Ителлигенция. Разделение Ангелов

345. "Всегда было так, что Солнечная интеллигенция некоторым образом находилась под господством Михаэля, другие планетарные интеллигенции — под господством других Архангелов. Так что мы скажем:


     Но всегда было так, дорогие друзья, что нельзя было сказать: Михаэль правит солнечной интеллигенцией один. Вся космическая интеллигенция специфицирована в солнечной интеллигенции и в планетарных интеллигенциях: Меркурия, Венеры, Марса и т.д. Космическая интеллигенция соуправляется отдельными существами Иерархии Архангелов, но надо всем вместе постоянно господствует Михаэль, так что всей космической интеллигенцией управляет Михаэль".
     В прошлом вся человеческая интеллигенция притекала от Михаэля, с Солнца. Но с VШ, IX, Х столетия это стало меняться. "Вы знаете, что период солнечных пятен длится 11 лет; Солнце выглядит с Земли таким, что в определeнных местах оно имеет тeмные пятна, оно выглядит пятнистым. Это не всегда было так. В древности Солнце сияло равномерно, солнечных пятен не было. А через тысячи и тысячи лет Солнце будет иметь намного больше пятен, чем теперь, — оно всe будет в пятнах. Это является внешним откровением того, что сила Михаэля, космическая сила интеллигенции постоянно убывает. В увеличении солнечных пятен ...проявляется упадок Солнца...его помутнение, старение в космосе. И по выступлению достаточно большого числа солнечных пятен другие планетарные интеллигенции узнали, что они могут больше не управляться Солнцем. Они вознамерились сделать Землю зависимой не от Солнца, а прямо от всего космоса. Это произошло в результате планетарного решения Архангелов. А именно, под водительством Орифиэля произошла эмансипация планетной интеллигенции от солнечной интеллигенции. Это было полное разделение сплочeнной до того мировой власти. Солнечная интеллигенция Михаэля и планетарные интеллигенции постепенно пришли к космической оппозиции друг другу". Это привело к большим последствиям в Иерархии Ангелов. "Один их сонм обратился к земной интеллигенции и одновременно — к планетарной интеллигенции; другой сонм остался верен сфере Михаэля, дабы то, чем Михаэль правит как вечным, пронести во всe будущее. И теперь в этом заключается нечто решающее: удастся ли Михаэлю то, что в его действии является вечным, внести во всe будущее, когда вся власть теперь находится среди людей, когда то, что является в физическом Солнце, затмевается и постепенно исчезает".
     "Потрясающее впечатление производит то раздробление, произведeнное на Земле на экуменическом соборе в 869 г. Это явилось сигналом того колоссального события, что разыгралось в духовном мире. ... Ангелы одних человеческих душ, прежде кармически связанных с другими людьми, теперь становятся всe менее и менее связанными с Ангелами этих других человеческих душ. Из двух кармически связанных человеческих душ Ангел одной остался с Михаэлем, другой — ушeл вниз к Земле. Что в этой связи должно было произойти? В период времени между основанием Христианства и началом эпохи души сознательной об этом было заявлено — в IX столетии. Это проявилось в 869 г., когда в карму человека вошeл беспорядок! В этой связи должно быть сказано наиболее значительное, из всех возможных, слово о новой истории человечества: беспорядок вошeл в карму нового человечества. В последующих земных жизнях стало больше невозможно все переживания правильным образом включать в карму. И хаос новой истории, всe более развивающийся в новой истории социальный, культурный и другой хаос, когда ничто не может достичь своей цели, происходит в результате беспорядка, внесeнного в карму разделением, произошедшим в Иерархии принадлежащих к Михаэлю Ангелов.
