30. "Существует семь жизненных тайн, о которых до сего времени нигде, кроме оккультных братств не говорят. Впервые лишь в современную эпоху о них можно говорить экзотерически. Их называют также семью невыразимыми, или безымянными тайнами. ... Эти тайны следующие:
Первая: Тайна бездны.
Вторая: Тайна числа. Ее можно изучать в пифагорейской философии.
Третья: Тайна алхимии. Ее можно понять с помощью работ Парацельса и Якоба Беме.
Четвертая: Тайна смерти.
Пятая: Тайна зла, о которой трактует Апокалипсис.
Шестая: Тайна Слова, Логоса.
Седьмая: Тайна божественного блаженства; она сокрыта наиболее глубоко".94 (17)

От Иоаннова дня к дню Михаэля

635. "Все в физически-эфирном человеке в вершине лета прокалено, если воспользоваться выражением Якоба Беме, огнем серы. Это может оставаться в подсознании, поскольку это тонкий, интимный процесс. ...для свершений в космосе он обладает колоссальным значением. — Существа с других планет смотрят эфирными глазами вниз в Иоанново время и видят внутреннее человека как светящуюся сущность. Это процесс сульфуризации. ... сульфуризованные в человеке субстанции неимоверно родствен­ны ариманическим силам. И видно, с одной стороны, как человек блистает в Иоанновом свете в космосе, но как драконообразное, похожее на змею образование Аримана извивается через этого в астральном све­те светящегося в космосе человека и старается его опутать, старается его обвить, стянуть в сонное, сновидческое, в подсознательное. Так что люди через эту иллюзорную игру, которой Ариман занимается со светящимся, с космически светящимся человеком, должны стать мировыми сновидцами и так сделаться добычей ариманических сил. Все это имеет в космосе значение".
     И когда из определенного звездного образования на Землю падает метеорное железо, то для человека оно является колоссаль­ной силы целящим оружием богов, направленным против Аримана. "И то, что пространственно в могучем величии разыгрывается вовне, в Мироздании, когда августовские рои метеоров лучатся в астральном свете в чело­веческом излучении, это имеет свой нежный, по видимости малый, но только простран­ственно малый противообраз в том, что происходит в человеческой крови. ... Человеческая кровь вовсе не столь материальна, как считает современная наука, но, повсюду возбуждаемая духовно-душевным, она пронизывается, простреливается тем, что как железо лучится в крови, что, побе­ждая болезнь, страх, ненависть, вчленяется в кровь как железо. ...Ибо избавление от боязни, избав­ление от страха излучается здесь с железом.
     И как боги своим метеорным железом побеждают тот дух, который желает всю Землю затопить страхом с помощью своего змеиного образования, когда боги дают излучаться железу в эту атмосферу страха, ко­торая особенно интенсивна с приближением осени, или когда кончается вершина лета, то нечто подобное тому, что совершают боги, происходит во внутреннем человека, когда кровь пронизывается железом. Все эти вещи человек впервые начинает постигать, лишь когда ему становится понятным их внутреннее духовное значение; а с другой стороны — он познает связь образования серы, образования железа в себе с тем, что имеется в космосе.
     Наблюдая, как звездопад идет через пространство, человек должен с почтением к богам сказать себе: происходящее вовне, в пространственных далях, — это в атомистически малом раз­мере постоянно происходит и в тебе: этот звездопад происходит тогда, когда образуется железо в каж­дой частице крови; твоя жизнь есть сплошной звездопад, сплошное падение маленьких звездочек. ...Такова связь внутреннего человека с Мирозданием. И затем мы видим, как особенно из нервной организации, пронизывающей человеческое тело происходит, особенно с приближением осени, мощное излучение серы, сульфура в мозг. И можно всего человека увидеть, так сказать, в виде светящегося серой фанто­ма, когда приближается осень.
     Но в эту синевато-желтую атмосферу серы излучаются рои метеоров, пребывающие в жизни крови. Это другой фантом. И в то время как фантом серы тянется, как облако, из нижнего человека в голову, из головы, из образования железа излучается рой метеоров в живое бытие крови.
     Таков человек с приближением времени Михаэля. Он должен научиться употреблять в своем сознании метеорные силы своей крови. Он должен научиться праздновать праздник Михаэля... как праздник освобождения от боязни, освобождения от стра­ха, как праздник внутренней инициативы и внутренней силы; тогда праздник Михаэля человек образует как празд­ник достижения воспоминания, бессамостного самосознания".
     "Человек говорит себе: ты становишься господином этого процесса, — который в ином случае развора­чивается в природе без твоего сознания, — если ты, подобно тому как ты благодарно склонялся перед рождением Спасителя на Рождество, как ты переживал глубокое внутреннее душевное движение на Пасху, в этот осенний праздник Михаэля переживешь, как должно возрастать в тебе все то, чему в человеке надлежит развиваться, направляясь против удобств, против боязливости, как внутренняя инициатива, свободная, силь­ная, смелая воля. Как праздник крепкой воли следует представлять себе праздник Михаэля. И если это происходит, если познание природы сливается с истинным духовным человеческим самосознанием, тогда праздник Михаэля получает свой правильный колорит, свою правильную окраску. ...Тогда из всего, что я описал, выступит величественный образ Михаэля (в борьбе) с драконом. ... нарисованный нам из космоса. Тогда дракон нарисует себя сам, образовав свое тело из сине­вато-желтых течений серы. Мы увидим в них мерцающий, излучающийся, облакообразно возникающий из серных паров облик дракона, над которым возвышается Михаэль, над которым Михаэль являет свой меч.
     Но мы лишь тогда правильно себе это представим ... когда атмосферу, в кото­рой Михаэль свое величие, свою силу разворачивает против дракона, когда пространство мы наполним не однообразными облаками, а роями проносящегося сквозь него метеорного железа, образующего себя мощью, исходящей из сердца Михаэля, и сливающегося в железный меч Михаэля; этим образованным из мете­оров железным мечом Михаэль побеждает дракона. ...Это, как обновление старого образа, может быть нарисовано из непосредственного созерцания космоса". Наша цивилизация переполнена железом, материальным железом и материализмом. Найти из этого выход можно, лишь перейдя от железа локомотивов и железных дорог к метеорному железу, идущему из космоса, к силе Михаэлева железа, дающего человеку вместо при­родного познания самосознание.
     На этот счет в астральном мире имеется одна запись, понять которую можно исходя из вышеизложенного. В астральном мире имеются своего рода поучительные надписи, своего рода путеводители. Их можно во внутреннем исследовании прочесть в астральном свете. "И именно теперь, а в общем уже десятилетия, но особенно сильно в наше время тяжелых испытаний, в астральном свете, когда духовно странствуют в стра­не духа, можно прочесть примечательное изречение ... написанное очень значительными письменами:

О человек,
Ты образуешь это для своих услуг,
Ты открываешь это как свою материальную ценность
Во многих своих произведениях.
Однако лишь тогда это станет для тебя целительным,
Когда тебе откроется
Его высокое духовное могущество!"
223 (10)

318. "Человек растворяет все, что принимает в себя из внешних субстанций. Это процесс, подобный растворению соли в воде. Человек несет эту воду в своей жизненной жидкости. Всякая материя, посколь­ку она становится питательной материей, является солью. Она растворяется. В соли, в солях, мировые мысли выражаются на Земле. А человек вновь образует эти мировые мысли в своем эф.теле. Таков солевой процесс". (Таким его имеет в виду и Бёме).220 (5)

Солнечный и лунный тип человека (сомнамбулы)

536. "Здесь, в физически-чувственном мире, господствуют весомые вещества, освещенные в физическом смысле, доступные всем чувственным восприятиям, господству­ет наполненность; в духовном мире господствуют невесомые вещества, господствует темнота, которую человек должен сам себе осветить с помощью того света, который он развивает внутри. А пустоту он сам заполняет тем сущностным, которое он воспринимает, когда через интуицию переносится в других духов­ных существ; и т.обр. пустота снова заполняется для высшего сознания.
     Если теперь человек инстинктивно (без подготовки), от весомых веществ, тяжести, вводится в об­ласть, где, прежде всего, господствуют невесомые субстанции, то он захватывается внешними силами, теми силами, которые лежат вне 3емли. ... тогда вместо тяжести выступает противоудар, противотяжесть. Человек переживает силы, которые утягивают его от Земли, вместо того, чтобы приковывать к ней. Это суть те силы, которые исходят от отбрасываемого Луной света". Если человек, в силу кармы, подвергается действию этой силы антигравитации, то он становится лунатиком. Такое действие лунных сил в человеке было правомерно в эпоху развития Луны, и потому лунатик ведет себя так, как если бы он жил не в сфере Земли, а в астральном мире.
     Другой тип человека — Яков Бёме. Однажды, в силу своей кармы, он увидел вместо освещенного Солнцем пространства абсолютную тьму. Но вы понимаете, что это не была тьма в отношении света, а молча­ние всех чувственных качеств: вместо звука — тишина, вместо тепла — безразличие к теплу и холоду, анти-тепло. "Подобные люди, способные это пережить, не сознавая, что происходит, так что в освещенном Солнцем мире они слегка спят; такие люди обретают то, что называют дейтероскопией, или вторым зрением".
     В точке, где перекрещиваются оси зрения, когда мы смотрим на предметы, или в точке, которая образу­ется, если мы вытянутые вперед руки положим одну на другую (за этой точкой выступают не внешние чув­ства, а чувство себя), Яков Бёме временами ощущал как бы стену, тьму, молчание чувств. А поскольку за стеной — тьма, то возникает некоего рода зеркальная стена. Человек начинает видеть, что стоит духовно за этой стеной, земной мир отражается в своей духовности в этом зеркале. ... В этом случае можно воспринимать земные связи, как угодно удаленные в пределах Земли.
     "Воспринимаемое физическими глазами, физическими чувствами представляет собой прежде всего солнечную деятельность. Но существует еще сокрытая деятельность Солнца. Она живет во всех вещах, живет в минералах, в растениях, животных, а также и в человеке. И когда вы живете в Европе, то через сокрытую деятельность Солнца, происходящую в вас, вы находитесь в связи, скажем, с другом, который живет в Америке, поскольку в нем также совершается сокрытая деятельность Солнца.
     Эти связи действуют в карме. Очень часто люди бывают связаны судьбой, не зная друг друга и живя на разных континентах, но однажды они встречаются, вступают в брак, возникает дружба, любовь. В кармической деятельности на Земле совершается сокрытая деятельность Солнца".
     Так, мы называем Бёме типом солнечного человека, в противоположность типу лунного человека. В наше время видение, которым обладал Бёме, должно пробуждаться с полным сознанием. "Человек должен отказать­ся от грубой чувственности, от грубых ощущений, от грубых сенсаций в физическом мире и извлечь (из него) свободную чувствительность, если он хочет прийти ко второму зрению". В прошлом люди часто при­ходили ко второму зрению и называли это "волшебным зеркалом". При этом пользовались физическим зерка­лом, чтобы подавить, притушить внешние впечатления, но видели затем не в Физическом зеркале; отсюда возникла вера, что в волшебном зеркале можно видеть мысли далеких друзей. Видят реальность, но заниматься такими опытами довольно опасно. Парацельс был подобен Бёме, только он еще и интерпрети­ровал второе зрение. Бёме исходил из бесконечной любви ко всем вещам, и отражение духовного мира вставало перед ним в чистоте, как некий род имагинаций. Парацельс обладал сильной интеллектуально" стью. Его интеллектуальность как бы изменяла, искривляла физиономии в зеркале, но позволяла глубже войти во внутренние силы. И если Бёме смотрел созерцательно, Парацельс дошел до сил целения, которые как солнечные силы сокрыты в вещах.
     "Если научиться так сознательно владеть живущими в человеке сокрытыми силами Солнца, чтобы не пользоваться распространяющейся темнотой для того, чтобы видеть зеркальные образы, но вос­пользоваться ею для того, чтобы внести в нее тот внутренний свет, который вспыхивает благодаря меди­тации, концентрации и т.д., так что человек то пространство, которое в ином случае освещается внеш­ним физическим Солнцем, может наполнить сокрытыми силами Солнца, когда и сам человек становится све­тящимся душевно-духовно и сам может освещать то, что ему предстоит, тогда возникает сознательная имагинация . ... Как тип сомнамбулы живет в лунных силах, как тип Якова Бёме живет в солнечных силах, так третий тип живет в тепловых и силовых отношениях, какими они пребыва­ют в пространстве вблизи Земли, в мировом окружении Земли. В обычной жизни человек привыкает к гос­подству тепла". Но есть еще иное, более тонкое действие тепла и холода, восприятия которого достиг Сведенборг.
     "Кто всматривается в личность Сведенборга, тот видит ... как в 40-х годах своей жизни он развива­ет интенсивную любовь, преобладающую над всем любовь к тому, что он изучал прежде. Как никто другой в мире, Сведенборг учился любить познание как таковое. И эта любовь к познанию привела его в опреде­ленный момент жизни к некоему прозрению в духовный мир, сделала его восприимчивым к сокрытым отношени­ям тепла и холода в мировом пространстве". Эти отношения идут от Сатурна. Благодаря им Сведенборг пришел к ощущению пустоты, которая противостоит земной наполненности. Но пришло это к нему из инстин­кта, неожиданно, ибо никаких упражнений, из тех, что описаны в "Как достигнуть познания высших ми­ров?", он не делал. Оно пришло к нему из некоего рода тонкого высшего инстинкта.
     "Если вы читаете описания Сведенборгом результатов своего видения, то это производит впечатление почти эфирных, утонченных земных переживаний. Духи, которых он видит. Ангелы, Архангелы и т.д., дви­жутся, конечно, свободно от тяжелых субстанций, но, вообще говоря, они движутся как земные существа. И можно спросить: а действительный ли мир видит он? Не является ли все это тем, что он как свою внут­реннюю наполненность проецирует в пустоту? — Но нет, это не так. Это совсем другое. Кроме двух миро­вых сфер, мировых территорий, физически-чувственного и эфирного миров, существует то, что нас окружа­ет как чисто духовный мир, в котором живут, движутся и действуют существа, никогда не сходившие на Землю. Но эти существа должны вступать в земную жизнь, потому что делаемое ими в чисто духовном мире они должны сообщать земному эфиру. ... Земля является тем, что она собой представляет, только благо­даря деятельности духовно деятельных существ. Эта деятельность сияет в земную сферу, отражается и отображается в земном эфире. И эти силы земного эфира, они суть эфирная реализация духовного, которое стоит "над" ними. Когда мы рассматриваем земной эфир вокруг нас, то находим внутри него деятельность духовных существ, но в эфирных образах. Собственная их деятельность находится за этим или внутри этого. Что нас окружает непосредственно на Земле, есть их деятельность, спроецированная на Землю; от Земли она проецируется назад, в земной эфир. Это обстоит так, как если бы зеркаль­ное отражение не осталось просто образом, но начало развивать собственную деятельность. Итак, здесь имеет место духовная деятельность, которая, собственно, от Земли отражается назад в эфир. Эта духов­ная деятельность является реальной проекцией духовной деятельности". Поэтому о том, что видел Сведенборг, нельзя сказать, что это не духовный мир или, что это духовный мир. "Это реализованное зер­кальное отражение, самим зеркалом Земли реализованное зеркальное отражение. Это истинно, но именно как истинное отображение действительности, которое находится вне самой действительности".
     Ныне является не нормальным, если кто-то заглядывает в эти сокрытые эфирные силы, в эфирные отоб­ражения высших праобразов духа. Это было нормальным в эпоху др.Сатурна и станет снова нормальным на Вулкане. "Если человек достигает сознательно того, что Сведенборг видел как образы эфира, когда он собственную полноту противопоставит пустоте мирового пространства, то тогда для точного ясновидения прежде всего исчезнут существа, которые для Сведенборга отражались в эфирном; они исчезнут прежде всего для эфирного видения; но они становятся слышимыми для духовного слуха, для духовного уха (в инспирации). ... Итак, можно сказать: что у Сведенборга, поскольку он был погружен в эфирные отображения, было бессознательными имагинациями, — это, в случае, если человек заботливо, чего не мог Сведенборг, наблюдает за предостережениями Стража Порога, может из эфирных имагинаций метаморфизироваться в астральные инспирации, которые, в свою очередь, в полном сознании могут выступить в человеке". 227 (7)

