309. "Не из фразы, как ныне полагают, начинает Гомер свою Илиаду: "Пой мне, о Муза, гнев Пелиада Ахилла". Гомер чувствовал некий род звучания, и Муза говорила из него как высшая человечность, наполняя его".217 (2)

563. В прошлом процесс человеческого дыхания имел совершенно иной характер и значение. Особенно важным был вдох. Человек не просто вдыхал воздух, но вместе с воздухом в него погружались те или иные мировые формы, а с ними -- и деятельность духовных существ. Эти существа свое физическое отображение имели тогда на Луне. Это были духовные лунные существа. «Т. обр., человек в те древние времена своего развития на Земле втягивал в себя вместе с процессом вдоха духовный лунный космос и побуждал духовных лунных существ к деятельности в себе. То, что я вам рассказываю, было содержанием много изучавшейся в древнейших Мистериях человечества науки и мудрости». Посвященные знали, что этих лунных существ люди втягивают со вдохом ночью. Но поскольку тогда существовало сновидческое ясновидение, состояние, промежуточное между сном и бодрствованием, то, втягивая этих существ, посвященные умели в определенное время дня обретать господство над ними и использовать их для своих целей, для дальнейшего водительства человечества.
     Однако уже за 2­3 тысячелетия до Мистерии Голгофы эта процедура стала затруднительной. «Я бы сказал, посвященные Мистерий стали приходить во все большее замешательство, когда хотели воспользоваться силами лунных существ для водительства человечества. ... Когда, например, уже посвященный египто-халдейской эпохи подступал к лунному существу, чтобы дать ему поручение, сводившееся к тому, что это существо через вдох должно было то, либо другое отпечатать в человеческой душе, то такое существо часто как бы говорило посвященному: в течение дня мы больше не можем найти никакого приюта на Земле, мы находим кров, приют только во время ночи. -- Но давать лунным существам воздействовать на людей окольным путем, ночью, было исключительно опасно, ибо вело к автоматической деятельности. Тогда возникло бы то, что в известной терминологии можно обозначить черномагическим искусством. От него хорошие посвященные, естественно, держались как можно дальше». Тогда получаемое прежде во внутренних силах стали пытаться получать силой внешнего наблюдения, через астрологию.
     «Совсем иначе помогли себе посвященные египетского мира. Они стали искать пути и средства дать лунным существам на Земле приют. ... Раскрыть эту тайну, подвинуть лунных существ снова к нисхождению на Землю несмотря на то, что, согласно пра-древним законам мирового развития, они больше не были к этому предопределены, египетским жрецам удалось благодаря тому, что места захоронения они населили мумиями. Я говорил об этом в других лекциях с иной точки зрения. Сегодня я говорю с данной космическо-исторической точки зрения. Мумифицированный труп человека стал кровом для люциферически образованных лунных богов. Что в более древние времена естественным образом можно было наблюдать благодаря тому, что человек просто встречался с другим человеком и ясновидчески наблюдал его дыхание ... это нашло свои заменитель в тех местах, где духи, не находившие в течение дня нигде приюта в среде человечества и не могшие быть использованными для исторического земного свершения, эти духи неким образом погребались в мумифицированных людей, в мумии. Ибо мумии были местами обитания лунных существ. И когда египетский посвященный с полным пониманием стоял перед мумией, то по мумии он изучал то, что раньше изучалось вовне, в свежей жизни. Он смотрел определенным образом на то, что лунные боги совершали в жилищах, которые им подготовили люди. И таким способом посвященные осознавали то, что они затем через этих лунных богов могли на различнейших путях напечатлевать историческому становлению человечества».
     «В греко-римскую эпоху... вещи стали несколько иными. Тогда вообще прекратилось господствующее положение вдоха. Вдох сохранил свое значение, но он перестал преобладать. Вдох и выдох стали равнозначными процессами для человека. И греческие посвященные в своей работе обращали на это совершенно особое внимание». Греческое искусство порождено переживанием этого удивительного равновесия между вдохом и выдохом.