     С окончанием господства Габриэля через господство Михаэля, Михаэлем вносится сила, которая у тех, которые пришли с ним, должна снова привести в порядок карму. Так что в ответ на вопрос: что соединяет членов Антропософского Общества? — мы можем ответить: их соединяет то, что они должны привести в порядок свою карму. И если кто-то замечает в ходе своей жизни, что там, либо здесь он входит в отношения, которые не соответствуют его внутренним влечениям, которые каким-либо образом выпадают из того, что является в человеке настоящей гармонией между добром и злом, — это с одной стороны, а с другой — в нeм постоянно имеется тяга идти вперeд с Антропософией, то это означает, что человек снова стремится к карме, к действующей карме, к изживанию действительной кармы. Это космический луч, который для познающего изливается через Антропософское Движение: восстановление истинной кармы. С этим связано многое как в судьбе отдельного человека, находящегося в Антропософском Обществе, так и в судьбе всего Общества. Одно при этом, конечно, переливается в другое.
     Ещe нужно принять во внимание следующее. Видите ли, те люди, которые связаны с существом из Иерархии Ангелов, оставшимся в рядах Михаэля, такие люди испытывают трудность в связи с тем, что они должны понять, найти (соответствующие им) формы интеллигенции. Они ведь стремятся к тому, чтобы и личную интеллигенцию содержать так, чтобы она могла быть связанной с почитанием Михаэля. Те люди, о которых я говорил, что они принимали участие в том подготовлении в XV и в XIX в., пришли на Землю, неся в себе глубочайшую тягу к Михаэлю и его сфере. Тем не менее они должны воспринять, в силу принципа развития человечества, индивидуально-личную интеллигенцию. Это ведeт к расколу, но этот раскол должен быть преодолен через спиритуальное развитие, через соединение индивидуальной активности с тем, что приносят духовные миры в настоящую эпоху интеллигенции. Другие же, чьи Ангелы отпали — что, естественно, связано с кармой, ибо Ангел отпадает, будучи связан с человеческой кармой, — эти другие воспринимают личную интеллигенцию как нечто само собой разумеющееся, но зато она действует в них автоматически, она действует через телесность. Она действует так, что люди думают, думают умно, но сами этим не заняты. И долгое время шeл большой спор между доминиканцами и францисканцами. Доминиканцы не могли вырабатывать личный принцип интеллигенции иначе, как только с наибольшей верностью сфере Михаэля. Францисканцы, приверженцы Дунс Скотуса — не Скотуса Эригены, — были целиком номиналистами. Они говорили: интеллигенция вообще является только суммой слов. Всe, что разыгрывается в действительности, является отображением мощной борьбы, происходящей между одним сонмом Ангелов и другим сонмом Ангелов". Тот, другой, сонм сошeл с человеком на Землю, инкорпорировался в людей и стал наделять их ариманической интеллигенцией. 237 (11)

