BDN-STEINER.RU

ANTHROPOS
Энциклопедия духовной науки
   
Главная

Предметный указатель





ГЕТЕАНУМ — скульптурная группа

Пасхальная имагинация

623. "Существует разница между зимней известью и весенней известью, этими важными отложениями под поверхностью земли. Зимняя известь ... в некотором роде представляет собой удовлетворенную в себе сущность.
     Она, если в ее сущность углубиться интуитивно, в том смысле, как это описано в моей книге "Как достигнуть познания высших миров?", — она пронизана многочисленными духами. Имеются элементарные существа, живущие в земном. Земля пронизана духами. Но она еще бывает в некотором роде удовлетворенной, что подобно удовлетворенности человеческой головы, когда она решила важную пробле­му и рада, что обладает мыслями, которые составляют это решение. Человек воспринимает, поскольку в интуиции он повсюду воспринимает также и элемент чувств, во всех земных образованиях извести внут­реннее удовлетворение во время зимы. ...Но когда приближается весна, а именно с приходом марта, из­весть в отношении своих духовных качеств, можно сказать, приглушается. Она больше их не имеет, поскольку, как вы знаете, элементарные существа через некий род духовно-космического дыхания направляют свой путь в Мироздание. Известь становится притупленной в отношении своих мысли­тельно-духовных свойств. Но примечательно то, что она теперь становится вожделеющей. Она развивает некий род внутренней жизненности. Тонкая жизнь все более и более обнаруживается в извести, и она, по мере наступления весны, а потом лета, по мере прорастания расте­ний, становится внутренне все подвижнее.
     Вещи, естественно, разыгрываются не грубо, а тонко, интимно. Вырастающие растения отнимают у из­вести воду, нечто из углекислоты... И это означает для нее вну­треннее оживление. Она становится живой. Но благодаря тому, что известь становится внутренне живой, она развивает колоссальную притягательную силу для ариманических существ. Каждый раз с приближением весны ариманические существа обретают надежду. В отношении природы они в общем-то не имеют особых надежд, поскольку свою суть они могут развивать только внутри человека. В животной природе человека могут действовать ариманические существа. Но с приближением весны ...под воздействием весенней извести у них слагается мнение, что во всеобщей природе могла бы развернуться их драконова природа ...они могли бы обрести возможность стянуть астральное из Мироздания, дабы одушевить эту живую известь, пронизать ее душой. Таким образом, с приближением марта для действительно ясновидящего наблюдателя начинается эта удивительная игра: человек видит повсюду, как в имагинациях по всей Земле развертываются надежды ариманических существ подобно, я бы сказал, духовному ветру, дующему повсюду, и видно, как ариманические су­щества стремятся вызвать дождь астральности. ...И он, если бы им это удалось — а они стараются изо всех сил, — землю в летнее время, по меньшей мере частично, там, где она состоит из извести, превратил бы в одушевленное живое сущест­во. ...И если бы какое-либо существо тогда поставило осенью свою ногу на землю, то земля ощутила бы от этого боль".
     Такого рода иллюзии ариманические существа получают и теряют каждую весну. И эти иллюзорные надежды ари­манических существ заключены в нашей повседневной пище, в нашем хлебе. "Вовне эти иллюзии разрушают­ся. И тем более пробуждается у ариманических существ тоска по достижению своей цели там, где душа уже имеется, — в человеке. Так что человек каждую весну, хотя это и разыгрывается интимно, фактиче­ски рискует пасть жертвой ариманических существ. Весной, как ни в какое другое время, человек в этом отношении подвергается воздействию всех ариманических сил в космосе.
     Нечто иное открывается взгляду, направленному вверх, куда восходят земные элементарные существа. Они там соединяются с облачными образованиями, принимают внутреннюю подвижность, подчиненную планет­ной жизни. Там, вверху, с приближением марта также происходит нечто. ...Там, вверху все пронизывает­ся люциферическими существами. И как внизу ариманические существа, так вверху люциферические существа получают свои надежды и иллюзии.
     Если мы точнее войдем в природу ариманических существ, то она окажется эфирной. И ариманическим существам, свергнутым Михаэлем, недостает возможности так развернуть себя, чтобы иным образом, чем через оживающую, вожделеющую известь, смочь получить господство над Землей.
     Люциферические существа вверху пронизывают и заполняют собой то, что восходит туда, и делаются деятельными, подвижными в верхнем элементе Земли. Эти люциферические существа астральной природы. Они получают надежду через все то, что весной устремляется вверх, смочь пронизать свою астральную природу эфирной природой и эфирную оболочку Земли увлечь вверх и поселиться в ней. Можно, таким образом, сказать: ариманические существа стремятся Землю одушевить астрально (см. рис., красноватое); люциферические существа стре­мятся воспринять снизу в свое существо эфирное (си­нее с желтым)".
     С прорастанием растений углекислота проникает в более высокие области, чем зимой. Эту углекислоту стараются при­тянуть к себе люциферические существа. Если бы им это уда­лось, то на Земле прекратилось бы дыхание, все, кроме физ. те­ла в человеке, они утянули бы к себе, и через эф. тело чело­века сами стали бы эфирными существами. Таковы стремления люциферических существ (духов) от начала до конца марта. "Они надеются всю Землю превратить в такую тонкую чащу, в которой они, будучи сгущенны­ми через эфирную природу чело­века, могли бы заниматься сво­им существом".

     "Если бы исполнились надежды ариманических существ, все человечество постепенно растворилось бы на Земле. Земля вобрала бы в себя людей. В конце концов на Земле возникло бы — таково намерение Аримана — одно большое существо, в котором растворились бы все человеческие существа. Они бы оказались связанными с этим большим, единым земным существом. Развитие связи с состояло бы в том, что человек своим организмом все более походил бы на живую известь. Он все более соединял бы свой организм с живой известью, все более обызвествлялся бы. Через это он метаморфизировался бы. превратил бы свой облик в иной, который выглядел бы примерно так: склеротизированный облик с некоего рода крыльями летучей мыши и с такой вот головой (см. след. рис.). Человек был бы тогда в состоянии постепенно раствориться в Земле, и земное, вся Земля, на ариманический лад стала бы земно-живым существом.
     Если, с другой стороны, люциферические существа утянут эфирное человека и благодаря этому со своей астральностью некоторым образом сгустятся эфирно, тогда из них эфирным образом нечто возник­нет... что, прежде всего, как бы из земных паров образует тело (синее), но оно строится только до груди, а над нею идеально поднимается человеческая голова (красное). Далее возникает нечто особенное, это существо имеет как бы крылья, образованные из облаков (желтое). Эти крылья как бы концентрируются спереди в некий род увеличенной гортани: с боков они могли бы сконцентрироваться в органы слуха, уши, и опять-таки соединиться с гортанью".

     Так встают образы Аримана и Люцифера, какими они изображены в малом куполе первого Гетеанума и в деревянной скульптурной группе. В то же время, это те предельные состояния человеческого, которых оно достигло бы, если бы впало в одну или другую из описанных крайностей. Ариманическое искушение возрастает весной, а с ним и люциферическое, которое длится потом все лето. "Если посмотреть в пер­спективе на окончание земного развития, то можно увидеть стоящую перед человечеством опасность того, что ариманические существа если и не растворят человека в Земле, то, по крайней мере, приведут к тому, что он сможет очерстветь в себе, перефилистерствовать, перематериализоваться, так что уже не смо­жет больше ни мыслить, ни чувствовать сверх того, что автоматически в нем думает и чувствует материя".
     "Кто развивает чувство того, как вверху, в испарениях углекислоты люциферическое хочет удушить физическое человечество, как внизу ариманическое в астральном дожде хочет так оживить всю Землю в ее известковых залежах, чтобы человек в ней склеротизировался, растворился, кто все это провидит, для того между люциферическим и ариманическим встает облик Христа, облик уже освободившегося от материи Христа, имеющего Аримана под своими ногами ...не принимающего в расчет ариманическое, преодолевшего его. ...Такой человек, с другой стороны видит Христа, преодолевшего то, что высшее человека хочет увлечь прочь от Земли. ...появляется голова Христа с таким лицом, с таким взглядом, с таким выражением лица, что этот взгляд, это выражение закругляются текучими силами Люцифера. Люциферическая мощь, втянутая в земное, поставленная в земное, — это облик Христа, каким Он является каждую весну, каким Он должен нам являть Себя: стоящим на земном — которое должно быть сделано ариманическим, — побеждающим смерть, восстающим из гроба, возносящимся как Воскресший к просветлению, которое приходит путем перевода люциферического в земно-прекрасное лицо Христа.
     Так между ариманическим и люциферическим является на Пасху в облике Воскресшего Христос ...так встает перед человеком воскресший Христос, утверждающийся внизу на ариманической власти, а сверху над ним парит Люцифер. Эта мировая имагинация встает как Пасхальная имагинация". (См. скульптурную группу "Представитель человечества".)223 (12)

Пасхальное время

Все переходит в эфирное. Все, что было в Земле духовным (в соли) увеличивает земную сферу. — Также и земные формы — через меркуриальный принцип. —
     Создается возможность для люциферических духов получить в свою власть элементарных духов; постоянно возобновляющееся "сбрасывание вниз". У люциферического принципа отнято лицо — крылья, гортань — ухо; никакой интеллектуальности, а (лишь) являющееся мышление, выражающееся в форме придатка к голове; крылья нащупывают мировые силы, ухо превращает их в мысли, гортань отпечатывает их в творящем слове.
     Слово. Оплодотворение земно-лунных сил через Солнце". Д.19, с.4


