BDN-STEINER.RU

ANTHROPOS
Энциклопедия духовной науки
   
Главная

Предметный указатель





САМОПОЗНАНИЕ

134. (25; 1-13) В Библии сказано: "И Адам познал жену свою". "Познавать означает: быть чем-либо оплодотворенным. Самопознание означает не что иное, как оплодотворение божественным Я. Познай себя, означает: позволь оплодотворить себя божественным Я, которое пронизывает мир. Нечто подобное в эзотерическом Христианстве лежит в основе притчи о пяти разумных и пяти неразумных девах со светильниками. В ней духовное оплодотворение дано в образе лампы с маслом. ... Неразвитая часть человечества остается без масла в лампе, не развивает своего существа до Буддхи; развитая часть позволила духу воздействовать на свое тело, так сказать, влила масло в лампу. Другие этого не сделали, они не развили пять своих членов. А те, кто развил, подготовили себя к тому важному моменту, когда придет Христос. И когда это время наступает, то у одних в лампах есть масло, их души освещаются, они готовы воспринять Христа". Остальные идут к лавочникам за маслом и возвращаются слишком поздно: души должны будут осветиться Самодухом для принятия в себя Христа, Который оплодотворит шестой элемент (Манас) в 6-й послеатлантической культуре. 96 (20)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

354. "Слово стало плотью и не только жило среди нас, но постоянно живет среди нас. Логос стал плотью. Кого прежде искали на Небе, Того теперь следует искать у людей. Ибо Логос по праву искали у Бога-Отца, в наше время Логос следует искать у Бога-Сына.
     Но Бога-Сына в его элементарном значении человек находит в том случае, когда делает истиной слова Павла: "Не я, но Христос во мне", — когда он познает себя. Все антропософы имеют целью научиться глубоко погружаться в человека. Когда в древности люди глубоко погружались в себя, что они там находили? — В основах человеческой природы они находили люциферические силы. Когда же современный человек глубоко погружается в себя, он находит там Христа". 221 (5)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

413. "Вначале Существо Христа в теле Иисуса из Назарета встретило в пустыне Люцифера; Люцифера, каким он господствует и действует, каким он подходит к людям, когда они переоценивают себя, имеют мало смирения и самопознания. Выступать в фальшивом высокомерии, в самовозвеличении людей — этого хочет Люцифер! Теперь Люцифер подступил к Христу Иисусу и сказал примерно те слова, что стоят в Евангелии: взгляни на меня! Другие царства, в которые внедрен человек, основаны древними богами, духами, и они стары. Я хочу основать новое царство. Я хочу дать Тебе все, что есть прекрасного и величественного в старых царствах, если Ты вступишь в мое царство. Но Ты должен отказаться от других богов и признать меня! — И всю красоту люциферического царства описал Люцифер, вое, что говорит к человеческой душе, когда она хоть немного высокомерна. Но Существо Христа пришло из духовных миров. Оно знало, кто есть Люцифер и как нужно относиться к нему душе, которая не хочет быть искушенной им на Земле. Оно не знало искушений Люцифера, но Оно знало, как следует служить богам, и Оно было достаточно сильным, Существо Христа, чтобы отклонить Люцифера.
     Тогда Люцифер предпринял новую атаку и взял с собой в поддержку Аримана. И оба обратились ко Христу. Один возбуждал высокомерие, это был Люцифер, другой взывал к Его страху, это был Ариман. И один из них при этом сказал: через мою духовность, через то, что я могу Тебе дать, если Ты меня признаешь. Ты не будешь нуждаться в том, в чем нуждаешься, поскольку Ты как Христос вступил в человеческое тело. Это тело подчиняет Тебя себе. Ты должен признать закон тяжести. Я могу столкнуть Тебя вниз, и человеческое тело помешает Тебе преступить закон тяжести. Если же Ты меня признаешь, я устраню последствия падения и с Тобой ничего не произойдет! — Ариман сказал: я уберегу Тебя от страха перед падением вниз! — И так оба подступали к Нему. Но оба в своем напоре как бы удерживали весы в равновесии, и Он мог им противостоять. Он нашел силу, которую человек должен найти на Земле, чтобы возвыситься над Люцифером и Ариманом. Тогда заговорил Ариман: Люцифер, ты мне не нужен, ты только мешаешь мне, ты не увеличиваешь, а уменьшаешь мою силу. — И Ариман отослал Люцифера прочь и предпринял последнюю атаку как Ариман, один. Он сказал то, что находится в Ев. от Матфея: сделай минералы хлебом! Сделай камни хлебом, если Ты хочешь хвалиться божественной силой! — Существо Христа ответило: не хлебом единым жив человек, но и тем, что как духовное из духа исходит. — Об этом Существо Христа знало очень хорошо, ибо Оно ведь только что изошло из духовных миров. Тогда Ариман сказал: Ты, может быть, и прав. Но несмотря на то, что Ты прав, мне не возбраняется определенным образом удерживать Тебя. Ты знаешь только то, что делает Дух, Который сходит из высей. Здесь, внизу, в человеческом мире, люди совсем другие; им действительно приходится превращать камни в хлеб, они не могут питаться одним духом. — В этот момент Ариман говорил Христу о том, что можно было знать только на Земле, но чего Бог, впервые ступивший на Землю, не мог еще знать. Он не знал, что внизу необходимо минералы, металл, золото превращать в хлеб. А Ариман говорил, что внизу люди вынуждены питаться за деньги. Это был пункт, в котором Ариман еще имел власть. И я, — сказал Ариман, — эту власть употреблю!
     Таково действительное содержание этого искушения; от него, таким образом, остался остаток. Вопрос не был решен окончательно — вопрос не Люцифера, а Аримана. Для этого было необходимо нечто другое".148 (5)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

468. "Древняя мудрость была излита на человечество. Исходя из нее, было много сказано о сущностях, о силах, что господствуют над природой, но очень мало — о самом человеке. Человек тогда еще не пришел к своему земному сознанию, был еще ведом на помочах высшими силами. Он мог стать мудрым, но самосознание в нем еще не вспыхивало. Аполлоново "Познай себя" пребывало в среде человечества как тоска, как некий зов ведущих греческих богов, направленный в будущее. Была мудрость, трактовавшая о природе, — конечно, о природе всего космоса.
     И вот в ту жизнь человечества было внесено древнееврейское откровение... решительно отличавшееся от языческого откровения мудрости. Оно некоторым образом пренебрегло включить в себя мудрость о природе и мироздании. И о природе, и о мироздании в нем говорилось, по сути, лишь одно: Бог создал ее вместе с человеком, и человек в мире должен служить Богу. Все древнееврейское откровение служит одной цели: показать человеку, как он должен служить Богу Ягве. К чему апеллирует древнееврейское откровение? К чему тогда апеллировало и что тогда имело в себе языческое откровение, — это была головная организация, которая сама еще была способна вызывать в себе воспоминания о лунном времени.
     Еврейское откровение к этому апеллировать не могло. Оно могло апеллировать к остальной человеческой организации. ...Эта остальная организация солнечна и воспринимает в себя идущее от Луны. А идущее от Луны экстремально ведет к заблуждению, к тому, что может открываться во внутреннем человека. Но это и есть содержание древнееврейского откровения. Оно целиком имеет отношение к человеку. Человек в древнееврейском откровении стоит в самом центре.
     Однако ко времени Мистерии Голгофы человек еще не был пронизан самопостижением, самопознанием. Нужно было искать путь, который, собственно, был обходным путем. И он проходил через иудейскую народность. Поэтому иудейская религия — это, прежде всего, не религия человечества. Она не обращается к отдельным людям, но — ко всему еврейскому народу. Она — народная религия. Она говорит о человеке, но окольно, через народ.
     В такую среду была поставлена Мистерия Голгофы: в дотлевающую древнеязыческую мировую мудрость и в сознание человечества в форме народного сознания. ...Следует отличать факт Мистерии от средств ее постижения, ощущения. Язычники могли ее понять лишь остатками их мировой мудрости, иудеи — только тем, что было открыто. И так это вначале и понималось. Остаток древней мудрости явил себя в гностическом постижении События Голгофы. Иудейскому откровению обязана своим постижением Мистерии Голгофы римско-католическая церковь. И теперь, чтобы вообще Мистерия Голгофы была понята, должен быть проложен обходной путь сквозь эти два мировых потока".196 (3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

554. "Христос сегодня говорит людям: сколько в меньшем из твоих братьев ты понял с внутренней терпимостью, если даже он заблуждается, столько понял ты Меня; и Я дам тебе преодолеть предрассудки, если ты постараешься эти предрассудки отбросить в терпимом восприятии того, что другой думает и чувствует. ...Тогда мы не только будем думать о Христе, но Христос будет жить в наших мыслях. ...Таков путь ко Христу через мышление".
     "Что касается пути воли, то воля наша сегодня только тогда содержит правильный социальный огонь, когда мы имеем выработанный нами себе идеализм, тот идеализм, который мы вносим в себя через собственную деятельность. Это ведет к перерождению. А то, что мы находим, обретая себя как человека, это впервые ведет ко Христу".189 (2)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

556. "Чувства сказали: не я, но Христос в нас. Жизненные органы сказали: не я, но Христос в нас. Человеческая моральная и интеллектуальная жизнь должна научиться говорить: не я, но Христос во мне. — Каждый шаг в духовный мир являет нам это".152 (10)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Мистерии древности и Рождество

591. "Поскольку вещи сильно изменились, довольно трудно в современных условиях описать, как в древности с сентября-октября готовились к празднику, который теперь мы называем Рождеством. Все велось к тому, что сегодня мы могли бы назвать советами-загадками, ответами на вопросы, даваемыми в завуалированной форме, когда смысл нужно было извлечь из того, что давалось в знаках. Скажем так: ученики Мистерий давали тем, кто хотел чему-то научиться, какие-нибудь символические образы; их нужно было растолковать. Или они давали то, что мы называем загадкой; ее нужно было отгадать. Давалось какое-либо волшебное изречение. Что содержало это изречение, нужно было связать с природой и так его отгадать. Тщательно подготавливалось то, что у разных народов принимало различные формы. Например, в северных странах в более поздние времена это выглядело как бросание рунического жезла и разгадывание форм, которые при этом образовывались". Нечто своеобразное переживалось в конечностях. К октябрю прекращалась вся деятельность, связанная с земледелием, когда конечности нужно было соединять с плугом и т. д. И вот в них возникала потребность что-то месить. Во всяком пластическом находили тогда особое удовлетворение (как в июне — в танце). Получали особое чувство того, как замерзает вода, принимая различные облики. От этого остался обычай лить олово в воду под Рождество и отгадывать его формы. "Но это лишь абстрактный пережиток той удивительной деятельности внутренней движущей силы человека в природе, которая, например, выражалась так: ...человек опускал руку в воду, которая уже замерзала, так что его рука в ней застывала, а затем пробовал, как вода формирует волны, и замерзающая вода затем отвечала удивительными образованиями.
     Человек, таким образом, ставил вопросы Земле. Через музыку, через поэзию (Иоаннов день) он обращался в вершине лета со своими вопросами к Небу. ...Он смотрел, какие формы может принимать земной элемент. И он замечал, что формы получаются подобными тем, которые образуются у жуков, бабочек. Это становилось его воззрением. Из пластики, которую он извлекал из природного действия Земли, возникало для него воззрение, что вообще из земного элемента вырабатываются различные животные формы. Ко времени Рождества человек понимал животные формы. И когда он работал, его члены напрягались, он даже прыгал в воду, совершал определенные движения ногами, затем выпрыгивал из воды и пробовал, как отвечает вода, застывающая вода; и здесь он во внешнем мире замечал, какой облик имеет он сам, как человек. Но такое случалось только на Рождество и ни в какое иное время; в иное время он ощущал только животное, расовое. На Рождество он приходил к переживанию также и человеческого облика.
     Так в древних Мистериях я-сознание опосредовалось небом, а ощущение человеческого облика — Землей. Человек учился на Рождество познавать Землю в ее формирующих силах, в ее пластических, образных силах, а в Иоанново время — как гармонии сфер в сновидческом сознании навевают ему в звуках его Я. Так расширяли особые праздники древних Мистерий человеческое существо".223 (4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

141. "Каждый член всей своей сутью образует основополагающее существо и причину ближайшего из ниж­них членов человека: я-носитель — для астрального, астр.тело — для эфирного, эф.тело — для физическо­го. Все, что является я-переживанием, что человек переживает благодаря тому, что он является самопо­знающим существом, все это отпечатывается в астр.теле. ...Благодаря этому возникает все то, что в че­ловеке является текущими представлениями, суждениями и чувствами". А что астр.тело отпечатывает в эфирном, то получает характер длительного пребывания. Многократно повторенное представление стано­вится привычным. Нравственные суждения, отпечатываясь в эф.теле, становятся совестью.57 с. 256


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Физический организм и Я

243. "То, благодаря чему Я, главным образом в интеллектуальном смысле, проявляется в человечес­кой физической природе, есть обозначенная системой ганглиев нервная система, та нервная система, что исходит из солнечного сплетения (см.рис.). Оно развивает деятельность, которая вначале с тем, что можно в материалистическом смысле назвать жизнью нервов, казалось бы, не имеет особой связи. И, тем не менее, это, собственно, и есть точка приложения для действительной я-деятельности". То обстоятельство, что человек, когда он начинает оккультно видеть себя, центр Я ощущает в голове, не противоречит сказанному. В голове мы имеем дело с я-членом человека, с чем-то сверхчувственным, и точка, в которой человек переживает Я, иная, чем точка приложения деятельности Я. ... Значение слов: Я имеет точку прило­жения своей деятельности в солнечном сплетении ... заключается в следующем. Само Я человека наделено довольно смутным сознанием. Я-мысль — это нечто иное, чем Я. Я-мысль в некотором роде подобна волне, ударяющей в сознание, но я-мысль не является действительным Я. Действительное Я, как пластичная восприимчивая сила, через солне­чное сплетение вступает во всю организацию человека.
     Можно, конечно, сказать, что Я распределяется по всему телу. Но его главный пункт приложения, где оно особенно вмешивается в человеческую восприимчивость, пластику, в человеческую организацию, — это солнечное сплетение или, лучше сказать — система ганглиев; это в подсознании живущий нервный про­цесс, который разыгрывается в системе ганглиев. Система ганглиев здесь сообусловливает всю циркуляцию крови; и это не противоречит тому факту, что Я выражается в крови. В таких вопросах сказанное необходимо брать совершенно точно. Одно дело, когда говорится: через систему ганглиев Я вступает в строящие силы и во все жизненные отношения организма, и иное — когда го­ворится о том, что кровь с ее циркуляцией является выражением Я в человеке. ... Но каково отноше­ние Я к системе ганглиев и ко всему, что связано с ней? ... Тут дело обстоит так, что когда чело­век находится в здоровом, нормальном состоянии, то Я как бы сковано в солнечном сплетении и во всем, что с ним связано. ... Что это значит? Я дано человеку как дар в ходе эволюции Земли Духами Формы, ведь и оно было, как мы знаем, подвержено люциферическому искушению. То Я, каким его имеет человек, будучи зараженным люциферическими силами, должно бы было быть носителем злых сил. .... Оно заражено всевозможным эгоизмом. ... А то, что как система ганглиев, как солнечное сплетение, живет в человеке, перешло из лунного развития и представляет собой некий род дома для Я, в который оно низошло. Но оно должно было быть там затворено, сковано. Так что имеет место факт: Я из-за люциферической инфекции имеет постоянную тенденцию рождать коварство, ложь, выставлять себя в свете, а других в тени; но это сковывается нервной системой нижней части тела. Здесь это должно быть отбито. Через нервную систему нижней части тела силы правильного развития, прошедшие через др.Сатурн, Солн­це, Луну, принуждают Я не быть демоном в злом смысле слова. Т.обр., мы носим в себе наше Я скован­ным в нижних органах тела".
     Теперь представьте себе, что нижние части тела нездоровы, находятся в ненормальном состоянии. Быть в ненормальном состоянии означает для них не желать полностью принять в себя то, что хочет в них вой­ти духовно, что духовно к ним принадлежит. Я тогда может до некоторой степени оставаться свобод­ным в своей деятельности, когда нижние органы тела не совсем здоровы ... Я до некоторой степени отпускается во внешний мир, тогда как в обычном случае оно сковано. И когда Я ведет себя свободно, то человек становится больным, развивает свойства люциферически зараженного Я: тогда выступают злые качества Я. Человеку, поистине, потому нет нужды быть материалистом, что связь духа, т.е. Я, с физическими органами в жизни между рождением и смер­тью — но в более высоком смысле, чем представляет себе материалист — полностью видна, а также видно, как можно отделаться от черта, освободиться от его оков. Так в одном случае мы имеем дело с физичес­ким нездоровьем.
     Когда выступает свобода Я, дело может не дойти до действительного заболевания нижней части тела, но некото­рым образом может прекратиться ее регулярная деятельность. Это в большинстве случаев имеет место при сомнамбулизме. Тогда система ганглиев с ее функциями в нижней части тела подготавливается так — либо через саму природу, либо через всевозможные влияния магнетического рода, — что она не может удержать Я полностью в своей власти. Тогда Я обретает возможность свободно связаться с окружением. Будучи не закрепленным в системе ганглиев, оно тогда может использовать те каналы связи с миром, которые позволяют ему в пространстве и времени видеть нечто вдали, что при его нормальной связи с системой ганглиев видеть невозможно. Поэтому важно знать: существует оп­ределенная связь между сомнамбулизмом и "...некоторыми формами безумия, когда через некую деформацию, заболевание, отключаются определенные органы нижней части тела. ... Я тогда чувствует себя связанным не с телом, но с духовными окружающими силами, как это имеет место в случае сумасшествия. Поэтому при определенных формах безумия выступают такие свойства, как коварство, лживость, лукавство, хит­рость, т.е. все, что приходит с люциферическим заражением, — потребность выставлять себя на свет, а других в тень и т.п.
     Теперь вы можете понять, что от всего строения корпуса, "футляра", в котором сковано Я, зависит физическая конституция. Чтобы не обижать человека, приводя его в пример, сравним льва, свирепого пожирателя плоти, с тельцом или быком. Несомненно, есть разница между львом с его групповым Я и че­ловеком с его индивидуальным Я, но мы все же воспользуемся этим сравнением. ... у льва то, что соответствует групповому Я, менее сковано; через стремительную деятельность того, что соответствует органам нижней части тела, групповое Я оказывается свободнее, более отпущено окружением, тогда как у вегетарианца быка групповое Я более сковано в нижних органах тела. Поэтому бык живет более в себе. Так вы видите, что человеку неплохо быть вегетарианцем, если, разумеется, он того хочет. ... При вегетарианском питании нижняя часть тела делается еще более склонной сковывать Я, и человек благодаря этому становится более кротким. Его злой демон более уходит в него и менее изживает себя в окружении. Только не следует никого при этом убеждать, будто бы некто поэтому со­всем не имеет злого демона. Он имеет его, только запертым внутри. Перекрестный эксперимент легко мо­жет это показать.
     Сравним голодного вегетарианца с человеком, употребляющим мясо. Когда человек голоден, то вообще нечто в нем более расковывается, и легко может случиться, что именно голодный вегетарианец, посколь­ку он привык иметь более скованным то, что должно быть сковано, с особой свирепостью выразит это ос­вобождение. Ибо голод состоит в том, что нижние органы тела меняют свою деятельность и не сковывают Я в той же мере, в какой оно сковывается в сытом состоянии. ... Но я говорю только: вегетарианец в голодном состоянии более свиреп, чем в сытом, по сравнению с тем, кто ест мясо, не вообще свире­пее последнего. ... Во всяком случае, должно быть сказано, что вегетарианец должен заботиться о том чтобы избегать сильного недоедания. Ибо, если он недоедает, то вредит себе: оковы, темницу для своего черта, для того, кто коварен, лжив и т.д. он ослабляет, и тогда тот либо освобождается от ок­ружающих оков и окружение имеет с ним много хлопот, либо человек имеет хлопоты с самим собой, не справляется с собой, поскольку ... его обуревает страсть изживать различ­ные плохие качества Я. ... Благодаря этому возникают всевозможные неудовлетворительные состояния души".
     "В нашей человеческой природе многое должно быть сковано. Мы в определенной степени дьяволы, и лишь благодаря тому, что мы, проходя регулярное развитие через Сатурн, Солнце и Луну, получили от правильно идущих вперед божественно-духовных сил устройство, которое сковывает в нас дьявола, лишь благодаря этому мы до некоторой степени порядочные люди, к чему мы сами, в силу различных искушений, не испытываем большого расположения". 174 (19)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

273. Левшой человек рождается в силу кармических причин неблагоприятного свойства, например, вследствие особенно изнурительной работы в прошлой жизни, не только физической или интеллектуальной, но вообще духовно или душевно изнурительной. У левши в развитии речи участвует правая мозговая извилина. Если ребенок в равной мере владеет левой и правой рукой, то он вырастет вялым. Эф.тело сле­ва сильнее, чем справа, астр.тело — наоборот И это существенно. Опасно выравнивать их механически. 300-в с.58


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Опасности и задачи нового развития

293. "Ученики Мистерий постоянно сознавали: наивысшее, что они могут узнать о человеке, служит подготовлению к жизни после смерти". "Познай себя" означало восхождение после смерти на более вы­сокую ступень жизни. "В древности человек на Земле имел задачу стать кандидатом на полноценную человече­скую жизнь после смерти. В нашу эпоху задачу человека составляет становление полноценным человеком на Земле, чтобы после смерти смочь взойти на более высокую ступень развития, чем это он мог сделать в древности. Перед древним человеком стояла опасность в случае неправильной жизни на Земле не достичь затем полноты человечности. Современный человек ... если он не достигнет полноты человеческо­го (на Земле), откажется от этого, то в жизни после смерти он опустится вниз, в подчеловеческое. Древний чело­век мог чего-то лишиться, новый человек разрушает нечто. ... разрушает в своей человечности нечто такое, что относится ко всему человечеству ... отрицает человечество, тогда как древний человек от­рицал только себя".221 (1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Природа на службе у человека

320. "Все минеральное (как пища в человеке) должно превратиться в тепловой эфир. И в тот момент, когда в организме человека появляется нечто, мешающее минералу превратиться в тепло, человек заболевает. Человек принимает минеральное, но оно постоянно имеет тенденцию стать тепловым эфиром. Расти­тельное имеет тенденцию становиться в человеке воздушным, газообразным. Так что человек имеет в себе растительное как воздушное царство. ... И если что-то в организме мешает растительному принять воздушный облик, человек заболевает. Все животное, что человек принимает в себя или сам в себе выра­батывает как животное, должно в нем, по меньшей мере через некоторое время, принять жидкую, водную форму. ... Если же человек не в состоянии свое собственное животное или чужое животное превратить в себе в жидкость, чтобы перевести это затем в твердое, то он заболевает. И только то, что в челове­ке хранит чисто человеческую форму, что в человеке происходит оттого, что он является прямоходящим существом, что он содержит в себе импульсы к речи и мышлению, лишь то, что его, собственно говоря, делает человеком, что возвышает его над животным, должно в твердо-земном — это составляет 10% всей нашей организации, — должно в твердом, в твердом облике входить в форму. Если же что-то от животного или растительного входит в твердую форму человека, то он заболевает. ... Человеческое — единственно оно должно в человеке постоянно сохранять твердую земную форму. Такова тайна человеческой организации.
     Если исследовать обмен веществ до дыхания, то мы находим, что человек из себя образует углерод, который в нем можно найти повсюду. Этот углерод с кислородом, который человек вдыхает, и превращает­ся в углекислоту. Но до того, как произойдет выдох, углерод становится, так сказать, благодетелем человеческой природы. ... ибо, прежде чем покинуть человека, он распространяет по всему человеческому организму излияния эфира. ... Этот эфир проникает в эф.тело человека. Всегда порождаемый углеродом, он является тем, что делает человеческую организацию способной открывать­ся духовным влияниям, тем, что воспринимает астрально-эфирные действия из космоса. Этим эфиром, оставленным углеродом, притягиваются космические импульсы, которые, в свою очередь, формообразуя, действуют на человека, например, так подготовляют его нервную систему, что она может стать носителем мысли. Этот эфир должен постоянно пронизывать наши органы чувств, например глаза, чтобы они могли видеть, чтобы они могли восприни­мать световой эфир. Т.обр., мы обязаны углероду, тем, что мы эфирно подготовлены к миру, который идет нам навстречу".
     Все это подготавливается в системе обмена веществ. Но сама по себе эта система несовершенна. Ее зачатки возникли в третью очередь, на др. Луне; ранее, еще на др. Солнце, возникли зачатки нервно-чувственной системы. Все процессы, совер­шающиеся в системе обмена веществ, имеют склонность привести человека к болезни. И все болезни, кроме тех, что приходят от внешних повреждений, обусловлены тем или иным процессом в обмене веществ "Мы можем спросить каждый отдельный процесс (обмена веществ): чего ты, собственно, хочешь? — И он нам ответит: будь я один, то я бы, как процесс, сделал человека бо­льным. Ни один из процессов в человеческой природе не должен идти до конца, ибо в таком случае он сделал бы человека больным. Человек остается здоровым только тогда, когда процессы обмена веществ останавливаются в нем на определенной ступени".
     Исцеляющие процессы заложены в человеческой системе циркуляции. Можно сказать, что если пациент родился на др.Луне, то врач — на др.Солнце.
Человек совершает в сутки примерно 25 920 дыханий. — Сто­лько лет длится платоновский год. Пульс же бьется в четыре раза быстрее. "Дыхательная ритмика соответствует общению человека с внешним миром. Этот ритм дыхания должен постоянно связываться ритмом циркуляции, чтобы человек оставался, так сказать, на своих двоих. Ритм циркуляции не регулярный — 103 680 ударов пульса в сутки. Этому нет соответствия в космосе. Обмен веществ вырывает человека из всего космоса, делает его чуждым космосу, а ритм дыхания соединяет с космосом. В этом делении и свя­зывании ритма циркуляции с ритмом дыхания вы видите пра-процесс исцеления, который постоянно совер­шается в человеке. Но в каждом случае, когда необходимо совершить внутреннее исцеление, нужно тонким образом процесс дыхания, проходящий во все тело, использовать так, чтобы он повсюду в человеке связал процесс циркуляции, оттеснил его ко всеобщим отношениям в космосе. ... Этот процесс исцеления, совер­шающийся в нас, вызывает удовольствие высших Иерархий". В этой связи обратимся к граничной плане­те нашей Солнечной системы, к Сатурну. "Там в середине стоит то, что таит в себе силы, которые, если мы их представим себе сконцентрированными на Земле, были бы силами, вызывающими болезнь, а во­круг вращаются силы оздоровления, исцеления. И кто обладает чувствительностью к подобным вещам, тот смотрит на кольца Сатурна ... и видит в них кругообразующееся исцеление, здоровье". Таким образом, в Сатурне представлен тот же процесс, который постоянно разыгрывается через нашу систему обмена веществ и организм циркуляции. Но, обращая взор к Сатурну, мы видим также высшие Иерархии, которым доставляет удоволь­ствие оздоровление болезненного. "И это удовольствие является силой в Мироздании. Это удовольствие высших Иерархий пронизывает затем сис­тему наших нервов и органов чувств и образует в них силы духовного развития человека. Это силы, которые некоторым образом расцветают из исцеления, постоянно совершающегося в человеке. Так мы приходим к третьему — к духовному развитию.

     1. Обмен веществ — питание.
     2. Циркуляция — исцеление.
     3. Нервно-чувств.орг. — духовное развитие.

     ... В человека входит минеральное (как пища) и через жидкость и т.д. превращается в нем вплоть до теплового эфира. ... Этот тепловой эфир обладает огромной склонностью воспринимать в себя то, что как силы излучается, струится из мировых далей. Он, т.обр., вбирает силы Мироздания. И эти силы Мироздания, ко­торые он вобрал, они теперь образуются как духовные силы, проодухотворяющие здесь тепло-эфирную зем­ную субстанцию; а затем отсюда с помощью тепла эфирной земной субстанции впервые в тело проникает то, в чем оно нуждается для образования своего облика.
     Т.обр., если в старом смысле слова мы назовем тепло огнем, то мы можем сказать: взятое человеком в себя минеральное доходит до огненной природы. Огненная природа склонна воспринимать в себя влияния высших Иерархий; и этот огонь тогда снова струится во все человеческие внутренние органы и образует, снова отвердевая, то, что в человеке субстанционально составляет основу отдельных органов. Ничто из того, что человек принимает в себя, не остается таковым, как оно есть. Ничто не остается земным; все приходящее, в первую очередь из минерального царства, превращается так основательно, что может воспринять в себя духовно-космическое, а с помощью духовно-космического оно снова отвердевает до земного. Возьмите из кости частицу сернокислой извести — она не такая, какую вы встречаете во внешней природе или получаете в лаборатории".
     Если организм не может довести, например, сахар до состояния теплового эфира, то он оседает в ор­ганизме в ином состоянии, и возникает диабет. В отношении каждой материи нужно представить себе, ско­лько ее человек способен превратить в тепловой эфир, сколько он в состоянии поднять неживого. Иначе воз­никает отложение этой материи. Когда человека окружает чрезмерный внешний холод, холодный ветер, то он может оказаться не в состоянии достаточно быстро мировое тепло превращать в свое собственное, и тогда он может взять внешнее тепло от отдельных мест своей кожи и сделать его своим собственным. В таком случае возникает простуда. "Именно в этом заключается простуда. Простуда — это отравление внешним теплом, которое не взято организмом в свое обладание.
     Вы видите, все находящееся во внешнем мире — это яд для человека, настоящий яд, пока человек им не овладеет, не сделает его приемлемым для себя своей собственной силой. Только тогда от человека идут силы, идут человеческим образом к высшим Иерархиям, тогда как вовне они были у элементарных су­ществ природы, у элементарных духов. В человеке должно совершиться удивительное превращение, чтобы элементарные духи в его организации могли передать свою работу высшим Иерархиям. И все это касается только минерального, когда минеральное целиком и полностью превращается в тепловой эфир.
     Обратимся к растительному миру. Растение в действительности содержит для человека множество волшебного, когда он начинает глазами духа рассматривать растительный покров Земли".
     "Духовная природа желания, я бы сказал, погруженная в благочестие природа желания прорастает в каждом весеннем цветке (фиалка, ландыши, желтый нарцисс)". Затем приходят более поздние цветы. Например, уже осенью появляется зимовник (дикий шафран) — можно ли смотреть на него без легкого чувства стыда? Не предостерегает ли он нас от нечистых чувств, поскольку наши чувства пронизываются различными недостойными вещами? Зимовник со всех сторон как бы шепчет нам: посмотри на мир желаний, о человек, как легко ты можешь стать грешником. Мир растений — это внешнее природное зеркало челове­ческой совести, если мы умеем правильно на него смотреть. Тогда мы увидим, что цветы тоскуют по ми­ру света в Мироздании, корень же постоянно хочет отвоевать их у Неба и приспособить к Земле. Когда Луна еще была соединена с Землей, то она стремилась растения превратить в один корень, и они прорас­тали вверх лишь в виде тоненьких волосков. Выход Луны означал для них освобождение, они смогли раз­вивать цветы.
     "Земля образована из духа. И посмотрим на растение. — Оно несет в своем облике живое воспоминание об эволюции. Оно несет в своем корневом становление земного, становление физически-материального. По­смотрите на корень растения, и он вам скажет, что смог возникнуть только благодаря тому, что из духовного развилось земно-материальное. И едва только Земля освободилась от лунного бремени, растения устремились назад, к далям света.
     И когда человек употребляет растительное в пищу, то он дает ему возможность продлить то, начало чему оно положило вовне, в природе: вернуться не только в световые, но в духовные дали космоса. Поэтому, как я сказал, растительное мы доводим в себе до воздухообразного, до газообразного, чтобы растение могло следовать своей тоске по световым, духовным далям. ... Когда человек ест растение, то происходит следующее. ... корень, поскольку он живет в земле, освобождается от нее и устремляется вверх; его устремление к духу самое сильное, и он оставляет за собой стремление цветов. ... Растение полностью выворачивается наизнанку. В себе самом оно организовано так, что верхнее является нижним, а нижнее — верхним. Что подвинулось до цветов, оно, так сказать, в материальном стремлении насладилось све­том, донесло материю до света. За это оно должно потерпеть наказание и остаться внизу. Корень был рабом земного, но зато он — это вы находите уже в метаморфозе растений у Гете — несет в себе сово­купную природу растения. Он устремляется вверх.
     Да, если человек стал закоренелым грешником, то ему таковым хочется и оставаться. Корень же рас­тения, пока он скован Землей, похож на упитанного банкира, но как только человек его съест, он видо­изменяется и устремляется вверх, тогда как то, что принесло материю к свету, — цветы, должно ос­таваться внизу. Т.обр., в корне растения мы имеем нечто такое, что, будучи съедено, в силу своего собственного существа устремляется в голову человека, тогда как то, что находится ближе к цветам, остается в нижних областях. Оно вступает в общий обмен веществ и не доходит до головной организации.
     ... У растений, сильно пронизанных астральным, например, употребленный в пищу стручковый плод, оста­ется в нижних областях, не хочет подниматься к голове, поэтому от них бывает глухой сон, а голова после пробуждения — тупая. Пифагорейцы, желая оставаться чистыми мыслителями и не желая привлекать пищеварение в функции головы, отказывались от питания бобовыми. ...
     И когда мы переходим к животному, то нам должно быть ясно, что животное само обладает пищеварени­ем, само принимает в себя растительное. ... и это опять-таки очень сложный процесс, ибо, принимая в себя растительное, животное не может противопоставить ему человеческий облик. Поэтому животное не может перевернуть растение сверху вниз и снизу вверх. Позвоночник у животного параллелен земной по­верхности. Поэтому то, что хочет совершиться при пищеварении животного, приходит в полный беспоря­док. Верхнее хочет стать нижним, нижнее — верхним, и все дело застопоривается в самом себе. ... Вследствие этого в животном растению делается запрет: довольно тосковать по мировым далям! — Но за­прет не действует, и растение отбрасывается назад, к Земле.
     Однако благодаря тому, что в животном организме растительное отбрасывается назад, к Земле, в животное тотчас же вместо мировых духов, как это имеет место в человеке, где растение переворачивается, вторгаются элементарные духи. И эти элементарные духи: являются духами страха, носителями стра­ха. Так это открывается духовному наблюдению: животное само вкушает пищу, вкушает с внутренним удо­вольствием; и в то время, как с одной стороны идет поток питания, с другой — идет поток страха от эле­ментарных духов страха. Постоянно в направлении к пищеварению, через пищеварительный тракт животного идет поток удовольствия от принятия пищи, а навстречу ему идет ужасный поток элементарных духов страха". И когда животное умирает, то в нем оживают существа, полностью состоящие из страха. "Вместе с животным умирает, т.е. оживает, страх. Плотоядные животные вкушают этот страх вместе с пищей. Хищ­ник разрывает свою добычу и получает удовольствие, вкушая плоть. А навстречу этому удовольствию от поедания плоти устремляетcя страх, который травоядное животное выделает из себя в момент смерти. На хищника он устремляется уже при жизни. Такие животные, как львы, тигры, в своем астраль­ном теле пронизаны страхом; после смерти он прогоняет их на­зад по цепи полученных при жизни удовольствий; так что хищники некоторым образом живут после смерти в своей групповой душевности, но эта жизнь представляет собой кошмарнейшую из всех, какие только проходит человек, Камалоку... Но, естественно, это происходит в ином сознании".
     Что я здесь говорю, не является агитацией за вегетарианское питание, ибо Антропософия вообще ни за что не агитирует, она имеет дело только с поиском истины. Когда человек вкушает минера­льную субстанцию, то она в нем превращается в тепло. Ребенок еще не имеет достаточно сил для преоб­разования минерала в тепло, поэтому он питается молоком, где он получает нечто в подготовленном виде, что легко превращается в тепловой эфир, быстро изливается в голову и оттуда развивает формообразующие импульсы, ибо вся организация ребенка исходит от головы. Но если эти формообразующие силы действуют в более позднем возрасте, т.е. если затянуть питание грудным молоком, то это уже плохо. "Ибо то, что у младенца идет в голову и через силы головы, действующие до смены зубов, оказывается в со­стоянии, формообразуя, изливаться во все тело, — этого в дальнейшем в человеке больше не существует. Позже весь остальной организм должен излучать формообразующие силы". Для их развития нужно иное пи­тание; эти силы необходимо побуждать извне. Мы должны тогда прибегнуть к чему-то такому, что подоб­но молоку, но производится не во внутреннем человека, а вовне. Голова человека замкнута со всех сторон. В этой голове находятся детские импульсы для формирования тела. В остальном теле кости на­ходятся внутри, а формирующие силы — вовне. И вот эти силы должны прийти извне. В природе есть нечто такое, что являет собой голову без черепной коробки, где извне действуют те же силы, которые действуют внутри головы, когда она нуждается в молоке. И это есть улей.
     Пчелы делают то же самое, что голова делает внутри себя, только у пчел это производится извне. "Внутри улья уже под внешним духовным влиянием происходит то же самое, что и в голове под внутренним духовным влиянием. В улье мы имеем мед, и когда мы едим мед как пожилые люди, то он дает нам для того, что теперь более извне должно поставлять формообразующие силы, ту же силу и власть, какую нам в детстве давало в голове молоко.
     Будучи ребенком, мы возбуждаем в голове пластические силы, питаясь молоком; нуждаясь в этих си­лах в позднем возрасте, мы должны есть мед, но вовсе не в больших количествах. ... Вы видите, пони­мание человека предполагает понимание природы; понимание природы дает основу для понимания человека".230 (II)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1. Общие соотношения

Духовно-космический аспект
441. "Человек есть идеал богов и цель богов. Но этот взгляд не может быть у человека источником гордости и высокомерия. Ибо ведь он смеет приписать себе, как исходящее от него, только то, чем в течение своей жизни он сделал себя путем самопознания. И это, будучи выраженным в космических отно­шениях, есть нечто малое в сравнении с тем, что как основу его существа создали боги из макрокосма — которым они являются сами — как микрокосм, которым является он. Божественно-духовные существа проти­востоят друг другу в космосе. Видимое выражение этого противостояния есть облик звездного неба. Они хотели в некоем единстве (человека) создать то, чем являются они в совокупности". 26 (147-149)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

554. "Поскольку человек своим мышлением, связанным с головой, противостоит миру, то он восприни­мает в себя распростертое в Универсуме. Поэтому мы хотим его соотнесенность с Универсумом предста­вить таким образом, что скажем: это есть охват Универсума изнутри, некий род оглядки на Универсум. Здесь мы имеем, я бы сказал, наивысшее отношение человека к Универсуму, из которого он построен. ... Человек не только оглядывается на себя, чтобы вновь найти в себе Универсум, но он оглядывается и вокруг себя. Он видит окружающий мир. ... имеет место не просто охват Универсума изнутри, но и осмотр окружающего Универсума и восприятие подвижности Универсума. Человек ста­новится внутренне подвижным. ... В этих двух случаях человек, собственно, еще не предоставлен самому себе. Когда он носит Универсум в себе, скажем, как геометрию, то живет во внешнем. Когда ребенок движется, подражая Универсуму, он живет во внешнем. Но каков человек внутренне? Как постига­ет он самого себя? ... просто потрогайте себя... Как и в других случаях вы, трогая, постигаете внешние предметы, так (осязая) постигаете вы самих себя. Всякое обнаружение Я, внутреннего, осно­вывается, по сути говоря, на этом самопостижении. ... Когда мы фиксируем глаза на какой-либо точке, то скрещиваем правую и левую оси зрения, подоб­но тому, как мы кладем левую руку на правую. Животное потому обладает меньшим внутренним (содержа­нием), что в значительно меньшей степени осязает себя. ... А теперь примем во внимание границу меж­ду внешним и внутренним. Укажем на этот процесс: проведем руками движение, описывающее плоскость. Плоскости повсюду проходят и в нас. Поверхность нашего тела замыкает наше внутреннее. Назовем это ... замыканием в себе. Когда вы живо чувствуете себя в своей форме, поскольку ваша кожа образует эту форму, то вы и постигаете это себя-замыкание.