     66. Змею как оккультный знак следует представлять желтой. Печать розенкрейцеров: на голубом фоне черный крест, красные розы, экзотерически — 8, эзотерически — 7. 264 с. 124

     157. "Первая эпоха философских воззрений начинается в греческой древности. Ее можно исторически явственно проследить до Ферекида Сиросского и Фалеса Милетского. Она кончается в то время, на которое приходится основание Христианства. В ту эпоху духовное стремление человечества являет существенно иной характер, чем более ранние эпохи. Это эпоха пробуждающейся жизни мысли. До нее человеческая душа живет в образных (символических) представлениях о мире и бытии. При непредвзятом рассмотрении невозможно признать правоту тех, которые хотят видеть жизнь философской мысли в догреческом периоде. Необходимо видеть начало истинной, выступающей в форме мысли философии именно в Греции. То, что в размышлениях о мире на Востоке и в Египте подобно элементу мысли, перед подлинным размышлением является не истинной мыслью, но образом, символом. В Греции рождается стремление познать мировые соотношения с помощью того, что можно назвать в настоящее время мыслями. До тех пор, пока человеческая душа представляет себе при помощи образа мировые явления, она чувствует себя еще тесно с ними связанной... Грек ощущает мысль так, как в настоящее время человек ощущает какое-либо восприятие, как он ощущает красное или желтое... В подобном переживании мысли начинается развитие, идущее от Ферекида и Фалеса и достигающее своей высшей точки в Платоне и Аристотеле и затем постепенно угасающее вплоть до своего конца в эпоху основания Христианства. Из подоснов духовного развития жизнь мысли льется в человеческие души и порождает в них философские системы, воспитывающие эти души для ощущения своей самостоятельности по отношению к внешнему миру".
     "В период возникающего Христианства начинается новая эпоха. Человеческая душа уже не может ощущать мысль как восприятие внешнего мира. Она чувствует ее как порождение своего собственного (внутреннего) существа. Из подоснов духовного становления в душу излучается импульс гораздо более могущественный, чем жизнь мысли. Лишь теперь пробуждается самосознание внутри человечества. ... Этот характер философского стремления сохраняется приблизительно до Скотта Эригены (880 г. по Р. Х.). Философы этого времени совершенно погружаются философским мышлением в религиозные представления. С помощью таких представлений человеческая душа, совершенно предоставленная самой себе, в пробужденном самосознании стремится прийти к осознанию своей принадлежности к жизни мирового организма".
     "Следующая эпоха носит совершенно иной характер. ... Каким образом может в жизни мысли выразиться нечто такое, что помыслено не только душой? — Это становится вопросом философов этой эпохи. Духовные течения номинализма, реализма, схоластики, средневековой мистики вскрывают основной характер этой эпохи. Человеческая душа хочет испытать характер действительности жизни мыслей. С окончанием третьей эпохи меняется характер философского устремления. Самосознание души окрепло благодаря длившейся в течение веков внутренней работе, состоявшей в испытании действительности жизни мысли".
     "Каким нужно представлять себе мир, чтобы в нем могла быть помыслена человеческая душа? Как она должна быть помыслена в смысле самосознания? Таков вопрос, который при непредвзятом рассмотрении можно найти в основе философии Джордано Бруно (1548-1600) и на который совершенно явственно ищет ответа Лейбниц (1646-1716). Представлениями образа мира, возникающими из подобного вопроса, начинается четвертая эпоха развития философских мировоззрений. Наша эпоха является приблизительно серединой этого периода". "В четвертую эпоху расцветающее естествознание ставит рядом с философским образом мира природный образ, который постепенно самостоятельно завоевывает себе собственную основу".
     "В первую эпоху человеческая душа начинает отделяться от внешнего мира и развивать такое познание, которое обращается к собственной жизни души. Эта собственная жизнь души находит силу в пробуждающемся элементе мысли. В четвертую эпоху выступает природный образ, который отделился от собственно душевной жизни. Возникает стремление представлять себе природу так, чтобы в представления о ней не примешивалось ничто из того, что душа черпает из себя, а не из самой природы. Таким образом, в эту эпоху душа со своими внутренними переживаниями оказывается обращенной на самое себя. Ей угрожает необходимость признать, что все, что она может познать о себе, и значение имеет только для нее самой и не содержит указания на тот мир, в котором она коренится своим истинным существом, ибо она не может найти своих следов в природном образе". 18(1)

     388. "Августин ищет твердого пункта в идеализме, Огюст Конт... — в реализме, а такая индивидуальность, как Шеллинг, хочет построить мост от идеального к реальному. Таковы тенденции, предшествовавшие развитию, в котором мы теперь стоим". 184(1)

