Перелом в культуре. XV-е столетие

183. "Великий перелом в XV столетии обычными историческими сочинениями вообще не был замечен, тогда как человек обрeл здесь совершенно иное отношение к себе. И нечего пытаться проникнуть в это теоретическими понятиями. Нужно попытаться исследовать это в ощущениях людей, как это подготовлялось и как выразилось позже, когда перелом в своих существенных силах уже совершился".
     В решающих местах духовного развития на эти вещи указывается, например, у Вольфрама фон Эшедбаха в "Парсифале". В Гурнеманце мы видим представителя старого направления. Он говорит Парсифалю: "Не спрашивай, ибо мысли, по сути говоря, приходят из интеллекта, а от интеллекта бегут духи. Если ты хочешь подойти к духовному миру, то не спрашивай".
     Но времена изменились. Наступил перелом. И он предвозвещается: хотя Парсифаль действует ещe в VII и VIII столетии, однако в замке Грааля его переживают уже тогда, переживают характер будущего: следует спрашивать. ... Не спрашивай, ибо мышление изгоняет духов! Таково было правильное установление прежде, но в интеллектуалистическую эпоху духовный мир снова следует находить через интеллект, а не через притупление мышления".
     Большие изменения при переходе от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе произошли и в языке. Раньше органы речи в словах подражали процессам вовне, что теснее связывало Я с происходящим во внешнем мире. Иногда современный человек пытается подражать тому, что было, и он тогда выражается так: "Undes wallet, und siedet, und brauset, und zischt" (И вздымается, и кипит, и ревeт, и шипит). Ныне Я стало более внутренним, а вместе с тем и речь, но зато она также и менее значительна, менее выражает внешнее. В четвeртую послеатлантическую эпоху человек словом (см.рис. слева, красное) связывался с вещью (белое) и жил в ней.


     В 5-й эпохе человек владеет словом как чем-то душевным, внутренне обособленным (рис.справа). Ныне слово так относится к вещи, как сова к стоящему напротив зеркалу. Из подобного ощущения возник во 2-ой половине XVI в. Тиль Ойленшпигель (ойлен — сова, шпигель — зеркало). Когда Ойленшпигель буквально принимает то, что люди выражают в сухих абстрактных словах, то они в этом видят (как в зеркале) самих себя; а иначе они себя не видят.
     Наступила ночь. Прежде человек был орлом, теперь он стал совой. Душевный мир стал ночной птицей.
     Перелом, до которого люди чувствовали себя вблизи духовного мира, а после которого они были как бы отторгнуты от него, этот перелом можно увидеть. "Взять опять же Парсифаля, как его мать Герцелоида надевает на него шутовской костюм, чтобы он не врос в мир, который является новым миром. Он должен остаться со старым миром. Он, таким образом, из чувственной действительности врастает в духовный мир. XVII столетие также имело своего Парсифаля, но комического: здесь всe утонуло в комическом. В интеллектуалистическую эпоху, если быть честным, не понять душевного почерка, господствующего в Парсифале. Но такого человека, который должен войти в мир, потерять себя в мире и в конце концов оказаться в одиночестве, найдя душевное спасение, XVII век нарисовал — это "Симплициссимус" Кристоффеля фон Гриммельсхаузена". Речь там идeт о сыне крестьянина из Шпессарта. В 30-летней войне их дом сгорел. Парень бродяжничает, проходя через разные приключения, пока наконец не попадает к губернатору города Ганау. Тот видит, что перед ним совсем простой парень: Симплициссимус (простейший). И он назначает его придворным шутом. И вот в нeм внутренний и внешний человек теперь расходятся. Он хотя и неуч, но поумнее многих, считающих его дураком. Ибо он приносит иную интеллектуальность, идущую из духа, а интеллектуальность рассудочная идeт к нему из внешнего мира. Той первой интеллектуальностью он ставит в тупик тех, кто сделал его шутом. Затем он попадает к хорватам, опять странствует и наконец делается отшельником, чтобы жить целительной для души жизнью.
