30. "Существует семь жизненных тайн, о которых до сего времени нигде, кроме оккультных братств не говорят. Впервые лишь в современную эпоху о них можно говорить экзотерически. Их называют также семью невыразимыми, или безымянными тайнами. ... Эти тайны следующие:
Первая: Тайна бездны.
Вторая: Тайна числа. Ее можно изучать в пифагорейской философии.
Третья: Тайна алхимии. Ее можно понять с помощью работ Парацельса и Якоба Беме.
Четвертая: Тайна смерти.
Пятая: Тайна зла, о которой трактует Апокалипсис.
Шестая: Тайна Слова, Логоса.
Седьмая: Тайна божественного блаженства; она сокрыта наиболее глубоко".94 (17)

105. Лишь в особых случаях эф. тело становится видимым в физических манифестациях, например, если некто, делая доклад, вспотеет, "...тогда его эф.тело делается видимым вовне. Но видите ли, чтобы пот привести во взаимосвязь со всем человеком, необходима имагинация. На это был способен Парацельс. Для него не только способ, но и субстанция пота в случае каждого человека была иная. Для него в этом выражался весь человек, эфирное всего человека. Итак, внешнее здесь очень силь­но отступает назад, но тем больше оно выступает во внутреннем переживании, а именно в чувстве. Чувст­во, переживаемое внутренне, вся жизнь чувств является тем, что живет в эф. теле, когда оно действует изнутри, так что его переживают изнутри. Ведь постоянно жизнь чувств сопровождается секрецией вовнутрь. С точки зрения эф.тела, например, "потеет" печень, "потеет" желудок, потеет все, что обладает секреци­ей. Именно в этой внутренней секреции живет эф.тело человека. Печень постоянно окружена туманом пота, то же самое можно сказать и о сердце: все оно в тумане, все покрыто облаками. Это должно постигаться имагинативно". 214 (2)

Астральное тело

115. Название "астральное тело" необычайно удачное, оно принадлежит Парацельсу. 284 с.54

Солнечный и лунный тип человека (сомнамбулы)

