BDN-STEINER.RU

ANTHROPOS
Энциклопедия духовной науки
   
Главная

Предметный указатель





ПОСВЯЩЕНИЕ - см. также УЧЕНИК окк., ОПЫТ сверхч., ВОСПР.сверхч. — подготовление и очищение

558. В водном и воздушном элементе живут сильфообразные существа. К этому роду существ принадлежат еще такие существа, которые в мире имеют дело с видимостью, с блистающей красотой; «...они не столько связаны с умными людьми, сколько с художественными натурами. Но и их опять-таки трудно обнаружить, поскольку они легко могут прятаться. Их можно встретить там, где находятся действительные произведения искусства, где, таким образом, в видимости представлен человеческий или природный образ. ... Когда мы спрашиваем себя: как это получается, что нас интересует прекрасная видимость, что мы получаем большее удовлетворение от прекрасной статуи, чем от живого человека -- удовлетворение иного рода, но большее, -- или когда мы погружаемся в мелодическое или гармоническое сочетание звуков и наслаждаемся ими? -- то в этом случае мы легко и тотчас же скатываемся в иное царство, в царство люциферических существ. Но ведь не только люциферические существа несут художественное, а и такое царство элементарных существ, которое человека, не склонного проявлять никакого интереса к художественной, прекрасной видимости, поскольку она не действительна, хочет пробудить к этому интересу, которое вообще возбуждает художественный интерес».
     Когда человек наслаждается прекрасным, то этих существ не видно. «Чтобы нормальным образом созерцать этих существ, необходимо попытаться отдаться каким-либо художественным впечатлениям и одновременно направить ясновидческий взгляд на тех существ, которые в соответствующих сценах (Драм-Мистерий) представлены как нимфо- или сильфообразные существа». Здесь можно помочь себе следующим образом. Нужно, например, слушать хорошего оратора, когда содержание его речи не понятно, вслушиваться в одну красоту речи, а где красота, там находятся эти существа. Но вот что при этом вызывает величайшее изумление: «эти существа представляют собой нечто наиуродливейшее из всего, что только можно встретить. Они потрясают. Это просто прообразы уродства. И если человек, начав однажды их видеть духовным взглядом, посещает художественное ателье, то он находит их там, этих существ, похожих на пауков, пребывающих на земле в силу мирового бытия, чтобы человек имел интерес к прекрасному. Это отталкивающие паукообразные существа элементарной природы, через которых пробуждается интерес с прекрасному. Человек никогда не усвоил бы правильного интереса к прекрасному, если бы своей душой не вплелся в мир прауродливых паукообразных существ.
     Проходя через галерею, человек и не подозревает ...что своим интересом к прекрасным картинам он опирается на этих уродливейших пауков, вползающих и выползающих из всех ушных, носовых отверстий. На основе уродливости человек поднимается к одухотворению прекрасным. Тут мировая тайна. Человеку необходимо побуждение уродливым, чтобы явилась красота. Большими художественными натурами были те, кто своей крепкой телесностью выносил пронизанность этими пауками и создавали Сикстинскую Мадонну и т.п. Прекрасное является в мир из моря уродства через энтузиазм человеческой души».
     Не следует думать, что за порогом чувственного человек приходит к чистой красоте. Потому так много говорится о подготовке к прохождению через Порог.
     С описанными существами постоянно борются сильфы и ундины. Сами эти существа паукообразны, «...но они построены из элемента воды и водяного тумана. Это текуче образованные облики из воздуха, которые свою уродливость еще усиливают тем, что каждую секунду имеют иной вид уродливости; и возникает такое чувство, что каждая последующая уродливость происходит из предыдущей и становится еще большей, чем первая. Этот мир пребывает также и в воздухе, и в воде как то, что в них радует».219 (5)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

216. "Нам должно быть ясно, что чего-то абсолютного в форме истины не существует; но всякий раз должно познаваться то, что соответствует определенной эпохе человечества. Высочайший Импульс должен был низойти до жизненных обыкновений того времени. Ибо то, что было высочайшей истиной, Он должен был облечь в слова и действия, которые соответствовали той эпохе. Так должен был Христос через некий род дионисийской, винной жертвы говорить, как человечество должно возвыситься к Божественному. Не следует фанатично повторять: почему Христос превратил воду в вино? Должно быть принято в расчет время. Через некий род дионисийской жертвы должен был Христос подготовить то, чему надлежало прийти. Христос идет к галилеянам, представлявшим собой смешение различных наций, которые не соединены кровными узами, и являет там первый знак Своей Миссии; и Он столь далеко входит в жизненные обыкновения тех людей, что превращает им воду в вино.
     Сосредоточтесь на том, что здесь, собственно, хочет сказать Христос: Я хочу также и тех людей вести к связи с духом, которые низошли до ступени материализма, который символизирован в питии вина. — И Он хочет быть здесь не только для тех, которые могут возвышаться через символ водного крещения. Это очень значительно, когда нам указывается именно на то, что здесь стоят шесть сосудов очищения. ...В прошлом никогда не произносилось слово "крещение", но говорили "крестить"; а то, что вызывалось крещением, называли "очищением". ...Итак, в самих символических сосудах для жертвы очищения дает Христос Иисус знак, который Он — соответственно тому времени — указывает на Свою Миссию.
     Так нечто из глубочайшей Миссии Христа явлено нам свадьбой в Кане Галилейской. Он должен был там сказать: Мое время придет в будущем, но сейчас оно еще не пришло. То, что Я должен здесь сделать, отчасти еще связано с тем, что должно быть преодолено через Мою Миссию. — Он стоит в настоящем и указывает в то же время в будущее, указывает тем, как Он действует для того времени, не в абсолютном, а в культурно-педагогическом смысле. Потому именно Мать просит Его и говорит: "Вина у них нет". Но Он говорит: то, что Я должен исполнить теперь, еще связано со старыми временами, с "мне и тебе"; ибо собственно Мое время, когда вино снова превратится в воду, оно еще не пришло". 103 (5)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1058. Вступив неподготовленным в духовный мир, человек может подпасть силам, действующим в его инстинктах, и не захотеть по­том сотрудничать в окружающем его физическом мире. Но чтобы "...стать на сторону Творцов, необходимо полюбить творение, необходимо основательно понять, что мир, каким он создан, не бессмыс­ленно вызван к бытию божественными творящими силами. Человеку необходимо обосновать смысл земной жизни, если он хочет хорошо подготовиться к духовному миру. Иначе каждое утро при пробужде­нии он с ужасной ненавистью возвращался бы в чувственный мир, с желанием этот чувственный мир разрушить. В силу одной лишь необходимости человеческого бытия человек просыпался бы с ненавистью и гневом, если бы от засыпания до пробуждения его пронизывало это сознание (чуждое чувственному миру).
     Вы можете это исследовать, непредвзято рассмотрев сон. Сон содержит в себе ужасные разрушительные силы. Образы сна разрушают всякую логику. Сон говорит: прочь со всякой логикой, я не хочу никакой логики! Логика — для внешнего чувственного мира, там она неуступчиво организует вещи. Организованный логикой — это другой миропорядок! — Так говорит сон. И будь он достаточно сильным, чтобы не просто упразднить мозг, но погрузиться во всего человека, то он захватил бы не только логические, но и другие инстинкты, захватил бы эмоциональную жизнь; и как он разрушает логику, так разрушил бы он всю человеческую жизнь. Человек не захотел бы снова возвращаться в свое тело, но вступил бы на путь его постепенного разрушения. И лишь поскольку живущее во сне преодолевается тем, что выступает ему навстречу из тела, на один лишь момент разрушается логика. Это можно исследовать до подробностей. Что продолжается во сне — это суть силы, принадлежащие ритмической системе человека. Дыхание, сердцебиение, пульс продолжаются во сне, мышление — пре­рывается, воля — прерывается. Что принадлежит среднему человеку — это продолжается, но делается приглу­шенным. Когда в мозгу ослабевает пульс, господствует сон; тогда он собирается разрушить силу жизни; логика преодолевает сон, увеличивает силы жизни, снова усиливает пульс".210 (4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1063a. В школах Веданты и у пифагорейцев карму изучать позволялось лишь прошедшим через катарсис, освободившимся от эмоций страха и сострадания к себе. Поэтому Аристотель определяет драму как очищение от страха и сострадания.Д.71/72, с.25


