Антропософский форум > Антропософия
Последние переводы из тома 254 Оккультные движения в 19 столетии в их отношение
(1/1)
Алекс:
Р.Штейнер
ОККУЛЬТНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В 19 СТОЛЕТИИ И ИХ ОТНОШЕНИЕ К МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ
ЗНАЧИТЕЛЬНОЕ ВО ВНЕШНЕЙ ДУХОВНОЙ
ЖИЗНИ В СЕРЕДИНЕ XIX СТОЛЕТИЯ
Из тома 254
Лекции 11, от 31 октября 1915; 12, от 1 ноября 1915;
13, от 7 ноября 1915
Перевод А.Демидов
(Первые 10 лекций данного тома в переводе С.Шнитцера находятся в Русском Архиве)
СОДЕРЖАНИЕ
ТРИНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах, 7 ноября 1915
Возможно, что сегодня мы ещё поговорим тут друг с другом; мне хотелось бы коснуться некоторых пунктов, которые так или иначе связаны с тем, что мы рассматривали в ходе времени. Сначала мне хочется направить ваш взгляд на то настроение, о котором я говорил в последний раз, настроение известного отказа от духовного мира, уклонения от действительно конкретного духовного мира, настроение, которое сегодня в достаточной степени является общим в нынешнем внешнем мире. В то время как, в сущности, лишь у небольшой группы людей существует настроение подступиться к духовному миру, чтобы из духовного мира воспринять нечто ради оправдания и укрепления жизни. Я полагаю, это мы можем видеть.
Разобраться с этим делом и его отношениями можно будет только тогда, если станет ясно то, о чём сегодня ещё немногие люди знают, что готовится, и всегда будет готовиться в мире: это трагическая борьба с познанием. Ощущение того, что познание духовного мира необходимо, но что достичь этого познания можно только в терпеливой самоотдаче души этому духовному миру, это ощущение, эта внутренняя борьба с познанием не могла существовать в древнее время, когда познание человека приходило посредством атавистического ясновидения.
Исходя непосредственно из тех фактов, которые я здесь излагал в последней лекции, могла в наше время впервые сложиться эта борьба с познанием. Дело в том, что в наше время, там, где речь идет о познании, о познавательных стремлениях, люди слишком склонны как-либо обманывать себя. С одной стороны люди сегодня хотели бы быть свободны от всякой веры в авторитет, но с другой стороны именно сегодня люди подпадают худшей вере в авторитет. Ибо если кто-то преподносит, - я часто сообщал об этом в другой связи, - то, что несёт вуаль научности, то вера в нечто научное оказывается всеобщей. Люди не хотят пробиваться к тому, что является действительным индивидуальным познавательным стремлением. В действительности они, сами того не замечая слишком склонны к удобству, слишком инертны, чтобы перенаправить те силы души, которые задействованы на борьбу с познанием. Итак, эти люди хотят, как с помощью душевно-духовного наркотика успокоится на том, что имеет всеобщее признание как авторитарное научное начало. То, что получило всеобщее признание, они хотят заимствовать в готовом виде, вследствие чего у них нет потребности приводить в действие свои индивидуальные познавательные стремления. В сущности, разрастание сопротивления по отношению к духовнонаучному мировоззрению восходит к тому, что это духовнонаучное мировоззрение требует от отдельных душ активизации индивидуальных сил, их единомыслия и сопереживания. Но люди не хотят этого. Они желают перенимать известное авторитарное знание в готовом виде.
Во всяком случае, души, которые посредством всей своей конституции участвуют в борьбе нашего времени, - а наше время означает то, что мы обнаруживаем здесь в течение трех или четырёх столетий, - итак, те души, которые участвуют в борьбе этого столетия, предчувствуют, как им нужно вызвать наверх всё то, что находится в глубинах души. Вызвать для того, чтобы подступиться к духовному миру, для того, чтобы связать свою собственную душу с тем, что духовно ткёт и правит в мире. На примере таких душ мы можем изучать то, как они чувствуют себя в борьбе этого времени.
Мы в последний раз обращали внимание на такие души. Я приводил значительные литературные произведения, на примере которых мы могли бы увидеть такую борьбу душ в пределах импульса времени. Однако те души, которые хотят оглушать себя своего рода душено-духовными наркотиками, вживаются в некоторые мировоззренческие потоки, в которые они вовлечены по рождению, или просто вовлечены. В наше время, конечно, существует большое число душ, которые вследствие своей кармы и вследствие того, что с ней связано, больше склонны к материализму. Они перенимают то, материализм производит в качестве мировоззрения. Другие души имеют спиритуальную направленность, они перенимают то, что приносит в мир спиритуализм или идеализм, они опьяняются тем, что они перенимают, не развивая волю, чтобы принять участие в той борьбе, которую ведет душа, если она действительно должна вступить в духовный мир.
Один пример борющейся души, я бы сказал, борющейся, несмотря на её скромное значение, мне хочется обсудить сегодня, одной души, которая вполне пережила духовную борьбу 19 века. В ту пору, когда через мир проходила великая философская волна, человек, о котором я хотел бы говорить, был ещё молод. Он сопереживал все те великие мысли, которые приносила идеалистическая философия в начала 19века, идеалистическая философия и натурфилософия, которая как Фихте, Шеллинг, Гегель верила в то, что благодаря внутреннему усилию мышления, индивидуального мышления вступит в сферу, где будут раскрыты мировые загадки. Тот человек испытал ту философскую волну, которая, основываясь на известной застывшей односторонности в мышлении, хотела сконструировать весь мир.
Затем он проделал переход к тому времени, когда верили, что с таким мышлением дело не пойдёт, что таким образом невозможно придти к какому-либо разрешению загадок мира. Поэтому он приобщился к тому, где говорили: мышление вообще ничего не значит, надо направлять взгляд на отдаленное поле внешнего, чувственного опыта, взвешивать, сравнивать одно с другим, надо делать выводы из внешнего опыта. – Необходимо добавить: его современниками были те, кто ещё верил в силу мышления, в то время как во второй половине 19 века господствовало известное недоверие к мышлению; имело место намерение только чувственный внешний опыт считать тем, во что человеку следует верить. Затем тот же самый человек сделал очень значительное открытие в этой внешне чувственной области, а именно в сфере, которая исключительно многое раскрывает на теоретико-познавательном уровне.
Однако вследствие того, что ему пришлось пережить переход, - я бы сказал, - от времени с мыслительной направленностью ко времени с чувственной направленностью, в нём пришло в движение, зашевелилось всё, что находится в душе как внутренние силы. Такие силы, которые борются с вопросом: как вообще может человек обрести связь с настоящей реальностью, с действительностью мира? Тут для человеческой души наступают особые мгновенья, мгновенья, когда человеческая душа чувствует себя как над некой мрачной пропастью, где она говорит себе: что должен дополнительно развить в себе человек, создавая мысли и всё возможное во внутреннем мире, чтобы в нём он имел уверенность, имел бы критерий того, что это не является произведением души, что это не является человечески субъективным, что это не потеряет своего полного значения даже в случае смерти, то есть, по существу, не перейдёт во всеобщую мировую механику?
Затем опять-таки к душе подступает такой момент, когда она говорит себе: почему вообще человек должен пытаться произвести нечто из самой души? Ведь в этом нет никакой надежности! Если человек проводит химические, физические исследования, если он полагается на внешний физический мир, он, по крайней мере, может чувствовать себя продолженным в нитях внешнего мира.
Это настроение души надо рассматривать как такое настроение, надо относиться к нему, как к такому настроению, которое бросает душу то туда, то сюда между поиском и отказом от всякого поиска. Если человек рассматривает такую душу, то обладают ею обычно лишь те, кто имеет честное, истинное стремление к познанию. Однако такое стремление в наше время представляет собой странное явление в мировом механизме, в мировой суете, там, где этот мировой механизм стремится к познанию, ибо такая душа может с легкостью сказать себе, рассматривая людей со всех сторон: с какой легкостью, с какой легкостью эти люди верят в то или иное, как в нечто безусловное! Достаточно лишь едва приоткрыть духовные глаза, чтобы увидеть, насколько хрупка, насколько непрочна такая вера.
В данном случае, например, души, которые я имею в виду, могли бы обнаружить, что люди, даже несущие ответственность за некоторые дела в мире, видя, как появляется то или иное кажущееся важным открытие или изобретение, трубят о нём как о чём-то великом, величественном, считают его важным, а затем, через пару лет, это оказывается ничем. Особенно близка этим душам, которых я имею в виду, проблема с разными лечебными средствами; то, как там и тут открывают лечебные средства, о которых затем трубят по всему миру, как будто они наверняка излечивают ту или иную болезнь.
Люди, привыкшие в жизни к удобствам, рассматривают такие вещи как что-то значительное; однако те, кто кое-что знает, знают также и то, что такие вещи появляются и снова исчезают. Так в тридцатые годы 19 века такая душа находит, как одно лечебное средство, так сказать, делает себе карьеру: это йодистые соединения (Jodin – йодин, то есть йод; теперь иногда под этим термином подразумеваются препараты йода, как диметилсульфоксид йода, или также как радиоактивный изотоп иода с массой 131 –примеч. перев.). Однако этот человек не мог сказать себе без чего-то дальнейшего: я испытал все средства на основе йодистых соединений, - ибо он был знаком с той легкостью, с которой люди порой приобретали познания ради своих удобств. И вот он принялся за дело, - это было в 1821 году, когда йодистые соединения входили в моду, и написал маленькую брошюру, опубликованную в двух изданиях, - второе издание появилось в 1832 году, - что Луна состоит из соединений йода, и поэтому, мол, можно лечить с помощью Луны.
«Первое издание этой книжечки появилось в 1821 году, в то время, когда соединения йода начали рассматривать в качестве лекарственного средства. Брошюра была рассчитана на временный и локальный интерес; я оставил вопрос открытым, поскольку теперь кто-либо ещё мог заинтересоваться этим».
«Соединения йода являются лекарственными средствами исключительно действенными. Это вполне естественно. Не прошло года, как они проявили свою активность при базедовой болезни, причём в течение года они не устарели, не потеряли своей первоначальной силы. Ведь у каждого лекарственного средства обнаруживается в начале его использования непревзойденная эффективность, так что все ранее используемые средства против данной болезни оказываются излишними. Но как только лекарственное вещество в течение долгого времени полежит в аптеке, товар теряет силу, становится залежавшимся, точно так же, как дети, у которых в ранние годы отмечали отличный рассудок, в более позднем возрасте становятся обычно глупыми. Несколько лет тому назад пример такого рода мы наблюдали в случае с корнем ротании (крамерия трехтычинковая - экстракт крамерии или ратании, производимый из корня и коры крамерии, используется как противовоспалительное средство - примеч. перев.). Разве вы не грозите с задором выбросить из аптечных ящиков все наши тонизирующие и вяжущие средства, и не относитесь презрительно к Китаю, к которому всегда относились с уважением благодаря чудесным исцелениям, которые сами говорят за себя? Теперь же самой этой ратании надо было бы лечиться с помощью самой этой ратании. Ведь врачи используют её при инфекционных заболеваниях, - которые она чаще всего излечивает, - спряженных с хронической слабостью. Врачам пришлось, оставив всякое бахвальство, совершенно спокойно обратиться к торментилла и коломбо ( торментилла – лапчатка прямостоячая, калган, В научной медицине используют вяжущие, бактерицидные, кровостанавливающие и противовоспалительные свойства корневищ. В медицине корневища употребляют при энтерите, энтероколите, диспепсии, при стоматите, гингивите, язвенной болезни желудка, поносе, дизентерии, ангине, цинге. Наружно отвар растения используют при кровоточащих ранах, обморожении, ожогах, различных сыпях, мокнущей экземе и других кожных болезнях. Применяют отвар корневищ].
В народной медицине лапчатку прямостоячую применяли внутрь при диарее, гастрите, ахилии, маточных кровотечениях, туберкулёзе лёгких, при заболеваниях печени, сердца, подагре, ревматизме; наружно — при язвах, геморрое, трихомонадном кольпите, с косметическими целями. Порошком растения можно чистить зубы для предупреждения воспаления десен и уничтожения дурного запаха изо рта. Корневища лапчатки входят в состав многих лекарственных сборов и вяжущих чаев.
коломбо яториза - народное лекарственное растение, распространено в тропических лесах Африки ит.д., травянистая двудомная лиана, применяется при желудочных заболеваниях, в Г.Ф. не занесено –примеч. перев.) от которых они в иных случаях с важной миной отворачивались. В ином случае, если обычно слизистые выделения и кровотечения могли быть побеждены одним именем ратании, то теперь мы видим, как эти непослушные заболевания часто смеются в лицо этому великому уникальному средству, они обнаруживают упрямство, даже следов которого, - по всем сообщениям, - не было в начале практического применения препарата. В соответствие со всем этим можно рекомендовать всем врачам использовать соединения йода как можно чаще теперь, пока они ещё обладают своей молодой силой, пока старческий маразм не сделал их непригодными к употреблению.
Сейчас нет такой базедовой болезни, которую соединения йода не излечивали бы до основания; и не только её одну. Новое средство захватывает человека сначала во всех его слабых точках; но оно само пожирает себя подобно раку; так соединения йода проявляют себя также при опухолях, болезнях матки; без сомнения, что, исходя отсюда, их надо рассматривать дальше. С этим средством дело обстоит так же, как с ловкими людьми; долгие годы могут длиться без того, чтобы кто-то о них думал, их использовал; едва ли знают, что они есть; но вот, они впервые обнаруживают ловкость в каком-либо деле, и постепенно за ними накапливается много функций, почестей и почета, будь они достойны или недостойны их. Так что они, поскольку они всё же не могут выполнить всего одновременно, или просто не могут выполнить, только пользуются своей старой славой. Йодистые соединения используются ещё не так широко; они должны быть ещё достаточно активны и работать, пока они со своей стороны не окажутся бездейственны. Пусть же их поддерживают; тем раньше будут иметь удовольствие перейти к какому-либо другому средству. Между тем нет необходимости, давать тут особые указания, ибо помимо прочего в наше время есть возможности применять одно средство против всех болезней, пока оно само не станет, наконец, смертельно усталым; человек обладает теперь тем преимуществом, что может придти в порядок вдвое быстрее, чем раньше, поскольку, в то время как аллопатия назначает средство против половины заболеваний, оно постоянно используется гомеопатией против всех болезней прямо противоположной природы, так что от этого средства ни одна болезнь легко ускользнуть не может. Нам, конечно, придется испытать, что одни рекомендуют соединения йода от ожирения, так как они способствуют похуданию, а другие - от чахотки, хотя она тоже способствует похуданию. И так как соединения йода в состоянии производить прямо противоположные эффекты, я не знаю, есть ли на небе и на Земле что-либо, на что не могли бы воздействовать йодистые соединения только потому, что они способствуют похуданию. Впрочем, меня должно было радовать, что йодистые соединения прежде всего применялись против чахотки, туберкулёза. Уже с давних пор, Герц (Маркус Герц, нем. Marcus Herz; 1747, Берлин — 1803, Берлин, — немецкий философ последователь Канта, врач, -примеч перев.)
в журнале Гуфеланда (Гуфеланд, Христоф Вильгельм, Christoph-Wilhelm Hufeland) - один из знаменитых врачей своего времени (1762-1836) издавал «Журнал практической медицины и хирургии», - примеч перев.)указывал что Phellandrium aquticum (омег водяной, фелландриум –примеч. перев.) помещенный в рецептурной доске у постели больного свидетельствует о чахотке, которая может быть определена лишь по этому признаку, даже если прочие симптомы чахотки отсутствуют ( чему предшествовало особо счастливое лечение). Соединения йода всегда могли бы занять место омега водяного. Он уступил бы соединениям йода и другие болезни. Конечно, требуется лишь побуждение, чтобы врач мог дать ход этому делу.
