Антропософский форум > Антропософия

ПОСЛЕДНИЕ ПЕРЕВОДЫ из Полного Собрания сочиненй Р.Штейнера

<< < (3/4) > >>

Алекс:
Пока переведены 10 лекций из 16. Оставшиеся лекции тома 180 будут опубликованы позднее, вероятно осенью 2012.
Картинки к десяти лекциям тома 180 можно скопировать здесь:
http://zhurnal.lib.ru/d/demidow_a_a/mist.shtml

Алекс:
ОДИННАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ том 180
Дорнах, 8 января 1918
Перевод с нем. А.Демидов

Какие импульсы создают противовес господствующему в науке и жизни принципу наследственности? Древнее изречение Изиды, и то, что может быть сказано в дополнение к нему ради настоящего и будущего? Связь конкретных  констелляций Зодиака и планет с развитием человека в послеатлантических культурах. «Мировые часы».Переговоры в Брест-Литовске. Ленин, Розенфельд-Каменев, Керенский и др. Современное недомыслие.


Перед тем, как я уеду отсюда, мы попытаемся более основательно рассмотреть те вещи, которые связаны с вновь возбужденным вопросом: какие импульсы человеческой жизни должны в современности особым образом вступить в сознание человека, чтобы создать противовес принципу наследственности, почти исключительно  господствующему как в науке, так и в жизни?  - Только медленно и постепенно мы можем приближаться к одному подразумеваемому тут чрезвычайно важному вопросу. Этот вопрос, в сущности, на самом глубоком уровне связан с той противоположностью, которую я хотел привести перед вашими глазами, перед вашими духовными очами, когда я обращал ваше внимание на то, как можно взглянуть на древнюю египетскую надпись с изречением египетской Изиды: Я есть всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров ещё не поднимал ни один смертный,  - и как, с другой стороны, человек может принять в своё сознание то, что, начиная с современности и в будущем должно быть принято как другое, обобщающее изречение: я есть человек, я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров должен поднять каждый смертный.
Надо, прежде всего, уяснить себе, что в то время, когда в египетской культуре возникло то изречение, ещё было ясно, было очевидно, о чём идет речь, если человеку говорят о «бессмертии». Только в рамках этой египетской культуры принципы мистерий, мистериальные принципы были глубоко укоренены. Египтянин, который был знаком со своей культурой, знал, как то, что живет в его душе как бессмертие, должно будет пробудиться. Вопреки обычаю, который мы должны иметь сегодня, египтянин, также как и грек,  - по крайней мере, грек, мыслящий в духе Платона, - рассматривал как причастных к истинному бессмертию только тех, кто своим сознанием охватывал спиритуальный мир. О доказательствах этого вы можете прочитать в моей книге «Христианство как мистический факт», где я приводил жестко звучащее изречение Платона относительно бессмертия среди тех людей, которые пытались охватить в душе импульсы бессмертия, спиритуальные импульсы, и теми, кто пренебрегал этим и не делал этого.
Обдумав это, вы, однако, с легкостью заметите, что изречение Изиды в Саисе должно, собственно, означать следующее: тот, кто не желает попытаться постичь в своей душе спиритуальную жизнь, тот никогда не сможет поднять покров Изиды; но если он сможет поднять его, он причастен к спиритуальной жизни; он,  - если говорить в смысле древних египтян, а сегодня это звучало бы иначе, - тот, кто, будучи смертным, делает себя бессмертным. Не следовало бы говорить, что человек вообще не может поднять покров Изиды, но только так; поднять покров Изиды не может только тот человек, который хочет связать себя исключительно со смертным, который не желает приобщиться к бессмертному. Это, конечно, содействовало также тому, что позднее, когда египетская культура в большей степени пришла в упадок, это изречение получило, можно сказать, неподобающее толкование. Священники-жрецы, преобразовавшие мистериальный принцип в принцип власти, пытались преподнести профанам, не жреческому большинству, будто бы они, священники-жрецы только и являются «бессмертными», тогда как тот, кто не является священником-жрецом смертен; следовательно все те, кто стоит вне священного жречества, не может поднять покров Изиды. Можно было бы сказать, что в период упадка египетской культуры уже имелось следующее толкование: Я есмь всё, Я есмь прошлое, настоящее и будущее; мой покров может поднять только священник-жрец.  – В этот период упадка священников-жрецов называли также «бессмертными».
Это выражение в своём употреблении затем ушло в прошлое по отношению к людям, живущим на физическом плане. Только во французской Академии его ещё использовали для членов, когда, продолжая египетский принцип священников-жрецов, особенно значительных людей делали «бессмертными». В эти дни будут вспоминать об этом, поскольку именно теперь Бергсон,  - плагиатор Шеллинга и Шопенгауэра, - должен быть возведен французской Академией в достоинство «бессмертного». Эти вещи, отставшие от тех времен, когда их понимали, переносятся в те времена, когда слова, понятия и идеи отдаляются от места своего начального происхождения.
Легко можно было бы составить мнение и при необходимости, относительно того, что должно было быть сказано по ходу этих рассмотрений, заявить, будто эти рассмотрения являются жалобами на наше время.  Я часто подчеркивал, что это не так. То, что говорится здесь, говорится для характеристики времени, а не для критики времени. Такую характеристику нельзя было бы дать, не говоря правду и не указывая на то, что следует видеть насквозь, будь то нечто бессодержательное, будь то нечто вредное. При этом следует настоятельным образом отметить: разве достойно порицания, если следуют известному примеру,  - хотя и отдаленным образом, - примеру, которому как раз не могут следовать в достаточной мере? В Евангелиях не рассказывают о том, что Христос Иисус, придя в храм, приласкал торговцев, но там рассказывают нечто совсем другое, что Он опрокинул их прилавки и тому подобное!  Чтобы привести в действие то, что должно быть приведено в действие, необходимо, чтобы в соответствие с действительностью указывалось на то, что достойно порицания; ведь время должно идти вперед. При этом человеческую душу не должна захватывать сентиментальность самого ложного всеобщего приукрашивания действительности; также не следует во всю трубить о всеобщей человеческой любви.
Если подобающим образом принять это к сведению, тогда, с одной стороны, можно сказать, что мы живём в эпоху материализма, в ту материалистическую эпоху, которая по необходимости плодит абстракции в том смысле, как они нам знакомы; это отчуждение от действительности. Всё, что   катастрофически врывается в нашу эпоху, связано с этим отчуждением от действительности. С другой стороны, однако, можно сказать, что в сравнении с различными периодами послеатлантической эпохи,  - если мы остановимся на этом, - наша пятая послеатлантическая эпоха в некотором отношении, с некоторой точки зрения является величайшей эпохой, той, которая больше всех приносит человечеству, эпохой, которая скрывает в себе огромные возможности бытия и развития для людей. Именно вследствие того, что человек в этот период совсем особенно, можно сказать, с теневой стороны, как теневое бытие строит спиритуальное бытие, он находит дорогу, и, если он будет поступать правильно, он сможет обрести эту дорогу в духовный мир. Он сможет найти дорогу к своей истинной, высшей человеческой цели. Возможности развития в наше время столь велики, какими они, с известной точки зрения, никогда не были в истекшие фазы послеатлантического развития.
С наступлением этого пятого послеатлантического периода, в сущности, произошло нечто значительное. Надо было новым образом включить себя в связь человека со всем Космосом, если  человек хотел придать правильную окраску, истинные душевные нюансы тому, чем нам часто приходилось заниматься. Конечно, самые умные среди филистеров  называют суеверием разговоры об известной связи человека с конкретными констелляциями Космоса. Надо лишь правильно понимать эту связь. Суеверие? А что такое суеверие? Вера в то, что физический человек должен быть поставлен в какое-то отношение к Космосу? Мы ориентируемся по часам, которые мы регулируем в соответствие с положением Солнца; смотря на часы, мы уже занимаемся астрологией. Мы имеем подсознательные члены человеческой природы, которые ориентируются на другие констелляции, нежели на те, в соответствие с которыми мы в своей физической жизни ориентируем часы. Если кто-либо понимает эти вещи в правильном смысле, то ни в малейшем смысле не может быть и речи о суеверии. Вот почему можно поставить перед нашими душами в качестве иллюстрации одну часть этих Мировых часов. Нам это нужно для того, чтобы и дальше рассматривать раннее поставленную задачу.
Когда истекло то время, которое как атлантический потоп, как гибель Атлантиды, отделяет нашу послеатлантическую культуру от атлантической культуры, первой послеатлантической эпохой, первым послеатлантическим периодом был тот, который находился под макрокосмическим влиянием, благодаря силам, струящимся через земную жизнь и соответствующим восхождению Солнца в точке весеннего равноденствия в знаке Рака. Так началась первая послеатлантическая культура. Мы могли бы называть её «культурой Рака», если только это выражение не будет понято неправильно. Если же мы понимаем эти вещи в их настоящем свете, то мы можем сказать: Солнце в своей точке весны, точке весеннего равноденствия стояло в знаке Рака.
В данном рассмотрении мы говорили о том, что в человеке нечто всегда соответствует тому, что находится в Макрокосме. Рак у человека соответствует грудной клетке, так что, говоря на макрокосмическом уровне, эту первую древне-индийскую культуру можно характеризовать так: она протекала, когда точка весеннего равноденствия находилась в Раке. Если же хотят характеризовать её на микрокосмическом уровне, можно сказать: она протекала в то время, когда человек с его мировоззрением находился под влиянием сил, связанных с тем, что находит выражение в оболочке его груди, в грудной клетке, в грудном панцире Рака.
Сегодня мы как физические люди не имеем возможности вступать в познавательные отношения с миром посредством тех сил, которые находятся в нашем Раке. Сегодня мы таких возможностей лишены. Если бы человек мог развивать силы, имеющие интимное родство с его грудной клеткой, если бы он, - я бы сказал, - в отношении сил своей грудной клетки оказался сенситивным ко всему, что происходит в природе и в человеческой жизни, тогда дело обстояло бы так, как если бы человек был в непосредственном соприкосновении с внешним миром, со всем тем, что подступает к нам как элементарный мир (мир элементарных существ – примеч. перев.). – Тем самым мы касаемся того, что лежало в основе древне-индийской культуры. Если же мы возьмём только отношения человека к человеку то дело тут обстояло так, что в это древнее время человек, встречая другого человека, чувствовал благодаря  сенситивности своей грудной клетки, кем был этот другой человек. Он чувствовал, насколько симпатичным или антипатичным может быть для него этот другой человек. Он выступал навстречу другому человеку и учился познавать его. Когда другой человек вблизи него дышал воздухом, он учился познавать этого другого. Конечно, в известном отношении на благо человечества, современное человечество об этом не знает. Однако вблизи каждого человека другой человек дышит иначе, ибо вблизи каждого человека приходится разделять воздух, выдыхаемый этим другим человеком. В отношении этих вещей современный человек стал совсем бесчувственным. В течение первой послеатлантической культуры, в течение культуры Рака, такой бесчувственности не существовало. Человек благодаря своему дыханию мог стать симпатичным или антипатичным; грудная клетка двигалась иначе в зависимости от того, был ли человек симпатичен или антипатичен. Грудная клетка было достаточно сенситивна, она воспринимала свои собственные движения.
Представьте себе, что, в сущности, воспринимал тогда человек! Человек воспринимает другого человека, но воспринимает вследствие чего-то,  происходящего в нём самом. Внутренний мир другого человека человек воспринимает в процессе, который человек переживает как нечто внутреннее как телесно внутреннее. Так обстояло дело в культуре Рака. Я проиллюстрировал вам это на примере встречи с другим человеком. Но таким образом рассматривался и весь мир. Так возникало мировоззрение этой первой послеатлантической культуры. Человек дышал иначе, если он рассматривал Солнце, рассматривал утреннюю зарю, если он рассматривал весну, рассматривал осень; в соответствие с этим он строил свои понятия. Как современное человечество формирует свои абстрактные представления, свои «соломенные абстракции», теперь уже не соломенно-абстрактные, но бумажно-абстрактные понятия о Солнце, Луне и звездах, о росте, о расцветании, обо всём возможном, - так человечество первой послеатлантической эпохи в культуре Рака формировало понятия, которые непосредственным образом ощущали, чувствовали как резонансные вибрации, со-вибрации собственного Рака, то есть собственной грудной клетки.
Итак, можно сказать: если представить себе эклиптику, солнечный путь здесь, а здесь – положение Солнца (изображается на рисунке, см. рис 1)

Рис.1

 



Krebs  - Рак

в Раке веной, то это соответствует времени, когда человечество находится в культуре Рака. По причинам, о которых мы, возможно, упомянем в ближайшее будущем, но которые известны большинству из вас,  в связи с такой зодиакальной картиной рассматривается какая-либо планета как особо родственная, особо принадлежащая такой зодиакальной картине. Считается, что к Раку особенным образом принадлежит Луна (В астрологии такая планета называется управителем знака, при этом знаки и планеты соответствуют друг другу так: Овен-Марс, Плутон; Телец-Венера; Близнецы- Меркурий; Рак-Луна; Лев-Солнце; Дева-Меркурий; Весы-Венера; Скорпион-Марс, Плутон; Стрелец-Юпитер, Нептун; Козерог-Сатурн, Уран; Водолей-Уран, Сатурн; Рыбы-Нептун, Юпитер. В разных астрологических системах управители могут несколько отличаться – примеч. перев.). Говорят, что силы Луны особенно действенны, когда Луна стоит в Раке; Луна имеет свой дом, свою родину в Раке; там находятся её силы, там она совсем особенно раскрывается.
Как Рак соответствует в человеке грудной клетке, так планетарная Луна соответствует в человеке сексуальной сфере. На самом деле можно сказать: в то время как с одной стороны, человек был столь восприимчив и чувствителен, столь сенситивен в первой послеатлантической эпохе, так именно в этой первой послеатлантической эпохе в интимных понятиях послеатлантического мировоззрения реализовалось всё то, что было связано с сексуальной сферой. Тогда это происходило по праву, ибо имела место та наивность, которая уже не существовала в более поздние, более грубые времена.
Затем точка весеннего равноденствия Солнца перешла в знак Близнецов.( Следует ещё раз отметить различие между системой знаков и системой созвездий, это разные вещи. Система знаков берет за точку отсчета точку весеннего равноденствия Солнца, рассматривая её как нулевой градус знака Овена, каждый знак занимает 30 град. по эклиптике. Реально точка весеннего равноденствия находится теперь в 5 град 5мин.00сек созвездия Рыб. Система созвездий в настоящее время смещена относительно системы знаков на 29 град и по мере прецессии это смещение возрастает на 1 град в 72 года. Данные о начале созвездий и знаков приведены ниже:
ОВЕН     знак  0град.  созвездие  29град
ТЕЛЕЦ             30                           53
БЛИЗНЕЦЫ      60                           89
РАК                  90                           117
ЛЕВ                120                           138
ДЕВА               150                          173
ВЕСЫ              180                           219
СКОРПИОН      210                         237
СТРЕЛЕЦ          240                        268
КОЗЕРОГ          270                         298
ВОДОЛЕЙ        300                          326
РЫБЫ              330                          351
  -примеч. перев.)

       Тут мы имеем дело со второй послеатлантической культурой, с древне-персидской культурой, в течение которой точка весны, точка весеннего равноденствия находилась в знаке Близнецов. В Макрокосме с Близнецами на микрокосмическом уровне связано всё то, что относится у человека к симметрии, особенно к той симметрии, которая выражается в симметрии правой и левой руки. Конечно, у нас есть и другие вещи, выраженные симметрично. Хотя бы то, что мы видим двумя глазами и так далее. Это состояние симметрии, это взаимодействие правого и левого в человеке, особо выраженное в обоих руках и кистях рук, является тем, что в Макрокосме соответствует Близнецам.
То, что на жизненном уровне было принято человеком в его мировоззрение посредством сил региона Близнецов, посредством сил симметрии, - подобно грудной клетке в период выше характеризованной первой послеатлантической эпохи,  - было уже менее интимно связано со своим непосредственным окружением; но состояние симметрии в большей степени связывало человека с тем, что было отделено от Земли, с тем, что было не земным, но небесным, космическим. Вот почему в этой второй послеатлантической эпохе интимная связь с непосредственным окружением Земли отступает назад и выступает культура Заратустры, обращение вовне к бытию Близнецов в мире.  Обращение к природе Близнецов, - это с одной стороны природа света, а с другой стороны  природа тьмы, - это связи с силами, которые человек изживает посредством своей симметрии, посредством симметричности своего существа.
Как Луна имеет свой дом в Раке, так Меркурий имеет свой дом в Близнецах (см. рис.2). И именно так, как в первую послеатлантическую эпоху человеку помогала сила сексуальности, чтобы установить интимное отношение с окружающим миром, окружающей средой, - о чём мы говорили, - так сфера Меркурия, которая, в сущности, является сферой, связанной с силами нижней части тела, помогала во второй послеатлантической эпохе. С одной стороны силы человека уходят от Земли в Космос, во внеземной Космос; но при этом человеку помогает то, что ещё очень напоминает атавистические силы, которые связаны с силами его сосудистой системы, его системы пищеварения. Действительно, человек имеет свою систему пищеварения не только для того, чтобы переваривать, но, в то же время, и в качестве некоего познавательного аппарата. Только об этих вещах забыли. Настоящая проницательность, - не чутьё, о котором я говорил в эти дни,  - настоящая проницательность, действительно глубокий дар комбинировать, который стоит в отношении с вещами, приходит не из головы, это приходит из той нижней части тела, которая служила этой второй послеатлантической эпохе.
Затем пришла третья эпоха, когда точка весеннего равноденствия Солнца находилась в Тельце. То, что как силы сходило вниз из Космоса, когда точка весеннего равноденствия Солнца стояла в Тельце, на микрокосмическом уровне связывало человека со всем тем, что относится к области гортани, к силам гортани. Поэтому у человека в эту третью послеатлантическую эпоху, в египетско-халдейскую эпоху, - я бы сказал, - как особый познавательный орган развивалось всё то, что связано с силами гортани. Ощущение родства между словом и вещью, а именно, вещью вовне, во Вселенной, было особенно велико в ту третью послеатлантичекую культуру. Об интимном родстве того, что человек мог познавать в Космосе благодаря гортани, сегодня в эпоху абстракций могут иметь лишь крайне ограниченное представление.
Опять-таки, силы, соответствующие Тельцу, поддерживает Венера, которая имеет свой дом в Тельце (см. рис. 2) На микрокосмическом уровне, в человеке, это соответствует силам, которые лежат между областью сердца и желудка. Однако, вследствие этого то, что в этой третьей послеатлантической эпохе познавалось как слово, было интимно связано с человеком, когда благодаря силам Венеры он познавал то, что было в нём самом.
Затем наступила греко-латинская эпоха, четвёртая послеатлантическая эпоха. Солнце в точке весеннего равноденствия вступило в Овена. Это соответствует в человеке области головы, области лба, верхней части головы, наиболее существенной части головы. Началось то время, когда человек преимущественным образом поставил себя в познавательное отношение к миру; это познавательное отношение к миру приносило ему мысли. Познание посредством головы, головное познание очень отличалось от более ранних видов познания. Познание посредством головы выступало в эту эпоху особенным образом. Но голова человека, несмотря на то, что она является почти верным отображением Макрокосмоса,  - причём именно в физическом смысле является верным отображением Макрокосмоса, - в спиритуальном смысле не представляет собой особой ценности. Простите за такое выражение; в качестве физической головы голова человека не представляет собой особой ценности.  И когда человек предоставлен своей голове, он не может придти ни к чему иному, как к некой мыслительной культуре.
Постепенно эта греко-латинская эпоха (747 до Р.Х.- 1413 по Р.Х.) тоже истекла, эпоха, при которой, как мы это уже рассматривали с других точек зрения, культура головы достигла своих высот. Вследствие этого человек был поставлен в особое отношение к миру, в некое постепенно развивающееся отношение к собственной культуре головы, той мыслительной культуре, которая затем истекла. Вчера мы уже обращали внимание на то, что, начиная с пятнадцатого столетия больше не знали, как связать мышление с действительностью. Эта культура головы, эта культура Овена была, однако, всегда такова, что она некоторым образом обусловливала воззрения человека на Вселенную. По отношению к физическому миру эта головная культура, культура Овена, проявляла себя наиболее совершенно. Материалистическим стало то, что подверглось вырождению, дегенерации. Благодаря своей голове человек в этой культуре Овена вступил в особые отношения с окружающей средой, окружающим миром. Сегодня с трудом понимают особенно греческую культуру,  - римская, затем, исказившись, приняла более филистерский характер, - если не принимают к сведению, что греки, например, иным образом воспринимали понятия и идеи. Я подробно описывал это в моей книге «Загадки философии» (том 18).
Значительным для этого времени было то, что Марс имеет свой дом в Овене. Силы Марса таковы, что, хотя и иным образом, они связаны с гортанью человека, так что Марс, - который в то же время даёт человеку агрессивные силы, - в сущности, поддерживает всё то, что благодаря голове человека развивается как его отношение к окружающему миру. И для четвертой послеатлантической эпохи, которая началась в 8 веке до Р.Х. и завершилась в 15 столетии по Р.Х. вырабатывались те отношения, которые можно обозначить как культуру Марса. Конфигурация отдельных социальных образований на Земле складывалась в эту эпоху, главным образом, благодаря культуре Марса, благодаря военной культуре. Теперь войны представляют собой нечто упадочное, отставшее. Хотя они и стали страшнее, чем когда-то, они являются чем-то отставшим. Скоро мы ещё будем говорить об этом.
Голова человека со всеми её силами является именно физическим мыслительным инструментом, инструментом для физических мыслей, отображением звёздного неба. Вот почему эта четвертая послеатлантическая эпоха ещё несла в своих мыслях нечто Макрокосмическое. В мысли ещё входило много макрокосмического, мысли ещё не были привязаны к Земле. Но вспомним о том великом перевороте, который произошёл, начиная с 15 века, когда культура Овена перешла в культуру Рыб. (Вращение земной оси относительно звезд по направлению от Полярной звезды к Веге вызывает смещение точек равноденствия относительно Зодиакальных созвездий со скоростью 1 градус за 72 года. Цикл составляет 25920 лет - Платоновский год. Переход точки весеннего равноденствия из одного Зодиакального созвездия в другое вызывает постепенное изменение сознания человека, смену культурных эпох. При этом нельзя путать астрономическо-астрологическую эпоху и эпоху культурную: первые опережают вторые на 1200 лет: астроявление лишь постепенно проявляется в человеческой земной сфере, при этом должен осуществиться пентаграммический цикл конъюнкций Солнца и Венеры - его период 1199 лет (по Пауэлю). И астроэпохи, и культурные эпохи продолжаются по 2160 лет - одну двенадцатую часть Платоновского года, или Зодиака.
Например:

    Астроэпоха   Культурная эпоха
ОВЕН    946 до н.э.-215 н.э.   747 до н.э.-1413 н.э.
греко-римская
РЫБЫ   215-2375 н.э.    1414 – 3573
германо -европейская
ВОДОЛЕЙ    2375 - 4535 н.э.    3574 - 5734 н.э.
русско-славянская
КОЗЕРОГ   4535 - 6695 н.э.   5734 - 7894 н.э.
американская
Начало астроэпохи совпадает с вступлением точки весны в 30-градусное Зодиакальное созвездие. Начало соответствующей культурной эпохи отстоит от этого момента на 1200 лет. Напомним также, что от шестой (русско-славянской) и пятой (германо-европейской) культур должна произойти шестая коренная раса, так же, как от шестой и пятой культур Атлантической эпохи (Акады и Урсемиты) возникла арийская раса. Около 8-го тысячелетия Луна соединится с Землей и планетные ритмы нарушатся. – примеч. перев.) Макрокосмические силы этой культуры проявились в человеке как силы, связанные со ступнями ног. От головы они перешли к ступням. Это огромный переворот.  Поэтому я мог рассказывать вам, что, если бы вы вернулись назад, но вернулись назад с пониманием во время до 14 столетия и стали бы читать, столь презираемые сегодня, алхимические и иные сочинения, вы бы увидели, сколь глубокие, сколь необычные прозрения в мировые тайны имеются там. Но вся человеческая культура полностью перевернулась, так же, как и человеческие силы. То, что раньше человек воспринимал с неба, он стал принимать от Земли. Это то, что, исходя из небесных знаков, иллюстрирует нам переворот, произошедший с человечеством. Это связано с наступлением материального, материалистического времени. Мысли потеряли свою силу; мысли в эту эпоху с легкостью становятся фразами.
Но представьте себе нечто иное, нечто замечательное. Как Венера имеет свой дом в Тельце, Марс – в Овене, так свой дом в Рыбах имеет Юпитер. Юпитер связан с развитием человеческого лба, с развитием человеческого переднего головного мозга. Человек может стать великим в эту земную культуру, в этой пятой послеатлантической эпохе, поскольку он на самостоятельном человеческом уровне посредством сил своей головы может охватить и облагородить то, что с противоположной стороны предоставлено ему от более раннего послеатлантического периода. Поэтому ту же самую работу у человека, которую в четвертую послеатлантическуюэпоху должен был выполнять Марс, в пятой выполняет Юпитер. Можно было бы сказать: Марс был в некотором отношении правомерен как король, правитель этого мира в четвертую послеатлантическую эпоху. В пятую послеатлантическую эпоху посредством сил Марса ничего нельзя сделать, - в смысле этой пятой послеатлантической эпохи, - но то, что придает величие этой эпохе должно достигаться посредством сил  духовной жизни, познания мира, мировоззрения. Человек изолирован от небесных сил; он ввергнут в материалистическую эпоху. Но в эту пятую послеатлантическую эпоху он имеет большие возможности, чтобы одухотворить себя. Никогда духовность не была столь благоприятствующей, как в этой пятой послеатлантической эпохе. Надо только найти мужество, чтобы изгнать торговцев из храма, надо найти мужество, чтобы по отношению к абстракциям, по отношению к отчужденности от действительности, противопоставить им полную действительность и, тем самым, духовную действительность.
Те, кто увидел констелляции звёзд, те всегда знают, что особая помощь приходит от особых планет на отдельных отрезках пути Солнца. С известным правом можно каждую из таких констелляциях как Луна-Рак, Меркурий-Близнецы, Марс-Овен, Юпитер –Рыбы разделить на три части, как говорят, деканы, то есть разделить на три декана. Эти три декана связаны с теми планетами, задачей, «профессией» которых является: в течение соответствующей констелляции совсем особенным образом вмешиваться в судьбу, тогда как другие бездействуют. Так деканами первой послеатлантической эпохи, эпохи Рака были: Венера, Меркурий, Луна (речь идёт об управителях деканов  - примеч. перев.) Деканы в эпоху Близнецов: Юпитер, Марс, Солнце; деканы в эпоху Тельца: Меркурий, Луна, Сатурн; деканы в эпоху Овена: Марс, Солнце, Венера. И деканы в нашу эпоху Рыб очень характерны, - то есть это те силы, которые могут служить нам в соответствие с небесными часами: Сатурн, Юпитер, Марс. Марс тут не несёт ту службу, которую он имел, будучи в своём доме, когда он проходил  через Овена; теперь Марс выступает как репрезентативная сила человеческой крепости, силы. Но вы видите во внешних планетах, - Сатурн, Юпитер, Марс,  - то, что связано с головой человека, с человечески лицом, с человеческим словообразованием.








Рис 2

 


 Krebs-Рак                      Mond-Луна                 Ind. –древне-индийская к.                                             

Zwillinge-Близнецы      Merkur-Меркурий      Pers.- древне-персидская к.
   
Stier - Телец                   Venus-Венера             Aegipt.-египетско-халд. к.

Widder -Овен                  Mars-Марс                  IV –греко-римская к.

Fische -Рыбы                   Jupiter-Юпитер           V –германо-европейская к.


Итак, всё это, прежде всего, для этой земной жизни между рождением и смертью, связано с духовностью - о том, что происходит между смертью и новым рождением, мы поговорим в следующий раз, - итак, всё это связано с духовностью, которая выполняет особую службу в данной эпохе. Эта эпоха является тем, что содержит в себе бесконечно большие спиритуальные возможности. Ни в одну эпоху человеку не суждено было натворить так много безобразий, как в эту, поскольку никогда ещё человек не погрешал против внутренней миссии эпохи сильнее, чем в эту эпоху. Ибо, если бы человек жил с этой эпохой, он, с помощью силы Юпитера, превратил бы идущую от Земли силу в спиритуально свободное человеческое начало, так что у лучших наиболее прекрасных человеческих сил, которые может развивать человек между рождением и смертью, оказались бы в распоряжении силы Сатурна, Юпитера и Марса.
Позиция Мировых часов оказывает благосклонность к этой эпохе. На этом не следует основывать какой-либо фатализм. Было бы неверным обоснованием, говорить: итак, предоставим себя мировой судьбе, мировому року, и всё будет хорошо; нет, обоснованным было бы то, что если человек хочет, - а он должен хотеть, - то именно в наше время он найдёт бесчисленные возможности. Только пока люди не хотят.
Однако совсем нет оснований говорить: да что я сам могу? Мир идёт своим путём. Конечно, поскольку мы находимся здесь, мир не очень прислушивается к нам. Но дело тут в чём-то другом. Дело в том, что мы не должны говорить так, как говорили люди тридцать три года назад, когда им относительно самих себя не приходилось ни о чём заботиться! Вследствие этого дела дошли до того, каковы они теперь. Для нашего времени дело в том, что каждый должен начать с себя, должен захотеть выбраться из  абстракций, должен устранить отчуждённость от действительности, и так далее. Каждый в отношении самого себя должен попытаться отбросить абстракции и найти доступ к действительности. Надо от отвлечённых, отдалённых понятий придти сюда, если человек хочет развить то важное, что будет занимать нас в эти дни; изложение о том, как, - я бы сказал, - человек стареет, как он идёт навстречу смерти точно так же, как он возникает посредством рождения, приходит, рождаясь. В то время как сегодня педагогика, воспитание, практическое воспитание детей всецело исходит из того, что рассматривает исключительно следующее: что ребенок родился, что он развивается как ребенок, что должно придти время, когда он учится, то есть он становится старше. Но так просто эти вещи развиваться не могут. Тут надо приобрести более широкие понятия. Ибо, можно сказать: чтобы преодолеть ту отчужденность от действительности, которая сегодня является сигнатурой времени, необходимо, чтобы в первую очередь развивали волю, чтобы  быть внимательным, развивали волю, чтобы привести в движение Юпитер. Юпитер как раз является той силой, которая призывает, постоянно призывает нас быть внимательными. Люди сегодня так рады, если им не надо обращать внимание ни на что, если они уподобляются спящей Изиде; я намеренно говорю о спящей Изиде. Большая часть человечества просыпает нынешнее время и чувствует себя при этом очень, очень хорошо; ибо они мастерят для себя понятия и останавливаются на этих понятиях, не желая развивать внимательность. Надо смотреть на взаимосвязи в жизни,  - вот то, в чём тут дело. И тяжкие годы, в которые мы живём, должны, прежде всего, помочь нам расстаться с тем, что на протяжении долгого времени так изнежило человеческую культуру: расстаться с невнимательностью, с отсутствием воли и взглянуть на отношения в мире. Недостаточно всего лишь скользить по поверхности вещей. Так, например, может создаться впечатление, будто бы я всё снова и снова с самых разных сторон говорю о вредности вильсонизма, лишь следуя субъективному порыву. Однако это не следствие субъективного порыва; нет, это действительно необходимо, ибо сегодня нужно от многочисленных обманчивых понятий, от многочисленных иллюзий всё снова и снова указывать на то направление, в котором следует развивать внимание. Мы учимся на событиях времени; если мы обостряем своё внимание, то мы учимся на событиях времени необъятно многому из того, в чём мы нуждаемся для того, чтобы понять великие импульсы, одни единственные импульсы, которые могут вывести человечество из тех бедствий, в которые это человечество  себя ввергло. Надо предложить себе некоторые вопросы, чтобы быть внимательным к этим вещам. Дело не в том, чтобы вообще нечто увидеть; нет, дело в том, как это видят, как задают вопросы по отношению к внешнему миру. Практическое значение духовной науки состоит в том, что она даёт нам импульсы, чтобы спрашивать, ставить вопросы.
Сейчас читают о так называемых переговорах в Брест-Литовске (переговоры о заключении Брестского мира – примеч. перев.).  Вы знаете, что там задействованы разные люди. Из России принимают участие как наиболее важные лица: Ленин, Троцкий, некий господин Иоффе и некий господин Каменев, который в действительности Розенфельд. Фамилия Троцкого -  Бронштейн; Иоффе  - богатый торговец из Херсона. Это самые главные участники переговоров. Это не лишено интереса, но, возможно, даже важнее направить внимание на то, что с господином Розенфельдом-Каменевым произошло нечто; внешний экзотерический мир назвал бы чистой случайностью то,  что его голова до сих пор ещё держится на плечах, ибо эта голова могла бы слететь с плеч. Видите ли, в ноябре 1914 года в России были арестованы разные депутаты. Про это тогда читали, узнавали иным образом. Эти депутаты были арестованы именно потому, поскольку были обвинены в дружеских связях за границей с недалеко отсюда находившимся Лениным. В тогдашней России считали, что Ленин говорил: «из всех зол, которые могли бы произойти с Россией в эту войну, падение царизма было бы наименьшим злом».  - Некоторое число депутатов было тогда обвинено, тех, о которых было известно, что они в письмах или иначе общались с Лениным (Ульяновым-Бланком  - примеч. перев.) Но тогда им ничего не смогли инкриминировать. Говорили всяческие патриотические слова, слова русского патриотизма, такие слова нравились, говорили так: пренебрегая головами и разорванными телами наших воинов, находятся такие предатели, которые состоят в каких-либо связях в Швейцарии с этим зловредным Лениным,  - и тому подобное. Затем дальнейший процесс проводился в феврале 1915 года. Тогда опять некоторое число людей было обвинено; к этим депутатам относился и некий Петровский, а также к обвиняемым относился и Каменев, то есть Розенфельд. Каменев, в особенности расценивался тогда как тот обвиняемый, который был типичным русским предателем, как наиболее отвратительный тип. Когда процессу был дан ход, все полагали, что он продлится недолго, и голова полетит с плеч. Однако Каменев-Розенфельд смог тогда доказать, смог предоставить доказательства того, что он во всех военных вопросах придерживался иной точки зрения, нежели Ленин; точно так же и Петровский,  - что они, мол в действительности не имели с Лениным ничего общего. Каменев-Розенфельд особенным образом смог доказать, что он никогда не желал победы Германии, что победы Германии могли желать только нерусские, занесенные через границу такие лукавые товарищи, как Ленин, которые,  - поскольку сами они были слишком слабы или слишком ленивы, -  ожидали свободы от штыков немецких генералов.
Вот такие слова высказывались тогда на том процессе. В качестве защитника, в качестве адвоката этим господам Петровскому и Каменеву был предоставлен некий Керенский, который позднее сыграл ещё и иную роль; он был защитником Каменева на том процессе. И он выгородил, защитил его. Им вменялась в вину государственная измена, как Петровскому, так и Каменеву-Розенфельду. Но Керенский смог выгородить их, причём в его речи находились прекрасные слова: обвиняемые, мол, были исключительно далеки от того плана, который ради гибели отечества был готов воткнуть кинжал в спину; никакой иной затее не противились они, мол, так сильно, как против того, что исходило от тайного ленинского союза. Вследствие того, что Керенский смог использовать красноречие и иные средства, предоставив их как доказательства того, что Петровский и Каменев не имели ничего общего с идеями Ленина, им удалось тогда сохранить свою шкуру. – Петровский является сейчас министром внутренних дел в правительстве Ленина, а Каменев, наряду с Иоффе является главным участником переговоров в Брест-Литовске.
Я говорю, упоминая об этой необычной истории; я мог бы рассказать сотни и сотни подобных. Всё же, очень важно видеть действительность; вот что я хотел сказать. Чтобы познакомиться с этой действительностью, надо рассматривать тех людей, которые имеют с ней дело: что за действительность, что за лица играют в ней роль. Исключительно удобно говорить при этом: ну, между Россией и Средней Европой заключен договор в Брест-Литовске!  - Это абстракции, за которыми нет действительности. К действительности можно подступиться только тогда, если у человека есть  воля быть внимательным, действительно всматриваться в конкретное. Я хотел привести эти вещи лишь как пример, чтобы показать, насколько необходимо изучать историю современности. Сегодня каждый участвует в разговорах о событиях современности; но как мало, в сущности, известно об этих событиях современности, как, в сущности, мало знают люди о том, что происходит, сколь малы у людей представления о том, что разыгрывается. Это поистине удивительно, и может быть понято только как следствие того, что наша интеллигенция воспитана невероятным образом. Наша интеллигенция воспитана так, что она любую сторону науки извращает настолько, что выносит суждения типа, который я характеризовал: если у меня есть один талер, то это один талер; если у меня есть два талера, значит, нет ни одного, значит, у меня вообще ничего нет! Если существует только один могильный камень Уленшпигеля, значит, он жил; если же существуют два могильных камня, два памятника, на которых изображены сова и зеркало (сова –Eule-ойле, зеркало  - шпигель, Spiegel, что вместе составляет Ойленшпигель),  - значит Тиля Уленшпигеля не было, он не жил.  – Если я хочу провести в физической лаборатории эксперимент с электричеством, я должен с помощью теплых тряпок тщательно просушить все машины, чтобы не было влажности, ибо в ином случае ни обычные машины, ни электрофорные машины, использующие статистическое электричество, либо какие ещё, реагировать и действовать не будут. (Например, в условиях повышенной влажности обмотки генераторов требуют просушки. Выработке электричества химическим способом влажность не препятствует, иногда даже необходима  - примеч. перев.) Но вслед за этим я кратко расскажу следующее: из облаков,  - которые в любом случае влажны, и которые ни один профессор не сможет просушить теплыми тряпками, - из облаков будто бы происходит молния. – И это можно было бы продолжить дальше.
Не правда ли, я всё снова и снова приводил следующий пример на эту тему; один пересказывает это другому, никто не исследует. Можно  услышать, что основным законом современной физики является принцип сохранения энергии, сохранения силы. Он восходит к Юлиусу Роберту Мейеру. Юлиус Роберт Мейер, - несмотря на то, что физики, естествоиспытатели и другие ученые объявили его в настоящее время героем, - в течение своей жизни был помещен в психиатрическую больницу, в сумасшедший дом, поскольку публиковал «дурацкий вздор», предъявляя претензии на открытие нового принципа. Он действительно был помещен в сумасшедший дом! Эту большую «услугу» оказал этому Юлиусу Роберту Мейеру в особенности один ректор университета, и так далее. Но мне не хотелось бы развивать это дальше, так как такое происходит часто. Что мне хотелось бы отметить, так это то, что всё снова и снова встаёт вопрос о сохранении энергии, сохранении силы, - как открыл это Юлиус Роберт Мейер. Никто не читает этого, но один повторяет за другим. У Юлиуса Роберта Мейера принцип сохранения энергии в той форме, - в той неопределенной форме, в которой он сегодня подается, - не выступает. Тут имеет место совершенно иная формулировка, причём, весьма разумная формулировка!
Доктор Шпиндель дал мне одну тетрадь, в которой представлено учение Гёте о цвете, хроматика; это нам близко и может быть рассмотрено здесь. Так, например, два ученых мужа утверждают, что Гёте ничего не знал о фрауэнгоферовых линиях (Фраунгоферовы линии — линии поглощения, видимые на фоне непрерывного спектра звёзд. Были открыты и исследованы немецким физиком Йозефом Фраунгофером в 1814 году при спектроскопических наблюдениях Солнца. Фраунгофер выделил и обозначил свыше 570 линий, причём сильные линии получили буквенные обозначения от A до K, а более слабые были обозначены оставшимися буквами. В настоящее время астрономы выделяют в спектре Солнца тысячи фраунгоферовых линий.
Фраунгоферов спектр позволяет судить о химическом составе звёздных атмосфер, так как в 1859 году Кирхгоф и Бунзен доказали, что спектральные линии однозначно характеризуют химические элементы их излучающие. Так было показано, что в атмосфере Солнца присутствуют такие элементы, как водород, железо, хром, кальций, натрий и др. в разных стадиях ионизации. Именно на Солнце впервые спектроскопическими методами был открыт гелий –примеч. перев.).Доктор Шпиндель представил четыре столбца, три абзаца, где Гёте говорит о фрауэнгоферовых линиях! Но эти учёные мужи говорят, судя об объёме оптических познаний Гёте, и позволяют себе выносить такие суждения, что он якобы, ничего не знал о фрауэнгоферовых линиях. Они обманывают людей; ведь, само собой разумеется, сегодня, в это авторитарное время, то, что говорит ученый для большего числа людей всё равно, что Евангелие, как для многих, - не правда ли, -  для многих политиков то, что говорит господин Вудро Вильсон (Вудро Вильсон (1856—1924); был президен¬том США 1913—1921 гг., в его правление США достигли по¬литического могущества и диктовали свою волю послевоенной Европе; в январе 1918 г. выдвинул так называемые 14 пунктов — программу мирного переустройства Европы, содействовал развалу Австро-Венгрии и Российской импе¬рии; по настоянию его ближайшего советника полковника Хауса был освобожден Л. Бронштейн-Троцкий, задержан¬ный в канадском порту с 200 млн долларов, полученными от американского банкира Якова Шиффа для поддержки революции в России.  - Примеч. перев.)
 является Евангелием. Итак, в наше, настоящее время это кое-что значит, если некто просто заявляет: Гёте ничего не знал о фрауэнгоферовых линиях! Бесполезно тут что-либо доказывать этим людям. То же самое скажет кто-то третий, затем четвертый, ибо невнимательность, недомыслие, с которыми сегодня живут, велики, поскольку отсутствует воля рассматривать конкретную действительность. Человечество всё более и более склонно согреваться абстракциями и одухотворяться посредством абстракций
 Тем самым я даю вам всего лишь вступление к тому, чем нам ещё предстоит заниматься: это важный принцип, который должен выступить в культуре нашей эпохи, в нашей педагогике, принцип старения человека, старения его физического тела, что связано с омоложением его эфирного тела. В следующий раз мы будем обсуждать это во всех подробностях.