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

От соматики к эстетике

1909. "Если физ. тело слишком слабо, чтобы противостоять (атавистическому) видению, то наступает бессилие. Если физ. тело достаточно сильно, чтобы противостоять ему, то это последнее слабеет. Оно тог­да утрачивает характер, в силу которого оно лжет, будто бы оно подобно вещам или процессам чувственно­го мира; ибо так лжет видение, из-за чего человек заболевает. Если физический организм достаточно си­лен, чтобы победить склонность атавистического видения ко лжи, то наступает следующее: человек стано­вится достаточно сильным, чтобы встать в отношение к миру, подобное тому, которое было на др. Луне, и те взаимосвязи приспособить к современному организму.
     Что это означает? Это означает, что человек свой круг Зодиака с 12-ю сферами чувств внутренне не­сколько изменяет. Он изменяет его так, что в этом круге Зодиака с 12-ю сферами чувств начинают разыгрываться в большей мере жизненные, чем чувственные процессы, или, лучше сказать, разыгрываются процессы, которые хотя и ударяют по чувственным процессам, но в сфере чувств превращаются в жизненные процессы, т.е. чув­ственный процесс извлекается из мертвого, которое он сегодня имеет в себе, и переносится в живое, так что человек видит, но в видении в то же время живет нечто такое, что в ином случае живет только в желу­дке или на языке. ... Процессы чувств приходят в движение. Их жизнь возбуждается. Это должно происхо­дить спокойно. Тогда органам чувств приживляется нечто из того, что сегодня в такой степени имеют толь­ко жизненные органы...".
     "Жизненные органы внутренне пронизаны большой силой симпатии и антипатии. ... и это вливается теперь в органы чувств. Глаз не только видит красное, но ощущает симпатию или антипатию к цвету. ... Орган чувств вновь становится неким образом сферой жизни.
     Жизненные процессы также должны тогда измениться. И это происходит так, что жизненные процессы проодушевляются в большей мере, чем это происходит в земной жизни. Происходит так, что три жизненных процесса: — дыхание, согревание и питание, — соединяются и одушевляются, выступают душевно. При обычном дыхании человек вдыхает грубый материальный воздух, при обычном согревании — воспринимает тепло и т.д. Теперь же наступает некий род симбиоза, т.е. жизненные процессы образуют единство, когда они проодушевляются. ... Внутренне в человеке объединяются: дыхание, согревание и питание — не грубое питание, но нечто, чем является процесс питания; процесс протекает, но человек не нуждается при этом в еде, и он протекает не один, как во время еды, но вместе с другими процессами.
     Соединяются также и четыре других жизненных процесса ... и образуют более одушевленный процесс. ... И тогда вновь могут соединиться две партии, но так, что не просто все жизненные процессы действу­ют совместно, а взаимодействуют, например, по три, по четыре, три взаимодействуют с четвертым.
     Благодаря этому возникают — наподобие, но не так, как это теперь имеется на Земле — душевные силы, имеющие характер мышления, чувства и воли: их также три. Но они другие. ... Они в большей мере — жиз­ненные процессы, но не столь обособленные, как жизненные процессы на Земле. Процесс, который здесь проис­ходит в человеке, очень тонок, интимен, когда человек выносит это как бы погружение в лунное прошлое, когда возникает не видение, но нечто подобного рода, тонкое подобие некоего рода постижения, где чув­ственные сферы становятся жизненными сферами, жизненные процессы — душевными процессами. Постоянно пребывать в таком состоянии человек, конечно, не может, ибо тогда он оказался бы непригодным для Зем­ли... но когда наступает нечто подобное, то наступает... эстетическое творчество ... эстетическое на­слаждение. Истинно эстетическое поведение человека состоит в том, что органы чувств некоторым образом оживляются, а жизненные процессы проодушевляются. Это очень важная истина о людях, ибо она поможет нам многое понять. ... Особенно те чувства, которые по преимуществу служат физическому плану, переживают большие изменения, когда они в некотором роде наполовину отводятся назад, в лунное бытие — в чувство Я, чувство мышления, грубое осязание".
     В переживании, например, живописи участвуют зрение, чувство тепла, вкуса, обоняния. Происходит не­кий симбиоз, но не в грубой форме. "Когда вы наслаждаетесь живописью, то происходит тонкий имагинативный процесс в том, что лежит за языком и принадлежит к чувству вкуса, к языку и принимает участие в процессе зрения. ... Художник пробует краски глубокими душевными чувствами. Нюансы цветов он обоняет, но не носом, а тем, что происходит при каждом душевном обонянии глубоко в организме. Так происходят взаимоналожения сфер чувств, когда они переходят более в процессы жизни, в область жизненных процессов".
     "Поэзию мы переживаем, воспринимаем с помощью чувства речи ... но кроме речи на поэзию может быть направлено проодушевленное чувство равновесия и проодушевленное чувство движения".
     "При слушании музыкального произведения четвертый жизненный процесс (разъединение) заходит так да­леко ... что это уже не принадлежит эстетическому, ибо разъединение доходит до физического разъедине­ния. Конечно, до физического разъединения это не должно доходить, процесс же должен протекать душевно, но как процесс, лежащий в основе физического разъединения. А во-вторых, разъединение не должно наступать для себя, но вся четверка — всё душевно — должна соединиться вместе: разъединение, рост, удержа­ние и воспроизводство. Также и жизненные процессы становятся душевными". Аристотель говорит о катарси­се, возникающем через переживание трагедии. "Лишь тот поймет это правильно, кто поймет... тот медицин­ский, полумедицинский смысл, который Аристотель вкладывал в это слово. Поскольку жизненный процесс становится душевным процессом, то для эстетического восприятия это означает, что впечатление от траге­дии, процессы трагедии действительно доходят до телесного, возбуждая там процессы, обычно сопровожда­ющие жизненные процессы страха и сострадания. И происходит просветление, т.е. эти жизненные аффекты в то же время проодушевляются через трагедию. Все душевное жизненного процесса заложено в этом опреде­лении Аристотеля".
     "Что Шиллер называет освобождением необходимости разума от затвердения (Письма об эстетическом вос­питании) — это живет в оживлении сферы чувств, которые, опять-таки, сводятся до жизненных процессов. А что Шиллер называет одухотворением — лучше бы ему сказать "одушевление" — естественных потребностей — это живет тогда, когда жизненный процесс действует как душевный процесс. Жизненный процесс становит­ся душевнее, процесс в чувствах — живее. Таков тот истинный процесс, который — только более в абстрак­тных понятиях, в понятийном плетении — находится в эстетических письмах Шиллера, каким он мог быть в то время, когда человек в мыслях еще не был достаточно крепок спиритуально, чтобы взойти до области, где дух живет так, как этого хочет видящий. ... (где) дух пронизывает материю и нигде не натыкается на нее...".170(9)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

