327. Всю греко-латинскую эпоху можно разбить на три периода: первый — от 747 г. (основание Рима) до 27 г. до Р.Х.; второй — от 27 г. до 693 г. по Р.Х.; третий — от 693 г. до 1413 г. "В первый период человеческие души развивались из внутренних основ человеческого развития (имеются в виду люди, жившие в бассейне Средиземного моря), так что как души они теряли связь со всеобщим духовным миром". Предыдущее развитие души ощущающей в египетскую культуру эту связь переживало постоянно. "И в отношении этого космического чувства в VIII столетии до нашего летоисчисления наступил кризис, настоящая катастрофа в среде человечества". Иссякло старое ясновидение, а с другой стороны восходила греческая культура, в основе которой лежало переживание человеком самого себя как обособленного существа, а не как члена космоса. Человеческую всеобщность, всеобщую человеческую жизнь переживал он теперь в себе.
     "С одной стороны, мы имеем поток живущего в той культуре человечества, а с другой — тот поток, внутри которого разыгралась Мистерия Голгофы. Оба они протекают некоторым образом рядом один с другим. Такое могло происходить благодаря тому, что в то время, как совершалось божественное событие, человек, культурный человек, отпал от богов, жил жизнью, не имевшей никакой непосредственной связи с духовным. ...
     Такое отношение проходящих рядом друг с другом внешней культуры и мистериального события было немыслимо ни в один из предыдущих культурных периодов человечества... всегда протекавших в тесной связи с Божественно-духовным".
     Во второй отрезок времени (27-693 гг.) профаническая культура Средней Европы приняла Событие Христа, но чисто внешне, так что продолжала держаться вдали от внутреннего понимания Мистерии Голгофы. "Все, что могло вести к пониманию Мистерии Голгофы, объявлялось ересью; и при этом пытались облечь в тривиальные формулы то, что в эти формулы ни в малейшей степени облечься не может".
     Понять этот период можно в том случае, если иметь в виду, что "человечеству была определена вера, что все человеческое познание, все человеческие ощущения годятся лишь для чувственного, посюстороннего". Кончилось все тем, что в VIII, IX вв. над европейским человечеством простерся род затмения в отношении связи человеческой души со сверхчувственным. И такое явление, как Бернард Клервоский (1091—1153), типичное для того времени, являет нам полное энтузиазма стремление остаться по ту сторону физически-чувственного. "Он говорит: меня может постичь грех; правильное же есть нечто такое, что протекает само для себя, что некоторым образом протекает по ту сторону потока, в который вылетела (упала) человеческая душа".
     Весь 3-й отрезок греко-латинской культуры проходит в стремлении доказать, что с человеческими идеями и понятиями не следует стремиться понять, что происходит в духовной действительности. Это следует передать откровению. Так образовалась сила церкви: не просто из теологических импульсов, но через направление сил познания, собственных сил души лишь на физически-чувственную жизнь, а не на познание сверхчувственного. Понятие веры образовалось не в первые столетия, а позднее. "Это понятие веры означает: в Божественно-духовное можно только верить, но знание о нем невозможно". Наследием такого представления мы живем и поныне.
     В 5-й послеатлантической эпохе эта тенденция вообще вылилась в отрицание сверхчувственного. "Развилась вера, что сверхчувственное вообще лишь измышлено человеком и никакой реальностью не обладает. Если действительно хотят понять происхождение материализма исторически-психологически, то его следует искать в церкви. Естественно, церковь также есть лишь внешнее выражение более глубоких, действующих в развитии человечества сил, но действительное познание человеческого развития поймут лишь тогда, когда совсем точно увидят, как одно действительно возникает из другого. Правоверные в 4-й послеатлантической эпохе говорили: человеческая способность познания предназначена лишь для понимания чувственных взаимосвязей; сверхчувственное должно быть предоставлено откровению, о нем нечего говорить, ибо всякие разговоры ведут к ереси, к заблуждениям. — Современный марксист, современный социал-демократ, они являются верными сыновьями того воззрения и последовательно выводимы из католицизма предыдущих столетий. Они говорят: всякая наука, достойная этого звания, может трактовать лишь только о чувственно-физических событиях; духовной науки быть не может, т.к. нет никакого духа; духовная наука есть не более, чем наука об обществе, о человеческой совместной жизни".
     "Людям говорили: ваши человеческие силы должны ограничиваться едой и питьем, а что сверх того происходит в мире — это живет над вами. Но так поступать в Западной Европе не могли; так могли поступать в Восточной Европе, и в этом состоит смысл раскола церкви на западную и восточноевропейскую. В Восточной Европе человек действительно был ограничен чувственным миром и в нем должен был развивать силы. А в мистериалъных высях, совершенно не касаясь чувственного, должно было развиваться то, что затем вело к ортодоксальной религии. Здесь было действительно строго разделено то, что человек выносил из своего человеческого, и то, что действительно было духовным миром, что как одно-единственное веяло и жило в парящем над людьми культе.
     И что могло здесь развиться? В различных нюансах здесь должно было развиться ощущение: значением, действительностью обладает, собственно, только чувственно-физическое. Можно сказать: силы которыми не пользуются, но обращаются с ними так, что запирают их в себе, не развиваются, чахнут. И если человек столетиями удерживается от того, чтобы в своем духе постигать сверхчувственное, то его силы остаются без употребления и исчезают полностью. И это полное их исчезновение мы находим в современном социалистическом мировоззрении. Несчастье состоит не в социализме, а в том, что он полностью отклоняет духовно-сверхчувственное и вынужден поэтому ограничить себя одной только социальной структурой животного в человеке. Эта социальная структура животного в человеке подготовлена надломом сверхчувственных сил в человеке. Она возникла благодаря тому, что люди были вынуждены сказать себе: мы совсем не хотим, познавая и переживая, наши души связывать с тем, что, собственно, составляет поток их жизни как таковой, который вызывает наше блаженство и в который вплетена Мистерия Голгофы.
     С чем это связано? Это связано с тем, что в 4-м послеатлантическом периоде с совершенно особой силой действовали люциферические силы. Они отделили людей от космоса; ибо эти силы постоянно стремятся изолировать человека эгоистически, отделить его от всего духовного космоса также и в знании о его связи с физическим космосом. Поэтому не было никакого естествознания в эпоху наивысшего расцвета этого отделения. Там господствовало люциферическое. И можно сказать: то, что тогда действовало в разделении чувственного знания и сверхчувственной догматики, было люциферического рода. Люциферическому противостоит ариманическое. Это два врага человеческой души. Отдача сверхчувственных человеческих сил умиранию — что затем привело к животной форме социализма, который теперь, опустошая и разрушая, должен охватить человечество — возводима к люциферическим силам. Новое, что развивается в наш век, имеет иную природу; оно более ариманической природы. Люциферическое хочет изолировать человека, отделить от духовно-сверхчувственного, предоставить его переживаниям в себе иллюзии всеобщности. Ариманическое же, напротив, нагоняет страх перед духовным, не позволяет подойти к духовному, создает иллюзию, будто бы духовное для человека недостижимо. Если люциферическое удержание человека от сверхчувственного носит более воспитательный, культурно-воспитательный характер, то ариманическое удержание от сверхчувственного, основанное на страхе перед духовным, в эпоху с XV в. прорвалось более природным образом. Люциферическое отделение от духа в жизни в большей степени смогло выступить под покровом ортодоксального Христианства на Востоке, ариманическое... — на Западе... в элементе американской культуры.
     Подобные истины, может быть неудобны, но... порядок в нашем хаосе восстановят лишь тогда, когда различные течения распознают в их истинном виде". 181 (20)

