234. "Лемуриец мог общаться с окружающими его людьми, не испытывая потребности в речи. Общение тогда состояло в своего рода "чтении мыслей". Силу своих представлений лемуриец черпал непосредственно из окружающих его вещей. Она притекала к нему из силы роста растений и из жизненной силы животных. Он понимал растения и животных в их внутренней жизни. Таким же образом понимал он и физические и химические силы безжизненных вещей. Когда он что-нибудь строил, ему не нужно было вычислять сопротивление древесного ствола или вес строительного камня: он видел по древесному стволу, сколько тот мог выдержать, и по строительному камню — где будет уместна или неуместна его тяжесть. Так строил лемуриец — без инженерного искусства, основываясь на своей способности представлений, действовавшей с уверенностью инстинкта. При этом ему было в высокой степени подвластно его собственное тело. Он мог, когда было нужно, одним только напряжением воли сделать свою руку прямо-таки стальной. Он мог, например, поднимать огромные тяжести благодаря лишь развитию воли. Если впоследствии к услугам атланта было его господство над жизненной силой, то к услугам лемурийца было его умение управлять волей. Во всех областях низшей человеческой деятельности лемуриец был — пусть это выражение не будет понято превратно — прирожденным магом.
     Главное внимание у лемурийцев было обращено на развитие воли и силы представления. На это было всецело направлено воспитание детей. Мальчики сильнейшим образом закалялись. Их приучали преодолевать опасности, переносить боль и совершать смелые поступки. Кто не умел переносить мучений и преодолевать опасностей, тот не считался полезным сочленом человечества. Ему предоставлялось погибнуть от сопровождавших воспитание опасностей и трудов. Запечатленное в Хронике Акаши относительно воспитания детей превосходит все, что могло бы нарисовать себе самая смелая фантазия современного человека. Перенесение жары вплоть до опаляющего зноя, прокалывание тела острыми предметами были самыми обыкновенными приемами. — Девочек воспитывали иначе. Правда, закаляли и их, но все остальное было обращено на развитие могущественной фантазии. Так, например, их заставляли выносить бурю, чтобы они спокойно испытали ее большую красоту; девочки должны были присутствовать на состязаниях мужчин и проникаться чувством той крепости и силы, которую они видели перед собой. Благодаря этому у девочек развивались задатки к мечтательности и фантазированию; но это-то и ставилось особенно высоко. А поскольку памяти еще не существовало, то эти задатки не могли и выродиться. Все представления, порожденные грезами или фантазией, длились, лишь пока был налицо соответствующий внешний повод. Таким образом, основание этих представлений было во внешних вещах. Они не терялись в беспочвенном. Это была, так сказать, фантастика и мечтательность самой природы, погруженная в женскую душу".
     "Развитие, пройденное женщиной во время Лемурийского периода, обусловило ту значительную роль, что ей было суждено сыграть при появлении на Земле следующей коренной расы, атлантической. Она возникла под влиянием высоко развитых существ, которые были знакомы с законами образования рас ... (тем существам) была присуща сверхчеловеческая мудрость и сила. Они выделили из лемурийского человечества небольшую группу людей, которым назначили стать родоначальниками грядущей атлантической расы. Место, где это совершилось, было расположено в жарком поясе. Мужчины в той кучке людей развивались под их руководством в труде над овладением силами природы. Они были сильны и умели извлекать из земли самые разнообразные сокровища. Они умели обрабатывать поля и пользоваться их плодами для своей жизни. Строгое воспитание, которому они были подвергнуты, создало из них крепкие, волевые натуры. Но душа и ум у них были развиты слабо. Зато последние были раскрыты у женщин, которые обладали памятью и фантазией и всем, что с этим связано.
     Под влиянием означенных вождей эта кучка разделилась на маленькие группы. Организация и устройство групп были возложены на женщин. Благодаря своей памяти, женщина приобрела способность извлекать пользу для будущего из единичных опытов и переживаний. Что оказалось целесообразным вчера, то применяла она и сегодня и понимала, что это будет полезным и завтра. Благодаря этому от нее исходило устройство совместной жизни. Под ее влиянием образовались понятия о добре и зле. Путем своей мыслительной жизни она приобрела себе понимание природы. Из наблюдения природы выросли у нее представления, согласно которым она направляла деятельность людей. Вожди устроили так, что через душу женщины облагораживалась и очищалась волевая природа и избыточная сила мужчины. Конечно, мы должны мыслить себе все это в детских зачатках. Слова же нашего языка тотчас и слишком легко вызывают представления, взятые из современной жизни.
     Только окольным путем, через проснувшуюся душевную жизнь женщин, вожди начали развивать и душевную жизнь мужчин. Поэтому влияние женщин в означенной колонии было очень велико. К ним должны были обращаться за советом, когда хотели истолковать знамения природы. Но весь род их душевной жизни был еще таков, что он управлялся тайными душевными силами человека. Мы лишь приблизительно верно определим положение вещей, если скажем, что женщины тогда обладали сомнамбулическим зрением. В некотором высшем сновидческом состоянии раскрывались им тайны природы и притекали побуждения к деятельности. Все было для них одушевлено и открывалось им в душевных силах и явлениях. Они отдавались таинственной деятельности своих душевных сил. Побуждением к поступкам были для них "внутренние голоса" или же то, что им говорили растения, животные, камни, ветер и облака, шелест деревьев и т.д.
     Из такого душевного строя возникло то, что можно назвать человеческой религией, Душевное в природе и в жизни человека стало постепенно предметом почитания и поклонения. Некоторые женщины достигали большого господства, поскольку умели черпать свои истолкования того, что содержится в мире из особенных таинственных глубин.
     И случилось так, что жившее в их глубине женщины начали переводить в своего рода природную речь. Начало речи лежит в чем-то похожем на пение. Сила мысли превращалась в доступную слуху силу звука. Внутренний ритм природы зазвучал из уст "мудрых" женщин. Вокруг таких женщин собирались люди, и в их певучих речах они ощущали выражение высших сил. Отсюда получило свое начало человеческое богослужение. — Для того времени не может быть и речи о постижении "смысла" произнесенного. Ощущались звук, тон и ритм. Больше того ничего себе не представляли; только впитывали в душу силу услышанного. Все это совершалось под руководством высоких вождей. От них притекали к "мудрым" жрицам звуки и ритмы; но о том, как это происходило, не может быть сказано открыто. Так могли они действовать облагораживающим образом на души людей. Можно сказать, что только таким путем пробудилась вообще подлинная душевная жизнь".
     "Особенно важным было одно явление, обусловленное в дальнейшем ходе лемурийского развития вышеописанным образом жизни, который вели женщины. Благодаря ему они выработали особые человеческие силы. Сила женского воображения, находившаяся в союзе с природой, стала основой для высшего развития жизни представлений. Женщины вдумчиво принимали в себя силы природы и давали им действовать в своей душе. Так образовались зачатки памяти. А вместе с памятью в мире появилась и способность образовывать первые простейшие нравственные понятия. — Развитие воли у мужской половины первоначально не знало ничего подобного. Мужчина инстинктивно следовал либо побуждениям природы, либо влияниям, исходившим от посвященных. — Из женской сущности возникли первые представления о добре и зле... Только тот может верно понять развитие человечества, кто примет во внимание, что первые шаги в жизни представлений были сделаны женщинами. От них произошло развитие привычек, связанных с вдумчивой жизнью представлений, с выработкой памяти, и образование зачатков правовой жизни, а также своего рода нравов. Если мужчина созерцал силы природы и владел ими, то женщина стала их первой истолковательницей. То, что здесь возникло, было новым, особым родом жизни при помощи размышления, гораздо более личным, нежели тот, который вел мужчина. Надо еще представить себе, что этот род душевной жизни женщин содержал в себе в некоторой мере ясновидение, но отличное от волевой магии мужчин. Женщина в душе своей была открыта духовным силам иного рода, а именно таким, которые больше обращались к элементу чувства, нежели к духовному; мужчина же был подвластен тем силам, которые обращались к духовному. Итак, от мужчины исходило действие более природно-божественное, а от женщины — душевно-божественное".
     "Описанное здесь относится лишь к небольшой части людей. Все другие жили жизнью животных. Эти люди-животные и по своему внешнему строению, и по образу жизни были совершенно отличны от той небольшой группы. Они не особенно отличались от высших млекопитающих, в некотором отношении походили на них и по виду".11 (3)