Алекс:

ДВЕНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах 11 января 1918
Перевод с нем. А.Демидов


Физические и душевно-духовные способности развития у человека. Омоложение человечества. Надежды и иллюзии Фридриха Шлегеля по отношению к христианизации научной и государственной жизни. Омоложение эфирного тела при одновременном старении физического тела у человека. Вредное влияние односторонне действующих импульсов социализма и свободомыслия; приведение их в равновесие посредством духовной науки.


В этих рассмотрениях мы хотим говорить о важных вопросах эволюции человечества, и вы уже видели, что для этого необходима более углубленная дальнейшая подготовка. Сегодня я хочу для получения нами по возможности наиболее широкой основы, напомнить вам в отдельности то, что было изложено во время моего пребывания здесь в этот раз. Напомнить то, что было сказано с той или иной точки зрения, и что необходимо нам, если мы завтра и послезавтра хотим увидеть это рассмотрение в правильном свете.
Я указывал вам на то, как в ходе эволюции человечества, - который может быть рассмотрен нами в интересующий нас в первую очередь  период после великой атлантической катастрофы, - с человечеством произошли значительные изменения. Несколько месяцев тому назад я уже обращал внимание на то, насколько иначе изменилось человечество в целом, нежели отдельный человек. Отдельный человек по мере продвижения лет становится старше. В известном отношении можно сказать, что в случае человечества как такового имеет место нечто противоположное. Человек сначала является ребенком, затем он вырастает и достигает старости, возраста, который известен как средняя продолжительность жизни. При этом дело обстоит так, что физические силы человека претерпевают разнообразные изменения и метаморфозы. Мы уже характеризовали, в каком смысле у человечества этот процесс носит перевернутый характер. Можно сказать, что человечество в то древнее время, которое последовало за великой атлантической катастрофой, - в геологии это принято называть ледниковым периодом, а в религиозной традиции всемирным потопом, - итак, человечество в то время, которое следовало непосредственно за великим всемирным потопом на Земле, из-за которого наступило своего рода оледенение, в течение следующих 2160 лет  было способно к развитию в совершенно другой форме, нежели позднее.
Мы знаем, что мы в нашей современности  до известного возраста способны к развитию свободно от нашего содействия; посредством нашей природы, посредством наших психических сил мы способны к развитию. Первое время после великой атлантической катастрофы,  - как мы говорили, - человек был значительно дольше способен к развитию. Он оставался способным к развитию до пятидесяти лет своей жизни, так что он всегда знал: в это время с возрастающим старением связано также преображение душевно-духовного начала. Если сегодня мы хотим развития нашего душевно-духовного начала после нашего двадцатилетия, мы должны искать этого развития посредством наших волевых сил. До двадцатых годов мы становимся в физическом отношении иными; в то же время в этом физическом изменении живёт нечто, что определяет наше дальнейшее продвижение на душевно-духовном уровне. Затем наша зависимость от физического прекращается; тогда наше физическое, так сказать, ничего больше не дает нам, и мы должны доставлять себе нечто благодаря нашим силам воли. Так по видимости выглядит это внешне. Мы сразу же после этого увидим, как обстоит дело на внутреннем уровне.
Примерно в первые 2160 лет после великой атлантической катастрофы это было иначе. Тогда человек до более старшего возраста оставался в зависимости от своего физического, но он был рад такой зависимости. Он радовался, не только делая дальнейшие шаги в росте и прибавлении роста. Он радовался также и тому, что, утрачивая жизненные силы, он переживал в душевном своего рода расцвет, как плод утраченных жизненных сил; теперь человек этого не может. Ведь внешние физически-космические условия человеческого бытия изменяются в относительно не столь долгое время.
Затем снова наступило время, когда человек уже не был способен развиваться до столь позднего возраста, до пятидесятых годов жизни. Во второй период после великой атлантической катастрофы, период, который снова продолжался 2160 лет и который мы называем древнеперсидским, человек сохранил способность к развитию примерно до уровня сороковых годов жизни. Затем в следующий период, египетско-халдейский период, человек оставался способным к развитию до 35 лет. Теперь, в период с 15 века человек продолжает своё развитие лишь до двадцатых годов жизни.
Обо всём этом внешняя история не рассказывает, внешняя историческая наука в это не верит; однако  с этим связано бесконечно много тайн человеческого развития. Так что, можно сказать: человечества в целом идёт вспять, оно становится всё моложе и моложе, если только эти изменения в развитии можно называть омоложением. Мы видим, какие следствия должны вытекать отсюда. Эти следствия ещё не носили столь жгучий характер в греко-латинскую эпоху; тогда человек до своего тридцатипятилетнего возраста естественным образом оставался способным к развитию. Эти следствия становились всё более и более жгучими и стали особенно значительными, начиная с нашего времени. Ибо в отношении человечества в целом мы теперь живём, так сказать, на двадцать седьмом году жизни и идём к двадцать шестому году и так далее. Так что люди предназначены к тому, чтобы через всю жизнь проносить то, чем стали они в своей ранней юности благодаря естественному природному развитию. И будущее человечества будет состоять в том, что человечество будет всё больше и больше отступать назад, будет отступать назад всё дальше, так что, если спиритуальный импульс не охватит человечество, могут наступить времена, когда господствовать будут лишь взгляды молодежи. Во внешних симптомах это омоложение человечества напечатлевается в том,  -  и тот, кто рассматривает историческое развитие с некоторым умудрённым чувством, может увидеть это и внешним образом,  - это напечатлевается в том, что, скажем, ещё в Древней Греции человек должен был иметь определенный зрелый возраст, если он должен был принимать какое-либо участие в общественных делах. Сегодня мы видим, как со стороны большого круга в человечестве выдвигаются требования, как можно сильнее сократить этот возраст, поскольку эти люди думают, что они в двадцатилетнем возрасте уже знают всё, чего может достичь человек. Будут выдвигаться требования идти в этом направлении всё дальше и дальше, если только благоразумие не парализует таких требований; то есть считать людей не только с начала двадцатых годов жизни настолько разумными, чтобы позволять им участвовать во всех парламентских делах, в как-либо организованной парламентской форме в мире, но даже относительно девятнадцатилетних, восемнадцатилетних считать, что они, якобы, уже несут в себе всё то, что может охватить человек.
Эта форма омоложения людей в то же самое время является требованием по отношению к человечеству: добывать себе из духовности то, что природа уже более не даёт человеку. Я в последний раз обращал ваше внимание на то, какой огромный перелом был заложен в историю эволюции человечества в 15 веке, о чём внешняя история не сообщает, ибо эта внешняя история является, как я уже часто говорил, своего рода басней, fable convenue. Должно придти совершенно новое познание человеческого существа, ибо только, если придет такое совершенно новое познание человеческого существа, можно будет обрести тот импульс, в котором нуждается человечество, чтобы из свободной воли взять в свои руки то, чего природа уже больше не даёт. Мы не смеем полагать, что в будущем человечество сможет обходиться теми идеями, теми мыслями, которые принесло новое время и которыми это новое время так гордится. Человек не может достаточным образом прилагать усилия, чтобы уяснить себе, сколь необходимо исходить из новых импульсов, импульсов нового типа для развития человечества. Конечно, это тривиально, говорить то, что я часто говорил: что наше время есть переходное время, ибо любое время, в сущности, является таковым. Однако знать, что именно переходит в какое-то определенное время  - это уже нечто иное. Конечно, всякое время является переходным временем; но в любое время надо также рассматривать то, что понимается как находящееся в переходе.
Я хочу добавить один факт. Я мог бы добавить сотни других, но я хочу присовокупить один определенный факт, который мог бы послужить примером для многого. Как сказано, во всех областях Европы можно было бы присоединить сотни подобных вещей. Это было ещё в первой половине 19 века, когда Фридрих Шлегель, (Фри?дрих Шле?гель (нем. Friedrich Schlegel; 10 марта 1772, Ганновер — 11 января 1829, Дрезден) — немецкий писатель, поэт, критик, философ, лингвист. Он и его старший брат Август Вильгельм были главными теоретиками йенского романтизма. – примеч. перев.)
 один из двух высоко заслуженных в среднеевропейской культуре братьев Шлегель, прочёл в Вене несколько лекций в 1825 году. В этих лекциях Фридрих Шлегель попытался, с высоко исторической точки зрения сказать людям, какие потребности были заложены в развитие эпохи, куда следует направить свой взор, чтобы найти правильный путь для развития 19 века и грядущего времени.
Тогда Фридрих Шлегель находился под влиянием двух основных исторических событий. С одной стороны он оглядывался на 18 столетие, как оно постепенно развилось до атеизма, до материализма, до ложной религиозности. И Фридрих Шлегель, - мы не хотим критиковать, но лишь приводим один факт, рассматривая воззрения человека, - Фридрих Шлегель видел, как то, что разыгрывалось в умах в ходе 18 столетия, затем взорвалось во французской революции. В этой французской революции он видел большую односторонность. Конечно, сегодня можно счесть реакционным то, что такой человек как Фридрих Шлегель видел во французской революции большую односторонность, однако такое суждение надо рассмотреть и с другой стороны, с другой точки зрения, под другим углом. Это вообще довольно просто, сказать себе, что то или иное будто бы было достигнуто для человечества благодаря французской революции. Конечно, это весьма просто; но спросим себя, а так ли уж откровенен тот, кто с энтузиазмом говорит так о французской революции, действительно ли он искренен в глубине своего сердца? Существует, так сказать, перекрестная проба на искренность, и эта перекрёстная проба состоит только в том, что следует обдумать: как стал бы этот человек рассматривать такое  революционное движение, если бы оно разразилось вокруг него в настоящее время? Этот вопрос следует предлагать всегда, если некто рассматривает такие вещи. Только тогда получают своего рода пробу его собственной искренности. Ибо, в общем, совсем нетрудно воодушевляться тем, что произошло столько-то и столько-то десятилетий тому назад. Но надо спросить себя, мог ли человек  воодушевиться, если бы в настоящее время ему пришлось бы в этом поучаствовать?
Фридрих Шлегель, как сказано, рассматривал революцию как взрыв так называемого Просвещения, атеистического Просвещения 18 столетия. И рядом с этим событием, на которое он направлял свой взор, он ставил нечто другое: выступление того человека, который пришёл на смену революции, который исключительно много внёс в позднейшее построение Европы, - выступление Наполеона. И Фридрих Шлегель, - как сказано, он рассматривал мировую историю с высокой точки зрения, - Фридрих Шлегель обращает внимание на то обстоятельство, что такая личность, когда она с такой силой вступает в мировое развитие, поистине должна рассматриваться с иной точки зрения, нежели, которая принимается обычно. Фридрих Шлегель сделал одно прекрасное замечание, говоря о Наполеоне. Он говорит: не следует забывать, что у Наполеона было семь лет, чтобы вжиться в то, что позднее он рассматривал как свою задачу; дважды семь лет длилась та суматоха, которую он пронес через Европу, и ещё раз семь лет длилась его жизнь, которая была отпущена ему после его крушения. Много раз по семь лет составил жизненный путь этого человека. Фридрих Шлегель прекрасным образом обращает внимание на это.
При самых различных обстоятельствах я указывал вам на то, какую роль играет такая внутренняя закономерность у людей, которые поистине представительны в ходе истории развития человечества. Я обращал ваше внимание на то, что Рафаэль после определенного числа лет, достигнув определенного возраста, создал значительные художественные произведения; я указывал вам на то, как у Гёте в семилетних периодах вспыхивала поэтическая сила, тогда как в промежуточное время между семилетиями наступало затишье. Можно было бы привести много примеров таких вещей. Фридрих Шлегель, впрочем, не рассматривал Наполеона в качестве благого импульса для европейского человечества.
В этих лекциях Фридрих Шлегель обращает внимание на то, в чём, по его мнению, должно состоять исцеление Европы, после того, как наступила путаница, растерянность, вызванная революцией, растерянность, вследствие наполеоновской эпохи. И Фридрих Шлегель находит, что глубинная причина этой растерянности состоит в том, что люди оказались не в состоянии подняться со своим мировоззрением до уровня всеохватывающей точки зрения, который может быть достигнут только благодаря вживанию в духовный мир. Это произошло вследствие того,  - как считает Фридрих Шлегель, что на место общечеловеческого мировоззрения выступила повсюду партийная точка зрения; эта партийная точка зрения состоит в том, что каждый рассматривает в качестве абсолюта, в качестве того, что должно принести всеобщее благо то, что с его точки зрения дала ему жизнь; в то время как в соответствие с воззрениями Фридриха Шлегеля, единственное благо человечества состоит в том, чтобы человек осознал: он сам имеет одну точку зрения, другой имеет другую точку зрения, и надо в жизни обрести равновесие между этими точками зрения. Абсолютизация одной точки зрения не должна иметь место.
Фридрих Шлегель находит, что людьми может руководить одно единственное: это не склонность к индифферентизму, безразличию, но толерантность, склонная к исполненной сил жизненной активности. Осуществление толерантности, как он считает,  - это и есть одно единственное истинное христианство. Поэтому Фридрих Шлегель,  - я должен подчеркнуть, что эта речь его датируется 1828 годом,  - из рассмотрения, которое он проводит перед своими слушателями, делает один вывод, что вся жизнь Европы, но, в первую очередь жизнь науки и жизнь государства, должна быть христианизирована. Он видит большое несчастье в том, что наука стала нехристианской, что государство стало нехристианским, что нигде то, что, в сущности, означает импульс Христа, не проникло в новую эпоху: ни в научные рассмотрения, ни в жизнь государств. Он призывает к тому, чтобы христианский импульс внедрился в научную и государственную жизнь.
Фридрих Шлегель, разумеется, говорил о научности и государственности своего времени, то есть в 1828 году. Однако по некоторым причинам, которые сразу же после этого станут для нас лучше освещенными, чем теперь, даже сегодняшняя наука и нынешняя государственная жизнь может рассматриваться так же, как рассматривал её Фридрих Шлегель в 1828 году. Попытайтесь сегодня поставить вопрос относительно науки, которая сегодня в общественной жизни расценивается по преимуществу, - то есть относительно физики, химии, биологии, экономики, науке о государстве, - попытайтесь спросить относительно них, есть ли в них где-либо на серьезном уровне христианский импульс. Хотя этого и не признают, однако, в действительности все эти  науки имеют атеистический характер; различные церкви пытаются поддерживать хорошие отношения с этими атеистическими науками, поскольку церкви не чувствуют себя настолько сильными, чтобы действительно пронизать эти науки принципами христианства. Отсюда удобная дешевая теория, что религиозная жизнь требует иного, нежели внешняя наука, что внешняя наука должна придерживаться того, что можно наблюдать, тогда как религиозная жизнь должна придерживаться чувства. И наука, и религиозная жизнь, обе могут прекрасно существовать раздельно; одно направление не должно вмешиваться в другое. Таким образом, можно жить друг с другом, это возможно, но ведет к такому состоянию, которое имеет место сегодня.
То, что принес тогда Фридрих Шлегель, было проникнуто глубоким внутренним теплом, было действительно проникнуто идущим от него великим личным импульсом служить своему времени. Требовать, чтобы религию не превращали в воскресную школу, но вносили её во всю жизнь, и, прежде всего, в научную и государственную жизнь. По той форме, в которой говорил Фридрих Шлегель в то время в Вене, можно увидеть, насколько большую надежду имел он на то, что из  сумятицы, которую создали революции и Наполеон, возникнет некая Европа, которая в своей научной и государственной жизни будет христианизирована. В последней из этих лекций речь особенно идёт о правящем духе времени и о всеобщем восстановлении. В качестве мотто к этой лекции Фридрих Шлегель ставит слова, которые поистине принесены великим Духом, слова из Библии: «Я приду скоро… и сделаю всё по-новому» («Се, гряду скоро» Откровение 22, 7; «Се, творю всё новое» 21,5 –примеч. перев.) Он ставит это мотто по той причине, поскольку верит, что в людях 19 века, в людях, которые в то время, будучи молодыми людьми, могли производить хорошее впечатление, заложена сила принять то, что сможет сделать всё по-новому.
Кто прочитает эти лекции Фридриха Шлегеля, тот завершит чтение со смешанными чувствами. С одной стороны, он скажет себе: с какой высокой точки зрения, на основе какого просвещенного мировоззрения говорится людям о научности и о государственной жизни! Как должен был бы желать человек, чтобы такие слова зажгли как можно больше душ. И если бы они зажглись, то чем стала бы Европа в ходе 19 века. – Я говорю, что оставляешь это чтение со смешанными чувствами. Ибо, во-первых, этого не произошло, это привело к тем катастрофически событиям, которые устрашающим образом предстают перед нами; этим катастрофическим событиям предшествовала та подготовка, по которой можно было точно увидеть, что эти катастрофические события должны придти; им предшествовал период материалистической научности, - которая стала ещё более материалистической, чем было она во времена Фридриха Шлегеля, - им предшествовал период материалистической государственности по всей Европе. И только с грустью можно теперь смотреть на такое мотто, как: «Се, гряду скоро», «Се творю всё новое»  -  «Я приду скоро… и устрою всё по-новому».
Где-то тут должна быть заложена ошибка. Фридрих Шлегель наверняка говорил из самых честных убеждений, и он был в немалой степени проницательным наблюдателем своего времени. Он мог судить об этих отношениях, но кое-что, всё же, оказалось неверным. Что именно понимал Фридрих Шлегель под христианизацией Европы? Можно сказать, что в нём есть ощущение величия и значения импульса Христа. В нём есть также и чувство того, что импульс Христа в новое время должен быть понят новым образом, что нельзя оставаться при тех формах, в которых понимали импульс Христа в более ранние столетия. Это он знает, у него есть чувство этого. Но он опять относит это чувство к уже признанному, уже существующему христианству, христианству, как оно исторически сложилось к его времени. Он верил, что от Рима может изойти движение, о котором можно было бы сказать: «Се, гряду скоро», «Се, творю всё новое». Он тоже был среди тех людей 19 века, которые от протестантизма обратились к католицизму, поскольку они верили, что в католической жизни они ощущают больше силы, чем в протестантской жизни. Но он был достаточно свободным мыслителем, чтобы не стать зелотом, исключительно фанатичным приверженцем католицизма.
Однако чего-то Фридрих Шлегель не сказал. Он не сказал об одной глубочайшей и значительнейшей тайне христианства, которая заключена в словах «Я с вами во все дни до конца земных времен» ( Мф. 28, 19-20; Мк. 16, 15-18  - примеч. перев.). Откровение не прекращалось, но оно снова периодически возвращается. И в то время, как Фридрих Шлегель основывался на том, что уже имело место, он должен был увидеть, должен был почувствовать, что настоящая христианизация науки и государственной жизни может наступить лишь тогда, если из духовного мира познания будут извлечены заново. Этого он не увидел; об этом он не знал. И это, как бы на одном многозначительном примере, показывает нам, что всё снова и снова, даже у наиболее блестящих мыслителей всплывают иллюзии, будто бы сейчас можно примкнуть к чему-то состоявшемуся, существующему;  будто бы нет необходимости из молодых источников, молодых мехов черпать что-то новое, и что они, эти блестящие мыслители, хотя и могут при наличии этих иллюзий говорить и создавать нечто великое и гениальное, но это гениальное ни к чему не приводит. Именно такой была и надежда Фридриха Шлегеля на некую Европу, христианизированную в отношении науки и государственной жизни в 19 веке. Он полагал, что будто бы скоро должно придти всеобщее обновление мира, всеобщее восстановление импульса Христа. А что пришло? Материалистическое направление в науке во второй половине 19 века, в сравнении с которым материализм, пережитый Фридрихом Шлегелем в 1828, был поистине детской игрой. Также и материализация государственной жизни, - надо только познакомиться с историей, настоящей историей, а не с той басней, fable convenue, которую преподают в школах и университетах, - материализация государственной жизни, которой ещё не мог видеть вокруг себя Фридрих Шлегель в 1828 году. Итак, он предсказывал христианизацию Европы, но оказался плохим пророком, поскольку наступила материализация Европы, Европа впала в материализм.
Люди охотно живут в иллюзиях. И это связано с большой проблемой, которая занимает нас теперь, проблемой, которую я уже повторно называл, и которая должна окончательно проясниться для нас в эти дни. Это связано с большой проблемой: люди разучились по-настоящему стареть, становиться старше, и мы должны снова учиться тому, чтобы становиться старше. Неким новым образом должны мы учиться становиться старыми, и это возможно для нас лишь благодаря спиритуальному углублению. Но, как сказано, это может быть совершенно ясно для нас лишь в ходе этого рассмотрения. Время в целом не склонно к такому спиритуальному углублению, но вы должны быть готовы к этому, вы должны освободиться от этой неприязни.
Во всяком случае, мыслительные и эмоциональные привычки этой эпохи не таковы, чтобы с известной легкостью,  умелостью вживаться в то, что, например, является требованиями антропософски ориентированной духовной науки. Это можно очень хорошо увидеть на примерах. Один близлежащий пример я хотел бы привести.
Только позавчера я получил одно письмо от одного человека, который принадлежит ученому миру. Он пишет мне, что только что прочёл лекцию о задачах духовной науки, которая была прочитана мною два года тому назад, и увидел, после того, как прочёл лекцию, что духовная наука всё же содержит в себе нечто плодотворное. Письмо это написано действительно теплым тоном, поистине любезным, милым, приятным тоном. Видно, что этот человек захвачен тем, что он прочёл в той лекции о задачах духовной науки. Это человек высокообразованный в области естествознания, этот человек поставлен в жизни, даже в трудной жизни настоящего времени. Итак, он увидел из той лекции, что духовная наука не является чем-то глупым и непрактичным, но может дать импульс этому времени. Однако давайте рассмотрим и оборотную сторону дел; тот же самый человек пять лет тому назад пытался установить контакт с этой духовной наукой, пытался контактировать с одной ветвью, где занимались этой духовной наукой, умолял тогда вести со мной разные беседы и даже имел их, пять лет тому назад участвовал в собраниях ветви и пять лет тому назад отреагировал на это, как если бы это было ему противно, он отказался от них. Между тем он с энтузиазмом воздавал хвалу господину Фреймарку (Ганс Фреймарк, автор сочинений, направленных против антропософии – примеч. перев.), с которым вы знакомы по разным его сочинениям. Теперь этот человек (естествоиспытатель) извиняет себя тем, что говорит: возможно, было бы лучше вместо того, что он делал, уже тогда прочесть что-либо написанное мной, прочесть какие-нибудь книги и познакомиться с предметом. Однако он не сделал этого, но судил на основании того, что ему сообщали другие; так что он получал отталкивающее представление о духовной науке, найдя её мало пригодной для его собственного пути развития. Теперь, через пять лет, он прочёл одну лекцию и нашел, что дело обстоит иначе.
Я привожу этот пример, который можно было бы многократно умножить, только ради той формы, того образа действий, каким ставит себя человек по отношению к предмету, посредством которого он хочет. -  не таким образом, как Фридрих Шлегель, но единственно возможным образом, - христианизировать всю науку, христианизировать всю общественную жизнь. Я привожу это как пример привычки мышления нынешнего времени, особенно науки в наше время.
Итак, если кто-то,  подступая к антропософскому движению, - неоднократно беседуя, участвуя в собраниях ветви, основательно поругивает членов этих собраний и то, что они ему говорили, делает отсюда вывод, что и антропософию в целом следует ругать, а затем с воодушевлением воздаёт хвалу Фреймарку, который в крайне нечистоплотных сочинениях писал об антропософски ориентированной духовной науке, - это ещё вовсе не доказывает, что найденное им антипатично ему. Через пять лет та же самая личность решается всё же кое-что прочитать.
Итак, если так много людей сегодня высказывают худшие поношения или соглашаются с худшими поношениями, это ещё не доказывает того, что они не могут иметь глубоких задатков, чтобы присоединиться к антропософской духовной науке. Если у них есть такая же добрая воля, как у того человека, им потребуется пять лет; иному надо десять, иному пятнадцать, иному пятьдесят лет, а кому-то нужно столь долгое время, что в этой инкарнации он столько не проживёт. Вы видите, как мало поступки человека являются каким-либо доказательством, что люди не ищут того, что можно найти в антропософски ориентированной духовной науке.
Я привожу этот пример по той причине, поскольку он указывает на нечто существенное, важное, о чём я часто упоминал: на нехватку умелости, ловкости при вхождении в предмет, в застревании в давно отработанных предрассудках, от которых не хотят оторваться. Это опять-таки связано с другими вещами. Надо только на эмоциональном уровне вернуться в те древние времена, о которых я вам говорю сегодня и говорил раньше. Представьте себе какого-либо молодого человека в период после атлантической катастрофы, человека, включённого в его социальные связи. Ему, скажем, двадцать, двадцать пят лет, он видит рядом с собой сорокалетних, пятидесятилетних и шестидесятилетних. Он говорит себе: какое счастье, тоже суметь дожить до такой старости, ведь живет же кто-то так много! – Существовало совершенно естественное, огромное почтение к состарившимся. На тех, кто состарился, смотрели снизу вверх, их связывали с сознанием того, что старый человек может сказать о жизни нечто иное, чем юнец. Знать об этом чисто теоретически, ровно ничего не значит, но вот проникнуться этим всем своим чувством, вырастать под этим впечатлением, означает нечто. Бесконечно многое означает, если вырастают не только так, что, вспоминая о своей ранней юности, говорят: ах, как это было прекрасно, когда я был ребенком!  - Конечно, какое-либо духовное рассмотрение никогда не отбирает у человека красоту жизни. Но такой взгляд носит односторонний характер; в древности его дополняли другим взглядом: как великолепно быть старым! – Ибо человек возрастает в душевных силах в той же мере, в какой слабеет он телесно; он срастается с мировой мудростью. Такова была формула, которую человек принимал благодаря своему воспитанию.
 В дополнение к этому мы рассмотрим и другую истину, которую я ещё не высказывал в ходе этих недель, но которую по ходу года я тут и там сообщал нашим друзьям: мы становимся старше, но лишь наше физическое тело становится старше. Ибо, с духовной точки зрения не верно, что мы стареем, становимся старше. Это майя, внешний обман, хотя это и является действительностью в отношении физического тела, но это неверно в отношении жизненных связей человека в целом. Можно с полным правом говорить: это неверно, если знают о том, что человек, живущий  между рождением и смертью в физическом мире, обладает чем-то совершенно другим, нежели его физическое тело; он состоит из более высоких членов, прежде всего, из того, что мы называем эфирным телом или телом формообразующих сил, затем из астрального тела, из «я», - если мы рассматриваем только эти четыре части.
Но, даже когда мы останавливаемся на эфирном теле, на невидимом, сверхчувственном эфирном теле или теле образующих сил, мы видим; мы несём его в себе между рождением и смертью таким образом, как несём мы на себе наше физическое тело из плоти, крови и костей; так несём мы в нас это тело формообразующих сил, эфирное тело, но между обоими, физическим и эфирным телами есть разница. Физическое тело всегда становится старше. Эфирное тело или тело формообразующих сил является старым, когда мы родимся; если исследовать его в его истинной природе, оно является старым именно при рождении, а затем становится всё моложе и моложе. Так что мы можем сказать, что это первое духовное в нас,  - в противоположность к физически-телесному, которое становится всё слабее и бессильнее,  - это первое духовное начало в нас становится всё моложе и сильнее. Верно, буквально верно следующее: когда мы начинаем бороться с морщинами на лице, наше эфирное тело расцветает и становится толстощёким.
Да, но ведь этому противоречит,  - мог бы сказать материалистически мыслящий человек,  - этому кардинально противоречит то, что мы этого не чувствуем! -  В древности это чувствовали. Только в новое время дело обстоит так, что человек не обращает внимания на эти вещи, не придает им ценности. В древности сама природа приносила это: в новое время это стало почти что исключением. Но такие исключения, всё же имеются. Я помню, как однажды в конце восьмидесятых годов (19в) мне пришлось обсуждать подобную тему с Эдуардом фон Гартманом, философом «бессознательного». Нам довелось поговорить с двумя людьми, оба из которых были профессорами Берлинского университета. Одному из них, Целлеру (Эдуард Целлер 1814-1908, философ – примеч. перев.), швабу, было тогда семьдесят два года; он пытался выйти на пенсию и считал; я уже так стар, что не могу читать лекции, - он был стар и дряхл, в свои семьдесят два года. Другим был Михелет (Карл Людвиг Михелет, 1801-1893, философ - примеч. перев.); ему было почти девяносто лет. Михелет, который как раз находился у Эдуарда фон Гартмана, сказал: я не понимаю этого Целлера! Был бы мне столько  лет, сколько Целлеру, я был бы вообще молодым барсучком; только сейчас, сейчас я чувствую себя способным что-то говорить людям. Я буду ещё долгие годы читать лекции! – Однако этот Михелет имел кое-что от того, что можно назвать: становление по-юношески сильным. Само собой разумеется, не существовало никакой внутренней необходимости, чтобы он стал таким старым; ведь его мог бы убить кирпич лет в пятьдесят или раньше, не так ли; о таких вещах я не говорю. Но, после того, как он достиг старости, он, в соответствие со своей душой не стал старым, он как раз стал молодым. Всё же этот Михелет по всему своему существу не был материалистом. Хотя гегельянцы часто становились материалистами, пусть даже  не желая признавать этого, но Михелет, хоть он и говорил тяжелыми фразами, был внутренне проникнут духом. Во всяком случае, лишь немногие могут быть так внутренне охвачены духом. Но ведь это и есть именно то, чего ищут посредством антропософски ориентированной духовной науки: дать то, что может иметь значение для всех людей, как и религия должна быть тем, что может говорить ко всем людям. Но это связано со всем воспитательным процессом, со всей сущностью педагогики.
Вся наша система образования, воспитания, построена всецело на материалистических импульсах; в более глубоком контексте следует видеть, как построить её иначе. Считаются лишь с физическим телом человека и никогда не считаются с омоложением человека. С омоложением при старении не считаются. На первый взгляд это незаметно, но дело, всё же, обстоит так, что всё то, что по ходу времени стало предметом педагогики, предметом преподавания, таково, что может увлекать человека,  - если он сразу не стал профессором или писателем от науки,  - лишь в его юности. Не так уж часто узнаешь о том, что какой-то человек в позднем возрасте ещё хотел бы точно так же изучать тот материал, который он сегодня изучает в свои школьные годы, если только у него нет необходимости в этом. Я был знаком с медиками, которые были корифеями в своей профессии, которые, следовательно, так провели свои студенческие годы и остальную молодость, что смогли стать корифеями. Но не могло быть и речи о том, чтобы они тем же методом продолжали усваивать научные дисциплины в более поздние годы. Одного весьма знаменитого мужа, - я не хочу называть его имени, так он знаменит,  - я знал. Он обладал одним из первых имен в медицине. Позднейшее издание своих книг он доверил своему ассистенту, так как сам он уже не шёл в ногу с наукой; это больше не подходило для его позднего возраста.
Вот с чем, однако, это связано; мы всё больше и больше вырабатываем сознание того, что материал, который можно взять в качестве учебного, годится, в сущности, только для молодых лет, с которыми человек позднее расстается. Это тоже имеет место. Позднее приходится заставлять себя возвратиться к некоторым вещам, но тут уж человек вынужден принуждать себя; естественным образом этого обычно не происходит. И, тем не менее, без того, что человек всегда принимает нечто новое,  - причём принимает не так, что согласен принимать и в концертном зале, и в театре, и  в респектабельных газетных сообщениях или как-либо иначе в этот роде, - если человек постоянно не принимает нечто новое, он стареет в своей душе. Он должен принимать иным образом, принимать так, чтобы действительно иметь в душе такое чувство: он узнает нечто новое, он преображает себя, он относится к тому, что принял так, как относился бы, будучи ребенком. Искусственным образом сделать это невозможно, это может происходить только тогда, если присутствует нечто, к чему человек в позднем возрасте подходит именно так, как, будучи ребенком, подходит он к общепринятому учебному материалу.
Однако возьмите нашу антропософски ориентированную духовную науку. Сейчас нам нет необходимости ломать себе голову над тем, какой будет она в более поздние столетия. Для более поздних столетий она найдёт для себя соответствующую форму, но теперь она такова,  - будучи антипатична многим,  - что её можно беспрерывно принимать, даже если современный человек стал глубоким стариком. В ней можно постоянно узнавать нечто новое, то, что захватывает душу, что снова делает душу молодой. Нечто новое может быть найдено на духовнонаучной почве, причём это новое позволяет бросить взгляд на важнейшие проблемы современности. Но в первую очередь эта современность нуждается в импульсе, который непосредственно захватывает человека как такового. Лишь благодаря этому эта современность сможет выбраться из того бедственного положения, в которое она ввергнута, и которое действует столь катастрофически.
Импульсы, о которых идёт речь, должны поступать непосредственно к человеку. И если человек, хоть и не Фридрих Шлегель, но разумно судит о том, что действительно нужно делать человечеству, он может, несмотря на это, придерживаться отдельных прекрасных мыслей, которые имел Фридрих Шлегель, или, по крайней мере, радоваться им. Он говорил о том, что, как бы ни смотрели на вещи, их нельзя абсолютизировать. Он, в первую очередь видел партии, которые всегда рассматривали свои собственные принципы как единственно благодетельные для всех людей. Но в наше время абсолютизируется значительно больше. Прежде всего, не учитывают то, что в жизни один импульс может быть сам по себе неблагоприятен, бедственен, но при взаимодействии с другими импульсами он может быть целительным, благим, поскольку и сам он становится тогда чем-то иным. Представьте себе: схематически я обозначаю это как три направления, которые сходятся вместе:

 

Ariman;  Sozialismus     - Ариман; социализм
                                                                       
Luzifer;    Gedankenfreiheit  - Люцифер;  свобода мысли
                                                           
Menschheitsrepraesentant;  Geisteswissenschaft  - Представитель человечества;  духовная наука


Одно направление должно символизировать для нас не обязательно нечто общепринятое, тривиальное или ленинизм, но социализм, курс на который держит современное человечество. Вторая линия должна символизировать то, что я часто характеризовал вам как свободомыслие, свободу мысли, а третье направление – духовная наука. Эти три вещи составляют одну группу, сопринадлежность. В жизни они должны взаимодействовать.
Если пытаются внедрить в человечество тот социализм, который, будучи грубо материалистическим, выступает сегодня, то тем самым человечеству было бы принесено величайшее несчастье. У нас он будет символизирован Ариманом внизу в нашей скульптурной группе во всех его формах. Пытаются внедрить ложное свободомыслие, которое хотело бы застревать во всякой мысли, запускать её в действие, внедрять; опять-таки это принесло бы человечеству несчастье. Это будет символизировано посредством Люцифера в нашей (скульптурной) группе. Однако мы не можем исключить из современности ни Аримана, ни Люцифера; только они должны быть уравновешены с помощью пневматологии, с помощью духовной науки, которая в середине нашей скульптурной группы будет отражена Представителем человечества.
Всё снова и снова надо указывать на то, что духовная наука должна существовать не только для людей, вырвавших себя из жизненных связей вследствие тех или иных обстоятельств, которые хотят слегка возбудить себя всякими вещами, связанными с высшими обстоятельствами. Нет, духовная наука, антропософски ориентированная духовная наука должна стать чем-то таким, что связано с глубинными потребностями нашей эпохи. Ибо эта наша эпоха такова, что обозреть её силы возможно лишь тогда, если человек заглядывает в духовное. С наихудшим злом в наше время связано то, что бесчисленное множество людей сегодня не имеют понятия о том, что в социальной, нравственной и исторической жизни правят сверхчувственные силы, что точно так же, как воздух, правят вокруг нас сверхчувственные силы. Эти силы присутствуют и они требуют, чтобы мы, познавая, принимали их, чтобы мы дирижировали, познав их; в ином случае они могут быть направлены по ложному пути теми, кто не познал или не понял их. В любом случае не следует упрощать эти вещи, представлять их как тривиальные. Не следует полагать, что можно указывать на эти силы так, как часто предсказывают будущее, гадая на кофейных зернах или на чём-то ином. Однако с будущим, с построением этого будущего связано то,  - причём, иногда самым близлежащим образом, - что может быть познано только тогда, когда будут исходить из духовнонаучных принципов.
Чтобы увидеть это, некоторым людям, возможно, потребуется гораздо больше времени, чем пять лет. Но так уж обстоит это дело, - вы знаете, что я говорю эти вещи не из какой-либо нелепой прихоти, -  однако, когда-либо смогут получить доказательства того, что в известном смысле обозначалось мною как некоторые цели, намерения. Сейчас это идёт в мир как новые военные фанфары, военная пропаганда со стороны Вудро Вильсона(Вудро Вильсон (1856—1924); был президен¬том США 1913—1921 гг., в его правление США достигли по¬литического могущества и диктовали свою волю послевоенной Европе; в январе 1918 г. выдвинул так называемые 14 пунктов — программу мирного переустройства Европы, содействовал развалу Австро-Венгрии и Российской импе¬рии; по настоянию его ближайшего советника полковника Хауса был освобожден Л. Бронштейн-Троцкий, задержан¬ный в канадском порту с 200 млн долларов, полученными от американского банкира Якова Шиффа для поддержки революции в России.  - Примеч. перев.), со стороны вильсонизма. И даже здесь, в этом зале сидит несколько человек, которые совершенно точно знают, что содержание этой новой военной пропаганды было нам известно заранее, и об этом содержании военного фанфаронства мы думали верным образом. В общем, трудно говорить об этих вещах совершенно непредвзято. Но именно по отношению к этим актуальным событиям, - знамения времени требуют этого сегодня,  - надо всё снова и снова подчёркивать, что величайшим требованием нашего времени является: обратить внимание людей на то, как некоторые вещи, происходящие сегодня можно увидеть и правильно судить о них лишь в том случае, если принять ту точку зрения, которая может быть достигнута только благодаря  антропософски ориентированной духовной науке.                             

Алекс:


ТРИНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ                                                                           
Дорнах 12 января 1918

Перевод А.Демидов

Непригодность абстрактных понятий для эффективного человеческого познания. Двойственность человеческого облика; человек головы (круглая форма) и человек туловища (лунная форма) Знание от головы и знание от сердца. Необходимость трансформации головного знания в сердечное знание: её значение в воспитании, преподавании и социальной жизни. Царизм.



Вещи, которые мы сейчас обсуждаем, связаны с одним фактом, который звучит парадоксально, будучи просто высказан, который, однако, соответствует одной значительной, глубокой истине: человек странствует по Земле, но очень плохо понимает самого себя. Применение этого высказывания особенно актуально в нашу эпоху. Ведь мы знаем, что многозначительная надпись на храме Аполлона, «Познай самого себя», в качестве требования к людям, ищущим духовных связей, когда-то появилась в Древней Греции. И эта надпись на Дельфийском храме, «Познай самого себя», была в то время, - это следует из наших многочисленных рассмотрений,  - не только фразой; нет,   в эту древнегреческую эпоху было еще возможно придти к гораздо более глубоким познаниям человека, нежели в современности. Однако эта современность тоже требует от нас стремления к истинному познанию человека, познанию того, чем, в сущности, является человек на Земле.
Может показаться, что вещи, которые необходимо высказать в связи с этим вопросом, трудны для понимания. На самом деле они не таковы, несмотря на то, что на слух кажутся трудными для понимания. В современности они кажутся таковыми потому, что люди не приучены направлять свое мышление, свои ощущения  в то русло, которое необходимо для правильного их понимания. Дело в том, что все, называемое нами пониманием, исходит из наших попыток понимать все посредством абстрактных понятий. Но не все можно понять посредством абстрактных понятий. И, прежде всего, посредством абстрактных понятий нельзя понять человека. Для понимания человека нам нужно нечто иное, нежели абстрактные понятия. Надо поставить себя в такое положение, чтобы воспринимать человека,  - в том виде, как он странствует по Земле,  - в качестве некоего образа, который нечто высказывает, нечто выдает, который хочет нам нечто открыть. Надо снова освежить в сознании, что человек является загадкой, которую надо разгадать. Но разгадать загадку человека нельзя, если человек и дальше захочет удобств в мышлении, захочет в мышлении теоретизировать так, как он любит это делать сейчас. Ибо человек является сложным существом, и мы должны подчеркивать это все снова и снова. Человек больше, намного больше, чем тот физический облик, который перемещается перед нашими глазами как человек; человек значительно больше. Однако этот физический облик, который перемещается перед нашими глазами и все, что принадлежит этому физическому  облику, является, тем не менее, выражением всего обширного существа человека. Можно сказать: в этом человеческом образе, в физическом человеке, который странствует среди нас, в нем можно познать не только то, чем является этот человек между рождением и смертью здесь в физическом мире, но можно познать в человеке, если захотеть,   даже то, чем является он как бессмертное, как вечное душевное существо.  – Надо только развить чувство того, что человеческий облик есть нечто сложное. Наша внешняя наука, которая становится популярной и подходит всем людям, не способна вызвать чувство того, что за чудесное образование представляет собой человек, который странствует по Земле. Человека надо рассматривать совершенно иначе.
Вспомните как-нибудь,  -  ведь вы все, конечно, видели человеческий скелет,  - только вспомните о том, что такой человеческий скелет, если отвлечься от всего остального, имеет двойной, двойственный характер. Можно говорить об этом гораздо точнее, но, если отвлечься от всего остального, то этот скелет носит двойственный характер. Вы с легкостью можете отделить от скелета череп, который всего лишь присоединен к скелету сверху, тогда остальной человек окажется лишенным черепа. Череп отделяется очень легко. Этот остальной человек, помимо черепа все еще является исключительно сложным существом, но сейчас мы хотели бы отвлечься от его сложности, мы хотели бы охватить его как единство. Но, в первую очередь, давайте обратим внимание на ту двойственность, которая выступает перед нашими глазами, если мы рассматриваем человека, скажем, как человека головы и остального человека, как человека туловища. Он представляет собой двойственность не только как скелет; во всем плотском человеке проявляется двойственность, хотя тут она выступает менее отчетливо.
На почве духовной науки нам не следует увлекаться сравнениями в той форме, где мы абсолютизируем их, строим их  метафорически. Этого нам не хотелось бы, но мы хотим прояснить для себя некоторые вещи, если используем сравнение. И поскольку это соответствует внешнему виду, наиболее подходящим было бы сказать себе следующее: у человека голова обладает, главным образом, круглой формой, формой шара. Если это хотят выразить схематически, выразить, чем является человеческая голова, человеческий «кочан», то мы можем сказать: у человека тут доминирует форма шара.