20. "Ещe более важным духовным течением, чем розенкрейцерство, было манихейство. ... Мы можем говорить о манихействе, которое было основано той индивидуальностью, которая называла себя Мани и жила примерно в III столетии по Р.Х. Изошло движение из той области, в которой в то время правили цари Передней Азии, т.е. из западных областей Малой Азии. Мани основал духовное течение, которое сначала представляло собой небольшую секту, но затем превратилось в мощное духовное течение. Средневековые альбигойцы, вальдензеры и катары являлись продолжателями этого духовного течения, к нему принадлежал также орден тамплиеров и — благодаря примечательной цепи событий — масонство. Масонство, собственно говоря, имело к этому течению отношение, хотя было связано и с другими течениями, например, с розенкрейцерством.
     Внешняя история, которая рассказывает нам о Мани, чрезвычайно проста. Рассказывается, что в области Передней Азии жил один купец, который был чрезвычайно учeн. Он написал четыре значительные сочинения: первое — Мистерия, второе — Капитола, третье — Евангелие, четвeртое — Тезаурус (сокровищница, греч.). Далее рассказывается, что после его смерти сочинения остались вдове, которая была персиянкой. Вдова, в свою очередь, завещала их своему рабу, которого она выкупила и которому дала свободу. Он-то и был упомянутый Мани, который из этих сочинений и почерпнул свою мудрость, но, кроме того, он ещe был посвящeн в Мистерии культа Митры. Он и вызвал к жизни движение манихейства. Мани также называют "сыном вдовы", а его приверженцев — "сыновьями вдовы". Но сам Мани обозначает себя как "Параклет", как обещанный Христом человечеству Святой Дух. Это следует понимать так, что он обозначает себя как одну из инкарнаций Святого Духа, т.е. он не имеет в виду, что он является единственным Святым Духом. Он считает, что Святой Дух является в перевоплощениях и обозначает себя как одно из таких воплощений Святого Духа.
     С учением, возвещанным им, бойко воевал Августин, когда перешeл в католическую церковь. Августин противопоставил своe католическое воззрение манихейству, которое он представил себе в виде индивидуальности, названной им Фаустом. Фауст — это борец против августинизма. Отсюда происходит Фауст... (пропуск в тексте подлинника)".
     Обычно считают, что манихейство отличается от европейского Христианства другим пониманием зла. Для первого нет воскресения тела, зло не имеет начала, у него то же происхождение, что и у добра, и нет никакого конца. В основе манихейства лежит большая космическая легенда, легенда сверхчувственного рода. "В ней рассказывается, что некогда духи тьмы захотели предпринять штурм Царства Света. Они действительно достигли границ Царства Света, но штурм его оказался им не по силам. И возникла необходимость — и здесь, я прошу вас заметить, дан особенно глубокий штрих, — в силу которой они должны были быть наказаны Царством Света. Но в Царстве Света нет никакого зла, а только добро. Так что демоны тьмы могли быть наказаны только чем-то добрым. И что же тогда произошло? Произошло следующее. Духи Царства Света взяли одну часть собственного царства и примешали еe в материальное царство тьмы. Благодаря тому, что теперь часть Царства Света смешалась с царством тьмы, в последнем возник некий род закваски, фермента, ввергнувший царство тьмы в хаотический танец круговращения, благодаря которому оно получило новый элемент, а именно смерть. Так постоянно оно пожирает себя и таким образом несeт в себе семя своего уничтожения. Далее рассказывается, что благодаря такому происшествию возник человек. Пра-человек как раз является тем, что Царство Света выслало из себя, чтобы смешаться с царством тьмы, но что не должно пребывать в царстве тьмы, но преодолевало бы его через смерть, преодолевало бы его в самом себе.
     Глубокая мысль, заложенная здесь, заключается в том, что со стороны Царства Света царство тьмы должно преодолеваться не путeм его наказания, но милостью. Не сопротивлением злу, а путeм смешения со злом должно быть спасено зло как таковое. Благодаря тому, что часть света входит в зло, зло преодолевает себя. В основе такого понимания зла лежит то, что я часто излагал теософски. Что такое зло? Оно есть не что иное, как не соответствующее времени добро!"
     "Как следует нам представить себе взаимодействие добра и зла? Нам его поясняет созвучие жизни и формы. Благодаря чему жизнь становится формой? Благодаря тому, что она постоянно находит сопротивление, что она никогда не приводит себя к выражению в одном облике. ... Если мы с этой точки зрения спросим далее: так чего же хочет Мани, что означает его именование себя Параклетом, Духом, сыном Вдовы? Это означает не что иное, как то, что он хочет подготовить время, когда — в шестой коренной расе — человечество поведeт себя само с помощью собственного душевного света и преодолеет внешние формы, преобразует их в дух.
     Идущее далее розенкрейцерства течение духа хочет создать Мани. Это течение Мани устремляется вплоть до 6-й коренной расы, которая подготовляется от основания Христианства. Именно в 6-й коренной расе Христианство впервые придeт к своему выражению во всeм своeм облике. Впервые лишь тогда оно действительно будет здесь. Внутренняя христианская жизнь, как таковая, преодолеет всякие формы, она прорастет через внешнее Христианство и будет жить во всех формах различных исповеданий. Кто ищет христианской жизни, всегда еe найдeт. Она творит формы и развивает формы в различных религиозных системах. Дело заключается не в том, чтобы повсюду искать равенство в формах внешнего выражения, но в том, чтобы внутренний ток жизни ощущать пребывающим повсюду под поверхностью. Но что ещe должно быть создано — это форма для жизни шестой коренной расы. Она должна быть создана заранее, чтобы в неe могла влиться христианская жизнь. Эта форма должна быть подготовлена через людей, которые создадут такую организацию, такую форму, в какой сможет найти себе место истинная христианская жизнь шестой коренной расы. Эта общественная форма должна произойти из намерений Мани, из тех группок, что подготовляет Мани. Это должно быть внешней формой организации, общиной, где бы христианская искра могла занять правильное место.
     Из сказанного вы можете заключить, что манихейство прежде всего стремится чисто образовать внешнюю жизнь, ибо должны явиться люди, которые в будущем смогли бы представлять собой подходящий сосуд. Поэтому такой безусловно большой вес придаeтся чистым убеждениям, чистоте. Катары были сектой, которая подобно метеору выступила в XII веке. Они называли себя так потому, что "катар" означает "очищение". Это были люди, которые должны были быть чистыми в своeм образе жизни и в своих моральных отношениях. Они должны были внутренне и внешне искать катарсис, чтобы образовать чистые общины, долженствовавшие стать чистыми сосудами. Это есть то, к чему стремится манихейство. В меньшей мере дело заключается в заботе о внутренней жизни — хотя она также протекает иным образом, — но более в заботе о внешних формах жизни.
     Теперь бросим взгляд на то, что будет в шестой коренной расе. Тогда добро и зло образуют совсем иную противоположность, чем теперь... С одной стороны там будут люди колоссальной внутренней доброты, обладающие гениальностью в добре и любви, но с другой — выступит и противоположность этому. Зло (без драпировок) станет убеждением для большого числа людей, оно больше не станет таиться, не станет вуалироваться. Зло станет восхвалять зло как нечто особенно ценное. У некоторых гениальных людей уже брезжит некое сладострастие этого зла, демонизма 6-ой коренной расы. "Белокурая бестия" Ницше является примером предпризрачного явления этого.
     Это чистое зло должно быть выброшено из потока мирового развития, как шлак. Оно будет вытолкнуто в 8-ю сферу. Мы стоим сейчас непосредственно перед тем временем, где должна происходить сознательная дискуссия, спор со злом через добро.
     Шестая коренная раса будет иметь задачу с помощью милости как можно больше зла снова вернуть в идущий вперeд поток развития. ... Сильно готовится к этой задаче манихейское духовное течение. Оно не отомрeт, это духовное течение, а выступит в многочисленных формах, о которых нет нужды говорить сегодня. Но если бы это течение сосредоточило свою заботу на внутреннем воззрении, то ему бы тогда не достичь того, что оно должно достигнуть. Оно должно выражаться в основании общин, которые ищут прежде всего распространения мира, любви, непротивления злу (путeм борьбы). Ибо они должны создать сосуд, форму для будущей жизни.
     И теперь вы поймeте, почему Августин, значительнейший ум католической церкви, который в своeм "граде" выводит именно церковную форму, форму, созданную для настоящего времени, почему он с необходимостью должен быть сильным противником той формы, которая подготавливается для будущего. Здесь противостоят два полюса: Фауст и Августин. Августин стоит на церкви, на современной форме; Фауст хочет из человека подготовить форму будущего, обрести еe смысл.
     Эта противоположность развивается с III-IV столетия по Р.Х. Она существует и выражается в борьбе католической церкви с рыцарями Храма, с розенкрейцерами, альбигойцами, катарами и т.д. Все они искореняются на внешнем физическом плане, но продолжают действовать далее во внутренней жизни. Со временем эта противоположность несколько ослабла, но ещe в весьма бурной форме постоянно выражается в двух течениях европейской культуры, таких как иезуитизм (августинизм) и масонство (манихейство). Кто ведет здесь борьбу с одной стороны, те, как католики и иезуиты высокой степени, сознают еe всю, но с другой стороны, ведущие борьбу в духе Мани, осознают еe мало, еe осознаeт лишь самая вершина движения.
     Так противостоят в позднейшие столетия иезуитизм (августинизм) и масонство (манихейство). Они являются детьми древних духовных течений. Поэтому как в иезуитизме, так и в масонстве находят продолжение те же церемонии при посвящении, что и в древних течениях. Посвящение церкви в иезуитизме имеет четыре степени: coadjutores temporalis, scholares, coadjutores spirituales, proffessi. Ступени посвящения в оккультном масонстве — подобные же. Они идут параллельно, но следуют в различных направлениях".93(6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     628
. О слове "катарсис" написаны библиотеки книг, но его не понимают, т.к. не знают, откуда оно произошло. Греческая трагедия ставила задачу не учить морали, но пробуждать в человеке божественное с помощью прообраза страдающего Бога. "Это очищение через божественный прообраз называли катарсисом. Необходимо было вызвать страх и сострадание. Обычное сострадание, связанное с личным, должно было быть возвышено до большого неличного сострадания, когда человеку предстает Бог, страдающий за человечество".
     Позже, в средневековье, мораль эмансипируется и выступает отдельно. В Мистериях добродетель не проповедовали, но давали человеку ее созерцать. "Основной нерв шиллеровской поэзии составляло страстное желание примирить обе стороны: чувственность и нравственность". 51 (25)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     629
. "Позднейшая драматика есть омерщвление первоначальной религиозной пра-драматики. ... На место божественных героев встают человеческие герои. ... Катарсис, вызываемый у зрителей светской драмой, — это лишь слабый отблеск религиозного катарсиса, происходившего в храме Мистерий". 34, с. 156-157


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     49
. Хелль. "Она представляет собой низшую природу человека, вызывает рождение и смерть. Потому Хелль является то черной, то белой. Змея Митгарт, которая в современном мире обвивает континенты, представляет собой эф.тело, которое приковано к нижней природе современного человека. Валькирии — это высшее сознание, с которым связывается павший в битве. Пра-германский Бог Цин — это Марс; ему посвящен в календаре вторник — Dienstag.
     Бальдур — это не Солнце, а "старый астральный свет, который заглядывает в духовно-душевный мир, но который в ходе развития отмер, когда выступил пол, для которого духовный свет погрузился во тьму.
     ... Свет во тьму светит, но тьма не знает света".
     "Пламя, огонь, которым окружена Валькирия, — это, вообще говоря, действительность". Когда человек восходит к высшему сознанию, то из его низшей природы, как пламя, начинают вырываться вожделения. "Благодаря высшему сознанию возникает образование в виде пламени, и через него должен пройти посвященный. Это посвятительная церемония Зигфрида". Он одновременно король и жрец, обладает мужеством и мудростью. Но позже это меняется: Зигфрид завоевывает Брунхильду для непосвященного, "кто уже не является потомком древних богов". Но для него высшее сознание (Брунхильда) представляет собой нечто опасное, ибо он не победил, как Зигфрид, дракона, низшую природу. Но уязвим и Зигфрид — в том месте, "где в Божественном осветленная моральная закономерность должна воспламениться любовью. Это воспламенение любовью составляет сущность Христианства. Но это еще не принадлежит к посвящению Зигфрида". 54 (15,17)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     55
. "Когда дело касается интересов астр.тела, человек может заблуждаться на две стороны: в сторону Амфортаса и — пока Амфортас не будет исцелен — в сторону Парсифаля. ... Астр.тело стремится развивать в себе силы эгоизма. Но когда оно вносит в этот эгоизм свои личные интересы, то оно испытывает удар и вместо того, чтобы распространяться над всей Землей, оно сжимается в точку личности. ... Когда это происходит, то действие личного, которое выражается через кровь, ранит человеческую личность — это и есть заблуждение в сторону Амфортаса. ... Парсифаль, ... когда мимо него несут святой Грааль, готов спросить: для кого приготовлена эта пища, — но не спрашивает. ... Царю рыбаков (Амфортасу) нужно истребить в себе личный интерес и расширить его до общечеловеческого интереса Иисуса Христа. И Парсифалю нужно возвысить свой интерес от простого, невинного созерцания до внутреннего понимания того, что есть одно во всех, что необходимо для всего человечества — до понимания дара Святого Грааля... Парсифаль слишком слабо чувствует в себе общемировой интерес". 145(7)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Буддийская легенда

     59
. Жил на свете один человек, который никак не хотел умирать. Повсюду он искал чувственных наслаждений, но его преследовали четыре змеи. Некий голос велел ему время от времени кормить этих змей, человек же их очень боялся и постоянно от них убегал. Однажды голос сказал ему, что за ним идут пять убийц, и он побежал еще быстрее. Голос предупредил его, что появился еще шестой убийца, который хочет мечом отрубить ему голову. На пути своего бегства человек попал в одну пустую деревню. Но голос опять предупредил, что разбойники скоро разграбят эту деревню. Человек побежал дальше и оказался на берегу большой реки. На этом берегу он также чувствовал себя неуверенно, поэтому он сплел из веток и листьев корзину и переплыл в ней на другой берег. Теперь он был в безопасности, он стал брамином. "Смысл этой легенды таков. Человек должен проходить через различные состояния, пока не придет к Божественному. В четырех змеях следует видеть четыре элемента: огонь, воду, землю, воздух. Пять убийц — это пять чувств. Пустая деревня — душа, убежавшая от впечатлений органов чувств, но теряющая уверенность, когда остается сама собой. Если же она вбирает в свое внутреннее свою низшую природу, то она должна погибнуть. Человек должен построить себе чёлн, чтобы через поток преходящего перебраться с берега чувственной природы на берег вечно-божественного". 8(5)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     24
. В древнегреческих Мистериях "в браке, в соединении сочувствия, сострадания с мыслями пережива­ли очищение во всех испытаниях душ". Слабым отражением этого была греческая драма Эсхила, Софокла.


