Личные кабинеты пользователей > Уголок Звенимира Запечного

Словотворчество

<< < (2/3) > >>

Владимир:
                                                           * * *
Горнит закат! Луна на бальном,
Пурпурно-сером пестром платье,
Янтарно-бледным украшеньем,
Повисла горло ночи сжав.
А я лечу во сне астральном
Навстречу чуду, без понятья,
К каким судьба несет свершеньям,
Что ниспошлет, печати сняв.

В страну ль неведомого счастья,
Где от бананов нет отбоя,
Где махойродус в ус не дуя,
Разлегся, солнцем упоен.
А может в край тоски, ненастья,
Где земли стонут от разбоя,
И злой старик сидит колдуя
Под сединой осенних крон.

И бездна пасть свою разинув,
Оскаля зубы крокодильи,
Меня страшит своим величьем,
Но все же тянет, как магнит.
И ветер лижет мою спину,
А за спиной моей не крылья,
Но я лечу… маршрутом птичьим
На люциферовы огни.

Горнит закат! Луна на бальном,
Пурпурно-сером, пестром платье,
Янтарно-бледным украшеньем
Повисла, горло ночи сжав.
А я плыву во сне астральном,
И весь пронизан я участьем,
И каждым крохотным мгновеньем,
Как жизнью друга дорожа.




        * * *
Передо мной Луна, -
Седая до противного.
Пришедшая из сна,
Тяжелого картинного.

За призрачным стеклом,
Таращат звезды панцыри,
Предтеча-небосклон,
Рождает дня субстанции.

Ночь доживает век,
Короткий, но значительный,
Рассвет ее обрек,
Гореть в огне мучительно.

Забрежжевший палач
Терять не смеет времени,
И развернув кумач,
Бьет темени по темени.

И звезд крушит стекло
Он птичьим щебетанием,.
И дворника метлой,
КатИт Луну в изгнание.

И рубит руки он
Венере повелительно,
И двигает на фон
Хозяина… Светителя.

Застыло все на миг
В торжественном молебене,
И воплотился лик
Только вчера погрЕбенный



                  * * *
Новый мир вознесся горд и молод,
Старый мир разбив и улича,
В черном небе вижу серп и молот
И лиловый профиль Ильича

И галактик разум возмущенный
Я в ночи угрюмой наблюдал.
Гуманоид встал и восхищенный,
Начал петь «Интернационал».

Метеоров орды – пионеры,
Комсомол завил хвосты комет,
И в тужурке тело у Венеры,
И к груди прижатый партбилет.

Не видать зари в ночах кромешных,
Лишь октябрь-месяц в небе есть,
Да багряных звезд пятиконечных
В небесах несчесть, неперечесть.
                                     

              *     *     *
Сплю, чтоб сказку лучше сделать былью
Сердце жжет как пламенный мотор
Жду когда с водой ребенка выльют
Те кто волят душу до сих пор.

Спит Иван-царевич. Лук и стрелы
Кинул в жаркий пламени язык.
Змей-Горыныч, злыдень, нонче смелый
пред обедом обнажает клык.

Василиса мудростью не блещет
Обернулась  бабою-Ягой
Клацает улыбкою зловещей
И летает по полям нагой

Узурпатор Карабасов - Буратино
Взбудоражил криком небеса.
А ему Тортилла, всплыв из тины
подстригает нос и волоса.

Мойдодыр грустит на косогоре.
Все луга обшарил, обшнырял.
Он решил жениться на Федоре,
но на горе, краник потерял.

Колобок колдобил лисье чрево
И навозом на земь вышел вон.
И пророс цветком с прекрасной девой
ростом с дюйм, у вдовьевых окон.

На дорогах Герда грабит графов.
Говорящих воронов чета
поросёнка жирного Наф-Нафа
на вертеле вертят без хвоста.

Я рожден чтоб Кафку сделать былью
Чтоб стремить полет бумажных птиц
Чтоб идти упорно к оверкилью
С кладкою кощеевых яиц.


Ночные Галлюцинации


1
Над нами - небо.
Над нами - звёзды.
Меж нами - бездна.
Меж нами - воздух.
Пред нами - встреча.
Пред нами – случай.
За нами - речи.
За нами - лучше.


2
Немой восторг перед прекрасным
безумным миром превращений
порой овладевает нами.
Манит минутная услада.
Мы томно млеем... Вот соблазны
ликуя вышли из расщелин.
На плечи пали палачами
ценой бесценнейшего клада.

И  горечь дня слетит за вечер.
За ночь придёт былая удаль.
И мы себе зарукоплещем
воздвигнув тысячи кумиров.
И будут литься струи речи
и звуков полчища разбудят
в душе схороненные вещи
и двинет музыка по миру.


3
Сгинул день, ушел с котомкой в поле
Был он хмурым как Петра арап.
Вечер как испитый алкоголик,
К нам тянул персты костистых лап.

Ветром мы свечи задуем пламя.
От пожара дня траву спасем.
И НочКомом вверенное знамя
Над собой в поход мы понесем.


