527. «Наша свобода покоится на том, что мир наших восприятий является майей. Наше существо вступает в брак с майей и потому становится свободным. Если бы мир, окружающий нас, был действительностью, то эта действительность принуждала бы нас и мы не были бы свободными существами. ...На том покоится тайна свободного человека, что он прозревает связь между миром восприятий как майей, простым отражением действительности, и импульсированием человека через самого себя. Человек должен импульсировать себя сам, если то, под впечатлением чего он находится, больше не определяет его к действию». «Моральная фантазия является, я бы сказал, противоположностью зеркального отражения. Что простирается вокруг нас как внешняя физическая действительность -- это зеркальное отражение, в нем вещи отражаются нам.
     Моральная фантазия есть панорама, сквозь которую мы не видим. Поэтому все вещи являются нам как фантазия. Но за вещами стоят сами импульсы: имагинации, инспирации, интуиции, которые действуют. Если человек не знает, что они действуют, но только получает в сознании, в обычном сознании последствия их действий, то это имеет вид фантазии. Таковы результаты моральной фантазии: свободные побуждения, а не те, что проистекают из желаний, вожделений, аффектов.
     Дело заключается в том, чтобы человек развил чувство, все возрастающее чувство... что здесь, на Земле, он пребывает для того, чтобы делать вещи, которые касаются не просто его личности, его индивидуальности, но через которые осуществляется то, чего хотят Духи Времени».179 (5)

1840. "Если так представить физ. тело (см.рис., оранжевое), а так эф. тело (зеленое), то мы получим живое ткание между ними в мыслях, которые мы здесь схватываем, и затем на пути такого наблюдения мы приходим к познанию, что между нашими физ. и эф. телами, безразлично, бодрствуем мы или спим, постоянно разыгрываются про­цессы, состоящие в ткущем бытии мыслей между нашими физ. и эф. телами (желтое). Т.обр., мы теперь постигаем объективированным первый элемент душевной жизни. Мы видим в нем ткание между эфирным и физи­ческим миром.
     Эта ткущая жизнь мыслей, как таковая, в бодрственном состоянии не вхо­дит в наше сознание. ... Когда мы просыпаемся, мы вскальзываем нашим Я и астр. телом в физ. и эф. тела.
     Я и астр. тело в нашем пронизанном эф. телом физ. теле принимают участие в жизни восприятий чувств. И когда вы имеете в себе жизнь чувственных вос­приятий, то вы пронизываетесь внешними мировыми мыслями, которые вы можете вырабатывать в чувственных восприятиях, и тогда имеете силу это объектив­ное ткание мыслей заглушить. ... В этом объективном ткании мыслей разыгры­вается то, что является субъективным тканием мыслей (белое), что заглуша­ет то другое мышление, но что разыгрывается также между эф. и физ. телами.
     ... Мы живем в этом промежуточном пространстве между эф. и физ. телами, ко­гда душой сами ткём мысли. Мы заглушаем объективные мысли, всегда присутствующие в сонном и бодрственном состоянии, нашим субъективным сплетением мыслей. При этом и те и другие присутствуют в одной и той же области нашего человеческого существа". Объективные мысли можно схватить в момент пробуждения, но "...схватываются они не как мыслительное, а как живущая в нас сила рос­та, как сила жизни вообще. Эта сила жизни связана со сплетением мыслей. Она тогда пронизывает эф., или жизненное тело изнутри, она конфигурирует вовне физ. тело".