313. Древний грек понимал: "я ношу нечто во мне, в моем существе, чем я обязан моему земному сознанию, и чего не могут мне дать непосредственно (верхние) боги — Зевс, Посейдон, Плутон, в чем они, однако, могут действовать". Это земное, обещающее человеку в будущем я-сознание, олицетворяла Персефона. А Дионис был сыном Персефоны и Зевса.
     "Зевсова часть в сотворении Диониса состоит в том, что Зевс представляет собой единое, несмешанное, нерасчлененное. ...Гера принадлежит к категории тех люциферических богов, которые как раз работают в раздроблении, индивидуализации человека; поэтому Гера часто представлена ревнивой. Ревность может возникнуть только там, где ограничена индивидуальность. ...Гера принадлежит к тем богам, которые способствуют обособлению, индивидуализации, отъединению; поэтому Гера способствует тому, чтобы был разорван Дионис, исшедший из связи Персефоны и Зевса. ...она вызывает богов, сконцентрированных в силах Земли, титанов, чтобы они раздробили единое сознание и оно вошло в отдельные тела. Но это сознание должно быть вначале замкнуто от мира".
     Гера в действительности хотела, чтобы люди в своих индивидуальностях были абсолютно отъединены друг от друга. "Но наравне с действием Геры выступила интеллектуальность "я", и хотя человек утратил ясновидение, он мог рассудочно строить образ, картину мира. Центральную власть в этой картине мира, которую мы делаем себе из мыслей и образов фантазии, которыми мы охватываем мир, греки представляли в божественном существе — в Афине Палладе...
     Что представлено макрокосмически: растерзанный Дионис и его сердце, спасенное Афиной Палладой и принесенное Зевсу, — это есть макрокосмический противообраз того, что совершается микрокосмически". Силы, разрывающие Диониса, человек носит в себе, они являются основой человеческого эгоизма — низшие животные инстинктивные потребности человека; из них развиваются симпатии и антипатии. Если бы действовала одна Гера, человек развивал бы энтузиазм к еде, размножению. Но с помощью нашего сердца мы можем развивать энтузиазм другого рода: "Если наше сердце бьется для духовного мира, для великих идеалов духовного мира, если наше сердце воспламеняется спиритуальным... тогда человеческая натура просветляется, одухотворяется благодаря тому, что Афина Паллада присовокупила к деянию Геры. Всю грандиозность этого факта люди поймут лишь со временем".
     Древний Дионис (Дионис Загрей) был растерзан титанами по наущению Геры. Афина Паллада спасла его сердце, принесла к Зевсу и спрятала в его владениях. "Далее нам рассказывается, как древнее ясновидческое сознание, представленное древним Дионисом, развивалось в юном Дионисе в позднейшее сознание, в наше современное я-сознание с его интеллектуальной культурой, со всем тем, что следует из нашего рассудка, вообще из нашего "я"; это имеет свой макрокосмический противообраз во втором Дионисе, который возникает благодаря тому, что из спасенного сердца растерзанного Диониса приготовляется любовный напиток для Семелы, с помощью которого она — смертная женщина — соединяется с Зевсом, с силами астр. тела. Так существо, которое является уже другим человеком, соединяется с тем, что переходит с др.Луны, и отсюда возникает современный человек, имеющий свой макрокосмический противообраз в юном Дионисе, сыне Зевса и Семелы. ...а поскольку он есть макрокосмический противообраз нашей интеллектуальной силы "я", то он должен быть той интеллигенцией, которая простирается по всей Земле, простирается пространственно". И удивительно, греки рассказывали о том, что юный Дионис путешествовал в Индию, Египет, где он изучал земледелие, науки.
     Юный Дионис был уже совсем родственен человеку и стоял ближе к нему, чем боги. В седой древности он действительно был рожден среди людей, о чем рассказывает легенда; в физ. теле был он воплощен, как древнегреческий герой. Он действительно совершил поход в Индию, и та часть индийской культуры, которая не происходит от святых Риши, произошла от юного Диониса. "Тот поход, грандиозный доисторический поход действительно имел место. При этом образ Диониса, фактически жившего как человек, сопровождала примечательная свита, которую миф обозначает как силенов, фавнов и т.п. В роли предводителя большой армии Дионис проходит через земли арабов, ливийцев, фракийцев и по кругу возвращается в Грецию. ... Когда юный Дионис нашел свою физическую смерть, его душа излилась в интеллектуальную культуру человечества". И во всем, чему теперь учат в университетах, что имеет место в промышленности, в банках и т.д., во всем, что составляют интеллектуальную культуру, живет своей душой юный Дионис.129 (5)

316. "Чего ждали люциферические силы от 4-й послеатлантической эпохи? Они ожидали, что в эту эпоху смогут овладеть всеми душевными силами греческого народа, которые сводились к вбиранию внутрь творений фантазии древних имагинаций халдео-египетской эпохи. Люциферические силы стремились сильно действовать на людей греческой культуры, чтобы те утончились. Тогда они мощно наполнили бы, я бы сказал, дистиллированными имагинациями всю суть греческого, чтобы греки некоторым образом целиком вошли в душевный мир в повседневном мышлении, чувствовании и волении, которые целиком состояли бы из утонченных, доходящих до фантастического созерцания истонченных имагинаций. И если бы грек не развивал в душе ничего другого, кроме этих истонченных фантазий-имагинаций, если бы он целиком наполнил себя этими истонченными чувство-имагинациями, тогда люциферические силы этого греческого человека, а с ним и большую часть человечества, вообще утащили бы из земной эволюции и включили бы в свой люциферический мир. Таково было намерение люциферических духов. Это было их надеждой с древнеатлантических времен — достичь в 4-м послеатлантическом периоде того, что не удалось в Атлантиде: вчленить человечество в космос на той ступени, которой оно достигло в то время. Люциферические силы хотели ни более ни менее как создать для себя мир, необычный, особый мир, в котором без земной тяжести люди жили бы в совершенной сверхчувственной легкости, и в этот необычный люциферический мир люди ушли бы в жизни фантазии.
     Создать планетное тело с такими существами, взошедшими из сферы человечества к высшему развитию жизни фантазии, — такова была надежда люциферических существ. И они старались вовсю, дабы греков привести к тому, чтобы они как души ушли прочь от Земли. Тогда души мало-помалу покинули бы Землю, возникающие тела пришли бы в упадок. Возникли бы лишенные "я" индивиды. Земля пришла бы в упадок, и возникло бы особое люциферическое царство. Но этого не произошло. Почему? Потому что в среду обожествленного безумия греческих поэтов — выражаясь словами Платона — примешалось гениальное величие греческой философии, греческой мудрости. Греческие философы: Гераклит, Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Парменид, Сократ, Платон, Аристотель, — они спасли гречество от полного одухотворения в жизни фантазии. Они удержали гречество на Земле. Они явились той властью, что даровала крепчайшие силы для удержания гречества в земной эволюции".
     Стремясь к своей цели, люциферические существа нуждались в поддержке, и им ее оказали ариманические существа. Так должно быть всегда. Под действием ариманических существ римская культура должна была приобрести совершенно определенный облик.
     "Ариманические силы рассчитывали на то, что через римство на Земле возникнет некий род окоченения в абсолютной слепой покорности, в слепом подчинении Риму. Чего хотели ариманические силы — это распространения по всей известной тогда Земле римского царства, которое должно было охватить собой всякую человеческую деятельность, которое с сильнейшим центризмом и грубейшим применением силы должно было управлять всем из Рима. В определенном смысле это была бы исходящая из Европы широко распростертая государственная машина, вобравшая в себя всю религиозную и всю художественную жизнь и подчинившая их себе. На большую государственную машину рассчитывали ариманические силы, которая истребила бы все индивидуальности, так что каждый человек, каждый народ был бы лишь элементом в том большом государственном механизме".
     Ариманическим силам противодействовали римские идеалы: юридические, политические, солдатские идеалы. Но их, конечно, было недостаточно, ибо искушения ариманических сил были повторением их искушения в атлантическую эпоху и обладали безмерной силой и мощью. И тем не менее они были преодолены. Силой, отразившей натиск ариманических сил, была бесцеремонность римлян, их жестокий эгоизм, постоянные накаты эмоциональности. Римская история — это борьба против ариманических сил. Ее хаотичность, себялюбие как раз служили нужной цели. Когда в Рим пришло Христианство, то выступившие духовные сумерки папства были попыткой ариманических сил в таком видоизмененном римстве механизировать культуру нового времени. Противодействием им здесь явилось нашествие народов с севера. Они спасли человеческое "я".171 (2)

