234. "Лемуриец мог общаться с окружающими его людьми, не испытывая потребности в речи. Общение тогда состояло в своего рода "чтении мыслей". Силу своих представлений лемуриец черпал непосредственно из окружающих его вещей. Она притекала к нему из силы роста растений и из жизненной силы животных. Он понимал растения и животных в их внутренней жизни. Таким же образом понимал он и физические и химические силы безжизненных вещей. Когда он что-нибудь строил, ему не нужно было вычислять сопротивление древесного ствола или вес строительного камня: он видел по древесному стволу, сколько тот мог выдержать, и по строительному камню — где будет уместна или неуместна его тяжесть. Так строил лемуриец — без инженерного искусства, основываясь на своей способности представлений, действовавшей с уверенностью инстинкта. При этом ему было в высокой степени подвластно его собственное тело. Он мог, когда было нужно, одним только напряжением воли сделать свою руку прямо-таки стальной. Он мог, например, поднимать огромные тяжести благодаря лишь развитию воли. Если впоследствии к услугам атланта было его господство над жизненной силой, то к услугам лемурийца было его умение управлять волей. Во всех областях низшей человеческой деятельности лемуриец был — пусть это выражение не будет понято превратно — прирожденным магом.
     Главное внимание у лемурийцев было обращено на развитие воли и силы представления. На это было всецело направлено воспитание детей. Мальчики сильнейшим образом закалялись. Их приучали преодолевать опасности, переносить боль и совершать смелые поступки. Кто не умел переносить мучений и преодолевать опасностей, тот не считался полезным сочленом человечества. Ему предоставлялось погибнуть от сопровождавших воспитание опасностей и трудов. Запечатленное в Хронике Акаши относительно воспитания детей превосходит все, что могло бы нарисовать себе самая смелая фантазия современного человека. Перенесение жары вплоть до опаляющего зноя, прокалывание тела острыми предметами были самыми обыкновенными приемами. — Девочек воспитывали иначе. Правда, закаляли и их, но все остальное было обращено на развитие могущественной фантазии. Так, например, их заставляли выносить бурю, чтобы они спокойно испытали ее большую красоту; девочки должны были присутствовать на состязаниях мужчин и проникаться чувством той крепости и силы, которую они видели перед собой. Благодаря этому у девочек развивались задатки к мечтательности и фантазированию; но это-то и ставилось особенно высоко. А поскольку памяти еще не существовало, то эти задатки не могли и выродиться. Все представления, порожденные грезами или фантазией, длились, лишь пока был налицо соответствующий внешний повод. Таким образом, основание этих представлений было во внешних вещах. Они не терялись в беспочвенном. Это была, так сказать, фантастика и мечтательность самой природы, погруженная в женскую душу".
     "Развитие, пройденное женщиной во время Лемурийского периода, обусловило ту значительную роль, что ей было суждено сыграть при появлении на Земле следующей коренной расы, атлантической. Она возникла под влиянием высоко развитых существ, которые были знакомы с законами образования рас ... (тем существам) была присуща сверхчеловеческая мудрость и сила. Они выделили из лемурийского человечества небольшую группу людей, которым назначили стать родоначальниками грядущей атлантической расы. Место, где это совершилось, было расположено в жарком поясе. Мужчины в той кучке людей развивались под их руководством в труде над овладением силами природы. Они были сильны и умели извлекать из земли самые разнообразные сокровища. Они умели обрабатывать поля и пользоваться их плодами для своей жизни. Строгое воспитание, которому они были подвергнуты, создало из них крепкие, волевые натуры. Но душа и ум у них были развиты слабо. Зато последние были раскрыты у женщин, которые обладали памятью и фантазией и всем, что с этим связано.
     Под влиянием означенных вождей эта кучка разделилась на маленькие группы. Организация и устройство групп были возложены на женщин. Благодаря своей памяти, женщина приобрела способность извлекать пользу для будущего из единичных опытов и переживаний. Что оказалось целесообразным вчера, то применяла она и сегодня и понимала, что это будет полезным и завтра. Благодаря этому от нее исходило устройство совместной жизни. Под ее влиянием образовались понятия о добре и зле. Путем своей мыслительной жизни она приобрела себе понимание природы. Из наблюдения природы выросли у нее представления, согласно которым она направляла деятельность людей. Вожди устроили так, что через душу женщины облагораживалась и очищалась волевая природа и избыточная сила мужчины. Конечно, мы должны мыслить себе все это в детских зачатках. Слова же нашего языка тотчас и слишком легко вызывают представления, взятые из современной жизни.
     Только окольным путем, через проснувшуюся душевную жизнь женщин, вожди начали развивать и душевную жизнь мужчин. Поэтому влияние женщин в означенной колонии было очень велико. К ним должны были обращаться за советом, когда хотели истолковать знамения природы. Но весь род их душевной жизни был еще таков, что он управлялся тайными душевными силами человека. Мы лишь приблизительно верно определим положение вещей, если скажем, что женщины тогда обладали сомнамбулическим зрением. В некотором высшем сновидческом состоянии раскрывались им тайны природы и притекали побуждения к деятельности. Все было для них одушевлено и открывалось им в душевных силах и явлениях. Они отдавались таинственной деятельности своих душевных сил. Побуждением к поступкам были для них "внутренние голоса" или же то, что им говорили растения, животные, камни, ветер и облака, шелест деревьев и т.д.
     Из такого душевного строя возникло то, что можно назвать человеческой религией, Душевное в природе и в жизни человека стало постепенно предметом почитания и поклонения. Некоторые женщины достигали большого господства, поскольку умели черпать свои истолкования того, что содержится в мире из особенных таинственных глубин.
     И случилось так, что жившее в их глубине женщины начали переводить в своего рода природную речь. Начало речи лежит в чем-то похожем на пение. Сила мысли превращалась в доступную слуху силу звука. Внутренний ритм природы зазвучал из уст "мудрых" женщин. Вокруг таких женщин собирались люди, и в их певучих речах они ощущали выражение высших сил. Отсюда получило свое начало человеческое богослужение. — Для того времени не может быть и речи о постижении "смысла" произнесенного. Ощущались звук, тон и ритм. Больше того ничего себе не представляли; только впитывали в душу силу услышанного. Все это совершалось под руководством высоких вождей. От них притекали к "мудрым" жрицам звуки и ритмы; но о том, как это происходило, не может быть сказано открыто. Так могли они действовать облагораживающим образом на души людей. Можно сказать, что только таким путем пробудилась вообще подлинная душевная жизнь".
     "Особенно важным было одно явление, обусловленное в дальнейшем ходе лемурийского развития вышеописанным образом жизни, который вели женщины. Благодаря ему они выработали особые человеческие силы. Сила женского воображения, находившаяся в союзе с природой, стала основой для высшего развития жизни представлений. Женщины вдумчиво принимали в себя силы природы и давали им действовать в своей душе. Так образовались зачатки памяти. А вместе с памятью в мире появилась и способность образовывать первые простейшие нравственные понятия. — Развитие воли у мужской половины первоначально не знало ничего подобного. Мужчина инстинктивно следовал либо побуждениям природы, либо влияниям, исходившим от посвященных. — Из женской сущности возникли первые представления о добре и зле... Только тот может верно понять развитие человечества, кто примет во внимание, что первые шаги в жизни представлений были сделаны женщинами. От них произошло развитие привычек, связанных с вдумчивой жизнью представлений, с выработкой памяти, и образование зачатков правовой жизни, а также своего рода нравов. Если мужчина созерцал силы природы и владел ими, то женщина стала их первой истолковательницей. То, что здесь возникло, было новым, особым родом жизни при помощи размышления, гораздо более личным, нежели тот, который вел мужчина. Надо еще представить себе, что этот род душевной жизни женщин содержал в себе в некоторой мере ясновидение, но отличное от волевой магии мужчин. Женщина в душе своей была открыта духовным силам иного рода, а именно таким, которые больше обращались к элементу чувства, нежели к духовному; мужчина же был подвластен тем силам, которые обращались к духовному. Итак, от мужчины исходило действие более природно-божественное, а от женщины — душевно-божественное".
     "Описанное здесь относится лишь к небольшой части людей. Все другие жили жизнью животных. Эти люди-животные и по своему внешнему строению, и по образу жизни были совершенно отличны от той небольшой группы. Они не особенно отличались от высших млекопитающих, в некотором отношении походили на них и по виду".11 (3)

