114.(3; 16) "С тем эфирным потоком, который постоянно как тонкая эфирная субстанция эфиризованной в сердце крови течет к голове, во время Иоаннова Крещения в Иордане соединилось то, что как действительное, пронизанное воздушной субстанцией течение, пришло извне, из мирового пространства. Этим было дано начало тому, что для каждой человеческой души с того момента возникла возможность пронизать себя элементом, приходящим из мирового пространства, представленным в виде голубя при Крещении в Иордане". Об эфирном потоке, идущем от сердца к мозгу, знал Картезий. Он говорил о духах жизни, стремящихся от сердца к голове. 129 (9)

210. (1;29) "Если мы ищем инспирации вокруг себя, то они нам даны в животных формах. Многообразие животных форм действует на нас, на наши восприятия в инспирации. Вы можете из этого узнать, что когда вы видите чистые инспирации, без наполненности их физической телесностью, то они могут представлять собой нечто существенно более высокое, чем животное. ...Но также и пребывающие в чисто духовном мире инспирации могут выступать в животнообразных формах.
     Во времена древнего, атавистического ясновидения люди пытались инспирации, которыми они обладали, духовным образом представить в животных формах. Например, сфинкс имеет свою форму благодаря тому, что в нем должно быть выражено увиденное в инспирации. Итак, мы имеем дело со сверхчеловеческими существами, когда мы говорим о животных формах в чисто духовном мире. Во времена атавистического ясновидения, еще и в первые четыре христианские столетия, т. е. также и во времена Мистерии Голгофы, не существовало внешне безвкусной символики, но — действительное внутреннее знание о том, что высокие духовные существа, доступные инспирации, выражаются в животных формах.
     По этой причине, вообще говоря, Святой Дух обозначался в виде голубя теми, кто обращал внимание на инспирации. Как нам следует это сегодня понимать, когда о Святом Духе нам говорится как о голубе? Понимать это следует так: те, кто так говорил, были в старом, атавистическом смысле инспирированными людьми. Они взирали в сферы, в которых чисто духовно им являлся Святой Дух, являлся в инспирации. И как мог быть охарактеризован Христос наделенными атавистическими инспирациями современниками Мистерии Голгофы?
     Может быть, они видели Его внешне; тогда они видели Его как человека. Но чтобы видеть Его в духовном мире как человека, для этого они должны были овладеть интуицией. Однако таких людей, которые могли бы в мире интуиции видеть Его как Я, во времена Мистерии Голгофы не было. Но в атавистической инспирации они могли Его видеть. И тогда им было необходимо употребить животную форму, чтобы выразить Христа. "Смотри, вот Агнец Божий", — это для того времени было правильной речью, речью, в которой мы должны обретать себя, приходя к инспирации..." 214 (2)