70. "В тот момент, когда люди соединяются для достижения какой-либо общей цели, образуется карма сообщества. ... В России была секта духоборов, отличавшаяся глубокой религиозностью. В наивной, прекрасной форме они обладали теософским учением. Эти люди преследовались, и внешне они как-будто бы не оставили никакого следа. ... Но все, кто был соединен в секте духоборов, в следующем воплощении вновь будут действовать вместе, чтобы то, чему они учили в прошлом, излить в человечество. ... Подобным же образом действует секта манихеев".93-а(13)

319. "Рим, оттеснивший движение самой непрекращающейся метаморфозы Христова вершения на восток, преобразовал духовное господство Христа в мирское господство церкви. Рим декретировал: всe, что связано со Христом, было делом одного единственного откровения в начале нашего летоисчисления. ... И это откровение передано церкви, и церкви надлежит внешне нести это откровение дальше. Но тем самым откровение Христа делалось в то же время вопросом мирской, светской власти и втягивалось под церковное управление, под церковное господство. На это важно обратить внимание. Этим было совершено не более не менее, как то, что из Христова Импульса была вырвана определeнная часть. Полный Импульс Христа существует в Христовом народе (русском), который несeт его дальше таким образом, что этот Импульс Христа действительно продолжает действовать в непосредственной современности. Римская церковь разрушила его постоянно длящееся действие, сконцентрировала Импульс Христа на начале нашего летоисчисления, а всe позднейшее перенесла в традицию или письменное предание, которое должно существовать дальше лишь через церковное управление. ... Этим Импульс Христа был низведeн из спиритуальных высот, на которых он всегда оставался на Востоке, и введeн в политические махинации, в ту спайку политики и церкви ... характерную уже для средневековья. В России, несмотря на то, что царя ... называли папой русской церкви, такой спайки в действительности не существовало; она существовала лишь внешне, в иллюзорных явлениях. Здесь как раз таится значительная тайна европейского развития. Действительное слияние, смешение реальных вопросов власти и вопросов церковного управления шло из Рима".
     К началу 5-го послеатлантического периода это смешение достигло определeнного кризиса. До XV века связь Божественного с физическим определялась догматами. Но с развитием стремления человека постичь себя встал вопрос: чем является личность Христа Иисуса? "В сущности говоря, этот вопрос был в центре всех споров того времени — Гуса, Виклифа, Лютера, Цвингли, Кальвина, анабаптистов, Каспара Швенкфельда (1489—1561), Себастьяна Франка (1499—1543; написал "Невидимую церковь Духа") и др. — и приводил всегда к тому, что желали понять: какова связь божественной духовной природы Христа с человечески-мирской Его природой. Всe вращалось вокруг этого вопроса. ... Можно сказать: всe, на что влиял Рим, стало народом церкви. Возникли церкви, секты и т.д., которые имеют некоторое значение.
     Не говорите, дорогие друзья, что в России также возникли секты. Как раз тем и коверкаешь всe наблюдение действительности, что применяешь одно слово к тому, что в иной области и становится иным. Кто изучит сущность русских сект, тот обнаружит, что в действительности у них нет ни малейшего сходства с тем, что имеет место у народа сект. ... Восстание против единой, суггестивно орудующей с подсознательными силами римско-католической церкви отмечает как раз жизнь и стремление людей от начала XV в. ... И как противоудар этому приступу личности... на помощь романизму приходит иезуитизм". 185(8)

947. "Некоторые люди представляют себе русскую революцию как событие, возникшее на пару месяцев ... тогда как в действительности в подосновах здесь присутствует то, что в ходе столетий как неви­димая, ставшая непостижимой спиритуальная жизнь отодвигалось на Восток, застаивалось там, а теперь совершенно неопределeнным, хаотическим образом работает так, что люди, стоящие в сфере того, что ныне там, на Востоке, происходит, столь же мало действительно живут в этом, сколь люди, плавающие в море, содержат внутри себя морскую воду (если они не утопленники) ... Люди плавают в том, что те­перь происходит, но совсем мало предчувствуют, что же там теснится на поверхность и что уже с IX века было отодвинуто на Восток, чтобы быть там некоторым образом сохранeнным, дабы проделать раз­витие в более поздние времена". Людям, населившим в результате переселения Восточную Европу, в ду­ши были внедрены спиритуальные импульсы, которые в Зап., Южной и Центр. Европе не могли быть испо­льзованы. ... Восток, без того, чтобы он знал об этом — ведь многие действительно важные вещи про­исходят для людей в их подсознательном, — остаeтся строго стоять на основе евангельского изречения: "Моe Царство не от мира сего". Поэтому на Востоке то, что составляет физический план, всегда строго замыкается от спиритуального мира". Запад же стремится этот мир сделать царством Христа. Уже с IX в. Рим порвал с изречением: "Моe Царство не от мира сего". Однако же Царство Христа на Земле не может быть основано просто на принципах внешнего природного бытия. За завесой чувственного мира открывают­ся спиритуальные миры. Это предчувствовал, например, Рафаэль и выразил в своeм "Диспуте".
     "Спиритуальный мир с IX в. так сдвинут на Восток, как я бы сказал, облака на этой картине сдвинуты вверх и там ожидают, когда придeт их время". Запад же идeт путeм 5-й культуры, и на картине внизу (прича­стие) стоит сигнатура: "Моe Царство от сего мира"; и таковым оно будет становиться всe больше в со­временной культуре. 292(10)