Среднеевропейский импульс культуры

197. "Из того же самого источника, из которого происходит инспирация Бекона (Веруламского) и Шекспира, даже исходя от одной и той же посвященной индивидуальности, происходит духовное течение для Средней Европы Якова Бeме и южного немца Якова Бальдуса*. И намного больше, чем полагают, живeт в среднеевропейской духовной жизни то, что происходит от Якова Бeме — опять-таки, от такой личности, которая лишь сформулировала то, что фактически действовало в широчайших кругах, хотя выражалось и не в бeмовских словах. Необходимо только уяснить себе, что добрая часть гeтевского учения о метаморфозе происходит от Якова Бeме, что добрая часть всей гeтевской органики определeнным путeм, который легко показать, приходит от Бeме. И хотя Яков Бальде жил уединенно в Ингельштадте и действовал на немногих современников, он характерным образом выразил то, что думалось и чувствовалось в широких кругах в восходящее новое время". Повсюду действуют одни импульсы, но выражаются они различным образом. 196(9)

________________________________
     * Яков Бальде(1604-1668), новолатинский поэт.

198. "Если Яков Бeме хотел из старой духовности, которой больше уже не понимали, повсюду высекать искры душевного, искры материального, хотел, правда, лепеча, исходя из старых традиций найти тайны душевного и тайны духовного, то Бэкон Веруламский ничего этого в себе не имел. Его душа была подобна tabula rasa, чистой страницей в отношении внешнего, чувственного мира, к которому он обращал банальность обычного человеческого рассудка, не здорового, а обычного человеческого рассудка. Поэтому и не получалось ничего иного, как начало чувственного познания, лишeнного всякой духовности.
     Так стоят три личности как современники: Яков Бeме родился в 1575 г., Дж.Бруно — в 1548г., лорд Бэкон — в 1561 г. Они представляют современную цивилизацию в еe начале, каждый по-своему". 220(4)

354. "Души, пришедшие на Землю в XIX столетии, они с XVII по XIX столетие пребывали в духовном мире совместно с душами Бэкона и Амоса Коменского.
     Были души, собравшиеся вокруг задававшей тон души Бэкона, а также души, которые собрались вокруг Амоса Коменского. И если даже это носит более образный характер, мы всe же не должны забывать, что при совсем иных, естественно, обстоятельствах, также и в духовном мире, через который человек проходит между смертью и новым рождением, имеет место водительство и сторонничество. Такие индивидуальности действовали не просто через то, что они вызвали на Земле, через, скажем, сочинения Бэкона или сочинения Амоса Коменского, или через то, что по традиции продолжает жить на Земле, эти ведущие духи действовали также и через то, что в души, которые они отсылали вниз или с которыми они ещe находились вместе и лишь позже отослали их вниз, они насадили нечто особенное ещe в духовном мире. Т.обр., также и в XIX веке выступили души, которые в своeм доземном развитии были зависимы от одного из этих духов: развоплощeнного Амоса Коменского и развоплощeнного Бэкона. ... Если мы рассмотрим Бэкона, каким он стоял внутри земной цивилизации в своей земной жизни как английский лорд-канцлер, то мы должны будем сказать: он действует так, что можно почувствовать, что за его действиями стоял посвященный. Весь спор о Бэконе и Шекспире, как его внешне ведут историки литературы ... будто все драмы Шекспира написаны философом и канцлером Бэконом — является пустым. ... Истина заключается в том, что в то время, когда действовали Бэкон, Шекспир, Яков Бeме и некоторые другие (иезуит Яков Бальде), через всех четверых говорил посвященный. Поэтому и существует родство между их произведениями, ибо они произошли из одного источника". 236 (3)