4
Горсть земли за пазуху кидаем,
Праздных радостей дарованных судьбой,
Не считаем, в них мы утопаем...
Ночь топорщится с вечернею звездой,
Покрывало озорно развеся
цвета горя, греха, похорон...
Безобразно выкрашенный месяц
выкран тьмою из моих окон.


5
Ворвутся страхи, потревожив двери,
Прыгнут невидимкой на диван,
Обуют тоской и введут в неверье,
И заставят трястись, погрузив в обман.

Закупорят окна и окурят дурманом
Вдавят сильнее в ложе.
Со всех сторон сыны Аримана
Высунут наглые рожи.

Ночь расставив сети мне не даст покоя,
Будут олли водить меня и стращать.
Буду воздух рассеянно рассекать рукою
Бестелесных пытаясь прогнать.

Трепыхаясь тонущим в омуте анафем,
Проклятый друзьями и отцом.
Послужу мишенью тому, кто на шкафе.
Оловянным взглядом тянет лицо.

И нагие руки распростёрши к небу
Попрошу у Бога вдохновенья щит.
Разрешу пером настроенья ребус
Выдавлю стихами зловерья прыщи.


6
Ночь шатёр раскинув мне в окно стучится,
Угольною лапой с перстнем из Луны.
Пить мне чудо ночи, пить и не напиться,
Ну а нынче ночи, прелесть как длинны.

Озорной Кентавр бьёт копытом резвым,
Высекая сонмы звёзд на небосвод.
Метеоров стрелы режут толщу бездны
И стремглав сгорают у земных ворот.
 
Вот на подоконник Эльф присел крылатый,
Снег собрав с карниза кинул мне в глаза.
И элементали лысы и лохматы,
дом заполонили и вошли в азарт.

Наблюдая игры сущностного сброда
Я чинил молитвы и творил кресты
И глядели рожи с окон и с комода
И испещревались от молитв простых.


7
В желобки забились злые паучата.
Гном с грудною жабой жабу проглотил.
Неспеша вращается в облаках локатор
И фиксирует, кто сколько согрешил.

Мышки на топчане топчутся под звуки,
Дармовых мелодий, данных лишь на час,
А потом протянет мне копыта-руки,
Колченогий, списанный на убой, Пегас.

И ведомый творчеством, я залюциферюсь,
Улечу за музыкой звуков, фраз и слов.
И абракадабр моих, ядерная ересь,
Будет двигать общество к сотням катастроф.


8
Я шагаю по насаженным нирванам,
Раздвигаю призрачных прохожих.
Только нет, не вижу я обетованной,
Той земли, на рай, похожей.

Всё кругом ликует, сатане  в утеху.
И пестрят картины брошенные свыше.
Всемогущий Боже залатай прореху
В атмосфере духа, чтобы он весь не вышел.


9
На поле маковом пасётся мой Пегас
шагая шатко. Тешится лукавый.
Хозяин здесь он, вот его Парнас
усыпанный орехами какао.

И зябликом слетает злобный дух
восполненный и помыслов и силы.
И пенье демонов улавливает слух
и безотрадный вой Сивиллы.

И вылупляются из воздуха слова
и монстрами расходятся по свету.
И сняв с души сомнений покрова
я окунаюсь с головою в Лету.


10
Когда б не мгла и не Луна в ночи,
Тогда бы я сказал себе: "Молчи".


                                                     1984-1987

Владимир:
                                                    

          * * *
Нет тяжелее муки -
Спасать свое Я из тюрьмы.
Учусь различать руки
протянутые из тьмы.

Живу без дна и кожи
Над болью и тоской.
Рука эта быть может
Лишь только моей рукой.
                                      1985



 
        * * *
В прическе берез
Взойдя на клирос,
Везет обоз
Что зобом вырос.

И зыбь без зла
Пролив в озера,
Занозит злак
В земле раздора.



     
             * * *
По коленям онемелым
По губам смертельно-белым
Ходит дрожь.
Кто тебя вдали приметил
Кто тебе расставил сети
Эй, не трожь.

Долгий вечер ожиданья
Мне принёс одни страданья
Сердцу - сбой.
Пусть святые в высшем ранге
Сберегут тебя, мой ангел,
Бог с тобой.
                                       1985




               * * *
Я послал "запрос на радость"
В небеса.
И услышал без отрады
Голоса...
"Где в юдоли веселиться
Песни петь.
Надобно переселиться
Умереть".
                                   1985


     

                  * * *
Выпал день, бесхитростно, как зёрна
пали, землю весом уплотнив.
И в Акаши спали беззазорно
все бесцельно прожитые дни.

Но я тронул притолоку моргов
и кладбищ стенающих в ночи
дней.
Низвергнув мертвых сорок сороков
дней
к которым потерял ключи.





                  * * *
Пало время бременем на крылы
Обуяв тоской, в колоды обув дух
О, мой Бог, мне соки дней унылых
Помоги испить. Скованным по вину иду.
И веки призакрой верстового обзора
И рокот усмири летящих колесниц обид
О, мой Бог, да будет скоро,
Берег, и с берега радужный вид.





