291. В эпоху Халдеи, Вавилона и Египта "...люди учились в самой природе распознавать закономерности. Глядя на звезды, они не просто искали там богов, но исследовали законы звезд; так возникла удивительная наука, которую мы находим у халдеев. Египетский жрец не рассматривал физическое как противоречивое, но духовность, открывавшуюся ему в геометрии, он вчленял в почву, в свою землю. ...внешнее знание звезд было внутренне взаимосвязано с познанием богов, одушевляющих звезды".99 (12)

331. "Риши говорили еще так, как только и может быть выражено сверхчеловеческое познание: они говорили подвижным языком образов, имагинативным языком. Они как бы изливали свое знание из души в душу, пробуждая в словах живые образы, которые возникали непрерывно в то время, как они сообщали свои познания. О "причине и следствии" и других современных понятиях науки и логики тогда не могло быть и речи. Все это появилось гораздо позднее. ...во второй послеатлантический период. Тогда как бы впервые ощутили сопротивление материального бытия; почувствовали необходимость выразить сверхчувстввнное так, чтобы оно приняло те формы, в каких человек мыслит на физическом плане. Такова была основная задача древне-персидской культурной эпохи.
     Затем наступил третий послеатлантический период — египто-халдейская культура. Тогда имелись сверхчувственные понятия. Это опять таки трудно понять современному человеку. Нужно представить себе: нет еще никакой физической науки, но имеются уже понятия, полученные, однако, сверхчувственным путем (не рассудком, мышлением, а ясновидением); знали, что происходит в сверхчеловеческих мирах, и умели высказать это в мыслительных формах физического плана. Теперь, в этот третий культурный период, начали применять к физическому плану знания, полученные из сверхчувственного мира, что можно сравнить с третьим отрезком человеческой жизни. Между тем как во втором отрезке жизни люди учатся... в третьем они применяют свои знания на физическом плане. Учениками небесного знания были ученики Заратустры во втором периоде культуры. В третьем периоде люди начали применять на физическом плане то, что они получали сверхчувственно. Скажем для пояснения: путем сверхчувственного созерцания они, например, познавали, что полноту сверхчувственного можно представить в образе треугольника — треугольник как образ сверхчувственного, — отчего и сверхчувственная природа человека, изливающаяся в физическое, может быть воспринята как троичность. Подобным образом учились познавать и другие понятия, соотнося физические вещи со сверхчувственными. Например, геометрию познавали сначала символически. Итак, появились понятия, и их начали применять: египтяне — к землемерному искусству при обработке своих полей, халдеи — к ходу светил, положив тем основание астрологии, астрономии. То, что прежде относилось только к сверхчувственному, теперь стали применять к тому, что наблюдали физически, чувственно. Что было порождено сверхчувственным познанием, стали прорабатывать на физическом плане...
     В четвертом периоде — греко-латинском — было особенно важно, чтобы человек понял сложившееся положение вещей. ... в четвертый период встал вопрос: имеем ли мы право применять к физическому миру то, что образовано на базе духовного мира? Действительно ли подходит к физическим вещам то, что было почерпнуто из духовного? ...Платон был еще живо связан с древним миром (познанием) и применял к физическому миру духовные формы понятий. А его ученик Аристотель был тем, кто поставил вопрос: имеем ли мы на это право? И потому он стал основателем логики. ...только в этот, 4-й период человек осознал, что он сам совершает нечто, когда наблюдает внешним образом мир, что он сам нечто вносит вниз, в этот мир. Это был важный момент".
     "Когда человек дошел до последней, уже недостоверной для него ткани (мыслей), которую он выпрял себе из духовного мира, мы должны указать на появление сильнейшего воздействия из сверхчувственного мира: на Импульс Христа. Тогда в послеатлантическую эпоху вступает сильнейшая духовная реальность; и она вступает в тот самый момент, когда человек был наименее одарен духовно, когда из духовного он мог воспринимать только понятия и идеи. ...
     Нельзя представить себе ничего более далекого друг другу, чем духовность, нисшедшую на физический план в Существе Христа, и то, что человек сохранил в себе как последний остаток духовности (в форме идей и понятий). Поэтому вы можете понять, что в первые века Христианства было совершенно невозможно постичь духовность Христа с помощью аристотелевской ткани понятий. А затем постепенно появилось стремление понять становление мира и человечества путем применения аристотелевской логики к мировым процессам. Это стало задачей средневековой философии". 124 (3)

612. "В родоначальнике народа Аврааме жила, фактически, такая индивидуальность, которая в своей телесности имела подходящий инструмент для мышления в суждениях". Как свидетельствует Акаша-хроника, Авраам пришел с другой стороны Ефрата, из Ура Халдейского. Он происходил из халдейского народа. С Авраамом в эволюцию входит тот образ комбинирующего мышления, математической логики, которой живет вся современная цивилизация. До средних веков в Аврааме видели родоначальника арифметики. Все задатки его мышления были направлены на рассмотрение мира согласно мере, числу и весу.117 (4)

