Антропософский форум > Антропософия
Последние переводы отдельных лекций из ПС сочинений Р.Штейнера О НАРОДНОЙ ДУШЕ
Алекс:
ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ том 174 а
Мюнхен, 23 марта 1915…………………………………….
Перевод с нем. А.Демидов
Изречения для умерших друзей. Значение момента смерти для жизни между смертью и новым рождением. Различие европейских народов, - их задачи и судьбы. Действие духовных сил в подосновах военных событий. Отделение от Теософского Общества в связи с войной между Англией и Германией.
Первая часть нашей сегодняшней лекции должна быть посвящена познаниям, которые связаны с реальными переживаниями, через которые провела нас карма нашего Общества в последнее время; вторая часть должна в большей степени бросить свет на то, что из современных событий может быть особенно интересно нам.
Именно в этот раз я в двух открытых лекциях особенно подчеркивал, как для представления о духовном мире необходимо постепенно привыкнуть к другому виду речи, нежели та речь, тот язык, которые используется нами, чтобы характеризовать познания о том мире, в пределах которого мы находимся благодаря нашему чувственному наблюдению и рассудку, связанному с головным мозгом. Ради поддержки наших друзей, мне хотелось бы к конкретным переживаниям последнего времени, разыгравшимся в рамках нашего широкого круга, присоединить нечто; присоединить к переживаниям, которые можно было бы выбрать иначе. Однако я выбрал именно эти переживания по той причине, поскольку они, можно сказать, примыкают к последним переживаниям, и могут дать нам представление об отношениях человеческой души к духовному миру.
Я всё снова подчёркивал, что если душа на своём познавательном пути переступает порог, ведущий в духовный мир, то к первым переживаниям принадлежит отождествление, объединение с тем, что переживается, испытывается, наблюдается. Здесь на физическом плане, человек противостоит по отношению к наблюдаемым им вещам, будучи заключен в свою кожу. Как только он вступает в духовный мир, как только он начинает иметь какое-либо дело в духовным миром, он уже не чувствует себя таким же образом заключенным в кожу в физическом теле. Он чувствует себя со всем своим существом расширившимся, он как бы идентифицируется с существами и событиями, с которыми он имеет дело. Чтобы это объяснить, я приступаю к позитивным переживаниям.
В последнее время один из старейших сочленов прошёл через врата смерти. Этот сочлен на протяжении лет всем своим нравом, всей своей душой жил в тех представлениях, которые можно усвоить себе, если человек даже на эмоциональном уровне принимает то, что может дать духовная наука. Этот эмоциональный уровень имеет совершенно особенное значение; вот почему часто упоминается, как теоретическое принятие того, что даётся в качестве духовнонаучных представлений, не может быть всем. Оно может быть исходным пунктом, но не всем. Эти представления должны захватывать наши чувства, ощущения. Я как-то излагал даже в открытых лекциях, что в настоящее время душа ощущающая может быть гораздо сильнее связана с вечным сущностным ядром человека, в то время как то, что переживается посредством души сознательной, в настоящую эпоху в большей степени касается того, что переживает человек в связи с физическим миром. Вот почему так важно чувствовать то, что может чувствовать человек, принимая духовнонаучные познания, ибо это чувство имеет гораздо большую силу, чтобы охватить нашу душу и действительно привести её в соприкосновение со сверхчувственным миром, нежели чистое мышление, рассудочная комбинаторика. Итак, личность, о которой я говорю, эмоционально, на уровне чувства переживала многое в наших духовнонаучных представлениях. Совсем скоро после смерти, - когда мне ещё никак не сообщали о действительном наступлении смерти на физическом плане, - я могу сказать, - что мне было показано, как эта личность, ещё будучи в своём эфирном теле, перерабатывала в себе то, что она приняла в себя как силы чувства, силы ощущения, чем становилась она сама вследствие того, что на протяжении лет она жила в духовнонаучном потоке. Когда её эфирное тело ещё было соединено с её астральным телом и «я», естественным, непринужденным образом выступило то, что я описывал прежде. Личность, проходила через врата смерти и сообщала мне, что она чувствует в себе то, чем она стала благодаря духовной науке, что она сейчас чувствует в себе, когда она уже не ограничена физическим телом. И тогда из индивидуальности, прошедшей через врата смерти как бы прозвучали фразы, которые я сейчас зачитаю вслух.
Вы заметите, что в первых трёх строчках умерший употребляет одно слово, которое, в сущности, можно посчитать совершенно неоправданным, если оно употреблено индивидуальностью, которая уже сложила физическое тело; однако дело не в этом. Это слово, относящееся к физическому сердцу, надо рассматривать в символическом смысле. «Сердце» поставлено тут для эфирного органа чувства. Мы имеем здесь тот случай, когда индивидуальность, прошедшая через врата смерти, обобщает то, что было её сильнейшим переживанием перед смертью, переживанием жизни, в таких словах: теперь я в состоянии переживать характерные особенности моего «я» так, как даются мне эти характерные особенности моего «я», когда я охватываю их посредством понимания, достигнутого моим чувствующим познанием благодаря духовной науке. – Дело обстояло так, что эта индивидуальность, за два часа до этого прошедшая через врата смерти, дала из себя прозвучать тому, что прозвучало как то, о чем я могу сказать: слова были поставлены так, что я сам никакого участия в этом не принимал, но всего лишь воспринимал слова, которые приходили из этого «я». Эти слова затем послужили в качестве начала и конца погребальной речи, которую я произносил при кремации. Они звучали так:
Я хочу нести в мировые дали
Моё чуящее сердце, чтоб оно потеплело
В святой действенной силе огня;
Я хочу ткать в мировых мыслях
Своё мышление, чтоб оно стало ясным
В свете вечного становленья жизни;
Я хочу погрузиться в основах души
В верные чувства, чтобы они стали сильнее
Ради истинных целей людских деяний;
Я стремлюсь к божественному покою
С борением жизни и с заботой
Моё «я» подготовить для высшего «Я»;
Я стремлюсь к радости мирно работать
Чуя бытие мира в своем бытии,
Человеческий долг я хочу исполнить;
Я смею тогда жить в ожиданье
Навстречу звездам моей судьбы,
Что уделят мне место в обители Духа.
Давайте услышим здесь то, что звучит как бы из самого «я», то, что «я» чует в себе, благодаря тому, чем оно стало, когда наполняло себя духовнонаучными ощущениями. Важно обратить внимание на то, что мы имеем здесь дело с личностью, которая в этой физической жизни достигла пожилого возраста. Достижение пожилого возраста предполагает желание характеризовать «я» так, чтобы это «я» сразу же после смерти высказало себя целиком в своей сущности. При этом (воспринимающий) человек сам ничего не делать, но только наблюдает, совершенно потеряв самого себя, отдаёт себя, идентифицирует себя с тем существом, чтобы высказывание произошло само по себе.
Иначе обстоит дело в другом случае. Тут мы имеем дело с относительно рано наступившей смертью. Созерцать такой случай особенно подталкивают нас обстоятельства времени, так как сегодня столь многие люди в юношеском возрасте проходят через врата смерти. Для случая, о котором я говорю, не было того повода, который становится поводом для (гибели на фронте) многих, но всё же это была рано наступившая смерть. Если смерть наступает так рано, можно сказать: если бы этот человек состарился, он прожил бы ещё много десятилетий, но в случае ранней смерти он имеет дело с эфирным телом, которое приходится сложить, хотя оно таково, что ещё в течение многих десятилетий могло бы своими силами обеспечивать физическое тело. Кто проходит через смерть так, что он мог бы жить ещё в течение десятилетий, тот передает в духовно-элементарный мир эфирное тело, которое ещё не израсходовано. Бесчисленное количество таких неиспользованных эфирных тел идёт сегодня в духовный мир. Мы говорим о том, что духовная наука вселяет в нас много надежд относительно эпохи, которая должна развиться из лона наших событий. Тогда будет актуально, что те, кто идет теперь через смерть, смогут стать в духовном мире свидетелями духовной активности, и благодаря своим индивидуальностям они будут посылать силы в земную жизнь. Однако их эфирное тело будет представлять собой нечто второе, нечто особенное, оно будет неизрасходованным. Большая сумма таких эфирных тел будет представлять собой силу, которая будет оказывать воздействие на людей, действовать в людях, которые будут жить, когда снова наступит мир; они будут помогать тому, чтобы на смену материалистическому мировоззрению пришло спиритуальное мировоззрение.
Мы могли бы укрепить себя, переживая то, как умирают люди в юношеском возрасте, мы могли бы воспринять, что тут происходит.
Во втором случае, где карма нашего духовного потока снова привела к тому, что я должен был выступать при кремации одной личности, прошедшей через врата смерти, дело обстояло так, что между наступлением смерти и кремацией прошло долгое время от среды до понедельника. Эфирное тело было уже отделено, и для моего оккультного наблюдения в ночь перед тем, как я должен был говорить, это эфирное тело было потеряно из вида. Это эфирное тело было недоступно, потеряно для наблюдения. Индивидуальность с астральным телом и «я» уже высвободилась. Здесь наблюдаемая душа предстояла как астральное тело и «я»; возник импульс погребальную речь начать и завершить словами, которые имеют некоторое отношение к индивидуальности. Тут не было дано чего-то, что было высказано самой индивидуальностью. Вследствие того, что индивидуальность освободилась от эфирного тела и от физического тела, давалась возможность в, - как я считаю, - точных словах охватить тот тип, какой представляла собой эта индивидуальность здесь в земной жизни. Опять-таки эти слова не были чем-то сделанным мною, но тем, какими сделал их импульс инспирации, какими они должны были быть, характеризуя прошедшую через смерть индивидуальность. Они давались как инспирация данной души, когда она отдавалась впечатлению личности, идущей через смерть. Так были даны слова:
Ты выступала среди нас,
И существо твоё подвигла кротость
И сила тихая в очах твоих вещала
О том покое, где жила душа,
Покое, льющемся в волнах,
С которыми твой взор,
К вещам и к людям,
Нёс то, что ткалось у тебя внутри;
И это существо одушевлял
Твой голос, что вещал
Звучаньем слова больше,
Чем смыслом слов самих,
И открывал, что скрыто
В душе твоей прекрасной пребывало;
Так пусть же беззаветная любовь
Людей, проникнутых участьем
Без слов себя раскроет -
Для существа, что нам о благородной
И тихой красоте творений Мировой Души
Вещает чувством утончённым.
Эти слова были произнесены при кремации, и своеобразие их выразилось в том, что момент, который, - хотя и только в переносном смысле, - можно было бы назвать моментом пробуждения, наступил тогда, когда жар огненной печи охватил физическое тело этой личности. Итак, для этой личности, проходящей через врата смерти, в одно мгновенье возникла возможность развить сознание; это произошло не во время похоронной церемонии, но когда последняя уже миновала, и жар заиграл вокруг предаваемого огню тела. Затем снова наступило бессознательное состояние. Такие моменты сознания могли затем, после того как они прерывались бессознательностью, наступать снова, до тех пор, пока через некоторое время после смерти наступило полное сознание. При этом в данном случае особенно ясно обнаружилось, как действует сознание, если человек проходит через врата смерти. Такое сознание видит время в совсем другой форме, нежели воспринимает время человек, живущий здесь в физическом теле. В таком случае это обнаруживалось с особенной значительностью. Восприятие времени у того, кто не несет физического тела, можно сравнить лишь с нашим видением пространства. Здесь в физическом теле мы всегда можем посмотреть назад; то, что мы видели, остаётся стоять на месте. Если что-либо минуло для нас во времени, мы должны направлять назад к этой картине свою память, картина должна подняться в нашем сознании. У того, кто больше не несёт физического тела, дело обстоит не так. Развоплощённая душа смотрит назад так, как смотрим мы в пространстве.
Так и та умершая смотрела назад на сказанное, как мы смотрим назад в пространстве. Произнесенное стояло теперь перед её душой. Именно на таких конкретных случаях обнаруживаются отличительные особенности духовного мира. Я как раз говорил о том, что в то время, когда должны были быть напечатлены слова погребальной речи, эфирное тело было потеряно для наблюдения, но второе наблюдение показало, что именно это эфирное тело было тем, что дало возможность иметь инспирацию, выразившуюся в этих словах. Когда я снова смог обнаружить это эфирное тело, - я имею в виду, снова наблюдать его, - я воспринял, где было это эфирное тело, когда я формировал те слова. Это было в ночь с воскресения на понедельник. Я сказал, что я его потерял; я только много позднее пришел к тому, где оно, собственно, было: я сам находился в нём. – Оно было растворяющимся облаком. «Я» и астральное тело были уже отделены. Поскольку я находился внутри, я не воспринимал эфирное тело, подобное облаку в котором находишься; но то, что жило в этом эфирном теле давало возможность инспирации, возможность запечатлеть те слова, которые я прочитал.
Тут вы всматриваетесь в интимные тайны совместной жизни человеческой души с духовным миром. Я бы не отважился высказывать всё это без подкрепления, если бы это случилось только однажды, но это снова подтвердилось для меня в третьем случае. Мне довелось в таком же случае сформировать слова, которые характеризовали индивидуальность третьей, прошедшей через врата смерти, стоявшей в нашем кругу личности. Смерть этой личности особенно болезненно отозвалась на наших чувствах на физическом плане, поскольку эта личность оправдывала лучшие надежды в отношении духовнонаучной работы внутри нашего круга. Во время жизни на этой Земле эта личность приняла в себя многое из того, что называют современной образованностью, ученостью, совершенно прониклась этим, и твердо стремилась сделать нечто из того, что необходимо в рамках нашего духовного движения. А именно, вжиться в то, что называют современной наукой и так преобразовать эту науку в самой своей душе, чтобы она на более высокой ступени возродилась как то, что является духовнонаучным воззрением. Не каждый может это сделать, но в этом состоит одна из потребностей нашей духовной науки. Соответствие между наукой и духовной наукой часто может быть убедительным для того, кто не знает духовной науки, однако необходимо проникнуться современной наукой, и если это имеет место, способствовать тем самым живому подъёму в духовной науке. Тогда достигают известной точки, в которой так уверенно чувствуют согласие того, что дает современная наука с духовной наукой, так уверенно познают в своём внутреннем переживании, что не впадают в заблуждение вследствие того, что приходит из современной материальной культуры.
Когда эта личность прошла через врата смерти, снова возникла необходимость определенным образом сформировать при кремации начало и завершение погребальной речи: возник особенный импульс именно в отношении данной индивидуальности указать на мост, который существует для нашего духовнонаучного движения между физическим планом и духовным миром. Для нашего чувства на физическом плане было особенно больно, что эта личность была оторвана от нас в столь молодом возрасте. Но наше духовнонаучное течение не могло бы пробуждать столько надежд, сколько оно должно пробуждать, если бы мы не были уверены в том, что силы, которые струятся в духовной науке приходят не только от тех, кто живёт на физическом плане, но что такие силы приходят также и от тех, кто, будучи вооружен духовной наукой проходит через врата смерти. Так перед душой встает необходимость подчеркнуть: в тот момент, когда ты проходишь через смерть, тебе дается нечто великое: призыв, оставаться верным сотрудником также и сейчас, после того, как ты прошел через врата смерти.
Те, кто серьёзно принимает духовную науку, должны совсем особенно, как на реальных сотрудников рассчитывать на тех, кого больше нет на физическом плане.
Итак, возникла необходимость сформировать слова, в формировании которых я сам не принимал никакого участия, которые были даны из импульса необходимости, даны так, как я из сейчас прочту вслух. Вы сразу увидите, как обстоит дело с так сформированными словами. Слова звучат так:
Осчастливит нас надежда:
Вот вступаешь ты на поле,
Где расцвет земного духа
Силой бытия души
Путь к открытиям укажет.
К светлой истине с любовью
Твой порыв издревле сроден;
Сотворять из света духа –
Было строгой целью жизни,
И стремленьем неустанным.
Чудный свой талант взрастил ты,
Чтоб путём духопознанья,
Одолев соблазны мира,
Истины слугою верным
Твердым шагом к Ней идти.
Развивал ты око духа,
Чтобы смело и упорно,
Чтоб в пути по оба края
От ошибок сберегало,
Место дав в тебе для правды.
«Я» твоё для откровенья
В чистом свете созидай ты,
Чтобы мощно сила Солнца
У тебя в душе сияла
Радостью, заботой жизни.
Прочьи радости, заботы,
Миновали твою душу,
Ведь и в жизни свет познанья,
Тот, что смысл бытью дарует,
Как сокровище ценил ты.
Осчастливит нас надежда:
Вот вступаешь ты на поле,
Где расцвет земного духа
Силой бытия души
Путь к открытиям укажет.
Глубока нам боль потери,
Той, что ты покинул поле,
Где земной зародыш духа
В лоне бытия души
Чувство сфер в тебе растили.
Ощути как мы с любовью
Смотрим в выси, что тебя
Там зовут к иным деяньям.
Дай оставленным друзьям
Сил своих их сферы духа.
Просьбу наших душ услышь ты,
Ту, что шлём к тебе с доверьем:
Для трудов земных нужна нам
Сила из страны духовной,
И друзей сквозь смерть прошедших
За неё благодарим мы.
Осчастливит нас надежда,
Глубока нам боль потери;
Дай надежду, в дальней близи
Нам всегда светить по жизни
Звездною душой из царства духа.
Через некоторое время в следующую ночь мне из данного человека прозвучало как ответ, однако не из его сознания, но из его существа, так что это сразу можно было почувствовать как ответ на те слова. Не то, чтобы эта индивидуальность сказала это из сознания. Индивидуальность звучала как в звуках:
«Я» моё для откровенья
В чистом свете созидаю,
Чтобы мощно сила Солнца
У меня в душе сияла
Радостью, заботой жизни
Прочьи радости, заботы,
Миновали мою душу,
Ведь по жизни свет познанья,
Тот, что смысл бытью дарует,
Как сокровище ценил я.
Только сейчас я заметил, что это было всего лишь изменение обоих строк, превращение второго лица в первое. В этом примере вы видите, как проявляется корреспонденция души, находящейся здесь на физическом плане с душой, которая прошла через врата смерти. Мне хотелось бы обратить особенное внимание на то, что такие вещи были даны так, что в словах ничего не было изменено, и вы видите, что сам я даже не осознал, почему слова обоих строк были напечатлены так. Я получил это из ответа, который последовал ночью из души, которая прошла через врата смерти.
Мы должны приучить себя также в отношении к духовному миру не питать непосредственно тех же самых чувств, которые возникают от переживаний здесь в физическом мире. Заметьте, что это относится и к другому, если хотят приобрести правильное, понимающее отношение к духовному миру. Так в качестве маленького примера я мог бы упомянуть то, что сейчас приходит с совсем другой стороны. Когда начались эти тяжкие дни, их духовного мира была дана та формула, которую мы теперь используем, которую я также использовал и сегодня, чтобы направить души к тем, кто стоит на полях сражений, или прошел через врата смерти:
Духи ваших душ, деящие стражи,
Ваши крылья могут донести
Наших душ молящую любовь
Вашей защите доверенным людям сфер (людям Земли),
Чтобы, соединяясь с вашей мощью,
Наша просьба, помогая, сияла
Душам, которые она, любя, ищет.
Здесь звучит: «Духи ваших душ». В Берлине мне пришлось пережить упрек, что это будто бы неправильно с грамматической точки зрения; теперь, мол, неизвестно во второй строчке, к кому относится «ваши крылья», так как если сказано: «Духи ваших душ», это обращено к тем, кто живут как люди, но обращение всё же направлено к Духам тех, кто тут живёт. Педант может посчитать, что надо было бы сказать: «духи их душ». Нам уже пора познакомиться с тем, что в духовном мире грамматика, которая для чувственного мира расценивается как сама собой разумеющаяся, не всегда соблюдается, что там в душе надо иметь больше подвижности. Обращаются «Духи ваших душ», но во второй строчке, само собой разумеется обращение направлено не к одному человеку или большему числу людей, что здесь обращение направлено к защищающим Духам. Грамматика тут не имеет решающего значения. Мы должны уяснить себе, что в высших мирах всё гораздо подвижнее, что нет необходимости отклонять представление о человеке, если обращаешься к защищающему Духу. Он стоит в гораздо более тесной связи с самим человеком, чем два человека здесь. Тут надо использовать физическую грамматику, поскольку в случае двух физических людей не может иметь место такая связь, как между защищающим Духом и человеком. Можно было бы сказать: именно благодаря этим, так данным словам, которые можно опротестовать с грамматической точки зрения, даётся нечто, что является отличительным признаком высшего мира. – Если получают такие вещи из духовного мира, сами слова становятся учением, уроком. Порой такие вещи понимают гораздо позднее, порой такое учение дается не так легко, как фривольное усовершенствование грамматики, которое не представляет собой большого искусства. Мы должны разбираться в таких интимных отношениях с духовным миром. Даже при описании высших миров дело идет о том, что эти миры невозможно охватить посредством грубых словесных штампов, усвоенных здесь в физическом мире, вот почему легко могут считать спорным описание того высшего мира, в котором царство Духов Формы теряет свою специфическую власть. При переходе порога мы вступаем в царство Духов Движения. Даже сам стиль должен стать подвижнее. Духи Формы существуют для мира, простирающегося вокруг нас. В царстве Духов Движения даже стиль должен соответствовать, подходить ему. Уже наступает время, когда следует разбираться в таких вещах, и не следовало бы думать, что посредством стиля, подходящего для физического мира, можно также по настоящему описывать то, что в духовном мире подвижно и текуче.
Я хотел на конкретных случаях, которые предоставила нам карма общества, пояснить кое-что об отношениях человеческой души к духовному миру, ибо посредством такого конкретного само-вживания в отдельные отношения духовного мира можно уяснить себе то или иное в гораздо большей степени, нежели чем посредством абстрактной характеристики. И, прежде всего, к нам может подступить чувство того, что благодаря нашему духовнонаучному движению действительно должно постепенно возникать живое взаимодействие физического мира с высшим миром. После разнообразных переживаний, которые пришлось испытать в последнее время, можно сказать: надежды на то, что уже сейчас в отношении нашего спиритуального движения наступают известные вещи, могут внутренне укрепиться только тогда, если знают, что те, кто проходит через врата смерти, становятся нашими сотрудниками. – Во всяком случае, требуется, чтобы мы с интенсивной серьёзностью охватывали то, что является содержанием и намерениями нашей духовной науки.
Мне хотелось бы в качестве обобщения высказать нечто, о чем уже подробно сообщалось в Венском цикле (том 153) о жизни между смертью и новым рождением; на это важно обратить внимание. Поскольку должны были быть употреблены некоторые слова, которые служат для физической жизни, следует сказать: человек после смерти находится, в своего рода бессознательном состоянии сна. Затем он пробуждается, но сказать «пробуждается» не совсем правильно. Это выглядит, как если бы человек при пробуждении приходил к некоторого рода сознанию. Но это не так. Когда человек слагает эфирное тело, у него имеется не то, чтобы мало сознания или сонное сознание, нет, он имеет слишком много сознания. Он имеет своего рода избыточное, бьющее ключом сознание. Как человек, будучи ослеплен избыточным светом, не может видеть, так после смерти возникает слишком много сознания. Мы совершенно захлестываемся, переполняемся бесконечно действенным сознанием, и сначала должны ослабить его до такой степени, которую мы, в соответствие с нашим развитием в физическом мире, могли бы усваивать, которой мы могли бы овладеть. Мы должны ориентировать себя в этом переизбытоке сознания. То, что названо «пробуждением», есть сперва привыкание к гораздо более высокой степени сознания, в которое мы вступаем после смерти. Это погашение, ослабление сознания до той степени, которую мы можем перенести.
Другим является то, что, можно сказать, в каждом наблюдении обнаруживается, как для некоторых состояний бытия переживание в духовном мире является противоположным переживанию в физическом мире. Так обстоит дело в том случае, на который я сейчас хочу указать. Между рождением и смертью дело обстоит так, что никому, без высшего познания, не удается вспомнить о своём рождении. Ни для кого это событие не может стать собственным наблюдением. Если прислушаться к тем людям, которые говорят, что не верят в то, что дают им их пять органов чувств, то можно было возразить так: тогда ты не смеешь верить и в то, что ты когда-то был маленьким ребенком. Ты веришь в это лишь по двум основным причинам: поскольку ты видишь, как все другие люди начинают свою жизнь так, ты заключаешь, что и с тобой было так же. Это всего лишь вывод по аналогии, или же тебе об этом рассказывают другие люди. – То, что человек так же прошел в жизнь через рождение, он знает посредством сообщения, а не посредством наблюдения. Ни один человек не замечает, что это всего лишь умозаключение по аналогии. Надо было бы сказать: из собственного наблюдения я никогда не смогу узнать о начале этой жизни. Когда же человек смотрит назад в своей физической жизни, он не может просмотреть её до своего рождения. Иначе обстоит дело между смертью и новым рождением. Это обнаруживается именно в том случае, когда у прошедшего через врата смерти, поднимается внутренний импульс, чтобы послать слова, имеющие отношение к его «я», слова, характеризующие его. Это импульс приходит из порыва послужить проходящему через врата смерти, чтобы облегчить ему то, что он должен иметь как можно скорее: беспрепятственный взгляд назад на момент смерти. Ибо сколь мало в физической жизни смотрят назад на рождение, столь непреложно то, что между смертью и новым рождением смотрят назад на смерть. Смерть всегда предстаёт при взгляде назад, только выглядит она с духовной стороны иначе. С физической стороны она может представлять собой нечто страшное, с другой стороны она является наиболее величественным событием, которое можно видеть. Она являет величественность победы духа над физическим, когда дух с силой вырывается из физического. Это переживание относится к самому прекрасному, что имеет человек при ретроспективном, обратном взоре между смертью и новым рождением. Это опять-таки пример того, как физический мир и духовный мир противоположны.