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

726. Во время сна наше астр. тело и Я получают опыт в духовном мире. При пробуждении они напечат­левают его только эф. телу и лишь, так сказать, надавливают им на физ. тело. Но если бы не произошло люциферического искушения, то, согласно водительству Ягве, этот опыт в равной мере пронизывал бы и эф. и физ. тела. Согласно своего рода таинственному пакту, заключенному между Люцифером и Ариманом, при пробуждении Люцифер передает Ариману то, что должно проникать в физ. тело.
     "Возникает значительный феномен: во время сна Ариман переживает в нашем физ. теле переживания Люцифера. Другими словами, в этом заключается причина того, что мы сами не можем внести наши ночные переживания в наше духовное сознание, т. к. Люцифер передает их Ариману при пробуждении". Опыт, кото­рый мы получаем в нашей бодрственной жизни с помощью органов чувств, — в нем сидит Ариман, поскольку мы при этом пользуемся физ. телом как инструментом. Во время сна этот опыт в нашем астр. теле и Я переживает Люцифер. Так Ариман отплачивает Люциферу.
     "Каждую ночь Люцифер высасывает жизнь из науки и нам оставляет лишь абстрактные понятия, мертвые понятия, которые нам дает наука". Отсюда происходят и все идеи о границах познания. По вине Аримана ночной духовный опыт не доходит до конкретного в бодрственной жизни и, переживаемый одним эф. телом, остается верой. ... Вера — это застрявшее в эф. теле знание". Знание же, приобретаемое в течение дня, застревает ночью в астр. теле и выступает затем как лишенное веры знание. Веру у него отнял Люцифер. "Люцифер переживает в нашем Я ариманические переживания". Так мешают они нам обрести гармо­нию между верой и знанием. Чтобы эту гармонию установить, людям дана Христология, Духовная наука о Христе Иисусе, учение о Мистерии Голгофы и об Иисусе из Назарета. Это выражено также в той деревян­ной скульптуре.162 (4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Процессы в организме и память

1870.
"Все происходящее в физических глазах является чем-то косвенным. Происходящее там есть, собственно, игра процессов в Я и астр.организме. Я хочу изобразить это желтым, как пронизание глаза Я — что, естественно, идет затем далее в организм, — а красным — пронизание организма астраль­ным". Теперь рассмотрим систему почек (темно-синее). Она состоит из водного элемента и твердых частей (воды 90%). "Система почек является исходным пунктом водного, которое существует не только в виде выделений почек, но проходит через весь организм и среди прочего входит также и в глаза. ... это не мертвое водное, но живое водное. Вы бы получили совершенно ложное представление о том, что в человеке является жидким, водным, если бы пожелали представить себе в живом человеческом организме (синее) водное наподобие того, как оно течет в ручье. В ручье мы имеем дело с мертвой водой, в человеческом организме — с живой жидкостью. Жива не только плазменная жидкость, но жи­во все жидкое в человеческом организме. И в этом жидком повсюду тонко рас­творены твердые составные части, о которых было сказано ранее; как бы на волнах жидкого они несутся в разные места, в том числе и в глаза. Опять­-таки, на волнах внутренней жидкости излучается эфирный организм человека в глаза. В глазах встречается двоякое. Эфирный организм человека (синее) на­полняет глаза и глазной нерв; и то, что теперь струится в этой наполненной эфирным организмом жидкости, есть астральный образ, возникающий в челове­ческом астр. теле (красное). А это (желтое) является тем, что возникает благода­ря Я. Это струится сюда и далее.
     В результате в человеческом глазу, а также и в глазном нерве сходятся впечатления, идущие извне, которые сначала возникли в Я и в астр. теле, а оттуда выступили внутри физ. и эф. тел".
     "Голова образована как отображение тех космических переживаний, которые человек проделал в доземном бытии и удержал в виде пластических формообразующих сил. От головы ребенка исходят все пластические, формирующие облик мира силы. Из нее из­лучается в остальной организм то, благодаря чему человек во время роста пластически соответствующим образом формирует свои органы.
     Итак, исходящее из головы — это вообще лишь пластические формирующие силы. И когда в голову прони­кает нечто такое, что выступает в процессе зрения, то тотчас же это воспринимается как образующая сила, которая хочет формировать. Что здесь входит через глаза — это хочет в человеке внутренне принять об­лик. Прежде всего оно хочет нервы, систему нервов образовать так, чтобы некоторым образом во внутреннем человека возникал род отображения того, что было здесь как внешнее впечатление. ... сверху вниз, от чувств внутрь идет образующая сила. Она хочет человека неким тонким образом превратить в статую. ... Этому противится иная сила (снизу вверх). ... Она постоянно растворяет то, что хочет сформироваться. ... Постоянно имеет место некий род влияния, которое солевую субстанцию, в ином случае растворяющую­ся, определенным образом спекает, так что она хочет стать твердой солью. Итак, постоянно имеется тен­денция к образованию облика. А снизу идет тенденция, растворяющая его.
     Этот процесс, совершающийся через встречу астрального с эфирным, приходящим на волнах жидкого на­встречу астральному, он неизмеримо важен, в нем заключена, по сути говоря, вся человеческая жизнь. Ибо представьте себе, вам сегодня что-то сообщили. Это является впечатлением. Оно пришло иным чувст­венным путем, чем тот, на котором вы видите красную поверхность, но оно также является впечатлением. Что вам сообщено — это хочет, опять-таки, стать в вас обликом. И если оно станет обликом, то оно останется в вас как воспоминание. И если ваша голова особенно способна осоливать все впечатления, то тогда вы об­ладаете удивительной памятью. Вы можете, как автомат, регистрировать все, что вам когда-либо сообща­лось. Но у большинства людей это не так, поскольку у них сильна тенденция все снова растворять. Что как жидкостное излучение противостоит с эф. телом пластическим формирующим силам, оно постоянно раст­воряет их. Это теплый поток, который постоянно растворяет".
     Если человек запоминает как автомат, то он не самостоятелен, тогда вспоминает не он. В действите­льности это хорошо — когда происходит растворение, — что впечатление проникает в жидкое, но не созда­ет твердых образований. Тогда все остается в астр. теле. Человек засыпает, выходит с астр. телом и Я, и снова просыпается, и снова засыпает. Так происходит 3-4 раза. "Впервые лишь после четвертого сна растворяющие силы ослабевают, и тогда твердо оседает то, что этот пластический образ, который там внутри больше не растворяется, делает основой для представлений-воспоминаний, для памяти".
     "Если вы вспоминаете только вчерашнее, то это дело вашего астр. тела. "Но если человек забыл что-то на 4-й день, то, значит, растворяющая сила была достаточно крепкой и на 4-й день, и тогда она растворила все". Тогда мы забудем непременно.
     В трехчленном человеке (головы, ритма и конечностей) развитие в голове идет наиболее медленно. И если для какого-либо впечатления нужна, скажем, секунда, то со стороны системы почек успевает прийти четыре атаки растворения. Это выражается в том, что за одно дыхание наш пульс делает четыре удара. "Дыхательная система является тем, что, действуя из ритмической системы в голову, приносит ей в четы­ре раза замедленный темп. ... И в том, как это выражается через в четыре раза более медленный темп головы, в этом заложено все оплотневание. что в состоянии превратить человека в статую". Встреча впечатлений, идущих извне и из системы почек, совершается в ритмах дыхания и циркуляции крови. Потому и приходится на каж­дое впечатление четыре растворяющие атаки снизу, и потому же необходимо четыре сна, чтобы импульс из­вне достаточно окреп.
     "Если человек закроет глаза, сознательно притупит мозг и посмотрит на то, что струится от почек, то обнаружит имагинации, плывущие по живой воде; так предстает в имагинации собственное внутреннее". Если почки нездоровы, то слишком сильное излучение идет в живую воду, и тогда в имагинации выступает субъективное, выражающее заболевание почек.
     "Глазной нерв способен постоянно создавать в глазу контурные образования. Сосудистая оболочка с кровью хочет их постоянно растворять.
     Происходит это не так грубо, как обычно себе представляют, но так, что артерии глаза идут своим пу­тем, а потом вчленяют в себя вены, и не бывает так, чтобы одно примыкало к другому. Именно в глазу ар­терии проходят так, что кровь некоторым образом изливается из них, а затем вбирается венами; в глазу возникает некое легкое протекание и вбирание назад. Это ложное и грубое воззрение, когда считают, что артериальная кровь непосредственно приходит в венозную. Это не так. Возникает тонкое излияние и снова втягивание. И в том, что здесь возникает как такое излияние, вибрирует ритм циркуляции; а в нерве, который сюда подходит, в нем вибрирует ритм дыхания. В глазу же одно переходит в другое.
     Итак, зрение состоит в том, что эти два ритма сталкиваются в глазу. Если бы они были одинаковы, мы не могли бы ви­деть". Это подобно тому, как если бы вы пошли медленнее, чем идет повозка, и почувствовали, что ее что-то тянет. Свое Я вы чувствуете потому, что голова движется в 4 раза медленнее, чем остальной организм. Нарушение этого ритма 1: 4 обусловливает болезни. Одни из них вызываются чрезмерным преобладанием процесса растворения, другие — затвердения. Возникают, например, судороги. (Далее дано опи­сание причин возникновения некоторых детских заболеваний. — Сост.).
     В замедленном ритме действует ариманическое, в ускоренном — люциферическое. Это представлено в де­ревянной скульптурной группе. Ариман там находится в отвердевших формах, Люцифер — в закругляющихся.218(3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Духовно-душевное существо человека

1910. Можно сделать набросок человека, увиденного справа, в профиль, в отношении его духовно-душевного существа. Это духовно-душевное человека находится в значительно большей взаимосвязи со своим окружением, чем физически-чувственное, о котором действительно можно сказать, что оно заключено в кож­ный покров. "Все, что приходит из Универсума, т.е. из бесконечности пространства, духовно-душевным образом, можно нарисовать вот так (см.рис).