1. Постижение Универсума изнутри. Оглядка.
2. Взгляд в Универсум. Восприятие подвижности Универсума.
3. Познание себя. Осязание.
4. Себя-замыкание.

     В этой четверичности происходит постепенное формирование человека извне вовнутрь: сначала весь Универсум переживают вовне, затем ему подражают; человек еще не приходит к себе, он подражает Универсуму. Че­ловек трогает себя и так извне приходит к себе. И только в четвертом моменте он приходит к себя-замыканию.
     В пятом мы должны уже искать внутреннее, что нас наполняет, что волнует и ткет нас насквозь. ... когда мы теперь — не за счет обладания кожей, но ее наполнения, входим т.обр. в себя, начинается то, что теперь форму разлагает, что форму вновь строит, что человека не только внутренне наполняет, но делает его, скажем, плодом, когда он созревает. Исследуем плод в точке, где он стоит на грани зрелости; перейдем эту грань и плод начнет засыхать. Здесь мы должны сказать о шестом — о зрелос­ти. ...Став зрелыми, мы начинаем некоторым образом внутренне распадаться. Мы — люди, но мы рас­падаемся внутренне, мы некоторым образом превращаемся в пыль. Мы становимся минеральными. Этим мы вновь включаем себя во внешний мир. Наполняясь, мы целиком находимся во внутреннем. Затем, когда мы внутренне распыляемся, мы снова включаем себя в минеральное. Телесно мы нек.обр. делаемся тяжелее. Так что седьмым мы можем назвать включение в неорганический мир. ... вчленение во внешние силы природы. Вы вчленяете себя во внешние силы природы, когда идете; когда вы идете неправильно, вы падаете; оно (седьмое), в первую очередь, выражается в поисках равновесия.
     Восьмое: здесь мы приходим к тому, что уже не просто включаем себя во внешний мир, но внеш­ний мир воспринимаем. Прежде мы включали в себя лишь то, что уже имели внутренне. ... теперь ... не­обходимо уяснить себе, что все воспринимаемое человеком извне ... не принадлежит человеку.
     В мире об этом восприятии чего-либо извне имеют совсем ложные представления. По сути говоря, все, что мы воспринимаем как питание, является ядом. Жизнь состоит именно в том, что мы, принимая пищу, соединиться с ней не можем, противимся ей. ... в ее отторжении и состоит жизнь...

5. Наполнение.
6. Зрелость.
7. Включение в неорганический мир, поиск равновесия.
8. Ядовитое жало.

     Внешний мир проникает в нас как некий род ядовитого жала. ...
     Тут человек уже уходит так далеко, что воспринимает внешнее. Через форму человека мы здесь выступаем из Универсума. Мы здесь переступили через форму человека изнутри; при этом мы пришли туда, где формируется внутреннее, когда оно обращается против внешнего. ... Девятым является деятельность человека, когда он принимает участие во внешнем мире, будучи поставлен на Земле, не в Универсуме. Во внешней жизни, в которую он поставлен культурно, он сначала является охотником. Девятое — это охотник.
     Продолжая действовать, человек идет дальше: он становится скотоводом. Такова следующая ступень. Девятое — это скотовод, одиннадцатое — земледелец. ... Таковы ближайшие ступени совершенствования. И, наконец, двенадцатое: человек становится торговцем". Таковы первичные виды человеческой деятельности. Все другие — вторичны.

9. Охотник.
10. Скотовод.
11.3емледелец.
12. Торговец.

     "Четыре (верхних) члена человеческого формирования (см.таблицу далее) выводят нас в Мироздание; по­следние четыре члена ведут нас на Землю, а звезды действуют сквозь Землю. С четырьмя средними члена­ми дело обстоит так, что звезды и Земля при этом удерживаются в равновесии. Здесь человек в своем внутреннем".
     Греки говорили: "Через созвездие Овна, Тельца, Близнецов, Рака человек оглядывается назад на свое внутренне-подвижное, на свое самопостижение и свое замыкание. Через другие созвездия, стоящие на противоположной стороне, которые закрыты Землей, человек ведет: бытие охотника через Стрельца, бытие скотовода, когда он приручает козла — Козерог; он ведет свое бытие земледельца, когда — возь­мем простейшую форму земледелия — льет воду, т.е. идет по полю с урнами и поливает почву — Водолей; и он торговец благодаря той звездной области, где находится то, что ведет его через моря. В очень древние времена корабли по форме напоминали рыб. И два корабля, плывущие рядом по морю, являются символом торговли. (В немецком языке корабли — Schiffe, рыбы — Fische).
     В середине находится наполняющее, т.е. то, что действует в человеке как наполняющая кровь. Но как же лучше всего символизировать наполняющую кровь? Вероятно, с помощью того животного, у которого особенно интенсивна деятельность сердца: Льва. Созревание — для этого нужно только взглянуть на по­ле, на котором стоит зрелая пшеница или рожь. Колос представляет собой именно то состояние, в кото­ром плодоношение переходит в созревание: Дева с колосьями. Колосья при этом — главное.

Формирование человека из Универсума. Голова
1. Постижение Универсума изнутри. Оглядка.Овен
2. Взгляд в Универсум. ВосприятиеТелец
3. Познание себя. ОсязаниеБлизнецы
4. Себя-замыканиеРак, краб
Формирование человека изнутри.
Грудной человек
5. НаполнениеЛев
6. ЗрелостьДева с колосьями
7. Включение в неорганич. мир; поиск равновесияВесы
8. Ядовитое жалоСкорпион
Формирование человеческой земной деятельности.
Человек конечностей, или земной человек.
9. ОхотникСтрелец
10 СкотоводКозел (Козерог)
11. ЗемледелецВодолей
12. ТорговецРыбы

     И если мы направим взор туда, где человек вновь вчленяется во внешний мир, т.е. ищет равновесия, то мы приходим к Весам. А там, где он чувствует ядовитое жало, где все содержит нечто ядовитое, там стоит Скорпион".
     "Характерно, что Овен смотрит назад: жест — вот что главное. ... Этот взгляд Овна назад дан в оглядке человека на самого себя, в оглядке на Универсум, который в нем живет". В древних изображениях быка, прыгающего с повернутой назад голо­вой, дан этот же универсальный принцип.
     "Когда вы смотрите на Близнецов, то... в любых изображениях правый человек правой рукой держит левого за левую руку, и в этом жесте опять-таки все дело. Это осязание себя, чувство себя.
     Левый и правый человек — это один самостоятельный человек, только он ведь всегда находится несколько вне себя, через осязание самого себя вбирает в себя своего человека из жизни до рождения.
     Закрывание, замыкание в себе — это Рак. Только и здесь материалистически-натуралистически берут рака как образ. Но что тут важно, когда рака берут как символ для замыкания, так это его способность замкнуться жертвуя клешнями, что он может отбросить клешни. Ведь и в слове "рак" (болезнь), который захватывает человека, в самом слове содержится это себя-замыкание. Рак — это за­мыкание. Он есть символ замыкающегося во внутреннем человека, который не просто осязает, чувствует себя, но замыкается извне вовнутрь.
     Лев держится на себе самом благодаря особой выработке сердца; это животное сердца. ... Он качест­венно выражает то, что должно быть принято во внимание как 5-й член (Манас). ... Козерог — это козел, закан­чивающийся рыбьим хвостом, т.е. нечто такое, чего в природе больше нет. ... Но человек, де­лаясь скотоводом, приручает диких животных, и они становятся смирными, как рыбы. Т.обр., здесь выступает искусственный символ.
     Для земледельца мы имеем Водолея. ... Он поливает. Он садовник, земледелец. Рыбы — ... торговля".
     "Если мы эту верхнюю часть нарисуем широкой, то снизу лучше нарисовать узко; и еще скажем: если человек хочет стать охотником, то он должен особенно сильно вырабатывать.... бедра. Их должен он иметь особенно крепкими, если хочет стать охотником. ... Торговец — если искать ему символ в самом человеке — это должны быть ступни. ...
     Когда я вам нарисовал эти фигуры, то, как бы само собой, их получилось двенадцать. Мы могли бы сказать: здесь (в середине) действует Универсум, звезды, действующие более во внутреннем человека; здесь (вверху) звезды действуют извне; а здесь (внизу) они его сдавливают. И в том, что здесь нарисовано, вы можете распознать форму человеческого эмбрио­на! ... Если вы так рисуете, так формируете круг Зодиака, что выступа­ет его закономерность в отношении к Земле, то благодаря внутренней за­кономерности вы получаете форму человеческого эмбриона, и, т.обр., вы непосредственно видите, что человеческий эмбрион образован всем Универсумом. ...
     Я упоминал ранее, что мы должны здесь встать на точку зрения греков, поскольку сегодни мы не можем начинать с Овна, мы должны сегодня начинать со знака Рыб. Уже столетия мы стоим в знаке Рыб, и именно в знаке Рыб совершается переход к че­ловеческому интеллектуализму. Если же вы идете назад, когда был правомерен Овен, когда можно было говорить о круге Зодиака в старом смысле, то Стрелец, Козерог, Водолей и Рыбы име­ли действительное отношение к охотнику, скотоводу, земледельцу и торговцу. Но все то, что пришло к индустриализму и т.п., принадлежит уже Рыбам; здесь вырабатывается вся современная машинная культура и т.д. Пойдем назад, в эпоху Овна. Мы находим там четыре честных профессии, хотя они и были несколь­ко сложнее, дифференцированнее; они ставили человека в связь с природой". Можно пойти еще дальше назад, и мы снова придем в эпоху, стоявшую под знаком Рыб. Человек тогда был всецело эфирным суще­ством и не сходил еще в физическое бытие. И поскольку тогда, он, как эфирное существо, был в Рыбах, то, теперь, по сути говоря, повторяет тот период своего становления. Он повторяет его с середины ХV столетия, но повторяет абстрактно, в то время он конкретно врастал в свою человечность. Потом он стал врастать в свои абстракции, поскольку машина — это также абстракция. С началом эпохи Рыб человек, собственно, поставлен в то, что его растворяет. А когда он (идя в будущее) вернется еще дальше назад, под знак Водолея (6-я послеатлантическая эпоха), то растворение зайдет еще дальше; тогда он не сможет найти ни малейшей связи с миром, не найдя отношения к духовному миру. Именно благодаря этому повторению человек вдвигается в духовный мир.
     Отсюда вы, опять-таки, можете видеть, что человек есть трехчленное существо: он образован из Универсума как головной человек; во внутреннем он образуется только во взаимоотношении с внешним миром, как грудной человек; в конечностях и обмене веществ он образуется, вступая в земной мир, как земной человек, или человек конечностей.
     И еще в одном отношении мы приходим к троичности. Подумайте о том, что когда человек проходит че­рез рождение, в нем заложены, собственно говоря, четыре первых силовых импульса. Он сначала выра­батывает их, но он в определенном смысле является также и целым человеком, только другие члены у не­го находятся в рудиментарном состоянии. Голова — это целый человек, только четыре первых и четыре последних члена в нем рудиментарные. Человек конечностей тоже является целым человеком, только голо­ва и грудь в нем рудиментарные. Т.обр., три человека коренятся в одном человеке. Первый, головной человек, является преобразованием предыдущей инкарнации. Грудной человек — это настоящая инкарнация в себе самой. А то, что человек делает, как он действует во внешнем мире, что выражается в его конеч­ностях и обмене веществ — это переносится в будущую инкарнацию. Так что и в этом отношении чело­век трехчленен. Так можно изучать форму человека в ее целостности".
     Примеры
. В голове человека со­держатся его ноги, ибо нижняя челюсть — это метаморфизированные ноги прошлой инкарнации. ... Голова — это весь человек, у которого ноги и руки "вывернуты" наизнан­ку. В грудном человеке руки являются внешними представителями эфирных глаз. А в человеке конечностей почки станут в следующей инкарнации глазами. Человек во всех отношениях являет собой нечто трехчленное. Если вы возьмете его в эмбриональном состоянии, то там он весь хочет стать человеком конечностей и обмена веществ. Ребенок, как головной и грудной человек являет собой нечто целое. Подрастая, он весь тяготеет стать головным человеком: голова одного человека становится вос­питателем другого. В среднем возрасте преобладает грудной человек, и в старости — человек конечнос­тей. "В детстве человек ходит на всех четырех, далее — на двух ногах, а в старости — на трех (посох)".
     "В отношении головы человек всю жизнь остается результатом прошлой инкарнации. Голова, по сути дела, всю жизнь остается детской. И можно сказать: это проблема науки о воспитании — как наилучшим образом использовать детскую голову учителя для обращения с детскими головами учеников. В этом есть юмор, но и глубокая истина".
     Древние из инстинктивного ясновидения в символах круга Зодиака действительно выразили науку о человеке. Но ее нужно понять. Теперь часто таращат глаза на знак Овна и не знают, что главное заключено в повороте его головы назад, что главное в Тельце — это его прыжок и взгляд боком и т.д. "Все в символах круга Зодиака бесконечно глубокомысленно, бесконечно значительно".

Жизнь

     Человеческий эмбрион образован космосом, кругом Зодиака (см.рис. выше). Фактически весь круг Зодиака имеет форму эмбриона. "Но в своей жизни на Земле человек между рождением и смертью вырывается из этой эмбриональной формы. ... Я бы сказал: он вытягивается в течение земной жизни. ... И благодаря тому, что он поднимает голову … человек прежде всего в отношении формы головы получает возможность в головную форму воспринять то, что он приносит из про­шлой земной жизни".
     Если бы человек не распрямился, то остался бы под значительно большим влиянием Зодиака, и восприятие прошлой жизни было бы для него невозможным, как невозможно оно для животного с горизонтальным позвоночником.
     "Поднимается человек и в другую сторону, ориентированную на последние знаки: Стрельца, Козерога... в направлении древних внешних жизненных отношений: охоты, ско­товодства, земледелия, торговли, мореплавания. Благодаря тому, что эти отправления человек образовал из своей воли, т.е. из своей системы конечностей, что он выпрямился и вышел из ориентации круга Зодиака, — во всем, чем являются эти его отправления и вообще че­ловеческие отправления, для него осталась возможность сохранять семя для следующей земной жизни. Животное остается целиком ориентированным в круге Зодиака, поэтому оно не может ни воспринять что-то из прошлой жизни, ни взглянуть на будущую жизнь. Поэтому древнее инстинктивное познание и назвало этот ориентирующий круг животным".
     "Целостная форма человека внутренне и внешне состоит ... из двенадцати отдельных форм. Также и жизнь человека состоит из ряда отдельных жизненных ступеней. ... Первое, что человек своим повседневным сознанием обычно не считает за ступень жизни, — это жизнь чувств. Восприятия чувств вчленены во всё человеческое существо, но они расположены на периферии, вокруг человека, и в повседневной жиз­ни он забывает, что жизнь органов чувств освобождает самый внешний слой его жизни. ... жизнь нервов продолжает жизнь органов чувств (вовнутрь).
     Жизнь нервов, со своей стороны, соприкасается с другой жизнью. ... Вдыхаемый воздух вводит челове­ка в некий род внутреннего ритма. Он идет через канал в позвоночнике вплоть до мозга. ... Здесь жизнь нервов приходит в контакт с жизнью дыхания. ... Дыхание обновляет ... кровь. "Поэтому ритм дыхания связан с ритмом крови. ... Циркуляция крови, с др.стороны, связа­на с обменом веществ. ... Обмен веществ возбуждает то, что мы совершаем во внешнем движении. Лишь потому, что человек живет в обмене веществ, он может двигаться внешне. Человеческий обмен веществ — а также и у животных — образован так, что человеческая душа происходящее в обмене веществ может ис­пользовать так, что этим вызывает движение, и мы тогда приходим к жизни движения. Здесь мы включаем себя во внешний мир. Тем, что мы производим, мы принимаем участие во внешнем мире.
     Затем есть еще одна жизненная ступень — жизнь репродукции, размножения. В движении человек постоянно использует самого себя, и внутренняя репродукция должна наступить именно потому, что чело­век движется. Так что вместо жизни движения можно вписать ее кореллят: внутреннюю репродукцию, если оставаться внутри человеческой кожи. А когда репродукция выступает самостоятельно, то она высту­пает в жизни размножения.

1. Жизнь чувств.
2. Жизнь нервов.
3. Жизнь дыхания.
4. Жизнь циркуляции.
5. Жизнь обмена веществ.
6. Жизнь движения.
7. Жизнь репродукции.

     ... Эти семь ступеней жизни в действительности таковы, что своим эфирным телом человек живет на них различным образом". Эф. тело пронизывает орга­ны чувств; без него они представляют собой физический аппарат. "Но в общем и целом органы чувств являются мертвыми органами, эф.тело их просто пронизыва­ет. Так что жизнь чувств можно назвать умирающей жизнью.
     Жизнь нервов образуется из того, что переживается в чувствах; они сохраня­ют жизнь чувств. В жизни нервов покоятся все отзвуки, последействия. Например, когда мы рассматриваем глаз, то в жизни нервов мы имеем некий род покоящейся жизни, можно сказать, покоящейся или сохраняющей жизни.
     Зато жизнь дыхания приводит эту текучую и сохраняющую себя жизнь чувств к образности. На сопри­косновении ритма дыхания с нервным потоком покоится наша возможность создавать образы внешнего мира. Мысли, абстрактные мысли, вообще говоря, связаны с жизнью нервов, но образность — с жизнью ды­хания. ... Дыша, мы имеем в себе строящую жизнь. Она, естественно, живет в человеческой форме. ... Человеческая форма образована кругом Зодиака. Когда строящая жизнь, опосредованная дыханием, живет в человеческой форме, она принимает участие во всеобщей, внешней, образованной звездным небом форме. Благодаря этому форма вчленяется во внутреннее человека. И тот факт, что из процесса ды­хания исходит не только то, что человек имеет в сознании, но из него прежде всего исходят образы внутренних органов как подражание внешним формам, этот факт проистекает из дыхания. Т.обр., внутренние органы образуются окольным путем, через процесс дыхания, прежде всего как образы. Здесь они еще не субстанциональны. Дыхание образует сначала образ человека, образ внутреннего человека. Когда мы дышим — а, дыша, мы движемся с Землей по кругу Зодиака, — мы постоянно вдыхаем образы нашей внутренней организации. Так что можно сказать: здесь мы имеем строящую жизнь. — Эти образы, что здесь вдыхаются, они лишь через жизнь циркуляции распространяются по всему организму. Жизнь дыхания и жизнь циркуля­ции крови совместно ведут человека к тому, чтобы он был внутренним образом мира. Поэтому говоря: здесь строящая жизнь, — следует прибавить: здесь распространяющиеся образы, распространяющееся постро­ение органов.
     Лишь благодаря тому, что жизнь циркуляции замыкается обменом веществ, материя заполняет об­разы, и на пятой ступени жизни возникают материальные органы. Материя набивается в образы, окрашива­ет образы. Итак, благодаря верхнему человеку, благодаря нашей жизни дыхания, мы имеем наш внутрен­ний образ, и мы делаем его действительностью с помощью окрашивающей, набивающейся в него материи.
     Из жизни движения в материальные органы вдвигается сила. Так что мы можем сказать: у нас есть материальные органы и наполненная силой жизнь в органах, а репродуктивная жизнь является тогда об­новляющейся жизнью.
     Вы видите, в то же время, как образован трехчленный человек: нервно-чувственный, человек цир­куляции, ритма и человек конечно­стей и обмена веществ и движения. Через репродукцию впервые возни­кает новый человек.
Нервно-чувст­венный чел-к1.Жизнь чувств — умирающая жизнь.
2. Жизнь нервов — сохраняющая жизнь.
Сатурн
Юпитер
Человек цир­куляции3. Жизнь дыхания — строящая жизнь.
4. Жизнь циркуляции
Марс
Солнце
Человек обмена веществ и конеч­ностей5. Жизнь обм. вещ-в — материальные органы, или распространяющееся органообразование.
6. Жизнь движения — наполняющаяся силой жизнь
7. Жизнь репродукции - обновляющая жизнь
Меркурий
Венера
Луна

     "Во все времена из инстинктивного сознания люди говорили о тройном Солнце, о Солнце как источнике света, источнике жизни и источнике любви".
     "Ес­ли бы человек жил на Земле, подвергаясь действию одного Солнца, то он не смог бы развить жизни своих чувств. Возьмем, к примеру, глаза: они не смогли бы обособиться как физический аппарат. Они бы сидели на своем месте, подобно всякой другой части человеческого тела, и пред­ставляли бы собой какой-либо мускульный орган или что-то еще, сосуды. ... Развитием чувств человек обязан тому обсто­ятельству, что солнечное влияние ослабляет Сатурн, движущийся по внешней сфере. Сатурн неким образом иссушает сосуд, и благодаря этому возникает физический аппа­рат, грубо говоря. Исходя из подобного инстинктивного познания древний человек говорил: жизнь чувств вызывается Сатурном.
     Во вторых ... под действием одного Солнца человек не развил бы не только чувств, но и жизни нер­вов. Если бы жизнь нервов не иссыхала, то она бурно разрасталась бы. Нервы стали бы органами, по­добными мускулам. Иссыхание в жизни нервов вызывается действием Юпитера". Сатурн обращается во­круг Солнца за 30 лет. Человек редко переживает его приближение к Солнцу, когда он бывает особенно сильно закрыт Солнцем; и тогда действует одно Солнце. "Если человек хоть однажды во время своей земной жизни переживает констелляцию, при которой Са­турн не действует на его чувства, то может оказаться, что он обнаружит, как сквозь его чувства совершается особенное космическое действие. Он возбуждается, становится чувственно сильнее". Например, Вильям Джеймс говорит о всяческих "пробуждениях" (см. "Многообразие рели­гиозного опыта"), хотя абсолютно не понимает причин этого. Легче переживать констелляции Юпитера, в которых он полностью закрыт Солнцем, т.к. кругооброт Юпитера длится 12 лет.
     " Третьей планетой является Марс. Он ослабляет стремительную жизнь дыхания. Также и в отношении его бывают моменты (каждые два года), когда он полностью закрыт Солнцем. В таких случаях жизнь дыхания получает особое возбуждение. ... люди тогда делаются поэтами, музыкантами и т.п. ... Затем идет само Солнце, возбуждающее человека как жизнь, любовь и свет; внешне возбуждая свет, внутренне — любовь, а в общении с внешним миром, возбуждая жизнь. Оно находится в середине между жизнью дыхания и жизнью циркуляции ... а там ... находится сердце — выражение, но не мотор, выражение того, что разыгрывается между циркуляцией и дыханием", затем, с обменом веществ, картина меняется, начинаются планеты, которые сами закрывают Солнце. И это особенно существенно для их характеристики.
     "Меркурий закрывает Солнце, а это значит, что он ослабляет жизнь. ... Не будь она ослабленной, человек, приняв что-то в себя, тут же — я извиняюсь — выплевывал бы это; он не потерпел бы присут­ствия в себе внешней материи, он бы всё время плевался. Он отучился бы есть, ибо еда ему наскучила бы. Так сильна жизнь Солнца в человеке. Если бы была одна жизнь сердца, т.е. Солнца, то человек не смог бы перерабатывать в себе материю. Он выплевывал бы всё подряд. Развитием обмена веществ он обязан тому обстоятельству, что Меркурий ослабляет жизнь Солнца. Т.обр., существо Меркурия проталки­вает материю сквозь человеческий организм в отдельные органы. Сила же вводится через жизнь движе­ния.
     Жизнь движения зависит от Венеры, как обмен веществ — от Меркурия, Поэтому древняя мудрость эту силу, текущую сквозь человека, т.е. внутреннее самообновление, в-себе-второго-силового-человека-чувство приписывала жизни Венеры.
     Жизнь Луны, находящейся близко от Земли, действует так, что человек может перерабатывать материю и силу. Однажды я излагал, на чем основывается репродукция: происходит некое запирание материи, органическое ее отталкивание. На этом основано образование зародыша в чело­веке; материя органически отодвигается в сторону, и из космоса, согласно его силам, организуется эмбрион. Репродуктивная жизнь в этом отношении покоится на жизни Луны".
     "С жизнью дыхания мы проходим через круг Зодиака, воспринимая из него внутрь образы внутренних органов. Но нижнее действует в верхнее: образы окрашиваются материей, иначе никаких органов не образу­ется. Так что мы можем сказать: когда мы дышим, то образы, например почек, гонятся вовнутрь. Их на­полняет материя, но она действует им навстречу, идя вверх. Это означает, что образы отбрасывают­ся своего рода эхом. Образы человек воспринимает однажды. В то же время, органы не возникают сразу. ... Итак, представьте себе: вы воспринимаете образы для ваших внутренних органов вместе с процессом жизни, но образы отталкиваются назад, отбрасывается эхо этих образов, а следова­тельно — и круг Зодиака вместе с жизнью дыхания. Вы только подумайте о своих ушах, и вы получите это отбрасывание. Эти образы станут формироваться в воздухе: как гласные и согласные! От планет идут гласные, от образов Зодиака — согласные. Это отбрасывание является речью. Что входит здесь вовнутрь, образует органы, что отбрасывается назад — живет в речи. Согласные и гласные некото­рым образом вгоняются в нас и образуют основу наших органов. Что в нашем внутреннем является формой, в основном идет от образов Зодиака, что является жизнью — идет в основном от планет. Если большей частью оттесняется жизнь, то мы вокализируем (Vokale — гласный), если форма — то мы консонантизируем (Коnsоnant — согласный). Некоторым образом все это связано с жизнью дыхания. И в речи отчетливо выражена ваша связь с жизнью дыхания".
     "Здесь вы имеете Солнце (см.рис.выше), некоего рода середину. Возьмите три верхних планеты — это верх­ний человек; возьмите три нижних — это нижний человек. ... Из жизни циркуляции приходят глас­ные, из жизни дыхания — согласные. И здесь опять-таки вы приходите к примечательным связям. Жизнь об­мена веществ вы можете причислить к жизни нервов, жизнь движения — к жизни чувств. Но жизнь чувств причисляется к Сатурну, к движению Сатурна. Движение Сатурна проходит ближе всего к кругу Зодиака, так и человек в жизни движения лучше всего отображает себя вовне. Поэтому, если хотят космическую тайну отобразить через человека, то одним полюсом берут жизнь чувств, а дру­гим — жизнь движения, и из этого получают эвритмию. В эвритмии, т.обр., непосредственно видно отоб­ражение отношения человека к периферии космоса. ... Такова связь человека с космосом в отношении жизни. Вчера я изложил это отношение в связи с формой".

Душа

     "Мы знаем, что голова преимущественно является носителем органов чувств. Но мы также знаем, что органы чувств получили свои первые зачатки еще во времена др.Сатурна. ... Т.обр., все в человеческой голове указывает на прошлое, и в определенном отношении можно сказать: когда во время земного бытия образуется минеральное, то голова человека, как старейшее образование, принимает в минерализации че­ловека наибольшее участие". Кроме того, вырывая себя из космоса, человек консервирует свою форму. "И благодаря тому, что сохраняемое им как результат предыдущего космического развития он вырывает из космоса, он, в определенном отношении, уничтожает свое космическое прошлое. ... Внутри своей головы человек в действительности шагнул через процесс минерализации к некоего рода тонкому разделению. Ес­тественно, органические образования пронизывают также и голову, благодаря чему выходящее за минеральную ступень распыление материальной жизни вносится в органическое. ... Го­лова — это очаг процесса, в котором уничтожается материальное как таковое. Ма­териальное уничтожается, и благодаря этому голова делается носителем душевной жизни", жизни представлений, мыслей.
     "Когда в обычном сознании вы сознаете мысль, представление, то это основывается на том, что благодаря выходу из всего космоса (о чем мы говорили вчера и позавчера) материальное теряет всякое зна­чение. Человек постоянно вынужден свою голову как бы обновлять, поскольку от­дельные ее частицы постоянно распадаются, отмирают. И во время этого отмира­ния эфирное головы выделяется (см. рис., внешнее красное); и это выделение эфирного головы означает схватывание мыслей. Когда материальное распыляется, а эфирное остается, человек осознает свои представления. ... Я прошу вас следующее принять во внимание совершенно точно: в чувствах, и именно в чувствах, связанных с головой, выделенное эфирное существо ткет во время восприятий. — Т.обр., поскольку мы живем

в чувствах, в нас совершается некий род тонко­го эфирного процесса ...
     Возьмите глаз. Это физический аппарат, но он пронизан эфирным. И в этой пронизанности эфирным неорганиче­ского, которое постоянно хочет распасться ... живет свободное эфирное существо. Вот что можно сказать об области чувств. Для области нервов, являющейся продолжением области чувств вовнутрь, дело обстоит так, что хотя в области нервов эф.тело внутренне связано с материей, но вся наша нервная жизнь постоянно хочет стать чувственной жизнью. Итак, представьте себе: вы видите, скажем, цветную поверхность. Прежде всего, вы получаете от нее чувственное восприятие. Это происходит так потому, что эф.тело свободно ткет. Если вы теперь отвлечетесь от чувственного восприятия и предадитесь жизни нервов, то все существо нервов станет существом чувств. Здесь в вашем сознании присутствует представление. Можно сказать: поскольку человек является человеком нервов, он является в представлениях насквозь чувствующим существом.
     Затем происходит реакция. Чувства ориентированы на физическое. ... Организм нервов вбирает в себя то, что ему предлагают чувства. Он преобразовывает себя в существо чувств. Но этим он убивает себя. Он весь мог бы стать глазом, ухом или чем-то тому подоб­ным. Чтобы он этого не мог сделать, его, опять-таки, пронизывает жизненный принцип остального организма. Человек позволяет представлениям неким образом исчезать. Поэтому мы можем ска­зать: в головном человек уничтожает свое прошлое. Благодаря этому он становится, как нервно-чувствен­ный человек, носителем образов, он получает переживания образов, которые ткут в эфирном. ... Когда человек развивает голову в отношении ее формы, то при этом в настоящее время он подвержен действию тех сил, которые развиваются в космосе, когда Солнце стоит в знаках Рыб, Овна, Тельца и т.д.; но человек в отношении формы голову поднимает (за Зодиак). Поэтому голова у него не жи­вотная; он принимает вертикальное положение...
     Рассматривая жизнь, мы можем сказать: в отношении головы жизнь развивается под воз­действием внешних планет ... Но когда человек возвышает свою жизнь, то происходит сле­дующее: не будь планеты заслонены Солнцем ... вся жизнь нервов все более и более становилась бы жиз­нью чувств. Человек ощущал бы глаза, и это продолжалось бы в жизни нервов; он ощущал бы слух, и это продолжалось бы в жизни нервов. В жизни нервов хаотически, не органично столкнулась бы чувственная жизнь двенадцати чувств. Благодаря тому, что внешние планеты закрыты, жизнь нервов оторвана он жиз­ни чувств, и человек в состоянии ... сознательно, произвольно действовать в жизни представлений... Итак, мы можем сказать: в чувствах обособившееся эфирное существо ткет во время восприятий. В орга­низме нервов ткет связанная с телом, ослабленная жизнь чувств. — Все в целом получает образный хара­ктер (поскольку)... человек принимает вертикальное положение. Животное остается внутри Зодиака и имеет сновидческие, а не образные представления, как человек. А сновидческие представления проистекают из жизненного принципа организма, тогда как образные представления есть чистое порождение свободной эфирной жизни, больше не связанной с физическим телом". Благодаря освобождению головы от деятельности Зодиака и планет, в ней возникает свободная эфирная жизнь. "Она затем пронизывается астральным телом и Я, которые благодаря этому принимают участие в ткании мыслей и представлений эф.телом".
     Теперь обратимся к другому полюсу, выражающемуся в человеческой деятельности охотника и т.д. "Че­ловек закрепляется в этой деятельности благодаря тому, что отрывает себя от действия соответствую­щих зодиакальных областей". Животное образует свою систему конечностей под непосредственным влиянием соответствующих знаков: Стрельца, Козерога, Водолея. На человека они действуют сквозь Землю, когда Земля находится в север­ной полусфере. Однако это верно для более древних времен, теперь же различные человеческие формы на Земле перемешались. "Человек в вершине своей головы имеет образную жизнь, он воспринимает как обра­зы мира звезд, так и образы планетных движений, когда свое жизненное существо развивает по направлению к вершине головы. Он развивает здесь образную жизнь, а также воспринимает образы из космоса, из макрокосмоса.
     С другой стороны он образов не воспринимает. Поэтому возникают ... конечности, формы, противоположные, форме головы. Он также развивает деятельность, отдаляющую макрокосмическое влияние..." Если бы сквозь Землю, с той стороны, на человека продолжали действовать планеты и Зодиак, Земля не загораживала бы их действия, то он не развил бы свободной деятельности. Жизнь в его конечностях окостенела бы, материя приобрела бы рогообразный характер. Вырвавшись из Зодиака, человек избежал копыт.
     В конечностях происходит деятельность, противоположная той, что совершается в голове. Здесь ма­терия не распыляется, но ей даже не дают достичь полной космической зрелости. "Мы потому имеем паль­цы на руках и ногах, что не даем конечностям достичь полного роста". А если бы они выросли полно­стью, то вместо ногтей у нас были бы копыта. "Благодаря тому, что мы, т.обр., не дали созреть ко­нечностям, мы смогли развить в них волю, которая является задатком для следующей земной жизни. ... Волевое послание (в будущее) человека является не дошедшим до конца органическим образованием. ... А чем является не дошедшее до конца органическое образование? — Семенем. Ибо семя может развиваться далее".
     "Человек воспринимает оживляющий кислород, который связан в нем с организмом конечностей, со всем подвижным. Он соединяет кислород с углеродом. Углерод сначала действует возбуждающе — как убивающее — на нервно-чувственную жизнь, затем он выталкивается, как отмершее. Здесь мы имеем материально наивнешнейшую жизнь в кислороде и наивнешнейшую смерть в углероде: умирание — оживление, уми­рание — оживление. Так колеблется жизнь между умиранием и оживлением.
     Душевно это обстоит так, что мы внутренне нечто переживаем, что, с одной стороны, как жизнь мыс­лей, является чисто эфирным, но эф.тело захватывает определенные образования, железы. Железы отделяют, ослабляют материю. Телесно происходит так, что эф.тело действует на железы. Железы не соединяются подобно мышцам — которые, скажем, принадлежат конечностям — с эфирной жизнью, но в тот момент, когда эф. тело охватывает железы, они отделяют материю. Т.обр., это не полностью слитая взаимосвязь эфирной жизни с материальной жизнью. Это переход". В костях и мышцах конечностей эф. те­ло сильно захватывает материю и она остается свежей, живой. В голове материя не захвачена эф.телом, она там уничтожается. Свободная эфирная деятельность развивает жизнь мыслей. "Когда же эф.тело за­хватывает железы, то оно хотя и соединяется с ними, но они его не переносят; мышцы же его переносят.
     ...Железы тотчас же отторгают материю и изгоняют эф.тело. Такова душевно жизнь чувств. ...Но когда эф.тело исчезает в железах — до того, как появится отторжение — то тогда у человека нет эф.тела, оно исчезает в железах. Поэтому он переживает себя толь­ко в своем Я и в своем астр.теле. Так обстоит дело с чувствами.