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     26
. В исходной точке новой духовной жизни, импульсируя эту жизнь, стоят Мистерии Ирландского остро­ва, Мистерии Гибернии. Необычайно трудно проникнуть в Акаша-Хронике к тому, что там отпечатлели эти Мистерии. "Если посмотреть на подготовление, через которое сначала должен был пройти посвящаемый в Гибернии, то оно состояло из двух вещей. Первая заключалась в "том, что подготовляемый подводился душевно ко всем трудностям познания вообще. Все, что, я бы сказал, может составить муки познания, на том пути познания, который еще не идет в глубины бытия, но который состоит просто в том, что обычные ду­ховные силы, которыми человек обладает в повседневном сознании, напрягаются так сильно, как это только возможно, — все те трудности, которые встречает обычное сознание на этом пути познания, они ставились перед учениками душевно. Ученики должны были пройти через все сомнения, все муки, через всю внутреннюю борьбу и частые неудачи в этой борьбе, через заблуждения даже с хорошей логикой и диалекти­кой. Они должны были проделать все, что человек ощущает в трудностях, если он действительно хочет од­нажды завоевать познание, а затем высказать его.
     Вы чувствуете, дорогие друзья, что мы, по сути, имеем тут дело с чем-то двояким — с необходимостью завоевать истину и высказать, сформулировать ее. Если человек серьезным образом идет путем познания, то у него есть чувство, что все то, что можно втиснуть в слова, уже не является целиком истинным, но перемежается подводными камня­ми и ловушками. ... Затем делалось понятным второе — и ученики, опять-таки, душевно, испытывали это, — что могло стать познанием на обычном пути познания, а именно: как мало ... логика, диалектика, риторика могут привнести к человеческому счастью. Но, с др. ст. ученикам объяснялось, что человек, если он хочет держаться в жизни прямо, должен подступить к тому, что ему определенным образом несет радость, счастье. Итак, с одной стороны, они подводились к пропасти и постоянно побуждались к сомнению, как если бы они должны были ждать, пока им будет построен мост через каждую отдельную пропасть. И они так силь­но посвящались в сомнения и трудности познания, что, будучи проведенными от этого подготовления к действительному вступлению в мировые тайны, приходили даже к такому заключению: если подобное возможно, тогда мы хотим отказаться от познания, тогда мы хотим отказаться от всего, что не может принести чело­веку счастья".
     "Далее, когда ученики оказывались подготовленными для указанной степени, они подводились к двум колоссальным статуям, к двум огромным, величественным статуям. Одна была величественной благодаря внешней пространственной величине, другая была такой же большой, но кроме того она впечатляла своим особым видом. Одна статуя представляла мужской облик, другая — женский.
     В связи с этими статуями ученики должны были пережить в своем роде приход мирового Слова. В некото­ром роде обе эти статуи должны были стать внешними буквами, с помощью которых ученики должны были начать расшифровывать мировые тайны, встающие перед человеком.
     Мужская статуя была из совершенно эластичного материала. И она была такая, что при нажатии вдавли­валась в любом месте; ученикам предлагалось надавить ее повсюду. И тогда выяснялось, что она внутри полая. Она оказывалась, по сути, лишь оболочкой статуи, но сделанной из эластичного материала, и пос­ле того, как ее переставали надавливать, она тотчас же снова восстанавливала свою форму. Над статуей, над головой статуи, весьма характерной, находилось нечто, выражавшее собой Солнце. Вся голова была такой, что человек видел: она, собственно, должна была бы вся быть как душевный глаз, микрокосмически представлять содержание всего Макрокосмоса. И эта манифестация всего Макрокосмоса должна была бы через Солнце выражаться в этой колоссальной голове.
     Я могу лишь схематически набросать здесь эти статуи. Одна из них производила такое впечатление: здесь Макрокосмос действует через Солнце и формирует человеческую голову. Другая статуя была такой, что взгляд ученика сначала падал на нечто такое, что являло собой некоего рода световое тело, являло сияние, идущее вовнутрь. И в этом обрамлении ученик затем видел женский облик, повсюду находящийся под влиянием этого излучения; у него возникало чувство, что голова рождается из этого сияния. Голова имела нечто неотчетливое. Эта статуя состояла из другой ... пластичной субстанции, не эластичной, а пластичной, исключительно мягкой субстанции. Ученику предлагалось надавить также и на нее. И когда он надавливал, то оставалась вмятина". Но когда в соответствующей церемонии ученик через некоторое время подводился к статуе, то вновь находил ее целой.
     "От второй статуи возникало впечатление: она полностью находится под влиянием лунных сил, которые пронизывают организм и дают из организма произрасти голове. Ученики получали исключительно сильное впечатление от того, что они здесь переживали. Статуя все снова восстанавливалась. И часто группа уче­ников приводилась на небольшое время к этой статуе. И когда их приводили к статуе, то кругом в первый раз царила полная тишина. К статуе их подводили посвященные и оставляли там; дверь в храм закрывалась, и ученики предоставлялись своему одиночеству.
     Затем наступал момент, когда каждый ученик уходил в себя и побуждался испытать статую, чтобы по­чувствовать эластичное одной статуи и пластичное другой, на которой сохранялась сделанная им вмятина. Затем он оставался один о самим собой и с впечатлением от того, что, как я сказал, сильно, очень силь­но воздействовало на него. И благодаря всему тому, что ученик проделал на пути вначале и о чем я уже говорил, он переживал все трудности познания, все трудности, я хотел бы сказать, блаженства. Да, пере­жить подобное означает больше, чем когда это выражается только в словах ... такое переживание означа­ет, что человек прошел через всю шкалу ощущений. И ощущения приводили к тому, что ученик, будучи подведенным к обеим статуям, испытывал страстное желание являвшееся ему как большая загадка каким-либо образом в своей душе разрешить, подойти к тому, чего собственно хочет эта загадочность, с одной стороны, загадочность вообще, какой ее встречает человек, а с другой — загадочность, заложенная в этих образах и во всем роде отношения самого человека к ним. Все это действовало глубочайшим, чрезвычайно глубоким образом на учеников. Перед статуями мы, можно сказать, всей своей душой и всем своим духом превращались в колоссальный вопрос. ... Все в них спрашивало. Рассудок спрашивал, сердце спрашивало, воля спрашивала, все, все спрашивало.
     Подобные вещи, представавшие наглядно в древ­ние времена, нет больше нужды прежним образом вводить в посвящение, но современный человек должен учи­ться проходить эту шкалу ощущений, чтобы действительно приблизиться к истине, которая потом вводит в тайны мира. Ибо, если для современного ученика правильным является подобные вещи проделывать на внут­реннем, внешне не наблюдаемом пути развития, то при этом остается обязательным также и для современ­ного ученика проходить через ту же шкалу ощущений, через внутренние медитативные переживания дать этим ощущениям проникнуть в себя. ...
     Когда все описанное проделывалось, ученика подводили к некоего рода испытанию через совместное действие всего предыдущего: с одной ст., бралось вообще все, что было проделано в процессе подготовления на обычном пути познания и пути блаженства, а с другой — то, что стало в них большим вопросом всей души и даже всего человека. Это должно было теперь взаимодействовать.


