Переживание Праздника

621. "В час полночи, сквозь Землю, когда для физиче­ского зрения Земля была непроницаема, посвященные (древности) смотрели на Солнце. И когда они так смотрели на полночное Солнце, его физическое бытие было устранено, но зато в солнечное бытие была вписана тайна Христа, Духа Солнца. Так заранее ученики древних посвященных созерцали тайну Христа, Солнечного Духа. Это было высшим природным виде­нием, это было обретением ясновидения внутри природы. Символ Пасхи выражает для нас обретение ясно­видения внутри исторической жизни земного человечества, обретение ясновидческого прозрения в то, что мы, по сути говоря, став свободными земными людьми, уже заключили союз с Люцифером и Ариманом, и что один только Христос может избавить нас от этого союза. Что для учени­ков древних посвященных означало "созерцание Солнца в час полночи", то для людей Христа должно посте­пенно стать молитвенным почитанием Мистерии Страстной Пятницы и Субботы. У нас есть все основания в эти дни концентрироваться на том, что связано с внутренней трагикой, с внутренним правомерным трау­ром глубочайшего внутреннего человеческого существа. Как земные люди мы бы не смогли стать свободны­ми человеческими существами, если бы не встали в указанное отношение к Люциферу и Ариману, если бы не смогли идти путем Люцифера и путем Аримана. Человеку подобает то трагическое, что покоится в под­основах его существа, в эти дни вызвать перед своим сознанием, когда он говорит себе: моя свобода ни в коем случае не была бы возможной, если бы я не мог следовать за Ариманом и Люцифером. — Это может взойти в его сознании, когда он смотрит на символ покоящегося в могиле Христа, Который Своим деянием упразднил то, что должно было наступить ради человеческой свободы.
     Печаль о человеческом существе правомерна. Человек имеет основание не только для радости, но он имеет постоянное, глубокое основание для печали о своем существе, и она должна проходить через душу в эти дни, посвященные, праздничным образом, положению во гроб. В течение года остается много дней, когда человек должен думать о том, что он обрел благодаря тому, что земное развитие не было покину­то, что Христос как Воскресший пришел в земное бытие. Но что сделало необходимой Мистерию Голгофы, что как космическая печаль будет жить в человеческих душах, все это должно разразиться в эти дни. И если человек хочет выработать чувство того, что связано с человеческой душой из ее истории, то он может в эти дни испытывать печаль в связи с человеческим развитием, или, вернее сказать, он должен печалиться о человеческом развитии.
     А если такое чувство живо, то правомерны черные покровы, которые в эти дни мы выбрали для убранства нашего помещения. Красный же цвет должен выступить перед нашим взором по прошествии дней траура, траура о том, что глубокий трагизм связан с человеческим существом".161 (10)

1315. "Когда глаз смотрит на красное, когда красный свет попадает в глаз, то кровь, протекающая в глазу по сосудам, разрушается, разрушается нерв. Бык при виде красного ощущает: черт возьми, это разрушит мне в голове всю кровь! Я должен от этого защищаться!". Человек, видя красное, посылает в глаза кислород, что оживляет все тело, человек завоевывает здоровый цвет лица. Синий же цвет не раз­рушает нерва, и человек получает хорошее самочувствие.284 с.72

1316. "Кто оклеивает жилое помещение красными обоями, показывает этим, что он больше не имеет ника­кого представления о том, что такое праздничное настроение, он профанирует красный цвет". 284 с.72

     251. "Глаз имеет тенденцию рождать из себя зеленовато-синее, когда он видит красное; в этом состоит внутренняя активность глаза. ... и эта внутренняя работа действует успокаивающе" на возбужденных детей. "Если мы вовне окружены красным, то в нашем внутреннем живут противоцвета. Из этого можно понять, почему во всех культовых местах эзотерики имеется красный цвет, а экзотерические места, в которых внешне и в символах говорится о тайных учениях, оформляются синим цветом. Розенкрейцеровское мировоззрение выражает эзотерику в красном цвете. Если же пространство должно быть вполне оформлено в розенкрейцерском духе, то сверху еще должны возвышаться синие дуги". Наше внутреннее должно стать столь эфирно чистым, как мировой эфир над нами, являющийся нам в голубом.
     Голубизна неба имеет большое значение для человека нашей эпохи. Воздействие на душу голубых далей пространства "постоянно содержит в себе призыв прийти в соприкосновение с существами, пребывающими в большом мире, которые наше эф. тело побуждают к познанию спиритуального". Прозрачные и непрозрачные цвета имеют разную природу. "Если благодаря цвету, находящемуся на непрозрачной поверхности, мы соприкасаемся с существами, прежде всего распространенными в пространстве и не имеющими отношения к трем царствам природы ... то благодаря светящимся цветам мы соприкасаемся с существами, непосредственно занятыми тем, что приводит вещи трех природных царств к существованию. ... Если светящийся красный образует некоего рода окно, сквозь которое можно ясновидчески смотреть в мир природы, то мы встречаем существ, чья работа образует лучшие силы для будущего земного бытия. Они должны оставаться в природных царствах, дабы человек мог взрастить внутренние силы, делающие его все более целомудренным в его крови, т.е. освобождающие его от вожделений". И когда мы т.обр. смотрим на природу, эти существа бессознательно зовут нас к очищению страстей. 284 с.60, 150