     442. "Интересен род и способ, каким Росмини (Антонио Росмини-Сербати, граф, 1797-1855. В 1849 г. часть его книг вошла в индекс, но в 1854 году вычеркнута из него. По требованию иезуитов в 1887 г. 40 тезисов Росмини были осуждены инквизицией), исследуя реальную ценность понятий, хочет проработаться ввысь. Росмини пришел к тому, что во внутреннем переживании человека присутствуют понятия. Номиналист остается здесь при том, что он внутренне переживает понятия и уходит от вопроса, где понятие пребывает в действительности. Но Росмини был достаточно гениален, чтобы знать: если внутри души что-то и открывается, то это не означает, что это реальность только во внутреннем души. ... душа, переживая понятие, в то же время сопереживает живущее в понятии внутреннее ткание вещи. Философия Росмини состояла в том, что он искал внутренних переживаний, которые у него были переживаниями понятий, но пришел он при этом не к жизненности понятий, а лишь к их многообразию. Он искал способа специфицировать, как понятия живут одновременно и в душе, и в вещи. Особенно отчетливо это выражено в его книге, носящей название "Теософия"."
     Схоластика стоит на точке зрения, что над сферой понятий простирается сфера откровений. Согласно Росмини, переживая понятие, мы уже имеем в нем Бога. Католицизм в ужасе отшатывается от утверждения: Бог живет в человеке. Поэтому Лев ХIII объявил философию Росмини еретической. "Красота, эстетика учения Росмини особенно ценны. В них нужно войти, чтобы увидеть, как работает современный дух, стоящий перед вратами Духовной науки, но не могущий в них войти. У Росмини это можно изучить в особенно большой мере".
     Понятие о Платоне, доходя до наших дней, становится все более номиналистичным. При этом возникает параллельный поток, где понятие ищется как внутреннее переживание, как, например, у Росмини. От Платона до средневековья понятие приковывается к физ.телу, а затем переходит в эф.тело и возникает возможность пережить понятие сознательно и ясновидчески. Номиналистические и реалистические понятия развились из атавистического ясновидения, подсознательно.

     165(12)

     538. "Истину искали они оба: Шиллер — прежде всего в человеческом сердце, Гете — во всей природе".
     "Гете и Шиллер искали реализм, но идеалистический реализм". Они говорили, что чувственная природа — это одна часть, которой недостает духовной. 51(19,25)

     594. "В нашем воззрении мы соединяем все точки зрения в той их части, где они правомерны. Наша точка зрения — идеализм, поскольку она в идее видит основу мира, она — реализм, поскольку идею считает реальной, она также есть позитивизм или эмпиризм, поскольку к содержанию идеи хочет прийти, как к данному, минуя априорные конструкции. У нас есть эмпирический метод, проникающий в реальное и в конце концов удовлетворяющийся идеалистическими результатами исследования. Заключение о данном как известном, но лежащем в основе не данного, обусловленного, — нам неизвестно. Заключение, в котором отсутствует какой-либо из его членов, мы отклоняем. Заключение — это лишь переход от данного элемента к другому, также данному. Мы соединяем А с С через В; все они должны быть даны. ... Поэтому мы отклоняем всякую метафизику. Метафизика хочет данное объяснить не-данным, умозаключаемым (Вольф, Гербарт). Мы видим в умозаключении лишь формальную деятельность, не ведущую ни к чему новому, образующую лишь переходы между позитивно-наличным". 1(10)

     180. "Можно создать такое мировоззрение, которое будет постоянно подыскивать силы к тому, что происходит в мире; его можно назвать динамизмом". "Я принимаю мир, который простирается вокруг меня, который я вижу, о котором могу размышлять. Строить еще предположения: лежит ли в его основе дух или нет, — у меня нет особой охоты. Я держусь того, что простирается вокруг меня. — Такого человека, исходя из этих суждений, можно назвать реалистом, а его мировоззрение — реализмом". 151(2)

     181. "Думать реалистически — всегда означает также думать спиритуально". 174(25)

     182. "О мире, который простирается вокруг нас, можно сказать: он — реальный мир. Но можно сказать и так: Об ином мире я не могу судить, мне лишь ясно, что есть мир, который является мне. Я не говорю, что мир красок и звуков возникает только благодаря тому, что у меня в глазу происходят известные процессы, которые являются мне в виде "красок", и что у меня в ухе происходят процессы, которые являются мне в виде "звуков", я не говорю, что это мир "истинный". Это мир феноменов. Феноменализм — это мировоззрение, о котором сейчас идет речь".
     "Вокруг нас действительно лежит мир феноменов. Но из всего, что заключено в этих феноменах, правомерно лишь то, что нам говорят наши чувства. — Заметьте себе: человек, который говорит это, является не последователем феноменализма... Это мировоззрение можно назвать сенсуализмом. 151(2)