268. "Что в нас как вечное существо проходит сквозь инкарнации, оно того же рода, что и создавшее семичленные планетарные царства. Поэтому человек держит в своей правой руке символы семи планет". "В отдаленном будущем человек снова возвысится до состояния групповой души, но в высшем смысле сознательно". Символ этого будущего являет вторая печать. "Из этих четырех групповых душ исшел человек, и в них он опять вернется". Групповая душа сама является продвинутой, она уже на астральном плане индивидуализирована как человеческая душа. Ее символ мы видим в середине. Это Душа Христа, символизированная Агнцем. Она завершает четыре другие групповые души.
     Семицветная радуга — это творческий Мировой Принцип, действующий семичленно внутри человеческой эволюции. Чтобы понять значение двенадцати цифр, необходимо вспомнить то состояние, когда Земля, Луна и Солнце были одним телом. "С этим единством было связано состояние, каким оно изображено здесь. Та форма космического строя была необходима для того, чтобы человек мог стать групповой душой. Наше современное исчисление времени связано с положением небесных тел. В том праотдаленном прошлом, когда Земля еще не вращалась вокруг Солнца, все временные отношения неизбежно были другими. Не было ни дней, ни часов. Само Солнце совершало свой путь, и существовал большой космический циферблат. Он был образован теми положениями, через которые проходило Солнце. На наших часах часовая стрелка проходит в течение суток два кругооборота. Так и в том далеком космическом исчислении времени Солнце дважды обходило круг Зодиака: однажды это было светлое время, в другой раз — темное. Такое двойное прохождение через те же самые позиции называется "прохождением перед древними братьями космического строя". В Апокалипсисе речь идет о 24-х старцах. Так учрежден род мировых часов".
     На пятой печати мы видим состояние, когда Солнце и Земля соединятся, а то, что будет из этого выделено, станет Луной. Наивысшее, к чему может стремиться душа, Гете назвал "вечно женственным". "То, что в человеческой природе преодолеет негодную материю, будет обозначено женским. Когда земля соединится с Солнцем, сам человек станет Солнечной женой. Соединение образует человек. Негодная материя, представленная как Луна, попирается ногами. Что должно быть выброшено, когда Земля станет Солнцем, представлено драконами".
     Третья печать. "Чаши означают так называемые Чаши гнева. Это значит, что человек, достигший духа, преодолеет, преобразует то, что называется гневом. ...поэтому Чаши изливаются".
     Четвертая печать. Человек является отображением мировой эволюции. Поняв это, он сможет читать себя самого, сам станет книгой. Облако — это современный воздух, которым овладевает гортань. Лик на Солнце характеризует силу, рождаемую человеком, которая Землю преобразует в Солнце. На ступени, которую характеризует эта печать, человек созерцает в астральном мире, на что указано радугой: "человек становится космически творящим существом".
     На седьмой печати изображено состояние, в котором человек кроме трех измерений познает идущие им навстречу контризмерения. Они представляют собой преодоление физического духом. Светлый образ змеи означает жертвенную природу познания. Тогда оно овладевает мировой спиралью в жезле Меркурия; последний же обращается в перевернутую чашу. Ставший невинным человек представлен голубем. Радуга означает семичленного творящего человека. 284 (67-69)

498. "Он не приходит к нам; мы должны в душе почувствовать тягу к Св.Граалю, к внутреннему святилищу, к божественной искре жизни в человеческой душе. У нас должно быть желание спрашивать о нем. Если человеческая душа находится на пути вверх, к Богу, тогда Бог нисходит к ней. Такова тайна Грааля, нисхождение Бога, Который сходит, когда человек развился до Божественного". Это изображено в сцене крещения Иисуса Иоанном. "Св.Грааль имеет свой осмысленный (чувственный) образ в виде голубя".54 (18)

Имагинация Иоаннова Праздника

633. "Природное бытие от весны к лету делается все подвижнее, внутренне насыщеннее, и сам чело­век со всем своим существом вплетается в него. Так что можно сказать: человек в вер­шине лета переживает некий род природного сознания. Весной, если у него есть к тому ощущение и чувст­во, он становится единым со всем восходящим, прорастающим, растущим. Он цветет с цветами, прорастает с растениями, плодоносит с ними, ввергается во все, что пребывает и живет вовне. Благодаря этому он расширяет свое бытие до природного бытия, и возникает некий род природного сознания. А затем осенью, поскольку природа умирает, должен и он нести в себе смерть, если сопереживает природу до осени, до времени Михаэля; но он не должен в ней (в смерти) соучаствовать своим Я. Он должен подняться над этой смертью. На месте природного сознания в нем должно выступить укрепленное, усиленное само­сознание. Но именно потому, что природное сознание особенно сильно в человеке в период летнего зноя, то там-то и необходимо, чтобы Мироздание послало навстречу человеку, если он этого хочет, духовное. ...из ткущей природы к нему выступает объективно духовное. Таким образом, человеческое как таковое в Иоанново время должно искать внешнее, объективное духовное. И оно имеется в природе. Природа лишь внешне предстает растущим сонным существом. ...Если имагинативный взор обратить в Иоанново время в глубины Земли, то получаешь впечатление: там, внизу ткут и живут кристаллические формы, в которых консолидируется твердое земное царство, все кристаллические формы, получающие свою красоту имен­но в вершине лета. Все там в вершине лета образует себя в линии, угле, плоскости. Как общее впечатление встает: эта в себе уничтожающаяся земная кристаллическая природа ткет в темно-синем".
     "Если эту имагинацию попробовать нарисовать, то сначала нужно показать как бы излитое синее, повсюду пронизанное линейным, мерцающим серебром (см. рис., белое).