     270. "Медицина в особенности страдает от недостатков физиологии; это легко понять, т.к. она постоянно опирается на факты, которые исчезают в тот момент, когда они должны быть ясно продуманы". "Когда вновь придут к реальному, физиология исчезнет, разделившись, с одной стороны, на психологию — психологию, которая одновременно является познанием мира, — и на химию — с другой, химию, которая одновременно будет наукой о человеческом существ.
     Современная физиология — это настоящие дебри; там находится все что угодно; как вожжами можно управлять, натягивая слегка то правую, то левую вожжу, так всегда выходят там из затруднений, акцентируя то значение тела, то значение души. Наша физиология представляет последнюю фазу того запутанного состояния, до которого докатились науки прежнего времени. Концепции так смутны оттого, что они содержат в себе немножко взятого от тела, а немножко — от души, без того, чтобы можно было провести четкое различие. Эта неясность нравится многим потому, что она позволяет играть словами и фактами. Для того, кто умеет правильно видеть и чувствовать, физиология сводится, в конце концов, к разглагольствованию. Предпочитают не отдавать себе отчета в той эволюции, которой следует наука".
     "Психология и пневматология должны стремиться рассматривать все явления, которые они наблюдают, как первоначальную стадию существа вещей; поступая т.обр, они выиграют в ясности, что является достоянием естественных наук. Но что же это все-таки такое, та первоначальная стадия, о которой мы говорим?
     Конечно, речь идет о внешнем первоначальном состоянии, том состоянии, которое мы повсюду встречаем в мире: о зеленом ковре растений, красках, звуках и т.д. ... Что представляют из себя эти мимолетные создания, которые современная физика, психология и физиология рассматривают как субъективные? Они являются зародышем будущих миров. Красное не является только некоторым созданием нашего глаза или нашего мозга; это один из первых зародышей, находящийся еще во внешнем состоянии, тех ми-ров, которые придут.
     Когда это поймут, то можно будет предвидеть, каким станет в будущем мертвый мир, тот труп, который будет соответствовать этим живым мирам. Это не тот мир, который нам открыли физика и химия. Чтобы составить себе идею о нем, нужно искать его в высшем человеческом существе, в части существа, подчиненного действиям астр.тела и "я". Нервная система и мозг, поскольку они являются представителями сил смерти — а не в качестве живых органов, — являются в нас самих чем-то еще более мертвым, чем труп, если можно так выразиться, так как они опережают смерть; в особенности нервная система. Но чем более они преданы силам смерти, тем более они способны служить для передачи того, что мы называем в себе духом. Смерть для мозга и нервной системы является конечным состоянием, которого внешняя природа еще не достигла; в этом они ее уже превзошли. Для того, чтобы найти во внешнем мире обоснования для психологии и пневматологии, надо, прежде всего, выделить в человеческом организме, а именно в голове, а также отчасти в ритмическом организме дыхания, тот элемент смерти, который в них заключен. Наша голова без конца умирает; если бы она оставалась живой, то она не могла бы служить нам, потому что живая материя в бесконечном состоянии произрастания не может думать. Вот почему эта наша голова никогда не прекращает свое умирание, а наши мысли, принадлежащие к духовной природе, находят для себя возможность развертываться на мертвом основании, подниматься над этой смертью и проявляться в новом внешнем облике жизни.
     Такова великая миссия, как это вытекает из нашего изучения, исторической эволюции науки. Если мы не поймем этой миссии, то мы пройдем, как тени, сквозь нашу эпоху, а не как существа, осознавшие то, что необходимо для будущего". 326 (9)