         * * *
Я глядел на слепки
Гипсовых ушей,
И увидел крепких
Двух зародышей.

Я рукою глажу
Влажные тела,
Мне они не скажут
Кем их мать была.





                  * * *
Хочу вернуться, хочу отринуть,
Хочу Эдемы из мрака вынуть.
Желаю страсти скоблить до кости,
Желаю кисти кровить в коросте.
Молю милую, пестую в ступе,
Глядишь  былое в кисту отступит.





           * * *
Волостной писарь.
Чернила, перо.
Кровью зализан
Висок и курок.

Капает томно
С крыши вода.
Небо огромно
Просит суда.




     * * *
Я весь – вино.
Я льда морена.
Я суть одно -
Пожар, геена.

Иного суть -
Летит с обрыва.
Воды глотнуть
И всплыть красиво.




                      * * *
Блик фар. На тротуаре ранен рокер.
Рык тормозов, крик выплюнутый ртом.
Лик девочки безжизненно далекий,
Стык судеб, перевернутых вверх дном.




            *     *    *
Явление вдруг Гавриила
Болезненной деве хилой.
И вера и радость и сила,
И смерть, и жизнь за могилой.

Владимир:
Писал такие вот стихи-перевертни. Сначала идет первая часть текста, потом, во второй части, этот же текст складывается и читается с конца на начало. Получались интересные по звукосочетанию и совершенно спонтанные словообразы. Текстовая канва особо понятна тем кому все это было посвящено. Причем как и в первой, так и во второй части.

                                         
Перевертень.
Сергею Камышову-Абрахасу.

             I

Гуттен, гутен Абрахас!
Желтовлас из зоны Пензоблисполкома.
Не громкарь, не пнухарь,
не ухарь волочиво-ветренный.
Не карманавил в гардеробе,
(о карме видно помнив)

Как суровость галла - перидол не мил.
Хлебнул лиха.
В голове - туман.
Рано закурил.

Идеи метая молотами за доступного черту,
Как Литвинов-рекордист замер с медалью на груди.
И чёрной глади дисков,
подняв мелодий лебедей,
выстрелом слёз,
понтил  их лёт до выси Дейвиса,
горниста солнца,
и в Зaппa-ведны воды гонов опускал.

И Пегаса, как копытня сохатого с руки дрожащей кормил.

Гой, еси, друже!
Что в камышах ховаться духу?
Расправи крылья журавельи,
наметь маршрут и к небу воспари.


        II

И рай псов у Беньки.
Турь шрам тем.
Ан и лева ружья лырки.
Варь псарь!   
У, худ я став, ох хашым.
Ак в "Отче" - журди се Йог.

Лим-рок. Еща ж орд. И курс...
Ого! Тахосян, тыпок, как Аса-гепи!

Лак  супово ногы до вын дев. Ап!
ПАЗ  ВИА...
Ц!!!
НЛО СА
Тс!!!
Ин рог – ас.
И вед  Исы,  вод тёл
хилит. Но пзёл смол,
ерт сывей дебели, долем вян.   
Доп - в оксид... И дал гон речи.

И дурганью ладем, срём аз.
Тсид-рокер, вонивтил каку тречь.
О, гон пут!
Сода, зима, то лом "Я".
А тем - и еди.

Лир указ "О нар на муте вологвь".
Ахил Лун - бел. 
Хли менлоди репал Лагтсов.
О, Русь! Как?

ВинМоп - он диве
мрак о еборе драг.   
В Ливана мраке нынне рте Вови чоло.
Вра  хуен,
Рах  унпен,
Рак морген!

АМO - клоп сил.
БОЗ – не пын.
0ззи, сал в отлёж.
Сахар!? Ба, нету!
Гнет туг
                   1989




ПЕРЕВЕРТЕНЬ.
Сергею Фессалоницкому.
                 
                 I

В угловом филармонии храме
Петра Ильича имени славного,
где десятой работы я начал отматывать срок,
он уже отматал свои девять
правя свет на хоры и ансамбли
и свет знание бесплатно даря.

Уподобясь фамильному предку,
что Шенкурска стоял  городским головою,
стал у пульта с оккультной задачей
сеять свет во нутри и снаружи себя.

Замерев за рябью пульта,
исследующим взором
летя над зыбью кресел
в опрокинутом море окна,
как бы между прочим
хватает истину за хвост.

Или на колени кинув
бирюзовое покрывало
очень походит на мудреца
в инвалидной коляске.

Иль ведя разговор о сущем,
в свете последних,
проверенных откровений  мысли,
вдруг отчерпнёт ила
из бассейна скороспелых поспешностей
моего родника-ума.

И где правда, я уж было почуял
и метнулся туда...
Но мне он протянул книгу знаний
и промолвил: "На, сначала, пожуй".


            II

Уж опала чан сан ли?
В лом ор пии, нанзу гинк.
Лун, я тор пноенм,
он - алу, тясъ.
Лун, тем и ляуч о полы б,
жуя ад Варпедги.