Идеализм, реализм, номинализм

     196. "Каждый идеал — это семя будущего природного свершения; каждое природное свершение — это плод прошлого духовного свершения. Только о помощью этого правила найдут мост между идеализмом и реализмом". 183(9)

     197. "Кто признавал, что понятия являются реальностями вне человеческого духа, назывались в средние века и позже в католической философии реалистами. А воззрение... реализмом. Другое воззрение исходило из того, что понятия и идеи в человеческом духе фабрикуются подобно словам. Оно называлось номинализмом, а его представители — номиналистами". 165(12)

     200. Реализм. "Для этого мировоззрения основание для существующего вообще не может быть найдено в достижимом для нас. Это основание иной природы, чем предлежащий нам мир, оно находится вне его; это сущность для себя, существующая наравне с ним. Это воззрение можно назвать реализмом. Оно выступает в двух формах: либо принимает множественность реальных сущностей, лежащих в основе мира (Лейбниц, Гербарт), либо единственно реальное (Шопенгауэр). Подобное сущее может быть познано не иначе, как идентичным с идеей; как сущностно различное, оно уже предполагается ею. Кто ясно осознает смысл вопроса о сущности явлений, тот не сможет быть приверженцем этого реализма. ... Желать объединить мир реальностью, которая не есть идея, является таким противоречием, что вообще не понятно, как оно могло возникнуть, могло приобрести приверженцев. ... Во-первых, откуда должны мы получить потребность объяснить мир с помощью чего-то такого, что ниоткуда не навязывается нам, что прячется от нас? Предположим, однако, что оно все же выступило перед нами, тогда встает вопрос: в какой форме и где? В мышлении его быть не может. А что за смысл оно должно иметь, объясняя чувственный мир качественно равностоящим? Остается лишь третье: мы должны принять, что имеется возможность внемысленную и реальную сущность достичь иным путем, чем с помощью мышления и восприятия. Кто это допускает, впадает в мистицизм. Мы же им не занимаемся, ибо нас касается лишь отношение мышления и бытия, идеи и действительности".
     "Наш ход мысли таков: мышление тяготеет к объяснению действительности из идеи. Это тяготение таится в вопросе: какова сущность действительности? О содержании этой сущности мы вопрошаем лишь в конце науки, мы не поступаем в духе реализма, который предполагает реальное заранее, чтобы затем вывести из него действительность. Мы отличаем себя от реализма полной осознанностью того, что средство для объяснения мира мы имеем только в идее.
     Реализм также имеет лишь это средство, но не знает о том. Он выводит мир из идей, но полагает, что выводит его из других реальностей. Мир монад Лейбница есть не что иное, как мир идей, но Лейбниц полагает в них обоснование более высокой, чем идеальная, реальности. Все реалисты делают одну и ту же ошибку: они измышляют сущности и не признают, что они пришли из идей. ... Реалисты не понимают, что объективные идеи существуют, идеалисты не понимают, что идеи объективны". 1(10)