Человек получает впечатление, будто он сам растворяется в этой природной пластике и каждую серебряную линию чувствует в себе. Человек как таковой чувствует себя буквально выросшим из синих подоснов земной почвы, чувствует себя внутренне пронизанным силами сияю­щих серебром линий кристаллизации. Все это человек чувствует как свое собственное существо. ...Он чувствует себя стоящим на космической воле. Так бывает, когда взор направляют вниз. А если его направить вверх? Если его направить вверх, то возникает впечатление распространяющейся космической интеллигенции. В человеке на современной стадии развития интеллигенция (субстанция), как я часто описывал, ценится не особенно высоко. В вершине лета в высотах человек получает чувство: там повсюду ткущая интеллигенция, но не отдельных существ, а множества существ, которые живут одно в дру­гом. Итак, вверху простирается ткущая интеллигенция, сквозь которую проходит жизнь света, освещающе­го светлую ткущую живую интеллигенцию (желтоватое) как противоположность воли. ...И вот внутри это­го светящегося ткания — я не могу это выразить иначе — появляется облик. ...Теперь для Иоаннова вре­мени перед нами выступает, если это описать по-человечески — естественно, это будет лишь приблизите­льное описание, — перед нами выступает исключительно серьезный лик, восходящий, как бы тепло светясь, из всеобщей светящейся интеллигенции (красная голова в желтом).
     Возникает впечатление, что из этой светящейся интеллигенции лик образует свою световую телесность". Чтобы этот облик возник, из земли должны подняться элементарные духи и соединиться со светящейся ин­теллигенцией, в которой в вершине лета является лик Уриэля. "...Уриэля, чья собственная интеллиген­ция, по сути говоря, составлена из действующих одна в другой сил планет нашей планетной системы, под­держанных действием звезд из круга Зодиака, Уриэля, который в своем собственном мышлении лелеет ми­ровое мышление. ...Человек получает непосредственное чувство: то серебряное, что устремляется сни­зу вверх (белое), воспринимается тем, что, будучи солнечнопронизанным светом, ткет и живет вверху; и тогда земное серебро — это совершенно правильное выражение, — тогда земное серебро космически-алхимически вверху превращается в космическое золото, которое там, вверху, ткет и живет. Происходит по­стоянное искрение вверх серебряного блеска, а вверху — постоянное превращение серебряного блеска в золотой.
     А затем, в августе, приходит к завершению облик Михаэля, как я его описал". Отливающее золотом и серебром одеяние Михаэль получает из того, что описано как предыдущий процесс. "И постепенно к осени мы видим, что отданное Землей космосу серебро возвращается как золото, и в этой силе превра­щенного в золото серебра заложено то, что затем происходит в Земле в течение зимы: ...оно пронижет духовно тканием, волнением глубины Земли, оживит там то, что жизнь ищет для ближайшего года глубо­кой зимой".
     "Человек получает глубокое, страстное желание понять этот необыкновенный, направленный вниз взгляд Уриэля. Человек получает впечатление, что он должен оглядеться вокруг, чтобы понять, что означает этот взгляд. И он впервые поймет его значение, когда сам научится еще глубже заглядывать духовно в синие, блестящие серебром глубины летней земной почвы. Там тогда видны сплетающиеся, сферически округляющиеся облики, которые то сливаются в один шар, то снова растворяются и в определенном смысле стараются растворить блестящие серебром лучи кристаллов.
     И человек узнает: это — каждый может это увидеть по-разному — человеческие ошибки, которые кон­трастно выделяются на фоне регулярно возникающих, последовательных в себе природных кристаллических образова­ний и оседают вниз. ...на эти-то ошибки и направлен взор Уриэля. Здесь, в вершине лета, видно на­сквозь, что в человеческом роде еще несовершенно по сравнению с регулярно строящимися кристаллическими образованиями. Здесь, я бы сказал, из серьезного взгляда Уриэля человек получает впечатление: тут природное сплетается с моральным. Здесь не просто моральный миропорядок встает в нас как абстрактный импульс, но мы теперь видим; и когда мы созерцаем природное бытие, то не спрашиваем: живет ли в росте растений моральное? живет ли в кристаллизации моральное? — Мы теперь видим, как естественно в вершине лета человеческие ошибки сотканы с последовательной в себе, консолидированной природной кристаллизацией.