327. Всю греко-латинскую эпоху можно разбить на три периода: первый — от 747 г. (основание Рима) до 27 г. до Р.Х.; второй — от 27 г. до 693 г. по Р.Х.; третий — от 693 г. до 1413 г. "В первый период человеческие души развивались из внутренних основ человеческого развития (имеются в виду люди, жившие в бассейне Средиземного моря), так что как души они теряли связь со всеобщим духовным миром". Предыдущее развитие души ощущающей в египетскую культуру эту связь переживало постоянно. "И в отношении этого космического чувства в VIII столетии до нашего летоисчисления наступил кризис, настоящая катастрофа в среде человечества". Иссякло старое ясновидение, а с другой стороны восходила греческая культура, в основе которой лежало переживание человеком самого себя как обособленного существа, а не как члена космоса. Человеческую всеобщность, всеобщую человеческую жизнь переживал он теперь в себе.
     "С одной стороны, мы имеем поток живущего в той культуре человечества, а с другой — тот поток, внутри которого разыгралась Мистерия Голгофы. Оба они протекают некоторым образом рядом один с другим. Такое могло происходить благодаря тому, что в то время, как совершалось божественное событие, человек, культурный человек, отпал от богов, жил жизнью, не имевшей никакой непосредственной связи с духовным. ...
     Такое отношение проходящих рядом друг с другом внешней культуры и мистериального события было немыслимо ни в один из предыдущих культурных периодов человечества... всегда протекавших в тесной связи с Божественно-духовным".
     Во второй отрезок времени (27-693 гг.) профаническая культура Средней Европы приняла Событие Христа, но чисто внешне, так что продолжала держаться вдали от внутреннего понимания Мистерии Голгофы. "Все, что могло вести к пониманию Мистерии Голгофы, объявлялось ересью; и при этом пытались облечь в тривиальные формулы то, что в эти формулы ни в малейшей степени облечься не может".
     Понять этот период можно в том случае, если иметь в виду, что "человечеству была определена вера, что все человеческое познание, все человеческие ощущения годятся лишь для чувственного, посюстороннего". Кончилось все тем, что в VIII, IX вв. над европейским человечеством простерся род затмения в отношении связи человеческой души со сверхчувственным. И такое явление, как Бернард Клервоский (1091—1153), типичное для того времени, являет нам полное энтузиазма стремление остаться по ту сторону физически-чувственного. "Он говорит: меня может постичь грех; правильное же есть нечто такое, что протекает само для себя, что некоторым образом протекает по ту сторону потока, в который вылетела (упала) человеческая душа".
     Весь 3-й отрезок греко-латинской культуры проходит в стремлении доказать, что с человеческими идеями и понятиями не следует стремиться понять, что происходит в духовной действительности. Это следует передать откровению. Так образовалась сила церкви: не просто из теологических импульсов, но через направление сил познания, собственных сил души лишь на физически-чувственную жизнь, а не на познание сверхчувственного. Понятие веры образовалось не в первые столетия, а позднее. "Это понятие веры означает: в Божественно-духовное можно только верить, но знание о нем невозможно". Наследием такого представления мы живем и поныне.
     В 5-й послеатлантической эпохе эта тенденция вообще вылилась в отрицание сверхчувственного. "Развилась вера, что сверхчувственное вообще лишь измышлено человеком и никакой реальностью не обладает. Если действительно хотят понять происхождение материализма исторически-психологически, то его следует искать в церкви. Естественно, церковь также есть лишь внешнее выражение более глубоких, действующих в развитии человечества сил, но действительное познание человеческого развития поймут лишь тогда, когда совсем точно увидят, как одно действительно возникает из другого. Правоверные в 4-й послеатлантической эпохе говорили: человеческая способность познания предназначена лишь для понимания чувственных взаимосвязей; сверхчувственное должно быть предоставлено откровению, о нем нечего говорить, ибо всякие разговоры ведут к ереси, к заблуждениям. — Современный марксист, современный социал-демократ, они являются верными сыновьями того воззрения и последовательно выводимы из католицизма предыдущих столетий. Они говорят: всякая наука, достойная этого звания, может трактовать лишь только о чувственно-физических событиях; духовной науки быть не может, т.к. нет никакого духа; духовная наука есть не более, чем наука об обществе, о человеческой совместной жизни".
     "Людям говорили: ваши человеческие силы должны ограничиваться едой и питьем, а что сверх того происходит в мире — это живет над вами. Но так поступать в Западной Европе не могли; так могли поступать в Восточной Европе, и в этом состоит смысл раскола церкви на западную и восточноевропейскую. В Восточной Европе человек действительно был ограничен чувственным миром и в нем должен был развивать силы. А в мистериалъных высях, совершенно не касаясь чувственного, должно было развиваться то, что затем вело к ортодоксальной религии. Здесь было действительно строго разделено то, что человек выносил из своего человеческого, и то, что действительно было духовным миром, что как одно-единственное веяло и жило в парящем над людьми культе.
     И что могло здесь развиться? В различных нюансах здесь должно было развиться ощущение: значением, действительностью обладает, собственно, только чувственно-физическое. Можно сказать: силы которыми не пользуются, но обращаются с ними так, что запирают их в себе, не развиваются, чахнут. И если человек столетиями удерживается от того, чтобы в своем духе постигать сверхчувственное, то его силы остаются без употребления и исчезают полностью. И это полное их исчезновение мы находим в современном социалистическом мировоззрении. Несчастье состоит не в социализме, а в том, что он полностью отклоняет духовно-сверхчувственное и вынужден поэтому ограничить себя одной только социальной структурой животного в человеке. Эта социальная структура животного в человеке подготовлена надломом сверхчувственных сил в человеке. Она возникла благодаря тому, что люди были вынуждены сказать себе: мы совсем не хотим, познавая и переживая, наши души связывать с тем, что, собственно, составляет поток их жизни как таковой, который вызывает наше блаженство и в который вплетена Мистерия Голгофы.
     С чем это связано? Это связано с тем, что в 4-м послеатлантическом периоде с совершенно особой силой действовали люциферические силы. Они отделили людей от космоса; ибо эти силы постоянно стремятся изолировать человека эгоистически, отделить его от всего духовного космоса также и в знании о его связи с физическим космосом. Поэтому не было никакого естествознания в эпоху наивысшего расцвета этого отделения. Там господствовало люциферическое. И можно сказать: то, что тогда действовало в разделении чувственного знания и сверхчувственной догматики, было люциферического рода. Люциферическому противостоит ариманическое. Это два врага человеческой души. Отдача сверхчувственных человеческих сил умиранию — что затем привело к животной форме социализма, который теперь, опустошая и разрушая, должен охватить человечество — возводима к люциферическим силам. Новое, что развивается в наш век, имеет иную природу; оно более ариманической природы. Люциферическое хочет изолировать человека, отделить от духовно-сверхчувственного, предоставить его переживаниям в себе иллюзии всеобщности. Ариманическое же, напротив, нагоняет страх перед духовным, не позволяет подойти к духовному, создает иллюзию, будто бы духовное для человека недостижимо. Если люциферическое удержание человека от сверхчувственного носит более воспитательный, культурно-воспитательный характер, то ариманическое удержание от сверхчувственного, основанное на страхе перед духовным, в эпоху с XV в. прорвалось более природным образом. Люциферическое отделение от духа в жизни в большей степени смогло выступить под покровом ортодоксального Христианства на Востоке, ариманическое... — на Западе... в элементе американской культуры.
     Подобные истины, может быть неудобны, но... порядок в нашем хаосе восстановят лишь тогда, когда различные течения распознают в их истинном виде". 181 (20)