     "Когда сон переживается при вплывании в эф. тело, не в последующем воспоминании, где его можно схватить лишь вкратце, как это обычно бывает, но если его схватывают в тот самый момент, когда он происходит, т.е. в момент вплывания (Я и астр. тела) в эф. тело, тогда он оказывается чем-то подвижным, чем-то таким, что переживается как сущностное, в чем чувствуют себя. Образность перестает быть просто образностью. Человек получает переживание, что он находится внутри образа. Но благодаря переживанию такого пребывания в образе, той душевной подвижности, что бывает лишь в бодрственной жизни, когда душа находится в одном движении с телом, волнуется в движении рук, человек начинает делаться во сне активным ... тогда при пробуждении к этому переживанию присоединяется другое: эта подвижность, переживаемая во сне, в которой человек находится как в чем-то сейчас происходящем, она погружается в на­шу телесность. И как во время мышления мы чувствуем: мы проникаем до границы физ. тела, где находятся органы чувств, и воспринимаем чувственные впечатления мышлением, — так чувствуем мы, как погружаемся в себя с тем, что во сне переживалось как внутренняя подвижность. ... И если человек ушел настолько да­леко, что это погружение имеет перед собой как переживание, то он также знает, что происходит при этом погружении: погрузившееся излучается назад в наше бодрственное сознание, излучается оно назад как чувство. Чувство — это погрузившиеся в нашу организацию сны. ...
     Итак, мы переживаем чувство благодаря тому, что находящееся в нашем астр. теле погружается в наше эф. тело и затем далее, в нашу физическую организацию, но не до области чувств, т.е. не до периферии организации, а только внутрь организации. И если это схвачено, прежде всего через имагинативное познание, особенно отчетливо увидено в момент пробужде­ния, тогда получают внутреннюю силу видеть это постоянно. ... Что является чувством (красное) — ра­зыгрывается между астр. телом (светлое) и эф. телом (зеленое). Естественно, оно отпечатлевается и в физ. теле. Сны, по сути говоря, продолжаются и днем, только наше мыслящее сознание затмевает их жизнью представлений. Но если заглянуть за представления — путем присутствия в момент сновидения, — то там видны эти сны, которые, погружаясь в нашу организацию, выступают как жизнь чувств".
     "С помощью упражнений в имагинации, Я и астр. тело усиливаются. Они делаются в себе крепче, науча­ются переживать себя. В обычном же сознании мы действительного Я не имеем".
     "Мы не воспринимаем Я непосредственно обычным сознанием, мы его воспринимаем наподобие сонного состояния. Но когда мы вырабатываем имагинативное сознание, то Я действительно выступает, и оно во­левой природы. И мы замечаем, что наше чувство обращается на мир с симпатией или антипатией, что ак­тивизирует в нас волю; это разыгрывается как процесс, подобный тому, который имеет место между бодрст­вованием и вхождением в сон. Его, опять-таки, можно наблюдать в момент его протекания. ... Что происхо­дит при засыпании, когда Я и астр. тело уходят из физ. и эф. тел — происходит внутренне всякий раз в волении". Правда, момент засыпания труднее схватить, чем момент пробуждения.
     "В воле мы погружаемся в тот же элемент, в который мы погружаемся при засыпании. В воле мы факти­чески освобождаемся от нашей организации. Мы соединяемся с реальной объективностью. При пробуждении мы просачиваемся сквозь наше эф. тело, сквозь наше физ тело до его периферии, занимаем место во всем теле, пропитываем всё тело; в чувстве мы отсылаем назад в тело наши сны, погружаемся в него внутренне; сны становятся чувством. Но когда мы не остаемся в теле, а, не идя до периферии тела, внутренне, духовно выходим из тела, то приходим к воле. Так что воля, фактически, возникает вне зависимости от тела. ... Воля (лиловое) разыгрывается между Я (синее) и астр. телом (светлое)".
     Так имеем мы (см.схему) на одном конце, на периферии физ. тела, восприятия чувств. А если через Я мы идем возне, то воля становится действием, другим полюсом по отношению к восприятиям чувств. "Таким путем мы объективно постигаем то, что субъективно переживается в течении мыслей, чувств и воли. Так переживание превращается в сознание".