     "Можно распознать подобие Симплициссимуса Парсифалю, но имеются различия в настроении. Дело в том, что целиком погрузившееся у Парсифаля в душу характера восходит в душе сознательной, а тогда действует едкий рассудок, действует комическое, происходящее только из едкого рассудка".
     Возьмeм, далее, Лоэнгрина. Почему Эльза не должна спрашивать его имени, т.е. какого он рода? "Лоэнгрин — посланец Грааля, сын Парсифаля. Чем занимались люди в общине Грааля? Знавшие тайну Грааля думали об этой тайне так, что в Храме Грааля находятся не просто избранные рыцари Грааля, но что всякий чистый сердцем и христианин в истинном смысле слова каждую ночь от засыпания до пробуждения — так рассказывалось — влечeтся к Граалю. Именно как место собрания истинно христианских душ во время ночного сна представляли себе Грааль. От земной жизни хотели удалиться. Поэтому и те, кто ведал правлением Грааля, должны были также удаляться от земной жизни. К ним принадлежит и Лоэнгрин, сын Парсифаля. Поэтому тот, кто желает действовать в смысле импульса Грааля, должен целиком чувствовать себя в духовном мире, должен чувствовать себя целиком принадлежащим духовному миру; он прежде всего не должен чувствовать себя принадлежащим внешнему земному миру. Он должен, в некотором смысле, скажем мы, иметь напиток забвения. Лоэнгрин — посланец Граальграда. Он соединяется с Эльзой Брабантской, т.е. со всем народом Брабанта. В свите Генриха I он выступает против венгров. Это значит, что по поручению Грааля он несeт важный импульс мировой истории. Он в состоянии это сделать силой, исходящей из Храма Грааля. Ну, а если мы вернeмся в 4-ю послеатлантическую эпоху, то там ведь было иное: там действовали не просто внешние, постигаемые рассудком импульсы, там повсюду действовали духовные импульсы. Но история излагается так, что это едва замечают".
     Многие ли сегодня понимают, что крестовые походы (это 4-я эпоха) совершались с медитативной формулой: "Бог этого хочет"? Эта своего рода сознательная медитация действовала со спиритуальной мощью. Там можете вы найти происхождение старых девизов. "Вы найдeте, как некоторые владетели замков под такими девизами совершали завоевательные походы, как они действовали духовными средствами, духовным оружием. Значительнейшим духовным оружием действуют рыцари Грааля, действует и Лоэнгрин. Но для него это возможно до тех пор, пока в нeм не выступит воспоминание о его внешнем происхождении, о его внешнем имени, о его внешнем роде. Он должен быть перенесeн в сферы, где он может быть предоставлен духовному, а общению с внешним миром — только будучи ограниченным созерцанием, а не какими-либо воспоминаниями. Он должен совершать свои поступки под действием напитка забвения. Он не должен вспоминать, в его душе не должно подниматься: я знаю, я из этого рода. —Потому не должна его спрашивать и Эльза Брабантская. Для него это необходимо. В тот момент, когда его спросят, он должен будет вспомнить. Это оказывает точно такое же действие на его поступки, как протянутый ему его меч".
     До эпохи интеллектуализма в социальном повсюду действовало спиритуальное. Существовали даже моральные лекарства, исцеляющие от физических болезней. Почитайте "Бедного Генриха" Гартмана фон Ауэ (1170-1213). Там рассказывается об одном богатом рыцаре, отпавшем от Бога, т.е. потерявшем в душе связь с духовным миром, впавшем в атеизм. Он заболевает проказой. Ничто ему не может помочь. Врач из Салерно говорит, что исцелить его может только кровь юной девы, если та пожертвует собой ради него. Рыцарь продаeт всe своe имущество и живeт у одного мельника. У этого мельника есть дочь, которая полюбила рыцаря, и, узнав о средстве, которое может его спасти, готова пойти на жертву. Однако рыцарь скорее готов и дальше болеть проказой, чем принять эту жертву. Но одной готовности на жертву со стороны девушки достаточно, и рыцарь исцеляется.
