30. "Отпадение от единого Бога отдельных людей совершилось через "я". Это произошло в Раю. В латинском языке слово malum означает и "яблоко", и "зло". 97 (10)

35. Каин и Авель представляют собой различные ступени развития. Авель — ту, когда человечество еще стояло близко к Богу; Каин — когда оно могло поступать из свободной воли, но из нее же и творить зло.108 (4)

41. Потомки древних индусов говорили о том, что в будущем грядет божество Прамати, человек будет лишен духовного водительства, и мыслью станут постигать божественных существ, настанет Кали-юга. Начало этой эпохи переживалось народами как всемирный потоп и нашло свое выражение почти во всех мифологиях, где говорится, "...что произошло затопление сознания и что в 3-й послеатлантической культуре через особое развитие души ощущающей — т. е. созерцание внешнего мира — должно наступить нечто новое. Индус ощущал это, говоря: приближается Кали-юга как наследница Прамати. А что говорили греки? — То же самое. Только вместо Прамати они говорили Прометей, что является одним и тем же. Он — брат Эпиметея, который представляет собой взгляд в прошлые времена. Эпиметей — это "думающий вслед", Прометей — "думающий прежде", чем что-то совершить во внешнем мире. И как Прамати наследует Кали-юга, так и Прометей имеет наследника: ... "Калион" — темный Деус-Божество, и мы получаем "Девкалион"; это то же слово, что и Кали-юга. ... По совету отца Прометея Девкалион делает деревянный ящик и в нем спасается со своей женой Пиррой от потопа, посланного Зевсом на род человеческий. Девкалион и Пирра причаливают затем к Парнасу и являются для греков родоначальниками нового человеческого рода". 133 (7)

113. "В той мере, в какой отвердевала Земля, материализовался и человек. Когда Земля была еще жидкой, человек пребывал в воде; ходить по Земле он смог, когда на ней выступила твердь. Поэтому материализация человека представлялась так: из земли, которая еще была водой, родился человек, и был он тогда полностью связан с Богом. Все, что ввело его в материю, загрязнило его. Те, кому надлежало помнить о древней связи с Божественным, крестились водным крещением. ... Так крестил Креститель, чтобы таким образом восстановить связь людей с Богом. И так понималось крещение в древности. ... Христос должен крестить чем-то иным. Он должен указывать людям не на прошлое, а на будущее, развивая духовное в их внутреннем. Через "святое", через незамутненный дух должна быть человеческая духовность связана с Божественным. Крещение водой было крещением-воспоминанием. Крещение "Духом Святым" — это пророческое крещение, указующее на будущее". 103 (5)

218. (3; 3-8) Беседа с Никодимом. "Человек сгустился из воды и воздуха (в Гиперборейскую и Лемурийскую эпохи) и снова утончится в будущем. Лишь духовно он может сегодня взять авансом это состояние, когда внутренне осознает то, каким он станет в дальнейшем телесно. Только усвоив сегодня это сознание, человек обретет нужные ему силы. И если он выработает это сознание, то достигнет своей земной цели, земной миссии. Что это значит? Это значит, что некогда человек родился не из плоти и земли, а из воздуха и воды. И в дальнейшем он должен действительно родиться в духе, из воздуха и воды. ...Поэтому слова к Никодиму должны звучать так: "Амен, Амен, Я говорю тебе: надлежало родиться из воды и воздуха, иначе не смог бы человек взойти в Царство Небесное".
     (3; 14) "Чему обязано своим бытием это самостоятельное индивидуальное человеческое внутреннее, которое ищет укрепления вне физического и эфирного тел? Оно обязано своим бытием физическому и эфирному телам человека, постепенно образовавшимся в ходе земного развития. ...На оккультном языке то, что сегодня остается в постели спать, называлось собственно земным человеком. Это был "человек". А то, в чем коренится днем и ночью "я", но что родилось из физического и эфирного тел, называли "дитем человеческим" или "сыном человеческим". Сын человеческий — это "я и астр. тело, какими они развились в ходе земного развития из физ. и эф. тел. Для этого употреблялось техническое выражение "сын человеческий".
     Для чего Христос Иисус пришел на Землю? Что через Его Импульс должно быть сообщено Земле? Сын человеческий, отделившийся от лона Божества, с Которым он был прежде связан, но зато завоевавший физическое сознание, он должен через силу Христа, явившегося на Землю, прийти к сознанию духовности. ... Прежде это было доступно лишь избранным: с помощью посвящения в древних Мистериях взирать в божественно-духовный мир. И для таких людей в древности употреблялось техническое выражение. Их ... называли "змеями". ...Эти "змеи" были предшественниками деяния Христа Иисуса. Моисей свидетельствовал о своем посланничестве, подняв перед народом символ... змею» И чем были когда-то отдельные люди, тем через Силу Христа должен стать на Земле каждый человек. Об этом Христос говорит далее Никодиму: "Как некогда через Моисея была возвышена змея, так надлежит возвыситься Сыну Человеческому!" 103 (6)

Макро- и микрокосмическое "Отче наш"