     "Между астр. телом и Я развивается воля. Воля становится действием, когда идет далеко во внешний мир, до того места, откуда приходят впечатления чувств. Но во сне многое из того, что хочет стать деянием, не становится таковым, остается связанным с Я, когда оно через смерть переходит в ду­ховный мир. Вы видите, мы переживаем здесь, с одной стороны, нашу становящуюся карму (см.след.рис.). Между во­лей и действием переживаем мы нашу становящуюся карму. В имагинативном сознании прошлая и становящаяся карма сливаются; сливается то, что ткет и живет в нас и продолжает ткать под порогом, над которым находятся наши свободные действия, которые мы можем изживать между рождением и смертью. Между рождением и смертью мы живем в свободе. Но под этой областью ткет и живет свободная воля, та воля, которая, собственно, имеет бытие лишь между рождением и смертью, карма, чьи действия мы воспринимаем идущими из прошлого, когда в состоянии удержаться с нашим Я и астр. телом в эф. теле, пробиваясь вплоть до физ. тела. С другой стороны, мы воспринимаем становящуюся карму, когда в состоянии удержаться в области между волей и деянием". Но для этого нужно развить большую жажду упражнений. Однако ко всему этому можно прийти и без упражнений. При достаточной внимательности можно в присутствии духа постичь объективность прошлого, особенно в нравственных импульсах; хотя и не так точно. Каждый раз при пробуждении мы проходим область нашей прошлой кармы, а вечером, при засыпании — становящейся кармы.
     "Пугает восприятие того, что лежит между волей и действием, в чем можно застрять".

207(3)

     602. "Когда где-нибудь во Вселенной возникает процесс, то в нем нужно различать двоякое: внешнее течение его в пространстве и времени и внутреннюю закономерность этого течения". "Итак, познать себя как действующую личность, значит обладать для своей деятельности соответствующими законами, т.е. нравственными понятиями и идеалами как знанием. Когда мы познали эту закономерность, тогда и наша деятельность становится нашим делом. ... Объект в данном случае есть наше собственное "я"."
     "Познать законы своей деятельности, значит познать свою свободу. Процесс познания... есть процесс развития к свободе. ... Во многих случаях мы обладаем законами нашей деятельности. Ей противостоит другая часть, где мы вполне сживаемся с этими законами. Это свободная область. Лишь поскольку наша жизнь принадлежит ей, можно назвать ее нравственной". "Самая важная проблема всякого человеческого мышления следующая: понять человека как основанную на себе самой свободную личность". 3(8)

Познание и воля

     630. "Природный продукт ни в коей мере не содержит в себе идеальной закономерности, господство которой явилось бы в нем. Для этого к нему должно подступить высшее: человеческое мышление; ему тогда является то, что господствует в этом продукте. При человеческих поступках дело обстоит иначе. Здесь непосредственно в деятельном объекте внутренне живет идея, и подступи к нему более высокое существо — оно бы нашло в его деятельности не что иное, как то, что он сам в нее вложил. ... Когда мы видим углубление в почве, то ищем предмет, который его сделал. Это ведет к понятию такого следствия, где причина является в форме внешнего восприятия, а, следовательно, — к понятию силы. Сила может выступить перед нами только там, где сначала в объекте восприятия является идея и в такой форме сначала воздействует на объект. Противоположность здесь налицо, когда устраняется посредничество, когда идея выступает непосредственно в чувственном мире. Тогда идея является сама как причиняющая. И мы можем здесь говорить о воле. Воля, таким образом, является самой идеей, будучи постигнута как сила. Говорить о самостоятельной воле совершенно непозволительно. Когда человек совершает что-либо, то нельзя сказать, что к представлению привходит еще воля. Когда так говорят, то недостаточно ясно понимают, что такое понятие. Ибо что представляет собой человеческая личность, если отвлечься от наполняющего ее мира идей? — Лишь деятельное бытие. ... Но это деятельное бытие есть абстракция, а не что-то действительное. Его нельзя постичь, в нем нет содержания. А если его хотят постичь, наполнить содержанием, то получают понятый в действии мир идей. Эд.фон Гартман делает эту абстракцию вторым конституирующим мир принципом рядом с идеей. Но это есть не что иное, как сама идея, только в форме явления. Воля без идеи была почти ничем. Подобного нельзя сказать об идее, ибо деятельность является ее элементом, в то время как сама она есть несущее существо. ...
