Антропософский форум > Антропософия

ПОСЛЕДНИЕ ПЕРЕВОДЫ из Полного Собрания сочиненй Р.Штейнера

<< < (2/4) > >>

Алекс:
Рисунки в текст будут вставлены позднее

ШЕСТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах 30 декабря 1917
Перевод А.Демидов

Сегодня мне хотелось бы с несколько другой стороны рассмотреть связи, которые существуют между человеком как микрокосмическим существом и всем мировым Макрокосмом, к которому принадлежит человек, будучи в некотором смысле его членом, его органом. Эти вещи можно рассматривать с самых различных точек зрения, при этом выявятся многообразные отношения, по видимости противоречивые; однако противоречия вызваны тем, что эти вещи должны всегда рассматриваться с разных точек зрения.
Из определенных рассмотрений, которые мы провели в эти дни, вы можете видеть, что человек, ставит себя в окружающем мире так, что при рассмотрении мира примешивает нечто от самого себя, что он принимает чувственный мир не таким, каков он есть; что он,  - как я попытался выразить это грубо наглядно,  - примешивает в своё рассмотрение мира нечто такое, что поднимается изнутри, что образуется изнутри, и что, в сущности, является трансформированным чувством обоняния. Это то, что человек самым различным образом комбинирует относительно мира, что возникает, когда он применяет свою обычную, свойственную ему благодаря его телу, сообразительность проницательность, - как он её называет,  - мы могли бы также назвать это чутьём. Насколько иным было бы то, что дано человеку, если бы он с легкостью мог предпринять такую попытку:  - он не может сделать это с легкостью, поскольку от не может просто отключить своё чутьё,  - если бы человек просто брал чувственный мир таким, каким он предоставляется ему, без того, чтобы свой рассудок, свой комбинирующий рассудок сразу же примешивать во всё возможное.
Здесь мы касаемся темы, которая может оказаться трудной для понимания. Единственно, вы сможете получить представление о том, что, собственно, имеется в виду, если вы обдумаете, как выступает вам навстречу природа и сущность одного из органов чувств. У других органов чувств дело обстоит точно так же, но для внешнего наблюдения эти вещи выступают не с той остротой, не так отчётливо, как в том случае, который имеется в виду здесь, - в случае органа зрения, в случае глаза. Подумайте о том, что этот глаз в качестве физического аппарата располагается как достаточно самостоятельный орган внутри человеческого черепа, и, в сущности, только благодаря дополнению, придатку из кровеносных сосудов, придатку из нервов продолжается в обратном направлении в человеческое тело. Можно сказать: это человеческий глаз, здесь находится его продолжение (см. рисунок 1)


Рисунок 1
 

 Но как глаз он располагается в костной полости черепа, имея большую самостоятельность внутри, поскольку является физическим аппаратом; здесь находится линза, куда падают лучи света, стекловидное тело, итак всё то, то является физическим аппаратом и , в сущности, очень самостоятельно. Лишь благодаря зрительному нерву, оболочке артерий, которые продолжаются в тело, сам глаз продолжается в тело, так что можно сказать: этот глаз как физический аппарат,  то есть, насколько он принимает внешний чувственный мир в свою способность видеть, является самостоятельным организмом, по крайней мере, до известной степени. 
Так, собственно, обстоит дело для каждого органа чувств, только в случае других органов чувств вещи не столь  остро бросаются в глаза. Каждый орган чувств,  -  в качестве органа чувств,  -  является, в сущности, чем-то самостоятельным, так что можно говорить о чувствительных зонах, сенсорных зонах. В сущности, удивляет, что изучение органов чувств оказывается недостаточным для того, чтобы соответствующих учёных подвигнуть к некоторой спиритуальности. Ибо именно эта самостоятельность органов чувств могла бы подтолкнуть учёных к некоторой спиритуальности. Почему? Видите ли, то, что сопереживается посредством зрительного нерва, посредством сосудистой оболочки, оказывается недостаточным,  - и это можно легко подтвердить с помощью обычной науки,  -  этого недостаточно, чтобы донести до человека  сознание того, что он переживает в своём органе чувств. Достойным внимания в случае органов чувств является то, что в этот чисто физический аппарат,  - а он и есть чисто физический аппарат,  -  внедряется эфирное тело. Во всех органах чувств мы имеем дело с тем, где высвобождается место от организма (в целом), и что оживляется лишь посредством эфирного тела. Органы чувств не могли бы соединять с вашим сознанием то, что в вашем глазе обусловлено попаданием света, если бы вы не пронизывали своим эфирным телом этот орган чувств; как глаз, так и другие органы чувств.
Луч света попадает в глаз. Этот луч света действует в глазе точно так же физически, как действует этот луч света в камере обскура, в фотографическом аппарате. То, что происходит тут, в этой природной камере глаза вступает в ваше сознание только вследствие того,  что ваше эфирное тело облицовывает глаз и улавливает то, что в чисто физическом аппарате не улавливается эфирным телом. В чисто физическом аппарате, в простом фотографическом аппарате происходит только физический процесс; так что человек в совокупности своих органов чувств имеет своего рода  продолжение внешнего мира. В качестве физических аппаратов воспринимающие органы чувств,  - по крайней мере, большее число воспринимающих органов чувств,  - в большей степени принадлежат внешнему миру, нежели человеку. Ваш глаз в большей степени принадлежит внешнему миру, нежели вашему собственному телу.
У животных глаз в значительно большей степени принадлежит телу, чем у человека. Человек, как существо, воспринимающее посредством органов чувств, возвышается над животным вследствие того, что он имеет органы чувств, которые в меньшей степени связаны с телом, нежели органы чувств животных. У некоторых низших животных это может быть доказано на уровне анатомии. Тут находятся всевозможные органические отростки; например один орган (подобный вееру или щупальцу) у низших животных находится внутри. Это очень сложные образования, состоящие частью из нервов, частью из кровяного тела, которые у низших животных более совершенны, чем у высших, и, прежде всего, у человека.
То, что у человека физическое тело принимает так мало участия в его органах чувств и в большей степени передаёт это участие эфирному телу, обусловливает у человека то, что он является относительно более совершенным существом.  Так что мы могли бы сказать: человек, будучи рассмотрен физически, обладает, во-первых,  внутренней телесностью; в дополнение к ней всюду расположены органы чувств, которые, в сущности,  - как я уже говорил однажды на лекции в Цюрихе,  - подобны заливам, вторгающимся со стороны внешнего мира. Было бы лучше изобразить это схематически. Вместо того, чтобы обозначать: тут находится орган чувств, тут находится орган чувств, и тут находится орган чувств (см. рисунок 2), было бы гораздо верней рисовать так: тут находится человеческое тело, а тут человеческий мир встраивает в  себя, например, глаз, или орган обоняния,


Рисунок 2
 
как своё продолжение во внешний мир, встраивает в себя, в виде органов чувств некие заливы внешнего мира. Посредством органа чувств, глаза и так далее, вторгается внешний мир, изнутри же мы выступаем навстречу только с эфирным телом, и нашим эфирным телом пронизываем то, что посылает нам внешний мир.  Эфирное тело тем самым принимает часть внешнего мира. Это вынуждает нас внутренне охватывать своим эфирным телом то, что посылает нам внешний мир.
То, о чём я сейчас говорил, остаётся неизвестным; это обусловлено тем, что философия, вот уже более ста лет, не говорит ничего более глупого и бессмысленного, чем то, что говорится о форме и способе восприятия человеком внешнего мира посредством своих органов чувств. Весь этот, в сущности, глупый вздор вы можете просмотреть, если прочтете главу «Мир как иллюзия» из моей книги «Загадки философии».  Поскольку существует вера, что органы чувств охватываются лишь изнутри, исходя из тела, не могут придти к тому, как, собственно, человек посредством своих органов чувств может что-либо знать о мире. Об этом всегда говорят так: мир производит впечатление на орган чувства, но затем то, что задействовано в органе чувств, должно бы воспринято душой. Истина в том, что внешний мир сам встраивается в нас, что мы, следовательно, притрагиваемся к уголку внешнего мира, касаемся уголка внешнего мира своим эфирным телом, когда как люди воспринимаем с помощью наших органов чувств внешний мир. Всё то, что говорили Локк, Юм, Кант, неокантианцы 19 века, Шопенгауэр, Гельмгольц, Вундт и все прочие, всё то, что говорили эти люди о чувственном восприятии, говорилось без познания истинных соотношений. Как сказано, вы могли бы прочесть эти вещи в главе «Мир как иллюзия» в моей книге «Загадки философии». Там вы на философском уровне увидите, каких бед натворило то, что исключив спиритуальное познание предмета, нечто подобное огромному кочану капусты захватило в 19 веке место в качестве физиологии органов чувств.
Речь идёт о том, чтобы по-настоящему хорошо понять то, что я только что сказал. Если вы хотите проверить на истинность то, что я только что назвал «огромным кочаном капусты», будет интересно в некотором смысле оценить то, что Локк, Юм, Кант, Гельмгольц, Вундт и так далее говорили об органах чувств; самым курьёзным было то, что их считали животными. Человек 19 столетия благодаря своей науке, - желая понять человека, не выходил за рамки отношений в животном мире. Совсем не удивительно, что он придерживался животного мира в вопросе о возникновении человека! Это, однако, связано со многими сложнейшими отношениями. Ибо эфирное тело, как я сказал, схватывает за уголок то, что называют чувственным миром. Но чем же, в конце концов, является эфирное тело? В конце концов, эфирное тело является тем, что человек получает из Космоса, из Макрокосма. Так что если человек «перевязывает» своё эфирное тело, вырывает его из  макрокосмических отношений, Макрокосм через органы чувств захватывает самого себя. Мы можем чувствовать себя сыном Макрокосма, поскольку являемся эфирным телом и захватываем земной чувственный мир нашей макрокосмической частью.  То, что это произошло относительно поздно, можно было бы  опять-таки, - я бы сказал, - точнейшим образом доказать с помощью внешней науки, однако эта внешняя наука не может увидеть действительных соотношений, если только она не ориентирована посредством духовной науки. Я уже обращал внимание на то, что древнегреческий язык не использует того выражения, которым пользуемся мы, когда говорим: я вижу как приходит  мужчина, который идет нам навстречу. Мы говорим так: я вижу, приходит мужчина.  – Соответствующее древнегреческое выражение гласит: я вижу приходящего мужчину.  – Тут человек много больше вовлекается в деятельность, поскольку в греко-латинскую эпоху существовало более сильное чувство того, что человек уже нечто делает, когда он видит или слышит, что человек тут нечто охватывает своим эфирным телом, если находится в чувственном мире.  Этого деятельного элемента сонное человечество нового времени уже не имеет. Сонное человечество нового времени, в сущности, больше всего хочет совсем проспать мировые процессы, то есть, допустить их до себя лишь в качестве грёзы, сна, оно не хочет развивать сознание, содействовать при осуществлении чувственных восприятий. Поэтому понять греческую сущность сегодня, уже поистине трудно, ибо грек имел гораздо более активное понятие о человеке. Он чувствовал самого себя гораздо более действенным, активным в том,  что сегодня называют пассивностью чувственных восприятий. Поэтому грек не стал бы изобретать несовершенную, одностороннюю теорию, что человек спит, потому что он устал: но он знал, что человек становится усталым, когда он хочет спать, что сон вызывается существенно иными импульсами, а усталость наступает только вследствие импульса желания заснуть.
Однако не только эта теория сна изобретена вследствие стремления современного человека к удобству. Современный человек хочет по возможности оставаться пассивным, он хочет быть по возможности менее активным существом. Он может это делать, и в некотором смысле новое человечество воспитывается к тому, чтобы быть пассивным существом. И с этой пассивностью связано то, что я вчера несколько резко приводил в качестве суеверия, идолопоклонства настоящего времени.
Итак, в нас вторгаются из внешнего мира, я бы сказал, форпосты, самые передовые посты этого внешнего мира. Ещё раз обозначим это схематически. Допустим, что здесь мы обозначили человеческое тело (см. рисунок 3); так самые передние форпосты  внешнего мира проникают в наше тело; мы охватываем их нашим эфирным телом (красное и синее).
Вы знаете, что в действительности мы имеем двенадцать чувств; эти двенадцать чувств являются двенадцатью различными видами вторжения внешнего мира в наше тело. Что же, в сущности, вторгается? Это большой вопрос. Что же, в сущности, вторгается в наше тело?
От того, что вторгается, мы видим, собственно, только одну сторону; без ясновидения мы не можем обратиться и видеть другую сторону. Человек принимает своим эфирным телом падающий луч света или приникающие звуковые вибрации. Но он не вбегает снаружи в ухо вслед за звуком; он не вбегает снаружи в глаз вслед за лучом света. Если бы он это делал, если бы

Рисунок 3

 

    Denken : Dinamis           -                Мышление :  Духи Движения                                                   
Fuehlen: Kyriotetes, Geister  der Weisheit - Чувство: Духи Мудрости                                                                         
Wollen : Throne, Geister der Willens     -     Воля: Духи Воли, Троны

violett  - фиолетовый                                                                                                                                             
rot   - красный                                                                                                               
gelb  - желтый                                                                                                 
blau  - синий                                                                                                               
gruen  -зеленый                                                                                                           
weiss  - белый                                                                                               
orange  - оранжевый

человек вместе со звуковой волной, вместе с лучом света, вместе с тепловыми изменениями снаружи вбегал в свой аппарат органов чувств, настолько далеко, насколько чувства вторгаются снаружи, то при таком вбегании он оказался бы в некой определенной области. Эта область является областью Эксузиаев, Духов Формы.
Итак, если вы можете направить себя так, что вы вместе с тем, что здесь вторгается в органы чувств, смогли бы вбежать вместе (стрелы) то вы оказались бы в области Эксузиаев, Духов Формы. Вы видите глубинное проникновение мировых существ друг в друга. Мы как люди шагаем через мир, открыв наши органы чувств, и несём в нас Эксузиаев, Духов Формы, которые раскрывают себя нам, когда мы отпираем наши органы чувств внешнему миру. Этот мир Эксузиаев, духовный мир, скрывается за покровом чувственного мира. Однако этот мир Эксузиаев, скрывающийся за покровом чувственного мира, мир, раскрывающийся внутри человека, также имеет, -когда он проникает в Космос, - свои универсальные космические стороны. То, что проникает в наши органы чувств,  вибрирует, волнуется во всём Космосе. Так что мы можем сказать: эта область, которая тут вторгается в наши органы чувств, находится не только в наших органах чувств, но имеет свой представительный облик снаружи в мире. Что же это такое? Это планеты, принадлежащие нашей солнечной системе.
Поистине, совокупность, связь планет нашей солнечной системы образует некое тело, которое принадлежит к одному духовному Существу, и это духовное Существо заключает (в себе) тех Эксузиаев,  которые выявляются в откровении наших органов чувств, и которые свою объективную сторону  снаружи, в Универсуме имеют в планетах. Другие существа помещаются во всё то, что тут есть, то есть помещаются как бы во весь этот поток действий Эксузиаев. Они располагаются за этими Эксузиаями. Я мог бы сказать, эти существа не продвинуты так далеко, как продвинуты Эксузиаи. Они находятся снаружи в той же самой области, но в нас они не заходят (см. рисунок 4). Это существа иерархии Архаев, Архангелов и Ангелов.

Рисунок 4
 
Архаи
Архангелы
Ангелы

Всё они так же находятся внутри того, что раскрывается в наших органах чувств, но человек не может принять это в своё сознание. Это действует на него, но принять это в своё сознание он не может. Так что вы можете сказать: посредством наших органов чувств мы сталкиваемся с миром,  - это область Эксузиаев с планетной системой (см. рисунок 3, красное, синее, оранжевое) и во всей этой области включена, помещена иерархия Архаев, Архангелов, Ангелов. Они в некотором смысле являются слугами Эксузиаев. Но человек от всего этого воспринимает только внешнюю сторону; он воспринимает только простирающийся перед ним  ковёр чувственных впечатлений.
Так обстоит дело с тем, что находится вне нас. Опять-таки иначе обстоит дело с тем, что находится в нас, теперь даже телесно находится в нас. Вы можете теперь, когда вы сейчас услышали, что граничит с нашими органами чувств, перейти и спросить: что заложено внутри непосредственно за нашими органами чувств? – Мы видели: глаз посредством зрительного нерва продолжается внутрь. Все органы чувств посредством соответствующих им нервов продолжаются внутрь. Если орган чувств продолжается, таким образом, внутрь, вы тем самым получаете двенадцать органов чувств внутри удивительного сооружения. Оно очень сложно. Его можно упростить, если сказать: двенадцатиричные тяжи направляются внутрь двенадцатиричной сферы органов чувств; итак, вне сенсорных зон к ним примыкает то, что органы чувств направляют внутрь.
Это очень сложное построение. С чем оно соприкасается, если мы рассматриваем человека как макрокосмическое существо? То, что лежит здесь  за органами чувств по направлению внутрь, приходит от Духов Движения, от Динамис. Так что дальше, проходя по направлению внутрь к органам чувств примыкают деяния Динамис, Духов Движения (см. рисунок 3). Вы не смогли бы думать, если бы Духи Движения не работали в мыслительном аппарате, который является продолжением аппарата органов чувств. Если вы смотрите вовне, вы видите Эксузиаев, которые устанавливают мировой порядок. Вы видите как эти Эксузиаи, подступают к человеку со своими слугами, Архаями, Архангелами, Ангелами. Но если вы думаете о своём внутреннем мире, тогда вы должны думать, что этим внутренним миром вы обязаны Духам Движения, которые подготавливают для вас мыслительный аппарат как направленное внутрь продолжение аппарата органов чувств; причём не комбинирующего аппарата, который является, всего лишь преобразованным аппаратом обоняния, но мыслительного аппарата, который человек в обычной физической жизни совсем не использует. Ибо человек использует обонятельный аппарат, просто преобразованный обонятельный аппарат. Человек должен привыкать к использованию сферы органов чувств; он стал бы совершенно иначе мыслить, если бы действительно смог использовать двенадцать идущих по направлению внутрь продолжений сферы органов чувств.
В головном мозге, например, за сферой переднего мозга, который в существенном является переработанным органом обоняния, располагается зрительная сфера коры головного мозга. Человек едва использует её, он обычно мыслить лишь посредством обонятельной сферы. В трансформированном виде он использует эту обонятельную сферу, когда он комбинирует. Если бы он стал использовать зрительную сферу непосредственно, он стал бы выключать свой передний мозг, он стал бы выключать этот, приспособленный лишь для внешнего чувственного мира, свой передний мозг, и стал бы мыслить посредством неё непосредственно, используя  зрительную сферу коры головного мозга и область четверохолмия, там где она впадает в головной мозг: тогда он стал бы иметь имагинации.
Так обстоит дело и с другими органами чувств. Человек имеет имагинации даже в физическом мире, поскольку мир всегда вторгается в него по-разному. Однако те имагинации, которые человек имеет в физическом мире, он не признаёт за истинные имагинации: они являются обонятельными имагинациями. Что человек обоняет, является для обычной чувственной жизни единственной имагинативной областью. Однако гораздо более благородная имагинативная область могла бы произойти, например, из зрительной сферы коры головного мозга и из других сфер органов чувств.
Если смотреть внутрь, то там находятся Духи Движения. Заходя еще дальше внутрь, мы подходим к области, которая не управляет мышлением, но в направлении внутрь управляет чувством, органами чувства, которые в действительности носят  характер желёз. Эти органы являются деянием тех духов, которых мы называем Кириотетес, Духи Мудрости. Мы как люди являемся чувствующими существами потому, что в нас работают Духи Мудрости. Волеизъявляющими, волевыми существами мы являемся потому, что в нас работают Духи Воли, Троны. Будучи расположены ещё дальше внутри, над нашими органами воли работают Троны, Духи Воли (см. рисунок 3).                                                                                                     
Так же как на макрокосмическом уровне Эксузиаи, Духи Формы имеют своё тело в планетах,  которые в некотором роде обращены к нам для обычного сознания своей внешней видимой стороной, так Духи Движения, - хотя это и странно, но это так, -  имеют свою внешнюю сторону в фиксированных звёздах. Их внутреннюю сторону видит лишь умерший между смертью и новым рождением; это духовная сторона, которая видима  по ту сторону.  Напротив, Духи Мудрости и Троны вообще не имеют внешней видимости; их природа духовна. Сравнительным образом можно сказать, что они находятся за планетами и за фиксированными звёздами. Когда умерший смотрит вниз на то, что у человека действует в человеческом чувстве и человеческой воле, умерший постоянно смотрит на Духов Мудрости, Кириотетес, и на Тронов. Сказанное мною вам о том, что умерший поддерживает связь с теми людьми, с которыми он кармически связан, происходит при посредстве Кириотетес и Тронов. Умерший смотрит в сферы, которые невидимым образом, снаружи воздействуют на объективный мир и, в сущности, становятся видимы только в своих творениях, в человеческих чувствах и человеческой воле. Наверх к умершему блестит то, что волят и чувствуют здесь люди, и умерший говорит: в теле Динамис, в теле Кириотетес, в теле Тронов блестит мышление, чувство и воля человека.  –  Как мы смотрим наверх на звёзды, так и умерший смотрит вниз в земную сферу, в человеческую сферу. Только мы видим в звёздах минеральное, внешнее физическое; умерший не видит внешнего физического желёз, органов движения, следовательно, так же и крови, зато умерший видит духовную сторону этого: Кириотетес, Тронов. Как мы поднимая взор к небу, созерцаем извне свои видимые органы чувств, так умерший смотрит вниз, чтобы созерцать небосвод человечества. Духовное начало этого небосвода является ему вверху. Такова тайна умершего.
Вы видите, какие обоюдные действия господствуют во Вселенной. Если бы познали это обоюдное действие, тогда человеческая мудрость получила бы достойное лицо! Курьёзным образом она достигает этого облика, говоря себе: мы смотрим наверх на звёзды ищем Духов Формы с их внешней стороны в планетах, Духов Движения  - в фиксированных звёздах; затем это исчезает, скрывается  для нас из виду в дальних перспективах в духе. Из этой сферы смотрит вниз умерший,  глядя на то, что человек здесь просыпает, оставляет в мечтах. В этом он имеет своё потустороннее; духовные звёзды для него сияют  вверх в его мир. И человек помещен, включен в это существо.
Тут то, что описано в первых сценах Драмы-Мистерии «Испытание души», получает своеобразное освещение. Прочтите эти первые сцены «Испытаний души», слова Капезия, и вы увидите, что там с этической точки зрения описано то, что теперь описывается со стороны учения о звёздах, учения о небе. Форма и способ, как  может действовать в сознании человека  это учение о небе, - вот на что обращается внимание в первых сценах в «Испытании души». 
Затем приходят более высокие миры, если вы хотите употребить слово «более высокие», те, что находятся снаружи над человеком и над этой Вселенной. Я попытаюсь немного изобразить их схематически; но я должен при этом немного апеллировать к вашей доброй воли для понимания. Мы можем сказать, если здесь находится своего рода граница (см. также рисунок 3, желтый)