Полярность

1218. "Вглядитесь в мир Востока, в то, что там восходит из глубин народного, тогда обнаруживается — поскольку Восток в отношении пра-элемента полностью пришел в упадок и не сознает больше самого себя, поскольку Восток позволил затенить себя тем, что я характеризовал как наивнейшие радикальные побеги Запада, — что, собственно говоря, основные нюансы ощущений Востока можно найти, только возвращаясь к прошлым временам и учась у них. Конечно, все, что содержалось в человечестве Востока в прошлом, содержится в нем и теперь, но сегодня все это “пролилось”. Что жило на Востоке, что на Востоке пронизывало души, все это, в конце концов, живет во внешних побегах там, где этого больше не понимают, где это стало суеверным культом, стало лицемерным бормотаньем попов в ортодоксальном русском культе, которого не понимают и те, кто его совершает. Это одна линия, идущая от древнего индуизма до хныкающих формул русского культа, лицемерно звучащих на устах толпы. Ибо вся изживающаяся в этом предрасположенность, дающая Востоку его душевный отпечаток и поныне, но в подавленном виде, есть предрасположенность к развитию той духовной конституции, что ведет человека за порог рождения, в жизнь еще до зачатия. Первоначально мировоззрение и религиозность, пронизывавшие Восток, были связаны с понятиями, которые Запад совершенно утратил. Запад, как я уже говорил, имеет понятие бессмертия, но не имеет понятия нерожденности. ... Восток же, благодаря особой предрасположенности своей души еще воспринимавшей в мысли, в представления имагинации, инспирации, благодаря этому особому содержательному изживанию мира представлений меньше смотрел на посмертную жизнь, а более на жизнь до рождения. И жизнь здесь, в чувственном мире, он рассматривал как такую, которая идет к нему после того, как он воспринял свою задачу до рождения, так что он должен проходить ее здесь в смысле полученной задачи. Существовала предрасположенность к тому, чтобы эту (земную) жизнь рассматривать как долг перед Богом, взятый до нисхождения в земное, плотское тело". Из такого мировоззрения должно было как само собой разумеющееся следовать прозрение в повторные земные жизни.
     В то же время, подчиненность задаче, полученной до рождения, наложила отпечаток на всю политическую, социальную и хозяйственную жизнь Востока. "Но эта жизнь, эта душевная конституция особенно подходит для того, чтобы человеческий душевный взгляд направить на духовное, чтобы наполнить человека сверхчувственным миром. Ибо он рассматривает себя здесь целиком и полностью как творение сверхчувственного мира, как нечто такое, что лишь сверхчувственную жизнь продолжает здесь через чувственную". Сегодня эта душевная конституция надломилась и выступает, я бы сказал, как бы из рахитичных членов души, например, у Тагора. 199(7)