     «Греки не были предрасположены к тому, чтобы через вдох улавливать лунных существ. Им было свойственно через своих посвященных совсем по-особому приводить в действие тех существ, которые развивались в воздухе, наполовину летая, наполовину плавая, и которые особенно любили в состоянии равновесия качаться между вдохом и выдохом. И когда возвращаются в древние времена греческого развития, в которые инспирированным было то, что позже выступило в более внешней форме, когда возвращаются к тем временам, в которые из еще грандиозно-примитивных форм рождалось греческое изобразительное искусство, греческое трагическое искусство, а также греческая философия, то находят, что посвященные греческих Мистерий обладали даром совершенно по-особому использовать в целях водительства человечества тех существ, которые особенно любили укачиваться в равновесии между человеческим вдохом и выдохом. И, по сути говоря, искусства Аполлона и орфической мудрости не понять, если не знать, что они потому обладали столь особой одушевленностью, что их помощниками были элементарно-демонические существа, двигавшиеся в этом равновесии вдоха в выдоха. Струны лиры Аполлона звучали тем, что можно было наблюдать как танец тех существ, совершаемый между сферой Луны и Земли на равновесии между человеческим вдохом и выдохом, как танец, я бы сказал, на струнах космоса, которые ткутся через равновесие вдоха и выдоха. Подражанием, танцем демонов воздуха было то настроение, которое давали струны лиры Аполлона. Мы должны смотреть в духовный мир, если хотим сообщать о том, что выражалось во внешнем историческом мире. ...
     Скандирование, выработка древней рецитации, выработка гекзаметра покоится на том отношении, в котором ритмический человек, ритм дыхания стоит к ритму циркуляции крови. ... Как прийти к этому гекзаметру? Греческие посвященные занимались этим вопросом совсем конкретно.
     Когда мы вдыхаем, мы воспринимаем в себя колебания космоса и приспосабливаем их к нашему внутреннему человеку. Когда мы выдыхаем, то придаем ритму дыхания нечто от вибрации нашего пульса в циркуляции крови. Т. обр., мы можем сказать: в нашем вдохе пульсирует внешний мир, в нашем выдохе живет пульсация, находящаяся вне нашей собственной крови. Так что в эф. теле человека именно греческие посвященные, которые были обучены этим вещам, могли наблюдать, как вокруг человека в эф. и астр. теле встречаются космический ритм и ритм пульсации, как они переходят один в другой и демоны воздуха танцуют и качаются на них. Такое изучение проводил Гомер, доведя гекзаметр до его высшего расцвета, ибо он рожден из взаимосвязи человека с миром».
     В музеях можно встретить скульптурный портрет Гомера. Обратите внимание как он держит голову. Это осязающее слушание. Он внимательно слушает взаимодействие пульса космоса и человеческого эф. тела, где танцуют существа воздуха, где качается ритмично гекзаметр. И при этом ему не мешает обычный дневной свет, он сгустился для него таким образом, что он осязает его ушами. «Эта голова совершенно не смущена внешним светом. Эта голова целиком предалась Мистерии дыхания. Развить такое ощущение головы Гомера ... было бы куда разумнее, чем доказывать, будто бы Гомера не существовало».
     «В мумиях жили те элементарные духи, без которых посвященные на Земле вряд ли что могли бы поделать с человечеством в социальном отношении. Что было возможно в более древние времена: живущих в человеческом вдохе лунных духов сделать помощниками в духовном водительстве земным развитием, -- это было затем заменено в древнем Египте поселением элементарных духов в мумии.
