ЭПОХА ДУШИ СОЗНАТЕЛЬНОЙ

     405. Христиан Герман Вей с считал необходимым подняться от мировоззрения Гегеля к совершенно богословскому мировоззрению. В христианской идее о трех лицах в одном Божестве он видел цель своего мышления. Поэтому он стремился с необычайным остроумием представить эту идею как результат естественного, непредвзятого мышления...
     Антон Гюнтер — "венский философ" и находящийся под его влиянием Мартин Дейтингер движутся со своими мировоззрениями целиком в пределах католического богословского образа мышления. Первый стремится отделить человека от естественного миропорядка, разделяя его на две части: на природное существо, принадлежащее, подобно низким вещам, необходимой закономерности, и на духовное существо, являющееся самостоятельной частью высшего духовного мира.... Сама церковь не придерживалась этого взгляда, ибо в Риме произведения Гюнтера были включены в индекс запрещенных книг. Дейтингер резко боролся против чистого мышления Гегеля, которое, по его мнению, не должно поглотить полного жизни бытия. Живая воля для него выше, чем чистая мысль. Первая может, как творческое начало, действительно нечто создать; вторая — бессильна и абстрактна. Эту живую волю своей исходной точкой делает также Трандорф. Мир не может быть объяснен из царства теней. Но сильная воля должна овладеть этой идеей, чтобы создать подлинное бытие. Человеку раскрывается глубочайшее содержание мира не в мыслящем понимании этого последнего, но в возбуждении чувств, в любви, через которую отдельный человек отдается общему—господствующей по Вселенной воле. Совершенно ясно: все эти мыслители стараются преодолеть мышление и его предмет: чистую идею. ... Философы считают, что теплая религиозная отдача первосилам бытия разрушается ясным чистым мышлением".
     "Неправильное понимание мира мыслей Гегеля... разделило приверженцев Гегеля на две партии, из которых одна видела в его мировоззрении крепкую опору христианского откровения, а другая пользовалась его учением для того, чтобы рассеять христианские воззрения и заменить их радикально свободомыслящими взглядами.
     Ни та, ни другая партия не могла бы сослаться на Гегеля, если бы они его правильно поняли. Ибо в мировоззрении Гегеля нет ничего, могущего послужить опорой религии или привести к ее уничтожению. Как не хотел он создать какого-либо явления природы из чистой мысли, так не имел он этого в виду и по отношению к религии. Подобно тому, как из процессов природы он хотел выделить чистую мысль и таким образом понять ее, так и по отношению к религии целью его было преимущественно вскрыть содержание ее мысли".
     "Это и было ошибкой Им. Фихте, Дейтингера, Вейса и других, что они боролись с Гегелем на том основании, что он из сферы чистого мышления не развился до религиозного понимания личного божества. Но такой задачи Гегель никогда не ставил. Он рассматривал ее как дело религиозного сознания. Им. Фихте, Вейс, Краузе, Дейтингер и др. хотели из мировоззрения создать религию. Подобная задача показалась бы Гегелю столь же абсурдной, как если бы из идеи света кто-нибудь захотел осветить мир или из идеи магнетизма создать магнит. Правда, по его мнению, религия, как и весь мир природы и духа, происходит из идеи. Поэтому человеческий дух может найти эту идею в религии. Но, подобно тому, как магнит был создан из идеи магнетизма до возникновения человеческого духа и последнему предстояло лишь понять это возникновение впоследствии, так и религия возникла из мыслей до того, как мысль засияла в человеческой душе как составная часть мировоззрения. Если бы Гегель дожил до критики религии своих учеников, он должен был бы сказать: руки прочь от основ религии, от возникновения религиозных представлений, если вы хотите оставаться мыслителями, а не мессиями. Мировоззрение Гегеля, правильно понятое, не может воздействовать на религиозное сознание". 18(8)