461. "Затмения Луны совершаются ритмически через 18 лет. 72:4=18. Это как раз-четверть мирового дня и четверть человеческой жизни. ... в Мироздании все созвучно числовым отношениям. Человек дела­ет 72 удара пульса в минуту и 18 дыханий. Опять-таки — четверть. Эта числовая связь выражена в Мироздании тем, что существует — этот период в 18 лет первыми отметили халдеи, назвав его Зарос-периодом — ритм между Зарос-периодом и периодом Солнца; этот самый ритм имеется также и в человеке, в его внутренней подвижности, — между дыханием и пульсом. Платон не напрасно сказал: Бог геометризирует, арифметизирует. Подумайте, что из-за четверти, которая развивается в деятельности нашего дыхания, мы должны распределять его деятельность так, что она не совпадает с деятельностью пульса, но опережает ее. Этому соответствует тот факт, что в нашей 72-летней жизни, с которой соотнесены деятельность нашего сердца и пульса, мы проходим через четыре Зарос-периода, поскольку в ней содер­жится четыре дыхательных деятельности. Всецело в соответствии с Мирозданием сконструирована наша че­ловеческая организация". 201 (14)

1353.

Чувство "я" Чувство мысли Чувство слова Чувство звука или тона чувство тепла чувство зрения

\ | | > | | /

восточная культура

     Все эти чувства, когда во внутреннем души есть спиритуальная жизнь, дают ей пищу. И то, что человечество здесь развило, оно развило в древнюю восточную культуру. ... Но это некоторым образом втянуто в подосновы развития цивилизации". Затем стала приходить деспиритуализация, отмеченная логикой Аристотеля. Возникла цивилизация, опирающаяся на следующие чувства:

Чувство вкуса Обоняние Чувство равновесия Чувство движения Чувство жизни Осязание

\ | | > | | /

западная культура

     "Математика пришла из ... чувства дви­жения и чувства равновесия". 206 (23. VII)

Восприятие и мышление

1718. В Новом Завете рассказывается о познании магов и возвещении пастухов, в чем выражаются глубокие тайны человеческого познания и человеческой воли:

     "Внутреннее познание, выступающее у пастухов, все более и более вырастает вовне в дальнейшем развитии человечества и становится современным внешним воспри­ятием. Это есть то, что мы сегодня называем восприя­тием опыта. А то, что у магов способствовало познанию оживленного звездного неба, — это втянулось вовнутрь, я бы сказал, в основном в мозг, и стало нашим математическим, нашим механическим миром. Одно скрес­тилось с другим. Что прежде, в дохристианские времена, было внутренним познанием, образным, наивным, инстинктивными имагинациями, — это стало нашим внешним познанием, чувственным восприятием; что было вне­шним познанием, где человек постигал звездный мир, — это втянулось вовнутрь и стало сухим геометрически-математически-механистическим миром, который мы теперь получаем изнутри".202 (15)

260. "Математика — это дух, даже чистый дух; но в применении к физической действительности она есть средство отделения от духа. Насколько много вы исчисляете, настолько и замыкаетесь от духа". Кант сказал: в мире столько науки, сколько математики. Но можно сказать и так: "В мире столько тьмы, сколько человеку удалось произвести в нeм вычислений". 181(9)

     171. "Бедные пастухи в поле восприняли, собственно, откровения Земли из своего тела, когда в сновидческом состоянии сознания восприняли происходящее как голоса Ангелов". Маги восприняли весть из небесной мудрости. "Когда современные естествоиспытатели занимаются своими сухими исследованиями в лабораториях, клиниках, то они имеют мало общего с пастухами, но это прямая метаморфоза мудрости пастухов. А наши математики по прямой линии являются наследниками магов с Востока. Внешнее стало внутренним, внутреннее — внешним". 203 (1)

     255a. "Атом должен существовать аналогично предметам внешнего восприятия, но не может быть воспринят. В его понятии принцип наблюдаемости одновременно и утверждается, и отрицается". Д. 63, с. 8
     "Атомизм есть лишь последнее следствие духосозерцания в чувственном; человек хочет в атомах видеть лишь материю, поэтому они остаются непонятными". Д. 21, с. 6
     "Никто не должен говорить, будто бы мы отрицаем существование атомов как мельчайших частиц". Дело заключается в ином, чтобы познание тотальных процессов не пытались строить, исходя из процессов в атомах, но поступали прямо противоположным образом".
     "Когда дело идет об опытах, получаемых в природе ... мы не хотим интегрировать дифференциальные уравнения, чтобы прийти к пониманию опыта, но интеграл дифференцировать и дифференцированное принять как непосредственное следствие". Д. 114/115, с. 68-69

     284. "Внешне, абстрактно мы приходим к утверждению: целое больше, чем любая его часть, прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками. ... Но как только вы выходите в эфирный мир, перестает действовать закон: целое больше своей части. В эфирном мире человеку предстает следующее: он видит то, что эфирно стоит за частью целого человеческого существа, он видит печень, легкие и ищет их эфирный коррелят, и оказывается, что каждая часть человека существенно больше, чем весь человек на Земле. ...Когда вы войдете в эфирный мир, то там окажется, что легче путь, проделываемый по кривой, а если человек хочет там идти по прямой, то он неким образом прокалывает себя. Он прокалывается в каждой точке, он оказывается на самом длинном пути от одной точки к другой". Современная физика говорит о застывающей силе света, об убывающей силе тяжести с увеличением расстояния. Но наивно утверждать, что для звезды, удаленной от Земли на много световых лет, действительны те же законы природы, что и для нас. "Действие наших законов природы сохраняется лишь для земных отношений и прекращается в мировом пространстве. Но из далей мирового пространства повсюду идут эфирные законы". 224 (5)

