201. К пониманию "я" приходят, "...учась постепенно представлять себе я-переживание во внутреннем со­зерцании в ряду других внутренних переживаний. ... словом "я" обозначается не наполненность душев­ной жизни, а страстные желания, что родственно вожделению, что ожидает исполнения. — Мысли, питаемые человеком, укрепляют чувство "я" лишь в случае, если они являются идеалами, т.е. если в них живет вожделение. — Обычным познанием "я" переживается в сфере вожделений. Потому на этой ступени оно является желанием исполнения, источником эгоизма.
     Я может быть также названо "ночью обычного сознания". Чем больше человек наполняется мыслями о мире, тем больше я-переживание отступает назад. Однако если Я должно быть пережито сильно, то мыс­ли о мире должны быть удалены из души. В этих мыслях человек переживает себя как в своем "внутреннем дне", а в Я — как во "внутренней ночи". Но внутренний день не решает загадок ночи. .Иной свет дол­жен засветить во внутренней ночи. Я в своем желании света не должно удовлетворяться солнечным све­том. ... Как самость, я" желает исполнения из бессамостности. ...
     Желание духопознания является содержанием я-переживания. ... До тех пор, пока я-чувство пережива­ется в обычном сознании, остается желание духонаполненности. Но оно перестает быть таковым, когда свет познания органов чувств пронизывается светом духопознания. Душевные переживания (получаемые) из чувственного мира делают "я" вожделеющим; душевные переживания из духовного мира делают "я" вмес­тилищем бытия. — В моральных импульсах обнаруживается первое человеческое переживание духовного мира. Они происходят не из чувственного мира. Они водятся в свете "чистого мышления". ... Тело со всеми ви­дами деятельности рождает лишь желание "я". Обычное сознание путает это желание с самим Я. Необхо­димо душевным толчком возвыситься из тела, чтобы желание, порожденное телом, удовлетворить в духе". 36 с.73-75