110. "В древнеиндийской религии мудрецов, водителей, тех, кто духом светил людям, называли змеями. И так было во многих религиях". 54 (13)

1759. "Из старых откровений, которые от познания мира шли к пониманию человека, пришли все древние религии и предания, живущие еще до сей поры в антикварных мировоззрениях. ... Сегодня человек стоит в начале нового пути, где он понимание человека должен расширить до понимания мира".186 (11)

Сверхчувственное познание

1781. "Когда в древние времена через определенное внутреннее, хотя и примитивное созерцание пережи­вали человеческое существо, не зависимое как от собственной телесности, так и от космоса, то осознава­ли себя принадлежащими Божественному миру. Но человек тогда также сознавал себя между рождением и сме­ртью удаленным из этого Божественного мира... Он чувствовал здесь свое собственное существо, свое я-существо сокрытым через космическое, через физически-телесное; и он искал соединения этого я-существа с Божественным миром, к которому принадлежит я-существо. Этим в старые примитивные времена че­ловек достигал во внутренне увиденном переживании самость за физ., за эф. телом, за астральным существом. Он достигал ощущения Я и соединения — религио — с Божественным миром. Религиозная жизнь соединяла в себе познание как философию и космологию. ... Современное познание Я стало тем, в чем в абстрактной идее соединились факты мышления, чувства и воления".
     "Бывшее некогда единством — познание физического мира и познание Божественного мира — распалось на две стоящие рядом области: знание и веру". Произошло это по причине исчезновения примитивного яснови­дения, созерцания истинного Я. "Поэтому задача новой духовной жизни состоит в овладении через точное ясновидение познанием истинного Я".
     "Обновление религиозной жизни: через точное ясновидение постижение истинного, простирающегося через сон и бодрствование человеческого Я". 215 (1)

1783. "Переживание в полном сознании душевной конституции детства является предпосылкой действитель­ной современной философии, переживание в полном сознании в нашей душевной жизни прошедшей средней эпо­хи человечества, в которой процесс дыхания мог становиться процессом восприятия, является предпосыл­кой современной космологии; а душевная конституция пра-человека — первого человечества на этой Земле, — вновь поднятая в душевное настроение современного человека — если ей придать там подвижность и погру­зить ее в полное сознание, — является предпосылкой познавательной религии современных людей".215 (3)

236. "Мы имеем сегодня метафизику без трансцендентального убеждения, теорию познания без объективного значения, логику без содержания, психологию без души, этику без обязательности и религию без разумной основы". 125(6)

465а. "Прежние источники сверхчувственного познания потеряны. Истины космоса больше не открываются в природе. Кто сегодня желает в познании прийти к Богу, должен завоевать для себя свободное в духе познание.
     С этим познанием он подвергается опасности потерять свое человеческое. Земное хочет с силой оторваться от него. Каждая инспирация хочет увести его прочь от Земли.
     Человек теряет слово, жертву.
     Действие, обладающее сверхчувственным содержанием:
     А. привносит, во всяком случае, на своем пути религиозный момент;
     А. даст миру язык — для этого существует община = социальное лекарство;
     А. воли даст отпечаток небесного — социальная терапия (интуитивно)". 343 (II), с. 68

557. "Человек тогда (в древне-персидскую культуру) не внешне, а инстинктивно стремился распознать в мире то, что он имел внутри как потребности; человек тогда не требовал никакой социальной структуры, которая позволила бы вовне познавать то, что внутри его жило как желания, инстинкты, потребности. Затем пришла третья послеатлантическая эпоха, египетско-халдейская. Здесь человек потребовал, чтобы одна часть его существа являлась ему как отражение во внешней социальной действительности, а именно та, которая связана с головой. ... осуществляется поиск теократического социального устройства, способного все стороны жизни пронизать теократически-религиозным принципом. Всe остальное оставалось ещe инстинктивным. Всe относящееся ко второму человеку, грудному человеку, человеку дыхания, а также обмена веществ, всe это оставалось инстинктивным. Тогда человек ещe не думал о том, чтобы каким-то образом смотреться в зеркало внешнего социального устройства. В древне-персидскую эпоху существовала только инстинктивная религия, ведомая посвященными заратустрианства. А всe, что развивал человек, было ещe внутренне инстинктивным. У него ещe не было потребности рассматривать вещи внешне, в отражении, в социальной структуре. ...
     Затем пришла греко-латинская эпоха. Здесь человек потребовал, чтобы внешне, в социальной структуре отразились два члена его существа: головной и ритмический человек, или человек дыхания, грудной человек. ... Фактически все теократические устройства имеют много общего с теократией 3-го послеатлантического периода, в том числе и католическая церковь. В 4-ой послеатлантической эпохе в дополнение к тому, что пришло из предыдущей эпохи, возникло нечто новое: внешнее учреждение, республика, такое учреждение, которое строило своe управление внешней жизнью на основе права и т.п. Человек требовал, чтобы два члена своего существа он не только носил в себе, но мог бы их видеть отражeнными извне. Вы не поймeте, например, греческую культуру, если не будете знать, что жизнь обмена веществ в ней оставалась инстинктивной, внутренней. Так что не требовалось еe внешнего отражения. Ведь она внешне отражается в экономической структуре, поэтому не требовалось никакого еe внешнего отражения. Тенденция же требовать для этого также и внешнего выражения впервые выступила начиная с XV в. христианского летоисчисления. ... в 4-й эпохе господствует стремление иметь вовне правовое, религиозное общественное устройство, но не более, чем инстинктивно, — экономическое устройство. ...
     Сегодня мы должны изучать трeхчленного человека, поскольку он развивает трeхчленный инстинкт: иметь во внешней структуре ... во-первых, духовную сферу, самоуправляющуюся, с собственной структурой; во-вторых, сферу безопасности и государственного управления, политическую сферу, которая, опять-таки, является самостоятельной; в-третьих, экономическую сферу, внешняя организация которой впервые потребовалась в наше время. Видеть человека реализованным в образе социальной структуры — это как инстинкт впервые выступает в нашей эпохе. Это является глубоким основанием того, что простой экономический инстинкт больше не действует, но тот экономический класс, который возник впервые, — пролетариат, стремится к тому, чтобы сознательно создать внешнюю экономическую структуру, как 4-я эпоха создала административную, правовую структуру, а 3-я ... теократическую". 186(3)

Истинная природа социализма

680. Находясь в потоке этнического, в потоке развития народностей (где итальянцы развивают душу ощущающую, французы — душу рассудочную и т.д.), мы видим возникновение религий: религии Христа, церкви, лож. В общечеловеческом плане развивается душа ощущающая, в которой действует элемент, сильный в подсознательном, в инстинктах. Это есть то, что "следует назвать развитием в сторону социализма, которое сейчас находится в начале и завершится ... с 5-ой послеатлантической эпохой. Это вытекает для всего человечества из того факта, что оно живeт в периоде своей души ощущающей — от 21 до 28-го года; здесь это и заложено. Социализм не является партийным направлением, хотя в социальных корпорациях и существует много партий. ... Когда завершится 5-й период, в людях будут существовать инстинкты для этого социализма. В подсознательных глубинах деятельна тенденция обрести до 4-го тысячелетия правильное социалистическое оформление для всего земного шара. С более глубокой точки зрения, поистине нечего удивляться, что социализм выгоняет всевозможные волдыри —которые могут быть и очень злокачественными, — если подумать о том, что свои импульсы он черпает из глубин подсознания; если подумать о том, что всe это клокочет и напрягается, а до той эпохи, когда оно вступит в своe верное русло, ещe очень далеко. Но это шумит — и теперь уже не в человеческой душе, — это шумит и бродит в людских натурах и прежде всего в людских темпераментах. И для этого шума и брожения в людских темпераментах находят теории: ... и бакунизм, и марксизм, и лассализм. Все они — лишь маски, которыми прикрывают действительность. ... Вы все социалистичны. Вы часто даже не знаете, насколько вы социалистичны, потому что это таится в темпераменте, совсем подсознательно. И лишь потому, что знаешь подобное, выходишь из того мутного, смешного искания самопознания, которое смотрит внутрь ... в бессущностное саput mortum (мeртвый рассудок). ... Человек — сложное существо. Это узнаeшь лишь тогда, когда узнаeшь весь мир". 185(9)

