546. «Гномы являются теми существами, которые некоторым образом внешне в мире на духовный лад заканчивают то, чего недостает миру самых низших животных вплоть до амфибий и рыб -- и особенно рыб, -- которые имеют лишь намек на скелет. Так что эта низшая ступень животных некоторым образом становится целым благодаря существованию гномов. ... между низшими существами и гномами царит антипатия. Гномы не хотят становиться такими, как эти низшие существа. ...Гномы создают в дополнение к миру низших животных то, чего он не имеет. Этот мир низших животных обладает смутным сознанием; гномы имеют ясное сознание. Этот низший мир животных не имеет костного скелета, костной опоры. Гномы связывают, я бы сказал, все, что содержится в силе тяжести, и формируют из летучей невидимой силы тяжести свои тела, которым всегда угрожает опасность распасться, потерять субстанцию. Гномы вынуждены все снова и снова творить себя из тяжести, т.к. им постоянно угрожает опасность потерять субстанцию. Поэтому, чтобы спасти свою экзистенцию, гномы постоянно наблюдают за тем, что происходит вокруг них. Нет других более наблюдательных существа на Земле, чем гномы. Их касается все, они должны все знать, все замечать, чтобы спасти свою жизнь. Гном должен постоянно бодрствовать; если бы он был сонным, каким часто бывает человек, то он тут же в этой сонливости умер бы». Существует старая немецкая пословица: будь внимателен как Вихтельман. Вихтельманы -- это гномы. Если бы гнома посадить в класс, то он был бы образцом для подражания. «Кроме этого свойства гномы обладают еще другим: они наполнены непобедимым стремлением к свободе. Они мало беспокоятся друг о друге и все внимание обращают на другой мир, на мир окружения».
     Человек мог бы видеть гномов во сне, если бы сон снял свою маску символичности, благодаря которой сердце, например, предстает как печь, легкие как крылья и т.д. Это все маски. «Но в обычном состоянии сознания человек защищен от того, чтобы воспринимать эти вещи, будучи к ним не подготовленным, поскольку они напугали бы его. Тот облик, в котором гномы предстают человеку, являет собой отображение всего того, что в человеке работает как разрушительные силы. ...И гномы, если их воспринять неподготовленным, предстают как чистый символ смерти. Человек страшно напугался бы, если бы ничего не зная о них обычным рассудком, увидел во сне, как его погребают, ибо так это и переживает человек в астральном мире. Во сне, с той стороны, человек именно так переживает эти вещи: гномы его погребают. Но так это предстает только в момент засыпания».
     «Ундины ... стоят в отношении к животным (завершая их), находящимся на более высокой ступени (чем амфибии). ...Эти животные, как высшие рыбы или высшие амфибии, нуждаются в чешуе, в каком-либо твердом панцире. Они нуждаются во внешней твердой оболочке. И силами, создающими эту внешнюю защиту, этот, в некотором роде, внешний скелет, мир обязан деятельности ундин. ...Когда человек входит в глубокий сон без сновидений, однако сон при этом не остается без сновидений, а через дар инспирации делается прозрачным, тогда перед духовным взором человека из моря астрального, в которое гномы как бы погребают человека при засыпании, всплывают ундины. В глубоком сне становятся они видимыми. ... ...Глубокий сон раскрывает окружение человека как подвижное море живых существ, подвижное море ундин».
     «Гномы и ундины добавляют голову к тем животным, которым ее недостает. Птицы же ... -- это одна голова. Сильфы дополняют птиц духовным образом, давая то, чего им не достает: телесное завершение. ... В воздухе летают птицы с чахлыми ногами; тем мощнее выработаны конечности у сильфов, и духовным образом они являют в воздухе, я бы сказал, то, что корова являет внизу, в физической материи. Поэтому я мог сказать, что сильфы в птичьем племени имеют свое «я», которое связывает их с Землей. Человек на Земле получает свое «я». Что сильфов связывает с Землей? -- Птицы. Птицам они обязаны своим «я», по крайней мере осознанием его».
     Сильфов человек видит в сновидении перед пробуждением, если опять-таки оно не маскируется в свои образы-символы. «Но сильфы тогда воспринимаются в удивительных обликах. ... если увидеть сон перед пробуждением без масок, то в него впархивает, сущностно впархивает свет. Человеку неприятно это ощущение по той причине, что конечности сильфов некоторым образом опутывают, оплетают его. Он чувствует так, как если бы свет был чем-то таким, что нападает, к чему человек особенно чувствителен. Возможно, что он ощутит это как поглаживание светом то здесь, то там».
     «Когда вы подходите к существам огня, то они образуют завершение летучей природы бабочек. Бабочка столь мало, сколь это возможно, развивает свое физическое тело, зато она -- световое существо. ...И когда человек, с одной стороны, увидит физическую бабочку и представит ее себе увеличенной, а с другой -- существо огня (вместе эти существа бывают редко), то у него возникнет чувство ... некоего крылатого человека, действительно крылатого человека. Нужно только соответствующим образом увеличить бабочку и существо огня до размеров человека, и тогда вы получите крылатого человека. ...
     Гномы и ундины завершают животных сверху, со стороны головы, сильфы и существа огня завершают птиц и бабочек снизу».
     Существа огня находятся в связи с мыслями человека. И если ему удастся в бодрственном сознании выйти из себя, оставаясь при этом совершенно разумным, твердо стоя обеими ногами на Земле, тогда он воспримет существо огня. Для этого нужно видеть, как протекают мысли, которые не связаны с человеком. Они тогда оказываются мировыми мыслями. «Они действуют и ткут как импульсы в мире. Человек тогда замечает: это иллюзия -- будто в голове, в этой коробке, заключены мысли. Они здесь только отражаются. Их отражения -- они здесь, но то, что лежит в основе мыслей, -- это принадлежит миру существ огня. Войдя в сферу этих существ, человек видит в мыслях не просто себя, но мысленное содержание мира, которое имеет имагинативный облик».230 (8)

585. «Труп астр. тела высоко развитого человека, который переработал свои низшие потребности, быстро растворяется. Но у низко стоящего человека это растворение идет медленно, поскольку он давал свободу своим склонностям и вожделениям. Тогда может даже случиться, что старый сброшенный астральный труп не растворится к моменту нового воплощения его прежнего носителя. И тогда того ждет трудная судьбу. Может также случиться, что, в силу особых обстоятельств, человек вскоре снова возвращается (на Землю), а его астральный труп еще продолжает существовать; тогда этот труп испытывает сильное к нему притяжение и вползает в его новое астр. тело. Человек, т. обр., создал себе новое астр. тело, а с ним соединяется старое, и оба затем плетутся сквозь жизнь. Старое астр. тело тогда выступает в злых снах или видениях как второе «я» и обманывает, мучает, терзает человека. Это неправомерный, фальшивый «страж порога». Старый астральный труп легко выступает из человека потому, что он слабо связан с другими членами его существа, и является тогда как двойник».95 (5)

750в. "Не все физическое в человеке определено к спасению. От него остается некий шлак... поэтому он находится под влиянием астральных элементарных существ". В немецкой мифологии таких существ называют альбами (Alben). Они являются в снах сидящими на груди, сдавливающими дыхание. (По-немецки кошмарный сон называется Alptraum; Traum означает сновидение. Отсюда происходит и название Альпы.) Мы имеем тут дело с драконом, которого необходимо победить. На более высоком астральном плане является Сфинкс.Д. 67/68, с. 41

61. "И как вы имеете в себе печень, которая постоянно наблюдает, разглядывает деятельность вашего пи­щеварения, так имеется в вас и мыслительная деятельность, о которой вы не знаете. Эта мыслительная деятельность... которая пользуется восприятийной деятельностью печени так же, как мозг использует восприятия, полученные глазом. Она совершается, как удивительно это ни звучит, почками, системой почек. ... Почки также стоят в связи с мышлением, совершаемым с помощью мозга, и когда деятельность этого мышления не в порядке, то не в порядке и деятельность почек". (Например, если заставлять ребенка слишком много учить наизусть, то это может привести к болезни почек.) Если почки не в порядке, человек видит злые сны. Это стоит в Ветхом Завете.
     "Печень смотрит, почки думают; они думают деятельность сердца и вообще могут думать все, что ни увидено печенью. Печень видит всю деятельность пищеварения и как млечный сок входит в кровь. Но далее, когда он уходит с кровью, он должен думаться. И это делают почки. Так человек имеет в себе как бы второго человека". Римляне выражали двоякое зрение, глазами и печенью, в виде двуликого Януса. Янус же — январь — взят потому, что летом печень и почки исполняют более внешние свои функции, зимой же сис­тема пищеварения становится более душевно-духовной. В январе деятельность души в печени и почках наи­более сильная. 347 (5)

452.