РЕЛИГИЯ. НАУКА. ИСКУССТВО

Единственный и Вселенная

Кредо

1. "Мир идей есть первоисточник и принцип всякого бытия. В нем бесконечная гармония и блаженный покой. Всякое бытие, не осиянное его светом, было бы мертвым, призрачным, не участвующим в жизни мирового целого. Лишь то, что свое бытие производит из идеи, означает нечто на древе творения Вселенной.
     Идея есть ясный в себе, в себе самом и собою самим удовлетворенный дух.
     Все единичное должно иметь в себе дух, иначе оно отпадет, как засохший лист с дерева, и существование его было бы тщетным.
     Но человек чувствует и познает себя как отдельное существо, когда про-буждается к полноте своего сознания. При этом в него закладывается стремление к идее. Это стремление побуждает его преодолеть свою обособленность, оживить в себе дух, стать причастным духу. Все самостное, что делает его этим опреде-ленным, отдельным существом, он должен упразднить в себе, отказаться от этого, ибо это и есть то, что затемняет свет духа. Лишь того, что проистекает из чувственности, влечения, вожделения, страсти, желает этот эгоистический инди-видуум. Следовательно, человек должен умертвить в себе эту самостную волю, он должен вместо того, чего он хочет как отдельный человек, хотеть того, что дух, идея волит в нем. Дай умереть обособленности и следуй голосу идеи в тебе, ибо лишь она есть Божественное!
     Что волят как единичное существо, то для мирового целого — не имеющая ценности пылинка, исчезающая в потоке времен; что волят в духе — находится в центре, ибо тогда в нас оживает центральный свет Вселенной; и такое деяние не побеждается временем.
     Действуя как единичный человек, вырывают себя из замкнутой цепи мирового свершения, отделяют себя от него. Действуя в духе, вживаются во всеобщее мировое свершение. Умерщвление всякой самостности есть основа для высшей жизни. Ибо тот, кто умерщвляет самостность, живет в вечном бытии. Мы бес-смертны в той мере, в какой мере мы даем умереть в себе своей самостности. Ибо смертным в нас является самостность. Таков истинный смысл изречения: "Кто не умрет прежде, чем он умрет, тот погибнет, когда умрет". Это значит, что не преодолевающий в себе самостность в течение своей жизни не принимает участия во всеобщей жизни, которая бессмертна; что он вообще никогда не существовал, что у него никогда не было истинного бытия.
     Есть четыре сферы человеческой деятельности, в которых человек полностью отдает себя духу, умерщвляя свою обособленную жизнь: познание, искусство, религия и полная любви отдача себя другой личности в духе. Кто не живет по меньшей мере в одной из этих четырех сфер, не живет вовсе. Познание есть отдача себя Вселенной в мысли, искусство — в созерцании, религия — в чувстве; любовь в сочетании со всеми духовными силами есть отдача себя тому, что представляется нам заслуживающим уважения существом в мировом целом. Познание — наиболее духовная, любовь — наиболее прекрасная форма бессамостной самоотдачи. Ибо любовь есть поистине небесный свет в жизни повседневности. Благочестивая, истинно духовная любовь облагораживает наше существо вплоть до его внутреннейших нитей, она возвышает все, что живет в нас. Эта чистая, благочестивая любовь преобразует всю душевную жизнь так, что она становится родственной Мировому Духу. Любить в этом высшем смысле — означает вносить дыхание божественной жизни туда, где большей частью имеют место отвратительный эгоизм и безудержная страсть. Только тогда можно говорить о благочестивой жизни, когда знают нечто о святости любви.
     Если человек из своей обособленности вжился в божественную жизнь идеи через одну из этих четырех сфер, то, значит, он достиг того, к чему его направляет зародыш стремления, заключенный в его груди: соединения с духом; а это и есть его истинное предназначение. Тот же, кто живет в духе, живет свободно. Ибо он избавился от всего подчиняющего. Он не знает никакого принуждения кроме того, которое он принимает на себя добровольно, ибо признал его за высочайшее.
     "Дай истине стать жизнью; потеряй самого себя, чтобы снова обрести себя в Мировом Духе" 40, с. 271