Так постепенно учатся узнавать отличительные особенности, своеобразие духовного мира. Вот та точка зрения, которую я сегодня в афористической форме хотел развить перед вами. Следующая точка зрения значительным образом касается тех вещей, которые мы сейчас переживаем. Это точка зрения такова: у человека, который при нормальных условиях мог бы ещё долго жить здесь, неизрасходованное эфирное тело в качестве индивидуальности существует наряду с индивидуальностью. Короче, растворение эфирного тела продолжается только у более старых людей. Мы всегда окружены такими ещё не растворившимися эфирными телами. Мы живем навстречу тому времени, когда это должно быть особенно заметно, поскольку исходя из таких эфирных тел, строится атмосфера такого вида, какого она ещё не имела во время земного развития. Можно было бы думать, что нечто подобное, сходное имело место уже в прежние войны, но дело обстоит иначе, поскольку люди раньше проходили через смерть иным образом. Раньше не было так много людей, которые имели бы в жизни лишь материалистический образ мыслей, как много их сейчас. Этим обосновано то, что эти эфирные тела будут отдавать спиритуальный импульс. Далее, на Земле будут люди, которые чувствуя, узнают об этом импульсе, и, зная, будут чувствовать. Я уже указывал на это в лекциях, посвященных, можно сказать, событиям эпохи. Чему хочет научить нас наше время, так это тому, чтобы мы по необходимости, наряду со спиритуальным обмелением, углубились бы и в то, что как сопутствующие явления обнаруживается позднее. Разве не должны мы с величайшей скорбью узнать, что в наше время, которое мы по логике считаем столь просвещенным, когда научная культура по всевозможным популярным каналам распространилась в широчайших кругах, - что опять-таки в широчайших кругах может занять кое-какое место то, что мы должны рассматривать как суждение, рожденное из страданий?
Кто следует голосам тех, кто считает Среднюю Европу большой осажденной крепостью, тот поймет, что творят эти страсти в душах людей. Надо только посмотреть на Запад и на Северозапад; можно с удивлением остановиться перед тем, откуда приходят эти страстные человеческие суждения. Лучшие газеты могут быть особенно поучительны в этом отношении. Какой крик раздается то оттуда, то отсюда: мы не хотели этой войны! Как те, кто враждебно противостоит немецкой сущности, будут совершенно безрассудно приписывать вину в этой войне тем областям, которые имели меньше всего поводов для этой войны, - среднеевропейским областям.
В этом отношении для немца на самом деле, благодаря всей манере развития немецкой сущности, уже имеется объективная возможность достичь того вида национального сознания, которого очень недостает другим народам. Совершенно несомненно, что лишь спустя долгое время после военных событий для большинства людей, находящихся вне Средней Европы, - станет возможным обозреть эти отношения настолько далеко, чтобы некоторым образом отстранить глупейшие суждения современности. Для нас, кто участвует в духовном движении, которое хочет предоставлять не только нечто теоретическое, для нас должно быть ясно, что относительно таких тяжких событий может быть достигнуто объективное суждение, и что мы можем уяснить себе многое в современности благодаря тому, что живём в эти судьбоносные дни. С какой легкостью могут некоторые поверхностные, недальновидные умы критиковать то, что принадлежит к импульсам, к ядру нашей духовной науки. В последние месяцы на этом поле пришлось испытать много болезненного. Вот имеется духовнонаучное движение, которое говорит, что оно с любовью работает ради того, чтобы идти к людям без различия расы и так далее. Могут сказать: как согласуется с этим то, что сообщается мною в это время? - Ещё перед тем, как над нами разразились эти тяжкие судьбоносные дни, я предостерегал от того, чтобы понимание основного положения о равноправии, равноценности обращалось в полную абстракцию. Вспомните, как часто я говорил: если люди приходят и говорят, что буддизм, магометанство, христианство являются всего лишь разными формами одной сущности, - то это всё равно, что сказать: соль, сахар, перец – это всё специи, приправы, так что безразлично, что я возьму, -- и положу сахар в суп и пиво, ведь и то, и другое - приправы. Столь же абстрактным образом применять основное положение, может быть и удобно, но для того, кто ищет серьёзно, так подходить к делу нельзя.
Если мы с любовью подойдём к сущности отдельных европейских наций, мы придём к познанию того, что Народная Душа у итальянцев говорит к душе ощущающей, у тех, кто принадлежит к французской нации - к душе рассудочной, у британской нации – к душе сознательной, у немецкой нации – к «я». К пониманию человек приходит не вследствие того, что он абстрактно разливает любовь надо всеми. Сущность нашего движения состоит в том, что человеческая душа, признавая национальные отличительные свойства, хочет возвыситься до общечеловеческого. Духовная наука может вести к тому, что рожденный на этот раз в Британии, скажет: я узнал, что я особенно говорю с Народной Душой через душу сознательную, через то, что регулирует отношение души к физическому плану, что готовит человека у тому, чтобы быть материальным. – Если он знает это, он знает, что должен отклоняться от того, что выступает ему навстречу из национального, если он хочет возвыситься до общечеловеческого. Это познание всегда помогает, оно важно для того, чтобы человек узнал то, что является отличительным свойством отдельной национальной сущности. Если принадлежащий русской культуре будет говорить себе: отличительное свойство Народной Души состоит в том, что Она как облако парит над отдельным человеком, что отдельный человек в хаотическом мышлении взирает вверх к Народной Душе, то тем самым указывается на то, что надо разобраться в произведенном другими народами, - тогда он найдёт свою дорогу. Те, кто посредством духовной науки познают существо русской Народной Души, будут говорить: для чего я являюсь русским? Сила, которой я тем самым овладел, я имею для того, чтобы принять силу других наций.
Немец посредством духовной науки познает, - ему необходимо принять это со всей объективностью и смирением, - что он вследствие того, что Народная Душа говорит к его «я», предрасположен к тому, чтобы через свою национальность искать общечеловеческое. Получить в придачу то, что выводит его за пределы национальности, дает ему возможность национальное начало немецкой сущности. Конкретика национального начала немецкой сущности состоит в том, что оно посредством национального выдвигает за пределы национального в общечеловеческое. Вот почему надо найти переход от немецкого идеализма к духовной науке, в переливании немецкого идеализма в духовную науку. Необходимо проникнуть к конкретному пониманию духовной действительности. Духовная наука даёт возможность принимать эти вещи конкретно. – Если знают, что один француз, такой как Ренан, говорит: то, что он получил в немецкой культуре, по сравнению с пережитым в случае других народов, стало для него подобно высшей математике по отношению к низшей, - тут высказано то, что характеризует немецкую сущность. Наша судьба обязала нас это познать. Мы должны познать это, мы не можем обойтись без этого познания, но мы обязаны с той же самой объективностью познать то, что нашей судьбой, если мы настоящие немцы, является - продвинуться к спиритуальной жизни, тогда как британцам, чтобы подойти к спиритуальнму, надо отказаться от материализма. Из национальной сущности различным народам даются различные задачи. Для немца особенно важно, чтобы он погрузился в духовный мир того, что струиться через немецкую культуру. Для русского чего-то вроде такого национального не существует. Для него существует лишь возможность овладеть теми силами крови, которые сделают для него возможным принимать сущность другого. Это указывает на то, что немецкая сущность узнавала важное при развитии Народной Души.
Народные Души, как и люди, проделывают развитие. В 1530 до 1550 нечто особенное происходило с итальянской Народной Душой. До тех пор эта культура ещё не была столь изолирована от остальной Европы, как после. Перед этим моментом времени Народная Душа действует в душе (отдельной), после этого она выступает за пределы душевного начала и формирует физическое начало в национальное. Человек продвигается вперед к независимости от физического. С Народной Душой дело обстоит наоборот. Она сначала действует на душу, затем на тело, так что итальянская Народная Душа перед 16 столетием действует только на душу, но позднее она переступает пределы чисто душевного и вторгается в телесность, формирует нервную систему, формирует эфирное тело, так что человек становится детерминированным, идентифицированным также и в отношении своей телесности. Человек становится жестче, в большей степени изолируется от остальных культур.
Для французской Народной Души такой временной пункт наступает к середине 17 столетия. Тогда Народная Душа начинает, переходя из душевного, захватывать телесное, делает нацию жесткой. Для британцев это происходит только с середины 17 столетия; Шекспир не принадлежит ещё этой эпохе, когда Народная Душа вторглась в тело, поэтому немцы понимают Шекспира лучше, чем британцы. Во время между 1750 и 1850 имеет место своего рода вторжение немецкой Народной Души из душевного начала в телесное, однако она снова оттягивается назад. У западных народов Народная Душа прежде парит выше, затем она опускается в телесное. (Немецкая Народная Душа), которая раньше погрузилась в телесное, снова поднимается в духовное. Нисхождение происходило между серединой 17 века и 18 века. Вследствие этого немецкая Народная Душа остается более подвижной. Она не остается на длительное время внизу, она то поднимается, то опускается, то захватывает человека, то снова освобождает его.
Таковы вещи, которые могут быть полностью поняты только в будущем. Мы должны сказать, что мы не можем достаточно и до глубины души прочувствовать это тяжелое настоящее время во всей его величественности и значительности. Бесконечно значительными эти события современности должны быть для того, кто интересуется ткущей в мире духовностью. Если люди когда-либо будут задумываться над причинами, которые привели к современным военным событиям, тогда обнаружится следующее: противоречия между Народными Душами содействовали этим современным военным событиям. Однако если кто-либо в будущем будет очень настойчиво отыскивать на физическом плане то, что якобы, послужило причиной, он всегда будет находить, что вещи эти необъяснимы, поскольку причины лежат не на физическом плане. Об этих событиях можно сказать: духовные индивидуальности, духовные импульсы воздействовали там. - Только если человечество познает это, будут разумно говорить о тех причинах, которые вызвали эти события. Будут познавать, что люди были всего лишь инструментами, посредством которых действовали добрые или злые силы. Чтобы подойти к этим причинам, необходима непредвзятость; при этом мы проникаемся тем, что духовная наука может дать не только рассудку, но наиболее внутреннему началу души.
Может стать важным знание о том, насколько участие со стороны британского мира действительно внутренне связано с национальным характером. Тогда надо будет узнать о том, что невольно представлялось мне ещё с июля, ещё перед тем, как началась война. Тут можно было услышать разные суждения. Я рассказываю объективно, мне хочется, чтобы вы совершенно не принимали к сведению личное. Мне невольно представлялось, что мир находится в опасности по той причине, что в Лондоне внешними делами заведовал страшно бестолковый человек. Мир считал Грея ловким, возможно хитроумным человеком. Я, - вследствие интуитивного впечатления, - не мог считать его ничем иным, как бестолочью (Dummkopf); я и сегодня должен рассматривать его как особо глупого человека, которого избрали ариманические власти, поскольку он вследствие своего безрассудства смог придать делам особенно злополучный, роковой характер. Исходя из внешних оснований, нельзя доказать, что такая личность бестолкова. Вчера я купил книгу и нашел в ней письмо, написанное коллегой Грея по министерству. Я знаком с этим письмом только со вчерашнего дня, но ещё с июля считал Грея дураком, которого избрал Ариман, чтобы вызвать беду. Для нас интересно то, как автор письма квалифицирует своего коллегу по кабинету: «Для нас, тех, кто знал Грея с начала его карьеры, было весьма занимательно наблюдать, как он импонирует своим континентальным коллегам. Они предполагали в нём нечто такое, чего в нём совершенно не было. Он является наиболее выдающимся спортсменом-рыболовом королевства и довольно хорошим игроком в теннис. Ни политическими, ни дипломатическими способностями он поистине не обладает; следует признать его редкую способность к упрямству как таковому, и что его манера речи утомительна и скучна. Граф Розбери сказал о нём однажды, что он производит столь концентрированное впечатление, поскольку он никогда не имеет ни одной собственной мысли, которая могла бы отклонить его от той работы, которая отдана ему в руки с точными директивами. Когда недавно один темпераментный чужой дипломат выразил своё удивление относительно тихого поведения Грея, которое не позволяло понять, что в нём происходит, один дерзкий секретарь высказал мнение: если глиняная копилка до верха наполнена золотом, она не гремит, если её потрясти. Но если в ней нет, ни одного пенни, она тоже не гремит. У Уинстона Черчилля пара никелевых монет по 10 пенни гремят так громко, что кому-то это действует на нервы, но у Грея вообще ничего не гремит. Только тот, кто держит копилку в руках, может знать то ли она совсем полная, то ли она совсем пустая! - Это было сказано дерзко, но хорошо. Я полагаю, что Грей обладает весьма порядочным характером, хотя порой некоторое тупое тщеславие соблазняет его пускаться в такие дела, за которые лучше не браться, если хочешь сохранить руки в безукоизненной чистоте. Однако его извинением всегда является то, что он сам по себе не в состоянии ни обозреть, ни задумать какого-либо дела. Сам по себе он ни в коем случае не является интриганом, но может, будучи сам использован каким-то ловким интриганом, показаться совершеннейшим интриганом. Для политических интриганов в этом заложено искушение, избрать его в качестве инструмента; и единственно этому обстоятельству он обязан своим сегодняшним положением».
Вот пример того, как можно заблуждаться, если не стараться рассматривать вещи объективно. На этой личности, которая отличилась не вследствие особого пронырства, хитроумия, но благодаря личным способностям рыболова, которые не имеют отношения к способностям, относящимся к делу, на этой личности видно, как действуют ариманические власти, которые по необходимости должны были действовать изнутри, для того, чтобы наступили эти события. Постепенно увидят, что именно по отношению к этим событиям должно быть ясно, как и в добром, и в злом следует признавать сверхчувственное. Если же эти события захотят понять из того, что можно наблюдать на физическом плане, понять эти события не смогут. Увидят, как стекались сюда различные импульсы, как на Востоке задолго до этого подготавливалось то, что дало импульс к этим событиям, как из тех вещей, которые наблюдались именно в Восточной Европе, развивались факторы, которые когда-либо с необходимостью должны были зажечь факел войны, как современный момент войны наступил, потому, что западные факторы допустили поджег с Востока, допустили по тем основаниям, которые можно понять, только исследовав важные причины. Будет важно, чтобы именно эти исторические события заставили людей, если они хотят понять причины, обратиться к сверхчувственному, не оставаться на физическом плане, иначе люди будут ещё долго бороться. Мы должны будем увидеть, что для духовного исследователя в большей степени, чем для других людей, существует необходимость опираться на более надежный горизонт, нежели для того, кто может исходить из знания обстоятельств на физическом плане.
Как может быть усвоен физический горизонт, обнаруживалось на протяжении лет. Для многих исторические рассмотрения, исторические рассуждения начинаются только с июля. Даже некоторые из нашего круга выносят странные суждения. Элементом к тому, что я хочу сказать, является цикл «Миссия отдельных народных душ» (том 121), данный в Христиании. Там также говорится, что на Востоке готовится то, что хочет проявиться в шестой послеатлантической культуре. Мы живём теперь в пятой культуре. Когда человек абстрактно думает, как от пятой культуры человечество поднимается всё выше к шестой и седьмой культурам, он надувается от спеси. Однако такое продвижение вперед не является преуспеванием в культурным развитием человечества. Вплоть до четвертой культуры имело место повторение земного развития. Пятая культура такова, от которой оно зависит; она является чем-то новым, что должно добавиться, что должно быть перенесено в шестую эпоху. Шестая культура опустится в декаданс, она будет нисходящей культурой. Это следует принимать к сведению. С этим связано то, что такой мыслитель, как В.Соловьёв, который со своими обычными свойствами вырос из русского народного характера, погрузился в западный мир, то, что его философия носит западный характер, хотя и облечена восточным темпераментом; однако в том, как формируются тезисы, можно узнать русское начало (das Russische). Было бы глупостью говорить, что тот, кто стоит в западноевропейской культуре, может дать нечто, выходящее за пределы этой западноевропейской культуры.
Это снова было бы обрывками фраз; однако вы, прислушавшись к призыву нашего духовнонаучного течения, постараетесь использовать это тяжелое время для того, чтобы увидеть в конкретике и понять в конкретике то, что может влиться в наши ощущения, если в эти наши ощущения вливаются духовнонаучные представления. Наша духовная наука должна сохраниться в будущем благодаря тому, что она найдёт путь сквозь неукротимые подстрекающие страсти нашего времени.
Я хорошо сознаю, что с начала этого нашего трудного времени я ни здесь, ни где-либо еще не говорил об этих вещах иначе, как только так, как представляются эти вещи объективному мировоззрению. И, тем не менее, чего только не услышишь! Из того, что происходило в последние месяцы, можно научиться тому, как обстоит дело там, откуда во внешнем мире высказывается критика. Часто приходилось выслушивать суждение; большая часть членов прислушивается к сужениям только одного человека и всё это, мол, основано на слепом доверии. – Насколько далеко заходит дело о слепом доверии, я вам покажу в данный момент.
О том, что было сказано мною, можно услышать: он применяет свои оккультные способности для того, чтобы разменивать их на проверку телеграмм бюро Вольффа (Телеграфное бюро Вольффа – важнейшее немецкое телеграфное агентство во время Первой Мировой войны – примеч. перев.) - Странна доверчивость тех, кто состоит в нашем движении, и говорит, будто я использую сведения телеграмм из бюро Вольфа на благо врагам Германии! – А это лишь одно суждение из бесчисленных. Тут вы видите, как даже в духовной науке разыгрывается то, что сейчас наполняет мир как страсти и вожделения. Это не должно удерживать нас от того, чтобы обосновывать истины в отношении того, что мы обязаны подчёркивать. Вы сможете это увидеть.
В сущности, это всегда было так, как теперь. То, что говорится сейчас, всегда говорилось и всегда делалось. Я уже раньше подчёркивал, что ставшее здесь антропософским движением теософское движение никогда не хотело развиваться иначе, как, будучи прямым продолжением среднеевропейской культуры. Никогда речь не шла о том, чтобы нас кто-то брал на буксир. Как только это было замечено с английской стороны, возникло недоверие к этим среднеевропейцам, которые не повторяли как попугаи то, что давалось со стороны британской теософии. Чувство истины заставляло отклонить британское понимание проблемы Христа; оно было таково, что могла возникнуть вера, будто бы Христос будет снова воплощен в физическом теле, ибо понять духовного Пришествия Христа не могли. Так обнаружилась невозможность совместного движения обоих направлений. В английских теософских журналах вы найдете заметки миссис Безант, которая в любой форме призывает мир теософов действовать против Германии. Тут вы найдёте порочащие, запоздалые объяснения того, почему немецкое теософское движение должно было отделиться от английского. Мисс. Безант говорит: «Теперь, когда я оглядываюсь назад, в свете немецкой методики, которую раскрыла нам война, я узнаю, что длительные усилия уловить теософскую организацию и поставить во главе её немца, - гнев против меня, когда я сорвала эти усилия, жалобы на то, что я говорила об умершем короле Эдуарде VII как о защитнике европейского мира, вместо того, чтобы воздать эту честь кайзеру, - всё это было частью широко распространенной компании против Англии; миссионеры были инструментами, ловко используемыми посредством немецких агентов здесь (в Индии), чтобы осуществить свои планы. Если бы им удалось превратить Теософское Общество в Индии с его большим числом чиновников в управлении в оружие против британского правительства, перевоспитав его так, чтобы оно смотрело на Германию снизу вверх как на свою духовную водительницу, вместо того, чтобы стоять за равноправный союз между нациями, как оно всегда делало, - Общество постепенно могло бы стать каналом для яда в Индии».
(Пропуск в записи). Эта личность имеет в виду то, что я тогда хотел. – Так вы узнаете о причинах, почему разразилась эта война между Германией и Англией. Вы также можете видеть, что нынешней нашей борьбе предшествовала борьба, направленная спиритуально. Многое из того, что должно было произойти, сейчас можно понимать иначе.
Свидетельство со стороны оккультизма есть обоюдоострый меч. Снова и снова надо говорить о том, что чувство истины должно интенсивно проникать в души, которые посредством оккультизма хотят внести в мир добро, а не зло. Как это связано, что должно проникнуть в наши души из эпохальных событий, что мы должны изучать как оккультные влияния на эти эпохальные события, мы можем получить из мысли: если снова настанет мир, в духовном мире будут находиться неиспользованные эфирные тела, которые хотят направить свои силы вниз. Из душ, которые пробуждены посредством духовной науки, тоже должны подняться вверх силы, чтобы соединиться с силами наверху. Тогда для блага и прогресса человечества будет значительным то, чем может быть духовная наука. Если здесь будет достаточно много душ, которые в истине и объективности ощутят это, если многие души с мыслями, пробужденными спиритуальным мировоззрением, будут взирать вверх к духовным мирам, тогда для этих душ трудности нашего времени обретут свою цену. Вот почему мне хотелось бы также и сегодня совокупность наших духовных стремлений выразить в словах:
Из мужества бойцов,
Из крови павших,
Из страданий оставленных,
Из жертвенных дел народа,
Взрастёт духовный плод -
Если, сознавая Дух,
Души направят свои чувства
В царство Духа.
Алекс:
Р.Штейнер том 174 а
ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ
Мюнхен, 29 ноября 1915
Перевод с нем. А.Демидов
Умершие как помощники в антропософской работе. Душевные переживания после смерти. Посмертное «я»-сознание благодаря ретроспективному взгляду на прошедшую жизнь. Прохождение в обратном порядке переживаний сна непосредственно после смерти. Действия рано умерших в духовном мире.
Наступило время, когда переживание смерти с точки зрения физического плана в более отдаленном и более тесном смысле многократно выступает перед нашей душой, тысячекратно выступает вовне для человечества и даже в нашем более тесном круге, в котором как раз в ходе последних лет и месяцев души дорогих друзей проходили через врата смерти. Поэтому, возможно, следует, как наиболее близкое, эти рассмотрения, связь с которыми мы можем почувствовать здесь в этой ветви, направить, исходя от известной точки зрения, на загадку смерти и на многое иное, что с этим связано. Мы направляем наш наблюдающий взор на загадку смерти не только по той причине, что нас мучит любопытство или жажда узнать то, что таинственно связано со смертью, но поскольку мы из воззрений, которые нам может сообщить духовная наука, извлекли достаточно сведений о том, как с тайной смерти, с её познанием внутренне связано то, что нужно нам для укрепления сил жизни, как, в сущности, рассмотрение смерти устраняет пропасть между обоими мирами, - миром, который мы переживаем в физическом, и миром духовности. Разве мы не проясняли для себя и по праву всё снова и снова не вызывали перед нашей душой зрелище конкретных смертей, не вызывали то, как души, связанные с нами в физической жизни, оставляли её, проходя через врата смерти? В связи с этим я позволю себе также и в этой ветви высказать то, что относиться к наиболее укрепляющим усиливающим мыслям из тех, которые мы можем нести; в духовном мире мы имеем души друзей. Друзей, которые благодаря форме, виду связей с нашими душами здесь на Земле, стали и остаются нашими верными помощниками и сотрудниками. Надо подчеркнуть, что мы живём в то время, когда мы должны чувствовать свою обязанность разрабатывать духовную науку, в то время, когда эта духовная наука, встречает много неверного понимания, и враждебности, вытекающей из этого неверного понимания, из непонимания. Порой может возникать сомнение: будет ли достаточно сил, данных нам в физическом мире, чтобы противостоять по отношению к этой враждебности, которая становится всё сильнее и сильнее, так что вы наверняка встретите ещё более жесткие формы. Именно тут и выступает та укрепляющая мысль, что души друзей, верно связанных с нашей работой, друзей, ушедших от нас, будучи свободны от преград, которые ещё брезжат нам навстречу на Земле, соединяют свои силы с нашими. На основе такого убеждения мы верим в победу, пусть даже медленно приходящую победу духовнонаучной работы.
Когда человек идет через врата смерти, наши души, я мог бы сказать, расположены к тому, чтобы узнать, как он, оставив своё физическое тело на арене земного бытия, поднимается затем в духовный мир, оставляя в некотором роде этот физический мир. Если мы достигли духовнонаучных убеждений, то мы ощущаем прохождение врат смерти человеком как оставление физического мира. Когда духовнонаучный взгляд направляется на переживание смерти, то есть на прохождение человеком врат смерти, то этому духовнонаучному взгляду это представляется несколько иначе. Главную роль тут играет то, что за переживание имеет сам так называемый умерший, то, как он в своём наиболее внутреннем мире ощущает и переживает прохождение врат смерти, как формируется всё это дальше между смертью и новым рождением. Тут надо сказать: то, что проходит через врата смерти, это, как мы знаем, сначала эфирное тело с астральным телом и «я». – Однако, умерший, когда он вначале в этой тройственности своего существа вступает в духовный мир, чувствует относительно арены физического мира и стоящих на ней людей, с которыми он чувствовал себя связанным в жизни, а также всего того, с чем он чувствовал себя связанным иным образом, - относительно всего этого он чувствует, как если бы он оставлял всё это, как если бы всё это отодвигалось от него вниз. И затем тот, кто прошел через врата смерти и вживается со своим эфирным телом в эфирный мир, чувствует, что становится единым с этим эфирным миром. Мы также знаем: перед его взором выступает своего рода обзор, панорама его переживаний на Земле в последней инкарнации. Это переживание действительно можно сравнить со своего рода сновидческим переживанием. В волнующихся, ткущих образах, картинах, которые многозначительны, которые много говорят, протекает жизнь целыми днями. Можно было бы сказать, эта жизненная панорама увеличивается, причём умерший чувствует: до сих пор ты созерцал; твоя жизнь распускается как ткань, растекается. И по ту сторону от этой текущей жизни ты оставляешь ту арену, на которой ты до сих пор находился.