4. Восток — Запад и Христианство

1281. "Уже начиная с России и через всю Азию проносит весь Восток силы, которые не в состоянии в резко очерченных понятиях подниматься к Божественно-духовному, но которые предрасположены к тому, чтобы из глубин чувств осуществлять это восхождение к духовным силам". На Востоке можно часто встре­тить комнату, где живут простые люди. В углу устроен алтарь с образом Богоматери. Когда приходят гос­ти, то сначала они приветствуют образ Богоматери, а потом уже находящихся в комнате людей. "И это есть нечто такое, что происходит из совсем других сил человеческого существа, чем абстрактно-идейные силы. Существует радикальная противоположность между внутреннейшими ощущениями Божественно-духовного на Западе и на Востоке. Но все эти силы суть коренные силы, которые могут развиваться далее и способны производить листья, побеги и, наконец, плоды, если только они фундаментально себя понимают.
     Запад способен в соответствующей новому человеческому духу форме вновь развить такие представления, такие ощущения Бога-Отца, рядом с которыми может стоять божественно-духовная сущность Сына и Духа. Но прежде всего, это задача Запада — сделать новый вклад представлений, ощущений Бога-Отца в то, что было известно прежде, когда было пробуждено лишь предчувствие этого. А когда сформируются силы, кото­рые в определенной мере имеются на Востоке и которые можно охарактеризовать как внерассудочные, так что необходимо вводить внешние жесты, если желают достичь тех ощущений, тех чувств и тех волевых импу­льсов, которые они влекут за собой, то эти силы, если они будут развиваться далее, если они воспримут силы, которые им светят с Запада, смогут развить соответствующие понятия, соответствующие ощущения Бога-Сына. Таким образом, будущее развитие можно понять в том случае, если происходящее в отдельных областях Земли рассматривать как вклад во всеобщее.
     Если мы рассмотрим наиболее выдающиеся умы Запада, то увидим, что большей частью, не сознавая того, они борются за понятие Бога-Отца, которое возникает из естественнонаучных подоснов. А если мы смо­трим на Восток, то видим, как, можно сказать, из внешних жестов людей, из того, что приходит из харак­тера и воли, встает борьба за понимание Бога-Сына, Христа. Середина поставлена между этими пределами. И именно развитие культуры нового времени в Середине показывает нам это ее положение. Для новой тео­логии европейской Середины характерно, что она вообще блуждает как в понимании Отца, так и Сына, или Христа".
     Так разделяются односторонние знание и вера. Однако тяга к их соединению также существует. Харак­терен в этом отношении Владимир Соловьев. Он воспринял в себя мысле-формы Запада, но в нем они пре­терпели метаморфозу. Основной его тезис сводится к необходимости познать самого человека и его отно­шение к миру. "Он говорит: человек должен стремиться к совершенству, и это стремление выражается в его стремлении к истине. Когда человек все больше соединяет свою душу с истиной, он становится все совершеннее. И без этого совершенствования его жизнь была бы лишена ценности. Человек должен обладать возможностью через истину достичь высочайших вершин совершенства, иначе его жизнь была бы ничто, бес­смысленной. Но человек причастен также бессмертию, ибо самоусовершенствование, подпадающее смерти, было бы мировым обманом".
     Можно ли вообразить, чтобы нечто подобное высказали Милль или Бергсон! Поскольку Соловьев мыс­лит и ощущает в среде своего народа, то его мировоззрение стремится ко Христу. Поскольку же мысле-формы он берет с Запада, его мировоззрение наравне со Христом ищет Бога-Отца. Поэтому мы встречаем в Соловьеве нечто такое, чего в современности почти нигде больше нет: "ясное различение в человече­ском ощущении между путем к Богу-Отцу и путем ко Христу, Богу-Сыну. В таком духе, как Владимир Соло­вьев, можно найти указание на то, что должно прийти в будущем. А прийти должно сотрудничество различ­ных областей жизни на Земле. Оно не придет, если какая-либо одна область возомнит, что она есть все". 210(2)