1313. "Когда совершается инспирация (народным Духом) души ощущающей, тогда наступает то, что мы встречаем в Джордано Бруно. Со всеми страданиями монах вчувствуется в то, что открыл Коперник, переживая весь мир оживленным".
     "Декарт родился в характерный момент развития, когда с французским народом соединился народный Дух. Каждая его строка ... являет действие инспирации народного Духа на душу рассудочную".
     "Почитайте Локка, Юма или других английских философов вплоть до Милля и Спенсера, повсюду вы увидите инспирацию (народного Духа) в душе сознательной".
     "Лессинг, Шиллер, Гете — эти немецкие философы целиком коренятся в немецком народном Духе. И характерно, что все философы, жившие в Германии в период с 1750 но 1830 г., обладали этой особенностью".
     "Яков Беме, хотя его и называют "тевтонским философом", не зависит от Духа своего народа". Почитайте Фихте с его вращением в самом Я, и вы увидите инспирацию(народного Духа) в Я. 159(8)

Кризис естествознания

     196. "С мышлением как таковым современной науке почти нечего делать, ибо она расчленила человека, пришла к удивительным воззрениям на строение мозга и т.п., на функции человека и т.д., но во всем этом отсутствует мышление. Поэтому мышление как таковое для этой науки становится ну прямо-таки призраком, перед которым она ощущает страх. Поэтому-то новая наука особенно ненавидит таких мыслителей, которые в содержание своего мировоззрения внесли много мыслей: Гегеля, Шеллинга, Якова Беме и других мистиков". 179 (6)

     629а. "Искусство Германии в эпоху Шиллера и Гете есть не что иное, как эволюция немецкой мистики (Беме, Таулер и др. — Сост.) в сфере внешних чувственных форм. Но в творениях немецких поэтов углубленный взгляд распознает заключенные в них (инволютивные) интуиции великого мистического века Германии. — Бывшая мистическая жизнь принимает (теперь) всецело эстетический, художественный характер". Д. 11, с. 5

Мифы древних греков

     13. "Зевсов род — это божественный род для живущих (на Земле). К нему взирал человек, когда душевными очами постигал мир, к которому он принадлежит от рождения до смерти. Это божественный род для живых: Зевс, Гера, Паллада Афина, Марс, Аполлон и т.д. И это было для греков последнее поколение богов, ибо греки различали три поколения богов.
     Древнейшее поколение примыкает... к Гее и Урану. Это была древнейшая чета богов со всеми сестрами, братьями и т.д., относящимися к ним. От этой четы богов происходят титаны, к которым принадлежат также Кронос и Рея, но прежде всего — Океан. ... В мифе рассказывается, что Уран разгневал свою супругу Гею, и она побудила их сына Кроноса занять Мировой трон отца. Так мы видим, как на смену господства древних богов приходят юные Кронос и Рея со всеми, кто к ним принадлежит. Вы также знаете, что Кронос в греческом мифе — я извлекаю одну версию, особенно необходимую для нас, — имея, в определенном смысле, несимпатичные свойства, проглатывал всех рождавшихся у него детей, что не нравилось матери Рее. И вы знаете, что она уберегла Зевса, который затем сверг Кроноса, как тот, в свою очередь, поступил с Ураном, но сделал это иным образом. Так пришло новое поколение богов. ... Зевс до того, как он победил титанов и сбросил их в Тартар, получил от богини Метис, богини ума, сделанное ею рвотное средство, благодаря которому все проглоченные Кроносом дети вновь увидали белый свет. Так Зевс смог встретиться со своими сестрами и братьями, ибо ведь они пребывали в теле Кроноса, не правда ли? И только Зевс был матерью от этого убережен".
     "Гея (после свержения Урана) ... становится вдовой. Чем она тогда становится? Она становится... Землей, но не обычной Землей, которую мы находим вовне, а той Землей, которая в себе несет человека: солью. Если бы человек смог — это сознавали средневековые исследователи природы (Беме) — сознательно воспользоваться в себе солью, то он смог бы интуицировать. Так что процесс Геи-Урана, который нисходил в глубины человеческой природы, был в древние времена живее. ... И как от Урана-Геи осталась мертвая соль, так от Кроноса-Реи осталось жидкое — Меркурий; что в человеке является жидким, может принимать форму капель — это отставшее ... и это бессознательные глубины". С Зевсом связана сера. "Будь человек в состоянии сознательно пользоваться своей солью, он имел бы атавистические интуиции; будь он в состоянии сознательно пользоваться жидкостью, меркурием, — он имел бы инспирации; а пользуясь серой — имагинации, не в переносном, но в прямом смысле, как это понимали средневековые алхимики, говоря о "Философской сере". 180(8)

     147. Семь невыразимых тайн:
     "1. Тайна бездны.
     2. Тайна числа (ее можно изучить в пифагорейской философии).
     3. Тайна алхимии (ее можно понять благодаря работам Парацельса и Якоба Беме).
     4. Тайна рождения и смерти.
     5. Тайна зла, о которой трактует Апокалипсис.
     6. Тайна Слова, Логоса.
     7. Тайна благочестия; она скрыта наиболее глубоко". 264 с. 253

