390. "Особого Я, эго, каким оно родилось в Лемурийскую эпоху в людях, в младенце Иисусе натановой линии не было. ...Он обладал тремя святыми телами, какими они были до грехопадения: физическим, эфирным, астральным ...а Я он получил через Заратустру".117 (7)

662. Для нас является идеалом: стать вне нашего мышления, чувства и веления и рассматривать их как нечто внешнее по отношению к нам; наши мысли, чувства должны волновать нас не более, чем внеш­ние предметы. "Однако нелегко идти через мир с настроением: я иду по миру и веду с собой еще това­рища, который связан со мной... он является для меня неким двойником. Он мыслит, чувствует, волит рядом со мной. Но я — другой, я есть то, что есть в моем Я; я иду рядом с тем, что как троичность, как три мешка несу с собой, один из которых наполнен мышлением, другой — моими чувствами, третий — волей. И пока человек не пришел к практике этой "теории" трех мешков, он не может приобрести ника­кого понятия о противостоянии Я мышлению, чувствам, воле, как это было в первоначальном намере­нии божественных существ, до того как пришло влияние Люцифера на человека. К созерцанию самого себя предназначался человек, а не к вживанию в себя". Люцифер же сказал: "Посмотри, человек, это же скучно странствовать с одним только средоточием "Я-есмь", а все остальное лишь созерцать. Куда веселее погрузиться в астр. тело. Я дам тебе силу заглянуть в твое астр. тело, и ты не будешь одно­сторонним со своим Я, созерцая лишь своего двойника, но погрузишься в него. И чтобы при этом ты не захлебнулся в своем астр. теле, я дам тебе нечто от моей силы. ...И этот дар Люцифера есть пере­вес Я над астр. телом, повышенная самость, собственно люциферичность". Так смешались мы своим Я с нашими мыслями, чувствами и волей.134 (3)

87. Слишком крепкое эго выражается в красном, медно-красном или даже желтовато-коричневом цвете человеческого тела. По этой причине и ныне люди с оскорбленной честью желтеют от гнева. 107 (18)

589. "Имеются люди, которые в силу своей душевной и духовной конституции легко теряют себя в благочестивой форме самоотречения. Это есть нечто хорошее, что приводит их к вы­сочайшему блаженству познания. Но тут необходим противополюс, и такие люди должны есть много сахара, чтобы твердо стоять на земле... Зато другие повсюду проявляют свою самость. Они соста­вляют противополюс преданным натурам. Им можно бы было посоветовать воздержание от наслаждения сахаром". 98 (14)