1282. “Размышлять о счастье людей начали еще утописты: Бэкон, Томас Мор и т. д. И так это развивалось далее в различных социалистических программах, возникших на Западе! ... Все это, включая и революционную идею свободы, и социалистические идеи XIX века, свой практический идеал видит в счастье. Если же мы обратимся на Восток ... то хотя бы еще и вначале, но мы найдем там совершенно отчетливо следующее: как на Западе ищут счастья, так там — спасения, внутреннего освобождения человека. Так имеется род тоски по познанию того, как жизнь души может развиваться после победы над телом". "Эрнст Ренан рассматривает, можно сказать, только Иисуса (см. его "Жизнь Иисуса"). Соловьев рассма­тривает только Христа. У Ренана Иисус становится просто человеком, можно даже сказать, слишком челове­ком. У Соловьева человеческое теряется полностью. Соловьев постоянно ищет восхождения в высшие миры, когда рассматривает Христа, и он говорит при этом лишь о морально-духовной действенности и импульсах. Все переносится в спиритуальную сферу. Христос у Соловьева не земной, хотя Свою деятельность Он на­правляет в земное. В середине стоит Давид Фридрих Штраус. ... Он не отрицает Иисуса, он признает, что такая личность жила, какой ее только и рассматривает Ренан. Но этот Иисус имеет для Давида Фридриха Штрауса значение лишь постольку, поскольку в нем всплывает идеал всего человечества. Через Штрауса всплывает все то, что люди измыслили и предчувствовали в мифах всех времен. Что жило в образовании мифов как идея всеобщечеловеческого — это выступило в Иисусе. Штраус рассматривает не земную жизнь Иисуса. В противоположность Ренану не она для него главное. Он рассматривает земную жизнь Иисуса как средство для того, чтобы найти, как в тот момент, когда выступает Иисус, человечество испытывает потребность соединить воедино все мифы и идеалы всеобщечеловеческого, существовавшие когда-либо в раз­витии. У Штрауса мы находим в некотором роде лишь идею Иисуса, соединенную с идеей Христа. Таким образом, у Ренана Иисус личен и историчен; у Соловьева Христос сверхличен, но индивидуален и сверхисторичен. Сверхличен, но индивидуален Он потому, что является завершенным в Себе Существом. Как человек являет­ся физически завершенной личностью, так Христос у Соловьева является живущей как в духовном мире, так и в земном круге Личностью, т. е. Он сверхличен; Он сверхисторичен, поскольку Он не жил среди историче­ских личностей, как Иисус у Ренана, но вступил в историю иначе, сверхисторично. Всякая личность, на­деленная физ. телом, может быть понята исторически, но только не Христос, Который жил в физическом теле лишь для того, чтобы затем постоянно жить вместе с Землей, но сверхисторически направлять Землю Своими Импульсами. Посередине находится рассмотрение Штрауса, который не придерживает­ся того взгляда, что личное у Христа Иисуса нуждается в особом рассмотрении. Его Личность выступает лишь для того, чтобы быть некой точкой концентрации для рассеянных у всех народов мифов, говорящих подобным образом о Спасителе. ... у Штрауса Христос неличностно-личностен. ... личность существует, но при рассмотрении не в ней видится главная ценность". “Не из наблюдения природы, а из мальтузианства взял Дарвин свой принцип борьбы за существование". Если составить гороскоп того момента, когда идея полезности (дарвинизм) впала в сильнейший кри­зис, то это будет моментом рождения Блаватской. Через нее духовный мир хотел явить принцип, противоположный дарвинистическому. Оккультизм всегда выступает фронтом против принципа полезности. “На Востоке этот фронт против идеи борьбы за существование научно развили русские исследователи, чью усердную духовную работу затем свел в свою книгу Кропоткин (1842-1921); ее необходимо прочесть ("Всесторонняя помощь в развитии"). Те виды развиваются лучше, внутри которых существует взаимопомощь.