415. "Когда Христос Иисус оставил одиночество (пустыню), то Он почувствовал Себя возвышенным над всем, что было Им пережито и изучено с двенадцати лет; Он почувствовал совместно с Духом Христа то, что жило в Нем от Его двенадцатого года. Он почувствовал Себя более не связанным со всем тем, что стало старым и иссохшим в человечестве. И сама речь, что звучала вокруг Него, стала Ему безразличной, и первое время Он молчал". После крещения в Иордане Христос странствовал по Земле. "И Он почувствовал, что не было больше ни одного человека, который мог бы слушать голоса древних пророков. Теперь Он осознал, что жизнь в насущном хлебе отделила людей от Неба, что люди впали в эгоизм и должны идти к Ариману. ...Затем в нем засветился земной опыт Бога: Я должен говорить людям не о том, как боги прокладывают путь из духа на Землю, но о том, как людям отыскать путь от Земли к духу.
     Теперь Он постиг смысл сказанного Бат-Коль и понял, что древняя формула, молитва, должна быть обновлена (та молитва, что звучала Иисусу от Бат-Коль, когда Он упал возле языческого алтаря)... Последнюю строку молитвы Он сделал первой, но такой, что она соответствовала людям нового времени и была обращена не к многим духовным существам Иерархий (Вы, отцы на небесах), но к одному духовному Существу: "Отче наш, Сущий на небесах". Вторую от конца строку, какой она употреблялась в Мистериях: "И забыл Ваши имена" — Он переделал так, как она должна звучать в связи с изменением пути в духовные миры: "Да будет воля Твоя как на Небе, так и на Земле". Тайну хлеба, тайну воплощения в физ. тело, тайну всего того, что теперь явилось Ему через жало Аримана (третье искушение), Он переделал так, чтобы человек мог ощутить, хотя и не знал этого непосредственно, как физический мир исшел из духовного мира. ...Так возникла строка: "Хлеб наш насущный дай нам на сей день" (вместо: "переживите в хлебе насущном"). Слова: "У других задолжавшая вина самости" — Он переделал в слова: "Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим". И строку (седьмую снизу) этой древней мистериальной молитвы: "порождаясь обособляющимся эго", — Он превратил в слова: "Но освободи нас"; первую строку: "Господствуют злые (силы)", — в: "от зла. Аминь". ...Подобным образом возникла Нагорная проповедь и другие вещи, которым Иисус Христос учил Своих учеников".148 (5)

476. Чтобы победить иллюзию смерти, ее должен был пережить невинный. "И когда Он прошел через смерть, то в человеческую жизнь Он принес силы, которые постепенно создают людям познание истинного облика смерти, т.е. познание того, что смерть, какой она выступает в чувственном мире, никакой истиной не является, а напротив, эта смерть наступает ради жизни в духовном мире, что именно с этой смертью создается основа для жизни в духе.
     Так через невинную смерть на Голгофе было дано доказательство, которое люди должны постепенно понять: смерть есть всегда живой Отец!" Смерть на голгофском кресте есть лишь внешнее событие, а "жизнь Христа в эф. теле до смерти является такой же, как и после смерти". Голгофский крест есть знак того, что смерть в действительности есть податель жизни. "Как растение вырастает из семени, так и смерть есть не уничтожение, а семя жизни".
     "Христос обвенчался со смертью, которая на Земле стала характерным выражением Духа-Отца. Христос идет к Отцу, обвенчанный с Его выражением, со смертью, и образ смерти становится неистинным, ибо смерть становится семенем нового Солнца в Мироздании. Если мы чувствуем это событие, то мы чувствуем неистинность смерти, мы чувствуем, что смерть на кресте становится семенем, из которого прорастает новое Солнце; тогда мы также приходим к правильному чувству, ощущению того наиважнейшего перелома, произошедшего в развитии человечества".
     "В основе всего творения лежит принцип Отца". Погрузившись в материю, человек утратил за иллюзией внешнего мира видение Принципа Отца. Виной тому — Люцифер-Ариман. Среди прочего мы подпали иллюзии смерти. Но мы должны от нее освободиться и понять: "Смерть есть Отец". 112 (13)

534 "Во 2-м послеатлантическом периоде Божественное являлось человеку в сфере Архаев, в 3-м — в сфере Архангелов, в 4-м — в сфере Ангелов. В 5-м периоде Бог должен быть познан как человек, после того как в 4-м послеатлантическом периоде это было подготовлено явлением Христа. Это значит, что Христос должен все лучше и лучше пониматься в Его связи с человеком. Ибо Христос потому явился как человек, чтобы этот последний мог найти свою человеческую связь со Христом". (Это перелом в эволюции, и если его не пережить, то человек как таковой провозглашается богом для себя, а на следующей ступени вниз подчеловеческое становится богом).173 (10)

Отношение к Я

660. Люциферические существа отстали на др. Луне. Тогда у человека еще не было Я, а высшим членом было астр. тело. На астр. тело эти духи не могли действовать, т.к. были отставшими. На Зем­ле они могут на него действовать, но теперь человек имеет Я. На это Я действуют высшие духи, и лишь опосредованно, через Я, они действуют на астр. тело, очищая его. Так боги решили сами. Люциферические существа не могут действовать на Я, но зато непосредственно действуют на астр. тело, вползают в него. Благодаря им человеку стали доступны энтузиазм, вдохновение, инициатива, которые вызываются не его Я, но высшими существами. Благодаря же этому возникла возможность сво­боды, зла, отпадения от божественного мира.109 (19)

729. В Лемурийскую и Атлантическую эпохи человек должен был все больше и больше воплощаться в физи­чески-чувственную материю. А в ней пребывали отставшие существа. И ему не оставалось ничего иного, как облечься телесной оболочкой, содержащей этих существ. "Все предыдущие образования нашего ми­рового бытия были таковы, что более или менее пребывали внутри божественного Существа. ... Все существа Сатурна пребывали в лоне божественного Духа-Отца. Также было и на др. Солнце, хотя оно и сгу­стилось до степени воздуха. Эта воздушная планета, др. Солнце, содержала в своем лоне, а вместе с тем и в лоне божественно-духовного Существа все свои порождения. То же самое было и на др. Луне. И впер­вые на Земле из лона божественно-духовного Существа выступило творение и стало pядом с божест­венно-духовным Существом". В это творение затем вчленились отставшие духи. Они затемнили творение и как бы понизили его ценность по сравнению с той, какой она должна была быть, если бы творение осталось отображением божественно-духовного Существа. Это затемнение произошло в эпоху, когда Луна отдели­лась от Земли. 112 (14)

