Воплощение культуры 5-й эпохи

181. "В определенном отношении мы, вообще, могли бы сказать: Гамлет, учившийся в Виттенберге и определeнную духовную конституцию, полученную из этого обучения, увeзший к себе домой, Гамлет, каким его изображает Шекспир, может в определeнном смысле рассматриваться — конечно, всемирно-исторически — как ученик Фауста. В нeм мы находим нечто такое, что мы можем в более верном смысле назвать ученичeством у Фауста, чем то, что у самого Гeте мы встречаем как (фамулуса) ученика Фауста".
     В Виттенберге Гамлет может стать, как и Фауст, профессором. Но далее, смотрите, каким образом Гамлет приходит к своей задаче: ему является дух отца, т.е. он имеет дело с действительным духовным миром. Но он хорошо учился в Виттенберге и человеческий мозг может рассматривать как книгу. Гамлет — верный ученик интеллектуализма, но, с другой стороны, связан с духом. Оба импульса действуют в его душе. Но всe это дано поэтически, и для комментаторов остаeтся широкое поле для суждений. Пытаются умно понять "Гамлета". Имеет ли там явление духа объективное значение или это лишь образ? И почему духа видит один Гамлет?
     Для Кальдерона реальность духа была совершенно достоверной. Иное — для Шекспира. Он живeт в иную эпоху и уже не может столь резко проводить границу между объективным и субъективным духом. Вопрос об объективности одного и субъективности другого прекращается в тот момент, когда познают объективность человеческого внутреннего мира и субъктивность внешнего мира. Но именно в этой полной жизни рассеянности удерживает Шекспир изображаемое им в "Гамлете", а также, например, в "Макбете". Мы видим, что поэзия Шекспира выступает на переходе от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе".
     "Интересно, например, посмотреть, как среди шекспировских произведений Гамлет — чистейшее явление личности — выражает в монологах всю сумеречность переходного времени. Если хотят понять Гамлета с точки зрения XVII-XVIII столетия, то должны спросить: где жизненные и мировые загадки волнуются в душе Гамлета? — Указывается на Виттенберг, на то место, откуда приходит и Фауст. К подобным же вопросам приходят, рассматривая "Макбета"; но в "Лире" уже встаeт человеческое. Здесь вопросы уже не удаляются от сферы земного к духовному, здесь они возвращаются в человека, делаются его субъективным состоянием, но одновременно делают его безумным". Шекспир пытается изобразить, что именно из подсознательных мятежных народных сил ведeт к интеллектуальной ясности, особенно активно возраставшей с эпохи Елизаветы именно в том углу цивилизованного мира. За драмами Шекспира следует эпоха интеллектуализма.
     Интеллектуалистической эпохе предшествуют старые силы рыцарей и королей, как это изображено Гeте в "Геце фон Берлихенгене", когда были нужнее руки, чeм голова. Гeте здесь "...выступает как духовный революционер. Он отрицает дух, как французская революция отрицала политику". Он восстаeт против того, что идeт на смену миру Геца, — против интеллектуализма, который, например, выражает Вольтер. Вольтер называл Шекспира пьяным дикарeм. Всe это необходимо принять во внимание, чтобы понять характер перехода от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе.
     Эпоху интеллектуализма остро переживает Шиллер. И хотя он не видит духов, но во Франце Мооре ("Разбойники") действительно изображает сам ариманический принцип. "Ему противостоит люциферический принцип в Карле Мооре. Во Франце Мооре мы видим представителя того, против чего протестовал сам Шиллер. Вновь это тот же мир, против которого выступил Гeте в "Геце фон Берлихингене", только Шиллер поступает по-другому, как это позже было выражено в "Коварстве и любви".
     Так видим мы в Средней Европе такие умы, как Гeте и Шиллер, которые пишут иначе, чем Шекспир. Они не позволяют происходящему просто переходить в то, что затем может остаться, но изображают то, что тогда было, однако, по их мнению, должно было принять совсем другое развитие. Таким образом, чего они хотели, — не было, а против того, что имелось на физическом плане, они восставали в своей духовной революции. ... Если всe это попробовать как-то выразить графически, то можно нарисовать примерно следующее:

у Шекспира образ таков, что действие протекает по-земному (синее), а то, что он берет из прошлого, в этом продолжает действовать духовное, и оно действует далее (красное) и переходит в современность, где образуются факты всемирно-исторического движения.
     У Гeте и Шиллера мы находим их предчувствие древнего времени (красное), когда ещe было могущественно духовное 4-й послеатлантической эпохи, и это они просто ввели в свои интуиции, в свою духовность, в то время как происходившее на земле (синее), они постигали в борьбе".
     "Теперь взглянем на Восток, на Восток Европы. Туда мы должны смотреть иным образом. Кто описывает лишь внешние факты и совершенно не понимает того, что жило в душах Гeте, Шиллера и, естественно, многих других, тот хотя и может описывать внешние факты, но не то, что разыгрывается из духовных миров, которые существуют всегда, но существуют в головах людей. Во Франции на политической почве, на физическом плане разыгрывается революционная борьба. В Германии это не проникает до физического плана, но через человеческие души приходит к тому, что трепещет в этих душах. Но всe это рассмотрение нельзя распространить на восток, поскольку там всe обстоит по-другому. И понять это можно, лишь подойдя к изучению вопроса антропософски. Ибо на Востоке жившее в душах Гeте и Шиллера, хотя и жило также и на земле, волновалось через земные души, но при этом пребывало в высших мирах и к своему выражению на земле не приходило.
     Если разыгрывавшиеся между духом Гeте и Шиллера в физическом мире вы захотите исследовать в его следовании в Россию, то вы должны будете описать это так, как описывались войны во времена Атиллы, когда рассказывали о том, что разыгрывалось над головами людей в воздушном пространстве, где духи вели борьбу между собой.
     Что выступило в Средней Европе через Гeте и Шиллера — у Шиллера, когда он писал "Разбойников", у Гeте, когда он писал "Геца фон Берлихенгена", — на Востоке вы это найдeте как духовный факт, как развeртывающийся над физическим миром в духовном мире факт. Если вы захотите найти поступки, образующие параллель таким произведениям, как "Разбойники" и "Гец", то должны искать их у духов в сверхчувственном мире; вы не сможете найти их на физическом плане. Таким образом, на Востоке это обстоит так:

подобно облакам, развeртывающимся над физическим планом, получаем мы понятие о том, что здесь имеет место, а внизу, совершенно не затронутое этим, разыгрывается происходящее на физическом плане.
     И можно сказать: известно, как держался и как мог держаться западный человек, ставший учеником Фауста, поскольку существует Гамлет. Русского Гамлета быть не может. А может быть, всe-таки может? — Да, перед духовным взором его можно иметь, если представить себе, что в то время, как Фауст учил в Виттенберге — я имею в виду гeтевского Фауста, а не исторический факт, но который столь же достоверен, как историческое изложение, — Гамлет слушал его и записывал всe, также и то, что говорил ему дух, что в Дании есть подлецы и т.д., т.е. всe, в чeм нуждается книга мозга — подумайте еще о том, что сделал Шекспир из того, что дал Сакс Грамматикус* , где всe обстоит иначе и где нет никакой исходной точки для того, чтобы Шекспир действительно создал ученика Фауста, — если представить себе, что здесь ещe имеется ангельское существо, принадлежащее ко всему этому. Итак, в то время, как Гамлет сидел на школьной скамье, а Фауст стоял на кафедре, среди них находился Ангел, относящийся к ним; он-то и улетел затем на Восток. Там, на Востоке, он, со своей стороны, развил иное, что явилось параллелью тому, что в поступках Гамлета могло разыграться на Западе.
     Я не думаю, что можно действительно проницательно понять величайший перелом, произошедший при переходе от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе, если наблюдать лишь внешние факты".210(11)