Аму!   
А - кинь дороге "Ом"
Ет сон шей, псой пхы,
лейп сорок саней.
С Сабзи-Али - тенп, речь-то...
Гур Двилсыминей, вор кто?
Хынней рёв ор пхин
дел со петевс?
Вмещу соро вог.
Заря, дев ли?

Ек ся. Локон дилай.
В инвацер дум анти-дох,  - он нечо!
О, лавы ркопей.
0, возю риб!
В уни, Нине, локанили?
 
Тсов хазу нить сите.
А тав хми, чорпуй джемы б
как Анко...
Е ром - мот "унико РПО"
в лесе PK.
Юбы зданя тел,
Мороз  вмищю
(удел СС)
И атлупю б ярь.
Аз,  - вере, маз!

Я, бес!
И жур анси!
И рту - нов тевст.
Я есе - чада зон!
Тлук косать,
луп у лат
сю, о волог, микс дорог
ля от сак.
С  рук (нешо тчу)
к дерпу (мон ли?)
мафься бопопу!

Я рад!
Он тал псебьи нанз тевси илб маснай.
И Ыроханте, вся варь, птя Вед
И Овс  латам - то ежу, но кор ста...
Вы там тола чаня  ы тоба  ройт
Я- сед
Едго гон вальси неми
А Чили?
А рте пемархии?
Номра лифмово лгув.
                                 1989

Владимир:
                                           

Скоморошины

Колоды, молоды, вороты.
У вечера роды пороты.
На небо чёрно дитя
Прет чрево разворотя.
С топориком, да за подкладкою
Тихо лыбится люлей сладкою.
Ох, ты, кесарево!
Ох, ты, бесарево!

Эх, взнуздали бы бедра дланью,
Да зазвали бы бабку Маланью,
Да гнали б гнедого коня,
Да чтоб не споткнулся у пня.
Не пришлось бы выей крутя
Причитать о чёрном дитя.
Приняли бы белое
Да не загорелое.

Туманы, дурманы, всполохи.
Прозевали ночь, дурни, олухи.
Раскуражилась, темна бесина,
Жемчугами луну обвесила,
Мелким бисером звезды ссыпала,
Нам на головы лихом выпала.
Ох, и месиво,
Ох, ты, бесьево.

Эх, да стали бы в изголовие,
Да прорвали бы вымя коровие,
Лили, лили на голову лешему,
Да поили бы конного, пешего.
Отбелили бы черного ворона
И пустили б его на все стороны.
То-то было бы дело,
Вот бы было бело.

Терема, закрома, закорючены.
У рассвета чертоги навьючены,
Жарка греет перина. Испарина
Как от змея идет Тугарина.
Солнца-карапуза родня
Красит розовым пузо дня.
Ох, и марево!
Ох, и жарево!

Кабы знали мы все заранее,
Приложили бы много старания,
Картузом бы небо накрыли
Да раздали бы каждому крылий,
Чтоб летели в сени соколом
И ложились бы тени около.
Вот бы было песенно,
Хоть и околесина.

Солодки, молодки, волосы.
Куда вы, наши колосы?
Что посеяли рано поутру,
Все к полудню летело по ветру.
Бабы ведрами их собирали,
Лишь о грабли платья порвали.
Ох, и ветрено.
Ох, и ведрено.

Эх, собрать бы небесную рать
Да заставить их все подбирать,
Чтоб зерно смолотили нагайками,
Ну а мы б веселили их байками.
Нам цепами лишь бить по баклуше,
Чтобы уши тряслись у макушек.
Ох, тяжело без крыл реять,
Да кабы не жать и не сеять.

Сопаты, лопаты, бороны.
Летят в слободку вороны,
Чтоб удои коровьи вылакать,
Чтобы слезы вдовьи выплакать.
Чтобы дня спины натруженны
Были к ужину отутюжены.
Ох, мычим, мычим,
С воем, вымучим.

Кабы знали мы наперед,
Собрали б честной народ,
Каялись бы, душу бороня,
Просили б прощенья у дня,
Замолили б грехи по мере сил,
Чтобы жить потом в новой ереси.
Эх, все-то по-нашему,
По-верхтормашьему.

                  ----   
Мы дудели вам на свирели,
Не артачились, аж сопрели.
От Калязина до Осташкова
Все по грязи шли по ромашковой.
Где мы пели – коноплю не веяли,
Где мы спали – хлеба посеяли,
Распахали поле горошково,
Чтобы было все понарошково.
Чтобы ели вы эти горошины
Вспоминали бы скоморошины.



              *     *     *
Ох, судьба ты моя горемычная
Ты по что меня так приветила.
Разлюли-малиной не потчивала
Черным вороном баяла вещее

Придержала рученькой спорою
Призажала глазоньки серые
Пригнела меня белым камушком
Призакрыла старою ветошкой.

Что не в дом привела
Нетверезого
На болота гнала
Да с березами.

Все вела, да манила
Увязывала
где могила из ила
Показывала.

Светляками мне стежку
Не высветлила.
Куполами рогожку
Не выстелила.

Тут ори, не ори -
Пень с осиною.
Всех путей – пузыри
Над трясиною.

Лупоглаза луна
В небе бычится
И никто мне до дна
Не докличится.