     286. "Когда мы воспринимаем звук, цвет и т.д., то мы имеем только отображение реальности; эта реальность воспринимается нами, когда мы находимся вне нашего тела. Опыт о первичных качествах человек получает во время бодрствования в самом себе, а их отображение он видит во внешнем мире. Если он считает, что они существуют только во внешнем мире, то там он получает только их отображение, а не реальность, которая находится в нем самом.


     Этим отображением являются математические, геометрические и арифметические качества вещей".
     Перпендикулярные линии: тела физическое и эфирное. Заштрихованное: астр.тело и "я".
     Иначе обстоит дело с качествами вторичными. Их реальность человек может воспринять только вне своих физ. и эф. тел. Он проектирует в самого себя только их образы. Это происходит оттого, что в современную научную эпоху человек потерял сознание этого двойного соотношения, что он ищет во внешнем мире математические формулы, числа и т.д. ... там, где они только образы абстракций, а вторичные качества он ищет в самом себе, т.е. там, где они тоже только видимость, где их истинное существо от него ускользает".
     "Парацельс или ван Гельмонт обладали четким сознанием, что духовное существо человека активно, когда он воспринимает звук или цвет. Но поскольку в бодрственном состоянии это духовное существо соединено с телом физическим, то формируется только образ истинного цвета или звука. И когда человек их ищет только в физ.теле, то у него по необходимости возникает нереальная (неправильная) идея, концепция, сводящая все к формам чисто механического движения и к математике. Для того, чтобы реально узнать их, не надо ставить физические опыты относительно того, что происходит в человеческом организме, когда воспринимают звук, но надо представить себе, каким способом может человек получить опыт вне своих физ. и эф. тел. Такая идея не приходит в голову ученым современной научной эпохи, так как люди этого времени не имеют желания научиться познавать человеческую природу всю целиком, истинное ядро человеческого существа. Вот почему они не находят первичных качеств вещей в самом человеке, который остается для них неизвестным, а во внешнем мире не обнаруживают вторичных качеств, потому что они забыли, что к нему принадлежит и человек.
     Как первичные качества — математика, механика — находятся внутри человека, так качества вторичные находятся в мире, внешнем по отношению к человеку.
     Не требуется становиться ясновидящим, чтобы постичь все это. Хотя указания, полученные в этой области путем ясновидения, являются основными, все же здоровое познание самого себя может с абсолютной точностью привести ум к тем же результатам. Забывают, чем на самом деле является человек, что его тело полностью проникнуто духом. Забывают, что в состоянии бодрствования дух должен полностью вверяться, предавать себя телу, если он хочет понять в нем законы математики. Также забывают, что дух должен сосредоточиться в самом себе, сделаться независимым, освободиться от тела, чтобы прийти ко вторичным качествам вещей". 326 (6)

     292. "Пока остаются при одной математике, можно заниматься теорией относительности, но если с нею войти в жизнь, то там она не годится. Когда человек движется из пункта А в пункт В, то можно сказать, что его движение относительно, что верно и обратное: пункт В движется к человеку. Однако, если один человек остается просто стоять в пункте А, а другой движется, то в результате один из них устанет, а другой нет. Далее, рост человека также относителен, и нельзя сказать, кто действительно выше, поскольку рост можно взять в разных отношениях. Однако в жизни быть карликом или великаном — значит быть больным, а величина человеческой головы обусловлена всем космосом. Человеческий рост колеблется в определенных пределах, но в Мироздании человек полностью предопределен к некоему росту: здесь опять-таки нельзя говорить об относительности.
     Можно мыслить о движении, превышающем скорость звука, и прийти к возможности, скажем, услышать звук выстрела до того, как выстрел произведен, но в жизни такого не бывает. Эйнштейн мыслит логически, но логическое еще не означает действительное". 352 (10)

     709а. "Поистине пифагорейский род мышления живет в натуре этого юноши" — Новалиса. Из его высказываний о математике: "Чистая математика есть религия. К математике проникают только через теофанию. В Европе математика выродилась просто в технику". Д. 11, с. 11

Математика

     263. "Через познание числовых тайн оккультист подготовляет себя к тому, чтобы воспринимать спиритуальную музыку... которая восходит до музыки сфер". 34 с. 550

     263a. 1. Спиритуальная закономерность.
     2. Физическая закономерность.
     3. Математическая закономерность.
     Математика есть внутренняя закономерность пространства.
     Самая внешняя граница, на которой встречаются спиритуальное и физическое, закономерна в математическом смысле (математически закономерна). Д. 114/115, с. 41
     "За всеми современными формулами, за тем, как ими пользуются, чтобы что-то выразить (механистически) математически, отсутствует какая-либо сущность. Сущность появляется там, где ... проникают в саму суть математики". 324, с. 176

