902. "После крушения царизма сначала было заметно некоторое пробивание того элемента, который в существенном связан с совершенно бесплодным классом, с крупной буржуазией. ... Это могло быть только эпизодом; о нeм, собственно, не приходится много говорить, т.к. то, что идeт из этого класса, я бы хотел сказать, совершенно естественно, не обладает никакими идеями, не может обладать ими; как идущее от класса, конечно. Говоря о таких вещах, я никогда не имею в виду отдельных индивидуумов.
     Элементы с левым уклоном — ими сначала были те, кто поднялся из гражданского населения, смешавшись более или менее с рабочим элементом. Это были предводители, т.наз. социал-революционеры, к которым мало-помалу прибились и меньшевики. Это те люди, которые в существенном, считаясь чисто внешне с их числом, очень легко могли бы сыграть руководящую роль в дальнейшем развитии русской революции. Как вы знаете, до этого не дошло. К власти пришли радикальные левые элементы. И когда они пришли к власти, то социал-революционеры, меньшевики и их единомышленники на Западе были, разумеется, убеждены, что всe это "великолепие" продлится не более недели, а затем всe рухнет. Но вот, это уже тянется больше недели. ...Что же таится за всем этим? Говоря языком физики, я бы сказал: эта проблема русской революции, от октября и в течение последующих месяцев вплоть до сегодняшних дней, не есть проблема давления — говоря языком физики, — а проблема всасывания. ... Вы знаете, что оттягиванием поршня в насосе создаeтся безвоздушное пространство; если затем открыть клапан, то туда со свистом ворвется воздух. Он ворвется туда не потому, что он этого хочет сам по себе, но потому, что там создано безвоздушное пространство. ...
     Социал-революционеры и меньшевики оказались совершенно безыдейными. Они были в преобладающем большинстве, но были совершенно безыдейными. ... им нечего было сказать о будущем человечества. ... Так образовалось безвоздушное пространство, т.е. в данном случае безыдейное пространство, и в него со свистом ворвалось то, что, само собой разумеется, стоит ещe радикальнее слева. Не следует думать, что радикальнейшим социалистическим элементам в России, которые с самой Россией имеют мало чего общего, по собственному их существу было предначертано как-то укрепиться в ней. Они никогда не смогли бы этого сделать, если бы социал-революционеры и те, кто был с ними — это различные группы, — обладали бы хоть какими-нибудь идеями, чтобы взять на себя руководство. Конечно, дорогие друзья, вы можете спросить: какие же у них должны быть идеи? В наше время плодотворный ответ здесь сможет найти только тот, кто больше не пугается и не трусит, когда ему говоришь: для такой смены не существует никаких иных плодотворных идей, кроме тех, которые приходят из духовнонаучных переживаний. Другой помощи не существует. ... Так обстоит дело, конечно, не только в России, но только эта русская революция в еe последней — пока что последней — фазе может с исключительной ясностью показать ... как день за днeм там отстраняются люди, создавшие безвоздушное пространство, и как всасываются другие, т.е. занимают их места". 185(4)

937. "События, разыгравшиеся в марте (февр.революция в России) — свержение царизма, — носят метафизический характер. Их можно понять только в том случае, если принять во внимание их метафизический характер.
     В своей сфере мы можем непредвзято обсудить подобные вещи. ... Почему вообще существует царизм? Если отвлечься от отдельных пацифистов, упрямцев, которые в шутовстве, балагурстве царского мирного манифеста видели что-то серьeзное, то можно сказать: собственно, те, кто по различным основаниям был связан с русским царством, они не любили царизм! А те, которые его любили, их любовь также не была особенно честной. Но почему вообще существовал царизм? Царизм существовал — я выражусь парадоксально — для того, чтобы Европе было что ненавидеть. Эти силы ненависти было необходимо возбуждать. Существовал царизм, и царизм вeл себя так, чтобы Европе было что ненавидеть. Ненависть была нужна Европе как подставка для кое-чего другого. Царь должен был существовать, чтобы прежде всего быть пунктом, вокруг которого могла бы концентрироваться ненависть; ибо одна волна ненависти теперь уже готова, и после этих дней о ней можно будет судить уже и внешне. То, что теперь разыгрывается, преобразуется в мощное чувство ненависти, которое больше не понять так, как ранее понимали симпатию и антипатию... на физическом плане. Ибо будут ненавидеть не просто люди. Средняя и Восточная Европа будут ненавидимы не людьми, а определeнными демонами, которые будут жить в людях. Время, когда восточная Европа будет ненавидима даже больше, чем Средняя Европа, такое время скоро придeт.
     Эти вещи следует понять, эти вещи не следует брать легко. Они должны быть поняты, если люди решатся искать связь с духовным миром". 180(13)