1042а. Тогда, в апреле 1919 г. в докладах о социальной трехчленности, я часто заканчивал, говоря: “...изложенное должно быть как можно скорее переведено в действительность, ибо очень скоро станет уже поздно...” Тогда было время, когда враги еще не успели нарастить силу, еще не стали сильной властью. “А потом в Средней Европе поднялись ужасные волны реакции, более сильные, чем думают, и к ним следует относиться со всей серьезностью. Социальную трехчленность, как принцип, это не затронуло — он сохраняется, — но то, как его хотели осуществить тогда, стало больше неосуществимым. Когда мыслят из реального времени, то мыслят для времени, а не желая принимать этого во внимание, остаются с одними лишь абстракциями. Сейчас мы находимся в такой точке, где нужно искать новые формы, чтобы выбраться из хаоса. Уже нельзя с прежними формулировками выступать перед миром, представляя трехчленность. Что сегодня особенно необходимо, является безусловно важным, что вновь может вывести к свету — сколь неудобным бы это ни было, — это извлечение на свет божий всего мира неистинного, которое пронизывает нашу духовную жизнь. Нам необходимо однажды извлечь из мрака то, что стало неистинностью в духовной жизни. Такова негативная сторона дела. Позитивная же состоит в следующем: нам нужно теперь как можно скорее осуществить одну часть трехчленности, прийти к освобождению духовной области. Нужно меньше заниматься абстрактной трехчленностью, ибо вы уже не можете в той форме, в которой было начато в 1919 г., пытаться осуществлять трехчленность, — сегодня враждебность стала слишком сильной. Лишь в познании того, что составляет власть времени, может уберечь нас от скатывания к нулю, уберечь — в шпенглеровском смысле — от заката. Вам необходимо добиваться конституирования свободной духовной жизни.
     Политэкономы, экономисты до того одурманены, оглушены в своих воззрениях, что нечего и надеяться на понимание ими трехчленности... Остается лишь надеяться, что удастся собрать хотя бы последние остатки духовных импульсов, чтобы попытаться освободить духовную жизнь в религиозной области, в области искусства и в области науки. Ведь это три “подформы”, поскольку каждый из трех членов состоит из трех составляющих его областей. Духовная составляющая социальной трехчленности включает в себя сферу религии, науки и искусства. Если бы удалось освободить духовную жизнь, то, возможно, само собой, скорее, чем мы думаем, исходя из явленного примера (прообраза) свободной и освобождающейся духовной жизни, в людях проявилось бы понимание равенства в государственной жизни и братства — в хозяйственной. Итак, ближайшей задачей является работа изо всех сил над обособлением одного члена. ...
     Если бы удалось спасти духовную жизнь, то была бы спасена цивилизация. Но сегодня необходимо снова осознать изменение времени. Поймите меня правильно, я не говорю об упразднении трехчленности, но как занимались ею тогда (в 1919 г.), пытаясь конституировать три равноправно сосуществующих члена, — такое ныне больше невозможно. Сегодня нужно спасать то, что еще можно спасти, а именно то, что содержится в человеческих душах”. 342, с. 202-206

1538."Китайцы в своей древней культуре совсем не имели того, что называется религией. Китайская культура была безрелигиозной". Богов китайцы взяли позже из Индии. 354(5)

     173б. "В естествознании стремятся к чистым феноменам, поэтому теряют человека. В эксперименте строй природы ставится перед душой сообразно человеческому рассудку. Так получают чистую природу. Но возникают образования, означающие смерть душевного. Созерцание природы благодаря душе формируется так, что само душевное, собственно, уничтожается. Эксперимент формирует убивающее душу; в созерцании возникающего, становящегося душевное заглушается; оно выключается. Можно стремиться либо к одной лишь ясности, тогда из природы изгоняется дух, либо — к постижению действительного, тогда дух заглушает рассматривающую душу. В последнем случае приходится отказаться от истинного познания, как в случае человека; в первом случае достигают познания, соответствующего минеральному царству, но движутся в лишенный дей-ствительности мир.
     Естествознание дает призраки действительности или не действительные порождения рассудка.
     Такой подход оказывается несостоятельным в случае мышления о начале вещей. Тут следует обратиться к духу, но приходят к тому, из чего изгнан дух: к бессущностным призракам. Или ищут конец — тогда приходят к смерти. В начале следует искать сверхдушевное, а в конце — происходящее из человека космическое.
     Социальная жизнь должна опираться на человекознание, основанное, в свою очередь, на интересе к человеку. Здесь опирающееся на природный порядок знание излишне. ... Социальное воспитание ... должно преследовать цель прекратить естественнонаучное мышление о человеке. Оно должно втекать в любовь и созерцать через любовь. В истинной социальной жизни не должно быть слепой любви, а созерцание не должно быть безжизненным. Как только в природознание примешивается созерцание, человек становится фантастом; как только к нему желают примешать любовь, сам человек делается бездуховным.
     Религиозная жизнь обращается к сверхчувственному, но в ней не должно господствовать знание о сверхчувственном. ... Если мудрость должна войти в религию, то это должно произойти через личность. Религия должна исходить из почитания, социальное — из любящего человекопознания, наука — из познания.
     Ученый нуждается в пути к тому, чего он не находит в себе; стоящий в социальной жизни — к тому, что шевелится и волнуется в нем, когда он стоит перед человеком; религиозный человек должен в себе найти то, что должно быть предметом религии. Религиозный водитель ведет индивидуального человека к чему-то такому, что уже связано с ним, он должен говорить с ним о том, что имеет к нему отношение; водитель к социальному ведет человека к тому, что в человеке возникает благодаря другому человеку; водитель к мудрости ведет к чему-то чуждому человеку, благодаря чему тот впервые должен чем-то стать.
     В вопросе о бессмертии:
     1) для религиозного человека: я укажу тебе, благодаря чему ты являешься бессмертным;
     2) для социального человека: я укажу тебе, как следует тебе относиться к бессмертному существу человека;
     3) для ученого: я укажу тебе мир, где ты являешься бессмертным". Д. 45, с. 18-20