171(10)

1421. "Русскость и царизм испокон веков были отчужденнейшими между собой явлениями, не сочетались вместе. Кто понимает русскую сущность, и именно религиозно, тот всегда будет вынужден найти, что стремление в действительно нужный момент отрешиться от царизма является чем-то само собой разумеющимся. Но подумайте, что духовная установка: "Христос есть дух" — является наивнутреннейшим началом, которое связано с благороднейшей культурой души сознательной, и вот, это сталкивается теперь, в период брожения социализма, с тем, что живет в душе ощущающей. ... Нет ничего удивительного в том, что распространение социализма в восточной части Европы принимает формы, которые вообще непостижимы, представляют собой неорганические перебои между культурой души сознательной и культурой души ощущающей". 185(9)

Спиритуальность, религия

1457."На Западе мы находим следующие друг за другом, находящиеся один возле другого миры. На Востоке же мы находим прежде всего отчетливое сознание о мире космического Отца. Все, что творчески деятельно в воздухе, огне, вообще в элементах, находящихся в земле и под землей, выступает нам навстречу в большом, емком понятии, которое в то же время является и общим ощущением, — в понятии Небесного Отца. Как мы, например, представляем себе мир Девахана, оплодотворяющим Землю, так с Востока нам навстречу выступает этот небесный мир, мир Отца, оплодотворяющего то, что ощущается как Материнское начало: Дух Земли. У нас нет иного выражения и иного средства для того, чтобы представить себе Универсального Духа Земли, как только образ оплодотворения Материнского Существа Земли. Здесь противостоят друг другу не единичные фигуры индивидуальных богов, а два мира. И этим двум мирам как третий мир предстает то, что ощущается как благословенное Дитя обоих. Это не индивидуальное существо, не душевное ощущение, но рожденное от Небесного Отца и Матери Земли. Так ощущается духовное отношение Девахана к Земле. Возникающее здесь как благословение, как весна, как расцвет и рост в материнском теле, это ощущается совершенно духовным, а что расцветает и растет в душе — ощущается как мир и одновременно как благословенное Дитя Небесного Отца и земной Матери. Эти представления в их универсальности мы находим в продвинувшихся на Запад славянских народах. Подобного универсального ощущения мы не находим ни в какой западноевропейской мифологии. ... В благословенном Дитяти, опять-таки, заключается мир, проникающий собой другой мир. Этот мир, правда, представляется уже индивидуальным потому, что он связан с физическим Солнцем и его светом. Это Существо, часто встречающееся в персидской мифологии, имеет и славянский элемент, хотя в иначе выработанной форме ощущения и представления; этот славянский элемент содержит Солнечное Существо, которое вливает свою благодать в три другие мира, так что судьба человека вовлечена в творение, в Землю, дарованную силой оплодотворения земной Матери Небесным Отцом, и силой того, что несет в эти два мира Солнечный Дух. Пятый мир — тот, который объемлет все духовное. Восточноевропейский элемент ощущает лежащий в основе всех сил природы и всей твари духовный мир. Но его мы должны представлять себе в совершенно ином оттенке ощущения, быть может более связанным с существом, фактами и творениями природы". 121 /10/