     Так сильно было взаимодействие человеческих душ в прошлом. "То разделение между человеком и человеком, которое выступило позже, представляет собой явление, сопутствующее интеллектуализму. И чем дальше распространяется интеллектуализм, тем меньше ищут... спиритуального и тем больше расходятся между собой индивидуальности". Хотя это должно прийти, индивидуализм должен быть, но из индивидуализма необходимо найти социальное. Иначе "социальный век" приводит к тому, что люди становятся антисоциальными и потому кричат о социализме.
     Иное, не сентиментальное, настроение господствует в "Бедном Генрихе"; сентиментальность пришла позже из интеллектуализма. Здесь же присутствует некий род благочестивого настроения, спиритуального настроения. Позже оно могло выражаться лишь комично, как в "Симплициссимусе". Это чувство выброшенности из мира переживалось и было выражено во многих народах.
     Человек должен с новой точки зрения опять выдвинуть вопрос: так что же такое человек? Раньше в поисках ответа на этот вопрос обращались к духовному миру, ибо знали, что вне физического мира человек есть дух. У гeтевского Фауста появляется лишь предчувствие: я должен обратиться к духовному миру, если хочу познать дух. — Но ему это не удаeтся. Хотя Дух Земли и появляется, но с обычными способами познания Фауст не может его видеть. Дух Земли говорит ему: "Ты подобен духу, которого ты познаeшь, не мне!" И Фауст обращается к Вагнеру, которого он понимает. А что пришло после Гeте? Люди не могли обращаться к духовному миру, чтобы понять человека. В себе они его тоже не находили, ибо речь уже давно стала душевной совой. И вот в XIX в. появляются: Иеремия Готтхельф (1797-1854) "Крестьянское зеркало", 1836; Карл Иммерман (1796-1840) "Главная ферма", "Три мельника", "Шварцвальдские крестьянские истории"; Жорж Санд (1804-1876); Григорович (1822-1900) "Антон несчастный", 1847; Тургенев (1818-1883) "Записки охотника", 1847-1851.
     Тут царит тоскливая надежда найти в простом человеке то, что может дать ответ на вопрос: что такое человек? — Раньше обращались к духовному миру, теперь — к крестьянам. Не будучи в состоянии познать в себе более, чем сову в зеркале, обратились к простым людям. И во всeм, вплоть до отдельностей, можно доказать, как всe сводится к одному: к познанию человека . В бессознательно совершающихся деревенских историях и прочем стремятся к человекопознанию. "Духовная жизнь станет прозрачной, если еe познавать с этой точки зрения".210(13)

292. Старые теологи I и II столетий христианского летоисчисления черпали из древней науки посвящения. "Но такие посвященные, которые смотрели непосредственно в духовный мир, чтобы затем оттуда обозревать чувственный мир, не могли возникнуть в среде наступавших с севера народов по причине всех их задатков. Эти народы были несколько атавистически ясновидящими; они ведь стояли, собственно говоря, на более ранней, примитивной ступени человеческого развития. Они, эти готты, лангобарды и т.д., также принесли с собой нечто от древнего ясновидения. Но это древнее ясновидение не относилось к внутреннему созерцанию, а к такому духовному созерцанию, которое обращалось больше на внешнюю сторону. Они видели духовный мир некоторым образом извне, в те время как южные народы были предрасположены к видению духовного мира изнутри.
     Что это означает, что эти народы видели духовный мир извне, снаружи? — Это означает, что они, например, видели: вот мужественный человек пал в битве... они прослеживали этого человека далее, как он вживался в духовный мир. Но они прослеживали ... и то, как он должен оставаться деятельным для земных людей. ... Это чувство, что умершие здесь, с огромной силой переживалось во время, последовавшее за IV столетием, когда северная формация смешалась с римской формацией.