1447. "Я мы имеем притупленно отсиживающимся в душе ощущающей: там, внутри поднимаются волны удовольствия и неудовольствия, радости и страдания, а "я" едва воспринимается, ибо оно вовлечено в эти волны аффектов, страстей и т.д.". Лишь в душе рассудочной, с образованием четко очерченных поня­тий, идей, суждении, "я" проясняется; наиболее ясным оно делается в душе сознательной. Но человек должен воспитывать себя с помощью своего Я. И как ему тогда быть с душой ощущающей? Здесь на по­мощь приходит гнев. Сталкиваясь с событиями внешнего мира, мы не всегда бываем в состоянии извлечь соответствующие им суждения из души рассудочной. Тогда суждение исходит как бы само, из нашей души ощущающей. И это есть гнев. "Мы судим сначала из нашего гнева о событии внешнего мира, затем, учась т.обр. бессознательно, без согласования с тем, что не должно совершиться — учась бессознательно че­рез гнев, — именно благодаря такого рода суждению, мы становимся более и более зрелыми для того, чтобы приходить к исполненным света суждениям в более высокой душе. Так гнев является в некотором роде воспитателем человека. ... И тогда мы по праву говорим о благородном гневе. ... Ибо никто не придет к более уверенным суждениям в себе, чем тот, кто из старых благородных душевных задатков так разовьет себя, что возгорится благородым гневом против неблагородного, ненормального, глупого. И гнев имеет миссию поднимать человеческое Я в более высокие области. Это его миссия. Он — учитель в нас. Преж­де, чем мы сможем себя вести, прежде, чем мы придем к ясным суждениям, он ведет нас в том, на что мы уже способны. ... Гнев может выродиться в ярость, так что станет удовлетворять злейший эгоизм. Но такая возможность должна существовать, чтобы человек мог развиться к свободе".
     С другой стороны, гнев вычеканивает такие свойства Я, как бескорыстие, самоотверженность. Не возникай в нас благородного гнева, мы останемся равнодушными к несправедливостям, злу и глупости внешнего мира, а значит, мы сольемся с этим внешним миром и не почувствуем своего Я в развитии. "Гнев же делает его зрелым, вызывает его к действию, чтобы оно могло противостоять внешнему миру. ... Однако, когда в нас вспыхивает благородный гнев, то в то же время мы испытываем помутнение я-чувства. Это нечто вроде душевного бессилия, пробуждающегося в нас благодаря гневу, если мы не даем ему пе­рейти в ярость. Когда мы нашу душу прощупали этим гневом, тогда наступает некое душевное бессилие, тогда Я делается притуплённее и притуплённее. Вставая в противоположность к внешнему миру, оно, с другой стороны, выключается. Через горячность гнева, которую человек подавляет в себе, он одновремен­но приходит к развитию самоотверженности. Обе стороны Я приходят через гнев к развитию. Гнев имеет миссию дать возникнуть в нас свойству самости и, в то же время, превращается в самоотверженность".
     "Гнев для Духовной науки — это утренняя заря чего-то совсем другого. Кто наблюдает жизнь, тот ви­дит, что человек, не способный пламенеть благородным гневом против несправедливости, никогда не при­дет к истинной снисходительности, кротости, любви. ... Любовь и снисходительность — это другая сто­рона благородного гнева. Преодоленный гнев, просветленный гнев превращается в любовь и снисходитель­ность, в кротость. Редко встречается в мире любящая рука, если она была не в состоянии в определен­ное время сжиматься в кулак в благородном гневе против несправедливости или глупости. Эти вещи взаимосвязаны".
     Нужно преодолевать страсти, но истинное преодоление — это жертва, а не приятное размягчение. "По­жертвовать же можно тем, что прежде имеешь, а чего нет, тем жертвовать нельзя.. Преодолеть гнев может тот, кто сначала мог им пламенеть. ... Если мы преодолеваем гнев, если от того, что в душе ощущаю­щей пламенело как благородный гнев мы поднимаемся к душе рассудочной и сознательной, тогда из гне­ва развиваются любовь и сострадание, благословляющая рука". Миссия гнева отражена в мифе о Прометее. Он преждевременно приносит людям Я и гневом Зевса приковывается к скале, что умеряет действия Я, приводит его в меру.
     Игра Я и гнева происходит в душе ощущающей, воспитывая ее. Истина воспитывает душу рассудочную. И если гнев должен быть преодолен, то истину нужно любить с самого начала, хотя она и является свойством собственной души. "Внутреннее лелеяние истины совершенно необходимо, чтобы дать душе восхо­дить все выше и выше". "Первое требование к действительному чувству истины — это отказ, уход от само­го себя".
     "Истина — является водительницей людей к единству и ко всестороннему пониманию. А потому она — подготовительница справедливости и любви, подгототовительница, о которой мы должны заботиться; тогда как иное в себе мы запрещаем... В этом миссия истины, что мы должны ее все больше и больше любить и при­нимать, что мы должны ее лелеять в себе. Когда мы в своей самости предаемся истине, то самость дела­ется все сильнее, и именно благодаря этому мы избавляемся от самости. Чем больше гнева развиваем мы в самости, тем слабее делаем ее, и чем больше истины развиваем мы в самости, тем сильнее делаем ее. Истина — это строгая Богиня, которая требует, чтобы в средоточие нашей самости мы поставили одну только любовь. В тот момент, когда человек не избавляется от самого себя и ставит перед собой вместо истины что-то другое, пусть даже высокое, она тотчас же мстит за себя". Английский поэт Кольридж сказал: "Кто Христианство любит больше, чем истину, тот вскоре увидит, что он больше любит свою христианскую секту, чем Христианство; и он также увидит, что себя он любит больше, чем свою секту". В тот момент, когда человек начинает жить не ради истины, а ради себя, ради своих мнений, он делается антисоциальным существом, выпадает из человеческой общности.