Так можно было бы зарисовать все пространство (синее), но я изображу только непосредственное окружение человека.
     Представьте себе это в душевно-духовной образности, во что включен человек". Представьте себе вол­нующееся синее море, а в нем человека, плавающего или парящего.
     "Мы можем также, переходя от универсального окружающего мира к человеку, человеческое ду­ховно-душевное представить себе как бы парящим в этом красном. Тогда здесь мы имели бы одну часть духовно-душевного; тогда, если набросок сделать соответствующим действительности, верхнюю часть нужно изобразить переходящей в фиолетовое, в лиловое, в красное. Это можно сделать правильно, лишь если здесь вверху кра­сное оттенить фиолетовым.
     Этим я дал вам, можно сказать, один полюс духовно-душевного человека. Второй полюс мы получим тогда, когда здесь, где универсальное духовно-душевное, паря-плавая, находится напротив человеческого физического лица, вчленим нечто следующим образом: желтое, зеленое, ора­нжевое; зеленое еще переходит в синее.
     Такой вы имеете, я бы сказал, нормальную ауру человека, увиденного справа в профиль. Я подчеркиваю: нормальную ауру, увиденную с правой стороны. ... Изучая представленное здесь правильно, видишь, как человек оказы­вается ограниченным с двух сторон существом. Эти две стороны, ограничивающие человека, они в жизни всегда заметны; однако видят их непра­вильно, по меньшей мере неправильно понимают".
     Дюбуа Раймон в 70-х годах говорил в Лейпциге: в те области, где материя грезится, человеческое по­знание абсолютно не проникает. Наука говорит об атоме, но когда она хочет его описать, то он оказываяется неприступным. То же самое относится и к материи. Есть понятия, к которым человеку не подойти.
     "Что такие понятия возникают, основывается попросту на том, что то внутреннее духовно-душевное, светящееся в человеке, простирается здесь вовне в темноту. Что здесь может быть констатировано как граница познания, человек может правильно видеть аурически. Здесь проходит граница человека. Существо, которым является он сам, представлено здесь так, что аурическое я должен изобразить переходящим из светло-зе­леного в сине-фиолетовое. Но когда оно переходит в сине-фиолетовое, то это уже больше не человек, здесь находится универсальное окружение. Здесь человек своим существом, внутренней силой своего созер­цания мира достигает границы, здесь он достигает некоего рода ничто, и здесь он вынужден устанавливать такие понятия, как материя, атом, субстанция, сила, которые не имеют никакого содержания. Это заложе­но в человеческой организации. Это заложено в связи человека со всей Вселенной. Здесь происходит сое­динение человека со Вселенной. Обозначая эту границу в духовно-научном смысле, можно сказать: эта граница позволяет человеку, в отношении его души, соприкоснуться с Универсумом. Здесь можно направление к Универсуму обозначить одной петлей лемнискаты, а то, что относится к человеку — другой; только ис­ходящее из человека уходит в Универсум, в бесконечное. Поэтому одну петлю лемнискаты можно оставить открытой и изобразить ее по-другому. ... Что я нарисовал здесь как открытую лемнискату, есть не просто вымысел, а нечто такое, что вы можете видеть как идущую в одном и дру­гом направлении молнию, идущую нежно и очень медленно, являющуюся выражением отношения че­ловека к Универсуму. Течения Универсума посто­янно приближаются к человеку; он притягивает их, они делают петлю вблизи него и снова уходят прочь. ... Поэтому человек, как вы можете себе пред­ставить, окружен неким родом волнистой ауры...
     Но то, что вы ощущаете как находящееся в вашем сознании, вы найдете здесь представленным синевато-зеленовато-желтоватым, переходящим вовнутрь в оранжевое. Но здесь это встречает преграду; внутри человеческого душевного это желтовато-оранжевое наталкивается на то, что из синего моря всплывает как духовно-душевное нижнего человека, низшего человека. Что я здесь изобразил красным, переходящим в оранжевое, — принадлежит подсознательной части человека, соответствует тем физическим процессам, которые главным образом разыгрываются как деятельность пищеварения и т.п, в чем сознание не принимает никакого участия. Связанное с сознанием следует охарактеризовать аурически в светлых частях, представ­ленных мною здесь. Как здесь человеческое духовно-душевное сталкивается с духовно-душевным окружающего мира, так, идя вовнутрь, человеческое ду­шевное сталкивается с его подсознанием, собственно, также принадлежащим Универсуму. Эти столкновения я должен нарисовать в таких течениях, что одни из них уходят в бесконечность, а другие сталкиваются во внутреннем человека.
     Также и здесь я должен рисовать петли, но уходящие вовнутрь.
     Будьте внимательны: я рисую лемнискату, а потом нижнюю петлю поворачиваю вверх. ... Так образно обозначаю я закруживание, затор, возникающий в человеке... соответствующий внутренней волне человека.
     Если вы хотите последовать за внутренней волной, то ее главное направ­ление — но именно только главное — пройдет вдоль линии столкновения, ко­торая вам известна, хотя и под неправильным названием, как т.наз. чувствительные и моторные нервы человека. Это я говорю между прочим, поскольку сегодня я хочу обсудить главным образом духовно-душевное. Так выясняется нам большая противоположность, имеющая место в отношении человека к духовно-душев­ному окружающему миру и к самому себе, к той части его самого, которую он берет из духовно-душевного окружающего мира как свое подсознательное и что я изобразил здесь в виде красноватой волны во всеобщем синем море духовно-душевного Универсума.
     Мы говорили, что этим волнам здесь (справа; см.большой рис.) соответствует некоего рода предел, на который человек наталкивается, когда желает познавать внешний мир. Но также и здесь (слева) су­ществует предел; внутри самого человека имеется предел. Не будь этого предела, вы всегда смотрели бы в свое внутреннее. Каждый человек смог бы смотреть внутрь себя. Если бы не было этого предела (спра­ва), человек смотрел бы во внешний мир, а если бы этого (слева) — то во внутренний. Но человеку, ка­ким он является в современном цикле развития, это не доставило бы радости, ибо то, что он видел бы в своем внутреннем, предстало бы ему в виде в высшей степени несовершенного, хаотического, клокочущего волнения внутри его собственной природы, что не доставило бы ему никакой радости; однако это-то фан­тастическая мистика и полагает увидеть в своих устремлениях. ... Человек не может взирать в свое внут­реннее. Что образуется в этой области (слева), создает затор и отражается, по меньшей мере может отразиться в самом себе; и явление этого обратного отражения представляет собой воспоминание, память. Всякий раз, когда мысль или впечатление, полученное вами, вновь возвращается в воспоминание, то это происходит благодаря тому, что затор начинает функционировать. Не будь этой заторной волны, вся­кое впечатление, полученное вами извне, всякая мысль проходила бы сквозь вас и уходила бы в духовно-душевный Универсум. ... В вас существует накий род таблички, нарисованной здесь в профиль. ... Бодр­ствуя, вы соединены с внешним миром, и в ином случае все проходило бы сквозь вас в этом состоянии. Вы не знали бы о впечатлениях, вы получали бы впечатления, но удержаться на них не могли бы". Ложная мистика стремится заглянуть за этот затор, и поскольку в обычном сознании сделать это ей не удается, то она старается его разрушить, чтобы не отражалась волна памяти.
     "Вообще вся наша жизнь должна отражаться как воспоминание. И в существенном то, что мы назы­ваем жизнью нашего Я, является отражением нашего воспоминания. Вы видите, таким образом, что в сво­ей сознательной жизни мы живем между этой волной здесь (справа) и этой волной (слева). И мы были бы шлангом, сквозь который уходило бы все, если бы не было этой заторной волны, лежащей в основе воспоминания. ... Были бы мы так организованы, что не имели бы нужды образовывать себе эти в некотором ро­де ненаполненные понятия, эти темные понятия, то мы были бы людьми, лишенными любви, безлюбовными су­ществами; мы были бы каменными натурами, сухими натурами. Ничего в мире мы не имели бы охотно; мы все были бы мефистофельскими натурами. А поскольку мы так организованы, что не можем с нашим абстрактным понятием, с нашей способностью постижения подойти к нашему духовно-душевному окружению, то это обус­ловливает в нас способность к любви. Ибо к тому, что мы должны любить, мы не должны подходить так, что мы его анализируем в обычном смысле слова, что мы его расчленяем и обращаемся с ним так, как хи­мик в лаборатории обращается с химическими веществами. Когда человек химически анализирует или синтезирует, он не любит. Способности воспоминания и любви соответствуют две границы человеческой природы". За зоной воспоминания лежит подсознательное внутреннее человека; за зоной, дающей способность любви, лежит духовно-душевное Универсума, т.е. тоже бессознательное.