     И, видите ли, в эти созерцания северные народы восприняли и Христа. Они, прежде всего, смотрели на мир мeртвых, но там-то и были по-настоящему живые. Они смотрели на парящие над ними целые сонмы умерших, которые были живыми. Здесь, среди странствующих по земле людей, они не искали Христа, но они искали Его там, где были эти живые умершие".
     Отражение подобных воззрений можно найти в поэме "Хелианд", записанной между 825-835 годами. Там рассказывается о предводительстве Карлом Великим крестовых походов, тогда как он жил в 742-814 годах. Описывалось, что Христос с 12 палладинами (рыцарями короля Артура), среди которых был Иуда, отправился в Испанию. "Повсюду люди видели длящееся Событие Христа — если я могу так выразиться — как тени в воздухе. Если люди хотели выразить вещи, которые они чувствовали, то говорили: над нами протекает поток Христа; Карл Великий предпринял попытку войти в этот поток Христа и вместе со всеми палладинами создал отображение Христа с его 12 апостолами; в реальном духовном мире он продолжал деяние Христа. ... Некоторое число этих людей, живых умерших... самых избранных, было поставлено охранителями Св.Грааля. Сказание о Граале никак не понять, если не знать, кто были действительные хранители Грааля. Сказать нечто такое: значит, хранителями Грааля были вовсе не действительные люди, — показалось бы людям того времени просто смешным. Ибо они возразили бы: уж не думаете ли вы, фигуры из тени, странствующие по земле, что вы более действительны, чем те умершие, которые теперь собрались вокруг Грааля?... В определeнном смысле физический человек на Земле рассматривался как оболочка для живых умерших в их внешних действиях. Такова была особенность тех столетий. Тогда говорили: если эти живые умершие хотят нечто совершить на Земле, для чего им нужны руки, то они идут к физически живущим людям и совершают это через них.
     Но было и ещe нечто. В то время вообще были люди, которые говорили себе: нет ничего лучше, как тем людям, что почитаются на Земле и являются столь значительными существами в мире живых умерших, что должны охранять Грааль, предоставить оболочку. — И тогда в народе говорили: нужно посвятить себя, скажем, например, ордену Лебедя. — Ордену Лебедя посвящали себя те, кто хотел, чтобы рыцари Грааля могли действовать через них здесь, в физическом мире. И Лебедем назывался человек, через которого рыцари Грааля действовали в физическом мире.
     Обдумайте сказание о Лоэнгрине, как оно изложено: Эльза Брабантская попадает в беду, появляется Лебедь, т.е. принадлежащий рыцарскому ордену Лебедя, тот, кто принадлежит к братству Святого Грааля, его нельзя спрашивать о его тайне. И счастливейшими чувствовали себя в тех столетиях те, кто имел рыцаря Лебедя в своих рядах, подобно Генриху фон Саксен (876-936) во время его венгерского похода (933 г.)". 214(1)

     56. "Горожанин является основателем материализма в практической жизни. Это выражено в мифе о Лоэнгрине. Лоэнгрин — посланец ложи Грааля, был мудрым водителем в эпоху средневековья, он подготовил основание городов. Лебедь — это его символ, как посвященного третьей ступени. Эльза Брабантская представляет собой сознание материалистически чувствующего города". 93-а(9)

     38. На севере Скандинавии, на севере России существовали Мистерии дроттов, основанные посвященным по имени Зиг, Зигфрид, или Зигге. К ним восходят все сказания о Зигфриде. В центре этих Мистерий стояли 12 индивидуальностей, каждая из которых проходила совершенно особое развитие души. Когда они сходились вместе, среди них, как 13-й, жило высокое духовное существо; так образовывалось связующее звено для того, что желало низойти в этот круг. 13-го в месте посвящений называли представителем Божества. А поскольку все основывалось на троичности, то его еще называли представителем святой Троичности.
     Тот, кто хотел войти в круг 12-ти, должен был "разыскать Бальдура", т.е. пройти через посвящение. Бальдур — это духовное в человеке, которое душа ищет в посвящении. Убивает Бальдура то, что дает человеку чувственное видение — Локи, сила огня и его выражение: Хедур, слепой, — человеческая чувствен­ность. Еще в тех Мистериях говорили о боге Ху и богине Керидве. Керидвой называлось то, что в душе производит наблюдение, а то, что к ней подступает как мир духовных фактов, — это называлось Ху.