Представление: эф.тело, астр.тело, Я.
Существо чувств: астр. тело, Я.
Жизнь воли: Я.

     В жизни мыслей физ. тело отталкивается и человек живет в эфир.теле, астр.теле и в Я.
     "В человеческой голове живет Я; оно ткет в астр. и эф. телах и отталкивает физ.тело. Поэтому Я с по­мощью астр. и эф.тел переживает мысли.
     Существо чувств: здесь человеком берется эф.тело, когда оно захватывает железы; до тех пор, пока железы полностью не обособятся, человек лишен эф.тела. Оно простирается в физ.тело. Здесь во внут­реннем, сознательном переживании человек имеет только астр.тело и Я. Он переживает их чувственно—сновидчески, поскольку утопает в физ.теле. Затем идет жизнь воли. Здесь все обстоит так, что чело­век со своим эф.телом полностью погружается в органическую материю. Но в бодрственном состоянии эф. тело берет с собой астр.тело. Благодаря этому человек способен совершать движения. Он берет астр.тело с собой в материю. Здесь также и астр.тело оказывается удаленным от человека, и человек лишь од­но Я переживает в сознании.
     Так находим мы полную взаимосвязь между душевной и телесной жизнью. Лишь из антропософского познания становится ясно, как Я, астр. и эф. тела принимают участие в физ.теле; затем мы замечаем разницу между душевной жизнью мыслей, душевной жизнью чувств и душевной жизнью воли".208 (15,16,17)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1143. "Когда мы замечаем, что завистливы, что лжем, то мы всячески стараемся это победить. В этой области мы сталкиваемся с борьбой против Люцифера и Аримана. ... Когда же мы пытаемся победить происходящую из прошлого воплощения склонность к зависти, то эта зависть надевает маску. Люцифер гово­рит: человек борется против меня, он стал внимательным к своему чувству зависти. Я передам этого чело­века моему брату Ариману". И в результате этого у нас тогда развивается страсть искать недостатки в других и порицать их. Нужно разглядеть, является ли у человека это качество врожденным или в молодости он был завистлив. Искореняемая ложь часто превращается в поверхностное отношение к истине. Тогда слиш­ком легко удовлетворяются поверхностным ответом.
     "Преображенная лживость образует в позднейшей жизни стыдливое существо. Кто в юности был лжив, в позднем возрасте не осмеливается смотреть людям в глаза. В сельской местности об этом имеют инстинк­тивное, элементарное знание, не доведенное до степени понятия. Говорят, что не следует доверять людям, которые не могут смотреть в глаза. Стыдливость, скрытность, сдержанность, проистекающие не из скромно­сти, а из страха перед другими людьми — таково кармическое последствие лживости уже в одной инкарна­ции. ... Когда мы говорим, что этот человек слаб — но говорим непредвзято, ибо нужно знать, что такое слабость, а что такое сила, — если человек легко восприимчив к тем или иным влияниям, не имеет никакой силы противостоять им, то мы тогда знаем, что его тело слабо, и что это слабое тело есть следствие преобразованной прежде (в прошлой инкарнации) зависти".
     Вы скажете: а как быть, если ребенок уже родился слабым в определенном окружении? Каждое существо — не только человеческое — подходит к своему окружению и не возникает в нем случайно. "Так рождаемся мы среди людей, которым мы завидовали или которых порицали. И стоим мы со слабым телом среди тех людей, которым в прошлой жизни завидовали, завидовали тому, чего они достигли и т.п. Бесконечно значите­льно знать подобные вещи, ибо только взвесив их, можно понять жизнь. Если человек, ребенок со слабым телом рождается в данном окружении, то мы должны спросить себя: как нам к этому относиться? — Самым правильным будет то отношение, которое обладает наивысшим моральным смыслом: мы должны его простить. Это наилучшим образом ведет к цели, а также служит наилучшим воспитательным средством для соответству­ющего человека". Если это ребенок, то от нашего прощения с любовью он будет становиться все крепче и крепче; и это воздействие простирается вплоть до мышления. Такова карма зависти.
     Если же человек был лжив, то в следующей жизни он вообще не сможет выработать правильного отношения к своему окружению, ему тогда угрожает слабоумие. Такому человеку нужно постараться донести побольше истин духовной жизни, и мы увидим, как он расцветет. "Здесь мы всегда должны иметь мысль: в прошлой инкарнации мы были сильно оболганы этим человеком и мы должны сделать все, чтобы образовать правильное отношение такого ребенка к его окружению.
     Как видите, мы постоянно, как люди, призваны к тому, чтобы помогать другим людям правильным обра­зом выносить свою карму. Не понимает кармы тот, кто считает, что людей нужно предоставить их карме". Помогая другим, мы помогаем себе. "Плодотворным для самого человека является лишь то, что он делает для других. Сами себе мы добра принести не можем". Когда один помогает другому преодолеть карму, то от этого выигрывает все человечество.125(11)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1345. Человек чувствует слабость, усталость. Это заявляет о себе чувство жизни. "Благодаря ему че­ловек ощущает себя как заполняющее пространство, телесное "я".
     "Через чувство жизни воспринимают лишь нечто такое, что содержится во внутренней телесности, без того, чтобы в дополнение к этому приходилось еще что-либо делать. Чувство движения воспринимается благодаря деятельности, подвижности".
     "Его (чувства равновесия) своеобразие обнаруживается, если подумать о том, что для восприятия поло­жения необходимо пребывать в нем как сознательное существо".
     Три первых чувства имеют отношение к физическому бытию. Благодаря им получают "...ощущение собствен­ной телесности как целого, что составляет основу для самопознания человека как физического существа". Душа благодаря им "...открывает ... свои врата в отношении собственной телесности и ощущает ее как первый противостоящий ей физический внешний мир".
     В чувстве обоняния вещество заявляет о себе. В чувстве вкуса вещество воздействует на человека, и это ощущается; происходит проникновение вещества в человека, а человека — вовнутрь вещества. "И это внутреннее можно побудить к откровению, лишь изменив внешнюю сторону..." вещества, какой она дается в обонянии.
     "Каким тело открывается на поверхности (цвет) — это есть выступление его внутреннего существа через посредство света".
     "Через тепло, которым обладает тело, человек узнает нечто о своем отличии от окружения; через звук собственная природа, индивидуальное тела выступает вовне и сообщает о себе ощущению".
     "В чувстве осязания, хотя и весьма скрыто, пребывает суждение". Мы осознаем твердость предмета, его сопротивление. Что ощущается в осязании, всегда может быть найдено в трех первых чувствах.45 с.32-39


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Обогащение Я

1564. "Обычно человек имеет лишь некую тень следующей инкарнации. И если ничего не делается для то­го, чтобы как-то обогатить эту тень, какой она выступает в обыкновенной жизни, то она остается в неудовлетворительном состоянии; ибо тогда пребывают в, так сказать, однопунктном представлении: я, я, я. И никак не выйти из этого я-пункта. Но это "я" можно обогатить, и вопрос состоит в том, как это сде­лать. ... Я-пункт — это единственное, что как семя пребывает для следующей инкарнации; так что, с ка­кой бы силой и как угодно глубоко мистически человек ни вдумывался бы в себя, каким бы прекрасным уче­ниям ни предавался, ему не подойти к своему Я, ибо это Я, это представляемое Я, по сути вовсе не принадлежит нам, поскольку мы являемся существами данной инкарнации, но оно принадлежит теперь — внутри данной инкарнации — этому миру. Мир из того, что в нас является образом "я", я-мыслеобразом, делает для нашей следующей инкарнации то, что тогда в нашей душе будет более действенно. Поэтому это "я" может обогащаться только во внешней жизни. ... Ищи себя самого, ищи богатство, живущее в твоих представлениях; оно больше, чем то, которое ты имеешь в обычной жизни, ты сможешь тогда это богатство обретать через расширенное наблюдение мира. Но это не должны быть внешние чувственные наблюдения, ибо они ведь связаны лишь с нашей современной инкарнацией, связаны только с нашим телом, которое мы теря­ем со смертью. ...
     Лишь тогда мы действительно обогатим наше Я как представление, когда не будем думать абстрактно, прямолинейно, как охотно думают в современности, но постараемся, если хотим обога­тить это Я, найти, я бы сказал, более таинственные связи жизни, чем те, что открываются, как гово­рится, безо всякого. Поймите только это правильно! Искать в жизни такие таинственные связи современный человек считает абсолютно не нужным делом, ибо он не стремится обогатить Я. ... Чем далее человек пойдет к самостоятельной разгадке далеко лежащих и тем не менее могущественно говорящих к нашей душе жизненных связей, лежащих вне нас, тем больше он найдет, что это я-представление становится богаче и богаче. ... Я имею в виду совершенно реальные связи, но только такие, которых обычно не ищут".
     Вот один пример. Однажды священник повстречал цыганку с совершенно грязным ребенком. Он сжалился над ним и предложил цыганке денег, поставив при этом условие, что ребенок будет воспитан по правилам цивилизованного общества. Цыганка, конечно, охотно согласилась взять деньги, но при этом сказала, что образование, которое имел в виду священник, и вся связанная с ним культура людям ни к чему и делают их только несчастными. Цыганский же образ жизни приносит больше счастья. Эта история была описана в литературе Ферхером фон Штайнланг (Иоган Кляйнферхер, 1828-1902 г. "Цыгане", 1859 г.) Точно такая же мысль была высказана в свое время Руссо. С той только разницей, что он за нее получил премию парижской Академии.
     "Так обнаруживаются примечательные точки соприкосновения... жизнь многозначна, и, вдаваясь в эту многозначность жизни ... человек обогащает, укрепляет Я. Ибо через подобные связи, которые человек отыскивает во внешнем мире, но в обычной жизни не находит, происходит возрастание Я как представле­ния. ... Тогда обнаруживают, что представления, связанные с Я, становятся подвижнее и подвижнее, ак­тивнее и активнее, и в Я западают многие вещи, которых лишены другие. И это особенно важно. Ибо при­чина, по которой мы так легко заболеваем, по которой мы испытываем столь много неудовлетворенности в жизни, состоит в том,что от вещей мира в нас западает так мало, что наше мышление стягивается во все более маленький круг. Если же мы в состоянии встречающееся нам в жизни соединить с очень многим, про­тянуть длинные нити между событиями опыта и переживаниями, тогда наше Я крепнет, тогда оно чувствует себя в жизни возросшим, так же как и я-мысль. Поэтому всякое воспитание, которое указывает на односторонние мысли об одних и тех же вещах, вредно".
     "С любовью постигать мир и не отталкивать филистерски отношения, которые не имеют никакого иного значения, кроме того, что далеко лежащие друг от друга вещи соединяют вместе, дабы обогащать Я, при­носить нам силу. ... Человек только тогда становится фантастом, когда в этих таинственных связях ищет больше,, чем в них заключено, желает через них нечто познать. Дело же заключается не в том, чтобы через них что-то познавать, а в том, чтобы дать им действовать в себе, чтобы можно было действительно отме­тить, как человек может вжиться в силу, которая теперь в нем выступает как мыслительная, а в следующей инкарнации ей будет соответствовать действительность. ... Так возникает возможность постичь не только я-представление, но также и то, как это Я живет между смертью и новым рождением".
     "Русский народ менее пробужден относительно нюансов (более тайных жизненных связей), чем запад­но-европейские и особенно среднеевропейские народы". В качестве примера в лекции приводится рассказ Эдуарда Бернштейна о Степняке-Кравчинском, которого он встречал в доме Энгельса в Лондоне. Бернштейн рассказывает, что Степняк-Кравчинский отличался сильной предрасположенностью к мечтательности, был че­ловеком мягких чувств. Он был душой основанного в Англии союза освобождения России, ездил с лекциями в Америку, где его тепло встретил Марк Твен. За столом у Энгельса и вообще в обществе Степняк-Кравчин­ский был тихим гостем, едва выражался, если к нему непосредственно обращались. Но он охотно посещал Энгельса, высоко ценил дружбу с ним, а также и с Бернштейном. Однажды завязался разговор о Польше. Степняк высказался в духе русских на нее воззрений. Это вызвало тяжелый спор, и с тех пор Степняк не появлялся в обществе. Через несколько лет Степняк и Бернштейн случайно встретились у одного общего зна­комого. Степняк был очень рад встрече и через день хотел обсудить с Бернштейном многое, волновавшее его, но на другой день он попал под поезд и погиб. Опять вроде бы случай.
     "Если человек мечтателен в жизни, тогда эта мечтательность начинает действовать в карме. Поэтому те, кто правильно понимает подобные таинственные связи, о которых я рассказал, могут, я бы сказал, руками потрогать карму. Конечно, не будь Степняк человеком мягких чувств и, одновременно, мечтательным, то связь между его сознательной жизнью и таинственным током кармы не действовала бы столь сильно. ... Но чем больше абстрактные повседневные представления погружаются в мечтания, тем большая сила тянет чело­века к тому, чтобы вызвать (к действию) кармические связи".
     "Связи, более отвлеченные от человека (как я их охарактеризовал), обогащают Я, которое мы теперь носим в себе, но как семя для будущей инкарнации; так что в отношении этого теневого Я мы обретаем большую силу. Связи, при которых мы не отказываемся от человека, но ставим его в них, обогащают жизнь; душа тогда делается богаче в переживании, в восприятии той области, которую мы прохо­дили между смертью и новым рождением. ... Вы видите, что человек заблуждается, грубо полагая ...путем врабатывания в себя обрести то обогащение Я, которое делает сильным самопознание. Необходимо, на­против, отделаться от себя, чтобы сделать себя сильнее. Поэтому плохи те вожди к самопознанию, кото­рые указывают человеку на него самого, не уводят его от себя и не приводят к тем связям, которые в мире не лежат на ладони".
     "И как можно миновать заблуждения, рифы и пропасти в отношении представляющего Я, так же можно действовать и в отношении волящего Я. ...От воли исходят, собственно, только впечатления чувств и характера, сама же воля остается тайной. ... Волящее Я ныне не пребывает в человеке, оно есть ре­зультат предыдущей инкарнации. ... Когда я говорю: "я есмь", то в этой мысли "я есмь" я живу в семени будущего воплощения. Говоря: "я хочу", я живу в том, что действует из предыдущей инкарнации в со­временной".
     "Реально в настоящем пребывает только чувственное переживание; и во времени, входя одно в другое ... в нас живет троякое: нечто, действующее из предыдущей инкарнации, нечто, дейст­вующее теперь, и нечто, действующее для будущей инкарнации".176 (6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

3. Мышление

1570. "Человек может правильно уяснить себе самого себя лишь тогда, когда он вполне уяснит себе зна­чение мышления в своем собственном существе".9 (6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Субстанциональность и облик мыслей

1583. "Мысль есть форма, принимаемая в человеке бесформенным духо-существом, подобно тому, как в растении оно принимает облик, а в животном становится душой. Поэтому для человека, поскольку он есть мыслящее существо, нет особого, вне его самого создающего его, элементарного царства. Его элементарное царство работает в его чувственном теле. Лишь поскольку человек является существом, обладающим обликом и ощущением, над ним работают элементарные существа того же рода, что и те, которые работают над рас­тениями и животными. Но организм мысли вырабатывается в человеке из самой внутренней глубины его физ. тела. В духовном организме человека, в его выработанной до степени совершенного мозга нервной системе мы чувственно-наглядно имеем перед собой то, что работает в растениях и животных как нечувственная сило-сущность. По этой причине то, что в животном проявляется как самочувствие, в человеке является самопознанием. В животном дух чувствует себя душой; он еще не постигает себя как духа. В человеке же дух познает себя как духа, хотя — познавая через физические условия — только как теневой отблеск духа, как мысль".9 (12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1747. "Познание мира есть самопознание".108(2)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1750. "Познание ближайшего окружения есть первый шаг в самопознании, познание семьи, расы — второй". У того, кто в своих чувственных и волевых импульсах попытался освободиться от всего, во что он постав­лен в народе, расе, семье и т.д., у такого человека аура становится широкой, подвижной, в ней видны виб­рации, тогда как ранее она была мертвой, неподвижной.108 (2)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1759. "Из старых откровений, которые от познания мира шли к пониманию человека, пришли все древние религии и предания, живущие еще до сей поры в антикварных мировоззрениях. ... Сегодня человек стоит в начале нового пути, где он понимание человека должен расширить до понимания мира".186 (11)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

1795а.
"Тело Я дает в

физическом — форму
эфирном — внутреннее движение
астральном — внутреннюю жизнь
духовном — одушевление.

Астральное тело дает в

физическом — движение
эфирном — вожделение
астральном — чувство
духовном — мышление.

Эфирное тело дает в

физическом — самопереживание
эфирном — самопознание
астральном — самоподдерж.
духовном — память.

Физическое тело дает в

физическом — эгоизм — в-себе-бытие
эфирном — представление
астральном — ощущение, чувство
духовном — восприятие".

     Д.34, с.23


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

5. Природа зла. Эмоции

Зеркало воспоминаний и зло
1876. "Пожелай человек действительно всмотреться в свое внутреннее, ему пришлось бы — я уже часто употреблял этот образ — разбить то, что является внутренним зеркалом.
     Наше внутреннее ведь действительно подобно зеркалу. Мы смотрим на внешний мир. Здесь возникают внешние впечатления чувств. К ним мы присоединяем представления. Затем эти представления отражаются внутренним. Мы доходим, всматриваясь во внутреннее, только до этого зеркала внутри (см.рис., красное). Мы видим то, что отражается в зеркале воспоминаний (красные стрелки). С обычным сознанием мы можем столь же мало заглянуть во внутреннее человека, сколь мало можно увидеть за зеркалом, не разбив его".
     "Что видит человек внутри себя? Он видит как там — конечно, силой восприятия и мышления, которые разыгрываются перед зеркалом воспоминаний — нечто проникает за зеркало воспоминаний. Мысли проникают за это зеркало воспоминаний и действуют в человеческом эф. теле, в той части человеческого эф. тела, которая лежит в основе роста, а также возникновения силы воли. Когда мы смотрим в пространство, пронизанное солнечным светом, когда мы обозреваем все то, что приходит к нам от восприятий чувств, то нечто лучится в наше внутреннее, что, конечно, с одной стороны, становится представлениями, — воспоминаниями, что все-таки просачивается через зеркало воспоминаний, что пронизывает нас так же, как, скажем, процессы питания, роста и т.д. Сила мыслей пронизывает прежде всего эф. тело, а пронизанное силами мысли эф. тело действует совершенно по-особому на физ. тело. Тогда в физ. теле происходит полное преобразование материального бытия физ. тела человека. Во внешнем мире материя нигде не разрушается полностью. Поэтому новая философия и естествознание говорят о сохранении материи во внешнем мире. Но этот закон сохранения материи действителен только для внешнего мира. Внутри человека материя полностью обращается в ничто. Наша человеческая природа основана на том, что мы в состоянии, когда отражаются воспоминания, материю отбрасывать в хаос, материю целиком уничтожать. ...
     Мы всё носим за зеркалом наших воспоминаний именно ради развития человеческого, исполненного мыслями Я: ярость разрушения, ярость растворения материи. Нет никакого человеческого самопознания без указания со всей интенсивностью на этот внутренний человеческий факт. ... Дух должен существовать, и ради существования духа материя должна исчезать".
     "Сила мысли, необходимая человеку для приобретения надлежащего в настоящее время мировоззрения, эта сила мысли, которая должна выступать перед зеркалом воспоминаний, она обусловливает продолжение дей­ствия мышления в эф. теле, и это пронизанное мыслями эф. тело действует разрушающе на физ. тело". В современных людях Запада имеются по этой причине очаги разрушения; о них лучше знать. "Представим себе схематически очаг разрушения во внутреннем человека (дан рисунок: на белом пятне небольшое красное пятно). Такие очаги распространены по всему человеческому организму. ... Если находящееся здесь внутри распространилось бы по всему миру, что тогда жило бы в мире благодаря людям? — Зло! Зло есть не что иное, как выброшенный вовне необходимый внутри человека хаос. И в этом хаосе, в том, что должно быть в человеке — но должно оставаться в нем как очаги зла, — в нем человеческое Я, человеческая самость должна твердеть. Эта человеческая самость не может жить по ту сторону сферы человечес­ких чувств, во внешнем мире. Поэтому я-сознание исчезает во сне, и когда оно вновь возникает в сновидении, то часто оказывается чуждым или ослабленным. Я, твердеющее в очаге зла внутри человека, не в состоянии выйти на ту сторону сферы чувственных явлений. Поэтому согласно воззрению древневосточной мудрости туда можно проникнуть только через самоотдачу, через жертвенность Я; а когда человек целиком проникает туда, то живет не в мире "Вана", ткания в привычном, но в мире, где это привычное бытие прекращается, — в Нирвана". Представитель древней восточной мудрости теперь сказал бы нам: "всё у вас, поскольку вы вырабатываете самость, эго, должно основываться на страхе. У нас же, по­скольку самость мы подавляем, все было основано на любви. У вас говорит Я, желающее проявлять себя. У нас говорила Нирвана, когда Я изливало себя с любовью во весь мир. ... На Востоке люди имеют кровь, лимфу, в которых еще живут отзвуки тоски по Нирване".207 (1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Духовно-душевное существо человека

1910. Можно сделать набросок человека, увиденного справа, в профиль, в отношении его духовно-душевного существа. Это духовно-душевное человека находится в значительно большей взаимосвязи со своим окружением, чем физически-чувственное, о котором действительно можно сказать, что оно заключено в кож­ный покров. "Все, что приходит из Универсума, т.е. из бесконечности пространства, духовно-душевным образом, можно нарисовать вот так (см.рис).

Так можно было бы зарисовать все пространство (синее), но я изображу только непосредственное окружение человека.
     Представьте себе это в душевно-духовной образности, во что включен человек". Представьте себе вол­нующееся синее море, а в нем человека, плавающего или парящего.
     "Мы можем также, переходя от универсального окружающего мира к человеку, человеческое ду­ховно-душевное представить себе как бы парящим в этом красном. Тогда здесь мы имели бы одну часть духовно-душевного; тогда, если набросок сделать соответствующим действительности, верхнюю часть нужно изобразить переходящей в фиолетовое, в лиловое, в красное. Это можно сделать правильно, лишь если здесь вверху кра­сное оттенить фиолетовым.
     Этим я дал вам, можно сказать, один полюс духовно-душевного человека. Второй полюс мы получим тогда, когда здесь, где универсальное духовно-душевное, паря-плавая, находится напротив человеческого физического лица, вчленим нечто следующим образом: желтое, зеленое, ора­нжевое; зеленое еще переходит в синее.
     Такой вы имеете, я бы сказал, нормальную ауру человека, увиденного справа в профиль. Я подчеркиваю: нормальную ауру, увиденную с правой стороны. ... Изучая представленное здесь правильно, видишь, как человек оказы­вается ограниченным с двух сторон существом. Эти две стороны, ограничивающие человека, они в жизни всегда заметны; однако видят их непра­вильно, по меньшей мере неправильно понимают".
     Дюбуа Раймон в 70-х годах говорил в Лейпциге: в те области, где материя грезится, человеческое по­знание абсолютно не проникает. Наука говорит об атоме, но когда она хочет его описать, то он оказываяется неприступным. То же самое относится и к материи. Есть понятия, к которым человеку не подойти.
     "Что такие понятия возникают, основывается попросту на том, что то внутреннее духовно-душевное, светящееся в человеке, простирается здесь вовне в темноту. Что здесь может быть констатировано как граница познания, человек может правильно видеть аурически. Здесь проходит граница человека. Существо, которым является он сам, представлено здесь так, что аурическое я должен изобразить переходящим из светло-зе­леного в сине-фиолетовое. Но когда оно переходит в сине-фиолетовое, то это уже больше не человек, здесь находится универсальное окружение. Здесь человек своим существом, внутренней силой своего созер­цания мира достигает границы, здесь он достигает некоего рода ничто, и здесь он вынужден устанавливать такие понятия, как материя, атом, субстанция, сила, которые не имеют никакого содержания. Это заложе­но в человеческой организации. Это заложено в связи человека со всей Вселенной. Здесь происходит сое­динение человека со Вселенной. Обозначая эту границу в духовно-научном смысле, можно сказать: эта граница позволяет человеку, в отношении его души, соприкоснуться с Универсумом. Здесь можно направление к Универсуму обозначить одной петлей лемнискаты, а то, что относится к человеку — другой; только ис­ходящее из человека уходит в Универсум, в бесконечное. Поэтому одну петлю лемнискаты можно оставить открытой и изобразить ее по-другому. ... Что я нарисовал здесь как открытую лемнискату, есть не просто вымысел, а нечто такое, что вы можете видеть как идущую в одном и дру­гом направлении молнию, идущую нежно и очень медленно, являющуюся выражением отношения че­ловека к Универсуму. Течения Универсума посто­янно приближаются к человеку; он притягивает их, они делают петлю вблизи него и снова уходят прочь. ... Поэтому человек, как вы можете себе пред­ставить, окружен неким родом волнистой ауры...
     Но то, что вы ощущаете как находящееся в вашем сознании, вы найдете здесь представленным синевато-зеленовато-желтоватым, переходящим вовнутрь в оранжевое. Но здесь это встречает преграду; внутри человеческого душевного это желтовато-оранжевое наталкивается на то, что из синего моря всплывает как духовно-душевное нижнего человека, низшего человека. Что я здесь изобразил красным, переходящим в оранжевое, — принадлежит подсознательной части человека, соответствует тем физическим процессам, которые главным образом разыгрываются как деятельность пищеварения и т.п, в чем сознание не принимает никакого участия. Связанное с сознанием следует охарактеризовать аурически в светлых частях, представ­ленных мною здесь. Как здесь человеческое духовно-душевное сталкивается с духовно-душевным окружающего мира, так, идя вовнутрь, человеческое ду­шевное сталкивается с его подсознанием, собственно, также принадлежащим Универсуму. Эти столкновения я должен нарисовать в таких течениях, что одни из них уходят в бесконечность, а другие сталкиваются во внутреннем человека.
     Также и здесь я должен рисовать петли, но уходящие вовнутрь.
     Будьте внимательны: я рисую лемнискату, а потом нижнюю петлю поворачиваю вверх. ... Так образно обозначаю я закруживание, затор, возникающий в человеке... соответствующий внутренней волне человека.
     Если вы хотите последовать за внутренней волной, то ее главное направ­ление — но именно только главное — пройдет вдоль линии столкновения, ко­торая вам известна, хотя и под неправильным названием, как т.наз. чувствительные и моторные нервы человека. Это я говорю между прочим, поскольку сегодня я хочу обсудить главным образом духовно-душевное. Так выясняется нам большая противоположность, имеющая место в отношении человека к духовно-душев­ному окружающему миру и к самому себе, к той части его самого, которую он берет из духовно-душевного окружающего мира как свое подсознательное и что я изобразил здесь в виде красноватой волны во всеобщем синем море духовно-душевного Универсума.
     Мы говорили, что этим волнам здесь (справа; см.большой рис.) соответствует некоего рода предел, на который человек наталкивается, когда желает познавать внешний мир. Но также и здесь (слева) су­ществует предел; внутри самого человека имеется предел. Не будь этого предела, вы всегда смотрели бы в свое внутреннее. Каждый человек смог бы смотреть внутрь себя. Если бы не было этого предела (спра­ва), человек смотрел бы во внешний мир, а если бы этого (слева) — то во внутренний. Но человеку, ка­ким он является в современном цикле развития, это не доставило бы радости, ибо то, что он видел бы в своем внутреннем, предстало бы ему в виде в высшей степени несовершенного, хаотического, клокочущего волнения внутри его собственной природы, что не доставило бы ему никакой радости; однако это-то фан­тастическая мистика и полагает увидеть в своих устремлениях. ... Человек не может взирать в свое внут­реннее. Что образуется в этой области (слева), создает затор и отражается, по меньшей мере может отразиться в самом себе; и явление этого обратного отражения представляет собой воспоминание, память. Всякий раз, когда мысль или впечатление, полученное вами, вновь возвращается в воспоминание, то это происходит благодаря тому, что затор начинает функционировать. Не будь этой заторной волны, вся­кое впечатление, полученное вами извне, всякая мысль проходила бы сквозь вас и уходила бы в духовно-душевный Универсум. ... В вас существует накий род таблички, нарисованной здесь в профиль. ... Бодр­ствуя, вы соединены с внешним миром, и в ином случае все проходило бы сквозь вас в этом состоянии. Вы не знали бы о впечатлениях, вы получали бы впечатления, но удержаться на них не могли бы". Ложная мистика стремится заглянуть за этот затор, и поскольку в обычном сознании сделать это ей не удается, то она старается его разрушить, чтобы не отражалась волна памяти.
     "Вообще вся наша жизнь должна отражаться как воспоминание. И в существенном то, что мы назы­ваем жизнью нашего Я, является отражением нашего воспоминания. Вы видите, таким образом, что в сво­ей сознательной жизни мы живем между этой волной здесь (справа) и этой волной (слева). И мы были бы шлангом, сквозь который уходило бы все, если бы не было этой заторной волны, лежащей в основе воспоминания. ... Были бы мы так организованы, что не имели бы нужды образовывать себе эти в некотором ро­де ненаполненные понятия, эти темные понятия, то мы были бы людьми, лишенными любви, безлюбовными су­ществами; мы были бы каменными натурами, сухими натурами. Ничего в мире мы не имели бы охотно; мы все были бы мефистофельскими натурами. А поскольку мы так организованы, что не можем с нашим абстрактным понятием, с нашей способностью постижения подойти к нашему духовно-душевному окружению, то это обус­ловливает в нас способность к любви. Ибо к тому, что мы должны любить, мы не должны подходить так, что мы его анализируем в обычном смысле слова, что мы его расчленяем и обращаемся с ним так, как хи­мик в лаборатории обращается с химическими веществами. Когда человек химически анализирует или синтезирует, он не любит. Способности воспоминания и любви соответствуют две границы человеческой природы". За зоной воспоминания лежит подсознательное внутреннее человека; за зоной, дающей способность любви, лежит духовно-душевное Универсума, т.е. тоже бессознательное.
     "Для земной жизни это духовное (в середине) является весьма тонко сотканным. Все здесь представля­ет собой, я бы сказал, тонко сотканный свет (желтое). Если показать, где этот тонко сотканный свет находится у человека, то его следовало бы отнести к человеческой голове. Таким образом, то, что я описал здесь как желтое, желто-зеленоватое, желто-оранжевое, с другой стороны является тонко сотканным — если я могу так выразиться — духовным светом. Он не имеет никакого родства с земной материей, он менее всего родственен ей, а потому не может с ней хорошо соединиться, остается большей частью не свя­занным с ней; этой части дается такая материя, которая происходит из предыдущей инкарнации человека. ...формообразующие силы человеческой головы в суще­ственном выносятся из предыдущей инкарнации, и тонко сотканное духовно-душевное находится здесь в суб­тильной связи с телесностью, сохраненной, собственно говоря, из предыдущей инкарнации.
     Ваша физионо­мия обусловлена вашими отправлениями и свойствами в прошлой инкарнации. И кто хорошо интер­претирует человека, тот смотрит именно сквозь его голову, не сквозь то, что происходит от люциферического внутреннего, но более сквозь приспособление к Универсуму".
     В физиономии нужно видеть душевное, это как бы негатив лица. Сделайте с лица отпечаток, и он выдаст вам ужасно много относительно прежней инкарнации. А лежащее внизу, за порогом воспоминания, подготовляет физиономию будущей инка­рнации. Весь остальной человек — это, по сути, также голова, но остановившаяся на более ранней ступе­ни. Развивайся остальное тело дальше, оно бы также стало головой, а настоящая голова — она пришла из прошлой инкарнации. И если вы возьмете то духовное, что в вашем теле идет к голове, и лишите его тела, то вы получите люциферический облик, изображенный на нашей деревянной скульптуре. А то духовно-душевное, что стоит за настоящей головой и в человеке получает свою границу (справа), которую оно не может переступить (ибо в том случае голова совсем окостенела бы), — это выражено в ариманическом об­лике в той скульптурной группе.
     "Если вы, таким образом, находящееся над границей воспоминания представите себе излившимся во внутреннее человека, то вы получите все люциферическое. А если все то, что находится по ту сторо­ну этой заторной волны (справа), вы представите себе излившимся в человеческую фигуру, то получите ариманическую форму. Человек же находится в середине, между тем и другим.
     Все изложенное мною вам имеет большое значение не только для понимания духовных процессов в разви­тии человечества. Человеку без этих вещей не понять, как Христианство и Импульс Христа вошли в раз­витие человечества. Он также не поймет, какую функцию исполняет католическая церковь, какую функцию исполняет иезуитизм и т.п. течения, Восток и Запад, если не рассмотрит их в связи с этими вещами".
     Если мы уйдем назад, за VIII столетие до Р. Х., то там "...лежащее за пределами указанных двух границ еще как-то проникало в сознание, и на этом основывалось существовавшее тогда атавистическое ясновиде­ние. Определенные импульсы тогда проникали из Универсума и проявлялись как атавистические созерцания. Непрозрачными эти границы стали — я имею в виду интеллектуально непроницаемыми — с VIII дохристианского столетия, и в дальнейшем они делались все более и более плотными. ... А теперь люди особенно наста­ивают на этом, утверждая, что вообще ни один человек не может проникнуть в "вещь в себе", или как там ее еще называют, — в то, что лежит по ту сторону этой границы (справа)". С другой стороны, с ХVI столетия все более проявляется тенденция к тому, что зона слева делается прозрачной (напр., см. Вайнингера).
     "Сегодня необходимо делать фактическое различие между просто научным, газетным понимани­ем мира, которое, конечно, удобно и особенно излюбленно, и истинным пониманием. Истинное понимание мира способно уяснить себе противоположности типа тех, что были здесь изложены: восточный подход от того, что лежит здесь вовне справа, подход американских народов, от того, что лежит внутри (слева). И то, что здесь подступает, не является просто дурным, но может быть в определенном смысле грандиозным ариманическим откровением. Ибо, в основном, это является ариманическим откровением — статья Вудро Вильсона о развитии американского народа (см., с другой стороны, речь Тагора о духе Японии при вручении ему Нобелевской премии).
     Посвященные Востока и посвященные американского народа знают, как сделать нужное из подобных ве­щей. С обеих сторон хотят развитие человечества увести на определенные пути". С востока хотят, чтобы уже в середине 6-ой послеатлантической культуры люди отказались от воплощений. И этого можно достичь, исключив определенные ингредиенты культуры. Но не только посвященные, всякий образованный житель Во­стока инстинктивно отклоняет европеизм, его технику, ариманических демонов, которые пришли с машина­ми в человеческую культуру. "Ибо эта ариманическая демонология дает человеку определенную тяжесть и делает невозможным то, что хотят восточные посвященные: чтобы с середины 6-ой культуры род человече­ский прекратил свое физическое существование на Земле". Американская сторона стремится образовать внутреннюю связь человеческой души с той телесностью, которая в 6-ой культуре станет грубой, что вы­зовет сильное погружение в телесность. Так хотят идти навстречу тому, что проступает слева; для этого души должны как можно скорее возвращаться на Землю.
     "Иезуитизм и американизм — это две чрезвычайно родственные вещи. Ибо, когда началась 5-ая послеатлантическая культура, дело заключалось в нахождении импульса, с помощью которого можно было бы соз­дать положение, в наибольшей мере уводящее людей от понимания Христа. И таким стремлением в развитии культуры ... стал иезуитизм. Иезуитизм стремится постепенно искоренить всякую возможность понимания Христа. Ибо то, что лежит здесь в основе, связано с глубокой Мистерией. Постоянно приходящие извне (справа) в человеческое внутреннее связано с тем, что, как я говорил, до VIII-VII в. до Р. Х. человек об­ладал атавистическим ясновидением. Но через это атавистическое ясновидение люди видели в Универсуме Христа". Когда ясновидение было утрачено, Христос пришел на Землю в теле Иисуса. С того времени перед людьми стоит задача постичь Христа в человеке. И должна быть спасена возможность вместе с тем, что просачивается отсюда (справа), познать Христа. Ибо Христос низошел к людям. Иисус — это человек, в котором жил Христос. Действительное человеческое самопознание должно нести зерно Иисуса. Благодаря этому человек сможет переселиться в будущее. Глубоко обоснованно то, что мы говорим о Христе Иисусе. Ибо Христос соответствует космическому, но это космическое низошло на Землю и заняло жилище в Иисусе, а Иисус соответствует земному со всем земным будущим. Если человека хотят замкнуть от духа, то у него отнимают Христа. Тогда у него остается возможность обращаться только к Иисусу, к земному лишь в его земном аспекте. Поэтому в иезуитизме происходит постоянная борьба с христологией, остро подчеркивает­ся, что человек является солдатом в армии Иисуса. Поэтому нет ничего удивительного в том, что иезуи­тизм неистовствует против Антропософии. Но люди, к сожалению, часто спят в отношении подобных неудоб­ных фактов, даже если занимают ведущие места в руководстве человечества. "Однако те, кто интересуется Духовной наукой, уже должны выгравировать в своих душах знание о том, что предпринимается все возмож­ное, дабы Духовную науку сделать недейственной. И совсем не хорошо, если также и мы в наших кругах слишком спим в отношении наблюдения того, что происходит в мире". В 5-й послеатлантической культуре нет задачи важнее, чем понимание духовнонаучного познания. Найдутся люди, которые это познание обре­тут в сверхчувственном мире. Но на Земле должны найтись люди, которые рассудком, силой интеллекта поймут Духовную науку. Ибо так будут преодолены противостоящие культуре силы. И еще мы нуждаемся в людях, всей полнотой души представляющих спиритуальное, духовное достояние, противостоящих, таким об­разом, люциферическому элементу.183(2,3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

