе воспоминание о предыдущей жизни, подобно тому, как в чувственном бытии появляется воспоминание о чем-нибудь пережи­том нами самими. Кто и без ясновидения, но с пониманием вникает в Духовную науку, для того это воспоминание наступает т.обр.,что его можно сравнить в чувственном бытии с воспоминанием о каком-нибудь событии, известном лишь по описанию". 17 (12)

     1115. "Человек может быть глубоко посвященным в одной из прошлых эпох, а в новой эпохе он должен воспользоваться тем телом, пройти через то воспитание, которое может прийти из этой эпохи. То­гда силы, идущие из прошлой инкарнации, он должен держать в подсознании. Развиваться в человеке дол­жно то, что сообразно соответствующей цивилизации". 236 (4)