478. "В ваших мышцах, в ваших нервах живет Божественное. В движении вашей руки живет Божествен­ное. Вы беретесь левой рукой за правую — это можно сделать только в пространстве. Божественно-духов­ные существа этого касания левой рукой правой руки не прослеживают. Они прослеживают движение рук до соприкосновения, но чувство, которое разыгрывается между ними — осязание рукой руки — этого бо­ги в силу своих способностей не знают; это впервые проявляется благодаря пространству. Сколь мало боги видят одновременно Сатурн, Венеру, Луну, а видят их одно за другим во времени, столь же мало бо­ги имеют от всего того, что переживается пространственно. Когда вы смотрите левым и правым глазом, то в направлении взгляда слева и справа действуют боги, встреча же обоих направлений — это чисто человеческое. Будучи, как люди, поставленными в пространство, мы переживаем нечто отъединенное от богов". 219 (6)

608. "Алкоголь должен был оказать совершенно определенное действие на человеческий организм. У него была определенная миссия в ходе человеческого развития; у него была задача — как удивительно это ни звучит — человеческое тело препарировать т.обр., чтобы оно оторвалось от связи с Божественым, и так могло бы выступить личное "я есмь". ... Подобное действие алкоголь оказывает и поныне. ... алкоголь имел задачу так далеко втянуть человека в материю, чтобы он стал эгоистичным, чтобы его Я считалось только с собой". Теперь человек снова должен найти связь с духом, и алкоголь становится недопустимым.103 (5)

100. "За восемь столетий до нашего летоисчисления стало необходимо, чтобы подготовить Мистерию Голгофы, включить, с одной стороны, в развитие силы препятствий. Для этой цели были использованы сонмы существ, чей предводитель в оккультизме зовeтся Маммоной. Они затуманили людям сознание их связи с Богом. Люди утратили старое ясновидение, и тогда расцвели науки и философия Европы".264 c.223