Это переживание носит целиком эфирный характер, это эфирное переживание. В то время как мы, когда мы здесь переживаем физически-чувственное, наталкиваемся с нашими органами чувств на твердое, грубое и точно знаем: чувственно переживаемое находится вовне, а мы ощущаем себя в границах нашей кожи, - прошедший через врата смерти ощущает своё бытие и свою связь с миром так, что он не отделен столь сильно. Он до некоторой степени чувствует то, что он имеет в качестве жизненной панорамы, жизненного табло, как часть своего «я». Эта жизненная панорама сначала вообще является его миром. Он осматривает то, что он пережил в одной большой панораме жизни, осматривает как свой ближайший мир, который он имеет в начале. Земное бытие для него постепенно выпадает, и он отжимает наружу из этого отпадающего земного бытия то, что он пережил от своего рождения в рамках этого земного бытия, и оно вытекает как мощная, живая, интенсивно живая образная панорама, пропущенная не через сновидческое сознание, но охваченная отчетливым сознанием, причем видимыми становятся не только картины, образы, но переживается заново всё то, что мы, хотя и иным образом испытывали в жизни. Каждый отдельный разговор, который мы имели с человеком: мы слышим его снова; всё то, что мы испытывали вместе с людьми, то, чем мы обменивались с ними на уровне ощущений: мы испытываем это снова. Вследствие того, что всё это является струящейся жизнью, становится возможным дать это жизненное богатство, уплотнённое до нескольких дней, дать некий полный обзор, - который, в сущности, всегда одновременно находится перед нами, - обзор того, что мы испытывали на протяжении, порой, долгой жизни. Мы проделываем это так, что знаем: раньше, на Земле, ты переживал это так, что одно переживание шло за другим. Ты имел переживания, стоял внутри жизненных связей. Они утекали, оставаясь частью в твоей памяти, частью забывались. Затем выступало нечто новое, и так за годы составлялся жизненный поток. Теперь всё это одновременно встаёт перед душевными очами, теперь, можно сказать всё находится внутри «я», расширенного до мира.
В эти дни после смерти нельзя различить мир и «я», оба слиты вместе, и этот мир как раз и есть «я»-переживание, самопереживание. Обычно тут сначала не существует ничего кроме этого самопереживания, «я»-переживания, внутри которого находится всё, что переживали мы в земном бытии вместе с другими людьми. Затем мы чувствуем, как если бы эта внешняя эфирная вещественность, которая вначале проявляется как носитель этого образного мира, уходила от нас прочь, как если бы этот образный мир уже нельзя было бы созерцать как нечто единое, но как нечто такое, что теперь целиком и полностью связано с нашим собственным существом, что целиком и полностью образует теперь наш внутренний мир, наше внутреннее. И вследствие того, что мы как бы всасываем это в себя, мы оказываемся в состоянии снова ощущать, переживать, осматривать своим сознанием остальной духовный мир.
Мало по малу человеческие души вступает в остальной духовный мир; человеческие души, которые или прошли перед нами через врата смерти, и тоже оказались там, или человеческие души, которые ещё находятся внизу, в физическом теле, в земном бытии. Человек видит эти человеческие души из духовного мира, причем видит их в их духовно-душевном элементе. Физическое воспринимается только посредством физических органов чувств, но духовно-душевное, которое облекает это физическое, снова поднимается в человеке перед нашим душевным взором. Мы чувствуем себя гораздо более, внутренне, более интимно связанными со всем тем, что теперь переживается нами, нежели могли мы чувствовать себя связанными там, то есть на Земле, - где всё же из-за физического тела существовали разграничительные барьеры, разделяющие ограничения.
Теперь мы всегда должны подчеркивать только одно: все слова, которые были созданы для отношений физического плана, мы должны выбирать тщательно, если хотим описать духовное, ибо переживание в духовном мире носит гораздо более интимный характер, нежели переживания здесь на физическом плане. Если мы вообразим себе, как некая мысль, отображающая переживание, лежащее задолго позади нас, снова всплывает в воспоминании с этим переживанием, как эта мысль появляется из нас самих, если мы живо представляем это, и теперь помыслим себя, - я бы сказал, - в качестве (совокупности) реальных содержаний таких теневых переживаний воспоминания, тогда мы постепенно получим представление о том, как, в сущности, выступает перед нами духовная действительность, после того, как мы переступаем через врата смерти. Она, как правило, не подступает к нам извне, как переживания физически-чувственного мира. Эти имагинации появляются как образы воспоминания, только с бесконечно большей жизненностью, причём так, что мы наше «я» и эти имагинации не различаем так, как здесь мы отделяем себя от внешнего мира. Они появляются из нас как образы памяти, но так, что мы знаем: то, что поднимается тут на горизонте нашего сознания, есть реальность. Тут поднимаются имагинации: мы знаем, что они связаны с нами так, как здесь на физическом плане связаны с нами образы воспоминания. Они поднимаются со всей живостью. Но мы знаем, что мы связаны с нами, внутри них находится наше «я». Так душа поднимается вперед, так чувствуем мы себя в соединении с душой и с душевным существом высших иерархий, которые постепенно поднимаются тут. Духовный мир выступает, можно сказать, из неопределенной сумеречной темноты собственной души, как выступают образы воспоминаний, всплывающие в нашей душе. Только образы воспоминаний являются совершенно сумрачными и отображают лишь внешне действительное, в то время как имагинации выступают, становясь потом говорящими имагинациями, причём они в существенном возвещают о себе посредством их сокрытой в духе речи, которая затем становится для нас откровением души, откровением духа, с которыми мы, - в разнообразнейших формах, - находимся вместе в теплых, искренних отношениях, как можем мы быть вместе с каким –либо человеком здесь на физическом плане.
Надо особенным образом уяснить себе, какое значение имеет самое первое переживание, которое испытывает человек, переступая через врата смерти. Этот взгляд назад на последнюю жизнь имеет большое, величайшее значение для всех последующих переживаний между смертью и новым рождением, и мы можем уяснить себе это значение, подумав о том, как мы в физически-земном бытии приходим к нашему «я»-сознанию; не к нашему «я», а к нашему «я»-сознанию. Как мы приходим к «я», мы знаем из наших духовнонаучных занятий. Духи Формы даровали нам это «я», когда мы переходили от (древнего) лунного бытия к земному бытию. Но это «я» является прежде всего подсознательным. Оно становится осознанным благодаря тому, что оно отражается в физическом теле. Как отражает оно себя здесь на физическом плане? Вы ведь знаете, что даже из обычной жизни сновидений вы можете увидеть: в жизни сновидений лишь исключительно редко осознают себя; это «я» исчезает с переживаниями, с образами сна, которые всплывают. А вследствие чего переживаем мы во время дневной жизни это «я»-сознание? Уясните себе, как, в сущности, это «я»-сознание связано со всеми внешними восприятиями и всеми внешними переживаниями. Если мы вот так проводим рукой в воздухе, мы ничего не чувствуем. В тот момент, когда мы наталкиваемся на нечто, мы это чувствуем. Но мы ощущаем, в сущности, собственное переживание, чувствуем то, что мы пережили посредством наших пальцев. Натолкнувшись на внешний мир, мы обнаруживаем своё «я». И в ином смысле мы, проснувшись, будем обнаруживать своё «я» благодаря тому, что мы, выходя из сновидческого сознания, погружаемся в наше физическое тело. В этом взаимном столкновении с физическим телом, в сущности, и вызывается перед душой «я»-сознание.
Пусть же нам станет ясно, что «я»-сознание не надо путать с «я». Это «я» сначала остается в подсознании, можно сказать в несовершенном виде. Каково это «я» в действительности человек узнает только в течение времени Вулкана. Однако это «я» достигает земного сознания вследствие того, что оно вместе с астральным телом погружается в эфирное тело и физическое тело, сталкивается с эфирным телом и физическим телом. И в этом столкновении с эфирным телом и физическим телом «я» обнаруживает самого себя: вследствие этого возникает «я»-сознание, причём с того момента, когда физическое тело становится настолько жестким, что это столкновение оказывается достаточно сильным, что означает, - начиная с известного момента времени нежного детства, вплоть до которого мы можем себя вспомнить.
Также и душа в жизни между смертью и новым рождением должна сталкиваться с чем-то. Здесь в физической жизни она сталкивается с физическим телом, которое дается из физических сил и субстанций внешней природы, сталкивается, чтобы придти к «я»-сознанию. После смерти, между смертью и новым рождением душа, чтобы придти к своему, по большей части духовному «я»-сознанию, сталкивается с собственной жизнью, которую она, - в дни, после того как она прошла через врата смерти, - созерцала, и на которую она всё снова и снова оглядывается. Сначала жизнь становится видимой, затем таковым становится ретроспективный взгляд, обратный взгляд, который всегда в наличии. Когда мы как духовные существа, после того, как мы прошли врата смерти, живём дальше в потоке времени и оглядываемся назад на то, что мы пережили непосредственно в смерти и со смертью, движущаяся дальше душа в ретроспективном взоре всегда сталкивается с той жизненной панорамой, которую имеют, но которая теперь сохраняет духовная память. И как «я» из-за своего столкновения с физическим телом возжигается здесь к «я»-сознанию, так «я»-сознание после смерти возжигается посредством столкновения с последним земным переживанием, с взором, отброшенным назад на нашу собственную жизнь. Когда мы оглядываемся на одно и тоже, на то же самое, мы переживаем это «я»-сознание между смертью и новым рождением. Оно иное, это «я»-сознание после смерти, но оно ни в коем случае не слабее.
Как собственно, существует это «я»-сознание здесь в физическом мире? Дело обстоит так, что здесь в физическом мире, если мы хотим обнаружить наше «я», надо указать на то, что оно обнаруживается в нашем физическом теле посредством чего-то иного. Оно, это наше физическое «я», как бы выявляется нам из отражения нашего физического тела. Мы чувствуем себя чисто пассивно в этом произведении нашего «я», по меньшей мере, если мы не следуем примеру такой философии, какой является философия Иоганна Готтлиба Фихте. Напротив, после того, как мы проходим через врата смерти, мы постоянно чувствуем себя деятельными. Мы как бы всё снова и снова даём себе наше теперь гораздо более интенсивное сознание, даём вследствие того, что смотрим назад на нашу собственную жизнь и с этим «я»-сознанием связываем такое сознание: мы хотим себя и хотим снова и снова, мы смеем хотеть себя, ибо мы неотъемлемо остаёмся самими собой вследствие того, что остаётся неугасимым впечатление того, что мы когда-то пережили. – Этими словами я хочу как можно отчетливей передать то, что переживается в «я»-сознании между смертью и новым рождением. Переживание, переживание сознания здесь на физическом плане несравнимо с переживанием сознания между смертью и новым рождением. Здесь на физическом плане никто, в сущности, не может благодаря собственному опыту в нормальном сознании посмотреть назад на своё собственное рождение. Своё рождение в собственном переживании в нормальном сознании никто наблюдать не может, воспоминания начинаются только позднее. Я здесь уже говорил однажды: если люди хотят полагаться в этой жизни лишь на опыт, на собственный опыт, то никто, в сущности, не должен был бы верить в своё собственное рождение, так как своё собственное рождение он переживает, в сущности, в лучшем случае тогда, если смотрит назад ясновидчески. Если кто-то говорит: я поверю в духовный мир не раньше, чем я сам увижу его; в то, что говорит мне духовная наука, я верить не желаю, я верю только в то, что я видел сам, - ему тогда можно было бы ответить: а как же твоё собственное рождение? Ведь ты, по всей видимости, веришь в то, что оно состоялось? Но настоящего опыта об этом ты иметь не можешь. – Отсюда видно, как даже о столь значительном для человеческой жизни событии нормальное сознание узнаёт лишь посредством умозаключения. Мы всегда для нормального сознания мы предполагаем, что мы родились, когда делаем вывод: мы выглядим как те люди, относительно которых мы наблюдали, что они родились, следовательно, мы тоже родились. - Но это оснуется всего лишь на умозаключении, на выводе.
Совсем иначе обстоит дело во время между смертью и новым рождением. Сколь мало можем мы в нормальном сознании смотреть назад на собственное рождение, столь сильно человек посредством этой памятной жизненной панорамы созерцает момент своей смерти. И сколь истинно то, что рождение гаснет для земного сознания, столь истинно и то, что событие смерти всегда стоит в ретроспективном сознании перед душевной жизнью между смертью и новым рождением, но теперь оно видится с другой стороны. Здесь на физическом плане человек видит событие смерти лишь с одной стороны. Тут это порой ужасная сторона. Но из этого не следует заключать, что было бы ужасным, когда тот, кто живёт дальше, должен был бы всегда смотреть назад на переживание смерти. Ибо это оттуда выглядит, как прекраснейшее, величественное, значительнейшее переживание, которое вообще может иметь человеческая душа, поскольку оно всегда сияющим образом показывает, как дух одерживает победу над материальным бытием. Этот продолжающийся ретроспективный обзор переживания смерти оживляет, поднимает и возвышает всё сознание. Это переживание смерти является по преимуществу таким, благодаря которому душа говорит себе: я живу здесь в духовном мире, с духовным миром. - Вследствие того, что душа имеет силу сказать себе это, переживание смерти имеет необъятное значение для жизни, начинающейся после смерти.
Я говорил: человек чувствует как его тело и всё то, что было на Земле, оставляет его, и он чувствует, как он теперь посредством своей внутренней деятельности должен уравновесить своё сознание, как он должен предпринять нечто для своего сознания, что раньше он предпринимал для того же самого посредством инструмента своего тела. Я должен без тела сознательно жить во мне: возможность охватить эту мысль, производит гораздо более сильное сознание, нежели можно иметь его в пределах земной жизни. Эту убежденность приносит нам смерть, так что человек может почувствовать: тело уходит, но теперь наступает время, когда ты уже не вынужден наталкиваться на своё тело, чтобы почувствовать в себе «я», теперь начинается время, когда ты некоторым образом самими духовными силами вливаешься в твою душевную оболочку, так что ты постоянно призываешь себя к сознанию. - Если человек познаёт, как может осуществляться это само-призывание к сознанию, когда он оторван от тела, он имеет жизненное впечатление внутреннего сотворения бытия. Это начинается со смертью; человек должен начать переживать себя как «я» без тела. Это исходный пункт, чтобы и дальше чувствовать себя без тела как «я», оглядываясь при этом на переживание смерти. Если взгляд духовного исследователя вследствие того, что он позволяет духовному миру возрождаться в себе, приходит к тому, что души, прошедшие через врата смерти, как бы во внутреннем мире всплывают в поле его сознания в имагинациях, то он научается познавать, как переживает умерший. Он учится познавать разницу, которая выступает тут. Он, конечно, всегда может описать лишь что-либо отдельное. Вот такую разницу мы хотим принять к сведению.
Он учится познавать, как на арене душевного наблюдения выступают после смерти человеческие души. Эти человеческие души проявляются в двух видах: такие человеческие души, которые раньше уже вступили в духовный мир перед нашей смертью, которых мы находим внутри него в качестве развоплощённых душ, и такие души, которые ещё воплощены в теле на Земле. Даже тех, кто ещё находится на Земле мы в состоянии точно так же сопереживать. Когда арена земного бытия исчезает от нас, у нас остается возможность суметь связать себя с тем, что было душевным. Для нас исчезает только физическое, но наша душа расширяется, соединяется с отдаленной Вселенной и вследствие этого ей дается возможность, даже когда физическое как бы стремительно уходит от нас, суметь связать и сопережить себя с душевным началом.
Однако есть разница между переживанием одного душевного вида и переживанием другого душевного вида. Если мы переживаем человеческую душу в духовном мире, тогда мы переживаем, конечно, не так, - едва ли надо это говорить, но те, кто ещё не понял в чем состоит созерцание в духовном мире, верят в то, что человек выступает по отношению к такой душе так, как выступает он по отношению ко внешнему существу; однако её переживают так, что чувствуют это существо всплывающим в сознании. Итак, относительно души, которая развоплощена, которая прошла через врата смерти, и которую мы встречаем, мы имеем внутреннее переживание того, что она находится здесь. Тем самым создается следующее впечатление. Мы знаем: тут находится некая душа. Но мы должны как бы вжиться, вчувствоваться в неё. Мы должны получить от неё имагинацию так, чтобы мы сами почувствовали своё участие в создании этой имагинации.
Дело действительно обстоит так, что эти вещи можно описать следующим образом: человек чувствует себя в духовном мире. Возникает сознание: ты сейчас не один, к тебе приближается душа. – Это происходит так, как когда человек в физическом мире невидимо несёт в душе мысль. Но он хочет сделать её видимой. Он берет мел и обозначает эту мысль, создаёт её образ. Так действительно обстоит дело сначала при переживаниях в духовном мире. Человек знает: здесь находится реальное духовное существо. Для того чтобы увидеть эту душу, надо сначала придти с ней в такое соприкосновение, чтобы действительно как бы обозначить её как имагинацию в духовном пространстве. Это тоже делают, причём, зная о своей деятельности при создании этой имагинации. И если она (душа) посредством музыки сфер, посредством которой она давала возможность своему существу говорить к нашему существу, хотела говорить так, как человек здесь посредством своей речи возвещает о своей душе в физическом мире, если она позволяла музыке сфер звучать из себя, тогда человек тоже чувствовал, что он не может оставаться пассивным. Когда вы слышите речь какого-то человека, и не хотите при этом думать, то вам эту речь не понять. Если человек хочет понять её, он должен содействовать. Так же и здесь надо содействовать повсюду. Человек активно, деятельно сопереживает; он знает, что относительно каждой части проявления сущности души, которую он перед собой имеет, он должен участвовать в создании этого проявления. Он создаёт проявление, но не существо, не сущность. Может случиться также и так, что человек не чувствует себя сильно задействованным, чтобы знать: сейчас здесь находится человеческая душа. Но она прорывается без того, чтобы мы участвовали в этом так сильно, как в только что описанном случае с имагинацией. Тут имагинация возникает перед нами в большей степени сама по себе. Значит мы вступаем в отношения с душой, которая ещё воплощена на Земле. Когда же человек прошёл через врата смерти и постепенно вживается далее в духовный мир, он обучается тому, в какой форме, каким образом поставить себя по отношению к этой душе, как узнать разницу между душами, которых он может встретить только в духовном мире, и такими, которых он должен считать находящимися на Земле.
Тем самым я сообщил о различии, играющем роль в непосредственном переживании опыта, который человек проделывает в духовном мире. Также необходимо различать переживания, внутренние переживания, в случае, если переживают человеческую душу, или же переживают душу существа высших иерархий. Примите то, что я как-то описывал вам как переживание человеческой души. Я говорил: человек переживает человеческую душу или так, что он создаёт или воссоздаёт имагинации, или же, когда она в большей или меньшей степени сама создает себя. Но тогда переживание может быть также таким: человек знает, что здесь находится существо. Это существо должно выступить перед нами как имагинация, выступить в переживании, если мы хотим вести с ним совместное бытие. Но у нас нет возможности создавать имагинацию тем же непосредственным образом, как в только что описанных случаях, где она в одном случае даже строилась сама. Мы должны, если мы имеем переживание: существо здесь, - развить в себе ещё нечто совершенно иное. Мы должны развить в себе ощущение: мы позволяем создавать это существо в нас. Мы передаём наши силы, чтобы эти силы устремлялись в само это существо. - Итак, в то время как в случае человеческой души мы чувствуем себя самих участниками создания имагинации, в случае существ высших иерархий, Ангелов, Архангелов, мы чувствуем, как эти существа создают имагинации в нас. Так мы постепенно вживаемся в этот обоюдный опыт духовного мира.
Мы также знаем, что в конкретном случае этот обоюдный опыт осуществляется так, чтобы на протяжении долгого ряда лет, - мы уже часто рассматривали их протяженность в отношении к последней земной жизни, - жизнь снова протекает в обратном порядке. Только пару дней имеем мы эту жизненную панораму, а затем начинается переживание земной жизни в обратном порядке, хотя и иного вида, нежели переживали мы её здесь между рождением и смертью. Сначала мы переживаем смерть, затем то, что мы пережили прежде неё, и так назад в духе до рождения. Я могу сказать, что мы со стороны смотрим на следствия. Возьмём нечто грубое, допустим я сказал в жизни одному человеку: ты неблагородный человек, - или оскорбил его каким-либо образом. Тут я пережил нечто в течение жизни. То, что пережил я, есть нечто иное, нежели то, что пережил он. Он пережил чувство оскорбления, унижения, боли, страдания. Теперь при проживании после смерти в душевном мире, человек сам переживает следствия того, что он сделал. Страдание, которое имел другой, когда мы его обругали, это страдание, эту боль переживаем мы сами на себе. Мы переживаем последствия наших действий в другом существе, когда мы так переживаем в обратном порядке, переживаем назад. Мы получим некоторое представление об этом переживании после смерти, если направим взгляд на то, что может раскрыть духовный исследователь относительно связи этого переживания после смерти с переживанием здесь в физическом мире.
То, что я говорю сейчас, может обратить наше внимание на то, как духовный исследователь постепенно подходит к своим переживаниям; является предрассудком, если считают, будто бы тот, кто перешел порог духовного мира, знает этот духовный мир на собственном опыте, и его теперь можно спрашивать обо всём. Нам приходится всё снова и снова переживать следующее. Когда духовный исследователь говорит о том или об этом, причем открыто, на публике, и при этом, - что с известной точки зрения может казаться желательным, - даёт ответы на вопросы, когда его спрашивают о том, что происходит на Земле и на небе, о всяких бесконечностях. При этом заранее предполагают: тот, кто вообще видит в духовном мире, тот уже знает всё, что вообще только можно знать. – Это выглядит примерно так же, как если бы кто-то сказал: у тебя есть глаза, ты знаешь Мюнхен, так расскажи мне про Калифорнию! – В духовном мире дело обстоит точно также; надо шаг за шагом усваивать то, что может быть охвачено, понято из духовного мира. Это наивно, если полагают, что там не надо сначала осматривать всё шаг за шагом. Причём в духовном мире дело обстоит ещё иначе, чем здесь в физическом мире. Здесь в физическом мире, если человек, - я бы сказал, - ещё никогда не был в Гейдельбельге и хочет описать Гейдельберг, то он едет туда, он приводит себя в движение. В духовном мире вещи должны сами подходить к нам, там мы должны развивать в душе силу ожидания, силу внутреннего переживания. Вещи вступают в круг нашего видения, если мы создали способность к этому. Гейдельберг духовного мира должен сам придти к нам, а мы должны подготовить к этому свою душу. Это всегда в известном смысле зависит от того, чем будем мы одарены, сможем ли мы узнать в духовном мире то или иное. Так постепенно духовный исследователь может обучать тайнам духовного мира.
Сегодня мне хотелось бы, исходя из известной точки зрения, обсудить одно духовно-исследовательское переживание, которое мне ещё не приходилось обсуждать здесь с этой точки зрения. Если кто-то, после того как он раскрыл в себе некоторые внутренние, а значит духовные силы наблюдения, наблюдает душевные переживания человека, какими являются они в духовном мире между засыпанием и пробуждением, когда он наблюдает тут спящего человека как душу, наблюдает как этот человек находится вне своего физического тела, - наблюдающий учится познавать разное, но он должен научиться смотреть с известной точки зрения, если хочет что-либо охватить, - тогда наблюдатель замечает, что человек во сне в своей душе проявляет непрерывную деятельность, он гораздо более деятелен, чем во время бодрствования. Во время бодрствования человек пользуется тем, что как деятельность развивает его тело, в ней он живёт, в неё он поставлен как душа. Во сне напротив, он живёт в своей собственной деятельности. Исследуя её, находят, что человек во сне ещё раз в другой форме переживает то, что переживал он в физическом мире от пробуждения до засыпания. Допустим, я что-то сделал, прочел то или иное: во сне я снова переживаю весь процесс чтения, я прохожу всё это заново. Только сегодня мы ещё не имеем в нормальной жизни такого сознания, чтобы это стало «я»-сознанием; но поэтому оно разыгрывается в душе, хотя лишь смутно, глухо. Всё же это происходит: душа, в сущности, активно перерабатывает то, что она переживала в течение дня. Пусть эти мысли преобразуются так, чтобы они стали плодотворными в душе. В качестве жизненных плодов мы перерабатываем то, что мы разрабатывали себе днём. Всё активнее втягиваются в работу жизненные плоды, жизненные события: это то, что мы проделываем во время сна.
Затем духовный исследователь может открыть ещё нечто. Если он сравнивает эти переживания, имеющиеся во сне у человека, с переживаниями, которые человек имеет через годы или десятилетия после того, как он переступил через врата смерти и проделывает свою жизнь в обратном порядке, оказывается интересным то, что человек проживает свою жизнь так, что он, в сущности, переживает ночи, а не дни. Как он каждую ночь смотрел назад на день, так переживает он теперь в душевном мире. Это то же самое, что переживал человек в бодрственном сознании, но рассмотренное со стороны сна. Мы переживаем это как нечто достойное внимания. Мы, по большей части не задумываемся над этим, не разбираемся в этом мысленно, но, в сущности, простираем наши воспоминания здесь в физической жизни только на переживания дня. Мы вспоминаем только о том, что мы имели в бодрствующем сознании. Теперь, после смерти, мы как раз вспоминаем о том, что мы имели как повторное переживание ночами, повторное переживание того, что мы проделывали в дневной жизни. Тут выступает осознанная память, осознанные воспоминания о ночных переживаниях. Раньше я не говорил об этом столь отчётливо, не говорил просто потому, поскольку я этого не знал. Такие вещи даются человеку в следующих друг за другом духовных исследованиях.