536. "Здесь, в физически-чувственном мире, господствуют весомые вещества, освещенные в физическом смысле, доступные всем чувственным восприятиям, господству­ет наполненность; в духовном мире господствуют невесомые вещества, господствует темнота, которую человек должен сам себе осветить с помощью того света, который он развивает внутри. А пустоту он сам заполняет тем сущностным, которое он воспринимает, когда через интуицию переносится в других духов­ных существ; и т.обр. пустота снова заполняется для высшего сознания.
     Если теперь человек инстинктивно (без подготовки), от весомых веществ, тяжести, вводится в об­ласть, где, прежде всего, господствуют невесомые субстанции, то он захватывается внешними силами, теми силами, которые лежат вне 3емли. ... тогда вместо тяжести выступает противоудар, противотяжесть. Человек переживает силы, которые утягивают его от Земли, вместо того, чтобы приковывать к ней. Это суть те силы, которые исходят от отбрасываемого Луной света". Если человек, в силу кармы, подвергается действию этой силы антигравитации, то он становится лунатиком. Такое действие лунных сил в человеке было правомерно в эпоху развития Луны, и потому лунатик ведет себя так, как если бы он жил не в сфере Земли, а в астральном мире.
     Другой тип человека — Яков Бёме. Однажды, в силу своей кармы, он увидел вместо освещенного Солнцем пространства абсолютную тьму. Но вы понимаете, что это не была тьма в отношении света, а молча­ние всех чувственных качеств: вместо звука — тишина, вместо тепла — безразличие к теплу и холоду, анти-тепло. "Подобные люди, способные это пережить, не сознавая, что происходит, так что в освещенном Солнцем мире они слегка спят; такие люди обретают то, что называют дейтероскопией, или вторым зрением".
     В точке, где перекрещиваются оси зрения, когда мы смотрим на предметы, или в точке, которая образу­ется, если мы вытянутые вперед руки положим одну на другую (за этой точкой выступают не внешние чув­ства, а чувство себя), Яков Бёме временами ощущал как бы стену, тьму, молчание чувств. А поскольку за стеной — тьма, то возникает некоего рода зеркальная стена. Человек начинает видеть, что стоит духовно за этой стеной, земной мир отражается в своей духовности в этом зеркале. ... В этом случае можно воспринимать земные связи, как угодно удаленные в пределах Земли.
     "Воспринимаемое физическими глазами, физическими чувствами представляет собой прежде всего солнечную деятельность. Но существует еще сокрытая деятельность Солнца. Она живет во всех вещах, живет в минералах, в растениях, животных, а также и в человеке. И когда вы живете в Европе, то через сокрытую деятельность Солнца, происходящую в вас, вы находитесь в связи, скажем, с другом, который живет в Америке, поскольку в нем также совершается сокрытая деятельность Солнца.
     Эти связи действуют в карме. Очень часто люди бывают связаны судьбой, не зная друг друга и живя на разных континентах, но однажды они встречаются, вступают в брак, возникает дружба, любовь. В кармической деятельности на Земле совершается сокрытая деятельность Солнца".
     Так, мы называем Бёме типом солнечного человека, в противоположность типу лунного человека. В наше время видение, которым обладал Бёме, должно пробуждаться с полным сознанием. "Человек должен отказать­ся от грубой чувственности, от грубых ощущений, от грубых сенсаций в физическом мире и извлечь (из него) свободную чувствительность, если он хочет прийти ко второму зрению". В прошлом люди часто при­ходили ко второму зрению и называли это "волшебным зеркалом". При этом пользовались физическим зерка­лом, чтобы подавить, притушить внешние впечатления, но видели затем не в Физическом зеркале; отсюда возникла вера, что в волшебном зеркале можно видеть мысли далеких друзей. Видят реальность, но заниматься такими опытами довольно опасно. Парацельс был подобен Бёме, только он еще и интерпрети­ровал второе зрение. Бёме исходил из бесконечной любви ко всем вещам, и отражение духовного мира вставало перед ним в чистоте, как некий род имагинаций. Парацельс обладал сильной интеллектуально" стью. Его интеллектуальность как бы изменяла, искривляла физиономии в зеркале, но позволяла глубже войти во внутренние силы. И если Бёме смотрел созерцательно, Парацельс дошел до сил целения, которые как солнечные силы сокрыты в вещах.
     "Если научиться так сознательно владеть живущими в человеке сокрытыми силами Солнца, чтобы не пользоваться распространяющейся темнотой для того, чтобы видеть зеркальные образы, но вос­пользоваться ею для того, чтобы внести в нее тот внутренний свет, который вспыхивает благодаря меди­тации, концентрации и т.д., так что человек то пространство, которое в ином случае освещается внеш­ним физическим Солнцем, может наполнить сокрытыми силами Солнца, когда и сам человек становится све­тящимся душевно-духовно и сам может освещать то, что ему предстоит, тогда возникает сознательная имагинация . ... Как тип сомнамбулы живет в лунных силах, как тип Якова Бёме живет в солнечных силах, так третий тип живет в тепловых и силовых отношениях, какими они пребыва­ют в пространстве вблизи Земли, в мировом окружении Земли. В обычной жизни человек привыкает к гос­подству тепла". Но есть еще иное, более тонкое действие тепла и холода, восприятия которого достиг Сведенборг.
     "Кто всматривается в личность Сведенборга, тот видит ... как в 40-х годах своей жизни он развива­ет интенсивную любовь, преобладающую над всем любовь к тому, что он изучал прежде. Как никто другой в мире, Сведенборг учился любить познание как таковое. И эта любовь к познанию привела его в опреде­ленный момент жизни к некоему прозрению в духовный мир, сделала его восприимчивым к сокрытым отношени­ям тепла и холода в мировом пространстве". Эти отношения идут от Сатурна. Благодаря им Сведенборг пришел к ощущению пустоты, которая противостоит земной наполненности. Но пришло это к нему из инстин­кта, неожиданно, ибо никаких упражнений, из тех, что описаны в "Как достигнуть познания высших ми­ров?", он не делал. Оно пришло к нему из некоего рода тонкого высшего инстинкта.
     "Если вы читаете описания Сведенборгом результатов своего видения, то это производит впечатление почти эфирных, утонченных земных переживаний. Духи, которых он видит. Ангелы, Архангелы и т.д., дви­жутся, конечно, свободно от тяжелых субстанций, но, вообще говоря, они движутся как земные существа. И можно спросить: а действительный ли мир видит он? Не является ли все это тем, что он как свою внут­реннюю наполненность проецирует в пустоту? — Но нет, это не так. Это совсем другое. Кроме двух миро­вых сфер, мировых территорий, физически-чувственного и эфирного миров, существует то, что нас окружа­ет как чисто духовный мир, в котором живут, движутся и действуют существа, никогда не сходившие на Землю. Но эти существа должны вступать в земную жизнь, потому что делаемое ими в чисто духовном мире они должны сообщать земному эфиру. ... Земля является тем, что она собой представляет, только благо­даря деятельности духовно деятельных существ. Эта деятельность сияет в земную сферу, отражается и отображается в земном эфире. И эти силы земного эфира, они суть эфирная реализация духовного, которое стоит "над" ними. Когда мы рассматриваем земной эфир вокруг нас, то находим внутри него деятельность духовных существ, но в эфирных образах. Собственная их деятельность находится за этим или внутри этого. Что нас окружает непосредственно на Земле, есть их деятельность, спроецированная на Землю; от Земли она проецируется назад, в земной эфир. Это обстоит так, как если бы зеркаль­ное отражение не осталось просто образом, но начало развивать собственную деятельность. Итак, здесь имеет место духовная деятельность, которая, собственно, от Земли отражается назад в эфир. Эта духов­ная деятельность является реальной проекцией духовной деятельности". Поэтому о том, что видел Сведенборг, нельзя сказать, что это не духовный мир или, что это духовный мир. "Это реализованное зер­кальное отражение, самим зеркалом Земли реализованное зеркальное отражение. Это истинно, но именно как истинное отображение действительности, которое находится вне самой действительности".
     Ныне является не нормальным, если кто-то заглядывает в эти сокрытые эфирные силы, в эфирные отоб­ражения высших праобразов духа. Это было нормальным в эпоху др.Сатурна и станет снова нормальным на Вулкане. "Если человек достигает сознательно того, что Сведенборг видел как образы эфира, когда он собственную полноту противопоставит пустоте мирового пространства, то тогда для точного ясновидения прежде всего исчезнут существа, которые для Сведенборга отражались в эфирном; они исчезнут прежде всего для эфирного видения; но они становятся слышимыми для духовного слуха, для духовного уха (в инспирации). ... Итак, можно сказать: что у Сведенборга, поскольку он был погружен в эфирные отображения, было бессознательными имагинациями, — это, в случае, если человек заботливо, чего не мог Сведенборг, наблюдает за предостережениями Стража Порога, может из эфирных имагинаций метаморфизироваться в астральные инспирации, которые, в свою очередь, в полном сознании могут выступить в человеке". 227 (7)