Рис.
 

 Если же мы хотим иметь схематический образ для остального человека, то нам, конечно, бросится в глаза нечто более усложненное, однако, сегодня мы не хотели бы заниматься этим. Вы, однако, легко увидите: отвлекаясь от известной усложненности,  точно так же как человеческой голове мы могли схематически приписать форму шара,   остального человека можно было бы охватить в такой форме (см. рис. Лунная форма). Причем, само собой разумеется, в положении этих двух кругов в зависимости от тучности человека должны быть отдельные различия.
Однако таким образом мы можем охватить человека как, в некотором смысле, шарообразную форму, и как лунную форму, форму полумесяца. Это оправдано на глубинном внутреннем уровне; однако об этом мы сегодня не хотим говорить, мы должны только запомнить, что человек делится на два этих члена, две части.
Голова человека является, в первую очередь, аппаратом для духовной деятельности. Для всего того, что человек может принести в качестве человеческих мыслей, человеческих ощущений, эта голова, этот «кочан» является аппаратом. Но если бы мы были вынуждены обходиться тем, что голова как аппарат может призвести в мышлении, в ощущении, мы никогда не были бы в состоянии действительно понять существо человека. Если бы мы были вынуждены использовать в качестве инструмента нашей духовной жизни одну только голову, мы никогда не были бы в состоянии по-настоящему сказать себе «я». Ибо, чем является эта голова? В действительности эта голова, как она выступает нам навстречу в своей шарообразной форме, есть отображение всего Космоса в целом; Космоса, как он является вам со всеми своими звездами, неподвижными звездами, планетами, кометами, даже погодными ритмами, нерегулярность которых смущает иные головы. Человеческая голова является отображением Макрокосма, отображением мира в целом. И лишь предубеждения нашего времени, - я уже указывал на это в ином контексте, - ничего не знают о том, что весь мир принимает участие в создании человеческой головы.
Однако когда эта человеческая голова появляется  на Земле посредством наследственности, посредством рождения, то эта человеческая голова не может быть аппаратом для понимания сущности самого человека. В некоторой степени в нашей голове дается аппарат, который подобен экстракту мира в целом, который, однако, не в состоянии понять человека. Почему? По той причине, что человек больше, чем всё то, что мы можем видеть, о чём мы можем мыслить посредством нашей головы. Сегодня многие люди говорят, будто бы человеческое познание имеет границы, и выходить за эти границы невозможно. Это, однако, основано на том, что эти люди придают цену только головной мудрости, мудрости головы, а мудрость человека не переходит за известные границы. Однако эта мудрость головы создала то, что мы несколько дней назад описывали как греческих божеств. Греческие божества произошли из мудрости головы; они являются старшими божествами; они являются божествами лишь для всего того, что могла со своей мудростью наткать голова человека.
Я часто обращал ваше внимание на следующее: греки, кроме этого внешнего учения о богах, имели свои мистерии. В мистериях греки, помимо небесных богов, почитали и других богов, хтонических богов. И о тех, кто был посвящен в мистерии, с правом говорили: он знаком и с верхними, и с нижними богами. – Верхними богами были те, кто относился к кругу Зевса; но они господствовали лишь над тем, что простиралось перед органами чувств и могло быть понято рассудком. Человек есть нечто большее, чем это. Человек со своей мудростью коренится в ряду нижних богов, в ряду хтонических богов.
Однако недостаточно рассматривать у человека лишь то, что я здесь схематически обозначил. Если мы хотим рассматривать корень человека в области нижних богов, тогда надо представить себе сделанный выше рисунок (см стр. 175) и поступить с ним так: надо обозначить и неосвещенную сторону Луны (см. рис. стр. 177) Другими словами, голову человека надо рассматривать иначе, нежели остальной организм. В остальном организме надо в гораздо большей степени обращать внимание на то, что духовно, что является сверхчувственным, невидимым. Голова человека в том виде, как она выступает нам навстречу, внешне является неким совершенством. Всё, что духовно, создавало себе отображение в голове. В остальном человеке дело обстоит не так. Остальной человек как физический человек есть всего лишь фрагмент, и мы не найдем понимания остального человека, если возьмем этот плотский фрагмент, который, будучи воспринимаем, перемещается по Земле.

Рис.

 

Здесь обнаруживается, сколь сложным должны мы принимать человека. Но проявляется ли как-нибудь в жизни то, что я сказал сейчас? Это может показаться абстрактным, то, что я сказал сейчас; может показаться парадоксальным и трудным для понимания; однако должен также всплыть и такой вопрос: проявляется ли это как-нибудь в жизни? Это и есть самое важное; это выявляется в жизни со всей очевидностью. Голова  - есть аппарат нашей мудрости; она является аппаратом нашей мудрости в столь сильной степени, что с её развитием связана наша наличная мудрость.  Но даже внешнее анатомическое и физиологическое исследование показывает, - посмотрите, как развивается голова по мере возрастания человека, -  что голова проделывает совсем иное развитие, нежели остальной организм. Голова развивается быстро, тогда как остальной организм развивается медленно. В сравнительном отношении голова полностью формируется уже у ребенка, а в дальнейшем развивается  гораздо меньше. Остальной организм сформирован ещё в малой степени, он медленно проходит свои стадии. Это связано с тем, что мы на самом деле также и в жизни являемся двойственным человеком. Не только наш скелет выявляет голову и остального человека, но и наша жизнь тоже обнаруживает двойную природу нашего существа: наша голова развивается быстро, наш остальной организм развивается медленно. В настоящее время наша голова проделывает своё развитие примерно до двадцать восьмого, двадцать седьмого года, тогда как остальному организму для этого нужна вся жизнь вплоть до смерти. Лишь в течение целой жизни переживается то, что голова усваивает в относительно короткое время. Это связано со многими тайнами.
Духовный исследователь познает эти вещи особенно тогда, когда он направляет взор на какой-либо несчастный случай. Это опять-таки звучит парадоксально, но это полностью соответствует истине. Представьте себе, что человек был убит, он погиб вследствие какого-либо несчастного случая. Допустим, что человек был убит на тридцатом году жизни. Для внешнего физического рассмотрения такая смерть является своего рода случаем; однако для духовнонаучного рассмотрения было бы просто смешно рассматривать такое событие как случайность. Ибо в тот момент, когда вследствие внешних предпосылок, идущих извне, человека внезапно постигает смерть, с ним быстро происходит чрезвычайно многое. Представьте себе, что при обычной связи вещей тот же самый человек, убитый на тридцатом году жизни, дожил бы, возможно, до семидесяти, восьмидесяти, до девяноста лет. Тогда он вследствие жизни от тридцатого до девяностого года медленно, поочередно, друг за другом переживал бы тот или иной получаемый в жизни опыт. То, что таким образом он в течение шестидесяти лет имел бы как жизненный опыт, он, умирая в тридцать лет, проделывает кратко, возможно лишь за полминуты. Условия эпохи, - если рассматривается духовный мир, - оказываются иными, нежели проявляются они здесь, на физическом плане. Быстрая смерть, вызванная внешними условиями,  - эти вещи надо разбирать совершенно точно, - может при известных обстоятельствах,  обусловливать быстрое получение опыта, я бы сказал, опыта, позволяющего пережить жизненную мудрость всей той жизни, которая ещё могла бы придти.
Для этого надо изучать, как на протяжении своей жизни человек усваивает жизненную мудрость, жизненный опыт. Для этого надо изучать, как ведет себя то, что в социальной жизни выполняет  голова со своим коротким развитием по отношению к тому, что в социальной жизни может выполнить остальной человек с его долгим развитием. Это ведь действительно так; человек в период своей юности получает известные понятия, известные представления, он учиться им; но он всего лишь учится. Они становятся головным знанием. Остальная жизнь, которая протекает медленнее, предназначена к тому, чтобы это головное знание постепенно преобразовать в сердечное знание, знание сердца.   Сейчас я, говоря об остальном, о другом человеке, имею в виду не головного человека, я имею ввиду и называю его человеком сердца.  Итак, остальная жизнь предназначена, чтобы преобразить головное знание в сердечное знание, знание, в котором принимает участие весь человек, а не только голова.
Для того, чтобы преобразовать головное знание в сердечное знание нам требуется гораздо больше времени, чем для усвоения головного знания. Чтобы усвоить головное знание, - даже если это особенно «умное», высокоинтеллектуальное знание, - сегодня требуется времени до двадцатых годов. Ведь, не так ли, затем становятся вполне разумными людьми в академическом смысле; однако, чтобы действительно соединить это знание с человеком в целом, надо в течение своей жизни оставаться подвижным. Чтобы преобразовать головное знание в знание сердца, в сердечное знание, требуется время, намного более долгое, чем время, прожитое к двадцать седьмому, двадцать шестому году жизни. В этом отношении человек может иметь двойную природу. Он быстро усваивает  головное знание и в течение жизни может преобразовать его в сердечное знание.
Не совсем просто узнать, что же это означает. И поскольку мы говорим между собой, я смею сообщить об опыте духовного исследования относительно этих вещей, благодаря чему окажется легче узнать что-либо об этих вещах, нежели посредством других духовнонаучных работ. Если человек хочет ознакомиться с речью, с языком, на котором говорят человеческие души, - души, прошедшие через смерть, души, живущие в духовном мире после смерти,  - человек может, если он мало-мальски понимает речь умерших, так называемых умерших, получить следующий опыт. Умершие, относительно некоторых дел, связанных с человеческой жизнью, выражаются совершенно особенным образом. Сегодня умершие обладают речью, которую мы, живущие, ещё не можем как следует понимать. Сегодня понимание у умершего и у живущего довольно далеко отстоит друг от друга, расходится. Умерший имеет полное сознание о том, как то, что человек, как головной человек,  развивается быстро, а как сердечный человек  - медленно. Если умерший хочет выразить, что, в сущности, происходит, когда быстро приобретенное головное знание постепенно вживается в медленно текущее сердечное знание, умерший говорит: чистое знание мудрости преображается благодаря сердечному теплу или любви, поднимающейся от человека. Мудрость в человеке оплодотворяется любовью.
И это, в самом деле, является глубоким, значительным законом жизни. Можно быстро овладеть головным знанием, можно непомерно много знать, именно в наше время, так как естествознание,  - не естествоиспытатели, а само естествознание, - является в наше время весьма прогрессивным, преуспевающим и имеет богатое содержание. Однако это содержание таково, что оно не может быть преобразовано в сердечное знание.  Оно повсюду остается на уровне головного знания, поскольку люди, -  вчера я уже обращал внимание на это, - другие, те, кто продвигается по жизни после двадцати семи лет, не уделяют этому внимания, поскольку эти люди не понимают, как становиться старыми, как надо стареть. Я могу в некотором смысле сказать так:  оставаться юными, становясь старыми.
Поскольку эти люди не сохраняют в себе внутренней жизненности, их сердце холодеет, сердечное тепло не поднимается к голове, любовь, приходящая из остального организма, не оплодотворяет голову. Головное знание остается холодной теорией. Но оно не должно оставаться холодной теорией; всё головное знание может преобразиться в сердечное знание. Задачей будущего является то, чтобы головное знание постепенно преобразилось в сердечное знание. Произойдет настоящее чудо, если головное знание преобразится в сердечное знание.
Человек сегодня имеет полное право предъявлять претензии материалистическому естествознанию и материалистической натурфилософии. Он имеет полное право, однако, несмотря на это, верно и иное. Натурфилософия, которую  в Геккеле, Спенсере, Гексли, и так далее,  оставило головное знание и материализм, станет, чистейшим спиритуализмом, будучи преображенной в сердечное знание, в науку сердца. Когда она будет принята человеком в целом, когда человечество поймет, как становиться старым или как становиться юным в старости, - в том смысле, который я имел в виду вчера,  - тогда именно эта наука современности станет чистейшим спиритуализмом, чистейшим подкреплением духа и его бытия.  Для этого нет никакой  лучшей основы, чем естествознание современности, если оно будет преобразовано тем, что может притекать из остального организма человека к голове;  впрочем, сейчас из духовной части  остального организма. Произойдет чудо, если люди будут учиться чувствовать омоложение их эфирного тела; тогда материалистическое естествознание будет становиться спиритуализмом. Оно будет становиться спиритуализмом тем раньше, чем больше найдется людей, упрекающих это материалистическое естествознание за его современный материализм, за его материалистическую глупость.
С этим, однако, будет связано полнейшее преображение, ощутить которое смогут только те, кто в некоторой степени ощущает то, что происходит в современности: с этим будет связано полное преображение воспитания и преподавания. Кто может скрыть от себя, - если его глаза открыты на социальные, нравственные, исторические отношения современности, - кто может скрыть от себя, что мы, как человечество в целом, выражаясь гротескно, не можем дать детям подобающего воспитания, надлежащего преподавания? Конечно, мы можем сделать из детей чиновников, сделать представителей индустрии, даже священников и так далее. Но мы мало способны на то, чтобы сделать детей совершенными людьми, всесторонне развитыми людьми. Ибо глубинным требованием нашего времени является следующее: если человек должен стать полноценным, всесторонне развитым духовно-душевным организмом, он должен быть в состоянии в течение всей жизни преображать то, что он воспринял, будучи ребенком, воспринял быстро, скоро. В течение всей жизни человек должен оставаться бодрым, чтобы преображать то, что он принял.
Но что делаем мы,  - мы смотрим на эти вещи исключительно непредвзято, - что же, в сущности, делаем мы, в более поздней жизни? В юности мы чему-то учимся, один больше, другой меньше. Не правда ли, мы очень гордимся тем, что в Западной Европе больше нет неграмотных. Один учится много, другой  - меньше, но все в юности чему-то учатся. Что же делает человек в более поздней жизни с тем, что он изучил, независимо от того, изучил ли он много или мало? Всё  предрасполагает к тому, чтобы человек всего лишь помнил о том, что было им изучено; это присутствует в человеке таким образом, что он помнит об этом. Как работают над этим люди? Это не привносится в душу человека таким образом, чтобы оно работало в человеческой душе, чтобы оно из головного содержания становилось сердечным содержанием. Оно не предрасположено к этому. Немало воды должно будет утечь в Рейне, прежде чем то, что мы можем дать молодежи сегодня, -  мы рассматриваем лишь одну сторону дела, но это применимо ко всем сторонам, - должно будет стать тем, что пригодно для того, чтобы превратиться в настоящее сердечное знание. Чем должно оно быть? Сегодня у нас нет возможностей дать нашим детям нечто такое, что действительно могло бы стать сердечным знанием. Для этого недостает двух условий. И эти два условия может восполнить лишь действительно правильно понятая духовная наука.
Двух условий недостает, чтобы сегодня дать детям нечто освежающее жизнь, дать нечто, что на протяжении всего бытия могло бы стать источником жизненной радости и жизненной выносливости (Lebensgetragenheit). Отсутствуют две вещи: первая – это то, что человек сегодня в соответствие со всеми общепринятым понятиями, которые мы имеем, которые может дать человеку нынешнее образование, не может достичь представления о своём положении во Вселенной. Вы только вспомните  всё то, что человеку сегодня предоставляется в школе. Даже самым маленьким детям это сегодня уже предоставляется; по крайней мере, то, что им говорится, говорят таким словами, в которых уже заключено то, что мы хотим высказать. Вспомните, что сегодня человек вырастает под влиянием представления: вот Земля; она с известной скоростью летит через Вселенную, а вне Земли находятся Солнце, планеты и неподвижные звезды. И то, что говорится о Солнце, о планетах, о звездах, является в лучшем случае своего рода мировой физикой, не более того: является всемирной механикой, всемирной физикой.
Имеет ли то, что говорят сегодня астрономы, то, что вообще наша образованность говорит о мироздании, какое-либо отношение к тому человеку, который обитает, странствуя по Земле? Без всякого сомнения  - нет! Не правда ли, для естественнонаучного мировоззрения человек представляет собой немного более развитое животное; он рождается, умирает, его хоронят и так далее. Так идет  от одного поколения к другому. Вовне, в великом мировом пространстве разыгрываются события, которые могут быть рассчитаны математически, как в огромной мировой машине. Но какое отношение имеет  к нынешнему человеку разумному всё то, что разыгрывается вовне, в великом мире, какое отношение это имеет к тем, кто рождается и умирает здесь на Земле, как более высокоразвитые животные? Пасторы, священники не знают, как на место этой, не приносящей утешения мудрости поставить иную мудрость. И поскольку они не знают этого, то говорят, что они вообще не занимаются этой наукой, познанием, а вера должна иметь совершенно иное происхождение.
Нам нет необходимости распространяться об этом далее. Однако существуют две совершенно разные вещи: то, о чем говорит атеистическая наука, и скудный, наспех скроенный теистический элемент, оправдывающий так называемые верования того или иного церковного исповедания. Было необходимо, чтобы ранние воззрения относительно Вселенной в человеческой эволюции на некоторое время уступили место нынешним воззрениям. Нам не нужно заходить далеко назад,   хотя сегодня об этом и не думают. Ещё недавно у людей было сознание о том, что они странствуют здесь по свету, их рождают и хоронят не в качестве просто высокоразвитых животных, но что они находятся в связи со звездным миром, в связи со всей Вселенной. Они знали об этом по-своему, на свой манер, иным образом, нежели теперь. Тем не менее они по-своему знали о связи со Вселенной. Но и Вселенную тогда должны были представлять себе иначе.
То мировоззрение, которое сегодня преподносится даже детям, было немыслимо в 12, 13 столетиях. Тогда нельзя было бы даже помыслить о том, чтобы где-либо имелось такое воззрение на мир звезд. Как и сегодня человек смотрел вверх на звезды, он смотрел вверх на планеты, но он не только вычислял,   как это делают сегодня астрономы, посредством математики рассчитывая орбиты планет. Нет, он имел следующее представление: там вверху находится некий шар, шарообразное тело, которое движется через небесное пространство, однако средневековая наука видела в каждом  шаре тело какого-то духовного существа. Считалось бы сущим  вздором представлять себе в качестве планеты чисто материальную сферу. Прочтите об этом у Фомы Аквинского. Вы всюду найдете, что он в каждой планете видел ангельский разум, ангельскую интеллигенцию,  - не английскую, а именно ангельскую интеллигенцию, - ангельский разум. Также и в остальных звездах. Тогда не представляли себе Вселенную так, как фабрикуют её сегодняшние астрономы. Однако ради продвижения вперед, на некоторое время,  - я бы сказал, - потребовалось изгнать душу из Вселенной, чтобы представлять себе некий скелет, исключительно машинную, чисто механическую часть Вселенной. Должно было возникнуть мировоззрение, Коперника, Галилея, Кеплера. Но только глупцы видят в этих мировоззрениях некую окончательную ценность. Эти мировоззрения носят начальный характер, они должны быть развиты дальше.
Духовная наука уже сегодня знает о некоторых вещах, которые ещё неизвестны внешней астрономии. Важно то, чтобы именно эти вещи, о которых знает духовная наука, но ещё не знает внешняя астрономия, переходили в общечеловеческое сознание. И если сегодня они, эти понятия, кажутся трудными, они станут такими, что их можно будет давать даже детям; именно для детей они смогут стать неким важным достоянием, необходимым для того, чтобы душа сохранилась живой. Но мы пока вынуждены обсуждать эти вещи, используя сложные понятия. Ибо до тех пор, пока духовная наука будет восприниматься во внешнем мире так, как она воспринимается теперь, не будет условий, при которых эти вещи могли бы быть отлиты в такие понятия, в такие представления, которые необходимы для того, чтобы стать предметом воспитания детей.
Кое о чём, например, современная астрономия не знает; она ничего не знает о том, что Земля, когда она мчится через Вселенную, мчится слишком быстро. Она, эта Земля мчится слишком быстро. И поскольку она мчится слишком быстро, головное развитие у нас оказывается более быстрым, нежели в том случае, если бы Земля двигалась настолько медленно, чтобы соответствовать всей нашей продолжительности жизни. (Голова, как сказано, развивается примерно до 27 лет, тогда как остальной организм развивается всю жизнь – примеч. перев.) Скорость развития нашей головы, быстрота нашего головного развития связана с тем, что Земля слишком быстро мчится через Вселенную. Наша голова сопутствует этой скорости, тогда как весь остальной организм этой скорости не сопутствует; наш остальной организм отстает от космических событий. Наша голова, которая, будучи шаром, подражает строению неба, должна проделывать то же самое, что проделывает в космическом пространстве Земля.
Наш остальной организм, который не является подражанием всему мирозданию, не проделывает этого совместно с ним, он развивается медленнее. Если бы весь наш остальной организм сопутствовал скорости Земли, развивался в соответствие со скоростью Земли, мы все никогда не смогли бы становиться старше двадцати семи лет. Тогда двадцать семь лет были бы в среднем продолжительностью жизни человека. Ибо, на самом деле: наша голова, наш «шар» оказывается завершенным к двадцатисемилетнему возрасту; если бы дело было только в нём, человек мог бы умирать в двадцать семь лет. Лишь вследствие того, что остальной человек предрасположен для более долгой продолжительности жизни, и его силы после двадцати семи лет постоянно притекают к голове, мы живём так долго, как мы живём. Духовная часть остального человека является тем, что доставляет свои силы к голове. Сердечная часть обменивается своими силами с головой. Если человечество когда-либо узнает, что оно имеет двойственную природу, природу головы и природу сердца, тогда оно узнает и то, что голова подчиняется совсем иным мировым законам, нежели остальной организм. Тогда человек снова окажется внутри всего Макрокосмоса. Тогда человек не сможет развивать иных представлений, как те, когда он говорит: здесь на Земле я нахожусь не только в качестве высшего животного, я не только рождаюсь и умираю; нет, я есть существо, которое построено из всей Вселенной. Моя голова построена для меня, исходя из всего Космоса; Земля присоединяет, приращивает ко мне остальной организм, который не сопутствует движениям Космоса в той же мере, в какой им сопутствует и содействует голова.
Так что если человека не рассматривают абстрактно, как делает это современная наука, но рассматривают его как некий образ в его двойственности: как человека головы и как человека сердца в связи с Космосом, тогда человек снова включается в космическое целое, включается в Космос. И я знаю нечто, как знают это также и другие, способные судить об этом. Я знаю: если человек сможет составить себе теплые, сердечнее представления, как  смотря на человеческую голову, он видит в этой человеческой голове отображение всего усеянного звездами мирового пространства с его чудесами,  тогда в человеческую душу будут входить все образы,  имеющие отношение к связи человека с дальней, самой отдаленной Вселенной. Эти образы, эти картины станут формой сообщений, рассказов, которых мы сегодня ещё не имеем.  Эта форма сообщений, эти рассказы будут не абстрактным, но эмоциональным выражением того, что  мы сможем вливать, в сердца самых маленьких детей так, чтобы эти сердца  самых маленьких детей ощущали: здесь на Земле я нахожусь как человек, но в качестве человека я являюсь выражением всего усеянного звездами мирового пространства; во мне высказывает себя весь мир. На уровне ощущений можно будет воспитать человека как члена всего Космоса. Таково первое условие.
Другое условие состоит в следующем. Всё воспитание, всё преподавание мы ориентируем на то, чтобы человек был уверен: в его голове он является отображением, оттиском Космоса, а в его остальном организме он имеет то, что перерабатывается всем Космосом, притекая по каплям сверху в качестве душевной активности и становясь здесь на Земле самостоятельным в человеке. Тогда это будет особым внутренним переживанием. Представьте себе этого двойственного человека, которого я хочу теперь изобразить в такой курьёзной форме. Если он будет знать; тут в его кожу на бессознательном уровне из всего Космоса приходит то, что представляет собой тайну всех звезд.
Рис.
 