Конечно, это и ему подобные предложения останутся всего лишь pia vota, молитвенным пожеланием, если мы не узнаем, как найти путь к более крупному производству йодина, йода, нежели было оно возможно до сих пор. В гомеопатии затруднение состоит не в том, как получить много йода, но как его получить очень мало, так как если мы подарим всем гомеопатам вместе один гран, они, как муравьи обегающие вокруг Чимборазо (Самый крупный вулкан в Эквадоре в Андах –примеч. перев.) отчаявшись, постараются как-нибудь его снести или уменьшить. Единственно для аллопатов, которые тоже хотят лечить этим препаратом, этого будет недостаточно. Для них на самом деле было бы весьма желательно, чтобы открыли горное предприятия для получения йода, которое могло бы доставить необходимое количество центнеров, требующихся для ежегодного потребления в пищу. Ведь даже сейчас всех видов водорослей мирового океана будет недостаточно, чтобы удовлетворить потребность в йоде, а ведь этот йод используется только как тинктура, настойка. Как пойдет дело дальше, если будет изготовляться целый ряд производных - мазей, пластырей, пилюль и других композиций с другими средствами, которых не может не быть у такого сильного лекарственного препарата. И поскольку до сих пор не обнаружено следов такого сокровища, я предлагаю организовать его поиски. В будущем горнякам, страдающими зобом и золотухой (Золотуха, скрофулёз — устаревшее название, соответствующее экссудативному диатезу (конституциональное заболевание детей) и/или наружному туберкулёзу (кожи, слизистых, лимфоузлов) –примеч. перев.). а также женщинам, страдающим расстройствами менструаций, надо дать возможность поработать в какой-либо шахте. Обнаружив, что здесь базедова болезнь пошла на спад, набухшая железа исчезла, или у женщины снова возобновились месячные, тем самым получим явное доказательство, что эта шахта должна содержать йод; землю из неё можно смело соответствующим образом использовать против названной болезни. Подобным образом была обнаружена эффективность диоксида марганца против чесотки, правда здесь я сделал обратный вывод, причём, как я надеюсь, не сталкиваясь с правилами логики. (В случае с диоксидом марганца излечение от чесотки свидетельствовало об эффективности диоксида марганца, а в предлагаемом автором варианте излечение от зоба должно свидетельствовать о наличии йода в руде – примеч. перев.)
Я прокладываю дорогу к главной задаче этой брошюры посредством того, что кратко освещаю обычные пути, на которых до сих пор проводились современные исследования йода, а также показываю, насколько результативным он может или не может быть.
Фармацевт Куртуа впервые открыл йод в золе водорослей, произрастающих в море. Тут же относительно всех морских животных предположили, что они содержат лечебные средства; во всех морях сразу же произвели форменный обыск, и жадные до денег испанцы не поступали с бедными индейцами злее, чем поступали мы с морскими животными. Какие убийства, какие водные или огненные пытки не проводились в наших химических лабораториях, чтобы выпытать у бедных морских продуктов, содержат ли они йод. В общем удавалось всё же увидеть красные пары, (Йод при нагревании сублимирует, выделяя красные пары, которые затем без перехода в жидкость превращаются в кристаллы - примеч. перев.), которые старались получить из этих морских обитателей с помощью кипящей серной кислоты. Таких красных паров было достаточно, - как в ином случае красных глаз у ведьмы, - чтобы всех особей данного вида обречь на костер, тех, которые с неумолимой строгостью извлекались из их убежищ, чтобы из их золы получить йод. Это и сегодня является обычным способом поиска и получения йода, так что всякий морепродукт может благодарить Бога за то, что не содержит в себе этого опасного товара. Конечно, вскоре было замечено, что на этом пути достигается слишком скудный выход (йода). Были недовольны тем, что у детей океана можно было получить так мало, даже взялись за сам древний океан, сливали его в перегонные аппараты (на самом деле исследовали морскую воду на йод), исследовали посредством кислоты и поджаривания, чтобы добыть предмет своего обогащения. Эти пытки продолжаются постоянно до сих пор.
Что же делать? Врачи должны иметь йод, но аптекари создать его не могут. Они предлагают гораздо более остроумные способы современных исследований йода, нежели имевшие место прежде и были весьма счастливы найти его таким образом в тех субстанциях, в которых химики со своими реагентами не могли открыть даже следов. С чего же начали эти люди? С того, что они отправили в отставку химию и обратились к логике домашних рабов, прислуги. Они выбросили в окно все реторты и перегонные кубы химии, сели на кузнечный мех, разжигали его некоторое время силлогизмами и ошибочными умозаключениями, и через некоторое время увидели, как из небольшого количества вещества выпали такие прекрасные коричневые кристаллы, прекраснее которых нельзя было бы пожелать…»
«Тут мы, базируясь на наших исследованиях, вывели основной закон, что всякое вещество содержит йод, который исцеляет базедову болезнь, зоб: теперь мы хотели перечислить те объекты, которые обладали этим свойством в достаточной мере. Они таковы: сожженные губчатые, губки, о которых речь уже шла выше, отвар цикуты, наперстянка, сырьё сурьмы, каломель, сожженная яичная скорлупа, тряпки из юфти и ткани. Нет сомнения в том, что все эти средства действительно содержат йод, который может быть легко определен с помощью наших методов разложения. Даже нож, которым производится удаление зоба, может быть ничем иным, как предметом, который оказывает воздействие посредством содержащегося в нём йода. Следует опасаться того, что в нашу эпоху, когда диатез становится всё чаще, все эти средства, в конце концов, окажутся недостаточными. Поэтому, чтобы предотвратить этот недостаток, я задумывался над тем, а нельзя ли открыть тело, содержащее йод в достаточной мере. Я увидел, что мне удалось сделать замечательное, великое открытие, о котором не могли даже мечтать ни врачи, ни химики, ни физики. Я могу с гордостью сказать, что это открытие будет вписано в научные ежегодники как сияющий метеор. Слушайте, и удивляйтесь! Луна, именно Луна есть, ни что иное, как огромное скопление йода. Подобно настоящему морепродукту она плавает в голубом мировом океане, для того, чтобы, - как это известно каждой старой женщине, - изгнать на Земле базедову болезнь, и тем самым прекрасно засвидетельствовать, что она не без пользы и цели занимает своё место. Можно было бы даже спросить, а для чего предназначены те маленькие пятна йода, эти звёзды? Ведь при лечении бородавок, маленьких наростов и трещин рук, в их устранение можно ошибиться, неправильно рассчитав положение Луны. Какой же богатый источник йода открывается нам сразу при таком взгляде, сколь прекрасна согласованность всех явлений Луны, и к какому блестящему результату будут они вести нас дальше. Итак, я могу утверждать, что на протяжении столетий не указывалось на столь плодотворное и важное открытие в науке.
Мне нет необходимости приводить дальнейшие доказательства того, что Луна состоит из йода, так как, если сделать Луну пробным камнем нашего вышеприведенного закона, она прекрасно выдержит эту пробу. Однако я хочу показать миру, что я не должен пренебрегать ближайшим освещением моей находки, а сразу же обратить внимание на важные следствия отсюда.
Только теперь мы в состоянии вполне достаточным образом объяснить периодическое убывание Луны. Поскольку мы нашли, что Луна излечивает зоб, только находясь на убыли, из этого следует, хотя и не вполне естественно, что именно эти большое изнурение больного зобом вызывается потерей субстанции на Луне, которые в течение всего месяца ещё неизвестным нам способом репродуцируются, что мы, во всяком случае, можем столь же мало объяснить, как и то, что у рака снова отрастают клешни.
При таком взгляде становится очень вероятным древнее мнение о том, что Луна является как бы экскрементом и мокротой Земли, что она, вероятно, вследствие перегрузки была своего рода отрыжкой. Это, по крайней мере, достаточно ясно объясняет, почему теперь в Земле встречается так мало йода; ведь если выбрасывается много желчи, желудок очищается. Далее мы, наконец, подходим к ясности относительно происхождения, так называемого лунного камня. Его до сих пор часто считали своего рода дезертиром, убежавшим с Луны на Землю. Однако, если бы он действительно происходил от плоти и кости Луны, в нём с необходимостью должен был бы находиться йод, или даже больше – он весь должен был бы состоять из йода. Поскольку оба защитника его лунного происхождения ещё не засвидетельствовали этого, мне кажутся наиболее вероятными два мнения. Или Луна должна рассматриваться как своего рода камень подагрического характера, возникший в атмосфере, в суставной жидкости между двумя мировыми телами, которые недурно было бы сравнить с костями Космоса; или же она является подобным творогу сгустком эфира, который, как молоко, сворачивается вследствие электрических и гальванических процессов…»
«Однако если лунный свет не греет, не является теплым светом, то чем он является? Конечно, ничем иным, как истечением (излучением) йода. – Но ведь он выглядит как желтый? – Ну, это происходит от разной степени потенцирования, которую претерпевает йод, - отвечаю я и надеюсь, что какой-нибудь натур-философ должен ответить более ясно и понятно; ведь я пишу лишь для умных людей: так что каждый натурфилософ тотчас же будет знать, что я буду доволен уже тем, что он это хотя бы просто поймёт. Отсюда можно объяснить и то, почему в лунном свете возникает холод, который наступает всякий раз, когда какая-либо субстанция испаряется, улетучивается; это происходит и при испарении йода.
В соответствие со всем этим я очень советую, чтобы какой-нибудь химик уловил лунный свет в чашку и предпринял его химический анализ…»
«К характеристике Луны как глыбе йода я хотел бы прибавить только следующее: желтушный цвет лунного лика, несомненно, происходит от свойства йода окрашивать кожу в желтый цвет, который сначала испытывают на подходящих мехах. Вечерняя и утренняя заря на небе может быть доходчиво объяснена тем, что, по всей вероятности Луна вечером и утром потеет сильнее, чем в иное время дня; что, возможно касается гектического, (убывающую Луну древние называли Гекатой – примеч. перев.) изнуренного её состояния, так как она часто при этом с очевидностью убывает. Известно, что йод выделяет красивые красные и фиолетовые испарения.
Приводя эти последние мнения, я надеюсь на согласие со стороны обычных химиков, которые в ходе этого описания не всегда соглашались со мной. Ведь вывод, посредством которого аргументируются доказательства, отметает всякие спекуляции и базируется только на чистых фактах.
Итак, я с миром и покоем прощаюсь тем самым со всеми, и желаю, в конце концов, всего лишь более долгой юности этому йоду, нежели та, которую я напророчил ему в своих прогнозах.»
Вот нечто такое, что каждый образованный человек мог бы с полным правом назвать абсурдом. Однако это не мешает этому образованному человеку ежечасно совершать подобные ошибки. Только он не замечает их, если речь идет о чём-то таком, что он рассматривает как предмет своей веры. Человек, написавший это в 1821 году, - он тогда назвался доктором Мизесом, - тот же самый, кто известен вам из научной литературы как профессор Густав Теодор Фехнер. Это тот самый, кто пытался в пятидесятые годы снизу доверху обосновать некую эстетику, базируясь на наглядных чувственных экспериментах. Именно снизу доверху, а не сверху донизу, то есть на материале мыслей и ощущений души. Это был человек, о котором действительно можно сказать, что он испытал на себе все мучения познавательной борьбы 19 столетия. Это тот самый человек, который спорил с ботаником Шлейденом о воздействии Луны на различные процессы на Земле. Я рассказывал вам, как тогда жены профессора Шлейдена и профессора Фехнера должны были решить, кто из обоих профессоров прав. (Профессора спорили о влиянии Луны на дожди; профессора жили в одном тесном дворе, и так как в городе не хватало воды, их жены в дождь выставляли бочку под дождь. Поскольку обе дамы не могли выставить сразу свои бочки, Фехнер предложил, чтобы его жена выставляла свою бочку по его системе, а жена профессора Шлейдена –в другое время. Жена Шлейдена категорически отказалась, так что победу в споре одержал Фехнер -примеч. перев.). Это тот же самый человек, который попытался на основе своей борьбы построить своего рода идеалистически-спиритуальное мировоззрение. Вы можете видеть, в чем состояла эта попытка из описания, которое дано мною о Густаве Теодоре Фехнере в моей книге «Загадки философии».
Можно было бы сказать: в такой душе видна реальность настолько, насколько может ощущать человек то, в чем он живёт со своими познавательными силами, если только он имеет эти познавательные силы со всей серьёзностью. Однако только духовная наука поистине является тем, что позволяет нам уяснить себе всю серьёзность и всё значение дела. Если такой человек как Густав Теодор Фехнер высказывает то, что написано в маленькой брошюре: «Доказательство, что Луна состоит из йода», он тем самым хочет показать, как легковесно мышление людей, с какой легкостью это человеческое мышление отступает от реальности, далеко отстоит от реальности. Люди не могут постичь всю серьёзность, всё значение и все трудности человеческого развития. Вот почему духовная наука хочет несколько расширить тот горизонт, который мы в состоянии обозреть в отношении человеческого существа, сделать этот горизонт шире, нежели может быть он сделан посредством признанной сегодня науки. Духовная наука хочет указать на эпохи человеческого развития, лежащие далеко позади, например, на атлантическую эпоху; духовная наука хочет показать нам, каким был человек в Атлантиде, хочет указать нам на то, какие эволюционные метаморфозы претерпевал этот человек.
Если то, что мы изучали о древней Атлантиде, прошло мимо нашей души, уясним себе, хотя бы одно: если мы бросим взгляд на то, что сегодня живёт вокруг нас как животный мир, как мир людей, то как обстоит дело с ними? Всё это в эпоху древней Атлантиды было совершенно иным! Представим себе то, что мы знаем в этом отношении. Мы знаем, что только во времена древней Атлантиды люди как души спустились вниз после того путешествия, которое они проделывали в мире звёзд. Они снова подыскивали, подбирали для себя человеческие тела, сформированные для них из земного материала, земной субстанции. Из данных прежде описаний мы знаем, насколько иными были эти человеческие тела в атлантическую эпоху. Я повторно обращаю внимание на то, - вы также можете прочесть это в моих сочинениях, - что человеческое тело тогда было ещё мягким, податливым, пластичным, было таким, что души, спустившиеся из небесных миров, ещё могли формировать их.
Допустим, что какая-то женщина, - или, чтобы не быть односторонним, - мужчина становится сегодня гневным, злится, вынашивает злые мысли по поводу другого человека. Не правда ли, это не очень сильно выражается изменениями на его лице, лишь немного, но не так уж сильно. Сегодня люди могут быть очень злы, но это не так уж сильно выражается на их лице. Раньше, в древнюю атлантическую эпоху это было иначе. Тогда лицо человека, имевшего злые эмоции, являлось полным выражением его внутреннего мира, тогда он весь преображался, так что тогда не было бы неправильным сказать: он выглядит как кошка. – Действительно, человек тогда выглядел как кошка или как гиена, если он был очень лжив. Внешний вид человека был тогда ещё полным выражением его внутреннего мира. Итак, тогда человек в высшей степени обладал способностью преображаться.
У животных способность к преображению была меньше, но и она также существовала. Их физическое тело было гораздо более отвердевшим, чем у человека, и преображение происходило постепенно. Именно, родство животных по видам не было таким, что свойства они наследовали столь же стереотипно, как сегодня. Итак, начиная с атлантической эпохи, в физическом теле человека происходило всё большее отвердение, я бы сказал, отливание в твердые формы. Хотя сегодня человек ещё имеет возможность двигать рукой, его лицо можем менять своё выражение; однако в некотором смысле форма его тела отвердела. И полностью отвердели животные формы, которые поэтому обнаруживают неподвижность, закостенелость в своей физиономии. В древнюю атлантическую эпоху этого у животных в том же масштабе не было.
Если мы хотим характеризовать человека, мы можем в общем сказать: сегодня физический человек является в высшей степени застывшим; его эфирное тело ещё слегка подвижно. Эфирное тело ещё формируется в соответствие с тем, чем является человек внутренне. Большое значение и даже известную реальность имеет то, что если кто-то, например, злится, его лицо немного приобретает сходство с гиеной, тогда как его эфирное тело становится гиеноподобным. Эфирное тело ещё способно к метаморфозе, эфирное тело ещё обладает тем, что позволяет ему превращаться. Но оно тоже находится на пути к застыванию, как и физическое тело. Как физическое тело с атлантических времен до нашего пятого послеатлантического периода получило твердые формы, так при переходе от пятого послеатлантического периода в шестой послеатлантический период отвердевает эфирное тело, оно получит твердые формы. Следствием этого будет то, - на это я указывал в разных лекциях, - что это эфирное тело, которое снова со своими формами будет входить в физическое тело, будет проявлять сильную активность. Мы находимся в пятом периоде первой послеатлантической эпохи (от начала Земли она пятая, еще её называют пятой коренной расой – примеч. перев.) затем наступит шестой и седьмой периоды. Итак, в шестом и седьмом периодах эфирное тело вследствие своего затвердения будет оказывать большое влияние на физическое тело, оно будет делать физическое тело своим верным отображением.