     Мир оказался "не зрел для восприятия тайны Голгофы. Он не был зрел через столетия после пришест­вия Христа, не зрел он и поныне. Живого Христа узрел Павел в духовном мире. Кто теперь понимает глубокие письма Павла, этого посвященного, и кто способен правильно охарактеризовать ученика Павла Дионисия Ареопагита? Однако же всегда существовали и Мистерии Христианства. ... в Уэльсе в Британии было воспринято учение Дионисия. И (пришедшие в упадок) мистерии друидов и дроттов были пропитаны, по­беждены Христовой Мистерией. Благодаря этому там пришли к полному осознанию, что искомое в Ху и Бальдуре пришло в Христе". Но только в малых кругах посвященных оставалась живой святая тайна Христианства, что "из ран Спасителя текущая кровь струится через всех". "Кто в эту тайну посвящался, преодо­левал обычное, направленное на чувственный мир "я"". Такой человек говорил себе: Если прежде я хотел знать истину, то шел к внешнему миру. Но мне надлежит опрашивать невидимое в своей душе. а не ждать, когда внешний мир скажет, что есть истина. "Вопрос души к высочайшему, что она может найти, в позд­нейшие времена вовне, в мире назывался "тайной св.Грааля". И сказания о Граале и Парсифале суть не что иное, как выражение Христовой Мистерии".
     Вольфрам фон Эшенбах описал три ступени человеческой души. На первой она находится в притупленно­сти, смутности материального мира, материального духа. Затем она познает иллюзорность внешнего ми­ра — "Zwifel", а потом восходит к "Saelde", блаженству, к жизни в духовном мире. Идущий путем посвя­щения в Мистериях Христианства преображает свои оболочки в высшую троичность Духа. Он чувствует себя тогда как бы королем внутри св.Троичности. "Но кто не зрел, не способен на это, не получает плодов посвящения. Он будет вынужден, поскольку не зрел, отступить, ибо на него обрушатся страдание за стра­данием. Кто недостойным приблизился к св.Граалю, будет страдальцем, как Амфортас, и спасти его сможет только тот, кто принесет добрые силы. Его освободит Парсифаль".
     Христианским посвященным являет­ся и Лоэнгрин. У него нельзя спрашивать имя — о том, что его связывает с чувственным миром. Таких людей называют "безродными". Он пронизан жизнью и тканием Принципа Христа. Он смотрит вниз на свое эф. тело, ставшее Жизнедухом, как на отделенное от астр.тела. Оно возводит его в мир вне пространства и времени. Эф. тело и его органы — это лебедь, лодка — физ.тело; Лоэнгрин плывет в ней через море мате­риального. Душа, ищущая на Земле новое посвящение, — это Эльза Брабантская.
     Развитие европейских Мистерий отразилось и в поэтическом творчестве Конрада Флека (1230 г.), кото­рое относится к разряду провансальских сказаний и мифов. Там говорится о пожилой паре "Флоре и Бангефлоре". На современном языке это означает примерно цветок с красными лепестками, или розу и лилию. Флор и Бангефлор — это души, воплощенные в людей, которые однажды уже жили. Сказание производит их в бабушку и дедушку Карла Великого. "В самом же Карле занимавшиеся сказанием интимно видели того, кто неким образом привел во взаимосвязь внутреннее, эзотерическое, и экзотерическое Христианст­во. Это выражено в королевской короне". Роза и Лилия (Флор и Бангефлор) хранят в чистоте эзотериче­ское Христианство, каким оно восходит к Дионисию Ареопагиту.