Рисунок 5
 

      то мир планет теряется, мир фиксированных звёзд здесь переходит в духовное – он снова приходит с другой стороны. Так что здесь мы имеем волевую сферу человека, сферу чувства, тут проявляются Духи Мудрости. Вот какой порядок имеем мы тут. Тут вы можете представлять себе такой порядок, в котором сообща участвуют обе (стороны), в которого присутствуют и человек и Вселенная, куда мы включены так, что с одной стороны мы блестим, сияем вверх к умершим, а по другую сторону тут расположено звёздное небо, которое блестит и сияет вниз, к нам. Тут мы уже подходим к тем иерархиям, которые стоят более высоко,  - если угодно употребить это слово,  - чем Троны: к Херувимам и Серафимам. Вы можете представить себе, что начиная с этого пункта, о котором сейчас было сообщено, уже нельзя говорить о физической внешней стороне Херувимов и Серафимов, поскольку они являются ещё более высокими Духами. Но они уже настолько духовны,  - здесь я как раз должен апеллировать к вашей доброй воле к пониманию,  - они настолько духовны, эти Херувимы и Серафимы, что их воздействие поднимается опять-таки с некой другой, неизвестной стороны.
Не правда ли, Эксузиаи, Духи Формы напрямую чувственно воспринимаются в планетах; это просто та их сторона, которой они обращены к нам. Духи Движения напрямую воспринимаются в фиксированных звёздах;  это та их сторона, которой они обращены к нам. Но Херувимы и Серафимы, они не воспринимаются так чувственно, чтобы  быть обращенными к нам своей другой стороной. Они настолько сильно не воспринимаемы,  - я прошу это отметить и подумать над этим, - что такая не воспринимаемость опять-таки становится воспринимаемой. Итак, то, что живёт в мире благодаря Херувимам и Серафимам, в столь высокой степени не воспринимаемо, что такая не воспринимаемость уже снова становится заметной, воспринимаемой. Она так сильно уклоняется от человеческого сознания, что человек замечает такого рода уклонения от сознания.
Можно сказать: херувимы снова приходят к проявлению, даже если при этом приходится констатировать, что они сокрыты так глубоко, что эта сокрытость становится заметной. Херувимы проявляются не только символически, но вполне объективно в том, что приносят грозовые тучи, в том, что приносится, когда планеты господствуют над вулканическими силами. Серафимы действительно проявляются в том, что как молния сверкает из облаков, или в том, что как огонь проявляется в вулканической деятельности, так что, будучи не воспринимаемыми, они становятся воспринимаемыми в таких гигантских явлениях природы.
Поэтому в древности, когда созерцали такие вещи, люди с одной стороны направляли взор на звёздное небо, которое раскрывало для них самые разнообразные вещи: тайны Эксузиаев, тайны Динамис. Затем они пытались раскрыть глубокие тайны в том, над чем сегодня человек бы посмеялся: в внутренностях человеческого тела,  - говоря тривиально, в потрохах. Тогда они очень хорошо сознавали,  что те великие последствия, которые действительно присущи солнечной системе, в общем, с совсем обратной стороны возвещают о себе в огненных и грозовых явлениях, в землетрясениях и вулканической деятельности. Наиболее творческое, что заложено в Серафимах и Херувимах, странным образом возвещает о себе через свою разрушительную сторону. Это оборотная сторона, нечто абсолютно негативное, но духовное тут настолько сильно духовно, что именно посредством своей не воспринимаемости, своего небытия, оно воспринимается органами чувств.
Тут вы видите человека, снова поставленного в Макрокосм. И одновременно вы можете увидеть, что во всём этом Макрокосме есть нечто, что начинается с Херувимов и сверху доходит до вас самих, только, - можно сказать, - разыгрывается оно, отбрасывая тень  в гигантских явлениях, о которых мы сообщили в конце. Тем самым,  вам даётся перспектива естествознания, которое в то же самое время является и духовной наукой, духопознанием; вам даётся перспектива науки, которая всю Вселнную рассматривает как Вселенную Духа, науку, которая не довольствуется расплывчатым пантеизмом, или каким-либо другим «пан», но которая действительно проникает в то, что как духовное начало лежит в основе Вселенной.
Эти вещи  также сделают для вас понятным и то, что человек с известной стороны должен иметь двойственную природу. Возьмём человека, как он живёт от пробуждения до засыпания; он живёт внутри своих органов чувств, в чувственном окружении, когда он воспринимает внешний мир так, как я указывал. Но между засыпанием и пробуждением  живёт другая часть человека. Только она в современном цикле развития человечества так несовершенна, что человек не сознает того, что он переживает во время сна. Однако во время сна человек переживает своё совместное бытие с Космосом, с внеземным Космосом, точно так же, как он во время бодрствования переживает свою совместную жизнь с земным Космосом посредством органов чувств. Только то, другое, совместная жизнь с  внеземным Космосом остается для человека неосознанной. В тот момент, когда вы засыпаете, вы духовно делаете движения вместе с Космосом, вы входите в совершенно иную сферу. Вы фиксируете себя, когда пробуждаетесь; вы делаете себя подвижным относительно Космоса, когда вы засыпаете. Вы сопереживаете жизнь Космоса, когда вы засыпаете; вы отрываетесь от Космоса, когда вы просыпаетесь. Так что вы можете сказать: человек может признать в своей собственной природе, в своём собственном существе одну часть, которая плавает в Космосе, которая сопереживает в Космосе. Поэтому, когда древний астролог,  - в смысле, указанном в последних рассмотрениях,  - исследовал Космос с его тайнами,  он исследовал то, куда уплывает спящий человек вместе с частью своего существа. Тут человек уплывает вместе с тем, что пытался исследовать астролог, настоящий астролог, а не тот, современный, который просто рассчитывает математически. В тот момент, когда человек увидит то, что он переживает частью своего существа, которая спит, в этот момент он встает перед тем, что примерно до 15 века в действительности называли Натурой. Натурой называли то, что переживал тут человек. То, что в средневековье называли Натурой, древние греки называли Прозерпиной, Персефоной. Конечно, Мистерии Персефоны описывались в Греции иначе, чем в средние века. Но вы можете убедиться, что в средние века знали об этих вещах, если прочтёте такие описания Натуры и её тайн, как вы их найдёте у Бернардуса Сильвестриса. Сочинение «De mundi universitate», «Мировая Вселенная» начинается с описания переживаний, которые имеет человек, если он пробуждается в той части, которая сопутствует Космосу, переживаний, которые в ином случае просыпают.
С особым величием описаны эти вещи у Алануса ибн Инсулиса, из той местности, которую мы часто упоминаем; так как под словом «остров» у Алануса ибн Инсулиса подразумевается Ирландия, Гиберния. В его сочинении«De planctu naturae», «Печаль природы» и в его  «Anticlaudia-
nus», «Против Клавдиев» он проводит параллели между мифом о Прозерпине, и тем, что он должен сказать о природе. Вы найдёте, что всё это вновь воскресает в великого учителя Данте, о котором я здесь однажды сообщал, у Брунетто Латини. Вы обнаружите, что учение Брунетто Латини перенесено в собственные воззрения Данте. Прочитайте те части «Божественной комедии» (см. часть 2, Чистилище, песни 28 и 29), в которых Данте описывает Мательду, перечитайте ту часть «Божественной комедии», которая как две капли воды с некоторыми изменениями похожа на миф о Прозерпине, что отмечает даже внешняя наука, и тогда вы приобретёте некоторое сознание того,  - это сознание вы можете обрести из Бернарда Сильвестриса, Алана ибн Инсулиса, из Брунетто Латини и из Данте, а также из многого другого,  - как во времена, которые предшествовали новой эпохе, у людей существовало сознание о том, ином мире, мире совместной жизни человека как микрокосма с Макрокосмом.
С одной стороны различают Натуру, совместную жизнь человека с Космосом, что в средние века называли Натурой, а в древности называли Прозерпиной. Человек персонифицировал, опять-таки отличал это от Урании, которая правила небесной сферой точно так же, как Натура правила тем, что сопереживает человек от засыпания до пробуждения. Эти люди средневековья верили, что видят глубокую тайну, когда они говорили о браке Натуры в человеке с Умом, Нусом, с рассудком, интеллектом в человеке.  Правильным и неправильным образом пытались эти люди пережить в человеке брак Натуры с Нусом, с рассудком или интеллектом, пережить как мистическую свадьбу, которой противостояла алхимическая свадьба, как я это описал в сочинении, первом из посвященных Христиану Розенкрейцу.
Так обстоят дела, которые лежат не столь бесконечно далеко за нами. И проникновенное сочинение Данте,  - которое с одной стороны с благородным величием, а с другой стороны с юмором описывает мир и человека, описывает человеческие тайны,  - есть сочинение, которое хотело бы сберечь, сохранить то, что на протяжении столетий и тысячелетий было известно о связи человека с Макрокосмом. У Брунетто Латини находится то же самое, что Данте описал в своего рода поэтической форме с точки зрения инициации, с точки зрения посвящения, тоже включив во внешние события.
Сознание связи человека с этими духовными тайнами должно было на протяжении некоторого времени оставаться сокрытым, для того, чтобы возжечь в человеке то, что мог пережить человек, будучи вычлененным из Вселенной, в некотором роде, будучи предоставленным самому себе. Мы теперь живём в эпоху, в которую человек с одной стороны подвержен излучениям, пронизывающим его со стороны Рыб, но всё же, с другой стороны он подвержен излучениям противоположного созвездия Девы, действующего иначе. Однако эта эпоха должна найти путь, чтобы уйти от духовного бесплодия. Конечно, мы больше не можем просто перенимать то, что когда-то знало человечество, ибо это знание существовало в такой форме, в которой оно могло быть использовано древним человечеством. «Божественная комедия» Данте является хотя и великим откровением, но, всё же, в большей степени завещанием истекших времен. Новому времени необходимо откровение духовной Вселенной с другой стороны.
Однако, это единственно возможное. Если человек, можно сказать, осязаемо убедился в том, что всего несколько столетий тому назад людям были известны духовные тайны, это может подействовать на душу человека так, что она сможет воспламениться, чтобы в новой форме отыскать дорогу к этим тайнам. Даже от их исторических рассмотрений мы можем получить импульсы; мы только должны предпринимать эти исторические рассмотрения так,  чтобы возвращаться к тому, что поистине исторично. Представьте себе, чем являются все эти внешние события, о которых рассказывают в нашей истории,  - в той истории, на которой самым плачевным образом выращивается наша школьная молодёжь, вплоть до стариков,  - что представляет собой эта история, которую именуют историей, по отношению к фактам, что были такие люди, как Бернард Сильвестрис, Аланус ибн Инсулис, Брунетто Латини, Данте, и так далее, Пико де Мирандолла, Флудд, а также Якоб Бёме, Парацельс. Если мы возьмём некоторые сферы мудрости, даже до 18 века включительно, мы можем указать на ученика Якоба Бёме, Сен-Мартена. Чем является все те документированные в истории события по отношению к тем фактам, что существовали люди, которые несли в себе это космическое знание и постоянно, всюду действовали в соответствие с этим космическим знанием! Да, современность очень горда тем, чего она достигла. Эта современная интеллигенция,  -  я сегодня уже сообщал это в связи с Рождественской игрой,  - по отношению к духовному содержанию всегда держит себя достаточно отрицательно; даже  в Оберуфере, где Рождественские игры проводились до середины 19 столетия, такая интеллигенция, состоящая из одной персоны, школьного мастера, который одновременно был нотариусом, то есть юридической персоной, и, в то же время бургомистром. Он был интеллигенцией, он был единственным врагом всех Рождественских игр. Они, по его мнению, были глупы, бессмысленны.  Шрёэр ещё испытывал, что эта интеллигенция Оберуфера настроена отрицательно против того, что было в Рождественских играх. Эта интеллигенция очень часто бывает настроена против того, что плодотворно в эволюции человечества.
Речь идёт о том, чтобы то, что можно назвать историческим энтузиазмом, воспламенилось посредством рассмотрения настоящей истории, действительного вживания в то, чем является история. К истории относится также и духовная часть происходящего, а она протекает иначе, нежели внешняя физически-материальная часть.
Надо всё снова и снова пытаться именно в этой жесткой современности возбудить духовные импульсы, обратив своё внимание на то, как правил дух в историческом становлении человечества. Если вы можете  посчитать на пальцах отдельные подробности: так действуют Динамис, так действуют Эксузиаи,  - это в меньшей степени относится к делу; надо пробудить  сознание общности, сознание того, как отдельный человек хочет сойтись с Духом человечества. Ибо в пробуждении такого сознания уже заложено то, что должно принести благо развитию человечества. Было бы хорошо, уяснить себе, насколько далеко отстоит от этого то, что сегодня,  как идущее через мир мнение человеческих душ, нельзя сказать, что движется,  - но будто бы движется. Вследствие этого зачастую почти не существует чувства весомости отдельных фактов. Дух взвешивает для нас факты правильно.
Важнее, чем многое другое для суждения о современности,  - подумайте об этом с помощью того, что вы здесь услышали,  - важнее, чем многое другое является одно известие, которое пришло в последние дни, о том, что американское правительство взяло на себя управление железными дорогами. Это относится к симптомам известной направленности,  отчетливо указывает на вещи,  которые пытаются подготовить, чтобы по возможности отвлечь человечество от того фарватера, в котором оно может только и может удержаться, если полностью осознает, что без духа действительность может стать только отмирающей действительностью. Можно избрать умирание; тогда жизнь из областей, выбранных для умирания, должна бежать в другие области. Область истины уже одержала победу. Если взглянуть  на область, где  более глубоко вглядываются в мир, то там и справа, и слева противостоят такие же силы, как  в случае  Данте в начале повествования в его «Божественной комедии», или в случае Брунетто Латини в начале его инициации.
Как было бы необходимо миру в самом широком объёме  охватить духовные мысли! Однако правда в том, что мы стоим  перед необходимостью всё снова подчёркивать, что мы должны направлять взор к духу. Всё снова и снова приходится испытывать страстное стремление в достаточной степени суметь подчеркнуть серьёзность дела. Люди не хотят смотреть туда, где заложены зародыши, они хотят быть пассивными, по возможности, то допуская к себе эти вещи, то, по возможности просыпая мировой ход. Если бы столь многие люди не спали, поскольку современность приучила их просыпать события, тогда бы уже увидели за тем, что столь неправдивым образом кружит по миру, одну замечательную тенденцию. Можно повторить, - поскольку универсальный идол нового времени, настоящего времени, идол современности, - Вудро Вильсон,  - сам хвалится тем, что четыре пятых человечества противостоят одной его пятой. Этот, вознесённый на алтарь идол современного человечества, - вознесённый на алтарь в большей степени, чем думают, - даже сам хвастает этим.
 Следует сказать; было бы позорно, если человечество захочет проспать то, что заложено в таких идеалах, как идеал этого идола, чьи лозунги, даже те, которые не списаны у бравого Дон Педро из 1864 года, как последний манифест Вильсона, но проросли из его собственного вакуума, - пардон, я хотел сказать головы, -  позволяют проследить то, какая тенденция в них заложена. Что же это тогда? Он стремится к тому, чтобы однажды на Земле можно было сказать: в течение столетий названная часть человечества находилась среди Европы;  наконец удалось искоренить, уничтожить её. Она должны была быть искоренена, поскольку она была страшно высокомерна. Она вела своё начало от богов и даже назвала своего главного поэта Гёте (производное от Goettern боги  - примеч. перев.), чтобы указать на то, что они действительно получали дух, посланный богами. -  И хотя  вильсонизм выражается не столь спиритуальным образом; однако  то, что в качестве зародышей, в качестве тенденции заложено за вильсонизмом, уже пора подмечать. Речь тут идёт о том, станет ли этот путь  путём человечества, сможет ли он стать грядущим путём Земли, надо ли размышлять о том, как можно спасти Землю от так называемых идеалов вильсонизма и тому подобных вещей. Только в отношении этих вещей не следует как-либо впадать в национализм или антинационализм. Фразы о народах и народной свободе даже в новое время можно уступить вильсонизму. Но не удается с достаточной серьёзностью указать на то, что, в сущности, стоит за этим, подразумеваемым здесь, идолом.
Мне уже известно, что человечество современности не очень-то верит таким вещам, но я также знаю и то, что кое-какие голоса в будущем согласятся с тем, что говорится здесь. Только пусть в будущем к таким голосам всегда присоединяются другие: человечество дозволяет некоему странному идолу вести себя по всевозможным путям; да промыслят Мировые Духи, чтобы не исполнились цели этого своеобразного фюрера человечества, который уже немного показал миру гротеск своего бытия посредством того, что он, теоретизируя высокими словами, возвестил республику как нечто единственно благословенное, списав при этом свой собственный республиканский манифест у Императора Бразилии за 1864 год. – Тут человек, в сущности, стоит перед гротескным явлением, это есть нечто, о чём может быть сказано посреди закрытых стен. Снаружи истина сегодня уже не является чем-то наивысшим, но она взвешивается на политических весах. Не смеют сказать, что правда, а что неправда, говорят только то, что предписано. До 15 марта (дата отречения Николая Второго – примеч. перев.) в самых разных странах ничего не говорилось против царизма; с 15 марта, само собой разумеется, смеют говорить против.
Эти истина, к сожалению не самого высокого масштаба. И всё же тем самым мы прикасаемся к тем отношениям, которые сегодня необходимо вписать в  душу. Ближайшее состоит в том, чтобы дополнить космической перспективой то, что посредством поистине мелких мыслей,  - которые, к сожалению, имеют большое воздействие,  - вводит в моду пассивное человечество, спящее человечество. Ибо человечество должно пробудиться, и разбудить его должен дух.[/img]

Алекс:


СЕДЬМАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах, Сильвестр 1917 (31 дек)
Перевод А.Демидов