Следствием отсюда будет нечто важное. Следствием будет то, что в этом шестом периоде нашей послеатлантической эволюции, люди будут всецело предопределены к тому, чтобы рождаться в телах, выражающих их внутренние моральные качества. Встречая людей, по виду того, как они выглядит, будут знать: что они представляют собой в моральном отношении. Моральная физиономия будет тогда отпечатляться очень сильно, тогда как то, что обусловливает физиономию сегодня, отступит на задний план. Сейчас физиономия человека определяется наследственностью: он выглядит похожим на своих родителей, предков, несет общенародные черты и так далее. Всё это не будет иметь никакого значения в шестом послеатлантическом периоде. Тогда отпечаток внешности человека будет определяться посредством ряда его инкарнаций. Люди будут очень отличаться друг от друга, причём они будут иметь четкое напечатление, явный отпечаток. Будут точно знать: ты сейчас встречаешься с доброжелательным или злонамеренным человеком. Как сегодня знают, встречаешься ли ты с итальянцем или французом, так тогда будут знать: ты сейчас встречаешься с человеком доброжелательным или злонамеренным в той или иной степени. – Всё больше и больше моральное будет выражаться на лице.
Также и внешняя физиономия, внешний вид окружающей среды во многом будет другим в этом шестом периоде. Вымрут те животные, которых человек сегодня особенно выбирает в качестве своей мясной пищи. Тогда люди будут петь хвалебную песню вегетарианскому рациону, ибо ещё сохранятся старые воспоминания о том, что отцы в древности ели даже мясо. Дело не обстоит так, что вымрут все животные, но лишь некоторые виды животных; особенно те, которые приняли наиболее застывшие формы, будут исчезать на Земле. Таким образом, внешняя физиономия Земли тоже изменится.
Видите ли, это внутреннее нахождение в одной столь затвердевшей моральной физиономии, которое наступит позднее, будет для человека неким роком, правомерным фатумом, судьбой, судьбой, выраженной во всём его существе. В себе он не сможет найти возможности как-либо противодействовать этому фатуму, этой судьбе. Вы только представьте себе этот трагизм! Человек фактически должен будет сказать себе: в пятый послеатлантический период имелись отдельные материалисты, которые верили, что если затылочные доли головного мозга располагаются не точно над мозжечком, такие люди должны становиться преступниками. Относительно этих людей тогда существовала такая теория, но сейчас дело в действительности обстоит так. Сейчас прочно сформировалось то, о чём тогда говорили, как о не имеющем формы, то есть об эфирном теле. Мы действительно идём навстречу тенденции к осуществлению теории материалистического мировоззрения. Сейчас она пока ещё не является действительностью, но мы идём навстречу этой тенденции. Тут мы находимся в своеобразном пункте мировоззренческой тайны. Те, кто категорически выступает против пророчеств, оказываются настоящими пророками. Это те, кто сегодня объясняет: человек становится преступником потому, что у него затылочные доли головного мозга не покрывают мозжечок. – Они окажутся предсказателями истины; ведь так и может быть! Материалисты сегодня – самые злейшие пророки, хоть они и не желают быть ими. Сегодня ещё имеется возможность, что такое своеобразное строение физического тела, при котором затылочные доли головного мозга слишком коротки, может быть компенсировано благодаря воспитанию, благодаря уравновешиванию. В шестой послеатлантической эпохе это будет невозможно, так как эфирное тело уже не будет способно к преобразованию. Тут для предотвращения потребуются более сильные средства, свершено другие более сильные средства.
Если в этом отношении не будет профилактики, наступит состояние, описываемое материалистами, которое существует в действительности: тогда наступит состояние, описание которого вы могли бы найти в стихах Марии Евгении дела Грации, стихах, написанных с болью и забытых сегодня. Эти стихи вы могли бы отнести к эпохе, которая уже предчувствует то, что действительно наступит в шестом послеатлантическом периоде. В стихах можно с легкостью почувствовать: это душа, которая из-за того, что она может достигнуть как современное познание, чувствует себя погруженной в ничто. Она хочет идти дальше, но ещё не имеет средств противодействия; тут к ней приходит картина того, как будет обстоять дело, если в ближайшее время материализм будет двигаться дальше! Ничто иное не будет в шестую послеатлантическую эпоху тревожить людей так, как то, что уже сегодня выразила делла Грация, если не будет создано никакого противодействующего средства по отношению к тому направлению развития, по которому пошел человек, следуя силам, которые он когда-то имел.
Все имевшие место доныне религиозные системы мира не могут воспрепятствовать тому, что человек в шестой послеатлантический период будет подвержен страшному року, такому року, что в его лице, во всём его телесном облике, будут выражаться его моральные качества. Он ничего не сможет поделать с этим, если допускает всё то, чего хочет от мира признаваемое сегодня мировоззрение.
Это очень серьёзная тема для рассмотрения, исключительно серьёзная тема. Это было бы хорошим средством, чтобы претворить мечты материалистов в реальность. Это средство состояло бы в мировоззренческой победе тех людей, кто говорит так: духовная наука, мол, мечтает о том, что человечество в будущем будет видеть эфирные облики, и, прежде всего, Христа в эфирной форме. Затем будут видеть ещё и другие эфирные облики; вот о чём грезит, мечтает духовная наука! Однако те, кто так считает – дураки, мы запрем их в сумасшедший дом. – Разумные люди – это те, кто считает нечто подобное галлюцинациями. – Если бы победило это (материалистическое) мировоззрение, то случилось бы то, что я описал. Но это мировоззрение не смеет победить, и это должно быть нашим непоколебимым убеждением. Мы должны знать: если наши эфирные тела будут настолько крепки, что смогут исправлять ошибки нашего физического тела, то крепость эта должна проистекать оттого, что люди научатся серьёзно воспринимать истину, выступающую им навстречу из эфирного мира. Тогда это будет действовать всё более целительно по отношению к будущему. Прежде всего, мы должны принимать духовную науку для подготовки к тому, чтобы увидеть эфирный облик Христа, когда Он подступит к нам, для того, чтобы мы сумели воспринять Его с подобающей серьёзностью.
Некую большую черту могли бы мы провести в эволюции человечества. Прежде эфирное тело действовало в человеке и ещё формировало физическое тело; но, с другой стороны, придёт время, когда и физическое и эфирное станут твердыми. Человек должен будет привыкнуть к тому, чтобы видеть эфирное извне, во всевозможных формах и обликах. Это будет такое эфирное, на которое мы будем ориентироваться как на чувственные восприятия, выступающие нам навстречу. Мы должны идти навстречу времени, когда мы, прежде всего, найдём Христа, а вследствие этого всё больше эфирного. Это эфирное будет обладать силой, чтобы создать из нас индивидуального человека.
Много тайн скрывается за мировым становлением, и многие тайны потрясают. Когда-то об этом говорил Гомер. Прочтите с понимание то, что я говорил в разных циклах, а также в книжечке «Духовное водительство человека и человечества», и вы будете должны сказать себе: вследствие чего Гомер стал Гомером? Вследствие того, что им руководил ещё более высокий дух. – Гомер хорошо знал это. Вот почему он свои песни начинает не словами: «Я пою…», но начинает словами «Воспой, о, Муза…» Это надо принимать со всей серьёзностью. Он знал, что его инспирирует более высокий дух. Только наше, настоящее время рассматривает это как фразу, так же, как оно в качестве фразы рассматривает строки Гёте:
О Солнце, громы исторгая,
Как прежде песней ты звучишь,
И, сферы братьев сопрягая,
Ты путь предписанный вершишь»
Гёте «Фауст»
и так далее. Когда же Гомер инкарнирует снова, это будет инкарнация «человека», но не духа, который в прошлом руководил Гомером. Однако человек будет встречаться с этим обликом в эфирном, с тем, который инспирировал Гомера, или с тем духом, который инспирировал Сократа, Платона, насколько они были инспирированы. Мы должны начать понимать духовный мир благодаря духовной науке. Тогда остальное придёт само собой. Если же мы упустим это начинание с духовной наукой, мы пойдём навстречу тому времени, которое подвергнет человечество страшному року.
Материалистическому мировоззрению нет необходимости быть истинным, но внутренняя правда в нём, всё же, есть. Об этой внутренней правде следует сказать следующее: то, что описывает это материалитическое мировоззрение относительно человека, сбудется, если это материалистическое мировоззрение победит. В руки людей отдано - опираясь на другое мировоззрение не дать победить этому материализму. Дело обстоит не так просто, что можно сказать: материалистическое мировоззрение будто бы ложно. Нет, дело обстоит так, что это отдано в руки людей: победить это мировоззрение, но, не опровергая его посредством надломленных мыслей, а на самом деле, посредством дела. Чем больше найдётся людей, чьи глаза открыты по отношению к духовному, тем больше будет находиться людей, которые видят, что реализацию материализма можно преодолеть, можно не допустить, - тем больше будет дано возможностей, чтобы изгнать материализм.
Сейчас человек может сидеть и предчувствовать то или иное, - он может быть поэтом, артистом, деятелем искусства, - и говорить: я чувствую во мне моего гения! – Конечно, такое положение продлится ещё долгое время. Но такое настроение будет исчезать, это настроение будет исчезать тотальным образом. Будет появляться то настроение, когда люди будут говорить: у меня были определенные часы, когда мне являлось эфирное существо, которое сообщало мне то или иное. Я являюсь инструментом, посредством которого это духовное существо действует в этом мире! – Духовный мир должен всё больше и больше становиться осознанной реальностью.
Конечно, духовный мир присутствует здесь; но люди могут отворачиваться, отвлекаться от него. А материалистическое мировоззрение может быть названо торжественным отречением от духа, заговором против духа. Это материалистическое мировоззрение есть не только заблуждение, оно является отречением от духа, заговором против духа.
Я надеюсь, что это, несмотря на немногие отдельные штрихи, посредством которых я вам на это указал, захватит ваши души, чтобы ваши души работали с этими мыслями. Именно последователи духовнонаучного мировоззрения должны кое-что знать об импульсах мирового развития, в котором живёт человечество. Возможно, ещё многие люди придут и скажут: то не так, это не так, это, мол, не христианство, христианство есть нечто иное, и так далее. Если это случится, то мы, если мы глубоко, серьёзно и с достоинством поняли из духовной науки, что же движет миром, сможем в нашей медитативной жизни предчувствовать вечные основные законы. Пусть люди утверждают, будто мы фантасты или что-то в этом роде; мы знаем, как обстоит дело с эволюцией мира и эволюцией человечества. И Тот, Кто по своей воле прошёл через Мистерию Голгофы, тоже видит то, что имеется в нашей душе как выражение мирового развития. «Христос видит нас» - вот что мы утверждаем.
Алекс:
ДВЕНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
1 ноября 1915
Человек в атлантическую и лемурийскую эпохи и его учителя, лунные существа - Знание о скрытых природных законах в то время. - Новое знание о природе в связи с развитием свободной воли. - Декадентские остатки древней оккультной химии, например, в Тибете. – Необходимость познания Люцифера и Аримана и проникновение Христа в «я». – Познавательные понятия и жизненные понятия. – Из письма Петрарки к Боккаччо о знании и вере. – Из поэмы «Агасфер» Юлиуса Мозенса. – Истинные поиски Христа посредством духовной науки.
Вчера мы говорили о великой польской драме «Инфернальная комедия» Красинского, и подчеркивали особенное значение этой драмы. Можно было бы сказать, она поистине вынесена в мир как результат диалога с духами общечеловеческой эволюции, которые в середине 19 столетия говорили с теми, кто хотел их слышать.
Давайте на какое-то время зафиксируем мысль, к которой мы можем придти, видя, как во внешнюю литературную культуру проникает то, что живёт глубоко внутри общечеловеческой эволюции. Мы должны сказать: как на примере «Маха гуру», так и на примере «Инфернальной комедии», - мы могли бы привести ещё много подобных примеров, но я избрал только два наиболее заметных, - мы видим, что за кулисами внешних мировых событий, в культурном человечестве разыгрывается нечто исполненное значения. Мы должны были из столь многих источников всё снова и снова приводить то, что должно направлять наши ощущения к тому великому моменту мировой эволюции, в котором мы стоим. К моменту, который делает необходимым прислушиваться к тому, что как нечто новое должно вступить в общечеловеческую эволюцию, причём должно вступить при содействии человеческих душ, которые смогли это понять. Можно использовать разные выражения, чтобы характеризовать важность данного момента; однако необходимо сказать одно только это, и уже этого одного будет достаточно, чтобы познакомиться со значением данного момента.
В древности человечество получило древнейшее наследие великой мудрости, которое состояло в атавистическом ясновидении и в познаниях, достигнутых атавистическим способом. Однако это древнее наследие, можно сказать, погрузилось в сумерки; возникла, - особенно развиваясь на протяжении примерно трех столетий до наивысшего пункта в 19 столетии, - материалистическая приливная волна. Она полностью перекрыла все возможности, взирать в духовный мир. Некий новый путь новым образом поднимает туда снова в духовной науке. Я часто подчеркивал, как затем это развитие входит в человеческие души само собой разумеющимся образом. Сегодня дело ещё обстоит так, что души должны учиться, в своём подавляющем большинстве должны учиться тому, что существуют повторные земные жизни. Однако я часто в своих речах говорил о том, что души, живущие сейчас, когда они будут воплощены снова, будут по большей части своей не только на основе теории знать о том, что существуют повторные земные жизни. Нет, этим душам придётся жить в такое время, когда естественным, природным образом будет распространено знание о том, что есть повторные земные жизни. Как сейчас человеческие души естественным, природным образом вспоминают о том, что было вплоть до известного момента их детства, как из детства всё снова и снова поднимаются мысли, так когда-то естественным образом будет так, что человеческие души, исходя из своего внутреннего мира будут иметь исполненное жизни впечатление: мы часто существовали в прошлом. – Как от других, примитивных стадий человеческой жизни человеческие души развивались до сегодняшней стадии, так будут они развиваться к этой стадии. Для этого нет надобности, чтобы что-то происходило, это наступит и так. Но что, всё же, должно произойти, так это следующее.
По необходимости души, которые, не пройдя обучение в духовной науке, будут умирать и снова приходить к новой жизни. Будучи необученными посредством духовной науки, они не будут знать, как им отнестись к впечатлению о повторных земных жизнях, которое будет подниматься из их внутреннего мира. Из-за того, что такое впечатление будет как бы выталкиваться наружу из их внутреннего мира, они будут относиться к этому с отчаянием. Ибо постичь то, что поднимается в душе, как внутреннее впечатление, можно будет лишь посредством некоторых мыслей; а мысли, которые необходимы, чтобы понять, что же это естественным образом поднимается, - являются мыслями духовной науки. Ведь мысли духовной науки должны сделать для нас понятным весь путь «я», они должны показать нам, каким образом это «я» содержится в человеке. Лишь обладая силой этих мыслей, можно будет понять то впечатление, которое приходит само по себе, и от которого будут оставаться воспоминания.
Однако понимание этого воспоминания должно быть уже с настоящего времени заложено посредством духовной науки; им необходимо обладать для познания закономерностей, связей «я». Те, кто сегодня не обладают этим пониманием, смогут лишь сказать, когда в них поднимутся эти воспоминания: я не понимаю себя! - В будущем это будет чем-то страшным, когда люди в отчаянии должны будут восклицать: я не понимаю себя! – Итак, попытаемся правильно понять: то, что должно придти, - чтобы при этом человеческие души не впадали в отчаяние, - может быть объяснено таким образом, чтобы человеческие души обретали познание об этом. Так что, если «я» идущее от инкарнации к инкарнации в будущем заявит человеку о себе, - то есть при нашем перевоплощении в будущем, - он должен будет иметь возможность понять это «я». Люди будут понимать его, если они в своих душах работали над мыслями духовной науки.
Это «я», ради полного понимания которого и произошла Мистерия Голгофы, - это «я» не может быть понято посредством того, что каждый сохранит в своей душе священные чувства, – как я вчера характеризовал это на примере польского графа, - пусть даже они относятся к событию Мистерии Голгофы: это чувства прошлого. С таким образом мыслей исторически можно принимать Мистерию Голгофы, но действительно понять Мистерию Голгофы таким образом нельзя. Мистерию Голгофы в её истинности можно понять лишь тогда, если осуществится изречение: «Не я, но Христос во мне!». Только тогда окажется возможным, что для людей не останется не услышанным Христос, в его живом продолжающемся действии в пределах земного развития. Услышать Его можно будет благодаря тому, что в числе своих инспираций должна сказать духовная наука. Никакие ощущения, чувства, стремящиеся соединиться с воспоминаниями, не смогут повести человечество будущего навстречу благу. Но человечество будущего может быть подвигнуто даже не людьми современности, склонными к насилию, насильниками, как мы это характеризовали вчера, ибо эти властные люди, насильники, хотя и приводят в действие своё «я», но не дают действовать Христу в «я». Это глубокая загадка, которая ясно выступает нам навстречу в польской поэме.