     268. "Если не только абстрактно понимать, но и внутренне переживать, что представляет собой в действительности дифференциал, то тогда напечатлевается свободное от чувственного воззрение. Ибо в дифференциале чувственное созерцание пространства преодолено в символе, человеческое познание на миг может стать чисто ментальным. Ясновидению это открывается благодаря тому, что мыслеформа дифференциала открыта вовне, в противоположность мыслеформам, которые человек получает благодаря чувственному созерцанию; эти последние вовне закрыты. Так через анализ бесконечных открывается путь, благодаря которому высшие органы чувств человека открываются вовне. Оккультистам известно, что за процесс совершается в 2-хлепестковом "цветке лотоса", когда развивают в себе дух (мыслеформы) дифференциала". 34 с. 550-51

     310. "Когда кто-либо, подобный Фоме Аквинскому, изучал собственную душу, то он находил в ней действующий и живой духовный элемент. Но именно не в самой душе, а в духе, который жил и действовал в душе, искали Фома Аквинский и его предшественники свое Я. Они приходили к духу путем души и там они отыскивали Я, то Я, которое для них было даром Бога. Они говорили себе, или по крайней мере могли себе сказать: я погружаюсь в свою душу, я созерцаю там дух, и в этом духе находится Я. Но эволюция человечества хочет, чтобы, прогрессируя по направлению к свободе, оно теряло возможность находить дух, погружаясь в себя.
     Также и Иоганн Скоттус Эригена не стал бы говорить как Майстер Экхарт. Он сказал бы: я созерцаю самого себя. Пройдя весь внешний мир, я открываю в себе, в моей душе дух, я нахожу Я, которое поддерживает и оживляет мою душу. И в этой Божественности, в духе я нахожу свое Я.
     Судьбы человечества пожелали, чтобы путь, практиковавшийся в предшествующие столетия, был закрыт во времена Майстера Экхарта. Пробуя следовать тем же путем, что и Скоттус Эригена или Фома. Аквинский, Экхарт больше не погружался в Бога, в дух. Он находил только божественное небытие и должен был в этом небытии искать свое Я. Одним словом, человек потерял 111видение духа в своем внутреннем существе, и только понуждаемый глубокой необходимостью, такой человек как Экхарт вынужден искать свое Я в небытии. Николай Кузанский, следующий за ним, признает совершенную несомненность того, что старые методы, основанные на мыслях и идеях, потеряли свою ценность и больше ничего не стоят, если надо добиться чего-либо в духовной области. Душа потеряла всякую возможность найти в самой себе духовный мир. И Николай Кузанскии говорил себе: все, что дает мне теология, может только погрузить меня в небытие человеческой мысли; поэтому мне надо соединиться с духовным опытом. Но духовное знание, полученное таким образом, не может быть выражено и сообщено. Пойдя туда, человек может только оставаться немым.
     Итак, Николай Кузанскии почувствовал всю бесплодность теологии средних веков, склонявшейся к своему закату, и в ученом незнании нашел лекарство, нашел обходной путь. ... Он обладает строгостью рассуждения, заимствованной им из математической практики. Но все же он не решается применять эту математическую уверенность к духовной области, которую ему открыло ученое незнание. И он пытается приблизиться к ней с помощью разного рода формулировок робкого символизма. И в то же время он сознает их символический характер. Математические познания, которые я приобрел, — говорит он себе, — являются для меня остатками прежнего знания. Я не могу сомневаться в их надежности тем же образом, как я сомневаюсь в теологии, потому что эта уверенность оказывается во мне в тот же час, как только я усваиваю математическую истину. Но в то же время беспомощность, бесплодие теологии так тяжело давит на его душу, что у него нет мужества применить к духовной области математическую точность, если только она не дается в виде символов. Именно так отмечается конец этой эпохи в истории человеческой мысли.
     По типу своего ума Николай Кузанский является уже почти таким же математиком, каким позже станет Декарт, но он не осмеливается искать на путях математики ту истину, которую обрел в ученом незнании. Он чувствует удаление духовного мира от человечества, его все большее и большее исчезновение из поля зрения. Духовный мир делается недоступным для человеческой науки. Чтобы снова соединиться с ним в глубинах своей души, надо сделаться незнающим".
     "Что Николай Кузанский сделал для угасавшего духовного мира, применяя к нему свои робкие математические символы, — это же самое со смелостью и отвагой Николай Коперник сделает для чувственного мира, к которому он применит математическое мышление. Если трактат об ученом незнании, вышедший в 1440г., является признанием в бессилии по отношению к духовному миру, то труд Коперника "Де революционибус орбум селесциум", вышедший в 1543г., смело требует для всего Мироздания признания математической мысли. ... За этот столетний отрезок времени родилась западная наука. До этого она существовала только в эмбриональном состоянии. ... Нужно вернуться к этому времени, даже немного ранее Николая Кузанского, если действительно хочешь понять, чем является научная мысль, знать, что может принести человечеству наука и какую новую духовную жизнь может она породить". 326(1)