Когда несколько лет тому назад мы собирались здесь, нас занимали мысли, целью которых в то время было до некоторой степени достичь пояснения относительно тех основных причин, пояснения относительно движущих сил современных катастрофических событий. За некоторое время перед этим многие из наших друзей высказали пожелание, чтобы было высказано несколько больше, чем было сказано до сих пор, о конкретных, глубинных силах, содействующих этим катастрофическим событиях. И тогда мы с духовнонаучной точки зрения занимались намерениями и устремлениями известных кругов, которые пытались, можно сказать, скрытно внедрить, провести,  в мир свои интенции, свои замыслы, которые определялись известными целями. Цели это, как мы видели, ни коим образом, не являются общечеловеческими целями; они являются целями группового эгоизма некоторых узких кругов, которые, однако, умеют рассчитывать, - в том смысле, как именно и надо рассчитывать в мире, если хотят осуществить известные вещи, - которые умеют рассчитывать на долгие периоды.
Можно сослаться на имевшиеся в прошлом стремления, которые надо проследить, которые прослеживаются далеко, но, прежде всего их надо проследить в их непрерывном ходе с восьмидесятых годов; эти стремления принимали в расчет тенденции и силы, играющие роль в современном культурном мире. Благодаря этим рассмотрениям, мы, возможно, достигли некоторого понимания хода событий, некоторого понимания, независимого от  того, что сегодня господствует во всём мире, независимого от национальных  и прочих групповых эгоистических устремлений, приведших к столь трагическим последствиям. Возможно, нам удалось достичь взгляда, независимого о той узости кругозора, которая сегодня владеет почти всеми людьми, и мы смогли в нашем внутреннем мире построить некоторые воззрения, пусть даже мало высказанные, которые необходимы для исцеления современности. 
Из того, что необходимо в наше время, исходят другие устремления, которые пытаются реализоваться на почве нашей антропософски ориентированной духовной науки. В последнее время мои лекции, особенно открытые, как, может быть заметили друзья, имели определенную направленность. Эта направленность на то, чтобы обратить внимание на некоторые важные, скрытые стороны человеческой природы. Всюду, где мне удавалось читать лекции в этом году, я стремился, исходя от известной точки зрения, пробудить глубинное понимание человека, насколько человек поставлен внутрь всеобщего процесса мирового порядка. Нам достаточно только оглянуться на те открытые лекции, которые были прочитаны здесь в Швейцарии в ходе последних месяцев. Это было стремлением показать в подробных рассмотрениях, которые я смог предпринять в Цюрихе, как человек в качестве человеческой личности, в качестве человеческой индивидуальности несёт в себе силы, принадлежащие, собственно, разным состояниям сознания, как он несёт в себе не только  силы, принадлежащие его бодрствующему сознанию, но и другие силы, которые остаются в подсознании, которые вовсе не лишены значения, но играют свою роль в историческом развитии человечества, играют свою роль в социальной и в этической жизни. Посредством таких устремлений должна пробудиться идея, столь необходимая в современности, идея стремления к глубинному пониманию человеческой природы. В эти лекции, - даже в открытые лекции,  - всегда вполне намеренно вкрапляется  указание на связь между так называемыми умершими и живыми. Даже если в открытых лекциях такие указания ещё должны носить субтильный характер, то именно в последнее время они становятся более проникновенными, настоятельными.
Тем самым в рамках этих лекций задаётся основной тон, который, как я полагаю, происходит от вполне правомерного воззрения, что благо развития человечества в современности может придти только в том случае, если это человечество действительно воспримет известные духовнонаучные импульсы. В открытых лекциях предпринимается попытка протянуть мост между тем, во что человечеству остаётся верить теперь, и тем, что ведёт в область более глубокой истины.  Предпринимается попытка построить этот мост так, чтобы оттуда можно было увидеть, как, обратив на это добрую волю, можно найти дорогу туда, куда стремятся не отдельные ученые, а наука современности как таковая.  Была предпринята попытка показать, что современные ученые и результаты их науки оказываются раздвоенными, что сама по себе наука открывает прямые перспективы к духовнонаучным истинам. Была предпринята попытка показать именно то, что эти духовнонаучные истины имеют значительные следствия для практической жизни людей, для самых разных разветвлений этой практической человеческой жизни. Тон, принятый в этих рассмотрениях, включая и открытые, был таков, что при наличии доброй воли к пониманию, такое понимание могло быть достигнуто, человек мог сказать себе: в отношении человеческого понимания мира должно что-то произойти; должен произойти своего рода поворот в определенном направлении, который произведут те, кто имеет добрую волю.
Обнаружилось, что побуждения пали на не совсем бесплодную почву. Однако сегодня ещё в самых отдалённых кругах существуют весомые препятствия по отношению к прокладыванию нового направления. Эти препятствия возникают  вследствие столь определяющего сегодня человеческого удобства в мышлении, от надуманных трудностей, которые многие люди встречают, когда надо освободиться от старых мыслей. Трудностей, которые многие люди встречают, когда надо сделать своё мышление активным, когда надо изгнать укоренившиеся предрассудки, изгнать их из души,  и принять   некоторые новые понятия, которые необходимы в дальнейшем ходе человеческого развития, некоторые понятия, некоторые идеи, прежде всего те, которые вторгаются в действительность. Тон, взятый при рассмотрениях этого года, был таков, что всюду акцентировалось и особо выделялось  необходимое обращение к действительности, к истинно насыщенной действительности.
Уже можно было бы верить в то, что вне нашего круга, там и тут нашлось бы большое число людей, которые, будучи побуждены такими рассмотрениями, пришли бы к вопросу: какие пути должны быть проложены в ту или иную область? – Что нашлись бы люди, которые чувствуют, как мышление современности потеряло связь с истинной действительностью.
Во всяком случае, обнаруживают это не столь многие, далеко не все. Мышление, чувство, ощущение человека современности замедлены, неряшливы, стремятся к удобству, вялы, высокомерны, а также самодовольны в связи с тем, что производят. При этом мы видим, как мало ставится вопрос: чему можно научиться вследствие событий последних лет? – Сколь многие, многие люди находят сегодня само собой разумеющимся то, что они, вследствие катастрофических событий, явно могут видеть крах тех  самых положений, которые они называли идеалами, посредством которых строили. Сегодня всё ещё декларируют теории и воззрения, относительно которых можно было бы знать, что они вследствие событий последних лет потерпели кораблекрушение.  Течения продолжаются под влиянием тех же самых принципов, под влиянием которых эти течения работали и раньше. И это несмотря на то, что можно видеть, насколько далеко эти течения в своих принципах  отстоят от тех сил, которые господствуют в современности, и которые уничтожают эту действительность тогда, когда человек оказывается не в состоянии принять в круг своих представлений, в круг своих воззрений формы и типы этих действенных сил.   
Такие вещи говорятся не с целью порицания. Такие вещи говорятся не с целью вызвать какой-либо пессимизм; такие вещи говорятся по той причине, что недостаточно часто подчёркивается, что наиболее необходимым в современности является понимание истинной действительности, отказ от тех соломенных, лишенных сущности абстракций,  ввергнувших мир в несчастье! Такие соломенные, лишённые сущности абстракции господствуют в мире сегодня. Настоятельно необходим поворот человеческой души в этом направлении.
Как само собой разумеющееся сегодня, например, обнаруживается, что вполне разумные люди всё снова и снова декларируют нечто, не относящееся к людям, а лишь к идеям, движущим идеям, распространяющимся в мире. Такие суждения пагубны потому, что являются сильным искушением. В действительном мире всё имеет отношение к людям, и лучшие принципы, лучшие основные положения могут не иметь никакого значения, если они преподносятся людьми, у которых отсутствует сила, чтобы всем своим сердцем, всей своей душой подключиться к действительности. Чуждым действительности оказывается слово, употребляемое почти для всего, что часто высокопарно возвещается миру в качестве идеала. И утренняя заря, которая всё же должна быть пережита человечеством, сможет наступить только тогда, если всё снова и снова новогодние рассмотрения, отвергая с одной стороны импульс отчуждения от действительности, попытаются объединить человека в его душе с действительностью.
Пусть это звучит почти тривиально, но следует сказать о том, что в современности необходимо: человечество подпало под влияние лишенной сущности словесной болтовни, попало под влияние лишенных сущности принципиальных фраз. Люди мало склонны смотреть, если они слышат то или иное, откуда то или иное приходит, и вследствие чего оно так чудовищно диссонирует с тем, что реально и существенно. Ибо миром не будут правильным образом править высказанные слова, если только они высказаны не из сердца действительности, если эти слова всего лишь заимствованы из того сокровища слов и представлений, которое сегодня течет по поверхности человеческого бытия и, не будучи понято, пересказывается в соответствие со своим содержанием. Если обозреть  вещи такого характера, которые к сожалению, вредит миру сегодня, можно также обратить внимание на  нечто, - хотя и незначительное по отношению к великим мировым событиям, но, всё же, характерное, поскольку оно повторяется в великих мировых событиях,  -  если хотят обратить внимание на нечто подобное, то можно сказать: сегодня в современном цикле человечества стало само собой разумеющимся, что многие люди создают хорошие стихи, поскольку такие хорошие стихи просто заложены в языках, благодаря основным импульсам  общечеловеческих отношений. Надо всего лишь сопоставить то, что уже есть, и получится нечто  в старом смысле хорошее.  Так обстоит дело и с другими искусствами, так обстоит и в других областях жизни.
Однако сегодня гораздо более необходимо уметь быть внимательным по отношению к тому, что, как нечто новое, выявляется, пусть даже на младенческом уровне и как несовершенное, нежели направлять глаза на то, что нравится, на прекрасное. То, что несёт в себе возможности для будущего,  возможно, выступает в несовершенном виде; но было бы значительным открыть в этом несовершенстве импульсивный зародыш будущего.  Прикладывая усилия в этом направлении, тем самым предпринимают попытку сделать всеобщей методикой то, что мы, особенно при строительстве этого Дорнахского здания, сделали основным положением: порвать со старым, даже  ввиду опасности, что новое окажется несовершенным. Если бы это стало всеобщим методом, то из таких вещей могло бы взрасти нечто полезное для человечества.
Что необходимо в первую очередь, так это освободиться от жестко обусловленного, жестко запечатлённого, ибо жестко обусловленное есть умирающее. В исторической жизни человечества есть отмирающее и оживающее. И не без намерения я в это время говорил: даже в словоупотреблении заложена опасность. Нет необходимости заходить так далеко, как Фриц Маутнер, который в своей работе «Критика речи» в своём «Философском словаре» перечисляет бесчисленные прегрешения, которые человечество совершило из-за того, что оно повсюду устанавливало  культ речи. Конечно, у Фрица Маутнера правильная мысль доводится до абсурда, когда он, например, утверждает, что христианство в Европе будто бы было в существенном, всего лишь совокупностью из  двадцати – тридцати заимствованных слов. Это означает, что человечество было, якобы соблазнено двадцатью – тридцатью словами, от которых оно поставило себя в зависимость и приняло их за действительность. Конечно, нет необходимости заходить так далеко. Нельзя также полностью согласиться с Фрицем Маутнером, когда он видит наиболее существенное в возникновении этих катастрофических событий в том, что люди предались идолопоклонству по отношению к словами, хотя совершенно верно то, что идолопоклонство в отношении слов побуждается.
Это должно прекратиться. Слово постепенно становится чем-то таким, что плавает по поверхности человеческой жизни и от чего  человек ставит себя в зависимость. Слово, мало помалу, становится чем-то таким, что человек воспринимает как нечто затвердевшее, прочное. Если попытаешься более интимно ознакомится с тем, что сегодня многолико господствует в мышлении и привычках мышления, на память приходит пример,  я вижу,  один спор; когда я был подростком и до моего двадцати, двадцатипятилетнего возраста мне приходилось часто спорить с друзьями мальчиками и юношами: тот или другой часто спрашивал меня,  - извините меня за несколько щекотливую тему, которая имеет отношение к речи,  - в чём состоит разница между «любовью» и «дружбой» при общении молодого                                                                                                                                                                         мужчины и молодой женщины. При этом придавали большую цену разграничению понятий «любовь» и «дружба». Это должны были быть хорошо отграниченные, разложенные по полочкам понятия. Уже тогда,  - я говорю это серьёзно,  - у меня было стремление, не смотреть на такие абстракции, но смотреть на действительность, и я всегда говорил: в случае «А» я вижу одни отношения между мужской и женской индивидуальностью, в случае «В»  - тоже; всё это конкретные отношения разного вида. Назовут ли их «любовью» или «дружбой», мне совершенно всё равно, так как дело тут в чем-то конкретном, объективном.
По отношению к тому, что в социальных отношениях между людьми  должно жить как нечто объективное, конкретное, выступает интерес другого рода. Выступает заинтересованность в кодификации, строгой привязке, и тут, само собой разумеется, требуются разграничение понятий, разграничение слов. Ведь как можно создать закон, не выразив его в словах! Но эта  альтернатива не такова, чтобы говорить: итак, ни одного разграниченного обособленного слова, только непосредственная человеческая жизнь! Такая альтернатива была бы примерно настолько же разумной, насколько разумно превозносить идеал построения рая на физическом плане. Но физический план не подходит для учреждения рая. Можно предъявлять требования, но исполнить их нельзя.
Можно также предъявлять и иные требования. В новое время многократно выставлялись требования по созданию межгосударственных организаций. Такие требования можно было предъявлять; можно даже кодифицировать такие требования; это вполне осуществимо. Но другой вопрос, как на это отреагирует действительность лет через десять! Действительность избирает те пути, которые человек узнает только тогда, если захочет согласовывать свои познания с действительностью.  Выставить основные положения, предложить принципы – всё это можно скомпоновать быстро. Основывать союзы, иметь в этих союзах программы, прекрасные, достойные удивления программы, против которых просто нечего возразить  - всё это можно предоставить. Это даже весьма неблагодарное дело,  - необходимость заострять внимание на том, что всё это легко. В отдельных случаях,  - позвольте мне это заметить в скобках,  - порой приходят к очень горьким ошибкам, если не имеют склонности к такой кодификации.
Так, например, Берлинская ветвь Антропософского Общества, в которой мне самому довелось поучаствовать, за пятнадцать лет не создала устава, поскольку мы всегда считали  действительную жизнь чем-то более важным, нежели устав, то есть некая кодифицированная жизнь, жизнь, юридически упорядоченная. Можно иметь самые что ни на есть прекрасные уставы, можно иметь чудесные уставы. Они могут быть очень хорошими, если их цели - объясняться с некоторыми внешними властями. Для внутренней жизни дела они не имеют никакого значения. Поистине живое дело в действительности  внутренне сопротивляется уставам и принципам. Я не критикую создание уставов, но, несмотря на это создание уставов, основных положений союзов с большими идеалами зачастую представляется мне столь же разумным, как если бы отец и мать, имея двухмесячного ребенка, составили бы для этого ребенка программу жизни во всех подробностях. Тут вы имеете дело со столкновением жизни и кодификации, юридической упорядоченности, столкновением жизни с абстрактными положениями. Мир ещё не перестал быть живым существом, даже если некоторое число,  -  скажем, чтобы их не обидеть,  - идеалистов теперь предоставляют всякие, способные осчастливить мир программы межгосударственных организаций.
Духовная наука как раз не ищет абстрактных идеалов, нереалистичных идей, нет, духовная наука стремится найти в сфере жизни действенные импульсы, стремится познать то, что существует, поскольку социальные законы, основные положения, тоже должны вводится в мире только на основе того, что существует. Необходимо отсутствие стремления к удобству, чтобы вообще всего лишь принять в своё сердца такие вещи; необходимо претерпеть неудобство. Удобно, приятно, собраться сегодня в составе семи, восьми человек, чтобы – с великолепным уставом, - основать союз, способный осчастливить человечество. Это мы можем. И устав будет правильным, если эти люди  окажутся, хоть мало-мальски разумными. Затем можно обрести приверженцев, и против этого нечего возразить, ибо эти вещи сами по себе правильные. Но для людей, которые часто собираются под таким флагом, было бы необходимо, чтобы они сначала посидели пару месяцев и изучали тот материал, ради которого они хотят что-то сделать. Но этого они не делают. Вместо того, чтобы этим людям хоть пару месяцев ознакомиться с вещами, о которых идет речь, мы наблюдаем, что такие союзы оказывают мировое влияние, обретают тысячи и тысячи сторонников. Но через двадцать лет среди этих тысяч не находится и пяти, которые занимались бы непосредственно тем, что изучали материал, о котором они каждую неделю выпускают газету союза, в которой периодически повторяются те же самые фразы, если читатели, которые быстро забывают, забыли историю, которая уже неоднократно повторялась.
Освободиться от идолопоклонства по отношению к словам, освободиться от идолопоклонства по отношению к абстракциям,  - вот самое существенно из того, что антропософски ориентированная духовная наука должна принести людям. «Словами диспуты ведутся, из слов системы создаются». (см. Гёте, «Фауст» часть 1 Кабинет Фауста, слова Мефистофеля ученику:
«Коль скоро недочёт в понятиях случиться,
Их можно словом заменить;
Словами диспуты ведутся,
Из слов системы создаются,
Словам должны вы доверять,
В словах нельзя ни йоты изменять.»
                                                       Перевод Холодковского)

Можно было бы добавить: а затем позволить себе удобно жить с такой системой. – Однако жизнь сложна, и эта сложная жизнь хочет, чтобы её рассмотрели. Возможно, наступило благоприятное время, когда надо указывать на такое рассмотрение жизни, ведь мы стоим перед завершением года, который замыкает ряд лет, трагических для человечества. В такое время надо снова обратить взгляд на то, что могут возбудить в нас основные духовнонаучные представления. Эти основные духовнонаучные представления всё снова и снова предостерегающе призывают нас по-настоящему изучать характер нашей эпохи.
Мы должны попытаться сделать многое, чтобы изучить характер нашей эпохи. Вчера я указывал на великого учителя и друга Данте, на Брунетто Латини. В Брунетто Латини мы имеем одновременно человека, который в эпоху Данте проникновенным образом указывал на то, что должно придти к человечеству. Сочинение о посвящении, -  можно назвать его так, - которое создал Брунетто Латини, содержит примерно следующее: он возвращается назад, после своей посольской миссии при Альфонсе Кастильском. На обратном пути он узнаёт, что во Флоренции, в его городе происходят события, которые по его ощущению должны положить конец древнему блеску и великолепию Флоренции. Высказывая это, Брунетто Латини чувствует приближение пятой послеатлантической эпохи. Наконец это посвятительное сочинение было записано в то время, когда в широких кругах ещё существовало сознание о связи человека с духовным миром; оно было записано в то время, когда ещё были известны многочисленные человеческое тайны о духовном мире, то есть в то время, когда ещё не существовало склонности к таким лишенным сущности абстракциям, какая существует сегодня. Ибо в то время, когда духовная жизнь подвижна, в то время, когда действительно существует жизнь ощущений, человек не имел склонности к лишенным сущности абстракциям. Лишенные сущности абстракции всегда связаны со склонностью к материализму.
 Брунетто Латини имел впереди себя эту эпоху, внутри которой мы теперь живём. Он приближался к Флоренции. Он знал; то, чем становится Флоренция под импульсом непосредственной человеческой жизни, непосредственного интеллектуального  натиска, должно быть похоронено при подъёме учреждений, происходящих из абстракций. Он приближался к Флоренции. Как он описывает, ему было больно оттого, что он заблудился в лесу, в засохшем лесу. Когда он пришёл в сознание, он заметил посреди могущественных мировых творений,  -  такова была его имагинация,  - одну дорогу и огромный женский облик . - Мы слышали, что он под этим огромным женским обликом подразумевал «истинную Натуру», не ту натуру, не ту природу, которую описывает нынешнее естествознание, но «истинную Натуру». Эта «Истинная Натура» сообщила ему учение о том, что живёт в человеке, о тайнах человеческой души, о тайнах четырёх человеческих темпераментов, о тайнах человеческих органов чувств, о тайнах элементов и о тайнах планет. Затем Она выводит его над областью планет в Океан мирового бытия, до Геркулесовых столбов; надо заметить: в то время,  когда ещё не было учения Коперника, в то время, когда ещё не была заново открыта Америка. Затем он снова обращает внимание на то, что он забывает всё это, то есть весь видимый мир. Только тогда он впервые познаёт тайну добра и зла; затем он впервые познаёт Бога Любви и так далее. Можно сказать, что этот способ наблюдения Брунетто Латини, является истинным Сильвестерским наблюдением для четвёртой послеатлантической эпохи в космический Новый Год приближающейся пятой послеатлантической эпохи.
В кругах, из которых выросли Брунетто Латини и другие, было известно, что человек имеет связь с духовным миром, и что чисто словесное усвоение духовного мира должно привести к беде. Некий предварительный высший пункт веры на слово даже в науке имел место в 19 веке.  Всё это подготавливалось, но в 19 веке эти вещи достигли апогея. Исходя из науки, соответствующая склонность переходила также в остальные человеческие переживания.  Но сейчас наступило время, когда надо найти мужество, чтобы порвать со старым идолопоклонством по отношению к слову, порвать со старым идолопоклонством даже по отношению  к некоторым комбинациям слов, некоторым словесным совокупностям, которые рассматриваются как законы природы.
В том, что человек владеет словом, по существу дела сделано не много. В начале нового летоисчисления состоялась Мистерия Голгофы. С тех пор существует христианство. Были столетия, в которые это христианство пытались охватить всей человеческой душой.  Но затем пришли другие времена, когда человеческие понятийные способности стали слабее, и их недоставало для того, чтобы понять Мистерию Голгофы.  И теперь в широчайших кругах от Мистерии Голгофы почти не осталось больше ничего, кроме имени Христа Иисуса. Но я показывал в этом рассмотрении: то, что связывают с этим именем Христа Иисуса, с точки зрения духовной науки есть не больше, чем некое Ангельское существо. А то, что этого не замечают, происходит из-за идолопоклонства по отношению к слову. Это идолопоклонство по отношению к слову обладает суггестивной властью. Кто ощущает эту суггестивную власть,  - не будучи служителем идолопоклонства,  - тот может почувствовать её в самых  разных областях. Иногда может быть хорошо, если человек, не оглупляя себя, связывает себя с личным. Позвольте мне в этом случае привести пример.
Мне, когда я пытался характеризовать основной тон нашего времени,  приходилось часто думать о тех лекциях, которые я когда-то слышал, лекциях о государственном праве. Позвольте мне выхватить лишь одну совсем маленькую часть  из лекции о государственном праве: ну, господа, чем является судебная власть? Судебной властью является суверенное право, основанное на всесилии государства.  Следовательно, что всё упирается в это государственное всесилие. Господа! Что такое финансовый суверенитет? Финансовый суверенитет есть суверенное право, основанное на всесилии государства. Чем является политическое суверенное право? Политическое суверенное право является основанным на всесилии государства…., и  далее снова следует то, что оно основано на всесилии государства. Что такое конфессиональное право? Конфессиональное право есть суверенное право, основанное на всесилии государства.
 Представьте себе человеческую душу, опутанную этими высокопарными, точными понятиями и развивающую социальную активность, - что мы будем иметь тогда?  То, что человек видит вокруг себя теперь и перед чем он закрывает глаза, чтобы хоть для чего-то можно было сохранить ум, это в последние годы движется по скользкому пути; однако то, что  хорошо, должно быть продолжено! Но истина познается не на словах, истина познается из действительности. Можно долго говорить прекрасные, само собой разумеющиеся, правильные слова о преимуществе демократического государственного устройства, о том, насколько образцово демократическое государственное устройство. Но при взгляде, правильно это или неправильно, действительность не обнаруживается; но действительность обнаруживается в том, что такое демократическое государственное управление несёт господин Вильсон;  несёт почти всему миру в первую очередь. Вот в этом обнаруживается действительность. Говоря о действительности, пока находят малый отклик.  Я не без намерения перед этим кругом в моём Гельсинфорском цикле указывал на полную пустоту личности господина Вудро Вильсона. Вы можете это перечитать в цикле, который был прочитан о Бхагават-Гите и её оккультных основах. Нашелся один друг, который тогда по завершении  лекции сказал, что было бы ужасно, если нечто подобное придёт к власти и станет влиятельным.
Посредством основных положений в мире ничего не происходит. В мире вещи происходят посредством действительности. В социальной жизни действительностью являются личности. Вот то, на что сильно и мощно должна указывать духовная наука, ибо духовная наука хочет рассматривать развитие человечества честно и прямо,  она никогда не  захочет примкнуть к фразеологии, господствующей в мире сегодня. Я подразумеваю под этой фразеологией не только то, что высказывают фразы, но я подразумеваю, нечто гораздо худшее: то, что эти фразы пытаются реализовать, осуществить, превратить фразы в учреждения, так, чтобы никто не решался назвать вещи своими настоящими именами.
Было бы бесконечно много сделано в мире, если бы вещи хотели называть их истинными именами. Тем самым можно было бы придти к тому, на что я часто обращал внимание: что не следует полагаться на внешнюю видимость, как если бы самым существенным в современных катастрофических событиях было то, что так называемая Антанта ведет войну против так называемых Центральных сил, и что должен быть снова достигнут мир! Я часто указывал на это: это не самое существенное, не самое важное, ибо это во многом видимость. То, за что ведется борьба в мире, есть нечто существенно иное. Чем-то значительно более универсальным является, в сущности, борьба фразы, стремящейся к действительности против живой действительности. Освободиться от этих вещей можно только занявшись самоанализом, насколько человек зависит от удобства фразы.
Некоторые обстоятельства имеют отношение и к данному месту. Для нас, кто соединен любовью с этим зданием и с тем, что с ним связано, для нас то, что заложено во времени символически выражается благодаря тому, что это  здание начато как центр, из которого должно излучаться то, что человечество должно будет перенести в будущее в соответствие с требованиями современности. Это строительство было прервано, оно остается прерванным вследствие того, что сейчас видно в подосновах всего хода мыслей человечества и всех человеческих трудов: великое крушение тех институций, тех учреждений человечества, которые на протяжении столетий прорастали вследствие любви к фразе.
В те недели, в которые мы могли снова провести вместе до сих пор, когда наступает Новый год, я не без умысла сохранял серьёзный основной тон наших рассмотрений здесь в этом здании, снова и снова откликаясь на необходимость, чтобы, по крайней мере, в том, что нам дозволено, отыскивалась необходимая в жизни серьёзность. В том, что нам дозволено относительно понимания, относительно беспристрастного, непредвзятого исследования событий. То,  что строительство этого здания на неопределенное время задерживается, есть, возможно, малое событие посреди катастрофических событий современности. Однако оно симптоматично, оно, до некоторой степени символично; символично по той причине, поскольку можно протянуть черту между тем, что полюбится человечеству из замыслов и интенций этого здания, и тем, что полюбится как  «идолопоклонство» и как то, что связано с этим словом.
В настоящее время, на этом повороте года, в основе того, что можно рассматривать  и делать, стоит великое катастрофическое событие. На этом повороте года надо подумать о прежнем повороте года.  В течение одного месяца после этого прежнего поворота года мы расстались. Я также должен подумать о том контрасте, с которым принимались в нашем кругу мои слова, часто характеризующие жесткость ситуации. Тот, кто знает, из каких импульсов произошли катастрофические события, тот не мог перед поворотом года даже подумать, что этот 1917 год не будет ещё хуже, чем предыдущий. Это надо было тогда говорить себе. Хотя с одной стороны, надо было говорить и можно было говорить о том, сколь бесконечно печально было то, что хорошо задуманное предложение,  - о чём я говорил тогда в Рождественских и новогодних рассмотрениях,  - было заглушено ревом со стороны тех, кого называют «четырьмя пятыми частями человечества», и как посреди этого рёва не было правого голоса, с оптимизмом заглядывающего в этот 1917 год. Дело обстоит так, как если бы, заглянув назад, причём именно беспристрастным взглядом, говорили себе: есть ли где-либо нечто, относительно чего существует шанс, перспектива быть достигнутым на основе своих эгоистических групповых интересов? Есть ли нечто такое, относительно чего существует шанс, быть достигнутым ради таких интересов, относительно чего есть шанс быть достигнутым после нынешних кровавых, страшных лет? – Нет и нет! Мировая ситуация в конце 1916 года была точно такая же, как сегодня; ибо эта мировая ситуация станет иной только тогда, когда в мышление придёт разум.
Кто верит, что хоть что-то существенное изменилось за этот год, тот ошибается, тот принимает внешнее за внутреннее. Тем самым не подразумевается, что то или иное, рассматриваемое исходя из удобной жизненной установки как благоприятное,  - люди через пару месяцев увидят, что оно отнюдь не благоприятно,  - не может быть сделано. Но эти вещи заложены куда глубже; они заложены столь глубоко, что в соответствие с полученным опытом было бы невозможно даже здесь высказать компетентное слово в отношении событий современности. Человечество в современности имело одну задачу. И после такого года, как этот, можно сказать ещё несколько слов об этой задаче.
То, что состоялись эти катастрофические события, наверняка не входило в задачу человечества. То, что эти катастрофические события продолжаются, наверняка не является общечеловеческой задачей. Одной общечеловеческой задачей является: выйти из этих катастрофических событий; действительно выйти из этих катастрофических событий и признать как задачу то, чтобы из них выйти.
То, что хотят делать то или иное дальше в старом стиле, не поможет. Следует сказать: если некоторые социалисты полагают, будто бы то, во что они верили в течение семнадцати лет, считая благом для человечества, может теперь послужить в качестве универсального лекарства, чтобы избавится от великих общечеловеческих бедствий, это ошибка, ошибка, возникшая вследствие отчужденности от действительности.
Эти катастрофические события сочетаются из двух вещей, обе из которых сегодня человек не в состоянии во всём, что существует вовне, помимо антропософски ориентированной духовной науки, действительно понять. С одной стороны, эти катастрофические события стали возможны только вследствие формы и способа использования в известных целях тех крупных противоречий, которые сложились в человечестве в ходе последних трёх, четырёх столетий между всем тем, что является индустриальным, коммерческим и так далее империализмом, и социализмом, который противостоит ему. Это первое. Другое – то, что сложилось в результате народной психологии, которая на Востоке Европы и в Средней Европе играет особенную роль. В обеих вещах проблемы человечества носят напряженный характер.
Мы должны начинать там, где внешний мир сегодня менее всего мешает, где внешняя кодификация регламентирует менее всего, - в науке, в искусстве. Или мы могли бы как-нибудь основать банк, используя наши основные положения.
Можно было бы многое сообщить о том, какие своего рода идеальные строения могли бы возникнуть рядом с этим деревянным и бетонным сооружением, которое, однако, порождено жизнью и действительной дружбой. Это деревянное и бетонное сооружение стоит сегодня незавершенным; это симптом, это символ. Это дело могло бы быть закончено ради идеального здания, или идеальных зданий, если только в мире существует понимание того, что противостоит всему,  уничтожающему в человечестве всякий индивидуализм, всякие личные импульсы. Для того, чтобы снова отвоевать для людей то, что расплывается в абстрактных учреждениях, расплывается в тирании абстрактных учреждений, потребуется затем много времени.
Многое надо, - если можно так выразиться, - говорить иносказательно; каждый должен пытаться извлечь из этих вещей то, что он может извлечь. Но прежде всего, надо извлечь то, что дается, когда взвешивают то, что не напрасно повторяется все снова и снова: предостережение по отношению ко всякой фразеологии, даже если эта фразеология имеет внешнюю видимость реальности. Отказаться от всякой фразеологии и обратиться к истине, к настоящей действительности. Ведь эту настоящую действительность мы ищем посредством антропософски ориентированной духовной науки. Посредством неё мы хотим проникнуть к пониманию того, что есть, того, что должно действовать. Мы хотим быть свободны по отношению к тому ложному идеализму,  - фальшивому идеализму, поскольку он является абстрактным идеализмом,  - который верит, что в мире можно что-либо сделать без изучения, без умения и любви по отношению к действительности.
В то время, когда один год сменяется другим, человеческой душе так близко,  - развивать более серьёзные мысли по отношению к тому, как поставить собственную душу в жизни и в сущности бытия. Сегодня нельзя предложить никаких более серьёзных мыслей, как те, которые возникают вследствие противоречий между миром, чуждым действительности, но столь живо гордящимся своим будто бы содружеством с действительностью, и тем, что стремится в соответствие с настоящим содружеством с действительностью, как стремится антропософски ориентированная духовная наука.
Если мы несем, - наряду с тем, что мы можем развивать с легкостью, -  склонность принимать духовные истины, поскольку они приятным образом выставляют перед нашей душой наши отношения с вечностью и тому подобным, то эту склонность заниматься духовнонаучными истинами, мы должны дополнить настоящим, внутренним, сильным, самоотверженным импульсом: рассматривать жизнь, всю жизнь в свете этой духовной науки. Если мы попытаемся перенестись из года, пережить который было поистине нелегко,  в следующий, перенести который тоже будет нелегко, то попытаемся перенести сюда волю, чтобы рассматривать жизнь с точки зрения духовной науки, волю освободиться от чистой фразы, которая сегодня господствует в мире. Ибо тем самым уже будет сделано нечто, если в мире найдётся, хотя бы малая группа людей, которая может провести Сильвестерское рассмотрение так, чтобы мысленно не сопутствовать идолопоклонству фразе. Это уже будет нечто. Приучим себя для многих вещей использовать новые слова, новые понятия!
Пусть это будет сказано,  - так как мы снова смогли провести Сильвестрское рассмотрение внутри этого недостроенного здания, с формами которого,  с реальностью которого мы связываем многие  мысли о будущем,  - пусть это будет сказано для того, чтобы  могли охватить, могли оживить в себе в Новом году мысль, которая была бы в нас  пламенным импульсом,  огнём;  мысль, что эта духовная наука есть не просто теория, которую мы разрабатываем в тихой келье, но что она станет тем, что переходит в нашу голову, в наше сердце, в наши руки, во всё, что благодаря нам будет происходить в жизни.
Исходя из тех слов, которые, возможно, прозвучали слишком жестко, но которые были сказаны из любви к человечеству, - исходя из этих слов, я бы хотел дать вам импульс, хотел бы указать на импульс: обдумать эту смену двух лет, чтобы эта мысль могла стать исходным пунктом действительно непредвзятого рассмотрения того, что соответствует действительности и не соответствует ей. Ибо от этого зависит гораздо больше, больше, чем сегодня думает человечество. Поистине хотелось бы иметь ещё нечто иное, нежели слабые слова для маленького круга, в то время, когда в Сильвестерском рассмотрении было бы более необходимо многое, чем то, что сегодня многократно высказывается в качестве Сильвестерского обращения. Но пусть мы осознаем то, что духовная наука имеет известное право требовать от нас волю стать другими!