РЕЛИГИЯ. НАУКА. ИСКУССТВО

Единственный и Вселенная

Кредо

1. "Мир идей есть первоисточник и принцип всякого бытия. В нем бесконечная гармония и блаженный покой. Всякое бытие, не осиянное его светом, было бы мертвым, призрачным, не участвующим в жизни мирового целого. Лишь то, что свое бытие производит из идеи, означает нечто на древе творения Вселенной.
     Идея есть ясный в себе, в себе самом и собою самим удовлетворенный дух.
     Все единичное должно иметь в себе дух, иначе оно отпадет, как засохший лист с дерева, и существование его было бы тщетным.
     Но человек чувствует и познает себя как отдельное существо, когда про-буждается к полноте своего сознания. При этом в него закладывается стремление к идее. Это стремление побуждает его преодолеть свою обособленность, оживить в себе дух, стать причастным духу. Все самостное, что делает его этим опреде-ленным, отдельным существом, он должен упразднить в себе, отказаться от этого, ибо это и есть то, что затемняет свет духа. Лишь того, что проистекает из чувственности, влечения, вожделения, страсти, желает этот эгоистический инди-видуум. Следовательно, человек должен умертвить в себе эту самостную волю, он должен вместо того, чего он хочет как отдельный человек, хотеть того, что дух, идея волит в нем. Дай умереть обособленности и следуй голосу идеи в тебе, ибо лишь она есть Божественное!
     Что волят как единичное существо, то для мирового целого — не имеющая ценности пылинка, исчезающая в потоке времен; что волят в духе — находится в центре, ибо тогда в нас оживает центральный свет Вселенной; и такое деяние не побеждается временем.
     Действуя как единичный человек, вырывают себя из замкнутой цепи мирового свершения, отделяют себя от него. Действуя в духе, вживаются во всеобщее мировое свершение. Умерщвление всякой самостности есть основа для высшей жизни. Ибо тот, кто умерщвляет самостность, живет в вечном бытии. Мы бес-смертны в той мере, в какой мере мы даем умереть в себе своей самостности. Ибо смертным в нас является самостность. Таков истинный смысл изречения: "Кто не умрет прежде, чем он умрет, тот погибнет, когда умрет". Это значит, что не преодолевающий в себе самостность в течение своей жизни не принимает участия во всеобщей жизни, которая бессмертна; что он вообще никогда не существовал, что у него никогда не было истинного бытия.
     Есть четыре сферы человеческой деятельности, в которых человек полностью отдает себя духу, умерщвляя свою обособленную жизнь: познание, искусство, религия и полная любви отдача себя другой личности в духе. Кто не живет по меньшей мере в одной из этих четырех сфер, не живет вовсе. Познание есть отдача себя Вселенной в мысли, искусство — в созерцании, религия — в чувстве; любовь в сочетании со всеми духовными силами есть отдача себя тому, что представляется нам заслуживающим уважения существом в мировом целом. Познание — наиболее духовная, любовь — наиболее прекрасная форма бессамостной самоотдачи. Ибо любовь есть поистине небесный свет в жизни повседневности. Благочестивая, истинно духовная любовь облагораживает наше существо вплоть до его внутреннейших нитей, она возвышает все, что живет в нас. Эта чистая, благочестивая любовь преобразует всю душевную жизнь так, что она становится родственной Мировому Духу. Любить в этом высшем смысле — означает вносить дыхание божественной жизни туда, где большей частью имеют место отвратительный эгоизм и безудержная страсть. Только тогда можно говорить о благочестивой жизни, когда знают нечто о святости любви.
     Если человек из своей обособленности вжился в божественную жизнь идеи через одну из этих четырех сфер, то, значит, он достиг того, к чему его направляет зародыш стремления, заключенный в его груди: соединения с духом; а это и есть его истинное предназначение. Тот же, кто живет в духе, живет свободно. Ибо он избавился от всего подчиняющего. Он не знает никакого принуждения кроме того, которое он принимает на себя добровольно, ибо признал его за высочайшее.
     "Дай истине стать жизнью; потеряй самого себя, чтобы снова обрести себя в Мировом Духе" 40, с. 271

     1а. Атланты обладали сознанием, близким к сновидческому. Это была "скорее инстинктивно вздымавшаяся жизнь представлений, чем способная к вычислениям жизнь мыслей. Представьте себе жизнь сновидения, но усиленную, полную смысла и не хаотическую, и представьте себе человечество, в душах которого встают такие образы, которые возвещают об ощущениях, возникающих в душах и повторяющих всё, происходящее во внешнем окружающем мире. ... пра-человек образовывал символические, аллегорические представления, которые вставали в нём исполненные жизни. ... Если он (атлант) встречал злого человека, то образ его был смутным и темным. Однако восприятие не становилось понятием. ... Он испытывал страх при встрече с образом, в котором преобладали черный, красный или коричневый цвета. Истины тогда являлись не рассудочно, не интеллектуально, а как вдохновение. Человек чувствовал так, как если бы действующее в таких образах Божество пребывало в нём самом".
     "Древний атлант чувствовал образы, жившие в нём. Современный человек слышит и видит внешний мир. Эти две вещи — внешнее и внутреннее — противостоят одна другой и человек больше не чувствует того, как они взаимосвязаны, как переходят друг в друга. В этом заключен великий смысл развития человечества". В ряде тысячелетий человек ищет эту связь. Поэтому не случайно возникло слово religare (религия). Оно означает, что бывшее некогда связанным, а теперь разъединенное некогда вновь соединится, соединятся Я и мир. Различные формы религиозных вероисповеданий являются не чем иным, как средством, путями, — которым учат великие мудрецы, — ведущими к обретению этого соединения". 265, с. 326-327