     Сегодня мы находимся в противоположном положении. Египетские посвященные смотрели на прошлые времена, создав для них некий эрзац. Мы должны смотреть в будущее, куда придут люди, живущие вместе с духовным миром, люди, носящие импульсы морали в своем индивидуальном характере, как я это описал в моей «Философии свободы», где я изложил, как моральные импульсы рождаются в отдельном человеке и из отдельного человека могут действовать в мире. Люди смогут это делать в том случае, если свое дыхание образуют так, что выдыхаемый воздух будет напечатлевать внешней космической жизни отображения этой моральности, этих моральных настроений. Как со вдохом... эфирные формы космоса входили в человека и действовали поддерживающе на его органы, так должно то, что само образуется в человеке, что некоторым образом должно освобождаться как форма его внутренних органов благодаря тому, что он ведет интеллектуальную жизнь, так должно это отпечатлевать себя в выдохе как импульс, должно с выдыхаемым воздухом уходить во внешний космос.
     И когда однажды Земля распылится в мировом пространстве, то тогда должна будет остаться жизнь, образованная в космическом эфире благодаря тому, что моральные импульсы людей которые через моральные интуиции должны будут возникать во все большей мере, пошлют через выдыхаемый воздух свои образы в эфир. Тогда будет новая Земля, планета Юпитер, как она описана в моем «Очерке тайноведения», построенная из сгущенных форм, выдыхаемых людьми в будущее».
     В IV, V столетии по Р.Х. в земной мир пришли из других миров некие элементарные существа. По сравнению с теми лунными существами, что помогали, живя во вдохе или в мумиях, вести человечество в прошлом, эти элементарные существа должны быть названы земными существами. «Эти существа, которые однажды станут большими помощниками индивидуальных людей с их индивидуальными моральными импульсами, станут помощниками в построении новой земной планеты из моральных импульсов людей. Этих помощников мы можем назвать земными духами, элементарными земными духами, ибо они внутренне связаны с земной жизнью. Они ждут от земной жизни, что она станет достаточно активной, чтобы побудить их к деятельности по осуществлению будущего воплощения Земли». Эти существа были замечены в некоторых культовых отправлениях, содержащих в себе остатки старого ясновидения. «Особой тенденцией этих существ является их склонность помогать человеку становиться действительно индивидуальным, -- когда он имеет интенсивные моральные идеи, -- так образовывать весь его организм, чтобы моральные идеи в нем могли стать основой темперамента, характера, образования крови, чтобы можно было все моральные качества, моральные идеи брать из облика крови.
     Значительными помощниками эти элементарные существа могут стать именно для тех людей, которые все более и более приходят к индивидуальной свободе. Но большие препятствия встречают эти существа, колоссальные препятствия. ... Эти существа чувствуют себя особенно смущенными человеческой наследственностью. И когда суеверие человеческой наследственности действует особенно интенсивно, то это встает против всего внутреннего настроения и тенденций этих существ, которые очень страстны. Вы должны принять этот парадокс, ибо об этих существах следует говорить как о людях. Когда Ибсен выступил, например, со своими «Призраками», которыми закреплялось суеверие теории наследственности, тогда эти существа стали просто дикими. И если выразиться несколько образно, то можно сказать: эта всклокоченная голова Ибсена, этот особенный взгляд, эта запущенная борода, искаженные губы, все это сделали с Ибсеном эти существа, ибо они не могли его терпеть за то, что он, как действительно современный дух, затвердил суеверие наследственности».
     Эти существа хотя и не бывают столь бесприютны, как те, что обитали в мумиях, «...но, как заблудившиеся странники, они тычутся повсюду и везде находят состояния, которые им не подходят. Они чувствуют, как их повсюду отталкивают, особенно головы ученых. Сюда они даже и приближаться не хотят. ...им особенно противна вера во всесилие материи».
     Как египетские посвященные заботились о том, как привлечь лунных существ, так нам теперь необходимо подумать о том, как сделать Землю приветливой для этих существ. Хуже всего эти существа переносят механизмы, эту своего рода вторую, но бездуховную Землю. Механизмы заставляют их особенно страдать; а ночной выдох человека сегодня еще совершенно хаотический.