     406. "Бентам (1747-1832) весьма характерен для мышления своего народа. Его воззрение должно быть обозначено как утилитаризм в глубочайшем смысле этого слова. Основной принцип в отношении идеального строя мира, лежащий в основе мышления Бентама, заключается в — как это называют — максимализации человеческого блаженства. ... Доброе — идеал для человеческих стремлений — состоит в наибольшем счастье для наибольшего числа людей на Земле. ...Таков главный нерв философии утилитаризма.
     Но следует принять во внимание, что этот принцип не самим Бентамом и его последователями, а теми, кто стоит на спиритуальной почве, обозначен как абсолютно ариманический. Оккультисты его страны говорят о Бентаме, что он выставил совершенно дьявольский тезис... "Ибо, если бы добро состояло в наибольшем счастье наибольшего числа людей, то зло должно было бы состоять в наибольшем счастье для наименьшего числа людей". ... Значит зло и счастье могут сосуществовать, но спиритуалист не может это принять ни при каких условиях".
     "Гетеанизм, контизм (от Конта) и бентамизм — эти три воззрения стоят в разном отношении к спиритуальным стремлениям человечества. Немецкий гетеанизм, как таковой, так устроен, что из него может развиться спиритуализм; французский контизм устроен так, что рядом с ним может развиваться спиритуализм, как у Конта и Сен-Симона рядом с позитивистской философией выступала мистика; у английского утилитаризма, у Бентама возможно не что иное, как острая оппозиция со стороны спиритуализма народному воззрению. Это лежит в основе самого развития. Французская суть может развиваться так, что идеализм и реализм, мистика и позитивизм могут идти рядом; в Англии, в британской сути все в большей мере умы, становящиеся там спиритуальными, будут самым резким образом противостоять своему собственному народу, т.е. тому, что народность высевает как философские цветы". "Спиритуализм встает в безграничную оппозицию к внешним мировоззрениям. Это значительно в высшей степени". 184(2)
     "Спиритуально чувствующие там (в Англии) преодолеют народную культуру, преодолеют ее вплоть до уничтожения". Человечество сейчас стоит в 4-ом, минеральном царстве. Потому каждый может обнести себя стенами. В будущем, на Юпитере, человек перейдет в 5-ое, растительное царство, где счастье одного станет невозможным без счастья других, как в организме болезнь одного органа лишает покоя весь организм. Философия Бентама говорит о счастье, которое в будущем невозможно, потому она побивается спиритуальным стремлением в самой Англии". 184(3)

     471. "Совершенно нормально развиваясь в гегельянстве, Карл Маркс стал анти-гегельянцем. Гегельянство целиком, если человек хотел говорить на его языке, опрокидывалось в свою противоположность.
     Почему же это происходит? — Это происходит потому, что такой образ воззрения, какой Гегель образовал из своего внутреннего в просветленной, утонченной духовности, в форме логического человеческого разума, — это в историческом развитии вообще может оставаться здоровым лишь пока его вырабатывает отдельная индивидуальность. Уже его ученики больше не могли развивать здоровой духовности, а в третьем поколении такое воззрение становится целиком нездоровым, когда им начинают догматически клясться". 192(13)

     478. "Соловьев исходит прежде всего из того, что Христос однажды исторически умер для человечества. Это совершенно верно, но у Соловьева речь идет о душе, которая видит, что все как бы уже произошло, тогда как среднеевропеец требует, чтобы каждый заново пережил в себе переживания Христа. ... Если Соловьев все вновь подчеркивает, что Христос должен был пройти через смерть, дабы человек мог стать человеком, то Майстер Экхарт, например, мог бы на это возразить: вы видите Христа так, как человек созерцает нечто внешнее". Если бы Владимир Соловьев прожил дольше, то он оказался бы вынужденным переписать заново все, что он написал ранее. Ему пришлось бы пересмотреть все свои воззрения. "Его воззрения коренятся во времени. Поэтому он почувствовал бы себя вынужденным все переписать. Ему пришлось бы прийти к тем следствиям для себя, к которым должен прийти весь Восток". Для нового времени требуются новые представления. 177(9)

     500. В своей душевной жизни Гете шел от настроения Гамлета к настроению Фауста. 36 с.126