298. "События вроде тех, что связаны с академией Гондишапур, происходят за кулисами внешнего развития мира. Они происходят в сверхчувственном. Люди стоят в связи с ними, но сами события разыгрываются в сверхчувственном. Поэтому, как об этих событиях, так и о событии Мистерии Голгофы мы не должны судить лишь по тому, что происходит на физическом плане. В такого рода событиях, если мы хотим их охарактеризовать, мы должны охватить гораздо более значительные глубины, чем это обычно делают. У человечества осталось нечто от того, что тогда должно было произойти и что было лишь оттеснено, когда вместо чего-то грандиозного выступил фантастический, жалкий ислам. С человечеством нечто случилось. Случилось то, что человечество, на которое подействовал импульс Гондишапура, этот неоперсидский импульс, не в своe время извлечeнный импульс Заратустры, всe человечество, если я могу так выразиться, если я могу выразиться тривиально, внутренне "хрустнуло" вплоть до телесности. Человечество получило тогда импульс, который действует вплоть до физического тела, с которым мы теперь продолжаем рождаться. ... Человечеству была привита та болезнь, которая, если еe привить, приводит к отрицанию Бога-Отца.
     Итак, поймите меня правильно: человечество, поскольку оно является цивилизованным человечеством, несeт сегодня в теле жало. И святой Павел говорит очень много об этом жале. ... Святой Павел говорит об этом пророчески. Он, как особенно продвинутый человек, имел его уже в своe время, другие получили его впервые в VII столетии.
     И это жало стало всe более и более распространяться и делаться всe более значительным. Если вы сегодня знаете человека, который полностью отдан этому жалу, этой болезни — а это жало сидит в физическом, это действительная болезнь, — то он становится атеистом, он отрицает Бога, отрицает Божественное. Задатки к атеизму имеет, собственно, каждый человек, принадлежащий к современной цивилизации, и дело заключается в том, предаeтся ли он этим задаткам. Человек несeт в себе болезнь, которая побуждает его отрицать Божественное, тогда как в действительности, следуя своей природе, он склонен его признавать. Эта его природа, она как бы несколько минерализовалась, сдвинулась назад в развитии, так что мы все носим в себе болезнь богоотрицания. ... Она вызывает более значительную, чем ранее силу притяжения между душой и телом, более значительную, чем это вообще свойственно человеческой природе... и это способно привести к смерти.
     В то время мудрецы Гондишапура хотели — дилетантски этого вновь хотят определeнные тайные общества и в наше время, — хотели ни более ни менее, как сделать человека для этой Земли очень великим, очень мудрым, но, напечатлев эту мудрость, они хотели его душу сделать причастной смерти, чтобы он, проходя врата смерти, не имел склонности принимать участие в духовной жизни и в последующих инкарнациях. Они хотели отрезать человеку пути к дальнейшему развитию, приобрести его для себя, для совсем другого мира, законсервировать его в земной жизни и увести от развития... от Самодуха, Жизнедуха и Духочеловека. ... Мистерией Голгофы человек был убережен от этого родства со смертью. Но если, с одной стороны, некий поток в мировом развитии вызвал более сильное родство с человеческим телом, чем это предназначалось человеку, то Христос, дабы выровнять весы, должен был душу более сильно связать с духом, чем, опять же, это было предопределено. Так что через Мистерию Голгофы человеческая душа ближе подошла к духу, чем это было ей предопределено. Это делает нас способными правильно вглядеться во взаимосвязь Мистерии Голгофы с внутренними силами человеческой природы на протяжении тысячелетий. Необходимо, определeнное человеку Ариманом и Люцифером взаимоотношение между душой и духом, сравнить со взаимоотношениями между душой и духом в случае, если человек хочет исторически правильно подойти к Мистерии Голгофы.
     Католическая церковь, стоящая под сильным влиянием остатков импульса академии Гондишапур, в 869 г. на экуменическом вселенском соборе в Константинополе определила догматически, что не следует верить в дух, поскольку она хотела не объяснять что-либо относительно Мистерии Голгофы, а погрузить еe во тьму. Эта отмена духа католической церковью стоит под непосредственным влиянием импульса Гондишапура".
     Итак, в человеке теперь действуют две силы. Одна душевно роднит его со смертью, другая — с духом. "И мы впервые лишь в том случае не отрицаем Бога, если понимаем себя правильно, когда вновь находим Его через Христа. Как наше тело имеет в себе силу болезни, влекущую к отрицанию Бога, так имеем мы, если в нас есть сила Христа, целящую силу, целящую в результате Мистерии Голгофы. Да, Христос для всех нас поистине является Целителем, Врачевателем той "болезни", что делает человека отрицателем Бога". В наше время в определeнном отношении обновляются как времена Мистерии Голгофы, так и те, что связаны с происшедшим в 333 и в 666 г. Многое теперь, в 5-ю послеатлантическую эпоху, обстоит иначе. Так, если современники апостолов нашли Мистерию Голгофы уже в сверхчувственном мире несколько столетий спустя после своей смерти, то в наше время, сходя к воплощению, мы