     «Эти существа, которые свой путь должны находить в выдохнутом воздухе, в углекислом воздухе, идущем из человека, находят себя повсюду блокированными тем, что интеллектуализм возводит в мире. И как бы ни противился этому современный человек, как бы он ни желал не иметь этого, у него против этого имеется лишь одно средство: стремиться к одухотворению того, что сам человек делает во внешнем мире. Но для этого современный человек должен быть сначала воспитан. Ему это трудно. Просто интеллигентный человек -- а современный человек ведь очень интеллигентен -- не знает ничего, поскольку одна интеллигентность не помогает знанию. Такой человек окружен машинами, в которых живут лишь отраженные мысли, и ему грозит опасность потерять себя, ничего не знать о себе. Он должен снова наполнить себя некой субстанциональностью. Что этот современный интеллектуальный человек должен себе выработать, чем он должен себя воспитать -- это внутренняя интеллектуальная моральность».
     Поясню сказанное примером. Современный человек весьма горд тем, что он обо всем может говорить. Только что появилась из печати (1921) переписка двух людей: Гершензона и Иванова, которые, находясь в доме отдыха под Москвой и живя в одной комнате, могли слушать только себя, поскольку оба чрезвычайно умны. Потому они писали друг другу письма, сидя по диагонали в небольшой квадратной комнате. В этих письмах не содержится абсолютно ничего. Все, о чем там говориться, это: да, мы стали очень умными, очень-очень умными. И можно изумиться, сколь глупы авторы в своей гордости, хотя они и умны в современном смысле слова. И таких примеров много. Подобные вещи симптоматичны в отношении прогнилости современной духовной жизни, и их нужно различать ясным взором. «В мыслительной жизни людей должна быть воспитана моральность».216 (4)

1880. "Только благодаря тому, что Я пребывает деятельно внутри человека, а не действует как груп­повое Я извне, возможны смех и плач". "Каждый раз, когда возникает смех, происходит расширение, вспучивание астр. тела через Я (подобно состоянию астр. тела во сне)".
     "В печали, которая выражается в слезах, Я чувствует себя в определенной дисгармонии с внешним ми­ром, которую оно стремится восстановить тем, что стягивает астр. тело в нем самом, как бы спрессовывает его силы. — Таков духовный процесс, лежащий в основе плача". "Мудрому известен такой факт: когда его Я настолько преодолено, что он не в себе ищет основания для смеха и плача, но находит их во внешнем мире, то он может плакать, смеясь, и смеяться, плача. ... Смех и плач можно назвать в высшем смысле физиогномией Божественного в человеке". У Гомера говорится об Андромахе, что она могла, смеясь, плакать! (Ил., 6п.).107(17)

218. "Гамлет в монологе "быть или не быть" говорит о стране, откуда ещe никто не возвращался, забыв о том, что совсем недавно он разговаривал со своим отцом, как раз вернувшимся из той страны. Казалось бы — противоречие. И их много у Шекспира. Интеллектуализм не допустил бы их. Ведь на основании их доказывается, будто "Гамлета" писало несколько авторов. Подобное же говорят и о Гомере. Но действительности присущи противоречия". 211(5)

232. "Ныне представляется невозможной чисто эстетическая культура". Прежде, в эпоху Гeте-Шиллера, "существовало то, что мы можем назвать эстетической совестью; это было тогда решающим вопросом жизни. Красота, вкус, художественное ощущение были тогда столь серьeзными и важными вопросами, как ныне политика и свобода. Искусство рассматривалось как нечто такое, чему надлежало играть решающую роль в приводном колесе культуры. Ныне это стало иначе". Толстой от искусства переходит к проповеди и социальному реформаторству.