527. «Наша свобода покоится на том, что мир наших восприятий является майей. Наше существо вступает в брак с майей и потому становится свободным. Если бы мир, окружающий нас, был действительностью, то эта действительность принуждала бы нас и мы не были бы свободными существами. ...На том покоится тайна свободного человека, что он прозревает связь между миром восприятий как майей, простым отражением действительности, и импульсированием человека через самого себя. Человек должен импульсировать себя сам, если то, под впечатлением чего он находится, больше не определяет его к действию». «Моральная фантазия является, я бы сказал, противоположностью зеркального отражения. Что простирается вокруг нас как внешняя физическая действительность -- это зеркальное отражение, в нем вещи отражаются нам.
     Моральная фантазия есть панорама, сквозь которую мы не видим. Поэтому все вещи являются нам как фантазия. Но за вещами стоят сами импульсы: имагинации, инспирации, интуиции, которые действуют. Если человек не знает, что они действуют, но только получает в сознании, в обычном сознании последствия их действий, то это имеет вид фантазии. Таковы результаты моральной фантазии: свободные побуждения, а не те, что проистекают из желаний, вожделений, аффектов.
     Дело заключается в том, чтобы человек развил чувство, все возрастающее чувство... что здесь, на Земле, он пребывает для того, чтобы делать вещи, которые касаются не просто его личности, его индивидуальности, но через которые осуществляется то, чего хотят Духи Времени».179 (5)

492. До Мистерии Голгофы "...через посвящение выходили из Я и могли войти в сверхчувственные миры. Но внутри Я не было понимания, не было силы суждения для объяснения высших миров. Всеми теми силами, которые принадлежали к его Я, человек до Мистерии Голгофы не мог соединиться с духовным миром. Это была тайна, которая должна была уясниться людям через Иоанново Крещение, когда им открылось, что пришло время, когда Царство Небесное должно светить вплоть до Я, снизойти до земного Я. В древности... человеческое внутреннее было отделено от духовного мира, с которым можно было соединиться только в исключительных состояниях". А если вся сила того, что позднее должно было стать Я, жить в человеке, все же наполняло людей, например, через посвящение, то эта чрезмерная для той, дохристианской телесности сила Я пробивала то, что предназначалось для Я. На это указывается в легендах, где герой, уже содержащий в себе силу Я, имеет ранимое место (Зигфрид, Ахиллес).
     "Предположим, что какой-нибудь человек в дохристианское время был бы наполнен в себе (не обязательно сознательно) всеми импульсами, всеми силами, которые позднее должны были проникнуть в его Я, и с этой сверхсилой Я, со сверхчеловеческой силой погрузился бы в свое тело, — тогда он разбил бы свое тело... увидел бы его разрушенным под влиянием сверх-Я. ... из-за люциферических и ариманических влияний человеку дохристианского времени было отпущено меньшее "количество" его Я, чем требуется для охвата полного Я. ...С Христом Иисусом в телесность вошло сразу полное Я". И вместо одной раны (Зигфрид, Ахиллес) тело Христа Иисуса имеет пять ран. "Но из-за этого превосходства должен был на физическом плане мировой истории подняться крест, крест, который так нес тело Христа, каким было бы человеческое тело, если бы когда-нибудь в один момент вся сумма человечности, из которой большую часть человек потерял через влияние Люцифера и Аримана, соединилась бы в одном человеке. Это глубочайшая потеря, которую нам являет через Духовную науку картина Голгофы. ...при совершенном пронизании человеческого тела земным Я оно, если бы в него вошла вся личность, оказалось бы с пятью ранами. Из человеческой природы, из самой земной сущности следует форма креста со Христом, раненным на Голгофе. ...даже человеческий разум может приблизиться к Мистерии Голгофы, если использовать его тонко и остро, приближая тем самым к имагинации... Человеческая фантазия (художника, например) может направляться, таким образом, что встает вся картина Голгофы".139 (7)

215. На Земле человек является десятичленным существом:

1 физ. тело	2 эф. тело	3 астр.тело	4 Я
5 эф. тело	6 астр. тело	7 "я"
8 астр.тело	9 Я
10 Я

     "Когда вы стоите перед человеком и разглядываете его, видите его голову, форму лица, нос, губы, видите его таким, каков он есть (также, когда вы его рассматриваете как анатом, как физиолог), то вы имеете перед собой то, что из физ.тела сделало его Я.
     Что сделало из физ.тела бытие Луны, Солнца, Сатурна — это не дано вашему взгляду, это остается скрытым. ... Итак, остается сокрытой та конфигурация физ.тела, которая образована эф., астр. и самим физ. телами. Пере­живаемое нами внешне есть, собственно говоря, воплощение Я. ... Итак, мы воспринимаем то, что сде­лало Я из физ.тела. А чего мы не воспринимаем? — Самого Я. И если вы назовете "я" это (см.схему ниже) — 1 и это — 4, то я-1 воспринимаемо извне; "я"-4 вы не воспринимаете извне, но имеете лишь само­переживание. Когда вы переживаете себя в своем самосознании, когда вы воспринимаете, то воспринимаемое вами, чувствуемое вами, мыслимое вами... это "я", о котором говорят философы. Вы, т.обр., это я-4 вос­принимаете как внутреннее переживание.
     Но как внутреннее переживание вы не могли бы его воспринять, если бы здесь было только Я. Я уже говорил, что мы спим не только ночью, но и днем. Мы не осознаем полностью всех внутренних пережива­ний, и поскольку мы спим в течение дня, то днем в нас также живут существа высших Иерархий... Мож­но сказать: как бессознательное переживание наша воля дана в нас Архаями, чувства — Архангелами, а мышление — Ангелами. И все это струится и ткет в Я, и в конце концов становится тем, что человек называет своей внутренней душевной жизнью.
     Но знакомым, собственно говоря, "я" является лишь здесь — 1. ... Когда один человек встречает другого, то он воспринимает я-1; когда он смотрит в себя, то он воспринимает я-4. ... А то "я", ко­торое я здесь называю я-2, определяется в эф.теле, и оно остается — но это лишь кажется — сокрытым. ... Вы можете почувствовать безо всякого ясновидения, что я-2 приводит эф.тело в совершенно опре­деленное ритмическое движение, как я-1 дает определенную форму физическому телу". Я-2 извлекается через эвритмическое движение. В эвритмии "...вы можете абстрагироваться, отвлечься от физического тела и вглядываться лишь в то, что делает эф.тело; тогда вы будете иметь "я" в эф.теле, внутри его, в движении.
     Мы пытаемся вырвать у Аримана эвритмию, ибо по той причине, что Ариман пришел в мир, человеческое эф.тело отвердело настолько, что человек не мо­жет развить эвритмии как природного да­ра".
     "Я-З человек также не переживает не­посредственно. ... Я-З мы переживаем, когда поем или говорим. Я-4 живет в очень подсознательной области — оно жи­вет во всем том, на что человек спосо­бен в пределах творения своей фантазии. ... оно живет как творческая фантазия в широчайшем объеме. Ему должно быть приписано то, что в моей "Философии свободы" вы найдете в главе "Моральная фантазия"".
     "Что из глубин душевной жизни бьет ключом в добром и злом, проистека­ет от я-3. Влияние на это "я" оказыва­ют существа Ангелов и существа Арханге­лов в добром и злом смысле, с люциферической и ариманической природой". —"Когда говорят о человеке, живущем на Земле, то едва ли имеют в виду что­-либо иное, чем то, что очерчено жирной линией. Над этой линией находится все то, что человек содержит в себе как ос­таток от времен древних Сатурна, Солнца и Луны". Под линией находятся ближайшие к человеку и имеющие с ним непосредственную связь Иерархии.

161 (1)

364. "Жизнь женщины — это жизнь фантазии Универсума (перенесенная в материальное); мужская жизнь — это то, что образует контуры, что образует контуры неопределенной жизни".323 (7)

Пол и любовь

366. "У женщины любовь вообще исходит от фантазии и постоянно связана с формированием образа. Женщина никогда не любит — простите, что я так выражаюсь — просто реального человека, который стоит здесь в жизни... Мужчина же любит с желанием; любовь мужчины носит невысказанный характер желания. Эту разницу нужно всегда иметь в виду, выражается ли она в более идеальном или реальном смысле. Наи­высший идеал может содержать идеальное желание; инстинктивнейшая чувственность может быть продуктом фантазии... Женская любовь тонет в фантазии, мужская любовь — в желании. Поэтому вместе они образуют такое, что в жизни выступает как гармония".303 (13)

426. "Все, движущееся в жидком элементе, включая и то, что имеет характер фантазии, внешне можно сравнить с влиянием Луны на человека, это Ягве-природа человека. А то, что противостоит Ягве-природе, является строгим мышлением. Но им человек обязан тому обстоятельству, что в нем отлагает­ся соль, что в нем происходит минеральная деятельность". 203 (15)

439. "Духи утра возбуждают наше эф.тело к той деятельности, которая направлена больше в сторону ума, рассудка, к способности размышлять над тем, что было пережито, а также с помощью суждений перерабаты­вать наблюдения, сохраняемые в воспоминании. По мере приближения к полудню эти силы суждения посте­пенно ослабевают; человек чувствует в себе внутреннее напряжение волевых сил ... внутренняя работа волевых сил возрастает. С приближением вечера на первое место выступают продуктивные силы, выступа­ет то, что связано с фантазией". 145 (4)

452.