     160. "Выражая символически то, чего мы не можем сейчас развить более подробно из-за недостатка времени, мы можем сказать: если мы почувствуем религию Ягве в символе Луны, противоположном символу Солнца, то мы можем ожидать, что подобное ей воззрение появится — пересекая Импульс Христа — как своего рода возобновленная лунная религия. И это действительно происходит. И кто понимает эти вещи, тот не будет над ними смеяться, потому что в них нет ничего смешного и они действительно связаны с символикой этой религии и мировоззрения, не будет смеяться, что религия Ягве появляется вновь в религии полумесяца, которая вносит дохристианские импульсы в позднейшие христианские времена. Здесь происходит по затянувшейся линии повторение более раннего периода в более позднее время, в последней трети греко-латинской культуры, которую оккультно мы считаем длящейся до ХI-ХIII в. включительно. Другими словами: спустя 6 веков (после явления Христа) в религии, перенесенной арабами из Африки до Испании, мы имеем позднейшую мощно выступающую религию, которая оказывает сильнейшее влияние на все факторы развития и, оставляя Импульс Христа совсем в стороне, являет собой как бы возобновление в иной форме лунной религии Ягве. Мы не можем перечислить все особенности этого повторения. Но важно, если мы запишем в своей душе хотя бы то, что в мировоззрении Магомета был оставлен совсем в стороне Импульс Христа, что в религии Магомета оживает некоторым образом то, что можно было видеть в едином Боге мозаизма. Но здесь этот единый Бог перенесен в другую среду, в то, что почерпнуто из источника египто-халдейского мировоззрения, принесшего по-добное учение о связи событий звездного Неба с мировыми событиями. И мы действительно видим, что все понятия и идеи, которые мы находим у египтян, халдеев, вавилонян и ассирийцев, повторяются в религии Магомета, но будучи пронизанными и озаренными светом того, что мы можем назвать единым Богом Ягве, или Иеговой. Если говорить научно, то арабизм есть удивительное сочета-ние, синтез учений египто-халдейских жрецов, учений халдеев с учением древне-еврейской религии Ягве.
     Но в таких случаях наряду с соединением происходит всегда отсеивание, отбрасывание. И (в арабизме) было отброшено все, что относится к ясновидческсму наблюдению. Осталось только комбинирование, только рассудочное исследование; так что понятие египетского врачебного искусства, халдейской астрономии, исходившие у египтян и у халдеев из древнего ясновидения, выступают в магометанском арабизме в интеллектуализированной, индивидуализированной форме. Через посредство арабов в Европу приносится нечто просеянное. ... Следовательно, мы имеем, с одной стороны, ход развития человечества, в котором Импульс Христа прямо проникает в Европу через Грецию и Италию; и мы имеем другой, более южный путь, делающий обход, минуя Грецию и Италию и связывающий себя с тем, что пришло к нам окружным путем, благодаря импульсу арабизма.
     И только из слияния в некий важный момент религии Христа с религией Магомета могла образоваться наша новейшая культура. По причинам, которые сегодня мы не будем обсуждать, следует полагать, что указанные импульсы длятся в продолжении шести или шести с половиной веков; следовательно, через шесть веков после явления Христа появляется, распространяется, проникает в Европу возобновленный культ Луны и до ХIII в. оплодотворяет культуру Христианства, которая получила свои прямые импульсы другими путями. Ибо происходит постоянный обмен. Кто знает хотя бы внешний ход событий и знает, что в самих монастырях Западной Европы — пусть даже они боролись с арабизмом — арабские мысли вливались и развивались в науке, тот знает также и то, что до определенного, значительного момента в середине ХIII в. (1250 г.) происходило слияние двух импульсов: арабского импульса с прямым Импульсом Христа. ... Солнечный символ сливается с лунным символом, начиная с VI, VII и до ХII-ХIII вв., охватывая, т.обр., период приблизительно в шесть веков. И когда это непосредственное оплодотворение достигло, так сказать, своей цели, то выступило нечто новое, подготовлявшееся в ХII, ХIII вв. Как бы догоняя прямой Им-пульс Христа, в души людей духовно изливается то, что дал 4-й послеатлантиче-ский период. И греческая эпоха посылает вслед как бы догоняющую волну; мы называем ее культурой Ренессанса, которая в течение последующих веков оплодотворяет все прежде бывшее. ... Эта греческая волна опять-таки живет в течение шести веков, т.е. до нашего времени. И мы живем еще в ней. Но мы стоим теперь в переходном моменте, у начала новой шестивековой культурной волны, когда возникает нечто новое и Импульс Христа должен получить новое оплодо-творение. ... Если мы в старом стиле — не в новом — представим себе последо-вательность Луны, Меркурия, Венеры и Солнца, то после возобновленного влияния Луны и после изживания, так сказать, лунной волны в эпоху Ренессанса, мы должны ожидать появления того влияния, которое мы можем правильно обозначить символом Меркурия. ... Последним умом, совместившим в себе полноту науки, Христианства и культуры Ренессанса, является Гете, и мы можем ожидать, что Гете действительно являет в своей душе прекрасное сочетание культуры Ренессанса и науки, т.е. интеллектуализма, оплодотворенного арабизмом, и Христианства. Если мы будем рассматривать Гете так, как мы это делали уже в ряде лет, то легко убедимся, что эти элементы действительно слились в душе Гете. Но после сегодняшних указаний на периоды, длящиеся по 600 лет, мы вправе ожидать, что в душе Гете еще не могло быть влияния Меркурия, которое выступило позднее. Поэтому интересно (и вы это знаете), что это влияние заметно уже у Шопенгауэра. Из моих сообщений вы знаете, что в философию Шопенгауэра вошла восточная мудрость, и именно в форме буддизма. А т.к. символ буддизма видят в Меркурии, то после эпохи Гете вы имеете характерное влияние Будды — ибо Будда равен Меркурию, а Меркурий равен Будде, — подобно тому как в арабизме вы имеете характерное влияние Луны; и мы можем определить, каков этот приток, впадающий в прямой путь Импульса Христа в начале нового шестивекового периода: как возобновление, как новую форму прежнего, мы должны видеть его в буддизме, но с теми ограничениями, какие были даны в моей открытой лекции о Будде (2 марта 1911 г.).
     Спросим же себя: каково прямое направление культуры в будущем? Это — течение Христа. Оно движется прямо вперед. И какие второстепенные течения можем мы отметить? Прежде всего, течение арабизма, который вливается в главный поток, имеет потом паузу и находит свое завершение в культуре Ренессанса. И теперь мы наблюдаем возобновленное течение Будды. Кто может в правильном свете воспринимать эти факты, тот скажет: Из течения Будды следует взять те элементы, которых не было в нашей западной культуре. И мы видим, как известные элементы течения Будды уже вливаются в духовное развитие Запада, например, идеи перевоплощения и кармы. Но одно мы должны прочно начертать в душе: все эти вторичные течения никогда не раскроют нам Центральной Сущности нашего мировоззрения, нашей Духовной Науки. Спрашивать о Существе Христа буддизм или какой-нибудь дохристианский ориентализм, втекающий в наше время в виде обновленных мировоззрений, было бы столь же неразумно, как если бы европейские христиане стали спрашивать о Существе Христа арабов, пришедших в Испанию. 124 (9)

     77. Пра-древняя китайская Тао-религия. "Тао переводится как цель или путь". Но перевод мало что дает. "Для значительной части человечества Тао выражает и выражал уже тысячелетия тому назад наивысшее из всего, на что только могут взирать люди, о чем они думали, что мир, все человечество некогда придут туда и что высшее, которое человек как зародыш носит в себе, однажды разовьется, подобно зрелому цветку, из внутреннейшей человеческой природы. Глубокую, сокровеннейшую душевную основу и одновременно возвышенное будущее означает Тао. С робким почтением люди, знавшие, в чем тут заключается дело, едва осмеливались не то что говорить, а даже думать о Тао. Тао-религия основывается на принципе развития, и она говорит: весь окружающий мир в данный момент есть лишь стадия, которая будет преодолена. Развитие, в которое включен ныне человек, имеет целью, чтобы он развился до более высокой цели, и в нем имеется сила, поощряющая его прийти к великой цели Тао. Если я чувствую эту силу в себе, а также чувствую, что все существа вместе со мною направляются к этой цели, то тогда эта сила является для меня направляющей; она веет мне из ветра, звучит из камня, сверкает из молнии, гремит из грома, посылает свой свет с Солнца. В растении она является как сила роста, в животном — как ощущение и восприятие. Это сила, которая производит из формы форму вплоть до той возвышенной цели; благодаря ей я чувствую себя единым со всей природой... Эту силу я ощущаю как Тао. — В этой религии вначале не говорилось о потустороннем Боге и ни о чем, лежащем вне мира, но о том, благодаря чему человек обретает силу для прогресса человечества. Тао особенно ощущали в то время, когда человек был связан с божественным пра-источником, в эпоху Атлантиды". Тогда люди образовывали себе символические представления, осмысленные образо-представления; восприятие тогда еще не становилось понятием. 54(7)
     "Я имею в виду не религию Конфуция, не то, что распространилось в Индии и Китае как буддизм, когда говорю об остатках пра-древней китайской религии, о Тао-религии. Эта религия указывает Людям на Тао. В переводе Тао означает "цель" или "путь". Но, ограничившись одним переводом, никакого ясного представления о сути религии не получить. Тао выражает и уже тысячи лет выражало для большой части человечества нечто высочайшее, на что человек может взирать, о чем он может размышлять как об источнике, из которого однажды изошел мир и все человечество, — то высочайшее, которое в виде зародыша (семени) человек носит в себе, и оно некогда разовьется из внутреннейшей природы человека и явит себя как зрелый цветок. Глубины, сокрытые основы души и одновременно возвышенное будущее — все означает Тао. С робким почтением не только говорит, но думает о Тао тот, кто понимает, в чем тут дело. Тао-религия основывается на принципе развития, ее приверженцы говорят: что сегодня окружает меня, есть лишь стадия, которая будет преодолена". Я прохожу развитие, у которого есть цель — "великая цель Тао". Все существа стремятся к ней, черпая силу из камней, молнии, грома, солнечного света. Эта сила проявляется в росте растений, у животных — в способности ощущать и воспринимать. "В той религии сначала ничего не говорится о потустороннем Боге, ничего о том, что пребывает вне мира. В ней говорится о том, благодаря чему можно найти силу для прогресса человечества".
     В Атлантиде вся окружавшая людей природа говорила с ними воспринимаемым языком. Мудрость (Weisheit, содержавшаяся в водах — Wassern) звучала к ним в Тао. В нашем языке в капле росы (Tau) мы имеем выражение того же самого, чем было слово Тао, открывавшее людям мудрость воды. По латыни Tau означает ros и crux. Ros-crux означает то же самое, что знак Тао, крест и росинку (Tau) на растении. Таково эзотерическое значение креста с розами". 265, с. 324-325, 335