     307. "Иоганн Шефлер, носивший имя Ангела Силезского (1624-1677), был личностью, которая в ХVII в. дала еще раз в великой душевной гармонии разгореться тому, что подготовили Таулер, Вейгель, Яков Беме и др. Идеи этого мыслителя как бы собраны в духовный фокус и излучают сосредоточенный свет в книге "Херувимский странник". И все, что говорит Ангел Силезский, является настолько непосредственным и естественным раскрытием его личности, как если бы этот человек был призван по особой воле провидения воплотить в личном образе мудрость. Непосредственность, с которой переживается им мудрость, сказывается в той — изумительной также и в художественном отношении — форме кратких изречений, в которую он ее облекает. Он парит как духовное существо над всем земным бытием; и то, что он говорит, подобно веянию из иного мира и уже заранее свободно от всего грубого и нечистого, из чего обычно лишь с большим трудом высвобождается человеческая мудрость. В смысле Ангела Силезского воистину познающим является лишь тот, кто пробуждает в себе к видению око Вселенной; в истинном свете видит свою деятельность только тот, кто чувствует, что эта деятельность направляется в нем рукою Вселенной: "Бог есть во мне огонь, а я — сиянье в нем; не слиты ль оба мы всецело с ним в одно?" — "Богат и я как Бог; нет в мире ничего, в чем (человек, поверь) я б не был с ним одно". — "Бог любит больше нас, чем Самого Себя; и если мной любим Он больше, чем я сам, то я даю Ему не меньше, чем Он мне". — "Для птицы воздух — дом, а камню дом земля; в воде жилище рыб; покой для духа — Бог". — "Коль ты рожден из Бога, то Бог цветет в тебе; и Божество Его — краса твоя и сок", — "Постой, куда бежишь; Небо в тебе самом; коль Бога мнишь не там, то не найдешь нигде". — Для того, кто чувствует себя так во Вселенной, прекращается всякое разделение между ним и другими существами; он больше не ощущает себя отдельным индивидуумом; напротив, все, что ни есть в нем, он ощущает как звенья мира, а собственное существо свое — как саму Вселенную. "Мир, он не держит нас; ты сам себе тот мир, что крепко в плен забрал тебя в тебе тобой". — "Дотоле человек блажен не будет весь, пока иного в нем не поглотит одно". — "Все вещи в человеке; коль нет в тебе чего, то ты не знаешь сам, насколько ты богат".
     Как существо чувственное, человек есть вещь среди других вещей; и органы его внешних чувств доставляют ему, как чувственной индивидуальности, чувственные вести о вещах, в пространстве и времени вне его; но когда в человеке говорит дух, тогда нет ни внешнего, ни внутреннего; духовное не здесь и не там, не прежде и не после: пространство и время исчезают в созерцании духа Вселенной. Только до тех пор, пока человек взирает как индивидуум, он бывает здесь, а вещь — там; и только до тех пор, пока он взирает как индивидуум, существует одно прежде, а Другое — после. "Когда возносишь дух выше времен и мест, то вечность в каждый миг бывает твой удел". — "Я вечность буду сам, когда покину время и в Бога заключусь, в себя вобравши Бога". — "Та роза, что сейчас ты внешним видишь оком, от вечности она так в Господе цвела". — "Стань в точке посреди, и все увидишь враз: что было и что есть, что здесь и в небесах". — "Пока в уме хранишь ты плен времен и мест, дотоле не поймешь, что вечность есть и Бог". — "Когда избавишь дух от множества вещей и к Богу вознесешь, найдешь единство в Нем". — Тем самым человек достигает высоты, на которой он выходит за пределы своего индивидуального "я" и преодолевает всякую противоположность между миром и собой. Для него начинается высшая жизнь. Охватывающее его внутреннее переживание является ему как смерть старой жизни и воскресение в новой. — "Поднявшись над собой, в себе дай править Богу: тогда узнает дух твой вознесенье в Небо". — "Возвысить в духе плоть, а дух ты должен — в Боге, когда ты вечно в нем блаженно хочешь жить". — "Чем больше мое "я" во мне изнемогает, тем крепче и сильней во мне Господне Я". С такой точки зрения познает человек свое значение и значение всех вещей в царстве вечной необходимости. Природное "все" является ему непосредственно как божественный Дух. Мысль о таком божественном Духе Вселенной, который еще может иметь бытие и пребывание над вещами мира или наряду с ними, исчезает как превзойденное представление.
     Этот Дух Вселенной является в такой степени излившимся в вещи и столь сущностно соединившимся с ними, что его нельзя было бы больше даже и мыслить, если отнять от существа его хотя бы одно какое-нибудь звено. "Есть только Я и Ты; не будь обоих нас, Бог был бы уж не Бог и рухнуло бы Небо". — Человек чувствует себя необходимым звеном в мировой цепи. Его деятельность больше не имеет в себе ничего произвольного и ничего индивидуального. Все, что он делает, необходимо в целом, в мировой цепи, которая распалась бы, если бы из нее выпала эта его деятельность. "Не может без меня Бог ничего создать: не поддержу я с Ним — и тотчас рухнет все". — "Я знаю: без меня не может жить и Бог; коль превращусь в ничто, испустит дух и Он". — На этой высоте человек впервые видит вещи в их истинной сущности. Ему не нужно больше извне наделять духовностью ничтожные и грубо-чувственные вещи. Ибо таким, каково оно есть, это ничтожное, при всей своей ничтожности и грубой чувственности, является звеном во Вселенной. — "Пылинки малой нет, соломинки такой, чтоб Бога в них мудрец в величьи не узрел". — "В зерне горчичном скрыт, коль хочешь ты узнать, весь образ всех вещей, тех, что вверху и долу". — На этой высоте человек чувствует себя свободным. Ибо принуждение существует лишь там, где что-нибудь еще может принуждать извне. Но когда все внешнее влилось во внутреннее, когда исчезла противоположность между "Я и миром", между "вне и внутри", "природой и духом, тогда человек чувствует все, что его побуждает, только как свое собственное побуждение.
     "Закуй меня, как хочешь, хоть в тысячу цепей, и все ж на воле я, свободен от оков". — "Коль волей мертв я стал, то должен Бог творить то, чего я хочу: я сам Ему указ". — Тут кончаются все извне приходящие нравственные нормы; человек становится сам себе мерой и целью. Над ним не стоит никакого закона, ибо закон стал его сущностью. — "Для злых лишь есть закон; без писанных скрижалей любить бы добрый стал и Бога и людей". — Таким образам, на высшей ступени познания человеку вновь даруется невинность природы. Он выполняет поставленные ему задачи в чувстве вечной необходимости. Он говорит себе: через эту железную необходимость дана тебе возможность освободить от вечной необходимости то звено мира, которое тебе досталось в удел. — "Учитесь, люди, вы, у полевых цветов: как Богу угодить и расцветать в красе". — "Не знает роза никаких "зачем" и "почему"; не спросит: видят ли ее, цветет себе без дум". — Восставши на более высокой ступени, человек ощущает в себе, подобно полевому цветку, вечное, необходимое устремление Вселенной; он живет, как цветет полевой цветок. Чувство его нравственной ответственности возрастает при всяком его действии до неизмеримости. Ибо, упуская что-нибудь сделать, он отнимает это у Вселенной, он умерщвляет Вселенную, поскольку возможность такого умерщвления зависит от него. "Что значит: не грешить? Ответ искать не долго: тебе его дадут безмолвные цветы". "Все смерти подлежит: коль не умрешь для Бога, то для врага тебя в конце поборет смерть"." 7(7)