Взаимосвязи:		Оттеняются:
Элоимы, Духи формы:	Мир чувств
Архаи	мир мыслей
Архангелы:	мир речи:	чувства-представления
Ангелы:	фантазия, сны:	волеобразное чувство
Человеческое Я:	волевые действия:	воля

208 (13)

Планеты и душевное

515. "Глядя духовными глазами с Земли на существо Сатурна, получают представление о силах, помо­гающих человеку в отношении действующего в его организме химизма чувствовать себя самостоятельным духовно-душевным существом. Если мы рассматриваем это бытие Сатурна извне, в его духовно-душевном аспекте, то силы космоса предстают нам как закладывающие инстинкты в человеческую природу.
     А бытие Юпитера (см. схему) являет нам все то, что в человеке находимо более душевным образом, чем инстинкты, что имеется в человеке как склонности, как симпатии...
     Бытие Марса представляет собой все то, что хотя и не является моральной заповедью, которую человек вбирает вовнутрь, но, в то же время, я бы сказал, является импульсом, происходящим из всей характеро­логической структуры человека. Мужественен ли человек в отношении своих нравственных действий, или он ленив — это заложено в силах, которые познают, созерцая строй Марса с другой стороны; т.е. это в большей мере бессознательные импульсы, а не полностью осознанные моральные импульсы, описанные в моей "Философии свободы" как коренящиеся в чистом мышлении.
     Итак, рассматривая связь человека с внешними планетами, имеют то, что относится по большей части к добродетелям в человеке, связанным, в определенном смысле, с человеческим организмом. Что рождается с человеком, происходит из космоса, из Мироздания; что является более инстинктивным, инстинктивно бьет ключом из всего организма, — это сатурнообразно; что бьет ключом как склонности, аффекты — юпитерообразно. Что бьет ключом как активная, инициативная сила, но связанная с организмом, — марсианской природы.
     ... Взглянув безо всякой предвзятости на мировые явления, вы скажете себе: что мой рассудок находит в себе активным образом — это ведь осуществляется в мировых явлениях. Рассудок находится внутри мировых явлений.
     Ну, а силы, представляющие рассудительное в мироздании, которые затем рождаются с нами как наши рас­судочные зачатки, как наше благоразумие (ум, расчет), они — меркуриальной природы в Мироздании". Венера традиционно представляет любовь. Луна — фантазию, память. "...но понимаемую не так, как это пред­ставлено органической деятельностью, лежащей в основе воспоминания, а как образование представлений. Представления памяти также идентичны с образами фантазии, только они образуются с полным доверием к действительным переживаниям. Можно также сказать: фантазия и память, а также более внутрен­ние добродетели и способности связаны с силами, представленными существом Луны, Венеры, Юпи­тера и т.д.".
     "Мы схватываем пространство в нас самих и смотрим на непространственное; как здесь мы из точки видим пространство, так вне тела мы смотрим из пространства на точку. ... мы видим столько миров, сколько человеческих душ стоит в связи с Землей, но — только одну человеческую природу, одного человека. Мы все есть один человек, когда смотрим на себя извне. Поэтому в науке посвящения говорят о тайне числа, что оно имеет значение с той или иной точ­ки зрения. Что на Земле — единство, в космосе — множественность". Поэтому в древности при счете единица включала в себя всё, все числа.213 (4)

1026. "Как фантазия может выродиться в фантастику, когда ее пронизывает люциферическое, так сны мо­гут выродиться во всевозможные аномалии, которые человек затем даже принимает за реальность, когда про­исходит ариманическое влияние на сон. Сновидение, как таковое, идет в люциферическую сферу, но может быть пронизано ариманическим". Невинно, чисто, по-человечески во сне, как и в фантазии, живет Ангел.208 (13)

1737. "Мы сами не реальны, когда мыслим, но, мысля, мы развиваем себя до образов. Иначе мы не смогли бы быть свободными. Человеческая свобода основывается на том, что наше мышление не реально, ес­ли не является чистым мышлением. Отражение не может быть кausa (причина). Если перед вами отраже­ние, образ, то вы им не детерминированы. Если же ваше мышление реальность, то никакой свободы быть не может. Если же ваше мышление — образ, то жизнь между рождением и смертью является школой свободы, поскольку никакой оригинальности в мышлении не заложено. Жизнь должна быть беспричинной и это — жизнь в свободе.
     Жизнь не в фантазии не совсем свободна, зато реальна, реальна как жизнь представлений. Но, что касается мыслей, свободная жизнь в нас — не реальна; когда же мы развиваем чистое мышление, а от него развива­ем волю к свободному поступку, то мы в чистом мышлении схватываем реальность за один край. Но когда мы сами из нашей субстанции даруем образу реальность, то свободное деяние возможно".205 (1.VII)

1782. "Человек обретает космологию через понимание астрального организма, благодаря чему он, в свою очередь, понимает также ритмические процессы в отдельном человеке. Поэтому инспиративное познание является источником действительной современной космологии, которая, опять-таки, может быть сопоставлена с древней космологией, подобным же образом вчленяющейся через сновидческие душевные силы человека в весь космос, в душевно-духовный космический мир. Но получаемое в инспиративном познании может быть до­стигнуто в полном сознании и может быть увидено в своем отблеске в эф. теле". Инспирация не может быть сразу же строго оконтурена, поэтому она прежде соединяется в эф. теле с фантазией. Но затем, как космо­логия, она может получить строгие контуры. Так возникает приемлемая для современного человека космическая философия, философская космология, "...образующаяся из слияния инспиративного познания с тем, что переживается в эф. теле образно, в имагинациях. Такую космологию я дал в моем "Очерке Тайноведения"..."215 (2)

Память, фантазия, логическое мышление

1829. "Вот здесь из нашего организма в нек.роде клубятся хаотические мыслеобразования (см.рис.,кра­сное). Это нечто такое, что особенно сильно у мечтательных натур, которых часто нисколько не удовлет­воряет наша способность отдаваться нормальным воспоминаниям жизни, испытывать радость, удовольствие от того, чтобы находить и вновь разделять всяческие созвучия и родство мыслей. Мечтательные натуры подавлены ха­отическими мыслеобразованиями, но основательно осознающий себя человек всегда замечает, что когда хоть ненадолго во время бодрствования он, я бы сказал, выпускает себя из рук, то наступает некое коловращение мыслей в подосновах головы, как некое течение в глубинах. Воля, пребывающая в глубинах, застает это мыслеобразование. Но откуда оно берется?
     Вот, скажем, в кровати лежит физ. тело (синее) и эф. тело (желтое)... Мы даем нашей воле вторгуться в них. Эту вторгающуюся волю я изображу в виде стрелок.
     Итак, первое, что должна сделать воля, — это преобразовать хаотическое мыслеобразование в нашу нормальную память. ... Мы можем сказать: здесь то, что мы застаем утром — эф. и физ. тела, — еще очень сильно в памяти. Они отражают мысли. Но в это вторгается во­ля. ... Попробуйте хотя бы однажды основательно подойти к этому, понаб­людать, проснувшись утром, как коловращение мыслей устремляется из души в виде событий, пережитых в 5, 17, в 7 лет; вновь пёстро кружится и вьется вперемежку пережитое в 21 год или даже в 65 лет. И во все это вторгается воля. Она расчленяет все это так, что оно принимает вид упо­рядоченных воспоминаний, и события, пережитые в 8 лет, тогда не вторга­ются хаотически в пережитое до 8 лет и т.п. Итак, сюда вторгается воля и формирует из этих хаотических сновидческих образований память. Вы ма­ло замечаете волю в памяти. Многие люди вообще не хотят там ее видеть. Но она там присутствует, только это вторжение воли, поскольку она фор­мирует память, остается бессознательным.
     И есть еще нечто, в чем можно заметить присутствие воли, а именно то, что воля образует из принесенного нами при пробуждении мыслеобразования: сила воображения, фантазия. ... существует огромная разница между видя­щим сон и фантазирующим человеком. ... Есть еще и третье. Это нечто та­кое, что, с одной стороны, целиком и полностью отдано воле, а с другой — воля здесь не движется столь свободно, как в фантазии. Это — логическое мышление, от которого мы за­висим в жизни и в науке. В логическом мышлении деятельна наша воля, но она отказывается от своей свободы и подчиняется законам логики. Однако это ее собственное деяние, что она подчиняется законам ло­гики. ... Если бы наше логическое мышление мы не образовывали из нашей воли, то мы имели бы навязчивые (принуждающие) мысли".
     Логические мысли мы затем направляем внешнему миру — большому учителю. И когда мы мыслим логически, то находимся не целиком в себе, но причастны всему космосу. "И разумеется, логика действительна не только для внечеловеческого космоса, но она действительна также и для космоса плюс человек. Логика ни субъективна, ни объективна, она есть то и другое в одно и то же время". Но воля выражается не только в душевной деятельности, как показано стрелками на рисунке. Другая воля пронизывает физ.и эф. тела, дея­тельна в них и остается с ними во время сна. Она идет навстречу той воле, что отсутствует во время сна, и приводит ее к деятельности.205 (9.VII)