Оно возбуждает силы головы человека, тогда как человек в течение всей своей жизни перерабатывает это посредством своего остального организма, консервируя его тем самым здесь на Земле, пронося через смерть, и снова внося эту эманацию звёзд в духовный мир. Если это станет живым ощущением, тогда человек познает свою двойственную природу, он познает себя как человека головы и человека сердца. Ибо то, о чём я говорю сейчас, связано с тем, чтобы человек учился разгадывать самого себя, учился говорить себе: когда я всё больше и больше становлюсь человеком сердца, когда я ещё молод, то  старея, я, -вследствие того, что дает мне сердце, - вижу то, что я, будучи ребенком, изучил в молодости посредством головы. Сердце смотрит вверх на голову, и сердце видит в голове отображение всего звёздного неба. Но и голова будет смотреть на сердце и будет находить в сердце тайны загадки человека, будет учиться раскрывать истинное существо человека в сердце.
Человек будет чувствовать себя воспитанным так, что будет говорить себе: конечно, я с помощью моей головы могу чему-то научиться. Но когда я живу, когда я живу, идя навстречу смерти, которая должна привести меня в духовный мир, всё то, что я изучил посредством головы, однажды оплодотворится любовью, поднимающейся из остального организма и станет чем-то совершенно иным. Во мне как в человеке существует нечто такое, что имеется только во мне как в человеке: я должен ожидать чего-то. В этих словах заложено многое, и это весьма многозначительно, если человек будет воспитан так, что говорит: я должен ожидать чего-то. Мне будет тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят лет и когда я от десятилетия к десятилетию буду становиться старше, мне навстречу, вследствие старения, выступит нечто от тайны человека. Я должен ожидать чего-то от того, что я живу. 
Представьте себе, что если это не просто теория, если это жизненная мудрость, социальная мудрость жизни, то ребенка следует воспитывать так, чтобы он знал; я могу чему-то учиться, но тот, кто меня воспитывает, имеет в себе нечто такое, чему я не могу научиться; для того, чтобы я смог найти это в самом себе, я должен сначала стать таким же старым, как и он. Если он воспитывает меня, он даёт мне тем самым нечто такое, что должно быть для меня священной тайной, ибо, хотя  я и слышу это из его уст, но в себе найти не могу. – Представьте себе то, что будет вновь создаваться из отношений между ребенком и стариком, - что в наше время полностью изгладилось, стёрлось, - если человек будет знать: возраст жизни даёт нечто такое, чего надо дожидаться. Если я ещё не достиг сорока лет, во мне не может обретаться та сумма тайн, которая может находиться в том, кто уже достиг сорока лет. И он сообщает это мне; я получаю в качестве сообщения то, что я не могу узнать сам по себе. – Какие общечеловеческие общественные связи завязываются благодаря тому, что таким образом с новой серьёзностью, с новой глубиной входит в жизнь!
Эта серьёзность, эта глубина – и есть то, чего так не хватает в нашей жизни; их нет в нашей жизни, поскольку наша жизнь по преимуществу уважает лишь головное знание. Но вследствие этого отмирает истинное социальное начало, оно идет навстречу  уничтожению, ибо здесь на Земле обитают люди, которые совсем не знают о том, кем они являются, которые воспринимают всерьёз только то, что имело место до их двадцати семи лет. Всю остальную жизнь они используют на то, чтобы нести в себе  кадавр, труп, используют ради останков, а не ради преображения всего человека в нечто такое, что могло бы проносить юность даже через смерть.
Поскольку этого не понимают, поскольку наступила эпоха, которая не может этого понять, постольку все эти относящиеся к духовности вещи остаются нежелательными, о чём я должен был говорить вчера в связи с Фридрихом Шлегелем. Это был гениальный ум, он понимал многое, но он не знал, что необходимо новое духовное откровение. Он попросту верил в то, что можно придерживаться старого христианства. На словах, в словесных сочетаниях он во многих отношениях высказывал нечто верное. Представьте себе, мне хочется сообщить вам одно место из последнего доклада Фридриха Шлегеля за 1828 год. Он пытается доказать, как он говорит: «что в её ходе», - имеется в виду мировая история,  - «надо познать божественную направляющую руку и божественную судьбу. Надо познать, что не только земные, видимые силы участвуют в этом развитии и в тормозящих его противоречиях, но что сила, частично находящаяся под божественным воздействием направляется против невидимых властей. Я надеюсь, что убеждение в этом, - пусть даже не доказанное математически, - что было бы тут неуместным и неприемлемым,  - мне удастся постепенно пробудить и живо обосновать.
Итак, человек переживая историю, подключает к истории божественные силы и вместе с этими божественными силами ведет борьбу против противодействующих духовных властей. Он выражается радикально: противодействующие духовные власти. Он имеет представление об этом, он это предчувствует, но живого сознания об этом ему недостаёт. Ибо настоящую науку о духе он в известном отношении избегает. С третьего столетия нашего летоисчисления, в западных странах возникло предубеждение  против внушений ложного гнозиса.  Именно  тогда это  называли внушениями ложного гнозиса.  Тогда постепенно подошли к тому, чтобы отклонять всё то, что человек мог бы знать о духовных мирах. В ту пору случилось так, что даже религиозные импульсы готовились на основе материализма. Эти религиозные импульсы не смогли воспрепятствовать тому, что мы сегодня, в сущности, не имеем того, что мы должны были бы давать молодежи. Наша наука не служит молодёжи, ведь человек в более позднем возрасте может всего лишь помнить эту науку: стать мудростью сердца эта наука не может.
Даже в религиозной области дело обстоит так же. В конце концов, человечество стало,  - я бы сказал, - продвигаться к двум экстремальным положениям. Охватывать, понимать сверхчувственного Христа человечество почти разучилось. Оно ничего не желает знать о той космической власти, о которой духовная наука должна говорить снова как о власти Христа Иисуса. По одну сторону находится весьма милое, действительно проникнутое любовью представление всего того, что развивалось по ходу средневековья и нового времени благодаря поэтам, благодаря музыкантам; некое проникнутое любовью, милое поэтическое представление, которое связывалось с младенцем Иисусом. Однако на протяжении всей жизни человека на религиозном уровне  то, что было связано с представлением об этом дорогом младенце Иисусе не могло принести удовлетворения! Характерно то, что прямо-таки парадоксальная любовь выражалась в бесчисленных песнопениях и тому подобном, посвященном этому любимому маленькому Иисусу. Против этого ничего нельзя возразить, но одного этого было недостаточно.
Это было первым, где человек, не будучи в состоянии подняться к более великому, действовал в малом, чтобы, по крайней мере, иметь хоть что-то. Но заполнить жизнь это не могло. А по другую сторону находился «bon dieu citoyen», «добрый бог граждан» с которым мы на Рождество познакомились благодаря словам Генриха Гейне, - добрый гражданский бог Иисус, лишенный всякой божественности, бог либеральных пасторов и либеральных священников. Верите ли вы в то, что он действительно мог охватить эту жизнь? Верите ли вы особенно в то, что он мог бы пленить молодёжь? Он с самого начала базировался на мёртвом продукте теологии, даже не на теологическом продукте, а на продукте истории теологии. Но человечество также и в этой области сильно отдалилось от того, чтобы направлять взгляд на то, чем является в истории духовная сила, власть духа.
Почему это происходит? Потому что на протяжении некоторого времени человечество должно было предаться чисто материалистическому рассмотрению мира. Но наступило время, когда должно совершиться преображение пригодного для спиритуализации современного знания о природе в сердечное знание. Наше естествознание является или до смешного плохим, если остаётся как есть, или же чем-то чрезвычайно величественным, если оно преображается в сердечную мудрость, мудрость сердца. Ибо тогда оно становится духоведением, духовной наукой. Древняя, более старая наука, которая имеется в некоторых традициях, уже преобразила головную науку в сердечную науку. Новое время не обладает дарованиями для того, чтобы преобразить в сердечную науку то, что оно до сих пор заново достигло как головную науку. Вследствие этого происходит то, что особенно в социальной области единственно действенную работу производит головная наука, создавая тем самым некий односторонний продукт, с которым мы  имеем дело.
Голова человека может вообще ничего не знать о существе человека. Поэтому если голова человека размышляет о существе человека, - что имеет место в социальных связях, - то эта  голова должна будет осуществить в совместной социальной жизни нечто совершенно чуждое этой жизни; это и есть современный социализм, который находит своё выражение в социал-демократической теории. Нет ничего, что являлось бы чисто головным знанием в большей степени, чем марксистская социал-демократия, причём лишь потому, что остальное человечество вообще пренебрегает заниматься мировыми проблемами, так что единственно в этих кругах занимаются социальными теориями. Остальные всего лишь, - мне хотелось бы остаться вежливым,  - пользуются подсказкой профессорских мыслей, которые всегда традиционны. Однако головная мудрость стала социальной теорией. Это означает, что посредством одного инструмента пытаются обосновать социальную теорию, которая наименее подходит для того, чтобы что-либо узнать о сущности человека. Это  фундаментальная ошибка современного человечества, полностью раскрыть которую можно будет лишь тогда, если станет известно, как обстоит дело с головной и сердечной мудростью. Голова никогда не сможет опровергнуть социализм, марксистский социализм, поскольку голова в наше время должна выдумывать. Опровергнуть марксистский социализм может лишь духовная наука, поскольку духовная наука является головной мудростью, преображенной сердцем.
Чрезвычайно важно, чтобы на это обратили внимание. Вы видите, почему даже такой человек, как Фридрих Шлегель, обладал негодными средствами при рассмотрении старости, возраста, несмотря на то, что он видел и понимал: человек снова должен усвоить взгляд на невидимое, на невоспринимаемое, циркулирующее среди нас. Однако наше время требует направить взор на это невидимое. Невидимые силы всегда находились здесь, как это предчувствовал Ф.Шлегель; невидимые силы сотрудничали и содействовали тому, что происходило с человечеством. Но человечество должно развиваться.  В известной степени дело дошло до того, что на протяжении последних столетий человечество не уделяло внимания сверхчувственным, невидимым силам, например, в социальной жизни. В будущем дело так идти не может. В будущем по отношению к реальным условиям дело так не пойдёт. Я мог бы привести много примеров на эту тему: я хочу привести один.
В течение второй половины последнего десятилетия я говорил об этом с других точек зрения. Кто рассматривает социальные отношения в Европе, как складывались они с 8, 9 столетий по Р.Х., тот знает, что к структуре европейской жизни подключалось самое разное. Самое разное врабатывалось в эту сложную европейскую жизнь, которая на Западе придерживалась афанасийского христианства. Последнее,  - как я  рассказывал об этом здесь на прошлой неделе,  -  было оттеснено назад на Восток; то древнее христианство, сохранившее древнее родство с азиатскими традициями, русское христианство, ортодоксальное православное христианство. По мере того, как постепенно, из консервативного романского начала, -  с заново оживленным германизмом и славянством, - в Европе создавалось некое дифференцированное тело. На Западе формировались различные европейские члены этого европейского социального целого, некоего сложного организма. До сих пор можно было двигаться в нём, оставляя без внимания то, что жило в нём невидимо, не будучи воспринято; ибо конфигурация Европы имеет в своей структуре много сил. Однако некой важной, существенной силой в этой структуре, среди прочего, являлось то отношение, в которое была поставлена Франция по отношению ко всей остальной Европе. Я имею в виду теперь не только политическое отношение. Я имею в виду отношение в целом, всё отношение Франции к остальной Европе и понимаю под этим всё то, что какой-либо европеец мог почувствовать в ходе столетий с 8,9 веков по Р.Х. по отношению к тем, кто причислял себя к французскому началу. Своеобразие тут состоит в том, что как только актуализировались отношения остальной Европы к Франции, эти отношения остальной Европы к Франции выражались на уровне чувства симпатии и антипатии. Тут мы должны были иметь дело с симпатией и антипатией. Однако так дело обстояло с чистым феноменом физического плана. Можно понять, что в Европе разыгрывалось между Францией и остальной Европой в смысле человеческих отношений, если изучать то, что изживали на физическом плане сердца, человеческие души. Во всяком случае, то, что, будучи вне Франции, развивалось по отношению к Франции, надо понимать, судя по отношениям физического плана. Вот почему тут не вредило то,  - другие отношения в Европе складывались в Европе подобным же образом,  - тут не вредило, если избегали рассматривать то, что разыгрывалось в этих делах, будучи связано со сверхчувственными силами, поскольку симпатии и антипатии устанавливались в соответствие с отношениями физического плана.
Многое из того, что разыгрывалось в течение столетий, становилось иным. Мы стоим перед мощнейшим переворотом, даже касательно самых внутренних  отношений, проходящих через европейскую социальную структуру. Не следует полагать, что это говорится с легким сердцем, когда я повторно обращаю ваше внимание на то, что эти вещи следует считать более важными, нежели это склонны делать сегодня. Мы стоим перед мощнейшим переворотом, и необходимо, чтобы в будущем люди направили свои глаза, свои душевные очи на духовные отношения. Ибо на основании отношений физического плана больше нельзя будет понять то, что происходит. Это можно будет понять только в том случае, если смогут привлечь к рассмотрению  духовные отношения. То, что разыгралось в марте (1917), - падение царизма, - имеет метафизический характер. Это падение царизма можно понять только в том случае, если принять к сведению этот метафизический характер.
Мы, будучи между нами, можем непредвзято обсуждать такие вещи. Почему вообще существовал царизм? Этот вопрос может быть понят в неком более высоком смысле, нежели во внешнем тривиальном историческом смысле. Так почему же вообще существовал царизм? Если отвлечься от отдельных настроенных пацифистски упрямцев, которые видят нечто серьёзное в балагурстве царского манифеста о мире, надо сказать: даже те, кто по всяким причинам хорошо относились к русскому государству, не любили царизм! А у тех, кто любил его, эта любовь, наверняка не была настоящей. Так почему всё же существовал этот царизм? Царизм существовал, - мне сейчас хочется высказать нечто парадоксальное, нечто экстремальное, - для того, чтобы Европа могла нечто ненавидеть. Эта ненависть была нужна Европе как пристяжная лошадь для чего-то другого. Царь должен был существовать для того, чтобы в то же самое время служить пунктом, объектом, на котором концентрировалась бы ненависть. Ибо подготавливалась волна ненависти, о которой в эти дни уже можно судить внешним образом. То, что разыгрывается сейчас, преобразуется в мощное чувство ненависти, которое больше не понять так, как раньше можно было понять на физическом плане, - как я это уже излагал, - понять симпатию и антипатию.  Ибо тут будут ненавидеть не только люди. Средняя и Восточная Европа будут ненавидимы, но не людьми, а некоторыми демонами, которые будут обитать в людях. И уже наступает время, когда Восточная Европа будет, вероятно, ненавидима ещё больше, чем Средняя Европа.
Эти вещи должны быть поняты, мы не смеем принимать эти вещи легкомысленно. Но они могут быть поняты только тогда, если люди решатся искать связь с духовным миром. Ибо должно было придти нечто, что такие мыслители, как Фридрих Шлегель уже немного предчувствовали, но ещё не видели корней и основ этого. Должно произойти то, чтобы эти вещи были непредвзято охвачены душевным зрением для того, чтобы человек мог оглянуться назад, на последние столетия, на то, что они принесли; тогда он сможет работать над  тем, что должно быть основано.
Среди прекрасных тезисов, которые порой находятся в лекциях Шлегеля, есть также и то, что в развитии человечества играет роль внутренний мир души и правдивость этого внутреннего мира души; что вредно любое политическое идолопоклонство. Это прекрасный тезис Фридриха Шлегеля. Это политическое идолопоклонство, как оно охватило нашу эпоху! Как господствует оно в наше время! Это политическое идолопоклонство само порождает прекрасные симптомы, по которым можно определить его наличие.
Однако необходимо видеть эти связи насквозь. Надо ощущать, что живёт в наше время. У нас нет возможности, - мы это понимаем, как только бросаем взгляд на истинное существо головного и сердечного человека, - мы сегодня, если только мы не углубляем знание до уровня сердца, не имеем возможности дать нашим детям то, в чём они нуждаются, чтобы на протяжении жизни сохранять юношескую жизнеспособность. У нас такой возможности нет. Это должно быть заложено, мотивировано, это должно придти. Мы можем сказать, если желаем резюмировать эти вещи парой слов: сегодня школьное наставничество целиком и полностью не в состоянии выполнить свою задачу. То, чем является школьное наставничество, преподавание, на мировом уровне чуждо истинному существу человека. Но мир находится под угрозой того, что им завладеет некий шульмейстер, некий «школьный наставник», почитаемый политическими идолопоклонниками. (Имеется в виду американский президент Вудро Вильсон – примеч. перев.) Таким шульмейстерством, которое менее всего подходит для руководства человечеством на настоящем отрезке времени, становится большая политика.
По крайней мере, некоторые люди должны увидеть эти вещи, ибо эти вещи глубоко связаны с глубинными познаниями, овладеть которыми можно единственно попытавшись, хотя бы немного проникнуть в тайну человечества. С влечениями и инстинктами, с шовинизмом и национализмом сегодня нельзя ни понять мир, ни как-либо управлять им; для этого единственно нужна добрая воля, которая хочет проникнуть в истинную действительность. Давайте завтра поговорим об этом дальше.