     Флор, или Флос, — это также символ че­ловеческой души, воспринявшей в себя я-импульс вплоть до красной крови. В Лилии же можно видеть сим­вол души, которая может оставаться духовной только благодаря тому, что Я пребывает вне ее, доходит лишь до ее границ. Роза имеет самосознание в себе. Лилия — вне себя. Но соединение души, пребывающей внутри, и души, которая вовне как мировой дух оживляет мир, выражает собой обретение мировой Души, мирового Я человеческим "я". В соединении души Розы и души Лилии показана возможность обрести связь с Мистерией Голгофы. "В кругах посвященных говорили: та самая душа, которая обитала во Флос, или Флор, и была воспета в сказании, является вновь воплощенной в 13-м и 14 столетии для основания новой Школы Мистерий, которая соответствующим новому времени образом лелеет тайну Христа; и это — основатель Розенкрейцерства. ... Таким образом, эзотерическое Христианство укрылось в Розенкрейцерстве. ... розенкрейцерские посвященные являются преемниками древних европейских Мистерий, преемниками Школы Св. Грааля". 57 с. 412-425

Посвящение Парсифаля

     182а. "Грааль был из Англии перенесен в Европу и там Ангелами он удерживался парящим над Европой". 266-1, с. 518
     "Одна высокая духовная индивидуальность особенно воздействовала в это подготовительное время из духовных высей на Европу и места ее Мистерий. Ее зовут Титурель. В качестве инструмента Титурель использовал духовных или светских водителей человечества и лишь в этом свете можно понять их действия". Титурель воспринял чашу Грааля, паря над европейскими землями, и лишь столетия спустя опустился с нею из духовных высей на землю и на горе "Целение" (Монсальват) основал место Мистерий Святого Грааля," когда некоторые люди созрели для восприятия тайны Грааля. "Каждого, кто созрел для такого посвящения, называли Парсифаль.
     Карл Великий, пришедший с Востока — он был перевоплощением высокого индийского адепта, — был инструментом духовной индивидуальности, символизированной в имени Титурель. Флор (Флос) и Бланшефлур, называемые роза и лилия, были в духовном отношении родителями Карла Великого". Они деятельно предстояли Мистериям, в которые позже вступил Парсифаль.
     Парсифаль должен был сначала очиститься от желаний и себялюбия, и тогда он пришел к королю Титурелю. С помощью длительных упражнений, напрягши все силы, он смог подняться к своему высшему Я. Он стоял перед самим собой, но сначала он должен был принести в жертву интеллект.
     "Он увидел свою физическую суть в виде символа. Весь физический мир исчез перед ним. Вместо него он увидел огромное растущее древесное образование, столь большое, как вся Земля. Вверху на нем он увидел большую белую лилию, растущую из дерева жизни. И голос позади него, голос Бланшефлур сказал: это есмь ты. И он увидел свою очищенную от страстей и вожделений душу. Лилия хотя и была великолепна, прекрасной формы, но была окружена таким запахом, что Парсифалю стало очень неприятно. Он узнал, что этот запах образован всем тем, что он отделил от себя, из себя в процессе катарсиса. Это окружало его теперь, и он понял, что должен вновь все принять в себя и преобразовать ... в чистый запах розы. Тогда символ исчез. Стало темно. А через некоторое время перед Парсифалем из темноты выступил другой символ: черный крест с венком из красных роз. Древо жизни было преобразовано в черное дерево креста, а прорастающие из него душистые розы образовались благодаря абсолютной самоотдаче белой лилией собственной жизни этому дереву. И голос Флор сказал позади него: будь и ты таким. Запах лилии исчез; его впитала роза. Но Парсифаль увидел, что одного этого очищения недостаточно, что он должен свое низшее я пригвоздить к черному кресту и жить, следуя примеру Христа, чтобы расцвели красные розы.
     С этим Парсифаль ушел в одиночество, день и ночь давая этому символу действовать в своем внутреннем". Символ постепенно побледнел, но действие его силы осталось, и Парсифаль почувствовал великое единство во всем. Он почувствовал Облекателя, Всепокровителя, как Он "... Свои силы со всех сторон посылает к нему, а себя он переживает точкой в центре этих сил. Он почувствовал, что эта точка в его внутреннем есть часть великого Всепокровителя. Но пришли силы, побудившие его к сохранению самости. И третья сила соединила оба течения, и получилось, что два пути, ведущие в разные стороны, соединились в круге.