Алекс:

ВОСЬМАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах 4 января 1918
Перевод А.Демидов


Время, имеющееся у нас в распоряжении, я хочу использовать, чтобы ещё раз акцентировать значение того, что присоединяется к нашим прежним рассмотрениям, но и существенно расширяет их. Для этого необходимо, чтобы мы сегодня в качестве введения сделали маленький ретроспективный обзор древних мировоззрений.
В этот раз в ходе открытых лекций в Швейцарии я часто говорил, что, то знание, тот вид мышления, который господствует в человечестве в настоящее время, который захватил место в человеческих душах, не подходит для того, чтобы вмешиваться в социально-нравстенную жизнь. Оздоровление современных отношений может наступить только вследствие того, что люди снова найдут возможность придти к такому мышлению, к такому пониманию мира, благодаря которым то, что живёт в душе, снова будет непосредственно связано с действительностью. 
Я говорил; то, что правит в исторической, социальной, в этической жизни, люди в большей или меньшей степени просыпают, предаваясь мечтам. Я говорил, что  абстрактные понятия не пригодны для того, чтобы охватить импульсы, которые должны действовать в социальной жизни.  Я говорил, что в прежние, более ранние времена люди, исходя из более древнего,  - как мы часто говорили, атавистического познания,  - довольствовались мифами. В мифической форме они получали выражение того, что они думали о мире, того, что поступало в их воззрения из мировых тайн. Мифы, содержание мифологии может быть рассмотрено в самых разных формах. Я указывал на одно прямо-таки грандиозное материалистическое истолкование мифов, которое в своих рассмотрениях предпринял Дюпюи.
В других местах мы на протяжении лет повторяли рассмотрение того или иного мифа. Но по отношению к мифам возможны разные точки зрения, и если о мифе говорится то, или иное, то этим его содержание далеко не исчерпывается. Можно всё снова и снова оценивать миф иначе, исходя из разных точек зрения. Для людей сегодня было бы очень полезно, если бы они уяснили себе природу того мышления, которое лежит в основе мифического, мифологического образа представлений. Ибо те понятия, которые составляют себе о возникновении мифов, о создании мифологии, относятся к области столь частых сегодня поверхностных суждений.
В мифы заключены глубокие истины, которые связаны с действительностью больше, чем те истины, которые благодаря современной естественной науке высказываются о тех или иных вещах. Физиологические, биологические истины о человек заключены в мифах, причем заключены в мифах так, что при возникновении того, что выражено в мифе, в основе лежало сознание о взаимной принадлежности человека как микрокосма к Макрокосму. Обращая внимание на природу мифического мышления, можно особенным образом,  - и на это мне хотелось бы выйти сегодня и завтра,  -  составить себе представление, насколько глубоко, или, как  неглубоко человек с обычными нынешними понятиями включён в действительность. Тут полезно вспомнить, как вырабатывались мифы в дохристианское время у соседствующих друг с другом народов. Соседствующими друг с другом и многократно зависимыми друг от друга были древние египтяне, древние греки и израильтяне. Кроме того можно сказать, что большая часть мышления, которая всё ещё правит в душах, связана с тем, что в мифической форме и в виде своего знания имели как познание египтяне, греки и израильтяне.
Миф, на который мне сегодня хотелось бы указать прежде всего,  - но, как говорится, опять-таки с известной точки зрения,  в связи с культурой Египта, - это миф об Озирисе и Изиде. Я уже обращал внимание на то, что Дюпюи понимает этот миф об Озирисе и Изиде как чистую ложь жрецов, под которой сами жрецы не подразумевали ничего иного, как только некоторые астрономические, астрологическо-астрономические процессы, и создали для народа такой миф.
У греков можно с интересом наблюдать, как они связывали со своей собственной жизнью не только некоторое число богов, но целые поколения богов. Старейшее поколение богов связано с Геей и Ураном; следующее поколение – с Кроном и Реей, Титанами и всем что было им родственно; и третье поколение богов: потомки Титанов, Зевс  и круг богов Зевса. Мы увидим, что создание этих мифов о богах соответствовало особенному складу души. Формы отношения к миру у греков, израильтян и египтян были различны. Тем не менее, во всём том, что мы только что видели, господствовало глубокое родство, как по отношению к другим точкам зрения, так и по отношению к тому, что я сегодня хочу положить в основу. В случае египтян можно сказать, что они, прежде всего, в то время, когда в качестве представления о глубоких истинах, создавался миф об Озирисе и Изиде, разрабатывали знание, стремящееся познать глубинные основы человеческой души. Египтяне при этом хотели направить в человеческой душе взгляд на то, что живёт не только между рождением и смертью, но проходит через рождение и смерть, и также ведет жизнь между смертью и новым рождением. Даже при внешнем рассмотрении, у египтян можно увидеть, как они направляют душевный взор,  - в сохранении мумий, в их своеобразном культе умерших,  - на то в душе, что проходит через врата смерти и, в новом образе переживает новую судьбу, когда человек странствует по путям, лежащим по ту сторону смерти.
Чем является в человеке то, что переступает врата смерти, а через рождение вступает в земное бытие? Этот вопрос, будучи  более или менее невысказанным, неосознанным, лежал в основе чувств и стремлений египтянина. Ибо это вечно непреходящее, - в иной форме я уже часто говорил об этом,  - является тем, что в египетском сознании соединено с именем Озириса. Теперь, чтобы иметь основу, рассмотрим миф об Озирисе по отношению к наиболее важному пункту; рассмотрим его так, как он сохранился.
Об Озирисе рассказывают, что он когда-то правил в Египте. Рассказывают, что ему египтяне обязаны тем, что он устранил людоедство; что ему египтяне обязаны созданием плуга, пашни, приготовлению еды из царства растений, строительству городов, некоторым правовым понятиям, астрономии, красноречию, даже письму и тому подобному. Затем рассказывают, что Озирис учредил благие искусства и учреждения не только среди египтян, но что он путешествовал в другие страны, распространил там благие искусства. Причём настоятельно замечают, что Озирис распространил их не мечом, а посредством убеждения.
Затем рассказывают дальше, что брат Озириса Тифон захотел ввести новшества по отношению к тому, что благодаря влиянию Озириса в течение столетий благоприятно сказывалось в Египте. Тифон хотел ввести всевозможные новшества. Сегодня мы стали бы говорить: после того, как учреждения, происходящие от Озириса, просуществовали несколько веков, Тифон,  пока Озирис отсутствовал, распространяя свои учреждения у других народов, сделал революцию. Это немного отличалось от последнего примера революции: тогда не происходило того, что теперь творят новаторы, в то время как другие полезные учреждения распространяются по разным народам. Но между Озирисом и Тифоном разыгрывалось то, что было упомянуто.
Но затем миф рассказывает дальше: Изида хранила дом в Египте. Изида, супруга Озириса, не позволяла, чтобы эти новшества захватывали всё. Вследствие этого Тифон разъярился, и когда Озирис возвращался домой из своего путешествия, Тифон убил его и унес труп в какую-то страну. Изида должна была долго разыскивать труп. Наконец она нашла этот труп в Финикии и перенесла его домой в Египет. Тифон ещё более разъярился, и разорвал труп на куски. Изида собрала куски и снова сделала из отдельных кусков трупа с помощью специй и всяких других средств некое существо, которое имело цельный облик Озириса. Затем она подарила жрецам страны одну треть общей области Египта, для того, чтобы гробница Озириса сохранялась в тайне, и чтобы  его культ соблюдался как можно больше.
Миф этот завершается весьма примечательно: Озирис поднимается из нижнего мира, когда его культ, его служба была введена в Египте и при этом он занимается тем, что обучает Гора, сына, которого родила Изида после того, как Озирис был уже мертв. Затем рассказывается, что Изида была неосторожна и снова освободила Тифона, которого ей удалось посадить под замок. Из-за этого Гор, её сын разъярился, сорвал с её головы корону и вместо неё насадил на голову коровьи рога, а Тифона победил в двух битвах при содействии Гермеса,  - то есть, того, кто является римским Меркурием, а также греческим Гермесом. Обрела место своего рода культура Гора, культура сына Озириса и Изиды.
Греки, используя те или иные средства, слышали о том, что рассказывали египтяне о мировых тайнах. Достойно внимания то, каким образом в Греции часто говорили о том же самом, о чём говорили вверху в Египте, или в Финикии, или в Лидии, или где-либо ещё. Весьма знаменательно и значительно было то, что эти представления о богах некоторым образом перетекали друг в друга. Когда грек слышал имя Озириса, он мог что-то представлять себе под этим; тогда он идентифицировал то, что представляли себе египтяне как Озириса с тем, о чем он уже имел некоторое представление. Несмотря на то, что имя было другое, грекам не было чуждо то, что представляли себе египтяне под Озирисом. Я прошу вас обратить внимание на это. Это очень значительно.
Все эти вещи выступили ещё однажды. Прочтите «Германию» Тацита. Там тоже Тацит описывает богов, которых он обнаруживает в северных областях за сотню лет до основания христианства и он описывает их с римскими именами. То есть он даёт богам, которых он находит, римские имена. Несмотря на то, что, само собой разумеется, боги, которых встречал Тацит, обладали совсем другими именами, он, узнав их сущность, мог давать им римские имена. Мы находим в «Германии», что он знал: люди на Севере имели бога, который был тем же самым богом, как Геракл, и так далее. Это очень значительно и обнаруживает нечто очень глубокое и важное. Это показывает, что в те древние времена о духовных вещах существовало некое общее сознание. Грек мог что-то думать об Озирисе, независимо от имени Озириса, так как грек имел нечто похожее. Ему не было чуждо то, что скрывалось за Озирисом.
Это то, что надо обязательно принимать к сведению, чтобы познать, что, несмотря на различие отдельных мифов, существует известная душевная общность. Иногда хочется, чтобы столь же большая общность, которая, скажем, существовала между греками и египтянами, так что греки понимали то, что выражали египтяне,  - хочется пожелать, чтобы и среди современных людей могло существовать такое же большое понимание! Грек никогда не наговорил бы так много вздора об египетских представлениях, сколько оказался в состоянии измыслить об европейских представлениях на этой неделе господин Вильсон, - если только это можно назвать мышлением!
Греки рассказывали, что Крон и Рея произвели сына неправильным образом. Итак, греки говорили о Кроне и Рее,  - отсюда мы увидим, как они звучали в греческом мифе, Крон и Рея,  - и этот неправомерный их сын, которого они произвели, это и был Озирис. Итак, представьте себе: греки слышали от египтян, что у них был Озирис. Греки, со своей стороны, тоже рассказывают об Озирисе, что он будто бы был сыном Крона и Реи, но произведен был неправильным образом. Он был произведен столь неправильно, что Гелиос, Солнечный бог, пришел от этого дела в такую ярость, что сделал Рею бесплодной.
Итак, греки находили некоторое родство между их собственными представлениями о богах и египетскими представлениями о  богах. Но с другой стороны, опять-таки: то, что египтяне в некотором смысле постигали в качестве своего высшего понятия о боге, понятия об Озирисе, греки связывали с незаконным возникновением от Крона и Реи, то есть из поколения Титанов.
Понять это чисто внешним образом,  - мы должны будем понять это гораздо глубже,  - можно, если уяснить себе: египтяне хотели познакомиться с вечным в человеческой душе, с тем, что идёт через рождение и смерть. Но чтобы познакомиться с этим вечным в жизни, египтянин направлял свой душевный взор, прежде всего, на умершего. Людям в Египте, благодаря которым греки узнавали об Озирисе, Озирис являлся больше не богом живых, но богом умерших, богом, который сидел на мировом троне и судил, когда человек проходил через врата смерти; итак, являлся богом, которого человек должен был приветствовать после смерти. Но, в то же самое время египтянин знал: тот самый бог, который судит человека после смерти, когда-то управлял живыми.
Если сопоставить это представления, уже не возникнет склонности соглашаться с суждениями Дюпюи, что тут речь, мол, идет только о звёздных процессах. Эти суждения Дюпюи сильно обольщают; но при более тонком рассмотрении они показывают всю свою поверхностность. Я сказал, что египтяне,  - в то время, когда греки получили от них понятие об Озирисе,  - в первую очередь ориентировались на человеческую душу после смерти. Для греков это было нечто далёкое. Конечно, эти греки тоже говорили о человеческой душе после смерти. Но когда они говорили о своих богах, они, в сущности, не говорили о природе Озириса, не говорили преимущественно о таких богах, которые судят после смерти. Поколение, к которому принадлежал Зевс, являлось поколением богов для живых. К ним преимущественно обращал свой взор вверх человек, когда он на душевном уровне направлял взор в тот мир, к которому человек принадлежал между рождением и смертью, к этому поколению богов для живых: Зевсу, Гере, Палладе Афине, Марсу, Аполлону и так далее.
Но это были именно те боги, которые, можно сказать, для греков были последним поколением богов, так как греки направляли свой взор на три следующих одно за другим поколения богов.
Самое старшее поколение богов примыкало к Урану и Гее, или, лучше сказать, к Гее и Урану. Это была самая старшая пара богов, со всеми их братьями и сестрами, которые относились к ним. От этой божественной пары происходят Титаны, к которым относятся также Крон и Рея, но, прежде всего, Океан. Вы знаете, что вследствие одного известного ужасного наказания, (низвержение циклопов) - так рассказано в мифе,  - Уран вызвал гнев своей супруги Геи, так что она подвигла Крона, своего сына, сделать для отца невозможным занимать мировой трон. Затем мы видим прекращение господства этих старших богов, посредством молодых, Крона и Реи со всеми, кто относился к ним. Вы также знаете, что Крон в греческом мифе, - я теперь выдвигаю отдельные направления, которые нам особо понадобятся,  - обладал одним непривлекательным свойством, он поглощал всех своих детей, после того, как они рождались, что было неприятно матери Рее. Вы также знаете, что она сохранила Зевса, и Зевс снова приступил к тому, чтобы свергнуть Крона, как Крон сверг Урана, только иным образом; тогда появилось новое поколение богов. Будет лучше, если я всё это запишу, итак: Рея-Крон. Затем мы имеем Геру и Зевса со всеми, кто сюда относится, со всеми братьями и сестрами, детьми и так далее.
Значительной сюжетной линией в мифе, которую я должен упомянуть, поскольку она понадобится нам, если мы хотим рассматривать эти мифы в качестве основы для всевозможных мировоззренческих представлений, является та, что Зевс, перед тем, как он победил Титанов и низверг их в Тартар, раньше, чем он сделал это, заставил богиню Метис, богиню ума, изготовить ему рвотное средство, благодаря которому он смог извлечь из Крона на свет дня всех без исключения проглоченных Кроном детей, так что все они снова оказались здесь. Итак, вследствие этого Зевс смог снова сойтись со своими братьями и сестрами, не так ли, поскольку они находились внутри тела Крона; ведь только сам Зевс был спасён матерью Реей.
Так мы имеем три следующие друг за другом поколения богов: Гея-Уран; Уран свергается из-за Геи, поскольку он был свиреп, он изгоняется его детьми Кроном и Реей; затем Крон в свою очередь изгоняется Зевсом, во всяком случае, по почину Реи. В круге Зевса мы имеем тех богов, которые встречаются нам, когда мы приступаем к самой греческой истории.
Я хотел бы обратить ваше особенное внимание на одну очень важную сюжетную линию, на один значительный ход, сюжетную линию в этой греческой божественной мифологии. Она мало прояснена, несмотря на то, что является важнейшей. Три последующих друг за другом поколений богов: это правители Макрокосма. Но, в то время, когда правили Гея и Уран, Рея и Крон, Гера и Зевс, человек, по греческим представлениям, уже находился здесь. Речь шла в целом о человеке. Итак, когда Крон с Реей ещё не правили, но правили Гея и Уран, когда правили Крон и Рея, а Зевс ещё не владел своим рвотным средством и тому подобным, люди, по воззрениям греков, уже существовали на Земле. И они жили, как рассказывали греки даже более счастливой жизнью, чем позднее. Позднейшие люди были потомками тех более ранних людей. Следовательно, надо сказать, что у греков было такое сознание: вверху правит Зевс, но мы, люди, происходим от иных предков, которыми Зевс ещё не управлял. Это и есть важнейший ход в греческом учении о богах: что греки почитали своего Зевса, свою Геру, свою Палладу Афину, но им было ясно, что их самих создали не они, не эти боги, - в том смысле, что, в общем, называют словом «создать», - но, что люди были здесь гораздо раньше, нежели началось правление этих богов.
То, что это является особо важным для греческих богов, вы можете увидеть, если сравните эти вещи с иудейским учением о богах. Было бы конечно, немыслимо, перенести тот же самый сюжет в иудейское учение о богах. Вы не могли бы себе представить, чтобы в соответствие с Ветхим Заветом, люди указывали бы на предков, которые не находились бы под господством Яхве и Элохимов. Вот то, что мощным образом отличается от греческого учения о богах. Греки обращаются вверх, к своим богам и знают: хотя они и правят сейчас, но они не имеют никакого отношения к тому, что я бы назвал «Сотворением человеческого рода».
Это было бы совершенно невозможно в рамках ветхозаветных представлений. Тут те, к кому взирали как к богам, главным образом, имели отношение к сотворению человека. В случае вопросов, которые рассматривают относительно мирового развития, очень важно обращать внимание на такие вещи. Дело тут не в том, чтобы просто создать себе представление, но в том, чтобы быть в состоянии обратить внимание на такие представления, сообщаемые действительностью; особо характерные, особо весомые представления, которые надо иметь  в виду. Тем самым мы обращаем внимание на самую важную линию в греческом учении о богах. Её хотим мы, прежде всего, поставить перед нашей душой. Итак, когда грек поднимал взор вверх, к своим богам, то они не были теми, о которых он имел сознание: они создали меня. Ибо люди, как сказано, уже были раньше, ещё перед тем, как эти боги начали править. Итак, то, что могли эти боги, было для греков, конечно, вполне респектабельным, однако эти боги не могли для грека произвести на планете человеческий род. Это было заложено в греческом сознании: эти боги произвести человеческий род не могли.
Кем же тогда были для этого греческого сознания эти боги из круга Зевса, эти олимпийские боги? Если хотят  на чисто историческом уровне оставить себе представление о том, кем были эти боги, - я имею в виду теперь именно греческое сознание, мы, конечно, говорили о богах разное, но сейчас мы хотим погрузиться именно в греческое сознание,  - кем же были эти боги? Они не были существами, которые при обычных обстоятельствах могли бы прогуливаться среди людей. Они жили на Олимпе, они жили на облаках и тому подобном. Иногда они наносили симпатичные или несимпатичные визиты. Особенно Зевс, как вы знаете, делал иногда симпатичные или несимпатичные визиты в мир людей. Они были в некотором отношении необходимы: но они сопровождались делами, в связи с которыми  современный человек, настроенный более филистерски, чем древние греки стал бы отстаивать право, навесив Зевсу на шею бракоразводный процесс, или что-то в этом роде. Во всяком случае, не так ли, эти боги поддерживали с людьми наполовину божественные, наполовину человеческие отношения. Такие существа, как думали, не реализовывались в плотском теле. Когда Зевс хотел делать свои дела, он, не так ли, принимал всевозможные облики: то лебедя, то золотого дождя, и тому подобное; итак, они, эти боги, не были в обычной жизни инкранированы в плотские тела.
Однако если мы глубже посмотрим на другую сторону, тогда дело будет выглядеть так, что греки имели сознание: эти боги связаны с людьми, которые жили в прошлом. Значительно больше, чем на связь со звёздами, которую предполагает Дюпюи, греки всё же смотрели вверх на людей прошлого и,  - я прошу сейчас прислушаться поточнее к тому, как я формирую фразу, так как дело именно в этом,  - и приводили представления о существе Зевса в связь с каким-либо древним владыкой или чем-то подобным давно прошедшего времени. Итак, пожалуйста обратите внимание, я не сказал, будто бы греки имели такое представление, что тот, кого они представляли как Зевса был древним владыкой. Но я сказал иначе: то, что представляли себе под Зевсом, связывали с каким-либо древним владыкой, который жил когда-то в давно прошедшие времена. Ведь форма связи для Зевса и для других божеств была достаточно сложной.
Давайте немного спрессуем слова, посредством которых мы хотим составить себе представление о том, что лежит тут в основе. Итак, допустим, что где-либо во Фракии, в области Северной Греции жила на физическом плане одна индивидуальность, с которой связано представление о Зевсе. Греку, даже совсем обычному греку было совершенно ясно: я почитаю не этого предка, я почитаю даже не отдельную индивидуальность, которая жила в этом предке, но я почитаю нечто, что имело дело, было как-то связано с этим древним предком, этим древним царём Фракии или Эпира. –  Грек имел именно такое представление: когда-то жил один такой царь, во всём существе которого жила не только его собственная индивидуальность, но и индивидуальность сверхчувственного существа; она выражала себя, она проживала на Земле вследствие того, что однажды она вступала в одного человека. Итак, тем самым понятие о Зевсе не было приземлённым, но было связано с неким древним властителем, который когда-то дал одеяние, или, скажем, стал местом обитания для этого существа Зевса.
Итак, грек существенно различал то, что он представлял себе как Зевса, от той человеческой индивидуальности, которая жила в теле, но которая имела отношение к представлению о Зевсе. Однако исходный пункт правления Зевса, божественного правления Зевса был взят на основе того, что Зевс когда-то спускался вниз, жил в одном человеке, откуда обрел точку приложения, чтобы и дальше действовать в человеческом существе,  - теперь больше не как отдельный человек, а именно как «Олимпиец». Так же обстояло дело и с другими греческими богами.
Почему греки составляли себе такое представление как представление типа: тут когда-то был один властитель, который был, в некотором роде одержим Зевсом; теперь, однако, больше нет такого властителя, который мог бы быть одержимым Зевсом, но Зевс правит лишь как сверхчувственное существо. Почему грек формировал для себя такое представление? Потому что грек знал, что человеческое развитие продвигается вперед, что оно изменилось. Другими словами, потому, что грек знал: были древние времена, когда в особо выдающихся масштабах люди могло иметь имагинации, и, поскольку они могли иметь эти имагинации, они могли принимать, вбирать таких существ как Зевс, насколько он мог жить в человеческом теле. Затем  минули те времена, когда люди на Земле в особенно крупных масштабах могли иметь имагинации. Конечно, всегда у некоторых людей оставалось известное ясновидение. Но решающий период имагинаций прошёл. Те существа, которые ещё могли иметь реальные имагинации, только в сверхчувственном могли править жизнью, которую знали люди между рождением и смертью.
Это самое существенное, что греки представляли о своих богах: это были существа, которые могли имагинировать. Однако миновало то время, когда такие существа, которые могли имагинировать, могли входить в человеческое тело: ибо человеческие тела больше не подходят для имагинации. Так греки говорили себе: нами правит род существ, которые могут имагинировать, в то время как мы больше не можем имагинировать.  - У греков было отнюдь не сентиментальное представление о своих богах. Было бы трудно быть сентиментальным по отношению к Зевсу. Греки спокойно говорили себе,  - теперь я снова несколько уплотняю эти вещи, но приходится их немного ретушировать, если хочешь, чтобы тебя поняли,  - греки говорили: мы, люди проделываем правильное развитие; мы должны были проделать развитие от атавистического ясновидения, как  интуитивного,  так инспиративного и имагинативного. Сейчас мы должны иметь обыкновенное предметное мышление. Но те боги, которые на это не пошли, остались при своих имагинациях; в ином случае они должны были бы стать людьми, должны были бы странствовать здесь в физическом теле. Это им не подходило,  - примерно так думали греки о своём отношении к богам в своей не сентиментальной форме, - им не подходило перейти к предметному мышлению, вот почему они не спускались на Землю, но оставались при имагинациях. Но благодаря этому они управляли нами; ибо они имели больше власти, поскольку имагинативные представления, если ими пользоваться, мощнее, чем предметные представления.
Отсюда вы видите, однако, что греки оглядывались на то время, когда представления, воззрения, истины у людей были иными; вы видите, что это оглядывание назад связано с греческим представлением о богах. Так они оглядывались на Зевса, Геру, и говорили: они господствуют над нами сейчас; раньше и мы были такими, но мы формировались дальше, стали слабее. Поэтому они могут господствовать над нами: они остались такими, как когда-то были. – Некоторый люциферический характер, - сказали бы мы сегодня, - придавали тем самым греки своим богам. И те существа, которые остановились при имагинировании, - это складывалось в греческом сознании,  - были в свою очередь потомками тех существ, которые остановились на инспирации. Гера и Зевс остановились на ступени имагинации; Рея и Крон остановились на ступени инспирации; Гея и Уран  остановились на ступени интуиции.
Грек смотрел на свою собственную душу и поколения своих богов он приводил в связь с развитием человечества и развитием состояний сознания у людей. Это он чувствовал, это он ощущал. Самые старшие боги, Гея и Уран были такими существами, которые упорядочивали все внутренние отношения к миру благодаря тому, что они интуитировали, имели дело с интуицией, проявляли интуицию. Они хотели оставаться при интуиции: но обращались в инспирируемых. И снова инспирируемые хотели бы остаться при инспирации; но обращались в имагинирующих. Итак, интуитирующие погибли из-за инспирированных, а инспирируемые  - из-за имагинирующих. Мы живём как люди, над нами (живут) имагинирующие. Вы знаете, что в мифе о Прометее греки выражали желание найти какое-нибудь средство против имагинирующих.