переживаем ещe за столетие до рождения некий род отражения Мистерии Голгофы. "Все современные люди, рождаясь в физическом мире, приносят с собой некий отблеск Мистерии Голгофы, как отражение того, что было пережито столетие спустя после Мистерии Голгофы. Естественно, те, кто не имеет сверхчувственного видения, не могут непосредственно созерцать этот импульс, но действие его могут пережить все. А если вы этот импульс переживeте, то найдeте ответ на вопрос: как мне найти Христа? ... Христа находят, если имеют следующее переживание. Во-первых, говорят себе: я хочу в самопознании пойти так далеко, как это только возможно для моей индивидуальности. — Никто, если он как современный человек честно стремится к самопознанию, не может сказать себе чего-либо иного, кроме: я не могу постичь того, к чему стремлюсь, с силой моего постижения я остаюсь позади того, к чему стремлюсь. Я ощущаю в моих стремлениях бессилие.
     Это переживание очень важное. Его должен иметь каждый, если он честен по отношению к себе. ... Это чувство бессилия, оно здоровое, ибо является не чем иным, как ощущением болезни, а человек по-настоящему болен только в том случае, если болезнь уже в нeм, а он еe не чувствует. ... Если человек с достаточной силой ощущает это бессилие, тогда приходит перелом, тогда приходит другое переживание. ... Мы можем, с одной стороны, пережить ничтожность бытия (всего, что достижимо через силы нашей телесности), а с другой, — прославление бытия в нас, если мы переступаем через чувство бессилия. Мы можем почувствовать болезнь в нашем бессилии, и мы можем почувствовать Целителя, целящую силу. ... Когда мы чувствуем Целителя, мы чувствуем, что несeм в своей душе нечто такое, что постоянно может восстать из смерти в нашем собственном, внутреннем переживании. Если мы носим в нас эти два переживания, то, значит, мы нашли в нашей собственной душе Христа. ... Ангел Силезский выразил это в значительных словах: "Крест на Голгофе не может тебя от зла спасти, если ты не сумеешь его в себе возвести". Он может быть воздвигнут в человеке, когда тот чувствует два полюса: бессилие благодаря своей телесности и воскресение через свою духовность".
     "Это переживание есть повторение того, что мы столетиями ранее пережили в духовном мире. Так должны мы искать это в его отражении здесь, в нашей душе на физическом плане. Ищите в себе, и вы найдeте бессилие. Ищите далее, и вы найдeте избавление от бессилия, восстание души к духу.
     Но в этом искании не заблудитесь в том, что ныне многообразно выступает как мистика или проповедуется как некое позитивное познание". Когда сегодня, например, Гарнак говорит о Христе, то этими же словами можно говорить и о Боге евреев, и о Боге магометан. "Многие, желающие сегодня будить в людях веру, говорят: я переживаю Бога в себе, — но они переживают только Бога-Отца и при этом в особенном виде, поскольку не замечают, что больны и говорят лишь по традиции. ... Переживание Христа не есть просто переживание Бога в человеческой душе, оно состоит из двух переживаний: из переживания смерти в душе, благодаря телу, и воскресения души, благодаря духу. ... И кто говорит о двух событиях: о бессилии и о воскресении из бессилия, тот говорит о действительном переживании Христа. Но такой человек находится на сверхчувственном пути к Мистерии Голгофы; он сам находит себе силы, чтобы разбудить определeнные сверхчувственные силы, которые приведут его к Мистерии Голгофы. Сегодня, поистине, нет оснований сомневаться в возможности непосредственно самому пережить Христа, ибо человек найдeт Его, если вновь найдeт себя, но из бессилия. Чувство крайней незначительности приходит к нам, если мы о собственных силах размышляем без высокомерия, и это должно предшествовать Импульсу Христа. Умные мистики полагают, что если они могут сказать себе: в своeм "я" я имею высшее Я, я могу найти Божественное Я, — то это есть Христианство. Но это не Христианство. Христианство — в изречении: "Крест на Голгофе не может тебя от зла спасти, если ты не сумеешь его в себе возвести".
     Уже в частностях жизни можно почувствовать, как истинно то, что я сказал. И тогда от этих частностей жизни можно взойти к большому переживанию бессилия и воскресения из бессилия".
     "Я часто говорил вам: не так важно в Духовной науке, что там говорится — ибо и это подпадает судьбе бессилия, — но в ней важно то, как говорится".
     "Мы восстанем от бессилия, которое мы испытываем по отношению к речи, лишь тогда ... когда поймeм, что и уста размыкать мы должны по-христиански. Что в ходе развития возникает из слова, из Логоса будет понято лишь тогда, когда Логос вновь будет связан со Христом, когда мы осознаем: наше тело, становясь инструментом речи, заставляет истину нисходить так, что она отчасти умирает на наших устах. Но мы вновь оживляем еe во Христе, когда осознаeм, что мы должны еe одухотворить, т.е со-мыслить о духе. — Мы должны научиться этому, милые друзья".
     "Слово — это только жесты (гортани), и нужно знать, кто делает эти жесты. ... Здесь находится большая Мистерия самой обыкновенной жизни. ... В будущем станут смотреть не только на личность говорящего, но и на всю человечески-духовную взаимосвязь". 182(7)