1123. "О Парацельсе рассказывают, будто он был пьяница и однажды, возвращаясь поздно ночью домой сильно пьяным, разбил голову о камень и оттого и умер. Эту сказку сочинили о Парацельсе его враги, они-то и разбили ему голову". 216(6)
     В романе Германа Бара "Вознесение" (Берлин, 1916) рассказывается об одном ищущем, неудовлетворенном жизнью человеке по имени Франц. Этот Франц знал одного англичанина, который был крайне любопытен и считал, что за кулисами мира стоят сильные личности, ложа оккультистов, которые управляют всем в мире (так, кстати, думает и Франц). К этим людям, к "монсеньерам", старается пробиться англичанин. Но ему все попадаются второстепенные лица. В романе говорится: "и Франц мог лишь смеяться над неудачами своего англичанина, который натыкался все время на статистов. Однако он не заблуждался на их счет, и от неудач лишь возрастало его уважение к столь тайной, непроницаемой корпорации. Он побился об заклад, что найдет в нее доступ, если даже ему придется до конца дней своих оставаться в Риме, надеть монашескую рясу и позволить постричь себя. Ибо здесь он повсюду замечал невидимые нити, накинутую на весь мир сеть. Он не был склонен особенно уважать евреев и высказывал подозрение, а не может ли оказаться, что в последнем, самом внутреннем круге этой сокрытой мировой паутины раввины и монсеньеры заседают в высшей степени единодушно. Но в общем-то ему это было безразлично, лишь бы они впустили его к себе".
     "Вы видите, здесь некто ищет! Указывается на человека, который ищет. И вы можете быть уверены насчет того, что роман автобиографичен: Герман Бар знал того англичанина! Здесь все взято из жизни". 173(3)

     255. "Вы можете собственное электричество, которое находятся в человеке, искать ни в какой иной области, как в той, из которой одновременно исходят моральные импульсы. Кто переживает всеобщность электричества, тот одновременно переживает природно-моральное. Современные физики делают, не подозревая о том, удивительный фокус-покус. Они представляют себе атом электрическим и из всеобщего сознания времени забывают, что, представляя атом электрическим, они вкладывают в него моральный импульс, делают его одновременно моральным существом. Но я выражаюсь неверно. Атом или электрон делают не моральным, а внеморальным существом. В электричестве же все равно плавают моральные импульсы, природные импульсы, но они не моральны; это инстинкты зла, которые должны преодолеваться с помощью верхнего мира.
     Большой противоположностью электричества является свет. Когда рассматривают свет как электричество, то в нем смешиваются добро и зло. ... Говоря об электричестве атомов, человек делает их носителями зла. ... Носителями смерти их делают, говоря об атомах вообще, представляя атомистически материю. Но в тот момент, когда эту часть материи связывают с электричеством, природу представляют как зло. Ибо электрический атом — это злой маленький демон". Об этом в иной форме можно прочесть у таких людей, как Агриппа Неттесгеймский, Триттгейм из Спонхайма (Иоганн Хайденберг, 1462-1516) и др. (Например, Георгиус Сабеликус Фаустус, 1480-1540; Парацельс). 220 (12)

     286. "Когда мы воспринимаем звук, цвет и т.д., то мы имеем только отображение реальности; эта реальность воспринимается нами, когда мы находимся вне нашего тела. Опыт о первичных качествах человек получает во время бодрствования в самом себе, а их отображение он видит во внешнем мире. Если он считает, что они существуют только во внешнем мире, то там он получает только их отображение, а не реальность, которая находится в нем самом.