Взаимосвязи:		Оттеняются:
Элоимы, Духи формы:	Мир чувств
Архаи	мир мыслей
Архангелы:	мир речи:	чувства-представления
Ангелы:	фантазия, сны:	волеобразное чувство
Человеческое Я:	волевые действия:	воля

208 (13)

453. "Мысли являются теневыми образами существ астрального плана (бодрственные). Симпатии-антипатии — это теневые образы существ нижнего Девахана (сновидения). Моральные импульсы суть теневые образы существ высшего Девахана (сон)".130 (6)

Две астрономии

527. С точки зрения, расположенной на Солнце, Луна делает оборот вокруг своей оси за 29 дней, а если ее наблюдать с отдаленной звезды, то — за 27 дней. "Так что можно сказать: звездный день Луны составляет 27 дней, солнечный — 29 дней". Поэтому и полнолуние бывает двух родов, с разницей в 2 дня. "Это указывает на то, что в действительности мы имеем дело с двумя движениями в мировом про­странстве, которые хотя и идут совместно, но разного происхождения". Существует некое промежуточное время между началом отдельной культурной эпохи, соответствующим одному потоку, и тем началом, кото­рое сориентировано на Событие Христа. "Всегда необходимо, когда наступает полнолуние в отношении звездного времени, ждать, если хотят дождаться, солнечного времени. ... И здесь имеется промежуточное время. Так в космосе вы имеете два течения ...И о них можно сказать: если мы исходим от лунного течения, то солнечное течение оказывается чем-то таким, что в лунное течение впа­дает как импульс, идущий как бы из чужого мира, а именно: как событие Христа оно впадает в идущий вперед поток культурного движения. Для лунного мира солнечный мир — чужой мир. Для языческого мира мир Христа — чужой мир, с определенной точки зрения".
     Должно быть две астрономии: солнечная и лунная. Обе действуют в нашем мироздании. В истории сле­дует различать между тем, что совершается через движение, выражающееся в культурной эпохе, и тем, что происходит в нас благодаря тому, что мы отмечаем тот период времени, средоточием которого явля­ется Событие Голгофы. Обе эти вещи действуют в мире совместно, но мы должны их различать, если хо­тим к ним подойти". Праобразы космической истории мы имеем отраженными в себе в виде тех 3-х дней, которые необходимы для того, чтобы мысли настолько отвердели, что больше не могли бы подниматься в нашем астр.теле и являться в сновидении, но чтобы они вошли в эф.тело и могли в нем явиться как активное воспоминание. Один поток в нас переходит в другой.
     Солнце и Луна не одного происхождения, но восходят к своим эпохам. До эпохи Солнца, на др.Сатурне, имелось единство. С тех пор постоянно имеется тенденция протекания обоих потоков рядом. И как существует две астрономии, так существует два становления человека: языческой природы (например в естествознании) и христианской. В наше время существует негативная тенденция не дать этим потокам течь совместно.201 (12)

971. "Человек должен проспать 2-3 ночи после полученного переживания, прежде чем оно свяжется с другими переживаниями, которые уже отпечатались в физ. и эф. телах. И мир сна выража­ет внешне, и именно только внешне, эту борьбу". Когда человек видит сон, его астр. тело и Я вползают в эф. и физ. тела и запруживают их. "Это запруживание и выражает ту борьбу, что длится от двух до трех дней". Борьба происходит на границе за­сыпания и пробуждения, что и выражается в сновидении. Через 2-3 дня переживание вплетается в воспоминание. Интересна форма, в которой все это выражается. В земном бытии мы всё воспринимаем в определенных контурах, в фор­мах законов природы. В эфирном эти законы растворяются — спокойное начинает двигаться, угловатое за­кругляться и т.д. Что человек пережил интеллектуально, переходит в то, что он пережил художественно. После смерти эф. тело теряет третье измерение, разрастается в огромную панораму, содержащую в себе все воспоминания. И эта панорама 3-4 дня стоит перед душой.227 (8)

1792. "Здесь (в воле) мы, собственно, стоим перед совсем другим миром. ... здесь перед нами (см.рис., красное) мир, открывающий вовне все то, что обращается к нашим чувствам ... поскольку мы представляем собой головного человека. Миру же, лежащему за этим миром, мы принадлежим как люди конечностей (синий). Но в том мире мы спим. ... Эти миры таковы, что один из них повернут к нам, другой — от нас; он лежит за миром чувств, но мы происходим из него. ... на Востоке и теперь чувствуют, что есть взаимосвязь между этими мирами. ... На Востоке, хотя и антикварно для современного человечества, эту взаимосвязь пытаются осознать, воспринять относительно сознательно. Когда мы едим (это обозначено синими штрихами) ... когда мы при­нимаем в себя пищу, то в сфере сна разыгрывается процесс". Мы осознаем, скажем, яйцо и глотку; по дру­гую сторону стоит иной мир, и с ним имеется связь через наше дыхание. Наше дыхание, конечно, также ос­тается до определенной степени бессознательным, оно менее сознательно, чем зрение, слух, но более со­знательно, чем пищеварение. На Востоке пытаются через определенную практику осознать дыхание, но не пищеварение. "Дыхание является средней стадией между обменом веществ и чувственными восприятиями мира, полностью сознательным переживанием внешнего мира.
     Когда мы находимся между сном и бодрствованием, то в окружении Я для современного обычного сознания разыгрывается лишь то, что переживается в сновидении, что отражается в снах. В целом же можно ска­зать, что человек здесь некоторым образом перепрыгивает в мир, который я на схеме обозначил синим. Человек проникает в другой мир, и сны своей природой выдают, как человек туда перескочил. Подумайте то­лько, как родственны сны процессу дыхания, ритму дыхания, как часто чувствуется в них последействие ритма дыхания, ритма вообще".201 (4)

1840. "Если так представить физ. тело (см.рис., оранжевое), а так эф. тело (зеленое), то мы получим живое ткание между ними в мыслях, которые мы здесь схватываем, и затем на пути такого наблюдения мы приходим к познанию, что между нашими физ. и эф. телами, безразлично, бодрствуем мы или спим, постоянно разыгрываются про­цессы, состоящие в ткущем бытии мыслей между нашими физ. и эф. телами (желтое). Т.обр., мы теперь постигаем объективированным первый элемент душевной жизни. Мы видим в нем ткание между эфирным и физи­ческим миром.
     Эта ткущая жизнь мыслей, как таковая, в бодрственном состоянии не вхо­дит в наше сознание. ... Когда мы просыпаемся, мы вскальзываем нашим Я и астр. телом в физ. и эф. тела.
     Я и астр. тело в нашем пронизанном эф. телом физ. теле принимают участие в жизни восприятий чувств. И когда вы имеете в себе жизнь чувственных вос­приятий, то вы пронизываетесь внешними мировыми мыслями, которые вы можете вырабатывать в чувственных восприятиях, и тогда имеете силу это объектив­ное ткание мыслей заглушить. ... В этом объективном ткании мыслей разыгры­вается то, что является субъективным тканием мыслей (белое), что заглуша­ет то другое мышление, но что разыгрывается также между эф. и физ. телами.
     ... Мы живем в этом промежуточном пространстве между эф. и физ. телами, ко­гда душой сами ткём мысли. Мы заглушаем объективные мысли, всегда присутствующие в сонном и бодрственном состоянии, нашим субъективным сплетением мыслей. При этом и те и другие присутствуют в одной и той же области нашего человеческого существа". Объективные мысли можно схватить в момент пробуждения, но "...схватываются они не как мыслительное, а как живущая в нас сила рос­та, как сила жизни вообще. Эта сила жизни связана со сплетением мыслей. Она тогда пронизывает эф., или жизненное тело изнутри, она конфигурирует вовне физ. тело".
     "Когда сон переживается при вплывании в эф. тело, не в последующем воспоминании, где его можно схватить лишь вкратце, как это обычно бывает, но если его схватывают в тот самый момент, когда он происходит, т.е. в момент вплывания (Я и астр. тела) в эф. тело, тогда он оказывается чем-то подвижным, чем-то таким, что переживается как сущностное, в чем чувствуют себя. Образность перестает быть просто образностью. Человек получает переживание, что он находится внутри образа. Но благодаря переживанию такого пребывания в образе, той душевной подвижности, что бывает лишь в бодрственной жизни, когда душа находится в одном движении с телом, волнуется в движении рук, человек начинает делаться во сне активным ... тогда при пробуждении к этому переживанию присоединяется другое: эта подвижность, переживаемая во сне, в которой человек находится как в чем-то сейчас происходящем, она погружается в на­шу телесность. И как во время мышления мы чувствуем: мы проникаем до границы физ. тела, где находятся органы чувств, и воспринимаем чувственные впечатления мышлением, — так чувствуем мы, как погружаемся в себя с тем, что во сне переживалось как внутренняя подвижность. ... И если человек ушел настолько да­леко, что это погружение имеет перед собой как переживание, то он также знает, что происходит при этом погружении: погрузившееся излучается назад в наше бодрственное сознание, излучается оно назад как чувство. Чувство — это погрузившиеся в нашу организацию сны. ...
     Итак, мы переживаем чувство благодаря тому, что находящееся в нашем астр. теле погружается в наше эф. тело и затем далее, в нашу физическую организацию, но не до области чувств, т.е. не до периферии организации, а только внутрь организации. И если это схвачено, прежде всего через имагинативное познание, особенно отчетливо увидено в момент пробужде­ния, тогда получают внутреннюю силу видеть это постоянно. ... Что является чувством (красное) — ра­зыгрывается между астр. телом (светлое) и эф. телом (зеленое). Естественно, оно отпечатлевается и в физ. теле. Сны, по сути говоря, продолжаются и днем, только наше мыслящее сознание затмевает их жизнью представлений. Но если заглянуть за представления — путем присутствия в момент сновидения, — то там видны эти сны, которые, погружаясь в нашу организацию, выступают как жизнь чувств".
     "С помощью упражнений в имагинации, Я и астр. тело усиливаются. Они делаются в себе крепче, науча­ются переживать себя. В обычном же сознании мы действительного Я не имеем".
     "Мы не воспринимаем Я непосредственно обычным сознанием, мы его воспринимаем наподобие сонного состояния. Но когда мы вырабатываем имагинативное сознание, то Я действительно выступает, и оно во­левой природы. И мы замечаем, что наше чувство обращается на мир с симпатией или антипатией, что ак­тивизирует в нас волю; это разыгрывается как процесс, подобный тому, который имеет место между бодрст­вованием и вхождением в сон. Его, опять-таки, можно наблюдать в момент его протекания. ... Что происхо­дит при засыпании, когда Я и астр. тело уходят из физ. и эф. тел — происходит внутренне всякий раз в волении". Правда, момент засыпания труднее схватить, чем момент пробуждения.
     "В воле мы погружаемся в тот же элемент, в который мы погружаемся при засыпании. В воле мы факти­чески освобождаемся от нашей организации. Мы соединяемся с реальной объективностью. При пробуждении мы просачиваемся сквозь наше эф. тело, сквозь наше физ тело до его периферии, занимаем место во всем теле, пропитываем всё тело; в чувстве мы отсылаем назад в тело наши сны, погружаемся в него внутренне; сны становятся чувством. Но когда мы не остаемся в теле, а, не идя до периферии тела, внутренне, духовно выходим из тела, то приходим к воле. Так что воля, фактически, возникает вне зависимости от тела. ... Воля (лиловое) разыгрывается между Я (синее) и астр. телом (светлое)".
     Так имеем мы (см.схему) на одном конце, на периферии физ. тела, восприятия чувств. А если через Я мы идем возне, то воля становится действием, другим полюсом по отношению к восприятиям чувств. "Таким путем мы объективно постигаем то, что субъективно переживается в течении мыслей, чувств и воли. Так переживание превращается в сознание".
     "Между астр. телом и Я развивается воля. Воля становится действием, когда идет далеко во внешний мир, до того места, откуда приходят впечатления чувств. Но во сне многое из того, что хочет стать деянием, не становится таковым, остается связанным с Я, когда оно через смерть переходит в ду­ховный мир. Вы видите, мы переживаем здесь, с одной стороны, нашу становящуюся карму (см.след.рис.). Между во­лей и действием переживаем мы нашу становящуюся карму. В имагинативном сознании прошлая и становящаяся карма сливаются; сливается то, что ткет и живет в нас и продолжает ткать под порогом, над которым находятся наши свободные действия, которые мы можем изживать между рождением и смертью. Между рождением и смертью мы живем в свободе. Но под этой областью ткет и живет свободная воля, та воля, которая, собственно, имеет бытие лишь между рождением и смертью, карма, чьи действия мы воспринимаем идущими из прошлого, когда в состоянии удержаться с нашим Я и астр. телом в эф. теле, пробиваясь вплоть до физ. тела. С другой стороны, мы воспринимаем становящуюся карму, когда в состоянии удержаться в области между волей и деянием". Но для этого нужно развить большую жажду упражнений. Однако ко всему этому можно прийти и без упражнений. При достаточной внимательности можно в присутствии духа постичь объективность прошлого, особенно в нравственных импульсах; хотя и не так точно. Каждый раз при пробуждении мы проходим область нашей прошлой кармы, а вечером, при засыпании — становящейся кармы.
     "Пугает восприятие того, что лежит между волей и действием, в чем можно застрять".