     622. "Геккель никогда не пришел бы к основному онтогенетическому закону, если бы не составил себе идею о нем совершенно свободно в мышлении (путем интуиции). Совершенно бессмысленно лишь наблюдать события (эксперименты)". В чистой математике мы как будто бы обходимся одним наблюдением, познавая ее сущность. Но это происходит лишь потому, что "мы имеем дело с объектом, который мы не созерцаем вовне, но весь без остатка порождаем сами. Чистая математика в противоположность опытному знанию может иметь значение для познания сути его объекта. Поэтому она может служить прообразом для философии. Последняя лишь должна преодолеть односторонность математических суждений, состоящую в абстрактном характере математических истин. ... Если мы в состоянии порождать образования с реальным содержанием, то мы получаем не просто науку форм, какова математика, но существ, каковыми должна быть философия. Высшим образованием такого рода является "я". Его не найти опытным путем, но можно лишь породить из свободной интуиции. Кто способен рождать такую интуицию, скоро заметит, что этим он выполняет не просто акт в своем отдельном, случайном сознании, но — космический процесс: он преодолел противоположность объекта и субъекта; он имеет содержательный мир в себе, а себя находит в мире. С этого момента он не рассматривает вещи как стоящие вовне, но — внутри себя. В этот момент он стал философом". 30, с.527

Числовой метод познания

     655а. "Не найти вообще никаких связей в эволюции мира, если принцип числа не использовать как метод рассмотрения". 346, с. 193
     "Все, что инспирирует из духовного мира, открывается в числах". 266-3, с. 318
     "Если число приводят в связь с тем, что происходит, то входят в апокалиптическое мышление, учатся в некотором роде апокалиптически читать Вселенную..." 346, с. 94
     "Одно (единство) в трех (троичность) творит меру, число и отношение (вес).
     Единица есть откровение Абсолюта, божественного бытия!"
     "Единица есть число единства. А когда к одному добавляется два, когда два развивается из него, то мы имеем откровение. Два т.обр. есть число откровения". 266-1, с. 500, 539
     Единство высшего мира в более низком мире выступает как троичность. "Мистерия Трех". Тут необходимо качественное исчисление:


     Такое исчисление имеет дело с внутренней сотворенностью вещей. 1=1, 1=2, 1=3, 1=4 и т. д. Не закон числа, а закон анализа применим практически в душевном мире. Наши синтетические числа есть всегда абстракции.
     Бог сотворил мир сообразно мере, числу и весу, "согласно творческому, качественному, аналитическому порядку чисел". 343, с. 525-527
     "Это всегда имеет место, особенно при переходе от четырех к пяти, что пять приходит в оппозицию к четырем". В древних Мистериях в определенный момент ученик приходил к убеждению, что "... число зла есть число пять. — Повсюду, где во Вселенной согласно тайне числа правит число пять, имеют дело с миром зла; пять восстает против четырех, за чем следует великое решение, ведущее к тому, что к шести взойдет или добро, или зло". 346, с. 99
     Десятистраничная книга Сен-Мартена. "Чтение в духовных прообразах называется в оккультизме чтением в десятистраничной книге".
     1-я страница: переживают внутреннее становление и прехождение. Манвантара — простирание, пралайя — стягивание в точку. Оккультный ученик должен переживать в себе такую точку; в ней — все и ничто. Из ничего возникает все. Об этом можно прочесть на 1-ой странице.
     2-я страница: повсюду в мире переживать двоичность. Нужно научиться мыслить в двоичностях. Дуализм здесь необходим и правомерен.
     3-я страница: троичность. "Продумывать мир в его трехчленности, означает думать мудро".
     4-я страница — это человек как четверичность: тело, душа, дух и самосознание. Четверичность развивается из троичности.
     5-я страница: здесь открывается все то, что человек проецирует из себя наружу. Мифы, саги. Мифы о конях содержат в себе стоящее на этой странице. "Когда человек развивал зачатки умности... из его природы выделилось то, что содержит в себе природа лошади".
     6-я страница: содержит тайны сверхчувственного, познаваемые человеком. Идеалы свободы, равенства, братства. Зародыши будущего в настоящем.
     7-я страница: ученик учится понимать тайну семеричности. Высшая троичность, низшая и сам человек. Д. 32, с. 8-11
     "Для оккультистов семь всегда является совершеннейшим числом... Если жить в числе семь, можно различнейшим образом понимать инспирации. ...откровение числа семь является исключительно сложным. Так сказать, всевозможные вещи в Мироздании организованы в соответствии с числом семь, в меньшей мере — с числом двенадцать и с другими числами"... 346, с. 181-182
     "Если кто-то был посвящен в древних Мистериях, то первое, что он должен был пережить, состояло в том, что его ум, вся его человеческая душевная конституция должны были проникнуться значением семичленно протекающего цикла развития мировой культуры".
     Апокалипсис различным образом — в композиции, содержании — пронизан семичленностью, действием и тканием числа.
     "Также и в органической жизни господствует закон числа семь". 346, с. 88, 93
     О семи медитациях, данных по дням недели: "Их можно делать по несколько раз в день и пытаться по 20 — 30 минут исчерпать глубину таких изречений. В них заключено много такого, что помогает обрести связь с Мистерией всепронизывающей семеричности". 266-1, с.63
     "Десять или девять взаимнопереплетаясь, образуют совершенное число".