Роль симпатии и антипатии в процессах душевной жизни

1843. "Представление имеет образный характер. И кто ищет в представлении характер бытия, кто ищет в нем действительное существование, тот подпадает большой иллюзии". Наш глаз или желудок обла­дают элементом бытия, но ими нельзя представлять. Они идентифицируют себя с элементом бытия. Вернее будет сказать: я мыслю — значит не существую. "И мы должны представить себе, что также и в мыслительной деятельности мы имеем лишь образную деятельность. Т.обр.,все, что является лишь движением в пред­ставлении, есть движение образов. Но образы могут быть лишь образами чего-то, не могут быть просто об­разами в себе. ... Представление — это образ всех переживаний, пережитых нами до рождения, вернее до зачатия". Ваша жизнь до рождения отражается, как в зеркале, в жизни после рождения — и это есть представления. "Для самой себя воля не имеет никакого содержания. ... Она есть не что иное, как зародыш в нас того, что будет существовать после смерти в духовно-душевной реальности. ... Я прошу вас иметь в виду это различие между зародышем и образом. Ибо зародыш есть нечто сверхреальное, образ — нереальное".
     "Мы носим в себе силу антипатии и с помощью ее превращаем элемент, идущий из (состояния) до рожде­ния, в простой образ представления. А с тем, что как волевая реальность после смерти лучится в наше бытие, мы соединяемся как с симпатией. Эту пару, симпатию и антипатию, мы не осознаем непосредственно, но они живут в нас бессознательно, и они-то и означают наши чувства, что постоянно слагаются из ритма, из взаимной игры симпатии и антипатии.
     Мы развиваем в нас мир чувств, постоянную взаимную игру — диастола, систола — между симпатией и антипатией. ... Антипатия постоянно превращается в нашей душев­ной жизни в представляемое; симпатия, с др.стороны, превращает нам душевную жизнь в то, что мы знаем как наши волевые деяния, в зародышевое того, что после смерти является духовной реальностью. Здесь мы приходим к реальному пониманию духовно-душевной жизни: мы творим зародыш душевной жизни как ритм симпатии и антипатии.
     Что отражаете вы в антипатии? Вы отражаете в ней целую жизнь, которую прожили, целый мир, которым обладали до рождения или до зачатия. Это имеет в существенном познавательный характер. ... Это по­знание встречает антипатию и ослабляется ею до образа представления. ... Когда вы теперь представляе­те, то каждое такое представление встречает антипатию, и если антипатия достаточно сильна, то возника­ет образ представления, память. Т.обр., память есть не что иное, как результат господствующей в нас антипатии. Вы имеете здесь взаимосвязь между чисто чувственным, антипатией, которая неопределенно от­ражается назад, и определенным отражением, отражением — теперь образным — совершённой деятельности вос­приятия в памяти. Память — это лишь возросшая антипатия. У вас не было бы никакой памяти, если бы к своим представлениям вы испытывали столь большую симпатию, что "проглатывали" бы их; только отвраще­ние к представлениям обеспечивает вам память... Когда вы представили образно, отбросили это в память и утвердили образное, то возникает понятие. ... Если же достаточно сильна симпатия, то из нее возникает фантазия. ... А если вы развиваете достаточно сильную фантазию — что в обычной жизни происходит лишь бессознательно — если она становится настолько сильной, что пронизывает вас целиком вплоть до органов чувств, то вы тогда обычно приходите к имагинациям, с помощью которых представляете внешние вещи ... Что, напр., мел вы ощущаете белым — происходит от применения воли, которая через симпатию и фанта­зию стала имагинацией. Зато когда вы образуете понятие, то это имеет совсем другое происхождение, по­нятие исходит из памяти. ...
     Все душевное ...все, что выражается в антипатии, памяти и понятии, отпечатывается, открывается в телесном. Это связано в телесной организации с нервами. Когда в теле образовалась нервная организация, то все там действовало из состояния до рождения. ... Это творило нервы. ... Еще в человеке постоянно обра­зуется нечто такое, что постоянно имеет тенденцию одухотворяться. Но поскольку человек хочет утвердить­ся хотя и в большой, но в эгоистической любви, в теле, то это не может одухотвориться; оно растекается в телесности. Мы имеем в нас нечто материальное, но из материального состояния оно постоянно хочет перейти в духовное состояние. Мы не даем этому одухотвориться; поэтому мы уничтожаем его в тот момент, когда оно хочет одухотвориться. И это есть кровь — противоположность нервов.
     Эти два полюса должны составлять основу педагогики.

293 (2)

1849. "Душа замкнута с той стороны, где мы как бы наталкиваемся через восприятия на внешнюю телесность", и открыта в сторону имагинации и интуиции.

115(11)