     "Для земной жизни это духовное (в середине) является весьма тонко сотканным. Все здесь представля­ет собой, я бы сказал, тонко сотканный свет (желтое). Если показать, где этот тонко сотканный свет находится у человека, то его следовало бы отнести к человеческой голове. Таким образом, то, что я описал здесь как желтое, желто-зеленоватое, желто-оранжевое, с другой стороны является тонко сотканным — если я могу так выразиться — духовным светом. Он не имеет никакого родства с земной материей, он менее всего родственен ей, а потому не может с ней хорошо соединиться, остается большей частью не свя­занным с ней; этой части дается такая материя, которая происходит из предыдущей инкарнации человека. ...формообразующие силы человеческой головы в суще­ственном выносятся из предыдущей инкарнации, и тонко сотканное духовно-душевное находится здесь в суб­тильной связи с телесностью, сохраненной, собственно говоря, из предыдущей инкарнации.
     Ваша физионо­мия обусловлена вашими отправлениями и свойствами в прошлой инкарнации. И кто хорошо интер­претирует человека, тот смотрит именно сквозь его голову, не сквозь то, что происходит от люциферического внутреннего, но более сквозь приспособление к Универсуму".
     В физиономии нужно видеть душевное, это как бы негатив лица. Сделайте с лица отпечаток, и он выдаст вам ужасно много относительно прежней инкарнации. А лежащее внизу, за порогом воспоминания, подготовляет физиономию будущей инка­рнации. Весь остальной человек — это, по сути, также голова, но остановившаяся на более ранней ступе­ни. Развивайся остальное тело дальше, оно бы также стало головой, а настоящая голова — она пришла из прошлой инкарнации. И если вы возьмете то духовное, что в вашем теле идет к голове, и лишите его тела, то вы получите люциферический облик, изображенный на нашей деревянной скульптуре. А то духовно-душевное, что стоит за настоящей головой и в человеке получает свою границу (справа), которую оно не может переступить (ибо в том случае голова совсем окостенела бы), — это выражено в ариманическом об­лике в той скульптурной группе.
     "Если вы, таким образом, находящееся над границей воспоминания представите себе излившимся во внутреннее человека, то вы получите все люциферическое. А если все то, что находится по ту сторо­ну этой заторной волны (справа), вы представите себе излившимся в человеческую фигуру, то получите ариманическую форму. Человек же находится в середине, между тем и другим.
     Все изложенное мною вам имеет большое значение не только для понимания духовных процессов в разви­тии человечества. Человеку без этих вещей не понять, как Христианство и Импульс Христа вошли в раз­витие человечества. Он также не поймет, какую функцию исполняет католическая церковь, какую функцию исполняет иезуитизм и т.п. течения, Восток и Запад, если не рассмотрит их в связи с этими вещами".
     Если мы уйдем назад, за VIII столетие до Р. Х., то там "...лежащее за пределами указанных двух границ еще как-то проникало в сознание, и на этом основывалось существовавшее тогда атавистическое ясновиде­ние. Определенные импульсы тогда проникали из Универсума и проявлялись как атавистические созерцания. Непрозрачными эти границы стали — я имею в виду интеллектуально непроницаемыми — с VIII дохристианского столетия, и в дальнейшем они делались все более и более плотными. ... А теперь люди особенно наста­ивают на этом, утверждая, что вообще ни один человек не может проникнуть в "вещь в себе", или как там ее еще называют, — в то, что лежит по ту сторону этой границы (справа)". С другой стороны, с ХVI столетия все более проявляется тенденция к тому, что зона слева делается прозрачной (напр., см. Вайнингера).
     "Сегодня необходимо делать фактическое различие между просто научным, газетным понимани­ем мира, которое, конечно, удобно и особенно излюбленно, и истинным пониманием. Истинное понимание мира способно уяснить себе противоположности типа тех, что были здесь изложены: восточный подход от того, что лежит здесь вовне справа, подход американских народов, от того, что лежит внутри (слева). И то, что здесь подступает, не является просто дурным, но может быть в определенном смысле грандиозным ариманическим откровением. Ибо, в основном, это является ариманическим откровением — статья Вудро Вильсона о развитии американского народа (см., с другой стороны, речь Тагора о духе Японии при вручении ему Нобелевской премии).
     Посвященные Востока и посвященные американского народа знают, как сделать нужное из подобных ве­щей. С обеих сторон хотят развитие человечества увести на определенные пути". С востока хотят, чтобы уже в середине 6-ой послеатлантической культуры люди отказались от воплощений. И этого можно достичь, исключив определенные ингредиенты культуры. Но не только посвященные, всякий образованный житель Во­стока инстинктивно отклоняет европеизм, его технику, ариманических демонов, которые пришли с машина­ми в человеческую культуру. "Ибо эта ариманическая демонология дает человеку определенную тяжесть и делает невозможным то, что хотят восточные посвященные: чтобы с середины 6-ой культуры род человече­ский прекратил свое физическое существование на Земле". Американская сторона стремится образовать внутреннюю связь человеческой души с той телесностью, которая в 6-ой культуре станет грубой, что вы­зовет сильное погружение в телесность. Так хотят идти навстречу тому, что проступает слева; для этого души должны как можно скорее возвращаться на Землю.
     "Иезуитизм и американизм — это две чрезвычайно родственные вещи. Ибо, когда началась 5-ая послеатлантическая культура, дело заключалось в нахождении импульса, с помощью которого можно было бы соз­дать положение, в наибольшей мере уводящее людей от понимания Христа. И таким стремлением в развитии культуры ... стал иезуитизм. Иезуитизм стремится постепенно искоренить всякую возможность понимания Христа. Ибо то, что лежит здесь в основе, связано с глубокой Мистерией. Постоянно приходящие извне (справа) в человеческое внутреннее связано с тем, что, как я говорил, до VIII-VII в. до Р. Х. человек об­ладал атавистическим ясновидением. Но через это атавистическое ясновидение люди видели в Универсуме Христа". Когда ясновидение было утрачено, Христос пришел на Землю в теле Иисуса. С того времени перед людьми стоит задача постичь Христа в человеке. И должна быть спасена возможность вместе с тем, что просачивается отсюда (справа), познать Христа. Ибо Христос низошел к людям. Иисус — это человек, в котором жил Христос. Действительное человеческое самопознание должно нести зерно Иисуса. Благодаря этому человек сможет переселиться в будущее. Глубоко обоснованно то, что мы говорим о Христе Иисусе. Ибо Христос соответствует космическому, но это космическое низошло на Землю и заняло жилище в Иисусе, а Иисус соответствует земному со всем земным будущим. Если человека хотят замкнуть от духа, то у него отнимают Христа. Тогда у него остается возможность обращаться только к Иисусу, к земному лишь в его земном аспекте. Поэтому в иезуитизме происходит постоянная борьба с христологией, остро подчеркивает­ся, что человек является солдатом в армии Иисуса. Поэтому нет ничего удивительного в том, что иезуи­тизм неистовствует против Антропософии. Но люди, к сожалению, часто спят в отношении подобных неудоб­ных фактов, даже если занимают ведущие места в руководстве человечества. "Однако те, кто интересуется Духовной наукой, уже должны выгравировать в своих душах знание о том, что предпринимается все возмож­ное, дабы Духовную науку сделать недейственной. И совсем не хорошо, если также и мы в наших кругах слишком спим в отношении наблюдения того, что происходит в мире". В 5-й послеатлантической культуре нет задачи важнее, чем понимание духовнонаучного познания. Найдутся люди, которые это познание обре­тут в сверхчувственном мире. Но на Земле должны найтись люди, которые рассудком, силой интеллекта поймут Духовную науку. Ибо так будут преодолены противостоящие культуре силы. И еще мы нуждаемся в людях, всей полнотой души представляющих спиритуальное, духовное достояние, противостоящих, таким об­разом, люциферическому элементу.183(2,3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