207(3)

Две воли и два чувства. Свет и тьма

1877. "В нашем человеческом бытии мы можем различать два рода воли: внутреннюю и внешнюю. И мы мо­жем сказать: внешняя воля является нам в ее действии, когда мы бодрствуем. Внутренняя воля является нам в ее действии, когда мы спим. ... Воля имеет дело с органической деятельностью... с процессами обмена веществ. ... И вот из этого моря воли человеческого существа ударяет волнообразно то, что от­крывается в чувствах. Мы ведь знаем, что чувство (см.схему) является очень смутной действительностью человеческого существа, что чувство для сознания обладает лишь той интенсивностью, что и сновидение. И тем не менее оно светлее воли. ... Человек просветляет себя в своих чувствах. И когда он просветля­ет себя, то два полюса воли восходят в интенсифицированное сознание; выявляются как внутренняя, так и внешняя воля, когда они могут пробиться в сознание.
     Подобным же образом мы различаем два рода чувств... одно выбивается из воли и родственно состоянию сна человека. Оно изживается в антипатиях, которые человек развивает в широком объеме... в то время как воля, ведущая человека во внешний мир, когда она ударяет в чувства, приво­дит нас в исполненное симпатии отношение с внешним миром". Чувства раскрываются в душевной деятельно­сти. "Мы можем с этой точки зрения изучить душевную жизнь и получим много показательного. Мы увидим, что бодрствование призывает нас к симпатии к окружающему миру. Антипатии приходят из бессознательных состояний. Они проникают из спящей воли. ... Благодаря антипатиям мы отдаляем себя от окружающего мира, делаем себя одинокими, замыкаемся в себе. Эгоизм, развиваемый человеком, имеет своей предпосыл­кой восходящие внутри антипатии. Чем эгоистичнее человек, тем больше элемента антипатии действует в нем. Он хочет замкнуться, он хочет по возможности чувствовать в себе".
     В обычной жизни мы не замечаем, как взаимодействуют симпатия и антипатия. Но в аномальных случаях, например, когда во сне нас мучают при стесненном дыхании кошмары, можно узнать, что "...душевно эти кошмары в существенном выражают антипатичное отклонение того, что хочет проникнуть в нас и не позволяет нам достаточным образом пережить нашу эгоистичность". Если антипатия сильно захватывает человека в бодрственном состоянии, то она пронизывает астр. тело; и тогда антипатия струится как самостоятельная аура. Человек тогда может испытывать антипатию даже к тем, кого он ранее любил. "Если человек переживает антипатию, необъяснимую внешними отношениями, то это происходит из переливающейся в душе через край антипатии, и означает анормальную выработку в душевной жизни одного полюса, вы­ступающего из сна.
     Итак, если антипатичное существо получает перевес, то человек становится мироненавистником. Эта ненависть к миру может очень сильно возрастать. Все воспитание, все социальное взаимодействие должно вести к тому, чтобы помешать возникновению подобных человеконенавистников". Из того же источника возникает и мания преследования — как результат сильного эгоизма. Кто за порогом сознания познает эту волю, тот узреет тайну того, что во внешней жизни ведет человека ко всему плохому. "Это глубокая тайна жизни, что уравновешивание нашей органической деятельности мы получаем благодаря тем силам, ко­торые, овладев человеком в сознательной жизни, способны сделать его преступником, злодеем.
     В мире не существует злого или доброго самого по себе. ... Если вы спросите о сущности сил, действующих компенсирующе на израсходованные жизненные силы, то вы должны на это ответить: это есть зло. У зла есть задача. И она такова. ... Нужно знать, что жизнь — это опасный процесс для человека и что в подосновах жизни присутствует необходимая для употребления сила зла. ...
     Но волны бьют далее, в представления. И когда внутреннее спящее воление просветляется в чувствах, ударяет в представления, то тогда оно становится хотя и светлее, но, в то же время, качественно спиритуальным, оно переабстрагируется. Антипатичные чувства еще обладают некоторой живой интенсивностью в человеческих переживаниях. Когда же они ударяют в представления, то тогда они живут во всем том, что в человеке является отрицательными суждениями, отклоняющими суждениями. Все, что в жизни мы отрицаем в суждениях, все, что логика называет отрицательными суждениями, является биением антипатичных чувств или спящей воли в жизнь суждений.
     А когда в представления ударяют симпатичные суждения, коренящиеся во внешней воле, в бодрственной воле, то мы получаем утвердительные суждения... воля, чувства и суждения или представления ударяют далее, вплоть до сферы органов чувств. И что же возникает, когда отрицательные суждения достигают органов чувств? — Тогда возникает нечто, не воспринимаемое: мы переживаем темноту, если речь идет о вос­приятии, идущем через зрение. Утвердительные суждения, напротив, дают переживания света. Естественно, в ином случае мы должны говорить о переживании немоты, о переживании тона или звука. Ко всем 12 чув­ствам относится то, что мы охарактеризовали через свет и тьму".


     Сфере органов чувств соо­тветствует божественная деятельность. Эту деятельность переживали во 2-ю послеатлантическую эпоху: Бога в свете, Бога в тьме; "... Бога в свете: Божест­венное в люциферической окраске; Бога в темноте: Божественное в ариманиче­ской окраске.
     Так пережива­ла персидская культура вне­шний мир. Солнце было пред­ставителем внешнего мира — Солнце как божественный источник света". В 3-ю послеатлантическую эпоху пережи­вали сферу между суждени­ями и чувствами. Божествен­ное переживали в столкнове­нии представлений с чувствами. "И если мы в состоянии прочесть образные и т.п. документы, сохранившиеся от египто-халдейских времен, то мы обнаружим, как все там образовано из симпатичного утверждения и антипатичного отрицания. Можно почувствовать в еги­петских надгробных и иных фигурах, что в них заложено нечто, художественно изображено это симпатичное "да", антипатичное "нет". Нельзя изобразить никакого сфинкса, не внеся в изображение симпатизирующую или антипатизирующую жизнь идей. ... Солнце переживали как божественный источник жизни".208(20)

Сновидения

1014. "Сны человек, собственно говоря, видит постоянно от засыпания до пробуждения".