Представление — воспоминание — фантазия

1872. "Это, до некоторой степени, один полюс внешних переживаний в обычном бытии: абстрактные, су­хие, холодные идеи, на которых человек не может ни закрепиться, ни обосновать реальности собственного человеческого существа. В конце концов, новое человечество все-таки не может согреться от декартова: я мыслю — следовательно, существую, ибо, сколько ни думай, из мышления не извлечешь какого-либо бытия. Вторым полюсом внутренних переживании являются представления воспоминания. Кто всерьез занимается психологией, а не теми словосплетениями, которыми ныне в университетах занимаются под видом психологии. Тот знает, что представления воспоминания субстанционально суть то же самое, что и представления фан­тазии, которые мы можем образовывать свободно. ... Мир идей, вплетаемый нами в законы природы, таков, что мы сознаем, что наша воля в образовании мира идей не может действовать через саму себя; она должна соединяться с внутренней логикой, с соответствующим действительности сплетением идей. ... В случае дру­гого полюса, фантазии, также живущей в памяти, мы совсем ясно осознаем: там, внутри, госпосдствует наша воля... а эти фантазии охотно имеют дело с нашим Я, с нашей личностью, с тем, что составляет нашу ре­альность. Мы, конечно, можем возмущаться фантазией или фантастикой, но когда мы чувствуем, что наше Я действует там, внутри, по своему произволу, то мы в то же время чувствуем, что в этих фантазиях со­держится наше Я, наша личность. Это во-первых.
     Во-вторых: в тот момент, когда по причине какого-либо заболевания разрушается непрерывность наших воспоминаний ... в тот же момент разрушается также действительная доброкачественность нашего внутрен­него я-переживания. Таким образом, наше я-переживание, с одной стороны, оказывается не связанным с миром наших идей. С другой же стороны, — мы чувствуем, что я-переживание находится там, внутри, в том, что мы называем нашим миром фантазии, несмотря на то, что мы не можем строить на этом мире фантазии и в определен­ном отношении не должны искать сущностного Я в этом мире фантазии, хотя и знаем, что оно там деятель­но, что оно совсем не может правильным образом жить в нашем сознании, если не придет в связь с этого рода воспоминаниями". Тут большая жизненная загадка. Мир идей является нам то абст­рактно, то образно. Мы, прежде всего, используем его, обдумывая то, что действует на наши чувства: цвет, звук, тепло. Это описано в "Истине и науке" и в "Философии свободы". Но что было бы с нами, если бы чув­ственные восприятия приходили только извне? И каким образом встречаются в наших органах чувств устремляющиеся к нам извне содержания восприятий и противоудар изнутри мира идей? "Отдаваясь миру восприятий, мы, люди, жили бы в нашем эф. теле и вместе с эф. телом — в эфирном мире. Только представьте себе, как вы через глаза отдаетесь миру цвета и живете в эфирных волнах мира цвета... в волнах моря звука, которое, конеч­но, не является эфирным, но выступает таковым, если вы не противопоставляете ему мир идей. Звук в сво­ем первом выступлении для человека является эфирным. Вы плаваете в море воздуха, а потому — в сгущенном эфирном. Это также эфирное — что материально сгущается только до воздуха; звук, т.обр.,есть лишь воздухообразно-материальное выражение эфирного. То же самое относится к свойствам тепла, вкуса, обоня­ния, ко всем свойствам чувств".
     И вот, представьте себе, вы живете в эфирном море как эфирные существа. И, живя так, вы никогда не пришли бы к той человеческой конституции, в которой пребываете между рождением и смертью. И лишь смягчая тон этого эфирного, надламывая его, вы приходите к этой конституции.
     "Но чем мы надламываем эфирное? Чем мы его убиваем? — Противоударами идей. Это действительно происходит так: извне в живой эфирности приходит содержание мира восприятий (см.рис., красное), и мы, как эфирные существа, плавали бы в ней, если бы изнутри не возникал противоудар ми­ра идей (синее), каким он пребывает в нас между рождением и смертью.
     Он убивает эфирное, и мир является нам как физический. Мы имели бы вокруг себя эфирный мир, если бы не убивали его миром идей, не сбрасы­вали его (вниз) до физического облика. Мир идей, каким мы его имеем, как люди, связывается во всей нашей организации со свойствами чувств; он надламывает эти чувственные свойства и низводит их к тому, что мы переживаем как физический мир".
     Такое действие мира идей на эфирный мир приводит к тому, что между рождением и смертью мы пережива­ем мир идей как восходящий изнутри, а не в его истинном облике. В реальности мира идей мы живем до рож­дения и после смерти. "Но что дают нам Боги, посылая нас через рождение в этот мир? — Они дают нам те­невой образ той экзистенции, которой мы обладаем между смертью и новым рождением. Этот теневой образ есть идеи, и они служат нам здесь, чтобы мы вообще могли стать физическими людьми; без этого мы остались бы эфирными существами, плавающими в эфирном море. Мы убиваем нашу эфирную жизнь теневыми об­разами нашей жизни между рождением и смертью".
     Теперь еще раз обратимся ко второму полюсу и спросим себя: "что представляет собой сумма наших вос­поминаний, фантазий-представлений, развивающихся внутри нас? Она представляет собой не что иное, как преобразование того, что жило в нас как сила роста, прежде чем оно метаморфизировалось в силу воспоми­нания, в силу фантазии. Что внизу, в теле, живет как сила роста, становится духовно-душевной силой вос­поминания, когда оно эмансипируется от телесности. Вы ведь знаете, что до 7 лет, до смены зубов в че­ловеке является та сила, которая позже образует в душевной памяти хорошо очерченные воспоминания; она работает формообразующе над телом. Что, наконец, растут зубы — это то же самое, что живет в нас как способности воспоминаний-представлений. Короче говоря, живущее в нас как фантазмы является той же самой силой, что вызывает наш рост, лежит в основе нашего органического становления".
     Но мы вырываем эту фантазмообразующую силу из нашего организма. Если же мы оставили бы ее там, то все, над чем мы госпосдствуем нашим Я, перекатывалось бы в нас волнами. "Вы не смогли бы сказать: я хочу, — но вы чувствовали бы, как катится в вас кровь; вы не говорили бы: я беру ручку, — но вы чувствовали бы механизм мускулов вашей руки. Вы чувствовали бы себя живущими внутри мира, если бы не могли оторвать мир фантазмов от вашего организма. Вы потеряли бы самостоятельность. Что жило бы, двигалось в вас, было бы лишь продолжением внутри вашей кожи того же, что пребывает вне ее. Человек мог бы сказать себе: вне моей кожи из определенных сил растет трава, внутри моей кожи растут моя селезенка, печень; но я не ощу­тил бы здесь разницы, не будь я в состоянии вырвать мои фантазмы из того, что организующе действует во мне. Вовне я ничего не разрываю, там я воспринимаю существ в их целостности. Внутри моей кожи я отделяю мир моих фантазмов. Благодаря этому я прихожу к самостоятельности. Благодаря этому вообще становится возможным найти ложе, подоснову для самости в человеке. Таков другой полюс внутренних переживаний.
     Мы должны умерщвлять жизнь наших чувств миром идей, чтобы быть в состоянии поставить себя в физичес­кий мир, т.к. иначе, подобно спектрам, мы плавали бы в эфирном мире. С др.стороны, мы должны внутренне мир фантазмов отрывать от нашего органического свершения, т.к. в противном случае мы попросту стали бы членами природы, подобно растущему дереву ... Как одним полюсом, идейным полюсом, мы связаны с перио­дом до рождения, так другим — полюсом фантазмов, в котором живет воля, мы связаны с посмертным. С нерожденностью мы связаны миром идей, с бессмертием — миром фантазмов ... которые, когда мы проходим врата смерти, слагаются в организованный космос, и в нем мы затем ткем, живем после смерти".198 (13)

1873. "Образование памяти происходит в организации внешних чувств и нервов; образование совести происходит как чисто духовный процесс, но в организации обмена веществ и конечностей.
     Между этими организациями лежит ритмическая организация. В своей деятельности она образована по­лярно в две стороны. Как ритм дыхания, она стоит в тесном отношении к чувственному восприятию и к мы­шлению. В дыхании легких процесс грубее всего, но он утончается и как утонченное дыхание становится чувственным восприятием и мышлением. Что еще стоит совсем близко к дыханию, но является дыханием через органы внешних чувств, не через легкие, — это чувственное восприятие. Что отстоит уже дальше от легочного дыхания и поддерживается организацией мышления — это представление, мышление; а то, что граничит с ритмом кровообращения, что уже является внутренним дыханием, которое связывается с органи­зацией конечностей и обмена веществ, — это открывается в деятельности фантазии. Последняя душевно до­стигает сферы воли, как ритм кровообращения достигает организации обмена веществ и конечностей.
     В деятельности фантазии организация мышления стремится приблизиться к организации воли. Это есть погружение человека в свою сферу сна воли, который длится и во время бодрствования. Поэтому у людей, организованных подобным образом, содержание души является как сновидения в бодрственном состоянии. Такая человеческая организация жила в Гете. Он сам говорит о том, что Шиллер должен был объяснять ему его поэтические сны.
     В самом Шиллере была действенна другая организация. Он жил тем, что принес с собой из прошлых земных жизней. В усилиях воли он должен был искать содержание фантазии".26 (174-176)