Номинализм и реализм

     281. "Борьба с "загадкой я" интенсивнее всего выражается в ХIХ-ом столетии, и мировоззрения современности живут в самом разгаре этой борьбы. Эта "мировая загадка" живет в споре номиналистов и реалистов в средневековье. Носителем реализма можно назвать Ансельма Кентерберийского. Общие мысли, рождавшиеся в человеке при рассмотрении мира, являются для него не только обозначениями, которые создает себе душа, но они коренятся в реальной жизни. Когда человек создает себе общее понятие "льва", чтобы обозначить этим всех львов, то в смысле чувственного бытия, конечно, действительностью являются только отдельные львы; но общее понятие льва все же не является только объединяющим обозначением, имеющим значение лишь для человеческой души. Оно коренится в духовном мире, и отдельные львы чувственного мира суть разнообразные воплощения единой "природы льва", выражающейся в идее льва. Против подобной реальности идей обратились номиналисты, например Росцеллин (тоже XI в.) Для него "общие идеи" являются лишь объединяющими обозначениями, именами, которые душа создает для своего употребления, для своей ориентировки, но которые не соответствуют действительности. Действительны лишь отдельные вещи. Спор характерен для душевного настроения его носителей. И те и другие чувствуют необходимость исследовать силу и значение мыслей, которые должна создать себе душа. Они относятся к мысли иначе, чем относился к ней Платон или Аристотель".
     "Подобно тому, как в греческую эпоху мысль вошла в человеческую душу и искоренила древнее образное представление, так в эпоху средних веков в души вошло сознание Я; это приглушило живость мысли; отняло у нее силу восприятия. Познать развитие жизни мировоззрений можно лишь прозрев, как мысль, идея для Платона и Аристотеля действительно были чем-то совершенно иным, чем для личностей средних веков и нового периода. У мыслителя древности было чувство, что мысль ему дана; мыслитель более позднего периода чувствует: он образует мысль, и, таким образом, для него возникает вопрос: какое значение для действительности может иметь то, что образуется в душе? Как душа, грек ощущал себя отделенным от мира; он искал в мысли соединиться с духовным миром; более поздний мыслитель чувствует себя одиноким в своей мыслительной жизни. Так возникает исследование "общих идей". Человек спрашивает: что же я, собственно, создал в них? Коренятся ли они только во мне, или же они указуют на действительность?" 18(4)

     282. "Схоластики говорили себе: понятия — это универсалии, так как они охватывают множество отдельных вещей... Прежде всего, — говорили они, — есть универсалии ante rem — до всякого дела, до того, что человек видит во внешнем мире, так что универсалия "лошадь" мыслится до всех обычных чувственных лошадей, как мысль в Божестве.
     Затем существуют универсалии in re — в вещах, а именно как эссенция в вещах, именно там, откуда они приходят. Универсалия "овца" является тем, от чего она пришла, что обусловливает тот феномен, что если бы волк питался только овцами, то он не стал бы овцой.
     Затем есть третья форма универсалий: post rem — после вещей, как они пребывают в нашем духе, когда мы, рассматривая мир, отвлеклись от вещей. Этим различениям средневековые схоласты придавали большую ценность, и через это различение они были предохранены от скептицизма, от того надрыва, в силу которого нельзя коснуться сути вещей, поскольку понятия и идеи, которые человек вырабатывает в своей душе в отношении вещей, являются лишь фабрикациями души и под ними не подразумевается ничего того, что могло бы иметь значение для самой вещи.
     Особую выработку этого скептицизма мы находим в одной форме у Юма, в другой — у Канта. Здесь понятия и идеи вообще являются только тем, что образует человеческий дух в идеале. Через понятия и идеи человек здесь уже не может подойти к вещам". 165(12)

     289. "Ибо откуда же выходили рапсоды ХII, ХIII или ХIV в., вступавшие в мир, чтобы пробудить мысле-формы, благодаря которым души теперь могут воспринимать нечто другое? Где было средоточие этих рапсодов? Где научались они давать людям такие образы? Они обучались в тех же храмах, в которых мы должны видеть школы розенкрейцеров. Они были учениками розенкрейцеров! И их учителя говорили им: теперь вы еще не можете выступать, говоря с людьми в мыслительных формах, как это будет впоследствии; теперь вы должны рассказывать о царском сыне, о царице цветов, о трех плащах, чтобы образовались те мыслеформы, которые должны жить в душах людей; и когда эти души придут снова, они поймут то, что будет необходимо для дальнейшего развития". 124(10)