     "Восемь — это эволюционирующее семь. ... Тринадцать приводит планету в состояние, в каком она была в начале, но ступенью выше.
     Мы должны заканчивать двенадцатью. Так что в конституции планетарной цепи мы имеем не 7, а 12 высоких ведущих духов". (Только, начиная с восьмого, они пребывают не в действии; см. табл.) Д. 67/68, с. 16, 23
     "Число 12 всегда остается решающим; повсюду даны 12 ведущих духов: 12 колен израилевых, 12 апостолов, 12 рыцарей Грааля. Так что, как макро-, так и микрокосмически, 12 является святым числом, лежащим в основе всего; 7 — в действии, 5 имеет другие задачи. Для физических планет рассматривается число 7; поэтому из двенадцати принципов учат людей только семи". Д. 67/68, с. 24
     "Если люди хотят разделить свои задачи в мире, то их должно быть 12. Они образуют целое, они представляют 12 нюансов. Если люди в общности, в общине выступают в мир, то действует число 7. ... Но если дело идет о том, чтобы людей как представителей человеческого развития рассматривать в сверхземной жизни, то в действие вступает другое число". — 24. 343, с. 73
    
     Замкнутое в кожу астральное тело обозначается нулем. В такое тело не может проникнуть чужое существо. Так астральное тело человека становится для остального мира ничем, нулем. Но отделившись от остальной астральной материи, закрывшись в кожу, астр. тело стало единством. Это обозначают так, что перед нулем ставят единицу: 10. К нему добавляют число, указывающее на будущее развитие на Юпитере и Венере: 6 и 5. Так получают число Дзян из "Тайной доктрины" Блаватской: 1065. 266-1, с. 464

     659. "Все, что в математике, физике и механике не есть простое описание, должно быть первичным феноменом. На обнаружении таких первичных феноменов зиждется весь прогресс науки. Как только удается высвободить какой-нибудь процесс из переплетений с другими процессами и объяснить его как прямое последствие определенных элементов опыта, мы проникаем на один шаг глубже в понимании мирового свершения.
     Мы видели, что первичный феномен может быть найден чисто мыслительным путем, если привести соответствующие факты мысленно в связь согласно их сущности. Но можно создать необходимые условия также и искусственно. Это и делается в научном опыте. Тогда привлечение известных фактов находится в нашей власти. Конечно, мы не в силах устранить все побочные обстоятельства. Но все-таки существует средство освободиться от них. Вызывают какой-либо феномен в различных видоизменениях. Один раз дают действовать одним, а другой раз другим побочным условиям. Тогда находят, что через все эти видоизменения проходит нечто постоянное. Конечно, при всех комбинациях необходимо удерживать существенное. Тогда оказывается, что во всех этих отдельных опытах одна составная часть фактов остается неизменной. Она составляет высший опыт в опыте. Это и есть основной факт, или первичный феномен". 2(15)

     358. Чувствовать круг на плоскости, шар в пространстве означает чувствовать самость, чувствовать Я". Для живого чувства характерно умение жить в формах. Если форму круга расчленить т.обр. (1), то это указывает на отношение Я к внешнему миру, борьбу или взаимоотношение с внешним миром (тогда как обычный круг замкнут от окружающего); рождается чувство, что внутреннее сильнее внешнего. Но если круг расчленить так (2), то это означает, что внешнее сильнее внутреннего. Этот принцип действует и в пространственных (архитектур­ных) формах: волнистая линия означает победу внутреннего, зубчатая — внешнего. А такая форма (3) рождает чувство, движения.

     Когда мы переживаем эллипсовидную форму, наше астр.тело бессознательно для нас производит сложе­ние и испытывает наслаждение от идеального совпадения суммы (точек, удаленных от двух центров). В случае переживания гиперболы астр.тело вычитает. Форма лемнискаты вызывает бессознательный процесс умножения. Специальной формой лемнискаты является такая форма (4). В ней точка перекрещивания линий исчезает в 4-м измерении, с линией 3 вновь приходит в физическое, а с линией 5 вновь исчезает и возвращается с линией 6. Деление возникает при определенном поло­жении по отношению к кругу, когда астр.тело фиксирует две точки в круге, а само находится в треть­ей, вне круга.

     Имея перед собой круг, мы имеем нечто простейшее и, одновременно, мы выходим в мир, который явля­ется результатом борьбы, где Ариман и Люцифер производят деление, по отношению к которому наше высшее Я выступает неким частным. Все указанные отношения находят свое выражение в Гетеануме. Если, напр., человек входит с балюстрады туда, где стоит орган, то его душа начинает производить умножение. Весь Гетеанум выражает человека. Когда человек выпрямляется, то его земная воля действует против космичес­кой, от этого сгущается эф.тело и оплотневает свод черепа. Каждое семилетие жизни образует род колон­ны (пары колонн) — эфирные ноги и т.д.
     В христианской (готической) архитектуре выражена мысль: "мы живем в доме, но мы возвышаем душу, возносясь в предчувствии к духу". Новая мысль строительного искусства такова: "в почитании мы входим в дух и становимся едины с духом, который вокруг нас изливается в Формах, ибо вокруг нас Духи Формы, и все приходит в движение, ибо за Духами Формы стоят Духи Движения". 286 с. 44-53