_______________________________
     * Датский летописец, умер в 1204 г.

209. Ницше родился в 1843 г., Шопенгауэр умер в 1860г., когда Ницше было 17 лет. "Существовала реальная связь, исходившая от души Шопенгауэра в духовном мире и входившая в душу Ницше. Каждую строку у Шопенгауэра Ницше прочитал так, что в него входил этот импульс из духовного мира. Ибо Шопенгауэр ушeл наверх, в духовный мир в 1860 г., когда там свирепствовала война. Чего хотел Шопенгауэр? Он хотел под влиянием этой войны дать дальнейший ход не столько своим сочинениям, сколько своим мыслям. Ницше действительно продолжил мысль Шопенгауэра, но сделал это исключительным образом. Шопенгауэр, пройдя врата смерти, видел: там, внизу он оставил свои сочинения в эпоху надвигающихся духов тьмы; но их ещe не было там. Свои мысли хотел он продолжить, импульсы, возникающие из них. ... и он образовал в душе Ницше импульс продлить его мысли. Что тогда из духовного мира вошло в душу Ницше, контрастировало с тем, что на физическом плане происходило в личном окружении Вагнера. ...
     Затем пришeл год 1879-й. Война, происходившая в духовном царстве, перешла вниз после низвержения духов тьмы. В 1883 г. в духовный мир перешeл Вагнер. Ницше, благодаря своей карме, о которой я сейчас говорю как об образующей его конкретное отношение к духовному миру, оказался в опасном положении. Возникла опасность, что духи тьмы поведут его по совсем плохому пути. Шопенгауэр имел, я бы сказал, трансцендентно-эгоистические основания. Как душа, он стоял в духовном мире и инспирировал Ницше так, чтобы тот продолжал его мысли. Это было продолжавшееся после смерти трансцендентно-эгоистическое основание. Эгоистическое не обязательно всегда должно быть злым. Но когда Вагнер вошeл в духовный мир, то духи тьмы были уже внизу. Он вошeл как бы совсем в иную атмосферу. Он стал —это надо сказать, ибо это истина, — он стал в неэгоистическом смысле руководителем Ницше из духовного мира. Он не понуждал Ницше продолжать его (Вагнера) мысли, но помог ему войти в фарватер, подходивший именно ему, Ницше; он сделал нечто благотворное для Ницше, вызвав в нeм в нужный момент духовное помрачение; этим он уберeг его от сознательного вступления в опасные сферы. ... неэгоистическим образом душа Рихарда Вагнера действовала на душу Ницше из более чистых сфер, чем те, где прежде действовала душа Шопенгауэра, пребывавшая внутри борьбы духов тьмы с Духами Света в духовных мирах. Чего действительно хотел Вагнер для Ницше — это как можно лучше уберечь его в его карме от пришедших на Землю духов тьмы.
     И Ницше был основательно убережен от духов тьмы. Ибо, кто даст воздействовать на себя соответственным образом последним сочинениям Ницше, тот найдeт в них большие мысли и именно — когда отделается от сильных сопротивлений". 178(6)

214. "Одно дело — говорить с остающимися учениками о бессмертии в свой смертный час... и совсем другое дело — после этих слов перейти к обычным дневным занятиям... На нас должны действовать, главным образом, не слова Сократа, а сама ситуация". Здесь важно само дело, чтобы привести души к вере в то, о чeм они не могут иметь знания. "Мы только тогда поймeм западную культуру, если поймeм, что в этом смысле она была в течение столетий, в течение тысячелетий сократовской культурой".
     Вспомним при этом Арджуну, который сомневается в самом существовании чувственного мира. 146(1)