1464.В мире, непосредственно примыкающем к физическому, Архангел Михаэль ведет борьбу за явление пришествия Христа. "Для этого он рекрутирует воинство, целое воинство борцов среди душ, прошедших через русское тело, поскольку они предрасположены в себе к идентификации со своим Ангелом. Благодаря этому они особенно подходят для внесения сил, дающих в чистоте тот образ, в котором должен явиться Христос (во втором Пришествии). А чтобы Он не явился в ложном облике, в субъективной человеческой имагинации, но в правильном образе, Михаэль должен вести борьбу... Также благодаря тому, что эти души легко растворяют свое эф. тело после смерти, они не содержат в нем того, что может вызвать явление Христа в ложном облике, в ложной имагинации".
     "В посмертной жизни после русской инкарнации душа склонна идентифицироваться со своим Ангелом, дабы духовный мир рассматривать, грубо говоря, как бы глазами Ангела".
     "Проходя врата смерти после западной инкарнации, человек переживает следующее: я ощущаю еще так же, как я уже ощущал, я вижу мир еще так, как я его уже видел. — Человек ощущает это как особое искусство — срастание со своим Ангелом. Для принадлежащих же к русскому народу это есть нечто естественное — быть всегда связанным со своим Ангелом". 158(1)

Народ Христа

1470."Начиная с IX, Х-го века в одной из областей цивилизованного мира была создана возможность возникновения непосредственно Христова народа, того народа, который получил особую внутреннюю способность нести откровение Христа в будущие столетия. ... Совершенное тогда, при патриархе Фотии, при папе Николае I*, было оттеснением Христова Импульса с особой интенсивностью на европейский Восток. Вы знаете, тогда это привело к знаменитому спору о том, как следует представлять себе Святого Духа: исходящим от Отца и Сына или иначе. Но я не хочу вдаваться в догматические споры, я хочу углубиться в рассмотрение того, что несет в себе непрекращающуюся деятельность. Так настало то разделение, та (лучше сказать) метаморфоза Импульса Христа, которая характерна тем, что принадлежащие к области европейского Востока люди держали свои души открытыми навстречу непрекращающемуся струению в них Христова Импульса, навстречу беспрестанному, непрекращающемуся присутствию Христова веяния. Произошло так, что эта особая метаморфоза была оттеснена на Восток, и этим русский народ в самом широком смысле слова стал в европейской цивилизации народом Христа. Знать это исключительно важно в настоящее время. Только не говорите, что такая истина выглядит странно по отношению к событиям наших дней. Говоря так, вы отвергли бы основное правило спиритуальной мудрости, состоящее в том, что внешние события часто парадоксальным образом противоречат внутренней истине свершений... Что, собственно, имеется в виду, когда говорится, что там возник народ Христа? Этим имеется в виду ... что на Востоке Европы была подготовлена такая территория, на которой жили люди, непосредственно связанные с Импульсом Христа; люди, в души которых непрерывно как бы вкрапливается Импульс Христа. Христос все время присутствует в этом народе как проникающая мышление и чувствование этого народа внутренняя аура". Особенно сильное доказательство этого можно найти во Вл.Соловьеве. Чистейшим, прекраснейшим представителем Христова народа является философ Вл.Соловьев. 185(8)

________________________________
*В 863 г. папа Николай I отлучил константинопольского патриарха Фотия от церкви, вызвав этим отделе­ние восточной, греческой церкви от западной, римской.

1472."Из всех недуховедов самым продвинутым пониманием Христа обладает русский философ Соловьев. ... У него ясна двоесущность в понимании Христа ... что в Нем должны быть различимы человеческое и духовное". В Христе "заключены две природы, которые прежде всего и должны быть постигнуты, хотя на более высокой ступени они опять-таки схватываются единством. Пока не постигнешь эту двойственность, не постигнешь и Христа в Его полном облике, а это доступно только такому философскому постижению (Соловьев), которое чает, что человек сам вступит в культуру, в которой его душа сознательная достигнет состояния, когда станет возможным принять Самодух. ... В шестой культурной эпохе человек сам будет переживать свою двойственность, причем его высшая природа будет держать на поводу низшую". 121(10)

1492.“На европейском Востоке из хаоса, из ужасной каши разовьется некое настроение, которое таинственным образом напомнит ХVI-й век (европейской реформации). И впервые из этого созвучия настроений IХ-го* и ХVI-го веков возникнет Мистерия, которая пошлет свой свет туда, где современное человечество нуждается в освещении, если желает подняться к пониманию развития". 292(10)

________________________________________
*В IX в. спиритуальность была отодвинута на Восток (а папа стал энергично вмешиваться в дела Запа­да), и теперь это настроение вновь возвращается на Запад, в Центр Европы и на Север.

