49. "Поставим однажды перед нашей душой образ мира Ямвлиха (IV в.). Он говорил к своим ученикам примерно следующим образом: Если человек хочет понять мир, то он не должен смотреть в пространство, ибо в пространстве находится лишь внешнее выражение духовного мира. Человеку не следует смотреть и на время, ибо во времени разыгрывается просто иллюзия того, что является действительным, истинным содержанием мира. Человек должен взирать на те же силы в духовном мире, которые образуют время и его связь с пространством. Человек смотрит в мир. Ежегодно повторяется круговорот, выражающийся внешним видимым образом в Солнце. Но Солнце проходит по кругу Зодиака через 12 созвездий. На них следует не только глазеть. Ибо в них действуют и ткут 360 небесных сил, и они обусловливают все то, что исходит от солнечной деятельности в ходе всего года в весь доступный человеку мир, и они повторяют цикл каждый год. Если бы управляли одни эти силы, то год имел бы 360 дней, — так, примерно, говорил Ямвлих своим ученикам, — но остается еще 5 дней. Этими пятью днями управляют 72 поднебесные силы, духи планет. Я нарисую этот пятиугольник в круге, т.к. 72: 360 = 1: 5.
     Пять оставшихся годовых мировых дней, в которых 360 небесных сил некоторым образом оставляют пустое время, управляются 72 поднебесными силами. Вы также знаете, что год содержит не только 365 дней, но еще и несколько часов; этим часам, по Ямвлиху, соответствуют 42 земные силы. Далее Ямвлих говорил своим ученикам: 360 небесных сил соединены со всем, что является человеческой головной организацией. 72 поднебесных силы соединены с грудной организацией, с организацией дыхания и сердца, и 42 земные силы соединены со всем, что в человеке является чисто земной организацией пищеварения, обмена веществ и т.д."
     "Т.обр., в целом имеется 474 божественных существа различного ранга. Посмотрите на Дальней Восток, — так говорил Ямвлих ученикам, —там вы увидите народы, которые назовут вам имена своих богов. Затем идите в Египет, там вам также назовут своих богов; то же и у других народов: у финикян, у эллинов, у римлян. Если вы возьмете 474 божественных имени, то в них войдут различные боги различных народов: Зевс, Аполлон, а также и Ваал, Амон — египетский Бог; все они принадлежат к этим 474. Что разные народы имеют разных богов — это объясняется только тем, что один отдельный народ из этих 474 богов воспринимает 12 или 17, другой — 20 или 25, третий — 3 или 4 и т.д. Но если правильно понимать различных божеств различных народов, то их окажется всего 474. И высший, важнейший среди них — это Тот, Кто однажды низо-шел на Землю. Это Иисус Христос". Так пытались примирить все религии, увен-чивая их Христианством. Такова была древняя духовная наука, уже не подходящая настоящему времени. 213 (11)

     103. В первых столетиях новой эры Рим был захвачен духом понятийности, духом абстракций. "Так, мы видим, как в IV христианском столетии на почве Италии начинает создаваться некоего рода школа, разворачивающая борьбу против принципа посвящения, вообще против всей подготовки отдельных людей к посвящению. Мы видим возникающей школу, которая собирает и внимательно регистрирует все, что унаследовано от старого посвящения. Эта школа, вырастая из III-го в IV-е столетие, идет к тому, чтобы увековечить саму римскую сущность, на место индивидуального стремления каждого отдельного человека поставить историческую традицию. И в этом римском принципе возрастает Христианство. Этой школой стирается ... все то, что внутри старого посвящения могло быть узнано о жизни Христа в личности Иисуса.
     В этой римской школе был сформулирован основной тезис: то, чему учили люди, подобные Аммониусу Заккасу, Ямвлиху, не должно проникнуть в мир. И как в то время разрушались в широких масштабах старые храмы, старые алтари, все, что осталось от язычества, так духовно постарались исключить все то, что составляло принцип поиска высшего мира". Путь древней мудрости превращался в догматику. Люди все меньше знали о Христе и больше о "Галилеянине". Тогда появилось выражение, которое теперь понимают неправильно (даже Ибсен): "К сожалению, победил не Христос, а Галилеянин!". 213 (II)