614. "С VIII столетия до Р.Х. до XV столетия по Р.Х. греко-латинский элемент стал постепенно господствующим в мире: сначала как Римская империя, затем как Римское папство, достигшее вершины своего господства именно в XIII веке и в начале XIV столетия; это в то же время является уже началом 5-ой послеатлантической эпохи; это также есть начало крушения римско-папского господства. В этом времени берут начало импульсы, под влиянием которых стоят трагические события наших дней. И, по сути говоря, никому не понять происходящего сегодня, если не рассмотреть вещи в больших взаимосвязях ... не увидеть импульсы, подготовлявшиеся давно и ныне нашедшие способ впервые излиться. ...Вспомним, что у южных, итало-испанских народов в том, что они вырабатывали как государство, представлено последействие 3-й послеатлантической эпохи с включением, разумеется, всего наследия 4-ой послеатлантической эпохи. Вам нужно только исследовать всю структуру итало-испанского развития, каким оно явило себя на повороте от 4-ой к 5-ой послеатлантической эпохе, чтобы увидеть, как там коренится то, что было правомерным и современным для 3-ей, египто-халдейской эпохи. Именно в роде и образе того, что исходит из Рима и Испании, заявляет о себе заимствованный египто-халдейский культ как религия. ... Этот культово-иерархический церковный элемент, в который преобразовалось римство, устремившееся в Европу в виде романского католицизма, является импульсом, который последействует как отставший импульс через всю 5-ю послеатлантическую эпоху, в особенности через еe первую треть. Вы могли бы даже высчитать, сколь долго это будет длиться. Вы ведь знаете, что послеатлантические эпохи длятся примерно по 2160 лет, 1/3 составляет 720 лет. Так что начиная с 1415 г. до 2135 г. будет длиться действие иерархического романизма. ...
     До XIII столетия его действие было ещe правомерным, поскольку тогда была 4-я эпоха; но затем всe изменилось и приняло вид отставшего импульса. И он стал искать путей для своего распространения. Распространялся он, конечно, значительно. Ведь мы видим, что возникающие постепенно в новое время государственные образования пронизываются этим романским католицизмом. Мы видим, как вызревающее английское государство в начале 5-ой послеатлантической эпохи сначала целиком оказывается добычей романо-иерархо-культового элемента. Если мы хотим охарактеризовать, что же, собственно, здесь живeт, то мы должны сказать: существует стремление Рима этим иерархическим церковным элементом пропитать, целиком пронизать всю культуру Европы вплоть до того вала, который он сам себе создал на востоке Европы. Но примечательно, как такое стремление, будучи отсталым импульсом, принимает внешний характер. У него больше нет сил развивать внутреннюю интенсивность, поэтому он принимает внешний характер. ... Сила романского церковного элемента идeт вширь, но христианское настроение в исходной точке излучения подтачивает себя. Это можно показать вплоть до частностей, и это значительная истина: явление уничтожает само себя в своей исходной точке".
     "Если попытаться найти определение того, что французский государственный элемент вносит в 5-ю послеатлантическую эпоху, то можно будет сказать: это универсально-дипломатический элемент. ... Не случайно до сего времени французский язык принят как дипломатический. И вплоть до мелких подробностей освещается каждый исторический штрих, если найти, как из Рима и Испании излучается универсально-теократическое, а из Парижа — универсально-дипломатическое. ... Также и французский элемент подточен с момента своего возникновения. ... Рассмотрите, каким образом старые импульсы пересаживаются в политико-дипломатическое, как большие французские государственные мужи — Ришелье, Мазарини и т.д. — торжественно инагурируют мировую политику. ... Как результат изначальной подточенности встаeт революционное возмущение народа и ведeт к прямой противоположности того, что как раз подходит французскому государству: королевства.
     Испано-итальянский элемент не имеет такого параллельного явления, как революции. ... Но можно сказать: именно в революции проявляется, как контрастно действует во французском элементе забота о европейской дипломатии и беззаботность в отношении собственной страны (аналогично: сила римского католицизма в Европе и слабость самой Италии)". Желая играть роль в мире, Франция развивала свой флот. Но революционные события разрушили всe. "И когда французский элемент от республиканских времeн вновь вернулся к тому, что ему подходит — к цезаризму в лице Наполеона, — то именно в лице Наполеона развивается значительная оппозиция третьей стороне... Англии. ... Противоположность Франции и Англии подготовлялась давно, но именно в лице Наполеона она приняла иной характер по сравнению с прошлым". Наполеону не хватало чего-то в том наследии, которое пришло от революции. И это была морская сила. Имей он еe, он не потерпел бы поражения от англичан на море, и вся история пошла бы по-иному.
     "Английскому элементу соответствует коммерц-индустриальное, в котором человеческая душа целиком изживает себя на материальном физическом плане. Здесь мы должны отметить значительные различия: с претензией на мировое господство папство могло выступить, только имея на то определeнное основание. Видите ли, вот 4-ая послеатлантическая эпоха (это рисуется); теперь появляется первый член А 5-ой послеатлантической эпохи — папско-иерархический элемент. Он стремится к некоторого рода универсальной монархии на том основании, что является в некотором роде продолжением римского универсального государства. Б — культура души рассудочной. Она также стремится к чему-то универсальному; но ее универсальное имеет сильно идеальный характер, и важнейшее в распространении французского элемента есть не завоевание, которое выступает лишь как сопутствующее явление, а пронизание мира политическим духом, политически-дипломатическим мышлением и чувством, тем дипломатически-политическим мышлением, которое живeт не только во французской дипломатии и политике, но также в литературе и даже в остальных частях французского искусства. Если же хотят говорить об универсальной монархии и т.п., то это всe же лишь разговоры о некоего рода универсальном сне (мечте). И марширование на острие цивилизации как раз и выражает очень точно этот сон.
     Когда же мы приходим к В, то это созвучно всей 5-ой послеатлантической эпохе. ... Поэтому британский элемент рождает претензию на универсально-коммерчески-индустриальное господство. ... Подобные вещи следует признать как заложенные в мировой карме. И то, о чeм люди могут говорить и думать в данной связи, — это только о раскрытии духовных сил, стоящих за всем этим. Поэтому не следует надеяться, что британская политика станет моральной и из-за каких-либо особых соображений откажется от претензии заполучить мир в свои руки на индустриально-коммерческой основе. Поэтому нечего удивляться, что видящие эти вещи основывают общества, стремящиеся к осуществлению только одного; и к осуществлению с помощью средств духовных. И здесь мы встречаемся с началом недозволенной игры. Ибо, само собой разумеется, оккультные законы, оккультные средства, оккультные импульсы не должны использоваться как приводы именно в 5-ю послеатлантическую культуру, которая должна быть чисто материальной культурой. ... Но стремятся основать мировое господство с помощью импульсов оккультизма, импульсов, лежащих в мире сокровенного и способствующих культуре. Оккультными средствами работают не для оздоровления всего человечества, а для оздоровления группы. Теперь соедините эту обзорную точку зрения, которую я вам дал исходя из углублeнного познания, с событиями повседневности, и многое вы поймeте основательно". 174(20)