     148. "Если оккультное познание достигается человеческим существом, поскольку оно свободно от физ. тела, если теософия передает оккультное познание во внешних мыслях и в словесных выражениях, то философия стремится достичь мировых основ теми средствами познания, которые хотя и тонки и изощренны, но все же связаны с мозгом как с орудием. Философия... не хочет, в противовес теософии, давать что-либо добытое вне человеческого тела; она хочет подойти к первопричинам бытия со средствами обыкновенного познания... которые связаны с телом". Философию человек должен добывать с помощью своих личных средств; до оккультизма же он дорастает, лишь когда освободится от личности. Так философия становится в известном смысле противоположностью оккультизма. "Оккультизм устраняет все личное. Он не есть философская система, которая исходит от личности, а напротив, он является тем, что исходит из внеличного и потому становится общепонятным. Когда оккультизм делает усилие стать теософией, то он может говорить к каждому человеческому сердцу, к каждой человеческой душе".
     "Оккультная точка зрения в своих результатах всегда одна и та же для всего человечества. Поистине не существует различных оккультных точек зрения... как не существует различных математических точек зрения. Оккультизм также и в отношении опыта, где бы он ни проявлялся, был всегда единым оккультизмом. И если в теософиях ... — внешних одеяниях оккультизма — оказывались различия, то это происходило потому, что для одного народа, для одной эпохи человечества было нужно избрать иное одеяние, чем для другого народа и другой эпохи. В этом одеянии и образе мыслей состоит различие теософий на Земле".
     "Благодаря тому, что религии исходят уже из теософского одеяния (т.е. выраженного в понятиях) оккультизма, они были различны смотря по народу и эпохе". "Поскольку теософия должна стараться, особенно в наше время, быть отвечающим современности одеянием оккультизма, то она должна иметь стремление воспринимать в себя как можно меньше тех различий, которые выступают в человечестве... Она должна преодолеть отдельные мировоззрения и религиозную дифференциацию..." 137(1)

     155. "Один вид диалога человека с внешним миром состоит в том, что он рассматривает свое внутреннее как внешнее и этому вовне перенесенному внутреннему приписывает господство над природой, видит в нем ее законодателя. Этим я характеризую точку зрения религиозного человека". Провозвестники всегда знают, что нравится Богу, а что нет. Религиозный человек "пытается судить о мире исходя из себя, но ему не хватает мужества также и себе приписать ответственность за эти суждения, поэтому он изобретает существо во внешнем мире, на которое и взваливает эту ответственность. ... Каждая религия полагает человеческое Я регентом мира, но не сознает этого. ... Человеку нравится, что в мире он стоит вверху, на первом месте. Но он не отваживается представить себе себя как вершину творения. Поэтому он изобретает богов по своему образу и подобию и дает им управлять миром. Когда он так мыслит, то мыслит религиозно". Со временем религиозное мышление сменилось философским. 30 с. 101,103

     164. "Нет никаких письменных свидетельств той эпохи ... которая называется древнеиндийской. Если мы воспользуемся современными словами, то эту пра-древнюю индийскую культуру мы должны назвать в высшем смысле религиозной культурой.
     Религиозный элемент этой пра-древней культуры был таков, что он охватывал все, что мы с нашей современной точки зрения называем наукой и искусством. ... Эта религиозная культура порождала в людях чувство, что они в глубинах своего существа связаны с божественно-духовным миром". Этим были пронизаны как бодрственное, так и сонное сознание. "...Религиозное же было таково, что в содержании, которое те люди связывали с религиозным, имелось в то же время образное знание о существе человека и широко распространенное образное знание о строении Мироздания". "Совершая поступок, человек тогда говорил: божественно-духовное существо сделало это. И в те древние времена люди также хорошо знали, что за Божественно-духовными существами пребывают Люцифер и Ариман, и они сознавали, что когда божественно-духовное господствует в них, то оно может рядом с добром творить также и зло".
     "В расцвете 2-й послеатлантической культуры, в пра-персидское время поблекла глубочайшая, интенсивнейшая религиозность и человек должен был начать кое-что развивать из себя, чтобы более активным образом, чем прежде, постигать свою связь с космическим Божественно-духовным". "В пра-персидскую эпоху у посвященных на место древней нераздельной религиозности выступило другое: философия ("София" — так называли греки божественно-духовный Космос, уже плохо различимый в отдельностях), религия. Философию вырабатывали, религию наследовали, но, став унаследованной, она поблекла".
     В 3-ю, халдео-египетскую эпоху "внутренняя активность человека должна была стать еще более значительной. Человек должен был теперь свою любовь связывать не только с божественной Софией, что как пра-свет (Аура Маздао) пронизывала блеском мир, но человек должен был связать свою судьбу, свое положение в мире с тем, что было видно в мировых письменах благодаря констелляциям звезд, благодаря движению звезд в пределах космоса. И то, что теперь вырабатывалось заново, было Космо-Софией. Эта Космософия хотя и содержала указания на божественно-духовных существ, но видели в космических письменах большей частью только выраженными деяния этих существ. При этом еще больше поблекли философия и религия. ... Люди своими душами жили больше во внеземном, чем в земном. ... Они, например, с внутренним участием ждали определенного появления Сириуса, они вглядывались в констелляции планет. И то, что они видели, они связывали с тем, как будет себя вести Нил в отношении их земных нужд. Но в первую очередь они говорили не о земном. ... Что ощущали люди в то время, можно выразить примерно следующим образом:
     Ах, темно Земли лицо,
     Когда Солнце, бледнея, темнеет,
     Но сколь светло мое дневное поле,
     Коль душа освещает его мудростью звезд".
     Поэтому позже египтяне могли сказать грекам: ваше воззрение на мир как у ребенка, ибо вы знаете только о Земле. "Однако греки воспринимали эту темноту Земли как светлое. Греки вообще имели тенденцию постепенно преодолеть Космософию, изменить ее. И когда созерцаемое в небесных далях стало еще более бледным, они Космософию преобразовали в Геософию. Космософия стала для них лишь традицией; они могли кк лишь изучать, когда обращались к тем, кто им мог о ней сообщать". Так, например, Пифагор в Азии у египтян и халдеев изучал в Мистериях их Космософию.
     "Только Геософия греков — на это теперь мало обращают внимания — в отношении земного была такой наукой, такой мудростью, что человек действительно чувствовал себя связанным с Землей, и это связанное с Землей бытие носило душевный характер ... у образованных греков. Особым образом греки оживляли источники нимфами, оживляли богами Олимп... и это сводилось не к геологии, где Земля охватывается лишь понятиями, но к Геософии, где сущностное в Земле познавалось в переживании, и познаваясь, переживалось. Современное человечество знает лишь абстрактно то, что вообще было живым вплоть до четвертого христианского столетия". И еще у Скотуса Эригены мы находим в его "Классификации природы" следы Геософии". С ХV столетия Геософия померкла совершенно, она превратилась в геологию. Космософия превратилась в космологию. Философия осталась сама по себе, но из нее сделали абстрактное существо, которое в действительности следовало бы назвать филологией...". Осталась и религия, стоящая в стороне от всякого познания. Но теперь перед человеком встает возможность нового восхождения. "Ибо когда он станет дальше вырабатывать абстракции, то через имагинации он сможет опять продвинуться к некоего рода Геософии и Космософии. Через инспирацию он углубит Космософию и продвинется к истинной философии, а через интуицию он углубит философию и придет к действительному религиозному миропониманию, которое вновь должно соединиться с познанием".
     "1-я послеатл. эпоха: интенсивная религия. 2-я послеатл. эпоха: поблекшая религия: фило-София, религия.
     3-я послеатл. эпоха: дальнейшее побледнение; поблекшая философия: Космософия, философия, религия.
     4-я послеатл. эпоха: дальнейшее побледнение...: Геософия = Космософия, философия, религия.
     5-я послеатл. эпоха: дальнейшее побледнение...: геология, космология, философия, религия". 210(3)