Вот шишиге - пятак
Рубль - лешему
Так и помер за так…
Все по здешнему.



              *     *     *
Запрягу я сивку вороного.
Разбужу весенний, звонкий смех.
Поскачу к истокам зла людского.
Расплету нить дьявольских потех..

Топором пробью вперед дорогу.
Комаром в защелки проберусь.
Фонарем светить я стану Богу.
Звонарем будить я буду Русь.

                                         1986


                 * * *
Дни бегут конями крадеными
Запряженной вереницею.
Мысли громкими громадинами
Рвутся ввысь голодной птицею.

И сознанье бьется струями
О стекло границ стихийного,
И молотит поцелуями
Колокол жестоковыйного.

Прошлого летит черемуха
Стонет хрипами грудинными.
Солнце в нас палит без промаха
Накрывая небо льдинами.

Впереди осока острая.
Топь болотно-камышинная.
Боль и радость бродят сестрами.
Воет волком ночь полынная.

Память жгут друзья-товарищи
В трубках с листьями осенними,
И души костры-пожарища
Тихо грезят воскресеньями

Дождь бренчит косыми струнами.
Греют сердце птицы перьями.
Мы уходим вечно юными
В след за сонными артериями.

                                         1980-е
               
   

   *     *    *
Паду ли добрым семенем
Взойду ли щедрым временем
У куполов березовых грустин.
Где лес синеет от ангин осин
И терпок лист чарующего тлена
Кружит кульбитом приобняв колена.

Надеждой робкой полечу ль
Орла быстрее, метче пуль
До цели молний с воплем горлопана
Где вздох трясин и ртище Пана.
Где рощ прищур красой неумолим
Горит в кострах купин неопалим.

Лететь как плеть, весной болеть
Сбирать нектар в янтарну клеть
напиться рос и гнать как пес оленей
зовет гобой по зверобой и молочай
Где почек чай разлился невзначай
И сходит радугой на ствол моих волений.

Где берег ветрен и пустын
Где злата звон - зари алтын
Где дни цветут над вечностью дугою.
И снять нельзя печать калён,
Где сеют над печалью лён
И крошат корм в усладу птицерою.



     
       *     *    *
Плотвой ли плыть,
добычей слыть.
Как волчью сыть –
добудут ли к восходу.
Иль камнем взмыть
и получить свободу.
Иль камнем в воду…

Уж рожь ли жать.
Иль рот зажать,
И за узду себя держать –
тремя перстами.
И, Господи, - ты впереди,
Твои лазурные ладьи  - 
плывут крестами.

Гвоздем забить –
желанье жить.
Потом воспрянуть и тащить 
Себя назад калеными клещами
И падать и опять вставать
И надрываясь нарывать,
На тонком теле вещими прыщами.

Взрывая жилы бытия -
Кому уделом полынья.
Кому крылом зари звеня
Замашут свыше.
И молча лыжи навострят
Куда Макар не гнал телят -
За неба крышу.



         * * *
Вот тебе дорога,
Посох и котомка.
Жизнь твоя убога,
А у Бога - громка.

Выпей из криницы
На дорогу влаги.
Жизнь твоя катится
С холма, да в овраги.

Обегай улиток
Рвы бери с разбега
Прячь заветный свиток
В лапти полны снега.

Каравай не высох -
Греет изголовье,
У седого мыса
Ты устрой зимовье.

Чтобы мысли грелись
У свечи в землянке,
Чтобы мирно прели
У души портянки.

Чтобы стало ясным
Назначенье слова,
Чтоб пришел заразным
А ушел здоровым.
                                  1987


Разговор на поэтическом подворье

- Кто там ночью стучится? – Свои, брат, свои!
Отворяй ворота дубовые шире рта…
Знай хватай мать-поэзию за титьки и дои
Чтоб по стенкам ведра текла рифма та.

Мыслей и образов бело-красно молозиво
Котом облизываясь пьем, лакаем взахлеб.
От поэзии теплого вымени козьего
Не один здесь кормится поэт-губошлеп.

- Что за мерин? Что пашет он так уверенно?
- Здесь посеяны семена слова дивного.
Вот взойдут и режь их серпом. А мерина
Звать Пегаской в честь предка его былинного.

- Чьи же это поля, чья земля простирается?
Кто хозяин? – Народ был. А теперь тут анклав.
Но добра наша мать, всем неплохо лакается,
Даже критикам капля течет за рукав.

- Ну а как всех пустить. Всем отдать озарение.
- Что ты братец! Нельзя. Передушатся все.
Только строго по пропуску это дарение,
Ведь нельзя, чтобы всем гнать по божьей росе…

Впрочем, если творят всяки разны утопии,
То тогда отлучаем мы их от соска.
Кто с дырой от гвоздя на одном полупопии, -
Значит были наказаны нашим ЦК.

- Ну, а коль вижу я все красоточно иначе
И пасу свою клячу на вольных хлебах.
- Ну тогда путь в поэзии будет твой вымучен
Жить в забвеньи тебе и на вечных бобах.