1373. "Особенность французского народного характера состоит в том, что он пытается все систематизировать, в том числе чувство и искусство. Нечто математическое присуще всей этой культуре".
     "...большой, значительный скептик ("сомневатель") Монтень, который сомнение сделал содержанием здорового истинно человеческого чувства". 64 с.295, 369

Нации и культура

1509."Ибо, если обратиться к тому, что представляет собой сегодня — я прошу обратить на это внимание: сегодня! — русское душевное и вообще народное своеобразие, то можно сказать: в России — да простят мне русские, но это истина — головной человек чувствует себя как дома ... Они (русские), может быть, скажут: в России человек сердца чувствует себя как дома, а головной как раз отступает назад. Но это можно утверждать только в том случае, если вы не достаточно точно изучали Духовную науку. Ибо русская головная культура потому до некоторой степени кажется культурой сердца, что, выражаясь тривиально, русский имеет сердце в голове, т. е. сердце действует так сильно, что своей деятельностью охватывает также и голову, что оно пересекает всю интеллегенцию, что оно пронизывает все. Действие сердца на голову, на понятия, на идеи придает определенную конфигурацию всей восточноевропейской культуре".
     "Пусть на меня не обижаются среднеевропеицы, но дело здесь обстоит так: существенным у них является то — и это характеризует всю среднеевропейскую культуру, — что их голова постоянно проваливается в грудь, а нижняя часть тела, или конечности, постоянно надвигается на сердце. ... он потому так неуверен, что и с одной, и с другой стороны не находит опоры".
     "Теперь пусть на меня не обижаются западноевропейцы, ибо — как вы уже можете догадаться — их культура является культурой нижней телесности, мускульной культурой, т. к. ее особенность состоит в том, что все, исходящее из культуры мускулов — это относится к народам в целом, а не к отдельным людям, — сильно действует также и в голове, поэтому здесь имеет место инстинктивная интеллигенция, поэтому здесь возникла культура мускулов в смысле современной жизни, спорт и т. д.".
     "У русских дело обстоит так, что у них сердце воскуряется в голову, у англоязычных народов нижняя часть тела воскуряется в голову, но при этом голова, в свою очередь, действует на нижнюю часть тела и управляет ею. Очень важно эти вещи иметь в виду. Но нет нужды всегда высказывать их столь радикальным образом, как мы это делаем между собой". 186(10)