     И вот, когда вну­треннее ученика ощущало это сов­местно, когда во внутреннем это вы­ступало в совмест­ном действии, тогда, насколько это было возможно в то время, ученику сообщалось о тайнах мира, о микрокосмосе, о Макрокосмо­се, сообщалось не­что о тех связях, которых мы как раз касаемся в этих лекциях, которые также составляли содержание Мисте­рий Артемиды в Эфесе. Часть из них сообщалась во время испыта­ния. Благодаря этому стоявшее в душах учеников большим вопросом поднималось еще выше. И ученик действительно, я бы сказал, в этой форме вопроса, через колоссальное углубление, которое получала душа, переживая, перенося все это ... подводился к духовному миру. Со своим ощущением он фактически входил в область, которую переживала душа, когда чувствовала в себе: теперь я стою на Пороге сокровенных сил. ... Когда ученики проходили через эти испытания, их опять приводили к статуям. И тогда они получали совершенно особое впечатление, встряхивавшее все их внутреннее. То впечатление я могу вам представить, только воспроизведя на современном немецком языке употреблявшееся на том древнем языке.
     Итак, когда ученики продвигались так далеко, как я это охарактеризовал, то их снова по одному под­водили к статуям. Но теперь посвящающий жрец, инициатор, оставался с учеником в храме. И ученик ви­дел, снова еще раз в абсолютной тишине вслушавшись в то, что могла ему сказать собственная душа ... посвящающего жреца восходящим над головой одной из статуй. При этом Солнце как бы отступало вдаль, и в этом пространстве между Солнцем и статуей являлся жрец, как бы закрывая собой Солнце. Статуи были очень большими, и жрец выглядел довольно маленьким над головой первой из них, как бы закрывая со­бой Солнце. И затем, как бы действуя из музыкально-гармонического — музыкально-гармоническим начина­лась церемония, — раздавалась речь посвятителя. И на той стадии, где тогда находился ученик, это явля­лось ему так, что слова, звучавшие из уст посвятителя, как бы говорились самой статуей. Слова звучали так:
     Я есмь образ мира.
     Смотри, как мне недостает бытия.
     Я живу в твоем познании,
     Я стану в тебе теперь исповеданием.
     И это опять-таки, как вы можете себе пред­ставить, производило мощное впечатление на ученика. ... Когда все это проходило через его душу, он был внутренне готов всей своей душой уцепиться за этот образ, за то, что было мировой силой, символизированной в этом образе, он мог тогда жить в этом, передать себя этому. И он был готов к тому, чтобы ощущать исходившее из уст жреца, которое являлось ему так, как если бы статуя была буквой, представлявшей ученику то, смысл чего был выражен в приведенных четырех строках.
     Когда жрец возвращался вниз, ученик снова погружался в безмолвную тишину; жрец уходил, и ученик оставался один. Через некоторое время приходил другой посвятитель; он являлся над второй статуей, и опять как бы из музыкально-гармонического являлся голос жреца-посвятителя, он произносил слова, ко­торые я могу передать вам так:
     Я есмь образ мира,
     Смотри, как истинности мне недостает.
     Коль ты отважишься жить со мною,
     То я стану для тебя удовольствием.
     И ученик теперь, после всех подготовлений, после того, как он был приведен к внутреннему счастью, к страстному желанию внутренней полноты, после того, как он че­рез все, что должен был пережить, приходил к тому, чтобы ощутить необходимость однажды подойти к этой полной радости внутренней полноте, он приходил теперь, услышав то, что звучало от второй статуи, не только к тому, чтобы рассматривать, но и действительно рассматривал мировые могущества, говорившие через вторую статую, как те, которым он хочет отдать себя.
     Посвятитель исчезал. Ученик снова оставался один. И во время этой одинокой тишины он ощущал — по меньшей мере это кажется так, что каждый это ощущал — нечто такое, что можно выразить следующим обра­зом: я стою на Пороге духовного мира. Здесь, в физическом мире, нечто называют познанием, до в духов­ном мире это не имеет никакой ценности. И трудности, которые человек имеет здесь, в физическом мире, в связи с познанием, обретаемым здесь, — они являются физическим отображением утраты им ценностей в сверхчувственном духовном мире. И ученик при этом также переживал: многое здесь, в физическом мире, обращается к человеку, ты же должен отказаться от внутренней полноты радости и идти некоего рода аскетическим путем, чтобы войти в духовный мир. Однако это, собственно говоря, иллюзия, это, собственно говоря, заблуждение. Ибо являющееся во второй статуе говорит выразительно само о себе: смотри, как истинности мне недостает. ... Таковы были ощущения, отчасти вызывавшие в ученике сознание, что он постигает физический мир, проходя через многие заблуждения и преодолевая их. Но случались также и ощущения, которые по временам были подобны внутренне действующему пламени, так что человек чувствовал себя словно поврежденным внутренним огнем, словно внутренне уничтоженным. И душа колебалась между од­ним ощущением и другим, туда и обратно. Ученик, так сказать, испытывался на весах познания-счастья.
     И в то время, как он проделывал все это внутренне, статуи как бы начинали говорить сами. Он достигал в некотором роде внутреннего слова, и статуи как бы говорили сами. Одна из них говорила:
     Я есмь познание. Но то, что я есмь, — это не бытие.
     И теперь к ученику приходило, я бы сказал, излучающее страх чувство: все, что он имел в идеях, — это только идеи, в этом нет никакого бытия. Человек напрягает голову — так чувствовал ученик, — и хотя он приходит к идеям, но бы­тия в них нет нигде. Идеи — это лишь видимость. Затем как бы начинала говорить и вторая статуя; она говорила:
     "Я есмь фантазия. Но то, что я есмь, — это не истина.
     Так представали перед учеником обе статуи". Я прошу вас понять все это правильно. Здесь не дается догм, не выра­жается каких-либо истин познания, но здесь даны переживания ученика в святилищах Гибернии. Что там переживал ученик — только это изложено здесь.
     "Все это переживал ученик в абсолютном одиночестве. Его внутренние переживания были столь сильны, что его лицо становилось совсем неподвижным. Оно больше не действовало. Через некоторое время он бо­льше не видел статуй. Но он читал на том месте, где он их раньше видел, нечто, написанное огненными письменами, что являлось тем не менее внешне-физически, и он видел это с потрясающей отчетливостью. На том месте, где ранее была голова статуи познания, он видел слово НАУКА, а там, где была голо­ва другой статуи, — слово ИСКУССТВО.
     Пройдя через все это, ученик выходил из храма. Возле храма стояли оба посвятителя. Один из них брал ученика за голову и поворачивал к тому, что ему показывал другой: образ Христа. При этом произно­сились слова призыва. Жрец, показывавший изображение Христа, говорил ему:
     Восприми Слово и Силу Этого Существа
     В свое сердце.
     А другой жрец говорил:
     И от Него восприми, Что тебе оба облика Дать желают:
     науку и искусство.
     Таковы были, так сказать, первые два акта посвящения в Гибернии, где ученики особым образом приводились к действительному ощущению внутрен­ней сути Христианства, и это исключительно глубоко отпечатлевалось в душах учеников, после чего они могли далее идти своим путем познания". (Лекция 7)
     "Когда ученик отдавался впечатлению от мужской статуи ... то он переживал род душевного оцепенения, которое проявлялось все более и более ... А затем ученик как бы чувствовал, что бывшее в нем оцепеневшим, т.е. он сам, вбирает­ся Мирозданием; он чувствовал себя как бы ввергнутым в дали Мироздания. И он мог сказать себе: миро­здание восприняло меня.
     Но затем приходило — это не было увяданием сознания, а становлением его другим, — затем приходило нечто особенное. Когда ученик достаточно долгое время переживал оцепенение, эту взятость себя Ми­розданием, — а посвятители заботились о том, чтобы оно длилось достаточно долго, — он говорил себе при­мерно следующее: лучи Солнца, лучи звезд притягивают меня во все Мироздание, но я, собственно, остаюсь сосредоточенным в себе. И когда ученик достаточно долго проделывал это, то приходил к примечательно­му воззрению. Теперь впервые он, собственно, осознавал, для чего было нужно это сознание, наступавшее во время оцепенения, ибо теперь, в зависимости от его переживаний в созвучии с чем-либо иным, он по­лучал многочисленные впечатления от зимних ландшафтов. Зимние ландшафты вставали перед ним в духе, ландшафты, в которых он всматривался в завихрения снежных хлопьев, наполнявших воздух — все, как ска­зано, в духе, — или ландшафты, где он всматривался в леса, где на деревьях лежал снег, и т.п. ... И он чувствовал внутреннюю общность, напр., его глаза с ландшафтом. Он чувствовал, как если бы в каждом глазу весь этот ландшафт, который он обозревал, был деятелен, как если бы он действовал повсюду в глазу, как если бы глаз был внутренним зеркалом для того, что являлось вовне.
     Но он чувствовал еще следующее: он чувствовал себя не как единство, он чувствовал, по сути говоря, свое Я столько же размноженным, сколько он имел чувств. Он чувствовал свое Я удвенадцатиренным. И из того, что он чувствовал Я удвенадцатиренным, в нем возникало своеобразное переживание, он говорил: здесь присутствует мое Я, оно смотрит сквозь мои глаза; здесь присутствует Я, оно действует в моем чувстве мысли, в моем чувстве речи, в моем осязании, в моем чувстве жизни; я, со­бственно, расчленен в мире. — И от этого возникала живая тоска по соединению с сущностью из Иерархии Ан­гелов, чтобы в этом соединении с сущностью из Иерархии Ангелов получить силу и власть для овладения Я, расчлененным в отдельных переживаниях чувств. И из всего этого в Я восходило переживание: почему я имею органы чувств?
     В конце концов у ученика возникало ощущение, как все, связанное с органами чувств и продол­жением их вовнутрь, внутрь человека, родственно с действительным окружением человека на Земле. ... из всех этих переживаний ученик получал совокупное постижение своей души. схватывал ее всю целиком. Это совокупное постижение души со­стояло из ряда частей.
     Я проделал, говорил себе ученик, в моем мистериальном странствии то, что в Мироздании является про­шлым. Массы снега и льда моей волшебной зимы показали мне, сколь убийственные силы действуют в Мироздании. Я познал импульс уничтожения в Мироздании. И мое оцепенение во время моего мистериального странствия возвещало о том, что я должен всмотреться в имеющиеся в Мироздании силы, приходящие из про­шлого в настоящее, но в настоящем оказывающиеся мертвыми мировыми силами. — Это сообщалось ученику че­рез отзвук его переживаний в мужской статуе.
     Затем он подводился к тому, чтобы в его переживаниях возник отзвук пластической статуи. И тогда он как бы множился внутренне не в оцепенении, окоченении, а во внутреннем жаре, в лихорадке души, в вос­паленном состоянии, которое действовало примерно так, что вещи, которые так сильно могли воздейство­вать на душу, поскольку были внутренними, начинались вообще с телесного комплекса симптомов. Ученик ощущал это так, как если бы был внутренне стеснен, как если бы все в нем было сильно сдавлено: дыхание, кровь по всему телу. В большом страхе ученик впадал в глубокое внутреннее душевное страда­ние. И в этом глубоком внутреннем страдании в нем возникало сомнение в том, что он должен был делать. Рождавшееся тогда в душевном страдании можно в какой-то мере выразить такими словами: во мне что-то есть, что происходит от моей телесности в обычной земной жизни. Оно должно быть преодолено. Мое зем­ное Я должно быть преодолено. — Это сильно жило в сознании ученика.