     555. "В то время, как у Канта все суждения о вещах являются лишь продуктом, происходящим из субъекта и объекта, и дают лишь знание о том, как субъект рассматривает объект, у Гете субъект бессамостно входит в объект и берет данные для суждения из круга вещей. Поэтому Гете сказал об учениках Канта: "они слушали меня охотно, но не могли мне возражать или как-либо быть полезными"". 1(11)

     557. "Теория в себе и для себя бесполезна, она нужна лишь для того, чтобы мы могли поверить во взаимосвязь явлений", — сказал Гете. "Он не ценил никакой теории, которая хотела бы быть законченной раз и навсегда и в таком облике представлять вечную истину. Он предпочитал живые понятия, через которые проступало индивидуальное своеобразие созерцания. Познавать истину было для него тождественно тому, чтобы жить в ней. А жить в истине означает не что иное, как всматриваться в те внутренние переживания, которые проявляются в каждом рассмотрении отдельной вещи, если мы подходим к ее восприятию. Такой взгляд на человеческое познание не имеет ничего общего ни с границами знания, ни с его ограниченностью несовершенством человеческой природы. 6(5)

Монизм

     624. У Канта "было совершенно ложное представление о характере нашего опыта. Он не состоит, как полагает Кант, из бесконечного множества мозаичных камушков, из которых мы с помощью чисто субъективных процессов складываем целое, но оно дано нам как единство: одно восприятие переходит в другое, не имея определенных границ. А если мы желаем выделить для себя и рассмотреть отдельность, то мы можем это сделать, лишь искусственно выделив ее из взаимосвязей, в которых она находится. Нам, например, нигде не дано отдельное ощущение красного как такового... Выделение отдельных ощущений из мировой взаимосвязи является субъективным актом, обусловленным своеобразным устройством нашего духа. ... Поэтому содержание отдельного восприятия не меняется оттого, что мы вырвали его из взаимосвязи, к которой оно принадлежит. Но поскольку это содержание обусловлено взаимосвязью, то вне ее оно сначала может показаться непонятным. ... Любое восприятие не выводит за свои пределы, поскольку не может быть объяснено из себя. Поэтому я соединяю выделенные благодаря моей организации из мирового целого отдельности сообразно их природе в целое. В этом втором акте восстанавливается разрушенное в первом акте. Единство объективного вновь вступает в свои права по отношению к субъективно обусловленной множественности". Опыт дает нам ограниченный облик действительности, а разум извлекает из него объективное. Чувственное созерцание отдаляет нас от действительности, разумное рассмотрение возвращает к ней. "Существу с чувственным восприятием, способным в одном акте созерцать весь мир, не потребовалось бы разума. Отдельное восприятие дало бы ему то, чего мы достигаем лишь через соединение бесконечно многого". И следует признать, что разум есть либо орган субъективности, либо он дает нам истинный облик действительности. Он упраздняет субъективный характер чувственного опыта, возвращает его содержание в нашем духе в объективную связь, из которой его вырвали наши чувства. Ошибка Канта состоит в том, что он отдельности принимает за объективное, а восстановление их единства объявляет следствием нашей субъективной организации. Но верно как раз обратное. Кант был введен в заблуждение Юмом. с.56-59
     "Монизм, или единое рассмотрение природы, исходит из критического самоанализа человека. Этот анализ вынуждает нас отклонить все лежащие вне мира объяснения его причин. Такое понимание необходимо распространить и на практические отношения человека к миру. Ведь человеческая деятельность представляет собой лишь специальный случай всеобщего мирового свершения. Поэтому принципы для ее объяснения также следует искать внутри данного мира. Дуализм, ищущий основополагающие силы предлежащей нам реальности в недоступном для нас царстве, перемещает туда также заповеди и нормы деятельности. В подобном заблуждении находится и Кант" (категорический императив). Для монизма нравственные мотивы рождаются из человеческой души. "Он делает человека также и законодателем себе ... указывает ему на него самого, на его автономное существо. Он делает его господином себе. Впервые лишь с т.зрения монизма мы можем постичь человека как поистине свободное существо в этическом смысле". (Обоснование этого дано в "Философии свободы".) с.64-65