     Этим отображением являются математические, геометрические и арифметические качества вещей".
     Перпендикулярные линии: тела физическое и эфирное. Заштрихованное: астр.тело и "я".
     Иначе обстоит дело с качествами вторичными. Их реальность человек может воспринять только вне своих физ. и эф. тел. Он проектирует в самого себя только их образы. Это происходит оттого, что в современную научную эпоху человек потерял сознание этого двойного соотношения, что он ищет во внешнем мире математические формулы, числа и т.д. ... там, где они только образы абстракций, а вторичные качества он ищет в самом себе, т.е. там, где они тоже только видимость, где их истинное существо от него ускользает".
     "Парацельс или ван Гельмонт обладали четким сознанием, что духовное существо человека активно, когда он воспринимает звук или цвет. Но поскольку в бодрственном состоянии это духовное существо соединено с телом физическим, то формируется только образ истинного цвета или звука. И когда человек их ищет только в физ.теле, то у него по необходимости возникает нереальная (неправильная) идея, концепция, сводящая все к формам чисто механического движения и к математике. Для того, чтобы реально узнать их, не надо ставить физические опыты относительно того, что происходит в человеческом организме, когда воспринимают звук, но надо представить себе, каким способом может человек получить опыт вне своих физ. и эф. тел. Такая идея не приходит в голову ученым современной научной эпохи, так как люди этого времени не имеют желания научиться познавать человеческую природу всю целиком, истинное ядро человеческого существа. Вот почему они не находят первичных качеств вещей в самом человеке, который остается для них неизвестным, а во внешнем мире не обнаруживают вторичных качеств, потому что они забыли, что к нему принадлежит и человек.
     Как первичные качества — математика, механика — находятся внутри человека, так качества вторичные находятся в мире, внешнем по отношению к человеку.
     Не требуется становиться ясновидящим, чтобы постичь все это. Хотя указания, полученные в этой области путем ясновидения, являются основными, все же здоровое познание самого себя может с абсолютной точностью привести ум к тем же результатам. Забывают, чем на самом деле является человек, что его тело полностью проникнуто духом. Забывают, что в состоянии бодрствования дух должен полностью вверяться, предавать себя телу, если он хочет понять в нем законы математики. Также забывают, что дух должен сосредоточиться в самом себе, сделаться независимым, освободиться от тела, чтобы прийти ко вторичным качествам вещей". 326 (6)

     147. Семь невыразимых тайн:
     "1. Тайна бездны.
     2. Тайна числа (ее можно изучить в пифагорейской философии).
     3. Тайна алхимии (ее можно понять благодаря работам Парацельса и Якоба Беме).
     4. Тайна рождения и смерти.
     5. Тайна зла, о которой трактует Апокалипсис.
     6. Тайна Слова, Логоса.
     7. Тайна благочестия; она скрыта наиболее глубоко". 264 с. 253