Неоплатонизм

     243. "Но показала ли жизнь греческой мысли душе, что она обладает силой дать ей все то, что она в ней пробудила? Перед этим вопросом, как бы образуя отзвук жизни греческой мысли, стояло то направление мировоззрения, которое зовется неоплатонизмом. Его главный представитель — Плотин (204-269 по Р. Х.). Предтечей его может быть назван уже Филон, живший в начале нашего летоисчисления в Александрии. Ибо Филон не опирается на творческую силу мысли для построения мировоззрения. Он скорее применяет мысль для того, чтобы понять откровение Ветхого Завета. Что рассказывается в нем — как факты, — он излагает мыслительно, аллегорически. Рассказы Ветхого Завета становятся у него символическими образами душевных процессов, к которым он стремится подойти мыслительно. Для Плотина мыслительное переживание души не является чем-то таким, что охватывает душу в полноте ее жизни. За жизнью мысли должна лежать иная душевная жизнь. На эту душевную жизнь постижение мысли скорее набрасывает покров, чем раскрывает ее. Душа должна преодолеть существо мысли, уничтожить его в себе и может после этого уничтожения прийти к переживанию, которое соединит ее с первосущностью мира. Мысль приводит душу к себе; она должна теперь постичь в себе нечто такое, что снова выведет ее из той области, в которую ее привела мысль. Плотин стремится к просветлению, наступающему в душе после того, как она оставила ту область, в которую ее привела мысль. Таким способом он думает подняться к мировому существу, не входящему в жизнь мыслей; поэтому мировой разум, к которому поднимаются Платон и Аристотель, не является .для него последним, к чему приходит душа, а творением Высшего, лежащего по ту сторону всякого мышления. Из этого сверхмысленного, несравнимого ни с чем, что может быть помыслено, вытекает мировое свершение. Мысль, как она раскрывалась в греческой духовной жизни до Плотина, как бы совершила свой круг и тем самым исчерпала все отношения, в какие может вступить с нею человек. И Плотин ищет новых источников кроме тех, которые лежат в откровении мысли. Он выступает из развивающейся мыслительной жизни и вступает в область мистики. ... В мышлении Плотина продолжают действовать греческие мысли, но они не растут как организм, а воспринимаются мистическим переживанием и вместо того, чтобы вырабатываться в то, что они создают из себя сами, они перерабатываются с помощью внемыслительных сил. Приверженцами и продолжателями этого мировоззрения были: Аммоний Заккас (175-250), Порфирий (232-304), Ямвлих (IV-й век), Прокл (410-485) и др.
     Подобно тому, как Плотин и его последователи продолжали греческое мышление в его более платонической окраске под влиянием внемыслительного элемента, мышление пифагорейского оттенка развивается Нигидием Фигулом, Аполлонием Тианским, Модератом из Гадеса и др". 18(2)

     246. Учителем Плотина был Аммониус Заккас, александрийский ученый. Он сам ничего не писал, т.к. выдающиеся умы того времени считали, что мудрость должна оставаться живой. Он пытался примирить споривших между собой последователей Платона и Аристотеля. "Можно в немногих чертах охарактеризовать, как Заккас мог говорить о Платоне и Аристотеле. Он говорил: Платон еще принадлежит той эпохе, в которую многие люди находили свой непосредственный душевный путь в духовный мир; иными словами, во время Платона людям еще был хорошо известен принцип посвящения. Но в древние времена — так мог говорить Аммониус Заккас — логически-абстрактное мышление совсем не было развито. Его первые следы появляются лишь теперь — под "теперь" я имею в виду начало III столетия. Мыслей, выработанных человеком, еще не было во времена Платона. Но если старые посвященные то, что они давали людям, облекали только в образы, в имагинации, то Платон был первым, кто преобразовал имагинации в абстрактные понятия. Если представить себе могущественное образное содержание (см. рис., красное), к созерцанию которого хотел приводить людей также и Платон, то в старые времена это образное содержание выражалось просто в имагинациях (оранжевое), для Платона же — уже в понятиях (белое). Но эти понятия некоторым образом устремлялись из божественно-духовного содержания вниз (стрелки). Платон говорил: самым низшим откровением божественно-духовного содержания являются идеи.

     Аристотель больше не имел столь интенсивной возможности возвыситься к этому духовному содержанию. Поэтому он обладал только тем, что было ниже образного содержания, он обладал только идейным содержанием. Но он мог его охватить как открытое. Нет никакой разницы между Платоном и Аристотелем — так, примерно, говорил Заккас, — кроме той, что Платон заглядывал в духовный мир выше, а Аристотель — ниже". Заккас и его ученик Плотин внутренне были полны непосредственного переживания духа, полного конкретности содержания духовного мира. Последователем Заккаса был Ямвлих. 213(11)

     297. Один род мистиков, подобно неоплатоникам (Ямвлиху, Плотину), живет умом и сердцем. Это Эригена, Майстер Экхарт. "Другой род мистиков не любит того, что идет через мысль. Благодаря этому они сберегают силы и сердцем чувствуют все, что говорит окружающая природа. Это опьяняющая сила сердечного чувства. Таков Франциск Асизский.
     Но если бы человек выключил все личное сознание и кроме того все переживания сердца, то он давал бы людям только чистые мысли — мысли и представления, которые пользуются только орудием мозга. И если на Франциска Ассизского люди смотрят с интересом, но не решаются ему подражать, то от мистика последнего рода они будут бежать, так как людей интересуют именно личные переживания, а он их подавляет. Таким мистиком является Гегель — мистик с одним переживанием мозга. Такой человек поднимает нас, так сказать, на чистейшие эфирные высоты мысли. В то время как в обыкновенной жизни человек имеет только такие мысли, которые коренятся в личном интересе, в личном сознании, проникнуты этим личным, у философа-мистика Гегеля именно это должно быть исключено. Такой мистик исключает также и то, что делает духовное желанным благодаря тому, что оно связывается с переживанием сердца. ... из всего, что может пережить человеческое сердце, он имеет только мысли. ... Гегель обращает свое внимание и на "я", поскольку оно есть идея особенно важного переживания, переживания "я".
     Еще один тип мистиков имеет в себе все три способности: земное сознание, переживание сердца и мозга (т.е. мышление) — и погашает их одну за другой (сердце последним), — такова святая Тереза.
     Если же у мистиков, стремящихся выйти за пределы лично-человечески-земного, тем не менее в сильнейшей степени сохраняются переживания сердца, то в их стремление вмешивается нечто человечески ограниченное — любовные инстинкты (переживание жениха-Христа со всеми силами человечески земной любви и др.), — такова святая Хильдегарда. Когда же у подобных мистиков не утрачивается некий взгляд на себя со стороны, чувство юмора, то возникает более симпатичный тип мистиков: Матильда из Магдебурга". 137(4)