     Рафаэль, Данте, даже Гомер — они выросли из своего времени, из жизни своей эпохи. Но так больше не было после смерти Гeте. Люди начинают, например, творить из одних только мыслей, вне связи с "духовной субстанцией своего времени". Вырастает пропасть между искусством и жизнью. Нашему времени стали чужды воззрения Шиллера, Гeте. 51(17,24)

     633. Если шекспировские персонажи взять в сверхчувственный мир, то они останутся там живыми. "В высшем мире они делают не то, что на физическом плане, но все же они живые; они там играют, но получается иная драма. А если вы возьмете с собой драму Гауптмана, то ее персонажи умрут. Они сделаются деревянными куклами. То же самое произойдет и с персонажами Ибсена. Даже Ифигения Гете не живет на астральном плане. Персонажи Шекспира там действуют и делают нечто в своем стиле, так что драмы Шекспира можно заново переписать, сохранив их почерк и стиль. Их можно перерабатывать (если их давать читать юношеству)... Так же можно поступать с Эврипидом. А Ифигения не живет постоянно на астральном плане. Здесь дело заключается кое в чем ином. Ее можно обстоятельно развивать. Образы Софокла, Эсхила, Прометей живут на астральном плане; то же самое — образы Гомера, фигура Одиссея. Римские поэты не живут. Французские, такие как Корнель, Расин, тают как роса, просто исчезают, и их больше нет. ... Ифигения Гете становится проблемой, а не живой фигурой. То же самое — Тассо. Шиллеровские образы, Текла, Валенштайн, если их рассмотреть на астральном плане, — это пакля, набитые соломой мешки. Нечто начинает жить в Дмитрии. Когда Шиллер переработал "Мальтийцев", драма стала живой. Чудовищно выглядят на астральном плане образы Орлеанской Девы и Марии Стюарт. Но этим ничего не говорится о действии этих драм на Физическом плане. Зато даже второстепенные фигуры Шекспира все еще живут, поскольку возникли из потребностей театра. А что имитирует действительность, то на астральном плане не живет. Живет идущее из эмоций, а не из интеллекта. Также простой (грубый) юмор тотчас же оживает на астральном плане; он не имитирует действительность". 300-б, с. 85-86

     34. "Кто примет в расчет чисто человеческое, тот сможет получить уверенность, что Гомер описывает только факты и что Гектор ходил по Трое так же, как и Ахилл и другие". 139(1)

     464. "Только тот человек вполне свободен, который может также производить мысли, ведущие к действиям. Способность создавать чисто мыслительные побуждения к действию я назвал в моей книге "Философия свободы" моральной фантазией. Только тот, кто обладает этой моральной фантазией, действительно свободен, т.к. человек должен действовать согласно сознательным побуждениям. Если он не может сам производить таковые, тогда он должен заимствовать их от внешних авторитетов или от говорящего в нем в форме голоса совести, обычая. Человек, который предается своим чувственным инстинктам, действует как животное; человек, который свои чувственные инстинкты подчиняет чужим мыслям, действует не свободно; только человек, сам создающий свои моральные цели, действует свободно. Моральная фантазия отсутствует в произведениях Ницше, но кто продумывает его мысли до конца, неизбежно должен прийти к этому понятию. Хотя дионисийский человек не является рабом обычая или "потусторонней воли", но он является рабом своих собственных инстинктов.
     Ницше направил свой взор на первоначальное, собственно личное в человеке. Он старался это собственно личное освободить из оболочки безличного, в которую его закутало враждебное действительности мировоззрение. Но он не пришел к различению ступеней жизни внутри самой личности. Поэтому он недооценил значение сознания для человеческой личности. "Сознательность является последним и позднейшим развитием органического, а следовательно, также менее всего готовым и самым слабым в нем. Из сознательности происходят бесчисленные ошибки, ведущие к тому, что животное, человек погибает прежде, чем это было бы необходимо "согласно судьбе" (Гомер). Если бы сохраняющая связь инстинктов не была настолько могущественна, если бы она не служила в целом регулятором, то от своих превратных суждений и фантазирования с открытыми глазами, от своей неосновательности и легковерности, короче, именно от своей сознательности человечество должно было бы погибнуть", — говорит Ницше ("Веселая наука", §11).