     Истину ищут с помощью мышления, поэтому она вступает в душе рассудочной. У нее имеется две формы. Одна из них связана с внешним миром, который мы наблюдаем, а потом размышляем о нем (научное мышле­ние). Другая форма выступает тогда, когда мы выходим за внешнюю жизнь, размышляем о ее вечных законах. Из внешнего наблюдения не прийти к истине о перевоплощении человеческого Я; это достигается в душе, в духе, но реализоваться эта истина также должна во внешней жизни, что и подтверждает ее до­стоверность. И другого способа нет. Все другие способы ее доказательства неверны.
     Человеческому Я нужны оба рода истины. Получая истины, почерпнутые только из наблюдения, оно ис­сыхает, опустошается, его творческая сила надламывается. Таким истинам недостает сердца, их может находить холодный эгоист, не задумываясь над тем, для чего они существуют. Иначе обстоит дело с исти­нами, которые человек извлекает из своего внутреннего, поскольку в этом случае он сам является проду­ктивным. Эти истины, эти мысли он стремится затем осуществить в жизни, действовать сам, имея природу в качестве прообраза. К истинам такого рода принадлежат все духовнонаучные истины. Их область, конеч­но, более ограничена для человека, чем область истин первого рода, но их продуктивная сила выше, они освежают, расширяют душу, поскольку становятся все более и более божественными в себе. В кругу этих истин человек — гражданин и творец будущего. Силу своего Я он простирает от настоящего момента в будущее. В истинах же первого рода дух пустеет в паутине понятий, в бескровных абстракциях. И дух то­гда приходит к сомнению и в себе, и в мире. Значение истины для воспитания души хорошо выразил Гете в своей "Пандоре".
     Гнев является воспитательным средством для души ощущающей, истина — для души рассудочной. Душа сознательная во внешнем мире нуждается в мышлении, как и душа рассудочная. Но чтобы мышлению войти в сверхчувственное, водителями туда должны стать чувство и воля. При всех обстоятельствах чувство может быть водителем мышления. Несомненно, для выработки знания человек пользуется логикой. Но если эту ло­гику мы используем как инструмент доказательства, то сама логика доказывается не логикой, а чувством. Чтобы дать толчок к мышлению о сверхчувственном, чувство должно стать силой, и такое чувство называ­ется любовью. "Для человека должно стать возможным развить любовь к незнакомому, к сверхчувственному до того, как об этом сверхчувственном он сможет думать".
     Воля также должна проявиться до того, как о сверхчувственном будет помыслено, но она должна раз­вить преданность сверхчувственному. "Когда вы соедините одно с другим, преданность воли неизвест­ному и любовь к нему, то из этого соединения возникнет то, что в истинном смысле слова называется благоговением. ... Так благоговение становится воспитателем души сознательной. Ибо когда душа созна­тельная устремляется к тому, что от нее сокрыто, то также и в обычной жизни можно говорить о благого­вении". Даже к познанию внешних вещей душа сознательная не придет без любви и преданности. Без благо­говения душа проходит мимо вещей. Итак, гнев должен быть преодолен, истина должна пронизывать Я, благоговение должно струиться из Я.
     Через силу благоговения душа чувствует себя мощно привлеченной вечным. Но в настоящей преданности миру человеку также угрожает потеря Я, самости, потеря его в другом. Это может привести к душевному бессилию. Чтобы такого не случилось, необходимо чувство преданности пронизать огнем Я. Это значит, что за пределами внешнего все должно быть освещено мышлением. Мышление, как было сказано, не может идти впереди, но свет мыслей должен тотчас же проникнуть в то, к чему душа обратилась с преданностью". "Иными словами, должна иметься воля к мышлению о том, чему человек предан. Вообще, в тот момент, ког­да преданная воля теряет волю к мышлению, возникает опасность потерять себя; воля, которая с самого начала принципиально отказывается мыслить об объекте ее преданности, ведет к крайности, к устойчивому бессилию человеческой души.
     А может ли любовь, другой элемент человеческого благоговения, постигнуть такая же судьба? В любви должно быть нечто такое, что от человеческого Я излучается к незнакомому. Поэтому в каждый момент Я должно держаться прямо. Я должно хотеть войти во все, чему подобает составлять предмет его благоговения; и оно должно хотеть держаться прямо по отношению ко всему, что объемлется в любви, по отношению к незнакомому, сверхчувственному, вовнестоящему. Чем станет любовь, если Я не сохранит бодрственности вплоть до границы, где мы встречаем незнакомое, если свет мыслей, свет разумного сужде­ния не желает пронизать незнакомое? Такая любовь становится тем, что называется мечтательностью. ... Когда Я, когда душа через чувство хочет объять внешнее, то оно не должно себя умерщвлять: Я посто­янно пребывает в чувстве; но если оно не поддержано мышлением и волей, то в бессилии свергается вниз. И это низвержение Я, его бессознательность ведет к тому, что такая любовь к незнакомому, не имеющая воли к сильному мышлению, приводит к тому, что душа все больше впадает в мечтательность в фантазирование ... в сонливость".
     "Душа, воспитанная в благоговении, свои темные симпатии и антипатии, свои темные чувства удоволь­ствия и неудовольствия просветляет настолько, что их можно назвать чувствами прекрасного, доброго". Темные желания, инстинкты превращаются благоговением в моральные жизненные идеалы. Само благоговение перерастает в переживание всесилия. "Итак, любовь и преданность — истинные водители в незнакомое и воспитатели души из рассудочной в сознательную".59 (1,2,3)