     303. ""Внешний мир не есть Бог и вовеки не будет именоваться Богом, но лишь существом, в котором открывается Бог. ... Когда говорят: Бог есть все, Бог — это небо и земля, а также и внешний мир, — то это правда; ибо от Него и в Нем искони пребывает все. Но что мне делать с подобной речью, которая не есть религия?" — На основе такого воззрения слагались в духе Якова Беме его представления о существе всего мира, когда он в известной последовательности производил закономерный мир из безначальной бездны. На семи природных образах возводится этот мир. В темной терпкости получает Первосущество свой образ, безмолвно замкнутый в себе и неподвижный. Эту терпкость Беме разумеет под символом соли. Подобными обозначениями он примыкает к Парацельсу, который заимствовал у химических процессов названия для процесса природного. Через поглощение своей противоположности первый природный образ переходит в форму второго; терпкое, неподвижное вступает в движение; в него входит сила и жизнь. Символ для этого второго образа — ртуть. В борьбе покоя и движения, смерти с жизнью открывается третий природный образ (сера). Эта борющаяся в себе жизнь получает проявление; она уже не живет больше внешней борьбой своих членов; ее существо потрясается как бы целостно сверкающей молнией, озаряющей самое себя (огонь). Этот четвертый образ природы восходит к пятому, к покоящейся в самой себе живой борьбе частей (вода). На этой ступени, как и на первой, есть внутренняя терпкость и безмолвие; только это не абсолютный покой, не молчание внутренних противоположностей, а внутреннее движение противоположностей. Покоится в себе не покойное, а подвижное, возжженное огневой молнией четвертой ступени. На шестой ступени само Первосущество познает себя как такую внутреннюю жизнь; оно воспринимает себя через органы чувств. Этот образ природы представляют живые существа, одаренные внешними чувствами. Яков Беме называет его "звуком" или "звоном" и тем самым устанавливает чувственное ощущение звука как символ для чувственного восприятия. Седьмой природный образ — это дух, восходящий на основе своих чувственных восприятий (мудрость). Он вновь обретает себя как самого себя, как первооснову внутри выросшего в безначальной бездне и слагающегося из гармонии и дисгармонии мира. "Святой Дух вводит в существо сияние величия, в котором Божество пребывает явно".
     "Каким же образом из одного и того же Первосущества может проистекать и добро, и зло? В смысле Якова Беме на это получается следующий ответ. Первосущество изживает свое бытие не в самом себе. Многообразие мира принимает участие в этом бытии. Человеческое тело живет своей жизнью не как отдельный член, но как множественность членов; точно так же и Первосущество. И как человеческая жизнь излита в эту множественность членов, так излито Первосущество в многообразие вещей этого мира. И если верно, что весь человек имеет лишь единую жизнь, то не менее верно и то, что и каждый член имеет свою собственную жизнь. И как нет противоречия со всей гармонической жизнью человека в том, что его рука может обратиться против собственного тела и ранить его, так нет ничего невозможного в том, чтобы обращались друг против друга и вещи мира, живущие каждая по-своему жизнью Первосущества. Так изначальная жизнь, распределяясь на различные жизни, дарует каждой жизни способность обращаться против целого. Зло вытекает не из добра, а из того, как живет добро. Подобно тому, как свет может светить лишь тогда, когда он пронизывает мрак, так и добро может прийти к жизни только таким путем, что оно пронизывает свою противоположность. Из "безначальности" мрака излучается свет; из безначальности безразличного рождает себя добро. И подобно тому, как в тени только светлое требует указания на свой источник, тьма ощущается как само собою разумеющееся ослабление света, так и в мире во всех вещах является лишь закономерность, а зло и нецелесообразность принимается как само собой разумеющееся, Таким образом, хотя для Якова Беме Первосущество есть Вселенная, однако нельзя ничего понять в мире, если одновременно с Первосуществом не иметь в виду и его противоположности. "Добро поглотило зло, или сопротивное... Всякое существо имеет в себе доброе и злое, и в своем развитии, приводя себя к раздельности, оно становится сопротивностью свойств, когда одно старается одолеть другое". И потому совершенно в духе Якова Беме видеть добро и зло в каждом процессе мира; но совсем не в его духе искать Первосущество попросту в смешении добра со злом. Первосущество должно было поглотить зло; но зло не составляет части Первосущества". 7(6)
     Семичленная последовательность: "форма, сила, число, гармония, слово, мысль, Я". 265, с.187