48. Масонские круги имеют глубокую символику, которая могла бы вести человека к самопознанию, но развитие масонства приняло иное направление: символика стала рассматриваться чисто внешне, и этим путь к самопознанию был закрыт, путь, на котором можно было бы прийти и к пониманию смысла реинкарнации. "Развитие нового масонства (с XVII, XVIII в.), по сути говоря, есть развитие обществ по осуществлению непонимания тех символов, которые живут в их среде. — Это бессознательно господствует как программа: сделать символы непонятными... ибо всe захватывает страх высшей степени перед самопознанием человека. О самопознании много говорится, говорится и о том, что человек должен искать своe божественное Я, своe высшее Я. Но всe это ведь одна болтовня. Ею занимаются, чтобы скрыть истинный путь к самопознанию". 181(18)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

298. "События вроде тех, что связаны с академией Гондишапур, происходят за кулисами внешнего развития мира. Они происходят в сверхчувственном. Люди стоят в связи с ними, но сами события разыгрываются в сверхчувственном. Поэтому, как об этих событиях, так и о событии Мистерии Голгофы мы не должны судить лишь по тому, что происходит на физическом плане. В такого рода событиях, если мы хотим их охарактеризовать, мы должны охватить гораздо более значительные глубины, чем это обычно делают. У человечества осталось нечто от того, что тогда должно было произойти и что было лишь оттеснено, когда вместо чего-то грандиозного выступил фантастический, жалкий ислам. С человечеством нечто случилось. Случилось то, что человечество, на которое подействовал импульс Гондишапура, этот неоперсидский импульс, не в своe время извлечeнный импульс Заратустры, всe человечество, если я могу так выразиться, если я могу выразиться тривиально, внутренне "хрустнуло" вплоть до телесности. Человечество получило тогда импульс, который действует вплоть до физического тела, с которым мы теперь продолжаем рождаться. ... Человечеству была привита та болезнь, которая, если еe привить, приводит к отрицанию Бога-Отца.
     Итак, поймите меня правильно: человечество, поскольку оно является цивилизованным человечеством, несeт сегодня в теле жало. И святой Павел говорит очень много об этом жале. ... Святой Павел говорит об этом пророчески. Он, как особенно продвинутый человек, имел его уже в своe время, другие получили его впервые в VII столетии.
     И это жало стало всe более и более распространяться и делаться всe более значительным. Если вы сегодня знаете человека, который полностью отдан этому жалу, этой болезни — а это жало сидит в физическом, это действительная болезнь, — то он становится атеистом, он отрицает Бога, отрицает Божественное. Задатки к атеизму имеет, собственно, каждый человек, принадлежащий к современной цивилизации, и дело заключается в том, предаeтся ли он этим задаткам. Человек несeт в себе болезнь, которая побуждает его отрицать Божественное, тогда как в действительности, следуя своей природе, он склонен его признавать. Эта его природа, она как бы несколько минерализовалась, сдвинулась назад в развитии, так что мы все носим в себе болезнь богоотрицания. ... Она вызывает более значительную, чем ранее силу притяжения между душой и телом, более значительную, чем это вообще свойственно человеческой природе... и это способно привести к смерти.
     В то время мудрецы Гондишапура хотели — дилетантски этого вновь хотят определeнные тайные общества и в наше время, — хотели ни более ни менее, как сделать человека для этой Земли очень великим, очень мудрым, но, напечатлев эту мудрость, они хотели его душу сделать причастной смерти, чтобы он, проходя врата смерти, не имел склонности принимать участие в духовной жизни и в последующих инкарнациях. Они хотели отрезать человеку пути к дальнейшему развитию, приобрести его для себя, для совсем другого мира, законсервировать его в земной жизни и увести от развития... от Самодуха, Жизнедуха и Духочеловека. ... Мистерией Голгофы человек был убережен от этого родства со смертью. Но если, с одной стороны, некий поток в мировом развитии вызвал более сильное родство с человеческим телом, чем это предназначалось человеку, то Христос, дабы выровнять весы, должен был душу более сильно связать с духом, чем, опять же, это было предопределено. Так что через Мистерию Голгофы человеческая душа ближе подошла к духу, чем это было ей предопределено. Это делает нас способными правильно вглядеться во взаимосвязь Мистерии Голгофы с внутренними силами человеческой природы на протяжении тысячелетий. Необходимо, определeнное человеку Ариманом и Люцифером взаимоотношение между душой и духом, сравнить со взаимоотношениями между душой и духом в случае, если человек хочет исторически правильно подойти к Мистерии Голгофы.
     Католическая церковь, стоящая под сильным влиянием остатков импульса академии Гондишапур, в 869 г. на экуменическом вселенском соборе в Константинополе определила догматически, что не следует верить в дух, поскольку она хотела не объяснять что-либо относительно Мистерии Голгофы, а погрузить еe во тьму. Эта отмена духа католической церковью стоит под непосредственным влиянием импульса Гондишапура".
     Итак, в человеке теперь действуют две силы. Одна душевно роднит его со смертью, другая — с духом. "И мы впервые лишь в том случае не отрицаем Бога, если понимаем себя правильно, когда вновь находим Его через Христа. Как наше тело имеет в себе силу болезни, влекущую к отрицанию Бога, так имеем мы, если в нас есть сила Христа, целящую силу, целящую в результате Мистерии Голгофы. Да, Христос для всех нас поистине является Целителем, Врачевателем той "болезни", что делает человека отрицателем Бога". В наше время в определeнном отношении обновляются как времена Мистерии Голгофы, так и те, что связаны с происшедшим в 333 и в 666 г. Многое теперь, в 5-ю послеатлантическую эпоху, обстоит иначе. Так, если современники апостолов нашли Мистерию Голгофы уже в сверхчувственном мире несколько столетий спустя после своей смерти, то в наше время, сходя к воплощению, мы переживаем ещe за столетие до рождения некий род отражения Мистерии Голгофы. "Все современные люди, рождаясь в физическом мире, приносят с собой некий отблеск Мистерии Голгофы, как отражение того, что было пережито столетие спустя после Мистерии Голгофы. Естественно, те, кто не имеет сверхчувственного видения, не могут непосредственно созерцать этот импульс, но действие его могут пережить все. А если вы этот импульс переживeте, то найдeте ответ на вопрос: как мне найти Христа? ... Христа находят, если имеют следующее переживание. Во-первых, говорят себе: я хочу в самопознании пойти так далеко, как это только возможно для моей индивидуальности. — Никто, если он как современный человек честно стремится к самопознанию, не может сказать себе чего-либо иного, кроме: я не могу постичь того, к чему стремлюсь, с силой моего постижения я остаюсь позади того, к чему стремлюсь. Я ощущаю в моих стремлениях бессилие.
     Это переживание очень важное. Его должен иметь каждый, если он честен по отношению к себе. ... Это чувство бессилия, оно здоровое, ибо является не чем иным, как ощущением болезни, а человек по-настоящему болен только в том случае, если болезнь уже в нeм, а он еe не чувствует. ... Если человек с достаточной силой ощущает это бессилие, тогда приходит перелом, тогда приходит другое переживание. ... Мы можем, с одной стороны, пережить ничтожность бытия (всего, что достижимо через силы нашей телесности), а с другой, — прославление бытия в нас, если мы переступаем через чувство бессилия. Мы можем почувствовать болезнь в нашем бессилии, и мы можем почувствовать Целителя, целящую силу. ... Когда мы чувствуем Целителя, мы чувствуем, что несeм в своей душе нечто такое, что постоянно может восстать из смерти в нашем собственном, внутреннем переживании. Если мы носим в нас эти два переживания, то, значит, мы нашли в нашей собственной душе Христа. ... Ангел Силезский выразил это в значительных словах: "Крест на Голгофе не может тебя от зла спасти, если ты не сумеешь его в себе возвести". Он может быть воздвигнут в человеке, когда тот чувствует два полюса: бессилие благодаря своей телесности и воскресение через свою духовность".
     "Это переживание есть повторение того, что мы столетиями ранее пережили в духовном мире. Так должны мы искать это в его отражении здесь, в нашей душе на физическом плане. Ищите в себе, и вы найдeте бессилие. Ищите далее, и вы найдeте избавление от бессилия, восстание души к духу.
     Но в этом искании не заблудитесь в том, что ныне многообразно выступает как мистика или проповедуется как некое позитивное познание". Когда сегодня, например, Гарнак говорит о Христе, то этими же словами можно говорить и о Боге евреев, и о Боге магометан. "Многие, желающие сегодня будить в людях веру, говорят: я переживаю Бога в себе, — но они переживают только Бога-Отца и при этом в особенном виде, поскольку не замечают, что больны и говорят лишь по традиции. ... Переживание Христа не есть просто переживание Бога в человеческой душе, оно состоит из двух переживаний: из переживания смерти в душе, благодаря телу, и воскресения души, благодаря духу. ... И кто говорит о двух событиях: о бессилии и о воскресении из бессилия, тот говорит о действительном переживании Христа. Но такой человек находится на сверхчувственном пути к Мистерии Голгофы; он сам находит себе силы, чтобы разбудить определeнные сверхчувственные силы, которые приведут его к Мистерии Голгофы. Сегодня, поистине, нет оснований сомневаться в возможности непосредственно самому пережить Христа, ибо человек найдeт Его, если вновь найдeт себя, но из бессилия. Чувство крайней незначительности приходит к нам, если мы о собственных силах размышляем без высокомерия, и это должно предшествовать Импульсу Христа. Умные мистики полагают, что если они могут сказать себе: в своeм "я" я имею высшее Я, я могу найти Божественное Я, — то это есть Христианство. Но это не Христианство. Христианство — в изречении: "Крест на Голгофе не может тебя от зла спасти, если ты не сумеешь его в себе возвести".
     Уже в частностях жизни можно почувствовать, как истинно то, что я сказал. И тогда от этих частностей жизни можно взойти к большому переживанию бессилия и воскресения из бессилия".
     "Я часто говорил вам: не так важно в Духовной науке, что там говорится — ибо и это подпадает судьбе бессилия, — но в ней важно то, как говорится".
     "Мы восстанем от бессилия, которое мы испытываем по отношению к речи, лишь тогда ... когда поймeм, что и уста размыкать мы должны по-христиански. Что в ходе развития возникает из слова, из Логоса будет понято лишь тогда, когда Логос вновь будет связан со Христом, когда мы осознаем: наше тело, становясь инструментом речи, заставляет истину нисходить так, что она отчасти умирает на наших устах. Но мы вновь оживляем еe во Христе, когда осознаeм, что мы должны еe одухотворить, т.е со-мыслить о духе. — Мы должны научиться этому, милые друзья".
     "Слово — это только жесты (гортани), и нужно знать, кто делает эти жесты. ... Здесь находится большая Мистерия самой обыкновенной жизни. ... В будущем станут смотреть не только на личность говорящего, но и на всю человечески-духовную взаимосвязь". 182(7)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

406. "Как внешняя наука становится ариманической, так высшее развитие внутреннего человека просто люциферизируется, когда он это внутреннее, каким он его принeс через рождение, углубляет мистически. В каждом человеке, который не берeт в руки своe самовоспитание так, как это описано в моей книге "Как достигнуть познания высших миров?", чтобы углубить мистически заложенное в нeм, пробуждается люциферическое, люциферическое делается особенно сильным. В каждом человеке, если он сегодня вообще только начинает ломать голову над внутренним, выступает люциферическое. Это люциферическое ужасно сильно в современном человечестве. Это люциферическое сегодня отпечатывается в эгоизме, которого большинство людей совсем не замечает". Как часто люди сегодня, сделав дело так, что не могут себя ни в чeм упрекнуть, бывают совершенно удовлетворены. Но такая установка люциферична. Ибо в жизни дело не заключается в упрeках или в их отсутствии, а в объективном созерцании мира и объективного хода фактов, развития вещей.
     "Поэтому именно на почве Духовной науки должна быть подчeркнута объективность вещей, когда мы говорим, что Ариман подготовляет свою инкарнацию, как он еe подготовляет, и как человек должен к ней относиться! В подобных вопросах дело совсем не заключается в том, чтобы говорить себе: мы сделали то, либо это, и теперь нам не в чем упрекнуть себя, — но мы должны познавать суть дела объективно. Мы должны познавать то, что действует в мире, и в соответствии с ним строить наше отношение к миру ради мира". "Судить правильно человек сегодня может лишь в том случае, если скажет себе, что он ходит между двух крайностей: между ариманическим ослеплением наукой и люциферическим галлюцинаторным переживанием внутреннего. ... Дело заключается в том, чтобы ариманическое и люциферическое рассматривать, как две чаши весов, обе должны присутствовать. Коромыслом же весов, которые пребывают в равновесии, должны быть мы сами. В этом всe дело.
     Но как нам себя воспитать для этого? — А так, что, когда в нас выступит ариманическое, мы должны сильно пронизать его люциферическим элементом. Что ариманически выступает в современном человеке? — Познание внешнего мира. Наиболее ариманическим является материальное познание внешнего мира, ибо это лишь простой обман чувств. Но если мы можем этим одухотвориться, развить к этому интерес, ужасно заинтересоваться тем, что за иллюзии встают перед нами из химии, физики, из астрономии и т.д., тогда нечто такое, что должно бы принадлежать Ариману, мы уносим от него благодаря нашему собственному люциферическому интересу.
     Но этого-то люди и не могут делать. Они слишком ленивы. И многие, убегающие от внешнего материального знания, пренебрегают своей задачей и подготовляют Ариману наилучшим образом инкарнацию в земном бытии. А то, что наливается во внутреннем современного человека, это опять-таки носит сильно люциферический характер. Как нам правильно воспитать себя с этой стороны? —Мы можем это сделать, когда именно с нашим собственным ариманическим входим в себя, т.е. пытаемся избежать всех иллюзии на счет своего собственного внутреннего, и когда мы занимаемся собой так, как в иных случаях занимаемся внешним миром, т.е. рассматриваем себя так, как в иных случаях рассматриваем внешний мир. Современный человек должен бы пережить, насколько необходимо ему воспитать себя в подобных вещах. Кто научился в какой-то мере осмысленно наблюдать подобные вещи, тот часто может натолкнуться в жизни на следующий случай.
     Один человек приходит к другому и рассказывает, как он возмущeн человеком А, человеком В, человеком С, многими-многими людьми. Он описывает очень точно, чем его возмутил А, чем — В, чем — С и т.д. И он ни в малейшей степени не подозревает, что всe рассказанное им есть его собственные качества! Об этом люди не подозревают! Это свойство людей никогда не было столь распространено, как теперь. И те, кто думает, что им это не свойственно, обладают этим качеством в наибольшей мере. Задача здесь заключается в том, чтобы фактически с ариманическим хладнокровием, с ариманической трезвостью человек сегодня приблизился к своему внутреннему. Достаточно горячим оно оказывается и в охлажденном виде, это собственное человеческое внутреннее! Нечего бояться переостудить его. Современному человечеству необходимо, чтобы занять правильную позицию к будущей ариманической инкарнации, стать объективным по отношению к своему внутреннему, а ко внешнему — намного-много более субъективным, но не фантазировать, а с интересом, вниманием, самоотдачей, особенно с интересом и самоотдачей подходить к вещам в жизни, в непосредственно окружающей жизни".
     Леность в занятиях самовоспитанием и внешними делами расчищает путь Ариману. Множество людей находят скучным разбираться в условиях биржевой игры, двойной бухгалтерии и т.д. Они не могут найти точку, с которой ко всему этому можно разбудить пламенный интерес. Но если его разбудить, то тогда сухой классный учебник может оказаться столь же интересным, как "Орлеанская Дева" Шиллера или "Сикстинская Мадонна" Рафаэля. "Всe дело заключается в том, чтобы найти точку, с которой всe в жизни становится интересным".
     "Важно не то, что мы субъективно отклоняем или акцентируем вещи, но что мы объективно познаeм, в какой мере в том или ином присутствует ариманическое или люциферическое, так что коромысло весов может сильно склониться в ту или другую сторону. Найти нечто интересным или справедливым ничего не означает само по себе, это означает лишь то, что человек развивает внутреннюю силу, чтобы соединиться с соответствующим объектом и направить его в правильный фарватер".
     "Либо современное цивилизованное человечество найдeт для себя удобным воспринимать самостоятельную духовную жизнь (в социальной трехчленности), либо современная цивилизация должна будет закатиться, и из азиатских культур должно будет быть взято что-то для будущего человечества.
     Кто сегодня не верит, что дела обстоят столь серьeзно, тот способствует подготовлению будущей инкарнации Аримана. Сегодня, по сути дела, уже многие внешние вещи и факты человеческой жизни подтверждают истину этих слов. Аримановой инкарнации будет особенно благоприятно, если люди откажутся основать свободную духовную жизнь и духовная жизнь и впредь останется вчлененной в хозяйственный кругооборот или в государственную жизнь. ... ибо в дальнейшем сращении духовной жизни с хозяйственной и правовой жизнью заинтересована именно ариманическая власть. Ариманическая власть ощущает свободную духовную жизнь как некий род тьмы. А интерес людей к свободной духовной жизни ариманическая власть ощущает как обжигающее пламя, как душевное, но сильно жгущееся пламя. Поэтому людям как раз надлежит основать свободную духовную жизнь, чтобы найти правильную позицию, правильное отношение к аримановой инкарнации в будущем. Однако сегодня имеется сильная склонность именно факты, о которых говорилось вчера, скрыть. Огромное число людей скрывают эти вещи, поскольку просто не хотят смотреть на истину, на действительные вещи, хотят, чтобы их вводили в заблуждение словами, лежащими в стороне от действительности". 191(12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

430. "Лишь по той причине, что человек является мыслящим существом, он в то же время является и антисоциальным существом. ... В тот момент, когда ваше обычное дневное сознание надламывается и вы оказываетесь в состоянии, длящемся от засыпания до пробуждения, вы делаетесь — в отношении представлений, мышления — социальным существом". Так, например, националист, шовинист во время сна переносится в сферу тех людей (а именно их народных Духов), кого он ненавидел. "Сон — это социальный примиритель".
     "К причинам болезни относится антисоциальная сущность человека. Поэтому легко понять, что социальная сущность является оздоравливающей, оживляющей. ... Человек не может оздоровить себя через социальную сущность без того, чтобы не впасть до некоторой степени в сон". Болезни, возникающие от антисоциальности выражаются в разного рода "капризах", самоистязаниях, в мучении других, в шутовстве, в мании постоянного оригинальничания и т.п."
     "Ни в коем случае нельзя отрицать, что человек весьма и весьма нравится самому себе. И любовь к себе делает для человека самопознание источником заблуждений. ... Строго и энергично признать, что человек в одно и то же время есть социальное и антисоциальное существо — это является краеугольным требованием социального человекопознания. ... не будучи социальным существом, человек вообще не может жить правильно совместно с другими людьми. Но в то же время, в человеческой природе заложено стремление постоянно бороться с социальным, постоянное стремление быть антисоциальным". "Очень скоро на благо этой эпохе люди придут к тому, что перестанут так ужасно охотно заниматься собой". 186(4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Задачи развития

436. "Современному человеку станет невозможно в будущем, не соприкоснувшись с наукой посвящения, прийти к действительному самопознанию, даже к самочувствию, по той причине, что во всeм, что он может испытать здесь, в этом мире, не обратившись к науке посвящения, не содержится сил, из которых действительно сформировано человеческое существо". 196(6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

527. "Человека теряют из душевного поля зрения, если душевным оком не схватывают всe его бытие во всех его жизненных откровениях. Следует говорить не о познании человека, а обо всeм человеке, который открывается, познавая себя". 83, с.361


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

968. "Человек никогда не придeт к действительно доброй, правильной, сильной, мощной внутренней жизни без самого тeплого интереса к другим людям. Всякая внутренняя жизнь, которой мы ищем, остаeтся фальшивой, остаeтся искусственной, если она не сопровождается исполненным любви интересом к своеобразию другого человека. Исполненный любви подход к индивидуальностям других людей, — что иногда сопровождается злой трагикой жизни, — лишь он может привести нас к самопознанию. ... Внутреннее мы находим вовне, внешнее — внутри". 171(3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

XI. НАРОДОВЕДЕНИЕ

1288. "Отдельные люди того или иного народа лишь тогда смогут привнести их соответствующий свободный, конкретный вклад в общечеловеческую миссию, когда поймут их народность, поймут то, что можно было бы назвать самопознанием народности". 121(1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     221
. "В нашей (современной) науке больше арабизма, чем Христианства!" 239 (3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     223
. "Наука вновь должна стать личностной. Но побуждения к этому больше не может дать Земля. Для этого мы нуждаемся в христианизации самой науки. И если мы науку пронижем Христом, то этим мы заложим первый камень для развития Самодуха". 197 (11)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     692
. "Знания о внутреннем человека традиционно составляли одну из глубочайших тайн Мистерий: "Грешны уста, разглашающие их, грешны уши, слушающие их". С ХУ в. эти вещи должны были постигаться интеллектуально. Об их переживании некоторое представление имели немногие люди. К ним, например, относился лорд Бульвер-Литтон (1803-1873), английский писатель и политик, написавший "Занони" ("Последний день Помпеи" и др.)".
     "То, каким он (Бульвер) стал в своей позднейшей жизни, можно понять, если знаешь, как он прежде всего воспринял традицию человеческого самопознания, а благодаря особой индивидуальной конституции оказался способным также проникнуть в определенные Мистерии. Но благодаря этому он отдалился от естественности жизни. Именно по нему можно видеть, как человек относится к жизни, когда проникает во внутреннее этого иначе организованного духовного мира и воспринимает его не просто в понятиях, но всей конституцией души, во внутренних переживаниях. ... Он появлялся в обществе то там, то здесь, где обычно все протекало совершенно филистерски, но он никогда не появлялся один. Он приходил в своем странном одеянии, садился, возле колен усаживал некую девочку с арфой, и когда говорил, то произносил одну фразу, затем девочка играла на арфе, потом он говорил далее, и она снова играла. Так в высшем смысле кокетливо представлял он нечто — следует сказать, прежде всего — обычному миру, человеческому филистерству, тому филистерству, в которое человечество врастает все более и более с середины ХУ в. ... Такой человек как Бульвер, естественно, не умещался в самом себе. Подобное, вообще говоря, можно себе представить, что в мире странствовали старые люди в сопровождении юных, в сопровождении приятной музыки. ... В Бульвере вспыхивало нечто такое, чего здесь, в современном интеллектуалистическом времени, не должно было быть столь непосредственно, а только традиционно". 207 (1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     306
. "Для Парацельса было важно прежде всего выработать идеи о природе, проникнутые духом высшего познания. Родственным ему мыслителем является Валентин Вейгель (1533-1588), применивший подобные же представления преимущественно к собственной природе человека. Он вырос из протестантской теологии в таком же смысле, как Экхарт, Таулер и Сузо — из католической. У него есть предшественники в лице Себастьяна Франка и Каспара Швенкфельдта. В противоположность церковной вере, державшейся внешнего учения, они призывали к углублению внутренней жизни. Им дорог не Иисус, которого проповедует Евангелие, а Христос, Который может быть рожден в каждом человеке как его более глубокая природа и Который должен стать для него искупителем от низшей жизни и вождем к идеальному восхождению.
     Вейгель скромно и незаметно отправлял свою пасторскую должность в Цшоппау. Только из оставшихся после него сочинений, напечатанных в ХVII в., стало кое-что известно о весьма значительных идеях, возникших у него о природе человека. (Из его сочинений назовем: "Золотой Ключ, или как познать всякую вещь без ошибки; многим высокоученым неведомое и однако всем людям необходимое знание", "Познай самого себя", "О месте мира"). Вейгель стремится уяснить себе свое отношение к учению церкви. Это приводит его к исследованию основных устоев всякого познания. Может ли человек познать что-либо через вероучение? В этом он сможет дать себе отчет только тогда, когда узнает, как он познает. Вейгель исходит из самого низшего рода познания. Он спрашивает себя: как познаю я чувственную вещь, когда она предстоит мне? Отсюда он надеется подняться до такой точки зрения, на которой он сможет отдать себе отчет в наивысшем познании. ... "Так как в естественном познании должны быть .две вещи, как-то: объект, или предмет, который должен быть познан и увиден глазом, и глаз, или познающий, который видит объект, или познает, то вот и сопоставь: от объекта ли в глаз исходит познание или же суждение, или познание исходит из глаза в объект". (Золотой Ключ).
     Тут Вейгель говорит себе: если бы познание исходило из предмета (или вещи) в глаз, то от одной и той же вещи необходимо должно было бы идти одинаковое и совершенное познание во все глаза. Но это не так, а каждый видит сообразно своим глазам. Только глаза, а не предмет могут быть причиной, что от одной и той же вещи можно получить множество различных представлений. Для пояснения Вейгель сравнивает зрение с чтением. Если бы не было книги, я, конечно, не мог бы читать ее; но она может, пожалуй, и быть, и все же я ничего не смогу прочесть в ней, если не умею читать. Итак, книга должна быть; но сама по себе она не может дать мне решительно ничего; все, что я читаю, я должен извлечь из себя. Такова же сущность природного (чувственного) познания. Цвет присутствует как "предмет", но он ничего не может дать глазу сам по себе. Глаз должен из самого себя познать, что такое цвет. Как содержание книги не находится в читателе, так не находится и цвет в глазу. Будь содержание книги в читателе, ему незачем было бы и читать ее. Тем не менее при чтении это содержание исходит не из книги, а из читателя. Так и с чувственной вещью. Что такое чувственная вещь вовне — это не извне входит в человека, но исходит изнутри его. Основываясь на этих мыслях, можно было бы сказать: если всякое познание исходит из человека в предмет, то познается не то, что есть в предмете, а только то, что есть в самом человеке.
     Подробную разработку этого хода мыслей мы находим в воззрениях Иммануила Канта. (Ошибочные стороны этого хода мыслей указаны в моей книге "Философия Свободы". Здесь я должен ограничиться упоминанием, что Валентин Вейгель с его простым, безыскусным образом представления стоит гораздо выше Канта). Вейгель говорит себе: если даже познание и исходит из человека, то все же в нем проявляется — но только окольным путем, через человека — сущность самого предмета. Как посредством чтения я узнаю содержание книги, а не мое собственное, так и посредством глаза я узнаю цвет предмета, а не тот, который у меня в глазу или во мне. ... Так разъяснил себе Вейгель сущность чувственного познания. Он пришел к убеждению, что все, что имеют сказать нам внешние вещи, может проистекать только из вашего внутреннего мира. Человек не может оставаться пассивным, если хочет познать чувственную вещь; он должен быть деятельным и извлечь познание из самого себя. Предмет только пробуждает в духе это познание. Человек поднимается к высшему познанию, когда дух сам становится своим объектом. На чувственном познании можно увидеть, что никакое познание не может войти в человека извне. Следовательно, и высшее познание тоже не может прийти извне, а может лишь быть пробуждено внутри человека. Поэтому не может быть и внешнего откровения, но только внутреннее пробуждение. И как внешний предмет ждет, пока к нему не подойдет человек, в котором он может высказать свою сущность, так и человек, если он хочет стать для себя предметом, должен ждать, пока в нем не пробудится познание его сущности. Но если в чувственном познании человек должен вести себя деятельно, чтобы вынести навстречу предмету его сущность, то в высшем познании он должен оставаться пассивным, так как теперь он сам является для себя предметом. Он должен получить в себе свою сущность. Поэтому познание духа является ему как просветление свыше. И Вейгель называет высшее познание, в противоположность чувственному, "светом благодати". Этот "свет благодати" в действительности есть не что иное, как самопознание духа в человеке или возрождение знания на высшей ступени созерцания. Однако как Николай Кузанский на своем пути от знания к созерцанию не дает приобретенному им знанию действительно вновь родиться на высшей ступени, но ошибочно принимает за новое рождение то церковное учение, в котором он был воспитан, так происходит это и с Вейгелем. Он приходит к истинному пути и опять теряет его в то самое мгновение, как вступает на него. Кто хочет идти путем, на который указывает Вейгель, тот может считать его своим вождем лишь до исходной точки этого пути". 7(6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Фихте

     359
. Декарт считал, что мышление его не обманывает. "И сколь истинно, что я думаю, столь же истинно, что я есть, когда я думаю. ... Кто имеет ухо к подобным вещам, может силу этих слов наблюдать в их звучании у следующих за Декартом мыслителей вплоть до Канта. Впервые их отзвук прекращается у Фихте. Если углубиться в мир его мыслей, желая сопережить его борьбу за мировоззрение, то можно почувствовать, что также и он в самопознании искал познания мира, но при этом можно ощутить, что "я мыслю, следовательно, я существую" не составляло твердой опоры в его борьбе, во что он мог бы глубоко верить в волнах сомнений, которые доставляли ему человеческие представления, способные превратиться в море сновидений. Можно ощутить, что способность сомневаться находится у Фихте совсем в другом "помещении" души, чем у Декарта, если обратиться к его "Предназначению человека" (появившемуся в 1800 г.), где он пишет: "Не существует вообще никакого пребывающего ни вне меня, ни во мне, но лишь не прекращающаяся смена. Я вообще не знаю ни о каком бытии, в том числе и о моем собственном. Нет никакого бытия. ... Я сам не знаю вообще ничего и есть ничто. Образы существуют: они суть единственное, что существует, и они знают о себе тем способом, какой присущ образам... мышление... есть сон о сне".
     По мнению Фихте, "мышление не гарантирует бытие человеческому "я". Но в этом "я" заложена сила пробудить самого себя к бытию. Всякий раз, когда душа в полной осознанности внутренней силы, которая при этом становится живой, ощущает себя как "я", наступает процесс, представляющий собой самопробуждение души. И это самопробуждение составляет главную сущность души. И в самопробуждающей силе пребывает очевидность бытия человеческой души. ... В становлении самопробуждающей силы ощущал Фихте вечность человеческой души". 20(1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Отношение к мышлению