     Затем, когда он достаточно долго преодолевал, проходил через этот внутренний жар, внутреннюю нужду, через чувство, что нужно преодолеть земное "я", тогда в нем наступало нечто такое, о чем он знал, что это не прежнее состояние сознания, а хорошо известное ему состояние сознания сна со сновидениями.
     Если действовавшее из оцепенения сопровождалось отчетливым чувством, что это состояние сознания, кото­рого он не знал в обычной жизни, то теперь он мог о своем сознании сказать: оно есть род сновидения. ...
     В то же время ученик теперь осознавал: что как волшебное лето выступало или выступает перед его со­знанием в беспрерывном изменении — это переходит как импульс в далекое будущее Мироздания. Но теперь он чувствовал себя не так, как прежде, расчлененным, размноженным по органам чувств; нет, теперь он чувствовал себя внутренне соединенным в единстве, он чувствовал себя сосредоточенным в своем сердце. И это было кульминацией, высшей точкой того, через что он проходил: эта сосредоточенность в сердце.
     И это было кульминацией, высшей точкой того, через что он проходил: эта сосредоточенность в сердце, это внутреннее самопостижение, самообладание, чувство своего родства во внутреннейшем существе челове­ческой природы не с летом, каким человек видит его внешне, но со сновидением об этом лете. И правиль­ным образом ученик говорил себе: в сновидении о лете, которое я переживаю внутренне в моем человечес­ком существе, в нем заложено будущее.
     Когда ученик проделывал все это, то к нему приходило переживание, что оба эти состояния следуют од­но за другим. Он всматривался, скажем, в ландшафт, состоящий из лугов, прудов, маленьких озер. Он всма­тривался в лед и снег, которые превращались в вихрящийся падающий снег, как бы в туман из снега, кото­рый все более и более утончался и истаивал в ничто. И когда это истаивало в ничто, ученик чувствовал себя как бы в пустом мировом пространстве, и в этот момент на этом месте выступал летний сон. И ученик сознавал: теперь моей собственной душевной жизни касаются прошлое и будущее. ... В ледяных кристаллах зимы мы имеем внешний знак продолжающегося отмирания духа в материи. Мы, как люди, не предрасположены видеть умирающий дух символизированным в снеге и льде во внешней природе, если этому не предшествует инициация. Если же она совершается, то мы видим это превращение в ничто, а из него возникает сновидение о природе, содержащее семя мирового будущего. Но ученик должен стоять внутри мировой смерти и мирового рождения. Ибо если человек не стоял бы внутри этого — как уже сказано, я описываю вам только опыт ученика в посвящении Гибернии, — если бы человек не стоял внутри этого, то действительные процессы, в которые ученик всмат­ривался через рождающееся из оцепенения новое сознание, были бы действительной мировой смертью, и сно­видения за мировой смертью не последовало бы. У прошлого не было бы будущего. Сатурн, Солнце, Луна, Земля были бы здесь, но не было бы Юпитера, Венеры, Вулкана. Чтобы это будущее космоса вчленилось в прошлое, для этого необходимо, чтобы между прошлым и будущим стоял человек. Это сознавал уче­ник из того, что он переживал".
     Посвятитель выражал это ученику в изречении. О состоянии оцепенения он говорил:
     В далях ты должен учиться,
     Как в синеве эфирных далей
     Бытие мира исчезает
     И вновь в тебе себя находит".
     "Другое ощущение под влиянием второй статуи выражалось так:
     В глубине решить ты должен
     Из горячечного зла,
     Как истина воспламеняется
     И через тебя в бытии утверждается".
     Ранее ученику на месте первой статуи представало позна­ние, но лишенное бытия, как лишь идеи, вырабатываемые на Земле. Но теперь в отзвуке являлось, что человек может най­ти бытие для познания, потеряв себя в далях мира: "В далях должен ты учиться...". Ученик ощущал, как он соединяется с синими далями эфира, где Земля превращает­ся в ничто. Ощущать ничто он учился на волшебных зимних ландшафтах. И теперь он знал, что в этих да­лях сохраняется только человек. А чтобы мир имел будущее, человек должен зло преодолеть добром в сво­ей природе: "В глубине решить ты должен...". Ученик прошел через влечение удовлетвориться не истиной, а фантазией о мире, субъективными образами. В сновидениях о лете он понял, что в фантазиях из внутре­ннего вырастают имагинации, имагинации растений. С одними образами фантазий он остается чужд окруже­нию. Имагинациями же он врастает в мир растений, животных, в мир людей. Навстречу всему встреченному вовне тогда изнутри восходит нечто, связанное с ним.
     "Эта двоякая связь с миром встает перед учеником в действительном внутреннем грандиозном ощущении как отзвук обеих статуй. И ученик, т.обр., действительно учился, с одной стороны, простирать свою душу в да­ли мира, а с другой — сходить в глуби своего внутреннего, где это внутреннее не действует с той вяло­стью, с какой оно действует в обычном сознании, но где внутреннее действует так, как если бы оно ста­ло наполовину действительностью, а именно прозревалось бы, потрясалось бы, проколдовывалось бы снови­дениями. Ученик учился всю интенсивность внутреннего импульса приводить в связь со всей интенсивнос­тью внешнего импульса. Из родства с зимними и летними ландшафтами он получал разъяснения о природе и о собственной самости. И он глубоко роднился с внешней природой и со своей самостью".
     Перед ним выступало все то, что он имел как переживания до нисхождения из духовных миров на Землю. При повторении состояния выхода в дали он уже не чувствовал, будто бы его высасывают лучи Солнца и лучи звезд. Но он чувствовал, что достигает середины бытия между смертью и новым рождением.
     "Затем ученик учился внутренне раздельно переживать обе статуи и каждое состояние все более отчет­ливо. А когда для него становилась ясной и живой возникающая в сердце взаимосвязь, когда в его созна­нии живо вставала середина жизни между смертью и последним рождением, тогда посвятитель говорил ему:
     Научись духовно созерцать зимнее бытие,
     И ты узришь доземное.
     Научись духовно сновидеть летнее бытие.
     И тебе будет дано пережить послеземное".
     Обратите особое внимание на колоссальную разницу, содержащуюся в этих изречениях. Когда ученик достаточно долго проделывал описанные упражнения, то его внутрен­няя сила и энергия углублялись, и он мог идти дальше.
     "Все это ученик переживал в состоянии оцепенения, а затем по указанию посвятителя он разливался до эфирных далей, до границ пространственного бытия. Там, на этих границах, к нему подступало пережива­ние астрального, которое в те времена куда живее, значительнее, энергичнее соединялось с человеческим существом, чем теперь. Человек прежде внутренне был более чувствительным, поэтому он и проходил дру­гое обучение, чем теперь".
     "Ученику Гибернийских Мистерий в высшей степени прививалась способность при излиянии в синие эфир­ные дали, при втекании астрального света прежде всего не чувствовать себя, но в своем сознании чувст­вовать мощный мир, о котором он мог сказать следующее: я живу целиком в некоем элементе с другими су­ществами. И этим элементом является, по сути говоря, чистое природное добро. Ибо повсюду я чувствую, как из этого элемента нечто струится в меня — простите, что я воспользуюсь оборотом, который было бы правомерным употребить лишь позже, — а я плаваю, подобно рыбе, в воде, сам при этом состоя лишь из теку­чих, легких элементов; во всем планетарном элементе я чувствую приятное струение в себе со всех сто­рон. Ученик, собственно, чувствовал, как со всех сторон к нему струится астральное, формируя и строя его. Этот элемент есть чистое природное добро — мог бы он сказать о нем, — поскольку он повсюду дает мне нечто. Я, собственно, окружен одним добром. Добро, добро повсюду, природное добро окружает меня.
     Но это природное добро, оно является не только добром, но творческим добром, ибо оно своими силами в то же время делает то, что я есмь, дает мне облик, поддерживает меня, когда я в этом элементе плаваю, парю и тку. Таково было получаемое здесь естественно-моральное впечатление". Если понюхать розу и ска­зать, что из нее струится добро, распространенное по всей планете, и оно сообщается моему обонянию, то мы получим слабую тень того, что составляло переживание бытия др.Солнца. Будучи приведенным к бытию одних чувств в глазах, в ушах, в чувстве вкуса и т.д., при утрате всего остального организма, ученик переживал бытие др.Сатурна. Вживаясь во внутреннее сдавливания, в чувство тепла, ученик Гибернии пере­носился сознанием в бытие Юпитера, которое возникает из Земли. И он чувствовал не только физическое, но также и душевное тепло. "Ибо мы станем людьми Юпитера только благодаря тому, что свяжем физическое тепловое с душевным тепловым.... Излияние любви и тепла станет нераздельным". Когда же ученик переживал душевное страдание, ощущал необходимость преодолеть собственное "я", поскольку оно может стать источником зла, то переживаемое им физически-душевное тепло начинало светиться. Ученику открывалась тайна душевного блистания света. И так он входил в будущее бытие Венеры.
     "А затем, когда все, пережитое раньше, ученик чувствовал слившимся воедино в своем сердце ... тогда все, что он вообще переживал в своей душе, являло себя в то же время как переживание плане­ты. Человек имеет мысли; мысль не остается внутри человеческой кожи: она начинает звучать, она стано­вится словом. Все, чем живет человек, формируется в слове. Слово распространяется на планете Вулкан. Все в Вулкане является говорящим, живым словом. Слово звучит к слову, слово объясняется словом, слово говорит слову, слово учится понимать слово. Человек чувствует себя как понимающее мир слово, как слово-мир понимающее слово. И когда это в образе вставало перед посвящаемым в Гибернии, он сознавал себя в бытии Вулкана". Таковы были великие Мистерии Гибер­нии. Человек познавал в них себя как микрокосмос, как духовно-душевно-физическое существо в связи с Макрокосмосом. Он познавал становление, созидание и прохождение, метаморфозу Макрокосмоса.
     "Расцвет Мистерий Гибернии предшествовал Мистерии Голгофы. И особенность этих больших Мистерий со­стояла в том, что в них о Христе говорилось как о Грядущем, как позже о Нем говорилось как о Прошед­шем через прошлые события. И когда при первом посвящении ученик выходил из храма и ему показывали об­раз Христа, то этим хотели сказать: все, что составляет становление Земли, склоняется к Событию Гол­гофы. Это тогда представлялось как будущее.
     На этом, прошедшем позже через многие испытания острове было место больших Мистерий, место Христи­анских Мистерий до Мистерии Голгофы, в которых правомерным образом еще до Мистерии Голгофы человек велся к духовному взгляду на Мистерию Голгофы.
     А когда наступила Мистерия Голгофы, в то время, когда в Палестине произошли примечательные собы­тия ... в Гибернийских Мистериях и в их общине, т.е. в народе, принадлежавшем к ним, был отпразднован большой праздник. И что действительно случилось в Палестине — это стократно образно — но так, что об­раз не был памятью о происшедшем — было воспроизведено на Гибернийском острове. ... На Гибернийском острове человечество пережило Мистерию Голгофы духовно".
     "Началось время, в которое люди все более и более принимали только физически увиденное, и они бо­льше не принимали вещи за истинные, если они не были связаны с физически увиденным. Так мудрость, пришедшая из Гибер