1550a. "Прежде эго называли "ахамкара"; это то, что теперь является оболочками духовного эго".Д.69/70, с.22

4. Основа самости

Мышление, чувствование, воление — процессы, субстанции
1863. "Тридцатью тремя способами человек связан со своей самостью, которую мы должны преодолеть с помощью нашего Я. Самость закреплена в позвоночнике с помощью 33 течений (эфирных и астральных)".265, с. 295
     "Движения души намного более внутренне связаны с существом человека, чем жизнь представлений. Движения души мы также вносим в сон. Они суть члены души, которые и во сне связаны с нами... Обычное мышление в движения души не проникает". (Пример: мы засыпаем от скучной книги.)
     "Намного более внутренне, чем движения души, с нашей жизнью связана жизнь наших волевых импуль­сов. И кто часто наблюдает момент засыпания, тот чувствует тогда, что если он, обращаясь к прошедшему дню, не находит там никаких добрых волевых импульсов, то это действует в нем как бы убивая нечто из того, что входит в состояние сна. Волевые импульсы, т.обр., связаны со здоровьем и болезнью, с нашей жизненной силой".130 (7)

1864. "Представления человека покоятся на том, что он, напр., в процессе кровообращения имеет внутри себя углекислоту, которая еще не выдохнута, и она-то и составляет материальный противообраз, матери­альный коррелят мышления. Если в человеке содержится кислород, еще не переработанный в углекислоту, кислород, который окольным путем идет к переработке в углекислоту, к отложению в виде углекислоты, то это, в определенном смысле, есть материальный коррелят воли. Там, где в человеке пульсирует кислород, который еще не полностью переработан, еще функционален, там материально приводится в действие воля".186 (10)