     369. "Примечательную противоположность Огюсту Конту образует Шеллинг. Он характерен для утренних сумерек 5-й послеатлантической эпохи". С большой энергией он ищет моста между идеальным и реальным, идеальным и материальным. "Однажды он сказал себе: на почве новой учености люди приобрели лишь такие понятия, с помощью которых можно понять лишь внешний строй природы. Но то, что стоит за этим строем природы, где можно построить мост между идеальным и реальным, для этого мы не имеем никаких понятий. Ему представлялось, что в последние столетия ученые люди как будто заключили тихий договор: исключить из мировоззрения всякую глубину. Поэтому Шеллинг обратился к Якову Беме, найдя в нем то спиритуальное углубление, которое наложило печать на теософский период его творчества, когда были написаны прекрасные работы о свободе человека: "О Богах Самофракии" (1815), "Исследование существа человеческой свободы" (1809), "Философия мифологии, философии и откровения"." В этот период жизни Шеллинг особенно искал понимания Мистерии Голгофы в человеческой истории. Он понимал, что с новой ученостью не проникнуть к пониманию жизни, когда произошла Мистерия Голгофы. И если Конт искал католическую церковь без Христианства, то "Шеллинг искал в своем воззрении Христианство без церкви. ... Он искал христианизации современной жизни, чтобы все, что человек мыслит, чувствует и волит, было бы пронизано Импульсом Христа". Таковы противоположности. 184(1)

     402. Франц Бенедикт Баадер (1765-1841), Карл Христиан Краузе (1781-1832). Иммануил Герман Фихте (1797-1879), Христиан Герман Вей с (1801-1866), Антон Гюнтер (1785-1862), К.Ф.Э. Трандорф (1782-1863), Мартин Дейтингер (1815-1864), Герман Ульрици (1806-1884). "Они стремились поставить индивидуального Бога, полное жизни личное прасущество на место серой, "устричной" чистой мысли Гегеля. Баадер считал веру в то, что Бог достигает своего совершенного бытия в человеке — "отрицающим Бога представлением". Бог должен быть личностью; и мир не должен исходить из него подобно логическому процессу, в котором с необходимостью одно понятие рождает другое, как это представляет себе Гегель. Нет, мир должен быть свободным деянием Бога, творением его всемогущей воли. Эти мыслители приближаются к христианскому учению откровения. Более или менее сознательной целью их размышления является стремление оправдать и научно обосновать его. Баадер погрузился в мистику Якова Беме, Майстера Экхарта и Парацельса. В их образном языке он нашел гораздо более подходящий способ для выражения глубочайших истин, чем в чистых мыслях гегелевского учения... Он побудил Шеллинга к углублению своих мыслей, к принятию им представлений Якова Беме.
     Личности, подобные Краузе, всегда будут замечательным явлением в развитии мировоззрений. Он был математиком. Он не позволял гордому логически совершенному характеру этой науки руководить собой и вопросы мировоззрений, долженствующие удовлетворить глубочайшие потребности его духа, он не разрешал тем методом, к которому он привык в этой науке. ... В основе мира идей Краузе лежит мысль о бесконечном, самостоятельном существе, которое не имеет "ничего вне себя, но само по себе и само в себе есть единая основа всего, и которое мы тем самым должны мыслить себе как основу разума, природы и человечества".
     Иммануил Герман Фихте резко свел счеты с гегельянством в своих книгах "Тезисы для подготовительной школы богословия" (1826) и "Основы для характеристики новейшей философии" (1829).
     Впоследствии в многочисленных произведениях он пытался обосновать и углубить воззрение, что сознательное, личное существо должно быть положено в основу мировых явлении". 18(8)