Однако одно выявляется для нас, нечто важное, важное для того сознания, которое мы хотим создать себе при работе нашего Общества в ветвях. Я уже раньше, - вы могли бы прочесть об этом, - с другой точки зрения обращал внимание на тот факт, что жизнь в стране душ занимает примерно треть того времени, которое человек проводит между рождением и смертью. В книгах были даны причины этого. Однако эти причины давались с иной точки зрения, нежели та, которую я развиваю теперь. Человек переживает ночную жизнь. Как долго спит человек нормальным образом? Он просыпает треть своей жизни. Это примерно значит, что он спит одну треть своей жизни. Когда после смерти он проходит через ночи, это длиться одну треть от пережитого на Земле. Это связано с этим прохождением ночей. Это исключительно интересно и важно. Ведь до сих пор это давалось на основании совсем других причин. Я снова указывал на это, например, в книге «Очерк тайноведения»: одну треть земной жизни длится повторное проживание этой жизни после смерти, жизни в Камалоке. Теперь, исходя с совершенно иной точки зрения, которая раньше не подразумевалась, выявляется снова: эта жизнь в Камалоке составляет одну треть земной жизни, - исходя с той точки зрения, что человек проживает ночи. Видите ли, это такие вещи, которые, если они выступают всё снова и снова, являются исключительно весомыми и мощными в качестве доказательных сил относительно того, что может дать человеку духовная наука. Отыскивая истину с определенного исходного пункта, приходят к следующему: жизнь в Камалоке длится одну треть земной жизни. – Затем, исходя из совершенно другой точки зрения, другого пункта, находят тот же самый результат. Эти результаты подкрепляют друг друга. Это всё снова и снова выступает навстречу, а это даёт уверенность также и тому, кто ещё не может исследовать сам. На такую согласованность я уже часто обращал внимание. Когда мы вот так в жизни ветви вместе по отдельности исследуем то, как раскрываются эти вещи, мы постепенно овладеваем внутренней уверенностью и силой убежденности, если мы долго прикладывали усилия к тому, чтобы на собственном пути познания приобрести собственный опыт, собственные познания.
В заключении мне хотелось бы сообщить вам ещё одну истину, которая представляет особенный интерес для нашего времени, хотя они может заинтересовать людей в любое время. В открытой лекции я с некоторой точки зрения уже говорил о смерти, которая наступает вследствие того, что человек в цветущем возрасте, например, получает пулю, что физическая жизнь в некотором смысле отбирается у него. Как сказано, я указывал на то, что возникает из этих неиспользованных сил. Я уже раньше указывал на это с разных точек зрения. Сегодня я хочу указать на этот случай смерти с другой точки зрения.
Как вступает в духовный мир тот, у кого жизнь физического тела прекращается не вследствие болезни или возраста, но насильственно, кто теряет тело из-за пули или иного ранения, как вступает он в духовный мир? Я уже сообщал, что из его неиспользованных сил остаётся. Но как вступает в духовный мир он сам, - это загадочный вопрос. Именно в такое время видно как так много наших душ входит через врата смерти в духовный мир. Их тело отобрано у них вследствие внешнего вмешательства. В духовном мире они сильно отличаются от тех душ, которые утратили тело вследствие болезни или возраста. Чтобы уяснить и понять эти вещи, надо суметь сопоставить в духовном мире то, что нужно с тем, что нужно, правильно сопоставить одно с другим. Теперь человек может спросить: с чем надо сопоставить это загадочное явление, чтобы разрешить загадку? – Обнаруживается, что это явление надо сопоставлять с кое-чем, что переживают в физическом мире. Давайте характеризуем это переживание здесь в физическом мире так, что сначала посмотрим на грубых материалистических мыслителей, которые не придают цены ничему как только тому, что грубым образом может быть охвачено чувственным опытом, тому, что вследствие производимого им грубого впечатления, обозначается как существующее. Но в этом мире есть ещё и нечто иное, то, что делает эту жизнь полноценной, и это иное есть идеалы. Конечно, наиболее грубый материалист скажет: идеалы нельзя съесть, у них нет настоящего бытия, это всего лишь нечто придуманное. Но те люди, которые вносят идеалы, действуют ради истинного оплодотворения, возвышения и оживления земного бытия. То, что не существует в грубо материалистическом смысле должно быть внесено в ход земного бытия, чтобы эта жизнь стала полноценной. Идеалисты, - это те, кто в известном смысле для земного бытия являются посланцами божественного мира. Ибо идеалы являются чем-то наподобие посланий из божественного мира, чем-то таким, что включено в физический мир, но происходит не из физического мира. Идеалы нельзя наблюдать, над идеалами нельзя проводить эксперименты, чтобы посредством опыта представлять их на экспериментальном уровне. Но, тем не менее, идеалы являются посланиями из духовного мира.
Когда человеческая душа, которую, например, пуля лишает в цветущем возрасте тела, восходит через врата смерти в духовный мир, она приносит наверх в духовный мир не только неиспользованные силы, которые будут использованы таким образом, на который я уже указывал ранее, но приносит также совершенно определенное сознание. Такие души вступают в духовный мир через врата смерти иначе, нежели другие души, которые смогли завершить жизнь, или у которых тело было отнято вследствие болезни. Те души вступают в духовный мир так, что они проносят с собой мысли о том, что могло бы произойти внизу в физическом мире, а именно о своей собственной жизни от того пункта, когда они пожертвовали собой. Ведь имелись задатки, которые могли бы осуществиться в физическом мире, задатки, которые могли бы в ближайшие годы стать естественной жизнью этих душ. Существовали бы возможности, чтобы, скажем, два года спустя после смерти, тело, - как физическое тело, - было бы поставлено перед чем-то другим. Теперь тела тут нет. В физическом мире могло бы произойти нечто, чего, однако, тут нет. Вот это душа лишенная тела берет с собой наверх в духовный мир.
Духовному миру точно также нужно, чтобы здесь, наверху можно было возвестить, как внизу в мире существует нечто, для чего имеются задатки некоего грубого бытия, но что, однако не изживает себя в качестве грубого материального бытия. Это возвещение является для духовного мира чем-то подобным тому, чем является для физического мира возвещение идеала. Это возвещение становится как бы перевернутым идеалистом. Здесь, внизу жизнь может протекать так, что задатки не могут изжиться, что души, нашедшие насильственную смерть, вернулись из физического мира. Тем самым тут наверху среди тех кто не переживал насильственной смерти, делается возвещение, которое означает то же самое, что означает здесь возвещение идеала. Здесь в физическом бытии кто-то возвещает: полноценно не только то, что производит впечатление на органы чувств, но полноценными являются также и идеалы, которые происходят из духовного мира. – В духовном мире, те, чьи тела были взяты, возвещают: существует нечто действительное, что, однако, будучи предназначено к чувственному бытию, не приступило к этому чувственному бытию, оно вступило в мир иным образом, оно ожило в духовном мире подобно тому, как идеал оживает в чувственном мире. Это очень значительное переживание духовного исследователя, и оно указывает нам на то, что жертвенная смерть имеет значение также и для духовного мира; не только то значение, о котором я вчера сообщал относительно физического мира, но также значение для духовного мира. Среди душ духовного мира живут такие, которые смотрят на обычный ход жизни; среди них, однако есть и такие, кто научился тому, что эти задатки могут быть оторваны одним рывком (то есть вследствие насильственной смерти –примеч. перев.). И они в некотором роде являются для духовного мира идеалистами навыворот.
Так постепенно раскрываются явления жизни, загадки бытия, и человек по-настоящему, именно в такое время, как наше, когда так много, много загадочного может предчувствоваться из крови и страданий, получает впечатление, что только духовная наука может приобщить человека к цельной, полной жизни. Человечество продвигается вперёд. Раньше не существовало нынешней естественной науки, она поднялась из сумеречной тьмы душевных стремлений. Точно также должна подняться и духовная наука. В будущем человек не должен оказаться лишённым её. Сегодня она имеет ещё много противников, но человек будет всё больше и больше ощущать загадки бытия, и, вследствие этого всё больше и больше ощущать необходимость выступать навстречу загадкам бытия на духовнонаучной основе. Это всё снова и снова должно по-новому воскресать в душе как мысль, которая связывет нас с нашим духовным движением, мысль, которая некоторым образом указывает нам на то, как мы в рамках нашего духовного движения ищем нечто такое, что должно всё больше и больше распространяться среди человечества, и что мы обязаны поддерживать против той враждебности, которая ещё вполне естественным образом обнаруживается в нашей современности.
Мне хотелось бы в наше время, исходя именно из сегодняшнего рассмотрения, особо подчеркнуть, как серьёзность нашего времени именно в эти дни должна предостерегающе возвестить нам обо всём том, что мы можем сделать в соответствие со своими силами, чтобы духовная наука, насколько она стала нашей, действительно воплотилась в эволюцию человечества. Мне хотелось бы выделить это предостережение, этот призыв к тому, что мы теперь должны сделать эти мысли как можно сильнее и живее, поскольку обстоятельства времени могут привести к тому, что мы не сможем быть вместе как в нормальное время. Поэтому позвольте мне направить к нашим душам призыв, чтобы мы в это военное время верно и самоотверженно работали в отдельных ветвях, несмотря на то, что совместная работа с вашей и, например, с моей стороны может проходить лишь редко, пока мы снова не придём к нормальным временам. Ведь теперь путешествовать по миру стало гораздо труднее, чем раньше, и может быть, что мы именно теперь должны учиться по-настоящему крепко держаться за самих себя и самостоятельно работать в ветвях. Делать то, что мы можем сделать в этом направлении, может стать поистине плодотворным для того, что в нашем смысле должно влиться в эволюцию человечества как духовные стремления. Ибо всё снова и снова надо указывать на мысль: великая жертва, которую должно принести бесчисленное множество людей в настоящее время, которая так тесно и внутренне связана с тем, что смерть скрывает в эволюции человечества как тайну и боль, эти события только тогда имеет правильное отношение к нашей душевной жизни, если мы сможем рассматривать их с точки зрения духовной науки, рассматривать из великих связей общечеловеческого бытия и исторического становления.
В мои намерения не входит, разбирать всевозможные препятствия и затруднения, о которые в последнее время вы могли услышать, так как в одном месте пришлось однажды это обсуждать. Однако эти вещи всё же показывают, насколько необходимо, чтобы мы совершенно конкретно принимали плодотворность и необходимость нашего духовнонаучного движения, чтобы мы могли отделить от него то, что выступает как наше личное желание и воля, то, что всё снова и снова встречается как препятствие и помеха для правильного хода нашей духовнонаучной работы. Духовная наука так богата содержанием, что она должна занимать нас совершенно конкретно, определенно. Давайте попытаемся чаще проводить перед своей душой то, с какой легкостью личные, честолюбивые, тщеславные стремления смешиваются с тем, что должно быть понято нами, с тем, на основе чего мы должны позволить охватить себя духовной жизнью, пульсирующей через мир.
Некоторые события, разыгрывающиеся внутри нашего Общества, могли бы сблизить наши души с такой мыслью: ах, там вовне течет кровь, там вовне большая часть людей сражается за дело, значение которого сегодня ещё нельзя даже измерить, и вот имеется духовное движение, которое в действительности может будить чисто конструктивные интересы, в котором надо направлять взгляд не на то, что является всего лишь личным, однако тут властвует столь много личного, да к тому же в такое время, в которое душа должна была бы чувствовать свою обязанность сопереживать великие события. Это тоже источник боли; оказалось возможным смешать личное с тем, что должно быть неличным.
Всё снова и снова, особенно сегодня мы должны из нашей изолированной, разобщённой жизни смотреть на то, что переживает европейское человечество и человечество вокруг, и говорить себе: истинные труднодостижимые плоды будут даны в будущем только тогда, если человечество добавит для себя то, что хочет воплотить в общечеловеческой эволюции духовная наука. Если с тем, что как плоды крови и боли, и страданий и лишений перейдёт в будущее, будет соединено то, что может быть достигнуто из мыслей духовной науки, тогда на полях, требующих сегодня так много жертв, сможет когда-нибудь расцвести духовная жизнь человечества, достойная этих жертв. Глядя на них, давайте завершим словами:
Из мужества бойцов,
Из крови павших,
Из страданий оставленных,
Из жертвенных дел народа,
Взрастёт духовный плод -
Если, сознавая Дух,
Души направят свои чувства
В царство Духа.
Если в наши ряды смогут встать многие души, направляющие свои чувства в царство духа, тогда то, что возникнет как цвет и плод их усилий сможет стать не только личным, но и общечеловеческим благом. В этом смысле, интенсивно придерживаясь нашего дела, мы хотим и дальше работать вместе над тем, что может принести жизнь!
Алекс:
ПЯТАЯ ЛЕКЦИЯ
Мюнхен, 18 марта 1916
Перевод с нем. А.Демидов
Клевета со стороны миссис Безант. Задачи пятого и шестого культурного периода. Сущность русского человека. Восточная и Западная Европа. Средняя Европа и оккультизм нового времени. Цель западных орденов: связь между Восточной и Западной Европой при исключении среднеевропейской духовной жизни. Е.П.Блаватская. Использование её оккультных способностей для политических целей Запада. «Пророчества» мадедуазель Тебес. Убийство Жореса. Западноевропейские масоны и русские тайные союзы.
Сегодняшний вечер мы хотим использовать в большей степени для оккультно-исторического рассмотрения; послезавтра мы обратимся к оккультному рассмотрению только относительно человека. То, что сегодня я хочу исходить из одного вопроса, вызвано разного рода необходимостями, имеющими место, которые следует обсудить ввиду событий современности. Это, право, не должно привести к тому, что мне хочется ворошить прошлое, что мне хочется оглядываться на старые споры; нет, это должно послужить к тому, чтобы сказать то, что должно быть сказано. Вот почему мне хочется исходить из одного вопроса, на который я не хочу отвечать непосредственно; вопроса, ответ на который должен быть получен благодаря различным рассмотрениям, которые мне хочется провести. Я хочу исходить из такого вопроса: почему миссис Безант с начала войны в своём английском журнале неслыханным образом клевещет на наше немецкое движение? Почему она начала эту клеветническую компанию вскоре после начала войны, и почему она и в настоящее время продолжает её самым невероятным образом? - Некоторую отправную точку для ответа на этот вопрос могут дать последующие рассмотрения.
Лекции, которые я должен был прочесть в открытой аудитории в связи с нашим духовным движением, само собой разумеется, должны быть прочитаны так, чтобы они были понятны публике. Но, в основе каждой произнесенной там фразы лежало нечто гораздо более глубокое: каждая фраза высказывалась по необходимости, обусловленной известным сочетанием фактов. Кое о чём из этого сочетания фактов я хочу рассказать вам как раз сегодня.
Я часто обращал внимание на то, что мы живём в эпоху, когда во всё культурное движение, безусловно, должно вливаться нечто от оккультно-духовного познания. Оккультные течения, духовнонаучные течения, в сущности, никогда не отрывались совершенно от развития человечества. Однако надо порвать с одним не то чтобы предрассудком, но со своего рода предощущением, которое очень распространено в наших рядах, если мы хотим правильным образом судить о некоторых вещах, которые должны быть уже известны. А именно, порвать надо, - не говоря об остальном, - с известной мечтательностью, сонливостью, в которую с такой легкостью впадают те, кто подступает к нашему духовнонаучному движению, желая для своей души чего-то приятного, удобного, того, что, согревая, несло бы его по жизни, к чему он прислушивается и даёт действовать на себя, чтобы ему стало тепло от того, что можно верить в высшее предназначение человеческой души; всё это совершенно правильно но может быть также сильно связано с известным убаюкиванием души. Это очень часто наблюдается именно у тех, кто хотя и позволяет духовной науке действовать на свою душу, но в то же время не стремиться посредством того, что может дать духовная наука, отыскать ясные, надежные суждения о происшествиях жизни, о взаимосвязи фактов, внутри которых стоит каждый отдельный человек.
При разборе эволюции человечества часто обращалось внимание на то, как наш пятый послеанлантический культурный период, в котором мы живём, имеет задачу выработать душу сознательную из общих задатков человеческой души, и как затем в шестом послеатлантическом периоде должен быть выработан Самодух. Обращалось внимание и на то, насколько известные человеческие задатки, которые именно на Востоке Европы сегодня ещё в брезжащем, сонном виде обнаруживаются у русского народа, должны существенно содействовать тому, чтобы шестой послеатлантический культурный период реализовался соответствующим образом и в правильном виде. Тут необходимо то, что в основе русской Народной Души заложены некоторые свойства, и что русский человек, если он только не будет введён в заблуждение своей «интеллигенцией», до глубины души проникается этими свойствами. На такие свойства надо обратить внимание. Эта русская Народная Душа во всём своём типе имеет нечто, что почти можно назвать женственностью, нечто способное к ласковой привязчивости, нечто, легко усваивающее, принимающее то, что приносило культурное развитие.
Именно с этим связано то, что русский человек принимает, и в ходе проделанного им развития всегда принимал то, что из древних времен вливалось в русскую культуру как в большей степени по-восточному окрашенная византийская форма религии. Русская Народная Душа является до сих пор внутренне мало продуктивной, внутренне мало творческой, но в высшей степени способной к принятию. Вот почему могло быть так мало сказано о поступательном развитии русской ортодоксальной религии в те столетия, в которые действовала среди русских эта русско-византийски ориентированная религия. Кто участвовал в церемонии в Русской Церкви, - пусть даже лишь мимолетно, - тот может ощутить, как бесконечно много ориентальных аурических веяний струится через эти церемонии, как нечто аурическое, осязаемо вносится в непосредственную современность. Это первое.
Второе: в этой русской Народной Душе заложено то, что отдельный русский человек мало разбирается в том, что в Западной и Средней Европе уже является необходимым как осуществляемое в понятийных формах подразделение социальной жизни и её дальнейшего развития. Обозначенная тем самым необходимость состоит, например, в принятии строго юридических форм в европейский социальный порядок. Однако русский человек мало понимает это, осуществленное посредством понятийных, мыслительных форм подразделение социальной жизни. Это вводит его в заблуждение, касающееся того, что он мог бы назвать свободным эмоциональным изживанием своей судьбы. Он не желает впадать в заблуждение вследствие каких-либо мыслительных форм, вплетенных во внешнюю социальную структуру.
Третья черта является тем, что заинтересовало Гердера и что действительно внутренне интимно связано с тем, что можно назвать русской Народной Душой. Ибо эта черта раскрылась не в самой России, то есть, она была выявлена и подчеркнута на понятийном уровне не в России, но первоначально Гердером, поскольку как славизм так и панславизм вообще чрезвычайно многое заимствовали у Гердера. Это опять-таки является доказательством легкой восприимчивости русского начала, русизма. Эта третья черта представляет собой некое миролюбие, отсутствие агрессии по отношению к духовной жизни, пассивная самоотдача. Агрессивное выступление за какие-либо догмы или за что-либо подобное чужды русской народности. Это и есть третье свойство.
Конечно, эти свойства вследствие разных обстоятельств, - именно это вносит с собой сложность человеческой жизни, - могут обращаться в свою противоположность, и из-за тех совратителей народа, с которыми приходится иметь дело сейчас, почти все эти три черты обращены в свою противоположность. Того, кто приобщен к духовной науке, это не должно удивлять.
Однако тем самым становится видно, - мы это увидим в ещё большей степени, если сейчас подробно проштудируем, хотя бы пару штрихов из указанного, - что тут, на Востоке Европы существует материал, который, некоторым образом, должен слиться с тем, что выявляется на Западе Европы из гораздо более активного развития. На Западе Европы надо подметить прямо-таки противоположные черты характера. Было указано на то, что тут благодаря известному активному развитию может быть принесено человечеству в наш пятый послеатлантический период, и что должно быть принесено ему далее, если только эти вещи не проспят; те вещи, которые, например, были снова сообщены вчера в моей лекции об умолкающем звуке немецкой духовной жизни.
Для того, кто может действительно беспристрастно рассматривать развитие этой духовной жизни, - беспристрастно даже тогда, когда во внешней физической действительности в настоящее время её изображают ему в страшно искаженном, карикатурном виде, - для того, кто может рассмотреть движущие силы этой духовной жизни, тем не менее, ясно, что, вследствие известных фактов, именно то, что существует в среднеевропейской духовной жизни, должно вступить в своего рода брак, брачный союз с тем, что вытекает из русских природных задатков. Своего рода взаимодействие должно состояться между тем, что в Средней Европе, я мог бы сказать, может быть создано благодаря самобытности этой среднеевропейской духовной жизни, и тем, что, вследствие известных чисто природных свойств европейского Востока может стать воспринимающей стороной.
Если вы более точно изучите эту среднеевропейскую духовную жизнь, именно ту её черту, на которую я обращал внимание сегодня в открытой лекции, то увидите: конечно, в этой черте ещё не заложена духовная наука как таковая, но в неё действительно заложено то, что является зародышем духовной науки. Фихте, как я уже часто сообщал, говорит о «высшем чувстве». Гёте говорит о «созерцающей силе суждения». Шеллинг говорит о том, что душа, если она действительно хочет заглянуть в тайны бытия, должна возвысить себя к тому, что он называет «интеллектуальным созерцанием». Чтобы понять эти вещи точнее, надо обратить внимание на то, что совершил Шеллинг в старости в необычно глубокомысленных трудах «Философия мифологии» и «Философия откровения». Глубинное понимание христианства живёт в этих трудах, которые ещё не поняты. Духовное понимание мира живёт в таком его сочинении, как, например, «Самофракийские божества», где Шеллиниг пытается вникнуть в мистерии самофракийских кабиров. В сущности, в новейшой духовной жизни нигде не выступает так сильно сознание того, что в христианстве нечего делать с суммой догматов, что это, собственно всего лишь сопутствующая вещь, когда культивируют христианские догматы. Тогда как главной вещью является то, что событие Христа, Мистерия Голгофы состоялась; нигде это не выступает навстречу так сильно как в «Философии откровения» Шеллинга. Всё это способно к развитию, всё это должно вести к тому развитию, на которое мы так часто указывали, мысленно рассматривая то, что именно благодаря Средней Европе должно быть выполнено в пятом послеатлантическом периоде.
Но вот Западная Европа! Рассматривая Западную Европу, надо в первую очередь уяснить себе, что этот Запад Европы повсюду проникнут историческим, переданным по традиции оккультизмом, который, однако нигде не проявляется в столь органическом, исполненном жизнью виде, живущем также и вовне в экзотерической жизни, как может проявиться истинный оккультизм нового времени, вытекающий из духовного потока Гёте, Шеллинга, Гегеля ит.д. То, что имеется на Западе как оккультизм, только слегка связано с тем, чем является внешняя наука. Было бы невозможно, например, для Англии отыскать похожие связи между оккультной наукой и собственными познавательными стремлениями, что действительно имеет место в картине мира немецкого идеализма. Не следует думать, будто то, что является чисто английским, - философия Бэкона Верулемского, философия Спенсера, по-английски окрашенный дарвинизм, или опять-таки новый прагматизм, - искали точно такой же путь к тому, что живёт в различных оккультных орденах Запада, как это имеет место в случае немецкого идеализма. То, что проходит через эти различные оккультные ордена, должно было быть изолировано, замкнуто, тут нельзя было создать настоящего моста к внешней мировой науке.
Но зато в этих западных орденских связях, а именно в некоторых высоко градуированных орденах существует познание, переданное исторически, которое принимает в себя каждый, существует известное знание, - я мог бы сказать, - того европейского положения в мире, познание, главная тайна которого действительно состоит в одном следующем факте, а именно: как по одну сторону Восток Европы по крови предопределен к принятию чего-то, так то, что расположено к Западу от этого Востока Европы, предопределено к развитию того, что должно быть принято Востоком. Это знание совершенно определенно имеется в распоряжении руководящих персон западных орденов. Там, где эти руководящие персоны развивают основные идеи своих оккультных действий, они непременно говорят об этой связи.
Однако с развитием таких основных идей на Западе связано нечто вполне определенное. Что связано с ним, лучше всего видно, если исследовать эти вещи там, где они проявляются наиболее жестко и наглядно: в рамках британской орденской жизни. В каждом, кто в этой британской орденской жизни введен в некоторые высшие градусы, - некоторые высшие градусы посвящения, известные ему на историческом уровне, имея которые, он, конечно, не является действительно посвящённым, - в каждом живёт известное представление, а именно, что англосаксонство, исходя из своего народного Существа, должно принести то, что может связаться с русской народностью в некоего вида духовном культурном браке. Ибо каждый, кто выше характеризованным образом поставлен в англосаксонском оккультизме, рассматривает его как то, что должно придти на смену глубочайшим движущим оккультным силам греко-латинской сущности. Так думают. Для четвертого послеатлантического культурного периода, который, как мы знаем, подошел к концу в пятнадцатом веке (по Р.Х.) было решающим то, что греческое и романское начало, греко-латинская культура произвела из себя как оккультизм. Но в пятой послеатлантической культуре на смену этому греко-латинскому началу должен придти англосаксонский элемент. Это нечто такое, что требуется, чему надо содействовать, что должно быть реализовано. И для каждого, кто причастен к этой догме, это как бы волевая догма, волевая установка: пятая послеатлантическая культура должна иметь англосаксонскую физиономию, нести англосаксонский отпечаток, - он как бы несет картину будущего построения Европы. Его картина грядущего построения Европы такова, что существующая в Средней Европе духовная жизнь должна быть подавлена как нечто такое, чему не дозволено перелиться в будущее человечества. На неё не надо обращать внимания как на некий незначительный факт.