5. Природа зла. Эмоции

Зеркало воспоминаний и зло
1876. "Пожелай человек действительно всмотреться в свое внутреннее, ему пришлось бы — я уже часто употреблял этот образ — разбить то, что является внутренним зеркалом.
     Наше внутреннее ведь действительно подобно зеркалу. Мы смотрим на внешний мир. Здесь возникают внешние впечатления чувств. К ним мы присоединяем представления. Затем эти представления отражаются внутренним. Мы доходим, всматриваясь во внутреннее, только до этого зеркала внутри (см.рис., красное). Мы видим то, что отражается в зеркале воспоминаний (красные стрелки). С обычным сознанием мы можем столь же мало заглянуть во внутреннее человека, сколь мало можно увидеть за зеркалом, не разбив его".
     "Что видит человек внутри себя? Он видит как там — конечно, силой восприятия и мышления, которые разыгрываются перед зеркалом воспоминаний — нечто проникает за зеркало воспоминаний. Мысли проникают за это зеркало воспоминаний и действуют в человеческом эф. теле, в той части человеческого эф. тела, которая лежит в основе роста, а также возникновения силы воли. Когда мы смотрим в пространство, пронизанное солнечным светом, когда мы обозреваем все то, что приходит к нам от восприятий чувств, то нечто лучится в наше внутреннее, что, конечно, с одной стороны, становится представлениями, — воспоминаниями, что все-таки просачивается через зеркало воспоминаний, что пронизывает нас так же, как, скажем, процессы питания, роста и т.д. Сила мыслей пронизывает прежде всего эф. тело, а пронизанное силами мысли эф. тело действует совершенно по-особому на физ. тело. Тогда в физ. теле происходит полное преобразование материального бытия физ. тела человека. Во внешнем мире материя нигде не разрушается полностью. Поэтому новая философия и естествознание говорят о сохранении материи во внешнем мире. Но этот закон сохранения материи действителен только для внешнего мира. Внутри человека материя полностью обращается в ничто. Наша человеческая природа основана на том, что мы в состоянии, когда отражаются воспоминания, материю отбрасывать в хаос, материю целиком уничтожать. ...
     Мы всё носим за зеркалом наших воспоминаний именно ради развития человеческого, исполненного мыслями Я: ярость разрушения, ярость растворения материи. Нет никакого человеческого самопознания без указания со всей интенсивностью на этот внутренний человеческий факт. ... Дух должен существовать, и ради существования духа материя должна исчезать".
     "Сила мысли, необходимая человеку для приобретения надлежащего в настоящее время мировоззрения, эта сила мысли, которая должна выступать перед зеркалом воспоминаний, она обусловливает продолжение дей­ствия мышления в эф. теле, и это пронизанное мыслями эф. тело действует разрушающе на физ. тело". В современных людях Запада имеются по этой причине очаги разрушения; о них лучше знать. "Представим себе схематически очаг разрушения во внутреннем человека (дан рисунок: на белом пятне небольшое красное пятно). Такие очаги распространены по всему человеческому организму. ... Если находящееся здесь внутри распространилось бы по всему миру, что тогда жило бы в мире благодаря людям? — Зло! Зло есть не что иное, как выброшенный вовне необходимый внутри человека хаос. И в этом хаосе, в том, что должно быть в человеке — но должно оставаться в нем как очаги зла, — в нем человеческое Я, человеческая самость должна твердеть. Эта человеческая самость не может жить по ту сторону сферы человечес­ких чувств, во внешнем мире. Поэтому я-сознание исчезает во сне, и когда оно вновь возникает в сновидении, то часто оказывается чуждым или ослабленным. Я, твердеющее в очаге зла внутри человека, не в состоянии выйти на ту сторону сферы чувственных явлений. Поэтому согласно воззрению древневосточной мудрости туда можно проникнуть только через самоотдачу, через жертвенность Я; а когда человек целиком проникает туда, то живет не в мире "Вана", ткания в привычном, но в мире, где это привычное бытие прекращается, — в Нирвана". Представитель древней восточной мудрости теперь сказал бы нам: "всё у вас, поскольку вы вырабатываете самость, эго, должно основываться на страхе. У нас же, по­скольку самость мы подавляем, все было основано на любви. У вас говорит Я, желающее проявлять себя. У нас говорила Нирвана, когда Я изливало себя с любовью во весь мир. ... На Востоке люди имеют кровь, лимфу, в которых еще живут отзвуки тоски по Нирване".207 (1)

1299. "Те народы древней Атлантиды, у которых я-стремление было развито слишком сильно, изнутри пронизывало всего человека и напечатлевало ему самость, эти народы понемногу уходили на запад. Позже они стали известны как американские индейцы. Люди с мало развитым я-чувством перемещались на восток. Их потомками являются африканские негры". Те из народов, которые в эпоху Атлантиды слабо развили свое Я, подвергались чрезмерному действию Солнца и были подобны растениям; они отложили под кожей слишком много углерода и стали черными. Поэтому негры черные. 107(18)