Так стоят по отношению друг к другу эти две личности, одна из которых имеет Христа по традиции, по преданию, благодаря истории, но рискует тем, что отпадет от Него. А то, что изживает себя вокруг него в жене и в ребенке, впадает в атавистическую связь с духовным миром. Тем самым высказывается большая опасность для нашего времени: те, кто не желает на новом уровне принять познание о связи человечества с духовным миром, даже если они и чувствуют его в себе, исключаются из правомерной связи с этим духовным миром, в котором помещаются их человеческие члены. Человечество должно будет распасться на тех, кто, как граф должен будет отчаяться в прошлом и умереть, и таких, кто как жена и ребенок атавистическим образом поднимаются в духовный мир, тех, кто вступает в духовный мир без того, чтобы обрести свой настоящий, человеческий центр тяжести, поскольку в действительности они не приняли Христа в свой внутренний мир. Так чего же не развили в полной мере члены семьи графа? Они не полностью развили своё «я». Они, в сущности, являются остатками тех времен, которые в правомерном развитии человечества уже истекли с Мистерии Голгофы, а в особенности в последние столетия. Они являются остатками древности, когда «я» ещё не полностью охватывало человека; отсутствие «я» у людей, которые, поскольку они не смогли принять Христа в своё «я», не позволяло им полностью развиваться с достаточной интенсивностью, и они потеряли Христа. Им противостоит властный человек, насильник, который выработал «я», который несёт его в себе со всей интенсивностью, без того, чтобы воспринять Христа в это «я»; он хочет сделать мир счастливым, но не может. Прекрасным, величественным образом возвышает себя перед смертью этот властный человек, исходя из визионерства, - которого он не понимает, как не понимает он и того, как человек может предать себя смерти, - не понимает выражения: «Ты победил, галилеянин!» Это означает, что для тех, кто, хотя и овладели своим «я», но не приняли в это «я» Христа, существует лишь один момент, когда они могут вступить в отношения с Христом: момент, когда они из этого мира вступают в другой мир. Но поскольку Христос из того, другого мира пришел в этот мир, чтобы обрести человеческие сердца в этом мире, они должны потерять Христа, когда они после момента смерти приходят в другой мир. Все глубинные импульсы нашего времени лежат в такой сфере, которая направлена к чему-то поистине величественному, я мог бы сказать, целенаправленна.
Теперь, однако, нам следует несколько дальше вникнуть в те вещи, которые хотя и известны нам, но которые мы должны рассматривать в известной связи, если мы хотим понять их полностью в смысле нашего времени. Как мы знаем, всю земную эволюцию мы разделили на время до Мистерии Голгофы и время после Мистерии Голгофы. Мы знаем, что перед Мистерией Голгофы в человеческой душе действовали те духи, которых следует обозначить как люциферических и ариманических духов. Если мы обращаем внимание именно на время перед Мистерией Голгофы, нам должно стать совершенно ясно, что невозможно обойтись глупыми речами о том, что мы не хотим иметь дело ни с Люцифером, ни с Ариманом. Ибо и Люцифер, и Ариман были допущены правомерно и поступательно развивающимися духовными существами, для того, чтобы Люцифер и Ариман соответствующим образом вторгались в человеческое земное развитие.
Мы знаем, что имеются духовные существа, которые, собственно, стоят выше, чем люди; эти существа в течение лунного развития не достигли тех высот, которые они могли достигнуть, но, несмотря на это, они стоят выше, чем люди. Так что, если мы обращаем внимание на связи люциферических и ариманических существ, мы сможем лучше понять то, что называют древней мудростью земного развития. Например, древняя мудрость, которая в лемурийскую эпоху использовалась неправильно, которой злоупотребляли, и которая погибла вместе с Лемурией; эта мудрость затем в атлантическую эпоху тоже употреблялась неправильно, и эти злоупотребления привели к крушению, гибели Атлантиды. Что же там переживалось среди людей? Что там, в сущности, происходило? Мы слишком абстрактно обозначаем то, что там было, если скажем только: там существовала великая мудрость, которой злоупотребляли черномагическим образом, - определенного представления мы так не получим. Давайте рассмотрим пример, как приобреталась эта мудрость в последние времена лемурийской эпохи. Откуда приходила эта мудрость?
С земной эволюцией человека были связаны также и такие духовные существа, которые во время лунного времени не развились полностью, но которые, тем не менее, стояли выше, чем человек. Человек уже существовал здесь, но, как вы можете себе представить, в своём крайнем, наиболее примитивном состоянии. Всё, что развил человек позднее в атлантическую или лемурийскую эпохи, ещё не существовало, это люди развили лишь позднее. Тогда, в лемурийскую эпоху, человек, выступая в своём человеческом качестве, был в целом неразумен, не обладал интеллектом, ибо этот интеллект должен был лишь постепенно раскрыться в нём в течение земного развития. Он был примитивен в своих волеизъявлениях и поступках, примитивен в своём душевном развитии, полностью подобен ребенку. Если бы случилось так, что от людей оставались бы только тела со всеми их высшими членами, которые были развиты правомерно и поступательно развившимися существами высших иерархий, то такие люди в то время не смогли бы развить ничего особенного в смысле превосходной мудрости. Однако этого не случилось, но именно в эту лемурийскую эпоху развилась высшая мудрость, совершенно исключительная мудрость. Так, например, среди этих примитивных людей тогда распространились знания, как надо правильно воспитывать ребенка от рождения до седьмого года жизни, чтобы благодаря некоторой метаморфозе его эфирного тела, которое возвратным образом действовало на головной мозг, мог бы возникнуть исключительно разумный человек. Заметьте: сегодня надо применять основательные педагогические средства, если из ребенка хотят сделать умного человека, что, как всякому известно, во многих случаях не удаётся. Однако несомненно, что это искусство сегодня целиком и полностью утрачено; благодаря некоторому влиянию на эфирное тело мозга, головной мозг сам препарируется таким образом, что данный человек становится умным. Тут же замечу, что это искусство сегодня тоже больше не употребляется, оно в целом не применяется, так как если бы даже самые примитивные формы этого искусства распространились, этим были бы вызваны страшные злоупотребления.
Вследствие чего такое искусство существовало в лемурийскую эпоху? Оно существовало вследствие того, что существа, не достигшие на древней Луне всей полноты своего развития, но из семи их членов развившие только первые шесть, а седьмой - ещё нет, воплощались в людей, которые в ином случае оставались бы совсем примитивными. Они, эти духовные существа, принимали такие человеческие тела; эти существа на (древней) Луне хотя и были развиты даже выше, чем люди, но не смогли достичь всей высоты своего развития. Итак, эти существа принимали человеческие тела, и трудились со всем своим искусством, которое превышало все человеческие земные знания. Вы можете представить себе, на что было способно такое существо в каком-либо человеческом теле; такое существо развивало шестой член, Жизнедух, причём, таким образом, который был выше человеческих возможностей; они устраивались в тех примитивных человеческих телах, которые были гибки, податливы и мягки. Это были страшные волшебники, очень страшные волшебники!
И опять-таки, что за искусство распространялось в атлантическую эпоху? Это, прежде всего, была мудрость, которую надо было применять, чтобы таланты, которыми обладали предки, чисто наследственным путём переносить к потомкам и умножать их у этих потомков. В этом искусстве опять-таки разбирались недоразвившиеся на (древней) Луне, но развитые выше, чем земные люди, существа лунного времени, Лунной эпохи.(Имеется в виду космос древней Луны - примеч. перев.). Они понимали это искусство во всей его значительности. Я хочу сказать, как если бы некто обладал гением и свойства этого гения при известных обстоятельствах, связанных со звёздными констелляциями и подобными вещами, переносил на потомство, предрасполагая его так, чтобы гениальные духовные свойства не только наследовались, но даже умножались. Надо сказать: эти более высокие существа могли тогда делать нечто грандиозное в человеческих обликах, человеческих формах. Всё это унеслось прочь. Бесконечно многое связано с этим особым искусством. Бесконечно многое связано с этим! Это связано со всеми возможностями наблюдать ход духовного развития, возможностями уметь направлять поток духовности в поток физической наследственности.
Тогда в атлантическую эпоху имелись общества, настоятелями которых были такие существа в человеческом облике, о которых я говорил. Если они хотели, чтобы некая индивидуальность снова пришла на Землю, то помогали её человеческому воплощению тем, что, используя наследственность, вызывали определенные свойства, а затем всё снова и снова подыскивали потомков. Это значит, что дело обстояло так: допустим, такое существо направляло какую-то индивидуальность к какому-то человеческому телу на Земле, так, чтобы она могла существовать в этом человеческом теле.
Рис. 1
Individualitaet - индивидуальность
Menschenleib - человеческое тело
И вот это человеческое тело умирает. Между тем индивидуальность находится в духовном мире, и речь идёт о том, чтобы в составе человеческого рода создать такое человеческое тело, в котором эта индивидуальность могла бы находиться снова. Это человеческое тело должно было быть создано; в некотором смысле той же самой индивидуальности давали тело. Та же самая индивидуальность стала бы, следовательно, раз за разом сохраняться на Земле.
Всё это утрачено, оно должно было стать утраченным, поскольку человечество должно было развиваться так, как мы часто поясняли. Но Ариман проявляет большой интерес к тому, чтобы то, что должно развиваться, то, что должно занять другое место, удержать, действительно удержать в пределах мира.
В нашем общечеловеческом развитии мы имеем бесконечно много из того, - показать это нам может даже поверхностное наблюдение, - что было оправдано в более ранние времена, но оказалось законсервированным в прежнем виде. Дело обстоит так, - как в большом, так и в малом.
Гучков хотел показать нечто такое крупным планом в своём романе «Маха Гуру». Он хотел показать: как выглядит то, что когда-то в древние времени человеческого развития имело значение, то есть в древнюю атлантическую эпоху, когда люди ещё обладали возможностью управлять наследственностью? Как выглядит оно, если оказывается перенесенным в такое время и в такое сообщество, которые хотя и соблюдают традиции, но уже ничего больше не знает о прошлом, кроме некоего освоенного искусства, которое в оккультизме называют оккультной химией? И вот он показывает, как нечто подобное происходит в Тибете. Жречество в Тибете, конечно, не обладает знанием о том, как посредством наследственных соотношений можно создать тело для индивидуальности, относительно которой они верят, что она должна переходить из тела в тело, хотя старые традиции это жречество сохраняет. Тут, следовательно, мы имеем пример, когда то, что имеет место во внешней действительности, исключительно сильно противоречит тому, что должно быть в соответствие с отношениями, которые однажды существовали в эволюции человечества. Насколько всё же действительность в отношении её условий может быть майей! – вот что хочется воскликнуть при чтении «Маха Гуру».
Или нечто другое, мои дорогие друзья. Вы можете считать, что люди в лемурийскую, в атлантическую эпохи ещё не выглядели так, как сегодняшние люди, ибо то, что они тогда развивали внутренне, на душевном уровне, формировало также и их внешний облик. Внешний облик в целом был иным, был мягким, податливым, гибким. Этот облик людей лемурийской и атлантической эпохи не был обезьяноподобным; предки людей, настоящие предки людей не имели обезьяноподобного образа. Я это часто подчеркивал. Дело должно было бы обстоять так, как если бы в мировой эволюции было сделано исключение для тех людей, которые сами о себе писали, будто могут вспомнить, что происходят от обезьян! Однако нам нет сейчас необходимости это исследовать. Итак, люди не выглядели обезьяноподобными; и всё же, если вы представите себе наших детей в ещё большей степени детьми, гораздо, гораздо в большей степени вовлеченными в детство, и проникнутыми природным элементарным началом, излитым в тело, вы, возможно, сможете получить представление о том, как было тогда устроено человеческое тело. Однако вследствие того, - прочтите об этом статьи книги «Из Акаша-Хроники» (том 11 ПС), - что в эти мягкие тела воплощались те существа, которых я описал вам, которые отстали на (древней) Луне, вследствие этого эти тела становились более звероподобными, нежели человекоподобными. Возникали искаженные облики, имеющие даже странные вывихи членов: тут вы имеете дело с происхождением образов Божеств, которые можно обнаружить у отдельных народов. Эти странные фигуры, странные облики, которые имели нечеловеческие лица и чудовищные конечности, происходили от того, что надо было принимать во внимание это взаимодействие воплощенных лунных существ с человеческими телами.
Если бы в атлантическую эпоху были художники и скульпторы, они могли бы зарисовать или изваять эти облики, которые как воплощённые лунные существа жили здесь в человеческих телах. Но в Тибете этого больше не было. Вот почему надо было следовать канону, а в ином случае художники стали бы делать всё это произвольно. Если кто-то отклонялся от канона, не соблюдал канон, но хотел творить по собственной фантазии, он был повинен смерти. Само собой разумеется, можно спросить: а был ли какой-либо смысл в том, что каждого, кто хоть совсем немного изменял облик какого-либо Божества, - как я описывал вам это вчера, - сразу же карали смертью? Имело ли это хоть какой-либо смысл? – Да, в Тибете это больше уже не имело никакого смысла. Но когда-то это имело смысл, ибо когда-то, как вы слышали, эти облики существовали, они были здесь, и если бы их изображали не так, какими оно были, то тем самым уклонялись от того, что было, то есть формировали нечто ложное. Однако ложное, ложь в те древние времена была чем-то значительно более мощным, нежели в настоящее время. Если бы в современности каждый испытывал бы удушье вследствие лжи, которую эта современность высказывает, - нет, лучше уж я не буду высказываться на эту тему, так как полагаю, что страх перед удушьем был бы слишком велик, чтобы люди позволяли себе лгать! Я не допускаю, что люди сейчас были бы удушены ложью, но тогда они действительно испытывали удушье. Дело в том, что мысль, облеченная в слова, имела силу, чтобы формировать воздух в гортани, и, тем самым душить человека. И если бы кто-то неправильно изобразил на Земле такое существо, которое не полностью развилось на (древней) Луне, то был бы удушен при этом: это значит, он бы умер в результате природного процесса.
Так связаны эти вещи. Это означает, что развитие человечества поистине сложно, так что надо проникнуть в духовную науку, если хочешь понять то, что тут существует. Но чтобы правильным образом поставить себя по отношению к тем вещам, которые подступают к нашей душе в связи с мировой эволюцией, необходимо бесстрашно заняться тем, что сообщает духовная наука из духовных миров. Ибо эта духовная наука является в некоторой степени первым импульсом, для того, чтобы человечество в будущем могло идти навстречу подобающему ему развитию. Из моего изложения вы видели, что надо пройти между Сциллой и Харабдой, что в нашу духовную науку должен быть проложен вполне определенный путь, и что относиться к этому надо с глубокой, глубокой серьёзностью. Теперь, не правда ли, мы посредством материалистических методов создали естественную науку. Об её отличительных особенностях я должен буду вести изложение перед вами в течение последних недель и попытаюсь характеризовать её. В последние недели я высказывался перед вами в том смысле, что материалистические методы естествознания действительно вполне оправданы. Но почему тут должны иметь место именно материалистические методы? Мы можем характеризовать эти материалистические методы посредством того, что скажем, - вы это слышали в течение последних недель, - они годятся для того, чтобы раскрыть, снять покров с той настоящей духовности, которая скрыта внутри. – Почему тут должны иметь место именно материалистические методы? Почему сегодня, именно в наше время они существуют здесь?
Видите ли, в наше время прежнее знание о природе должно было погаснуть благодаря новому знанию о природе. Раннее природоведение, более раннее знание о природе должно было погаснуть из-за нового знания о природе. Я отчасти намекал вам на это более раннее знание о природе. Представьте себе, что это было за знание о природе! Посредством вполне определенных мероприятий, которые в древности были упорядочены на научном уровне, какая-либо человеческая голова формировалась гениально, так, что она могла стать инструментом для гениальной души; это означало, что огромное знание, или, опять-таки наследственность направлялась так, что гениальные свойства передавались потомкам. Это знание было даже более ёмким, интенсивным. В тысячах случаев оно превосходило то, что проявляется теперь в эволюционном учении, физике, химии и так далее.
Однако, именно то, древнее знание должно было быть закрыто, занавешено вследствие сегодняшних материалистических методов, которые вполне правомерны, и могут оставаться в чисто физическом поле (исследований). Ибо в то время, когда существовало то высшее знание о природе, которое я характеризовал, человек ещё не был свободным существом, он был только на пути к тому, чтобы постепенно развить свободу. Его направляли, им руководили. Он не был существом свободной воли, и большая часть того, что совершалось для руководства людьми, осуществлялось высшими иерархиями. И лишь отдельные, сбившиеся с пути, те, кто слишком далеко оказались подвинутыми на пути свободы, содействовали погружению в пропасть, способствовали тому, чтобы Атлантида вообще должна была исчезнуть. Но когда воля становилась всё свободнее и свободнее, человек уже не мог выдержать обладания таким знанием.