Такая более или менее неосознанная догма имеется во всех англосаксонских, и, исходя оттуда, также во всех орденах, которые, например, имеют какую-либо связь с «Великим Востоком Франции» (Grand Orient de France), и во всех западноевропейских тайных обществах. Основная догма, действующая более или менее неосознанно, такова: это среднеевропейское знание не должно приниматься во внимание, не должно учитываться для пятой послеатлантической культуры, его не дозволено принимать во внимание. Всё должно быть устроено так, чтобы пятая послеатлантическая культура имела англосаксонскую физиономию. Вот почему должен быть заключен своего рода брак между Западной Европой и Восточной Европой, а среднеевропейской жизнью следует пренебречь. – В таких оккультных орденах ещё много, много лет тому назад всегда говорили о той войне, в которой мы теперь живём. Эту войну рисовали не менее ужасной, чем она сейчас происходит. Это всего лишь наивная вера, будто бы эта война разразилась без того, чтобы её предвидели многие люди, будто бы не много говорилось об этой войне. Об этом говорилось, и говорилось очень много! Тезисы о грядущей европейской войне вы найдёте повсюду, их всё снова и снова приводили и обсуждали именно в англосаксонских орденах. Все снова и снова там находили доказательства, что такой великий европейский конфликт должен придти. Рисовали себе будущее положение Европы. Знали, что к шестому послеатлантическому культурному периоду, который окрашивали несколько материалистически и в англосаксонском смысле называли шестой подрасой, имеют отношение названные свойства, кровные свойства русского народа. Именно поэтому надо было произвести своего рода слияние западноевропейской Сущности с русской Сущностью. Относительно этих вещей требуется думать ясно, надо их ясно держать перед глазами, иначе, живя, человек будет спать относительно того, чем является оккультное движение современности.
В связи с этим мне хотелось бы обратить ваше внимание на один факт. Я не могу забыть его, да и нельзя его забыть. Когда миссис Безант совершила своё первое путешествие к нам в Среднюю Европу, то вначале в Гамбурге было созвано собрание, на котором она прочла один доклад. Я тогда поставил один определенный вопрос перед миссис Безант: если сейчас мы хотим положить начало среднеевропейскому оккультному движению, как должно оно относиться к тому, что в начале 19 столетия, на повороте от 18 к 19 столетиям следует отметить как исполненные значения зародыши особенной духовной жизни в Средней Европе? - Миссис Безант, - само собой размеется относительно связи, лежащей тут в основе было понято мало, - миссис Безант отвечала: тогда в рамках немецкой жизни кое-что от духовного познания выступило в абстрактной, понятийной форме; но поскольку человечеству это было не нужно, это позднее расцвело в более чистом, возвышенном и истинном виде в рамках английской духовной жизни. - Для некоторых людей может быть неприятным, что именно такие характерные высказывания я не могу забыть. Но они уже не могут быть забыты.
В последней трети 19 века появился особенный, чрезвычайно значительный феномен в отношении к оккультному развитию Европы, распространившийся даже до Америки. И этот феномен, который на внешнем уровне выступил всего лишь как личность, имел гораздо большее значение, чем ему придают обычно. Этот феномен выступил нам навстречу в личности Елены Петровны Блаватской. Фактически на внешнем уровне, - хотя этот чрезвычайный факт является лишь выражением глубокой внутренней духовной связи, - дело обстояло так, что Елена Петровна Блаватская выступала из русского народа, со всеми свойствами этого русского народа, выступала, развивая большие, медиумически сформированные спиритуальные свойства, и, прежде всего, в высшей степени развивая душевные, психические свойства.
Необходимо иметь представлением о том, что означало появление такого феномена в ходе оккультного развития человечества, если оценивают такой феномен по достоинству, если хотят с пониманием следовать тому, что я сейчас должен привести в качестве примера. В англосаксонских западных орденах, тайных союзах и так далее, которые одержимы теми оккультными идеями, которые я только что характеризовал, возникла активная жизнь, когда стало известно, что существует такая, единственная в своём роде личность, которая, исходя из наиболее характерной русской народности, сконцентрировала в исключительных психических качествах свойства будущей эволюции человечества, проявившиеся в совершенно неповторимой медиумичности. Повсюду зашевелились. В этих англосаксонских западных орденах возникла жизнь, настоятельно исполненная вопросов. То, что возникло здесь как неотложная жизненная проблема, можно было бы выразить следующим образом, придав по необходимости этому делу некие контуры. Люди, которые были тогда, в сущности, стражами, хранителями этого англосаксонского западного движения, сказали себе: это означает, что именно из восточного человечества в настоящее время пробуждаются такие индивидуальности; это надо принять к сведению, надо занять по отношению к этому соответствующую позицию. - А теперь действительно возникал вопрос: как увести то, что вследствие сильных душевных свойств может быть выдано миру как некоторые глубинные тайны, как увести это в такой фарватер, чтобы связать этот грядущий русский элемент с англосаксонской Сущностью? Вовлечь свойства Блаватской именно в англосаксонскую Сущность, - вот что было теперь стремлением. По крайней мере, их хотели привести к тому, чтобы, благодаря этим психическим свойствам Блаватской, миру, прежде всего, презентовались именно те оккультные догмы, которые хотели предоставить миру западные ордена. Следовало показать, что должна придти некоторая, проникнутая оккультизмом наука будущего; вот к чему стремились. Желание управлять мышлением человека, можно было легко реализовать, используя то, что вело от пятого в шестой период, однако так, чтобы, прежде всего, пронизать его порывами, коренящимися в англосаксонском оккультизме и его догмах. Итак, эта психическая личность Блаватской должна была быть использована, чтобы внедрить в неё то, что, будучи передано по традиции, было заложено как катехизис в западном оккультизме.
Дело вначале пошло так, как, можно сказать, оно и должно было идти. Блаватская была совершенно готова к тому, чтобы также и с оккультной стороны вжиться в среднеевропейскую духовную жизнь. Что это означает, нам будет совершенно ясно, если мы несколько ближе рассмотрим эту среднеевропейскую духовную жизнь в отношении её оккультизма. Эта среднеевропейская духовная жизнь всегда выносила оккультное на свою поверхность. Это оккультное можно было узнать даже из известной внешней литературы. Оно жило в 15, 16, 17 и ещё в 18 веках, до тех пор, пока не появился иезуитизм и на внешнем уровне, хотя именно лишь на внешнем уровне, - всё испортил. Однако это оккультное жило тогда. И если сегодня мы говорим о том, как проявлялось глубинное стремление в некоторых чисто идеальных формах во времена Гёте, Шеллинга и Фихте, то следует уяснить себе также и то, что это глубинное стремление коренилось в среднеевропейском оккультизме, в среднеевропейском оккультном развитии. В этот поток среднеевропейского оккультного развития благодаря благоприятному процессу действительно вступила вначале Елена Петровна Блаватская. Так что первоначально то, что, можно сказать, по подспудным каналам человеческой личности поднялось в физическую жизнь Блаватской, было насыщено тем, что в рамках Средней Европы жило там как оккультизм на протяжении позднейшего средневековья.
Однако с этим среднеевропейским оккультизмом уже раньше произошло нечто иное. Западные оккультисты, конечно, не являются просто дураками, они не то, чтобы просто глупы; напротив, они исключительно ловки в отношении того, что порой известно как внешняя интеллектуальность, внешний ум. Грея и Асквита (Герберт Генри Асквит, 1-й граф Оксфорда и Асквита (англ. Herbert Henry Asquith, 1st Earl of Oxford and Asquith, 12 сентября 1852 — 15 февраля 1928) — британский государственный и политический деятель – примеч. перев). я во всяком случае, не причисляю к этим разумным; я не хочу создавать впечатления, будто бы я считаю умными нынешних государственных мужей Англии. Однако в оккультных орденах жили чрезвычайно значительные люди, наделенные, прежде всего, большим умом, так что с помощью этого ума они пришли к тому, чтобы, в сущности, всё, что можно было перенять у среднеевропейского оккультизма, перенести в Англию. Так что это снова ожило в Англии, в литературе широкого диапазона, во всяком случае, ожило на внешнем экзотерическом уровне.
Для того, кто знает, как обстоит с этим делом, совершенно ясно, что если он берет что-либо у Уинна Уэсткотта (Уильям Уинн Уэсткотт (William Wynn Westcott) (17 декабря 1848, Лемингтон, Англия - 30 июля 1925, Дурбан, Южная Африка) - один из трех основателей Герметического Ордена Золотой Зари, Верховный Маг S.R.I.A. (Общество розенкрейцеров в Англии), английский оккультист, член Теософского Общества, переводчик оккультных и герметических текстов, автор исторических работ, посвященных Тайным обществам, врач..- примеч. перев.) или у тех английских оккультистов, которые что-либо знали; даже если он интимно исследует труды Лоуренса Олифанта
(Лоренс Олифант (1829-- 1888) -- английский писатель, путешественник, мистик, тантрист. Сын знатного шотландца, много путешествовал; первые его самостоятельные странствия послужили основой для книг "Путешествие в Катманду" (1852) и "Русские берега Черного моря осенью 1852 года, с путешествием по Волге, а также через страну
Донских казаков" (1853)). Его "Рассказ о миссии графа Элджина в Китай и Японию" (1859) -- захватывающее изложение "политики канонерок" XIX в. В1865 г. выпустил сатирический роман "Пикадилли: Фрагмент современной биографии" и в том же году избирается в парламент от консерваторов. Однако в 1867 г. вступает вместе с матерью и несколькими учившимися в Лондоне японскими студентами в "Братство общей жизни" -
утопическую коммуну, организованную Томасом Лейком Харрисом в штате Нью-Йорк. Олифант предоставляет в распоряжение Харриса все свое состояние. В 1881 г. порывает с Харрисом и годом позже основывает в Хайфе собственную утопическую коммуну вместе со своей второй женой, дочерью утописта Роберта Оуэна. В 1878 г. предложил премьер-министру
Дизраэли план еврейской колонизации Палестины, поддержанный британским МИДом и восточно-европейскими евреями, но не турецким султаном, во владении которого находилась Палестина.
Известен как автор мистического труда «Симметрическая духовность; эволюционная активность новых сил в человеке «Sympneumata: Evolutionary Forces Now Active in Man» - примеч. перев.) О чем идет речь при продуцировании этой английской оккультной литературы? О том, чтобы созданному в Средней Европе, тому, что в Средней Европе пришлось отступить на задний план, поскольку место захватило более материальное развитие, - чтобы этому придать английский, западноевропейский характер, обрядить в английские, западноевропейские одежды. Вот почему, - я мог бы сказать, - всё снова и снова производит безнадежно мрачное впечатление то, что известные немцы без устали указывают, как все настоящие оккультные стремления, в сущности, должны быть «английскими» и надо их перенимать как можно больше. Эти люди как раз не знают о том, как то, что происходило из среднеевропейского немецкого начала, было оттуда перенесено, а теперь снова переносится обратно в английских одеждах. Можно было бы провести изящное исследование. Очень милым исследованием было бы, например такое: перевести английские оккультные труды и затем положить рядом с переводом то, что в, гораздо более основательном, серьёзном виде существовало как средневековая немецкая оккультная литература. Если их сопоставить, это была бы гротескная вещь! Тут бы как раз и выяснилось, что весьма спиритуальные вещи в рамках среднеевропейского развития были всего лишь покрыты своего рода строительным мусором, и что их, пропитанных британским материализмом, вновь перенесли обратно, не зная при этом того, что сначала они был перенесены туда из Средней Европы.
Но Елена Петровна Блаватская была сначала проникнута тем, что тоже жило в среднеевропейском оккультизме. Правда в ней всё это не полностью находилось в сознании, она была, в высшей степени, подсознательной, психической натурой. Однако продолжает жить стремление, всё, что имеет силы для будущего, привести в одчинениезпадноевропейской англосаксонской Сущности. Этот порыв очень мощен. И в связи с этим порывом, - конечно, я могу описать вам все отдельные процессы, но я должен говорить в эскизной форме, поскольку у нас не так много времени, - и в связи с этим порывом находится также и то, что в определенное время, например, Блаватской дали повод вступить в известный оккультный орден в Париже.
Итак, Блаватская, с одной стороны с оккультно углублёнными русскими свойствами, и с другой стороны со всей суммой действительного знания, происходящего из Средней Европы, - будь они розенкрейцеровскими, или как вы хотите назвать их, - вступила в парижское тайное общество. Она была в нём. Вследствие того, что жило в её душе, она была необычайно сильной душой, душой, которая могла сильно проявлять то, что в ней жило. Она не просто так вступила туда, чтобы её рассматривали там лишь как высокого медиума, - что было бы весьма желательным в том оккультном ордене в Париже. Этих людей особенно беспокоили эти способности, все её оккультные переживания; если бы она сочла за благо сообщить миру то, что было ею вобрано в своего рода высокую душу. Они хотели бы иметь возможность говорить миру: смотрите, то, что мы должны вам сказать, мы говорим вам не из теории, но это проявляется на пути высшего медиумизма; тут это вырывается из крепкой русской натуры, из души такой личности, которая в высшей степени является психической, душевной личностью. – Для выполнения такого их желания Блаватская должна была бы быть гораздо менее упрямой, своенравной личностью. Она этого не допустила. Поэтому имел место факт, что она в Париже поставила условия этому тайному ордену, которых я не хочу называть, - ещё придёт время поговорить об этих вещах, - условия, которые, однако, опять-таки исходили из этого порыва Блаватской. А именно, она чувствовала: эти люди там, на Западе хотят способствовать западному господству, насколько можно ему способствовать посредством оккультизма, - я в этом участвовать не буду! - Ибо именно тогда, при всех достойных внимания делах, разыгрывающихся в том тайном парижском ордене, она сильно чувствовала себя как русская и поставила условия своего пребывания в ордене, которые я, как сказано, не хочу называть, условия, которые тоже даже в наименьшей степени не могли быть удовлетворены, если бы этот орден хотел и дальше считаться с внешним миром. Она поставила условия, которые в некотором роде годились для того, чтобы жонглировать историей Франции. Поэтому её исключили. У них было чувство, что исключили её как раз вовремя, до тех пор, пока она не узнала слишком много о секретах ордена.
Затем наступили разные другие события, среди этих других также и то, что теперь она, можно сказать, вошла во вкус быть участником великих мировых событий. И тогда она всё же решила вступить в другой, теперь в американский орден. Тут она не стала ставить условий как в парижском ордене, но вела себя так, что на американском пути смогла достичь того, чего она хотела достичь в Париже посредством открытых условий. В союзе с одним человеком, которому к тому же американские отношения в то время очень мало нравились, в союзе с Олькоттом, она предприняла большое дело (Публикация книги «Тайная доктрина» -примеч. перев.) в отношении к американской жизни, дело, от которого западные оккультисты, насколько они являются англасаксами, приходили в настроение, о котором можно сказать: этих людей будто ошпарили кипятком! Настроение было таким горячим, в какое не приводили ни д-р Фауст, ни Ричард III, как однажды выразился Гёте, исходя из известного настроения. Кроме того там уже произошло то, что не произошло в Париже, - Блаватская уже слишком многое знала, слишком точно вглядывалась в то, что, в сущности, было намерениями! Возникло нечто, что наверняка в соответствие с древнейшими оккультными правилами не вполне оправдывалось, но что должно было произойти, чтобы предотвратить большое несчастье, которое могло бы случиться. Предпринятое дело именно тогда обсуждалось в одном собрании американских и европейских оккультистов, и после некоторых обходных путей решили принять меры, которые в оккультизме называются помещением кого-либо в оккультную тюрьму, оккультное заключение. Эта оккультная тюрьма состоит в том, что посредством некоторых процессов способствуют тому, что стремления человека, его оккультные стремления как бы заключаются в одну сферу, так, чтобы указанный человек всегда видел только свои, отброшенные назад стремления и не выглядывал за пределы этой сферы. В такую оккультную сферу и была помещена Блаватская. Кроме того, дело это организовали так, что она во время этого оккультного заключения была в Азии.
Однако развитие человечества приносит с собой известные вещи. Как сказано, этот рассказ не совсем точен, то есть, имеются более точные подробности, но приходится, поскольку нет времени, пропускать некоторые вещи, которые, возможно, будут рассказаны в другой раз, и упоминание которых в другой раз может быть желательным. Случилось так, что затем ведущие индийские оккультисты попытались, - что на политическом уровне было для их народа особенным преимуществом, - добиваться оккультным образом высвобождения Блаватской из её оккультного заключения. Всё то, что сначала имело среднеевропейскую окраску, что затем подверглось всем тем, что хотели внести в неё в Западной Европе, приобрело индийскую окраску. Так что в, так сказать, бедной Блаватской разыгрывалось одно сложное оккультное переживание. Однажды она освободилась от оккультного заключения, оккультного плена; однако всё то, что находилось в её душе на оккультном уровне, получило индусскую окраску. К этому подключилось в большей степени бессознательное влияние Олькотта, которое, тем не менее, сводилось к тому, чтобы этот по- индуистски окрашенный оккультизм снова поставить на службу англосаксонству. Так могло произойти то, что на место прежнего руководства Блаватской вступил новый руководитель, которого она в соответствие с прежним, также и дальше обозначала именем Кут-Хуми. Однако этот более поздний, второй руководитель Блаватской, был, в сущности, - насколько это знают те, кто посвящён в такие вещи, - никто иной, как один сомнительный тип, состоящий на русской службе, личность, которая преследовала совсем иные цели во всех этих делах, которые она предоставляла Блаватской и её последователям как честное распространение оккультных познаний среди людей. Некая личность, которая преследовала, в первую очередь, крупные политические цели, своего рода русский шпионаж, а теперь хотела направлять и руководить делом, для того, чтобы с другой стороны осуществить тот самый духовный брак между русским началом и англосаксонством.
Всё то, что пронизало страшными искажениями те исключительно великие истины, содержащиеся в «Тайной доктрине», сводятся к вышеуказанной причине. Можно также заметить, что существенная русская окраска, появившаяся во всём направлении Блаватской из-за позднего Кут-Хуми, не подходила некоторые высоко градуированным английским оккультистам, и как известные оккультные круги, стоявшие в Англии очень близко к высшей церкви, привели всё к тому, чтобы одолеть только что характеризованную мною русскую окраску. Большая, насыщенная подробностями история разыгрывалась тут.
Относительно этого в первую очередь должно быть ясно одно, что Елена Петровна Блаватская была чрезвычайно значительной психической (душевной) личностью, в которой через её душу действовали самые разнообразные устремления и течения. Тогда, вначале внешнего выступления Блаватской во многих направлениях имелась тенденция подготавливать некоторые политические дела будущего, оглушая людей посредством известных оккультистов. Оккультисты известного сорта слишком хорошо знают, что, - извините за жесткое выражение, - наилучшим образом сделать мир глупым можно ничем иным, как известным образом обучив его сначала оккультизму. Если за этим оккультным учением не стоит абсолютная тенденция к честному чувству истины, можно куда угодно вести людей сделанных глупыми посредством оккультизма. Такова тенденция тех оккультистов, которые в большей или меньшей степени принадлежат к чёрному, серому сорту. Они очень часто преследуют дальние политические цели, заранее тщательно подготавливая отдалённые цели. Не напрасно будут учить, - или, по крайней мере учили раньше, - в некоторых тайных обществах, а именно – британских, но так же и во французских всё снова учить, какой должна быть последующая судьба Польши и как следует относиться к различным устремлениям и течениям польского народа. Не напрасно всегда учат тому, как должна возникнуть связь между Румынией, Болгарией, Сербией и расчлененными территориями Балканского полуострова, и как надо подготавливать некоторые подспудные политические течения, для того, чтобы добиться желаемого. Необычно много политики делается именно в западноевропейских тайных орденах. Я могу сказать, что большая политика делается там.
Поскольку Блаватская не позволяла подвигнуть себя к тому, чтобы содействовать лишь чисто англосаксонскому оккультизму, так как она была психической (душевной) личностью, её рассматривали как опасную, скажем, например, те оккультисты, которые стояли особо близко к высшим церковным кругам, и которые хотели единственно и исключительно того, на что я уже указывал. Вначале думали оказать особое влияние посредством тех людей, которые из-за недостатка таланта, из-за непроработанного мышления, состояли в таком движении, ничего не подозревая. Особенно многого думали достичь, направив известным образом путь господина Синетта (Альфред Перси Синнет, автор основного труда «Эзотерический буддизм» 1883 - примеч. перев.) При указанных условиях можно было, как сказано, направлять и руководить путем какого-то человека, если не базироваться на признании за высшее, что должно быть признано за высшее в настоящем оккультизме; безусловное сохранение свободы человека и человеческого достоинства. Необходимо, однако, всё снова и снова призывать к тому, чтобы оккультист, или тот, кто знакомиться с оккультизмом, именно в этом отношении стоял на страже своей души. И миссис Безант врастала в эти вещи, ничего не подозревая, но у неё, кроме того, существовал сильный англосаксонский инстинкт, стремление; так что можно было на все эти дела воздействовать посредством миссис Безант, те дела, которые как раз при её посредстве и делались. Если вы вспомните, как сложно обстоит всё в том потоке, в котором она поставлена, тогда вы кое-что поймёте относительно этой миссис Безант. Однако необходимо постараться достичь хоть немного понимания относительно этих дел.
Весьма необходимо, мои дорогие друзья, чтобы наша ясная способность выносить суждения, наша способность рассматривать в целом внешние обстоятельства не пострадала оттого, что мы решились заниматься оккультизмом, чтобы мы, так сказать, сохранили здравый человеческий смысл при обсуждении внешних обстоятельств, и не позволяли затуманивать себя посредством всякого оккультизма. Нам нужно здравое суждение о процессах жизни, которое поспособствует нам не поддаваться всевозможному мутному оккультному шарлатанству, особенно в таких делах, относительно которых, исходя из некоторых центров, проявляют совершенно иные стремления, нежели стремление к чистой истине, где распространяется известный оккультизм, чтобы, ради известных целей и намерений ловить рыбу в мутной воде. Поистине настоятельно требуется также и в нашем движении, чтобы вы воздвигли разделительные барьеры между вашими честными стремлениями к истине, которые исходят только из познания того, что должно в наше время воплотить общечеловеческое духовное движение, и всем тем, что именно теперь крайне нечистым образом активизируется в мире как оккультизм, по отношению к которому даже не стоит говорить, что неприлично интересоваться соответствующими фактами. Надо воздвигать разделительные барьеры между чистым суеверием, в которое впадают «знающие», - но «знающие» в исключительно страшном смысле, - и духовным движением, которое внутри нашего течения должно оставаться светлым, никогда не следует сомневаться в том, на какой стороне человек не стоит! Это совершенно необходимо. Иначе человек входит в состояние некоего хмельного головокружения, которое может привести к наихудшему опустошению. Поскольку эти вещи в большей степени становятся известны и обсуждаются именно с материалистической стороны, причём наверняка со злонамеренной, враждебной стороны ими будут злоупотреблять в будущем, чтобы навязать оккультизм всем, мне хотелось бы уже сегодня здесь, - я, возможно, должен буду завтра сделать это открыто, - обратить внимание на некоторые вещи, которые способны открыть людям глаза на многое. Относительно них необходимо отметить, с какого рода вещами, часто наблюдаемыми как оккультизм, мы не хотим иметь дела. Мы должны быть вооружены, оснащены, на случай момента, когда кто-то станет смешивать в одну кучу с этими мрачными вещами то, что является честным духовнонаучным стремлением.
Возьмите один такой факт, - как сказано, я упоминаю эти вещи по той причине, поскольку они стали известны сегодня, и поскольку мы должны сказать, что мы об этом думаем. В Париже живет, будучи со всей очевидностью связанной с устремлениями известного тайного ордена, одна личность, обладающая медиумическими свойствами, чьи медиумические свойства действуют на людей. Они удивляются, когда значительный медиум, состоящий, однако, в связи с оккультным потоком выше характеризованного типа, отчасти сознательно, отчасти подсознательно, позволяет действовать через себя таким оккультным течениям. Эта оккультная личность издавала «Альманах»: в «Альманахе» за 1913, который появился уже в 1912, мы читаем в отношении Австрии: тот, кто предполагает править в будущем, править не будет, но другой, молодой, будет править, относительно него никто не верит, что он будет править. – А в «Альманахе», который появился в 1913 за 1914, это утверждение повторяется в ещё более ясной форме.
Те, кто позволяет одурманивать себя, могут, если им хочется, восхищаться великим пророческим даром этого парижского медиума. Но тот, чья духовная жизнь более светла, хотел бы вытянуть такие нити, как эти, которые тут видны. Если взять одну известную газету, появившуюся в Париже, - она называется «Парис миди», что можно сравнить, например с «В полдень», - то в не столь отдаленном времени от появления того утверждения в Альманахе, уже в 1913 году было выражено решительное пожелание, что австрийский эрцгерцог Фердинанд может быть убит (Франц Фердинанд Карл Людвиг Йозеф фон Габсбург эрцгерцог д’Эсте (нем. Franz Ferdinand von Oesterreich-Este; 18 декабря 1863, Грац, Австро-Венгрия — 28 июня 1914, Сараево, Австро-Венгрия) — эрцгерцог австрийский - примеч. перев.) . – И в той же самой газете было высказано, - в то время, когда во Франции был установлен трёхлетний срок службы, - что, если дело дойдёт до мобилизации, в первые дни мобилизации будет убит Жорес! (Жан Жорес, 1859-1914, социал-демократ, политик, противился войне. Убит при невыясненных обстоятельствах 31 июля 1914г перед самой войной – примеч. перев). Сопоставьте это со всем тем балагурством, производимым теперь, чтобы по возможности набросить покров над тайной, стоящей за убийством Жореса; сопоставьте это с фактом, что личность, издававшая «Альманах» в первые дни мобилизации в августе 1914 отправилась в Рим, чтобы там оказать на известные круги влияние, направленное против Средней Европы. Составьте все эти факты вместе и попытайтесь составить суждение: имеем ли мы тут дело с пророчеством, или с чем-то существенно иным, что мне даже не нужно характеризовать перед вами дальше. Но исследуйте, кому на службу встает тот, кто позволяет одурманивать себя, и когда тут или там появляется нечто, как в том «Альманахе», а потом исполняется, говорят будто бы это просто пророчество! Светлое, ясное суждение просто необходимо, если думать о том, какая нечистота повисла на фалдах оккультизма. (Сюда можно добавить сведения о покушении на Распутина: 29 июня (12 июля) 1914 г. на Распутина в селе Покровском было совершено покушение. Его ударила ножом в живот и тяжело ранила Хиония Гусева, приехавшая из Царицына. 3 июля Распутина перевезли на пароходе в Тюмень для лечения. В тюменской больнице Распутин оставался до 17 августа 1914. Следствие по делу о покушении продлилось около года. 27 марта 1917 г. по личному указанию А. Ф. Керенского Хионию Гусеву освободили. – примеч. перев.)