Работа над мышлением

     994а. "Никто не может стать оккультистом, не умея совершать переход от наполненного чувственным к свободному от чувственного мышлению. Ибо это есть тот переход, на котором мы переживаем рождение "высшего Манаса" из "Кама-манаса". Этого перехода требовал Платон от желавших стать его учениками. Но оккультист, овладевший этим, должен овладеть кое-чем еще более высоким. Он должен найти переход от свободного от чувственного мышления в формах к бесформенному мышлению. Мысль о треугольнике, круге и т. п. еще обладает формой, хотя и не имеющей в себе ничего чувственного. Если мы ...перейдем к тому, что уже не имеет в себе формы, но содержит возможность порождать формы, мы поймем, что такое Арупа — Царство по сравнению с Рупа — Царством. И на самом нижнем, элементарном уровне в дифференциале нам предстает Арупа — Реальность. При дифференциальном исчислении мы всегда находимся там, где мир Арупы рождает мир Рупы. ... Следует лишь с полным сознанием интегрировать дифференциальное уравнение, чтобы почувствовать нечто от первоисточника сил, пребывающих на границе Арупы и Рупы".
     "...Гете искал бесформенное прарастение и стремился из него получить (другие, возможные) формы растений, подобно математику, получающему из уравнений особые формы, линии, поверхности". Д. 12, с. 9, 11