Сегодня было бы немыслимо обладать таким знанием, какое когда-то было на Земле, поскольку люди имеют свободную волю в той степени, что они сегодня, само собой разумеется, могли бы злоупотреблять ею. Посредством чего эта свободная воля, которой обладают люди, будет направлена по правильному пути? Уже из тех пояснений, которые я делал в последние недели, вы могли бы сделать вывод, что свободная воля будет направлена по правильному пути вследствие того, что человек опирается на естественнонаучные методы, на естественнонаучные методы со всей их строгостью и точностью. С другой стороны, они являются чудесным педагогическим средством для развития свободной воли.
У нас нет никакого повода, чтобы как-либо бороться с сегодняшними естественнонаучными методами, правомерность которых для этого времени мы полностью признаём. И если вы изучите всё, что содержится в наших циклах и книгах, вы найдёте, что всё это противоречит тому, что утверждают отдельные клеветники, как, например, то, будто мы выступаем против естественной науки. Иногда приходится выступать против притязаний некоторых исследователей и природоведов; но против достижений естественной науки в наших трудах ничего обнаружить нельзя. Это полная клевета, если утверждают, что где-либо в наших трудах нечто направлено против естественной науки; у нас не может быть и речи о том, чтобы каким-либо образом выступать против естественной науки. Надо только уяснить себе, что мы сами можем быть атакованы с так называемой естественнонаучной стороны. Тогда, при необходимости, приходится выступать против такой атаки. Однако в сознание настоящих последователей духовной науки должно всё больше и больше проникать то, что мы должны полностью понимать необходимость естественнонаучных методов. Мы должны сохранять в чистоте эти естественнонаучные методы от всевозможных естественнонаучных понятий, например от понятия атома, движения атомов, о которых я говорил вам в последнее время. Это фантазии в естественной науке. Надо подмечать тут разницу.
Надо прилагать усилия к тому, чтобы уяснить себе, когда имеет место настоящее естествознание, а когда – только естественнонаучные фантазии. Как часто сегодня не слышат, когда в науке будто бы утверждается то, или иное, а на самом деле не утверждается ничего; следуют одним только фразам. Никогда ещё слепое признание авторитета не было столь большим, как в настоящее время в естественнонаучной области, где каждый, в сущности, доверяет решение вопроса тому, кому он верит. Смысл Мистерии Голгофы, чтобы в некотором отношении постепенно снова исправить то, - на это указывается так же в Библии, - что пришло в мир через Люцифера: ваши глаза будут открыты и будете различать добро и зло. Что означает: извне различать добро и зло. Но если человек извне воспринимает в мире впечатления, восприятия, ему невозможно принять от мира восприятий нечто иное, нежели эти восприятия.
Рис 2
Wahrnehmungen - восприятия
Ideen - идеи
Как скоро человек начинает размышлять о воспринятом, спекулировать и извлекать из восприятий всевозможные идеи, он находится на пути к тому, чтобы действительно найти в них то, что заложено благодаря Люциферу и Ариману. Идеи должны приходить из духовного мира, и мы должны сначала связать их с восприятиями: тогда эти идеи являются божественными. Тогда они являются божественными, эти идеи! В человеческой жизни должен возникнуть брак между идеями, которые даются человеку из духовности, и тем, что он видит вовне посредством своих органов чувств. Это должно вступить в обоюдную связь в человеческой жизни.
Что имеется тут в виду на научном уровне, вы могли бы увидеть в моём сочинении «Истина и наука». То, что на научном уровне может быть найдено извне, из восприятий как идеи и мысли, покоится на обмане, заблуждении, на обмане, исходящем от Люцифера и Аримана. Но пока эти силы были допущены известным правомерным образом, - ваши глаза откроются, и будете различать добро и зло, что значит, искать идеи во внешнем мире, - пока это было правомерно, то есть до Мистерии Голгофы, пока Люцифер и Ариман были допущены правомерным образом, возразить против этого нечего. Но теперь дело обстоит иначе; теперь в области внешнего проникновения восприятий эти силы стали в большой степени неправомерны.
В середине 19 века это проявилось вследствие особого кризиса. Этот кризис заявил о себе посредством больших, совершенно особенных достижений: например, появился спектральный анализ, который с помощью естественнонаучных методов опровергнул воззрение, будто, глядя на звёзды, мы имеем дело с духовными существами; было показано, что повсюду распространена та же материя, которая находится на Земле. Тем самым устраняется старое смешение идеи с восприятием; такие открытия всё же необходимы, чтобы идеи снова нашли духовный путь в нашу душу. Точно также обстоит дело и с дарвинизмом. Если всего лишь комбинируют то, что находят во внешних восприятиях, то есть ищут идеи во внешнем мире, то приходят к чисто материалистическому истолкованию мира. Короче, кризис возвещает о себе всюду, всюду он имеет место, и всюду имеет место сопротивление тому факту, что идеи должны врастать в человеческую душу из духовной области, если только человечество хочет продвигаться дальше. Это означает, что мы должны познать сущность Аримана и Люцифера, для того, чтобы впредь наблюдать их, если они захотят продолжить в нас то, что облечено в слова: ваши глаза раскроются, и вы сможете различать добро и зло. – Мы должны научиться наблюдать как Люцифера, так и Аримана. Мы это сумеем, если пронижем Христом то «я», которое развилось, по-настоящему пронижем его Христом.
Но в древности также прозвучало и нечто иное; оно подошло с другой стороны, после того, как человек достиг возможности отличать добро от зла, после того, как он обрёл возможность направить свои глаза вовне, то есть обратить вовне свои органы чувств и посредством них получать чувственные идеи. Тут он услышал слова: человек должен уйти из области духа, где он жил до сих пор, для того, чтобы он не ел с древа жизни. – Но постепенно Христос дал человеку есть от древа жизни; человек должен был переживать идеи, проникавшие в человеческую душу непосредственно из духовной области. Но эти идеи могли быть пережиты лишь тогда, если человеческая душа принимала в себя Христа. И тогда мы имели нечто совершенно иное, нежели познавательные понятия, тогда мы получали жизненные понятия. В то время как мы должны были смотреть, так сказать, на пальцы Люцифера и Аримана, для того, чтобы, - когда они в отдаленные времена давали возможность познанию проникнуть в нас, - мы наблюдали, что оно приходит от Люцифера и Аримана. Нам должно быть ясно, что Мистерия Голгофы содействовала в человеческом бытии тому, чтобы люди получали идеи для жизни, не для чистого познания, но для жизни. И если мы с этой жизненной точки зрения рассматриваем отдельные мировые религии мы далеко отдаляемся от того, чтобы исследовать эти религии на предмет соответствия или несоответствия их нашему мировоззрению. В нашу задачу совсем не входит применять к ним познавательные понятия, но только жизненные понятия (Lebensbegriff).
У человечества имеются определенные религиозные формы. Мы должны были смотреть не на то, считаем ли мы их верными или нет, а на то, годятся ли они для того, чтобы приносить людям душевное питание, душевное окормление, способны ли они оживлять души посредством того, что живёт в их культе. Само собой разумеется, поскольку тут могут находиться различные души, должно быть также различным и то питание, которое служит им для жизни. Если мы это понимаем, тогда будет ясно, что мы никогда не допустим того, чтобы вступать в борьбу с какой-либо религиозной формой. Нет, мы должны прилагать усилия к тому, чтобы понять эти религиозные формы, понять, насколько являются они жизненным питанием для душ, которым эти формы даются в качестве жизни; не в качестве познания, но в качестве жизни, как жизнь. Затем мы заметим, что позиция полностью сдвигается, если религия начинает спорить с наукой о своём содержании. Тогда мы узнаем, что самим собой разумеющимся будет то, что религия займёт позицию, враждебную по отношению как к прогрессирующей науке о природе, так и к духовной науке. Ибо религия всё ещё не хочет освободиться от того древнего искусителя, она не хочет апеллировать только к Богу, который сказал людям: Он хочет давать им жизнь, сами вы не должны есть от древа жизни. – Представители религии не хотят апеллировать только к Богу, они ещё хотят апеллировать к люциферическому и ариманическому духу, посредством религии они хотят открывать глаза, чтобы различать добро и зло. Религия хочет стать «познанием». Но она не может им быть, поскольку она является жизненной субстанцией. И в результате искушения, нашептывающего в уши отдельных представителей религиозных обществ, они считают возможным внести в свою религию познание; они ведут борьбу с прогрессивным научным познанием, в то время как вопрос познания, в сущности, совсем не может входить в область рассмотрения отношений между религией и наукой. Мы не имеем ни малейшего повода бороться с какими-либо религиозными сообществами, и не можем ни в коем случае проявлять враждебность по отношению к каким-либо религиозным сообществам по той причине, что мы задамся вопросом в отношении их жизненной субстанции, а не в отношении их познавательного содержания. Однако религиозные сообщества всё снова пытаются задаваться вопросом относительно прогрессивной науки: находится ли она в согласии с тем, что они рассматривают как познание. Но поскольку жизнь следует понимать как находящуюся в развитии, прогрессивная наука никогда не может быть согласна с религиями, склонными к консерватизму.
И теперь вы видите конфликт в целом, который будет разыгрываться всё снова и снова. Мне бы хотелось, чтобы вы кое-что увидели в этом конфликте, научились правильным образом рассматривать этот конфликт и понимать, что представители религиозных сообществ естественным образом будут с их точки зрения всегда бороться с духовной наукой, ибо они подпали искушению. Как борются с естественной наукой, так будут бороться и с духовной наукой. Но вы должны уяснить себе следующее: борцы эти ведут борьбу вследствие непонимания. И хотя это не оправдывает их, они должны естественным образом снова вести борьбу; но на этот счет должно быть ясно; они ведут борьбу вследствие непонимания, они не в состоянии занять правильную точку зрения.
Мне хотелось бы в качестве отличительного признака поставить перед вашими душами слово, сказанное в 14 веке одним человеком, который видел, как приходит время, когда должна появиться естественная наука, естественнонаучный образ мыслей. Он слышал от своих друзей: нельзя заниматься тем, что хотя и можно узнать, но чего нет в священном писании, Библии, или не сохраняется в церковном предании. Но с 14 столетия в этом отношении произошли изменения. «Божественная комедия» Данте – великая охватывающая весь мир поэма. Но Данте жил именно во время, когда уходила эпоха, в которую человек ограничивался чисто историческим христианством. Для Данте Вергилий был просто изгнанником, сосланным в ад. Данте не знал чего-то иного, как только христианство, которое открывалось ему в качестве некоего великого порядка. Иначе обстояло дело у Петрарки. Столетием позже в 14 веке Петрарка читал Вергилия с большим доверием. Он обращался назад не только на христианскую, но и на языческую духовную жизнь. Когда один из друзей Петрарки написал ему однажды, что ему во сне будто бы явилось духовное существо и сказало ему, что он не должен иметь дело с литературой, не относящейся к христианской, Петрарка дал ответ, исполненный значения. Но тогда была естественнонаучная эпоха, теперь же наступила духовнонаучная эпоха. Я хочу отметить это, поскольку даже из духовного мира друг, - а тем самым и Петрарка, - был предупрежден, что заниматься следует только тем, что тогдашнее христианство рассматривало как христианское. Он написал прекрасные слова, которые годились для наступающей тогда эпохи. Они имеют ценность и сегодня. Петрарка возражает своему другу Боккаччо серьёзными, значительными словами и разъясняет ему свою точку зрения на то, почему он читает вещи нехристианские, и чем они для него являются:
«Почему мы должны избегать языческих поэтов и писателей, которые не называли имя Христа лишь потому, что ничего не слышали о нём? Не гораздо ли опаснее являются книги неверующих, которые называют Христа, и всё же ведут борьбу (с Ним) – и при этом они с ещё большим усердием читают защитников истинной веры. Поверь мне: многое, обусловленное лишь косностью и трусостью, приписывается обдуманным рассуждениям. Люди часто презирают то, чего они не могут достигнуть; следует осуждать то невежество, вследствие которого они не могут понимать, но никто не хочет содействовать им в том стремлении, к которому они сами неспособны.
Отсюда возникают острые суждения о неизвестных вещах, причём бросается в глаза не их слепота, но стремление к удобству. Однако мы не смеем страшиться науки из-за каких-либо моральных предостережений или вследствие указаний на близость смерти. Если науку воспринимает добрая душа, то наука пробуждает в этой душе любовь к нравственности и отбирает у нас страх смерти или уменьшает его; если же мы отказываемся от неё, это может пробудить подозрение в неверии по отношению к знанию. Итак, по отношению к тому, кто обладает ими правильным образом, науки не отстраняют его от совершенствования, но помогают ему; они выравнивают его тропу, а не мешают ему. Для больного и слабого желудка иная пища может быть непереносимой, та же пища без последствий переваривается здоровым, проголодавшимся желудком; так же и для одного целебный и сильный дух может стать благословением, но более слабой натуре может повредить…
Я хорошо знаю, что иная возвышенная святость достигается и без образования, но я знаю также и то, что образованность, ни для кого не исключает святости… Если уж я должен высказать тебе своё собственное мнение, то оно таково: путь к добродетели через невежество, возможно гладок, но труслив. Всё благое имеет лишь одну цель, но ведут туда многочисленные пути, и идущие сообща очень отличаются друг от друга: один идет быстрее, другой - медленнее, один склонен к смирению, другой возносится. Всякое странствие благословенно; но наиболее величественно такое, которое совершается свободно и возвышенно у всех на глазах. Знание, проникающее в область веры гораздо лучше, чем наивная простота, пусть даже святая, и ни один дурак, вошедший в Царствие Небесное, не стоит столь высоко, как знающий, достигший вершин благости.»
Так же обстоит дело и с нашей духовной наукой! И не только к пастору Риггенбаху ( пастор из деревни Рейнах, по соседству с Дорнахом выступивший против антропософии в газете), но и ко всем другим, кто борется с нами и противопоставляет себя нам, можно обратиться со словами, которые Петрарка написал своему другу: «Для больного и слабого желудка иная пища может быть непереносимой, та же пища без последствий переваривается здоровым, проголодавшимся желудком; так же и для одного целебный и сильный дух может стать благословением, но более слабой натуре может повредить…»
Если человек хочет отступить перед противоречиями первого и третьего Евангелий, и не хочет видеть, что противоречие разрешается, как только начинают рассматривать двух мальчиков Иисусов, если человек полагает, что надо оставаться в простоте, что не нужен фантастический вздор «о том, что вверху», если человек не хочет видеть, что в формах нашего здания слиты воедино все формы жизни, но говорит о «разорванных фантастических формах», ему надо сказать: «Знание, проникающее в область веры гораздо лучше, чем наивная простота, пусть даже святая, и ни один дурак, вошедший в Царствие Небесное, не стоит столь высоко, как знающий, достигший вершин благости».
Такие мысли необходимы для того, чтобы мы, по крайней мере, уяснили себе, что ни в коем случае в наших принципах не может быть заложена какая-либо борьба с религиозными сообществами; если же кто-то выступает, выставляя нас врагами какого-либо религиозного течения, то это клевета. Уже то, что человек делает это, доказывает, что он не хочет нас понять. Мы должны, по крайней мере, знать об этом; мы должны избегать любых агрессивных тенденций против каких-либо религиозных сообществ, так же, как должны мы избегать любых агрессивных тенденций по отношению к естественной науке по той причине, что она сама по себе придёт к встрече с духовной наукой! Ни с какими религиозными сообществами мы не должны бороться. В действительности борьба не может исходить от нас, ибо нашей натуре чуждо нападение. Атаковать – это нечто далекое от нас. Совершенно необходимо понять как аксиому, что если у нас нет мира, то это оттого, что мир не нравится нашим злым соседям; ибо наша натура не такова, чтобы вести борьбу. Пусть попробуют как-нибудь оставить нас с миром, оставить нас в покое, в ином случае мира не будет. Пусть попробуют! Но мы, само собой разумеется, должны проникнуться таким образом мыслей. Гораздо более грешно, когда с нашей стороны приплетаются те или иные догматы или культовые дела, часто даже без их понимания. Мы должны их понимать; но если мы понимаем их правильно, то тогда нашим принципом становится только что данный принцип. Мне точно так же хотелось бы апеллировать к вашему пониманию принципа мира, мирного сосуществования. Как должен я призвать вас быть терпеливыми в нынешнее время, так должен я призвать вас быть бдительными, бодрствовать для того, чтобы исполнить то, что необходимо, чтобы действительно сохранить доверенное нам священное достояние. Ибо мы должны всё больше и больше идти через мир с силой внутренней уверенности, чтобы суметь твердо занимать ту позицию, на которую хочет поставить нас духовная наука.