     619. Для Анаксимандра "высший, управляющий миром принцип не является существом, представленным подобным человеческому образом. Он есть неличностное существо, аперион, неопределенное. ...По Анаксимандру, все в мире происходит с той же необходимостью, с какой магнит притягивает железо, но происходит это по моральным, т.е. человеческим законам". 30, с.104
     "Фалес является первой европейской индивидуальностью, которая отважилась указать мышлению на его суверенное положение. Он больше не озабочен вопросом: учредили ли боги мир согласно строю мыслей или аперион ведет мир сообразно мышлению? Он лишь осознает, что он мыслит и воспринимает, что благодаря мышлению он имеет право обдумать мир сообразно мышлению. Обычно эта точка зрения Фалеса недооценивается! ... Он уже почувствовал, что мышление — это человеческое деяние, и тем не менее он идет на то, чтобы с помощью этого просто человеческого мышления объяснять мир". Важно не то, что он считает принципом мира, но что он говорит: "Что является принципом — это я хочу решить своим мышлением. Он считает само собой разумеющимся, что мышление обладает для этого силой. В этом состоит его величие".
     "Гераклит упускает из виду одну вещь: что мышление сохраняет уносимое потоком с собой...".
     Парменид. "Не то, что проходит перед органами чувств, составляет истинную суть вещей... но мысли, идеи, которые мышление в этом потоке обретает и удерживает!" Это подорвало в дальнейшем веру в восприятия чувств. "Парменид не принимал во внимание, что мышление является деятельностью человеческой личности. Он считал его неличностным вечным содержанием бытия. Помысленное есть сущее, говорил он". Он сделал бога из мыслящего человека. с. 105-107
     Тезис Сократа, что добродетели можно научиться, является этическим следствием взгляда Парменида, что мышление подобно бытию. с.118
     "Все, что как мир идей Платон полагал пребывающим по ту сторону вещей, является человеческим внутренним миром. Содержание человеческого духа извлечь из человека и представить себе как мир, существующий сам по себе, как высший, истинный, потусторонний мир — в этом суть философии Платона.
     Греки "не хотели, чтобы человек сначала бракосочетал дух и природу; они хотели, чтобы он этот брак встречал уже заключенным и рассматривал его как уже совершившийся факт". Находящееся во внутреннем человека мыслить самостоятельным, для себя существующим существом и из этого существа выводить вещи мира— такова тенденция греческого мышления от Фалеса до Аристотеля".
     "Аристотель видел противоречие в том, чтобы возникающее в человеческом духе идеи в связи с вещами перемещать в сверхчувственный, потусторонний мир. И он также не распознал, что вещи сначала получают свою идеальную сторону, когда предстают человеку, и он творит ее им. Более того, он считал, что это идеальное действует как энтелехия в вещах, как их собственный принцип". Греки не пожелали искать соединения духа с природой, для чего было необходимо погружаться в себя. Вовне же они могли найти точки соединения чувственного мира с идеальным, и это обернулись сомнением, о котором возвестили стоики, эпикурейцы и скептики. "Основная черта скептического воззрения — скромность. Его приверженцы не отваживались отрицать, что во внешнем мире существует связь идеи и вещи; они просто отрицали, что человек способен это познать. ... По сути скептицизм — это объявление банкротства человеческого познания". с.109-113.
     "Блистательным доказательством того, как человеческий дух способен отрицать собственное существо, а потому и свое отношение к миру, явилась последняя фаза греческой философии: неоплатонизм. ... В собственной душе искал неоплатоник место, в котором можно бы было обрести высший принцип познания. Через возвышение силы познания, обозначаемое экстазом, искал он в себе, как прийти к созерцанию сути мировых явлений. ... Род мистики представляет собой это учение. ... Созерцание человеческого внутреннего мира неоплатоники поставили на место размышления о потустороннем внешнем мире". Примечательно при этом, что собственное внутреннее они объявили чужим. Внутренние переживания экстаза они описывали так же, как Платон описывал суть своего сверхчувственного мира. "Состояние экстаза наступает тогда, когда молчит самосознание. Потому вполне естественно, что дух в неоплатонизме не смог увидеть свое собственное существо в правильном свете".
     "Августин пришел на правильное место, где можно найти мировое существо, но на этом месте он опять нашел нечто чужое. В собственном бытии человека искал он источник всякой истины; внутреннее переживание души он объявил фундаментом познания. Но христианское вероучение на то место, где он искал, поместило внечеловеческое содержание. Поэтому на правильном месте он нашел неправильных существ".
     "Для развития, идущего в том направлении, где пребывает познание личного "я", это идейное движение (схоластика) не имеет никакого значения".
     "Путь природопознания есть также путь я-познания".
     Беме "увидел, что в мировом пространстве нигде нет места для Неба; поэтому он стал мистиком. Он искал Небо внутри человека".
     Декарт увидел, что цепляние схоластики за христианское учение происходит в силу вековой привычки. "Поэтому он счел необходимым прежде всего усомниться в этих привычных представлениях и искать род познания, с помощью которого человек мог бы прийти к знанию, уверенность в котором основывалась бы не на привычке, но в каждый момент ручательством за него служила бы собственная сила духа". Но позже Декарт, как и Беме, был побежден старыми предрассудками.
     Беме надеялся Бога на пути познания воспринять в душе. "Вместо самопознания Беме искал соединения с Богом, вместо жизни с сокровищами собственного внутреннего он искал жизни в Боге".
     "Те поступки являются хорошими, в которых "я" следует за кем-то, а другие, в которых оно следует за самим собой, — злыми. В жажде самостоятельности (официальное) Христианство видит источник зла. Но этого никогда бы не случилось, если бы было понято, что вся нравственность может черпать свое содержание из собственного "я"." с.117-123
     "Со Спинозой на пути завоевания я-представления не только не было сделано ни одного шага вперед, но даже сделан шаг назад. Он совершенно не чувствовал уникального положения человеческого "я". Поток мировых процессов исчерпывался для него системой природных необходимостей, как для христианских философов он исчерпывался системой божественных волевых актов. Как здесь, так и там человеческое "я" есть не более чем член этой системы".
     "Человеком, в котором до полного сознания дошла творческая сущность "я", был Георг Беркли. Он имел отчетливое представление о собственной деятельности "я" при возникновении всякого познания. Когда я вижу предмет, говорил он, то я деятелен. Я творю себе мое восприятие. Предмет восприятия всегда остается по ту сторону моего сознания, и его бы не существовало для меня, если бы его мертвое бытие я не оживлял постоянно моей деятельностью. Лишь эту мою оживляющую деятельность я и воспринимаю... Куда бы я ни заглянул в сфере моего сознания, повсюду я вижу себя самого как деятельного, как творящего. В мышлении Беркли "я" обрело универсальную жизнь. Что знаю я о бытии вещи, если не представляю себе это бытие?" Однако он все же лишил "я" силы творить из себя. Творческий принцип "я" для него содержится в Боге. До Беркли философы лишали "я" содержания и так приходили к своему богу. Беркли этим путем не пошел и потому наравне с творческим духом поставил еще одного, подобного ему, т.е. излишнего.
     "Лейбниц прозревал покоящееся на себе "я". Мир для себя, монада — это было для него "я". И все, обладающее бытием, он мог признать таковым, лишь если оно само себе давало замкнутое содержание. Существуют лишь монады, т.е. из себя и в себе творящие сущности. Это изолированный мир для себя, не указывающий ни на что вне себя". Монады сообщаются лишь в силу предопределенного согласия. Одна монада творит из себя то, что соответствует деятельности другой. Согласие определяется Богом. Что "я" само свое содержание ставит в связь с содержанием остального мира — это осталось для Лейбница закрытым.
     До Канта и Гегеля развитие европейской мысли идет путем человеческого самопознания и одновременно боится мысли, созданной человеком, и спешит переложить это на чьи-либо плечи. "Человек прославляет свое дитя и все же не желает признать свое отцовство".
     Кант вначале хотел исследовать, как возможно познание и на что оно может простираться, надеясь этим обрести твердую основу для веры. От своих предшественников он взял двоякое: что познание несомненно существует (истины чистой математики, логики, физики) и что опыт не дает безусловно надежных истин (Юм). Истины должны быть в душе до опыта. Кант не смог понять, что "если предмет состоит из двух элементов и один из них дан извне, а другой изнутри, то из этого следует, что для познания на двух путях опосредовано то, что в вещи соединено; но это не значит, что мы имеем дело с двумя искусственно сколоченными вещами. Лишь на ужасное разделение взаимопринадлежащего смог Кант опереть свое воззрение. Особенно бросается в глаза взаимопринадлежность обоих элементов при познании человеческого "я". Здесь не приходят одно извне, другое изнутри, но оба — из внутреннего, и оба суть не только одно содержание, но также совершенно однородное содержание". с.127-134
     Фихте подходит к познанию безо всяких предпосылок. Он понимает, что нигде в мире не найти существа, из которого можно бы было вывести "я". Поэтому оно выводимо только из себя. Нигде нет силы, из которой проистекает бытие "я". Все оно приобретает из себя. Фихте исходит из "я" как из прасущества и достигает идеи, которая представляет непредвзятое отношение этого существа к остальному миру не в образе причины и следствия. Ставя "я" на само себя, Фихте делает его и источником нравственного действия. Позже Фихте превратил свое абсолютное "я" во внешнего Бога, но это не имеет существенного значения для его философии.
     Шиллер решал философский вопрос: "как особое "я" отдельной человеческой индивидуальности может в лучшем смысле изживать эту самостоятельность?" На нравственный императив Канта он ответил: "Охотно служу я друзьям ..."и т.д. Нет, говорил Шиллер, человеческий инстинкт способен на благородное, и он вызывает удовольствие, творя добро. Но есть и слепые инстинкты, они лишают свободы. И не свободен следующий лишь своему разуму, ибо он подчинен логике. Свободен тот, в ком разум так сросся с индивидуальностью, что он с удовольствием делает то, что несвободный делает по принуждению.
     Шеллинг искал отношение автономного "я" к природе: "Природа должна быть видимым духом, а дух — невидимой природой". Существо, объясняющее мир, пребывает не только вне "я", но и в самом "я".
     "Гегель видит сущность "я" как пра-вещь, как "в-себе вещь". Он лишает "я" всего индивидуального, личного. Несмотря на то, что это истинное, настоящее "я", которое Гегель кладет в основу мировых явлений, действует оно нелично, неиндивидуально, вдали от истинного, доверительного "я", почти как Бог. ... Поскольку Гегель стремится сущность "я" прежде всего постичь нелично, то и называет он его не "я", а "идеей". Это не личное "я", а мировое Я, всеобщий мировой разум, мировая Идея". В правовых, государственных, нравственных институтах, в историческом процессе мировая идея слагает объективный дух. Случайное, отдельное "я" подчинено объективному духу. Так обосновывается "деспотия духа над носителем этого духа". Это остаток старой веры в потустороннего Бога.
     Фейербах освободил "я" от подчинения мировому духу (у Гегеля), но момент всеобщности в нем все же остался. "Для него всеобщее Я людей выше, чем индивидуальное, отдельное "я". Он нравственно подчинил отдельное существо человека "всеобщему понятию закономерного человека..." . с.135-143
     "В познании я получаю сущность вещей из себя. Следовательно, и свою суть я имею в себе. В других вещах мне дано двоякое: процесс без сути и суть — через меня. Во мне самом процесс и суть соединены. Суть всего остального мира я творю из себя, и собственную суть я также творю из себя.
     Мое действие есть часть всеобщего мирового свершения, так что во мне находится как его суть, так и суть всего другого свершения. Искать для человеческого действия законы означает черпать их из содержания "я". ... Мысля понимать "я" означает создавать основу для того, чтобы все, происходящее из "я", основывать единственно лишь на "я". Понимающее себя "я" не может быть зависимо ни от чего, как только от себя". 30 с.150-151