     "Суть монизма состоит в принятии утверждения, что все мировые процессы, от простейшего механического до высшего человеческого духовного творчества, в одном смысле развиваются естественно и что все, могущее быть привлеченным для объяснения явлений, должно искаться внутри самого мира". с.174
     "Для человека лишь до тех пор существует противоположность между объективным внешним восприятием и субъективным внутренним миром мыслей, пока он не распознает взаимопринаддежность этих миров. Человеческий внутренний мир принадлежит как член к мировому процессу, как и всякий другой процесс... Отдельные суждения могут быть различны в зависимости от организации человека и точки зрения, с которой он рассматривает вещь, но все суждения проистекают из одного элемента и вводят в суть вещи".
     "Миропонимание, которое в идее распознает существо вещи, а познание рассматривает как вживание в существо вещей, не является мистикой, но имеет с мистикой то общее, что объективную истину рассматривает не как что-то существующее во внешнем мире, а как что-то действительно постигаемое во внутреннем человека. Противоположное этому мировоззрение основание вещи переносит за явление в потустороннюю для человеческого опыта область". И судить о том можно на основании либо откровения, либо рассудочных гипотез. Истинным является "духовное, высказывающееся в самом человеке". с.204-205
     Абстрактный монизм "ищет единство наравне и выше отдельных вещей космоса. Этот монизм всегда приходит в затруднение, когда множественность вещей выводит из абсолютизированного единства и делает (их) понятными. В результате, как правило, он объявляет множественность видимостью, что ведет к полному улетучиванию данной действительности. Шопенгауэрова и первая система Шеллинга являются примерами такого абстрактного монизма. Конкретный монизм следит за единым принципом мира в живой действительности. Он не ищет никакого метафизического единства наравне с данным миром, но убежден, что этот данный мир содержит моменты развития, в которых единый мировой принцип членится и разделяется в себе.
     Этот конкретный монизм не ищет единства в многообразии, но хочет множественность понять как единство. Понятию единства, лежащему в основе конкретного монизма, он является как субстанциональное, полагающее различие в себе. Ему противостоит то единство, которое вообще лишено различий в себе, т.е. является абсолютно простым (реалии Гербарта), и еще то, которое первые из содержащихся в этих вещах тождества сводит в формальное единство, подобно тому, как мы сводим десять дет в десятилетие. Лишь два последних понятия единства знает Винцент Кнауэр".
     "Я высказываюсь за конкретный монизм. С его помощью я в состоянии понять результаты нового естествознания, а именно Гете-Дарвино-Геккелевскую органику". с.331
     "Грандиозное философское творение Э. фон Гартмана покоится на том, что в основу естествознания и гуманитарных наук он кладет не трансцендентальный реализм, а имманентный, конкретный монизм. Благодаря этому он основывает то идеалистически-эволюционистское направление науки, которое единственно ведет к разумному мировоззрению. В силу этого обстоятельства я не колеблясь причисляю "Феноменологию нравственного сознания" и "Религиозное познание человечества" к значительнейшим из всех существующих философских творений. Но "Трансцендентальный реализм" представляется мне рожденным из заблуждения и ведущим к большой путанице". 30, с.525-626

     636. "Совершенную систему создает не исследователь, ее создала сама природа". 1(13)

     637. Френсис Бэкон показал, "как следует подходить к явлениям природы, чтобы приходить не к случайным, не имеющим цены фактам, каковые предстают обычному, наивному взгляду, но к результатам с характером необходимости и естественной закономерности. Так стремился поступать и Гете на своем пути".
     637. Френсис Бэкон показал, "как следует подходить к явлениям природы, чтобы приходить не к случайным, не имеющим цены фактам, каковые предстают обычному, наивному взгляду, но к результатам с характером необходимости и естественной закономерности. Так стремился поступать и Гете на своем пути". 30, с.282

     655. "Нам нужно иметь смелость проникать в царство идей, даже рискуя впасть в заблуждение. Кто слишком трусит перед заблуждением, не может быть борцом за истину. Заблуждение, проистекающее из духа, ценнее плоской истины. Кто не утверждает такого, что в известном смысле неистинно, тот не годится для научного мышления. Из страха перед заблуждением наша наука стала тривиальной". 30, с.318.