1015. "Когда Я и астр. тело выходят из физ. и эф. тел, то Я быстро всасывает в себя астр. тело. А поскольку Я совершенно беспомощно в отношении к космосу, совсем не может воспринимать, то человек при засыпании лишается восприятий. А то, что сюда проникает как сны, носит лишь спорадический характер". В прошлом астр. тело оставалось в собственной субстанции и при засыпании, и определенного рода воспри­ятия оставались и ночью, особенно при переходе от бодрствования ко сну и при пробуждении. Все это пре­кратилось с ХV в.237 (5)

1028. "Представьте себе, что вы легли спать. В этом состоянии сна вы принимаете участие своим чувством, средней частью человека. С вас сползает одеяло, и часть вашего тела мерзнет. ... В сновиде­нии, поскольку вы не знаете там о себе и все ширится, охватывая весь мир, открывшаяся часть тела расши­ряется до чувства: я гол. ... И вы чувствуете во сне: я не могу одеться, что-то мне мешает; ибо вы не можете двигать конечностями. Так происходит в сознании сна.
     Рассмотрите эти две вещи: я чувствую себя раздетым, я не могу одеться. Это происходит в вас потому, что вам теперь недостает физического мира, чтобы эти две вещи соединить вместе; а сами они принадлежат двум различным мирам". Кроме того, представьте себе, что вечером вы хотели идти гулять, и этот факт также входит в сон. И все три факта выступают раздельно. В материально-физической жизни они соединя­ются логикой этого мира, но когда вы проходите Порог духовного мира, игнорируя Стража Порога (т.е. не сознавая его), все расходится по трем мирам (воспоминание о физическом мире, душевный мир и духовный мир).
     В I-м мире — прогулка; во II-м мире — пребывание раздетым; в III-м мире — вы переживаете, что не можете одеться. "И вы чувствуете себя в этой ситуации разделенными натрое, находящимися среди чужих людей, находящимися под их взглядами неодетым, будучи не в состоянии одеться". В данном случае вы хаотически со­единяете три мира по законам физического мира, игнорируя Стража Порога, вносите привычки физического мира в мир духовный — в результате вы чувствуете себя в подобной ситуации. "В этом заключается существенное бессчетного числа сновидений, что в момент, когда переступают Порог и пренебрегают предостережениями Стажа Порога, то ощущаемое в физически-природном мире как единство расходится натрое, и человек оказывает­ся перед тремя мирами. Верное следование предостережениям Стража Порога может помочь человеку соединить это в единство; человек должен быть в состоянии соединить эти три мира".
     "Сон не раскрывает того, о чем он говорит, когда его интерпретируют физически, но — когда его содер­жание интерпретируют морально-духовно". Например, в том сне, где человек видит себя раздетым среди множества людей и испытывает чувство большого стыда, ему следовало бы не останавливаться на ходе чувст­венных образов, а спросить себя: не выступает ли временами в моем дневном сознании свойство, в силу ко­торого я не с полной внутренней истинностью подхожу к другим людям? Не пользуюсь ли я чрезмерно одея­ниями условности, не облекаюсь ли я во всевозможные вещи, которые во внешнем мире исполняют условно? И не обладаю ли я той особенностью, что именно по этой причине я не бываю подчас честным в глубочайшем внутреннем, но предаюсь чему-то не истинному?
     "Двигая мысли в подобном направлении, человек найдет постепенно к моральной интерпретации сна; "он скажет себе: когда я засыпаю, то духовные существа подступают ко мне и говорят, что я не должен натягивать на себя ложных одеяний, но и должен вести себя так, каков я внут­ренне, как духовно-душевный человек".227 (6)

301. В средневековой церкви велась свободная дискуссия между доминиканцами, ставшими на почву схоластики, и францисканцами, сторонниками детского чувства. Конечно, при этом римский епископ не только объявлял людей еретиками, но их еще и сжигал. Правда, тут во многом повинны светские власти, предоставлявшие ему такую возможность. Но постепенно католическая церковь отказалась и от свободной дискуссии, и причина этого кроется в переломе в сознании людей, наступившем в XV в. "В этом состоит особенность современного человечества, что из глубин души люди всe более и более хотят приходить к собственным суждениям. В Средние века такого не было. В Средние века человек имел некий род коллективного сознания, над которым могли возвышаться лишь отдельные образованные люди, схоласты, кто развились из всеобщего единообразного сознания целого народа благодаря тому, что держали своe учение внутри круга схоластической образованности; по крайней мере для незначительной части населения можно сказать: внутри круга раввинской образованности или т.п. Но в остальном сознание людей было единообразным, коллективным, родовым. И из него всe больше и больше вырабатывалось индивидуальное сознание.
     Чем при этом обладала католическая церковь, поскольку постепенно втягивала в свою среду высокообразованных людей, это — историческим предвидением. Католическая церковь очень хорошо знала, что ... принцип нового развития состоит в выделении индивидуального сознания людей. Но она не хотела этого допускать. Она хотела удержать смутное коллективное сознание, из которого выделялись бы только те, кто достиг схоластической образованности. И имелось хорошее средство это коллективное смутное сознание удерживать. А теперь я спрашиваю вас: не правда ли, среди многих характеристик сна имеется та, которая говорит, что сон во многих отношениях — лжец? Разве можете вы отрицать, что сон лжeт, что вещи, навязанные им, неистинны? Но не свойство сна, а свойство помутненного сознания таково, что оно не может контролировать — когда человек спит, — что является истиной, а что не истиной. Поэтому задачей притупленного сознания является: обрести способность отличать истину от заблуждения. Знают ли люди в подобных случаях, что они делают? Если знают, то рассказывают под маркой авторитета вещи, которые ложны. И это делают систематически. Этим замутняют сознание до смутности сонного сознания. Этим достигают того, что погребают индивидуальное сознание, желающее войти в среду человечества с середины XV в. И это бесконечно грандиозное предприятие — так действовать под маркой авторитета, чтобы людям — я теперь хочу говорить без образов — предлагать статьи, подобные той, что недавно появилась в "Католише Зонтагблатт", ибо людям не позволяют прийти к тому, к чему они должны приходить в силу развития, начавшегося с середины XV в. Если хотят верить, что происходящее в подобном направлении — где, если кто-то в отдельности об этом и не знает, тем не менее имеется целая иерархия, которая всe организует, — если хотят верить, что вещи возникают из простой наивности или из обыкновенной злобы, то тогда глубоко заблуждаются. Необходимо, разумеется, всеми средствами, имеющимися в распоряжении, бороться с ложью, с неправдой. Но при этом не следует думать что они проистекают из наивности или из веры в то, что человек считает истинным лишь то, что он говорит. Говоря правду, не могут достичь того, чего хотят. А хотят затемнить сознание, и его затемняют, говоря людям ложь. Это грандиозное дьявольское предприятие.
     И должно быть сказано откровенно: наивностью отличаются лишь стоящие на другой стороне. Наивности сегодня нет в католической церкви, наивность — у еe противников. Это они не верят, что католическая церковь велика в том направлении, о котором я говорю; они не верят, что католическая церковь давно предвидела, что в Европу придeт то социальное состояние, которое теперь стало действительностью, и что католическая церковь давно позаботилась о том, как ей действовать в этом социальном состоянии. И то, о чeм позаботилась католическая церковь, — это наведение мостов к радикальнейшему социализму, коммунизму и к его господству. Эта грандиозная предусмотрительность познаeтся во всeм, что действительно базируется на духовных подосновах... действительно коренится в духовной жизни, а не в абстракциях. ... Та церемония, что выражается в католическом дароприношении, имеет куда большее значение, чем все говорения евангельской кафедральной службы. Ибо это действия, совершаемые здесь, в чувственном мире, которые, будучи исполняемы здесь, в чувственном мире, в то же время своей формой наколдовывают (hereinzaubern) духовный мир в чувственном мире. Поэтому католическая церковь не прибегает к магическим средствам воздействия на людей, она в них не нуждается. У неe своe. И не следует думать, что против подобных вещей способно помочь что-то другое, кроме вступления в духовный мир с точки зрения истинной внутренней честности и искренности". 198(8)

418. "Современный человек, исповедующий материализм, постоянно колеблется, подобно маятнику, между слепыми и опьяняющими понятиями: слепыми понятиями — когда он ведeтся на помочах всем происходящим, а если что-либо постигает, то наиболее неподходящим образом; опьяняющими понятиями, — которые возникают у него, когда он предается только своим аффектам, своим страстям и так противостоит миру, что не понимает вещей, но или всe любит, или всe ненавидит, обо всeм судит на основе любви и ненависти, симпатии и антипатии". 175(5)