     568
. "Наблюдая мышление, человек вглядывается в мировые свершения, и ему не нужно исследовать их согласно какой-либо идее, так как это свершение уже само есть идея. Обычно переживаемое единство созерцания и идеи является здесь переживанием открытой созерцанию духовности мира идей. Человек, который созерцает эту покоющуюся в себе самом деятельность, чувствует свободу. Гете именно переживал это ощущение, никогда не высказывая его в высшей форме. В своих естественнонаучных занятиях он терпеливо упражнял некоторую свободную деятельность; но она так и не стала его главным делом. Он никогда не заглядывал за кулисы человеческого познания, и поэтому идея мирового свершения в ее изначальной форме, в своей высшей метаморфозе никогда не была усвоена его сознанием. Но коль скоро человек поднялся к созерцанию этой метаморфозы, он уверенно движется в царстве вещей. В самом средоточии своей личности находит он верный исходный пункт для всех рассмотрений мира. Ему нет больше нужды искать вне себя неведомых оснований и вне его лежащих причин вещей; он знает, что высшее переживание, на которое он только способен, состоит в саморассмотрении собственной сущности. Кто способен полностью проникнуться чувством, вызывающим это переживание, тот встанет в правильное отношение к вещам. В противном случае человек будет вынужден искать высшую форму бытия где-нибудь в другом месте и, не находя ее следов в своем опыте, предположит ее в неизвестной области действительности. Его наблюдению вещей будет сопутствовать некоторая неуверенность, заставляющая его вместо ответа на вопросы природы ссылаться на неисследованное".
     "Гете недостает органа для рассмотрения наивнутреннейшей природы человека, для самосозерцания. "Здесь должен я сознаться, — говорит он, — что столь величественно и значительно звучащая задача: "Познай самого себя!" с давних пор казалась мне подозрительной, подобной скрытому лукавству священника, повергающего человека в смятение своими требованиями и пытающегося, отвлекая человека от деятельности во внешнем мире, склонить его к ложной внутренней созерцательности. Человек знает себя лишь постольку, поскольку знает мир, который он постигает только в себе самом, а себя — только в нем. Каждый новый предмет, хорошо рассмотренный, раскрывает в нас новый орган". Об этом следовало бы сказать как раз обратное: человек знает мир лишь постольку, поскольку он знает себя. Ибо в его внутреннем в самой изначальной форме открывается то, что во внешних вещах наличествует как созерцание в отблесках, примерах, символах. Но то, о чем человек может говорить как о непостижимом, неисследимом, Божественном, — это выступает в истинном облике перед его очами только в самосозерцании. ... Переживший мгновение самосозерцания не будет искать позади явлений скрытого Бога: он схватывает Божественное в его различных метаморфозах в природе".
     "Поскольку мышление Гете всегда было наполнено предметами созерцания, поскольку мышление у него было созерцанием, а его созерцание — мышлением, то он не мог прийти к тому, чтобы сделать объектом мышления само мышление. Гете не делал различий между мышлением о мышлении и созерцанием мышления. В противном случае он пришел бы к выводу, что как раз в духе его мировоззрения лежит не мышление о мышлении, а созерцание мира мыслей. К осуществлению всех остальных воззрений человек не причастен. В нем оживают идеи этих воззрений, существование которых обусловлено наличием в нем продуктивной силы, которая делает их достоянием внешнего явления. Если идеи составляют содержание того, что действует в вещах, то они также приходят в феноменальный мир посредством человеческой деятельности. Таким образом, человек может познать собственную природу мира идей лишь тогда, когда созерцает свою деятельность. Всякое иное созерцание затрагивает только действующие идеи, тогда как вещи, в которых эти идеи действуют, остаются, как восприятия, вне его духа. В созерцании идеи действующее и содеянное полностью содержатся в его внутреннем. Он полностью осуществляет весь процесс в своем внутреннем. Тогда созерцание перестает быть производным от идеи, оно само становится идеей. Но это созерцание, которое само себя производит, есть созерцание свободы".
     "Гете не пришел к созерцанию свободы, поскольку имел предубеждение против самопознания. Не будь этого, познание человека как свободной, зиждущейся на себе самой личности составило бы вершину его мировоззрения. Ростки этого познания у него выступают повсеместно, но вместе с тем это ростки его воззрения на природу".
     "Он вовсе не намеревался напяливать одну и ту же мыслительную форму на все явления природы, но через вживание в различные мыслительные формы он хотел сохранить дух столь же подвижным и живым, какова и сама природа. Коль скоро в нем так сильно заявляло о себе ощущение великого единства всех природных воздействий, то он был пантеистом. Он пишет: "Что касается меня, то при многообразии тенденций моего существа я не могу удовлетвориться одним образом мышления. Как поэт и художник я политеист, как естествоиспытатель я пантеист, притом решительно и тот и другой. Пожелай я Бога для моей личности нравственного человека, то и для этого все уже сделано". (Письмо к Якоби от 6.1.1813.)"
     "Как и относительно некоторых вещей, касающихся его остального воззрения на мир, мысль Гете не имела уверенности и во взгляде на происхождение нравственного. ... Что в Гете преобладало чувство истинной природы нравственного, которое, однако, он не мог возвысить до ясного созерцания, — это видно из следующего высказывания: "Воля, дабы стать совершенной, должна в нравственном покориться совести, которая не обманывает. ... Совесть не нуждается в каком-либо могущественном предке, наделяющем ее всем необходимым, она имеет дело только с собственным внутренним миром". Это означает, что человек не имеет какого бы то ни было предзаданного нравственного содержания; он дает его себе сам. Данному высказыванию противостоит другое, перемещающее источник нравственности во внеположенную человеку область: "Человек, властно притягиваемый Землей с ее тысячами тысяч разнообразных феноменов, обращает, однако, взор свой также и к Небу, ибо глубоко и ясно чувствует себя гражданином духовных царств, от коих мы не отреклись и в которые не утратили веру". "Все, что является неразрешимым, мы передали Богу как все обусловливающему и всеобожающему Существу"." 6(6)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     586
. "Хотя гетевское мировоззрение и гегелевская философия полностью соответствуют друг другу, но было бы большим заблуждением давать одинаковую оценку мыслительным достижениям Гете и Гегеля. Оба пользовались одинаковыми способами представления. Оба отклоняли самонаблюдение. Однако Гете распространил свою рефлексию на те области, где недостаток восприятия не приносил вреда. Он также не видел мира идей как (объекта) восприятия; но он все-таки жил в мире идей и дал ему проникнуть в свои наблюдения. Подобно Гете, Гегель не имел мира идей в восприятии, но созерцал его как индивидуальное духо-бытие; он установил свою рефлексию как раз над миром идей. Отсюда по многим направлениям пошли заблуждения и аберрации. Обрати он свои наблюдения на природу, они оказались бы столь же полноценными, как и наблюдения Гете. Но если бы Гете попытался соорудить философское мыслительное здание, ему вскоре пришлось бы утратить уверенное видение истинной действительности, которым он руководствовался в своих рассмотрениях природы".
     "Гетевское рассмотрение мира доходит только до определенной границы. Он наблюдал световые и цветовые явления и проник к прафеномену; он хотел разобраться в многообразии растительного мира и пришел к своему чувственно-сверхчувственному прарастению. От прафеномена или прарастения он не поднялся к высшим принципам объяснения. Это он предоставил философам. Он был удовлетворен уже тем, что "находится на такой эмпирической высоте, откуда, глядя назад, можно наблюдать опыт на всех его стадиях, а впереди — царство теории, в которое нельзя войти, но заглянуть все-таки можно". В рассмотрении действительного Гете идет столь далеко, пока навстречу ему не выступят идеи. В какой взаимосвязи по отношению друг к другу находятся идеи, как внутри идеального одно происходит из другого, — это задачи, которые только начинаются на той эмпирической высоте, на которой остался стоять Гете. "Идея вечна и единственна", — думал он. "Что мы нуждаемся в множественности — это не приносит пользы. Все, что мы обнаруживаем, и о чем можем говорить, суть только манифестации Идеи". Однако, когда идея выступает в явлении как множество отдельных идей (например, идея растения, идея животного)... мы должны свести их к некой основной форме, подобно тому, как растение сводится к листу. Также и отдельные идеи различаются только в явлении, тогда как в своей подлинной сущности они идентичны. Это так согласуется с духом гетевского мировоззрения — говорить о метаморфозе идей как о метаморфозе растений. Философом, пытавшимся представить эту метаморфозу идей, был Гегель. Благодаря этому он является философом гетевского мировоззрения. Исходит он из простейшей идеи — чистого "бытия", в котором полностью утаен настоящий облик мировых явлений. Богатое содержание этого понятия становится бескровной абстракцией. Можно бы упрекнуть Гегеля в том, что он из чистого "бытия" выводит все содержание мира идей. Но, "по идее", чистое бытие содержит в себе весь мир идей, подобно тому, как лист, по идее, содержит целое растение. Гегель прослеживает метаморфозу идей от чистого абстрактного бытия вплоть до той ступени, где идея становится непосредственно действительным явлением. Эту высочайшую ступень он усматривает в явлении самой философии. Ибо деятельные в мире идеи предстают в философии в своем первозданном облике. Выражаясь в гетевском стиле, можно было бы сказать примерно следующее: Философия есть идея в ее величайшем распространении; чистое бытие есть идея в ее крайнем стягивании. Тот факт, что Гегель усматривал в философии совершеннейшую метаморфозу идеи, свидетельствует о том, что от истинного самонаблюдения он отстоял так же далеко, как и Гете. Некоторая вещь достигает своей высшей метаморфозы тогда, когда в восприятии, в непосредственной жизни вырабатывает свое полное содержание. Однако философия содержит идейное содержание мира не в форме жизни, а в форме мыслей. Живая идея, идея как восприятие есть достояние одного лишь человеческого самонаблюдения. Философия Гегеля ни в коем случае не является мировоззрением свободы, ибо содержание мира в его высочайшей форме она ищет не на основе человеческой личности. А на этой основе всякое содержание является совершенно индивидуальным. Не этого индивидуального искал Гегель, а всеобщего, родового. Поэтому он перенес источник нравственного во внеположенный человеческому индивиду миропорядок, который должен содержать нравственные идеи. Человек, таким образом, не может иметь собственной моральной цели и должен поэтому почерпнуть ее в нравственном мировом порядке. Отдельное, индивидуальное представлялось Гегелю именно дурным, когда оно настаивало на своей обособленности. Только в лоне целого обретает оно свою ценность. Макс Штирнер усмотрел в этом умонастроение буржуазии: "и ее поэт Гете, и философ ее Гегель сознательно прославляли зависимость субъекта от объекта, и послушание перед объективным миром..." Здесь опять-таки появляется другой односторонний способ представления. Гегелю, как и Гете, недоставало созерцания свободы, так как оба они обошлись без прозрения во внутреннейшее существо мира идей. Гегель чувствовал себя философом совершенно гетевского мировоззрения. Он писал ему 20 февраля 1821 года: "Простое и абстрактное, которое Вы так удачно называете прафеноменом, ставите Вы на вершину, затем указываете на конкретные явления, как на возникающие благодаря присоединению дальнейших способов влияния и обстоятельств и управляете целым процессом так, чтобы эта последовательность от простых условий простиралась к сложносоставному, чтобы запутанное, будучи ранжированным таким образом, явилось бы, благодаря этой декомпозиции, во всей своей ясности. Проследите прафеномен, освободив его от случайных для него обстоятельств — чтобы абстрактно, как мы это называем, схватить его, — я почитаю это делом великого духовного чувства природы, кроме того вся процедура имеет большое значение для настоящей научности познания на этой ниве..." 6(12)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     619
. Для Анаксимандра "высший, управляющий миром принцип не является существом, представленным подобным человеческому образом. Он есть неличностное существо, аперион, неопределенное. ...По Анаксимандру, все в мире происходит с той же необходимостью, с какой магнит притягивает железо, но происходит это по моральным, т.е. человеческим законам". 30, с.104
     "Фалес является первой европейской индивидуальностью, которая отважилась указать мышлению на его суверенное положение. Он больше не озабочен вопросом: учредили ли боги мир согласно строю мыслей или аперион ведет мир сообразно мышлению? Он лишь осознает, что он мыслит и воспринимает, что благодаря мышлению он имеет право обдумать мир сообразно мышлению. Обычно эта точка зрения Фалеса недооценивается! ... Он уже почувствовал, что мышление — это человеческое деяние, и тем не менее он идет на то, чтобы с помощью этого просто человеческого мышления объяснять мир". Важно не то, что он считает принципом мира, но что он говорит: "Что является принципом — это я хочу решить своим мышлением. Он считает само собой разумеющимся, что мышление обладает для этого силой. В этом состоит его величие".
     "Гераклит упускает из виду одну вещь: что мышление сохраняет уносимое потоком с собой...".
     Парменид. "Не то, что проходит перед органами чувств, составляет истинную суть вещей... но мысли, идеи, которые мышление в этом потоке обретает и удерживает!" Это подорвало в дальнейшем веру в восприятия чувств. "Парменид не принимал во внимание, что мышление является деятельностью человеческой личности. Он считал его неличностным вечным содержанием бытия. Помысленное есть сущее, говорил он". Он сделал бога из мыслящего человека. с. 105-107
     Тезис Сократа, что добродетели можно научиться, является этическим следствием взгляда Парменида, что мышление подобно бытию. с.118
     "Все, что как мир идей Платон полагал пребывающим по ту сторону вещей, является человеческим внутренним миром. Содержание человеческого духа извлечь из человека и представить себе как мир, существующий сам по себе, как высший, истинный, потусторонний мир — в этом суть философии Платона.
     Греки "не хотели, чтобы человек сначала бракосочетал дух и природу; они хотели, чтобы он этот брак встречал уже заключенным и рассматривал его как уже совершившийся факт". Находящееся во внутреннем человека мыслить самостоятельным, для себя существующим существом и из этого существа выводить вещи мира— такова тенденция греческого мышления от Фалеса до Аристотеля".
     "Аристотель видел противоречие в том, чтобы возникающее в человеческом духе идеи в связи с вещами перемещать в сверхчувственный, потусторонний мир. И он также не распознал, что вещи сначала получают свою идеальную сторону, когда предстают человеку, и он творит ее им. Более того, он считал, что это идеальное действует как энтелехия в вещах, как их собственный принцип". Греки не пожелали искать соединения духа с природой, для чего было необходимо погружаться в себя. Вовне же они могли найти точки соединения чувственного мира с идеальным, и это обернулись сомнением, о котором возвестили стоики, эпикурейцы и скептики. "Основная черта скептического воззрения — скромность. Его приверженцы не отваживались отрицать, что во внешнем мире существует связь идеи и вещи; они просто отрицали, что человек способен это познать. ... По сути скептицизм — это объявление банкротства человеческого познания". с.109-113.
     "Блистательным доказательством того, как человеческий дух способен отрицать собственное существо, а потому и свое отношение к миру, явилась последняя фаза греческой философии: неоплатонизм. ... В собственной душе искал неоплатоник место, в котором можно бы было обрести высший принцип познания. Через возвышение силы познания, обозначаемое экстазом, искал он в себе, как прийти к созерцанию сути мировых явлений. ... Род мистики представляет собой это учение. ... Созерцание человеческого внутреннего мира неоплатоники поставили на место размышления о потустороннем внешнем мире". Примечательно при этом, что собственное внутреннее они объявили чужим. Внутренние переживания экстаза они описывали так же, как Платон описывал суть своего сверхчувственного мира. "Состояние экстаза наступает тогда, когда молчит самосознание. Потому вполне естественно, что дух в неоплатонизме не смог увидеть свое собственное существо в правильном свете".
     "Августин пришел на правильное место, где можно найти мировое существо, но на этом месте он опять нашел нечто чужое. В собственном бытии человека искал он источник всякой истины; внутреннее переживание души он объявил фундаментом познания. Но христианское вероучение на то место, где он искал, поместило внечеловеческое содержание. Поэтому на правильном месте он нашел неправильных существ".
     "Для развития, идущего в том направлении, где пребывает познание личного "я", это идейное движение (схоластика) не имеет никакого значения".
     "Путь природопознания есть также путь я-познания".
     Беме "увидел, что в мировом пространстве нигде нет места для Неба; поэтому он стал мистиком. Он искал Небо внутри человека".
     Декарт увидел, что цепляние схоластики за христианское учение происходит в силу вековой привычки. "Поэтому он счел необходимым прежде всего усомниться в этих привычных представлениях и искать род познания, с помощью которого человек мог бы прийти к знанию, уверенность в котором основывалась бы не на привычке, но в каждый момент ручательством за него служила бы собственная сила духа". Но позже Декарт, как и Беме, был побежден старыми предрассудками.
     Беме надеялся Бога на пути познания воспринять в душе. "Вместо самопознания Беме искал соединения с Богом, вместо жизни с сокровищами собственного внутреннего он искал жизни в Боге".
     "Те поступки являются хорошими, в которых "я" следует за кем-то, а другие, в которых оно следует за самим собой, — злыми. В жажде самостоятельности (официальное) Христианство видит источник зла. Но этого никогда бы не случилось, если бы было понято, что вся нравственность может черпать свое содержание из собственного "я"." с.117-123
     "Со Спинозой на пути завоевания я-представления не только не было сделано ни одного шага вперед, но даже сделан шаг назад. Он совершенно не чувствовал уникального положения человеческого "я". Поток мировых процессов исчерпывался для него системой природных необходимостей, как для христианских философов он исчерпывался системой божественных волевых актов. Как здесь, так и там человеческое "я" есть не более чем член этой системы".
     "Человеком, в котором до полного сознания дошла творческая сущность "я", был Георг Беркли. Он имел отчетливое представление о собственной деятельности "я" при возникновении всякого познания. Когда я вижу предмет, говорил он, то я деятелен. Я творю себе мое восприятие. Предмет восприятия всегда остается по ту сторону моего сознания, и его бы не существовало для меня, если бы его мертвое бытие я не оживлял постоянно моей деятельностью. Лишь эту мою оживляющую деятельность я и воспринимаю... Куда бы я ни заглянул в сфере моего сознания, повсюду я вижу себя самого как деятельного, как творящего. В мышлении Беркли "я" обрело универсальную жизнь. Что знаю я о бытии вещи, если не представляю себе это бытие?" Однако он все же лишил "я" силы творить из себя. Творческий принцип "я" для него содержится в Боге. До Беркли философы лишали "я" содержания и так приходили к своему богу. Беркли этим путем не пошел и потому наравне с творческим духом поставил еще одного, подобного ему, т.е. излишнего.
     "Лейбниц прозревал покоящееся на себе "я". Мир для себя, монада — это было для него "я". И все, обладающее бытием, он мог признать таковым, лишь если оно само себе давало замкнутое содержание. Существуют лишь монады, т.е. из себя и в себе творящие сущности. Это изолированный мир для себя, не указывающий ни на что вне себя". Монады сообщаются лишь в силу предопределенного согласия. Одна монада творит из себя то, что соответствует деятельности другой. Согласие определяется Богом. Что "я" само свое содержание ставит в связь с содержанием остального мира — это осталось для Лейбница закрытым.
     До Канта и Гегеля развитие европейской мысли идет путем человеческого самопознания и одновременно боится мысли, созданной человеком, и спешит переложить это на чьи-либо плечи. "Человек прославляет свое дитя и все же не желает признать свое отцовство".
     Кант вначале хотел исследовать, как возможно познание и на что оно может простираться, надеясь этим обрести твердую основу для веры. От своих предшественников он взял двоякое: что познание несомненно существует (истины чистой математики, логики, физики) и что опыт не дает безусловно надежных истин (Юм). Истины должны быть в душе до опыта. Кант не смог понять, что "если предмет состоит из двух элементов и один из них дан извне, а другой изнутри, то из этого следует, что для познания на двух путях опосредовано то, что в вещи соединено; но это не значит, что мы имеем дело с двумя искусственно сколоченными вещами. Лишь на ужасное разделение взаимопринадлежащего смог Кант опереть свое воззрение. Особенно бросается в глаза взаимопринадлежность обоих элементов при познании человеческого "я". Здесь не приходят одно извне, другое изнутри, но оба — из внутреннего, и оба суть не только одно содержание, но также совершенно однородное содержание". с.127-134
     Фихте подходит к познанию безо всяких предпосылок. Он понимает, что нигде в мире не найти существа, из которого можно бы было вывести "я". Поэтому оно выводимо только из себя. Нигде нет силы, из которой проистекает бытие "я". Все оно приобретает из себя. Фихте исходит из "я" как из прасущества и достигает идеи, которая представляет непредвзятое отношение этого существа к остальному миру не в образе причины и следствия. Ставя "я" на само себя, Фихте делает его и источником нравственного действия. Позже Фихте превратил свое абсолютное "я" во внешнего Бога, но это не имеет существенного значения для его философии.
     Шиллер решал философский вопрос: "как особое "я" отдельной человеческой индивидуальности может в лучшем смысле изживать эту самостоятельность?" На нравственный императив Канта он ответил: "Охотно служу я друзьям ..."и т.д. Нет, говорил Шиллер, человеческий инстинкт способен на благородное, и он вызывает удовольствие, творя добро. Но есть и слепые инстинкты, они лишают свободы. И не свободен следующий лишь своему разуму, ибо он подчинен логике. Свободен тот, в ком разум так сросся с индивидуальностью, что он с удовольствием делает то, что несвободный делает по принуждению.
     Шеллинг искал отношение автономного "я" к природе: "Природа должна быть видимым духом, а дух — невидимой природой". Существо, объясняющее мир, пребывает не только вне "я", но и в самом "я".
     "Гегель видит сущность "я" как пра-вещь, как "в-себе вещь". Он лишает "я" всего индивидуального, личного. Несмотря на то, что это истинное, настоящее "я", которое Гегель кладет в основу мировых явлений, действует оно нелично, неиндивидуально, вдали от истинного, доверительного "я", почти как Бог. ... Поскольку Гегель стремится сущность "я" прежде всего постичь нелично, то и называет он его не "я", а "идеей". Это не личное "я", а мировое Я, всеобщий мировой разум, мировая Идея". В правовых, государственных, нравственных институтах, в историческом процессе мировая идея слагает объективный дух. Случайное, отдельное "я" подчинено объективному духу. Так обосновывается "деспотия духа над носителем этого духа". Это остаток старой веры в потустороннего Бога.
     Фейербах освободил "я" от подчинения мировому духу (у Гегеля), но момент всеобщности в нем все же остался. "Для него всеобщее Я людей выше, чем индивидуальное, отдельное "я". Он нравственно подчинил отдельное существо человека "всеобщему понятию закономерного человека..." . с.135-143
     "В познании я получаю сущность вещей из себя. Следовательно, и свою суть я имею в себе. В других вещах мне дано двоякое: процесс без сути и суть — через меня. Во мне самом процесс и суть соединены. Суть всего остального мира я творю из себя, и собственную суть я также творю из себя.
     Мое действие есть часть всеобщего мирового свершения, так что во мне находится как его суть, так и суть всего другого свершения. Искать для человеческого действия законы означает черпать их из содержания "я". ... Мысля понимать "я" означает создавать основу для того, чтобы все, происходящее из "я", основывать единственно лишь на "я". Понимающее себя "я" не может быть зависимо ни от чего, как только от себя". 30 с.150-151


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Самопознание

     628
. "Не повторением в мыслях, а реальной частью мирового процесса является то, что совершается во внутренней жизни человека. Мир не был бы тем, чем он есть, если бы в человеческой душе не совершалось этого принадлежащего миру процесса. И если наивысшее, доступное человеку называют Божественным, то нужно сказать, что это Божественное существует не как нечто внешнее, чтобы быть образно повторенным в человеческом духе, но что это Божественное пробуждается в человеке. Ангел Силезский нашел для этого настоящие слова: "Я знаю, без меня не может жить и Бог; коль обращусь в ничто, испустит дух и Он". "Не может без меня создать Бог и червя: не поддержу я с Ним — и тотчас рухнет все". Подобное утверждение способен сделать только тот, кто предполагает, что в человеке выявляется нечто такое, без чего не может существовать никакого внешнего существа. Если бы все, что нужно "червяку", существовало и без человека, то невозможно было бы сказать, что он должен будет "рухнуть", если человек его не поддержит.
     Наивнутреннейшее существо мира оживает в самопознании как духовное содержание. Переживание самопознания означает для человека жизнь и деятельность внутри мирового Существа. Кто проникся самопознанием, у того в свете самопознания протекают, конечно, и собственные его поступки".
     "Следующими словами И.Фихте выразительно указывает на отличие самовосприятия от всякого другого рода восприятия. "Большинство людей, — говорит он, — легче было бы заставить считать себя куском лавы на Луне, нежели носителями "я". Кто внутренне еще не разобрался в этом, тот не поймет настоящей философии, да и не нуждается в ней. Природа, которой он является орудием, уже безо всякого его содействия будет руководить им во всех дедах, которые ему надо выполнить. Для философствования нужна самостоятельность: и ее человек может дать себе только сам. Мы не должны хотеть видеть без глаз, но мы не должны также утверждать, что видит (сам) глаз".
     Итак, восприятие самого себя есть в то же время пробуждение своего "я". В нашем познании мы связываем сущность вещей с нашей собственной сущностью. Сообщения, получаемые нами от вещей на нашем языке, становятся членами нашего собственного "я". Вещь, стоящая передо мной, уже более не отделена от меня, если я ее познал. То, что я могу принять в себя от нее, входит в состав моей собственной сущности. Но, пробуждая мое собственное "я", воспринимая мое внутреннее содержание, я пробуждаю к высшему бытию также и то, что я извне включил в мою сущность.... что я привношу к вещам благодаря этому пробуждению — это не новая идея, не обогащение моего знания содержанием, это возведение познания на более высокую ступень, на которой всем вещам сообщается новое сияние. Пока я не вознес познания на эту ступень, всякое знание остается для меня, в высшем смысле этого слова, не имеющим никакой цены. Вещи существуют и без меня. Они обладают своим бытием в себе. ... С пробуждением моего "я" совершается новое, духовное рождение вещей мира. То, что являют вещи в этом новом рождении, не было им присуще дотоле.
     Вот стоит дерево. Я воспринимаю его в мой дух. Я проливаю мой внутренний свет на то, что я постиг. Дерево становится во мне чем-то большим, чем вне меня. Входящее от него через врата внешних чувств, включается в некое духовное содержание. Идеальный противообраз дерева находится во мне. Он говорит о дереве бесконечно многое, чего не может мне сказать дерево вне меня. Только из меня сияет дереву то, что оно есть. Теперь дерево уже не отдельное существо, каким оно является вовне, в пространстве. Оно становится членом всего духовного мира, живущего во мне. Оно становится членом всего мира идей, обнимающего царство растений; оно включается, далее, в лестницу всего живого".
     "Мышление, не заражающее себя логическими предрассудками пути к внутреннему опыту, приходит в конце концов всегда к признанию действующего в нас существа, которое связует нас со всем миром, потому что через него мы преодолеваем противоположность внутреннего и внешнего в человеке. Пауль Асмус, рано умерший вдумчивый философ, говорит об этом следующим образом ("Я и вещь в себе"): "поясним это примером: представим себе кусок сахара; он круглый, сладкий, непроницаемый и т.д.; все это качества, которые мы понимаем; только одно при этом представляется нам как просто "иное" для нас, нами не постигаемое и настолько отличное от нас, что мы не можем проникнуть в него, не утратив себя самих; это нечто такое, от самой поверхности чего мысль боязливо отшатывается. Это — неведомый нам носитель всех этих свойств, то "само по себе", которое составляет внутреннюю сущность данного предмета. Правильно говорит Гегель, что все содержание нашего представления относится к этому смутному субъекту лишь как акциденция, не проникая в глубины этого "самого по себе"; мы только приводим в связь с ним определения, которые, в конце концов — так как его самого мы не знаем, — тоже не имеют действительно объективного значения и оказываются субъективными. Мышление в понятиях, напротив, не имеет такого непознаваемого субъекта, для которого его определения были бы лишь акциденциями; предметный субъект совпадает здесь с понятием. Когда я что-нибудь понимаю, то оно во всей своей полноте бывает дано в моем понятии; я присутствую в самом внутреннем святилище его существа; и не потому, что у него нет своего собственного "самого себя", но потому, что благодаря господствующей над нами обоими необходимости понятия, проявляющегося во мне субъективно, а в нем объективно, оно принуждает меня согласовать мышление с понятием. Через это размышление, как говорит Гегель, нам открывается одновременно с нашей субъективной деятельностью также и истинная природа предмета". — Так может говорить только тот, кто способен освещать переживания мышления светом внутреннего опыта".
     "Мои органы — члены пространственного мира, подобно другим вещам, а их восприятия — временные процессы, не отличающиеся от других. Сущность их также является только тогда, когда они погружаются во внутреннее переживание. Таким образом, я живу двойной жизнью: жизнью предмета среди других предметов, предмета, который живет внутри своей телесности; а над этой жизнью я живу еще другой, более высокой жизнью, которая не знает такого разделения на внутреннее и внешнее и которая объемлет внешний мир и самое себя, простираясь над обоими. Таким образом, я должен сказать: один раз я индивидуум. ограниченное "я"; другой раз я — всеобщее, вселенское Я. Или, как это метко выразил Пауль Асмус ("Индогерманские религии в главной точке их развития". Том I): "Деятельность погружения себя в другое мы называем "мышлением"; в мышлении "я" выполнило свое понятие и отказалось от себя в своей отдельности; поэтому в мышлении мы находимся в равной для всех сфере, ибо принцип обособления, заключающийся в отношении нашего "я" к иному для него, исчез в деятельности самоупразднения отдельного "я"; тогда это — лишь общее всем Я"."
     "Мы разобщены только как индивидуумы; действующее же в нас — всеобщее, оно — одно и то же. И об этом факте также невозможно спорить с тем, кто не имеет о нем опыта. Он не перестанет подчеркивать: Платон и ты суть двое. Что эта двойственность, что вообще всякая множественность возрождается как единство при пробуждении высшей ступени познания — это не может быть доказано, это должно быть испытано. Как ни парадоксально звучит это утверждение, однако оно истинно: идея, которую представлял себе Платон, и та же идея, которую представляю себе я, суть не две идеи. Это одна и та же идея. И существуют не две идеи, одна — в голове Платона, а другая — в моей, но в высшем смысле ум Платона и мой проникают друг друга; проникают друг друга все умы, постигающие одинаковую, единую идею; и эта идея существует только как единственная и только один раз. Она существует, и все умы перемещаются в одно и то же место, чтобы иметь в себе эту идею".
     "Человек не был бы человеком, если бы не был обособлен как "я" от всего другого; но он также не может быть в высшем смысле человеком, если, будучи таким замкнутым в себе "я", он не сумеет из самого себя снова расшириться до вселенского Я. Человеческому существу безусловно свойственно преодолевать изначально в него заложенное противоречие". 7(1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     629
. "Так как для меня существует только единственный внутренний мир, именно — мой собственный, то и внутренний мир других существ я тоже могу представить себе лишь подобным моему внутреннему миру. Таким путем мы приходим к своего рода одушевлению всей природы (к панпсихизму). Это воззрение основывается лишь на непонимании того, что представляет нам на самом деле развитое внутреннее чувство. Духовное содержание внешней вещи, раскрывающееся мне в моем внутреннем мире, не есть что-то примышляемое к внешнему восприятию. Оно не примышляется к нему, как не примышляется дух другого человека. Внутренним чувством я воспринимаю это духовное содержание совершенно так же, как внешними чувствами — содержание физическое. И то, что было названо выше моей внутренней жизнью, вовсе не есть мой дух в высшем смысле. Эта внутренняя жизнь есть лишь результат чисто чувственных процессов; она принадлежит мне только как совершенно индивидуальной личности, которая есть не что иное, как лишь результат своей физической организации. Когда я переношу это мое внутреннее на внешние вещи, то я на самом деле просто выдумываю. Моя личная душевная жизнь, мои мысли, воспоминания и чувства присущи мне, потому что я — организованное таким-то образом природное существо, с совершенно определенным аппаратом внешних чувств и с совершенно определенной нервной системой. Эту мою человеческую душу я не вправе переносить на вещи. Я был бы вправе это сделать только в том случае, если бы нашел где-нибудь организованную подобным образом нервную систему. Но моя индивидуальная душа не есть самое высшее духовное во мне. Это наивысшее духовное должно быть сначала пробуждено во мне посредством внутреннего чувства. И это пробужденное духовное во мне, оно одно и то же с духовным во всех вещах. Перед этим духовным растение предстает непосредственно в своей собственной духовности. Мне незачем наделять его духовностью, похожей на мою собственную духовность. Для этого мировоззрения все разговоры о неведомой "вещи в себе" теряют всякий смысл. Ибо то, что раскрывается внутреннему чувству, — это и есть именно "вещь в себе". Все такие разговоры происходят только оттого, что авторы их неспособны в духовном содержании своего внутреннего мира узнать "вещь в себе". Они думают, что в своем внутреннем они узнают только бессущностные тени и схемы, "только понятия и идеи" вещей. Но так как у них все же есть смутное подозрение о "вещи в себе", то они думают, что эта "вещь в себе" где-то скрывается, и что человеческой способности познания поставлены границы. Людям, убежденным в этом, невозможно доказать, что они должны постичь "вещь в себе" в своем внутреннем опыте; ибо, если бы им даже представили эту "вещь в себе", они все равно никогда не признали бы ее. А все дело именно в этом признании. — Все, что говорит Майстер Экхарт, проникнуто этим признанием: "Вот тебе сравнение: дверь отворяется и затворяется на петлях. Если дверную створку я сравню с внешним человеком, то петли — с внутренним. Когда дверь отворяется и затворяется, створка движется взад и вперед, между тем как петли остаются неподвижными на своем месте и нисколько не меняются от этого. Так и здесь". Как индивидуальное, чувственное существо, я могу со всех сторон исследовать вещи — дверь отворяется и затворяется; но если этим восприятиям внешних чувств я не даю воскреснуть во мне духовно, то я не знаю ничего об их сущности — петли остаются неподвижными. — Это, сообщаемое внутренним чувством просветление, по воззрению Экхарта, есть вхождение Бога в душу. Свет познания, вспыхивающий благодаря этому вхождению, он называет "искоркой души". Место во внутренней глубине человека, где вспыхивает эта "искорка", "так чисто и так возвышенно, и так благородно само по себе, что там не может пребывать никакое творение, а только Бог один обитает там своей чистой божественной природой". Кто дал загореться в себе этой "искорке", тот видит уже не только так, как видят люди — внешними чувствами и логическим рассудком, приводящим в порядок и распределяющим впечатления внешних чувств, но он видит, каковы вещи в себе". 7(2)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Мышление и созерцание