Восточная церковь

     122. Единое начальное развитие в ходе времен разделилось на три потока: поток Святого Духа, поток Христа и поток Отца. "... Особенно отчетливо пошло вперед развитие потока, направленного к Духу Святому, но это не было первым по времени, естественно, было единство. И этот поток теперь в существенном воплощен в русской ортодоксальной церкви". Европейская, римская церковь "имеет тенденцию до некоторой степени развивать принцип Христа. ... Лишь в новое время эта церковь пытается проникнуться и принципом Отца. Но поскольку она не знает внутренней связи, то правильного отношения Христа к Отцу здесь не находят". "Односторонне принцип Отца лелеется в том духовном потоке, к которому примыкают Дарвин, Геккель и другие". 165 (13)

     123. "Восточное Христианство восприняло Бога Отца, хотя Его и называют Христом. Римско-католическая европейская религия взяла Бога-Сына ... А евангелическое Христианство имеет Бога-Духа. Ведь это в евангелическом христианстве особенно дискутируют: как освободиться от греха? как человеку исцелиться от греха? ...".
     "Где господствует культ, там человеку приходится менее защищать религию. В Европе больше господствовало учение, чем исшедший из Рима культ, и оно выдержало трудные религиозные бои с магометанством". Магометанство с его принципом одного Бога утверждает принцип судьбы, фатума, которому следует строго подчиняться, поскольку все определяется Богом Отцом. По этой причине восточное Христианство с преобладанием в нем культа верности древним преданиям приводит к особому подчеркиванию Бога Отца. "С большой силой эти люди Востока придерживаются Христа, но они переносят на Него свойства Бога Отца. ... Так в восточной религии возникло воззрение: Христос — наш Отец".
     "Учение хочет выражать в словах то, что принадлежит духовному миру или, по меньшей мере, что человеческое чувство может охватить в духовном мире. Учение — это суть то, к чему человек всегда хочет подступать со своим разумом. Культ же является чем-то таким, чем постоянно обладают, что остается более консервативным. И где особенно господствует культ, там религия носит консервативный характер. Так что можно уже сказать: восточная религия консервативна по своему характеру, более обращена на культ, чем на внутренний религиозный импульс, на религиозную жизнь в человеке, что более присуще западным религиям". 353 (6)

     606. Рафаэль был рожден в 5-й культурной эпохе как душа, протестующая против ее надвигавшейся бездуховности. Он стремится внести в нее имагинативную образность 4-й культуры. В Центральной Европе "антиподом" Рафаэля выступил Лютер. У Рафаэля все — спиритуальная образность, сверхчувственный мир в чувственных красках и формах. "А Лютер в то же самое время в Риме отверг весь этот мир. Его душа, полная пения, поэзии, жила, однако, в безобразном, лишенном формы". С его северной душой, Лютер отодвинул то, что на юге Европы осталось как завет 4-й послеатлантической культуры. Итак, мы имеем перед собой трехчленный мир: на Востоке, будучи отодвинутой туда и там запруженной, пребывает в ожидании спиритуальность; на Юге вчленяется нечто вроде завета 4-й послеатлантической эпохи; и там оно, опять-таки, запружено и надломлено. Музыкальное Севера встает на место царств цвета и формы завещанных Юга". Рафаэль — дитя 5-й культуры; в его душе всецело живет содержание 4-й культуры. Лютер всецело принадлежит 4-й культуре и из нее просто перенесен в 5-ю. Он мыслили чувствует как человек 4-й культуры и изживает в себе то, что должно звучать в 5-ю культуру с ее скучной и пустынной чувственностью, с ее простой историей природы, с ее ледяными полями бесспиритуальности. Лютер желает импульсы человеческой души строить на том, что не имеет никакого отношения к человеческой деятельности, но что есть лишь простая, лишенная облика вера. В подобном духе рисовал Дюрер. 292 (10)