     687. "Психология, народоведение и история суть главнейшие формы гуманитарных наук. Их методы... основаны на непосредственном постижении действительности мира идей. Их предмет есть идея, духовное, подобно тому как предметом наук о неорганической природе служит закон природы, а наук об органической природе — тип".
     "Первая наука, в которой дух имеет дело с самим собой, есть психология. Дух стоит здесь, наблюдая себя, перед самим собой.
     Фихте приписывал человеку существование лишь постольку, поскольку он сам придает его себе. Другими словами: человеческая личность обладает лишь теми признаками, свойствами, способностями и т.п., которые она, проникая в свое существо, сама вменяет себе. Человеческую способность, о которой человек ничего бы не знал, он не признал бы своей, а отнес бы ее к кому-нибудь другому. Мнение Фихте о том, что на этой истине возможно основать все науки о Вселенной, было заблуждением. Но эта идея должна стать высшим принципом психологии. Она определяет ее метод. Если дух обладает каким-либо свойством лишь постольку, поскольку он его сам придает себе, то метод психологии есть углубление духа в свою собственную деятельность. Таким образом, методом здесь является самопостижение.
     Само собой разумеется, что мы этим не хотим принизить психологию до науки о случайных свойствах какого-нибудь человеческого индивидуума. Мы отделяем индивидуальный дух от его случайных ограничений и от его побочных признаков, и стремимся подняться к наблюдению человеческого индивидуума вообще. Дело не в том, чтобы мы рассматривали совсем случайную единичную индивидуальность, а в том, чтобы мы получили ясное представление об определяющем самого себя индивидууме вообще. Если нам скажут, что мы и здесь имеем дело не с чем иным, как с типом человечества, то это будет смешением типа с обобщенным понятием. Для типа существенно то, что он, как всеобщее, противостоит своим единичным формам. Иное дело — понятие человеческого индивидуума. Здесь всеобщее непосредственно действует в единичном существе; только деятельность эта проявляется различно, смотря на какие предметы она направлена. Тип изживает себя в единичных формах и в них вступает во взаимодействие с внешним миром. Человеческий же дух имеет только одну форму. Но те или иные предметы затрагивают его чувствования или некий идеал воодушевляет его к поступкам и т.д. Мы всегда имеем дело не с отдельной формой человеческого духа, а со всем цельным человеком. Его необходимо выделить из его окружения, если мы хотим постичь его. Чтобы достигнуть типа, необходимо от отдельной формы подняться к праформе; а чтобы достигнуть духа, необходимо отвлечься от внешних проявлений, посредством которых он дает о себе знать, от частных, совершаемых им деяний, и рассматривать его в себе и для себя. Надо подслушать, как он действует вообще, а не то, как он поступил в том или ином положении. В типе необходимо высвободить посредством сравнения всеобщую форму из единичных, в психологии же необходимо лишь высвободить единичную форму из ее окружения. Здесь дело обстоит не так, как в организме, где мы в отдельном существе узнаем норму всеобщего, праформу, но здесь мы воспринимаем отдельное существо как саму праформу. Человеческое духовное существо — это не некая форма его идей, но оно само есть эта форма. Если Якоби полагает, что мы одновременно с восприятием нашего внутреннего мира убеждаемся в том, что в основе его лежит целостное существо (интуитивное самопостижение), то мысль эта неудачна, ибо ведь само это целостное существо и является предметом нашего восприятия. Что в других случаях — интуиция, здесь — самонаблюдение. В отношении высшей формы бытия это действительно не может быть иначе. Что дух может вычитать из явлений — есть наивысшая форма содержания, какую он вообще может добыть. Когда он затем размышляет над самим собой, то он должен познать себя как непосредственную манифестацию этой наивысшей формы, как ее носителя. Что дух находит в многообразной деятельности как единство — это в своей отдельности он должен найти как непосредственное бытие. Что он частности противопоставляет как всеобщее — это он должен признать за своим индивидуумом как саму его сущность.
