Фауст
Все душевное настроение людей, человеческие способности и вопросы столетий, предшествовавших эпохе Фауста, имели совсем другой вид, чем в душах современных людей, в душах современной эпохи человечества. И в своем "Фаусте" Гёте воплотил образ, показал личность, которая действительно еще смотрит в прошлое, в душевное настроение людей более ранних, давно протекших столетий, и которая вместе с тем смотрит в будущее, на задачи современности, на задачи будущего.
Но когда Фауст оглядывается на то, что предшествует его эпохе, он может в сущности видеть только обломки прошлой культуры. Мы должны всегда иметь в виду прежде всего Фауста XVI столетия, который был исторической фигурой, перешедшей затем в народную легенду. Этот Фауст жил еще в представлениях древних наук, которые он себе усвоил, жил в магии, алхимии и в мистике, которые были мудростью также эпохи, предшествующей христианству, но ко времени, когда жил Фауст, исторический Фауст XVI столетия, пришли в сильный упадок. То, что люди, среди которых жил Фауст, считали алхимией, магией, мистикой, представляло уже полную путаницу, это была смесь, основанная на традициях, на преемственности из прошлого, понимание которых было однако утрачено. Мудрости, которая жила во всем этом, больше не знали. Сохранились некоторые верные формулы прошлого, некоторые правильные воззрения прошлого, но их плохо теперь понимали. Итак, в эпоху упадка в духовной жизни был в этом смысле поставлен исторический Фауст. И Гёте беспрестанно смешивает то, что переживал исторический Фауст, с тем, что он сам создал как Фауста XVIII века, Фауста XIX века и даже Фауста многих еще предстоящих веков. Поэтому мы видим, что гётевский Фауст обращается к магии прошлого, к мудрости прошлого, к мистике, которая не занималась химией в современном смысле, материалистическом, которая с помощью различных действий над природой хотела войти в связь с духовным миром, но не имела уже знаний, необходимых, чтобы правильно, в прежнем смысле, войти в связь с духовным миром.
Когда мы касаемся этого вопроса, то мы касаемся непосредственно глубочайших тайн человечества, поскольку они ведут именно к тому, что мы не можем исцелить болезни, если не умеем в то же время их вызвать. Мы сейчас услышим, как в древней мудрости господствовало положение, что врачебное искусство древности мыслилось в связи с глубоко моральным восприятием мира. Но мы сейчас также увидим, как мало в те древние времена могло бы проявляться то, что называют теперь свободой человеческого развития, которая, собственно, только в нашем пятом, следующем за греко-римским периоде, стала целью человеческих устремлений. Мы увидим, какой она должна была бы быть, если бы сохранилась древняя мудрость. Но эта мудрость должна была угаснуть во всех областях, для того, чтобы человек, так сказать, начал все с самого начала, но при этом мог бы в познании и действии стремиться также к свободе. Он не мог бы этого под действием древней мудрости. В такие переходные эпохи, как та, в которую жил Фауст, старое находится в упадке — новое еще не наступило.
Гёте применяет этот метод постоянного указания вновь и вновь на истину происходящего. Гёте искал познания перехода старого времени в новое, в котором жил он сам — четвертого послеатлантического периода в пятый послеатлантический период; граница лежит в XIV, XV, XVI веках. Кто живет в современном мышлении, тот не может, если не пройдет специального штудиума, составить себе правильное представление о духовном развитии прошлых столетий, как я сказал уже об этом прежде. И во времена Фауста оставались еще только обломки прошлого. В настоящее время мы часто видим, что люди не хотят подойти к новому духовному исследованию, к которому мы стремимся, но хотят вновь подогреть древнюю мудрость. Иной думает, что если он подогреет в себе то, чем обладали древние, то он придет к более глубокой, к магически-мистической мудрости о природе!
GA_273 |