     504. "Определенную противоположность к индивидуальности Луны образует индивидуальность Сатурна. Эта индивидуальность Сатурна образована так, что хотя она сама различным образом возбуждается Мирозданием, на Землю она мало что посылает из этих возбуждений. Конечно, Сатурн также освещается солнечными лучами, но что из этих лучей он отбрасывает на Землю — это не имеет никакого значения для земной жизни. Сатурн является таким мировым телом нашей планетной системы, которое целиком и полностью отдает свое собственное существо. Он излучает свое существо в мир. ... Если Луна, когда ее рассматривают, говорит, сколь иначе все обстоит в мире, то Сатурн не говорит о том, какие побуждения он получает из остального мира, но он говорит только то, чем является сам. А то, чем он является сам, раскрывается постепенно как некий род памяти нашей планетной системы.
     Сатурн являет себя как то мировое тело, которое надежно проделывает все в нашей планетной системе, но он все верно хранит в памяти, в космической памяти. Он молчит о настоящих делах Универсума. Эти современные дела универсума он воспринимает и перерабатывает в своем внутреннем душевно-духовном. Вся сумма существ, живущих в Сатурне, хотя и отдается внешнему миру, но молча воспринимает события мира в душевное и рассказывает только о прошлых событиях космоса. Поэтому Сатурн, если его рассматривать, прежде всего, космически, представляет собой некоего рода странствующую память нашей планетной системы.
     Желая исследовать мировые тайны, мы напрасно взирали бы на Луну, но нам пришлось бы самим интимно подойти к лунным существам; в отношении Сатурна этого делать не нужно. В отношении Сатурна достаточно быть открытым духу, и тогда Сатурн преображается перед духовным взором, перед душевным взором в живую историографию планетной системы. В этом рассказе он не утаивает ничего из произошедшего в планетной системе. В этом отношении он полная противоположность лунному образованию, он говорит постоянно. И он говорит о прошлом планетной системы с внутренним теплом и внутренним жаром, так что даже опасно с тем, что он говорит в Мироздании, соприкасаться интимно, ибо о прошлых событиях Мироздания он говорит с такой самоотдачей, что это прошлое Мироздания вызывает безграничную любовь. Для того, кто подслушивает его тайны, он, так сказать, оказывается постоянным соблазнителем, зовущим пренебречь земным и целиком углубиться в то, чем некогда была Земля. ...
     ... И те люди, которые имеют земную склонность к Сатурну, всегда охотно оглядываются на прошлое, неохотно идут вперед и все снова хотели бы вернуть прошлое. Таким образом приближаются к индивидуальности Сатурна.
     Иного рода опять-таки такая планета, как Юпитер. Юпитер — это мыслитель нашей планетной системы, а мышление — это, до некоторой степени, тот элемент, о котором заботятся все существа, соединенные, так сказать, на его мировой территории. Творческие, созидающие мысли Универсума лучатся от Юпитера. Юпитер содержит мыслеформы, все образующие силы для различных существ Универсума. В то время как Сатурн рассказывает прошлое, Юпитер показывает в живом изображении, в живом постижении то, что соответствует ему в Универсуме в настоящий момент. Необходимо чувственным образом постичь то, что он предлагает духовному взору. Если человек сам не развивает мыслей, то он, скажем, как ясновидец не подойдет к тайнам Юпитера, ибо тайны Юпитера таковы, что они открываются только в мыслеформах, и только если человек мыслит сам, он приходит к тайнам Юпитера, поскольку тот является мыслителем Универсума.
     Когда человек пытается какие-либо загадочные вопросы бытия постичь ясным мышлением и не может с этим справиться по причине человеческих физических и эфирных препятствий, по причине астральных препятствий, тогда выступают существа Юпитера и помогают. Именно существа Юпитера являются помощниками в развертывании человеческой мудрости". Это они при значительном напряжении мысли во время сна подсказывают ответ. "Но в определенном смысле Юпитер и его откровения остаются закрытыми, в подсознании, если человек не идет им навстречу с активным, светлым, полным света мышлением. Поэтому в древности, когда активное мышление было слабо развито, тот способ, каким человечество продвигалось вперед, постоянно зависел от того, в каком отношении Юпитер находился к Сатурну. В особых взаимных констелляциях Юпитера и Сатурна людям открывалось многое. Новому человеку более указывается на то, как брать вещи в их развитии по отдельности, т.е. память Сатурна и мудрость Юпитера ощущать раздельно в их духовно-душевном развитии.
     Перейдем далее к Марсу. В нем мы имеем планету, которая — воспользуемся таким термином — является в нашей планетной системе более всего говорящей. ... Это самая болтливая планета в нашей планетной системе, он постоянно рассказывает. И он особенно деятелен, например, в тот момент, когда люди говорят во сне. Ибо он, по сути, страстно желает постоянно говорить, и если ему становится доступным что-либо в человеческой природе, способное говорить, то он возбуждает в этом болтливость. Эта планета менее мыслитель, а более говорун. Ее духи постоянно караулят, что возникает там либо здесь в Универсуме, и начинают говорить о том с большой самоотдачей и воодушевлением. Марс является тем, кто различным образом в ходе развития человечества побуждает людей делать высказывания о мировых тайнах. Он имеет хорошие и менее хорошие стороны. У него есть свой гений и свой демон. Гений действует так, что люди получают от Универсума импульс к речи. Но во всяких злоупотреблениях речью действует демон. Он является — в некотором смысле — агитатором Мирозда-ния. Он хочет уговаривать, тогда как Юпитер хочет только убеждать.
     Иную позицию занимает Венера. В определенном отношении Венера — как я должен выразиться иначе? — отказывается от всего Универсума. Они не доступна Универсуму. Она не хочет ничего знать об Универсуме. Она рассматривает Универсум так, что если бы она его не удерживала на расстоянии, то через этот внешний Универсум она, я бы сказал, потеряла бы свою "невинность". Она бывает ужасно шокирована, когда какое-либо впечатление из внешнего Универсума хочет подойти к ней. Она не желает Универсума и отказывает каждому "танцору" из внешнего Универсума. Все это трудно выразить на земном языке. Зато она исключительно восприимчива ко всему, что идет от Земли. В определенном смысле Земля является действительно возлюбленным Венеры. В то время как Луна повсюду отражает весь Универсум, Венера не отражает Универсума, не хочет знать о нем, но с любовью она отражает все, что приходит с Земли. Человек еще раз получает всю Землю с ее душевными тайнами, когда душевными глазами подсматривает тайны Венеры.
     Дело обстоит так, что люди, по сути, не могут подступать правильно к тайне своей души, если дело, которым они занимаются, не отражается им Венерой. Она только смотрит людям глубоко в сердце, ибо это интересует ее, и этому она дает подступить к себе. Итак, все интимнейшее, живущее на Земле, человек еще раз встречает на Венере в удивительном отражении. В отражении она все преобразует так, как человеческий сон преобразует внешние события физической жизни. Она берет земные события и превращает их в образы сновидений. Поэтому, собственно говоря, весь ход Венеры вокруг Земли, вся сфера Венеры является сновидением. И во многих образах сновидений живут сновидчески преображенными земные тайны людей. Венера имеет много дела также с поэтами. Только поэты об этом, естественно, не знают. ...
     И еще одно примечательно. Я сказал, что она отклоняет весь остальной Универсуму; и это так обстоит в общем. Но не одинаковым образом она отклоняет все, что идет из Универсума. ... Она вслушивается со всем вниманием в то, что говорит Марс. Она преобразует, пронизывает светом свои сновидческие земные переживания в связи с тем, что сообщается ей из Универсума через Марс.
     Все такие вещи имеют свою физическую сторону. От этих вещей идут импульсы ко всему тому, что творится в мире, что возникает в мире. И в том, что здесь разыгрывается — Солнце, конечно, находится там же и вносит во все порядок, — когда Венера воспринимает все идущее от Земли и постоянно подслушивает Марс — она не хочет его знать, но хочет его подслушивать, — из всего этого образуются те силы, которые лежат в основе органов, образующих человеческую речь. Если человек хочет познать в космосе импульсы для образования человеческой речи, то он должен посмотреть на эту удивительную жизнь и ткание, что совершается между Венерой и Марсом. И для развития речи какого-либо народа большое значение имеет то, как Венера стоит по отношению к Марсу: речь становится более внутренне углубленной, полной душевности, когда Венера, например, стоит в квадратуре к Марсу. Зато язык становится бездумным, пустозвонным, когда Венера стоит в соединении с Марсом, и это имеет влияние на определенный народ. ...
     ... Затем мы имеем Меркурий. Меркурий — это планета, которая, в отличие от других планет, интересуется всем, что имеет не чувственную, но такую природу, что с нею можно комбинировать. На Меркурии находятся мастера комбинирующего мышления, на Юпитере — мастера полного мудрости мышления. И когда человек из доземного бытия вступает в земное бытие, то импульс Луны является тем, который дарует силы для физического бытия. Венера дарует силы для всего того, что составляет задатки характера и темперамента. Меркурий же дарует силы для всего того, что в человеке составляет рассудочные и разумные задатки, прежде всего рассудочные задатки. В Меркурии основываются мастера комбинирующих сил познания.
     И опять-таки для человека существует примечательное отношение между этими планетами. Луна, которая содержит в себе строгих, целиком обращенных в себя духов, лишь отражает все то, что к ней излучается из Универсума; она, собственно, строит внешнее, тело человека. В этом построении телесности она соединяет силы наследственности. В ней пребывают те духовные существа, которые в полной замкнутости, я бы сказал, космически размышляют над тем, что от поколения к поколению наследуется в физическом. Поэтому люди современной науки, баррикадируясь от лунных существ, ничего не знают о наследственности. По сути говоря, глубокому взгляду открывается, что в современности, когда кто-либо говорит научно о наследственности, то на космическом языке о нем можно сказать: он покинут Луной, но зато околдован Марсом, ибо под влиянием демонических сил Марса он говорит о наследственности, но он стоит совсем далеко от тайны наследственности.
     Венера и Меркурий в большей мере несут душевно-духовное кармы в человеке и приносят это в его душевные задатки, в его темперамент. Зато Марс, а особенно Юпитер и Сатурн, когда человек стоит в правильном к ним отношении, имеют нечто освобождающее. Они отрывают его от предопределенной судьбы и делают его свободным существом.
     Несколько перефразируя библейские слова, можно сказать: Сатурн, верный хранитель памяти Универсума, однажды сказал: Сделаем человека в его собственной памяти свободным. — И тогда влияние Сатурна ушло в бессознательное, человек получил свою память, а с нею подоснову, залог личной свободы.
     Таким же образом внутренний волевой импульс, лежащий в свободном мышлении, является милостивым даром Юпитера. Юпитер, собственно говоря, может господствовать над всеми мыслями человека. Он является тем, у кого человек находит современные мысли всего Универсума, если делает их доступными для себя. Но и Юпитер отступает в сторону, дает человеку мыслить как свободному существу. А свободный элемент находится в речи по милости Марса. ... Между деяниями и импульсами планетарных индивидуальностей стоит Солнце, творя гармонию между тем, что освобождает человека и что определяет его судьбу. ... Лишь тот понимает, что содержится в пылающем солнечном свете, кто видит эту сплетенность жизни судьбы и свободы. ... в раскаленном жаре выступает необходимость судьбы, а в пламени судьба растворяется в свободу, и снова свобода, если она неправильно употребляется, уходит по кругу к действующей субстанциональности Солнца. Солнце — это некоторого рода пламя, в котором свобода фосфорически является во Вселенной, и оно, в то же время, является субстанцией, в которой собирается зола неправильно использованной свободы как судьба, которая может действовать далее, пока эта судьба не сможет снова перейти в фосфоресцирующую в пламени свободу". 228 (1)