     Когда я воспринимаю следствие и ищу к нему причину, то этих двух восприятий мне совсем недостаточно для моей потребности понимания. Я должен вернуться к законам, по которым эта причина вызвала э т о действие. В человеческих поступках имеет место иное. Там обусловливающая закономерность сама приходит к действию в явлении; что конституирует продукт, само выступает на сцене действия. Мы имеем дело с являющимся бытием, при котором мы можем оставаться, не спрашивая о глубоко лежащих условиях. Художественное произведение мы понимаем, познав идею, воплощенную в нем, нам нет нужды спрашивать далее о закономерной связи между идеей (причиной) и произведением (следствием). Действия государственного деятеля мы понимаем, когда знаем его намерения (идеи); нам нет тогда нужды выходить за пределы явления. Природный процесс тем отличается от действий человека, что в первом закон следует рассматривать как подоснову являющегося бытия, в то время как у второго самобытие является законом и не обусловлено ничем, кроме самого себя. Поэтому каждый природный процесс разлагается на обусловливающее и обусловливаемое, и последнее с необходимостью следует из первого, в то время как человеческие действия обусловливают себя сами. А это и есть действие в свободе. Когда намерения природы, стоящие за явлениями и обусловливающие их, входят в человека, они сами становятся явлением; они тогда свободны как бы задним числом. Если все природные процессы являются лишь манифестациями идеи, то человеческое деяние есть сама действующая идея". Наше сознание есть сама мировая основа, а не ее отображение. Мировой Водитель всю свою власть передал человеку, уничтожив свое отдельное бытие, и перед человеком поставил задачу: действуй дальше. "Действие, выполняемое ради него самого, является действием из любви". 1(10)

     775. "Если мы устали после колки дров, то в тех местах духовного организма, которые мы называем цветами лотоса ... появляются излучения. Это выступает здесь как результат; но он не достигает че­ловеческого сознания... Сознания достигает то, что его притупляет, поэтому оно не воспринимает в себя духовного результата усталости. ... Это можно понять лучше, если, вникая в духовность этого излучения, рассмотреть действие, спроектированное на моральное суждение. Представим себе, что мы не просто колем дрова, но делаем нечто такое, что подлежит моральной оценке. Такая моральная оцен­ка обычно охватывает узкий круг жизни. Но она имеет и иное значение. Все, что бы человек ни делал, имеет ценность во всем ходе развития человечества. Это суждение о ценности поступка для развития человечества человек столь же мало постигает познанием, как и действия своей судьбы. Но эта оцен­ка не проходит через его существо как через сито, она излучается вовне через цветы лотоса. Подсоз­нательно человек постоянно упражняется в оценке каждого отдельного поступка. Вы можете быть анге­лоподобным существом и творить всем людям добро: в своем подсознании вы судите о ценности подобно­го образа действий для всего развития человечества, и именно очень объективно, и эта оценка часто не совпадает с той, что возникает в верхнем сознании. Или вы можете быть вором — я, естественно, ничего при этом не имею в виду, — и тогда вы судите, совершая кражу, совершенно объективно с точки зрения ценности этого поступка для всеобщего развития человечества. И неизбежно вы излучаете это через цветы лотоса. Как суждение нашей судьбы, проходя через голову, словно через сито, удержива­ется нашими руками (мышление рук подсознательно, это мышление самой судьбы), так с помощью нашей астральной организации цветов лотоса из нас выводятся наши суждения о наших поступках, в том числе и о мысленных деяниях; как сияние они излучаются через систему цветов лотоса. И это сияние идет далеко. Оно не остается в пространстве и переходит во время. Потому-то и трудно представить себе цветы лотоса, что они постоянно в движении, постоянно производят переход во время. Здесь про­странство действительно становится временем".
     "Сегодня вы, например, как сорокалетний человек совершили некий поступок; ваша жизнь затем идет далее, к 50-ти, к 60-ти годам, затем через смерть в бытие между смертью и новым рождением. И когда вы проходите через то бытие, то шаг за шагом вы вступаете в то, что на протяжении земной жизни из­лучали ваши цветы лотоса. Вас тогда постигает все, что вы излучили в будущее".
