1199. "Лишь когда я удалялся от оживленного круга своих знакомых, мне становилось ясно, что род­ным для меня был только духовный мир, зримый мною внутренне. Связь с этим миром была для меня лег­ка. И в то время я часто вспоминал, как труден был для меня в эпоху моего детства и юности путь к внешнему миру через органы чувств. Мне было всегда затруднительно удерживать в памяти внешние, не­обходимые в области наук даты. Мне приходилось очень долго рассматривать какой-нибудь предмет, что­бы запомнить, как он называется, к какому классу относится и т.д.; чувственный мир был для меня те­нью, отображением. Мимо моей души скользили как бы образы, в то время как связь с духовным носила характер совершенно реальный. Я почувствовал это больше всего в начале девяностых годов в Веймаре. Я заканчивал тогда мою "Философию свободы"... Своей душой я жил в мире, граничащем с внешним, но я всегда был принужден переходить какую-то границу, когда нужно было иметь дело с внеш­ним миром. У меня было множество знакомых, но в каждом отдельном случае мне приходилось при сопри­косновении с ними выходить из моего мира словно через какую-то дверь. Мне казалось, что, подходя к внешнему миру, я словно попадаю куда-то в гости. Однако это не мешало мне принимать оживленное учас­тие во всем, что происходило при таких посещениях; я даже чувствовал себя в таких случаях совершен­но как дома. Так было это с людьми, так было и с мировоззрениями. Я охотно бывал у Зуфана, а также и у Гартлебена*. Зуфан никогда не бывал у Гартлебена, Гартлебен же — никогда у Зуфана. Ни тот, ни другой не могли усвоить себе направления мышления и чувствования друг друга. Я же был как дома и у Зуфана, и у Гартлебена. Но ни Зуфан, ни Гартлебен не могли приблизиться ко мне. Они, подходя ко мне, оставались все же самими собой. В моем духовном мире я не мог переживать никаких визитов.
     Я смотрел на различнейшие мировоззрения, проходившие перед моей душой: естественнонаучные, идеалистические и множество оттенков того и другого. Меня влекло проникнуться ими, двигаться среди них, но они не освещали мой духовный мир. Это были встававшие передо мной явления, но не действитель­ность, в которой я мог бы жить.
     Так обстояло дело в моей душе, когда жизнь поставила меня в непосредственную близость к таким мировоззрениям, как мировоззрения Геккеля и Ницше. Я ощущал их относительное правомочие. По причине своей душевной организации я не мог сказать о них: это в них правильно, а это неправильно. Ибо тогда я был бы вынужден ощутить жившее в них как нечто чуждое мне, тогда как ни одно из них не было для меня более чуждо, чем другое. Ибо родиной моей был для меня зримый мною духовный мир, а в любом другом мире я чувстовал себя "как дома". "Может показаться, что все, что я описываю, было для меня безразлично. Но это не так. У меня было совсем другое ощущение. Я относился с полным участием ко всему другому, когда вносил в него собственные суждения и ощущения". 28 (гл. 16)

______________________________________________
*Сотрудники архива Гете в Веймаре.