188. "Всю Валленштайн-драму (Шиллера) можно понять, приняв во внимание, как Валленштайн чувствует себя пронизанным духовными силами, исходящими от звeздных констелляций. И можно прямо сказать: в конце XVIII столетия Шиллер чувствовал побуждение вернуться к тому звeздному воззрению, которое в XVI, XVII веках для людей, которые вообще об этом думали, было обычным. Таким образом, Шиллер полагал, что человеческую жизнь нельзя представить в выдающихся проявлениях, не связав еe с космосом.
     А далее возьмeм такое его произведение, как "Невеста из Мессины". Шиллер производит эксперимент. Он пытается старые мысли о судьбе связать со звeздной мудростью, изобразив это драматически. ... Отбросьте однажды всю веру в звeзды, в судьбу и возьмите то, что останется, и это, собственно, будет грандиозная драма "Невеста из Мессины". Шиллер здесь мог бы создать драму без веры в звeзды и без идеи судьбы, но затем он взял веру в звeзды и идею судьбы. Это значит, что он в своей душевной конституции чувствовал необходимость поставить человека в связь с космосом.
     Очевидно, что здесь имеет место абсолютный параллелизм тому, что вывел Гeте, продолжая своего "Фауста", ставя его в целую мировую панораму".
     Гeте делал это образно. Шиллер более склонялся к абстракциям. И в "Валленштайне", и в "Невесте из Мессины" человек так далеко идeт к связи с космосом, что это выступает даже в мыслях о судьбе, свойственных ещe греческой трагедии. Шиллер воспринял в себя мысли о свободе из французской революции. Но если французская революция разыгралась как политическая революция, то в Средней Европе она носила характер духовной революции. "И можно бы сказать: интимнейший характер эта духовная революция приняла в тех сочинениях Шиллера, о которых я здесь уже упоминал, а также в "Письмах об эстетическом воспитании человека".
     Шиллер спрашивает: как человеку прийти к достойному бытию? — нечто типа "Философии свободы" тогда написать ещe было невозможно — и отвечает, что логика заключает его в необходимость разума; с другой же стороны встаeт природная необходимость. Равновесие между тем и другим состоянием возможно в эстетическом состоянии. Тогда первое сдвигается на ступень ниже в "нравится — не нравится", а здесь человек в некотором отношении свободен. Природное же, инстинкты, поднимаются на ступень выше. И обе необходимости встречаются.
     Естественно, всe, что выражено Шиллером философски, — абстрактно. "Гeте исключительно любил мысли, но ему опять-таки было ясно: так к загадке человека не подойти. Гeте понимал, что шиллеровские "Письма" являются лучшим творением нового времени... но ему было ясно и то, что человеческое существо слишком богато, чтобы к нему подходить с такими мыслями.
     Шиллер, если я могу так выразиться, чувствовал: я стою в интеллектуалистической эпохе. И именно через интеллектуализм человек не свободен, ибо здесь возникает необходимость разума. — Он искал выход в эстетическом творении, в эстетическом наслаждении. Гeте же чувствовал бесконечное богатство, полноту содержания человеческой природы. Он не мог даже духовно удовлетвориться содержательным, глубоким пониманием Шиллера. Поэтому он чувствовал себя вынужденным выразить это по-своему, выразить те силы, что играют между собой в человеке. Не только своей природой, но и всем своим пониманием Гeте не мог это дать в абстрактных понятиях. И под влиянием шиллеровских мыслей этого рода он написал свою "Сказку о зелeной Змее и прекрасной Лилии", где выступает целая толпа в 20 образов, где всe имеет отношение к душевным силам, всe взаимодействует и не только в силу природной или разумной необходимости; взаимодействуют 20 различных импульсов и в конце концов различным образом создают то, что являет собой богатая природа человека".
     "Этим Гeте выразил признание того, что если хотят говорить о человеке и о его сущности, то должны взойти к образам. — А это путь к имагинации. Гeте этим просто указал путь в имагинативный мир. "Сказка" так важна потому, что она показывает, как Гeте из своей борьбы, как он еe выразил в "Фаусте", в наиболее важный момент почувствовал тягу к имагинативному пути.
     Для Гeте было бы философией сказать: в человеке взаимодействуют мысль, чувство и воля. — Так он сказать не мог, но он показал, как в некоем месте пребывают три короля: золотой, серебряный, медный. В этих образах для него заложено то, чего в понятиях не выразить. Итак, мы видим Гeте на пути к имагинативной жизни. И здесь мы касаемся наиглубочайшего вопроса, которым занимается Гeте. О глубине этого вопроса сам Гeте вообще ни с кем охотно не разговаривал. Но можно узнать, как этот вопрос его занимал. Это выступает во многих местах. Что, собственно говоря, человек получает от того, что, исходя из своего мышления, он хочет проникнуть за собственное существо, исходя из того мышления, к которому пришeл интеллектуализм? Что человек имеет от того? — Постепенно выступает вся тяжесть этой земной загадки — загадки всей эпохи, естественно, ибо со всей силой она должна выступить именно в этой эпохе — в парадоксальных словах. Так, например, в "Фаусте" мы читаем:
     Познанья свет —
     Для всех секрет,
     Для всех без исключенья!
     Порою он
     Как дар суждeн
     И тем, в ком нет мышленья!
     (ч.1, сц.6. Пер. Н.А.Холодковского)
     Это исключительно глубокие слова, хотя их и говорит ведьма. Высшая сила науки таит целый мир! Кто не думает, т.е. в ком нет мышленья, тому оно дарится! Человек может думать сколько угодно, высшая сила науки останется скрытой для него. Если же он приходит к тому, чтобы не думать, то получает еe в дар: он получает еe без хлопот. Следовательно, необходимо развить силу не мыслить, не мыслить каким-либо искусственным образом... чтобы прийти к силе науки, — не к науке, к которой, естественно, без мышления не подойти". "Сила науки, и Гeте это знает, действует в человеке, даже в ребeнке. Я писал об этом в книге "Духовное водительство человека и человечества", что эта сила нужна, чтобы сформировать мозг".
     "Эта проблема занимала Гeте. Конечно, он не имел в виду тупое безмыслие, но ему было ясно: если через интеллектуальное мышление человек не разрушит связь с силой науки, то он может к ней прийти. — Собственно говоря, на этом основании он даeт Мефистофелю отвести Фауста на кухню ведьмы. Фауст пьeт напиток юности. Это, конечно, берeтся реалистически. Но представим себе при этом и самого Гeте, а также то, что там говорит ведьма":
     Пойми: причти
     Раз к десяти,
     Два опусти,
     А три ставь в ряд —
     И ты богат.
     Четыре сгладь,
     А шесть и пять
     За семь считать,
     И восемь раз —
     Закон у нас.
     Пусть девять в счeт
     За раз пойдeт,
     А десять сгладь,
     Так ведьма учит умножать.
     (Пер. Н.А.Холодковского)
     Так выражается Гeте. Он неохотно говорит о подобных вещах. Науки высшая сила таит весь мир! Кто не думает, получает еe в подарок. "Ну, а мышление пропадает у того, кому говорится: "Пойми: причти раз к десяти, два опусти, а три ставь в ряд — и т.д.: тогда мышление прекращается! Тогда человек приходит в состояние, в котором высшую силу науки получает как дар. — Подобные вещи постоянно играют в гeтевском "Фаусте", в его поэтических сочинениях".
     Фауст прошeл через философию, юриспруденцию и т.д., дошeл до магии. Всe это жило и в самом Гeте. Но чем таким ещe обладал Гeте, чего не было у Фауста? — Фантазией! "У Фауста совершенно нет фантазии, у Гeте она есть. Фантазию Фауст получает на кухне у ведьмы, благодаря напитку юности. Гeте этим отвечает здесь себе на вопрос: что будет, если человек с фантазией захочет проникнуть в мировые тайны? — Ибо это была первостепенная сила, которой обладал сам Гeте. В юности ему это было не ясно, не окажется ли человек ищущим ощупью в темноте, если он с фантазией заглянет в мировые тайны. Таков Фауст-вопрос. Ибо вся сухая интеллектуальность, она живeт лишь в отражениях. Как только человек приходит к фантазии, так он уже на ступень приближается к силам человеческого роста, которые пронизывают человека. Здесь, хотя лишь и издалека, человек входит в пластические силы, которые, например, также пластически формируют мозг в ребeнке. А тогда всего один шаг от фантазии до имагинации! Но именно это и было главным вопросом Гeте.
     Он даeт Фаусту войти на кухню ведьмы, чтобы отложить проклятое мышление, которое хотя и ведeт к науке, но не к силе науки, чтобы мочь жить в порыве фантазии. И начиная оттуда, Фауст развивает силу фантазии. ... Где имеется фантазия, там в душевном живут юные формообразующие силы".
     В 1788 г. "Кухня ведьмы" ещe не была написана, но вопрос бродил в Гeте, и, побуждаемый Шиллером, он пошeл к его решению. Сам Шиллер был далeк от пути к имагинации. Но в "Валленштайне" и "Невесте из Мессины" он искал космическое. В "Орлеанской Деве" он пытался проникнуть в подсознательные силы человеческого существа. "Вся глубина борьбы, господствующая здесь, становится видна, если сказать себе: после смерти Шиллера остался фрагмент (драмы) "Деметриус". Этот "Деметриус" — фрагмент превосходит по драматической силе всe остальное, написанное Шиллером. На столе у Шиллера остался набросок "Мальтийцев". Если бы Шиллер закончил эту драму о мальтийцах, то она, вероятно, стала бы чем-то грандиозным. Борьба мальтийских рыцарей, этого духовного ордена рыцарей, подобного ордену тамплиеров, против султана Сулеймана — в этом разворачивается весь принцип мальтийского ордена. Несомненно, если бы Шиллер закончил эту драму, то он бы встал перед вопросом, как снова прийти к тому, чтобы воззрение духовного мира внести в человеческое творчество? Ибо вопрос совсем живо уже стоял перед ним". Но Шиллер умер. Никто больше не побуждал Гeте. Эккерман не был столь одарeн, как Шиллер. Гeте дописал "Фауста", но законченным его назвать нельзя. Возьмeм хотя бы философию "Фауста". В первоисточнике сказания о Фаусте, известного ещe в IX в. как сказание о Теофилусе, возникшего в Греции и распространившегося по всей Европе, проклинается пакт с дьяволом; Теофилус спасается, обратясь к Богоматери. XVI век (к которому примыкает Гeте) сделал сказание о Фаусте протестантским. Фауст заключает пакт с дьяволом и также подпадает его власти. Но Лессинг и Гeте выразили протест против этого. Гeте хотел спасти Фауста. Однако ему приходится прибегать к католической символике. К чему стремился Гeте, чего он не одолел, видно во второй части "Вильгельма Майстера", в "Духовном родстве". Гeте всюду стремился человека вчленить в большую духовную взаимосвязь. Одному ему это было не по силам. Шиллер был у него отнят".
     "Гeте нужен был Шиллер, чтобы Фауста, которого он сначала создал как личность, включить в большую всеобъемлющую мировую панораму". Задача найти путь в духовный мир стоит перед новым человечеством. 210(12)