                      {  ГЕЯ-УРАН   =   интуиция
                      {
ЧЕЛОВЕК    {  РЕЯ-КРОН   =   инспирация
                      {
                      {   ГЕРА-ЗЕВС =  имагинация

Греки подразделяли своих богов по ступеням так, что в этой ступенчатости своих богов греки показывали, как они оглядывались на прежние состояния сознания тех существ, которые развивались одновременно с человечеством. Греки показывали, что они связывали это с ретроспективным взглядом, с оглядкой на богов. Представьте себе: насколько значительно это для понимания греческого сознания! Так видел грек, когда он смотрел назад на поколения своих богов, смотрел назад, в прошлое в духовной жизни. Он связывал древних  интуитировавших существ с Геей, Землей, и Ураном, Небом; он связывал инспирированных богов с Реей и Кроном. Гею и Урана  рассматривали так, как они есть. Рею и Крона описывали как Титанов. Кем же они были?
О том, что лежит здесь в основе, человечество почти полностью потеряло сознание ещё пару столетий тому назад. Но я напомню вам об этом: вы будете знать, что пару столетий назад,  - вы могли бы найти это у Якоба Бёме и Парацельса, это идет до Сен-Мартена,  - пару столетий назад человеческое существо ещё было связано с тремя основными элементами.
У Якоба Бёме они ещё называются так: sal  - это соль, Mercur – это ртуть, Sulfur  -  это сера. В средние века говорили: Заль-Меркур-Сульфур. Хотя имелось в виду не то же самое, но то, что имелось в виду, относилось к тому, что имел в виду грек, когда он говорил: Уран-Гея, или соответственно Гея-Уран, Рея-Крон, Гера-Зевс. Ибо, видите ли, Крон устранил Урана от мирового господства. Гея, таким образом, стала как бы доброй вдовой. Что же собственно, с ней произошло? Она, прежде всего, стала тем, чем является Земля, но не та обычная земля, которую мы находим вокруг, но та земля, которую носит в себе человек: это соль. Если бы человек смог,  - это знали средневековые исследователь природы,  - сознательным образом поставить себе на службу находящуюся в нём соль, он смог бы иметь интуицию. Итак, этот процесс был ещё живым в древние времена Геи-Урана, процесс, который опустился в глубины человеческой природы.
Более молодым процессом, который тоже, однако, опустился в глубины человеческой природы, является тот процесс, который можно обозначить как процесс Реи-Крона. Греки говорили: власть Реи когда-то была распространена, и «Крон» был силой, которая противостояла Рее. Крон был повержен. Что же осталось? Как от Урана-Геи осталась мёртвая соль, так от Крона-Реи осталось жидкое начало, Меркур, ртуть; оно смогло принять в человеке жидкую капельную форму, оно осталось. Но человек не в состоянии сознательным образом поставить это себе на службу, воспользоваться этим; оно опустилось вниз в бессознательные глубины.
Сегодня это, конечно, давно прошло, причём прошло оно ещё во времена древней Греции; ведь греки говорили себе: на земле в седой древности было время Зевса, но тогда человек мог воспользоваться находящейся в нём серой. Если бы человек мог сознательно пользоваться своей солью, он стал бы интуитором в атавистическом смысле. Если бы человек мог сознательным образом использовать свою жидкость, свой Меркур, свою ртуть, он стал бы инспирированным. Он стал бы имагинировать, он имел бы имагиниции, если бы смог использовать свою серу, - не в переносном смысле, но в действительном смысле, как это ещё понимали средневековые алхимики, когда они говорили о «философской сере». Сегодня тоже имеется философская сера: профессора философии фабрикуют её в достаточной мере, но алхимики понимали под этим не то, они понимали под этим способность имагинации, атавистической имагинации, которая связана  с употреблением этой, активной в человеке серы. Люди,  -  как хотели сказать греки,  а также их мистериальные жрецы, поскольку мистерии соли, ртути и серы были в древности,  - люди, как хотели сказать греки, благодаря своему развитию преодолели атавизм, атавистическое употребление серы. Но Зевс, а также  его братья и сестры отступили в сверхчувственное и использовали серные процессы для себя. Поэтому Зевс может метать молнию, то есть он может посредством имагинации внедрять серу в реальность; если бы человек мог на внутреннем уровне сознательно метать молнию, он стал бы тогда атавистически имагинировать. Вот что хотели сказать греки, когда они говорили о Зевсе, что он может метать молнию.
Не правда ли, ещё Сен-Мартен, можно сказать, знал, что под серой алхимиков надо понимать нечто другое, чем обычную земную серу, о которой можно в лучшем случае сказать,  простите мне жесткое выражение, - что она является экскрементом того, что ещё Сен-Мартен и  древние понимали как истинную серу, которую они называли «философской серой». И Сен-Мартен говорит о том, как молнии и гром действительно связаны с процессом макрокосмической, или также можно сказать, космической серы.
Сегодня в науку вколачиваются некоторые физические естественнонаучные объяснения, которые тоже являются серой, хотя и не «философской серой». Только представьте себе, сегодня, конечно, появятся весьма умные люди, которые должны будут говорить об этих серных процессах в Космосе, когда возникает молния и гром; ведь молния и гром, как вы могли прочесть в элементарном учебнике физики, появляются в результате процесса трения в облаках, не так ли.  Нельзя себе представить нечто разумное в том,  что так говорят о молнии и громе: ведь производить это электричество, которое возникает вследствие молнии и грома, должны влажные облака при своём взаимодействии. Однако когда эксперименты с электричеством производятся в школьном помещении, то тщательно высушивают все аппараты, так как если там будет хоть немного влаги, никакого электричества не получится. Но будто бы эти облака, там вверху не влажные! Господин учитель никогда не сможет с влажной, даже с не совсем сухой электрической машиной что-либо получить; но в то же самое время он объясняет, что влажные облака должны быть связаны с возникновением электричества. Да, такие дела все запутывают. Однако я только хочу сказать, что у Сен-Мартена ещё существовало сознание того, что тот элемент, о котором грезили греки, говоря о Гере и Зевсе, имел отношение к  молнии и грому.
Дело обстоит так, что даже поверхностные представления указывают нам на то, что некоторые процессы природы, процесс соли, ртути и серы, понятые в древнем смысле, связаны с тем, что имели греки в своём учении о богах. Прежде всего, закрепим это. Мы должны иметь такие основополагающие понятия, чтобы мы могли затем соответствующим образом перейти в наше время.
Итак, греки смотрели назад на поколения богов, но смотрели они на те, исчезнувшие отношения, которые в древности были также доступны восприятию человека. То, что жило в их богах, они связывали с тем, что мы называем процессами природы. Так что мифология была в то же время своего рода естественной наукой. И чем больше знакомишься с мифологией, тем более глубокую естественную науку находишь в ней, однако иную естественную науку, ту, которая была в то же самое время душевной наукой. Так мыслили греки, и так мыслили египтяне с их Озирисом, который когда-то правил и который находится в нижнем мире.
Обратите внимание, насколько по разному обстоит дело, и всё же сводится к тому же самому типу? Если греки указывали на древние времена, когда могло жить такое существо, как Зевс, который теперь,  - «теперь» означает древнегреческую эпоху, -  может жить лишь сверхчувственно, когда могло жить такое существо как Зевс и даже быть воплощённым в одного человека, то египтяне могли указывать на ещё более древнее время, когда Озирис или Озирисы, - дело тут не в их числе,  - господствовали, когда они могли внедряться в тех людей, которые тут существовали. Но, то время миновало;  теперь, если человек вообще хотел думать об Озирисе, нельзя было смотреть на одного человека на физическом плане,  - слово «теперь» снова относится к древнеегипетской культуре Озириса, - но надо было смотреть в тот мир, в который вступал человек, когда он проходил через врата смерти. Озирисов  больше не было в том мире, где жили люди, но человек встречался с ними после смерти. Итак, египтянин тоже смотрел назад на древние времена в смысле изменения человеческого сознания, когда он различал между Озирисом, который мог жить на Земле, и Озирисом, который больше не мог жить на Земле, который принадлежал царству умерших.
Если сегодня мы ограничились двумя мифологиями, то завтра, перед тем, как перейти к заключению, мы кратко коснёмся ветхозаветной мифологии; тогда из типа отношений, которые занимали по отношению к своим богам греки и египтяне, мы заметим, что в этом сознании выражалось, прежде всего, воспоминание о древних временах атавистического ясновидения. Они прошли, их тут больше нет. Вместе с судьбами, которые человек сопережил вместе со своими богами, будь то Зевс или Крон в древней Греции, будь то Озирис в древнем Египте, человек описывал для себя то, что он знал: если я заглядываю назад ещё дальше, то как человек я стою в ином отношении к Макрокосму, нежели теперь. Это отношение изменялось.
В такой форме и таким способом заглядывать в более ранние времена, когда боги ещё странствовали среди людей, было чем-то фактическим для этих древних народов, поскольку они знали: в те древние времена человек как микрокосм стоял по отношению к Макрокосму иначе, нежели теперь. Древнее атавистическое ясновидение пропало, в сущности, в четвёртую послеатлантическую эпоху. То, что хотели сказать посредством греческой мифологии, это же хотели сказать и египтяне, посредством мифологии об Озирисе.