306. "18 июля 1919 г. святая конгрегация в Риме издала декрет о запрете католикам читать антропософскую литературу. Это происходит в то самое время, когда под покровительством правительства, выдающего себя за социалистическое, ведутся переговоры об учреждении в Берлине римско-католической нунциатуры (посольства)". 195(5)

416. "Вы можете изучить на истории Франции попытку направить эмансипацию личности вовнутрь. Это приводит к тому ужасающему упразднению личности, которое нам показывают конечные эпизоды революции и появление бонапартизма". 185(3)

419. "Стать атеистом возможно только в том случае, если нет никаких задатков к наблюдению процессов внешней природы, телесности. А это происходит в том случае, если телесные силы слишком притуплены. Ибо, не будь телесные силы притупленными, атеистом стать невозможно; ведь Бога переживают постоянно. Атеизм — настоящая душевная болезнь. Отрицать Христа Иисуса — это не болезнь, ибо Его необходимо найти в становлении развития человечества. Если же Его не находят, то не находят сил, способных спасти душу от смерти. Это — несчастье для души. ... Отрицание Духа есть самозаблуждение. ... Таковы три значительных ложных пути человеческой души". 175(10)

2. Радикальные мировоззрения

     408. "В начале 40-х годов сильные удары против мировоззрения Гегеля направляет человек, который до того глубоко и интимно в него вжился. Это Людвиг Фейербах (1804-1872). Война, объявленная им мировоззрению, из которого он вырос, в радикальной форме дана в его трудах "Предварительные тезисы к реформе философии" (1842) и в "Основных положениях философии будущего" (1843). Дальнейшее развитие его мысли мы можем проследить в других его трудах: "Сущность христианства"(1841), "Сущность религии" (1845) и в "Теогонии" (1857). В деятельности Людвига Фейербаха в области духовной науки повторяется тот же процесс, который почти столетием раньше совершился в естественнонаучной области (1759) благодаря выступлению Каспара Фридриха Вольфа. ... Еще в мировоззрении Гегеля можно видеть остаток древнего учения о предобразовании. Чистая мысль, являющаяся в человеческом духе, должна лежать сокрытой во всех явлениях, прежде чем достигнуть в человеке видимого бытия. Эту чистую мысль, которая должна быть как бы "изображением Бога, каким он был в вечном существе до сотворения мира", Гегель ставит до начала природы и индивидуального духа. Развитие мира предстает, таким образом, как развертывание чистой мысли. ... Протест Людвига Фейербаха против воззрения Гегеля основан на том, что он так же не мог признать существование духа до его действительного пребывания в человеке, как Вольф был не в состоянии признать, что части живого организма были уже предобразованы в яйце. Подобно тому, как Вольф видел новообразования в органах живого существа, так Фейербах видел их в индивидуальном духе человека. Этот последний ни в какой мере не существует до своего видимого бытия, он возникает лишь в тот момент, когда проявляется.
     Фейербах считает, таким образом, неправомерным говорить о всеобщем Духе, о существе, в котором коренится, индивидуальный дух. До своего фактического появления в мире не существует разумного бытия, которое так строит материю, видимый мир, что в конечном итоге в человеке выявляется его прообраз, но до возникновения человеческого духа существуют лишь лишенные разума вещества и силы, которые из себя строят нервную систему, концентрирующуюся в мозге; и в этом последнем возникает, как совершенное новообразование, нечто еще не существовавшее — одаренная разумом человеческая душа. Для такого мировоззрения нет возможности произвести процессы и вещи от духовного Первосущества, ибо духовное существо есть новообразование, вытекающее из организации мозга. И когда человек переносит духовное во внешний мир, то совершенно произвольно представляет себе, что вне его существует и управляет миром существо, подобное тому, которое лежит в основе его поступков. Каждое духовное существо человек должен сначала создать в своей фантазии; вещи и процессы мира не дают повода предположить такое существо. Не духовное Прасущество, в котором находятся преобразованными все существа, создало человека, но человек согласно своему существу создал себе фантастический образ такого прасущества. Таково убеждение Фейербаха. "Знание человека о Боге есть знание человека о себе, о его собственном существе". ...
     Необходимой поворотной точкой в развитии мировоззрений Фейербах считает "открытое исповедание того, что сознание Бога есть не что иное, как сознание человечества, что человек может мыслить, предчувствовать, представлять, чувствовать, верить, жалеть, любить и почитать как абсолютное, божественное существо только человеческое существо". "Действительное в своей действительности, или как действительное, есть действительное как объект чувства, есть чувственное. Истинность, действительность, чувственность — идентичны. Только чувственное существо — действительное существо. Предмет в истинном смысле дается лишь посредством чувств, а не посредством мышления как такового. Данный в мышлении или идентичный ему объект есть только мысль". Но это значит только, что мышление выступает в человеческом организме как новообразование, и у нас нет основания представлять себе, что мысль до своего появления уже была скрыто предобразована в мире в какой-либо форме. ... Фейербах требует, чтобы разум не был поставлен как исходная точка во главу мировоззрения, как это делает Гегель, но чтобы он рассматривался как продукт развития, как новообразование человеческого организма, в котором он проявляется. Ему противно всякое отделение телесного от духовного, так как оно не может быть понято иначе, как продукт развития телесного. ...
     Почему мы не можем мыслить во всякое время, почему мысли не находятся в нашем распоряжении по нашему усмотрению, почему мы часто среди духовной работы, несмотря на самое напряженное усилие воли, не можем сдвинуться с места до тех пор, пока какой-нибудь внешний повод, часто даже какая-нибудь перемена погоды, не оживит мысли? — Оттого, что мыслительная деятельность также есть органическая деятельность. Почему мы часто годами вынашиваем мысли, прежде чем они уяснятся? — Потому что и мысли подлежат органическому развитию, и мысли должны созревать так же, как и плоды на поле и дети во чреве матери".
     "Фейербах указывает на Георга Кристофера Лихтенберга, мыслителя, скончавшегося в 1799 году, который в отношении многих своих идей должен рассматриваться как предшественник того мировоззрения, которое нашло свое выражение в мыслителях, подобных Фейербаху, и интересные идеи которого лишь потому не сделались столь плодотворными для XIX века, что затмевающие все остальное, мощные построения мысли Шеллинга, Фихте и Гегеля так заполнили духовное развитие, что афористические молнии идей, даже если они и были столь светлыми, как идеи Лихтенберга, могли остаться незамеченными. Достаточно напомнить отдельные изречения этого замечательного человека, чтобы показать, как в заложенном Фейербахом движении мысли снова ожил его дух. "Бог создал человека по своему образу. Это, вероятно, значит, что человек создал Бога по своему образу". Наш мир станет таким совершенством, что будет столь же смешно верить в Бога, как в настоящее время — в привидения". "Разве наше понятие о Боге не есть олицетворенная непостижимость?" "Представление, которое мы составляем себе о душе, подобно представлению о магните в земле. Это лишь образ. Человек обладает прирожденной способностью все мыслить в этой форме". ...Для построения мировоззрения требуется не только превосходство духа, которым он обладал, но также способность всесторонне разработать и пластически округлить идеи в общей связи. Этой способности он был лишен. ... Лихтенберг требует концентрации на посюстороннем, но он все еще пронизывает это требование представлениями, направленными на потустороннее. "Я думаю, — пишет он, — что очень многие люди, воспитывая себя для неба, забывают о воспитании себя для земли. Я думаю, что человек действовал бы мудрее всего, если бы первое поставил на надлежащее место. Ибо если мы поставлены на это место мудрым существом, в чем нет сомнения, то будем делать здесь то, что в наших силах"."