1552.Категорический императив учителя: "Держи свою фантазию живой". Для всех педантизм — зло, для учителя — аморальность! "Потребность в фантазии, чувство истины, чувство ответственности — это три силы, составляющие нерв педагогики. И кто хочет принять в себя педагогику, тот пусть напишет себе педагогическое мотто:
     пронижи себя способностью к фантазии,
     имей мужество для истины,
     обостри чувство душевной ответственности". 293(14)

Педагогика и развитие ребенка

1569."Эф. тело до 7 лет так сильно занято самим собой, что, пытаясь особо воздействовать на него, ему можно было бы только повредить. До этого года, следовательно, можно воздействовать только на физ. тело. С 7 до 14 лет воспитание эф. тела должно быть взято в руки, и только с 14 лет можно извне, через воспитание воздействовать на ас. тело.
     Воздействовать на физ. тело означает доставлять ребенку внешние впечатления. Через внешние впечатления формируется физ. тело. Поэтому то, что упущено до 7 лет, едва ли можно наверстать позднее. ... Если глаза ребенка до 7 лет видят только прекрасное, то они образуются так, что на всю жизнь сохраняют восприимчивость к прекрасному. Позже чувство прекрасного не может быть развито подобным образом. Что вы делаете или говорите ребенку в первые семь лет — это куда менее важно, чем вид его окружения, чем то, что он видит и слышит". Из этого позже развивается фантазия.
     "Люди, окружающие ребенка в первые два семилетия, должны воздействовать на него единственно примерами, а не указаниями, не с помощью "почему" и "отчего", а строя все только на авторитете. Тогда вырабатываются сильные способности памяти. Поэтому ребенок должен быть окружен людьми, к которым он испытывает доверие, которые пробуждают в ребенке хорошую веру в свой авторитет. На этом следует строить воспитание. ... Преждевременно освобождая ребенка от авторитета, вы отнимаете у эф. тела возможность фундаментально вырабатывать себя. Поэтому лучше всего во втором 7-летии давать ребенку не доказательства и суждения, а примеры и сравнения. Суждение воздействует только на ас. тело, а оно для этого еще не свободно". 96(4)

1575."Можно купить ребенку т. наз. "красивую" куклу с настоящими волосами, с накрашенными щеками. Нет даже нужды говорить о том, что такая кукла просто ужасна, она способна на всю жизнь испортить эстетическое чувство. Главный вопрос воспитания здесь состоит в ином. Если перед ребенком кукла, сделанная из обыкновенного платка (достаточно завернуть в него и обвязать бечевкой кусок ваты — это будет голова — и из четырех концов сделать подобие рук и ног), то он имеет возможность завершить ее исходя из своей фантазии и таким образом получить из нее человека. Эта работа фантазии действует формообразующе на мозг ребенка. Если же ребенок получает "красивую" куклу, то голове нечего с ней делать, и вместо того, чтобы раскрываться, он увядает и чахнет. ... Все игрушки, состоящие лишь из мертвых математических форм, действуют опустошающе и убивающе на силы, строящие ребенка; и в правильном направлении действует все, что возбуждает представления живого". Важно абсолютно все, что окружает ребенка, вплоть до цвета его одежды. "Подвижного ребенка следует окружать красным или красно-желтым цветом и того же цвета шить ему одежду; а для медлительного ребенка полезен голубой (синий) или сине-зеленый цвета. Здесь дело заключается в том, какой противоцвет рождает цвет во внутреннем ребенка. Например, красный рождает зеленый, а синий — желто-оранжевый... Эти противоцвета рождаются физическими органами ребенка и обусловливают соответствующую ребенку, необходимую ему структуру органов. Подвижный, беспокойный ребенок, будучи окружен красным, рождает вокруг себя зеленый противообраз, который действует успокаивающе; органы обретают тенденцию к успокоению".
     Соответствующая выработка чувственных переживаний в ребенке чрезвычайно важна. Здоровые страсти, переживания радости, удовольствия — все это силы, правильным образом вычленяющие правильные формы органов в физ. теле. Здесь необходимо также поставить ребенка в соответствующие физические отношения к окружению. Особенно это касается инстинктов питания. Правильным питанием можно так воспитать ребенка, что он вплоть до стакана воды будет чувствовать, что ему необходимо, и отталкивать все лишнее. На построение органов правильно действует радость, переживаемая вместе с окружением. Воспитателю нужна любовь, теплом пронизывающая окружение, а ребенок начинает ей подражать. Вообще из окружения ребенка следует исключить все, чему он не должен подражать. "Подражание принадлежит эпохе развития физ. тела, смысл вещей говорит к эф. телу, а на него следует воздействовать со сменой зубов, когда отпадет внешняя эфирная оболочка". Учить говорить следует только на слух; всякие искусственные правила здесь только вредны. В ранние годы детства песни должны производить возможно более прекрасное ритмическое впечатление на чувства. В них важен не столько смысл, сколько звук. Танцевальные движения под музыкальные ритмы также благотворны в своем воздействии на силы, строящие органы.
     Со сменой зубов встает задача развивать эф. тело. На него воздействуют образностью, примерами, управляемыми фантазией. Физический прообраз сменяется прообразом с внутренним смыслом и ценностью. Но никаких абстрактных понятий! Наглядность, но не чувственная, а духовная. Здоровый, обоснованный авторитет. От подражания к следованию за авторитетом — в этом различие приемов воспитания в первые и вторые семь лет жизни ребенка. Благоговение, почитание дают эф. телу правильный рост. Их отсутствие иссушает жизненные силы. Счастлив тот, кто в детстве мог смотреть на своих воспитателей как на само собой разумеющиеся авторитеты.
     Память. Ее воспитание должно вестись таким образом, что сначала ребенок просто знакомится с вещами, вбирает в свою память исторические события, географические вещи и т. д., а позже приводится к их пониманию, к пониманию их связей и т. п. Все понимание в понятиях должно браться из сокровищницы памяти. Чем больше подросток уже знает, черпая из памяти, прежде чем постиг это в понятиях, тем лучше. Переход к понятиям следует совершать после 14 лет. И все указанные приемы воспитания должны проводиться в нужное время, иначе они дадут противоположный эффект. Если от 7 до 14 лет воздействие на эф. тело идет извне, то с 14 лет следует подумать о том, как влиять на него через развитие мыслей, чувств и воли. Нет более глубокого и совершенного воздействия на волю в этот период, чем религиозные импульсы. "Если человек не чувствует себя вплетенным крепкими нитями в Божественно-духовное, то воля и характер остаются неуверенными, нецелостными и нездоровыми". Углубление в тайны прекрасного воспитывает чувства. При выполнении гимнастических упражнений молодой человек должен при каждом движении чувствовать растущую силу как здоровое удовольствие. Здесь большую роль играет интимное, интуитивное, всецело чувственное познание взаимодействия удовольствия с движением, чем анатомические и т. п. знания. Только с помощью Духовной науки можно разработать комплексы необходимых здесь упражнений. Воспитание рассудка идет так, что сначала он играет лишь вспомогательную роль. Самостоятельные суждения не должны быть преждевременными, незрелыми. Мнения других не должны даваться в виде сухих теорий, лишенных чувства. 34 с. 325-343

1594."Образы — это имагинации, они идут через фантазию и симпатию. Понятия, абстрактные понятия — это абстракции, они идут через память и через антипатию; они приходят из жизни до рождения". Если ребенок получает абстракции, то в нем интенсифицируется процесс образования углекислоты в крови, процесс отвердения, умирания. Образы, имагинации сохраняют кислород, становление, указывают на будущее. 293(2)

1604.Учитель X. рассказал о некоторых трудных учениках своего 4-го класса. Затем Р.Штайнер: "Е.Е. — прямо-таки большевик; но он стал значительно лучше. У него аномалии в мозговой оболочке. Он страдает судорогами. Это, вероятно, последствие щипцовых родов, но может быть и наследственное. Здесь дело заключается в отключении эф. тела. Его фантазию необходимо отводить в юмористическое..." 300-а с.113