Алекс:

ДЕВЯТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах 5 января 1918
Перевод А.Демидов


Вчера мне довелось обратить внимание на то, что особое построение таких мифологий как миф об Озирисе, греческая мифология, - и, в известном смысле, к чему мы ещё вернёмся, ветхозаветное учение,  - связаны с   изменением состояния сознания человечества. Мы знаем, как обстояло дело с этим  состоянием сознания в его развитии; мы знаем, что мы ретроспективно оглядываемся на более ранние времена развития человечества, когда существовало древнее ясновидение, то есть восприятие сверхчувственных вещей. Оглядываться назад на такие вещи нам надо по той причине, поскольку такой ретроспективный взгляд ориентирует.  Надо снова достичь воззрений человечества, направленных на сверхчувственное; это должно быть достигнуто на пути духовной науки, благодаря  духовнонаучному мышлению. Что может тут сделать отдельный человек, независимо от того, какое положение в мире он занимает, - так это увидеть,  чем может помочь воля, чтобы по тому, что есть, ориентировать себя на то, что должно быть. В некотором смысле события последующих времен разыгрываются в связи  с процессами более ранних времен.   Мы смотрим назад на нашу пятую послеатлантическую эпоху, в пределах развития которой мы теперь находимся. Смотрим на четвертую послеатлантическую эпоху, греко-латинскую, на третью послеатлантическую эпоху, египетскую.  При этом мы приходим к тому времени, когда люди хотели в известных мифических образах, в мифических имагинациях выразить то, что они чувствовали и мыслили о мировых тайнах. Мы в иной связи уже упоминали о том, что в нашей пятой послеатлантической эпохе мы должны, в некотором смысле  в перевернутом виде, повторить то, что происходило в третьей послеатлантической эпохе, в египетско-халдейской эпохе, так, чтобы это произошло иным образом. Сочинение «Духовное водительство человека и человечества» указывает на эти вещи.
Вчера вы видели, что в период греко-латинского развития, в то время, которое началось с 7 или 8 века до нашего летоисчисления, человечество обладало своего рода ретроспекцией, возможностью смотреть назад, оглядываться назад. Именно эта ретроспекция, оглядывание назад на другие состояния сознания нашла своё выражение в имагинативных мифах о тех правящих духовных существах, как мы говорили об этом вчера. В четвертом послеатлантическом периоде (эпохе) люди знали: осматриваясь вокруг себя, мы видим всего лишь чувственно воспринимаемое; мы можем думать о чем-то ином. – Вы, конечно, знаете, если вы внимательно проследили то, что стоит в моей книге «Загадки философии», что в греческую эпоху и гораздо позднее, люди, - как это делал ещё Гёте,  - в некотором смысле видели свои идеи, они действительно могли сказать: мы вас видим.  – Всё абстрактное мышление появилось только в новое время. Но тогда существовало именно видение идей. Созерцание, видение духовной действительности, жизнь в духовной действительности в четвертой послеатлантической эпохе в своём полном смысле больше не существовала; но люди помнили, что это существовало раньше. Они говорили, и то, что они говорили, соответствовало действительности: есть существа, которые не являются людьми, которые живут в сверхчувственном мире, они еще сохранили жизнь в имагинациях. – Таких существ видели греки в существах из круга Зевса.
Египтяне, опять-таки говорили себе:   время, когда люди еще непосредственно жили с имагинациями – это то время, когда по Земле странствовал Озирис. – Они, разумеется, подразумевали не одного Озириса: нет, но они считали, что было время, когда люди на Земле жили в имагинациях, и ту разновидность человеческих душ, которая могла жить в имагинациях, они обозначали тем, что говорили: на Земле царствует Озирис. Эта жизнь в имагинациях была утрачена, была убита. Озирис был убит своим братом Тифоном,  - что означает, был убит той силой в человеческой душе, которая хотя и относится к сверхчувственному, но не хочет больше развивать имагинативных способностей. Древнего ясновидения больше не существует. Силы, которые были активны в древнем ясновидении, теперь имеются у умерших. Вот почему Озирис является судьёй умерших. Человек встречает его, когда проходит через врата смерти. Люди, которые ставят в центр своего мышления миф об Озирисе, образ Озириса и Изиды, соприкасаются с тайной смерти. Однако всё то, что я говорю, в сущности, имеется в тех отдельных подробностях, из которых построен миф об Озирисе. Также задается и тот момент, когда сказание об Озирисе было убито Тифоном.
Мы могли указать на вполне определенную небесную констелляцию, которая была известна магам-волхвам утренних стран как констелляция наступления нового времени. В Рождественских лекциях мы указывали на то, что маги-волхвы Востока знали об известной констелляции «Девы», знали, что они должны принести свои жертвы новому Спасителю мира. Точно так же и те, чьи мысли были связаны с мифом об Озирисе, указывали на совершенно определённую звёздную констелляцию. Они говорили: Озирис был убит,  - они хотели сказать: древняя жизнь в иманинациях иссякла, исчезла, – когда осенью заходящее Солнце стояло в семнадцатом градусе Скорпиона, и когда в соответствующем противоположном пункте в Тельце или Плеядах восходила полная Луна. Эта констелляция полной Луны в Тельце, восходящей в определенный момент года, в связи с положением Солнца в Скорпионе,  - этот временной момент в развитии, поклонники Озириса обозначали как тот, когда Озирис исчез на Земле, то есть его здесь больше не было.
Конечно, такие вещи совершаются так, что оставляют за собой наследие. Всегда имелись люди с имагинативным ясновидением, запоздавшие вплоть до последних столетий. Но речь теперь идёт о том, чтобы указать, когда на Земле исчезло имагинативное ясновидение как нормальное свойство человеческой души. Люди осознавали то, что в те времена, когда на Земле господствовало имагинативное ясновидение, все прочие условия были иными, нежели позднее. На это также ясно указывает и миф об Озирисе и Изиде. Однако при объяснении миф об Озирисе и Изиде именно это понимают сегодня очень мало.
Рассказывают именно так: когда Изида узнала, что её супруг Озирис был убит, она пошла на поиски трупа. Она нашла его, наконец,  в Библосе в Финикии, и возвратила труп обратно из Финикии в Египет. – В таком мифе заключена глубокая мудрость, выражающая сущность человеческой физиологии. Какое состояние было во времена Озириса? Во времена Озириса ещё не было такой письменности, как та, что появилось позднее. То, что господствовало во времена Озириса в Египте, было образной иероглиграфической письменностью, и эта образная письменность считалась священной. Как, собственно, реализовывалась эта образная письменность? Она реализовывалась посредством того, что самые важные её знаки  - а самыми важными знаками были тогда не те, которые изображали земных животных или земные формы,  - опять-таки строились в соответствие со звёздными констелляциями, и даже в соответствие с тем, что созерцало ясновидящее око в этих звёздных констелляциях.
Если мне надо привести сравнение с наиболее близким материалом, то я могу сказать: вы слушали  в «Сновидческой песне Олафа Эстесона» как он почувствовал духовного змея, духовного пса и духовного быка. Он описывает то, что он испытал от них. Представьте себе такую картину, но в гораздо более совершенном виде, как знак; такие знаки являются отображенными имагинациями. Такие знаки, как знаки древних писаний сохранялись как священные. В таких знаках содержалась мировая мудрость для древних времен, та мировая мудрость, которая была в то же время и звёздной мудростью, когда в звёздных письменах вычитывали мировые тайны так, как теперь это ещё делают только умершие. Дар иметь письмена, имеющие передачей имагинации, был усвоен человечеством лишь в известный момент, лишь на определенный период, а затем исчез. Древние знали: во времена Озириса существовал этот имагинативный способ письма. Одновременно с отмиранием древней жизни мира в имагинациях отмирало и древнее образное письмо и становилось абстрактным  письмом,  которое больше не выражало тайн, но постепенно, становясь всё более абстрактным, служило лишь для выражения чувственного; так возникло обычное буквенное письмо. Как Озирис в те древние времена рассматривался как герой, как божественный герой имагинативного письма, так и Тифон, его брат, но противник, рассматривался как герой развившегося отсюда абстрактного буквенного письма.
Это глубокомысленно толкуется в мифе об Озирисе и Изиде. Изида должна идти в Финикию, чтобы найти труп, то есть образное письмо, преобразившееся в буквенное письмо, чтобы найти труп Озириса. Как говорилось, именно в Финикии было «открыто» буквенное письмо. Назад в Финикию из Египта пришло то, что являлось абстрактным письмом, в то время как египтяне в своих древних мистериях во времена Озириса имели образное письмо, подражавшее имагинациям. Итак, в мифе об Озирисе и Изиде нашел также своё выражение переход от древнего конкретного понимания имагинативного письма к новому пониманию абстрактного письма.
Все эти вещи живут в ходе эволюции человечества. Мы смотрим назад на древние переживания в имагинациях. В мифах выражается настоящая физиологическая мудрость. Тогда мышление только постепенно переходило к абстракциям, оно не сразу перешло к таким совершенно ненадёжным абстракциям как сегодня, но к неким более полновесным абстракциям, примерно в 6, 5 веке до Рождества Христова, с Фалеса, с которого обычно начинают историю философии. Вы можете прочесть об этом в моей книге «Загадки философии». Но отсюда вы видите, что человечество оглядывалось назад на ранние эпохи развития с совершенно иными состояниями души.
Об этих совершенно иных состояниях души в новое время знают некоторые братства, - однако они,  - что не должно происходить в наше время,  - удерживают эти вещи, я бы сказал, под запретом, под замком. Говорить об этих вещах до известной степени опасно. Но, до известной степени, говорить об этих вещах не только можно, но и нужно, потому что знания о древних состояниях сознания человечества ориентирует на то, что должно развиться как новое. Если мы имеем мысли о том, что было когда-то, это может послужить нам для того, что востребовать необходимое, хотя и совершенно иного рода новое эволюционное состояние.
Сегодня вы видите изменение настроения у мальчиков, которые, развиваются в возрасте полового созревания. У мальчиков это является выражением некоего процесса в организме, который в случае женского пола протекает иначе, и который как кажется, - поскольку он у женского пола в большей степени простирается непосредственно в физическое, - у женского пола как кажется, будто бы больше захватывает человеческое существо. Но это не так. Вмешательство у мальчика, - даже если,  до известной степени, на другой почве, протекает столь же сильно, хотя на внешнем физическом  уровне это проявляется лишь в изменении голоса
Это созревание человека сегодня является почти физическим процессом,  - можно сказать с того времени, когда Озирис был убит во внешнем мире. Это не было чисто физическим процессом, когда жил Озирис. Нет, это был душевный процесс. Мальчик в четырнадцать, пятнадцать лет переживал,  - вы знаете, сегодня мы уже говорили о других переживаниях в этом возрасте полового созревания,  - он переживал не только то, что его голос изменялся, но и то, что сегодня входит лишь в регистр голоса, если можно так выразиться, что втягивается в регистр голоса из сексуальных эссенций организма. Не правда ли, мы должны показывать правду относительно таких вещей; голосовой аппарат просто проникается сексуальными эссенциями организма; сегодня это в большей степени выжимается в голосовой регистр, тогда как в то древнее время это впрессовывалось также в мысли, в мир представлений подростка. Сегодня мутирует голос; тогда мутировали также мысли, ещё в древнее имагинативное время это было так. В то время мальчик детского возраста перед половым созреванием имел известные имагинации. Сегодня имеются всего лишь скудные остатки, однако эти скудные остатки существуют почти у всех детей в нежном возрасте. Только на это не обращают внимания, или говорят об этом детям несусветный вздор, но в древности это было вполне жизненным, и каждый человек знал, что ребенок до девятого, до десятого года имеет имагинации, имагинации о духовных процессах воздуха.
В воздухе постоянно происходят вокруг нас духовные процессы. Воздух не есть только то, что описывает нам  физическая наука, нет, там происходят духовные процессы. Эти духовные процессы, по существу процессы эфирного мира, дети воспринимали в полных имагинациях вплоть до половой зрелости. И когда наступала эта половая зрелость, не только для голоса, но и для жизни представлений, то человек чувствовал в себе нечто, - это, безусловно, было то, что вырастало из сил, которые обычная физиология называет сексуальными силами,  - человек чувствовал нечто, в связи с чем он говорил: то, что я, будучи ребенком, видел в воздушном пространстве посредством имагинаций, это теперь оживает во мне, это созерцание, которое живёт во мне. Это происходило. Человек осознавал, что он принял в себя нечто из воздушного пространства. Прежде он видел это вовне, теперь он чувствовал это в себе самом.
В случае женских существ в те древние времена дело обстояло так, что они перед половой зрелостью тоже воспринимали в имагинациях то, что находилось вовне в воздушном пространстве. Но после времени созревания   то, что у мальчика всплывало как ощущение изменения в жизни представлений, у (женских существ) становилось подобно подъёму внутренних имагинаций: это был человеческий образ, который всё снова и снова имагинативно воспринимало в себя  женское существо. При этом оно снова говорило себе: то, что я теперь воспринимаю имагинативно, есть то же самое, что  до наступления зрелости я переживала, будучи ребенком, вовне в мировом пространстве как имагинативный образ. -  Оба пола,  - только разным образом,  - переживали так, что они знали, знали на душевном уровне: во мне родилось нечто такое, что было во мне зачато мировым пространством. 
Тут вы имеете ещё более конкретный образ мифа об Озирисе и Изиде: это мировая мудрость, насколько она была достигаема из воздуха, но мировая мудрость, находящаяся в органической связи с человеком, с глубинными слоями человеческого духа. Вы можете получить представление об этом, если вы попытаетесь сделать это следующим образом. Сегодня, когда человек хочет посредством своей головы узнать то, что имеется в мире как закономерность и так далее, он мыслит абстрактно. И то древнее время было ясно: таким способом, только посредством одной головы, человек не может узнать ничего, но познать что-либо он может лишь посредством человека в целом, посредством всего человека. – О том, что происходило в воздушном пространстве снаружи, происходило на эфирном уровне, узнавали благодаря тому, что ещё прежде было воспринято снаружи, и только после созревания внутренне представлено или почувствовано.
Как воспринимаете вы сегодня с теми абстрактными восприятиями, которыми вы обладаете? Вы подступаете к чему-то, что вы видите благодаря органам чувств; затем вы думаете об этом. Это происходит быстро одно за другим. Дело обстояло иначе с теми тайнами, посредством которых человек в древности проникал в закономерности воздуха, которые существовали в виде имагинаций. Будучи ребенком, до наступления зрелости, он это воспринимал. Тогда он это просто воспринимал, а затем он перерабатывал это внутренне. Только это был, можно сказать, восприятийно-мыслительный процесс, растянутый во времени. В то время как сегодня от произвола человека зависит - абстрактно созерцать и абстрактно размышлять, представлять;  то, что теперь для нас сокращено, сжато в отношении внешнего физического мира до пары мгновений, было растянуто на всю человеческую жизнь.  Восприятие и представление было чем-то таким, что человек в своем отношении к миру мыслил растянутым на всю человеческую жизнь между рождением и смертью.  Вплоть до времени созревания он воспринимал некоторые вещи, а после (созревания) он перерабатывал их. Такое это было время.
Вы только представьте себе, как люди говорили себе: это восприятие и мышление об этом, о воспринятом, связано некоторым образом с днём, с восходящим и заходящим Солнцем. – С восходящим Солнцем человек пробуждался, вставал, начинал воспринимать и мыслить: с заходящим Солнцем это прекращалось, поскольку человек ложился спать. Итак, с днём люди связывали восприятие и мышление;  с дальнейшими, более обширными мировыми процессами на небе они связывали то, что было распространено на всю жизнь между рождением и смертью. Как то, что я могу воспринимать и мыслить зависело от Солнца, от обычного восхода и захода Солнца, так от более крупных, более обширных звёздных констелляций зависело то, что выступало на протяжении столетий, тысячелетий, зависело то, что развивалось как восприятие и мышление в той форме, которая была только что описана мною. И как в те древние времена обычное чувственное восприятие и представление связывали с днём, с восходом и заходом Солнца,  - что делает также и современный человек, даже если он не думает больше об этом, довольствуясь лишь взглядом на часы,  - так то, что было связано с более обширными тайнами мира сопоставляли с другими звёздными констелляциями, с другими процессами на небе.
Вы видите, какая глубокая логика, какая глубокая мудрость заложена в этих вещах. С поверхностностью, свойственной Дюпюи, к таким вещам не подойти.  Но с этим связано и кое-что другое. Вы видите, все эти древние народы,  - помимо египтян и греков мы могли бы перечислить ещё и другие,  - все эти древние народы знали: с силами человеческой природы заложенными в большей степени внутри, связано то, что выражают процессы, происходящие на небе, звёздные констелляции. Тогда у людей ещё не было той испорченности, развращённости, которая  выражается в современном отношении к проблеме сексуальности. Не было и той, ещё большей испорченности, которая выражается в ультрасовременном отношении к проблеме сексуальности,   проблеме, о которой знали древние в то время, о котором следует говорить при обсуждении таких вещей. Для них это было ещё чем-то совершенно иным, если они ощущали: сексуальные эссенции являются тем,  что разливается в человеке, когда у него мутирует голос, а также мысли, или если наступает нечто другое, о чём я говорил. Убеждением древних было то, что в то же самое время в человеке распространяется Божественное начало (das Goettliche), Вот почему то, что сегодня человек рассматривает лишь в испорченном, развращенном смысле, находилось во всех древних религиозных ритуалах: сексуальные символы, так называемые сексуальные символы, которые указывали на эту связь; мы можем назвать её связью между воздухом и воздушными процессами и тем, что разыгрывалось в человеке как познавательные процессы в период всей человеческой жизни между рождением и смертью.
Посредством моего глаза, посредством моего уха  - так говорили эти люди,  - я связываю себя с тем, что приносит день. Посредством глубинных, заложенных внутри сил человека я связываю себя с чем-то совершенно иным, что является тайнами воздуха, которые, однако, доступны восприятию лишь в имагинативном переживании. И это имагинативное переживание в его конкретном образе, я вам для этих древних времен уже описывал. Затем ветхозаветное воззрение изменило все это дело, поскольку на место опыта оно поставило учение, религиозное учение. Египтянин  древнего времени Озириса, а именно, более древней эпохи Озириса говорил: есть единственно  истинный человек, который входит в меня при созревании, когда я принимаю, вбираю то, что до тех пор я видел в имагинации. Воздух передаёт мне истинного человека.  – В ветхозаветном учении это было трансформировано в следующее воззрение: Элоим или Яхве вдохнул в человека живое дыхание, воздух. – Так та эссенция была исторгнута из непосредственного жизненного опыта и стала учением, теорией. Это было необходимо, поскольку только благодаря этому человечество могло  быть приведено,  - и в этом заключается смысл Ветхого Завета,  - к той совместной жизни с внешним миром, который ещё имел внутреннюю связь с микрокосмом, с человеком; совместной жизни с Макрокосмом, внешним миром; это было необходимо для дальнейшего развития человечества,  - об этом я ещё буду говорить,  -  поскольку  виду постепенного исчезновения этой связи, человечество надо было привести к пониманию такого учения, каким стало ветхозаветное.
Но настало время смерти Озириса, то есть время, когда то, что было более утонченным, стало иным, более грубым. Как надо это понимать? Вы можете представить себе это так: когда мы проходили древнее время Озириса, то человек перед созреванием видел или познавал во внешнем воздухе некую световую имагинацию (см. рисунок 1), если мне следует сказать о её виде. Итак, он ещё до своей зрелости видел в своём окружении в воздухе световую имагинацию. После этого у него возникало чувство, как если бы она вошла в него; происходили изменения, о которых мы говорили. Для ребенка воздух был всюду наполнен световыми явлениями. Для взрослого