     I. — это сила, входящая в нас, от которой мы должны научиться самоотдаче. Бессознательно мы благодаря ей можем концентрироваться на предмете. Ее следует искать в контемпляции (созерцании).
     II. — эта сила побуждает нас оставаться самими собой. Она дает нам энтузиазм, инициативу для жизни во внешнем мире.
     III. — эта сила побуждает нас все радостные и трагические переживания видеть как бы вокруг нас, а не в нас. Так эта сила действует в космосе, движет звезды, также действующие на нас извне. Эту линию часто заменяют нижней линией треугольника. Познавая эту силу, мы с невозмутимостью смотрим на все, что нам приносит жизнь, понимая, что тут действует движущий закон кармы.
     "Парсифаль завоевал все три силы. Он отдал себя им. Тогда слева и справа, словно опора под руки, явились ему, как бы теплое и холодное, крылья. ... А затем в области гортани он пережил два потока, идущие с обеих сторон. Они пришли от Ангелов света, несущих человеку духовный свет мудрости. Духовный свет он впитал в себя. Затем духовными ушами он услышал из мира гармонии сфер звуки, прояснившие ему смысл и назначение становления человека и мира.
     Вновь ожидал он некоторое время. Потом что-то сверху проникло в его голову, и его пронизал поток всех сил, что прежде струился сквозь него. И он почувствовал, как все его существо заливает сила Отца, Творца...

     Чувство слабостей и ошибок, своих и чужих.
     Закон необходимости, движущийся по кругу.
     Всякое страдание и радость рассматривать
     объективно, покидать себя и так вчленяться
     в творящий, действующий Космос.
     Целое. Образ Древа жизни, человека.
     И по мере того, как длилось это переживание, все существо Парсифаля выросло над целым в облике пентаграммы. Он почувствовал себя сыном Этого Отца. Он пережил истинность розенкрейцерского изречения:
     E.D.N. — I.C.M. — P.S.S.R.
     Все эти переживания имел Парсифаль, когда в одиночестве стоял перед Титурелем". 266-1, с. 506-511, 523
     "У него было чувство, будто бы голова его чашеобразно открылась божественному свету, и в этом свете он узрел вестников Всепокровителя, нисшедших на него из высей. Он почувствовал, как из далей пространства пришли лучи и сошлись в одной точке, откуда излучились далее и пронизали его светом, который мудрость превращает в живую силу. Это открылось ему так, словно бы у него выросли два малых крыла. ...
     И он воспринял голос, который сказал ему: это свет Отца, из Которого ты рожден. И он узнал, что чтобы стать достойным этого рождения, ему следует зеленое дерево лилии превратить в черный крест, из которого растут розы, что он должен бы быть к мировому кресту привязан ... чтобы в Святом Граале воскреснуть". 266-1, с. 516-517
     "Сын Парсифаля — Лоэнгрин. Он является личностью, которая не приходит к полному выражению в телесности. Лебедь есть выражение для высшей индивидуальности, которая облучает его". Эльза — человеческая душа. Она с благодарностью должна принимать дары свыше, не пытаясь исследовать их обычным земным рассудком; или высшее Я отступает от нас. Эльза является предостережением. "Никакую внешнюю мысль, чувство, ощущение внешнего мира не должны мы допускать в святилище наших медитаций и концентраций". 266-1, с. 527-528
     В своем одиночестве Парсифаль пережил сдавливание всего своего существа, из чего развилось концентрированное чувство стыда. В нем был остаток его высокомерия. "Что называешь ты Меня благим? Никто не благ"... (Марк 10, 18). Вторым было чувство страха. Он осознал, что подобным Христу он не стал. "Будьте совершенны как"... (Матф. 5, 48).