     С этим вполне можно согласиться; однако не менее истинно и то, что человек лишь постольку свободен, поскольку может создавать мыслительные побуждения для своих действий внутри сознания. ... Лишь тот, кто недостаточно понял Ницше, чтобы быть в состоянии выводить последние следствия из его мировоззрения, несмотря на то, что сам Ницше их не вывел, может видеть в нем человека, "нашедшего мужество разоблачать с определенным стилистическим наслаждением то, что может скрыто подстерегать в потаеннейших душевных основах грандиозного разрушающего типа..." (Людвиг Штейн, "Мировоззрение Фридриха Ницше и его опасности".) Уровень знаний немецкого профессора все еще не настолько высок, чтобы отделить великое личности от ее мелких ошибок. Иначе не дожили бы до того, что критика такого профессора направляется именно против этих мелких ошибок. Я думаю, что правдивое изображение обращается к великому в личности и исправляет ее мелкие ошибки или додумывает половинчатые мысли до конца". 5(29)

Гете и любовь

     536а. "Что для Гомера является его языческой верой в богов, для Клопштока — представлениями о Христианстве: тот элемент, который возносит их поэзию над обычным отображением повседневной действительности и пропитывает идеальным миром, делает одушевленной, — для Гете, в его понимании, это есть любовь в широчайшем смысле слова. ... Для Гете любовь есть не одно свойство его существа наравне с другими, но основная черта всего его поэтического творчества и мышления; она — его религия. Лишь поняв это, можно по достоинству оценить все его творения"...
     Говорят, что Гете страстно любил в своей жизни десять женщин. Но о фривольном, унижающем женщину понимании любви в случае Гете не может быть и речи. "Он ищет в женщине те стороны человеческого духа, которых недостает мужчине: естественную грацию, неистощимую свежесть и детскость. Это для него "божественное в женщине", "вечно-женственное", на что он взирает снизу вверх, полный почитания... забывая себя.
     Возлюбленная преображалась в его фантазии в существо мечты, которое затем свободно жило в его внутреннем, паря высоко над действительностью. Этой последней всегда не хватало, чтобы удовлетворить его колоссальный дух. Он стремился к углублению всех ощущений, к возбуждающим, захватывающим все человеческое существо переживаниям. Он должен был творить самого себя в том, где не хватало действительности. Любовные отношения должны были сначала принять облик поэтического вымысла, чтобы стало возможным вместить в груди счастье и страдание всего человечества. Поэзия и правда сплавлялись в нем в такие мгновения в единство; любовь вливала в него фактическое с поэтическим волшебством, он вживался в идеальную ситуацию, в поэтический сон, мечту и поэтическое творчество естественно возникало в его духе".
     "Любовь у Гете была истинно немецкой, пронизанная благороднейшим взглядом на ценность женского существа, не эгоистическая, что возникает из низших влечений". Д. 6, с. 9-10, 12

     600. "При эзотерическом обучении обостряется переживание темпераментов. Например, меланхолик от резкой до ненависти критики внешнего мира переходит к отвращению к себе. Флегматик, если его удает­ся привести к эзотерике — что нелегко, — более спокойно созерцает себя. Он не возмущается, подобно меланхолику, тем, что находит в себе, и поэтому его самонаблюдения идут глубже, чем самонаблюдение меланхолика, который постоянно задерживается ненавистью и злостью на самого себя". Сангвиник подхо­дит к эзотеризму часто благодаря тому, что всем интересуется, но быстро становится флегматиком. Он не любит вглядываться в себя. "Большинство тех, которые подходят к эзотеризму из мимолетного инте­реса и потом отходят, — именно сангвинические натуры".
     "Почти никогда или очень редко удается привести к эзотеризму холерика. ... его эф.тело особенно упруго и не поддается влиянию. ... Эф.тело меланхолика подобно мячу, из которого выпущен воздух: если на него нажать, то углубление остается долго; у холерика эф.тело подобно тугому мячу. Но если холерик все же становится эзотериком, то он может особенно глубоко и закономерно описывать историче­скую и причинную связь фактов. Например, исторические описания Тацита исходят от работы холериче­ского темперамента над эф.телом. Пластические описания Гомера происходят от сознательной эзотериче­ской работы над эф.телом холерического темперамента". 145(3)