688. "Одно направление символизирует расхожий, тривиальный, или ленинский, социализм, не тот социализм, на который держит курс современное человечество. ... Все три (изображенные) вещи взаимосвязаны. В жизни они должны действовать вместе". Все три эти вещи представлены в скульптурной группе. Люциферическую и ариманическую односторонности уравновешивает Представитель Человечества. 180(12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

2.Тайны и законы творчества

     568
. В связи с искусством мне бы хотелось говорить о двух наследственных грехах. Один возникает тогда, когда художественное творчество повторяет одно лишь чувственное, второй — когда через искусство хотят открыть сверхчувственное. "Но тогда становится чрезвычайно трудно, творя или ощущая, подступить к искусству, если желаешь отклонить как чувственное, так и сверхчувственное. Тем не менее мне это представляется отвечающим здоровому человеческому ощущению". Иллюстративное, как и попытка идею, мировоззрение, т.е. чисто духовное, воплотить художественно противоречат природе искусства.271, с.49-50
     Один источник художественного заключается в свойстве души приходить к видению как к свободно восходящему представлению, другой находится в самой природе, где зачарованы тайны, которые лишь нужно найти. "Это тайна всякой жизни: постоянно повсюду низшая жизнь умерщвляется высшей". Облик человека пронизан душой, он постоянно убивается, преодолевается душой, человеческой жизнью. Этот облик несет в себе нечто такое, что было бы совсем иным, если его предоставить самому себе. Скульптор, хотя и бессознательно, ощущает эту тайну. В природе нету такого цвета, линии, где бы низшая природа не преодолевалась высшей. Художник может открывать чудо уже преодоленного (в природе) и делать его художественно творящим. А если человек подходит к такому преодоленному, что расколдовано, и знает как это переживать правильно, то оно становится для него художественным ощущением. 271, с. 54-56
     " Природа потому кажется нам столь волшебной, грандиозной — не внешне, пространственно, но внутренне, — что в каждой своей части она хочет больше, бесконечно больше, чем то, что она может предложить, потому что вычленяемое ею, организуемое ею так соединено, что высшая жизнь поглощает жизнь подчиненную и только до определенной степени позволяет ей как-то образоваться". Кто это способен ощущать, повсюду находит "открытую тайну", проходящее сквозь всю природу волшебство, а в человеке это действует как внутреннее стремление к "видению". Это "побуждает человека выйти за пределы природы, как-либо дополнить ее, взять особенное у целого и дать оттуда излучаться тому, чего природа хочет в своей части, способной стать целым, но что в самой природе целым не станет. "В деревянной скульптуре (Гетеанума) была предпринята попытка сделать нечто подобное — "представить типично человеческое, но представить его так, чтобы содержащееся обычно лишь в зачатке, чему высшая жизнь не дает подняться, представить т.обр., чтобы общая форма, прежде всего, стала жестом, а затем жест опять был бы приведен к покою". — Не тот жест, что человек производит из души, но тот, который убивается в душе, которому душевная жизнь не дает подняться. "...Спокойные поверхности человеческого организма сначала были жестоподобно приведены в движение, а затем — к покою. Благодаря этому совершенно естественно пришло ощущение того, к чему имеет задатки всякий человек, но что, естественно, оттеснено высшей жизнью: ассимметрии, имеющейся у любого человека ... дать выступить с большей силой. Но если дать этому выступить с большей силой, то освобождается до некоторой степени удерживаемое высшей жизнью; тогда на иной, более высокой ступени делается необходимым прийти в связь с юмором; тогда подступающее извне натуралистически нужно примирить (с созданным). Необходимо художественно компенсировать это преступление против натурализма, возникшей ассиметрии также дать перейти различными способами в жесты и все привести к покою. И мы опять совершаем это внутреннее преступление, когда, с другой стороны, показываем преодоление, возникающее в том случае, когда человеческая голова благодаря метаморфозе переходит в темный, удручающий облик, но который опять-таки преодолевается через Представителя человечества: он остается у Его ног, остается таким, что ощущается как член, как часть того, что представляет человека. Ощущение ... требует другого облика, когда остальной человеческий облик — за исключением головы — становится столь сильным, как это бывает в жизни, но будучи удержанным высшей жизнью". Например, заключенное в лопатках бессознательно содержит в себе люциферический элемент, желающий двинуть в рост то, что там зачахло. Если все в человеческом облике, произрастающее из вожделений, но удерживаемое обычно разумом, находит свое выражение, преодолевает разум, коренящийся в голове, то появляется возможность расколдовать природу. Зритель тогда в своей душе дополнит совершаемое в ином случае перед ним природой. Природа образовала человека как гармоническое целое. А когда расколдовывают природу, то из нее освобождают ее сверхчувственные силы. При этом не должно возникать плоских аллегорий, идей сверхчувственного в природе. "Необходимо лишь спросить природу: Как росла бы ты в этой отдельной части, если бы твой рост не был прерван высшей жизнью". Так приходят к сверхприродно-природному, освобождают сверхчувственное из чувственного. Стремление к этому обусловливает искания импрессионистов. Два источника всякого искусства: либо удовлетворение подавленного видения, либо противопоставление природе чего-то такого, что воспроизводит ее процессы. 271, с. 58-61
     "Если некая взаимосвязь красок дает нам то, в чем мы нуждаемся, дабы восходящее в нас видение, которому, однако, не дано видением стать, получило внешнее завершение, то мы, несомненно, имеем перед собой нечто художественное".
     В отношении мира света и цвета можно действительно иметь такое ощущение: каждый цвет или, по меньшей мере, цветовые отношения страстно стремятся стать либо целым человеком, либо частью его. На человеке они или обретают внутреннее выражение своей сути, или отбрасываются назад, когда его освещает свет. Но можно сказать: живя в свете, человек живет совместно с тоской света, например, по формированию человеческого лица. ...красное, желтое хотят чего-то; они хотят что-то сформировать в человеке, они обладают заложенной в них самих речью". Поэтому не следует сухо, рассудочно отображать модель; ее необходимо преодолеть, иначе получится иллюстрация. 271, с. 79,83
     "Путем завоевания способности мыслительное содержание мира и духовное содержание мира переживать с помощью превращенного в мышление эмоционального чувства и воли человек приходит к тому, чтобы образовать совершенно особое отношение к архитектуре". Это состояние ясновидческое, и в нем мышление, проистекающее из чувства и воли, может представлять в пространстве формы дифференцированных сил, отношения масс в пространстве. Такое мышление чувствует себя родственным с тем, что выражается в архитектуре и скульптуре, если это истинно художественные произведения. Желающий проникнуть в духовный мир должен как мыслитель быть способен творить пластические или архитектонические живые формы. У художника они выступают из подсознания.
     В ясновидческом переживании человек покидает физ.тело и обретает свои чувства и волю иными путями, без помощи физ.тела. И тогда его чувство интимно родственно музыкальному переживанию; оно тогда даже еще музыкальнее, чем восприятие самой музыки. Оно делается таким, как если бы само душевное существо излилось в симфонию, в звуки, стало мелодией, музыкальными колебаниями. Вновь обретенная воля родственна поэзии.
     В особом отношении ясновидение стоит к живописи. Ясновидящий идет к живописной линии и цвету как бы из противоположного направления, чем художник, и принесенное последним из чувственного мира должен в виде имагинаний переместить в переживаемое им в духовном мире. Цвета при этом наполняются моральным содержанием, начинают действовать морально. Идущее извне здесь то же самое, что и творимое изнутри. Видящий переживание имагинирует, грубо говоря, иллюстрирует и выражает в цветовых формах. И здесь он встречается с художником. Переживаемое в глубинах души художника в связи с восприятиями мира цвета и форм входит в его сознание и становится искусством. И живущее в глубинах его души живет в вещах. Ясновидящий видит то, что восходит в подсознании художника и мыслится в сознании. В подобном внутреннем опыте открывается тайна инкарната — цвета человеческой кожи. 271, c.91-102
     "Между органами чувств и нервной системой имеется область, где человек бессознательно сочиняет стихи. Волна в нервах вкатывается в орган чувств — бессознательно, но физиологически это можно установить; — это как жизнь протекает в органе чувств и (одновременно) является стихосложением: человек живет, внутренне творя поэзию. И поэтическое произведение есть извлечение этой бессознательной жизни".
     "Если эмоциональное чувство, живущее в человеке приходит в движение, а движение сохраняет покой, то это выражается в скульптуре".
     "Когда нервная волна вибрирует между телом и мозгом, то холодное, интеллектуальное в человеке соприкасается с теплой кровью. В этом пронизании теплом, в проодухотворении пребывает бессознательный источник художественного творчества, который импульсирует живописца..."
     Художник и ясновидящий черпают в действительности из одного и того же источника. 271, с. 107-109
     "Ясновидящий думает о мире, в некотором роде, духовного формирования, что сознательно или подсознательно лежит в основе творчества архитектора". Он принимает во внимание некие скрытые восприятия чувств, например чувство равновесия, чувство движения, которые не просто лишь определяют нашу внутреннюю жизнь, а опосредуют наше вхождение в космос. Как я стою в космосе, иду ли я навстречу Солнцу или удаляюсь от него и чувствую его убывающий свет — это чувство себя внутри мира как целого можно обозначить не иначе, как только сказав: "человек в его движении построен как микрокосмос из макрокосмоса и как микрокосмос переживает свою поставленность в макрокосмос благодаря таким органам чувств". 271, с. 141
     " Воля обычно выражает себя во всем физ.теле; в случае же фантазии воля живет там, где наталкиваются друг на друга мозг, нерв и орган чувств, —здесь рождаются поэтические образы".
     "Ясновидящий, когда напротив него стоит человек, видит инкарнат не в покое, но в колеблющемся движении".
     "Что сидит в эф.теле, является носителем нашего равновесия, носителем нашей динамики, — это находит свое выражение в искусстве архитектуры ". 271, с.148, 153, 163