     266-1, с.532

     923. "На первой ступени ясновидения сны становятся все регулярнее, в них являются определенные обра­зы, слышны полные смысла слова. Они все более и более приобретают смысл, который можно расшифровать и соотнести с действительной жизнью. Напр., человеку снится, что дом его друга горит, а затем он узнает, что друг заболел. Первые взгляды на Девахан являют его подобным небу, покрытому облаками, которые группируются и постепенно принимают живые формы.
     На второй ступени ясновидения сны приобретают очень определенные контуры. Это геометрические и символические формы великих религий, святые знаки всех времен, являющиеся, так сказать, речью творческого Слова, святые иероглифы космической речи: крест — знак жизни; пентаграмма, или пятиугольная звезда, — знак Слова; гексаграмма, или шестиугольная звезда, — знак макрокосмоса, отраженного в микрокосмосе, и т.д. Но все — эти знаки, которые мы видим в абстрактных линиях, здесь являются цветными, живыми, сияющи­ми на фоне света. Они хотя и не являются одеянием живых существ, но означают, так сказать, нормы и за­коны творения. ... На этой ступени своего ясновидения ученик еще стоит на пороге Девахана. И дело за­ключается в том, чтобы переступить его и найти вход, ведущий из астрального мира на первую ступень деваханического мира. ... На первой ступени Девахана человек видит астральные образы физического мира (сам физический мир образует там пустоты); это есть то, что называют твердью Девахана, негативной фор­мой долин, гор, физических континентов.
     Когда человек медитирует с задержанным дыханием, то он достигает второй ступени Девахана. Пустые про­странства, которые создает физическая субстанция, наполняются системой духовных течений. Это течения универсальной жизни, которые пронизывают все; это океан Девахана. Здесь посвящаемый погружается в бью­щие источники всякой жизни. Он видит эту жизнь как колоссальную сеть всеохватывающих потоков, каналов. При этом его пронизывает чуждое ему и совсем новое ощущение. Он чувствует, как начинает как бы жить в металлах. ... Существа, которых человек встречает в этих областях, описаны Дионисием Ареопагитом как Архангелы, или оживители металлов; они выступают на второй ступени ясновидения.
     Человек достигает третьей ступени Девахана, когда жизнь своего мышления отрывает от связи с физи­ческим миром, когда в жизни мышления он может наполниться лишенным мыслей содержанием. Майстер гово­рит своему ученику: живи так, чтобы рассудочное мышление приводить в действие без предмета! — Лишь тогда откроется новый мир ... астральная душа вещей, воздух, деваханическая атмосфера. Эта атмосфе­ра совсем отлична от нашей. Ее субстанция жива, звучит, полна ощущений, как если бы она чувствовала. Она отвечает на каждый наш жест, действие, мысль, колебаниями, световыми явлениями, звуками. ... Так Девахан не отрывает нас от Земли, но являет нам ее извне. Человек больше не ощущает боль и радость как нечто такое, что разыгрывается в нем. Он рассматривает их объективно, как спектакль. Наступает новое время обучения в сочувствии и сострадании. Девахан — это школа, где человек учится и страдание, и радость этого мира рассматривать с более высокой точки зрения, где человек напрягает все силы на то, чтобы превращать страдание в радость, падения в подъемы, смерть в воскресение...
     На четвертой ступени проникновения на Девахан вещи являются в облике их пра-формы. Это больше не негативный аспект, а первоначальный тип, открывающий себя здесь. ... Это мир идей Платона, царство матерей, о котором говорит Гете и из которого он дает взойти фантому Елены. Что является на этой сту­пени Девахана, индус называет Акаша-хроникой. На нашем современном языке мы назовем это астральным образом всех мировых событий. Все, проходящее через астрального человека, утверждается здесь в беско­нечно тонкой субстанции, которая, собственно, является негативной материей. ... Пятая ступень — не­бесная гармония сфер. ... Мы достигаем здесь области, лежащей по ту сторону звезд". Ученика на этой ступени называют лебедем (Лоэнгрин). 94 (12)