     "Такие сравнения, как сравнение Лихтенберга с Фейербахом, весьма существенны для истории развития мировоззрений. Они нагляднее всего показывают развитие мыслителей, ибо из них узнают, как воздействовал на это развитие промежуток времени, лежащий между ними".
     "Гегель чувствовал себя хорошо среди сутолоки современной ему жизни. Овладеть непосредственной жизнью мира философским духом стало для него прекрасной задачей. ... Фейербах не сочувствовал жизни своей эпохи. Тишина уединения была ему милее, чем сутолока современной ему жизни. Он ясно высказывается об этом: "вообще я никогда не примирюсь с городской жизнью. От времени до времени приезжать в город для преподавания — это, на основании впечатлений, которые я уже здесь приводил, я считаю правильным, даже моим долгом; но потом я должен вернуться в деревенское уединение, дабы здесь, на лоне природы работать и отдыхать". ... Он искал истинной жизни; он не мог найти ее в той форме, которую она приняла благодаря культуре эпохи. Насколько серьезно он относился к "концентрации на посюстороннем", показывает его изречение, произнесенное им по поводу мартовской революции. Она показалась ему бесплодной, ибо в представлениях, лежащих в ее основе, еще продолжала жить старая вера в потустороннее... Только такая личность могла в самом человеке искать всю ту силу, которую другие выводят из высшей силы".
     "Рождение мысли вызвало в греческом мировоззрении то, что человек уже не мог чувствовать себя настолько сросшимся с миром, как это было возможно при древнем образном представлении. Это была первая ступень в образовании пропасти между человеком и миром. Следующая ступень была дана в развитии новейшего естественнонаучного образа мышления".
     "Гете, Шиллер, Фихте, Шеллинг, Гегель мыслили идею самосознающей души такой всеобъемлющей, что эта последняя предстает коренящейся в высшей духовной природе, стоящей над природой и человеческой душой". "Фихте, Шеллинг, Гегель признавали самосознающую душу тем, чем она является; Фейербах делает ее тем, что ему нужно для его образа мира. В нем выступило мировоззрение, которое чувствует себя побежденным образом мира. Оно не может справиться с обеими частями современного образа мира, с образом природы и с образом души; поэтому он проходит мимо одной из этих частей: мимо образа души".
     "В мире древних народов следует видеть падение образного представления древности, из которого развилось переживание мысли. Ощущение этого факта оживает в XIX веке в такой личности, как Давид Фридрих Штраус. Он стремится ориентироваться в развитии значения жизни мысли, углубляясь в связь мировоззрения с мифологическим мышлением в историческом периоде. Он стремится познать, каким образом мирообразующее мировоззрение еще продолжает действовать в новейшем мировоззрении. В то же время он хочет укрепить человеческое самосознание в существе, лежащем вне отдельной личности, представляя себе все человечество воплощением божественного существа. Благодаря этому он обретает для отдельной человеческой души опору во вселенской человеческой душе, которая раскрывается в ходе исторического становления.
     Еще радикальнее Штраус подходит к вопросу в своей, появившейся в 1841 г. книге "Христианское вероучение в его историческом развитии и в борьбе с современной наукой". Здесь речь идет о претворении христианских догматов из их поэтического образа в мыслительные истины, лежащие в их основе. Он подчеркивает теперь несовместимость современного сознания с тем сознанием, которое придерживается древних, образно-мифологических изображений истины. "Итак, — пишет Штраус, — пусть верующий предоставит знающему спокойно идти своим путем, как это делает последний по отношению к первому; мы оставляем им их веру, так пусть они оставят нам нашу философию. И если сверхблагочестивым удается исключить нас из своей церкви, то мы сочтем это за достижение". ...Воззрения Штрауса вызвали невероятное возбуждение душ... Штраус лишился места лектора в Тюбингенской семинарии за "Жизнь Иисуса", и когда он затем стал профессором богословия в Цюрихском университете, то пришли крестьяне с цепами, чтобы исключить разрушителя мифа, добиться его отставки".
     "Воззрение, представленное Фейербахом, что существо человека есть в то же время и его высшее существо, и что всякое другое высшее есть только иллюзия, созданная по его подобию и поставленная им самим над собой, мы находим и у Бруно Бауера, но в форме гротеска. Он описывает, как человечество пришло к созданию иллюзорного противообраза в выражениях, из которых видно, что они вытекают не из потребности полного любви понимания религиозного сознания, как у Штрауса, а из радости разрушения. Он говорит, что "всепоглощающему "я" страшно самого себя; оно не смело считать себя всем и самой всеобщей силой, т.е. оно еще оставило религиозный дух и так завершило свое отчуждение, противопоставив себе самому свою всеобщую силу как чуждую, и работая в противовес этой силе в страхе и содрогании за свою целостность и блаженство". Бруно Бауер стремится критически испытать на всем существующем свое темпераментное мышление. Что мышление призвано проникнуть до сущности вещей — это он перенял как убеждение из мировоззрений Гегеля. Но он не способен, как Гегель, дать мышлению изжиться в одном результате, в одном строе мыслей. Его мышление не творческое, но критическое... Он стремился установить критическую силу мышления исходя не из одной мысли, как из определенной точки зрения, как это делал Гегель. Он пишет: "критика есть, с одной стороны, последнее действие определенной философии, которая в этом должна освободиться от позитивной философии, еще ограничивающей ее действительную всеобщность и потому, с другой стороны, она есть предпосылка, без которой философия не может подняться к последней всеобщности самосознания". Таково вероисповедание "Критики мировоззрения", которого придерживался Б.Бауер. — "Критика не верит в мысль, в идеи, а только в мышление". "Человек теперь найден", — торжествует Бауер. Ибо теперь человек связан только своим мышлением, человечность — это не отдача себя чему-либо внечеловеческому, но проработка всего в горниле мышления. Человек должен быть не подобием другого существа, а прежде всего человеком, и достигнуть этого он может своим мышлением. Мыслящий человек есть истинный человек. Ничто внешнее, ни религия, ни право, ни государство, ни закон и т.д., не могут сделать человека человеком, а только его мышление. В Бауере выступает немощь мышления, стремящаяся, но не могущая достигнуть самосознания".