     655д
. "В смысле Гегеля, идею не должно постигать абстрактно, подобной абстрактной точке. Нет, она наполнена, может производить из себя богатое содержание, подобно тому, как в семени имплицитно содержится все растение.
     Так что идея, согласно Гегелю, должна из самой себя производить содержание, независимо от духа и природы; оно, таким образом, когда применяется, может быть применено к обоим. Так что еще до того, как человек займется вопросом о значении духа и природы, он уже обрел точку зрения на то и другое и видит затем в природе манифестацию идеи и видит в духовном изживание идеи. Итак, нам дано усвоить точку зрения, согласно которой идея развивается так, что человек тут остается как бы ни при чем. Человек предается глубоко собственному (исконному) процессу себя в самом себе и из себя развивающего мира идеи. Отсюда следует то, что в гегелевском смысле можно назвать наукой логики. В ней имеют дело не с субъектом и объектом, как в аристотелевской логике, а с самодвижением стоящей над субъектом и объектом идеи. ... Идея должна думать, не Я". Д. 30, с. 5
     "Независимым от организма является лишь играющее в восприятиях мышление. Поэтому лишь благодаря этому мышлению можно обрести самопознание.
     Отвлеченное от восприятий мышление связано с организацией. Мышление должно так укрепиться, чтобы его можно было переживать в той же силе, что и воспринимающее мышление. Мысля, нужно развить такую же силу, какую развивают в восприятиях". Д. 45, с. 12
     "Жизнь пребывает понятийно внутри нашего сознания лишь в том случае, если понятие может органично переходить в другие понятия. В неорганическом, где мы имеем ограниченные понятия, мы имеем в нашем сознании одно лишь замаскированное мертвое. Мы нуждаемся в понятиях, переходящих одно в другое, которые живут, способны метаморфизироваться. Такие понятия не отталкиваются, лишь когда мы их обретаем в нашем внутреннем. Эти понятия можно выносить вовне, и они способны через жертвоприношение, через пресуществление и причастие вести к новому соединению с Божественным, которым мы были оставлены на Земле". 343, с. 183
     "Объективное понятие может быть увидено внечеловеческими глазами прошлого". Д. 15, с. 16
     "Свет является чем-то таким, что человек хотя и знает, но лишь так, что воспринимает его извне; благодаря медитации получают внутренний противообраз света, узнают, как свет возникает, и потому могут производить его сами. Этого может достичь тот, кто дает чистым понятиям действительно медитативно воздействовать на свою душу, кто овладел свободным от чувственного мышлением. Тогда весь окружающий мир предстает ему как текучий свет, и тогда ему следует как бы химически выработанное представление о воде соединить с представлением о свете". 324а, с. 61
     Нужно любить мысли, как собственных детей, постоянно заниматься ими. Тогда вокруг нас образуется мысленный панцирь, мы преодолеем переходную стадию, станем позитивны. Мы всегда окружены мыслями как силами, воздействующими на нас. Существуют люди, словно бы окруженные кристаллом, от которого отскакивают все неподходящие мысли.
     "Рассудок и разум — лишь посредники для постижения сердцем". С помощью рассудка и разума человек лишь проникает к мыслям Бога. А получив их, он должен научиться их любить. Человек учится постепенно любить все вещи. Но этим не утверждается, что он, отказываясь от собственного мнения, должен привязываться сердцем ко всему, что ему встречается. ... когда суть вещи исследована в ее божественной основе, тогда человек начинает ее любить. Если передо мной низкий, порочный человек, то мне не следует любить его пороки". Нужно постараться понять их происхождение, чтобы быть в состоянии помочь. "Бог во всех вещах, но это божественное в вещи я должен сначала искать. ... Если сердце ищет любовь к истине во всех существах, то живет "дух в сердце". Такая любовь является одеянием, которое душа должна носить всегда. Она тогда сама вплетает Божественное в вещи".
     "Голова и мозг являются лишь переходными органами познания. Орган, который действительно глубоко и сильно будет всматриваться в мир, имеет свой зачаток в современном сердце". Чтобы стать органом познания, сердце должно многообразно преобразоваться. "Но именно сердце является источником, родником, из которого возникает будущая ступень человека". 266-1, 31-32, 61, с. 100
     "Мысль обдумывает мысли" — это медитативное изречение высшего значения. Не мозг мыслит, не эфирное или астр.тело, но сама мысль обдумывает мысли. Это также является тем, что со всей ясностью исходит из нашего изречения: В духе пребывало ядро (зародыш) моей жизни"... 266-2, с.135
     "Человеку никогда не прийти бы к переживанию действительности, если бы, мысля, он сам не стал не действительным и благодаря тому не воспринял бы действительное как что-то чужое". Д. 45, с. 11
     "Манас можно развить лишь научившись все, приобретенное с помощью мышления, ощущать как нечто малозначительное по сравнению с тем, что можно обрести, открывшись мыслям, струящимся из Богом сотканного Космоса". Из души следует удалить все, чему научился, стать непосредственным, как ребенок. "Лишь непосредственности души предлагаются божественные загадки, окружающие нас. Детской должна стать душа, чтобы достигнуть Царства Небесного. Навстречу детской душе струится из духовного мира сокровенная мудрость — Манас — как дар милости". 266-3, с. 244-245
     "Чистая мысль должна превратиться в образ, создать образ... Все, созданное Богом, сначала было образом".
     "На ранних ступенях развития человек обладал спиритуальным созерцанием и мышлением. Его тело было некоего рода местом покоя, в котором он засыпал и терял сознание, когда находился в нем". 266-1, с. 266-267, 364
     "Если мысли освобождены от чувственности, то остается сделать всего лишь один шаг, чтобы вступить в сверхчувственный мир". Д. 11, с. 9
     "Уже десять лет (говорится в 1912 году) Средней Европе дается духовный импульс, который может вести к сверхчувственному созерцанию". 266-2, с. 428
     "Кто владеет созерцанием духа, не нуждается, как кажется, в доказательстве; однако вживание в доказательство само есть путь, приводящий к созерцанию". Д. 45, с. 13
     "Созерцающая сила суждения": intellectus archetypus. Д. 10, с. 14


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     687
. "Психология, народоведение и история суть главнейшие формы гуманитарных наук. Их методы... основаны на непосредственном постижении действительности мира идей. Их предмет есть идея, духовное, подобно тому как предметом наук о неорганической природе служит закон природы, а наук об органической природе — тип".
     "Первая наука, в которой дух имеет дело с самим собой, есть психология. Дух стоит здесь, наблюдая себя, перед самим собой.
     Фихте приписывал человеку существование лишь постольку, поскольку он сам придает его себе. Другими словами: человеческая личность обладает лишь теми признаками, свойствами, способностями и т.п., которые она, проникая в свое существо, сама вменяет себе. Человеческую способность, о которой человек ничего бы не знал, он не признал бы своей, а отнес бы ее к кому-нибудь другому. Мнение Фихте о том, что на этой истине возможно основать все науки о Вселенной, было заблуждением. Но эта идея должна стать высшим принципом психологии. Она определяет ее метод. Если дух обладает каким-либо свойством лишь постольку, поскольку он его сам придает себе, то метод психологии есть углубление духа в свою собственную деятельность. Таким образом, методом здесь является самопостижение.
     Само собой разумеется, что мы этим не хотим принизить психологию до науки о случайных свойствах какого-нибудь человеческого индивидуума. Мы отделяем индивидуальный дух от его случайных ограничений и от его побочных признаков, и стремимся подняться к наблюдению человеческого индивидуума вообще. Дело не в том, чтобы мы рассматривали совсем случайную единичную индивидуальность, а в том, чтобы мы получили ясное представление об определяющем самого себя индивидууме вообще. Если нам скажут, что мы и здесь имеем дело не с чем иным, как с типом человечества, то это будет смешением типа с обобщенным понятием. Для типа существенно то, что он, как всеобщее, противостоит своим единичным формам. Иное дело — понятие человеческого индивидуума. Здесь всеобщее непосредственно действует в единичном существе; только деятельность эта проявляется различно, смотря на какие предметы она направлена. Тип изживает себя в единичных формах и в них вступает во взаимодействие с внешним миром. Человеческий же дух имеет только одну форму. Но те или иные предметы затрагивают его чувствования или некий идеал воодушевляет его к поступкам и т.д. Мы всегда имеем дело не с отдельной формой человеческого духа, а со всем цельным человеком. Его необходимо выделить из его окружения, если мы хотим постичь его. Чтобы достигнуть типа, необходимо от отдельной формы подняться к праформе; а чтобы достигнуть духа, необходимо отвлечься от внешних проявлений, посредством которых он дает о себе знать, от частных, совершаемых им деяний, и рассматривать его в себе и для себя. Надо подслушать, как он действует вообще, а не то, как он поступил в том или ином положении. В типе необходимо высвободить посредством сравнения всеобщую форму из единичных, в психологии же необходимо лишь высвободить единичную форму из ее окружения. Здесь дело обстоит не так, как в организме, где мы в отдельном существе узнаем норму всеобщего, праформу, но здесь мы воспринимаем отдельное существо как саму праформу. Человеческое духовное существо — это не некая форма его идей, но оно само есть эта форма. Если Якоби полагает, что мы одновременно с восприятием нашего внутреннего мира убеждаемся в том, что в основе его лежит целостное существо (интуитивное самопостижение), то мысль эта неудачна, ибо ведь само это целостное существо и является предметом нашего восприятия. Что в других случаях — интуиция, здесь — самонаблюдение. В отношении высшей формы бытия это действительно не может быть иначе. Что дух может вычитать из явлений — есть наивысшая форма содержания, какую он вообще может добыть. Когда он затем размышляет над самим собой, то он должен познать себя как непосредственную манифестацию этой наивысшей формы, как ее носителя. Что дух находит в многообразной деятельности как единство — это в своей отдельности он должен найти как непосредственное бытие. Что он частности противопоставляет как всеобщее — это он должен признать за своим индивидуумом как саму его сущность.
     Из всего этого мы видим, что истинная психология может быть обретена лишь тогда, когда предметом исследования станут особенные свойства духа как деятеля. В наше время этот метод хотят заменить другим, где предметом психологии становится не сам дух, а явления, в которых он изживает себя. Психологи считают возможным приводить во внешнюю связь отдельные проявления духа таким же образом, как это делается с фактами неорганической природы. Так они хотят обосновать "учение о душе без души". Наше рассмотрение показывает, что при таком методе упускают из виду именно самое существенное. Надо выделить дух из его проявлений и заняться им самим как производителем их. А вместо этого ограничиваются проявлениями и забывают о духе. Здесь опять увлекаются той ложной точкой зрения, которая пытается применить методы механики, физики и т.д. ко всем наукам вообще.
     Единая душа дана нам в опыте так же, как и отдельные ее действия. Каждый сознает, что его мышление, чувствование и воление исходят из его "я". Всякая деятельность нашей личности связана с этим центром нашего существа. Если при каком-нибудь поступке мы оставим в стороне эту связь с личностью, то этот поступок вообще перестанет быть душевным явлением. Он подпадает под понятие неорганической или органической природы. Если на столе лежат два шара и я ударяю их один о другой, то все объясняется — если оставить в стороне мое намерение и желание—физическими или физиологическими процессами. При всех манифестациях духа — мышлении, чувствовании, волении — все дело заключается в том, чтобы познать их в сущности как проявления личности. На этом основывается психология".
     "Все деяния человека исходят не только из его собственной силы, но также из полноты силы его народа. В своем призвании он выполняет и часть призвания своего народного сообщества. Его место среди народа — и в этом все дело — должно быть таким, чтобы он полностью мог проявить мощь своей индивидуальности. Это возможно только тогда, когда народный организм таков, что отдельный человек может найти в нем место, где приложить свой рычаг. Это не должно быть предоставлено случайности — найдет ли он это место, или нет.
     Исследование образа жизни индивидуальности среди народной общины есть дело народоведения и науки о государстве. Народная индивидуальность есть предмет этой науки. Ее задача — показать, какую форму должен принять государственный организм, чтобы в нем могла выразиться народная индивидуальность. Конституция, которую берет себе народ, должна быть развита из его самой внутренней сущности. И в этом отношении существует немало заблуждений. Науку о государстве не считают опытной наукой, полагая возможным конституционное устройство всех народов осуществлять по одному определенному шаблону*.
     Но конституция всякого рода есть не что иное, как его индивидуальный характер, введенный в строго определенные формы законов. Кто хочет наметить направление, которое должна принять какая-нибудь деятельность народа, тот не должен навязывать ничего извне; он должен просто высказать то, что бессознательно лежит уже в характере народа. "Правит не рассудительный, а рассудок, не разумный, а разум", — говорит Гете.
     Понять индивидуальность народа как разумное существо — в этом состоит метод народоведения. Человек принадлежит к некоему целому, природа которого есть разумная организация. Здесь мы опять можем привести знаменательные слова Гете: "Разумный мир надо рассматривать как великий бессмертный индивидуум, который безостановочно создает необходимое и благодаря этому становится даже господином над случайным". Как психология должна исследовать сущность отдельного индивидуума, так народоведение (психология народов) предметом своих изысканий должна сделать упомянутый "бессмертный индивидуум". 2 (18)

_____________________________
* Этот упрек относится прежде всего к тем, которые думают, что изобретенный в Англии либеральный шаблон можно навязывать всем государствам.


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     20
. "Мистерии Митры построены на одном главном воззрении, что человеческое общество или отдельные человеческие общества ... состоят не только из отдельных частей, называемых людьми, но что в сообщест­ве живет еще групповой Дух, Дух общества, обладающий сверхчувственным бытием... Переживать мысли этого Духа, Духа группы, было целью тех, кто участвовал в Мистериях".
     "Изучение Мистерий Митры приводит к заключению, что они ведут свое начало от 3-го послеатлантического периода ... их расцвет падает именно на этот период. В период своего расцвета они вводили таинственным и опасным путем в глубины тайн природы, пользуясь для этого различными действиями. Нередко в присутствии учеников совершали известные действия, заключавшиеся в расторжении некоторых связей в природе и приводившие тем самым к сознанию общей связи процессов природы. Наблюдая взаимодействие находящихся в организмах воды и огня, присутствующий при жертвоприношении получал импульс, ему открывали особый путь, ведущий к проникающему до самой глубины человека самопознанию и миропознанию. Эти пережива­ния были рассчитаны главным обр. на человеческую слабость. Ибо самопознание трудно, и эти жертвоприно­шения как бы облегчали его. Благодаря им человек доходил до внутреннего самоощущения, самопереживания — и гораздо интенсивнее, чем при помощи мыслей или представлений". 175 (15)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     26
. В исходной точке новой духовной жизни, импульсируя эту жизнь, стоят Мистерии Ирландского остро­ва, Мистерии Гибернии. Необычайно трудно проникнуть в Акаша-Хронике к тому, что там отпечатлели эти Мистерии. "Если посмотреть на подготовление, через которое сначала должен был пройти посвящаемый в Гибернии, то оно состояло из двух вещей. Первая заключалась в "том, что подготовляемый подводился душевно ко всем трудностям познания вообще. Все, что, я бы сказал, может составить муки познания, на том пути познания, который еще не идет в глубины бытия, но который состоит просто в том, что обычные ду­ховные силы, которыми человек обладает в повседневном сознании, напрягаются так сильно, как это только возможно, — все те трудности, которые встречает обычное сознание на этом пути познания, они ставились перед учениками душевно. Ученики должны были пройти через все сомнения, все муки, через всю внутреннюю борьбу и частые неудачи в этой борьбе, через заблуждения даже с хорошей логикой и диалекти­кой. Они должны были проделать все, что человек ощущает в трудностях, если он действительно хочет од­нажды завоевать познание, а затем высказать его.
     Вы чувствуете, дорогие друзья, что мы, по сути, имеем тут дело с чем-то двояким — с необходимостью завоевать истину и высказать, сформулировать ее. Если человек серьезным образом идет путем познания, то у него есть чувство, что все то, что можно втиснуть в слова, уже не является целиком истинным, но перемежается подводными камня­ми и ловушками. ... Затем делалось понятным второе — и ученики, опять-таки, душевно, испытывали это, — что могло стать познанием на обычном пути познания, а именно: как мало ... логика, диалектика, риторика могут привнести к человеческому счастью. Но, с др. ст. ученикам объяснялось, что человек, если он хочет держаться в жизни прямо, должен подступить к тому, что ему определенным образом несет радость, счастье. Итак, с одной стороны, они подводились к пропасти и постоянно побуждались к сомнению, как если бы они должны были ждать, пока им будет построен мост через каждую отдельную пропасть. И они так силь­но посвящались в сомнения и трудности познания, что, будучи проведенными от этого подготовления к действительному вступлению в мировые тайны, приходили даже к такому заключению: если подобное возможно, тогда мы хотим отказаться от познания, тогда мы хотим отказаться от всего, что не может принести чело­веку счастья".
     "Далее, когда ученики оказывались подготовленными для указанной степени, они подводились к двум колоссальным статуям, к двум огромным, величественным статуям. Одна была величественной благодаря внешней пространственной величине, другая была такой же большой, но кроме того она впечатляла своим особым видом. Одна статуя представляла мужской облик, другая — женский.
     В связи с этими статуями ученики должны были пережить в своем роде приход мирового Слова. В некото­ром роде обе эти статуи должны были стать внешними буквами, с помощью которых ученики должны были начать расшифровывать мировые тайны, встающие перед человеком.
     Мужская статуя была из совершенно эластичного материала. И она была такая, что при нажатии вдавли­валась в любом месте; ученикам предлагалось надавить ее повсюду. И тогда выяснялось, что она внутри полая. Она оказывалась, по сути, лишь оболочкой статуи, но сделанной из эластичного материала, и пос­ле того, как ее переставали надавливать, она тотчас же снова восстанавливала свою форму. Над статуей, над головой статуи, весьма характерной, находилось нечто, выражавшее собой Солнце. Вся голова была такой, что человек видел: она, собственно, должна была бы вся быть как душевный глаз, микрокосмически представлять содержание всего Макрокосмоса. И эта манифестация всего Макрокосмоса должна была бы через Солнце выражаться в этой колоссальной голове.
     Я могу лишь схематически набросать здесь эти статуи. Одна из них производила такое впечатление: здесь Макрокосмос действует через Солнце и формирует человеческую голову. Другая статуя была такой, что взгляд ученика сначала падал на нечто такое, что являло собой некоего рода световое тело, являло сияние, идущее вовнутрь. И в этом обрамлении ученик затем видел женский облик, повсюду находящийся под влиянием этого излучения; у него возникало чувство, что голова рождается из этого сияния. Голова имела нечто неотчетливое. Эта статуя состояла из другой ... пластичной субстанции, не эластичной, а пластичной, исключительно мягкой субстанции. Ученику предлагалось надавить также и на нее. И когда он надавливал, то оставалась вмятина". Но когда в соответствующей церемонии ученик через некоторое время подводился к статуе, то вновь находил ее целой.
     "От второй статуи возникало впечатление: она полностью находится под влиянием лунных сил, которые пронизывают организм и дают из организма произрасти голове. Ученики получали исключительно сильное впечатление от того, что они здесь переживали. Статуя все снова восстанавливалась. И часто группа уче­ников приводилась на небольшое время к этой статуе. И когда их приводили к статуе, то кругом в первый раз царила полная тишина. К статуе их подводили посвященные и оставляли там; дверь в храм закрывалась, и ученики предоставлялись своему одиночеству.
     Затем наступал момент, когда каждый ученик уходил в себя и побуждался испытать статую, чтобы по­чувствовать эластичное одной статуи и пластичное другой, на которой сохранялась сделанная им вмятина. Затем он оставался один о самим собой и с впечатлением от того, что, как я сказал, сильно, очень силь­но воздействовало на него. И благодаря всему тому, что ученик проделал на пути вначале и о чем я уже говорил, он переживал все трудности познания, все трудности, я хотел бы сказать, блаженства. Да, пере­жить подобное означает больше, чем когда это выражается только в словах ... такое переживание означа­ет, что человек прошел через всю шкалу ощущений. И ощущения приводили к тому, что ученик, будучи подведенным к обеим статуям, испытывал страстное желание являвшееся ему как большая загадка каким-либо образом в своей душе разрешить, подойти к тому, чего собственно хочет эта загадочность, с одной стороны, загадочность вообще, какой ее встречает человек, а с другой — загадочность, заложенная в этих образах и во всем роде отношения самого человека к ним. Все это действовало глубочайшим, чрезвычайно глубоким образом на учеников. Перед статуями мы, можно сказать, всей своей душой и всем своим духом превращались в колоссальный вопрос. ... Все в них спрашивало. Рассудок спрашивал, сердце спрашивало, воля спрашивала, все, все спрашивало.
     Подобные вещи, представавшие наглядно в древ­ние времена, нет больше нужды прежним образом вводить в посвящение, но современный человек должен учи­ться проходить эту шкалу ощущений, чтобы действительно приблизиться к истине, которая потом вводит в тайны мира. Ибо, если для современного ученика правильным является подобные вещи проделывать на внут­реннем, внешне не наблюдаемом пути развития, то при этом остается обязательным также и для современ­ного ученика проходить через ту же шкалу ощущений, через внутренние медитативные переживания дать этим ощущениям проникнуть в себя. ...
     Когда все описанное проделывалось, ученика подводили к некоего рода испытанию через совместное действие всего предыдущего: с одной ст., бралось вообще все, что было проделано в процессе подготовления на обычном пути познания и пути блаженства, а с другой — то, что стало в них большим вопросом всей души и даже всего человека. Это должно было теперь взаимодействовать.


     И вот, когда вну­треннее ученика ощущало это сов­местно, когда во внутреннем это вы­ступало в совмест­ном действии, тогда, насколько это было возможно в то время, ученику сообщалось о тайнах мира, о микрокосмосе, о Макрокосмо­се, сообщалось не­что о тех связях, которых мы как раз касаемся в этих лекциях, которые также составляли содержание Мисте­рий Артемиды в Эфесе. Часть из них сообщалась во время испыта­ния. Благодаря этому стоявшее в душах учеников большим вопросом поднималось еще выше. И ученик действительно, я бы сказал, в этой форме вопроса, через колоссальное углубление, которое получала душа, переживая, перенося все это ... подводился к духовному миру. Со своим ощущением он фактически входил в область, которую переживала душа, когда чувствовала в себе: теперь я стою на Пороге сокровенных сил. ... Когда ученики проходили через эти испытания, их опять приводили к статуям. И тогда они получали совершенно особое впечатление, встряхивавшее все их внутреннее. То впечатление я могу вам представить, только воспроизведя на современном немецком языке употреблявшееся на том древнем языке.
     Итак, когда ученики продвигались так далеко, как я это охарактеризовал, то их снова по одному под­водили к статуям. Но теперь посвящающий жрец, инициатор, оставался с учеником в храме. И ученик ви­дел, снова еще раз в абсолютной тишине вслушавшись в то, что могла ему сказать собственная душа ... посвящающего жреца восходящим над головой одной из статуй. При этом Солнце как бы отступало вдаль, и в этом пространстве между Солнцем и статуей являлся жрец, как бы закрывая собой Солнце. Статуи были очень большими, и жрец выглядел довольно маленьким над головой первой из них, как бы закрывая со­бой Солнце. И затем, как бы действуя из музыкально-гармонического — музыкально-гармоническим начина­лась церемония, — раздавалась речь посвятителя. И на той стадии, где тогда находился ученик, это явля­лось ему так, что слова, звучавшие из уст посвятителя, как бы говорились самой статуей. Слова звучали так:
     Я есмь образ мира.
     Смотри, как мне недостает бытия.
     Я живу в твоем познании,
     Я стану в тебе теперь исповеданием.
     И это опять-таки, как вы можете себе пред­ставить, производило мощное впечатление на ученика. ... Когда все это проходило через его душу, он был внутренне готов всей своей душой уцепиться за этот образ, за то, что было мировой силой, символизированной в этом образе, он мог тогда жить в этом, передать себя этому. И он был готов к тому, чтобы ощущать исходившее из уст жреца, которое являлось ему так, как если бы статуя была буквой, представлявшей ученику то, смысл чего был выражен в приведенных четырех строках.
     Когда жрец возвращался вниз, ученик снова погружался в безмолвную тишину; жрец уходил, и ученик оставался один. Через некоторое время приходил другой посвятитель; он являлся над второй статуей, и опять как бы из музыкально-гармонического являлся голос жреца-посвятителя, он произносил слова, ко­торые я могу передать вам так:
     Я есмь образ мира,
     Смотри, как истинности мне недостает.
     Коль ты отважишься жить со мною,
     То я стану для тебя удовольствием.
     И ученик теперь, после всех подготовлений, после того, как он был приведен к внутреннему счастью, к страстному желанию внутренней полноты, после того, как он че­рез все, что должен был пережить, приходил к тому, чтобы ощутить необходимость однажды подойти к этой полной радости внутренней полноте, он приходил теперь, услышав то, что звучало от второй статуи, не только к тому, чтобы рассматривать, но и действительно рассматривал мировые могущества, говорившие через вторую статую, как те, которым он хочет отдать себя.
     Посвятитель исчезал. Ученик снова оставался один. И во время этой одинокой тишины он ощущал — по меньшей мере это кажется так, что каждый это ощущал — нечто такое, что можно выразить следующим обра­зом: я стою на Пороге духовного мира. Здесь, в физическом мире, нечто называют познанием, до в духов­ном мире это не имеет никакой ценности. И трудности, которые человек имеет здесь, в физическом мире, в связи с познанием, обретаемым здесь, — они являются физическим отображением утраты им ценностей в сверхчувственном духовном мире. И ученик при этом также переживал: многое здесь, в физическом мире, обращается к человеку, ты же должен отказаться от внутренней полноты радости и идти некоего рода аскетическим путем, чтобы войти в духовный мир. Однако это, собственно говоря, иллюзия, это, собственно говоря, заблуждение. Ибо являющееся во второй статуе говорит выразительно само о себе: смотри, как истинности мне недостает. ... Таковы были ощущения, отчасти вызывавшие в ученике сознание, что он постигает физический мир, проходя через многие заблуждения и преодолевая их. Но случались также и ощущения, которые по временам были подобны внутренне действующему пламени, так что человек чувствовал себя словно поврежденным внутренним огнем, словно внутренне уничтоженным. И душа колебалась между од­ним ощущением и другим, туда и обратно. Ученик, так сказать, испытывался на весах познания-счастья.
     И в то время, как он проделывал все это внутренне, статуи как бы начинали говорить сами. Он достигал в некотором роде внутреннего слова, и статуи как бы говорили сами. Одна из них говорила:
     Я есмь познание. Но то, что я есмь, — это не бытие.
     И теперь к ученику приходило, я бы сказал, излучающее страх чувство: все, что он имел в идеях, — это только идеи, в этом нет никакого бытия. Человек напрягает голову — так чувствовал ученик, — и хотя он приходит к идеям, но бы­тия в них нет нигде. Идеи — это лишь видимость. Затем как бы начинала говорить и вторая статуя; она говорила:
     "Я есмь фантазия. Но то, что я есмь, — это не истина.
     Так представали перед учеником обе статуи". Я прошу вас понять все это правильно. Здесь не дается догм, не выра­жается каких-либо истин познания, но здесь даны переживания ученика в святилищах Гибернии. Что там переживал ученик — только это изложено здесь.
     "Все это переживал ученик в абсолютном одиночестве. Его внутренние переживания были столь сильны, что его лицо становилось совсем неподвижным. Оно больше не действовало. Через некоторое время он бо­льше не видел статуй. Но он читал на том месте, где он их раньше видел, нечто, написанное огненными письменами, что являлось тем не менее внешне-физически, и он видел это с потрясающей отчетливостью. На том месте, где ранее была голова статуи познания, он видел слово НАУКА, а там, где была голо­ва другой статуи, — слово ИСКУССТВО.
     Пройдя через все это, ученик выходил из храма. Возле храма стояли оба посвятителя. Один из них брал ученика за голову и поворачивал к тому, что ему показывал другой: образ Христа. При этом произно­сились слова призыва. Жрец, показывавший изображение Христа, говорил ему:
     Восприми Слово и Силу Этого Существа
     В свое сердце.
     А другой жрец говорил:
     И от Него восприми, Что тебе оба облика Дать желают:
     науку и искусство.
     Таковы были, так сказать, первые два акта посвящения в Гибернии, где ученики особым образом приводились к действительному ощущению внутрен­ней сути Христианства, и это исключительно глубоко отпечатлевалось в душах учеников, после чего они могли далее идти своим путем познания". (Лекция 7)
     "Когда ученик отдавался впечатлению от мужской статуи ... то он переживал род душевного оцепенения, которое проявлялось все более и более ... А затем ученик как бы чувствовал, что бывшее в нем оцепеневшим, т.е. он сам, вбирает­ся Мирозданием; он чувствовал себя как бы ввергнутым в дали Мироздания. И он мог сказать себе: миро­здание восприняло меня.
     Но затем приходило — это не было увяданием сознания, а становлением его другим, — затем приходило нечто особенное. Когда ученик достаточно долгое время переживал оцепенение, эту взятость себя Ми­розданием, — а посвятители заботились о том, чтобы оно длилось достаточно долго, — он говорил себе при­мерно следующее: лучи Солнца, лучи звезд притягивают меня во все Мироздание, но я, собственно, остаюсь сосредоточенным в себе. И когда ученик достаточно долго проделывал это, то приходил к примечательно­му воззрению. Теперь впервые он, собственно, осознавал, для чего было нужно это сознание, наступавшее во время оцепенения, ибо теперь, в зависимости от его переживаний в созвучии с чем-либо иным, он по­лучал многочисленные впечатления от зимних ландшафтов. Зимние ландшафты вставали перед ним в духе, ландшафты, в которых он всматривался в завихрения снежных хлопьев, наполнявших воздух — все, как ска­зано, в духе, — или ландшафты, где он всматривался в леса, где на деревьях лежал снег, и т.п. ... И он чувствовал внутреннюю общность, напр., его глаза с ландшафтом. Он чувствовал, как если бы в каждом глазу весь этот ландшафт, который он обозревал, был деятелен, как если бы он действовал повсюду в глазу, как если бы глаз был внутренним зеркалом для того, что являлось вовне.
     Но он чувствовал еще следующее: он чувствовал себя не как единство, он чувствовал, по сути говоря, свое Я столько же размноженным, сколько он имел чувств. Он чувствовал свое Я удвенадцатиренным. И из того, что он чувствовал Я удвенадцатиренным, в нем возникало своеобразное переживание, он говорил: здесь присутствует мое Я, оно смотрит сквозь мои глаза; здесь присутствует Я, оно действует в моем чувстве мысли, в моем чувстве речи, в моем осязании, в моем чувстве жизни; я, со­бственно, расчленен в мире. — И от этого возникала живая тоска по соединению с сущностью из Иерархии Ан­гелов, чтобы в этом соединении с сущностью из Иерархии Ангелов получить силу и власть для овладения Я, расчлененным в отдельных переживаниях чувств. И из всего этого в Я восходило переживание: почему я имею органы чувств?
     В конце концов у ученика возникало ощущение, как все, связанное с органами чувств и продол­жением их вовнутрь, внутрь человека, родственно с действительным окружением человека на Земле. ... из всех этих переживаний ученик получал совокупное постижение своей души. схватывал ее всю целиком. Это совокупное постижение души со­стояло из ряда частей.
     Я проделал, говорил себе ученик, в моем мистериальном странствии то, что в Мироздании является про­шлым. Массы снега и льда моей волшебной зимы показали мне, сколь убийственные силы действуют в Мироздании. Я познал импульс уничтожения в Мироздании. И мое оцепенение во время моего мистериального странствия возвещало о том, что я должен всмотреться в имеющиеся в Мироздании силы, приходящие из про­шлого в настоящее, но в настоящем оказывающиеся мертвыми мировыми силами. — Это сообщалось ученику че­рез отзвук его переживаний в мужской статуе.
     Затем он подводился к тому, чтобы в его переживаниях возник отзвук пластической статуи. И тогда он как бы множился внутренне не в оцепенении, окоченении, а во внутреннем жаре, в лихорадке души, в вос­паленном состоянии, которое действовало примерно так, что вещи, которые так сильно могли воздейство­вать на душу, поскольку были внутренними, начинались вообще с телесного комплекса симптомов. Ученик ощущал это так, как если бы был внутренне стеснен, как если бы все в нем было сильно сдавлено: дыхание, кровь по всему телу. В большом страхе ученик впадал в глубокое внутреннее душевное страда­ние. И в этом глубоком внутреннем страдании в нем возникало сомнение в том, что он должен был делать. Рождавшееся тогда в душевном страдании можно в какой-то мере выразить такими словами: во мне что-то есть, что происходит от моей телесности в обычной земной жизни. Оно должно быть преодолено. Мое зем­ное Я должно быть преодолено. — Это сильно жило в сознании ученика.
     Затем, когда он достаточно долго преодолевал, проходил через этот внутренний жар, внутреннюю нужду, через чувство, что нужно преодолеть земное "я", тогда в нем наступало нечто такое, о чем он знал, что это не прежнее состояние сознания, а хорошо известное ему состояние сознания сна со сновидениями.
     Если действовавшее из оцепенения сопровождалось отчетливым чувством, что это состояние сознания, кото­рого он не знал в обычной жизни, то теперь он мог о своем сознании сказать: оно есть род сновидения. ...
     В то же время ученик теперь осознавал: что как волшебное лето выступало или выступает перед его со­знанием в беспрерывном изменении — это переходит как импульс в далекое будущее Мироздания. Но теперь он чувствовал себя не так, как прежде, расчлененным, размноженным по органам чувств; нет, теперь он чувствовал себя внутренне соединенным в единстве, он чувствовал себя сосредоточенным в своем сердце. И это было кульминацией, высшей точкой того, через что он проходил: эта сосредоточенность в сердце.
     И это было кульминацией, высшей точкой того, через что он проходил: эта сосредоточенность в сердце, это внутреннее самопостижение, самообладание, чувство своего родства во внутреннейшем существе челове­ческой природы не с летом, каким человек видит его внешне, но со сновидением об этом лете. И правиль­ным образом ученик говорил себе: в сновидении о лете, которое я переживаю внутренне в моем человечес­ком существе, в нем заложено будущее.
     Когда ученик проделывал все это, то к нему приходило переживание, что оба эти состояния следуют од­но за другим. Он всматривался, скажем, в ландшафт, состоящий из лугов, прудов, маленьких озер. Он всма­тривался в лед и снег, которые превращались в вихрящийся падающий снег, как бы в туман из снега, кото­рый все более и более утончался и истаивал в ничто. И когда это истаивало в ничто, ученик чувствовал себя как бы в пустом мировом пространстве, и в этот момент на этом месте выступал летний сон. И ученик сознавал: теперь моей собственной душевной жизни касаются прошлое и будущее. ... В ледяных кристаллах зимы мы имеем внешний знак продолжающегося отмирания духа в материи. Мы, как люди, не предрасположены видеть умирающий дух символизированным в снеге и льде во внешней природе, если этому не предшествует инициация. Если же она совершается, то мы видим это превращение в ничто, а из него возникает сновидение о природе, содержащее семя мирового будущего. Но ученик должен стоять внутри мировой смерти и мирового рождения. Ибо если человек не стоял бы внутри этого — как уже сказано, я описываю вам только опыт ученика в посвящении Гибернии, — если бы человек не стоял внутри этого, то действительные процессы, в которые ученик всмат­ривался через рождающееся из оцепенения новое сознание, были бы действительной мировой смертью, и сно­видения за мировой смертью не последовало бы. У прошлого не было бы будущего. Сатурн, Солнце, Луна, Земля были бы здесь, но не было бы Юпитера, Венеры, Вулкана. Чтобы это будущее космоса вчленилось в прошлое, для этого необходимо, чтобы между прошлым и будущим стоял человек. Это сознавал уче­ник из того, что он переживал".
     Посвятитель выражал это ученику в изречении. О состоянии оцепенения он говорил:
     В далях ты должен учиться,
     Как в синеве эфирных далей
     Бытие мира исчезает
     И вновь в тебе себя находит".
     "Другое ощущение под влиянием второй статуи выражалось так:
     В глубине решить ты должен
     Из горячечного зла,
     Как истина воспламеняется
     И через тебя в бытии утверждается".
     Ранее ученику на месте первой статуи представало позна­ние, но лишенное бытия, как лишь идеи, вырабатываемые на Земле. Но теперь в отзвуке являлось, что человек может най­ти бытие для познания, потеряв себя в далях мира: "В далях должен ты учиться...". Ученик ощущал, как он соединяется с синими далями эфира, где Земля превращает­ся в ничто. Ощущать ничто он учился на волшебных зимних ландшафтах. И теперь он знал, что в этих да­лях сохраняется только человек. А чтобы мир имел будущее, человек должен зло преодолеть добром в сво­ей природе: "В глубине решить ты должен...". Ученик прошел через влечение удовлетвориться не истиной, а фантазией о мире, субъективными образами. В сновидениях о лете он понял, что в фантазиях из внутре­ннего вырастают имагинации, имагинации растений. С одними образами фантазий он остается чужд окруже­нию. Имагинациями же он врастает в мир растений, животных, в мир людей. Навстречу всему встреченному вовне тогда изнутри восходит нечто, связанное с ним.
     "Эта двоякая связь с миром встает перед учеником в действительном внутреннем грандиозном ощущении как отзвук обеих статуй. И ученик, т.обр., действительно учился, с одной стороны, простирать свою душу в да­ли мира, а с другой — сходить в глуби своего внутреннего, где это внутреннее не действует с той вяло­стью, с какой оно действует в обычном сознании, но где внутреннее действует так, как если бы оно ста­ло наполовину действительностью, а именно прозревалось бы, потрясалось бы, проколдовывалось бы снови­дениями. Ученик учился всю интенсивность внутреннего импульса приводить в связь со всей интенсивнос­тью внешнего импульса. Из родства с зимними и летними ландшафтами он получал разъяснения о природе и о собственной самости. И он глубоко роднился с внешней природой и со своей самостью".
     Перед ним выступало все то, что он имел как переживания до нисхождения из духовных миров на Землю. При повторении состояния выхода в дали он уже не чувствовал, будто бы его высасывают лучи Солнца и лучи звезд. Но он чувствовал, что достигает середины бытия между смертью и новым рождением.
     "Затем ученик учился внутренне раздельно переживать обе статуи и каждое состояние все более отчет­ливо. А когда для него становилась ясной и живой возникающая в сердце взаимосвязь, когда в его созна­нии живо вставала середина жизни между смертью и последним рождением, тогда посвятитель говорил ему:
     Научись духовно созерцать зимнее бытие,
     И ты узришь доземное.
     Научись духовно сновидеть летнее бытие.
     И тебе будет дано пережить послеземное".
     Обратите особое внимание на колоссальную разницу, содержащуюся в этих изречениях. Когда ученик достаточно долго проделывал описанные упражнения, то его внутрен­няя сила и энергия углублялись, и он мог идти дальше.
     "Все это ученик переживал в состоянии оцепенения, а затем по указанию посвятителя он разливался до эфирных далей, до границ пространственного бытия. Там, на этих границах, к нему подступало пережива­ние астрального, которое в те времена куда живее, значительнее, энергичнее соединялось с человеческим существом, чем теперь. Человек прежде внутренне был более чувствительным, поэтому он и проходил дру­гое обучение, чем теперь".
     "Ученику Гибернийских Мистерий в высшей степени прививалась способность при излиянии в синие эфир­ные дали, при втекании астрального света прежде всего не чувствовать себя, но в своем сознании чувст­вовать мощный мир, о котором он мог сказать следующее: я живу целиком в некоем элементе с другими су­ществами. И этим элементом является, по сути говоря, чистое природное добро. Ибо повсюду я чувствую, как из этого элемента нечто струится в меня — простите, что я воспользуюсь оборотом, который было бы правомерным употребить лишь позже, — а я плаваю, подобно рыбе, в воде, сам при этом состоя лишь из теку­чих, легких элементов; во всем планетарном элементе я чувствую приятное струение в себе со всех сто­рон. Ученик, собственно, чувствовал, как со всех сторон к нему струится астральное, формируя и строя его. Этот элемент есть чистое природное добро — мог бы он сказать о нем, — поскольку он повсюду дает мне нечто. Я, собственно, окружен одним добром. Добро, добро повсюду, природное добро окружает меня.
     Но это природное добро, оно является не только добром, но творческим добром, ибо оно своими силами в то же время делает то, что я есмь, дает мне облик, поддерживает меня, когда я в этом элементе плаваю, парю и тку. Таково было получаемое здесь естественно-моральное впечатление". Если понюхать розу и ска­зать, что из нее струится добро, распространенное по всей планете, и оно сообщается моему обонянию, то мы получим слабую тень того, что составляло переживание бытия др.Солнца. Будучи приведенным к бытию одних чувств в глазах, в ушах, в чувстве вкуса и т.д., при утрате всего остального организма, ученик переживал бытие др.Сатурна. Вживаясь во внутреннее сдавливания, в чувство тепла, ученик Гибернии пере­носился сознанием в бытие Юпитера, которое возникает из Земли. И он чувствовал не только физическое, но также и душевное тепло. "Ибо мы станем людьми Юпитера только благодаря тому, что свяжем физическое тепловое с душевным тепловым.... Излияние любви и тепла станет нераздельным". Когда же ученик переживал душевное страдание, ощущал необходимость преодолеть собственное "я", поскольку оно может стать источником зла, то переживаемое им физически-душевное тепло начинало светиться. Ученику открывалась тайна душевного блистания света. И так он входил в будущее бытие Венеры.
     "А затем, когда все, пережитое раньше, ученик чувствовал слившимся воедино в своем сердце ... тогда все, что он вообще переживал в своей душе, являло себя в то же время как переживание плане­ты. Человек имеет мысли; мысль не остается внутри человеческой кожи: она начинает звучать, она стано­вится словом. Все, чем живет человек, формируется в слове. Слово распространяется на планете Вулкан. Все в Вулкане является говорящим, живым словом. Слово звучит к слову, слово объясняется словом, слово говорит слову, слово учится понимать слово. Человек чувствует себя как понимающее мир слово, как слово-мир понимающее слово. И когда это в образе вставало перед посвящаемым в Гибернии, он сознавал себя в бытии Вулкана". Таковы были великие Мистерии Гибер­нии. Человек познавал в них себя как микрокосмос, как духовно-душевно-физическое существо в связи с Макрокосмосом. Он познавал становление, созидание и прохождение, метаморфозу Макрокосмоса.
     "Расцвет Мистерий Гибернии предшествовал Мистерии Голгофы. И особенность этих больших Мистерий со­стояла в том, что в них о Христе говорилось как о Грядущем, как позже о Нем говорилось как о Прошед­шем через прошлые события. И когда при первом посвящении ученик выходил из храма и ему показывали об­раз Христа, то этим хотели сказать: все, что составляет становление Земли, склоняется к Событию Гол­гофы. Это тогда представлялось как будущее.
     На этом, прошедшем позже через многие испытания острове было место больших Мистерий, место Христи­анских Мистерий до Мистерии Голгофы, в которых правомерным образом еще до Мистерии Голгофы человек велся к духовному взгляду на Мистерию Голгофы.
     А когда наступила Мистерия Голгофы, в то время, когда в Палестине произошли примечательные собы­тия ... в Гибернийских Мистериях и в их общине, т.е. в народе, принадлежавшем к ним, был отпразднован большой праздник. И что действительно случилось в Палестине — это стократно образно — но так, что об­раз не был памятью о происшедшем — было воспроизведено на Гибернийском острове. ... На Гибернийском острове человечество пережило Мистерию Голгофы духовно".
     "Началось время, в которое люди все более и более принимали только физически увиденное, и они бо­льше не принимали вещи за истинные, если они не были связаны с физически увиденным. Так мудрость, пришедшая из Гибер