РЕЛИГИЯ. НАУКА. ИСКУССТВО

Единственный и Вселенная

Кредо

1. "Мир идей есть первоисточник и принцип всякого бытия. В нем бесконечная гармония и блаженный покой. Всякое бытие, не осиянное его светом, было бы мертвым, призрачным, не участвующим в жизни мирового целого. Лишь то, что свое бытие производит из идеи, означает нечто на древе творения Вселенной.
     Идея есть ясный в себе, в себе самом и собою самим удовлетворенный дух.
     Все единичное должно иметь в себе дух, иначе оно отпадет, как засохший лист с дерева, и существование его было бы тщетным.
     Но человек чувствует и познает себя как отдельное существо, когда про-буждается к полноте своего сознания. При этом в него закладывается стремление к идее. Это стремление побуждает его преодолеть свою обособленность, оживить в себе дух, стать причастным духу. Все самостное, что делает его этим опреде-ленным, отдельным существом, он должен упразднить в себе, отказаться от этого, ибо это и есть то, что затемняет свет духа. Лишь того, что проистекает из чувственности, влечения, вожделения, страсти, желает этот эгоистический инди-видуум. Следовательно, человек должен умертвить в себе эту самостную волю, он должен вместо того, чего он хочет как отдельный человек, хотеть того, что дух, идея волит в нем. Дай умереть обособленности и следуй голосу идеи в тебе, ибо лишь она есть Божественное!
     Что волят как единичное существо, то для мирового целого — не имеющая ценности пылинка, исчезающая в потоке времен; что волят в духе — находится в центре, ибо тогда в нас оживает центральный свет Вселенной; и такое деяние не побеждается временем.
     Действуя как единичный человек, вырывают себя из замкнутой цепи мирового свершения, отделяют себя от него. Действуя в духе, вживаются во всеобщее мировое свершение. Умерщвление всякой самостности есть основа для высшей жизни. Ибо тот, кто умерщвляет самостность, живет в вечном бытии. Мы бес-смертны в той мере, в какой мере мы даем умереть в себе своей самостности. Ибо смертным в нас является самостность. Таков истинный смысл изречения: "Кто не умрет прежде, чем он умрет, тот погибнет, когда умрет". Это значит, что не преодолевающий в себе самостность в течение своей жизни не принимает участия во всеобщей жизни, которая бессмертна; что он вообще никогда не существовал, что у него никогда не было истинного бытия.
     Есть четыре сферы человеческой деятельности, в которых человек полностью отдает себя духу, умерщвляя свою обособленную жизнь: познание, искусство, религия и полная любви отдача себя другой личности в духе. Кто не живет по меньшей мере в одной из этих четырех сфер, не живет вовсе. Познание есть отдача себя Вселенной в мысли, искусство — в созерцании, религия — в чувстве; любовь в сочетании со всеми духовными силами есть отдача себя тому, что представляется нам заслуживающим уважения существом в мировом целом. Познание — наиболее духовная, любовь — наиболее прекрасная форма бессамостной самоотдачи. Ибо любовь есть поистине небесный свет в жизни повседневности. Благочестивая, истинно духовная любовь облагораживает наше существо вплоть до его внутреннейших нитей, она возвышает все, что живет в нас. Эта чистая, благочестивая любовь преобразует всю душевную жизнь так, что она становится родственной Мировому Духу. Любить в этом высшем смысле — означает вносить дыхание божественной жизни туда, где большей частью имеют место отвратительный эгоизм и безудержная страсть. Только тогда можно говорить о благочестивой жизни, когда знают нечто о святости любви.
     Если человек из своей обособленности вжился в божественную жизнь идеи через одну из этих четырех сфер, то, значит, он достиг того, к чему его направляет зародыш стремления, заключенный в его груди: соединения с духом; а это и есть его истинное предназначение. Тот же, кто живет в духе, живет свободно. Ибо он избавился от всего подчиняющего. Он не знает никакого принуждения кроме того, которое он принимает на себя добровольно, ибо признал его за высочайшее.
     "Дай истине стать жизнью; потеряй самого себя, чтобы снова обрести себя в Мировом Духе" 40, с. 271

     326. "Существует переживание души, в котором человек теряет себя. Но можно также в судьбе переживать себя действенно. Такое переживание возникает при неэгоистическом рассмотрении человеческой судьбы, когда учатся любить не только собственное бытие, но и мир. Вместо того, чтобы пялить глаза на мир, который несет наше Я на волнах счастья и несчастья, человек обре­тает Я, которое воля формирует собственную судьбу. Вместо того, чтобы натыкаться на мир, в котором разбивается Я, человек проникает в самость, которая чувствует себя связанной с мировым свершением.
     Судьба подготовляется человеку миром, который открывается ему в органах чувств. Если он находит свою деятельность в господстве судьбы, то самость сущностно восходит в нем не только из его внутрен­него, но и из чувственного мира.
     Умея лишь слегка ощущать, как в самости мир является духовно, и как в мире чувственном самость об­наруживается действенной, человек уже оказывается внутри уверенного понимания Антропософии". Из чув­ственного мира открываются не только восприятия, но и последствия доземного бытия и предыдущей жизни человека. В мире мы видим не только цвета, звуки и т.д., но и переживания души до ее последнего зем­ного бытия. И это не только мое Я, но здесь открывается и духовный мир.
     Человек, созерцая, живет в духовном мире, когда продумывает и прочувствует содержание духовнонаучных сообщений. 37 с.82-83, 86