     652. "Я ощущаю нечто более высокое и более прекрасное, когда даю действовать на себя откровениям "Естественной истории творения", чем когда мне навязывают сверхъестественные чудесные истории различных вероучений. Ни в одной "священной" книге я не знаю ничего, что раскрывало бы мне такие возвышенные вещи, как тот "сухой факт", что каждый человеческий зародыш в чреве матери последовательно повторяет вкратце все животные формы, через которые прошли его животные предки. Если мы только исполнимся в душе нашей величием фактов, доступных созерцанию наших внешних чувств, то мало места останется для "чудес", лежащих вне круговорота природы. Если мы переживаем в себе самих дух, то нам уже не нужно никакого духа во внешней природе. ... Растение или животное ничего не выиграют для меня, если я населю их душами, о которых мои внешние чувства не дают мне никакого свидетельства. Я не ищу во внешнем мире никакой "более глубокой", "душевной" сущности вещей, я даже вовсе не предполагаю ее, потому что я думаю, что меня спасает от этого мое познание, раскрывающееся мне в моем внутреннем мире. Я полагаю, что вещи чувственного мира и есть то самое, чем они нам представляются, потому что я вижу, что истинное самопознание ведет нас к тому, чтобы не искать в природе ничего, кроме естественных процессов. Я не ищу никакого духа Божия в природе, потому что я думаю, что слышу в самом себе сущность человеческого духа. К признанию своих животных предков я также отношусь спокойно, потому что я полагаю, что там, где берут свое начало эти животные предки, не может действоват ь никакого душеподобного духа. Я могу только сочувствовать Эрнсту Геккелю, когда он предпочитает "вечный покой могилы" тому бессмертию, которому учат многие религии. Ибо я нахожу унижение духа, тяжкий грех против духа в представлении о душе, продолжающей жить наподобие чувственного существа. — Я слышу резкий диссонанс, когда естественнонаучные факты в изложении Геккеля сталкиваются с "благочестивым учением" многих современников. И в религиозных учениях, плохо согласующихся с фактами природы, не звучит для меня дух того высшего благочестия, которое я нахожу у Якова Беме и Ангела Силезского". 7(8)

     301. "Яков Беме (1675-1724), одинокий, преследуемый ремесленник, из внутреннего просветления создал себе образ мира, внес в него характер более позднего периода... Перед его духовным взором выступает внутренняя двойственность душевной жизни: противоположность между Я и другими душевными переживаниями. Он переживает Я таким, каким оно создает себе в своей собственной душевной жизни внутреннее противоположение, как оно отражается в собственной душе. Затем он встречает это внутреннее переживание в мировых процессах. Он видит в этом переживании всепроникающее раздвоение". 18(4)

     302. Беме. "Он чувствовал внутри то, что в природе ткет, действует и живет. Он сопереживал жизнь природы и в своих сочинениях дал, собственно говоря, то, что сопереживал, так что в его словах можно почувствовать продолжающуюся вибрацию того, что он видел. Поэтому в его словах содержится нечто от того, что он в особенности чувствовал как составляющее "как" в самой природе". В Беме важно, как он "переживание мира делает переживанием души, когда ей даются откровения." Его не понимают те, кто думает, что он переживал гром, облака и т.д. как современный человек, а также те, кто считает его пантеистом. 62 с. 233

     304. "Аврора, или утренняя заря, у мистиков всегда являлась осмысленным образом рождения высшего Я, когда душа поднимается над низшим бытием. Одухотворение человека всегда облекалось в образ утренней зари".
     "Вряд ли есть большая противоположность, чем Яков Беме и Им. Кант". 54(22)