нии, больше не чувствовалась в ее субстанциональности. Искусство, пришедшее из Гибер­нии, больше не чувствовалось в его космической истине. ... стало необходимым чувственно наглядное в качестве модели — таково, собственно, и искусство Рафаэля. — тогда как Гибернийское искусство исходи­ло из того, чтобы духовное, спиритуальное осуществлялось непосредственно через художественные средства".
     "Когда в Акаше-эволюции человек приближается к образам Гибернийских Мистерий, то он ощущает, как нечто как бы отталкивает его, что-то как бы удерживает его силы на расстоянии, не дает его душе приблизиться к себе. И чем ближе человек к этому подходит, тем более оно затемняется ... в Гибернийс­ких Мистериях человечеству дан последовательный исход древних божественно-духовных сил. Но когда Гибернийские Мистерии сошли в теневое бытие, они были в то же время духовно окружены плотным валом, чтобы нельзя было изучать их пассивным образом, чтобы к ним нельзя было приблизиться иначе, как только пробудив в себе спиритуальную активность, т.е. став настоящим человеком нового времени". 232 (9)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     55
. "Человек раньше знал, что, рождаясь на Земле среди царств природы, он, вместе с тем, рождается из внетеллурического (от лат. tellus, uris — земля, земной шар), внеземного космоса. И все, что со­единяет человека с внетеллурическим космосом, предстает познанию, когда человек проходит через "врата человека" (1-я ступень египто-халдейского посвящения). В себе несет человек некоего рода оста­тки связи, от которой он освободился при переходе от лунной природы к земной. Он несет в себе остат­ки своей связи с внеземным Космосом. ... Он научался познавать в себе то, на что внешне мог только глазеть как на звездное небо. ... Человек открывал через самопознание, можно сказать, природу звезд­ного неба. Он узнавал, как он нисходил со ступени на ступень, в некотором роде с неба на небо, прежде чем достиг Земли и воплотился в земном теле. И он должен был у "врат человека" по этим ступеням — их обычно насчитывают 8 — вновь взойти вверх. ... в некотором роде проделать обратный путь ...
     Этого познания нельзя было приобрести — я говорю о дохристианском познании Мистерий — без того, чтобы им не было охвачено все человеческое существо. Посвящаемый в то время должен был проходить подготовление, о котором современные люди не особенно хотят знать. ... Во всем своем существе, охвачен­ном подготовлением к познанию, стать совсем другим человеком — к этому сегодня не питают склонности. ... Описания др.Мистерий, которые вы нередко находите, дают вам лишь смутное их понимание, ибо эти описания большей частью делаются с той точки зрения, что древние посвящения были чем-то подобным тому, чем является посвящение у масонов. Но это не так. Там, где теперь подражают древним посвящениям, име­ют дело лишь со всяческими копиями того, что в древности действительно переживалось. ... То же, что для древнего человека являлось существенным подготовлением — было воспроизведением того душевно­го состояния, которое можно выразить лишь следующими словами: он должен был быть проведен через страх сильной степени ... люди действительно интенсивнейшим образом вбирали в себя ощущение: они сто­ят перед чем-то таким, перед чем они нигде не могли бы стоять во внешней жизни. ... То состояние ду­ши не должно было иметь ничего общего с силами души, которыми пользуются во внешней жизни. Те, дру­гие силы должны были быть извлечены совсем из других мест. Эти места всегда имеются в человеке, но он испытывает чрезвычайный страх перед тем, чтобы их как-то коснуться. Посвящаемый же должен совер­шенно преднамеренно привести эти места в действие". Последствием такого пребывания перед "вратами че­ловека" является то, что человек начинает рассматривать себя принадлежащим к небесам, чувствовать свою связь с планетами и звездами.
     "На 2-й ступени узнавали не только о том, каким образом человек сопричастен макрокосмосу, но и о том, как он вплетен во все движение макрокосмоса. Человек некоторым образом проходил вместе с Солн­цем через круг Зодиака и благодаря этому прохождению вместе с Солнцем через круг Зодиака познавал весь путь, которым впечатления производят действия на человека. ... Человек предстоит самому себе исполненным движения, внутри него как бы вращается живое колесо, подобно тому, как Солнце проходит по небу свой круг. Так познает себя человек. Но при этом он познает также и тайны большого мира.
     Если на 1-й ступени он узнает, каким образом он стоит в мире, то на 2-й ступени он узнает, как он движется в мире".
     "Чтобы достичь 3-й ступени, было необходимо на первых двух ступенях выработать способность вы­ходить из времени и пространства. ... (На 3-й ступени) посвящаемый проходил через "врата смерти". ... Он научался обращаться со смертью, со всем, что связано со смертью. На 3-ей ступени возникала также возможность рассматривать человека, каким он пребывает между рождением и смертью, вне его существа. ... это "вне" следует мыслить не пространственно, а сверхпространственно. ... Здесь человек отказывался от наивных религиозных верований своего народа. Здесь, у "врат смерти", человек прежде всего расставался с представлением: ты стоишь на Земле, а твои боги или твой Бог пребывает где-то вне те­бя. Здесь человек осознавал себя единым со своим Богом, он больше не отличал себя от Бога. ... 3-я ступень давала человеку переживание бессмертия. ... благодаря тому, что все смертное в себе человек мог сбросить, он мог отделиться от всего смертного в себе.
     Но не забудем о результатах всего пути. Весь путь состоял в том, что человек научался познавать самого себя. Человек теперь находился не внутри себя, а во внешнем мире. ... Он шел в себя, чтобы из себя выйти. Он шел в себя, поскольку мог найти в себе нечто такое от существа мира, что только в себе он и мог найти и чего нельзя было найти вовне, но что только вовне можно было действительно пе­режить. Благодаря только тому, что человек в течение некоторого времени упражнялся жить на 3-ей ступе­ни, он становился зрелым для 4-й, которую трудно себе представить современному человеку. ... Со всем тем, что человек из себя вносил во внешний мир, он мог возвыситься до сознания 4-ой ступени и стать тем, кого в переводе на новый язык можно было бы назвать Христофорусом, носителем Христа. В этом, собственно, состояла цель посвящения этих Мистерий: сделать человека носителем Христа. ... Они со­знавали, что в структуре Мироздания они соединяются с тем, — имеется в виду не исторически, а предвос­хищая будущее, — кто в Ев. от Иоанна назван Логосом, или Словом. ... Так тайна Христа в те древние времена была как бы пропастью отделена от человека, и соединиться с ней можно было, только преодо­лев эту пропасть, что человек и делал, выходя через самопознание из себя и соединяясь со своим Богом, становясь носителем своего Бога". 187 (4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     72. " В развитии человечества в отношении посвящения была впервые сделана своего рода пауза. И лишь с концом XIX в. снова появилась возможность приблизиться к живому, действительному посвящению. Это действительное, живое посвящение подготовляется, но оно будет протекать иным образом, чем прежнее. ... Что раньше было совершенно напрасным делом, а именно: искать нечто сущностное во внешнем мире, — это стало теперь достижимо как раз благодаря тому, что мы внутренне стали полыми". Естествознание идет до законов природы. Гете хотел проникнуть за законы природы, к природообразующим началам, к формам. По­этому он основал морфологию, в высшем смысле спиритуальную морфологию. "Так что сегодня мы можем гово­рить о чем-то параллельном "вратам человека" (1-я ступень египто-халдейского королевского посвящения) — мы можем говорить о "вратах природы" ... уже занялась заря этого ...".
     "Гете рассматривает лепесток цветка как преобразованный лист растения, черепную кость — как преобра­зованный позвонок. И это было лишь начало. Если, придерживаясь его способа рассмотрения, пойти даль­ше, то можно дойти лишь до форм, но у врат природных форм приходят к имагинативному созерцанию этих форм природы. При этом приходят к тому, что не просто рассматривают кости черепа как преображенные позвонки, но всю человеческую голову — как преобразованное тело прошлой земной жизни, но взятое без головы".
     "В том же смысле, в каком в древности 1-й ступенью являлись "врата человека", теперь 1-й ступенью являются "врата форм". И когда живо постигают эти "врата", то затем вступают во "врата жизни", где уже не имеют дела с формами, а со ступенями жизни, с элементами жизни. Это подобно тому, что в древне­египетском королевском посвящении я охарактеризовал как 2-ю ступень. А 3-я ступень имеет то же значе­ние, что вступление во "врата смерти" — это посвящение в различные сознания" (их 7 в соответствии с планетными состояниями. См. в "Очерке тайноведения" состояния формы, состояния жизни и состояния сознания).
     "Что мы описываем как наши культурные ступени, как древнеиндийскую, древнеперсидскую и т.д. ... все это есть также формы. Здесь мы живем у "врат форм". Это соответствует "вратам человека", когда мы говорим об этих формах, и из мира форм мы можем образовать представление об этих, следующих одна за другой, культурах. Их 7 на каждой ступени жизни. А когда мы говорим о ступенях жизни, то мы имеем в виду 7 следующих одна за другой ступеней, одной из которых, напр., является все наше послеатлантическое время (все 7 культур). ... Сейчас мы стоим на 5-й ступени жизни, ей предшествовала атлантическая сту­пень жизни, той — лемурийская. И эти 7 ступеней жизни существовали для того, чтобы человек достиг со­знания, которым он владеет теперь. Но это сознание развилось из древнего лунного сознания, а то — из солнечного. ... Отсюда вы видите, как через три следующие одна за другой тайны ступеней человек об­ретает познание Космоса. А затем из этого миропознания человек обретает, в свою очередь, познание че­ловека. Из миропознания человек также обретает возможность приблизиться к пониманию Мистерии Голгофы.
    
Сегодня мы воспринимаем лишь наброски. Но мы все же можем понять, почему Мистерия Голгофы соверши­лась в 4-й послеатлантической культурной форме, пятом периоде жизни ... на Земле. ... Все, что необ­ходимо для понимания Мистерии Голгофы, все это проистекает из принципов нового посвящения".
     "Вспомните, что на 2-й ступени египетского королевского посвящения человек приходил в колебание, во вращение. Сегодня человек должен, если он действительно через формы стремится прийти к жизни, об­рести возможность сказать себе: пусть те либо другие вероисповедания дают мне прекрасные понятия, они могут быть прекрасными с полным основанием, но с их помощью я до тех пор не приду к действительности, пока не усвою противоположных понятий. ... Мистерия Голгофы сделала необходимым существование противо­положных понятий. ... Совершенно очевидно, плохим поступком было убийство людьми Бога, воплотившегося в человека; но совершенно очевидно и то, что тот поступок стал исходным пунктом Христианства. ... Этот парадокс в отношении сверхчувственных фактов может быть образцовым примером для многих парадок­сов, с которыми вам придется иметь дело, если вы действительно захотите перейти к понятиям сверхчувст­венного мира, поскольку без этого ваш переход вам не удастся. Раньше человек нуждался в страхе, теперь он нуждается в преодолении той пропасти, которая предстает ему как пребывание в Мироздании, лишенное всякого центра тяжести. Человек должен пройти через это, чтобы не клясться на понятиях, а рассматри­вать их как нечто, освещающее вещи с различных сторон".
     "В отношении жизни древний человек должен был идти от мира к человеку, современный — от человека к миру; в отношении познания древний человек шел от человека к миру, новый — от мира к человеку".
     "Сегодня, когда вы идете от миропознания через форму, жизнь и сознание, то вы благодаря этому до­стигаете познания человека. Все остальное в познании природы исчезает, остается понятным один человек ... как трехчленное существо (нервов, ритма, обмена веществ) ... А от человека можно затем опять вер­нуться к познанию мира". 187 (4)

Д. 23 с. 20


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     181
. "Глубокая душа современника ничего не получает от того, что не прошло через гложущее сомне­ние! Лишь тогда с крепкой силой войдет она в то спиритуальное знание, которое предназначено душе со­знательной и которое только из этой души сознательной может излиться в душу рассудочную, или характера, дабы стать господином. Поэтому мы должны пытаться рассудочным образом проникнуть в то, что исходит из оккультного знания, которое приносится нашей душе сознательной. Поэтому в нашем внутреннем мы должны обрести такую самость, которая в сфере этого внутреннего может стать действительным господином. Тогда мы окажемся, если нам известна суть современных Мистерий, стоящими против самих себя".
     "Человек нового времени несет в себе двойную природу: стремящегося Парсифаля и раненного Амфортаса. Так должен он чувствовать себя при самопознании. ... В нашей душе рассудочной, или характера, в глубях нашего внутреннего должны встретиться раненый в душу и тело современный человек, Амфортас, и Парсифаль, попечитель души сознательной. И не будет неточным выражением сказать, что человек для достиже­ния свободы должен пройти через ранение Амфортаса, познать в себе Амфортаса, дабы смочь познать Парси­фаля. ... Это не свойственно характеру нашего времени, когда хотят отбросить природу Амфортаса... при­рода Амфортаса должна быть познана в человеке".
     "В силы, которые по преимуществу принадлежат душе сознательной, человек должен воспринять знание, внутреннее спиритуальное знание. Человек должен преодолеть две области, через которые проходит Парсифаль: он должен преодолеть "притупленность" и "сомнение" в своей душе. Ибо если он возьмет их с собой в следующие инкарнации, то ему там нечего будет с ними делать. Знающим должен стать человек в отноше­нии спиритуальных миров. ... только так может человеческое душевное развитие плодотворно перейти из 5-й в 6-ю культуру.
     Это принадлежит к плодам новых Мистерий ... которые наследуют Мистерии Грааля". 144(4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     376
. "Розенкрейцера-Майстера человек находил, сначала научившись в физическом мягком блеске челове­ческих глаз воспринимать небесную речь. Тогда в невзыскательном окружении, в невзыскательных человеческих отношениях в ХIV-ХV веках можно было встретить в Ср.Европе такие примечательные индивидуальности, которые внутренне были наполнены Богом, которые внутренне были связаны с духовным Храмом, доступ к ко­торому был столь же труден, как доступ к Святому Граалю, описанному в известных легендах".
     "И глубоко западающими в сердце словами Майстер говорил ученику: своим физ.телом, поскольку ты вос­принимаешь в себя минеральное царство и изменяешь его, поскольку ты человеческое царство воспринима­ешь в себя и перерабатываешь его, ты принадлежишь Серафимам, Херувимам, Престолам. Поскольку ты явля­ешься эф.телом, то в этом эфирном ты подобен животному, но ты принадлежишь духам, которые должны быть обозначены как вторая Иерархия: Кириотетес, Динамис, Эксузиаи; поскольку ты господствуешь над водным элементом, то ты принадлежишь не Земле, а этой Иерархии. И когда ты господствуешь над воздушным элементом, то ты также принадлежишь не Земле, а Иерархии Ангелов, Архангелов, Архаев.
     И когда ученик в достаточной мере получал эти наставления, то он больше не чувствовал себя принад­лежащим Земле. Он чувствовал, как неким образом из его физ., эф., и астр. тел исходят силы, которые через минеральный мир связывают его с первой Иерархией, через водный элемент — со второй Иерархией, через воздушный круг — с третьей Иерархией. И ему становилось ясно, что на Земле он живет единственно благодаря тому, что носит в себе тепловой элемент. Но вместе с этим ученик-розенкрейцер воспринимал тепло, которое он носил в себе, как собственно земно-человеческое. И все более учился он чувствовать родственным этому физическому теплу душевное тепло и духовное тепло. И если позднейший человек все более и более отрицал связь с Божественным своего физического содержания, своего эфирного содержания, своего астрального содержания через твердое, жидкое и воздухообразное, то ученик-розенкрейцер сознавал это особенно хорошо, а также он сознавал, что поистине земно-человеческим является тепловой эле­мент. В тот момент, когда ученику розенкрейцера-Майстера открывалась тайна связи теплового элемента с человечески-земным, он осознавал свое человеческое продолжающимся в духовном". И ученику предлага­лось самому найти то место, где его духовное могло сомкнуться с космически-духовным. Пройдя курс на­ставлений, ученик мог сказать майстеру: Я ухожу от тебя утешенным, ибо, зная истину о тепловом элеме­нте, я могу мое физическое продолжить в душевном и духовном. Большой покой обретал ученик, и этот по­кой отражался на его лице. Так что постепенно через его глаза могло начать говорить само Небо. Это глубоко душевное обучение существовало до первой трети ХV столетия сокрытым от процессов, описываемых внешней историей. Затем чуждая Богу цивилизация распространилась и на те места, что я вам сейчас опи­сал.
     "В астральном свете можно увидеть много сцен, подобных той, что я вам описал. Это дает основное настроение, когда мы оглядываемся на времена, которые часто описываются как темные, и снова возвраща­емся в наше время. И при этом взгляде в сердце восходит духовное откровение, которое должно было стать достоянием людей с последней трети ХIV в., открывается глубокое страстное стремление духовным образом снова говорить к людям. А говорить духовным образом — значит говорить не абстрактно: духовный образ требует различных знаков, чтобы говорить всеобъемлюще. И такой речью, которая должна была быть найде­на для тех духовных существ, которые должны говорить к современному человечеству, такой речевой фор­мой был сожженный год назад наш Гетеанум. Поистине, в этих формах должно было говорить то же, что с подиума говорилось слушателям в идеях. Гетеанум содержал нечто такое, что вновь могло напоминать о древнем в совершенно новой форме.
     Когда посвящаемый вступал в Эфесский Храм, то его взгляд обращался к той статуе, о которой я уже говорил, к той статуе, которая говорила словами в его сердце: соединись с мировым эфиром, и ты уви­дишь земное из эфирных высей, — так некоторые ученики Эфеса видели земное из эфирных высей. Но опреде­ленное племя богов стало завистливым. И тогда, за столетие до Мистерии Голгофы, несмотря на зависть богов, люди должны были мужественно продолжать свое дело — продолжать путь, даже ослабевая, — продол­жать то, что из пра-древних лет святого развития человечества действовало до пожара в Эфесе. И если бы наш Гетеанум был полностью закончен, то при вступлении в него с запада взгляд также направлялся бы на ту статую, где человек должен был бы находить требование познать себя как космическое существо, будучи поставленным между силами люциферического и силами ариманического во внутреннем, Богом несомом, сущностном равновесии. А если он обращал взор к колоннам, архитравам, то они говорили речью, ко­торая являлась продолжением идей, звучавших с подиума. Слово звучало далее, вдоль форм, образованных пластически. А вверху, в куполе, можно было видеть сцены, которые развитие человечества являли близ­ким к тому образу, в котором оно предстает духовному взору. В Гетеануме можно было тому, кто способен ощущать, увидеть воспоминание о Храме в Эфесе.
     Но ужасную, ни с чем не сравнимую боль вызывает то ... что факел был брошен в Гетеанум в тот мо­мент, когда он должен был стать носителем обновления спиритуальной жизни.
     Мои милые друзья, наше страдание было глубоко. Наше страдание было невыразимым. Но мы приняли ре­шение продолжать нашу работу для духовного мира, несмотря на постигшую нас трагедию. Ибо в своем сердце мы можем сказать: когда человек смотрит на пламя, поднимающееся в Эфесе, то выступает вписанная в это пламя зависть богов, вступает в то время, когда люди еще не свободной волей должны были следовать за добрыми и злыми богами.
     В наше время люди организованы для свободы. И год назад в канун Рождества мы смотрели на пожираю­щее пламя. Красный огонь поднимался к небу. Темно-синие, красно-желтые языки пламени поднимались из общего моря огня, которое охватило металлический инструмент, находившийся в Гетеануме, гигантское мо­ре огня многочисленных цветов. И это море огня с цветными линиями говорило душевной боли: это зависть людей.
     Так в человеческом развитии говорящее от эпохи к эпохе соединяется в одно большое несчастье. Так идут нити от слов, выражающих здесь большое несчастье, из времен, когда человек еще в несвободе взирал на богов, но должен был освободиться от несвободы, идут нити духовного развития от того не­счастья, где вписанными в пламя стоят слова: зависть богов, — к нашему несчастью, где человек в самом себе должен найти силу свободы и где в пламя было вписано: зависть людей. В Эфесе была статуя Бога; здесь, в Гетеануме, — статуя Человека, статуя Представителя Человечества Христа Иисуса, и мы, иденти­фицируясь с Ним, со всем смирением входим в познание, как некогда уже мало понятным современным людям образом ученики в Эфесе входили в Диану Эфесскую. ... Гетеанум взят от нас. Но дух Гетеанума, если мы хотим быть прямыми и честными, не может быть взят от нас". 233 (8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Новая Изида

     390. "Я хотел бы рассказать вам другой миф об Озирисе и Изиде, при этом я хотел бы апеллировать к вашему непредвзятому пониманию. Этот другой миф об Озирисе-Изиде имеет примерно следующее содержание.
     Дело произошло во времена научной глубокообоснованности в стране Филистерии. Там было возведено на одном духовно уединенном холме строение, которое в стране Филистерии нашли весьма удивительным. Я бы мог сказать: будущий комментатор добавил бы здесь, что под страной Филистерией не подразумевается про­сто ближайшее окружение. Если говорить языком Гете, то можно было бы сказать, что строение являло со­бой "открытую тайну". Ибо строение не было ни для кого закрытое; оно было доступно всем. ... Но подав­ляющее большинство людей не видело его. Подавляющее большинство людей не видело ни того, что строи­лось, ни того, что построенное представляет собой. ...Средоточием строения предполагалось сделать од­ну скульптуру. Эта скульптура представляла собой некую группу существ: Представителя Человечества и Люцифера с Ариманом. Люди рассматривали ее и в эпоху научной глубокообоснованности в стра­не Филистерии, ее не понимали, не понимали, что эта скульптура, по сути, есть лишь покров для скульптуры невидимой. Но невидимой скульптуры люди не замечали: ибо та невидимая скульптура была новой Изидой, Изидой новой эпохи.
     Однажды люди узнали об этой взаимосвязи и в своем глубокомыслии стали утверждать: это совместное изображение Представителя Человечества с Люцифером и Ариманом означает Изиду. И этим словом "означает" они не только разрушили художественное воление, из которого все это должно было исходить — ибо художе­ственное не только означает нечто, но еще и есть нечто, — но все положение вещей в ос­нове полностью оценили неправильно. Ибо дело заключалось вовсе не в том, что образы нечто означали, но образы уже являлись тем, что они собой давали. И за образами была не абстрактная новая Изида, а действительная, реальная новая Изида. Образы ничего не означали, образы сами по себе были тем, что они давали. Но они обладали в себе той особенностью, что за ними было реальное существо, новая Изида.
     Немногие, кто в особом положении, в особые моменты видели эту новую Изиду, находили, что она спит. И тогда они могли сказать: действительная, глубинная скульптура, что таится за внешней, открытой ску­льптурой, — это спящая новая Изида. Там видели спящий облик, но немногими он увиден. Многие тогда в особые моменты обращались к надписи, которая там отчетливо стоит, но при этом немногие на том месте, где готовилась эта скульптура, могли ее прочесть; и тем не менее надпись там стоит, стоит совершенно отчетливо, так же отчетливо, как некогда стояла надпись на закрытом облике в Саисе. Да, там есть надпись, и она следующая: Я есмь человек, Я есмь прошлое, настоящее и будущее. Мое покрывало должен приподнять каждый смертный.
     Однажды спящий облик Новой Изиды приблизился (к скульптуре. — Сост.) впервые, а затем все вновь и вновь (к ней) стал приходить другой облик, как посетитель. И спящая Изида приняла этого посетителя за своего особого благодетеля и полюбила его. Однажды она поверила в особенную иллюзию, и посетитель однажды также поверил в особенную иллюзию: новая Изида получила отпрыска и сочла посетителя, которого приняла за своего благодетеля, за отца. Тот и сам счел себя за отца, однако он им не являлся. Духов­ный посетитель был не кто иной, как новый Тифон. Он полагал, что таким образом он сможет получить в мире особый прирост своей силы, что он овладеет этой новой Изидой. Итак, новая Изида имела отпрыска, но она не распознала его сути, она не знала о существе этого нового отпрыска. И она отослала его от себя, выслала в далекие страны, ибо полагала, что должна так сделать. Она отослала нового отпрыска. И когда она засылала его в различные области мира, то он как бы силой мира разорвался на 14 частей. ...
     Когда духовный посетитель, новый Тифон, узнал об этом, то разыскал и собрал все 14 частей и со всем знанием, естест­веннонаучной глубокообоснованностью вновь сделал из этих 14 частей одно существо. Но в нем была только механическая закономерность, только машинообразная закономерность. Так возникло существо с видимостью жизни. ... И это существо, поскольку оно состояло из 14 частей, могло сделаться четырнад­цатикратным. Тифон смог каждой части дать отблеск своего собственного существа, так что каждый из 14 отпрысков новой Изиды получил лицо, подобное новому Тифону.
     И Изида должна была следить своим предчувствием за всеми этими удивительными вещами; предчувствием могла она созерцать все эти чудеса, происходящие с ее отпрыском. Она знала: она сама отослала его, она сама все это вызвала. Но пришел день, когда она смогла получить его назад в его правильном облике в его истинном облике из рук ряда духов, элементарных духов природы. ... Когда она получила назад сво­его отпрыска, который только в силу иллюзии получил отпечаток отпрыска Тифона, то перед ней ясновидчески предстал примечательный лик, она внезапно заметила, что еще со времен древнего Египта имеет коро­вьи рога, несмотря на то, что стала новой Изидой.
     И вот, когда она стала так ясновидящей, то этой силой своего ясновидения она вызвала, одни говорят — самого Тифона, другие говорят — Меркурия. И он был вынужден силой ясновидения новой Изиды возложить ей на голову корону, на то же самое место, где некогда древняя Изида носила корону, которую сорвал с нее Горус. Значит, он возложил ей корону на то же место, где у нее были коровьи рога. Корона эта была из простой бумаги, исписанная глубокообоснованными научностями; но она была из бумаги. У нее теперь было две короны на голове: коровьи рога и корона из бумаги, украшенная всяческой мудростью научной глубокообоснованности.
     Через силу ее ясновидения однажды ей открылось глубокое значение того ... что в Ев.от Иоанна обо­значено как Логос; ей открылось Иоанново значение Мистерии Голгофы. Через эту мощь сила коровьих ро­гов захватила бумажную корону и превратила ее в действительную золотую корону из истинной субстанции.
     Таковы некоторые черты, которые могут быть сообщены об этой новой легенде об Озирисе и Изиде. Ра­зумеется, я не могу самого себя сделать комментатором этой легенды. ... Это другая легенда об Озирисе и Изиде. Но в связи с ней мы должны поставить перед нашей душой следущее: хотя сегодня эта попытка дать новый образ Изиды слаба, пусть эта скульптура есть лишь попытка, опыт в осязании, но все же она должна стать исходной точкой того, что глубоко правомерно в импульсах нового времени, глубоко обосновано в том, что этот век должен и что этому веку подобает". Мы живем в век абстракции, когда слово, человеческое представление имеет только абстрактное значение. "Но сила слова, сила Логоса должна быть вновь обретена. Коровьи рога древней Изиды должны превратиться в совершенно иной образ.
     Подобные вещи нелегко выразить в современных абстрактных словах. Для подобных вещей лучше, если вы попытаетесь их в этих имагинациях, которые приведены вам, провести перед своим душевным взором и переработать их как имагинации. Это очень значительно, что новая Изида через силу слова, какой она должна быть вновь завоевана с помощью Духовной науки, коровьи рога преобразует так, что бумажная ко­рона, исписанная новой глубокообоснованной научностью, что сама бумажная корона становится чисто золотой.
     Далее. Однажды некто подошел к предварительной скульптуре новой Изиды. Слева вверху там помещена юмористически выполненная фигура, которая в своем мировом настроении содержит нечто между серьезнос­тью, серьезностью в представлениях о мире и, можно сказать, насмешкой над миром. И вот однажды, когда некто в особенно благоприятный момент встал перед этой фигурой, то она ожила и сказала, полная юмора: человечество только не помнит этого, но уже столетиями перед новым человечеством стоит нечто, относя­щееся к его природе. Оно же занято большей частью абстрактными словами, абстрактными понятиями, аб­страктными идеями и очень далека от действительности; и все потому, что это новое человечество держит­ся за слова и все время спрашивает: а что это: тыква или фляга, — если случайно из тыквы получится фляга? Оно постоянно держится за определения, всегда остается только со словами! В ХV, ХVI, ХVII столе­тиях, — так говорило усмехающееся существо, — человечество еще имело самопознание относительно этого исключительного отношения, что слова, взятые в ложном смысле, в их поверхностном смысле, не имеют от­ношения к действительности, но в век вильсонизма человечество забыло все то, что однажды в хорошем смысле имело отношение к его самопознанию ХV, ХVI, ХVII вв.
     И существо усмехалось далее и говорило: тот рецепт, который современное человечество должно принять против абстрактного духа, изображен на надгробном камне в Мельне, что в Лауэнбурге. Там есть надгроб­ный камень, и на нем нарисована сова, держащая перед собой зеркало. И рассказывают, что Тиль Ойленшпигель (это имя в немецком языке образовано из двух слов: Еullen — сова — Spiegel — зеркало. — Сост.) после того, как он со всяческими проделками закончил свой жизненный путь, был там погребен. Рассказывают, что Тиль Ойленшпигель существовал в действительности. Он родился в году 1300, побывал в Польше, затем пришел в Рим и там имел даже спор с придворными шутами обо всяческих умных глупостях; с него и списаны все последующие Тили Ойленшпигели, о которых теперь читают в литературе".
     О существовании Тиля Ойленшпигеля ученые спорят. В Бельгии нашли еще один надгробный камень о изображением совы, ну и, конечно, это явно доказывает, по мнению ученых, что Тиля Ойленшпигеля не существовало. Однако задумайтесь, какой характер носят проделки Ойленшпигеля? Существенно в них то, что он берет вещи буквально и выводит из них противоположное. Он берет вещи по одному их словесному значению. "Но поэтому-то Тиль Ойленшпигель и является представителем современной эпохи. Он задает основной тон в современную эпоху. Слова сегодня далеко отстоят от их первоначального места, то же происходит и с понятиями: люди не замечают этого, ибо они ойленшпигелеобразно (сово-зеркало-образно. — Сост.) относятся к тому, что сегодня преподносит культура. ... Человечество ничего не знает о том, что Ойленшпигель стал его святым заступником, что он все еще странствует по странам.
     Основное зло нашего времени заключается именно в том, что современное человечество бежит от Паллады Афины — Богини Мудрости, которая своим символом имеет сову. И хотя человечество об этом вовсе не подозревает, однако это истина: что составляет для нас основу внешнего познания — это лишь зеркальный образ, но в зеркале человек видит то, чем он является! Также и сова — или, если хотите, современная научная глубокообоснованность — в зеркале, в мировой майе видит только свое собственное совиное лицо.
     Вот какие вещи высказало, усмехаясь, существо, что изображено вверху слева над статуей современной Изиды. Высказало оно и многое другое, о чем лучше пока умолчать, считаясь с определенной куртуазностью в отношении к современному человечеству. Но должно быть вызвано одно чувство, что особенность этого изображения человеческой тайны с помощью люциферического и ариманического присутствия вместе с самим Представителем человечества состоит в том, что должно быть вызвано такое состояние в челове­честве, которое будит именно те импульсы в душе, которые необходимы для грядущей эпохи.
     "В пра-начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог". Но слово стало фразой, слово отделилось от своего начала. Слово, оно произносится, оно звучит, но его связи с действительностью не ищут. Это не составляет стремления человечества: действительно исследовать основополагающие силы того, что происходит вокруг нас. А эти основополагающие силы только тогда исследуют в смысле совре­менной эпохи, когда придут к пониманию того, что с микрокосмическими силами человека действительно связаны существа, которых обозначают как люциферические и ариманические. Сегодня человек, живущий между рождением и смертью, может понять действительность только в том случае, если составит себе преставление еще об одной действительности... которая лежит между смертью и новым рождением. Ибо одна действительность — это лишь полюс другой действительности". 180(10)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     408
. "Все внешнее должно воспламенять самопознание; внутреннее должно учить миропознанию. В этих двух тезисах, в их осуществлении в мире заложено истинное духовное прозрение в бытие и заложены им­пульсы к действительной человеческой любви, к видящей человеческой любви. И осуществление того, что заключено в этих тезисах, должно искаться через наше Общество". 171(3)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     487
. "Как антропософ, человек имеет в первую очередь задачу обострить через Антропософию душевные очи, чтобы в правильном свете видеть то, что производит культура нашего времени". В ней можно найти немало плодотворного, но оно часто не находит для себя почвы, чтобы правильно прижиться. Антропософы часто критикуют неантропософов, оставаясь при этом в своей среде, а не в их.
     Если Антропософия становится в человеке жизнью, то и побуждается она жизнью. Любовь должна звучать во всех антропософских изложениях, если даже речь идет о развитии Земли. Ведь "развитие Земли и мира — это лишь другая сторона развития человечества..."
     "Несомое в душе неизмеримо богаче того, что можно выразить в мыслях. И если это осознают со все большей ясностью, то в душе возрастает благоговение перед духовной жизнью. И это благоговение до­лжно господствовать во всех антропософских изложениях. Там, где оно отсутствует, в обсуждении антро­пософских истин нет силы. Эту силу не следует желать вносить внешним образом в разговоры об Антропо­софии. Ее развитие следует предоставить живому чувству, в каком находишься по отношению к истинам благодаря тому, что сознаешь: вместе с их постижением приближаешься в душе к действительному духовно­му миру. Это создает в душе определенное настроение. Мгновениями она чувствует себя совершенно пре­давшейся мыслям о духовном мире. ... В развитии подобного настроения лежит начало всякой истинной ме­дитации". "Деятельные члены Общества, у которых другие ищут совета, вырабатывая в себе моменты та­кого настроения, возвышают свою способность восприятия того, чего другие от них, собственно, желают".
     "Человек, как микрокосм, таит в себе все загадки и тайны макрокосма. ... Если это понимают прави­льно, то каждый взгляд во внутреннее человека сопровождается обращением внимания на внечеловеческий мир. И самопознание становится вратами в миропознание. Если это понято ложно, то приходят к глазению на себя и теряют участие к миру. Подобного не должно происходить через Антропософию. Иначе не стихнут раздающиеся от многих новых членов Общества сетования: Ах, до чего же все-таки эгоистично мыслят антропософы!". Необходимо обострить понимание того, что происходящее в нас происходит и в других, и не про­ходить мимо них. Не дайте самопознанию выродиться в любовь к себе.
     Нередко антропософы заявляют, что жизнь не позволяет им по-настоящему углубиться в Антропософию. Деятельные в самой антропософской области говорят, что им некогда делать медитации, читать лекции. Это означает, что им недостает истинного тепла к Антропософии, к ее познанию. 37 с. 59-67