     888. При пробуждении Я и астр.тело, быстро минуя эф.тело, внедряются вплоть до физ.тела. "Но ес­ли в каком-либо анормальном состоянии вы не сразу проникаете в физ.тело, но попадаете в эф.тело, прежде чем проникнуть в физ.тело, т.е. особенно проникаете в эф.тело, то возникают эти образы (сна), взятые из жизни. Ибо с обычным сознанием человек не имеет никаких представлений во сне, и только в момент, когда он, входя в физ.тело, минует эф.тело, или, выходя из тела при засыпании, задерживается в эф.теле, возникают образы сна. Итак, только в этих промежуточных состояниях формируются образы сна, взятые из жизни".
     "Но когда человек, целиком выйдя из физ.тела, получает образы в духовном мире, то тогда при­ходят не любые образы, а те, что описаны мною в связи с развитием мира в "Очерке Тайноведения". Это внешний эфир, заполняющий мир, его необходимо осознать до вхождения в эф.тело".
     "Если вы, напр., среди ночи обретаете сознание, не возвращаясь в физ.тело, так что физ.тело оказы­вается рядом с вами и вы видите его, тогда вы воспринимаете космологию, вы воспринимаете то, что описано в "Очерке Тайноведения". Написанное там я должен был назвать сило-образами мира или также мировыми мыслями".
     "Человек бодрствует, когда он мыслит, или чувствует, или волит. И как он может бодрствовать в трех состояниях, так может он в трех состояниях и спать. Ибо тот, кто обладает имагинативным созна­нием, видит мировые сило-образы, образные силы мира, и это происходит оттого, что он завоевал сознание этого, познание. Но каждый человек спит в этих образных силах мира, в мировых мыслях. ... Но этих сило-образов мира имеются еще два состояния сна, как в бодрственной жизни кроме мыш­ления есть чувство и воля. Когда мы рассматриваем обладание мыслями, то во сне этому соответствуют образные силы мира. Это значит, что когда вы осознаете легчайшее состояние сна, то вы живете ... в образных силах мира. Это подобно тому, как если бы вы проплывали все Мироздание из конца в конец, двигаясь через мысли, которые являются силами. Но есть глубокий сон, такой сон, о котором, если че­ловек не делает особых упражнений, ничего не внести в дневную жизнь. ... О глубоком сне может знать лишь тот, кто пришел к инспиративному сознанию. Он тогда воспринимает не просто то, что я описал в моем "Тайноведении"".
     "Когда образы делаются подвижными и исчезают, то выступает нечто такое, что можно назвать му­зыкой сфер, выступает некий род мировой музыки, но не той, которая живет просто в мелодии и гармонии, а которая является деяниями, поступками тех существ, что населяют духовные миры, деяниями Анге­лов, Архангелов и т.д.
     Человек видит некоторым образом волнующееся море образов, движущихся существ, которые из духа уп­равляют миром. Это мир, воспринимаемый через инспирацию, второй мир. Я могу назвать его явлением духовных мировых существ. И этот мир... является вторым элементом сна, как чувство — вторым элементом бодрство­вания. ... О третьем состоянии сна человек почти ничего не подозревает... наибольшее, благодаря чему это достигает сознания, заключается в чувстве при пробуждении: во время сна в нем было что-то совсем тяжелое, это нечто нужно преодолеть в первые часы после пробуждения. Я думаю, большинству из вас зна­комо это ощущение утром: он спал не совсем обычно, нечто было в нем, что оставило тяжесть, кото­рую приходится преодолевать долгое время утром уже в сознательном состоянии. Это третий род сна, ко­торый можно постичь только через интуитивное сознание. И этот третий род сна обладает большим значе­нием для человека.
     Когда человек слегка засыпает, то он соучаствует во многом, что проделывает и в бодрственном состоянии. Он принимает участие, хотя и по-другому, в своем дыхании. Он принимает участие, если не изнутри, то снаружи, в циркуляции крови и в других процессах тела. Во втором роде сна он, правда, не принимает больше участия в жизни тела, но можно сказать, он принимает участие в мире, общем с его те­лом и с его душой. Нечто из тела еще играет в душе. Играет нечто, напоминающее игру света в растении, когда растение днем развивается на свету. Но когда человек переходит в третий род сна, то нечто в нем становится — если я могу так выразиться — как минерал. Особенно сильно в нем отлагаются соли. ... Зато своей душой он находится в минеральном мире". Можно проделать такой опыт: положить на ночь возле кровати кристалл. В первом сне можно будет увидеть его извне, хотя и несколько тенеобразно. Во втором роде сна он теряет границы и то принимает форму шара, то вновь возвращается к первоначальной форме. В третьем роде сна, если бы вы смогли прийти к интуиции, вы пережили бы кристалл изнутри, вы как бы двигались по его граням к вершине и назад, и это было бы переживанием не только формы, но и внутренних сил. "В третьем роде сна человек стоит в третьем мире, в самом существе духовного мира, т.е. вы тогда стоите в сущностном Ангела, Архангела, всех тех существ, которых обычно воспринимают лишь внешне, т.е. лишь в их откровении".
     Во втором роде сна вы находите существ лилового цвета. "И среди этого вы находите также самих себя как душу, но не такими, какими вы являетесь теперь, а какими вы были до рождения, до зачатия. Вы познаете, как вы жили между смертью и новым рождением. ... Но когда вы приходите в третий род сна и можете в нем пробудиться — пробуждается интуитивное сознание ... то вы переживаете свою судь­бу, свою карму. ... Если вы можете видеть кристалл изнутри (не раскалывая его, ибо тогда вы вновь оказываетесь вовне), тогда вы можете также понять, почему в жизни вас постигает тот или иной удар судьбы". До явления Христа на Земле люди часто приходили в этот третий вид сна, но извлекал их оттуда Ангел. "Из первого и из второго состояний сна человек всегда извлекал себя сам, но не из третьего. До явления Христа на Земле человек в третьем состоянии сна должен был бы умереть, если бы его оттуда не извлекал Ангел или другое существо. С явлением Христа сила Христа, как я часто под­черкивал, соединилась с Землей, и всякий раз, когда человеку надлежит пробудиться из третьего рода сна, на помощь ему должна прийти сила Христа, соединившаяся с Землей через Мистерию Голгофы. Без си­лы Христа человек не проснулся бы от этого сна. Он проскользнул бы в кристалл, но назад не смог бы вернуться без силы Христа. Когда заглядывают за кулисы бытия, тогда замечают, что за значение имеет для Земли Импульс Христа. Итак, я особенно подчеркиваю: человек может войти в кристалл, но выйти из него он не может.
     Эти вещи можно особенно сильно почувствовать там, где после Мистерии Голгофы, после явления Хрис­та на Земле еще оставалось сильное старое языческое сознание, однако откровение Христа уже пришло. Это имело место, напр., в среднеевропейских областях. Многие люди там умерли по­тому, что впали в этот глубокий сон. Они бы не умерли, если бы Христос пришел им на помощь. Это чу­вствовали в связи, напр., с Карлом Великим, Фридрихом Барбароссой. Для внешнего мира Барбаросса как бы утонул. А куда пошла, для средневекового сознания, душа Карла Великого? Она должна была быть помеще­на в гору и там ждать, пока не придет Христос и не извлечет ее из глубокого сна. Подобного рода об­разы сказаний связаны с этим сознанием. "Сильная связанность бытия на Земле с Импульсом Христа пос­ле Мистерии Голгофы побуждает мир Ангелов, Архангелов и т.д. извлекать человека из прежнего состоя­ния сна, а иначе он оттуда не смог бы выходить. И это связано с силой Христа, а не с верой в силу Христа". Почему это так обстоит? Существа высших Иерархий не рождаются и не умирают, они просто пре­образуются. "Христос, живший до времени Мистерии Голгофы с другими божественно-духовными существами, принял решение познать смерть на Земле, стать человеком, чтобы в человеческой природе пройти через смерть и затем через воскресение вновь прийти к сознанию после смерти. ... Бог, ставший человеком, принес в земную жизнь такую силу, которая извлекает человеческую душу из внутреннего кристаллов, ко­гда он туда входит". 211(2)