III. ИСКУССТВО*

     538. "Великие импульсы культуры (превосходящие сферу действия Духов Времени) исходят от Духов Движения, прошедших правильное развитие". Например, буддизм был инспирирован Духом Движения, пребывающим на Меркурии (отсюда понятие: Будда = Меркурий), в другое время действовали Духи Движения с других планет. 136 (9)

____________________________________
* Теме искусства в Антропософии посвящена целая серия циклов лекций Р. Штайнера. Но все они не столько поясняют смысл, значение искусства, сколько-либо дают импульсы к развитию совсем новых искусств, таких , как эвритмия, рецитация, — либо служат обновлению традиционных: живописи, пластики, архитектуры, музыки. Эти ле­кции представляют собой учебные пособия в прямом смысле слова, поэтому делать из них отдельные выписки не имеет никакого смысла. Материалы, представленные в этой главе, взяты не из специальных лекций по искусству и имеют целью помочь читателю выработать свой взгляд на искусство, исходя из духовнонаучных оснований. Сказанное т.обр. об искусстве можно было бы повторить и в отношении тем "Наука" и "Педагогика" (Прим.сост.).

     539. "Все искусство, поскольку оно не пронизано Духовной наукой, — люциферично; и вся наука, не пронизанная Духовной наукой, — ариманична". 157 (12)

     743. Николай Кузанский (1401-1464). "Когда мы его читаем — с ним можно делать больше, чем читать, — то уже через одно чтение становится видно, как глубоко в нем спиритуальные воззрения связаны в нем с внешним знанием природы, особенно там, где это облечено в математические формы. ... Из исторической скромности назвал он свой труд "Ученое невежество". ... Ибо это — сверхученость. Николай Кузанский был позже воплощен как Николай Коперник". 126 (5)