     1182. "Моей первой поездкой в Вену я воспользовался для того, чтобы приобрести себе побольше фи­лософских книг. Особенно моей любовью пользовался тогда первый набросок "Наукоучения" Фихте. ... Моя работа над естественнонаучными понятиями привела меня в конце концов ко взгляду на деятельность человеческого Я как на единственно возможную исходную точку для истинного познания. Если Я про­являет свою деятельность и само созерцает ее, то в сознании, следовательно, имеется духовное во всей его непосредственности. Так говорил я себе, полагая, что нужно только уметь все таким образом созерца­емое излагать в ясных, удобных для обозрения понятиях. Чтобы найти к этому путь, я и придерживался "Наукоучения" Фихте. Но у меня были все же и собственные взгляды. ... Раньше я мучился над отыска­нием для явлений природы понятий, из которых можно было бы найти понятие для Я. Теперь же я хотел, наоборот, исходя из Я, проникнуть в становление природы. Дух и природа стояли тогда как противо­положности перед моей душой. Для меня существовал мир духовных существ. Что Я, являющееся само духом, живет в мире духов, было для меня непосредственным созерцанием. Но природа не укладывалась в переживаемый духовный мир. Идя от "Наукоучения", я особенно заинтересовался статьями Фихте "О на­значении ученого" и о "Сущности ученого". Эти статьи явились для меня неким идеалом, к которому я сам стремился. Наряду с этим я читал также "Речи к немецкому народу". Но они заинтересовали меня тогда гораздо менее, чем остальные сочинения Фихте".
     "Особенное же значение приобрели для меня лекции по немецкой литературе, читавшиеся тогда в (высшей) тех­нической школе Карлом Юлиусом Шроером. В первый год моего учения в той школе он читал о "Немецкой лите­ратуре, начиная с Гете" и "Жизнь и сочинения Шиллера". Уже с первой лекции я был совершенно увлечен. Он дал обзор немецкой духовной жизни во второй половине восемнадцатого столетия и драматически изо­бразил первое, подобное удару молнии вступление Гете в ту духовную жизнь. Теплота его изложения, воодушевление, с которым он приводил во время лекций отрывки из поэтов, вводили каким-то внутренним образом в суть поэзии".
     "В библиотеках я занимался "Метафизикой" Гербарта и работой Циммермана "Эстетика как наука о фор­мах", которая была написана в духе гербартовой философии. К этому еще присоединялось тщательное изу­чение "Общей морфологии" Эрнста Геккеля. Я могу с правом сказать: все, что я находил в лекциях Шроера, Циммермана и в упомянутом выше чтении, являлось для меня глубочайшим душевным переживанием. В связи с ним вставали передо мной загадки познания и мировоззрения".
     "Я считал себя тогда обязанным искать истину через философию. Я должен был изучать математику и естественную историю, но был убежден, что не выработаю к ним соответственного отношения до тех пор, пока не сумею подвести под их данные верный философский фундамент. Но ведь духовный мир предстоял мне как действительность. В каждом человеке раскрывалась мне совершенно ясно его духовная индивиду­альность. Физическая телесность и деятельность физического мира являлись только откровением этой по­следней. Она соединялась с тем, что вело свое происхождение как физическое зерно от родителей. Я следовал за умершим человеком на его дальнейшем пути в духовном мире. Однажды после смерти одного из моих товарищей по школе я написал об этой стороне моей душевной жизни одному из моих прежних учи­телей, с которым я сохранил и после окончания реального училища дружеские отношения. Он ответил мне необыкновенно милым письмом, но не удостоил ни единым словом того, что я писал об умершем товарище. И так обстояло дело постоянно, когда оно касалось моих воззрений на духовный мир. О нем никто не хо­тел и слышать. Самое большее, с той или иной стороны мне начинали говорить о спиритизме, о котором я, со своей стороны, не желал ничего слышать. Мне представлялось нелепостью приближаться к духовному таким путем.
     И вот, случайно познакомился я с одним простым человеком из народа. Он ездил каждую неделю в Ве­ну как раз тем же поездом, что и я. Занимался он собиранием целебных трав и продажей их в аптеки. Мы сделались друзьями. С ним можно было говорить о духовном мире как с человеком, имеющим соответ­ственный опыт. Это была кроткая, благочестивая личность. Во всем, что касалось школьной науки, он был необразован. Он, правда, прочел много мистических книг, но все, что он говорил, совершенно не несло на себе влияния этого чтения. То было излияние душевной жизни, таившей в себе совершенно эле­ментарную творческую мудрость. Чувствовалось, что он читает книги только для того, чтобы найти у других то, что он знал сам по себе. Но это не удовлетворяло его. Он сам как личность раскрывался таким образом, как будто был лишь органом речи для духовного содержания, которое хотело говорить из сокровенных миров. Находясь вместе с ним, можно было глубоко заглядывать в тайны природы. Этот человек носил на спине свою вязанку целебных трав, но в сердце он носил результаты того, что приобрел, собирая травы, из духовности природы. Я часто видел улыбку на лице того или иного человека, присоединявшегося к нам в качестве "третьего", когда я шел с этим "посвященным" по венской Аллейной улице. И это не удивительно. Ибо его манера изъясняться была не очень-то понятна. Нужно было быть отчасти знакомым с его "духовным диалектом". Сначала я тоже не понимал его, но с первого же дня знакомства испытал глубочайшую симпатию к нему. И мне стало постепенно казаться, что я общаюсь с душой очень древних времен, которая, не затронутая ни цивилизацией, ни наукой, ни современными воз­зрениями, знакомит меня с инстинктивным знанием древнейшего времени.
     Если взять обычное понятие учебы, то можно было бы сказать, что у этого человека нечему было учиться. Но при помощи него, так твердо стоявшего в духовном мире, можно было глубоко заглянуть в этот духовный мир тому, кто сам прозревал его. Всякая фантастика была ему при этом совершенно чужда. Дома его окружала самая простая, пропитанная трезвейшими взглядами деревенская семья. Над дверью его дома находилась надпись: "Без Бога ни до порога". Гостей угощали, как это делалось и у всех крестьян. Мне всегда доводилось пить кофе не из чашки, а из "горшочка" вместимостью с литр, к которому подавался кусок хлеба исполинских размеров. Крестьяне не считали этого человека фантазе­ром. Его манера держаться не возбуждала в его селе ни у кого насмешки. Он обладал здоровым юмором и находил при встречах такие слова, которые приходились каждому по душе. В деревне никто не улы­бался так, как те люди, которые ходили, бывало, с ним и со мной по Аллейной улице и видели в нем лишь нечто совершенно чуждое. Человек этот, даже когда жизнь унесла меня далеко, оставался всегда душевно близким мне. Его можно найти в моих Мистериях-Драмах в образе Феликса Бальде".
     "Мне казалось опасным доводить слишком поспешно какой-нибудь ход мыслей до образования собствен­ного философского воззрения. Это привело меня к тщательному изучению Гегеля".
     "Как раз со стороны математики пришлось мне пережить тогда решающий момент. Наибольшие внутренние затруднения создавало мне представление пространства. Оно не позволяло мне мыслить его наглядно, как пустоту, убегающую в бесконечность по всем направлениям, но именно на таком воззрении были основаны господствовавшие тогда естественнонаучные теории. Благодаря новейшей (синтетической) гео­метрии, с которой я познакомился на лекциях и во время личных занятий, перед моей душой выступило представление, согласно которому линия, продолжающаяся до бесконечности вправо, возвращается слева опять к своей исходной точке. Мне казалось, что при помощи подобных представлений новейшей геомет­рии можно составить себе понятие о пространстве иначе, чем как о некоем простирании в пустоте. Пря­мая линия, кругообразно возвращающаяся к себе самой подобно линии окружности, была воспринята мною как откровение. Уходя с лекции, на которой это впервые предстало перед моей душой, я почувствовал, как с меня спадает пудовая тяжесть. Меня охватило чувство освобождения. И опять, как в детские годы, геометрия дала мне ощущение счастья. За загадкой пространства стояла для меня в те годы загадка вре­мени".
     "Мне становилось все яснее, что при переходе человека от обычных абстрактных мыслей к духовному видению, сохраняющему все же продуманность и ясность мысли, он вживается в некую действительность, от которой его отдаляет обычное сознание. Это последнее обладает, с одной стороны, живостью восприятий чувства, а с другой — абстрактностью мыслеобразования. Перед моей душой возникало духовное видение, покоившееся не на темном мистическом чувстве. Оно протекало скорее в духовной деятельности, которую по своей отчетливости и прозрачности можно было вполне сравнить с математическим мышлением. Я прибли­зился к душевному строю, при котором я считал себя вправе отстаивать правомерность своих восприятий духовного мира и перед "форумом" естественнонаучного мышления. Мне пошел двадцать второй год, ко­гда в моей душе изживались эти переживания". 28 (гл.3)