Алекс:
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах 13 января 1918 после обеда
Перевод с немецкого А.Демидов

Связь человеческой головы со звёздным небом; связь остального организма с силами наследственности. Втекание аурической субстанции на Землю и её обратное вытекание. Полярность между жизнью головы и жизнью сердца и их связь с духовной субстанцией, вдыхаемой и выдыхаемой Землей. Задачи педагогического будущего. Сходство между седьмым лемурийским периодом и нашей современной эпохой. Катастрофические военные события; отличие от прежних войн. Социалистическая теория как головное переживание далека от реальности.

Мы видели, что можно приблизиться к некоторым мировым загадкам, загадкам человечества, если заняться рассмотрением человека, причем рассматривать его так, чтобы в его форме, - в которой мы, прежде всего, обратили внимание на её двойственность,  - видеть нечто от разрешения мировой загадки. Можно хорошо помочь себе, хорошо помочь на медитативном уровне в отношении всех этих вещей, если как можно глубже размышлять над такой формулой: мир как целое является загадкой, а сам человек, опять-таки как целое, является её разгадкой. Но, конечно, в этом случае надо отказаться от желания в один момент разрешить эту мировую загадку: ибо сама человеческая жизнь, причем всеохватывающая человеческая жизнь, то есть та, которую мы проживаем между рождением и смертью и новым рождением, является, в сущности, решением этой мировой загадки. Итак, очень полезной является формула: мир есть загадка, а человек есть её решение.
Мы видели, что рассматривая внешний физический облик человека, в нём следует различать головную часть и остальную часть. Голову, головную часть в её шарообразной форме мы можем рассматривать как отображение всего Космоса, причем рассматривать не просто сравнительным образом, но вполне конкретно. Мы можем прямо сказать, что все звёздное небо работает над тем, чтобы произвести форму, строение, внутреннее соотношение сил человеческой головы. С этим, конечно, связано и то, что, говоря тривиально, каждый имеет свою собственную голову. Это человек имеет. Ведь вы знаете: в зависимости от того, в каком определенном месте Земли находится человек, но и в зависимости от того, в какое определенное время он рассматривает звездное небо, конфигурация звездного небо всегда оказывается иной. Если звездное небо не рассматривается в общем, но учитывается особое построение звездного неба в том месте и в то время, когда человек родится, выявляется, что в соответствие с этим особенным построением звездного неба, каждый человек должен иметь свою особенную голову. Ибо не звездное небо в общем строит нашу голову, но данная конкретная, особая конфигурация звездного неба. (Гороскоп создается с учетом точного времени рождения и точного местоположения родившегося  - примеч. перев.)
Итак, примем это к сведению, и из различных рассмотрений, уже проведенных нами, мы можем сделать вывод, что существенной частью задачи, поставленной человеку между смертью и новым рождением, является ознакомление с тайнами звездного неба. Ибо в известном смысле можно сказать даже так: когда нам дается голова человека, мы не остаемся исключительно пассивными, нет, мы делаем её сами. Между смертью и новым рождением мы знакомимся со всеми законами, господствующими в отдаленном мировом пространстве. Отдаленная Вселенная, мыслимая духовно, является местом нашего пребывания после смерти и до нового рождения. Как здесь на Земле мы знакомимся с законами, в соответствие с которыми строятся дома, с законами, по которым делается нечто другое, так во время между смертью и новым рождением человек вживается в законы Космоса, Вселенной. Он сам работает с Космосом и исходя из Космоса, будучи связан с чисто духовными существами, населяющими Космос; он работает, прежде всего, над своей головой, так что голова человека, когда он появляется здесь в физическом мире, лишь по видимости, кажущимся образом определяется посредством чистого наследования от предков.
Я говорил в открытых лекциях и повторяю здесь: каждый человек убежден в том, что магнитная стрелка (компаса) не сама по себе направлена на Север, а другим концом на Юг, но тут действуют космические силы, а именно действует Земля. Итак, в случае магнитной стрелки учитывают Вселенную, учитывают её участие со своими силами; лишь при возникновении живых существ сегодня ещё не желают видеть участия всей Вселенной, всего Мирового целого. У человека вся Вселенная участвует, по преимуществу, в построении его головы. Эта голова возникает не только посредством наследования от отца, матери, дедушки, бабушки и так далее: нет, в ней действуют силы Вселенной. И от членов тела, от частей человека силовая конфигурация Вселенной действует преимущественно на то, что находится в голове, в «кочане». Напротив, весь наш остальной организм, насколько он является физическим, мы на самом деле имеем благодаря своего рода наследованию от ряда предков.
Естественная наука современности очень близка к тому, чтобы со своей стороны открыть это. Естественная наука противится лишь той части истины, которая озвучивается в духовной науке. В иных пунктах естественная наука современности уже совсем близка к тому, чтобы встретиться с духовной наукой. Я уже говорил в Берлинских лекциях, и настоятельно говорю также и здесь, что, например, естественная наука уже приблизилась к открытию того, в связи с чем духовная наука подвергалась нападкам. Люди, которые читают мою «Теософию» («Духоведение»), часто находят особенно неприемлемой ту главу, где я говорю об ауре человека, говорю о том, что душевно-духовная силовая часть человека для ясновидящего сознания переживается в красной ауре, которая облекает человека. В новое время профессор Моритц Бенедикт (1835-1920, венский профессор криминалист-примеч. перев) в Вене, которого я неоднократно упоминал в другой связи, проделывал эксперименты с людьми, которые преимущественно подходили для того, чтобы использовать биолокацию, рудоискательную лозу. Профессор Бенедикт не проводил экспериментов с ясновидением, ибо он был совершенно не склонен соглашаться с чем-либо, связанным с ясновидением, однако он в затемненной камере проделывал эксперименты с теми людьми, которые, главным образом подходили для экспериментов с лозоискательством, людьми, которые сыграли большую роль в этой войне. Вы, возможно, знаете, что лозоискательство играло совершенно особенную роль в этой войне. Поскольку для солдат была необходима вода, в различных боевых частях были назначены люди, практиковавшие лозоходство, лозоискательство, чтобы найти источники, которые можно было раскрыть, раскопать, чтобы затем обеспечить солдат водой. В зоне южных боевых действий, а также в зоне галицийских боевых действий это в очень больших масштабах использовалось в течение этой войны. Вследствие естественной потребности надо было заниматься такими вещами. И вот профессор Бенедикт, в полном соответствие с методами естественнонаучного исследования, исследовал в темной камере тех людей, которые особенно подходили для того, чтобы с помощью лозоходства находить под землей источники или металлы.
Например, в случае одной дамы, которая была совсем маленькой, он, занимаясь с ней правильным образом в камере, обнаружил, как у неё появилась мощная аура, так что дама казалась великаном. Он даже смог описать, что правая сторона была синей, а левая сторона – желто-красной.
Всё это вы могли бы прочесть сегодня у профессора Бенедикта, который опубликовал эти вещи в своей книге о лозоходстве, как о результатах внешней науки. Та аура, которую таким образом наблюдал профессор Бенедикт, - я уже  раньше упоминал об этом, - не была той же самой аурой, о которой говорим мы. Мы имеем в виду гораздо более духовные элементы в человеке, говоря об ауре, это не  та наиболее низшая, почти физическая аура, которую, конечно, профессор Бенедикт мог обнаружить в своей темной камере. Но некое соприкосновение тут всё же имеет место, так что именно та часть моей «Теософии» («Духоведения»), которая больше всего подвергалась нападкам, которую больше всего ругали, теперь обнаруживает точки соприкосновения с внешней наукой. Эти вещи пойдут очень быстро.
Точно так же будет обстоять дело и с тем, чего я только что коснулся. В не столь отдаленном времени по чисто естественнонаучным причинам смогут утверждать, как то, что несет на себе человек, происходит от предков лишь настолько, насколько не является формой головы и внутренних силовых соотношений в голове. Смогут утверждать, что голова у человека на самом деле предопределяется из Космоса, что в голове у человека разыгрываются силы Космоса. Если бы мы следовали единственно нашим головам, мы никогда не обладали бы национальным началом. Голова совершенно не предназначена для того, чтобы быть национальной, так как небо не имеет национальности. Всё то, что играет роль в наших мыслях, вследствие участия людей в группах, происходит не из головы; оно происходит из того, благодаря чему мы связаны с общечеловеческим потоком наследования. Этот поток, конечно, играет роль и в голове, когда человек живет здесь между рождением и смертью, играет роль, поскольку остальной организм постоянно обменивается с головой своими нервными силами и силами крови.
Но если мы говорим об том, что унаследовано, то есть о той части человека, которая находится вне головы, сохраняя свои силы от предков, мы, по существу, должны говорить лишь о физическом, ибо с духовной частью остального человека дело обстоит иначе. Тут очень важно то, чтобы хотя бы сейчас приняли к сведению факт, который может открыть только духовная наука: влияние на голову оказывается потому, что она находится под действием того, что унаследовано остальным организмом. Это тоже будет открыто естественной наукой, как открыла она ауру. То, что человек родственно связан со своими предками только своим остальным организмом, будет также открыто естественной наукой. Но другое касается области, в которую естественная наука без дальнейшего проникнуть, конечно, не может. Это следующее: когда мы рождаемся, мы несём в нашей голове силы Вселенной; они формируют нашу голову. До некоторой степени это можно констатировать даже на внешнем уровне. Кто наблюдает детей в их развитии, тот, может быть, знает, что в самом начале, в самое первое время часто спрашивают: на кого же, собственно, похож ребенок? Часто сходство сильно выступает лишь в более позднем детском возрасте. По крайней мере, некоторые из вас будут наблюдать или уже наблюдали это. Это происходит оттого, что голова вообще, - если мне будет позволено так выразиться, - является нейтральной по отношению к земным условиям, земным отношениям; остальной организм должен сперва оказать свое воздействие на голову. Это воздействие может быть оказано также в течение эмбрионального периода, но остальной    организм должен сначала оказать своё воздействие на голову, выявить его, и тогда человек становится похожим на своих предков в отношении черт лица и тому подобном.
Итак, благодаря этим вещам, человек сам может внешним образом наблюдать  истину, лежащую в этой области, если он имеет соответствующие воспринимающие органы чувств для этого. Но дело имеет более глубокий характер. То, что дано в качестве посредника между духовной Вселенной, - ибо Вселенная наполнена духом и духовными существами, - и Землей, где мы живём, не находится в покое; тут постоянно струится некая тонкая субстанция, которую нельзя произвести в химической лаборатории, поскольку она не имеет отношения к химическим элементам. Эта тонкая субстанция постоянно втекает из далекой Вселенной на Землю. Так что если мы хотим изобразить это схематически, можно сказать так: если здесь находится Земля в мировом пространстве, (см. Рисунок 1), то со всех сторон на Землю притекает мировая материя, тонкая мировая субстанция (входящие стрелы); эта тонкая мировая субстанция проникает даже под землю. Так что постепенно происходит следующее: из всего мирового субстанция погружается в Землю. Это, в сущности, не физическая субстанция, это не какой-либо химический элемент, это нечто духовное, но это настоящая аурическая субстанция, которая проникает вниз под почву Земли. В этой субстанции заложены силы, которые мы используем, когда мы из духовного мира сходим вниз на Землю, чтобы найти себе место в физическом человеческом теле.