Мы могли бы заглянуть назад ещё дальше. Эти западноевропейские ордена имели своих посланцев с начала 19 века в России. Некоторые люди скажут: в России не терпели масонских орденов или чего-то подобного. Тем не менее, они в тайне процветали и приносили сильные плоды. Тот, кто будет когда-нибудь изучать историю славянофилов и историю панславизма, должен будет найти их источники в этих русских тайных союзах. Если кого-нибудь ловили, его могли выслать туда или сюда, или казнить; однако имело место то, что характеризованный мною для вас западноевропейский оккультизм был связан с русской духовной жизнью.
Если хочешь составить суждение о процессах в мире, надо заглядывать в эти глубинные связи, которые существуют. И если также и сегодня, пока мы в некотором роде блокированы, мы мало можем говорить об этих делах, даже потому, что некоторых данных не хватает, придет время, когда увидят, какую роль во всём этом западноевропейском развязывании войны сыграли именно те западноевропейские ордена, чьи нити, - и даже более, чем нити, - тянутся в английские министерства, в парижские министерства и так далее. Как эти масонские ордена играли большую роль именно в Западной Европе, когда речь шла о том, чтобы содействовать включения Италии в так называемую Антанту. Они проявили очень, очень большое рвение и были в хороших отношениях с известными союзами Восточной Европы. О немецких масонах низких и высоких градусов, которые в интернациональных мировых союзах, само собой разумеется, всегда были связаны с другими, обмениваясь «братскими приветами», подчеркивали совместную братскую работу, о них можно в оправдание сказать, что они были слишком глупы, не имели никаких предчувствий относительно всей истории, в которую они были втянуты. Это надо отметить со всей решительностью ради их оправдания. Самым значительным свойством этого среднеевропейского масонства было то, что его дурачили до самого последнего момента, как и многих других, которые не состояли именно в масонстве, и для которых ещё оставалась возможность, что они не позволят себя одурачить.
Как часто подчеркивалось в ходе времени, что надо заняться рассмотрением таких связей и что именно в том случае, если занимаешься оккультизмом, надо сохранять ясность суждения. Теперь появилась необходимость обращать внимание на эти вещи в нашем кругу. Многое, что было сказано, что стекалось по ходу времен, слишком мало принималось к сведению, к этим вещам слишком мало прислушивались. Поэтому в нашем движении имеется многое, что именно в наше время, в современности, может помрачить человека. Наше среднеевропейское движение действительно основано на ином базисе, нежели другие подобные движения. Вы только подумайте об одном, о том, что наше среднеевропейское движение мы уже можем сравнивать с живым существом. Оно имеет свойства живого существа. Когда оснуют союз, к которому примыкают люди и из которого они снова выходят, такой союз нельзя сравнивать с живым существом. Несомненно, есть много ложного в том, что сказал Вейсман (Август Вейсманн, в 1834-1914, зоолог. Он опубликовывал «исследования к учению об эволюции» (2 тома 1875/76), и «Доклады к учению об эволюции» 2 тома 1903 - примеч. перев.) о живых существах, но одно правильно: то, что живое существо оставляет труп, если из него уходит душа. Это точно относится к нашему Обществу, причем иным образом, нежели к другим обществам. Наше Общество имеет нечто живое в себе, оно дает сочленам наши циклы, которые находятся у сочленов. Если распадается другое объединение, члены его расходятся, тут не остается трупа. Можно иметь самые прекрасные идеалы и можно спокойно снова разойтись друг с другом. Однако, представьте себе, если бы мы разошлись: вся сумма циклов осталась бы. И тогда это труп! Это доказательство того, что мы оснуемся не на соломенных принципах, не на программах, но на чём-то живом. Это другое начало обнаружит тот, кто захочет рассмотреть это дело. Кроме того всё наше движение должно было принять форму, которую оно приняло. Как трудно, как неимоверно трудно было, так сказать, провести наше судёнышко через все рифы, о которых вы теперь немножко узнаете, если посмотрите на всё то, что было необходимо для того, чтобы из сетей Западной Европы, которые были тут с самого начала, вырвать и освободить то, что должно было активизироваться в Средней Европе. Можно испытать огорчение от того, когда именно в нынешнее суровое, судьбоносное время внутри нашего движения многократно выступают факты, свидетельствующие о том, что личные раздоры с началом войны не только не прекратились, но возросли многократно, они разрослись страшным образом. Это бытие души, направленное на личные дела и отвлеченное от великих дел движения. Выступило так сильно именно в это время. Очень печально, мои дорогие друзья, что в это время обнаруживается так мало сознания того, что человек поистине не должен участвовать в этом движении так, как в обычном объединении и выходить из него так, как выходят из обычного объединения, союза, если не подходит то или иное! Мы не можем быть против того, что, так или иначе, многие невиновны в происходящем; однако если мы стоим на оккультной почве, мы должны принимать к сведению эти факты
В отношении этого уже было сказано: если такие вещи оказываются возможны и происходят, тогда в Обществе в той форме, в которой существует Общество, работать дальше нельзя! - Работать дальше нельзя, если нет сознания того, что это Общество есть нечто живое, нечто настоящее, это не союз, из которого можно выйти, если кому-то что-то не подходит. Само собой разумеется, никого удерживать нельзя. Но дело не в том, что я говорю сейчас. Если сознания об этом не существует, то можно только сказать: те вещи, которые должны быть достигнуты в нашей духовной культуре, будут достигаться иным образом, нежели посредством Общества, которое в этом случае является лишь помехой. То, что должно идти через наше движение и что будет делать правильным всё другое - это наиболее чистое, честное стремление к истине; но именно только оно - это чистейшее стремление к истине. Ибо, прежде всего нашей задачей является; посредством этого чистого стремления к истине внести в эволюцию человечества новый элемент. Вот почему необходимо, чтобы известные вещи рассматривались в первую очередь.
Это не второстепенное дело, если я указываю на следующее. Всё снова происходит, - но это рассматривают как второстепенный факт, - что тот или иной приходит ко мне и не спрашивает о том, что относится к душевной жизни и тому подобному, но о том, что спрашивают у врача. Тут я должен постоянно обращать внимание на следующее: надо с доверием обращаться к тем медикам, которые имеются в нашем Обществе. – Это необходимо. Само собой разумеется, правильно то, что наиболее чистое искусство врачевания и наиболее чистая медицина связаны с нашим движением. Но если мне самому суждено достойным образом оставаться в поле моей деятельности, то надо освободить мою персону от всего того, что связано с медицинскими советами. Это необходимо хотя бы потому, поскольку должно бы ясно, что своего рода убаюкиванием является то, когда говорят: официальная медицина там вовне ничего собой не представляет, обращайтесь к какой-либо другой. – В большей степени дело для нас заключается, или, по крайней мере, должно заключаться в том, чтобы мы старались делать это не из-под полы, но честно и открыто, чтобы у нас не было тенденции обойти законы или внешние экономические обычаи. В гораздо большей мере речь тут идет о том, чтобы привлечь такое внешнее положение вещей, которое только и сделает возможным, чтобы разумное поведение и образ действий заняли место в эволюции человечества. Каждый должен знать, что он, если он не желает лечиться посредством официальной медицины, должен, прежде всего, внести свою лепту в то, чтобы прекратить тиранию официальной медицины; до этого он не должен искать всевозможных контрабандных путей для лечения. Само собой разумеется, это не касается того или другого, кто направляет свою деятельность к этой цели; дело в том, насколько это правильно. Однако необходимо, чтобы со всей серьёзностью относились к тому, что я всё снова и снова отмечаю: если дело идет о лекарственных средствах, пусть обращаются к нашим медикам. Само собой разумеется, каждый найдёт у меня дружеский совет, если он захочет его иметь; но тенденция, в которой в принципе заложено то, что нам необходимо, - эта тенденция, это направление должно быть понято сегодня.
Я попытался дать вам, хотя бы в эскизном виде, кое-что из того, что может оказаться важным для вас, и что может также обострить взгляд относительно различных дел, которые по необходимости должны были произойти. Было бы также хорошо, если бы хоть немного задумывались над тем, чтобы глубинные связи нашего среднеевропейского духовного движения были вовремя освобождены от всего того вздора, который в последнее время выдвигался со стороны А.Безант, и теперь столь странным образом разразился в наихудшей клевете. Ибо это всё же должно быть сказано, несмотря на то, что я, как говорилось, совершенно не желаю подогревать прежних споров: среди вещей, опубликованных теперь миссис Безант в её английском журнале, находится, например смехотворный пустяк, она говорит, что мои стремления были направлены на то, чтобы по возможности быть избранным в президенты всего Теософского Общества, для того, чтобы уехать в Индию, а её, миссис Безант, вытеснить из её рабочего круга. А существенной причиной моего стремления к этому было, якобы, то, что я и другие, те, кто со мной, были агентами немецкого правительства, кто стремился ни больше, ни меньше как к тому, чтобы посредством разных оккультных махинаций на место англосаксонства поставить своего рода пангерманизм и выбить из седла английское правление в Англии! Сейчас эти вещи в гораздо более острой форме можно найти в статьях миссис Безант. В других областях она тоже сумела наговорить такого вздора, что весь вздор об Альционе может достойно отдыхать в стороне. Во всяком случае, теперь слышно, что Альцион должен был быть отстранен от достоинства стать носителем Христа. Ну, чтобы назначить Альциона, отставили другого, не так ли? Всегда была потребность назначать того или другого. Даже наследника русского престола, в некоторых эзотерических кругах думали наделить достоинством, стать носителем Христа, то есть юного Алексея! (Алексей Николаевич (Романов) (30 июля (12 августа) 1904, Петергоф — 17 июля 1918, Екатеринбург) — Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Великий Князь, пятый ребёнок и единственный сын Николая II и Александры Фёдоровны. Расстрелян 17 июля 1918 вместе с родителями, сёстрами и слугами, по данным большинства современных историков, в соответствии с личными санкциями Ленина и Свердлова – примеч. перев.) Предшествующий, конечно, должен был быть отстранен. Но перед этим были и другие, даже одновременно были разные! Ведь если один не может сказать об этом другому, - это всегда сообщается в тайне, не правда ли, - то можно одновременно иметь и другого!
Однако, видите ли, если эти вещи кто-то легкомысленно принимает, то он не обращают внимания на то, о чём я всё же должен упомянуть: это было в 1909 году, когда образовалось одно общество, которое должно было стать международным, - когда разразилась наихудшая шумиха, поднятая Ледбитером и Безант, как первая наихудшая. Многолетний друг миссис Безант, который прежде всегда редактировал её книги, исправляя научные ошибки, мистер Арчибальд Кейтли (Кейтли Арчибальд (1859-1930) - известный английский врач, теософ и один из самых преданных друзей Е.П.Б. Весной 1884 года вступил в Теософское общество. –примеч. перев.)был тогда связан с тем международным обществом, которое должно было быть основано из Индии вопреки Безант. Тогда мне было написано, не хотел бы я стать президентом этого международного общества. Это было мне предложено из Индии. В 1909 был конгресс в Бухаресте. Тогда я при свидетелях говорил миссис Безант, что мне было предложено это президентство. Я сказал тогда об этом лишь одному человеку на корабле, чтобы сразу же затем сказать и ей: что я по отношению к оккультному движению должен быть никем иным, как тем, кто внутри немецкого народа должен представлять то, что он представляет, и кроме этого немецкого окружения я нигде не буду занимать оккультного положения. И вот теперь она смеет говорить в одной газете, что будто бы от меня исходило намерение, исходя из Индии достичь этого президентства! Я всегда говорил об объективной неправдивости в отношении многочисленных вещей, высказанных миссис Безант. Но если переживают, как я настоятельно говорил ей о том, что в рамках Теософского Общества я никогда не хотел быть кем-то иным, как по большей мере Генеральным секретарем немецкой секции или чего-то, что она включает, то уже никому не следовало бы говорить об объективной неправдивости, но следовало бы спокойно сказать: тут со стороны миссис Безант имеет место не какая-то объективная неправдивость, но, точно так же, как и в случае клеветы относительно иезуитизма, имеет место сознательная ложь. Тот, кто сегодня хочет защищать миссис Безант, должен принять и то, что знающий обстоятельства дела скажет ему: защищаете сознательную лгунью. Если некто соберет теперь вместе упрек в иезуитизме, вышеописанное дело, и весь военный поход, который из английского шовинизма предпринимается против того, что здесь поволено, тогда он сможет говорить о систематической военной компании лжи, лживой пропаганде, которая существует повсюду.
Тот, кто считает эти слова слишком жесткими, должен подумать о том, что мною никогда не было сказано ничего, что бы означало атаку, но всегда говорилось только то, что является защитой. Это должны принять к сведению все те, кто всегда говорит о том, что права, мол, и та и другая сторона. В нашем случае окажется права и та и другая стороны, если просто закрыли глаза, - по крайней мере, потом, - на то, что было правдой также и в нашей области! Настоящее судьбоносное время должно привести к тому, чтобы рассматривать эти вещи в соответствие с истиной во всей их истинной честной серьёзности и поступать соответственно. Ибо верно то, что все эти жертвы, которые приносятся теперь сотнями и сотнями умерших, только тогда послужат на благо человечеству, если здесь на Земле найдутся души, которые знают, как надо правильно мыслить и правильно чувствовать! То, что готовится наверху в духовном мире, - если только те, кто понимает, будут правильно рассматривать это, - станет силами в будущем, силами, которые этими понимающими, оккультно ощущающими душами будут преображены в силы, движущие человечество вперед. Если же это не будет понято, то в духовном отношении события современности пройдут мимо; и именно те силы, которые находятся там вверху в духовном мире как результат сотен и сотен жертвенных смертей, будут приведены в руки Аримана. В связи с этим я как всегда скажу:
Из мужества бойцов,
Из крови павших,
Из страданий оставленных,
Из жертвенных дел народа,
Взрастёт духовный плод -
Если, сознавая Дух,
Души направят свои чувства
В царство Духа.
Алекс:
ШЕСТАЯ ЛЕКЦИЯ
Мюнхен, 20 марта 1916
Перевод А.Демидов
Возникновение физического тела. Связь нашего эфирного тела с животным царством, а нашего астрального тела с растительным царством. Предчувствие таких связей Океном и Шеллингом. Работа иерархий в членах нашего существа. Духовнонаучное мышление и практический жизненный смысл: Карл Христиан Планк. Древняя мудрость в одной картине мастера Бертрама. «Братья Карамазовы» Достоевского. Кропоткин.
Для постепенного усвоения того, что мы называем духовной наукой, надо иметь добрую волю для того, чтобы понятия и понятийные связи, сообщённые, - я бы сказал, - как своего рода схема, наполнить действительными представлениями о том, что первоначально могло быть дано лишь в общих чертах.
Видите ли, мы говорим так: человек состоит из физического тела, эфирного тела, астрального тела и «я» и так далее. – Это, прежде всего, совершенно правильно, если мы так говорим, ибо нам было необходимо приобрести ориентацию в охватывающих схематических понятиях. Но в дальнейшем ходе усвоения духовной науки становится необходимым более точно войти во всё то, что было схематизировано.
В узком кругу читателей, связанных с нашим Обществом, мы имеем большое число циклов, но в этих циклах, всё же, имеется до некоторой степени мало от того, что было бы желательным для того, чтобы человечество, - по крайней мере, маленькая часть человечества, - поскорее узнало об этом.
Когда мы называем физическим тело внешнее в человеке, то, что мы можем видеть посредством физических органов чувств, то, что может рассматриваться благодаря той науке, которая связана с рассудком, с экспериментом и наблюдением, - то, как нам известно, в основе этого физического тела лежит эфирное тело.
Сегодня мы хотим, прежде всего, хоть немного бросить духовный взор на оба эти члена человеческой природы. О физическом теле духовная наука, как таковая, по-видимому, имеет необходимость говорить в первую очередь в наименьшей степени, поскольку это физическое тело является единственным из того, чем в первую очередь занимается физическая наука, является тем, что эта физическая наука намерена рассматривать посредством своих методов в первую очередь.
Однако и это физическое тело, даже если бы оно было тем, чем считает его физическая наука, может быть познано в своём настоящем значении и положении в мире только благодаря тому, что будут приняты во внимание высшие члены человеческой природы.
Вспомните о том, что это физическое тело, как оно здесь на Земле, так сказать, облекает человека, могло возникнуть, собственно, лишь в течение земного времени. Однако свои духовные задатки оно получило уже в течение времени древнего Сатурна. Оно постоянно преобразовывалось под влиянием того, что происходило во время (древнего) Солнца, (древней) Луны, и земного времени. Преобразовывалось оно под влиянием того, что происходило в течение солнечного, лунного и земного времени. Оно преобразовывалось под влиянием того факта, что на (древнем) Солнце в него было воплощено эфирное тело. Оно должно было стать другим, это физическое тело, перешедшее от (древнего) Сатурна, оно должно было стать другим, поскольку было пропитано эфирным телом. Это физическое тело должно было опять-таки стать другим, когда на (древней) Луне оно было пропитано астральным телом. Астральное тело не просто подошло ко всему строению человека, но и само это физическое тело оказывалось преобразованным вследствие того, что в солнечное время в него вошло эфирное тело, что в лунное время в него вошло астральное тело, а в течение Земли постепенно всесторонне вырабатывалось «я», в первую очередь, конечно внутри эфирного тела, но также и внутри физического тела.
Если мы идем от человеческого к космическому, нам надо только вспомнить о том, что мы часто говорили, что содержится в наших циклах. Мы при этом должны знать, что первые задатки физического тела стали возможны на (древнем) Сатурне благодаря, - как мы можем сказать, - излиянию Духов Воли, Тронов, тогда как преобразование в течение солнечного времени стало возможным благодаря Духам Мудрости, преобразование в течение лунного времени – благодаря Духам Движения, преобразование в течение земного времени, - то есть то, которое должно было воздействовать на физическое тело посредством того, что в нём живет «я», - благодаря Духам Формы.
Это нечто важное и мы должны обратить на это внимание. Когда нам на Земле выступает навстречу физическое тело человека, мы должны думать о нём как о наделенном «я», мы должны думать о нём так, что оно, будучи наделено «я», получило в течение земного времени определенную, подобающую ему форму. Но в течение лунного времени оно получило только подобающие ему внутренние движения. Эту подобающую ему форму в течение земного времени оно должно было получить благодаря дару Духов Формы, в соответствие с тем фактом, что в нём должно было быть насаждено «я». Итак, мы можем сказать, это физически сформированное земное тело было сформировано так, поскольку должно было стать носителем «я». Вместе с «я» Духи Формы дали человеческому физическому телу форму, которую оно имеет, и которая подходит ему, как носителю «я».
Другие существа других царств природы тоже получали свои формы. Если вы прочитаете интимные описания, которые были даны о древнем лунном времени, то вы увидите: все эти существа описываются так, что о них нельзя спросить, имели ли они уже тогда свою нынешнюю форму. Они там описаны как обладающие некоторой подвижностью. Вы только вспомните описание в «Очерке тайноведения» или в отдельных циклах: формы описываются как до некоторой степени подвижные. Также и другие царства природы получили свои постоянные, застывшие формы только благодаря Духам Формы в течение земного времени.
Рассмотрим земное царство наиболее близко стоящее к человеку – то есть, животное царство. Животное царство живёт в формах. Формы, которые оно имеет в настоящее время, оно тоже получило только в течение земного времени. Но подумайте о том, какова разница между формами животного царства и формами человеческого царства! Обращая взор на поверхность Земли мы находим известные различия между отдельными людьми, различия, которые относятся к другому уровню описания: однако тут мы, конечно, тоже обнаруживаем известные различия во внешнем строении. Все те интересные народности, которые теперь из Западной Европы приведены сражаться в Среднюю Европу, выглядят, разумеется, несколько иначе, чем среднеевропейские народности! Итак, существует разница, если мы окинем взглядом земную поверхность, разница в формировании отдельных людей. К такому формированию причисляют, например, также и цвет кожи. Однако если то, что как дифференциация, как различие существует между людьми, вы сравните с дифференциацией между различными животными видами, вы должны будете сказать: виды животных, несомненно, бесконечно более широко, в бесконечно большем смысле отличаются друг от друга, нежели люди. Мы можем говорить об отдельном человеческом роде в противоположность к различным многообразным животным формам. Ибо такой большой разницы, как, например, между львом и соловьём, которые оба являются животными, в человеческом царстве мы не найдём. Если бы и тут такая большая разница как между львом и соловьем имела место, то никто не смог бы утверждать, что различия между людьми будто бы незаметны. Но надо обратить внимание на то, что у животных дифференциация бесконечно больше, нежели у человека во всём человеческом роде.
Хотя сказанное вам мною только что, совершенно верно, оно всё же с точки зрения духовной науки верно лишь в ограниченном смысле. Ибо истинным тут является следующее. Добавьте в вашем рассмотрении, мысленно, к физическому телу человека эфирное тело и представьте себе, что был бы возможен следующий эксперимент, - который, конечно, выполнить нельзя. Представьте, что всё физическое тело человека можно было бы разделить, препарировать, разделяя по частям. Причём, перед тем как начать это препарирование физического тела, надо было бы призвать духов высших иерархий, Ангелов, Архангелов, Архаев к тому, чтобы эти Ангелы, Архангелы, Архаи отступили от человека, чтобы они не действовали в его эфирном теле. Итак, надо было бы сделать двоякое: надо было бы, - скажем, совсем не ради живодерства, - нет, но надо было бы изъять всё, что принадлежит к его физическому телу. А затем надо было бы отстранить все влияния трёх иерархий, Ангелов, Архангелов, Архаев, так, чтобы эфирное тело, будучи одно, было предоставлено само себе, чтобы оно не испытывало стеснений с какой-либо другой стороны. Оно испытывает стеснения, оно заключено в физическое тело, а это физическое тело имеет свою твердую форму, которая ему указана от Духов Формы. Поэтому оно должно принять эту твёрдую форму. Если вы возьмёте очень эластичное резиновое тело и затолкаете его в стакан, то оно примет форму стакана, оно не сохранит свою собственную форму. Если же вы снова вытащите его из стакана, то оно скачком снова примет свою собственную форму. Так и эфирное тело человека подходит к той форме, которую ему придаёт физическое тело, оно тут не имеет своей собственной формы. Если же мы изъяли физическое тело, то устранили и силы, к которым должно подстраиваться эфирное тело. Но всё же и тогда оно не получило бы свою собственную форму, поскольку в этом эфирном теле, - об этом мы ещё расскажем точнее, - работают Ангелы, Архангелы, Архаи. Но так как мы упросили их уйти, то эфирное тело может следовать только своим собственным силам. И тогда эфирное тело выпрыгнуло бы наружу, следуя своей собственной упругости. Эти вещи должны были бы быть видимы: тогда мы могли бы увидеть, как эфирное тело выпрыгивает, и принимает свою собственную форму.
Так что бы произошло? Вы бы имели перед собой всё животное царство! Эфирное тело разделилось бы на части, и это были бы, - по крайней мере, в существенном, в главных видах, - формы всего животного царства. Это означает: человек на эфирном уровне несет в себе всё животное царство. Оно только удерживается вместе с одной стороны посредством формы физического тела, а с другой стороны – посредством деятельности существ трёх названных иерархий. Совершенно верно то, что человек в соответствие со строением несет это животное царства в себе, в своём эфирном теле. Весь этот животный мир, животное царство отличается с этой точки зрения от человека только тем, что каждый вид животного принимает для себя собственную форму, которая тоже живёт внутри человеческого эфирного тела; каждый животный вид строит для себя физический облик, физическую форму. Так что если мы рассматриваем животное царство, как оно существует на Земле, то оно на самом деле является распростертым на Земле человеческим эфирным телом.