нии, больше не чувствовалась в ее субстанциональности. Искусство, пришедшее из Гибер­нии, больше не чувствовалось в его космической истине. ... стало необходимым чувственно наглядное в качестве модели — таково, собственно, и искусство Рафаэля. — тогда как Гибернийское искусство исходи­ло из того, чтобы духовное, спиритуальное осуществлялось непосредственно через художественные средства".
     "Когда в Акаше-эволюции человек приближается к образам Гибернийских Мистерий, то он ощущает, как нечто как бы отталкивает его, что-то как бы удерживает его силы на расстоянии, не дает его душе приблизиться к себе. И чем ближе человек к этому подходит, тем более оно затемняется ... в Гибернийс­ких Мистериях человечеству дан последовательный исход древних божественно-духовных сил. Но когда Гибернийские Мистерии сошли в теневое бытие, они были в то же время духовно окружены плотным валом, чтобы нельзя было изучать их пассивным образом, чтобы к ним нельзя было приблизиться иначе, как только пробудив в себе спиритуальную активность, т.е. став настоящим человеком нового времени". 232 (9)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     55
. "Человек раньше знал, что, рождаясь на Земле среди царств природы, он, вместе с тем, рождается из внетеллурического (от лат. tellus, uris — земля, земной шар), внеземного космоса. И все, что со­единяет человека с внетеллурическим космосом, предстает познанию, когда человек проходит через "врата человека" (1-я ступень египто-халдейского посвящения). В себе несет человек некоего рода оста­тки связи, от которой он освободился при переходе от лунной природы к земной. Он несет в себе остат­ки своей связи с внеземным Космосом. ... Он научался познавать в себе то, на что внешне мог только глазеть как на звездное небо. ... Человек открывал через самопознание, можно сказать, природу звезд­ного неба. Он узнавал, как он нисходил со ступени на ступень, в некотором роде с неба на небо, прежде чем достиг Земли и воплотился в земном теле. И он должен был у "врат человека" по этим ступеням — их обычно насчитывают 8 — вновь взойти вверх. ... в некотором роде проделать обратный путь ...
     Этого познания нельзя было приобрести — я говорю о дохристианском познании Мистерий — без того, чтобы им не было охвачено все человеческое существо. Посвящаемый в то время должен был проходить подготовление, о котором современные люди не особенно хотят знать. ... Во всем своем существе, охвачен­ном подготовлением к познанию, стать совсем другим человеком — к этому сегодня не питают склонности. ... Описания др.Мистерий, которые вы нередко находите, дают вам лишь смутное их понимание, ибо эти описания большей частью делаются с той точки зрения, что древние посвящения были чем-то подобным тому, чем является посвящение у масонов. Но это не так. Там, где теперь подражают древним посвящениям, име­ют дело лишь со всяческими копиями того, что в древности действительно переживалось. ... То же, что для древнего человека являлось существенным подготовлением — было воспроизведением того душевно­го состояния, которое можно выразить лишь следующими словами: он должен был быть проведен через страх сильной степени ... люди действительно интенсивнейшим образом вбирали в себя ощущение: они сто­ят перед чем-то таким, перед чем они нигде не могли бы стоять во внешней жизни. ... То состояние ду­ши не должно было иметь ничего общего с силами души, которыми пользуются во внешней жизни. Те, дру­гие силы должны были быть извлечены совсем из других мест. Эти места всегда имеются в человеке, но он испытывает чрезвычайный страх перед тем, чтобы их как-то коснуться. Посвящаемый же должен совер­шенно преднамеренно привести эти места в действие". Последствием такого пребывания перед "вратами че­ловека" является то, что человек начинает рассматривать себя принадлежащим к небесам, чувствовать свою связь с планетами и звездами.
     "На 2-й ступени узнавали не только о том, каким образом человек сопричастен макрокосмосу, но и о том, как он вплетен во все движение макрокосмоса. Человек некоторым образом проходил вместе с Солн­цем через круг Зодиака и благодаря этому прохождению вместе с Солнцем через круг Зодиака познавал весь путь, которым впечатления производят действия на человека. ... Человек предстоит самому себе исполненным движения, внутри него как бы вращается живое колесо, подобно тому, как Солнце проходит по небу свой круг. Так познает себя человек. Но при этом он познает также и тайны большого мира.
     Если на 1-й ступени он узнает, каким образом он стоит в мире, то на 2-й ступени он узнает, как он движется в мире".
     "Чтобы достичь 3-й ступени, было необходимо на первых двух ступенях выработать способность вы­ходить из времени и пространства. ... (На 3-й ступени) посвящаемый проходил через "врата смерти". ... Он научался обращаться со смертью, со всем, что связано со смертью. На 3-ей ступени возникала также возможность рассматривать человека, каким он пребывает между рождением и смертью, вне его существа. ... это "вне" следует мыслить не пространственно, а сверхпространственно. ... Здесь человек отказывался от наивных религиозных верований своего народа. Здесь, у "врат смерти", человек прежде всего расставался с представлением: ты стоишь на Земле, а твои боги или твой Бог пребывает где-то вне те­бя. Здесь человек осознавал себя единым со своим Богом, он больше не отличал себя от Бога. ... 3-я ступень давала человеку переживание бессмертия. ... благодаря тому, что все смертное в себе человек мог сбросить, он мог отделиться от всего смертного в себе.
     Но не забудем о результатах всего пути. Весь путь состоял в том, что человек научался познавать самого себя. Человек теперь находился не внутри себя, а во внешнем мире. ... Он шел в себя, чтобы из себя выйти. Он шел в себя, поскольку мог найти в себе нечто такое от существа мира, что только в себе он и мог найти и чего нельзя было найти вовне, но что только вовне можно было действительно пе­режить. Благодаря только тому, что человек в течение некоторого времени упражнялся жить на 3-ей ступе­ни, он становился зрелым для 4-й, которую трудно себе представить современному человеку. ... Со всем тем, что человек из себя вносил во внешний мир, он мог возвыситься до сознания 4-ой ступени и стать тем, кого в переводе на новый язык можно было бы назвать Христофорусом, носителем Христа. В этом, собственно, состояла цель посвящения этих Мистерий: сделать человека носителем Христа. ... Они со­знавали, что в структуре Мироздания они соединяются с тем, — имеется в виду не исторически, а предвос­хищая будущее, — кто в Ев. от Иоанна назван Логосом, или Словом. ... Так тайна Христа в те древние времена была как бы пропастью отделена от человека, и соединиться с ней можно было, только преодо­лев эту пропасть, что человек и делал, выходя через самопознание из себя и соединяясь со своим Богом, становясь носителем своего Бога". 187 (4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     55а
. В древности учеников в Мистериях обучали в молчании, им показывали образы, например седого старика, преследующего светящийся голубым женский образ. Так после смерти человек переживает, как окончившаяся жизнь преследует в Камалоке убегающее назад высшее Я. Голубое есть символ стремления к высшему. Но когда "Слово стало плотью", все изменилось. 266-1, с. 542-543
     В древних Мистериях с помощью определенных методов ученик мог "в сравнительно короткое время преобразовать свои душевные и духовные качества, ибо человек тогда душевно и телесно был куда крепче, чем теперь. У него была крепкая душа, а поскольку она есть архитектор тела, то и оно было сильнее. ... люди тогда вообще были проще". 266 с. 113
     Современный человек с его дифференцированной душевной жизнью не способен проходить через подготовление, которое у ученика египетских Мистерий длилось, под присмотром жреца, всего несколько недель. "Применялись ужасные средства, чтобы, например, возбудить в нем высшее сострадание, испытать его бесстрашие; ему было совершенно ясно, что он постоянно рискует жизнью". 266 с. 309
     "Не упражнения (эзотерические) бездейственны, а человек не делает их в себе действенными". В прошлом ученик говорил себе: или я успешно выдержу испытания, или смерть, ибо физическая жизнь потеряет смысл и лучше на Девахане готовить себе новое воплощение, способное привести к эзотерической жизни. 266-2, с. 25
     Пройдя посвящение в древних Мистериях (напр. в египетских) ученик получал новое имя. "Он ощущал его как свое пра-древнее имя. Каждый из нас имеет такое имя, которое носит во всех своих инкарнациях". Д. 110, с. 5