     "Что Фейербах объявил высочайшим существом человека, относительно чего Бруно Бауер утверждал, что оно найдено как мировоззрение при помощи критики: рассмотрение "человека" совершенно непредвзято и без предпосылок, — это составляет задачу, которую поставил себе Макс Штирнер (1806-1856) в своей появившейся в 1845г. книге "Единственный и его достояние". Штирнер находит, что: "Фейербах борется за общее содержание Христианства со всей силой отчаяния не для того, чтобы его отвергнуть, нет, для того, чтобы его оживить, чтобы его долгожданное, всегда остающееся вдали, с последним усилием извлечь из неба и навсегда сохранить у себя. Разве это не жест последнего отчаяния, не жест не на жизнь, а на смерть, и не есть ли это в то же время христианская тоска и жажда потустороннего? Герой не хочет войти в потустороннее, а хочет привлечь потустороннее к себе и вынудить его стать посюсторонним". ... И действительно, мы всегда мыслим себе наивысшее существо в двоякой потусторонности — во внутреннем и во внешнем одновременно, ибо "Дух Божий" по христианскому воззрению есть также и "наш дух" и живет в нас. Он живет на небе и живет в нас. Мы, несчастные существа, являемся лишь его обителью; и когда Фейербах разрушает его небесную обитель и вынуждает его со всем багажом перейти к нам, то мы — его земная обитель, сильно переполняемся им". До тех пор, пока отдельное человеческое "я" еще устанавливает какую-либо силу, от которой оно чувствует себя зависящим, оно видит самого себя не со своей собственной точки зрения, но с точки зрения этой чуждой силы. Оно не владеет собой, оно одержимо этой силой. ...
     Существует только отдельный человек, а не "родовое понятие человечества", которое Фейербах ставит на место божественного существа. Если, таким образом, отдельный человек ставит над собой родовое понятие человечества, то он точно так же предается иллюзии, как и тогда, когда чувствует себя зависимым от личного Бога... Штирнер уже в 1842 г. в статье, опубликованной "Рейнской газетой", высказывался по поводу "ложного принципа нашего воспитания или о гуманизме и реализме", что мышление, знание, по его мнению, не может проникнуть до существа личности. Поэтому он считает ложным принципом воспитания, когда средоточием берется не это существо личности, а одностороннее знание. "Знание, которое не очищает и не концентрирует до такой степени, чтобы увлечь к волению или, иными словами, которое меня лишь отягощает, как некая ноша, вместо того, чтобы целиком следовать за мной, так чтобы свободно движущееся "я", не обремененное волей, бодро проходило через мир, такое знание, ставшее личным, дает жалкую подготовку для жизни... Знание должно умереть, чтобы снова восстать как воля и чтобы ежедневно заново творить себя как свободную личность. Только в личности каждого отдельного может заключаться источник того, что он делает. Нравственные обязанности не могут быть заповедями, данными человеку как-либо, а цепями, которые он сам на себя навешивает... Я люблю своего ближнего не оттого, что я следую священной заповеди любви к ближнему, а потому что мое "я" влечет меня к ближнему. Я не должен его любить, я хочу его любить. Чего люди хотели — это они поставили над собой как заповеди". В этом пункте легче всего неправильно понять Штирнера. Он не отрицает моральных поступков, он отрицает лишь моральную заповедь.
     Как человек действует, если он себя правильно понимает, — уже это само по себе создает нравственный миропорядок. Моральные предписания для Штирнера лишь призрак, навязчивая идея. Они устанавливают нечто такое, к чему человек приходит сам, когда целиком отдается своей природе. Абстрактные мыслители здесь, конечно, возразят: разве не существует преступников? Должны ли они действовать сообразно с тем, что им предписывает их природа? Эти абстрактные мыслители предрекают всеобщий хаос в том случае, если моральные предписания не станут для человека священными. Штирнер мог бы им ответить: Разве в природе не бывает болезни? Разве она не происходит точно так же по вечным, железным законам, как и все здоровое? Но разве мы поэтому не можем отличить больное от здорового? Как разумному человеку никогда не придет в голову считать больное здоровым на том основании, что и оно произошло по природным законам, так и Штирнер не собирается считать ненормальное нормальным на том основании, что оно возникает как моральное, когда отдельный человек бывает предоставлен самому себе. Но Штирнер отличается от других абстрактных мыслителей своей убежденностью в том, что в человеческой жизни, когда отдельные люди бывают предоставлены сами себе, нравственное будет господствовать точно так же, как в природе господствует здоровье.
     Подобно другим мыслителям новейшего времени, Штирнер стоит перед фактом самосознающего "я", требующего понимания. Другие ищут средств понять это "я". Понимание наталкивается на трудности, ибо между образом природы и образом духовной жизни образовалась глубокая пропасть. Штирнер оставляет все это без внимания. Он стоит перед фактом самосознающего "я" и все, что он в силах сделать, употребляет исключительно на то, чтобы указать на этот факт. Он хочет говорить о "я" таким образом, чтобы каждый сам оглянулся на это "я", и чтобы никто не избежал этого взгляда, говоря: "я" — это то или иное. Штирнер хочет указать не на идею, не на мысль "я", а на живущее "я, которое личность находит в себе.
     Род представлений Штирнера, как противоположный полюс мировоззрению Гете, Шиллера, Фихте, Шеллинга, Гегеля, есть явление, которое с известной необходимостью должно было выступить в развитии новейших мировоззрений. Ярко выступил перед его духом факт самосознающего "я". Каждое творение мысли представало перед ним так, как оно предстает перед мыслителем, который стремится постичь мир лишь в мыслях, может представить мир мифических образов. Перед этим фактом для него исчезало все остальное содержание мира, поскольку это последнее обнаруживает связь с самосознающим "я". Он ставил самосознающее "я" в совершенно изолированное положение.
     Штирнер не ощущает, что может оказаться трудным поставить "я" в такое положение. Последующие десятилетия не развили интереса к этой изоляции "я", ибо эти десятилетия заняты, прежде всего, овладением образом природы под влиянием естественнонаучного образа мышления. После того, как Штирнер установил одну сторону новейшего сознания — факт самосознающего "я", эпоха отвлекает свой взор от этого "я" и направляет его туда, где найти его нельзя, — на образ природы".
     "Первая половина XIX столетия родила свои мировоззрения из идеализма. Если там и перекидывается мост к естествознанию, как у Шеллинга, Лоренца Эйкена (1779-1851), Генриха Стеффенса (1773-1845), то это происходит с точки зрения идеалистического мировоззрения и в интересах этого последнего. Время так мало созрело для того, чтобы естественнонаучные мысли сделать плодотворными для мировоззрения, что гениальный взгляд Жана Ламарка на развитие высших организмов из простейших, опубликованный в 1809г., остался совершенно без внимания, а когда Жоффруа де Сент-Илер в 1830г. в борьбе против Кювье выдвинул мысль о всеобщем природном родстве всех форм и организмов, потребовался гений Гете, чтобы оценить все значение этой идеи. Обильные естественнонаучные результаты, достигнутые в первой половине столетия, сделались новыми мировыми загадками в развитии мировоззрения после того, как Чарльз Дарвин в 1859г. самому понимаю природы открыл новые перспективы для познания органического мира". 18(9)