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     537
. "Всякий желающий стать видящим должен вырабатывать три добродетели, совершенно необходимые ему. Первая: уверенность в себе. Вторая: самопознание; никогда не следует в страхе отшатываться от своих ошибок, от видения их. Третья: присутствие духа; ибо на астральном плане встречается многое та­кое, что хотя и пребывает постоянно вокруг нас, но совершенно иное дело — это видеть". 98(1)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     697
. "Прозрение в облик, в котором Я живет в астр.теле, ведет к правильному ощущению отношения человека к духовному миру. Этот облик Я для обычного переживания погружен в темные глубины бессо­знательного, где человек, благодаря инспирации, вступает в связь с духовной сущностью мира. И лишь совсем слабый отблеск чувства этой живущей в душевных глубинах инспирации из далей ду­ховного мира выступает перед обычным сознанием".
     "Третий облик Я дает прозрение в самостоятельную сущность человека внутри духовного мира. Оно приводит ощущение к тому, что человек со своей чувственно-земной природой является самому себе лишь откровением того, что он есть в действительности. Этим дается исходная точка правильного самопознания. Ибо то Я, которое образует человека во всей его истине, оно лишь тогда открывается познанию, когда оно идет от мысли о Я к его образу, от образа — к творящим силам этого образа, а от них — к духов­ным носителям этих сил". 26(15,16)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     823
. "Остается некоторый остаток неудовлетворенных восприятий, если просто смотреть на природу. Простое глядение на природу подобно тому, как если бы человек захотел всю жизнь прожить в физическом и постоянно голодать". В последнем случае он придет к физическому истощению, в первом — он приходит к душевному истощению своего мира чувств. Это знали мудрецы Мистерий. "Но они также знали, как выров­нять это. Когда человек смотрел на храмовую архитектуру, на соразмерность несущих и несомых элемен­тов или, как на Востоке, он смотрел на формы, представлявшие во внешней пластике моральное, то он со­знавал, что открывающееся в формах архитектуры глазу или вообще восприятиям или то, что музыкально являет себя в архитектуре, представляет собой целебное средство от истощения органов чувств, когда они направлены просто на природу. И когда грека вводили в храм, где он видел это несущее и несомое, колонны, а над ними архитрав и т.д., когда он все это воспринимал, что выступало ему там навстречу во внутренней механике и динамике, то его взгляд этим замыкался. Когда же человек всматривается в природу, то взгляд уходит в бесконечность, человек не видит окончания. В естествознании любой пробле­мой можно заниматься, собственно говоря, без конца; она будет уходить все дальше и дальше. Но взгляд замыкается, когда перед человеком находится какое-либо настоящее произведение архитектуры, улавливаю­щее взгляд, отвлекающее его от природы. Видите ли, вы здесь встречаетесь с тем, что существовало в древности: уловление взгляда извне.
     И, опять-таки, современное внутреннее наблюдение человека не доходит до того, чтобы действительно низойти во внутреннее человека. Когда человек сегодня хочет заниматься самопознанием, то он, собст­венно, видит кипение всевозможных ощущений и внешних впечатлений. Ничего ясного здесь нет. Человек внутри не может овладеть собой. Он не достигает своего внутреннего, поскольку не имеет силы овладеть собой внутренне так духовно-образно, как это надлежит делать, если действительно хотят прийти к соб­ственному внутреннему.
     Здесь на человека воздействует культ, если он относится к нему с настоящим рвением. Все культовое, не только внешнее культообразное, но понимание мира в образах действует так, что человек входит в свое внутреннее. Пока же человек с абстрактными понятиями и представлениями хочет прийти к своему внутреннему в целях самопознания, дело у него не пойдет. А как только он погрузится в свое внутрен­нее с образами, делающими конкретными переживания души, то он действительно придет к этому внутрен­нему. Тогда он возьмет под контроль, овладеет своим внутренним. Потому-то так часто я должен был го­ворить: медитировать следует в образах, чтобы действительно войти в свое внутреннее. Об этом я говорил достаточно даже в открытых лекциях.
     Т.обр., если посмотреть на прежнего человека, то обнаруживается, что, с одной стороны, его взгляд и его ощущения замыкаются извне с помощью архитектурного, перехватываются в себе (см.рис.); изнутри взгляд перехвачен тем, что человек внутренне представляет себе свою душевную жизнь, как затем внешне она может быть ему представлена в образах культа (синее).

     С одной стороны, человек сходит в свое внутреннее, с другой — он обращает свой взор вовне, на то, что содержится в архитектуре, в хра­мовой архитектуре, в церковной архитектуре. Удивительным образом это соединяется вместе. Между тем, что живет внутри, и тем, на что взгляд обращается вовне, находится средняя сфера (оранжевое), которой чело­век в обычном сознании не видит, поскольку его внешний взгляд сегодня не перехватывается действительной, внутренне воспринятой архитектурой и поскольку его внутреннее созерцание не перехватывается имагинативным, образным. Если же с углубленным через имагинацию внутренним по­знанием и с исцеленными через внешние архитектурные формы — которые действительно возводятся из человеческого — ощущениями органов чувств вы пойдете в жизнь, то вы получите ощущение — как его получали древние — ударов судьбы. Если человек выработает то, что между двумя указанными сферами, между ощущением ис­тинно архитектонического и ощущением истинно символического, уходит вовнутрь, тогда он ощутит, что стал восприимчив к ударам судьбы. Случающееся с ним он ощутит как идущее из прошлых земных жизней". Для воспитания кармического созерцания должен служить Гетеанум. И если противники истинного развития человечества сожгли первый Гетеанум, на его месте должен возникнуть второй, с формами, пробуждающими созерцание кармы. 236(7)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     933
. "Если бы мы увидели это Я, без покрова, то нам открылось бы в нем, какие судьбы должны еще постигнуть его в этом и в следующих воплощениях, в зависимости от того, как оно жило в предыдущих воплоще­ниях и что оно усвоило себе в них. Это Я со всем тем, что связано с ним, должно предстать те­перь как первый образ перед человеческой душой, когда она восходит в душевно-духовный мир. Этот двой­ник человека по закону духовного мира должен прежде всего появиться перед человеком как его первое впечатление в том мире. Лежащий в основе этого закон можно легко уяснить себе, если взвесить следую­щее. В физической чувственной жизни человек воспринимает себя лишь постольку, поскольку он внутренне переживает себя в своем мышлении, чувстве и воле. Но это восприятие чисто внутреннее; оно встает перед человеком не так, как встают перед ним камни, растения и животные. Через внутреннее восприятие человек познает себя лишь отчасти. Он имеет в себе нечто, препятствующее более глубокому самопознанию, которое заключается в стремлении, если человек не хочет отдаться самообману, тотчас же переработать то или иное качество, которое он бывает принужден признать в себе благодаря самопозна­нию.
     Если человек не поддастся этому стремлению и просто отвлечет свое внимание от своего Я, оставшись таким, каков он есть, то он, разумеется, лишит себя возможности познать себя в данном отношении. Если же он углубится в себя и будет без самообмана видеть перед собой то или иное из своих качеств, то он либо сможет исправить его, либо не сможет в настоящих условиях своей жизни. В последнем случае в его душу закрадывается чувство, которое можно назвать чувством стыда. Так действует на самом деле здоровая природа человека: она ощущает благодаря самопознанию различные виды стыда... стыд есть сила, побуждаю­щая человека замыкать что-то внутри себя и не давать ему внешне выявляться. ... в сокровенных глубинах души существует род скрытого стыда, которого человек не сознает в физически-чувственной жизни. Но это скрытое чувство действует подобным же образом ... Оно препятствует тому, чтобы наивнутреннейшее существо человека предстало перед ним в доступном восприятию образе. Не будь этого чувства, че­ловек ... переживал бы свои представления, чувства и волю не только внутренне, но и так же, как он во­спринимает камни, животных и растения.
     Т.обр., это чувство и есть то самое, что закрывает человека от него самого. А вместе с тем оно одновременно закрывает и весь духовно-душевный мир. Ибо когда от чело­века бывает скрыто его собственное внутреннее существо ... он не может изменить своего существа так, чтобы оно приобрело духовные органы восприятия. Когда же человек, следуя правильному обучению, работа­ет над развитием в себе этих органов восприятия, то как первое впечатление перед ним встает то, чем он является сам. Он воспринимает своего двойника. Этого самовосприятия совершенно нельзя отделить от восприятия остального духовно-душевного мира. ... Если человек вздумает сделать хоть один шаг, чтобы проникнуть в тот мир, перед ним тотчас же выступит, хотя и не доходя до сознания, чувство стыда и за­кроет готовую обнаружиться часть духовно-душевного мира. Но описанные выше упражнения открывают доступ в этот мир. И дело обстоит так, что упомянутое скрытое чувство является великим благодетелем челове­ка. Ибо все, что человек приобретает в смысле силы суждения, жизни чувств и характера, без духовно-научного обучения не делает его способным безнаказанно выносить восприятие своего собственного сущест­ва в его истинном облике. Это восприятие лишило бы человека всякого чувства уверенности в себе, дове­рия к себе и самосознания. Чтобы этого не произошло, надо принять, опять-таки, те же меры, которые чело­век употребляет наряду с упражнениями, ведущими к высшему познанию, для укрепления в себе здоровой способности суждения, чувств и характера.
     Правильное обучение дает человеку столько сведений из Духов­ной науки и ему называется, кроме того, столько средств для самопознания и самонаблюдения, сколько ему нужно, чтобы во всеоружии встретить своего двойника. Эта встреча протекает тогда для духовного учени­ка так, что он видит в иной форме, лишь как образ имагинативного мира то, с чем он уже познакомился в физическом мире. Кто сначала в этом физическом мире правильно понял рассудком закон кармы, тот уже не содрогнется, когда увидит зачатки своей судьбы запечатленными в образе двойника. Кто с помощью своей способности суждения ознакомился с развитием мира и человечества и знает, как в определенный мо­мент этого развития в человеческую душу проникли силы Люцифера, тому нетрудно будет устоять, когда он увидит, что в образе его собственного существа содержатся эти люциферические существа со всеми их дей­ствиями. Но из этого видно, как необходимо, чтобы человек не домогался вступления в духовный мир преж­де, чем своей обыкновенной, выработанной в физически-чувственном мире способностью суждения не по­нял известных истин о духовном мире. ... Если же человек совершенно избежит этой встречи — что тоже вполне возможно — и все-таки вступит в сверхчувственный мир, то никогда не будет в состоянии по­знать этот мир в его истинном облике. Ибо для него будет совершенно невозможно отличить влагаемое им самим в созерцаемые вещи от того, чем они являются в действительности. Это различие можно сде­лать только в том случае, если человек воспринимает собственное существо как самостоятельный образ и тем самым отделяет от окружающего мира все, что проистекает из его собственной внутренней глубины.... С этим Стражем Порога человек встречается не только при описанном вступлении в сверхчувственный мир, но также и при прохождении через физическую смерть. И он постепенно раскрывается в душевно-духовном развитии в течение жизни между смертью и новым рождением. Но тогда эта встреча не может подействовать на человека подавляющим образом, ибо он знает тогда об иных мирах, незнакомых ему при жизни между рождением и смертью".
     "При помощи своего новорожденного Я человек должен направлять и вести то, чем он является в своем обыкновенном "я" и что предстает ему в образе. Это ведет к своего рода борьбе против двойника. По­следний будет постоянно стремиться взять верх. Поставить себя в правильное отношение к нему, не допу­стить его ни до какого действия, которое не стояло бы под влиянием новорожденного Я, — это в то же время увеличивает и укрепляет силы человека. Но в высшем мире с самопознанием дело обстоит в извест­ном смысле иначе, чем в физически-чувственном мире. Между тем как в последнем самопознание сказывает­ся лишь как внутреннее переживание, новорожденное Я тотчас же выступает как внешнее душевное явление. Человек видит перед собой свое новорожденное Я как другое существо. Но вполне воспринять его нельзя. Ибо какой бы ступени ни достиг человек на пути в сверхчувственные миры, всегда окажутся еще более вы­сокие ступени, на них мы будем все более и более воспринимать наше высшее Я. Так что на каждой ступе­ни оно может открываться духовному ученику только отчасти. Но когда человек впервые замечает что-ли­бо из своего высшего Я, то он подвергается неимоверно большому искушению взглянуть на это высшее Я как бы с той точки зрения, которую он усвоил себе в физически-чувственном мире. Это искушение даже полезно, и оно должно наступить, чтобы развитие могло идти правильно. Необходимо рассмотреть предстающее как двойник, или как Страж Порога, и сравнить его с высшим Я, чтобы можно было заметить расстояние между тем, что представляет собой человек теперь, и тем, чем он должен стать. Но при этом рассмотрении Страж Порога начинает принимать совершенно другой облик. Он представляется как образ всех тех препятствий, которые встают на пути развития высшего Я. Тогда мы замечаем, ка­кое бремя мы влачим в лице нашего обычного "я". И если человек через свою подготовительную работу не стал достаточно силен, чтобы сказать себе: я не остановлюсь на этом, я буду неуклонно стремиться к развитию высшего Я, — то он изнеможет и ужаснется перед тем, что ему предстоит. Тогда он останется по­груженным в духовно-душевный мир, но откажется дальше работать над собой. Он станет пленником того образа, который стоит теперь перед душой благодаря Стражу Порога.
     Важно, что при этом переживании у человека нет ощущения, что он пленник. Напротив, он думает, что переживает нечто совсем иное. Образ, порождаемый Стражем Порога, может быть таков, что он вызывает в душе наблюдателя впечатление, будто последний в выступающих на этой ступени развития образах уже имеет перед собой весь мир во всей его полноте, будто он достиг вершины познания и ему нет надобности стремиться дальше. Он будет чувство­вать себя не пленником, а безмерно богатым обладателем всех мировых тайн. Мы не удивимся, что можно иметь подобное переживание, обратное действительному положению вещей, если примем во внимание, что, переживая это, человек находится уже в душевно-духовном мире, а особенность этого мира состоит в том что события в нем могут представляться в обратном виде. ...
     Образ, воспринимаемый духовным учеником на этой ступени развития, являет ему еще нечто иное, чем тот образ, в котором предстал перед ним впервые Страж Порога. В этом двойнике можно было воспринять все те свойства, которыми обладает обычное "я" человека под влиянием сил Люцифера. Но в ходе развития человечества через влияние Люцифера в душу человека внедрилась другая сила. Это та сила, которая вы­ше была обозначена как сила Аримана. Это та сила, которая в физически-чувственном бытии препятствует человеку воспринимать стоящих за поверхностью чувственного душевно-духовных существ внешнего мира. Что сделалось под влиянием этой силы с душой человека — это показывает образ, выступающий при означе­нном переживании. Кто приступит к этому переживанию достаточно подготовленным, тот истолкует его пра­вильно; и тогда вскоре предстанет другой образ, который можно назвать Великим Стражем Порога, в про­тивоположность описанному малому Стражу Порога. Последний указывает духовному ученику, что он не дол­жен останавливаться на этой ступени, а энергично работать дальше. Он вызывает в наблюдателе сознание, что завоеванный им мир только тогда станет истиной и не превратится в иллюзию, если он будет надлежа­щим образом продолжать свою работу дальше. Но если бы кто-нибудь вследствие неправильного духовного обучения подошел к этому переживанию неподготовленным, то при приближении к Великому Стражу Порога ему излилось бы в душу нечто такое, что можно обозначить только как чувство безмерного ужаса, безгра­ничного страха.
     Как встреча с малым Стражем Порога дает духовному ученику возможность проверить себя, огражден ли он от заблуждений, могущих возникнуть благодаря внесению им своего существа в сверхчувственный мир, так на переживаниях, приводящих его, наконец, к Великому Стражу Порога, он может проверить, в состоя­нии ли он победить заблуждения, отнесенные выше ко второму источнику*. Если он в состоянии оказать противодействие той могучей иллюзии, которая обманчиво представляет ему завоеванный мир образов как богатое достояние, между тем как он сам только пленник, то в дальнейшем ходе своего развития он будет огражден от опасности принять призрак за действительность.
     Страж Порога для каждого отдельного человека принимает до известной степени индивидуальный облик. Встреча с ним соответствует как раз тому переживанию, благодаря которому преодолевается личный ха­рактер сверхчувственных наблюдений и дается возможность вступить в область переживаний, свободных от личной окраски и имеющих значение для каждого человеческого существа". 13 (5)

________________________________________
*Когда само заблуждение становится составной частью внешнего мира и нужно распознать его в этом виде Прим.сост.


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     934
. Мы подходим к Стражу Порога, если изрядно усилили свое самочувствие. Однако вместе с этим усиливаются наши склонности и привычки. Это ведет к тому, что душа делается склонной иметь помутненное сознание на Пороге. В этот момент Люцифер и Ариман заключают союз и не пропускают человека через По­рог. Он лишь лакомится опытом, который Ариман превращает для него в заблуждения. "Мы должны как можно интенсивнее стремиться в духовный мир. Но с другой стороны, нам должно стать ясно, что не следует от­скакивать в страхе от того, от чего особенно охотно отскакивают: от действительного истинного самопо­знания. В жизни человека нет ничего труднее истинного самопознания". Для вхождения в духовный мир необходимо иметь крепкое самочувствие, но "возврашаясь в чувственный мир, нужно уметь отказываться от этого самочувствия, дабы не впасть в чрезмерный эгоизм. ... Человек должен иметь в себе способность к любви, согласию, состраданию, сорадости". 147 (8)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Медитирующий пытается составить себе представление о Страже Порога

     942. "Когда душа достигнет способности наблюдать что-либо вне чувственного тела, для нее могут на­ступить известные трудности в жизни чувств. ....Воспринимая внешний (духовный) мир, она тотчас же как бы сливается с ним; она не может представить себя отделенной от него, как она представляет себя отделенной от внешнего чувственного мира. ... Нельзя больше сказать: я мыслю, я чувствую — или: у меня есть мысли и я слагаю их. Надо сказать: нечто мыслит во мне, нечто зажигает во мне чувства, не­что слагает мысли, так что они выступают совершенно определенно и оказываются присутствующими в со­знании.
     В этом чувстве может заключаться что-то чрезвычайно гнетущее ... То, как оно проявляется, может показать, что сверхчувственный внешний мир хочет почувствовать себя, хочет помыслить себя, но что-то мешает ему осуществить это желание. В то же время испытываешь такое ощущение, что это, так прося­щееся в душу, и есть настоящая действительность и что только она одна может объяснить все дотоле пе­режитое как действительность. Это ощущение принимает еще и такую форму, что сверхчувственная действи­тельность является чем-то, по ценности своей далеко затмевающим доселе 111ведомую душе действитель­ность. Это ощущение потому имеет в себе что-то гнетущее, что приходишь к мысли: следующий шаг, кото­рый предстоит тебе сделать, ты должен захотеть его сделать. В самом существе того, чем ты стал бла­годаря своему внутреннему переживанию, заключена необходимость сделать этот шаг. Если бы этот шаг не был сделан, то тебе пришлось бы ощутить это как отрицание того, что ты есть, или даже как самоунич­тожение. Тем не менее, может явиться и такое чувство, что ты не в состоянии его сделать или что если и попытаешься его по возможности сделать, то все-таки он будет несовершенным.
     Все это превращается в представление: такой душе, какова она теперь, предстоит задача, с которой справиться она не может ... она не может быть принята сверхчувственным внешним миром, потому что по­следний не хочет иметь ее в себе. ... она принуждена сказать себе: ... ты отлучила себя от подлинно­го наблюдения истины. — Это чувство знаменует собой опыт, который получает все более и более решаю­щее значение относительно ценности твоей собственной души. Чувствуешь, что всей полнотой своей жизни пребываешь в заблуждении. Однако это заблуждение отличается от других заблуждений. Последние мысля­тся, это же — переживается. Заблуждение мысленное устраняется, когда неверная мысль заменяется вер­ной. Пережитое заблуждение стало частью самой душевной жизни; ты сам теперь — заблуждение; нельзя просто его исправить; ибо как тут ни думай, а оно все же здесь, оно часть действительности и притом — твоей собственной действительности. Такое переживание заключает в себе что-то уничтожающее для твоей собственной сущности. Мучительно ощущаешь, как твой внутренний мир отталкивается всем тем, че­го страстно желаешь. Эта боль, ощущаемая на известной ступени душевного странствия, далеко превосхо­дит все то, что можно испытывать как боль в мире внешних чувств. О, она может превысить все то, до чего человек дорос в своей предшествовавшей душевной жизни. Она может заключать в себе что-то оглу­шающее. Душа стоит перед жутким вопросом: откуда мне взять силы, чтобы вынести возложенную на меня задачу? Но она должна найти эти силы в своей собственной жизни. Они состоят в том, что можно назвать внутренним мужеством, внутренним бесстрашием.
     Чтобы сделать дальнейшие шаги в душевном странствии, необходимо изнутри раскрыть силы, способные выносить такие переживания, которые давали бы внутреннее мужество и внутреннее бесстрашие, силы, каких вовсе не требуется для жизни в теле внешних чувств. Такие силы развиваются только через истинное самопознание. В сущности только на этой ступени развития видишь, как мало на самом деле ты знал о себе до сих пор. Раньше ты отдавался внутреннему переживанию, не рассматривая его так, как рассматривают часть внешнего мира. Но благодаря тем шагам, которые привели к способности переживать вне те­ла, человек получает особые средства для самопознания. Он научается до некоторой степени смотреть на себя с точки зрения вне чувственного тела. И описанное угнетающее чувство само уже есть начало истинного самопознания. Переживание себя заблуждающимся в своем отношении к внешнему миру показыва­ет человеку, какова в действительности его собственная душевная сущность. ... Только в такое мгно­вение впервые замечаешь, в какой степени ты любишь в себе то, что теперь приходится ощущать как безобразие. Могущество себялюбия является в полном своем объеме. В то же время обнаруживается, как мало ты склонен отбросить это себялюбие. Трудность оказывается очень большой уже тогда, когда дело идет о свойствах души, касающихся обычной жизни, ее отношения к другим людям. Через истинное само­познание узнаешь напр., такие вещи: доселе ты считал, что относился к такому-то человеку доброжела­тельно, а на самом деле ты питал к нему скрытую в глубине души зависть, или ненависть, или что-ни­будь подобное. Знаешь, что эти не обнаруживавшиеся до сих пор чувства захотят когда-нибудь прояви­ться. И понимаешь, что было бы совершенно поверхностным сказать себе: вот ты теперь узнал, как об­стоит у тебя дело, так уничтожь же в себе зависть и ненависть. Ибо становится ясно, что несмотря на это намерение ты, скорее всего, окажешься очень слабым, когда жажда удовлетворить ненависть или из­жить зависть вырвется из души как бы с первобытной силой. Такого рода частичное самопознание возни­кает в зависимости от того, когда наступает переживание вне чувственного тела, ибо тогда самопозна­ние становится истинным и не может быть больше затемнено желанием увидеть себя таким, каким было бы приятно оказаться.
     Эти особые вспышки самопознания бывают мучительными, угнетающими для души. Но кто хочет приобре­сти способность переживать вне тела, тому не следует их избегать. Ибо они непременно наступят бла­годаря тому совсем особому отношению, в которое человек должен встать к своей собственной душе. Но нужно еще больше душевных сил, когда дело касается всеобщего человеческого самопознания. Наблюдаешь себя с такой т.зр., которая лежит за гранью прежней душевной жизни. Говоришь самому себе: ты смотрел на вещи и события мира сообразно твоей человеческой сущности и так судил о них. Попытайся предста­вить себе, что ты больше не можешь их так рассматривать и так судить о них. Но тогда ты вообще пе­рестаешь быть тем, что ты есть. У тебя не остается внутренних переживаний. Ты сам становишься ничем. — Так должен сказать себе не только тот, кто живет в повседневности и лишь изредка создает себе представления о жизни и о мире. Так должен сказать себе каждый ученый, каждый философ. ... Оглядываешься на всю свою душу, на свое "я" как на то, что приходится сбросить с себя, если хочешь вступить в сверхчувственный мир. И все-таки душа не может не считать это "я" своей подлинной сущностью, пока не вступит в сверхчувственный мир. Она принуждена видеть в нем истинную сущность человека. Она должна сказать себе: через это мое "я" должна я создавать себе представления о мире; это мое "я" мне нельзя утратить, если я не хочу утратить самое себя как существо. В ней господствует сильнейшее стремление повсюду сохранить свое "я , чтобы не потерять всякую почву под ногами. Так должна ощущать душа в обыденной жизни; но ей нельзя больше так ощущать, когда она вступает в мир сверхчувственный. Здесь она должна переступить через Порог, за которым ей надлежит расстаться не только с тем, что она счи­тала своим ценным достоянием, но и с тем, чем она была доселе для самой себя. Она должна быть в со­стоянии признаться себе, что принимаемое ею прежде за основную правду о себе за порогом сверхчувст­венного мира обнаруживается как самое жестокое заблуждение.
     Перед таким требованием душа может содрогнуться и отступить. То, что ей предстоит сделать, при­знание ничтожества своей собственной сущности, она может ощутить до такой степени утратой себя, что у Порога она почувствует себя бессильной исполнить это требование. Осознание этого может принимать всевозможные формы. Оно может проявиться совершенно инстинктивно, и человеку, кото­рый думает и действует в духе этого признания, оно может представиться чем-то совсем иным, а не тем, что оно есть на самом деле. Он может, напр., ощутить глубокое отвращение ко всяким сверхчувственным истинам. Он может счесть их за мечтания или за фантастику. Но он поступит так только потому, что в неведомых ему самому глубинах души он питает тайный страх перед этими истинами. ... Однако может случиться и так, что человек не остановится перед этой инстинктивной задержкой на подступах к Поро­гу, что он сознательно дойдет до Порога, потом повернет назад, ощутив страх перед дальнейшим. Но то­гда ему будет нелегко изгладить действия, оказанные на его обычную душевную жизнь приближением к По­рогу, ибо испытанное им бессилие быстро прострется на всю его душевную жизнь.
     Дальнейшее заключается в том, чтобы человек усвоил себе способность отбрасывать при вступлении в сверхчувственный мир все, что он ощущает в обыкновенной жизни как самую твердую правду, и чтобы он научился ощущать вещи и судить о них по-иному. Но он должен также ясно сознавать, что когда он опять будет в мире внешних чувств, то ему снова будет необходимо пользоваться тем родом ощущений и сужде­ний, которые имеют силу для этого мира. Он должен научиться не только жить в двух мирах, но жить в двух мирах совершенно различно. Находясь в мире внешних чувств и рассудка, он не должен умалять зна­чение здравого суждения по той причине, что в ином мире он вынужден применять иной род суждения.
     Трудно для человеческого существа занять такое положение. Эта способность достигается продолжите­льным, усиленным и терпеливым укреплением душевной жизни. Переживая опыт, связанный с приближением к Порогу, человек ощущает, что для обыденной душевной жизни это благодеяние — не подходить к По­рогу. Ощущения, возникающие при этом в человеке говорят о том, что это благодеяние проистекает от какого-то властного существа, защищающего человека от опасности пережить у Порога ужасы самоуничто­жения. За внешним миром, в обычной жизни, сокрыт иной. У его Порога стоит строгий Страж, способствующий тому, чтобы человек ничего не узнавал из законов сверхчувственного мира. Ибо все сомнения, всякую неуверенность относительно этого мира все же легче перенести, чем созерцание того, что надо оставить позади, если хочешь вступить в сверхчувственный мир". 16 (4)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     1242
. Борьба Архангела Михаэля с драконом подготовлялась с 1842 г., к определенному разрешению она пришла в 1879 г. и отразилась на Земле в событиях, начавшихся с 1914 г. "События, сравнимые с этими, происходили в прошлом примерно за 300 лет до Рождества Христова и еще ранее, примерно в сере­дине 5-го тысячелетия до Рождества Христова".

     Борьбу Михаэля в XIX столетии на Земле не заметили, поэтому к ее осознанию идут через страдания. "Люди за 3—4 столетия до Р.Х. отчетливо сознавали: что-то происходит в духовном мире и отражается в мире людей. — И то, что тогда видели, мы можем обозначить сегодня как рождение человече­ской фантазии. ... Естественно, художественные произведения имелись и в 3-м или в 4-ом тысячелетии до Р.Х. ... Но эти художественные произведения исходили из действительных, ясновидческих имагинаций. Те, кто были художниками, могли видеть, как им открывалось духовное, и просто копировали это духов­ное, открывавшееся им. ... Та фантазия, что впервые возникла в указанный момент, позже разрабатыва­лась в творениях Леонардо, Рафаэля, Микельанджело".
     "В наше время человечество должно пережить рождение деятельного рассудка; в то время (в III в. до Р.Х.) — деятельную силу воображения, теперь — рождение деятельного рассудка. В то время возникла воз­можность путем подражания внешним формам творить полные фантазии облики. Теперь люди должны постичь внутреннее, исполненное сил творение идей, благодаря которым каждый сам себе создает образ своего собственного существа и ставит его перед собой как цель своих стремлений. Самопознание в широком смысле слова должен осилить человек". 198(2)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

Трудности самопознания
     619. "Что же такое самопознание? Это познание нашего повседневного "я", того, чем мы уже являем­ся, что мы носим в себе. Это, как говорится, вглядывание в свою собственную душевную жизнь. Но необ­ходимо уяснить себе, что таким путем мы не можем прийти к своему высшему Я, ибо когда человек смот­рит в самого себя, то находит то, чем он является. Но именно над этим он должен вырасти, чтобы преодолеть это "я" в обычной жизни. Но как? Многие убеждены, что их свойства наилучшие, и кто также не обладает ими, тот им несимпатичен. Кто перерос это мнение, не только в теории, но и в чувстве, тот находится на пути к истинному самопознанию. Из отражения себя себе самому выходят с помощью осо­бых методов, которые нужно применять всегда, когда есть свободные хотя бы пять минут. Тогда необходи­мо исходить из следующего тезиса: все свойства односторонни; ты должен узнать, в чем заключается од­носторонность твоих свойств и найти способ их гармонизации. Этот тезис особенно подходящ не для тео­рии, а для практики. Кто усерден, должен проверить, а не на ложном ли месте проявляет он усердие. Рас­торопность также односторонняя, я должен дополнить ее осторожностью, рассудительностью. Каждое свой­ство имеет свой противополюс; его нужно освоить и затем искать гармонизации с ним, например: поспеш­ности с неторопливостью, расторопности с рассудительностью; но будучи рассудительным, не следует быть медлительным. Тогда человек начинает работать над своим возвышением. Это не относится к медитации, это должно вырабатываться наравне с ней.
     Эта гармонизация состоит во внимании именно к мелким чертам. Например, у кого есть привычка не да­вать другим высказываться, должен внимательно следить за этим, а однажды в течение шести недель пред­принять следующее. Нужно сказать себе: теперь ты умолкнешь в присутствии других, насколько это только возможно. Затем человек привыкает говорить не слишком громко и не слишком тихо". К низшему самопозна­нию также относится выработка терпения в оккультном смысле. "Высшее самопознание начинается тогда, ко­гда мы говорим себе: в том, чем является наше повседневное "я", совсем не содержится нашего высшего Я. Оно во всем внешнем мире, вверху, в звездах, в Солнце, Луне, в камнях и животных — повсюду пребыва­ет та же сущность, что и в нас. ... Низшее "я" говорит: я стою здесь и мерзну. — Высшее Я говорит на это: Я есть также холод, ибо я живу как единая самость в холоде и делаю самому себе холодно. — Низшее "я" говорит: я нахожусь в глазу, который видит Солнце. — Высшее Я говорит: Я есть Солнце и вижу сол­нечный луч в твоем глазу". 95(14)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     620
. "Это принадлежит к испытанию души, что мы должны следовать призыву "Познай самого себя" в некотором отношении выходя из себя". 129(7)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  


     638
. Медитация
    
"Если ты хочешь познать себя,
     Смотри вверх, в мировые дали.
     Если ты хочешь прозреть мировые дали,
     Смотри вниз, в самого себя". 239(9)


     Перейти к данному разделу энциклопедии

  

  Оглавление          Именной указатель Предметный указатель    Наверх
Loading


      Рейтинг SunHome.ru    Рейтинг@Mail.ru