 
Рисунок 1

человека, для человека, ставшего зрелым, воздух хотя и находился здесь, но он знал: когда я был ребенком, я знал, что там находится ещё нечто другое.  – Он знал: воздух в то же время является существом женского рода, рождающим свет, роженицей света. Он знал: если я заглядываю в воздух, то неправда, будто бы там ничего нет, кроме физического; нет, там внутри живёт существо, которое воспринимается в имагинации.
Это существо для греков было существом из круга Зевса. Итак, человек знал, что внутри воздуха находится существо. Однако все это, - и что человеческие состояния сознания изменились, обусловило то, что в более тонком состоянии эти объективные вещи стали иными. Конечно, для нынешнего умного человека сказанное теперь есть нечто ужасное, неприемлемое. Я знаю, что это нечто неприемлемое, и, тем не менее, это правда; воздух стал иным; конечно, он не стал иным настолько, что эти изменения можно проверить с помощью химических реагентов; но, тем не менее, воздух изменился. Воздух потерял силу, выражать себя посредством световых имагинаций. Воздух, можно сказать, стал более грубым.
Он на самом деле стал на Земле другим с тех древних времен. Воздух стал более грубым. Но не только воздух стал грубее, более грубым стал и сам человек. То, что раньше спиритуально жило в эссенциях, о которых я только что говорил, эссенциях, которые пронизывали гортань человека и весь его остальной организм, тоже стало более грубым. Так что на деле, когда сегодня говорят о сексуальных эссенциях, говорят о чем-то другом, нежели о том, о чем говорили в древности. Тот древний человек знал: дневное созерцание связано с моим личностным человеком; другое, то, что я испытываю из воздушного окружения, связано с общечеловеческим как таковым, это выходит за пределы отдельного человека. Вот почему человек пытался найти обоснование социальным тайнам, - под влиянием которых протекала совместная жизнь людей, - посредством той связи, которая соединяла его с Макрокосмом, пытался обосновать социальную мудрость посредством звёздной мудрости. Но то, что жило в нём как социальная мудрость, как раз и связывало его с небесным. Это выражалось в самых обычных воззрениях. Человеческая пара в то древнее время ощущала не иначе,  - перед тем, как был убит Озирис,  - что ребенка они получали от неба. Это было жизненным сознанием и соответствовало истине. Это живое сознание могло развиваться, поскольку человек знал; он получает из воздушного пространства то, что он сам испытывает.
От всего этого, можно сказать, остался грубый осадок. Так как в воздухе остался этот грубый осадок той воздушной силы, которая в ранние эпохи открывалась человеку в имагинациях, то и в самом человеке остался осадок. Это должно было произойти, поскольку в ином случае люди не смогли бы придти к свободе и к полному осознанию своего «я». Но остался осадок. Вследствие этого, однако, всё то, что древние подразумевали под Божественным, что они на окольном пути, - который вы теперь с легкостью можете представить себе, - приводили в связь с сексуальными эссенциями, огрубело, причем не только в воззрении, но и в переживании. Но, несмотря на это, оно существует; само собой разумеется, оно существует, хотя и не в той же самой форме, но иным образом. Размножение человеческого рода было в древности таким, что оно мыслилось в непосредственном соединении с той микро-макро-космической связью человечества, которую вы видели. Однако вся совместная жизнь людей на Земле тоже мыслилась в соединении с этой мико-макро-космической связью. Нума Помпилий(римский царь) пришел к нимфе Эгерии, чтобы получить от неё резюме, выводы о том, как должен он установить отношения, социальные отношения в Римском государстве. Это означало ничто иное, как: он позволил сообщить ему звёздную мудрость, он позволил сообщить ему то, что говорят звёзды о том, как должен человек устанавливать социальные отношения. То, что люди размножаются на Земле, то, что связано с чередой поколений, должно быть поставлено на службу тому, что говорят звёзды. Как отдельный человек свои обычные восприятия и мышление ориентирует на восход или заход Солнца, так должно и то, что впоследствии было названо государством, то есть некая человеческое сообщество быть поставлено под звёздные констелляции, выражающие мировые соотношения.
В нашей речи,  - речь часто напоминает о древних связях,  - нам правильным образом напоминают о той связи фактов, которая обозначает отношения мужского и женского как пол, род, (Geschlecht) но и как  следующие друг за другом генерации  - как поколения (Geschlechter). Это одно и то же слово: “Geschlecht”, взаимосвязанные семьи, кровное родство, и то, чем являются отношения между мужским и женским. Так обстоит дело и в других языках, и всё это указывает на то, как человек для того, что в его природе, я бы сказал, заложено в глубинных слоях его существа, искал познавательной связи с Макрокосмом.
Эти вещи стали грубее с той стороны, которую мы обсуждали. Среди прочего отставание имеет место в отношении зависимости вожделений и эмоций от национальности. Зависимость от национальности, шовинистическое устремление к национальному, является отставшим остатком того, что в древности могло мыслиться в совершенно другой связи. Но только, если человек видит эти вещи насквозь, он узнает истину в таких делах. Что выражается в национальном пафосе? Если человек особенным образом развивает национальный пафос, что живёт в этом национальном пафосе, этом национальном чувстве, что там живет внутри? В точности то же самое, что живёт в сексуальности; только в сексуальности это живет одним образом, а в национальном  пафосе – другим образом. Сексуальный человек  - вот то, что изживает себя через эти два различные полюса. Быть шовинистом, - можно сказать, - есть ничто иное, как развивать групповую сексуальность. Можно сказать, там, где человека в большей степени захватывают, - в том, где они отстали, - сексуальные эссенции, там, в большей степени существует национальный шовинизм; ибо это те же самые силы, которые заложены в размножении, выявляются в национальном пафосе. Вот почему лозунг «Свободу народам или нациям» (право наций на самоопределение) является чем-то таким, что относительно него, рассмотрев его в его внутренних взаимосвязях, - само собой разумеется, в возвышенных чувствах,  - можно сказать: это призыв к реставрации национального элемента в свете сексуальной проблемы. – То, что сексуальная проблема в совершенно особенной форме сегодня возвещается по Земле, причем без того, чтобы люди имели понятие о том, как исходя из их подсознания, сексуальность облекается в слова «свободу народам», - это то, что должно рассматриваться как тайна  импульсов эпохи. И значительно больше, чем полагают люди, в сегодняшних катастрофически событиях наличествует сексуальный импульс, гораздо больше, чем предполагают люди! Ибо импульсы к тому, что происходит сегодня, лежат частично поистине, поистине глубоко.
Такие истины в нашей современности нельзя больше удерживать под замком. Некоторые братства могли удерживать их под замком вследствие того, что они в строгом смысле слова исключали, не допускали женщин. Если даже  сегодня совместная работа с женщинами, как это неоднократно обнаруживалось, могла привести к всевозможным плохим вещам, тем не менее, придёт время, когда правильное воззрение на эти вещи, всеобщее правильное воззрения должно будет распространиться в человечестве. Однако распространяются нечистые, дурацкие, идиотические воззрения, когда без знания интимных связей с некоторых сторон сегодня занимаются всевозможными вещами как сексуальными проблемами. Но вы видите, как здесь то, что является чистой, честной, настоящей истиной с другой стороны соприкасается с тем, что может быть наиболее нечистым, наиболее грязным образом мыслей, что обнаруживается иногда в психоаналитических извращениях  или тому подобных вещах. Но вы всегда обнаружите как то, что с одной стороны, будучи  понято правильно, является глубокой истиной, не нуждается в слишком больших словесных изменениях, но лишь в проникновении грязного образа мыслей, чтобы стать грязным, глупым, порочным воззрением.
Старое время могло говорить о нациях, когда нации представляли себе так, что одна нация имела своего Духа-Защитника в (созвездии) Ориона, другая  - в других звёздах, и человек знал, что он упорядочивает себя в соответствие со звёздными констелляциями. Тут человек в некотором смысле апеллировал к небесному порядку. Сегодня, когда такого небесного порядка не существует, имеет место апелляция к чисто национальному, имеет место шовинистическая апелляция к чисто национальному, то есть выдвижение на первый план некоего в высшей степени значительного психо-сексуального импульса, отставшего люциферического импульса.
Если хотят ясно и отчетливо увидеть то, что существует сегодня, не следует в испуге отступать перед действительными подосновами истины. Но из таких дел можно также увидеть, почему человек так боится истины. Только представьте себе, что люди  при криках, которые раздаются сегодня о свободе наций и тому подобном должны услышать, что это исходит из сексуальных импульсов. Представьте себе это. Представьте себе, как кукарекает петух,  - я не имею в виду никого в отдельности, я не имею в виду даже Клемансо. Представьте себе всех, декламирующих на эту тему, и представьте себе; они должны понять, что то, о чём они кукарекают, в сущности, является всего лишь брачным криком петуха, даже если это облечено в утонченные национальные одежды!
Таковы вещи, которые человечество сегодня должно испытать, и о которых оно не желает слышать, поскольку, как вы знаете, о делах, которые черны, утверждают, что они белы, а о тех, кто бел,  -  что они чёрны. Речь идет о том, что то, древнее время, о котором я говорил, внедряется в пятую послеатлантическую эпоху, в которой постепенно  вырабатываются абстракции. Там, где проходит граница между четвёртой и пятой послеатлантической эпохой,  - вы можете прочитать об этом в моей книге «Загадки философии»,  - там люди мучаются и бьются, именно самые честные люди мучаются и бьются над проблемой, так сказать, познавательной ценности абстракций. Прочтите в моей книге «Загадки философии» то, что я там говорю о средневековье, ставшем номиналистическим и реалистическим. Абстрактность распространилась столь широко, что спрашивали себя: если я имею понятие, означает ли это что-либо по отношению к вещи снаружи, или это, всего лишь имя, наименование в моей голове? Сегодня о таких вещах больше не размышляют. Что интересовало тех, которые мучили людей в средневековье, когда почувствовали ту абстрактную силу мышления, которая сыграла свою роль в мире относительно так называемых универсалий, общих понятий; они бились над тем, какую роль играют абстракции. Сегодня над этим больше не думают, поскольку к абстракциям уже привыкли и поэтому не стремятся высвободиться, возвыситься над этим абстрактным моментом; но напротив, стремятся к тому, чтобы ещё более внедриться в этот абстрактный момент.
Спор об универсалиях принял, наконец, такую форму, что говорили: универсалии, всеобщие понятия, в конце концов, являются как некоторые понятия в Боге: это универсалии ante rem ( до вещей); затем следуют понятия в вещах : универсалии in re (в вещах); и затем следуют понятия в нашем духе, в нашей душе: post rem (после вещей).  – Это был паллиатив, выход из положения, чтобы занять позицию относительно следующего: связан ли человек с действительностью, когда он мыслит, когда он всего лишь мыслит понятие? Ещё чувствовали кое-что от того, как в древности человек был связан с действительностью. Если он становился зрелым, то он в некотором роде продумывал то, что он воспринял прежде, будучи ребенком. Тогда он знал: настоящий, истинный человек только вступил в него. – В случае универсалий приходилось мучиться над тем, имеет ли мыслящий человек в своём мышлении что-то от того, что связано с действительностью, или же он совершенно оторван от всякой действительности, или же он не имеет ничего общего с действительностью. С того времени человечество должно было приучиться эти универсалии, эти абстракции принимать как абстракции, и в своём сознании быть более или менее полностью оторванным от действительности.
В малом такой процесс разыгрывался непрерывно. Вы только подумайте, первоначально слова являлись представителями представлений, они непосредственно примыкали к наглядному представлению, созерцанию: маленькая группа сражающихся людей возглавлялась одним; этот один имел их перед собой, они называли его “den voersten”, “den ersten” ,” den forsten”  -Fuersten (предстоящим, первым, блюстителем, князем). Тут человек был непосредственно связан с тем, что видел. Позднее это оторвалось от видимого, это стало словом, которое обозначало нечто без того, чтобы быть хоть как-либо связанным с непосредственным видением, созерцанием. Подумайте о том, со сколь многими словами дело обстоит так!
Дальнейший путь состоит в том, чтобы некоторые слова стали привилегированными, речь стала монополизированной, речь стала принимать государственный характер. В самой речи некоторые вещи двигались в данном направлении. Не правда ли, возьмём наивную связь фактов: некто много учился, стал умным, мудрым, - скажем это без шуток,  - он стал учёным. В соответствие с взаимосвязью фактов некоторым наивным образом говорят, он «доктор»; тут имеется взаимосвязь фактов, когда того, в ком видят ученость, называют доктором. Это ещё имеет какое-то значение, если это документировано вследствие признания со стороны какой-то компетентной корпорации. Но это теряет значение, если это монополизируется; тем не менее, человечество сегодня проявляет энтузиазм в отношении такой монополизации. Все возможные слова должны быть монополизированы. Никто не может благодаря своему гению стать «инженером» (тут игра слов “Genie” и “Ingenieur” – примеч. перев.), но это должен быть Бог знает кем признанный титул. И всё больше и больше эти вещи оказываются оторванными от своих связей. Тут вы можете видеть процесс абстрагирования в малом, который, однако, получает бесконечное значение и в большом. У семьи есть отец (Vater); какая связь имеется между тем отцом (Pater), который является отцом семейства, и патером, который является духовным лицом? На примере этой оторванности того, что содержится в словах, я хотел проиллюстрировать вам процесс абстрагирования в человечестве.
В случае понятий дело обстоит ещё хуже, чем в речи. В случае понятий часто бывает, что для того, кто использует понятие, не существует ни малейшей связи с увиденным, с воспринятым. Порой люди подыскивают нечто видимое, и в этих поисках они могут быть комичными, могут оказаться страшно смешными. Вы только представьте себе, что вся литература сегодня переполнена знаками креста, который действительно является универсальным знаком, который сильно распространён в мире. Ученость применяет все это забавным образом.

Этот знак сводят к этому   Рисунок 2
 

Прежний крест будто бы должен быть таким.
Порой это заводят назад так далеко, что говорят: это всего лишь часть, оставшаяся от свастики, и так далее.  –
Рисунок 3

 
Нечто страшно умное написано на эту тему, безгранично рассудительное, насколько вообще в таких делах используется «рассудительность». Я не желаю критиковать эти вещи в их основе, но чтобы узнать, истинно это или нет, рассудительности не достаточно. Само собой разумеется, следует знать, что в случае знака креста речь не идет ни о чем ином, как только о том, что представляет собой человек, простирающий руки в стороны: он представляет собой крест. Сверху вниз проходит поток бытия, который связывает человека с Макрокосмом, также как и через распростертые руки. Крест является знаком человека.
Если вы найдёте регалии ассирийских царей, если вы найдёте регалии египетских царей, например медали, то есть медали с таким знаком креста:
Рисунок 4
 

И двумя другими знаками,  - какой-либо крест на медали является регалией, которую имели древние цари, - были, например эти:

        Рисунок 5
 

Только у третьего знака звезда обычно такая, что в ней не сразу удается признать пентаграмму. Это также может быть и гексаграммой, но речь теперь не об этом.
Особо рассудительные люди говорили: это Солнце, это крест, это Луна, это звезда. Но в глубине тут заложено то, что это – человек, микрокосм, который сопоставляется с Солнцем и Луной. Вы видите на этом обычном знаке креста, как понятие отделялось от предмета. Непосредственный вид этого знака таков: человек в форме креста. Люди сегодня связывают предметы со знаками столь же мало, что, как сказано, существует необъёмная литература по поиску связи этого знака с тем, что он выражает. И вот по поводу самых что ни на есть повседневных слов могут писать весьма умные трактаты, но не могут придти к тому, как данная вещь, данное слово связано с действительностью.
Человечество должно испытать период абстракций. Мы ведь знаем, что сегодня мы больше не стоим в знаке (созвездии) Овена, в котором стояло Солнце в точке весеннего равноденствия, когда состоялся переход от древнего имагинативнго времени, хотя последствия имагинативного времени ещё существовали при переходе к абстрактному периоду. Мы вступили в эпоху Рыб. Существенным образом они выразилась в том, что из Макрокосма человек воспринял силу для абстрактных понятий. Эту силу человек и сегодня воспринимает от Макрокосма. Однако эти абстрактные понятия в предварительном виде являются тем, относительно чего человек ещё не знает, как он снова сможет связать их с действительностью. А они должны быть снова связаны с действительностью.
Я начал с  того, что говорил; в этом пятом послеатлантическом периоде должно повториться то, что было в третьем, египетско-халдейском периоде, когда человек оглядывался на древнее время Озириса, когда существовали имагинации. Теперь в некотором смысле должно произойти нечто обратное: человек снова должен найти дорогу назад к имагинации. Можно сказать другими словами, в другой форме: Озирис должен снова ожить.  – Мы должны найти средства и пути, снова оживить Озириса. В этих рассмотрениях я высказал это в весьма конкретной форме, когда сказал, что мы должны найти формы переживания, которые были бы общими как для живых, так и для умерших. Озирис, с тех пор, как его убили, находится среди умерших. Он и будет оставаться среди умерших, но он должен снова придти к живущим, если возникнут обстоятельства, носящие общий характер  для социальной жизни как умерших, так и живых. Однако это ведет вас к тому, что должно быть понято человеком в наше время, что с необходимостью должно быть понято, прежде всего: как будет снова оживлен Озирис? Как Озирис придёт к новой Изиде? Как человек снова приблизится к переживанию в имагинативном?
Давайте поговорим об этом завтра: как снова может воскреснуть имагинативное сознание, и как надо содействовать этому воскресению.

Алекс:

ДЕСЯТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах, 6 января 1918
Перевод А.Демидов