Мистерия Голгофы и принцип Христа внутренне связаны с необходимостью видеть в мире духовное. Однако чистого созерцания окажется недостаточно, если вы захотите учиться познавать Мистерию Голгофы как всего лишь историческую действительность. Единственно духовным образом может быть понята Мистерия Голгофы, и тот, кто хочет иметь дело с наукой, которая получает всё внешним образом, получает извне, тот, кто не хочет созерцать новое откровение, которое всегда может влиться в нас в отношении к Мистерии Голгофы, не поймёт того, что напевали в середине 19 столетия, в 1838 году, напевали, исходя из чего-то иного, из того, что, начиная с Мистерии Голгофы правило среди земного человечества, вечно меняясь и вечно пребывая. Позвольте мне зачитать вслух одно место, которое может описать нам, как противостояло Мистерии Голгофы то, что не могло понять эту Мистерию Голгофы.
ОТЛУЧЕНИЕ
Эпическая поэма Юлиуса Мозенса 1838
Перевод с немецкого А.Демидов
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Как юных пальм листы озеленяли
На праздник Пасхи весь Ерусалим!
Под звуки лир псалмы хвалы звучали,
Лишь крайний дом, где в озлобленье страшен
За дверью укрывался Агасфер,
Стоял, не освящен и не украшен.
И тысячи людей сюда толпами
Из ближних мест и издали текли,
Как волны вод, гонимые ветрами.
И Божий Сын, исполненный смиренья,
На собственную жертву нисходя,
Здесь совершал последнее схожденье;
И весь народ, торжественно встречая,
Стелил свои одежды перед Ним,
Ему под ноги ветви постилая.
И лишь один, в себе замкнувшись, сидя,
Лишь Агасфер был яростью объят,
И тайно тяжкий день Ему предвидел.
Уйдя в себя, он слышал, как катился
За разом раз «Осанна!» громкий вскрик,
И, молча, в сердце он ожесточился.
Но толпы иудеев утихали,
Легла повсюду ночь. О, в эту ночь
Жестокие страдания настали!
Есть ночи: вся природа в них стремится
Таинственно и бодрствуя без сна
В болезненной молитве преклониться.
Тут глаз ничей не должен закрываться,
Безбожная иль добрая душа
Не смеет сном блаженным наслаждаться.
В такую ночь Сын Божий без зазренья
Был предан в руки мирового зла,
Став жертвой клеветы и преступленья.
В ту ночь и Агасфера дрожь объяла,
Как в лихорадке, до самих костей,
И он, скорбя, заговорил: « С начала
Какой народ терпел беду доныне,
Как изначально терпит Израэль?
Имея Божий страх, во всем повинен?
Бессилен, слаб, труслив и малодушен,
Он тупо служит всем, как будто скот,
Хоть должен быть лишь Господу послушен.
Ведет нас к рабству всякая дорога,
Будь то в Египет, будь то в Вавилон,
А всё – служа единственному Богу!»
И словно солнце в глубину тумана
Ушел в себя как прежде Агасфер:
Как глубока, как бесконечна рана!
Как от властей подземных твердь земная,
Раскалываясь до глубин ядра,
Жар огненного сердца обнажает,
Так он, узрев внутри себя внезапно
Первопричину зла, где вечна боль,
Промолвил то, что лишь разумным внятно:
«Земля, Земля! Тебя лишь час прославил,
Когда Господь держал тебя в руках,
Ты впала в грех, и Бог тебя оставил.
Неверный Бог обманывает Землю;
В любви, в слезах, была она верна,
Детей питая честно и приемля;
О, человек, ты вскормлен и воспитан,
Что ж рвёшься ты за гордым Богом вслед?
Ведь ты – бастард; пути к Нему закрыты.
И вырвать я хочу до основанья
Стремленье к Богу, память из груди;
Сколь скудно ты, Отца обетованье!
Ты из Земли и на Земле возникнув, -
О, человек, - ты на Земле живешь
И канешь в Землю-Мать, навек поникнув».
Он смолк. Но вот тот день Страстной занялся
Подобно блёклому, печальному цветку;
Днём муки он отныне назывался.
И весь народ, виясь подобно рою,
К судилищу направился, спеша,
Где был Спаситель, на помосте стоя.
Тёрн на главе служил венцом кровавым,
Пурпурный плащ и трость в Его руке;
Наряд Царя потешил их на славу.
Услышал Агасфер и шум и крики:
«На крест Его, распни Царя, распни!»,
Призыв убить и яростный и дикий.
Всё яростнее крик, подобный грому,
«Он совращал народ, долой Его!»,
Тут Агасфер стал на ступени дома.
Народ стекался; словно ключ из ада,
Чернь чёрта била снизу в верхний мир,
И смех язвительный – он был для них отрадой.
Чтоб уничтожить выданного Бога,
Который шёл, качаясь, между них,
Неся свой крест к последнему итогу.
Тысячекратно возгласы звучали:
«Он совращал народ, долой Его!
Царь Иудейский, чтоб тебя распяли!»
«Смерть Назарею, и, да слава Богу!»
Воскликнул Агасфер, но замер вдруг;
Пал под крестом Христос к его порогу.
Из-под креста Его подняли войны,
И Агасфера попросил Христос:
«Дай у крыльца мне отдохнуть спокойно!»
Но Агасфер сказал Ему с издевкой:
«Что ж не помог Тебе Отец с Небес?
Назвался Божьим Сыном Ты уловкой!
Ты говоришь ли правду, или лжешь Ты,
Ступай от моего порога прочь,
Нигде теперь покоя не найдешь Ты!»
«Так и тебе ни мира, ни покоя!»
Сказал в ответ Господь. «Живи внизу;
Ты ныне вечной жизни удостоин!»
Едва Господь промолвил это слово,
Вдруг в страхе на лицо пал Агасфер
В нём дух его был сокрушен сурово.
Таинственно и страшно отлученным
Стал Агасфер. Но, да минует нас
Тот жребий, часом жертвенным рожденный!
ПЯТАЯ ПЕСНЬ
Земля и Небо слёзы горько лило,
Когда на крест был вознесен Христос,
И даже Солнце больше не светило.
Спаситель умирал. С последней силой
«Свершилось!» на прощанье вскрикнул Он,
Земное сердце сталь меча пронзила.
И обуял природу вскрик ужасный
До мозга кости принизав её,
Неизмеримо горестный и страстный,
Как будто бы саму её пронзило
Стальное жало смерти и её
Грудь матери смертельно поразило!
И страх, и ужас обуял природу,
Её покрыл тяжелый, душный мрак
Вблизи, вдали, повсюду без исхода.
Как птичка, клекот коршуна услыша,
Земля затрепетала до глубин
Трясясь внутри и поднимаясь выше.
Расторглись связи, силы не держали,
Заколебалась внутренность Земли,
А мертвецы проснулись и восстали.
«А вдруг Он Бог, и умереть был должен?»
Промолвил тихо Агасфер. «Но я?
Неужто смерти мне избегнуть можно?»
Но как назло по лестнице дрожащей
Власть тайная гнала его вперед,
Сквозь страхи и сомнения всё дальше.
Но вот он, окружен глухой стеною,
Колеблясь, шаг за шагом шел вперед
Объятый сном, как сонный под Луною.
Из той огромной и пустой могилы
Никак не мог он выхода найти
Куда же завлекли его же силы?
Не мог понять, как он сюда забрался
И осознать не мог он, где же он
В столь страшный час совсем один остался.
Вдруг он воскликнул, страхом утесненный
Как, я теперь в дом Йеговы пришел?
Как, я достигнул храма Соломона?
Ведь на земле Христу он причастился,
Принявшем смерть в обличии людском,
И он с умершим Богом примирился.
Кто эту тайну разгадать сумеет?
В «Святом Святых» был коронован он,
Куда я даже заглянуть не смею?»
И вот он, сердца смелым побужденьем,
На зыбкие ступени наступил,
Что вместе с почвой вдруг пришли в движенье.
Когда же он туда поднялся храбро
Раздралась сверху донизу пред ним
С ударом громовым завеса храма;
И в блеске молний и велик, и страшен
Сам Михаил с пылающим мечом
Встал перед ним на Кодеш ха-Кадашим.
Стопы оперлись в свод огня и пара,
Из пламени он руку простирал,
И говорил из громового жара:
«Кого здесь ищешь? Осужден был демон
Безжалостный народа твоего;
Сын Божий уничтожил власть его!»
«Йегова?» - Агасфер воскликнул с дрожью.
Сказал Архангел: «Идол был и Он!
БОГ ИСТИНЫ поверг Его к подножью,
Всех идолов поверг без сожаленья
Чтоб из людей Земли один народ
Стал в Нём единым, как и всё творенье!»
Ты сам себя обрек на жизнь земную,
Бери же часть, которую хотел,
И к жизни будь прикован напрямую!
Бесследно минут дни твои повсюду,
И минут бесполезно для тебя, -
Хоть минут, но как вечность долги будут!
Лишен ты смерти сладкого покоя,
Лишен людского утешенья - сна,
Лишен спокойствия и всякого устоя;
Но полон милосердья неземного
Сын Божий в вышнем Царствии Небес,
И Он готов помиловать любого.
Тебе и детям Он для разрешенья
Загадок твоей собственной судьбы
Дать трижды хочет перевоплощенье,
Пока твой путь ко благу не направлен,
Пока к Отцу на грудь ты не прильнёшь,
Лишь так ты будешь от Земли избавлен.
И в первый раз пути достичь возможно
А во второй - Бог даст тебе совет
Но уж на третий - всё исполнить должно!
Иначе будешь ты блуждать по свету,
Покуда не настанет Страшный Суд,
И кончится история планеты».
Вдруг всё угасло в пламени чудесном,
Лишь дикий вихрь свирепствовал кругом,
И ночь нахлынула и мрачна, и безвестна…
Это опять-таки пример того, как человеческая душа проникается и дискутирует с тем, что подступает во времени. И сейчас, после того, как эти образы прошли сквозь наши души, мне хотелось бы напомнить вам о том, что я уже говорил однажды в этом месте: мы должны изменить образ наших воззрений, если хотим по-настоящему заглянуть в духовный мир. Мы не должны думать, что мы можем воспринимать его так, как можем мы видеть чувственный мир. Мы даже должны привыкнуть к иной форме выражения. Деревья, реки, горы, всё это мы видим, воспринимаем, находясь в физическом мире. Однако духовных существ мы переживаем так, что мы должны сказать: они видят нас, они воспринимают нас. Для истинного понимания Мистерии Голгофы надо, однако, это знать, поскольку она может быть понята лишь на духовном уровне, в духовном. Но мы хотим понимать Мистерию Голгофы именно так.
Должны придти времена, когда благодаря действительному пониманию слов: «Не я, но Христос во мне», станет возможно правильным образом посредством знания подняться к духовному миру. В 1838 году появилась эта эпическая поэма «Агасфер» Юлиуса Мозенса; она дает нам понять, что при написании этой легенды, Мозенс действительно понимал ту трагическую судьбу, которая его постигла. Очень много времени, почти всю свою жизнь он был прикован к постели, так как его физическое тело было почти полностью парализовано. Вследствие этого и смог он подняться к высоким идеям. Он напоминает о том грешнике, о котором я говорил вчера, из романа «Маха гуру», который обрел своё искусство, уже будучи безумным. Он напоминает нам жену графа из польской драмы, которая именно в болезненном состоянии могла давать советы относительно связи с духовным миром. Сегодня задачей духовной науки является: дать людям возможность подниматься в духовный мир в здоровом, нормальном состоянии. Всё это – знаки той серьезности и того достоинства, с которыми мы должным относиться к задачам духовнонаучного движения. Сегодня, желая обобщить в одном слове, в одном изречении то, что могло бы как сила воодушевлять человека, мы резюмируем это в словах: Мистерия Голгофы показывает нам, что необходимо её духовное понимание, что мы должны искать Христа как Духа. – Затем мы также должны сказать: Христос видит нас, воспринимает нас.
Мы должны глубоко напечатлеть себе это и всегда держать перед глазами; наша духовно-душевная совесть должна испытывать удовлетворение, если мы представляем наше духовнонаучное познание таким образом, что с чистой совестью можем нести в душе эти слова: Христос может наблюдать за тем, что мы развиваем как нашу духовную науку. – Мы верим в это, и это может также воодушевлять нас, как когда-то воодушевляли людей слова Бернарда Клервоского: «Этого хочет Бог!», они становились словами, воплощенными в дела. У нас может быть то же самое; мы смеем верить, что правильно понимаем Христа, если живем под впечатлением слов: Христос знает нас. – И если вы поймёте это правильно, я мог бы не давать ничего эзотерического ни для вашей души, видящей в правильном свете нашу духовную науку, ни для вашего сердца, чувствующего в истинном смысле нашу духовную науку, кроме слов: Христос видит нас!
Пусть же живут в наших душах слова: Христос видит нас! - ибо мы смеем верить, когда правильно занимаемся духовной наукой: Христос видит нас!
Алекс:
Р.Штейнер
ОККУЛЬТНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В 19 СТОЛЕТИИ В ИХ ОТНОШЕНИИ К МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ
ЗНАЧИТЕЛЬНОЕ ВО ВНЕШНЕЙ ДУХОВНОЙ
ЖИЗНИ В СЕРЕДИНЕ XIX СТОЛЕТИЯ
Из тома 254
Лекции 11,от 31 октября 1915; 12, от 1 ноября 1915;
13, от 7 ноября 1915
Перевод А.Демидов
СОДЕРЖАНИЕ
Одиннадцатая лекция, 31 октября 1915…………………
Роман К.Ф.Гуцкова «Маха Гуру» и драма Красинского «Небожественная комедия» как пример того, как нечто значительное, происходящее в духовном мире, выразилось в литературной жизни 19 столетия.
Двенадцатая лекция, 1 ноября 1915…………………..
Человек в атлантическую и лемурийскую эпохи и его учителя, лунные существа - Знание о скрытых природных законах в то время. - Новое знание о природе в связи с развитием свободной воли. - Декадентские остатки древней оккультной химии, например, в Тибете. – Необходимость познания Люцифера и Аримана и проникновение Христа в «я». – Познавательные понятия и жизненные понятия. – Из письма Петрарки к Боккаччо о знании и вере. – Из поэмы «Агасфер» Юлиуса Мозенса. – Истинные поиски Христа посредством духовной науки.
Тринадцатая лекция, 7 ноября 1915……………………….
Книга Густава Теодора Фехнера «Доказательство, что Луна состоит из йода». - Способность человека к изменению формы в атлантическую эпоху в отношении его физического и эфирного тела. – Моральная физиономия человека в шестой послеатлантической эпохе как рок материалистического направления развития
ОДИННАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах, 10 октября 1915
Роман К.Ф.Гуцкова «Маха Гуру» и драма Красинского «Небожественная комедия» как пример того, как нечто значительное, происходящее в духовном мире, выразилось в литературной жизни 19 столетия
В последних лекциях, прочитанных мною здесь, моим стремлением было с ещё некоторой стороны показать вам то, как в середине 19 столетия в эволюции человечества активизировался своего рода материалистический прилив, как с разных сторон можно было почувствовать, что такого материалистического прилива в истории развития человечества ещё не было, и что некоторое значение имеет то, как он появился, - что уже было характеризовано нами. С другой стороны я попытаюсь сделать понятным чувство того, что люди должны быть оснащены, вооружены для того, чтобы человечество соответственным образом пошло по однажды предписанному пути эволюции.
В последних лекциях я особенно показывал вам, как следует прилагать разносторонние усилия, чтобы участвовать в поступательном развитии тех целей общечеловеческой культуры, которые связаны с духовной наукой. Я показал, как следует вживлять в ход общечеловеческого развития то, что необходимо подчеркивать, чтобы показать человечеству, как к старому повсюду должно подступать нечто новое. Конечно, об этом будет сказано ещё очень многое; в ходе времени возникнут обстоятельства, чтобы ещё кое-что обсудить в этом направлении, поскольку мы должны будем дать разные вещественные подтверждения того, о чем мы сообщаем сначала главным образом в форме рассказа. Сегодня мне хотелось бы указать на то, что даже во внешней духовной жизни с наступлением середины 19 столетия во многих отношениях обнаруживалось, как человек чувствовал, что стоит в некой действительно важной точке. Во внешней духовной жизни, то есть в том, что изживалось в различных философских движениях, в литературных движениях и тому подобном, многое заявляло о неком, я бы сказал, конвульсивном элементе, примешавшимся к ходу эволюции человечества. Поскольку можно было бы привести многое, здесь, само собой разумеется, приводиться лишь нечто отдельное.