Рис. 1
 

Значительно то, что эта субстанция, которая течет к Земле и снова утекает прочь от Земли, эта субстанция, если она утекает от людей, когда они умирают, используется, чтобы снова найти силы для входа в духовный мир. Эта материя, которую я здесь обозначил на подходе к Земле как  входящую, доходит до известной глубины в земной почве, а затем снова струится прочь (см. рис.1 стрелы наружу). Так что человек может постоянно воспринимать своего рода вдыхание эфира или аурической субстанции в Землю, и снова выдох.
Проделать такое наблюдение совсем не так легко. Но если человек проделал это однажды, если он однажды пришел к тому, что Земля, в сущности, постоянно вдыхает и выдыхает духовную субстанцию, тогда он узнает, как при всех обстоятельствах и для всех вещей использовать её, использовать в человеческой жизни то, о чем я сейчас сказал. Итак, с тем, что я здесь на рисунке обозначил входящими стрелками, мы входим в нашу телесность; с тем, что я обозначил стрелками, выходящими наружу, мы снова выходим при смерти.
Будучи между нами, мне нет необходимости скрывать, сдерживаться относительно некоторых вещей. Вот почему я в данном случае хочу рассказать вам о том, как я несколько лет тому назад впервые пришел к этому факту. Силы, играющие здесь роль, входящие и выходящие силы имеют дело не только с человеческой жизнью, но и со всевозможными другими обстоятельствами. Особенной загадкой для меня было то, как обстоит дело с майскими жуками. Именно майские жуки чрезвычайно интересны, поскольку, как вы, возможно, знаете внешним образом, что если в какой-нибудь год здесь появляется довольно много майских жуков, то от трех до пяти лет здесь находится довольно много личинок, личинок майского жука и эти личинки майского жука очень сильно портят урожай картофеля. Получают очень плохие урожаи картофеля, если тут много личинок. И человек, имеющий дело с картофелеводством знает, что урожай картофеля будет плохим от трех до пяти лет, если в какой-либо год было слишком много майских жуков. И вот я, наблюдая этот интересный факт, открыл, что жизнь майских жуков связана с втекающей субстанцией, а жизнь личинок майского жука – с вытекающей субстанцией. Я только хочу подчеркнуть это, как нечто, откуда вы видите, как можно подойти к такому делу совсем с другой стороны. С наибольшей надежностью к такому делу подходят, если рассматривают его не на непосредственном объекте, но если рассматривают его на сравнительно безразличном объекте, к которому можно легко относиться нейтрально. Но отсюда вы видите, что та субстанция, о которой я говорил, проникает и даже некоторое время остается под Землей. Субстанция, которая втекала в этом году, только через некоторое время устремится назад. Это также связано с тем, что, в общем, истекающая субстанция является более инертной, вялой, нежели втекающая субстанция. Втекающая субстанция более жизненна, она втекает быстрее; истекающая субстанция более инертна, она вытекает медленнее.
Если интимно наблюдать человеческую жизнь, можно увидеть, как человек, когда он идет из Вселенной к рождению, на самом деле нуждается в силах, которые находятся во втекающей субстанции. Затем, в более позднем возрасте он теряет связь с этой втекающей субстанцией. Как вы видели из этого рассмотрения, голова по преимуществу является тем, что имеет дело с этой втекающей субстанцией. Но человеческая голова является жестким шаром. Она представляет собой жесткий шар и из всех, находящихся рядом наших органов она в наибольшей степени подвержена окостенению. Поэтому она относительно рано, - не в детском возрасте, но относительно рано, - теряет связь с этими втекающими силами. Поэтому также её формирование, её развитие рано завершается.
В детском возрасте человек также ещё продолжает  поддерживать связь с этими втекающими силами, но затем они прекращают оказывать на него свое влияние; по крайней мере, в нашем цикле времени это обстоит так. Не всегда на Земле было так, - об этом я буду говорить сразу же после, - но в нашем цикле времени это так. Однако в то время, когда человек живет тут на Земле, его остальным организмом, помимо головы, овладевает истекающая субстанция, силы истекающей субстанции. Ими проникается этот остальной организм. Эти силы таковы, что если принимать их во внимание, они могут, действуя извне, омолаживать остальной человеческий организм, как я указывал на это вчера. Они являются омолаживающими силами, которые воздействуют на эфирное тело, которое действительно, - как об этом было сказано вчера,  - становится всё более и более «толстощёким», хотя внешне, физически мы становимся старыми. Для тех наших иностранных друзей, кому непонятно слово «pausbackige», толстощекий, я хочу заметить, что такие щёки бывают у детей, они округляются так, как у дующих Ангелов, которых вы видите на картинах. Итак, человек, как эфирный человек становится толстощеким. В этом процессе, которому подвергается связанное с остальным телом эфирное тело, действуют истекающие от Земли силы. В них мы нуждаемся также и тогда, когда проходим через врата смерти, чтобы снова вернуться назад в Космос, вступить в духовный мир.
Вы видите, что Земля участвует в нашем теле, участвует внутренне, интимно. И со всем тем, что я сейчас сказал, связано нечто, что можно очень легко свести к формуле, к важной существенной формуле: мы долгое время являемся душами, живя между смертью и новым рождением, перед тем, как через это рождение вступаем в физическую жизнь; мы снова являемся душами, когда живем, пройдя через врата смерти до нашей следующей мировой инкарнации. Умершие живут духовной жизнью. Эта духовная жизнь имеет свою связь со звездами так, как здесь мы имеем свою связь с физической материей. В то время как наша голова является оформлением, выявлением сил, которые мы изживаем между смертью и новым рождением, в то время как мы строим нашу голову из мировых сил, наше существо, наше собственное существо, наше душевно-духовное существо относительно рано находит в нашей голове свою духовную могилу. Силы нашей головы, которые у нас есть здесь на Земле, мы имеем вследствие того, что наша голова, в сущности, является могилой нашей душевной жизни, как мы вели её перед рождением и, следовательно, перед зачатием. Наша голова является могилой нашего духовного бытия. Однако, когда мы опускаемся на Землю, наш остальной организм годится для того, чтобы снова сделать нас воскресшими, когда он вбирает силы, струящиеся от Земли назад в мировое пространство, вбирает, чтобы построить своё духовное начало. И в то время, как наш физический организм отпадает от нас, наше духовное начало с нашими силами, которые струятся наружу от Земли, идёт через мировое пространство в духовное бытие.
Это та удивительная полярность, которая по отношению к человеку господствует во Вселенной. Мы становимся физическим из духовного, когда наше духовное погребаем в голове; в голове наше духовное бытие перед рождением кончается. Здесь на Земле происходит обратное: физическое мы отпускаем назад, физическое во время жизни постепенно погибает, а духовное восстает. Так что мы можем сказать: рождение означает воскресение физического с преображением духовного в физическое; смерть означает рождение духовного, причём физическое передается в Землю точно так же, как духовное передаётся Вселенной. Вследствие того, что мы рождаемся, мы предаем наше духовное Земле; вследствие того, что мы умираем, мы предаём Земле наше физическое. Вследствие того, что мы благодаря рождению отдаём наше духовное Земле, мы являемся земными людьми. Вследствие того, что мы благодаря смерти предаём наше физическое Земле, мы являемся духовными людьми во время между смертью и новым рождением. Такова эта полярность, эта противоположность. И наша жизнь здесь состоит в том, что мы образуем наш духовный организм. Но для нашего современного земного цикла мы можем образовать его правильным образом лишь в том случае, если будет учтено то, что я изложил вчера: если человек достигнет того, что оба раздвоенных члена человеческой природы вступят друг с другом в настоящую корреспонденцию, в реальное общение, что жизнь головы и жизнь сердца вступит в отношения друг с другом. Что более короткая жизнь головы будет реально вживлена в человека в целом, так что этот человек в целом, весь человек, сможет в течение жизни омолаживаться, что он должен будет переживать это, когда его голова, в сущности, уже давно потеряет подвижность и внутреннюю способность к развитию.
Задачей, особенно для педагогики, для искусства воспитания в будущем станет: сделать антропософски ориентированную духовную науку столь плодотворной, чтобы человек благодаря всевозможным рассказам, благодаря всяким вещам, которые подходят для молодежи,  - но подходят так, что во всяком возрасте можно сохранить интерес к ним, - чтобы у человека возникало ощущение того, как он построен, сформирован из всего Космоса, и как он реально отключил себя от Космоса и как он снова отдаёт Вселенной то, чем овладел здесь на Земле. Я прошу вас хорошенько прочувствовать только одно, - я не говорю «обдумать», ибо для этого многого не требуется, но я говорю: прочувствовать, ощутить. Здесь тоже имеется пункт, где естественная наука сегодня уже соприкасается с тем, что может исследоваться на духовнонаучном уровне. Я уже упоминал, как вдумчивая геология высказывается о том, что Земля находится в стадии отмирания. Земля уже перешагнула ту точку, когда она, как земное существо было в середине своего жизненного пути, своего возраста жизни. В отличной книге Эдуарда Штисса (Эдуард Штисс,1831-1914,австрийский геолог примеч. перев.) «Лик Земли» вы можете прочесть, как геолог, чисто материалистический геолог Штисс сообщает, что если сегодня пройти по пашне, рассмотреть комок пахотной земли, то мы будем иметь дело с чем-то отмирающим, с тем, что раньше было другим. Пашня отмирает. Земля отмирает. Мы знаем это из духовной науки, поскольку знаем, что Земля преобразуется в другое планетарное состояние, которое мы называем состоянием Юпитера.  Итак, как таковая, Земля должна отмереть. Но человек, точнее говоря, человеческий род как сумма духовных существ не умирает с Землей, но переживает Землю, живет вне Земли таким же образом, как жил он перед тем, как Земля стала Землей: это описано в моём «Очерке тайноведения». Так можно проникнуться,  - как говорилось, не на мысленном, рассудочном уровне, но на уровне ощущения, чувства,  - проникнуться представлением: я стою здесь, на этой земной почве, но эта почва, на которой я стою, в которой я обрету свою могилу, эта почва является чем-то прошедшим, прошлым в Космосе.
Отчего возникает из этой Земли следующая Земля, некая новая планета, которую будет населять человечество в будущем? Откуда она возникает? Она возникает вследствие того, что мы сами часть за частью вносим нечто в это новое планетарное бытие. Мы как люди, -  животное царство тоже отчасти участвует в этом,  - подготавливаем здесь, в течение нашей физической жизни, - неся на себе то, что, в сущности, предназначено для следующей жизни, - подготавливаем в течение физической жизни следующую планету, которая примкнет к бытию Земли. В силах, снова возвращающихся назад, заложено то, что является будущим Земли. Мы живём не только в настоящем времени Земли, в современности Земли, мы живём и в будущем; мы должны только снова вернуться в нашу инкарнацию, снова инкарнировать, поскольку нам надо завершить разные вещи на Земле, пока она ещё существует. Но мы живем вместе с будущим Земли. Земля, - как мы сказали, - вдыхает и выдыхает духовную субстанцию. Во вдыхаемой субстанции мы носим прошлое и законы прошлого, силы прошлого. В выдыхаемой субстанции, в том, что Земля снова возвращает назад, мы несем в себе  будущее. Будущее Земли покоится в самом человеческом роде.
Представьте себе это на действительно эмоциональном уровне, как нечто оплодотворенное полнотой любви, представьте себе это вместо всех тех глупых вещей, которые сегодня сообщают молодежи, подумайте о том, как в сотнях, но именно в сотнях живых рассказов, парабол, иносказаний оживить это и передать юношеству, молодежи. Затем представьте себе, что за чувства развивает человек по отношению к Вселенной, и что надо делать. Что надо делать, чтобы наша культура продвигалась вперед, что надо делать конкретно. Рассматривать это очень важно. Как можно больше надо обращать внимание на связанное с тем, что я назвал омоложением человека. То, что нынешнее человечество испытывает такие бедствия, связано с тем, что оно утратило тайну, как обращать жизнь головы в жизнь сердца. Мы подчас почти не имеем никакой настоящей жизни сердца. То, исходя из чего обычно говорят, есть жизнь инстинктов, влечений, жизнь вожделений, только это, а не духовное начало, о котором мы говорим. Сегодня человека не заботит то, что струится вовне, во Вселенной, спокойно струится наружу. Человек не придает этому значения.
Отдельные люди придают этому значение инстинктивно. В эти дни я, например, сообщал, как отдельные люди инстинктивно обращают внимание на это, вследствие чего, однако многократно отличаются от других. Вспомните, как я недавно проводил сравнение между Целлером и Михелетом, двумя берлинскими профессорами. Вспомните, я говорил, как вместе с Эдуардом фон Гартманом я беседовал с обоими господами в тот момент, когда Целлер хотел выйти на пенсию, поскольку ему было семьдесят два года и он уже не чувствовал себя способным читать свои университетские лекции. Но Михелету было почти девяносто лет. И Гартман рассказывал: сейчас тут был Михелет и он сказал мне: я не понимаю Целлера, которому сейчас  всего семьдесят два года, который говорит, что не может читать лекции. Я же готов ещё хоть лет десять читать лекции!  - При этом он подпрыгивал по всей комнате и радовался тому, что весь следующий год он будет читать лекции, и он не мог понять, как этот «мальчик» Целлер, этот семидесятидвухлетний Целлер претендует на то, чтобы стать пенсионером и больше не говорить со студентами.
Это сохранение молодости как раз и есть то, что связано с наличием правильного обмена между головой и сердцем. Это как раз может происходить у отдельного человека; но в целом, даже у отдельного человека это может происходить правильным образом только в том случае, если это перейдёт в культуру, если вся наша культура проникнется принципом; иметь не только головную жизнь, но иметь также и жизнь сердца. Но, чтобы заполучить жизнь сердца, надо иметь большое терпение; хотя это и плодотворно, хотя это и несет омоложение в жизни, это требует  терпения больше, нежели для обладания головной жизнью. Головная жизнь: вы видите, как человек сидит и что-то «зубрит». В юности мы, несмотря на все разглагольствования педагогов, по преимуществу становимся «зубрилками», придерживаемся «зубрёжки». Ибо из более ранних времен, когда эти вещи были известны на атавистическом уровне, сохранились отдельные традиции, хотя с такими традициями люди уже не связывали их истинного смысла. Я хотел бы упомянуть для вас об одной из таких традиций.
Всё, сохранившееся от не столь уж древних времен, до того, как материализм достиг совершенства, имело некий глубинный смысл. Только в последние десятилетия эти вещи были забыты, - тогда, например, в гимназии было правило, в начальной гимназии во втором классе проходить древнюю историю; затем в пятом классе снова проходили древнюю историю, историю древних веков. Те, кто тогда устанавливал подобные правила, больше уже не знали, почему поступают именно так, и учителя, которые вели этот предмет, вели его действительно не так, как если бы у них имелось осознание разумности такого дела. Ибо, если бы кто-то осознавал это, он бы сказал: если я преподаю историю ребенку, который учится во втором классе, он всё «вызубривает»; но то, что ребенок получает при этом, требует ещё пары лет, пока оно вживется в его организм. Вот почему хорошо в пятом классе снова давать то же самое, ибо только тогда то, что проникло в эту бедную голову три, или четыре года назад, принесет хорошие плоды.
Вся структура старой гимназии была, по существу, построена на этих вещах. Средневековые монастырские школы всё ещё во множестве имели традиции, происходившие из древней мудрости, традиции эти не наши, но они были на атавистическом уровне сохранены из древности. Затем они реализовались в правилах и учреждениях, которые были различны. Именно принцип терпения необходим, если надо головную жизнь перевести в жизнь сердца. Ибо жизнь головы, головная жизнь соединяется с человеком быстро, а жизнь сердца идет медленнее, она протекает более вяло, тут надо выжидать. А ведь сегодня хотят понять всё сразу. Представьте себе, что человек сегодня должен предаться ощущению: он учит нечто, и затем, чтобы понять это в совершенстве, он должен ждать пару лет. Да, едва ли в нашу эпоху можно соединить этот принцип с ощущениями людей.
Зато с ощущениями человека в настоящее время соединяется нечто другое. Это можно пережить на одном примере, и это хорошо, когда указывают на такие примеры.
В Цюрихе два человека, близких нашему Обществу поставили сейчас одну пьесу, причем неоднократно указывалось, что эти лица имеют отношение к строительству в Дорнахе, к духовной науке и так далее. В данном случае надо сказать, чтобы быть полностью справедливым: это цюрихское представление, предпринятое Пульвером (Макс Пульвер, 1889-1952, «Христос в Олимпе») и Рейнхартом (Ганс Рейнхарт 1880-1963, «Райский сад») в Швейцарии, было очень хорошо поставлено. Но нечто достойное внимания можно было пережить в связи с корреспонденцией, исходящей из Швейцарии. Иностранные корреспонденты вели себя, скажем, менее, менее интересно, нежели, - в данном случае, - сами швейцарские наблюдатели. Так мне попалась газета, в которой обсуждались эти два дебюта Пульвера и Рейнхарта; в ней корреспондент не смог удержаться, чтобы не обратить внимание на то, что данные лица поддерживают отношения с нашим движением и кое-что черпают из нашего движения. Но сегодня люди имеют не только страх, - не так ли,  - перед «ложными внушениями гнозиса», - о чём я упоминал вчера, - но имеют страх перед духовной жизнью вообще. Если где-либо разыгрывается что-то касающееся мировоззрения,  - о, это же страшно! И связано это именно с  тем, что у людей совершенно отсутствует ощущение этого соотношения жизни головы и жизни сердца. Сегодня вся жизнь, осуществляемая человечеством вне головы, является жизнью инстинктов, или жизнью вожделений: это не духовно. Вот почему жизнь вожделений и инстинктов конфликтует с чисто головной жизнью, задевает её. Головная жизнь сегодня очень духовна, она очень спиритуальна; но она постоянно и напрочь,  - не знаю, можно ли так сказать, но всё это всё же верно,  - она постоянно загрязняется жизнью влечений и жизнью инстинктов. Поэтому мысли приходят курьёзным образом. Судить о сконфуженной вследствие инстинктов голове этого корреспондента, о котором я сообщал, вы могли бы наилучшим образом, если я зачитаю вам его фразу об его опасениях, его страхе по поводу того, что в этой пьесе эти господа обыгрывают «вопросы мировоззрения». Представьте себе, этот человек дошел до того, чтобы написать следующее:
«Однако вера во Христа у Пульвера должна была бы пробудиться из глубины страданий и отчаяния, если уж он хотел со сцены вербовать молодежь. Звёздный цветок, который рейнхартовский искатель рая сразу же в первой картине срывает на окне своей учебной комнаты, должен был бы расцвести лишь в конце, из окровавленного сердца». Затем следует и та фраза, которую я имел в виду: «Оба поэта имели своё мировоззрение в готовом виде, в голове, когда они только начинали писать поэму; для их драмы было бы лучше, если бы они только в процессе написания достигли своей религии».
Итак, представьте себе: сегодня человек готов считать главной ошибкой, что некто, имеющий мировоззрение, начал писать! Итак, надо поставить себя по отношению ко всему миру подобно маленькому сиротке (Иванушке-дурачку), надо расписывать, размазывать эту тему, и, наконец, из этой размазни выпрыгнет мировоззрение. Тогда вещь несут в театр, и затем она должна нравиться людям! Представьте себе, такой дурацкий вздор фактически распространяется сегодня по миру; и ведь многие люди этого не замечают, не замечают, что такой дурацкий вздор распространяется в мире.
Такие вещи связаны с тем, что жизнь головы не прорабатывается со стороны человека в целом, всего человека. Ведь, само собой разумеется, что даже автор статьи, написавший это, очень «умный человек». Не подлежит сомнению, что он очень умный человек, но нет проку быть умным, если этот ум является чисто головной жизнью. Важно то, что надо открыть глаза на это, вот что чрезвычайно важно.
Здесь мы затрагиваем некий фундамент, который необходим для нашей современной культуры. Можно на каждом шагу, - я бы сказал, - проделывать такие наблюдения. Логический крах сегодня будет постигать не от того, что у людей нет логики, но потому, что одной логики недостаточно. Можно быть удивительно логичным парнем, великолепно сдавать свои экзамены, быть блестящим университетским профессором по национальной экономике или по другому предмету, и можно, несмотря на то, что человек – весьма умный тип и в голове владеет всяческой логикой, подвергаться, тем не менее, одному крушению за другим. Можно подвергаться крушениям, не будучи в состоянии осуществить то, что связано с реальной жизнью, если данный человек не обладает терпением, чтобы внедрить в человека в целом то, что схвачено головой, если у него нет терпения, чтобы апеллировать в человеческой природе к омолаживающим силам. Вот то, о чём идет речь. Кто действительно имеет дело с настоящей наукой, какой является духовная наука, кто сотрудничает с ней, тот знает, что ему было бы стыдно завтра же сразу докладывать о том, что он открыл или совершил сегодня, так как он знает, что это совсем не имеет цены. Оно приобретает цену только через годы. Совестливый духовный исследователь не может докладывать, преподнося то, что он изучил лишь в самое последнее время. Нет, он обязан все эти вещи всё снова и снова обновлять в своей душе для того, чтобы они созрели. По крайней мере, он должен, если сообщает о недавно достигнутом, особо отметить это, чтобы тот, кто слушает, принял это к сведению. Однако действительно увидеть то, что необходимо современности, можно только тогда, если увидеть эту потребность в природе человека. Ибо то, что необходимо для современности, заключено не в том, где его обычно ищут, но оно заключается в более тонких структурах, образованиях, которые, однако, распространены по всему миру. Действительно нет необходимости касаться политики, если,  например, обращают внимание на следующее. Есть сегодня множество людей,  - их, во всяком случае больше, чем это было бы целительно для мира, - которые придерживаются такого мнения: надо продолжать эту войну  как можно дольше для того, чтобы эта война сменилась всеобщим миром, примирением. Если же войну окончить быстро, то услуги миру, примирению, мы тем самым не окажем! Я не хочу высказывать суждения о ценности или бесполезности вынашиваемых переговоров о мире между центральными силами и Россией, (15 декабря 1917 перемирие между австрийско-германскими силами и Россией и 3 марта 1918 заключение мирного договора в Бресте) однако всё же интересно, что за курьёзная логика может развиваться при этом. Мне дали статью, которая действительно чрезвычайно интересна в этом направлении, ибо автор,  - имя данного господина в данном случае не относится к делу, -  обращается против так называемого сепаратного мира по той причине, что он находит, будто бы сепаратный мир не привел бы к всеобщему примирению. Прямолинейное мышление, причем такое мышление, немного углубив которое можно было бы сказать: а может быть мы  всё-таки сможем чуть-чуть продвинуться вперед, если, по крайней мере, в одном месте перестанем рубить себе головы? – Возможно, это прямолинейное мышление. Но не прямолинейное мышление говорит себе: нет! не надо прекращать войну ни в каком месте, ибо ко «всеобщему мировому примирению» тем самым придти нельзя. – Этот господин делает интересные выводы, то есть интересные для него полемические выводы о том, как люди спорят о словах. Он полагает, что люди, говорящие, что надо одухотворяться ради мира, ради примирения, даже если это будет только сепаратный мир, будто бы загипнотизированы словами. Ибо надо не зависеть от слов, но исходить из сути дела, а суть в том, что сепаратный мир, - якобы, - вреден для всеобщего мира, всеобщего примирения.
Среди различных обоснований, приведенных данным господином, содержатся также и такое в следующей фразе. Интересная фраза, фраза, столь характерная для современности! Где же следует начать, чтобы в это дело не слишком вовлекалось в личностное, субъективное? «Кто честен, должен будет признать, что это является мотивом многих, - но не всех, - которые среди нас так рады «сепаратному миру, рады Ленину и Троцкому» - автор считает, что причиной, мотивом будто бы является воодушевление в связи со словами «мир»,  - «в то же самое время они у нас неустанно пишут против антимилитаризма и оказывают мало благосклонности нашим Лениным и Троцким». Данный господин говорит о Швейцарии.
Однако мы, те, кто, подобно дуракам, не ведется на одно слово, но хочет дела самого по себе, мы тоже не желаем немецкого мира, сепаратного мира, но хотим всеобщего мира. Для нас слово «сепаратный» стоит в противоречии со словом «мир»». Глядя на это дело, надо тщательно различать между «миром» и «миром»! Статья даже озаглавлена «Мир и мир». (Имеется в виду мир сепаратный и мир всеобщий  - примеч. перев.)
Итак, господин, который на протяжении всей статьи ругает идолопоклонство по отношению к словам, внизу приписывает следующую фразу: «Для нас слово «сепаратный» противоречит слову «мир» (примирение). Сепаратизм является принципом раздора, а не принципом мира. Мы требуем от этой Мировой войны мирового мира, при котором все народы одновременно вместе придут к великому взаимопониманию. То, что мы видим в Брест-Литовске (имеются в виду переговоры о мире в Бресте – примеч. перев.), это игра между кастой омытых всеми водами изощренного лукавства, рафинированных дипломатов и представителями нового порядка, наивными, идеалистичными и догматичными  - представляет собой зрелище, которое не может обрадовать никого, кто желает сохранить идеалы в чистоте. Надо опасаться того, что мы получим дьявольский мир, который породит войну ещё более страшную, вместо того божественного мира, который положит конец всякой войне».
Тут, несомненно, есть логика, ибо вся эта статья написана очень остроумно; она весьма остроумна. Эта статья «Мир и мир» написана даже смело и мужественно по отношению к предрассудкам множества людей; однако эта логика свободна от всякой связи с действительностью. Ведь связь с действительностью поддерживается посредством лишь той корреспонденции, о которой мы говорили: благодаря дозреванию знания, благодаря дозреванию соображений,  - дозреванию того, что может изживаться в голове, - дозреванию в остальном человеке. И это дозревание является тем, чего в современности больше всего не хватает самым разумным людям. Это нечто, связанное с самыми глубокими потребностями, самыми глубокими импульсами современности. Современность совершенно не склонна заниматься изучением таких вещей. Само собой разумеется, я не считаю, что каждый отдельный человек может пуститься в изучение таких вещей, но те люди, чьей профессией является изучение, должны был бы заняться такими вещами. Тогда они смогли бы перейти во всеобщее сознание, в сознание всего человечества. Ибо журналисты, - с позволения будь сказано, - пишут то, что кажется им мнением, имеющим всеобщую ценность, не так ли. Если бы вместо вильсонизма или чего-то ему подобного наиболее популярным, поддерживаемым образом мыслей оказалось магометанство, то именно европейские журналисты стали бы писать как магометане. Если бы духовная наука уже прижилась в человеческих душах на бытовом уровне, то те же самые журналисты, которые сегодня ругают духовную науку, стали бы весьма браво писать в смысле духовной науки. Но сегодня именно те, чьей задачей это является, не склонны вдаваться в подобные вещи.
Человек, как он предстоит здесь, на этой Земле, действительно связан со всей Вселенной. Я только что говорил: то, что ценно сегодня, конечно, не всегда ценилось на Земле. Чтобы в первую очередь информировать нас, по крайней мере, о самых важных вещах, мы преимущественно говорили сейчас об эпохе после великого атлантического потопа, можно сказать всемирного потопа; геология называет это эпохой оледенения. Мы знаем, что в это время с человечеством происходили изменения, но до этого времени на Земле тоже существовало человечество, хотя и в другой форме. В моей книге «Очерк тайноведения» вы можете прочесть о том, как жило человечество тогда. Современному развитию предшествовало атлантическое развитие. На том месте Земли, например, где теперь находится Атлантический океан, была суша. Большая часть нынешней Европы была тогда морем. В период этого атлантического человечества отношения, условия на Земле были совсем другими. Древняя атлантическая культура погибла; на её место выступила послеатлантическая культура. Но атлантическая культура последовала за так называемой лемурийской культурой, в ней тоже имелось много отрезков, периодов. Так что мы можем сказать: сейчас мы имеем послеатлантическую культуру, не так ли, которая имеет первый, второй, третий, четвертый и пятый период, в котором мы теперь находимся. Этой послеатлантической культуре предшествовала атлантическая культура с её семью периодами (см. рисунок 2). Перед ней шла лемурийская культура, опять-таки с семью временными промежутками, семью периодами. Рассмотрим седьмой период лемурийской культуры. Он примерно на от 25900 лет отстоит от нашего периода (1413-3573 по Р.Х) Прошло от 25000 до 26000 лет с тех пор, как истек на Земле этот седьмой период лемурийской эпохи.
Как бы странно это ни звучало, есть известное сходство между этим седьмым  лемурийским периодом и между нашим собственным периодом. Между следующими друг за другом периодами всегда снова обнаруживается сходства, сходства различного вида. Наиболее близлежащее сходство мы имеем между нашим периодом и египетско-халдейским периодом. Теперь же мы хотим говорить об одном из более отдаленных периодов. Сходство имеется даже на внешнем космическом уровне. Вы знаете, что наш нынешний период, начавшийся примерно в 15 столетии христианского летоисчисления, связан с Космосом тем, что с того времени Солнце имело свою точку весеннего равноденствия, точку весны в Рыбах, в созвездии Рыб. Ранее Солнце  в течение 2160 лет имело точку весеннего равноденствия в созвездии Овна. (Вращение земной оси относительно звезд по направлению от Полярной звезды к Веге вызывает смещение точек равноденствия относительно Зодиакальных созвездий со скоростью 1 градус за 72 года. Цикл составляет 25920 лет - Платоновский год. Переход точки весеннего равноденствия из одного Зодиакального созвездия в другое вызывает постепенное изменение сознания человека, смену культурных эпох. При этом нельзя путать астрономическо-астрологическую эпоху и эпоху культурную: первые опережают вторые на 1200 лет: астроявление лишь постепенно проявляется в человеческой земной сфере, при этом должен осуществиться пентаграммический цикл конъюнкций Солнца и Венеры - его период 1199 лет (по Паувелю). И астроэпохи, и культурные эпохи продолжаются по 2160 лет - одну двенадцатую часть Платоновского года, или Зодиака.
Например:

    Астроэпоха   Культурная эпоха
ОВЕН    946 до н.э.-215 н.э.   747 до н.э.-1413 н.э.
греко-римская
РЫБЫ   215-2375 н.э.    1414 – 3573
германо -европейская
ВОДОЛЕЙ    2375 - 4535 н.э.    3574 - 5734 н.э.
русско-славянская
КОЗЕРОГ   4535 - 6695 н.э.   5734 - 7894 н.э.
американская
Начало астроэпохи совпадает с вступлением точки весны в 30-градусное Зодиакальное созвездие. Начало соответствующей культурной эпохи отстоит от этого момента на 1200 лет.- примеч. перев.)
Здесь, в этом седьмом лемурийском периоде (слева на рисунке 2) были подобные соотношения; двенадцать периодов назад Солнце находилось в тех же условиях. То есть тогда, в конце лемурийской эпохи были соотношения подобные нынешним.

Рис.2
 
Лемурийская эпоха     Атлантическая эпоха      Послеатлантическая эпоха

примечание переводчика)

Навигация

[0] Главная страница сообщений

[#] Следующая страница

[*] Предыдущая страница