     923. "На первой ступени ясновидения сны становятся все регулярнее, в них являются определенные обра­зы, слышны полные смысла слова. Они все более и более приобретают смысл, который можно расшифровать и соотнести с действительной жизнью. Напр., человеку снится, что дом его друга горит, а затем он узнает, что друг заболел. Первые взгляды на Девахан являют его подобным небу, покрытому облаками, которые группируются и постепенно принимают живые формы.
     На второй ступени ясновидения сны приобретают очень определенные контуры. Это геометрические и символические формы великих религий, святые знаки всех времен, являющиеся, так сказать, речью творческого Слова, святые иероглифы космической речи: крест — знак жизни; пентаграмма, или пятиугольная звезда, — знак Слова; гексаграмма, или шестиугольная звезда, — знак макрокосмоса, отраженного в микрокосмосе, и т.д. Но все — эти знаки, которые мы видим в абстрактных линиях, здесь являются цветными, живыми, сияющи­ми на фоне света. Они хотя и не являются одеянием живых существ, но означают, так сказать, нормы и за­коны творения. ... На этой ступени своего ясновидения ученик еще стоит на пороге Девахана. И дело за­ключается в том, чтобы переступить его и найти вход, ведущий из астрального мира на первую ступень деваханического мира. ... На первой ступени Девахана человек видит астральные образы физического мира (сам физический мир образует там пустоты); это есть то, что называют твердью Девахана, негативной фор­мой долин, гор, физических континентов.
     Когда человек медитирует с задержанным дыханием, то он достигает второй ступени Девахана. Пустые про­странства, которые создает физическая субстанция, наполняются системой духовных течений. Это течения универсальной жизни, которые пронизывают все; это океан Девахана. Здесь посвящаемый погружается в бью­щие источники всякой жизни. Он видит эту жизнь как колоссальную сеть всеохватывающих потоков, каналов. При этом его пронизывает чуждое ему и совсем новое ощущение. Он чувствует, как начинает как бы жить в металлах. ... Существа, которых человек встречает в этих областях, описаны Дионисием Ареопагитом как Архангелы, или оживители металлов; они выступают на второй ступени ясновидения.
     Человек достигает третьей ступени Девахана, когда жизнь своего мышления отрывает от связи с физи­ческим миром, когда в жизни мышления он может наполниться лишенным мыслей содержанием. Майстер гово­рит своему ученику: живи так, чтобы рассудочное мышление приводить в действие без предмета! — Лишь тогда откроется новый мир ... астральная душа вещей, воздух, деваханическая атмосфера. Эта атмосфе­ра совсем отлична от нашей. Ее субстанция жива, звучит, полна ощущений, как если бы она чувствовала. Она отвечает на каждый наш жест, действие, мысль, колебаниями, световыми явлениями, звуками. ... Так Девахан не отрывает нас от Земли, но являет нам ее извне. Человек больше не ощущает боль и радость как нечто такое, что разыгрывается в нем. Он рассматривает их объективно, как спектакль. Наступает новое время обучения в сочувствии и сострадании. Девахан — это школа, где человек учится и страдание, и радость этого мира рассматривать с более высокой точки зрения, где человек напрягает все силы на то, чтобы превращать страдание в радость, падения в подъемы, смерть в воскресение...
     На четвертой ступени проникновения на Девахан вещи являются в облике их пра-формы. Это больше не негативный аспект, а первоначальный тип, открывающий себя здесь. ... Это мир идей Платона, царство матерей, о котором говорит Гете и из которого он дает взойти фантому Елены. Что является на этой сту­пени Девахана, индус называет Акаша-хроникой. На нашем современном языке мы назовем это астральным образом всех мировых событий. Все, проходящее через астрального человека, утверждается здесь в беско­нечно тонкой субстанции, которая, собственно, является негативной материей. ... Пятая ступень — не­бесная гармония сфер. ... Мы достигаем здесь области, лежащей по ту сторону звезд". Ученика на этой ступени называют лебедем (Лоэнгрин). 94 (12)

     1072. "В тот момент, когда каким-либо образом нарушается обычный процесс дыхания, то тотчас же дыхание из обычного бессознательного процесса, на который мы можем совсем не обращать внимания, превращается в сознательный, в более или менее сновидчески-сознательный процесс. И если, выражаясь тривиально, процесс дыхания становится слишком энергичным, если он ставит большие требования к организму, чем тот в состоянии выдержать, тогда Люцифер получает возможность с дыханием проникнуть в чело­веческий организм. Он, конечно, делает это не сам, а его воинство.
     Я могу указать на явление, знакомое вам. При неправильном дыхании во время сна снятся кошмары, ибо благодаря этому к сновидческому сознанию примешиваются переживания духовного мира, а все пере­живания страха, связанные с кошмарными снами, происходят из люциферического мирового элемента".
     "Каждое сомнение, каждый вопрос есть тонкий кошмар, утонченное кошмарное сновидение. ... Все, связанное с вопросами и сомнениями, все, что в этой жизни оставляет нас неудовлетворенными, так как мир подступает к нам и требует ответа ... связано с Люцифером... при постановке вопроса ... дыхате­льный процесс становится энергичнее ... И вместе с этим эф.тело и все связанное с эфирной природой человека широко распространяется, слишком широко, и изживаемое в физ.теле не может тогда остаться ограниченным физ.телом, хочет его некоторым образом растерзать. Слишком пышное, слишком широ­ко распростертое эф.тело возникает при усиленном процессе дыхания, и тогда возникает возможность для люциферического элемента заявить о себе".
     "Энергичное дыхание расширяет эф.тело человека, и в душу тогда погружается люциферическое сущес­тво. Оно живет тогда в эф.теле, но не в человеческом, а в люциферическом облике, в облике сфинкса. Сфинкс всплывает как вызыватель сомнений, как мучитель вопросами. Этот сфинкс имеет также особое отношение к процессу дыхания. Мы знаем, что дыхание имеет особое отношение к образованию кро­ви. Поэтому люциферическое живет также и в крови, волнами пронизывает кровь. Повсюду окольными путя­ми, через дыхание, люциферическое проникает в кровь человека, и если в кровь поступает слишком мно­го энергии, тогда люциферический сфинкс особенно крепнет". 158 (4)