     306. "Для Парацельса было важно прежде всего выработать идеи о природе, проникнутые духом высшего познания. Родственным ему мыслителем является Валентин Вейгель (1533-1588), применивший подобные же представления преимущественно к собственной природе человека. Он вырос из протестантской теологии в таком же смысле, как Экхарт, Таулер и Сузо — из католической. У него есть предшественники в лице Себастьяна Франка и Каспара Швенкфельдта. В противоположность церковной вере, державшейся внешнего учения, они призывали к углублению внутренней жизни. Им дорог не Иисус, которого проповедует Евангелие, а Христос, Который может быть рожден в каждом человеке как его более глубокая природа и Который должен стать для него искупителем от низшей жизни и вождем к идеальному восхождению.
     Вейгель скромно и незаметно отправлял свою пасторскую должность в Цшоппау. Только из оставшихся после него сочинений, напечатанных в ХVII в., стало кое-что известно о весьма значительных идеях, возникших у него о природе человека. (Из его сочинений назовем: "Золотой Ключ, или как познать всякую вещь без ошибки; многим высокоученым неведомое и однако всем людям необходимое знание", "Познай самого себя", "О месте мира"). Вейгель стремится уяснить себе свое отношение к учению церкви. Это приводит его к исследованию основных устоев всякого познания. Может ли человек познать что-либо через вероучение? В этом он сможет дать себе отчет только тогда, когда узнает, как он познает. Вейгель исходит из самого низшего рода познания. Он спрашивает себя: как познаю я чувственную вещь, когда она предстоит мне? Отсюда он надеется подняться до такой точки зрения, на которой он сможет отдать себе отчет в наивысшем познании. ... "Так как в естественном познании должны быть .две вещи, как-то: объект, или предмет, который должен быть познан и увиден глазом, и глаз, или познающий, который видит объект, или познает, то вот и сопоставь: от объекта ли в глаз исходит познание или же суждение, или познание исходит из глаза в объект". (Золотой Ключ).
     Тут Вейгель говорит себе: если бы познание исходило из предмета (или вещи) в глаз, то от одной и той же вещи необходимо должно было бы идти одинаковое и совершенное познание во все глаза. Но это не так, а каждый видит сообразно своим глазам. Только глаза, а не предмет могут быть причиной, что от одной и той же вещи можно получить множество различных представлений. Для пояснения Вейгель сравнивает зрение с чтением. Если бы не было книги, я, конечно, не мог бы читать ее; но она может, пожалуй, и быть, и все же я ничего не смогу прочесть в ней, если не умею читать. Итак, книга должна быть; но сама по себе она не может дать мне решительно ничего; все, что я читаю, я должен извлечь из себя. Такова же сущность природного (чувственного) познания. Цвет присутствует как "предмет", но он ничего не может дать глазу сам по себе. Глаз должен из самого себя познать, что такое цвет. Как содержание книги не находится в читателе, так не находится и цвет в глазу. Будь содержание книги в читателе, ему незачем было бы и читать ее. Тем не менее при чтении это содержание исходит не из книги, а из читателя. Так и с чувственной вещью. Что такое чувственная вещь вовне — это не извне входит в человека, но исходит изнутри его. Основываясь на этих мыслях, можно было бы сказать: если всякое познание исходит из человека в предмет, то познается не то, что есть в предмете, а только то, что есть в самом человеке.
     Подробную разработку этого хода мыслей мы находим в воззрениях Иммануила Канта. (Ошибочные стороны этого хода мыслей указаны в моей книге "Философия Свободы". Здесь я должен ограничиться упоминанием, что Валентин Вейгель с его простым, безыскусным образом представления стоит гораздо выше Канта). Вейгель говорит себе: если даже познание и исходит из человека, то все же в нем проявляется — но только окольным путем, через человека — сущность самого предмета. Как посредством чтения я узнаю содержание книги, а не мое собственное, так и посредством глаза я узнаю цвет предмета, а не тот, который у меня в глазу или во мне. ... Так разъяснил себе Вейгель сущность чувственного познания. Он пришел к убеждению, что все, что имеют сказать нам внешние вещи, может проистекать только из вашего внутреннего мира. Человек не может оставаться пассивным, если хочет познать чувственную вещь; он должен быть деятельным и извлечь познание из самого себя. Предмет только пробуждает в духе это познание. Человек поднимается к высшему познанию, когда дух сам становится своим объектом. На чувственном познании можно увидеть, что никакое познание не может войти в человека извне. Следовательно, и высшее познание тоже не может прийти извне, а может лишь быть пробуждено внутри человека. Поэтому не может быть и внешнего откровения, но только внутреннее пробуждение. И как внешний предмет ждет, пока к нему не подойдет человек, в котором он может высказать свою сущность, так и человек, если он хочет стать для себя предметом, должен ждать, пока в нем не пробудится познание его сущности. Но если в чувственном познании человек должен вести себя деятельно, чтобы вынести навстречу предмету его сущность, то в высшем познании он должен оставаться пассивным, так как теперь он сам является для себя предметом. Он должен получить в себе свою сущность. Поэтому познание духа является ему как просветление свыше. И Вейгель называет высшее познание, в противоположность чувственному, "светом благодати". Этот "свет благодати" в действительности есть не что иное, как самопознание духа в человеке или возрождение знания на высшей ступени созерцания. Однако как Николай Кузанский на своем пути от знания к созерцанию не дает приобретенному им знанию действительно вновь родиться на высшей ступени, но ошибочно принимает за новое рождение то церковное учение, в котором он был воспитан, так происходит это и с Вейгелем. Он приходит к истинному пути и опять теряет его в то самое мгновение, как вступает на него. Кто хочет идти путем, на который указывает Вейгель, тот может считать его своим вождем лишь до исходной точки этого пути". 7(6)