Чтобы осветить, таким образом, ход общечеловеческой эволюции, я, в качестве исходного пункта, хотел бы выбрать два примера из литературной жизни Европы. Эти примеры должны показать нам, как в сердцах и душах существует ощущение того, что, будучи исполнено значения, происходит в невидимых мирах. Пусть в качестве одного примера будет приведен роман Гуцкова «Маха гуру» ( Гуцков, Карл Фердинанд (1811-78) ... Романы "Маха Гуру. История Бога" (1833), "Валли сомневающаяся" (1835), "Рыцари Духа" (9 т. ; 1850-51)разные источники называют его или польским, или немецким писателем)., великий гуру, а как второй пример, - показательным образом этот второй пример появился в то же самое время, как и «Маха гуру», - чрезвычайно значительная драма, которая завершается возгласом: «Ты победил, Галилеянин!».(«Небожественная комедия» автор польский граф Зигмунд Красинский, появилась анонимно в Париже 1834- примеч. перев.) После того, как я познакомился с этим примером, мне показалось, что он знаменует собой особый апогей польской литературы 19 века.
Достойно внимания, как молодой, тогда, в тридцатые годы 19 столетия, двадцатилетний, свободомыслящий Гуцков, выбирает такую тему, ради разъяснения того, что актуально жило в то время, причем выбирает человека, который затем стал Далай-Ламой в Тибете: «Маха гуру», великий гуру, как он его называет. Давайте парой слов поставим перед глазами эту картину времени, по видимости столь далекую от реальности европейских отношений, но, тем не менее, столь бесконечно близкую: роман «Маха гуру» появившийся в тридцатых годах 19 столетия, то есть тогда, когда занималась утренняя заря материалистической эпохи.
В лице главной персоны романа «Маха гуру» мы имеем дело с неким ваятелем богов (Gottermacher), Что делает этот ваятель богов в Тибете? Это некто, фабрикующий, лепящий богов; то есть, он ваяет божеств из всевозможных материалов, - как мы сегодня работаем с пластилином, - ваяет божеств; в соответствие с традицией, строго предписанной тибетскими канонами. Такие вещи должны в точности соответствовать канону; сочетания, соотношения, предписанные относительно формирования лица, размеров рук, занимаемой позы. Всё это должно быть совершенно точно согласовано. Наш герой, один из героев романа, происходит из древнего рода, в котором ваяние божеств было своеобразной профессией, так что он очень хорошо понимал своё дело. Он бы широко известен как ваятель божеств; во всём Тибетском государстве покупали его божеств. Однако при ваянии главного божества с ним происходит нечто страшное. Чтобы понять это слово, - нечто «страшное», - в данном контексте, надо, естественно, вдуматься, вжиться в сердце, в душу тибетца. Если переместиться в сердце какого-либо богобоязненного тибетца, то это действительно страшно, то, что случилось с этим ваятелем божеств. С ним случилось так, что у одного их главных ваяемых божеств расстояние между крыльями носа и верхней губой оказалось несколько иным, чем это должно было быть; то есть он изваял божество несколько иначе, нежели было предписано каноном. Это было нечто ужасное и очень важное. Итак, он разрывал с древней, почитаемой традицией, каноном и делал расстояние между крыльями носа и верхней губой немного больше, чем было предписано. В Тибете это страшный грех, нечто ужасное, это почти так же ужасно, как если бы сегодня в западных странах кто-то, состоя в каком-либо правоверном обществе, стал утверждать, что с необходимостью должны были существовать два мальчика Иисуса, чтобы Христос мог войти в Иисуса. Или же, если он, говорил бы о познавательных возможностях, которые превышают обычные познавательные возможности. О таком говорят, что он совращает своих приверженцев, подталкивая их ко всевозможным ясновидческим экспериментам и тому подобному, говорят, будто бы это фантастическое учение. Так это делают сегодня. Однако в то время, которое описано в нашем романе, было тяжким преступлением, если у главного божества крылья носа слишком далеко отстояли от верхней губы. Только наказание было другим. Сегодня за статью, изобилующую неверными данными, следовало бы другое, более снисходительное наказание. Но тогда, в той местности, ваятель божеств должен был предстать перед высоким тибетским инквизиционным трибуналом, перед страшным советом черной инквизиции. Так можно передать случившееся с помощью используемых в Европе выражений.
В Тибете нет надобности в полиции, люди слушаются сами; когда им дают понять, что эти чужаки опростоволосились, что они должны предстать перед черным трибуналом, их не надо сначала хватать и приводить. Так и наш ваятель божеств отправился, чтобы явиться. Он отправился вместе со своими братьями и даже со своей прелестной дочерью, которая была по-тибетски необыкновенно красива. Эта дочь на протяжении многих лет с полной самоотдачей и с полным пониманием помогала ему овладеть тибетским каноном, она вообще проявляла себя как исключительно прелестное существо. Братья должны были быть с ним, поскольку они несли взаимную ответственность за его поступок.
Караван направлялся в Лхасу, чтобы грешник мог предстать перед черным трибуналом. Когда они, пройдя часть пути в Лхасу, удалились от своей родины, они встретили удивительную, буйную вереницу людей, танцующих, свистящих, бьющих во всевозможные музыкальные инструменты. Людьми предводительствовал один шаман, а путь их как раз лежал в Лхасу. Он оказался знакомым по детским играм с дочерью ваятеля божеств; он узнал и весь тот караван, во главе которого был наш ваятель божеств, с глубоким чувством греховности из-за неправильно сделанного божества направлялся в Лхасу, чтобы предстать перед судом. Шаман обратил его внимание на опасность его положения, причем он сказал: было бы хорошо, если бы тут ещё был вице-Далай Лама, но может случиться так, что уже нашелся настоящий Далай-Лама, и Тибет уже управляется из Лхасы. Тогда дело для ваятеля при таких обстоятельствах может пойти хуже. Ибо вице правитель может ещё при случае проявить милость, но если бы тут уже был новый Далай-Лама, то нельзя было бы знать, будет ли проявлена полная справедливость. Ведь если кто-то преступает против канона, как было это в случае ваятеля божеств, - что нос отстоит от верхней губы на неверном расстоянии, то, само собой разумеется, за такое полагается смерть.
Таким образом грешник узнал, что обнаружение Далай-Ламы , Маха гуру, может произойти скоро. Что это значило в Тибете? В Тибете для всех очевидно, что душа великого Бодхисатвы, правящего Тибетом, переходит из тела в тело. Если один Далай-Лама умирает, надо искать нового Далай-Ламу, и это должно происходить на высшем демократическом уровне, ибо тибетские законы в высшей степени демократичны. В них нет ничего от наследственного достоинства, ничего от того, что телесным путем передается от отца к сыну. По тибетским воззрениям это совершенно противоречило бы достоинству Далай-Ламы. Итак, если Далай-Лама умер, священство должно заниматься поисками нового Далай-Ламы; тогда надо было исследовать каждого маленького мальчика, ибо великая душа может воплотиться даже в самой беднейшей семье. Надо было обследовать всю страну, осмотреть каждого мальчика в каждом доме и на улице, и в соответствие с этим увидеть, есть ли у него тот или иной знак. Есть ли у него то, или иное, позволяющее, по мнению тамошних священников, судить о том, есть ли у него перспектива стать признанным в качестве Далай-Ламы. Относительно тех, кто обладает наибольшим числом знаков, существует убеждение, что это будто бы и есть великая душа Бодхисатвы, что она должна воплотиться в этого мальчика, и тогда он становится Далай-Ламой. В промежуточное время, в то время, когда происходят поиски божества, воплощенного в человеческом образе, вице Далай-Лама должен временно править в стране.
Гуцков повествует далее: уже было слышно о том, что возможный новый Маха гуру или новый Далай-Лама может быть коронован в Лхасе и введен в своё особое достоинство. Здесь мне хотелось бы вставить одну маленькую историю, которую рассказывает Гуцков. Он рассказывает её в ином контексте, но мы всего лишь хотим вызвать перед душой образ его «Маха гуру».
Прелестная девушка путешествовала вместе со своим отцом, грешником. По тибетским обычаям другие братья (отца) тоже считались её отцами, так как в Тибете существует своего рода полиандрия, многомужество. Если в Тибете женится мужчина, то одновременно на той же самой женщине женятся его братья. Так что братья отца тоже являются отцами, только один из них является главным отцом. – Караван очень хорошо описан в «Маха гуру»: отцы находятся впереди, как бы поставлены в круг. Затем главный отец, в данном случае наш обвиняемый, грешник, затем прелестная девушка, дочь этого грешника. У этой дочери грешника, когда она была ещё маленькой, была ребенком и только начинала помогать своему отцу, был в детстве товарищ. С ним она, в соответствие с тибетскими традициями, охотно играла, он тогда очень любил её, и о нем она тоже ещё очень охотно вспоминала. Главный шаман кричащей и играющей вереницы людей тоже был среди её товарищей по детским играм; этот шаман был к тому же братом только что упомянутого приятеля детства девушки. Я добавляю это для того, чтобы позднейшее было легче понять.
Весь караван направлялся в Лхасу, и когда они вошли в Лхасу, то услышали, что новый Далай-Лама введен в свое достоинство. Но сначала нам надо познакомиться с тем, что наш великий грешник, который сделал слишком длинным расстояние между носом и верхней губой у главного тибетского божества, был поставлен перед черным трибуналом. Страшный приговор был объявлен и гласил, что такой грех можно искупить ничем иным, как только смертью. Из-за этого виновный вместе со всеми, кто принадлежал к его семье, был брошен в тюрьму, для того, чтобы позднее могло состояться дальнейшее определение суда, которое должно было разоблачить все то, в чем погрешил этот человек. Я должен настоятельно заметить, что до сих пор он не погрешил ничем иным, как только тем, что у главного божества расстояние между крыльями носа и верхней губой сделал почти на миллиметр длиннее. Но там это был грех, достойный смерти.
Стало известно, что Далай-Лама был с пышностью введен в свою должность. Мы познакомимся со всеми обычаями Тибета, также и с тем, что разыгрывалось вокруг лхасского двора. Об этом много говорится и даются точные описания. В этой ситуации имелся один человек в ранге китайского посла при лхасском дворе, у которого была прелестная юная сестра. Он имел высокий ранг при мандарине. Он занимал шестую степень, но надеялся вскоре подняться ещё выше; его особым идеалом было получение ордена с павлиньими перьями. Однако когда китайский посол следовал за своими мечтами, самой смелой из которых было получение ордена с павлиньими перьями, новый Далай-Лама был возведен в своё достоинство. Новый Далай-Лама знал, что он создал Солнце, Луну, звезды, молнию, облака, растения и камни; он объяснял тем, кто приходил к нему с визитом, как он всё это сделал, что он является изначальным владыкой всего, что видимо во внешней Вселенной, а также и того, что невидимо. Итак, он был изначальным владыкой, как видимого мира, так и того, что как невидимый мир причислялось к видимому миру.
В Тибете существовало две партии. Где-либо ещё тоже есть партии, однако эти две партии были связаны с самым древним спиритуальным развитием человечества. Эти две партии, чьё священство принадлежало к разным сектам, обычно называли по головным уборам. Одна партия называлась: «желтые шапки», а другая - «красные кисточки». Они постоянно находились в ссоре друг с другом. На нашем языке мы бы сказали, - ведь тут действительно имелась связь со спиритуальным началом, - что желтые шапки связаны с люциферическим элементом жизни, тогда как красные кисточки - в большей степени с ариманическим. Это отражалось в их учениях, но также и в их действиях. Так что учение и действия желтых шапок формировались и совершались так, что в них правил люциферический элемент, тогда как во всем, что исполняли красные кисточки, правил ариманический элемент. Из этого следовало, - нас завело бы слишком далеко изложение, почему оно следовало, - что красные кисточки делали упор на то, чтобы рассматривать Далай-Ламу как правомерного бога, который создал растения, животных и людей. Они были заинтересованы в том, чтобы новый Далай-Лама был найден и чтобы все в стране верили в то, что он действительно настоящий бог, в то время как желтые шапки, когда Далай-Лама был найден и возведен на трон, постоянно возмущались этим. Дело в том, что в Тибете кроме Далай-Ламы существовал ещё некий Тешу-Лама, которого больше признавали северные тибетцы и монгольские племена. Итак, он существовал наряду с Далай-Ламой и всю свою жизнь пытался свергнуть Далай-Ламу, чтобы самому сесть на трон. Желтые шапки были теми, кто поддерживал Тешу-Ламу и пытался возвести его на трон.
Китайский посол, чьим идеалом было получить орден с павлиньими перьями, видел: новый Далай-Лама уже здесь. Его страна, Китай, имела кое-какие притязания относительно Тибета. Однако Тешу-Лама хотел оспорить трон другого, и тут возникали интриги. Он, посол, плел такие интриги. Он организовал поход караванов, своего рода военный поход, чтобы придти к Тешу-Ламе и усилить его власть. Однако в действительности дело было не в том, чтобы посадить на трон Тешу-Ламу; нет, посол хотел, чтобы китайское правительство могло взять бразды правления в свои руки. При всей этой путанице, которая возникала, случилось так, что прелестной девушке, дочери грешника, удалось ускользнуть из заключения. И вот происходит то, чего никогда не должно было бы происходить, то, что категорически исключалось: оказавшись в саду, где позволялось гулять одному только богу, Далай-Ламе, она обнаружила Далай-Ламу и увидела, что это друг её детских игр, который однажды не появился, который однажды исчез и тем временем воспитывался, чтобы стать Далай-Ламой. Теперь он стал Далай-Ламой и он узнал девушку, дочь нашего страшного грешника. Развивается очень интересный диалог. Вы только представьте себе, что за отношения могли возникнуть, когда участница детских игр, которая искренне любила своего товарища по детским играм, встречает этого товарища детства, который убежден в том, что он создал Солнце, Луну и звезды, а его подруга детства не очень-то склонна, верить в его божественность. Однако случилось так, что священники раскрыли весь этот ужас, и снова бросили девушку в тюрьму. Далай-Лама же сидел на мягкой шелковой подушке посреди принадлежавшего ему гарнитура и медитировал о том, как он управляет молнией и облаками, как он создавал другие вещи, связанные с воспринимаемым миром и обдумывал это дальше.
Дальнейшее развитие романа вновь приводит нас к черному трибуналу. Разыгрывалась страшная сцена, поскольку наш грешник, которому раньше совесть не позволяла зайти дальше, чем удлинить на миллиметр расстояние между носом и верхней губой, теперь совершил ещё большее преступление. Находясь в заключении, он обезумел до того, что взял, - как бы мы сказали, - нечто подобное пластилину и наделал самых курьезных божеств. Представьте себе, в тибетский трибунал должны были принести все множество божеств, которых он неправильно наделал в тюрьме! Это же страшная вещь! Рёв возмущения раздался, когда он хотел защитить себя. Ибо вокруг находились судьи, на дальней галерее люди, и судье был чистыми монахами, которые говорили народу, какой длины должны быть крылья носа, как велика должна быть каждая линия у каждого божества, насколько больше должен быть живот у божества, чем у обычного человека, и что во всем этом данный мужчина погрешил перед божествами, которых он наделал, сидя в тюрьме. Это было нечто ужасное. Он должен был быть прямо-таки разорван фанатичными судьями инквизиционного трибунала. Великий грешник и его приверженцы, также и его прелестная дочь, особая прелесть которой состояла в том, что она имела не слишком маленькую ножку, стопу, и тем самым отклонялась от общепринятого на Востоке обычая иметь слишком маленькие ноги, - она и без этого была прелестным существом, - все были снова брошены в тюрьму. Однако приверженцы человека, стремящегося получить орден с павлиньими перьями, устроили в Лхасе бунт, и при этом возмущении возник пожар, причем горел именно тот дом, где находилась девушка. Она появилась высоко вверху посреди огня и дыма в тот момент, когда Далай-Лама со своими братьями проходил мимо внизу. В подходящий момент у божества, у Далай-Ламы проснулось человеческое сердце. Теперь он уже не посылал на помощь громы и молнии, но бросился в пламя, спас девушку и принес её вниз. Шаман, его брат, был обо всем осведомлен и помог ему бежать. Далай-Лама с девушкой бежал в уединенную горную местность вместе со своим братом; на место Далай-Ламы желтые шапки возвели Тешу-Ламу. Итак, девушка путешествовала вместе с Маха гуру и его братом, шаманом, - ведь если один женился, то и другой по тибетским законам женился вместе с ним, - так что и шаман женился на этой прелестной девушке. Через год шаман умер. Добрый Далай-Лама стал очень стар. Он стал единственным мужем своей жены, и прошел ещё долгий ряд лет, так как шаман умер вскоре после бегства. Далай-Лама даже пережил свою жену, он был совсем одиноким, старым человеком, он давно отвык от того, что он правит молнией и громом, что он создал горы, леса и реки, что Солнце, Луна и звезды вращаются по его воле. На старости лет он стал йогом. Он пытался воспринять ту мудрость, благодаря которой его душа восходила в духовные миры. Он стоял на одной ноге, другая нога обвивалась как змея вокруг первой, одна рука опущена вниз, другая поднята вверх: так он стоял, и только губы ещё шевелились. Бедняки из долины приносили ему еду; но он уже не менял своей позы. Травы и вьющиеся побеги проросли вокруг него, и так он ожидал смерти. – Эта последняя сцена замечательно описана в романе. Она описывает, как человек, произведенный в Далай-Ламы, в стрости действительно обрел своего Бога, как его душа растворилась в тех элементах, которые он хотел познать, и относительно которых он некоторое время своей жизни верил, что их создал он.