     503. "Субстанции, которые не излучают, а, можно сказать, мерцают и окружают себя на поверхности волнами, выступают как синие. А те, которые излучают, выступают как желтые. Если перед излучающимся выступает темное пятно, то желтое становится красным, так что если желтое сделать темнее, то можно получить красное. ... Если вы это знаете, то скажете себе: имеются такие звезды, как, например, Марс, которые светятся желто-красным, или такие, как, например, Сатурн, которые светятся синим. ... Марс — это звезда, которая много излучает. Сатурн же ведет себя спокойнее и окружает себя волнами. ... которые видны вокруг него кольцами. Он виден синим, поскольку окружен волнами". Подобно Марсу ведет себя железо. Оно синее, темное, т.е. окружает себя волнами. Но на воздухе оно ржавеет, начинает защищаться от воздуха, излучать, внутренне "чесаться" и становится красным. Светлое, увиденное сквозь темное, становится красным.
     Железо играет большую роль в человеческой крови, а кровь возбуждается Марсом. Марс родственен железу, подобен нашему железу; в то же время, внутренне он постоянно излучает. "Марс железноподобного рода, его субстанция железоподобна, но он постоянно беспокоен, он постоянно хочет излучаться. Как железо благодаря влиянию воздуха, так Марс, благодаря влиянию своего окружения хочет постоянно излучаться. Он, собственно, обладает природой, которая внутренне постоянно испытывает зуд, беспокойство, хочет быть живой. Марс постоянно хочет переходить в жизнь. ... Сатурн — противоположность Марсу. Он хочет постоянно переходить в смерть, постоянно становиться трупом. Видно, что он некоторым образом окружен светлостью, так что его темность выглядит сквозь светлость синеватой. (Пример: гниющий пень светится в темноте)... Сатурн разлагается. Поэтому он имеет вокруг себя светлое, но сам он темный, и поэтому является синим. Его темность мы видим сквозь, я бы сказал, его разлагающуюся материю, которую он имеет вокруг себя. ... Марс юн, он постоянно хочет жить. Сатурн же — это старец". 350 (4)

     104. Гуны: "... понимание минерального царства было бы пониманием саттва. ... Жизнь в растительном царстве можно теперь только созерцать. Но то, что можно лишь созерцать, к чему нельзя проникнуть своим пониманием, — это есть понимание раджас. ... А понимание, которое современный человек со своей наукой приносит навстречу животности, есть тамас". "Для питания принятие в себя растительного есть саттва; принятие в себя минерального, солей и т.д. есть состояние раджас; состояние, которое вызывается мясной пищей, есть состояние тамас. ... Познание в высших мирах вызывает в человеческих душах состояние тамас; познание в обыкновенном окружающем нас мире — состояние саттва; вера, упование на авторитет, религиозность вызывает состояние раджас. ... что может войти в чистейшее ясновидческое познание, что соответствует уже просветленному ясновидению, вызывает состояние тамас ... состояние тамас через очищенное (в нормальном смысле) ясновидение".
     "Состояние тамас есть то, при котором что-нибудь внешнее наиболее освобождено от духа. ... "Свет во тьме светит, и тьма не объяла (постигла) его", — это нужно перевести так: и высший свет проник к человеку, но тот был наполнен природой саттва и не отпускал ее от себя; поэтому высший свет не мог войти в него, ибо высший свет может светить только во тьме. ...
     В состоянии тамас — безразлично, спит человек или находится в ясновидческом познании — по отношению к внешней действительности человек находится во тьме. ... Тамас всегда можно переводить словом "тьма", но... саттва... это не просто "свет"... Красное, оранжевое, желтое назовем красками саттва. В этом смысле зеленую краску можно назвать краской раджас, а голубую, фиолетовую, индиго — красками тамас. ... Но под понятие действия саттва подходит также и доброта человека". "Для индийца человеком саттва был тот ... кто с пониманием, разумно в обыкновенном смысле, головой и сердцем подходит к миру. ... Впечатление раджаса есть то, когда собственные эмоции, аффекты и страсти препятствуют человеку всецело войти в вещи, в то, что его окружает, так что он не отдается впечатлению, а противостоит ему тем, что он есть сам. ... Тамас — это когда человек всецело предан жизни своей телесности, туп и апатичен к окружающему, как апатичны и тупы бываем мы здесь, на физическом плане, по отношению к другому сознанию. ... Постепенно человек должен сделаться столь тупым по отношению к физическому миру, чтобы ясновидчески воспринимать высшие миры. ... Эти идеи являются поистине всеобъемлющими".
     "Есть люди саттва — они извлекают из окружающего мира счастье, блаженство; эти люди саттва легко проходят по миру, впитывая в себя из всех вещей то, что делает их блаженными. Люди раджас — прилежны, они действуют ради плодов... Люди тамас — беспечны, небрежны, ленивы".
     "В наше время мы могли бы сказать: Люди, стремящиеся к Антропософии, — это люди саттва (без лести!); те, которые держатся какой-либо внешней веры, — люди раджас; материалисты и спириты — это люди тамас". 146(9)