Тут есть некая своеобразная вещь. В мировоззренческой эволюции Европы на повороте от 18 к 19 столетию выступает нечто такое, что, говоря точнее, обнаруживается у таких личностей, как, например, Окен (Лоренц Окен, 1779-1851, естествоиспытатель-примеч. перев.) Естествоиспытатель Окен ещё не мог с точки зрения того времени говорить об эфирном теле; он был ещё далёк от этого. Но у него мы находим, например замечательную фразу: царство животных есть распростёртый человек. – Это означает, что он имел фантастическую концепцию относительно истины. Это представление выступило на своем духовном горизонте тогда, когда великие мысли формировали среднеевропейское мировоззрение. Это очень интересно! Это представление выступало также, например, на духовном горизонте Шеллинга, и у Шеллинга вы тоже найдёте эту фразу. Тем, кто не мог принять эти гениальные, но, само собой разумеется, ещё незавершённые мысли, - так как речь не могла идти о точных фактах, - им тогда всё это казалось ужасным. В случае Окена надо представить себе, как то, что он ещё не мог знать, жило в его душе в форме гениальной концепции. Можно было бы сказать, у него было чувство: отдельные члены человека, в сущности, являются составленными их животных форм, животных образований. – Он также имел мужество высказать нечто подобное, однако относительно того, что он высказал, образованные филистеры были страшно скандализированы. Он, например, спрашивал: что такое язык? Он не мог знать, что тут необходимо эфирное тело, и тогда он говорил: язык - это каракатица (Tintenfisch). Конечно, в основе этого высказывания лежит то, что я только что изложил. Однако представьте себе всё учёное филистерство по отношению к утверждению: человеческий язык - это каракатица! Если хотят увидеть ход человеческой духовной жизни, надо стать великодушным. Надо иметь ясность относительно того, как нечто, выглядевшее бессмысленным, может скрывать в себе великую истину. Окен подразделял человека так: язык - это каракатица, другие органы тоже являются чем-то и так далее. – В сущности, это было лишь более точным повторением того, что существовало в древнейших воззрениях человека, когда рассматривали только главные виды и подразделяли человека на четыре основные группы: лев, орел, Ангел и телец.
Итак, можно сказать: дело обстоит не так просто, но человек в своём эфирном теле имеет, в сущности, в себе всё животное царство. Он несёт его в себе, как бы сказал философ, в качестве возможности, в потенции. – Во всяком случае, вы должны обратить внимание на нечто, чтобы это дело не выглядело односторонне. Мы сейчас привели, что помимо всей животности, содержащейся в физическом теле, там ещё оперируют своими силами Ангелы, Архангелы и Архаи. Не будь этого, должно было бы наступать, - когда человек идет через врата смерти и слагает физическое тело, - то, что я уже описал. А именно: в том случае, когда эфирное тело через пару дней освободилось бы от астрального тела и «я», эти последние эластично выделились бы в мир, а из человеческого эфирного мира возник бы животный эфирный мир. Но в действительности этого не случается. Этого не возникает. Этого не происходит из человека, но эфирное тело высвобождается в совершенно иной форме. Оно высвобождается и становится вплетенным во всеобщий мировой эфир.
Что же, в сущности, получается? В нашем эфирном теле работают существа из иерархии Ангелов, Архангелов и Архаев и они не позволяют произойти тому, чтобы всё существо эфирного тела расщепилось в животное царство. Что, собственно происходит? Видите ли, то, что происходит я смогу описать вам, но сначала придется прибегнуть к сравнению. Мы, люди работаем на Земле, например, мы изготавливаем машину из дерева или железа. Дерево или железо являются для нас некой вещественной основой, материалом; затем мы перерабатываем дерево или железо, делая машину. Наша работа состоит в упорядочивании, в организации дерева или железа, однако сами дерево или железо мы должны отобрать у Земли. Нам нужны эти грубые материалы, это сырьё, и мы забираем его из царства, которое находится ниже нашего человеческого царства.
Если вы представите себе, что над нами живут Ангелы, Архангелы и Архаи, то они пребывают в Космосе не для того, чтобы сидеть, сложа руки, блюдя воскресение, нет, у них есть своя работа, они должны выполнять своё дело. – Над чем же, в сущности, работают Ангелы, Архангелы, Архаи? Когда они работают, им тоже будет необходим материал, - как нам необходимо от Земли дерево и железо, - им надо обрабатывать этот материал. Материалом для Ангелов, Архангелов, Архаев являются наши эфирные тела! То, чем для нас является земное дерево и железо, если мы делаем машину, тем являются наши эфирные тела для Ангелов, Архангелов и Архаев; над этим они работают. И в то время как мы, люди странствуем здесь на Земле и имеем мысли, - если мы вообще их имеем, - мы носим в нас наше эфирное тело, причем носим его как свою собственность, как наши легкие, а вокруг нас действуют все эти существа –Ангелы, Архангелы, Архаи, и вырабатывают образы для духовного мира, которые там будут использованы для нашей жизни. Они вырабатывают из этого эфирного тела то, что используется в духовном мире.
С чьей помощью работают эти высшие существа? Мы в течение своей жизни думаем, мыслим. С того момента, когда мы приходим к мышлению, до самой смерти, мы мыслим. Существенное при мышлении состоит в том, - как вы можете об этом заключить, например, из вчерашней открытой лекции, - что мышление протекает, живет и ткет в эфирном теле. Только затем продолжает оно жить и ткать далее в физическом теле. В физической телесной жизни мы считаем, будто то, что мы образуем как наши мысли, является единственно нашей собственностью. Однако то, что мы имеем здесь от наших мыслей, то, что мы строим в наших мыслях, то, что мы можем вспоминать себя, – есть всего лишь внутренняя сторона нашей мыслительной жизни. Именно в отношении нашего эфирного тела ко всей нашей мыслительной жизни извне работают Ангелы, Архангелы и Архаи, и не является лишним то, что мы мыслим как люди. Это не является лишним даже для физической Земли, но это не является лишним также и для Космоса. Ибо то, что мы изменяем в нашем эфирном теле посредством нашего мышления между нашим рождением и смертью, будет использовано как материал и разработано с более высокой точки зрения. Во время нашей жизни, в то время, когда мы как мыслящие существа проходим через мир и видим нашу мыслительную жизнь только изнутри, наши мысли разрабатываются Ангелами, Архангелами и Архаями, для того, чтобы после нашей смерти привести в действие то, что затем они могут присоединить к мировому эфиру. Когда наше «я» и наше астральное тело слагают эфирное тело, они, - если мне будет позволено выразиться так грубо, - вшивают в Космос ткань нашего эфирного тела, которая в существенном запускается в действие посредством того, как мы мыслили в жизни, какой тип мышления мы имели в жизни. С этих пор оно принадлежит Космосу. Мы, как люди, живём не только для нас, мы, как люди живем для всего Космоса.
Мы знаем, что после нашей Земли должны будут возникнуть Юпитер, Венера, Вулкан. Всё это должно будет подготавливаться, всё это должно быть воткано в Космос в качестве сил. Для этого нужна работа. К этой работе относится, например, то, о чём я только что сообщил: что Ангелы, Архангелы, Архаи проявляют деятельность, сообразуясь с нашими мыслями. Несколько иным материалом являются глупые мысли, которые мы имеем во время нашей жизни, несколько иным материалом являются умные мысли. Но смотря по тому, что мы поставляем им как материал, будет разработана эта, - грубо говоря, - «эфирная машина», которая затем послужит тому, чтобы развитие Космоса шло дальше. Итак, если наше эфирное тело после смерти передаётся в Космос, то одновременно будет передана в Космос работа существ трёх названных иерархий.
Теперь с похожей точки зрения рассмотрим человеческое астральное тело. Мы совершаем наше рассмотрение с новой точки зрения; поэтому появляются иные отношения с окружающими царствами. Тот, кто не умеет читать, - а к чтению относится также возможность обобщать вещи, - может увидеть много противоречий с вещами, которые будут описаны. Однако это связано только с тем, что он не принимает во внимание точку зрения, исходя из которой, будут освещаться эти вещи.
Отношение нашего астрального тела к земному окружению похоже на отношение нашего эфирного тела. Наше эфирное тело представляет собой всё животное царство, исходя с той точки зрения, которую я вам задал. Наше астральное тело представляет собой всё растительное царство. Точно так же, как я говорил об эфирном теле по отношению к животному царству, должен я говорить о нашем астральном теле по отношению к растительному царству. Тут вовнутрь включены все растительные формы нашей Земли. И снова дело обстоит так: если бы не все высшие иерархии стали работать над нашим астральным телом, то, проделав возвратный ход от смерти к рождению, когда астральное тело постепенно отбрасывается, наступало бы ничто иное, как то, что астральное тело было бы отброшенным, и снаружи в мире представляло бы собой весь растительный мир. Всё это превратилось бы в шар, следуя своей собственной упругости. Однако астральное тело не может превратиться в шар, поскольку в течение нашей жизни между рождением и смертью над нашим астральным телом работают сами Духи Формы, Духи Движения, Духи Мудрости и даже Духи Воли до известной степени. Когда мы после лет или десятилетий, - часто описываемым образом, - после прохождения жизни в обратном порядке постепенно высвободили астральное тело от его связи с земной жизнью, тогда, в то же время, в работе над этим астральным телом Духи Формы, Духи Движения и Воли должны присоединить к Космосу то, что они должны к нему присоединить. Во всяком случае, то, что должно быть, таким образом, присоединено к Космосу, пойдет нам во благо, ибо оно должно находится внутри Космоса. Оно вплетается в Космос иначе, нежели то, что было только что описано выше. Когда отбрасывается наше эфирное тело, оно, я мог бы сказать, непосредственно вшивается, вплетается во всеобщий мировой эфир. Однако то, что теперь становится вотканным из нашего астрального тело вследствие работы Духов Формы, Духов Движения, Духов Мудрости и Тронов, действует совместно с нашим «я», которое переживает время между смертью и новым рождением и содержит силы, которые должны действовать для того, чтобы мы могли вступить в новую инкарнацию. Ибо для того, чтобы мы смогли вступить в новую инкарнацию, надо очень, очень многое! Поистине, сегодня внешняя физическая наука о строении черепа, головного мозга знает много, так много, что существует много людей, для которых было бы чересчур знать всё это. Однако, если бы это знание внешней науки было поставлено перед задачей создать череп и головным мозгом, это чудесное образование, создать вплоть до малейших частей, то как мало была бы способна внешняя наука осуществить это! Тут хранится значительная тайна. С этой тайной даже тупицы, тот сорт людей, которых можно назвать тупицами (Stumplinge), скоро справляются, когда говорят: то, что возникает тут у людей на протяжении ряда поколений, полностью происходит «само по себе». То, что в теле матери формируется голова, в целом происходит «само по себе».
Можно понять, что эти люди говорят так, но почему это происходит, мне хочется показать вам с помощью сравнения. Допустим гипотетически, что тут в Мюнхене были бы существа, которые могли бы многое видеть, но только не людей, и не могли бы видеть людей в их деятельности. Можно было бы представить, что Мюнхен населяют такие существа, которые не могут видеть людей при их деятельности. Такие существа, которые не могли бы видеть людей в их деятельности, могли бы, скажем, видеть часы. Итак, они могли бы видеть часы и как часы делаются, но не видели бы человека, часовщика, который собирает часы. Они не видели бы рук, которые собирают части часов, а видели бы только, как из отдельных частей формируются часы. Они, возможно, видели бы разные пинцеты и щипцы и так далее, посредством которых подгоняются части, но для них как из воздуха собиралось бы то, чем являются отдельные части часов. Какой взгляд имели бы эти существа относительно часов? Они не стали бы говорить, что в Мюнхене есть часовщик, - это они посчитали бы полным абсурдом. Они стали бы говорить: ох, это же ужасное суеверие, допускать, что существует часовщик, ибо часы возникают сами по себе, ведь видно, как они собираются «сами по себе».
Также как судят эти существа, судят и те люди, которые считают, будто бы то, что постепенно образуется здесь на физическом пути, возникает «само по себе». Всё то, что тут возникает, возникает благодаря деятельности духовных существ высших иерархий. Поистине, не только вследствие общения отца и матери и того, что затем формируется в теле матери, «сам по себе» образуется человек, нет, тут воздействует весь мир, тут принимает участие весь Космос с существами высших иерархий.
Конечно, Космос вплоть до высших регионов тоже принимает участие в том, что присоединяется к голове; но участие его в человеческой голове носит совершенно особенный характер. Даже наука о физическом, - общая наука о физическом и духовная наука будут постепенно уравновешиваться, - научится тому, чтобы в эмбриологии мыслить о человеческой голове иначе, а также иначе мыслить обо всех других органах. Другие органы, как это будет обнаружено в не столь отдаленном времени, очень сильно зависят от унаследованных свойств. Образование головы зависит от унаследованных свойств в гораздо меньшей степени. Оно проникает сюда лишь вследствие связи с другими органами. В формировании человеческой головы действительно принимает участие весь Космос, хотя это участие носит духовный характер; Космос воздействует в теле матери.
То, что люди не видят сил, - крестьянин ведь тоже не видит сил, действующих в магните, - не является доказательством, что этих сил нет. То, что существует в человеческой голове, вырабатывается некоторым образом в связи с тем, что человек приносит в своём «я» во время между смертью и новым рождением, что разрабатывается Духами Формы, Духами Движения, Духами Мудрости и Тронами; все они работают тут над неким гигантским полым шаром. То, что вырабатывается тут, чудовищно велико, это сфера, и в этой сфере все вовлечено в работу. Представьте себе огромный шар, на поверхности которого вовлечено в работу как в глобусе всё то, что должно быть вовлечено в работу в соответствие с тем, что когда-то человек передал всему Космосу в своём эфирном теле. Тут в некотором роде строится то, что копируют, если можно так выразиться. Но затем (строится) именно то, что производится из переработки астрального тела. Затем наступает время, - оно начинается с того, что я в одной из Драм-Мистерий обозначил как Мировую полночь бытия, - когда эта сфера постепенно опять становится всё меньше и меньше. Эта сфера, которая разрабатывается высшими духами в соответствие с более ранними инкарнациями человека, становится, наконец, такой маленькой, становится всё меньше и меньше, и соединяется с человеческим зародышем, зачатым в теле матери. Из этого, прежде всего, возникает форма головы. Это возникновение формы головы является удивительной тайной; оно является результатом работы высших иерархий, длившейся сотни лет.
Вы только представьте себе, как могут углубиться чувства человека по отношению к миру, если он знает, каким образом он поставлен во все космические взаимосвязи! Человек, который несет свою голову, должен учиться, - при всей скромности, без гордости и высокомерия, разумеется, - учиться думать о том, насколько мала человеческая мудрость, чтобы получить из неё необходимое для построения этой головы, которая ему дана. Всё космическое содержание несёт в себе человек. Тут, - если рассматривать дело так, - духовная наука достигает бесконечного вследствие того, что становится исходным пунктом для известных ощущений, которые могли бы даже стать опасными в высокомерной душе. Я разыграл это во второй Драме-Мистерии, где Капезий в разговоре с Бенедиктом чувствует, как эта истина подступает к нему: что все Божественные усилия необходимы для того, чтобы появился человек. У многих предрасположенных к тщеславию, это может даже на бессознательном уровне вызывать тщеславие; человек может посчитать себя необыкновенно важным. Умнее будет взрастить ощущение того, как мало сознания имеет человек обо всей той мудрости, которая необходима, чтобы мог существовать сам человек!
Можно, конечно придерживаться взгляда тех, кто говорит: но почему, всё же, необходимо, чтобы человек всё это знал? Он может и без знания жить благодаря этим вещам, он прекрасно живёт и без знания об этих вещах. - Большая ошибка заключается в том, что человек будто бы может очень хорошо жить без этого знания. В действительности это не так. Мы живём в такую эпоху, когда человек может предаться этой ошибке; что человек без знания о духовном мире может вполне прилично жить на Земле, а именно, завтракать, обедать, ужинать и так далее, и даже в промежутках делать наряду с этим разные вещи. Но эта вера не основана на истине. Надо постепенно прививать человеку ощущение, что эта вера не основана на истине.
По этой причине я теперь в открытых лекциях привожу пример Карла Христиана Планка,(1819-1880, после смерти был издан труд «Завещание немца» - примеч. перев) этого замечательного человека, который на протяжении лет вёл в Ульме уединенное существование. Его ни разу не пригласил Тюбингенский университет, когда там освобождалась кафедра, поскольку не было там никого, кто имел бы представление о значении этого человека. Конечно, тупицы будут говорить, что он в конце своей жизни стал таким нервным, что высказывал вещи, считавшиеся большим безумием. Это говорят тупицы. Однако человек, которому как Планку, духовная наука не могла предоставить полного подтверждения, мог стать нервный вследствие неправильных действий своих ближних, и затем высказать слова, которые содержатся в предисловии к его «Завещанию одного немца», где ему приходят на уста слова древнего римлянина: «Неблагодарное отечество, никогда ты не получишь моих костей!». Но я привёл это изречение, которое Карл Христиан Планк сделал перед 1880 году, когда он умер, и которое точно передает то, что мы имеем сейчас как нашу европейскую Мировую войну. Человек идеалистических воззрений был готов видеть также и действительность, поскольку сила, развивающаяся внутри, - если человек способен мыслить таким образом, что исходит из источника бытия, - эта сила является в то же время в высшей степени практичной в мире. Практическим является не то, что думают люди, подразумевающие под практикой умение кушать ложкой. Только человеческая грубость может объявить практикой то, когда просто губится всякое правомерное стремление, происходящее из истинных источников жизни.
Я провожу такой пример, чтобы показать, как та сила человека, которая необходима также и во внешней практической жизни - ясное проницательное мышление, может возникнуть только вследствие того, что душа человека оплодотворяется духовнонаучными истинами. Почему люди в нашу эпоху полагают, что жизнь человечества на Земле возможна без того, чтобы человек имел понятие о духовнонаучных познаниях? Да потому, что эти люди крайне недальновидны! Если бы они не были столь недальновидны, можно было бы и на внешнем уровне доказать, как неправы те, кто говорит, что человеку не нужно заботиться о духовном мире: он будто бы «сам по себе» рождается, и затем «сам по себе» вырастает; ему надо только предоставить некоторого рода воспитание, но ведь современная педагогика предлагает столь бесконечно разумные педагогические принципы, которые достигают гигантских высот в педагогике Фоерстера. ( Фридрих Вильгельм Фоерстер, 1869-1966, исследователь политической этики и воспитания, известен как пацифист - примеч. перев.) Ну, а затем он постепенно станет солидным человеком, который размышляет над тем, что он должен делать для того, чтобы человечеству было что есть, и что пить, впрочем и ему тоже.
Но так было в человеческом роде не всегда. Ещё совсем не так давно считали возможным, что человек вообще может жить на Земле, не обладая духовными познаниями. Можно привести внешнее доказательство этого, и я мог бы привести вам таковое. Я привожу его теперь в разных ветвях. Вероятно, имея время, - а мы здесь в Мюнхене этого времени не имеем, - также и здесь в Мюнхене можно было бы самим найти такое доказательство. Мы нашли его вновь при рассмотрении художественного музея в Гамбурге. Оно возникает для нас из следующего размышления над тем великим символом, который стоит вначале Ветхого Завета, об искушении Евы и Адама, которое известно нам как люциферическое искушение. Не правда ли, если сегодня художник рисует это, - довольно безразлично, какую позицию он занимает, рисует ли он как реалист, или как идеалист, как экспрессионист, импрессионист, футурист или что-либо подобное, - он всегда будет верить, что больше всего считается с действительностью, если он и Адама и Еву изображает более или менее противными, страшноватыми, не так ли? Но затем он рисует райское древо, на нём змия с правильной змеиной головой, змий такой же большой, как древо, но с нормальной змеиной головой. Можно ли это в полном смысле слова назвать реалистическим? Я полагаю, что нет, мои дорогие друзья! Не говоря уже о современных женщинах, - Праматерь Ева не могла вести себя столь ограниченно, что позволила себя соблазнить обычной змее! Это не может быть «реалистично»! Представьте себе настоящую змею, которая ползает по траве; из-за неё Праматерь Ева должна была пасть? Не правда ли, такая вещь не может быть натуралистической! Также и настоящих змей, несмотря на то, что они ползают вокруг как настоящие животные, можно воспринимать лишь как символ чего-то другого.
Однако вспомним теперь о том, что за понятия должны мы связывать с этим люциферическим искушением. Это Люцифер. Змея в лучшем случае может быть символом Люцифера. С люциферическим началом связано то, что это существо в период (древнего) лунного развития отстало. Это существо как таковое вообще нельзя увидеть физическими земными глазами. Поскольку Люцифер ещё занимает позиции (древнего) лунного развития, его, конечно нельзя видеть обычными физическими земными глазами, его можно видеть только посредством внутренних очей. Он не может представлять собой земную змею, которую можно видеть обычными физическими глазами.
Люцифера надо представлять себе так, как может представлять его духовная наука. Вы только подумайте о том, что человек имеет голову как такой член, который сформирован наиболее совершенным образом. К ней прикреплен, - вам достаточно только взглянуть на скелет, - как бы подвешен, остальной организм. Во всяком случае, к голове прикреплен позвоночник со спинным мозгом. Но то, что физически возникло позднее, было образовано раньше. Если бы мы возвратились назад в эволюции и увидели Люцифера внутренними очами, мы, само собой разумеется, должны были бы видеть его в его лунном образе, подготавливающем человеческую земную голову. Мы бы увидели человеческую голову, ещё не столь уплотненную, внутренне подвижную, ещё полиморфную, и нечто прикрепленное к ней наподобие человеческого позвоночника, спинного мозга; об этом можно было бы иметь представление, что оно прикреплено к голове наподобие змеиного тела. Так, в сущности, надо было бы рисовать Люцифера: с неким по возможности многовидным лицом, и прикрепленным к нему змеиным телом, которое, однако, сближается с первоначальным позвоночником человека. Таков был бы образ Люцифера в смысле духовной науки.
В картинной галерее в Гамбурге есть одна картина Мейстера Бертрама (ок.1345-1415, доска из грабоверского алтаря 1379г –примеч. перев) 13, 14 столетия, изображающая библейскую историю творения. На ней это райский символ действительно нарисован таким образом, что Люцифер, как я это только что описал, изображен в точном соответствие со смыслом нашей духовной науки. Итак, в 13, 14 столетии Мейстер Бертрам рисует Люцифера правильно, в духовнонаучном смысле. Это нечто такое, что можно увидеть. Это исторический факт.
Мы часто указывали на древнее атавистическое ясновидение, которое угасало лишь постепенно. Однако то, что нарисовал Мейстер Бертрам, указывает на то, что до 13-14 столетий существовала возможность изображать Люцифера правильно в смысле древней духовной науки, атавистической духовной науки. Итак, можно внешним образом доказать, что прошла всего лишь пара столетий с тех пор, как люди были оставлены духом как теперь. Вы найдёте достаточно таких доказательств.
Это значит; то, что сегодня тупицы считают извечной природой человеческой души, - то, что человек видит снаружи благодаря своим глазам, то, что он видит своими глазами и комбинирует рассудком, - вообще стало душевным свойством человек лишь пару столетий назад. До этого все люди знали о связи с духовным миром. Конечно, это постоянно угасало. Но мы находим, что даже ещё в 13-14 веках люди могли рисовать в смысле древней науки. Важно принимать к сведению такие факты. Из этих фактов видно, как древняя духовная наука, которая, как мы знаем, должна была отступить, чтобы содействовать выработке человеческой свободы, ещё жила в душах вплоть до 13-14 столетий. Поскольку должна была вырабатываться душа сознательная, древняя духовная наука должна была отступить назад.
Но духовная наука должна быть возвращена снова. Сегодня человечество в отношении всего того, чем является дух изобретательства, чем является творческий дух, ещё живёт во всех областях старым наследием, полученным посредством древней духовной науки. Но не пройдёт пятидесяти, ста лет, как все изобретения и всё спонтанные идеи, которые благодаря творческому началу действуют в человеческом развитии, будут исчезать, даже в области механики, если духовная наука не сможет действовать на человечество, способствуя оплодотворению. Духовная наука должна быть как раз в наше время включена в развитие человеческого рода, иначе этот человеческий род на Земле окажется стерильным и бесплодным в своей душевной жизни.
Сегодня это в большей или меньшей степени уже выступает навстречу, но особенно часто и сильно это происходит в области искусства. Тут навстречу сильно выступает то, что люди становятся в некотором роде оставленными духом, когда они не в состоянии придать произведению искусства иной характер, нежели только подражание внешней природе, что свидетельствует о полном отсутствии внутреннего духовного оплодотворения.
Эти вещи стоят по одну сторону. Они показывают нам, как необходимо, чтобы человек убедился, что он, как цельный человек связан с существами высших царств. Можно представить себе людей, - сегодня есть ещё и такие, которые не знают о том, что существует воздух; для них есть только пустое пространство. К ним в сознание даже не вступает то, что существует воздух. Но физическое тело, в сущности, немыслимо без окружающего его воздуха, ибо, чем будем мы с нашими физическими телами без окружающего нас воздуха? Мы считаем физическое тело изолированным, поскольку оно заключено в свою кожу. Однако это глупая мысль. Здесь находится воздух, в следующий момент этот воздух находится в нас, затем он снова снаружи. Разве тот воздух, который в ближайший момент окажется снаружи, не принадлежит вам точно так же, как мускул в вашем физическом теле? Разве вы не имеете внутри себя того, что находится снаружи? И затем, опять-таки, что находится внутри, оказывается снаружи? Но точно так же как мы с нашим физическим телом едины с этим воздухом, так мы в отношении нашего душевного начала, в отношении нашего эфирного тела едины с существами, которые ткут и живут в мире как Ангелы, Архангелы, Архаи; благодаря нашему астральному телу мы едины с существами, которые ткут и живут в мире - Тронами, Духами Мудрости, Духами Движения, Духами Формы. Они постоянно действуют в нас, как воздух постоянно действует в нашем физическом теле. Знание об этом дает нам истинное осознание существа человека.