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     359
. "Не от меня, а от мюнхенских друзей пришла эта идея — строить Гетеанум". "Построить здание в Мюнхене помешала не полиция, не политическая администрация, а мюнхенское архитектурное управление. Оно не разрешило строительство, но чего они сами хотели, осталось неизвестным". В Дорнахе выступало жела­ние строить здание быстро. "Готовые мысли для внутренней архитектуры я не мог переработать полностью. И что было для меня тогда возможно — это попытаться связать внешнюю архитектуру с уже набросанной внутренней архитектурой. Из-за этого в строении остался ряд недостатков, которые я сам знаю лучше, чем кто-либо другой. Но не это главное. Главное было — начать однажды...".
     "Все здание мыслилось как внутренняя архитектура. А внутренняя архитектура то­лько тогда имеет смысл, когда является обрамлением, охватом того, что происходит внутри. Но это должно быть сделано художественно. ... Поэтому, может быть, тривиально, но вполне допустимо архитектурную мысль нашего строения сравнить с мыслью о бисквите, о "бисквитной бабе", что готовят в горшке. Горшок делают для того, чтобы нечто в нем варить... Этот горшок для приготовления бисквитной бабы является здесь обрамлением всех наших занятий Духовной наукой, нашим духовнонаучным искусством и всем тем, что там внутри говорится, слушается и ощущается. Все это является тем, что готовится, варится, а остальное является горшком, и это должно быть выражено во внутренней архитектуре. Так следует представлять себе внутреннюю архитектуру".
     Стены, что образуют здание, до сих пор всегда мыслились как ограничивающие пространство, и в связь с этим ставились вся архитектоника и изобразительная работа на стенах. Не то в дорнахском строении. "Что в нем выступает как внешняя стена — это не замыкает пространство, но открывается по отношению к пространству, по отношению ко всему Мирозданию, Макрокосмосу. Т.обр., кто находится внутри этого пространства, может с помощью того, как образованы стены, получить чувство, что это пространство сквозь стены расширяется в Макрокосмос.... Так мыслятся эти стены с их формами, колонны, сопровождающие сте­ны на некотором расстоянии ... цоколи, архитравы, капители и т.д. Душевно проницаемые стены".
     "Дорнахское строение имеет одну ось симметрии. Она идет с запада на восток. И все организовано по этой единственной оси симметрии. ... Капители и другие формы у парных колонн слева и справа подобны. ... в мотивах капителей, цоколей дана эволюция мира. Капитель следующей колонны развивается из преды­дущей в точном соответствии с тем, как одна органически более совершенная форма развивается из другой, менее совершенной. Что наличествует в симметричном подобии, перетекает в идущее вперед развитие. ... Круглые купола частично перекрывают один другой".
     "Целое имеет вид двух цилиндров — один больше, другой меньше... В большом цилиндре находится зри­тельный зал; в малом предполагается осуществлять постановки Мистерий и т.п. На линии пересечения ку­полов находится кафедра оратора и занавес. Благодаря этому оба купола переходят один в другой. Такого никогда не было ранее. Это технически интересное решение: два купола переходят один в другой. Все де­ревянное здание стоит на бетонном фундаменте — этаже, где расположены гардеробы". Под малым куполом находится 12 колонн, расположенных по кругу. Они также парные по отношению к оси симметрии (в большом зале их 14). "В развитии мотивов этих колонн находится нечто, удивившее меня самого, когда я работал над ними. ... Ни в малейшей степени там нет ничего символического. Люди, описывающие здание, говорят, что там помещены всяческие символы и Антропософия работает с символами. Но они не правы. Символов, как их понимают, нет во всем строении. Но целое мыслится исходящим из общей формы, мыслится чисто художе­ственно. ... развитие мотивов капителей, мотивов архитравов создано чисто из созерцания, одна форма из другой". Формы отражают эволюцию (не дарвинову). Но это вышло само собой, это не искалось.
     "Если бы строительство велось в Мюнхене, где все должно было бы стать внутренней архитектурой, то не было бы того, что стало необходимо в Дорнахе: окон". Все строение — "это не произведение искусства. Произведением искусства оно является в отношении колонн, стен и скульптурных образов. Целое не должно ни в коем случае носить декоративный характер и не должно в декоративном смысле трактоваться. Целое, когда человек его рассматривает, должно каждой линией, каждой поверхностью вызывать определенные ощу­щения и мысли. Человек ведь должен следовать глазом за ходом линий, за обликом поверхностей. Ощущающим глазом исследует это человек. ... Художественное произведение взор впервые встречает в деревянной ску­льптуре. Художественное возникает в душе человека. Бетонное основание, деревянные части являются под­готовлением к художественному переживанию. Художественное произведение человек должен построить сам, наслаждаясь формами".
     Окна сделаны из однотонного стекла, на которое буром, применяемом в зубной технике, нанесен рису­нок, образующийся за счет разной толщины, а значит, и тона стекла. Темы окон взяты из имагинаций. "Это не символы, а созерцания. Все мыслится художественно, но является готовым, когда пронизано солне­чным светом". Чувственно конкретно пространство преодолевается в окнах. 181 (16)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     376
. "Розенкрейцера-Майстера человек находил, сначала научившись в физическом мягком блеске челове­ческих глаз воспринимать небесную речь. Тогда в невзыскательном окружении, в невзыскательных человеческих отношениях в ХIV-ХV веках можно было встретить в Ср.Европе такие примечательные индивидуальности, которые внутренне были наполнены Богом, которые внутренне были связаны с духовным Храмом, доступ к ко­торому был столь же труден, как доступ к Святому Граалю, описанному в известных легендах".
     "И глубоко западающими в сердце словами Майстер говорил ученику: своим физ.телом, поскольку ты вос­принимаешь в себя минеральное царство и изменяешь его, поскольку ты человеческое царство воспринима­ешь в себя и перерабатываешь его, ты принадлежишь Серафимам, Херувимам, Престолам. Поскольку ты явля­ешься эф.телом, то в этом эфирном ты подобен животному, но ты принадлежишь духам, которые должны быть обозначены как вторая Иерархия: Кириотетес, Динамис, Эксузиаи; поскольку ты господствуешь над водным элементом, то ты принадлежишь не Земле, а этой Иерархии. И когда ты господствуешь над воздушным элементом, то ты также принадлежишь не Земле, а Иерархии Ангелов, Архангелов, Архаев.
     И когда ученик в достаточной мере получал эти наставления, то он больше не чувствовал себя принад­лежащим Земле. Он чувствовал, как неким образом из его физ., эф., и астр. тел исходят силы, которые через минеральный мир связывают его с первой Иерархией, через водный элемент — со второй Иерархией, через воздушный круг — с третьей Иерархией. И ему становилось ясно, что на Земле он живет единственно благодаря тому, что носит в себе тепловой элемент. Но вместе с этим ученик-розенкрейцер воспринимал тепло, которое он носил в себе, как собственно земно-человеческое. И все более учился он чувствовать родственным этому физическому теплу душевное тепло и духовное тепло. И если позднейший человек все более и более отрицал связь с Божественным своего физического содержания, своего эфирного содержания, своего астрального содержания через твердое, жидкое и воздухообразное, то ученик-розенкрейцер сознавал это особенно хорошо, а также он сознавал, что поистине земно-человеческим является тепловой эле­мент. В тот момент, когда ученику розенкрейцера-Майстера открывалась тайна связи теплового элемента с человечески-земным, он осознавал свое человеческое продолжающимся в духовном". И ученику предлага­лось самому найти то место, где его духовное могло сомкнуться с космически-духовным. Пройдя курс на­ставлений, ученик мог сказать майстеру: Я ухожу от тебя утешенным, ибо, зная истину о тепловом элеме­нте, я могу мое физическое продолжить в душевном и духовном. Большой покой обретал ученик, и этот по­кой отражался на его лице. Так что постепенно через его глаза могло начать говорить само Небо. Это глубоко душевное обучение существовало до первой трети ХV столетия сокрытым от процессов, описываемых внешней историей. Затем чуждая Богу цивилизация распространилась и на те места, что я вам сейчас опи­сал.
     "В астральном свете можно увидеть много сцен, подобных той, что я вам описал. Это дает основное настроение, когда мы оглядываемся на времена, которые часто описываются как темные, и снова возвраща­емся в наше время. И при этом взгляде в сердце восходит духовное откровение, которое должно было стать достоянием людей с последней трети ХIV в., открывается глубокое страстное стремление духовным образом снова говорить к людям. А говорить духовным образом — значит говорить не абстрактно: духовный образ требует различных знаков, чтобы говорить всеобъемлюще. И такой речью, которая должна была быть найде­на для тех духовных существ, которые должны говорить к современному человечеству, такой речевой фор­мой был сожженный год назад наш Гетеанум. Поистине, в этих формах должно было говорить то же, что с подиума говорилось слушателям в идеях. Гетеанум содержал нечто такое, что вновь могло напоминать о древнем в совершенно новой форме.
     Когда посвящаемый вступал в Эфесский Храм, то его взгляд обращался к той статуе, о которой я уже говорил, к той статуе, которая говорила словами в его сердце: соединись с мировым эфиром, и ты уви­дишь земное из эфирных высей, — так некоторые ученики Эфеса видели земное из эфирных высей. Но опреде­ленное племя богов стало завистливым. И тогда, за столетие до Мистерии Голгофы, несмотря на зависть богов, люди должны были мужественно продолжать свое дело — продолжать путь, даже ослабевая, — продол­жать то, что из пра-древних лет святого развития человечества действовало до пожара в Эфесе. И если бы наш Гетеанум был полностью закончен, то при вступлении в него с запада взгляд также направлялся бы на ту статую, где человек должен был бы находить требование познать себя как космическое существо, будучи поставленным между силами люциферического и силами ариманического во внутреннем, Богом несомом, сущностном равновесии. А если он обращал взор к колоннам, архитравам, то они говорили речью, ко­торая являлась продолжением идей, звучавших с подиума. Слово звучало далее, вдоль форм, образованных пластически. А вверху, в куполе, можно было видеть сцены, которые развитие человечества являли близ­ким к тому образу, в котором оно предстает духовному взору. В Гетеануме можно было тому, кто способен ощущать, увидеть воспоминание о Храме в Эфесе.
     Но ужасную, ни с чем не сравнимую боль вызывает то ... что факел был брошен в Гетеанум в тот мо­мент, когда он должен был стать носителем обновления спиритуальной жизни.
     Мои милые друзья, наше страдание было глубоко. Наше страдание было невыразимым. Но мы приняли ре­шение продолжать нашу работу для духовного мира, несмотря на постигшую нас трагедию. Ибо в своем сердце мы можем сказать: когда человек смотрит на пламя, поднимающееся в Эфесе, то выступает вписанная в это пламя зависть богов, вступает в то время, когда люди еще не свободной волей должны были следовать за добрыми и злыми богами.
     В наше время люди организованы для свободы. И год назад в канун Рождества мы смотрели на пожираю­щее пламя. Красный огонь поднимался к небу. Темно-синие, красно-желтые языки пламени поднимались из общего моря огня, которое охватило металлический инструмент, находившийся в Гетеануме, гигантское мо­ре огня многочисленных цветов. И это море огня с цветными линиями говорило душевной боли: это зависть людей.
     Так в человеческом развитии говорящее от эпохи к эпохе соединяется в одно большое несчастье. Так идут нити от слов, выражающих здесь большое несчастье, из времен, когда человек еще в несвободе взирал на богов, но должен был освободиться от несвободы, идут нити духовного развития от того не­счастья, где вписанными в пламя стоят слова: зависть богов, — к нашему несчастью, где человек в самом себе должен найти силу свободы и где в пламя было вписано: зависть людей. В Эфесе была статуя Бога; здесь, в Гетеануме, — статуя Человека, статуя Представителя Человечества Христа Иисуса, и мы, иденти­фицируясь с Ним, со всем смирением входим в познание, как некогда уже мало понятным современным людям образом ученики в Эфесе входили в Диану Эфесскую. ... Гетеанум взят от нас. Но дух Гетеанума, если мы хотим быть прямыми и честными, не может быть взят от нас". 233 (8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Скульптурная группа