И не рыпайся паря, пока знать ты многого
Здесь законы свои и честна благодать.
Вот заслужишь стать членом ты нашего логова
Распахнет тебе титьки поэзия-мать.




                       * * *
В ручьях России спят седые львы.
Волной резвится времени тигрица.
Медведица-душа в когтях совы…
Куда нас дней загнала колесница?

Рассеялся над нами серый дым,
Орел поднялся, реет над лесами.
Все стало вдохновенно молодым
На баррикады дней мы лезем сами.

И тлеет алой звездочки закат,
И молот серп уже нещадно тупит.
И грезится – за  днями баррикад
Наш день освобождения наступит.

Но ржавой речи капают слова
На головы поверженных в незнанье.
Готовят путь тернистый в жернова
И мы пойдем как овцы на закланье.

Что делать - нам тогда понять дадут.
Вой волка, чей тотем летит навстречу,
Услышим скоро, будет наш редут
Пылать в крови под залпами картечи.

По сердцу будет карандаш чертить,
Считая души, связывая в списки.
Как спать в бреду, и чем потом платить
Узнаем, только путь к сему не близкий.

Медведица-душа в берлоге дней
Услышит ли Архангела побудку?
Давно пора уже седлать коней
И гнать во весь опор душе к рассудку.

В ручьях России спят седые львы
Шьет пашню крот и топчет буйволица.
В пути зашли не в нашу степь волхвы
Душа народа спит и сон продлится.
                                                   1990


                 * * *
Вперед за новою ордою
Пойдем и ляжем словно травы.
Продлится праздник нам бедою,
Кто даст себе не пить отравы?

Уж так нам век предначертали,
Терпеть до часа пробужденья,
Тащить свой крест, глотать печали,
И бунтовать до озаренья.

За нами есть присмотр особый,
И свет что свыше нам означен,
Несем в себе еще с утробы,
Но спим пока и не иначе.

О, лик грядущий нам навстречу,
Что жадно пить желает души,
Какие нам даруешь речи?
Какие нам откроешь уши?
                                        1990



                        * * *
                                                              А. Латюку
Проконьяченный, конченный ты человек.
Тридцать лет на носу, как очки.
В век христовый вступая, как в истинный век
Ты в слепого взираешь зрачки.

И слепой вскинув знамя над лысой главой
Прокартавит: «Пора, брат, пора».
И Аврора зальется  над мутной Невой
Зовом смерти без капли добра.

А младенец Христос, тихо ходит кругом,
Но его принимает лишь треть.
Но он знает что эта страна кувырком
Не захочет так долго лететь.

Пусть здесь тихий покой, и граница – броня,
Не пройдет супостат, ни один.
Но внутри все во лжи, и седлает коня
Ангел мщенья, седой исполин.

Из иллюзий не выйти, пока разум спит
Комсомольский задор - это сон.
Вся символика эта нам сердце слепит,
Что придумал какой-то масон.

И свободы не будет пока мавзолей
Будет мумии тело держать.
Ты подумай. А нет... Тогда лучше налей
В наши кружки по сто двадцать пять.
                                                               1988

Баллада о внутреннем солнце

Я в шкуре зайца наобум
Стезёю брел степного волка.
Схороненное солнце в хрустальном, ледяном гробу
В пещере темной (изнутри защелка)
Лучи не лило, сладко спало.
Купаясь в золотых, янтарных снах.
Я молча брел. Его мне так не доставало
На жизни трепетно качающих волнах.

Не жгла заря в крови моей костры,
Лишь било время в темя мне десницей
И камнем висла тьма. Бежали мертвой вереницей
Селенья горные во влажные миры.
По следу золота я шел тропой все выше
И горных трав туманил душу звон.
Двоился разум, все стремился вон,
Когда природы тише к цели вышел.

И верным компасом настроенной души
Я ощутил – гробница рядом.
И через миг нащупал топким взглядом
В пещеру вход. И внутрь немедля поспешил
И выбил дверь и солнцу даровал свободу,
(Похлопав по щекам его растормошил,
Шепча: «Пора, всходи, свети»… И солнце дало ходу).
Тотчас внутри меня светила огнь ожил.

Залилась светом сонная долина
И стал передо мною грозный Страж.
Похожий на меня, но с видом исполина,
Был страх в моих глазах, и разговор был краток наш…
Я понял нет назад пути, лишь рушатся границы,
Но поднимается над будущим заря.
Я вывел внутреннее солнце из гробницы
Своей души. На все иначе зря.
                                                     1988


           *    *     *

                                               Е. Вайнберг
Кем живем под облаками
Мы еще не знаем сами.
Что читаем между строк
Верно в свой узнаем срок.

Там за видимого гранью
Мы не можем ясно зрить.
Не достать до неба дланью,
Не допрыгнуть, не доплыть…

Только страннику поверьте
Он отмерил много миль
Он не прятался от смерти
Он ее с руки кормил.

Шел дорогой испытаний
Горя реку пил с колен
Получил немало знаний
Испытал беду и тлен.

И касался края рая
В преисподней пил вино
И на землю умирая
возвращался все равно.