Явления мира красок

     581. "Гете представлял себе, что свет и темнота соотносятся между собой подобно северному и южному полюсам магнита. Темнота может своим действием ослаблять свет. И наоборот, свет может ограничивать энергию темноты. В обоих случаях возникает цвет. Физикалистское воззрение, мыслящее темноту как нечто абсолютно пассивное, не может говорить об этом взаимодействии. Оно поэтому вынуждено выводить цвета из одного лишь света. Подобно свету, темнота для наблюдателя есть также явление. Темное в том же смысле составляет содержание восприятия, как и светлое. Только одно является противоположностью другого. Глаз, вглядывающийся в ночную тьму, опосредует реальное восприятие темноты. Будь темнота абсолютным ничто, никакого восприятия возникнуть не могло бы, сколько бы мы ни вглядывались в мрак. Желтое — это темнотой приостановленный свет; синее — ослабленная светом темнота".
     "Свет и темнота, желтое и синее суть противоположности. Как воспринимает эти противоположности глаз? В природе глаза должна быть заложена способность ощущать также и отношения между отдельными восприятиями. Ибо "своим бытием глаз обязан свету. Из безразличных вспомогательных органов животного свет вызвал к жизни подобный ему самому орган; и так глаз образовался из света для света, чтобы внутренний свет выступил навстречу внешнему". (Гете).
     "Если мрак, через который проходит свет, постепенно усиливается, то желтое переходит в желто-красное, и затем — в рубиново-красное. Если же мгла, через которую проходит темнота, уменьшается, то голубой цвет переходит в индиго и затем в фиолетовый. Желтый и синий — это основные цвета. Они возникают благодаря взаимодействию светлого и темного с мглистой средой. Оба могут усваивать красноватый тон: первый — благодаря увеличению, второй — благодаря уменьшению мглы. Красный, следовательно, не основной цвет. Он присутствует как цветовой тон в желтом или в синем. Желтый с его красными нюансами, которые могут возрастать вплоть до чисто красного цвета, стоит ближе к свету, тогда как синее с его оттенками — ближе к темноте. Если смешать синее и желтое, возникает зеленый, а при смешивании усиленного до фиолетового синего с затемненным до красного желтым, возникает пурпуровый цвет.
     Эти основные явления Гете исследовал в самой природе. Солнечный отблеск кажется желтым, если на него смотреть сквозь завесу мглистой дымки. Темное мировое пространство, увиденное сквозь пронизанную дневным светом блестящую пелену атмосферы, представляется синевой неба". "Горы также представляются нам синими, ибо когда мы смотрим на них в таком удалении, что не можем видеть локальных цветов и никакой свет от их поверхности не воздействует более на наш глаз, то они действуют на нас как некий совершенно темный предмет, который представляется синим благодаря выступающей между нами и горами светлой дымке". (Гете).
     "Желтое возникает благодаря самой мягкой умеренности света. Синее указывает на темное, действующее в нем. Поэтому оно вызывает ощущение холода, как бы "напоминает тень". Красно-желтое образуется благодаря нарастанию желтого в сторону темноты. Через это усиление растет энергия. Веселое, оживленное переходит в восхитительное, блаженное. Если нарастание продолжается дальше от красно-желтого до желто-красного, то радостное блаженное ощущение превращается во впечатление насильственного. Фиолетовое есть стремящееся к ясности синее. Покой и холод синего благодаря этому переходят в беспокойство. Дальнейшее повышение переводит это неспокойное в сине-красное. Чистое красное стоит в середине между желто-красным и сине-красным. Ураган желтого утихает, мирный покой синего оживляется. Красное оставляет впечатление идеального удовлетворения, примирения противоречий. Чувство удовлетворенности возникает также благодаря зеленому, представляющему собой смешение желтого и синего. Но поскольку здесь веселое настроение желтого не нарастает, покой синего не нарушается красным тоном, то удовлетворение от зеленого цвета чище, чем то, которое вызывается красным.
     Глаз, если ему предложен какой-либо цвет, тотчас требует иного. Если он видит желтое, то в нем возникает вожделение к фиолетовому; если он зрит синее, то томится по оранжевому; если смотрит на красное, то жаждет зеленого. Это понятно, что возникает чувство удовлетворения, когда наряду с одним цветом, который предложен глазу, ставят другой, к которому он стремится по своей природе. Из самого существа глаза проистекает закон цветовой гармонии. Цвета, которых наряду друг с другом требует глаз, действуют гармонически. Если одновременно выступают два цвета, один из которых не требуется другим, то глаз возбуждается к противодействию. Сопоставление желтого и пурпурного имеет нечто одностороннее, но оживленное и пышное. Глаз хочет фиолетового рядом с желтым, чтобы иметь возможность проявить себя сообразно с природой. Если на место фиолетового поставить пурпур, то предмет заявляет претензию обратить на него внимание. С требованием органа он не связан. Такого рода сопоставление служит тому, чтобы указать на самое значительное в вещах. Оно не ставит своей задачей удовлетворение, а только характеризует. К таким характерным связям относятся цвета, которые не находятся в полной противоположности друг к другу, но также и не переходят непосредственно друг в друга". 6(9)