Агриппа и Парацельс

     313. "В том же направлении, на которое указывает уже весь характер представлений Николая Кузанского, шли Агриппа из Неттесгейма (1487-1533) и Теофраст Парацельс (1493-1541). Они углубляются в природу и стараются исследовать ее законы всеми доступными в то время средствами и со всей возможной всесторонностью. В познании природы они видят в то же время истинную основу всякого высшего познания. Высшее познание они стараются развить из самого естествознания, заставляя его вновь родиться в духе".
     Агриппа Неттесгеймский провел жизнь, обильную переменами судьбы. Он происходил из знатного рода и родился в Кельне. Он рано изучил медицину и науку права и пытался разобраться в процессах природы в том духе, как это было тогда принято в некоторых кругах и сообществах, а также у отдельных исследователей, которые тщательно хранили в тайне то, чего им удавалось достигнуть в познании природы. Ради этого он неоднократно путешествовал в Париж, в Италию и Англию, а также посещал знаменитого аббата Триттгейма Спонгеймского в Вюрцбурге. В разное время он преподавал в научных учреждениях, а по временам поступал на службу к богатым и знатным и отдавал в их распоряжение свои политические и естественнонаучные способности и познания. Если его биографы и признают эти, оказанные им, услуги не всегда безупречными и если они говорят, что он наживал деньги под предлогом обладания тайными искусствами, то этому можно противопоставить его бесспорное, неутомимое стремление честно усвоить себе в целом все современное ему знание и углубить его в смысле высшего познания мира. У него отчетливо выступает стремление стать в определенное отношение, с одной стороны, к естествознанию, с другой — к высшему познанию. Но стать в такое отношение к ним может только тот, кто ясно понимает, какими путями приходят к этим обоим видам познания. И если верно, что естествознание необходимо в конце концов поднять в сферу духа для того, чтобы оно могло перейти в высшее познание, то не менее верно и то, что первоначально оно должно оставаться в принадлежащей ему области, и только тогда оно может дать истинную основу для высшей ступени познания".
     "Агриппа Неттесгеймский борется за истинное естествознание, которое не хочет объяснять явления природы наличием духовных существ, таящихся в чувственном мире, а склонно видеть в природе только природное, а в духе — только духовное. Мы, конечно, совершенно неверно поймем Агриппу, если будем сравнивать его естествознание с естествознанием позднейших веков, располагавшим совершенно другими опытами. При таком сравнении легко могло бы показаться, что он еще всецело относит к непосредственным действиям духов различные явления, основанные лишь на естественной связи... Само собой разумеется, он верил в факты, в которых считалось невозможным сомневаться в его время. Но это делаем и мы. Или, быть может, думают, что будущие века не выкинут, как старый хлам "слепого" суеверия, многое из того, что мы признаем за несомненные факты? ...Конечно, во времена Агриппы, защищаемая им "природная магия", искавшая в природе только природное, а духовное только в духе, встречала мало понимания; люди тяготели к "сверхъестественной магии", которая искала духовное в царстве чувственного, но ее Агриппа оспаривал. Поэтому аббат Триттгейм из Спонгейма мог дать ему совет: сообщать свои воззрения, как тайное учение, лишь немногим избранным, способным подняться до подобной идеи о природе и духе, ибо ведь и "быку дают только сено, а не сахар, как певчим птицам". Этому аббату Агриппа и был, быть может, обязан своей правильной точкой зрения. ... Насколько трудно было самому Агриппе выбиться из предрассудков своего времени и подняться к чистому созерцанию, об этом свидетельствует то, что свою "Тайную Философию", написанную уже в 1510 году, он не выпускал в свет до 1531 года, считая ее незрелой".
     "Агриппа по трем последовательным ступеням восходит к высшему познанию. На первой ступени он рассматривает мир, каким он дан внешним чувствам, с его веществами, его физическими, химическими и иными силами. Природу, рассматриваемую на этой ступени, он называет элементарной. На второй ступени он рассматривает мир как целое, в его естественной связи, как все вещи в нем приведены в стройный порядок, сообразно мере, числу, весу, гармонии и т.д. Первая ступень располагает вещи по их ближайшей связи. Причину возникновения какого-нибудь процесса она ищет в непосредственной близости с этим процессом. На второй ступени отдельный процесс рассматривается в связи со всем Мирозданием. Здесь проводится мысль, что всякая вещь находится под влиянием всех остальных вещей мирового целого. Это мировое целое представляется как великая гармония, в которой все единичное является лишь ее членом. Мир, рассматриваемый с этой точки зрения, Агриппа называет астральным, или небесным. Третья ступень познания — это та, на которой дух, через углубление в самого себя, непосредственно созерцает духовность, изначальное существо мира. На этой ступени Агриппа говорит о духовно-душевном мире". 7(5)