     Из всего этого мы видим, что истинная психология может быть обретена лишь тогда, когда предметом исследования станут особенные свойства духа как деятеля. В наше время этот метод хотят заменить другим, где предметом психологии становится не сам дух, а явления, в которых он изживает себя. Психологи считают возможным приводить во внешнюю связь отдельные проявления духа таким же образом, как это делается с фактами неорганической природы. Так они хотят обосновать "учение о душе без души". Наше рассмотрение показывает, что при таком методе упускают из виду именно самое существенное. Надо выделить дух из его проявлений и заняться им самим как производителем их. А вместо этого ограничиваются проявлениями и забывают о духе. Здесь опять увлекаются той ложной точкой зрения, которая пытается применить методы механики, физики и т.д. ко всем наукам вообще.
     Единая душа дана нам в опыте так же, как и отдельные ее действия. Каждый сознает, что его мышление, чувствование и воление исходят из его "я". Всякая деятельность нашей личности связана с этим центром нашего существа. Если при каком-нибудь поступке мы оставим в стороне эту связь с личностью, то этот поступок вообще перестанет быть душевным явлением. Он подпадает под понятие неорганической или органической природы. Если на столе лежат два шара и я ударяю их один о другой, то все объясняется — если оставить в стороне мое намерение и желание—физическими или физиологическими процессами. При всех манифестациях духа — мышлении, чувствовании, волении — все дело заключается в том, чтобы познать их в сущности как проявления личности. На этом основывается психология".
     "Все деяния человека исходят не только из его собственной силы, но также из полноты силы его народа. В своем призвании он выполняет и часть призвания своего народного сообщества. Его место среди народа — и в этом все дело — должно быть таким, чтобы он полностью мог проявить мощь своей индивидуальности. Это возможно только тогда, когда народный организм таков, что отдельный человек может найти в нем место, где приложить свой рычаг. Это не должно быть предоставлено случайности — найдет ли он это место, или нет.
     Исследование образа жизни индивидуальности среди народной общины есть дело народоведения и науки о государстве. Народная индивидуальность есть предмет этой науки. Ее задача — показать, какую форму должен принять государственный организм, чтобы в нем могла выразиться народная индивидуальность. Конституция, которую берет себе народ, должна быть развита из его самой внутренней сущности. И в этом отношении существует немало заблуждений. Науку о государстве не считают опытной наукой, полагая возможным конституционное устройство всех народов осуществлять по одному определенному шаблону*.
     Но конституция всякого рода есть не что иное, как его индивидуальный характер, введенный в строго определенные формы законов. Кто хочет наметить направление, которое должна принять какая-нибудь деятельность народа, тот не должен навязывать ничего извне; он должен просто высказать то, что бессознательно лежит уже в характере народа. "Правит не рассудительный, а рассудок, не разумный, а разум", — говорит Гете.
     Понять индивидуальность народа как разумное существо — в этом состоит метод народоведения. Человек принадлежит к некоему целому, природа которого есть разумная организация. Здесь мы опять можем привести знаменательные слова Гете: "Разумный мир надо рассматривать как великий бессмертный индивидуум, который безостановочно создает необходимое и благодаря этому становится даже господином над случайным". Как психология должна исследовать сущность отдельного индивидуума, так народоведение (психология народов) предметом своих изысканий должна сделать упомянутый "бессмертный индивидуум". 2 (18)

_____________________________
* Этот упрек относится прежде всего к тем, которые думают, что изобретенный в Англии либеральный шаблон можно навязывать всем государствам.

     519. Медитанту: "Каждый день скапливает в нас познания, и придет также и такой день, который явит их перед нашим полным сознанием". 264 с.51