     Зато все, что является человеческими добродетелями, человеческими способностями, с блистающими серебром линиями идет вверх и является как окутывающее Уриэля облако (красное), является, так сказать, как произведение искусства, как превращенные в светящейся интеллигенции в облачную пластику человеческие добродетели.
     Можно видеть не только серьезный лик Уриэля, его взгляд, обращенный на земные глубины, но можно также видеть некоего рода крылообразные руки или рукообразные крылья, которые серьезно предостере­гают. Жест Уриэля действует так, что в человеческий род он, я бы сказал, вводит историческую совесть. Здесь, в вершине лета, является историческая совесть, особенно слабо развитая в современности, она является как бы в предостерегающем жесте Уриэля.
     Вы это, естественно, можете представить себе как имагинацию. ...Сверху (в ней), как бы осве­щенный силой глаз Уриэля, виден голубь (белое). Кругообразно в картине завершается то, что внизу выступает как блистающее серебром синее; что в глубинах Земли связано с человеческой неспособностью, ошибками, это консолидируется в образе Матери Земли (синее), назовем мы ее Деметрой или Марией. Таким образом, направляя взгляд вниз, следует сделать не что иное, как соединить в имагинации все эти тайны глубин как то, что является Матерью — материей всего бытия, в то время как то, что кон­центрируется вверху, в текучем облике, следует ощущать как Отца-Духа всего бытия вокруг нас.
     Как результат взаимодействия Отца-Духа с Матерью-материей выступает прекрасным образом, как несущий в себе созвучие серебряного земного действия и золотого небесного действия, Сын: между Отцом и Матерью. Таким образом, эта Иоаннова имагинация выступает трояко. В ее основе стоит творящий, глядя­щий, предостерегающий Уриэль. ...Описанная Троица (не мыслить ее догматически) открывается в верши­не лета из космического действия, из космической жизни и ткания. Она выступает с внутренней убеждаю­щей силой, если человек проникает, я бы сказал, в Мистерию Уриэля. ...Что человек здесь видит, он может видеть в ткущейся образности. К Иоаннову дню это должно быть внесено в могучую музыкальность. А из могучей музыкальности мировые тайны, какими их человек переживает именно в Иоанново время, должны нам сами себя сообщать".
     "Выси становятся Мистерией, глуби становятся Мистерией; и сам человек становится Мистерией в кос­мической Мистерии. Вплоть до костей человек чувствует себя в кристаллообразующих силах. Но он также чувствует, каким образом кристаллообразующие силы, доходящие до костей, находятся в мировой связи с изживающи­ми себя в высях силами света; чувствует, как все совершающееся в человеческом роде морально живет и ткет в этой Мистерии высей, в Мистерии глубин и в их соединении. Человек больше не чувству­ет себя обособленным от мира; он чувствует себя поставленным в мир, связанным вверху со светя­щейся интеллигенцией, в которой он как в мировом лоне переживает свои собственные лучшие мысли; чело­век чувствует себя внизу, вплоть до костей, связанным с мировыми силами кристаллизации, и одно он чувствует связанным с другим: свою смерть с духовной жизнью всего ... про­буждаясь, творя в земной смерти сил кристаллизации и блистающей серебром жизни.
     Все описанное можно также переживать в звуке. ...Эти звуки незачем изобретать. Их можно воспринять в космических деяниях Уриэля. В этих мотивах то, что является имагинацией, превращается в инспирацию. ... Будучи поставленным в ткание вершины лета, человек чувствует нечто следующее. Первые слова бу­дут такими, как их видение Уриэля уплотняет в инспирацию, они связываются с духовным звучанием всего хора:

     ...Связь целого получается тогда, когда звучит в целом как бы органом и трубами космическое утверждение этой Мистерии высей, глубин и середины:

Материи сгустятся,
Ошибки исправятся,
Сердца прозреют".

223 (13)