     1263. "Выступили Гус, Виклиф и др. — личности, в которых ярче всего излучалась сущность души соз­нательной, которые обладали душевной настроенностью, связывавшей их с силами Михаэля столь крепко, как это должно наступить для других лишь через столетия. Следуя призыву Михаэля в своем сердце, они проявляли зрелость души сознательной, возносясь к постижению глубоких религиозных тайн. Они чувствова­ли, что интеллектуальность, подымавшаяся вместе с душой сознательной, должна быть способна включить в область своих идей то, что в древние времена достигалось через имагинацию. ... Глубоко заглядываешь в характерное того времени, рассматривая кардинала Николая Кузанского. Его личность — как бы веха вре­мени. ... Это та личность, которая в собственной душевной жизни, ощущая нарушение Михаэлем космическо­го равновесия, интуитивно хотела как можно больше способствовать тому, чтобы это нарушение направ­лялось на благо человечества".
     "Истинное розенкрейцерство, безусловно, лежит на линии действия миссии Михаэля. Оно помогало на Зе­мле осуществлению того, что Михаэль как свою духовную работу хотел подготовить для позднейшей эпохи". "В начинающейся эпохе души сознательной эмансипированная в человеке интеллектуальность хочет исследовать истины верований и культа. Благодаря этому должна поколебаться человеческая душевная жизнь. Сущностное, которое раньше переживалось душевно, хотят доказать логически. Содержание культа, которое должно было постигаться в имагинациях, хотят понять логическим умозаключением и даже оформить его согласно послед­нему.
     Все это связано с тем, что Михаэль при всех обстоятельствах хочет избежать всякого соприкосновения с современным земным миром, в который человек должен вступить. Но тем не менее, Михаэль должен и далее направлять в человеке космическую интеллигенцию, которой он управлял в прошлом. Поэто­му, благодаря силам Михаэля, возникает необходимость для поступательного развития Вселенной нарушить космическое равновесие.
     Миссия Михаэля облегчается тем, что некоторые лица — истинные розенкрейцеры — так устраивают свою внешнюю земную жизнь, что она ничем не воздействует на их внутреннюю душевную жизнь. Поэтому в своем внутреннем они могут образовывать силы, которыми они в духовном действуют совместно с Михаэлем, не подвергая Его опасности запутаться в современном земном свершении, на что Он никак не мог бы пойти".
     "Вплоть до XIX в. лучшие люди в различных областях европейской духовной жизни всячески развивали идеи — исторические, естественнонаучные, философские, мистические, — являющие собой стремление найти человека в том, что является ставшим интеллектуалистическим мировоззрением.
     Ренессанс, духовное возрождение, гуманизм торопятся, даже рвутся к духовности в том направлении, в каком ее не найти, а в том направлении, где ее надо было искать, там царят бессилие, иллюзия, оглушенность. При этом повсюду в искусстве, в познании силы Михаэля прорываются в человека, но еще не в оживающие силы души сознательной. Возникает шатание духовной жизни. Михаэль обращает все силы в космическом развитии назад, дабы ему достало власти удержать в равновесии под ногами дракона. И как раз при этом напряжении сил Михаэля возникают великие творении Ренессанса. Но они — лишь обновление через Миха­эля того, что присуще душе рассудочной, или душе характера, а не действие новых душевных сил.
     Можно видеть Михаэля, исполненного заботы: в состоянии ли он длительно побеждать дракона? ... Миха­эль видит, как наблюдается природа и как из того, что называют "законом природы", хотят создать образ человека. Он видит, как представляют себе: данное свойство животного становится все совершеннее, та или иная связь органов становится гармоничнее и якобы благодаря этому "возникает" человек. Но перед духовным взором Михаэля человека не возникает, ибо то, что мыслится в усовершенствовании, в гармониза­ции, именно только мыслится; никто не может видеть, что это также и осуществляется в действительности, ибо такого нигде не происходит. ... Сила души сознательной действенна в теле, но она еще не хочет войти в душу, — так приблизительно слышится инспирация, произносимая в тревожной заботе Михаэлем. Не придаст ли сила иллюзии в человеке такую мощь дракону, что Михаэлю, станет невозможно удержать равновесие?