     380
. "Рассмотрим сначала трех существ. Одно стоит прямо. Оно выражает собой не символически, но художественно то, чем является человек как таковой. Конечно, в этом облике можно видеть, что земное человеческое выступает наиболее концентрированно в том облике, в котором три года жил Христос; и в этом облике, конечно, можно видеть выражение Христа. Но не следует все уплотнять, не следует подступать к группе с идеей: теперь я вижу Христа. ...
     Эта фигура стоит на уступе скалы. За нею скала поднимается ввысь. Внизу в выступе видна пещера; в которой сидит некое существо; я бы сказал, оно там скорчено; существо должно выражать нечто, относящеся к фигуре, стоящей вверху, которая как бы излучает из рук силы. И видно, как в пещере эти силы лу­чатся далее. Там, в пещере, видна рука — это лучащиеся силы выражаются в форме руки, выступающей из скалы. Видна рука, но это не рука — это силы, и они выражают себя в форме руки.
     Существо, находящееся в пещере, лишь одной головой напоминает человека; у него огромные крылья, как у летучей мыши, и драконообразное тело. Далее видно, что нечто вьется вокруг этого облика и под дейст­вием этого он сам вьется. И также можно видеть, что вьющееся вокруг облика связано со стоящей фигурой благодаря ее опущенной руке. Из нее лучатся силы и вносят нечто в то, что вьется. Если дать впечатле­нию воздействовать на душу, то можно прийти к ощущению, что золото течет в этот провал в земле и этим золотом существо в провале сковано. Другая рука у центральной фигуры поднята вверх. И над ней в скале видно другое существо, также лишь головой напоминающее человеческий облик; у не­го свисающие до земли крылья, но это не крылья летучей мыши. Его тело имеет такую форму, что вызывает вопрос: что бы это могло быть? Это тело таково, как если бы весь человек стал лицом, если бы лицо эластично растянулось и образовало форму тела. Это существо упало с высочайшей вершины скалы и сломало крылья. И видно, что поднятая рука главной фигуры отпечатлена в крыльях.
     Так мы имеем три образа: человек стоит здесь в своем существе; под ним, как вы уже догадались, Ариман, закованный в земной расщелине тем действием, которое исходит от протянутой вниз руки главного об­раза. Это действие производится на золото, находящееся в земле, и Ариман сам себя в него заковывает. Другая рука главного образа протянута вверх, она ломает крылья Люциферу, и он свергается вниз. ...Все в этих трех образах вплоть до самых мельчайших деталей создано из духовнонаучного созерцания".
     У Люцифера верхняя часть головы вся есть движение духовного, ничто не побуждает нас зафиксировать границы лба, как у человека. Там все подвижно, как пальцы на руке. У Люцифера также выступает связь ушей с гортанью. У человека они разделились лишь на Земле, на Луне же они были одним органом. Что со­ставляет малые крылья гортани — это было могучим образованием, переходившим в нижние части ушных ра­ковин. Верхние части ушей образованы лбом. "Весь человек был ухом... уши были крыльями; так что вы имеете уши, гортань и крылья, двигавшиеся согласно колебаниям мирового эфира гармонически-мелодично, а затем они обусловили своеобразное явление Люцифера ... Люцифер при этом локализовал то, что по сути было только космическим. Люцифер должен иметь вид вытянутого лица, ибо он — целиком ухо", и крылья -это уши, вытянутые в длину ушные раковины. Ариман — противоположность Люциферу, и естественно, у него присутствуют лишь намеки на то, что у Люцифера простирается столь мощно. У Люцифера — лоб-крылья, у Аримана — нижняя челюсть. Весь мировой материализм выражается в образовании жевательной и зубной сис­темы.
     Как правило, человеческие лица бывают симметричны лишь с небольшими отклонениями. "Но у главного об­раза следует обратить внимание на то, что вся левая сторона лица склоняется к Люциферу, что левая часть лба иная, чем правая, склонившаяся к Ариману. Левой части лица соответствует поднятая рука, пра­вой — опущенная. А во всем облике должна быть заключена большая внутренняя подвижность, чем она свой­ственна людям".
     "Христос — ни ненавидящий, ни неправомерно любящий. Он простирает руку не для того, чтобы сломать крылья Люциферу, но Христос есть Тот, Кто простирает руку, поскольку Он это может сделать из Своего внутреннего Существа. Он не ломает Люциферу крыльев, но Люцифер вверху не выносит того, что излучается из этой руки, и сам себе ломает крылья. ...Часто бывает и в жизни, когда человек, живя в окружении хо­роших людей, не выносит его, ибо не выносит соприкосновения с тем, что исходит от добрых людей. ... Также и Ариману Христос ничего не делает. ... он все делает с собой сам". 157 (12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     381
. "Главная фигура есть Представитель Человечества, Существо, которое должно представлять человека в его божественном откровении. Я буду удовлетворен, если кто-то, видя этот образ, имеет ощущение: это изображение Христа Иисуса. Но для меня это было бы нехудожественным, если бы я исходил из импульса: я хочу изобразить Христа Иисуса. Я хотел изобразить то, что получилось. А переживание, что это Христос Иисус, могло возникнуть как следствие. ... Это делалось художественно, а не программно".
     "Над Ариманом и слева от зрителя из скалы вырастает второй Ариман, так что фигура Аримана повторя­ется. ... Выше второго Аримана дан образ Люцифера. Между Люцифером и Ариманом создана некоего рода художественная связь. Еще немного выше над головой главной фигуры и справа от зрителя находится также образ Люцифера. Он также дан дважды. Этот второй Люцифер надломился в себе, низвергается благодаря надлому в себе. ... Поднятая вверх рука (главной фигуры) указывает на разлом Люцифера; здесь именно он разламывается надвое и низвергается. Правая рука главной фигуры указывает вниз на Аримана и приво­дит его в отчаяние. ... В этих жестах — только любовь, но ни Люцифер, ни Ариман не выносят этой любви. Из-за близости любви Ариман чувствует себя в отчаянии, в-себе-пожираемым, а Люцифер низвергается ... вниз".
     "Люцифер и Ариман — это целиком жест и мина. Духовные облики не имеют замкнутых форм, законченного облика. ... Отчасти это внесено в среднюю фигуру, хотя это, естественно, физический облик: Христос Иисус".
     "Голова Аримана в том облике, в каком она ко мне впервые пришла, — это человек... который весь есть голова, поэтому он и является инструментом для ума, рассудочности и хитрости. Это должно было выразиться в фигуре Аримана. Голова Аримана, как вы здесь видите, есть истинный дух. ... Изображен он духовно верно, в художественно верном соответствии с природой. Ариман должен "сидеть". ... Люцифера следует представить себе так, что из человека при этом в наибольшей мере удалено ариманическое, т.е. голова, но зато вы должны представить себе уши, ушные раковины значительно увеличенными, естественно одухотворен­ными и образующими крылья. ... так что голова, крылья, уши образуют один орган".
     "Существо над Люцифером ... элементарное существо, вырастающее из скалы. Когда вся группа была уже готова, и ее освободили от лесов, то предстало нечто примечательное, а именно, как ощутила г-жа Валлер, центр тяжести группы — только для наблюдения, естественно — оказался сильно смещенным вправо, и стало необходимо что-то добавить, чтобы это выровнять. Так было это поднесено нам кармой. ... Так воз­никло это существо, которое как элементарное существо вырастает из скалы. Именно в этом существе вы замечаете, хотя все выражено лишь намеком, как при рассмотрении духовных обликов тут же вступает в действие асимметрия. В физическом это выражается весьма ограниченно: наш левый глаз отличается от пра­вого; то же самое имеет место с ушами и носом. Но как только человек входит в духовное, эф.тело тут же действует совершенно асимметрично. Левая часть эф.тела совсем иная, чем правая. Вы можете обойти это существо вокруг, и вы увидите, что в каждой точке вы будете видеть его по-разному. Но вы увидите также, что асимметрия действует с необходимостью, т.к. она есть выражение жеста, с которым это существо не без юмора взирает вокруг со скалы, а также смотрит и на группу вниз. Этот взгляд с юмором вниз со скалы имеет хорошее основание. Вообще говоря, неправильно желать подняться в высшие миры лишь с одной сентиментальностью. Если желают правильно вработаться в высшие миры, то не следует это делать с одной сентиментальностью, ибо у нее есть привкус эгоизма... чистота души невозможна без юмора". 181 (16)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Новая Изида