     "Благодаря тому, что человек сложен вертикально (животное — горизонтально) и своим собственным аппаратом сознания покоится на себе, как на собственной земле, благодаря этому на месте цветов ло­тоса удерживается то, что исходит от его земного странствия в широком смысле этого слова. Здесь это удерживается, преломляется под прямым углом и отсылается в жизнь". 181(5)

     1044. "О медитации человек не должен "мистически" думать, но и легко о ней он также не должен думать. Медитация должна быть чем-то совершенно ясным в нашем современном смысле. Но в то же время она представляет собой нечто такое, чему подобают терпение и внутренняя душевная энергия, а также, и прежде всего ...человек нечто запрещает себе и твердо придерживается этого. Если однажды человек начинает делать медитации, то этим он совершает единственное действительное, совершенно свободное деяние в этой человеческой жизни. В нас постоянно пребывает тенденция к свободе, и добрую часть свободы мы уже осуществили. Но если мы над этим поразмыслим, то обнаружим, что тут мы зависим от унаследованного, там — от воспитанного, а там — от нашей непосредственной жизни. Спросите себя: в какой мере вы способны внезапно порвать с тем, что вами унаследовано, усвоено через воспитание и из жизни? Если бы мы это сделали, то мы внезапно оказались бы почти в пустоте. Но если по утрам и по вечерам мы начинаем делать медитацию, чтобы с ее помощью постепенно научиться видеть в сверхчувст­венном мире, то в любой день мы можем от нее отказаться и ничего не помешает нам сделать это. И опыт показывает, что многие, подходившие с большими намерениями к медитативной жизни, вскоре бро­сали ее. Мы здесь абсолютно свободны. Медитирование — это изначально свободное деяние. Но если мы в состоянии сохранить ему верность, запретить себе, но не другим, покидать ее, то она станет колоссальной силой в душевном.
     А теперь, сказав все это, я могу изложить, как совершается медитация в ее простейшей форме. Я сегодня займусь только принципиальным. Дело заключается в том, что мы какое-либо представление или комплекс представлений ставим в средоточие нашего сознания; при этом не важно содержание этого ком­плекса представлений, он лишь должен быть непосредственным, т.е. не представлять собой реминисцен­ции каких-либо воспоминаний и т.п. Поэтому хорошо, если мы не извлекаем его из содержания нашей памяти, а берем медитации от того, кто сведущ в подобных вещах. Дело, опять-таки, заключается не в том, чтобы кто-то испытывал на нас свою силу внушения, но чтобы мы могли быть уверены, что то, над чем мы медитируем, представляет собой нечто новое для нас. Может быть взято даже какое-либо старое произведение, которое мы никогда не читали, и в нем найдено медитативное изречение. Главное, чтобы изречение не было взято из подсознательного или бессознательного, которое бы нас одолело, ибо оно тогда не было бы очевидным, поскольку к нему оказались бы примешанными всевозможные остатки ощуще­ний и чувств. Подобное изречение должно быть обозримым, как математическая формула, и это главное.
     Возьмем совсем простое изречение: "В свете живет мудрость". Нет нужды сразу проверять, правда это или нет. Это образ. И мы не занимаемся как-либо с его содержанием как таковым, но обозреваем его внутренне-душевно, сознанием покоимся в нем. Сначала мы лишь на короткое время приводим к по­кою сознание на таком содержании. А затем это время удлиняем.
     В чем тут заключается дело? — Оно заключается в том, что мы берем всего душевного человека, дабы все, что в нас является силой мышления, силой ощущения, сконцентрировать на одном содержании. Как мускул на руке становится сильнее, когда мы с ним работаем, так укрепляются душевные силы благода­ря тому, что они все вновь и вновь направляются на одно содержание. Это содержание в течение месяцев, а может быть и лет должно оставаться одним и тем же. Ибо душевные силы должны быть укреплены для действительного сверхчувственного исследования". 214 (8)