     Другие личности с более внутренне-художественной силой стараются почувствовать единство природы и человека. Мощно звучат слова Гете, когда он в прекрасной книге характеризует деятельность Винкельмана: "Когда здоровая природа человека действует как целое, когда он чувствует себя в мире как в великом, прекрасном, достойном и ценном целом, когда гармоническое удовольствие дает ему чистый, свободный восторг, — тогда Вселенная, если бы она смогла ощущать саму себя как достигшую цели, возликовала бы и восхитилась вершиной своего собственного становления и сущности". В этих словах Гете звучит то, что огненной духовностью зажигало Лессинга, что одушевляло в Гердере его широкий взгляд на мир. И все соб­ственное творчество Гете есть как бы всестороннее откровение этих его слов. Шиллер в "Эстетических письмах" изобразил идеального человека, который так, как это звучит в словах Гете, несет в себе Вселенную и осуществляет это в социальном единении с другими людьми. Но откуда берет начало этот образ человека? Он светит как утреннее Солнце над весенней землей. Но в человеческое ощущение он попал из наблюдений над человеком Греции. Люди берегли его сильным внутренним импульсом Михаэля; но оформить этот импульс они могли, лишь погружаясь взглядом души в прошлое. Желая пережить человека, Гете ведь ощущал сильнейшие конфликты с душой сознательной. Он искал его в философии Спинозы: во время итальян­ского путешествия, заглянув в греческую сущность, он, как ему казалось, по-настоящему почуял его. И от души сознательной, устремившейся к Спинозе, он все-таки, в конце-концов, поспешил к уже гаснувшей душе рассудочной, или характера (наследие Греции). Он смог лишь безгранично много перенести от души рассудочной в душу сознательную в своем широком воззрении на природу.
     Михаэль смотрит серьезно и на это искание человека. Правда, в человеческое духовное развитие входит то, что ему соответствует; это тот человек, который некогда созерцал сущностно-разумное, когда оно еще из космоса управлялось Михаэлем. Но если бы этим не завладела одухотворенная сила души сознатель­ной, оно должно было бы под конец выпасть из сферы действия Михаэля и подпасть силе Люцифера. Возмож­ность для Люцифера одержать верх при колебании космически-духовного равновесия составляет другую тре­вожную заботу в жизни Михаэля. Подготовление Михаэлем к концу XIX века своей миссии протекает космчески трагично. Внизу, на Земле, часто господствует полное удовлетворение тем, как действует (существующий) образ природы; в области, где действует Михаэль, царит трагизм по поводу препятствий, мешающих (людям) проникнуться (истинным) образом человека. Раньше в сиянии Солнца, в блеске утренней зари, в мерцании звезд жила строгая одухотворенная любовь Михаэля; теперь эта любовь более всего окрашена великим страданием от созерцания человечества. Положение Михаэля в космосе стало трагически трудным, но в то же время и требовавшим разрешения как раз в отрезке времени, предшествовавшем его земной миссии. Люди могли удержать интеллигенцию лишь в области тела, а в нем — лишь в области внешних чувств. Поэтому, с одной стороны, они не понимали ничего, кроме того, что им го­ворили внешние чувства: природа стала полем чувственного откровения; но это откровение мыслилось совер­шенно материально. В формах природы уже не воспринимали больше творения Божественно-духовного, а неч­то лишенное духа, о чем все же утверждают, что оно порождает духовное, в котором живет человек. С дру­гой стороны, люди хотели воспринимать из мира духа лишь то, о чем говорили исторические свидетельства. Созерцание духом прошлого запрещалось столь же решительно, как и созерцание настоящего.
     В душе человека жило еще только то, что шло из области современного, куда не вступает Михаэль. Че­ловек был рад стоять на "твердой" почве. И он думал, что обладает ею, поскольку в природе ничего не ис­кал теми мыслями, в которых боялся произвола фантазии. Однако Михаэлю это не доставляло никакой радо­сти; он должен был по ту сторону человека, в своей собственной области вести борьбу против Люцифера и Аримана. Это создавало большую, полную трагизма, трудность, ибо Люцифер тем легче подходит к челове­ку, чем больше Михаэль, который тоже охраняет прошлое, должен держаться вдали от человека. Итак, в ду­ховном мире, непосредственно граничащем с Землей, разыгралась жестокая битва Михаэля с Ариманом и Лю­цифером за человека, который в это время на Земле сам душевно действовал против целительного в своем развитии.
     Все это, конечно, имеет значение для духовной жизни Европы и Америки; о жизни Азии нужно было бы говорить иначе".
     "Миссия Михаэля такова, что она в космическом становлении человечества повторяется в ритмической последовательности. В своем благотворном действии на земное человечество она неоднократно повторялась перед Мистерией Голгофы. Тогда она была связана со всем тем, что внеземная еще сила Христа действенно должна была явить в откровении Земле для развития человечества. После Мистерии Голгофы она служит тому, что должно произойти через Христа в земном человечестве. В своих повторениях она выступает в из­мененной и развивающейся дальше форме, но именно в повторениях.
     В противоположность этому Мистерия Голгофы есть всеобъемлющее космическое событие, совершившееся лишь однажды в ходе всего космического развития человечества". 26(131-139)