В эти дни мы пытались кое-что понять относительно процесса эволюции человечества. Мы попытались исследовать глубинные основы таких мифов, как миф об Озирисе и Изиде. Далее мы попытались с известной точки зрения оправдать существование мира греческих богов. Мы несколько коснулись внутреннего значения созерцаний, восприятий, которые, хотя и не будучи ясно выраженными, легли в основу мифических поэм Египта и Греции. Мы попытались, по крайней мере, истолковать отношение того, что легло в основу этих мифов к ветхозаветным учениям. Эти ветхозаветные учения возникли из другого духа, нежели божественные учения Египта и Греции. Мы видели, что божественное учение египтян и греков, судя по тому, как оно построено, происходит из некоторого древнего духовного опыта человечества, из некоторого сознания, что человечество когда-то имело атавистическое ясновидение и благодаря этому атавистическому ясновидению состояло в известных внутренних отношениях с тем Духом, который пронизывал природу; в то время как позднее человечество имело между смертью и новым рождением отношение с внешне воспринимаемым. Мы видели, что для этого древнего атавистического познания всеохватывающее созерцание мира, которое было внутренним опытом, означало больше, чем то, чисто чувственное восприятие человечества переходной эпохи, к которому мы также можем принадлежать в отношении познания.
Всё, что в некоторой степени отделилось от представлений в египетском, в греческом учении о богах, лучше сказать от созерцания богов, следует искать в основном моральном тоне в учении Ветхого Завета. Я сказал вам позавчера, когда говорил о важнейшей разнице между египетским и греческим учением о богах и учением Ветхого Завета: те духовно-божественные существа, которые стоят в исходном пункте Ветхого Завета, Элоимы, Яхве, - только их можно представлять себе как создателей человека. Только их можно представлять себе так, что благодаря их деяниям возникло то, что мы называем земным человечеством, и что это общее развитие земного человечества происходило на Земле впервые после основного деяния Элоима Яхве. В египетском и греческом учении о богах дело обстоит не так. Тут люди смотрели назад в древние времена и говорили себе: боги Озирис, Изида, Зевс, Аполлон, Марс, Паллада, которые сейчас связаны с управлением человеческими судьбами, возникли из других поколений богов; но люди уже были здесь. Египетское, греческое учение о богах вело людей назад в древнее время, когда созидали и властвовали не эти боги, которых признают теперь, в это время. Итак, в Египте и в Греции люди приписывали себе возраст более старший, нежели возраст господства их соответствующих богов.
Эта фундаментальная, столь значительная разница должна бросаться в глаза, прежде всего. В ходе этого рассмотрения мы увидим, на сколь бесконечно важные, значительные факты нацеливает это воззрение.  В случае ветхозаветного учения о богах дело обстоит так, что почитаемые боги  являются в то же время и богами, создавшими человеческий род. Только благодаря тому, что ветхозаветное учение делает божеств творцами человека, только благодаря этому для ветхозаветного учения стало возможным  в божественный порядок, и, тем самым во весь человеческий порядок, можно сказать, на уровне представления воспринять некий  моральный элемент,  моральный импульс.
Это важно для понимания мировоззрения современности. Ибо мировоззрения современности не происходят очень явным образом из какого-либо единого источника; нет, мировоззрения современности имеют очень разные источники, и  мы несём в себе кое-что, чему мы верим, что мы исповедуем, как люди современности, и что коренится в греческих воззрениях. Мы несем в себе кое-что,  - особенно непосредственная современность несет в себе многое, - что восходит к ветхозаветному учению о богах. Искания людей, искания многих людей направленные к тому, чтобы ориентироваться, разобраться в этих, зачастую противоречащих друг другу представлениях и понятиях, совершаются благодаря импульсу, исходящему от Мистерии Голгофы. Всё это является для нас как бы программой, которую мы будем разрабатывать в то время, которое ещё отпущено нам, чтобы быть вместе.
Важно, прежде всего, то, что мы можем нечто положить в основу. Я уже указывал на это вчера. С 15 века мы живём,  - об этом мы часто упоминали, -  в пятой послеатлантической эпохе ( 1413-3573 по Р.Х.); и, как я говорил,  в известном отношении некоторые импульсы третьей послеатлантической эпохи, то есть египетско-халдейской эпохи (747-2907 до Р.Х.) должны снова взойти, проявится в этой пятой ( германо-европейской) эпохе. Точно так же  в шестой послеанлантической эпохе (русско-славянской, 3573-5733 по Р.Х.) должны вспыхнуть, заблистать импульсы второй эпохи Заратустры, древнеперсидской эпохи (2907- 5067 до Р.Х). Тогда как в последней послеатлантической эпохе, в седьмой (южно-американской, 5733-7893 по Р.Х) должны вспыхнуть некоторые  импульсы древнеиндийской эпохи (5067-7227 до Р.Х.). Такова закономерность в ходе человеческой эволюции, которая значительным образом нацелена на то, что, по существу духовно предстоит человечеству до новой катастрофы, которая должна наступить подобно природной катастрофе.
Мы уже видели частично, какая безмерная глубина человеческого сознания выражалась в том, что эта древность создала как миф об Озирисе. Мы видели, что это древнее сознание хотело сказать: среди людей жило восприятие, благодаря которому человек ещё мог непосредственно переживать духовность в своём природном окружении посредством своего атавистического ясновидения. – Это и было тем временем, когда царил Озирис. Однако новое восприятие, восприятие от Тифона, то восприятие, которое из образного письма сделало буквенное письмо, то восприятие, которое из самой древней священной речи, языка, на котором говорили все люди вообще, образовало отдельные наречия,  - это тифоновское восприятие, тифоновское созерцание, убило то, что жило в человечестве как импульс Озириса, так что Озирис с тех пор есть у людей только тогда, когда они находятся между смертью и новым рождением.
Мы в существенном, исследовали легенду об Озирисе и Изиде. Мы видели, как Озирис рассматривался в качестве древнейшего правителя Египта, который принес египтянам самое существенное в их искусствах, который на протяжении долгого времени правил в Египте, который из Египта переселился в другие страны. Там он не мечом, но убеждением принес другим странам те благодеяния, которые были изучены в Египте как искусства. Когда он отсутствовал, путешествуя, когда он приносил благодеяние другим странам, благодеяния, посредством которых он наставлял египтян, в его собственной стране, его злой брат Тифон вводил в Египте новшества. И когда Озирис снова вернулся, он, несмотря на бдительность его супруги Изиды, был убит Тифоном. Изида искала Озириса повсюду. Благодаря мальчику,  - так гласит легенда, - ей было передано, что гробница будто бы уплыла прочь. Она нашла её в Библосе в Финикии и доставила назад в Египет. Тифон разорвал труп на четырнадцать кусков. Изида собрала эти куски; она смогла, с помощью специй и других средств, придать этим кускам вид Озириса. Затем она позволила жрецам взять  из своих владений третью часть страны, чтобы они владели этой третьей частью страны. За это, с одной стороны, они должны были скрывать гробницу Озириса, а с другой стороны, учредить культ, службу Озириса,  что означало службу в память древнего времени Озириса, в память о том, что когда-то у человечества было иное восприятие, иное созерцание. Впредь такое воспоминание должно было праздноваться. Это воспоминание было окружено всевозможными тайнами; на время, в которое Тифон убил Озириса, указывали как на такое время, когда Солнце в осенние ноябрьские дни заходило в семнадцатом градусе Скорпиона, а Луна на противоположной стороне в Тельце, в созвездии Плеяд была полнолунии.
Затем рассказывалось, что Озирис ещё раз однажды из нижнего мира, где он впредь царит над умершими, где он является судьёй умерших, отправился в верхний мир, чтобы наставить сына Гора, которого он имел с Изидой. Далее, по рассказу легенды, Изида подвиглась на то, чтобы освободить Тифона, которого она удерживала в заключении. При этом обученный Озирисом сын Гор разгневался так сильно, что он вступил в спор со своей матерью, с Изидой и сорвал с неё корону. Затем рассказано, что он,  - по одной версии сам, а по другой версии Гермес, -  на место короны водрузил коровьи рога, с которыми она с тех пор изображалась.
Вы видите, что здесь, в древнеегипетском мифе Изида стоит на стороне Озириса. С точки зрения древнего египтянина Изида была не только исполненным тайны божеством, не только таинственным духовным существом внутренне связанным с мировым порядком, нет, Изида была также высшим проявлением всего глубинного, о чем мог думать египтянин как о первосилах, действующих как в природном, так и в человеческом бытии. Если египтянин должен был взирать на великие тайны в своём окружении, он должен был направлять свой взор к Изиде, статуя которой находилась в храме в Саисе, который стал известным. Под этой статуей стояла, как известно,  надпись, которая должна была выражать сущность Изиды: «Я есть Всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; моего покрова ещё не поднимал ни один смертный».
Это была, - особенно в более поздние времена египетской культуры,  - центральная мысль этой египетской культуры. При взгляде на тайны Изиды человек вспоминал  о других тайнах древнего времени Озириса. В связи с Изидой, той Изидой, при взгляде на которую её египетский приверженец в ужасе содрогался под действием слов: «Я есть Всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров не поднимал ни один смертный». Когда египтянин подвергался воздействию этих слов, он в то же самое время вспоминал, что Изида была когда-то связана с Озирисом, когда Озирис ещё странствовал по Земле. Профан представлял себе эти вещи как легенду. В мистериях жрецы говорили о том, что древнее время Озириса было таким, когда древнее ясновидение повсеместно связывало человека с духом природы.
С этими ощущениями и чувствами, которые были в душе и в сердце египтянина, надо сегодня для ориентации в современности рассматривать миф или легенду об Озирисе и Изиде. Мы сделали это, прежде всего, относительно некоторых основных положений. Благодаря этим основным положениям, можно сказать, перед нашим душевным взором должно предстать то, что когда-то в качестве отзвука было перенесено из древнего времени в новое время, то, что благодаря Мистерии Голгофы потеряло свой смысл, но сегодня снова должно быть разгадано ради лучшего понимания Мистерии Голгофы. Перед нашим душевным взором должно стоять всё то, исполненное таинственности, то, что прежде можно было только предчувствовать, когда египтянин воспринимал слова, характеризующие Изиду: «Я есть Всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; моего покрова не поднимал ещё ни один смертный». – Мы хотим   этому мифу об Озирисе и Изиде противопоставить другой миф об Озирисе и Изиде, совершенно другой. И когда этот миф будет рассказан, этот другой миф об Озирисе и Изиде, надо будет   высшей степени задействовать вашу непредвзятость, вашу непредубежденность, для того, чтобы вы не поняли неправильно этот другой миф об Озирисе и Изиде. Он ни в коем случае не является порождением глупого высокомерия, он порожден в смирении; он построен так, что сегодня, возможно, он может быть рассказан в весьма несовершенной форме. Но я попытаюсь характеризовать его сюжет в нескольких словах.
Прежде всего,  - хотя это может быть всего лишь предварительным, - он предоставляется каждому, кто пожелает перенестись в  то время, когда миф об Озирисе и Изиде рассказывали так, как я лишь приблизительно, поверхностно, можно сказать, банально пересказал вам его сегодня. Но, как говорится, я хочу постараться, чтобы рассказать этот другой миф об Озирисе и Изиде, по возможности отстранив о себя некоторые предубеждения и апеллируя к вашему непредвзятому пониманию. Этот другой миф об Озирисе и Изиде имеет, я бы сказал, примерно, следующее содержание.
Это происходило в стране Филистерии во времена глубокой научной основательности. Там на одном духовно уединенном холме было построено здание, которое в стране Филистерии считалось весьма примечательным. – Я мог бы сказать: грядущие комментаторы добавили бы сюда замечание, что под страной Филистерией подразумевается отнюдь не самое ближайшее окружение. – Говоря на языке Гёте, можно было бы сказать, что здание было отображением «явленной тайны». Ибо здание не было ни перед кем закрыто; здание было доступно всем, и при благоприятных обстоятельствах его, в сущности,  мог увидеть каждый. Но подавляющее большинство людей ничего не видели. Подавляющее большинство людей не видели ни того, что построено, ни того, что представляет собой построенное. Подавляющее большинство людей, - если снова говорить на языке Гёте,  - останавливалось перед явленной тайной, вполне явленной тайной.
В качестве центра этого здания мыслилась одна скульптура. Эта скульптура представляла собой группу существ: Представителя человечества, затем люциферическое и ариманическое начала. Люди смотрели на эту статую и в эпоху научной основательности и углубленности в стране Филистерии не знали, что эта скульптура, в сущности, есть всего лишь покров невидимой скульптуры. Однако эту невидимую скульптуру люди не замечали; ибо эта невидимая скульптура была Новой Изидой, Изидой новой эпохи.
Некоторые из этой страны глубокой научной основательности слышали об удивительном отношении того, что было явлено, к тому, что как образ Изиды было скрыто за явленным. И тогда они, говоря своим углубленным аллегорическим языком, утверждали: это соединение Представителя человечества, Люцифера и Аримана означает Изиду. Этим словом «означает» они не только разрушали художественную волю, из которой должна была происходить данная вещь,  - ибо произведение искусства не «означает» чего-то, а является чем-то,  -  они полностью недооценивали, искажали всю ситуацию, лежащую в основе. Ибо речь шла совсем не о том,  что эти фигуры нечто означают, но о том,  что фигуры эти  существовали, они имелись. За этими фигурами была не абстрактная Новая Изида, но действительная, реальная Новая Изида. Эти фигуры, эти облики совсем не «означают» Её, нет, эти фигуры сами по себе были тем, чем они были. Но их своеобразие заключалось в том, что за ними находилось реальное Существо, Новая Изида.
Некоторые, кто в особенной ситуации, в особые моменты видели всё же эту Новую Изиду,  находили, что Она спит. Так что они могли сказать: это поистине глубинный памятник, скульптура, которая находится за внешней явленной скульптурой, это спящая Новая Изида, спящий облик, воспринимаемый, видимый, хотя и немногими. Некоторые в особые моменты  обращались к надписи, которая явно была поставлена, хотя даже там, где статуя изготовлялась, мало кто эту надпись прочел; и, тем не менее, там стояла отчетливая надпись, она была так же явна, как и надпись, стоявшая на покрытой статуе в Саисе. На надписи значилось: «Я человек. Я есть прошлое, настоящее и будущее. Мой покров должен поднять каждый смертный».
Однажды спящий облик Новой Изиды в первый раз сблизился, а затем всё снова и снова сближался с другим обликом, как с неким посетителем. Спящая Изида считала этого посетителя своим особым благодетелем и полюбила его.  Однажды Она уверовала в одну особенную иллюзию, точно так же как и посетитель однажды уверовал в некую особенную иллюзию: будто бы Новая Изида получила отпрыска, причём Она считала, что отцом этого отпрыска того посетителя, которого Она рассматривала как своего благодетеля. Он и сам считал себя отцом, но это было не так. Этот духовный посетитель был ни кто иной, как новый Тифон. Он считал,  что сможет особо увеличить свою власть в мире тем, что он овладел этой Новой Изидой. Итак, Новая Изида имела отпрыска. Она таскала его повсюду, носила далеко по стране, так как была уверена, что Она должна так делать. Она таскала нового отпрыска, она  перемещала его через разные области мира, и затаскала до того,  что он под действием мировых сил распался на четырнадцать кусков.
Так Новая Изида вынесла своего отпрыска в мир, и мир расчленил этого отпрыска на четырнадцать частей. Когда об этом узнал тот духовный посетитель, новый Тифон, он отыскал эти четырнадцать кусков и посредством всех своих познаний с научной углубленной основательностью он снова сделал из этих четырнадцати кусков одно существо. Но в этом существе действовала только механическая закономерность, только закон машины. Так возникло существо с видимостью жизни, которое, однако, имело лишь машинные закономерности. И это существо, поскольку оно возникло из четырнадцати кусков, смогло умножиться в четырнадцать раз. Тифон сумел придать каждому куску отблеск своего собственного существа, так что каждый из четырнадцати отпрысков Новой Изиды имел вид, одинаковый с новым Тифоном.
Изида должна была, предчувствуя, прослеживать все эти чудеса; предчувствуя, Она смогла увидеть все эти чудеса, то, что произошло с Её отпрыском. Она знала: что Она сама таскала его, Она сама вызвала всё это. Но пришел день, когда Она смогла принять его в его истинном облике, в его настоящем виде из рук ряда духов, которые были духами элементов, она смогла снова получить его назад от элементарных духов.
Когда же она получила назад своего истинного отпрыска, который лишь иллюзорно был штемпелеван как отпрыск Тифона, Ей ясновидчески открылось замечательное лицо, Она вдруг заметила, что Она ещё носит коровьи рога, полученные ещё в Древнем Египте, несмотря на то, что Она стала Новой Изидой.
Тут Она увидела, поскольку Она стала ясновидящей, вызванного силой Её ясновидения,  - некоторые говорят самого Тифона, некоторые говорят – Меркурия.  И он был принужден силой ясновидения Новой Изиды надеть Ей корону на то самое место Её головы, где когда-то была корона у древней Изиды, та, которую сорвал Горус, то есть на то место, где она получила коровьи рога. Но эта корона была из тщеславной бумаги, исписанной всевозможным глубокомысленным научными положениями; однако корона была бумажная. Теперь у Неё на голове было две короны: коровьи рога и корона из бумаги, украшенная всякой мудростью научного глубокомыслия.
Благодаря силе своего ясновидения Ей однажды раскрылось глубочайшее значение того, что могло быть достигнуто этой эпохой, того, что в Евангелии от Иоанна обозначено как Логос; до Неё дошло иоанново значение Мистерии Голгофы. Благодаря этой силе, мощь коровьих рогов охватила бумажную корону, и преобразило её в золотую корону истинной мудрости. 
Вот какой сюжет может быть дан в связи с этой новой легендой об Озирисе и Изиде. Само собой разумеется, я не хочу ни комментировать, ни объяснять эту легенду об Озирисе и Изиде. Она является другой легендой об Озирисе и Изиде. Но она должна кое-что поставить перед нашей душой: даже если новый навык, связанный с новой скульптурой Изиды пока ещё слаб, носит характер попытки, пробуется на ощупь, он должен стать исходным пунктом для того, что глубоко правомерно в импульсах нового времени, глубоко оправдано в том, что может и что должна будет эта эпоха.
Именно в эти дни мы говорили о том, как отчуждено слово от непосредственного душевного переживания, из которого первоначально вытекло это слово. Мы видели, как мы живём в эпоху абстракций, когда слово, когда представление человека имеют лишь абстрактное значение, когда человек отдален от действительности. Однако сила слова, сила Логоса, должна быть захвачена снова. Коровьи рога древней Изиды должны превратиться в совершенно иной образ.
С помощью современных абстрактных слов трудно выразить такие вещи. Для таких вещей лучше, если вы попытаетесь провести их перед своими душевными очами в той имагинации, которая вам сообщена, и попытаетесь переработать эту имагинацию на имагинативном уровне. Очень значительно то, что эта Новая Изида посредством силы слова, которую Она должна будет снова достичь благодаря духовной науке, преобразует коровьи рога, так что даже бумажная корона, с написанными на ней глубокомысленными научными положениями,  - даже эта бумажная корона становится настоящей золотой короной. 
Однажды некто появился перед незаконченным обликом скульптуры Новой Изиды и слева наверху приделал некую юмористическую фигуру, чьё мировоззрение представляло собой нечто между серьёзностью, серьёзностью в представлениях о мире, и, можно даже сказать,   насмешкой над миром. Когда этот некто в особо благоприятный момент остановился перед этой фигурой, она ожила и сказала с юмором: человечество забыло про это дело, хотя уже столетия назад перед новым человечеством предстало нечто касающееся природы нового человечества, - как оно, это новое человечество мастерит абстрактные слова, абстрактные понятия, абстрактные идеи и удаляется от действительности.  Это новое человечество придерживается слов и всегда спрашивает: это что: тыква или фляга? – если из тыквы сделана фляга. Оно всегда придерживается определений, всегда застревает на слове! В 15, 16, 17 веках,  - так говорило смеющееся существо, - человечество ещё осознавало странность положения, когда слова употребляли в ложном смысле, когда они не касались настоящей действительности, но употреблялись в самом поверхностном смысле. Но в эпоху вильсонизма человечество забыло про то, что прекрасно оно осознавало  в 15, 16, 17 веках.
Затем это существо, подсмеиваясь, сказало: то, что современному человечеству пригодится как рецепт против его абстрактного духа, изображено на одном надгробии в Мёлне в Лауенбурге. Там стоит надгробный камень, и на этом надгрбии нарисована сова,  (Eule – Ойле) которая держит зеркало (Spiegel- Шпигель). Существо рассказало, что, после всех своих проказ в мире, там был похоронен Тиль Уленшпигель. Рассказывают, что это был за Тиль Уленшпигель. Он будто бы родился в 1300 году, был будто бы перевезен в Польшу, будто бы приходил даже в Рим, в Риме соревновался с придворными шутами в разных премудростях, и положил начало всем остальным Тилям Уленшпигелям, о которых можно прочесть в сочинениях о Тиле Уленшпигеле.
Ученые,  - а люди, которые теперь являются учеными, хорошо образованы и относятся ко всему чрезвычайно глубоко, придают всему значение,  - само собой разумеется, открыли самые разные вещи, например, что Гомера вообще не было. Конечно, ученые установили также, что и никакого Тиля Уленшпигеля не было. Одной из основных причин, почему под надгробным камнем в Лауенбурге, на котором изображена сова с зеркалом, не должны лежать настоящие кости настоящего Тиля Уленшпигеля, который был всего лишь представителем своей эпохи,  - одной из главных причин считают то, что в Бельгии находили другие надгробия, на которых была сова с зеркалом. Само собой разумеется, ученые сказали, - ведь это так логично, а все они логичны. Как это сказано у Шекспира; все, все, все  они достойные люди, все они логичны. Они сказали: если тот же самый знак находится и в Лауенбурге, и в Бельгии, то, конечно, никакого Уленшпигеля не было.
Иначе рассуждают в жизни; если находят во второй раз то, что было уже найдено впервые, это является подкреплением. Было бы  логично в этих вещах воспринимать дело так: ну, скажем, если у меня есть один франк, то это один франк. Я в это верю, я так считаю. Пока я знаю только то, что у меня есть один франк, я верю в существование франка! И вот я прибавляю к нему ещё один франк, их у меня два. И вот теперь я считаю, что у меня больше нет ни одного!  А ведь это та же самая логика. Именно в нашей науке присутствует такая логика. Если бы я стал вам это перечислять, то вы обнаруживали бы, что это  очень часто бывает.
Но в чём, собственно главным образом состояли проказы Уленшпигеля? Прочтите в книге. Самое существенное в проказах Уленшпигеля состояло в том, когда ему что-то поручали сделать. Он воспринимал дело в точном соответствие со словами, и, конечно, выполнял всё наоборот. Ведь, само собой разумеется,  - это говорилось в переносном смысле, если бы, например, Уленшпигелю, которого я теперь рассматриваю как чисто представительную фигуру,  было сказано: Доставь мне какого-нибудь доктора (принеси мне доктора), - он воспринял бы это чисто буквально, и стал бы приносить людей, которые были аттестованы университетом как доктора, возможно он стал бы приносить людей совершенно глупых, дурачков, простите меня за грубое слово,  - но он воспринимал вещи буквально. Все проделки Тиля Уленшпигеля таковы, что он воспринимал всё буквально. Но как раз тем самым Тиль Уленшпигель и был представителем современной эпохи. «Уленшпигельство»  - есть основной тон нашей современной эпохи. Слова сегодня далеко удалились от своего первоначального положения, понятия часто ещё более удалились от своего первоначального положения, и люди не замечают этого, поскольку они подобно Уленшпигелю относятся к тому, что предложила культура. Вот почему может произойти так, что Фриц Маутнер в философском словаре занимается всеми философскими понятиями, которые ему доступны, и посредством всех этих философских понятий убеждает кого-то, что они, в сущности, есть просто слова, что они совершенно никак не связаны с  какой-либо действительностью. Человечество даже не знает, насколько далеко удалилось оно от реальности с тем, что оно сегодня называет идеями и даже идеалами.  Иными словами, человечество даже не знает, что своим святым заступником делает Уленшпигеля, не знает, что Уленшпигель всё ещё бродит по странам.
Основное зло нашего времени покоится на том, что от современного человечества убежала Паллада Афина, богиня мудрости, символом которой является сова. Человечество даже не подозревает об этом, но это, тем не менее, правда: то, что выступает нам навстречу как основа внешнего познания, есть всего лишь зеркальное отображение,  - об этом мы часто сообщали,  - но в зеркале человек видит то, чем он сам является!  Вот так и видит эта сова,  – хочется сказать эта современная научная глубокомысленная основательность,  - в этом зеркале, в этой мировой майе, всего лишь свой собственный совиный облик.
Над этими вещами насмехается существо слева, наверху, над современной скульптурой Изиды, оно также насмехается над многим другим, о чём из известной вежливости относительно человечества умалчивают.  Однако должно вызываться чувство, что вместе с самобытностью этого отображения человеческих тайн посредством люциферического и ариманического начал в связи с представительством самого человечества должно будет возбуждтаться в человечестве состояние сознания, которое сможет пробудить в душе импульсы, необходимые для грядущей эпохи.
«В начале было слово, и слово было у Бога, и Бог был слово». Но слово стало фразой, слово отдалилось от своего начала. Это слово звучит, произносится, но не ищет своей связи с действительностью; в стремления человечества не входит – действительно открыть, исследовать основные силы того, что происходит вокруг. Исследовать эти основные силы в смысле современной эпохи смогут, только придя к тому, что с микрокосмическими силами человека действительно связаны существа, которые мы обозначаем как люциферические и ариманические. Понять действительность относительно людей между рождением и смертью можно только тогда, если составить себе некоторые понятия о той действительности, которую мы теперь тоже часто рассматриваем; действительностью, которая находится для человека между смертью и новым рождением. Ибо первая действительность есть всего лишь полюс второй действительности, оборотный полюс второй действительности.
Мы указывали на то, как в древности люди, вступая в возраст полового созревания, испытывали не только те изменения, которые испытывают они сегодня при физическом созревании,  - как изменение их голоса и изменения в остальной их организации. Нет, они испытывали также изменение их душ. Мы указывали на то, как древний миф об Озирисе и Изиде был связан именно с исчезновением этих изменений в душе. То, что наступило у человечества в связи с силовыми эссенциями, о которых мы говорили вчера, должно вернуться в новой форме, когда человек в новом виде переживет силу слова, силу мысли, силу идеи. Теперь уже не так, как если бы посредством природных сил вверх поднималось нечто изнутри телесной организации,  - подобно тому, что происходит при изменении голоса у мальчиков, - когда человека украшает сила его животной организации и на его голове невидимо выявляется как коровьи рога. Нет, человек должен сознательно охватить то, что подразумевается под Мистерией Голгофы, что подразумевается под истинной силой слова. В человеческое сознание должен вступить новый элемент. Этот новый элемент основательно отличается от тех элементов, которые сегодня ещё охотно называют. Но этот новый элемент имеет своё значение для социальной жизни, он имеет значение для человеческой педагогики, если педагогика или искусство воспитания должны выбраться из того печального состояния, в котором они находятся сегодня.
О чём говорит глубоко обоснованное шутовство Уленшпигеля,  - хочется сказать, глубокая естественнонаучная основательность,  - о чём, главным образом говорит оно, если говорит о человеке? О чём говорит даже большая часть новой поэзии? Они говорят о физических первоначалах человека в связи с физическими аспектами происхождения. По существу, так называемая современная, прославленная современная теория эволюции есть, ни что иное, как воззрение, в центральном пункте которого поставлено учение о физическом происхождении. Ибо понятие наследования играет величайшую роль в этом эволюционном учении. Это нечто одностороннее. Люди весьма довольствуются такой односторонностью, так как человек сегодня верит, что  это очень научно. Человек может также довольно произвольно, - по видимости глубоко логически, а на деле из воздуха,  -  получать истолкование вещей.
Вчера мы видели один пример, которому посвящена целая литература, поскольку люди утеряли связь этого представления с изначальным переживанием, от которого это представление произошло: с символом креста. Целая литература написана о том, откуда  мог бы произойти крест. Вчера мы видели, откуда он произошёл. С некоторыми другими вещами дело обстоит точно так же, и люди проявляют глубокомыслие, занимаясь такими вещами.
Я напомню вам об одном, вы только представьте себе, как бесконечно значительно проявляют себе сегодня некоторые люди, если они считают, что надо говорить подобным образом, как говорится сегодня здесь. Есть достаточно людей, которые говорят, которые даже очень часто используют слово,  - ах,  доложу вам с почтением, можно в любой момент прочитать в газетах: «буква убивает, дух животворит». При этом полагают, что высказали нечто глубокомысленное. Но надо задаться вопросом о первоисточнике таких слов. Он ведет назад в то время, когда люди имели живые представления, которые были ещё связаны с опытом, с переживанием. Когда говорят сегодня, имеется мало связи, особенно между словом и его начальным источником. Если вы хотите иметь настоящую связь между словом, фразой и их первоисточником, то я советую вам прочитать книжечку, в которой собраны швейцарско-немецкие пословицы; так как в этих народных пословицах имеется изначальная согласованность того, что говорится, с  непосредственным переживанием. Буква: под ней подразумевается то, что пришло как буквенное письмо в сравнении с древностью, которая, описанным вчера образом, извлекала имагинативную жизнь из духа. Этот древний дух оживлял, и следствием этого оживления было, - в ту эпоху развития человека, - имагинативное атавистическое ясновидение. Однако существовало сознание, что эта эпоха должна будет сменена другой, что приходит буква, которая убьёт древнюю жизненность.
А теперь свяжите всё это со всем тем, что я говорил о собственной сущности сознания в связи со смертью. Это буква, которая мертвит, однако, она приносит сознание, которое может быть преодолено лишь другим сознанием. Подразумевается не нечто отброшенное, отпавшее, что теперешняя журналистская глупость возвела в пословицу: «буква убивает, но дух животворит»,  - нет, эта фраза связана с эволюционными импульсами человечества. Она гласит примерно следующее: в древние времена, во времена имагинаций, во времена Озириса   дух удерживал душу человека в некой неопределенной, притупленной жизненности; буква в более позднее время вызвала сознание. Такова интерпретация первоначального значения этой фразы. И как   в этом случае, сегодня во многих случаях люди имеют дело с взглядами, с произвольными толкованиями, поскольку у них отсутствует связь с предметом.
Это не доказывает, что  неправильны те вещи, которые современная глубокомысленная научность относит к понятию наследственности; однако должен существовать и другой полюс, если говорят о наследственности. Указывая назад на своё детство и от своего детства на своё рождение, спрашивают: что несу я в себе? На это отвечают: то, что несли родители и прародители, они передали мне! – Имеется ещё одно, другое воззрение на человека, которое, впрочем, современный человек не использует, но грядущий человек должен использовать. Оно должно выступить в центральном пункте педагогики, искусства воспитания: это не взгляд назад на юношеское бытие, но правомерный взгляд на тот факт, что человек в жизни с каждым днём становится старше. В сущности, новое человечество понимает только то, что человек когда-то был молодым. Оно не понимает,  - действительно не понимает,  - как охватить реальность,  - то, что человек с каждым днём становится старше. Ибо они не знают слова, которое надо добавлять к словам о наследственности, если речь идет о том, что юношеский возраст подвержен старению. Глядя на своё детство, говорят о том, что было унаследовано. Точно так же, рассматривая своё старение, надо говорить о другом полюсе; надо говорить как о вратах рождения, так и о вратах смерти. Тут возникает вопрос: что достигаем мы благодаря предкам, когда через врата рождения вступаем в эту жизнь? Тут возникает и другой вопрос: что мы, возможно, теряем, что становится в нас иным, когда мы идём навстречу грядущим временам, когда мы с каждым днём становимся старше? Что будет, если мы станем сознательно переживать этот процесс старения с каждым днём?
Однако это является требованием нашей эпохи. Человечество должно научиться с каждым днём сознательно становиться старше. Ибо, если человек учится осознавать каждодневное старение, то это означает истинное знание: некое схождение с духовными существами, подобно тому, как сходятся  физические существа, чтобы человек родился и имел унаследованные свойства. Однако о том, как связаны эти вещи, я буду говорить в следующий раз. Говорить о том важном внутреннем импульсе, который должен подступить к человеческой душе, если эта человеческая душа должна найти то, что ей необходимо иметь ради будущего, иметь то, что единственно может стать полновесным дополнением того, что естествознание дает односторонне.
Тогда вы увидите,  почему на место древнего миф об Озирисе и Изиде может выступить миф о Новой Изиде, и почему для современного человека необходимы оба вместе. Почему дополнением к словам, звучавшим из Древнего Египта перед статуей в Саисе: «Я есть всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров не поднимал ни один смертный»,  - почему в эти слова должны теперь вклиниваться другие? Почему сегодня эти слова не должны лишь односторонне звучать для человеческой души, но вместе с ними должны звучать слова: «Я человек. Я есть прошлое, настоящее и будущее. Мой покров должен поднять каждый смертный».
Сегодня я вам поставил перед душой больше загадок, нежели разгадок. Но об этом мы будем говорить дальше, и загадки самыми разными способами будут отгаданы.
                                                                                           

Навигация

[0] Главная страница сообщений

[#] Следующая страница

[*] Предыдущая страница