     358. Чувствовать круг на плоскости, шар в пространстве означает чувствовать самость, чувствовать Я". Для живого чувства характерно умение жить в формах. Если форму круга расчленить т.обр. (1), то это указывает на отношение Я к внешнему миру, борьбу или взаимоотношение с внешним миром (тогда как обычный круг замкнут от окружающего); рождается чувство, что внутреннее сильнее внешнего. Но если круг расчленить так (2), то это означает, что внешнее сильнее внутреннего. Этот принцип действует и в пространственных (архитектур­ных) формах: волнистая линия означает победу внутреннего, зубчатая — внешнего. А такая форма (3) рождает чувство, движения.

     Когда мы переживаем эллипсовидную форму, наше астр.тело бессознательно для нас производит сложе­ние и испытывает наслаждение от идеального совпадения суммы (точек, удаленных от двух центров). В случае переживания гиперболы астр.тело вычитает. Форма лемнискаты вызывает бессознательный процесс умножения. Специальной формой лемнискаты является такая форма (4). В ней точка перекрещивания линий исчезает в 4-м измерении, с линией 3 вновь приходит в физическое, а с линией 5 вновь исчезает и возвращается с линией 6. Деление возникает при определенном поло­жении по отношению к кругу, когда астр.тело фиксирует две точки в круге, а само находится в треть­ей, вне круга.

     Имея перед собой круг, мы имеем нечто простейшее и, одновременно, мы выходим в мир, который явля­ется результатом борьбы, где Ариман и Люцифер производят деление, по отношению к которому наше высшее Я выступает неким частным. Все указанные отношения находят свое выражение в Гетеануме. Если, напр., человек входит с балюстрады туда, где стоит орган, то его душа начинает производить умножение. Весь Гетеанум выражает человека. Когда человек выпрямляется, то его земная воля действует против космичес­кой, от этого сгущается эф.тело и оплотневает свод черепа. Каждое семилетие жизни образует род колон­ны (пары колонн) — эфирные ноги и т.д.
     В христианской (готической) архитектуре выражена мысль: "мы живем в доме, но мы возвышаем душу, возносясь в предчувствии к духу". Новая мысль строительного искусства такова: "в почитании мы входим в дух и становимся едины с духом, который вокруг нас изливается в Формах, ибо вокруг нас Духи Формы, и все приходит в движение, ибо за Духами Формы стоят Духи Движения". 286 с. 44-53

     1093. "АУМ является переходом назад от отображения к праобразу, вхождением в непреходящее. Это вхождение в вечное, соединение себя с праобразом выражается в мантраме из Упанишад:
    
     Jasmat jatam sarvam, yasminn eva proliyate
     Jenedam dhriyate caiva, jnanatmane namah.

     Это есть то, что пребывает также в Пасхальной мысли. Это воскресение человека из связанности с преходящим и материальным в вечных областях праобразов. Природа служит для этого символом. ... Чело­век должен пожертвовать низшей природой, чтобы мочь подняться к вечным праобразам вещей. Поэтому Хри­стианство празднует в это время пробуждение природы от земного сна, смерть и воскресение Спасителя.
     Человек должен сначала умереть, чтобы затем пережить воскресение в духовном. Лишь тот, кто преодо­лел привязанность к преходящему, кто сам способен стать непреходящим, как вечные праобразы, может по­коиться между крыльями большой птицы АУМ. Тогда человек становится таким, что может соучаствовать в прогрессе мира... он тогда действует в мире из своего внутреннего магически.

     Пра-самость, из которой мы изошли,
     Пра-самость, которая во всех вещах живет,
     Назад к тебе, о ты, высшая Самость, обращаемся мы".

     "Нисхождение из духа, жизнь в материи и возвращение к духу выражается в трех буквах: АУМ..." 42/245(13.IV;14.ХI.1906)