     1175. Линней свое учение о растениях построил так, что в нем главным была внешняя форма расте­ний. На ее основе растения были классифицированы по родам и видам, наподобие того, как это делает­ся в минералогии. Гете считал невозможным сопоставлять растительные формы. Это допустимо только в отношении минералов. Сопоставим различные растения, — говорил Гете, — у одного сильный стебель и листья, (рис.1), у другого сильный корень (рис.2). "Сила, начинающая развиваться у пер­вого растения в корне, во втором растении остается замкнутой в себе и не развивает тонкого стебля, членящегося в листьях, но остается толстым стеблем. Поэтому в толстом стебле остается мало силы для развития листьев, а также и цветков... Здесь (рис.1) развит слабый стебель и сильные листья. Здесь (рис.2) в виде клубня образован стебель и слабые листья. Идея в растениях одна и та же, но ее нужно удерживать внутренне подвижной, чтобы быть в состоянии от одной формы переходить к другой". В случае первой формы я получаю идею: "соединенные силы листа". В этой идее я получаю вторую форму: "соединенные силы корня". В этой идее я получаю и другие формы.
     "Итак, я должен образовывать подвижные понятия, и из подвиж­ных понятий вся система растений явится мне как единство. В то время как Линней сопоставляет различные формы и наблюдает их как формы минеральные, Гете хочет всю систему растений как единство охватить подвижными идеями, так что он неким образом из растительной формы выскальзывает с этой идеей, а затем, из­менив саму идею, вскальзывает в другую растительную форму и т.д. ... Подступая к линнеевской системе растений, Гете чувствовал, что обычное предметное позна­ние, вполне применимое к минеральному царству, не достигает жизни растений. В связи с линнеевской системой он чувствовал необходимость имагинативного способа рассмотрения. ... В минеральном царст­ве физическая природа становится невидимой. Естественно, тяжесть и все, что действует в физической природе, действует и в растительном царстве; но оно становится невидимым, а видимой становится высшая природа, то, что внутренне постоянно подвижно, что внутренне живо. Эфирная природа, собст­венно говоря, видна в растении. И мы поступаем неверно, когда говорим: физ.тело растения видимо. Физ.тело растения невидимо, а то, что мы видим, — это эфирная форма. ... Но эта эфирная форма на­полнена физическим, там внутри живет физическая материя. Когда растение теряет свою форму и стано­вится в земле углем, то видно, как остается эта углеродная физическая материя; она была внутри рас­тения. Итак, мы должны сказать: растение наполнено физическим; но оно растворяет физическое через эфирное. Эфирное есть то, что видимо в растительной форме. Невидимым является физическое. ... Через физическое нам становится видима эфирная форма; но эта эф. форма является тем, что мы, собственно говоря, видим; физическое является, так сказать, лишь средством для видения эфирного. Эфирная форма расте­ний является примером для имагинаций, но для таких имагинаций, которые видимы в духовном мире не непосредственно, а через физические включения.
     Итак, спросим, милые друзья: что такое имагинация? На это можно ответить: все растения — это имагинации... Мы можем сказать о растении: оно уничтожает некоторым образом физическое и дает существование эфирному. Растение: уничтожает физическое, дает существование эфирному.
     Когда мы подходим к животному, то уже не должны просто задерживаться на эфирном, но должны представить себе животное образование так, что оно уничтожает эфирное. ... Когда физическое уни­чтожается через растение, то может проявиться эфирное. Но когда теперь эфирное лишь, грубо говоря, выступает как наполненное, "семенное", тогда то, что больше не находится в обычном пространстве, но может действовать в нем, может проявить себя, и это есть астральное. Мы, т.обр., можем сказать: в животном обретает бытие астральное. ... Животное: уничтожает физическое, уничтожает эфирное, да­ет существование астральному". Растение достигает лишь поверхности эфирного, и что оно привязано к одному месту, показывает, что в нем нет ничего такого, чего не было бы на поверхности видимого. Животное подвижно, в нем заключено больше, чем выступает видимо на поверхности. "Это астральное в животном, и его не постичь, если сделать наши идеи только подвижными. ... В растении вы во внешнем должны искать причину того, почему форма становится другой. ... Если вы хотите уяснить себе, на­сколько другой должна быть понятийная деятельность в случае животного, чем в случае растения, то вы должны обрести не только подвижные понятия, способные принимать различные формы, но понятия до­лжны нечто воспринять внутрь, чего они не имеют в самих себе. И это есть то, что можно назвать ин­спирацией образования понятий. Как мы во время нашей инспирации, во время вдоха (в нем. языке слово "инспирация" означает также вдыхание, вдох. — Сост.) вбираем в себя воздух извне, в то время как в остальной нашей органической деятельности, лежащей ниже дыхания, мы пребываем деятельными в себе, так, желая понять животное, мы должны не просто иметь подвижные понятия, но в эти подвижные понятия воспринять еще нечто извне.
     Мы можем — если это выразить иначе, — если мы хотим правильно понять растение, оставаться непо­движными, можем себя также и в мыслях рассматривать как неподвижных существ. И если бы мы остава­лись неподвижными всю нашу жизнь, то мы бы, тем не менее, смогли сделать наши понятия столь подвиж­ными, что они охватили бы различные растительные формы; но мы ни в малейшей степени не образуем понятие животного, если не сможем двигаться сами. Мы должны быть в состоянии двигаться сами, если хотим образовать понятие животного. Почему?
     Если вы, скажем, имеете понятие одного растения и преобразуете его во второе (см.рис.), то это вы сами преобразовали понятие. Но когда вы ходите, то ваши понятия благодаря ходьбе становятся иными. Вы сами должны внести жизнь в понятия. Это и есть то, что просто имагинирующее понятие дела­ет инспирированным. С растением вы можете представлять, что вы сами внутренне совершенно спокойны, а изменяются только понятия. Если же вы хотите получить понятие животного — что большинство людей делает совсем неохотно, поскольку понятие должно стать внутренне живым, оно внутренне начинает ко­пошиться, — то воспримите инспирацию, которая внутренне жива, а не только внешнее чувственное ткание от формы к форме, воспримите внутреннюю жизненность. Вы не можете вполне представить себе жи­вотное без того, чтобы при этом не воспринять внутреннюю жизненность в понятия. ... Что имагинация не живет с отдельным растением — это вы можете увидеть из того, что растение, когда оно растет из почвы, под влиянием внешних побуждений меняет свою форму, но внутренне оно формы не меняет. Живот­ное — это странствующее понятие, живое понятие, и здесь можно воспринять инспирацию, а через инспи­рацию впервые проникают к астральному. ... Человек: уничтожает физическое, уничтожает эфирное, уни­чтожает астральное и дает существование Я.
     Относительно животного мы должны сказать: мы, собственно, видим не физическое, а видим физически являющуюся инспирацию. По этой же причине человеческое дыхание (инспирация), если оно встречает ка­кое-либо препятствие, очень легко принимает животную форму. Попробуйте однажды вспомнить облики кошмарного сна: что за животные формы являлись вам тогда! Животные формы — это вообще инспирирован­ные формы.
     Человеческое Я впервые может быть постигнуто только через интуицию. ... Мы заблуждаемся, когда говорим о животном: мы видим физ.тело. — Мы совсем не видим физ.тела. Оно растворено, оно уничтоже­но, оно лишь делает для нас наглядной инспирацию; то же относится и к эф.телу. У животного сквозь физ. и эф. тела мы видим внешне астр.тело. У человека мы уже видим Я. ... Что мы видим у человека внешне сформированным, физически сформированным — это Я. Потому-то, напр., для восприятия глазом, человек видимым образом окрашен цветом инкарната, который больше нигде не встречается, как и Я, не находимое у других существ. Выражаясь правильно, мы должны сказать: мы постигаем всего человека, когда мыслим его состоящим из физ., эф., астр. тел и Я. А то, что мы видим перед собой — это Я, и невидимо в нем пребывают физ., эф. и астр. тела. ... Конечно, это лишь внешняя сторона Я, которую мы видим. Внутренне, конечно, Я можно воспринять лишь в интуиции. Но нечто от Я можно за­метить и в обычной жизни обычным сознанием: это абстрактные мысли, — их нет у животного, у которого и Я отсутствует. ... Но это только мысли, а не реальность, это только образы.
     Теперь низойдем в человеке до находящегося в нем, но им уничтожаемого астр.тела. Тогда мы придем к тому, чего внешне больше не увидеть, но что мы видим, наблюдая человека в движении: когда мы его форму понимаем из движения. Для этого необходимо следующее наблюдение. Подумайте однажды о малень­ком, карликового роста человеке, толстом, идущем на коротких ногах. Вы смотрите, как он движется, и из его коротких ног, которые он переставляет вперед, как колонны, вы понимаете его движение. Чело­век с длинными ногами движется иначе. В своих наблюдениях вы увидите единство между движением и фор­мой. Вы также найдете это единство, если будете учиться на таких вещах. Если вы видите, что у кого-то убегающий назад лоб, выступающий вперед подбородок, то он иначе двигает головой, чем тот, у ко­го отступающий назад подбородок и выступающий вперед лоб. Повсюду у человека вы видите связь между его формой и его движением, если вы его наблюдаете просто таким, каким он стоит перед вами, и полу­чаете впечатление от его инкарната, от того, как он удерживает себя в покое. Вы смотрите на его Я, когда наблюдаете за тем, что из его формы переходит в движение, а что из движения как бы течет обратно.

     Изучите однажды, насколько по-другому мастерит пальцами тот, у кого они длинные, по сравнению с тем, у кого они короткие, движение переходит в фор­му, форма — в движение, — в этом вы проясняете себе, я бы сказал, тень астр.тела человека, выраженного через внешние физические средства. Но вы видите, как я вам это описал, это примитивная инспирация. ...
     Однако, если вы теперь наблюдаете изнутри то, что та­ким образом видно извне, через примитивную инспира­цию, то это в существенном оказывается в большей ме­ре человеческой, пронизанной чувствами жизнью фанта­зии, чем то, что внутренне переживается как абстрак­тные мысли. Также и представления воспоминания, как образы, когда они выступают, живут в этом элементе. Мы можем сказать: идя извне, Я выражает себя в инкарнате и в чем-то другом. В противном случае мы бы не смогли говорить ни о какой физиономии. Посмотрите на человека, у которого поджатые губы; какое у него лицо, когда он находится в спокойном состоянии, — это заложено кармически в его я-облике в этой инкарнации. Но, будучи увиденным извне во­внутрь, это оказывается абстрактными мыслями.
     Возьмите астр.тело. Вовне оно характеризуется движением, вовнутрь — фантазиями или образами фан­тазии, которые ему сообщаются; собственно астр.тело более или менее не наблюдаемо. Еще менее наблюдаемо эф.тело". 214 (2)