Владимир:
                                           
Бытовые, политические, исторические

1
Шел трамвай по улицам,
По ногам и курицам.
В переулке маленьком
Его сбили валенком.
2
Скачет Сеня на косе,
Да по взлетной полосе.
Задницу отклячил.
К звездам – не иначе.
3   
Утром рано, в рот те гланды,
Загорелась каланча.
Заливали всей командой,
Пока лилася моча.
4
Нас детьми кидали в воду,
Плыли мы не зная броду,
Выгребали веслами,
Вылезали взрослыми. 
5
Девки с вышки прыгали,
Болотными шишигами.
Выплывали жалкими     
Лохматыми русалками.
6
Мы куем, куем подкову,
Нам не время отдыхать.
Подкуем вдвоем корову,
Пойдем озеро пахать.
7
Вылезали лешаками
Мысли нетверёзые,
Мы душили их стихами
И топтали прозою.
8
Как по встречной полосе
Мы ревем моторами.
Черт сидит на колесе,
Смерть спешит с разборами.
9
До чего мы дожили,
Ходим краснорожими.
В рюмки насмотрелись,   
Вот и раскраснелись.     
10
В пол-шестого вечера
Гуляние намечено.
Утром в пол-шестого
Приведут больного.
11
Всей полицией ловили
В околотке жулика.       
Калачом его манили,
Не жалели бублика.
12
Композитор Гедике,
Ходит в левом кедике.
В его правом кедике
Нынче ходят медики.
13
Медики на букву Пэ
Продавили канапе.
От затейной страстности
Лопались матрасности.
14
Как у наших у ворот
Девка красная орет.
И чего она орет?
А никто замуж не берет.
15
Эх, Йована мать!
Дай мне сына целовать.
Ох, люблю я Йована
Девка нецелована.
16
Эх, Йоханн ты в брод!
Не красавец, не урод.
Все я мимо Йоханна
Прохожу со вздохами.
17
Кончилось либидушко,
Муж все силы высосал.       
А была лебедушка
Красоты неписаной.
18
Тяжело тащить планиду,
Больше нету силушки.
Подарите инвалиду
Ангельские крылышки.
19
Ох, жена татарина,
Плешь моя пропарена.
Вот в вечор напьюся -
И к жене Марусе.
20
Эх, ты, доля женская,
Вштаныналоженская,
Хромая и лупатая -
Век живу с лопатою.
21
Как у тятеньки лежит
Пистолет заряженный.
То-то в гости не спешит
Суженый, да ряженый.
22
Ой, калина-малина,
Откопайте Сталина.
Без Отца и Гения,
Ну, нету вдохновения.
23
К коммунизму вел Никита
Нас широкой поступью.
Разгребаем, мать итита,   
Словоблудья россыпи.   
24
Рисовал я Ильича,
Напортачил с профилем.
Перепутал сгоряча
С дядей Варсонофием.
25
Куда катишься Россия -
Коммунистов не спросили.
Без вождя, без Ленина,
Сплошные вожделения.
26
Ох, ребята,  не хочу
К Феликсу Эдмундычу.
Из его фактории
Не увижу зори я.
27
На горе стоит марал,
Под горою лихо.
Только Бог дитё прибрал -
Летит аистиха.
28
Что нам мокша, что нам эрзя
Нам рязанским все до нельзя.   
Пусть подобны всполоху,
Только нам все по уху.
29
Не дружите девочки
С дядюшкой Ананием,
Все то в бане щелочки -
Рук его старания.
30
Ехал полем я с покоса
С дедом Алоизием.
Подстрелили альбатроса
Запаслись провизией.
31
Пиво пью и раки ем
С отцом Павсикакием.
Всю обедню квасили
С дьяконом Тарасием.
32
Мы с отцом Василием,
Так покеросинили -
До чертей допились,
Еле открестились.
33
Как при нашем Брежневе
Жизнь текла безбрежная.
Тихо, ладно спорилась,
А потом ускорилась.
34
При кремлевском комбайнере
Пожинаем смех и горе.
Нам бы вместо гласности
Дали бы колбасности.
35
В Нижний Новгород привез
К ярмарке поделки я.
Набирай хоть целый воз,
Мы душой не мелкие.
36
Шел интеллигент в народ,
Книжки клал народу в рот.
От любви к словесности
Жгли потом окрестности.
37
Как жены моей коса
Длиною до Америки.
Рвут на попе волоса
Бабы все в истерике.
38
Фекла Пантелеишна
Хороша всамделишно.
Выступает павою,     
Обжигает лавою.
39
Ох, в сенях лежит топор.
Под колодой грабли.
Дали нам голодомор,
Чтоб кишки прослабли. 
40
Нам как подмастериям -
Подавай мистерии.
Не горшки мы лепим -
Градус в ложе крепим.
41
Ходит слава Берии
Тенью по империи.
Казематы, башни.
С барышнями шашни.
42
Почернел иконостас.
Николашка предал нас.
Ох, Святы угодники!
Всё масоны шкодники.
43
На полу стоит сундук.
В нем кафтан сафьяновый,
Вот одену и уйду
В города с фонтанами.
44
Что раздухарился парень,
Дуй домой на воздусях.
У тебя там хрен запарен,
И молодка на сносях.
45
Перед кем мы шапку гнули -
До Парижу схолонули.
Мы таперича вольны -
Все хозяева страны.