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

6. Посвященные

     89. "Ясновидящим человеком сегодня следует называть того, кто имеет прозрение в имагинативный мир, посвященным же следует называть того, кто смог подняться к инспирациям и интуициям". Может случится, что посвященный, имеющий ясновидение, в отдель­ных случаях не видит имагинаций. 114 (1)
     "Быть ясновидящим означает пользоваться органами эф. тела. Если же человек пользуется только органами астр.тела, то он хотя и может внутренне чувствовать, переживать глубочайшие тайны, но видеть их он не может". 114 (3)
     "Человека, который может видеть в духовном мире, называют в эзотеризме "ясновидящим". Но быть то­лько ясновидящим еще не достаточно. Такой человек может видеть, но не различать. Тот, кто приобрел себе способность отличать одно от другого существа и события высших миров, называется "посвященным". Посвящение приносит возможность отличать различие роды существ". 15 (2)
     "Кто с помощью упражнений, о которых современный человек едва ли имеет какое-либо представле­ние, не только вырабатывает созерцаюшее познание в духовном мире, но научается владеть духовными си­лами, лежащими в основе чувственного мира, тот, в противоположность ясновидящему, является адептом. Готовиться к этому следует куда больше, чем к ясновидению". 56 с.27-8
     В старые времена, когда оккультизм был тайной, существовало "три рода отношения человека к сверх­чувственному миру: первый — как посвященного, второй — ясновидящего, третий — адепта".
     Можно быть посвященным, не имея ясновидения, за счет познания и понимания законов духовного мира, постигнутых другими с помощью ясновидения. Но адепт — это другое. Напр., возьмем брошюру "Воспитание ребенка с оккультной т.зр." (ИПН 34). "Учитель, который овладел бы этой системой, стал бы адептом в области воспитания" Далее: "в тот момент, когда человек оказывается в состоянии овладеть сверхчувственными причинами, действующими в эф. и физ.телах, он — адепт в области детского воспитания". Таковым был Парацельс, "поскольку в каждый момент мог видеть невидимые принципы". 98 (1)
     "Культура и воспитание чувств ведут нас на астральный план". "Ученик тайноведения может быть на астральном плане майстером, на ментальном же плане таковыми могут быть лишь высшие майстера". 93-а (II)
     Выдающиеся ученики эзотерики достигают того, что все их эф.тело преобразуется так, что после смерти сохраняется целиком и не нуждается в прохождении через Девахан. "Это называется отречением от Девахана". "Правило белого мага — никому не позволять вмешиваться в свое эф.тело, но свои инстинкты проводить только через катарсис. В эф.теле царят покой и мудрость. Если туда попадает нечто злое, то оно проника­ет в покой и там остается". 93-а (2)
     В древних мистериях были разного рода посвященные: мудрецы, целители и маги, — в зависимости от того, какое качество они особенно развивали: мышление, чувство или волю. Четвертая группа посвященных разви­вала все три качества в гармонии, но, конечно, не могла развить их до той высоты, какая была доступна при одностороннем посвящении. Случалось, что три первые вида посвященных ставили свои способности на службу четвертому, хотя он и был слабее их. Тогда развитие мира шло особенно успешно вперед. В Европе бывали коллегии из 12 посвященных, которые слушали указания 13-го, непосвященного, руководствовавшегося своей инстинктивной волей. Посвященного 4-го рода называли "человек". 117(8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     136
. Роберт Флудд (1574-1637), розенкрейцер. Он говорил о трех вопросах, на которые должен ответить каждый, стоящий на нижней ступени посвящения. Первый вопрос: "Где ты живешь? — Ответ на него следую­щий: Я живу в храме Мудрости на горе разума. — Действительно понять это одно-единственное изречение, внутренне пережить его — значит уже иметь открытыми некоторые внутренние органы чувств.
     Второй вопрос был такой: Откуда к тебе приходит мудрость? — Ответ: Она приходит ко мне из продукти­вного... высочайшего ... потрясающего Вседуха, который говорил через Соломона и который хочет обучить меня алхимии, магии и каббале...
     Третий вопрос: Что ты будешь строить? — Ответ: Храм хочу я построить, Stiftshutte, как храм Соло­мона, как Тело Христово и ... как еще нечто такое, чего не высказать". 53 (30. V.1904)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     137
. I. Первой ступенью христианско-розеикрейцерского пути является изучение. Ученик здесь должен как можно лучше изучать, проникать в элементарную теософию. "Терпеливое усвоение понятий необходимо каждому, кто хочет проникнуть к высшее. Необходима тренировка мышления, привычка жить в чистом элементе мышления и ткать в нем. ... для подобной тренировки духа написаны книги "Философия свободы", "Истина и наука". Дело заключается в преодолении бесконечных для многих трудностей на пути к тому, чтобы уметь следить за мыслью, познать, как одна мысль с необходимостью выпрядается из другой". У физического и астрального мира общим является лишь одно: логическое мышление.
     2. Имагинация. Усвоить моральное отношение к вещам. Во всех преходящих вещах видеть лишь подобие вечного. Тогда, напр., фиалка является символом спокойной красоты, лишенной претензии. Тогда вещи открывают свою суть. Одни цветы выступают как слезы Земли, другие — как радость. Ученик вырабатывает видение эф.тела семян растений.
     3. Изучение оккультного письма. Инспиративное познание. На этой ступе­ни ученик как бы плавает в астральном мире, как в море. В этом море нужно уметь читать оккультные зна­ки. Напр., — спираль — это созвездие Рака: переход от четвертой к пятой коренной расе, а также взаимосвязь физ. и астр. тел.
     4. Изучение жизненных ритмов. Приготовление "камня мудрых". Регулирование дыхания, в результате чего вдыхается углекислота, а выдыхается кислород. Средством для этого служат медитации, выполняемые в одно и то же строго устанавливаемое время, а также просмотр истекшего дня в обратном порядке. В будущем физ.тело человека будет строиться из вдыхаемой углекислоты, от этого оно станет прозрачным и мягким. Именно это подразумевается под "камнем мудрых".
     5. Изучение соотношения между макро- и микрокосмосом. Личное, чисто духовное, полное любви отношение ко всем вещам. Размышление над внутренним глаза дает на этой ступени познание Солнца, другие упражнения дают познание истории Земли за миллионы лет и т.д.
     6. Погружение в макрокосмос. Созерцание. Концентрация на точке между бро­вями позволяет проникнуть во времена, когда Я вошло в человека. Тогда человек врастает сознанием в макрокосмос и в любую вещь, где бы она ни находилась.
     7. Блаженство в Боге. "Человек вырастает из своей оболочки и живет с макрокосмосом. Предварительными необходимыми качествами для прохождения пути являются: доверие к себе, самооблада­ние, присутствие духа. 97 (18, 19)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

3. Астральное тело

     681. "Действительную сущность астр.тела можно найти лишь путем перехода с помощью медитаций от мышления, порождаемого извне впечатлениями внешних чувств, к внутреннему созерцанию. Для этого сле­дует внутренне воспринять пробужденное извне мышление и пережить его интенсивно как таковое в своей душе, вне его связи с внешним миром, а затем с помощью душевной силы, которая приобретается при таком восприятии и переживании, ощутить возникновение сознания, что существуют внутренние органы восприятия, которые видят духовное в границах физического и эфирного, животного и человека". 26(9)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Правила

     536
. "Следующие правила каждый эзотерический ученик должен взять так, чтобы в своей дальнейшей жизни он мог постоянно наблюдать, продолжают ли эти требования жить в его внутреннем. Всякое эзотериче­ское ученичество, особенно если оно восходит в высшие области, могло бы привести ученика лишь к не­здоровью и заблуждению, если не соблюдать этих правил. ... Очень многие ошибаются здесь, говоря: мои стремления чисты. — Стоит лишь проверить себя, и открывается, что в подосновах подкарауливают сокры­тый эгоизм и рафинированное чувство личностности; именно эти чувства часто надевают маску бессамостных стремлений и вводят ученика в заблуждение. Никогда не будет достаточно во внутреннем самонаблюде­нии серьезно испытывать: не притаились ли внутри души такие чувства. Энергично следуя описанным здесь правилам можно освободиться от таких чувств.
     Первое из этих правил: В мое сознание не должно входить ни одного непроверенного представления". Многие чувства, представ­ления, волевые импульсы обусловлены в человеке его принадлежностью к семье, народу, его воспитанием. Опасно легко отказываться от этого. Нужно познавать прямо или косвенно свои и чужие мысли, чувства, поступки.
     "Второе правило: Живым долгом перед моей душой должно стоять: постоянно увеличивать сумму моих представлений". Здесь случается так, что человек уже имеет сверхчувственный опыт и не хочет его замечать, т.к. в си­лу бедности своих представлений ждет его в ином виде.
     "Третье правило: Познанием для меня будут лишь те вещи, говоря которым да или нет, я не испытываю ни симпатии, ни антипатии".
    
"Четвертое правило: Мне надлежит преодолеть страх перед так наз. абстрактным". Необходимо усвоить себе представления, свободные от чувственного мира, например понятие совершенного круга, которого нет в действительности и который, тем не менее, лежит в основе каждого круга как его закон. 42/245(1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     537
. "Всякий желающий стать видящим должен вырабатывать три добродетели, совершенно необходимые ему. Первая: уверенность в себе. Вторая: самопознание; никогда не следует в страхе отшатываться от своих ошибок, от видения их. Третья: присутствие духа; ибо на астральном плане встречается многое та­кое, что хотя и пребывает постоянно вокруг нас, но совершенно иное дело — это видеть". 98(1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     552
. "Всякий, не желающий воспринимать истин о будущем, живет за счет других. Но воспринимающий их живет для других, даже если вначале его подгоняла эгоистическая тяга к высшим мирам. Если путь верен, то он сам устраняет тягу и является лучшим воспитателем бескорыстия". 99(14)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

  Оглавление          Именной указатель Предметный указатель    Наверх
Loading


      Рейтинг SunHome.ru    Рейтинг@Mail.ru