     390. "Я хотел бы рассказать вам другой миф об Озирисе и Изиде, при этом я хотел бы апеллировать к вашему непредвзятому пониманию. Этот другой миф об Озирисе-Изиде имеет примерно следующее содержание.
     Дело произошло во времена научной глубокообоснованности в стране Филистерии. Там было возведено на одном духовно уединенном холме строение, которое в стране Филистерии нашли весьма удивительным. Я бы мог сказать: будущий комментатор добавил бы здесь, что под страной Филистерией не подразумевается про­сто ближайшее окружение. Если говорить языком Гете, то можно было бы сказать, что строение являло со­бой "открытую тайну". Ибо строение не было ни для кого закрытое; оно было доступно всем. ... Но подав­ляющее большинство людей не видело его. Подавляющее большинство людей не видело ни того, что строи­лось, ни того, что построенное представляет собой. ...Средоточием строения предполагалось сделать од­ну скульптуру. Эта скульптура представляла собой некую группу существ: Представителя Человечества и Люцифера с Ариманом. Люди рассматривали ее и в эпоху научной глубокообоснованности в стра­не Филистерии, ее не понимали, не понимали, что эта скульптура, по сути, есть лишь покров для скульптуры невидимой. Но невидимой скульптуры люди не замечали: ибо та невидимая скульптура была новой Изидой, Изидой новой эпохи.
     Однажды люди узнали об этой взаимосвязи и в своем глубокомыслии стали утверждать: это совместное изображение Представителя Человечества с Люцифером и Ариманом означает Изиду. И этим словом "означает" они не только разрушили художественное воление, из которого все это должно было исходить — ибо художе­ственное не только означает нечто, но еще и есть нечто, — но все положение вещей в ос­нове полностью оценили неправильно. Ибо дело заключалось вовсе не в том, что образы нечто означали, но образы уже являлись тем, что они собой давали. И за образами была не абстрактная новая Изида, а действительная, реальная новая Изида. Образы ничего не означали, образы сами по себе были тем, что они давали. Но они обладали в себе той особенностью, что за ними было реальное существо, новая Изида.
     Немногие, кто в особом положении, в особые моменты видели эту новую Изиду, находили, что она спит. И тогда они могли сказать: действительная, глубинная скульптура, что таится за внешней, открытой ску­льптурой, — это спящая новая Изида. Там видели спящий облик, но немногими он увиден. Многие тогда в особые моменты обращались к надписи, которая там отчетливо стоит, но при этом немногие на том месте, где готовилась эта скульптура, могли ее прочесть; и тем не менее надпись там стоит, стоит совершенно отчетливо, так же отчетливо, как некогда стояла надпись на закрытом облике в Саисе. Да, там есть надпись, и она следующая: Я есмь человек, Я есмь прошлое, настоящее и будущее. Мое покрывало должен приподнять каждый смертный.
     Однажды спящий облик Новой Изиды приблизился (к скульптуре. — Сост.) впервые, а затем все вновь и вновь (к ней) стал приходить другой облик, как посетитель. И спящая Изида приняла этого посетителя за своего особого благодетеля и полюбила его. Однажды она поверила в особенную иллюзию, и посетитель однажды также поверил в особенную иллюзию: новая Изида получила отпрыска и сочла посетителя, которого приняла за своего благодетеля, за отца. Тот и сам счел себя за отца, однако он им не являлся. Духов­ный посетитель был не кто иной, как новый Тифон. Он полагал, что таким образом он сможет получить в мире особый прирост своей силы, что он овладеет этой новой Изидой. Итак, новая Изида имела отпрыска, но она не распознала его сути, она не знала о существе этого нового отпрыска. И она отослала его от себя, выслала в далекие страны, ибо полагала, что должна так сделать. Она отослала нового отпрыска. И когда она засылала его в различные области мира, то он как бы силой мира разорвался на 14 частей. ...
     Когда духовный посетитель, новый Тифон, узнал об этом, то разыскал и собрал все 14 частей и со всем знанием, естест­веннонаучной глубокообоснованностью вновь сделал из этих 14 частей одно существо. Но в нем была только механическая закономерность, только машинообразная закономерность. Так возникло существо с видимостью жизни. ... И это существо, поскольку оно состояло из 14 частей, могло сделаться четырнад­цатикратным. Тифон смог каждой части дать отблеск своего собственного существа, так что каждый из 14 отпрысков новой Изиды получил лицо, подобное новому Тифону.
     И Изида должна была следить своим предчувствием за всеми этими удивительными вещами; предчувствием могла она созерцать все эти чудеса, происходящие с ее отпрыском. Она знала: она сама отослала его, она сама все это вызвала. Но пришел день, когда она смогла получить его назад в его правильном облике в его истинном облике из рук ряда духов, элементарных духов природы. ... Когда она получила назад сво­его отпрыска, который только в силу иллюзии получил отпечаток отпрыска Тифона, то перед ней ясновидчески предстал примечательный лик, она внезапно заметила, что еще со времен древнего Египта имеет коро­вьи рога, несмотря на то, что стала новой Изидой.
     И вот, когда она стала так ясновидящей, то этой силой своего ясновидения она вызвала, одни говорят — самого Тифона, другие говорят — Меркурия. И он был вынужден силой ясновидения новой Изиды возложить ей на голову корону, на то же самое место, где некогда древняя Изида носила корону, которую сорвал с нее Горус. Значит, он возложил ей корону на то же место, где у нее были коровьи рога. Корона эта была из простой бумаги, исписанная глубокообоснованными научностями; но она была из бумаги. У нее теперь было две короны на голове: коровьи рога и корона из бумаги, украшенная всяческой мудростью научной глубокообоснованности.
     Через силу ее ясновидения однажды ей открылось глубокое значение того ... что в Ев.от Иоанна обо­значено как Логос; ей открылось Иоанново значение Мистерии Голгофы. Через эту мощь сила коровьих ро­гов захватила бумажную корону и превратила ее в действительную золотую корону из истинной субстанции.
     Таковы некоторые черты, которые могут быть сообщены об этой новой легенде об Озирисе и Изиде. Ра­зумеется, я не могу самого себя сделать комментатором этой легенды. ... Это другая легенда об Озирисе и Изиде. Но в связи с ней мы должны поставить перед нашей душой следущее: хотя сегодня эта попытка дать новый образ Изиды слаба, пусть эта скульптура есть лишь попытка, опыт в осязании, но все же она должна стать исходной точкой того, что глубоко правомерно в импульсах нового времени, глубоко обосновано в том, что этот век должен и что этому веку подобает". Мы живем в век абстракции, когда слово, человеческое представление имеет только абстрактное значение. "Но сила слова, сила Логоса должна быть вновь обретена. Коровьи рога древней Изиды должны превратиться в совершенно иной образ.
     Подобные вещи нелегко выразить в современных абстрактных словах. Для подобных вещей лучше, если вы попытаетесь их в этих имагинациях, которые приведены вам, провести перед своим душевным взором и переработать их как имагинации. Это очень значительно, что новая Изида через силу слова, какой она должна быть вновь завоевана с помощью Духовной науки, коровьи рога преобразует так, что бумажная ко­рона, исписанная новой глубокообоснованной научностью, что сама бумажная корона становится чисто золотой.
     Далее. Однажды некто подошел к предварительной скульптуре новой Изиды. Слева вверху там помещена юмористически выполненная фигура, которая в своем мировом настроении содержит нечто между серьезнос­тью, серьезностью в представлениях о мире и, можно сказать, насмешкой над миром. И вот однажды, когда некто в особенно благоприятный момент встал перед этой фигурой, то она ожила и сказала, полная юмора: человечество только не помнит этого, но уже столетиями перед новым человечеством стоит нечто, относя­щееся к его природе. Оно же занято большей частью абстрактными словами, абстрактными понятиями, аб­страктными идеями и очень далека от действительности; и все потому, что это новое человечество держит­ся за слова и все время спрашивает: а что это: тыква или фляга, — если случайно из тыквы получится фляга? Оно постоянно держится за определения, всегда остается только со словами! В ХV, ХVI, ХVII столе­тиях, — так говорило усмехающееся существо, — человечество еще имело самопознание относительно этого исключительного отношения, что слова, взятые в ложном смысле, в их поверхностном смысле, не имеют от­ношения к действительности, но в век вильсонизма человечество забыло все то, что однажды в хорошем смысле имело отношение к его самопознанию ХV, ХVI, ХVII вв.
     И существо усмехалось далее и говорило: тот рецепт, который современное человечество должно принять против абстрактного духа, изображен на надгробном камне в Мельне, что в Лауэнбурге. Там есть надгроб­ный камень, и на нем нарисована сова, держащая перед собой зеркало. И рассказывают, что Тиль Ойленшпигель (это имя в немецком языке образовано из двух слов: Еullen — сова — Spiegel — зеркало. — Сост.) после того, как он со всяческими проделками закончил свой жизненный путь, был там погребен. Рассказывают, что Тиль Ойленшпигель существовал в действительности. Он родился в году 1300, побывал в Польше, затем пришел в Рим и там имел даже спор с придворными шутами обо всяческих умных глупостях; с него и списаны все последующие Тили Ойленшпигели, о которых теперь читают в литературе".
     О существовании Тиля Ойленшпигеля ученые спорят. В Бельгии нашли еще один надгробный камень о изображением совы, ну и, конечно, это явно доказывает, по мнению ученых, что Тиля Ойленшпигеля не существовало. Однако задумайтесь, какой характер носят проделки Ойленшпигеля? Существенно в них то, что он берет вещи буквально и выводит из них противоположное. Он берет вещи по одному их словесному значению. "Но поэтому-то Тиль Ойленшпигель и является представителем современной эпохи. Он задает основной тон в современную эпоху. Слова сегодня далеко отстоят от их первоначального места, то же происходит и с понятиями: люди не замечают этого, ибо они ойленшпигелеобразно (сово-зеркало-образно. — Сост.) относятся к тому, что сегодня преподносит культура. ... Человечество ничего не знает о том, что Ойленшпигель стал его святым заступником, что он все еще странствует по странам.
     Основное зло нашего времени заключается именно в том, что современное человечество бежит от Паллады Афины — Богини Мудрости, которая своим символом имеет сову. И хотя человечество об этом вовсе не подозревает, однако это истина: что составляет для нас основу внешнего познания — это лишь зеркальный образ, но в зеркале человек видит то, чем он является! Также и сова — или, если хотите, современная научная глубокообоснованность — в зеркале, в мировой майе видит только свое собственное совиное лицо.
     Вот какие вещи высказало, усмехаясь, существо, что изображено вверху слева над статуей современной Изиды. Высказало оно и многое другое, о чем лучше пока умолчать, считаясь с определенной куртуазностью в отношении к современному человечеству. Но должно быть вызвано одно чувство, что особенность этого изображения человеческой тайны с помощью люциферического и ариманического присутствия вместе с самим Представителем человечества состоит в том, что должно быть вызвано такое состояние в челове­честве, которое будит именно те импульсы в душе, которые необходимы для грядущей эпохи.
     "В пра-начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог". Но слово стало фразой, слово отделилось от своего начала. Слово, оно произносится, оно звучит, но его связи с действительностью не ищут. Это не составляет стремления человечества: действительно исследовать основополагающие силы того, что происходит вокруг нас. А эти основополагающие силы только тогда исследуют в смысле совре­менной эпохи, когда придут к пониманию того, что с микрокосмическими силами человека действительно связаны существа, которых обозначают как люциферические и ариманические. Сегодня человек, живущий между рождением и смертью, может понять действительность только в том случае, если составит себе преставление еще об одной действительности... которая лежит между смертью и новым рождением. Ибо одна действительность — это лишь полюс другой действительности". 180(10)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

  Оглавление          Именной указатель Предметный указатель    Наверх
Loading


      Рейтинг SunHome.ru    Рейтинг@Mail.ru