Культурологические

1
Написал роман Толстой,
Ходит важно гоголем.
В толстой шубе, холостой,
Ходит Гоголь щеголем.
2
Герцен спал, но был разбужен
Декабристом Пестелем.
Его "Колокол" натужен
Нас свободой пестует.
3
Достоевский с каторги
Привез сладкой патоки.
На медовые слова       
Мухой села Суслова.

Ты, Михалыч, не замай,
Глубже прячь динарии,
Ни шиша не отдавай,
Злой Аполлинарии.
4
Тяжело Тургеневу
Кожей жить шагреневой.
С Виардо якшается,
В размерах уменьшается.
5
У Петра Чайковского
Ничего нет броского.
Чего не попросит
Ничего не бросит.
6
Горький стонет от бронхита,     
Но ему не задремать.   
Император Хирохито
Заказал «Япону мать».
7
Маяковский с Лилей Брик
Новый двигают язык.
Всем кричат: «Послушайте»
«Нате», «Вам», откушайте.
8
Членом стал могучей кучки,
Руку жал Балакирёв.
Как кобель бреду со случки
Издаю собаки рёв.
9
Как пропал диез с бемолем
В доме Цезаря Кюи.
Дом шмонали, слуг пороли,
Всем навешали буи.
10
Рассказал Сократ в Ликее
Все про добродетели,
А потом за «Пир» скорее…
Хорошо отметили.
11
В Нижнем Эмпедокл
Акал, но не окал,
А в Москве Геракл
Окал, но не акал.
12
Ночь. Фонарь. Не разобраться
Блоку. Улица как клеть.
Вот идут к нему двенадцать…
До аптеки бы успеть.
13
Жил на дне, не жировал,   
Обитал у мусорки.           
Все картинки рисовал   
А играл их Мусоргский.
14
С рыбой привезли в столицу
Гений Ломоносова.
Нос утерли загранице:
Знай – нестоеросовы.
15
Римский-Корсаков открыл
Заново Снегурочку.
И ликует яснокрыл,
Нетверез в снегу рачком.
16
Мир мы строем заново.
Вся страна как зона.
Где ж ты Русь Романова,
Русь Пантелеймона!
17
Стелим красные дорожки,
С хлебом-солью прямо в ножки
Все к Демьяну Бедному,
Ябеде скаредному.   
18
Пушкин - это наше все.
Гоголь - все с полтиною.
Лев Толстой, тот всё несет,
Трудит спину львиную.
19
Пушкин богом на Олимп
Вознесен потомками.
К нему Лермонтов прилип
Словно нитка тонкая.


Яснополянские частушки

Лев Толстой пораньше встанет,
Пашню плугом вспашет.
Балалаечку достанет,
Русского запляшет.   

Тили-тили, балалайка,
Золотые струночки,
Подсоби да подыграй-ка
Ему Фет на дудочке.

Сапоги-то всмятку,
Эх, пошли в присядку.
Вот зашлись Лесков с Крамским
Мужиком комаринским.

Ой, болят, болят бока,
Пляшет Репин гопака,
И у Короленки
Аж свело коленки.

Ай люли, давай пляши,
До изнеможения,
До чесотки и парши,
До желудка жжения.

Не давал хозяин спуску:
Что не так – в руках батог.
После пляски на закуску
Вкусный берсовский пирог.

Что за сладкие деньки,
Отдыхают дяденьки.
В цвету гаоляна
Ясная поляна.

Под кусток на травку сели,
Песни русские запели.
Подпевавших кобелей
Слышен вой из-за полей.

Слышно так же пение
И рояль Танеева.
Стасов на гармонике
Выкидывает коники.     

Левитан, устав от карт,
В тишине рисует «Март».
Гаршин пьет во флигеле,
Тихо, чтоб не видели.

А в садочке плачет Ге
Изваляли его в Гэ.
Жалкий и помятый,
Критикой распятый.

Страхов что-то говорил
С жарким пылом гейзера,
И роялем придавил
Ногу Гольденвейзера.

Дело ясно, за грудки   
И обмен ударами.
Стали в стойки мужики,   
Разбежались парами.

Кто рукою метит в бровь,
Кто ногой лягается.
На траву пролилась кровь:
Все как полагается.

Хоть интеллигенция,
Но сильна потенция.
Всех резонил Пешков:
Бил в пятак не мешкав.

Тут прознав про мордобой
Прискакал городовой.
Редко у Толстого,
Да без городового.

Всех утешил Лёвушка,
Мудрая головушка.
Проводил деревнею   
С Софьею Андревною.

Этих дивных вечерков
Не забыть гуляния.
Пригласит ли вновь Чертков
В рай яснополяния?




Навигация

[0] Главная страница сообщений

[#] Следующая страница

[*] Предыдущая страница

Перейти к полной версии