     402. Франц Бенедикт Баадер (1765-1841), Карл Христиан Краузе (1781-1832). Иммануил Герман Фихте (1797-1879), Христиан Герман Вей с (1801-1866), Антон Гюнтер (1785-1862), К.Ф.Э. Трандорф (1782-1863), Мартин Дейтингер (1815-1864), Герман Ульрици (1806-1884). "Они стремились поставить индивидуального Бога, полное жизни личное прасущество на место серой, "устричной" чистой мысли Гегеля. Баадер считал веру в то, что Бог достигает своего совершенного бытия в человеке — "отрицающим Бога представлением". Бог должен быть личностью; и мир не должен исходить из него подобно логическому процессу, в котором с необходимостью одно понятие рождает другое, как это представляет себе Гегель. Нет, мир должен быть свободным деянием Бога, творением его всемогущей воли. Эти мыслители приближаются к христианскому учению откровения. Более или менее сознательной целью их размышления является стремление оправдать и научно обосновать его. Баадер погрузился в мистику Якова Беме, Майстера Экхарта и Парацельса. В их образном языке он нашел гораздо более подходящий способ для выражения глубочайших истин, чем в чистых мыслях гегелевского учения... Он побудил Шеллинга к углублению своих мыслей, к принятию им представлений Якова Беме.
     Личности, подобные Краузе, всегда будут замечательным явлением в развитии мировоззрений. Он был математиком. Он не позволял гордому логически совершенному характеру этой науки руководить собой и вопросы мировоззрений, долженствующие удовлетворить глубочайшие потребности его духа, он не разрешал тем методом, к которому он привык в этой науке. ... В основе мира идей Краузе лежит мысль о бесконечном, самостоятельном существе, которое не имеет "ничего вне себя, но само по себе и само в себе есть единая основа всего, и которое мы тем самым должны мыслить себе как основу разума, природы и человечества".
     Иммануил Герман Фихте резко свел счеты с гегельянством в своих книгах "Тезисы для подготовительной школы богословия" (1826) и "Основы для характеристики новейшей философии" (1829).
     Впоследствии в многочисленных произведениях он пытался обосновать и углубить воззрение, что сознательное, личное существо должно быть положено в основу мировых явлении". 18(8)

6. Посвященные

     89. "Ясновидящим человеком сегодня следует называть того, кто имеет прозрение в имагинативный мир, посвященным же следует называть того, кто смог подняться к инспирациям и интуициям". Может случится, что посвященный, имеющий ясновидение, в отдель­ных случаях не видит имагинаций. 114 (1)
     "Быть ясновидящим означает пользоваться органами эф. тела. Если же человек пользуется только органами астр.тела, то он хотя и может внутренне чувствовать, переживать глубочайшие тайны, но видеть их он не может". 114 (3)
     "Человека, который может видеть в духовном мире, называют в эзотеризме "ясновидящим". Но быть то­лько ясновидящим еще не достаточно. Такой человек может видеть, но не различать. Тот, кто приобрел себе способность отличать одно от другого существа и события высших миров, называется "посвященным". Посвящение приносит возможность отличать различие роды существ". 15 (2)
     "Кто с помощью упражнений, о которых современный человек едва ли имеет какое-либо представле­ние, не только вырабатывает созерцаюшее познание в духовном мире, но научается владеть духовными си­лами, лежащими в основе чувственного мира, тот, в противоположность ясновидящему, является адептом. Готовиться к этому следует куда больше, чем к ясновидению". 56 с.27-8
     В старые времена, когда оккультизм был тайной, существовало "три рода отношения человека к сверх­чувственному миру: первый — как посвященного, второй — ясновидящего, третий — адепта".
     Можно быть посвященным, не имея ясновидения, за счет познания и понимания законов духовного мира, постигнутых другими с помощью ясновидения. Но адепт — это другое. Напр., возьмем брошюру "Воспитание ребенка с оккультной т.зр." (ИПН 34). "Учитель, который овладел бы этой системой, стал бы адептом в области воспитания" Далее: "в тот момент, когда человек оказывается в состоянии овладеть сверхчувственными причинами, действующими в эф. и физ.телах, он — адепт в области детского воспитания". Таковым был Парацельс, "поскольку в каждый момент мог видеть невидимые принципы". 98 (1)
     "Культура и воспитание чувств ведут нас на астральный план". "Ученик тайноведения может быть на астральном плане майстером, на ментальном же плане таковыми могут быть лишь высшие майстера". 93-а (II)
     Выдающиеся ученики эзотерики достигают того, что все их эф.тело преобразуется так, что после смерти сохраняется целиком и не нуждается в прохождении через Девахан. "Это называется отречением от Девахана". "Правило белого мага — никому не позволять вмешиваться в свое эф.тело, но свои инстинкты проводить только через катарсис. В эф.теле царят покой и мудрость. Если туда попадает нечто злое, то оно проника­ет в покой и там остается". 93-а (2)
     В древних мистериях были разного рода посвященные: мудрецы, целители и маги, — в зависимости от того, какое качество они особенно развивали: мышление, чувство или волю. Четвертая группа посвященных разви­вала все три качества в гармонии, но, конечно, не могла развить их до той высоты, какая была доступна при одностороннем посвящении. Случалось, что три первые вида посвященных ставили свои способности на службу четвертому, хотя он и был слабее их. Тогда развитие мира шло особенно успешно вперед. В Европе бывали коллегии из 12 посвященных, которые слушали указания 13-го, непосвященного, руководствовавшегося своей инстинктивной волей. Посвященного 4-го рода называли "человек". 117(8)