     250. "То, чем для Плотина являлось его собственное мистическое переживание, что инспирировало его идеи, тем в широко распространившейся жизни являются для духовного развития человечества религиозные импульсы в период, который начинается с угасания греческого мировоззрения и продолжается приблизительно до Скоттуса Эригены (умершего в 885 г.). Развитие мысли в этот период прекращается не вполне. Развиваются даже величественные, всеобъемлющие мыслительные построения. Но источник их мыслительных сил находится не в них самих, а в религиозных импульсах. Выявляющиеся при этом мысли суть продолжающиеся греческие мысли. Их воспринимают и перестраивают. Но им не дают произрасти из самих себя. Из глубины религиозной жизни выступают мировоззрения. В них живет не развивающаяся жизнь, а религиозные импульсы, стремящиеся к тому, чтобы в добытых мыслях найти свое выражение.
     Значительные мыслители стремятся оправдать перед древними мировоззрениями то, что раскрывает религия. Таким образом возникает то, что история обозначает как гнозис в более христианской или в более языческой окраске. С гнозисом связаны такие индивидуальности, как Валентин, Василид, Маркион". 8(3)

     405. Христиан Герман Вей с считал необходимым подняться от мировоззрения Гегеля к совершенно богословскому мировоззрению. В христианской идее о трех лицах в одном Божестве он видел цель своего мышления. Поэтому он стремился с необычайным остроумием представить эту идею как результат естественного, непредвзятого мышления...
     Антон Гюнтер — "венский философ" и находящийся под его влиянием Мартин Дейтингер движутся со своими мировоззрениями целиком в пределах католического богословского образа мышления. Первый стремится отделить человека от естественного миропорядка, разделяя его на две части: на природное существо, принадлежащее, подобно низким вещам, необходимой закономерности, и на духовное существо, являющееся самостоятельной частью высшего духовного мира.... Сама церковь не придерживалась этого взгляда, ибо в Риме произведения Гюнтера были включены в индекс запрещенных книг. Дейтингер резко боролся против чистого мышления Гегеля, которое, по его мнению, не должно поглотить полного жизни бытия. Живая воля для него выше, чем чистая мысль. Первая может, как творческое начало, действительно нечто создать; вторая — бессильна и абстрактна. Эту живую волю своей исходной точкой делает также Трандорф. Мир не может быть объяснен из царства теней. Но сильная воля должна овладеть этой идеей, чтобы создать подлинное бытие. Человеку раскрывается глубочайшее содержание мира не в мыслящем понимании этого последнего, но в возбуждении чувств, в любви, через которую отдельный человек отдается общему—господствующей по Вселенной воле. Совершенно ясно: все эти мыслители стараются преодолеть мышление и его предмет: чистую идею. ... Философы считают, что теплая религиозная отдача первосилам бытия разрушается ясным чистым мышлением".
     "Неправильное понимание мира мыслей Гегеля... разделило приверженцев Гегеля на две партии, из которых одна видела в его мировоззрении крепкую опору христианского откровения, а другая пользовалась его учением для того, чтобы рассеять христианские воззрения и заменить их радикально свободомыслящими взглядами.
     Ни та, ни другая партия не могла бы сослаться на Гегеля, если бы они его правильно поняли. Ибо в мировоззрении Гегеля нет ничего, могущего послужить опорой религии или привести к ее уничтожению. Как не хотел он создать какого-либо явления природы из чистой мысли, так не имел он этого в виду и по отношению к религии. Подобно тому, как из процессов природы он хотел выделить чистую мысль и таким образом понять ее, так и по отношению к религии целью его было преимущественно вскрыть содержание ее мысли".
     "Это и было ошибкой Им. Фихте, Дейтингера, Вейса и других, что они боролись с Гегелем на том основании, что он из сферы чистого мышления не развился до религиозного понимания личного божества. Но такой задачи Гегель никогда не ставил. Он рассматривал ее как дело религиозного сознания. Им. Фихте, Вейс, Краузе, Дейтингер и др. хотели из мировоззрения создать религию. Подобная задача показалась бы Гегелю столь же абсурдной, как если бы из идеи света кто-нибудь захотел осветить мир или из идеи магнетизма создать магнит. Правда, по его мнению, религия, как и весь мир природы и духа, происходит из идеи. Поэтому человеческий дух может найти эту идею в религии. Но, подобно тому, как магнит был создан из идеи магнетизма до возникновения человеческого духа и последнему предстояло лишь понять это возникновение впоследствии, так и религия возникла из мыслей до того, как мысль засияла в человеческой душе как составная часть мировоззрения. Если бы Гегель дожил до критики религии своих учеников, он должен был бы сказать: руки прочь от основ религии, от возникновения религиозных представлений, если вы хотите оставаться мыслителями, а не мессиями. Мировоззрение Гегеля, правильно понятое, не может воздействовать на религиозное сознание". 18(8)

     50. "Переживаемое человеком, когда все органы чувств в нем закрыты ... есть, воистину, усеян­ное звездами небо ... Это был великий момент в жизни ученика др.Мистерий ... он воспринимал то, что составляет внутреннюю поверхность мозга и созерцал оттуда пронизанного светом среднего человека. Тог­да в полной тьме (ибо все чувства были закрыты и в отношении внешнего он был подобен спящему), в ночи посреди темной поверхности неба он вос­принимал, как бы внутренне глядя вниз, Солнце. В античных Мис­териях это называли видением полуночного Солнца: струящийся солнечный свет посреди более слабого, по сравнению с ним, звездного сияния.
     Оккультный ученик мог сказать себе: да, как я воспринимаю струящийся солнечный свет, т.е. Солнце в себе самом, когда созерцаю в себе среднего человека, так я могу — ибо это есть реальное действие Солнца — видеть благодаря верхнему человеку небесное пространство с его звездами. Что я вижу звезды, а не полную тьму — это зависит от того, что мозг так же связан со звездами, как мой средний человек связан с Солнцем". Когда оккультные учителя приходили к основателям религий, то говорили им о том, что им было ближе. "Людям, земное благополучие которых зависело от телесного благополучия среднего человека, оккультные основатели религий могли сказать: что составляет ваше благополучие — это исходит от существа Солнца. И такие люди становились последователями солнечной религии". Это были люди, развивавшие доблесть сильного духа, храбрость. Посвященные отвлекали их от переживания только своего здоровья и приводили к благоговению. Людей, более предрасположенных к развитию верхнего чело­века, оккультные учителя религий приводили к поклонению звездному небу (или, как говорилось, "ночи"). Так, им указывалось на истинное начало их мышления. Итак, мужественные, воинственные народы поклоня­лись Солнцу, дню; мыслящие — ночи, звездам. Но были еще народы, жившие в некоем полусознании, соединяя вместе сознание дня и ночи в виде древнего ясновидения. "В известных состояниях сознания они мо­ли воспринимать своего среднего человека ... но в его действии на мозгового (верхнего) человека".
     Возникавшее тогда видение было не рефлексией, а непосредственным созерцанием солнечности собственного внутреннего существа. Само же древнее ясновидение зависело от Луны, от ее фаз; 14 дней оно прибывало, 14 — убывало. В середине действие было наиболее сильно. В этих народах возникало почитание луны. "Моисей познал этот лунный культ в истинном его первоисточнике у египетских посвященных ... культ Ягве в древнееврейском народе есть одухотворенный культ Луны". 137 (7)