Это замечательное литературное произведение, продукт тридцатых годов 19 столетия, в котором с большим пониманием описаны дела относительно молодого человека, описано, что за обычаи существуют в Тибете, в этой удивительной стране. Это то, что в пятую послеатлантическую эпоху ещё могло остаться от того, что совершенно иным образом существовало в четвертом главном атлантическом периоде нашего земного развития. Нечто значительное, - значительное, прежде всего, на внешнем уровне, - состоит в том, что в то время, когда мог возникнуть этот роман, у одной души возникла потребность изобразить нечто такое, что на самом деле можно было понять только в том случае, если человек, хоть немного предчувствовал весь путь эволюции человечества с его духовной стороны. Один человек в Европе, по крайней мере, предчувствовал, что в этой замечательной стране в некоторых тибетских учреждениях, представленных нам в несколько гротескном виде, наверняка существовало, - пусть даже в карикатурном виде, - то, что в ином виде существовало в атлантическом мире. Значительным на внешнем уровне является то, что этот роман мог возникнуть в то время, что в нём указывалось на ту страну, где можно было увидеть наиболее значительным образом то, как даже в так называемых желтых шапках и красных кисточках продолжал жить люциферический и ариманический элемент. С ними жители Атлантиды в четвертую атлантическую эпоху были знакомы в высшей степени, с ними они действовали и работали. Однако в этом романе «Маха гуру» есть и ещё нечто значительное уже на внутреннем уровне.
Внутренне значительным является то, что мы можем провести перед нашей душой, представив себе тот момент, когда выносился приговор вышеописанного черного инквизиционного трибунала. Там наш грешник произнес в свою защиту замечательную речь. Мы уже знаем, что в тюрьме он сфабриковал множество божеств; но делал он их, будучи безумным, так как он сошел с ума. Прекрасно описано, как он подготовился к этому безумию ещё на пути в Лхасу, как он все больше и больше расширялся, расковывался, и, наконец, сломался. Став совершенно безумным, он наделал всяких божеств, которые страшным образом отступали от канона.
При этом мы узнаем о тибетском каноне то, что Гуцков описывает прекрасным и доходчивым образом; но мы узнаем также ещё нечто весьма замечательное. Этот великий грешник характеризуется нам следующим образом. Как сын своего отца и деда, - так положено всегда говорить в Тибете, - он занимается производством божеств. Всегда, всегда изваянные им божества соответствовали с точностью до одной линии; любое расстояние и положение членов тела было верным, правильным было и расстояние между верхней губой и крыльями носа и так далее. Никогда не случалось с ним, чтобы хоть чуть-чуть расстояние между крыльями носа и верхней губой стало бы слишком большим. Но затем это с ним, всё же, произошло однажды, и он ожидал своей смерти. Но как безумный человек, то есть в таком состоянии, когда его душа уже немного вышла из тела, он использовал своё тело для того, чтобы сфабриковать совсем уж еретических божеств. И вот теперь он держал долгую речь в своё оправдание, он, кто никогда не воспринимал в искусстве ничего, как только то, что было предписано каноном, - ибо божества всегда ваялись в соответствие с каноном, - он держал речь, в которой он, исходя из своего безумия, развивал художественные принципы. Глубоко захватывает эта сцена тех, кто кое-что понимает. Итак, этот человек, пока у него все было исправно с его четырьмя телами, мог допускать лишь ничтожные ошибки, как чуть-чуть большее расстояние между носом и верхней губой. Но теперь, после того как его астральное тело и эфирное тело стали высвобождаться из физического тела, он склонился к искусству и работал по принципам художественного гротеска. Инквизиция этого не понимала и верила, что он связался со злом, чтобы разрушить труды божеств.
Многое из того, что я говорил о заблуждениях человеческой души, о попадании в ту или иную пропасть, выступает перед душой, если человек читает у Гуцкова захватывающую сцену инквизиционного трибунала. Перед душой автора, этого молодого человека вставало предчувствие, что может наступить время, когда люди больше не смогут находить для себя равновесия. И вот он ставит таких людей в условия тибетского религиозного сообщества; ведь эти вопросы для автора могли естественно развиться наиболее интенсивно вследствие того, что противоречия острейшим образом столкнутся друг с другом, а также потому, что он тем самым мог показать, как внезапно проявляется, всплывает искусство. Искусство всплывает, из человеческой души, сорвавшейся в пропасть, из человеческой души, которая близко подошла к Люциферу, чтобы спастись из ариманических когтей «красных кисточек», которые выступали в качестве судей над еретиком. Мы видим, как отсюда вырвалось искусство. Это удивительно глубокий закон, - на который тут указано, - закон о связи человека с духовным миром и его безднами: люциферическим и ариманическим миром.
Перед тем, как я буду следовать дальше за этим ходом мыслей, мне хотелось бы сделать несколько замечаний о польской драме Красинского, драме, которая завершается словами «Ты победил, галилеянин!» («Небожественная комедия» графа Зигмунда Красинского, появилась анонимно в Париже в 1834, Зыгмунт (Сигизмунд Красинский, Зигмунд Красинский, Zygmunt Krasi?ski; 1812—1859) — граф, польский поэт и драматург. Р.Штейнер был знаком с данной драмой по лекциям А.Мицкевича) частичный перевод которой сделал А.Мицкевич в своих парижских лекциях; перевод был озаглавлен «Инфернальная комедия» (La comedie infernale). Я настоятельным образом должен заметить, что я не в состоянии судить о художественном аспекте драмы, поскольку мне известны лишь идеи и интенции этой драмы. По прекрасному впечатлению, которое выразил по отношению к этой драме Адам Мицкевич в своих парижских лекциях в 1842, я могу говорить лишь об идеях и интенциях этой драмы, и ничего об её художественном значении, лишь об идеях и интенциях. Вы должны принять это ограничение. Действительно, о драме можно говорить так, поскольку Мицкевич анализирует её по отношению к идеям и интенциям. Эта статья на французском языке настолько хороша, что можно убедиться в достоинстве и величии этой драмы, если вникнуть в сообщения господина Мицкевича. Мы увидим ещё больше, если прочтем прекрасное, вновь изданное предисловие Мицкевича к этой драме, предисловие о духе поэмы. Мы убедимся, что имеем дело с драмой, явившейся из самых глубин человеческой души. В этой драме удивительным образом затрагиваются тайны человеческой душевной жизни. Как главное действующее лицо перед нами предстает один польский граф; справа и слева от него, обращаясь и говоря к нему, предстоят добрый Ангел и злой Ангел, один из которых хочет вести человечество в добрую сторону эволюции, другой же хочет вести его в худшую сторону. Данные сцены переведены на французский язык и показывают, как с удивительной простотой польский поэт постарался изобразить это отношение Гениев из иерархии Ангелов к нашему герою, польскому графу.
Затем мы знакомимся с семейной жизнью графа. Этой семейной жизни графа личность графа приносила страдание. Граф целиком и полностью жил прошлым, прошлым, которое наполняло его личную жизнь, прошлым человечества, прошлым того, что до сих пор действовало в эволюции человечества. Но он жил также и прошлым, доставшемся ему от поколений древних польских предков, от образов его отца и его предков. Он мало заботился о настоящем и не мог найти контакта со своей женой. Но в том, что жило в нем как наследственное достояние, то, что, - я бы сказал, - прорастало в нем благодаря утонченной крови многих поколений, в этом жил как бы утонченный, необычный спиритуальный образ мыслей, жило чувство миров, полностью парящих над земным, совершенно спиритуальное чувство. Случилось так, что он не мог найти контакта со своей женой. Он жил только в духе, он жил так, что окружающие его, ощущали его как некоего пророка Божьей милостью, благословенного Богом пророка. Его жена родила ему одного сына. Затем мы подходим к крещению этого ребенка; но его самого при этом нет. Он не может найти никакой связи с тем, что существует как земное. Вследствие этого крещения и вследствие того, что было с этим связано, жена, мать ребенка сходит с ума. Он, граф, уезжает, и когда он после крещения снова приходит в дом, ему приходится узнать, что его жена помещена в сумасшедший дом, то есть туда, что сегодня называют санаторием.
Достойно внимания, что мы снова поставлены перед личностью, у которой сущностные человеческие части разрыхлены, расслаблены. Мы узнаем, что за слова по поводу крещения ребенка имели место перед тем, как женщина сошла с ума. Когда ребенка должны были крестить, женщину охватила идея о несчастье, нависшем над ребенком вследствие того, что она со своими талантами и всей её человечностью оказалась не на высоте, чтобы подобно своему супругу, жить в духовном мире. И что она не смогла бы родить ребенка, который в достаточной степени смог бы жить в духовном мире, чтобы отец мог полюбить его. И вот она хочет со всей силой своей души, со всем своим стремлением проникнуть в духовные миры, для того, чтобы внизу получить для своего сына то, что находится там. Она желала, чтобы она могла получать из духовного мира все, чтобы смочь дать ребенку спиритуальные задатки. Стремясь к схождению спиритуальных задатков для её ребенка, она сходит с ума. И, как было сказано сегодня, её отправляют в санаторий.
Там её разыскивает старый граф; он находит её, и она говорит с ним. Она говорит удивительные, проникновенные слова, Она сначала сообщает, что она хотела получить для ребенка те силы из духовных миров, которые дали бы отцу возможность полюбить его, и затем говорит удивительные слова, примерно следующие: я смогла проникать во все миры; мои крылья поднимались во все миры, и я хочу обобщить всё, что живет и светит в духовных мирах, чтобы это вливалось в моего ребенка, я хочу объединить все то, что живет в духовном свете и в мире сфер, чтобы душа ребенка сделалась такой, чтобы он стал поэтом. – Одно слово вводит нас особенно глубоко в предчувствующую жизнь представлений поэта, в духовные миры; это то, когда он вкладывает в уста старого графа, - который слышит, что жена его стала безумной, - такие слова: Где же теперь пребывает её душа? Посреди криков безумных людей! Этот зрелый ум, который жил в Божьем страхе перед Вселенной, помрачен. Свои мысли она послала в пустыню, искать меня!
Затем отец приходит к ребенку. Ребенок родился физически слепым, но стал ясновидящим, и он говорит о своей матери. Сначала ребенок остается слепым, он говорит. Причем проходит некоторое время после сцены, в которой граф произносит замечательные слова. Именно в это время умирает мать. Ребенок рассказывает отцу, что его душа как бы на крыльях всегда может подниматься туда, где находится мать, та мать, которую он никогда не знал. Ребенок рассказывает, причем, он описывает, как он заглядывает в духовный мир, описывает то, о чем он никогда не слышал, но то, что слышал отец от безумной женщины как её последнее желание. При этом граф снова говорит замечательные слова, замечательное для того, кто может рассматривать такие вещи с позиции духовной науки; разве возможно, чтобы тот, кто прошел через смерть, ещё некоторое время в духовном мире продолжал удерживать идеи, которые он имел здесь в конце, перед тем как он проходил через врата смерти?
Итак, мы видим, что и мать и ребенок физически сломлены, сокрушены, как они известным ненормальным образом, атавистически, перенесены в духовный мир. Будучи в окружении графа, который со своим духом всецело живет в прошлом, они терпят крушение, надламываются, но на атавистическом уровне выносятся в духовный мир.
Можно обнаружить ничто иное, как внутреннюю связь между атавистическим проникновением в духовный мир этих близких польского графа, и проникновением ваятеля божеств, великого грешника из романа «Маха гуру», который описывает свое искусство, расколдовывающее целый новый мир божеств, когда он сошел с ума, надломился физически. Из польской драмы даже в большей степени, чем из «Маха гуру» слышится крик человечества: что будет, если человеческие души не смогут принять в правильной и чистой форме учение о духовных мирах? Что должно произойти с человечеством в будущем? Не будет ли должен человек разрушаться, надламываться физически, чтобы войти в духовный мир?
Те, кто серьёзен, должны поставить этот серьёзный вопрос перед своей судьбой. Когда человек читает предисловие к «Инфернальной комедии», он получает чувство, что польский поэт в полной мере ставил перед своей душой те вопросы, которые я только что обозначил. Возможно, что в поэзии нет более тонкого, более интенсивного описания этого трагизма, как в этом предисловии к «Инфернальной комедии». – В дальнейшем граф, видевший физическое крушение своей семьи, встречается с одной личностью. Эту личность поэт делает полновластной в мире, она ничего не желает знать о прошлом; внутренне это целиком татаро-монгольский характер, внешне - личность, принявшая социалистическое учение Фурье, Сен-Симона и прочих, которая хочет приложить все усилия к тому, чтобы разрушить то, что есть, и дать человечеству новую социальную жизнь. Этот человек говорит: то, что тут есть, то, в чем живет граф, должно быть основательно ликвидировано на Земле. - Людям указывается на этого властного, готового к насилию человека, насильника, который хочет все разрушить и не страдает от того, что он таков, каков он есть. Развертывается борьба между носителем прошлого и носителем настоящего, жестокая борьба, которая описана блестяще. Отдельные сцены, переведенные на французский, таковы, что можно говорить о них именно таким образом.
Затем нам дается разговор, диалог между властным человеком, насильником и старым графом, диалог, который мог сочинить только такой человек, в душе которого живет и противостоит: (одна) мировая судьба против (другой) мировой судьбе. Развертывается борьба, в которой старый граф появляется даже с ясновидящим ребенком. При этом получается так: ребенок погибает, старый польский граф погибает, а насильник побеждает. Прислуга, приверженцы графа обрекаются на гибель. То, что устарело, преодолевается, насильник берет верх, настоящее одерживает победу над прошлым.
Описание битвы представляет собой нечто, весьма грандиозное. Затем нам предлагается ещё одна сцена: после битвы насильник стоит тут вместе со своим другом, он смотрит на небо, или, может быть, лучше сказать, на скалы, за которыми закатывается Солнце, скалы, позолоченные заходящим Солнцем, и вдруг перед ним возникает видение. Друг не видит ничего особенного, видит лишь скалы, пылающие от Солнца. Но насильник, который так много взял на свою душу, который находится под впечатлением от человека, который так много узнал в своей жизни как старый граф, стоит тут и видит, как на зубцах гор появляется образ Христа Иисуса.
С этого момента он знает, что ни старого графа, представителя прошлого, который дошел лишь до атавистической жизни в духе, не может спасти разрушенное вокруг него прошлое, ни то, что он сам, живущий настоящим, добьется победы. Он видит, что зарождается борьба, но никто их обоих не может победить, ни прошлое, которое, по отношению к жизни в духовном, мире может вести лишь к атавизму, ни настоящее, которое выступает через насильников. Настоящее, построенное на учении Фурье и Сен-Симона, издевается над Ангелами и учением о Боге. Христос Иисус, Который является ему, показывает ему: ни та, ни другая стороны не одерживают победы, она в том, что выше их обоих. – И то, что насильник над зубцами гор, позолоченных солнечными лучами, видит Христа Иисуса, приводит его к тому, чтобы сказать: «Ты победил, Галилеянин!» Так восклицает насильник и падает мертвым. Это великое и трагическое последствие возникает оттого, что находится выше, чем оба эти течения, которые в этой драме столь грандиозно противостоят друг другу. В этой, - как это вытекает из отдельных сцен, - удивительной драме польской литературы мы знакомимся с одной значительной манифестацией польского мессианизма. Мы видим, как с приходом настоящего времени человек должен ставить вопросы о судьбе своего рода.
Навигация
Перейти к полной версии