     1262. "В прошлом Михаэль раскрыл интеллигенцию в космосе. Тогда он делал это как слуга божественно-духовных властей, которые дали начало как ему самому, так и человеку. И он хочет сохранить то же отно­шение к интеллигенции. Когда интеллигенция отделилась от божественно-духовных властей, дабы найти путь во внутреннее человеческого существа, он решил впредь поставить себя правильным образом по отношению к человечеству, чтобы в нем найти свое отношение к интеллигенции. Но все это он хотел и в дальнейшем делать в духе божественно-духовных властей как их служитель; тех властей, с которыми он связан с на­чала своего и человеческого бытия. Его намерение таково, чтобы в будущем интеллигенция текла сквозь сердца людей, но как та же сила, какой она была уже в начале, изливаясь из божественно-духовных влас­тей.
     Совсем иначе обстоит это у Аримана. Это существо уже давно выделилось из потока развития, к которо­му принадлежат охарактеризованные божественно-духовные власти. Он в пра-древнем прошлом поставил себя рядом с ними как самостоятельную космическую власть. Хотя в настоящее время пространственно он стоит в мире, к которому принадлежит человек, но он не развивает никакого отношения к силам и существам, пра­вомерно принадлежащим этому миру. Лишь когда интеллигенция, отделившись от божественно-духовных суще­ств, подходит к этому миру, Ариман чувствует себя в таком родстве с этой интеллигенцией, что через нее он по-своему может связать себя с человечеством. Ибо уже в пра-древнее время он соединил с собою то, что в настоящее время человек получает как дар из космоса. Ариман, если бы удалось его намерение, сделал бы данный человечеству интеллект похожим на свой собственный.
     Ариман присвоил себе интеллигенцию в такое время, когда еще не мог сделать ее в себе внутренним. Она осталась в его существе силой, не имеющей ничего общего с сердцем и душой. Как леденящий, бездуш­ный импульс изливается интеллигенция от Аримана. Люди, захваченные этим импульсом, развивают логику, которая безжалостным и безлюбовным образом как будто говорит сама из себя — в действительности же в ней говорит Ариман, — логику, в которой не обнаруживается ничего такого, что является настоящей внутренней, сердечно-душевной связанностью человека с тем, что он думает, говорит и делает.
     Но Михаэль никогда не присваивал интеллигенцию себе! Ощущая свою связь с божественно-духовными властями, он управляет интеллигенцией как божественно-духовной силой. Тем не менее и в его пронизании интеллигенции обнаруживается, что в ней есть возможность столь же хорошо быть выражением сердца, души, сколь выражением головы, духа. ... И в этом заключена причина того, почему Михаэль проходит через кос­мос со строгим видом и жестом. Быть во внутреннем так связанным с содержанием интеллигенции означает в то же время, что должно выполняться требование: ничего не вносить в это содержание от субъективного про­извола, от желания или вожделения. Иначе логика будет произволом одного существа, вместо того, чтобы быть выражением космоса. Строго выдерживать свое существо как выражение мирового существа, остав­лять во внутреннем все, что там хочет заявить о себе как собственная сущность, — вот что Михаэль считает своей добродетелью".
     "Одной из имагинаций Михаэля является следующая: он правит сквозь ход времен, сущностно неся свет из космоса как свое существо, образуя тепло из космоса как откровение собственного существа; он правит как существо, подобное миру (равное миру), утверждая самого себя, лишь когда он утверждает мир, низводя на Землю силы из всей Вселенной. Противоположна этому имагинация Аримана: в своем движении из времени он хотел бы завоевать пространство; вокруг него мрак, куда он посылает лучи соб­ственного света; чем большего достигает он в своих намерениях, тем более крепчает мороз вокруг него; он движется как мир, который весь стягивается в одно собственное существо, в котором он утверждает себя самого лишь отрицанием мира; он движется, как бы неся с собой жуткие силы мрачных пустот Земли".
     "Михаэль проходит сквозь мир со всей строгостью своего существа, своей осанки, своего делания в любви. И кто придерживается его, тот в отношении к внешнему миру развивает любовь. Любовь прежде всего должна раскрываться в отношении к внешнему миру, иначе она становится себялюбием.
     Если эта любовь развивается в Михаэлическом строе мысли, то и любовь к другому сможет сиять обратно в собственную самость. Самость сможет любить, не любя себя самое, и на пу­тях такой любви человеческая душа находит Христа".
     "Мировые мысли несут человека в будущее, если он получает их от Михаэля; и они же уводят его прочь от спасительного будущего, если их может ему дать Ариман. Путем подобных рассмотрений все более преодолеваются воззрения на неопределенную духовность, которая якобы должна пантеистически действовать в основе вещей... Действительность всюду состоит из существ, а то, что в ней не сущностно, это есть де­ятельность, разыгрывающаяся в отношении существа к существу".
     "Восходу эпохи сознания в ХV веке в вечерних сумерках эпохи души рассудочной, или души характера, предшествует повышенная люциферическая деятельность, которая некоторое время еще продолжается и в но­вую эпоху. Эта люциферическая деятельность хотела бы неправомерно сохранить древние формы образного представления о мире и удержать человека от понимания с помощью интеллигенции физического бытия мира и от вживания в него.
     Михаэль связывает себя с деятельностью человечества, дабы самостоятельная интеллигенция осталась при врожденном Божественно-духовном, но не люциферическим, а правомерным образом". В начале эпохи ду­ши сознательной душа еще мало развивает свои интеллектуальные силы, что позволяет люциферическим си­лам удержать человека в состоянии космического детства. Ариман стремится увести душу от этого состоя­ния детства в свою область. Но этому препятствует Михаэль, используя силы препятствий для развития. 26(115-130)