Это одна сторона дела. Затем имеется ещё и другая сторона дела. Мне хотелось бы сегодня путём необходимого рассмотрения сформировать у вас представление об этих двух сторонах. Прочтите как-нибудь, - это наглядный пример, - «Братьев Карамазовых» Достоевского. (Достоевский Федор Михайлович, 1821-1881, великий русский писатель; Роман «Братья Карамазовы» появился в 1879-1880гг, на немецком языке в 1884 - примеч. перев.) В этих «Братьях Карамазовых» показаны, посреди других образов, четыре личности, четыре сына старого Карамазова, Дмитрий Карамазов, Иван Карамазов, Алёша Карамазов, Смердяков (Карамазов). Весьма примечательно то, как подействовал этот роман именно в Средней Европе. Я должен был бы много говорить об этом, если бы захотел рассказать об образе действия, при котором из человеческой жизни извлекается нечто, и, благодаря такой душе, какой была душа Достоевского, становится таким сочинением как «Братья Карамазовы». Однако я хочу сказать лишь немного: можно быть в восхищении от проникновенного психологического искусства, - так называют его многие люди, поскольку сегодня ещё так мало известно о том, что такое настоящее психологическое искусство, - также можно быть в восхищении и от некоторого проникновенного тонкого наблюдения жизни. Однако несмотря на это, тот, кто не расположен принимать духовнонаучные понятия, заучивая: человек состоит из физического тела, эфирного тела, астрального тела и «я», записывая это на доске, или, красками, как делали раньше, чтобы можно было запомнить, - тот, кто принимает духовнонаучные понятия не так, но постепенно проникается этими членами человеческой природы, как мы пытаемся делать это на протяжении лет, - у того возникает неприятное чувство по отношению к этому весьма хаотическому описанию в «Братьях Карамазовых». Тут многое, будучи рассматриваемо лишь внешне, может быть названо тонким наблюдением жизни, например, что старший (из братьев) Карамазов от другой матери, с совершенно другими свойствами характера, чем оба средних брата, Иван и Алёша, и что четвертый, который является в своём роде ребенком, тоже происходит от другой матери. Старый Карамазов – довольно большой, феноменальный негодяй, опустившийся человек, который по жизни совершает всевозможные проказы, так что у Смердякова мать оказывается совершенно странной личностью. Он нём, в сущности, никто и не знает, что он сын старого Карамазова. – Но я не хочу пересказывать роман, и, всё же, если таким образом рассмотреть, кем были матери четверых братьев Карамазовых, можно почувствовать: да, в этом что-то есть! Это нечто такое, что европейский человек не стал бы описывать так. Среднеевропейский человек описывает гораздо, гораздо сознательней, и поэтому он не вносит в своё описание так много совершенно подсознательных факторов, как Достоевский. Среднеевропейский человек многое сопоставляет, и сопоставляет только то, что он более или менее знает, так что он, конечно, менее богат, чем Достоевский, который не занимается тем, что он знает, но списывает жизнь. А жизнь богаче, чем об этом знает человеческая душа благодаря стоящему за ней духу. По отношению ко всему этому получаешь чувство: тут благодаря бесконечно хаотичному духу, благодаря мыслителю, который вследствие своей эпилепсии стал совершенно хаотичным, благодаря его совершенно больной душе показано многое, пусть даже потому, что в нашу эпоху природа делает человеческую жизнь склонной к открытию того или иного. И затем, если создать правильное ощущение, реальное представление о том, что понимается под физическим телом, эфирным телом, астральным телом и «я», можно придти к тому, что в четырёх братьях Карамазовых представлено человеческие существа, которых правильно понимают, если говорят: в одном представлен человек, в котором в большей степени действует, реализуется первый член человеческой природы, физическое тело. В другом брате в большей степени предстоит человеческое существо, в котором задействовано эфирное тело, в третьем – в большей степени астральное тело, в четвертом брате - «я».
Действительно, если вы возьмёте этот роман Достоевского «Братья Карамазовы» и внутренне рассмотрите этих четверых братьев, то сможете сказать: во всём том, что как человеческий водоворот действует на поэта и подталкивает его писать по большей мере, исходя из подсознания, эти четыре члена человеческой природы действуют так, что у одного приоритетом обладает «я», у другого астральное тело и так далее. Так что эти четыре брата Карамазовы как бы являются распавшимся человечеством, как животное царство является распавшимся эфирным телом. И тогда обнаруживают, если человек в состоянии вникать в такие вещи, в Смердякове (Карамазове) преимущественно физическое тело, в Иване Карамазове – эфирное тело, в Алёше Карамазове - астральное тело, в Дмитрии – преобладание «я». Хотя сначала это кажется странным, но это видится в соответствие с реальным созерцанием, это не какое-то конструирование: конструировать человек стал бы, вероятно, совсем иначе, но если видят реальные вещи, дело обстоит именно так.
Тут имеются отличительные признаки того, что поэт, который творил преимущественно из подсознания и даже из хаотической душевной жизни вследствие своей эпилепсии, сталкивается с действительностью. Кроме того он проявляет в своём астральном теле, то есть опять-таки в своём подсознательном, родство с тем, что живёт и ткёт в мире. Ибо, мои дорогие друзья, мы смеем думать, что человек, как Достоевский, не напрасно стоит под виселицей и ожидает, что его повесят, - прежде вешали других; он ожидает и готов быть повешенным, - и лишь в самый последний момент проходит помилование! Это, во всяком случае нечто такое, что вызывает в человеческой душе другие ощущения, нежели те, которые могут быть вызваны в той человеческой душе, которая этого не испытала того, что это значит: в следующий момент быть повешенным. На это надо обратить внимание.
Однако всё это показывает нам, как вследствие того, что, я бы сказал, именно на такую душу в наше время действительность может действовать так, эта душа хаотически описывает на протяжении романа четверых братьев, наделенных таким образом, как описал вам это я. Их можно понять только тогда, если человек знает об этом и может это ощутить. Тогда он, например, поймёт, почему тот, у кого приоритет имеет эфирное тело, и тот, у кого приоритет имеет физическое тело, почему они оба должны происходить от одной персоны, у которой повторяются известные истерические припадки. Если принять это к сведению, то удивительным образом объясняться все отдельные подробности.
Отсюда становится очевидным, сообразно с чем продвигает наше время в народной области нечто, - как я уже повторно описывал, - пригодное для того, чтобы некоторым образом отдаваться качествам крови, связанным со среднеевропейскими качествами, что я описывал здесь позавчера. Понять, что происходит, - даже с теми, кто ещё неосознанно вплетен в это происходящее, - в настоящее время можно, только имея духовную науку. Это выглядит глуповато, если так говорят, однако позвольте высказать это однажды: мир глубок, и нечто знать или судить о мире – это не такое простое дело, как считают сегодня люди, которые ведут жизнь так, как эта жизнь ведется. Эти люди идут по жизни как во сне, будучи оглушенными, без того, чтобы хоть что-либо знать о том, что происходит вокруг них.
Уже готовятся великие вещи, и не так легко обратить на эти вещи внимание людей. Не правда ли, вы относитесь, - по крайней мере, благодаря своей карме, - к тем людям, которые постепенно получают доступ к этим вещам, и которые постепенно получают и усваивают представление, что всё находится под поверхностью жизни. Человечеству, стоящему вовне, можно иногда давать наставления об этих вещах, не заходя при этом далеко. Но в этом случае тут занимают места именно те, кто особенно умён и, прежде всего, верит, что тот, кто говорит от имени духовной науки, высказывая то или иное, не знает ничего, кроме того, что говорит; они не имеют никакого понятия о том, что всё это должно быть получено из всеохватывающего знания, причём из такого знания, которое может быть подкреплено подробностями, ибо это становится интересным только тогда, когда подкреплено подробностями.
Кое-что в эволюции человечества должно стать иным, об этом вы можете узнать из двух сопоставленных мною для вас фактов: с одной стороны я показал вам, что есть в человеке, а с другой стороны, показал, как надо видеть вещи, которые происходят теперь. Если человек, который не обучен обращению с микроскопом, заглядывает в микроскоп, он обычно ничего не видит. Также обычно человек не видит ничего, если он заглядывает в жизнь, рассматривая 19 столетие на Востоке и замечая, что тут жил Достоевский и написал «Братьев Карамазовых». И поскольку в том, что содержится в «Братьях Карамазовых» Достоевского, живёт подземный элемент, поскольку это действительно существует в нём самом, - вместе с тем, что опять-таки существует на Востоке, - на Востоке это тоже осознается, так что образ жизни, в который поставлен человек, называют «карамазовщиной». То, что переживается так, как жизнь братьев Карамазовых, является «карамазовщиной». Это трудно выговорить, но, всё же, это гораздо более качественное понятие, чем, если бы мы здесь в Мюнхене стали говорить о «босячестве»; это гораздо абстрактнее! А то гораздо конкретнее. Само собой разумеется, это не одно и то же. Но это имеет место в жизни и переходит в искусство, и человек понимает, насколько, для того, чтобы видеть, что происходит, необходимо, чтобы при наблюдении в основах его души имелось то, что может возникнуть только из духовной науки.
Даже из внешних процессов, которые, особенно теперь могут выступить перед глазами человека, если только он осмысленно смотрит на жизнь, обнаруживается та же самая необходимость, о которой я только что говорил, и которую я попытался осветить вам с двух сторон.
Чрезвычайно печальным явлением в нынешнее время является следующее. Видите ли, задолго перед войной появилось общее суждение: некоторых людей в той или иной области считали особо выдающимися людьми. Не было причины возражать против этого, ибо они в смысле нынешней материалистической культуры достигали выдающихся успехов. Но вот пришла война. Эти люди проявляли себя, писали письма. Совершенно невероятно, что за вздор писали, - после того как разразилась война, - те люди, которые во всём мире расценивались как выдающиеся! Почитайте письма, которые они написали, с тех пор как началась война, прочтите, - чтобы перейти в другой регион, - письма, написанные, например, человеком, - нет надобности разделять его воззрения, - который должен был рассматриваться многими как выдающийся, убежденный поборник свободы: письма Кропоткина.(князь Кропоткин Петр Алексеевич 1842-1921, русский революционер и анархист, выдающийся географ – примеч. перев.) Что за глупые, ослепительно глупые письма написаны им после начала этой войны! Такие вещи имеют исключительное значение.
Я мог бы сказать: именно сейчас, когда человечество противостоит очень быстро вторгнувшейся, насильственной ситуации, обнаруживается, насколько мало, в сущности, люди, пусть даже выдающиеся люди в своём мышлении были пробуждены тем, что вторглось помимо обычных удобных программ. Самыми лучшими при этом являются, - с их точки зрения, - обычные филистеры; не с нашей точки зрения, но с современной точки зрения. Они тоже живут дальше и судят дальше в соответствие со своими собственными воззрениями. Как реализуются эти собственные воззрения? Известно, что эти люди не полагаются на авторитет, они имеют свои собственные взгляды, которые они сами и строят. Но эти собственные воззрения покоятся, главным образом, лишь на том, что речь идет о таких собственных воззрениях, относительно которых человек забыл, в какой газете или в какой программе он их вычитал, И это собственные воззрения! Проводят различие между чужими воззрениями и собственными воззрениями; последние появляются только потому, что забывают, откуда их вычитали.
Все эти вещи указывают нам на то, что многое, многое именно в духовной жизни должно стать совершенно другим, что люди не должны искать удобства в том, чтобы идти по миру так, как идут материалисты, которые, в сущности, всегда грезят о мире. Они, конечно, полагают, что грезят именно другие, но в действительности грезят эти материалисты, те, которые никогда по-настоящему не просыпаются. Это должно стать иным в рассмотрении духовной жизни, и то, что это должно стать иным, должно внедриться в сознание тех, кто хочет всем сердцем связать себя с духовнонаучным мировоззрением.
Мы должны были в этом собрании сказать однажды серьёзные слова по той простой причине, поскольку сегодня дела обстоят так, что человек нуждается в обстоятельствах, которые не всегда легко найти. В настоящее время путешествовать трудно. Всё это связано с тем, что я уже упоминал тут повторно, и что следует рассматривать в связи с тем, что я сегодня говорил снова.
Сегодня я говорил снова, что наше эфирное тело не есть нечто просто такое, что мы, - как носители наших мыслей, которые мы рассматриваем как свою собственность, - тянем по жизни, а затем оно улетучивается. Нет, оно не улетучивается! Оно является тем, что вплетается во всеобщий мировой эфир, после того, как над этим эфирным телом поработали все иерархии.
Но если сотням и тысячам людей, - как это происходит сейчас, - вследствие смерти не дают носить своё эфирное тело в течение многих десятилетий, как это бывает в нормальной человеческой жизни, если так много эфирных тел передается в духовный мир, в эфирный мир, то наступает то, что я часто описывал: эти эфирные тела остаются там с той частью, которую можно было бы использовать для самого этого мира; ибо никакие силы не теряются. Это должно происходить наверху. Но то, как будут они действовать наверху, зависит от того, каковы души внизу. Эти души могли бы обрести силу для духовного продвижения в будущем, если будут знать: тут многие прошли через жертвенную смерть, их эфирные тела ещё находятся здесь. Если человек будет осознавать их, будет осознавать те силы, которые могли бы воздействовать из того, что они тут оставили, тогда мог бы наступить большой спиритуальный подъём. Но на Земле должны быть души, восприимчивые для спиритуального, как и для духовного постижения мира. Тогда то, что существует в духовном мире вследствие жертвенных смертей, будет сделано плодотворным для Земли. В ином случае это станет добычей Аримана! Ибо это может и не сделаться плодотворным для Земли, поскольку такие вещи не происходят сами по себе, но только вследствие посредничества человеческих душ.
От того, найдётся ли по возможности много человеческих душ, которые способны в мыслях и в чувствах связать себя е тем, что как силы существует в ещё неиспользованных эфирных телах тех, кто прошел через жертвенную смерть, - от этого зависит, будет ли это использовано для будущей спиритуальной культурной эпохи Земли, или станет добычей Аримана.
Продумайте эти мысли медитативно, мои дорогие друзья, тогда это станет значительным для ваших душ, тогда будет обретено то, о чём я часто говорил здесь, и чем я хочу снова закончить сегодня:
Из мужества бойцов,
Из крови павших,
Из страданий оставленных,
Из жертвенных дел народа,
Взрастёт духовный плод -
Если, сознавая Дух,
Души направят свои чувства
В царство Духа.
Алекс:
СЕДЬМАЯ ЛЕКЦИЯ
Мюнхен, 19 мая 1917
Перевод А.Демидов
Значение четвертой эпохи в послеатлантическом времени, значение пятой эпохи в атлантическое время. Омоложение человечества. Остановка человека на двадцатисемилетней ступени: Рудольф Ойкен и Вудро Вильсон. Жизненные практические познания благодаря духовной науке. Мысли к умершим: Людвиг Дейнхард и профессор Сахс. Вторжение личного элемента в общество. Клевета, хозяйничанье клики. Последствия: ограничение личных разговоров.
Сегодня я хочу избрать такой исходный пункт, который может привести нас к пониманию некоторых вещей, окружающих нас в настоящее время и остающихся под вопросом. Наше время требует такого понимания, требует, чтобы человек с таким глубоким духовным пониманием поставил себя по отношению ко времени. Тем не менее, с другой стороны в широчайших кругах существует глубокая антипатия, направленная против духовного понимания человеческих отношений. Да, такая антипатия существует, так что попытка духовного понимания, попытка понимания таких импульсов, которая дает возможность переносить человеческие поступки в наше тяжкое время, заранее отталкивается как нечто фанатическое, невозможное почти детское. Тем не менее, именно такие рассмотрения, которые мы можем осуществлять совместно, посвящены тому, что хотя, как это легко понять, они не говорят непосредственно об обстоятельствах времени, - как известно, это невозможно, - но могут все же привести к некоторому пониманию у тех, кто приложит усилия, чтобы, исходя из действительно глубокого исходного пункта, подойти к такому пониманию.
Для понимания времени, когда в некотором смысле взбудоражены самые глубинные силы человечества, когда эти самые глубинные силы человечества действуют, пусть даже совершенно не будучи осознанными большинством людей, необходимо, чтобы не просто говорили вокруг да около разных идеалов и всяких вещей, но чтобы искали понимания посредством более широкого обзора человеческой эволюции в целом. Мы в рамках наших духовнонаучных обсуждений всегда пытались придти к такому широкому обзору эволюции человечества, и в этом отношении уже было сделано самое разное. Сегодня мне хотелось бы привести кое-что с несколько другой точки зрения.
Мы знаем, что в рамках общечеловеческой эволюции пришлось перенести то, что мы называем прохождением через великую атлантическую катастрофу. Мы знаем, как то, что сейчас живёт как человечество, можно проследить назад к известному состоянию эволюции, которое имело место перед этой атлантической катастрофой. Затем, после этой атлантической катастрофы мы должны обозначить для себя первый послеатлантический культурный период, который я обычно называю древнеиндийским, второй, который я обычно называю древнеперсидским, третий, ассиро-вавилонско-египетский, четвертый, греко-римский. В пятом периоде живём мы, и мы должны увидеть, как пятому должен придти на смену шестой.
Речь идет о том, что так внутренне, так духовно, так, - я мог бы сказать, - по-человечески, как протекает развития в рамках человечества теперь, оно вообще могло протекать только после атлантической катастрофы. Люди, которые сегодня склонны рассматривать вещи в их связи, думают: человек есть человек, и каково душевное развитие человека сегодня, таким было оно с тех пор, как появился человек. И если мы пойдём назад от того, что мы видим сегодня как человека, мы придём к примитивному состоянию, которое затем опускается на животный уровень. – Эта материальная интерпретация истории развития не может устоять перед духовным способом рассмотрения; поскольку именно тогда, когда мы будем заходить всё дальше и дальше назад в человеческой эволюции, мы обнаружим, что основные импульсы, основные силы, лежащие в основе этой эволюции, становятся всё более и более духовными. Впрочем, если мы хотим увидеть эти вещи правильно, мы сначала должны проникнуться правильным понятием о духовности.
Для нашего послеатлантического времени четвертый период является значительным, наиболее значительный в смысле всего земного развития: он является периодом, в котором разыгралась Мистерия Голгофы. Это заставляет нас понимать время перед ним как своего рода подготовку к Мистерии Голгофы, а время после него, как своего рода исполнение того, что пришло как импульс благодаря Мистерии Голгофы. Но если мы вернемся в атлантическое развитие, то найдём, что в рамках атлантического развития пятый период оказывается наиболее важным для времени между лемурийской эпохой и нашей, поскольку в этом пятом периоде атлантического развития в атлантическую жизнь людей было внесено нечто чрезвычайно значительное, решающее. Тогда был принят исходный пункт того, что мы могли бы назвать преобладанием душевного развития в послеатлантическое время. Если мы вернемся в атлантическое время, мы найдём там не животное человечество, о котором так охотно говорит материалистически истолкованный дарвинизм; мы найдём человечество, которое вело жизнь более приглушенную, более притуплённую, чем послеатлантическое человечество. И если говорить о притуплённости душевной жизни, то можно было бы, -хотя такое сравнение носит чисто внешний характер, - можно было бы сказать: эта притупленная, грезящая душевная жизнь атлантического времени сравнима с сонной душевной жизнью современных высших животных. – Однако такое сравнение, будучи сделано, хромало бы оттого, что современные животные в своей смутной, подобной сну жизни сознания переживают, испытывают совершенно не то, что переживали в своём сновидческом, смутном сознании атланты почти до завершения пятого (атлантического) периода.
В чем всё же состоял наиболее существенный признак этого сновидческого сознания древних атлантов? Наиболее существенный признак состоял в том, что люди, которые жили тогда, - извините, если то, что я скажу, будет выглядеть материалистически; но ведь материалистическое познают только тогда, когда овладевают им, когда знают об импульсах духовности, - итак, люди, которые жили тогда, жили так, что с их душевной жизнью находилась в очень близком отношении их пищевая жизнь, их питание. Вы, конечно, могли бы возразить: ну, и сейчас достаточно тесные отношения господствуют между душевной жизнью иного современного человека и тем, что он ест! – Всё это правильно, мы знаем, что большая часть современных людей отнюдь не пренебрежительно относятся к еде. Не надо расценивать это как упрёк. Но очень велика разница между внутренним переживанием, когда лакомятся обедом современный человек, приятным чувством, которое испытывает современный человек, когда он телесно связывается с принимаемой пищей, - и внутренним переживанием атлантического человека в то время, о котором я говорю сейчас. Атлантический человек ел, он ел ту или иную пищу; то есть он принимал в себя то или иное вещество, и когда он связывал его со своим телесным бытием, в его сознании поднималось знание о том, какими элементарными духами проникнуто это вещество. Он не поглощал это вещество как современный человек, совершенно бессознательно, но сознавал, какая элементарная духовность соединена с этим веществом, если соединял это вещество со своим телесным бытием. Обмен веществ был тогда в то же время обменом духа, обменом элементарных духов.
Это было так, что человек мог определить вещество как носителя тех или иных элементарно-духовных импульсов или даже как носителя существ; он чувствовал, что в него вместе с пищей входят духовные силы, и когда он переваривал, он чувствовал, что в нём работают духовные импульсы. Он не просто садился и переваривал как современный человек, нет, он чувствовал себя телесно проникнутым теми или иными элементарными духами, так что материализм, который теперь господствует, был, в сущности, совершенно невозможен. Он не мог сказать, что верит лишь в смертность бытия, ибо он поедал те самые духовные импульсы, которые волнообразно принизывали его, когда он переваривал. Чтобы быть анти материалистом, человеку надо было, всего лишь есть. И это вхождение вниз, в смутность бессознательного является существенным достижением этой пятого атлантического периода. Еда и пищеварение стали в некотором смысле бездуховными; однако в шестом атлантическом периоде ещё оставалось нечто духовное: это было дыхание.
Когда сегодня человек вдыхает и выдыхает, до его сознания доходит то, что он вдыхает и выдыхает воздух; по крайней мере, так ему скажет химик. Тогда же это было не просто сознание, но человеку, - это держалось в течение всего шестого атлантического периода, - человеку было очевидно: вместе с вдыхаемым воздухом он вбирает силы элементарной духовности, а выдыхая, он выдыхает силы элементарной духовности. Дыхание с самого начала вследствие этого становилось духовно-душевным процессом, рассматривалось не только как телесно-вещественный процесс. В последний атлантический период было отнято нечто, остававшееся до тех пор, то, что позднее жило лишь в воспоминании: когда человек слышал звук, видел цвет, для него было очевидно, что в звуке, который он слышит и в цвете, который он видит, живёт духовность, что когда он видит цвет, в его глаза устремляются духовные силы, когда он слышит звук, духовные силы устремляются внутрь него. Все эти вещи существовали в смутном сознании того времени. Люди завоевали себе светлое сознание, но платой за это более духовное сознание стало то, что им пришлось при общении в внешним миром утерять наполненность этого общения духовностью. Каждая эпоха имеет свои особенные отличительные признаки, особенное своеобразие. Как отдельный человек переживает возрасты жизни, и возрасты жизни в отношении телесных и духовных качеств отличаются друг от друга, так и всё человеческое развитие, эволюция в целом, тоже испытывает состояния, причём более поздние эволюционные состояния отличаются от более ранних. Было бы глупо, если бы мужчина между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами верил, будто бы то, что является его телесно-духовным бытием, должно вернуться к его состоянию между десятым и двадцатым годом; было бы глупо, если бы человек не проводил различия между жизненными возрастами и их качествами. Глупо полагать, будто бы то, что свойственно более поздней эпохе развития жизни, было также и в более ранней. Эти вещи никогда не возвращаются снова, причём они в следующих друг за другом возрастах жизни оказываются ещё более различными, чем думают.
Я приложил старания, чтобы кое-что узнать о возрастах жизни человека в послеатлантическую эпоху. Тот, кто рассуждает только по аналогии, может также смотреть и на развитие человечества, и тогда он скажет себе: как отдельный человек переживает детство, юность, зрелость, старость, так переживает и человечество. Однако если предпринять настоящее наблюдение, если войти в истинные соотношения фактов, то это окажется неверным. Эту аналогию просто так нельзя брать за основу; только серьёзно мысля в согласии с духовным исследованием, можно обнаружить, что же, в сущности, лежит в основе. Я выяснил, что в основе должно лежать нечто совершенно иное, нежели то, что могут иметь в виду, говоря: как отдельный человек, так и всё человечество переживает юность, зрелость и старость. – Это неправильно. Мне представлялось, что человечество в первом послеатлантическом периоде, древне-индийском, было, конечно в известном возрасте жизни, но в таком возрасте жизни, который нельзя сравнивать с юностью, но можно было бы сравнить с возрастом индивидуальной человеческой жизни от пятьдесят шестого, - идя назад, - до сорок девятого года. Итак, если хотят сравнивать возраст всего человечества того времени с возрастом жизни отдельного человека, надо сравнивать его не с юношеским периодом, но с этим зрелым возрастом. Затем идет древне-персидский культурный период. Здесь человечество, развиваясь дальше, переживает возраст жизни, который, если хотят сравнить его возрастом отдельного человека, соответствует возрасту от сорока девяти до сорок второго года жизни. Человек становится старше, человечество становится моложе. Египетский период можно сравнить у отдельного человека с возрастом между сорок вторым и тридцать пятым годом жизни. Греко-римский период надо сравнивать с возрастом между тридцать пятым двадцать восьмым годами. А нынешний пятый послеатлантический период сравним с возрастом человека от двадцати восьми до двадцати одного года. И если мы спросим: в каком возрасте находится человечество теперь? – то мы должны будем ответить: оно имеет возраст примерно в двадцать семь лет. Понять всё то, что происходит с человечеством можно только тогда, если провести перед своей душой эту тайну развития.
Это, однако, даёт вполне определенные результаты, совершенно определенные следствия в отношении переживаний человека. Ибо, что означает: в первую послеатлантическую эпоху всё человечество находилось в возрасте от пятидесяти шести до сорока девяти лет? Это означает: человек, само собой разумеется, переживает, что ему сначала исполняется один, два, три года; но основа человечества, с которой сживается отдельный человек, которая охватывает человечество в целом, проявляет то, что индивидуальный человек переживает только между сорок девятым и пятьдесят шестым годом жизни. В это время появляется так много изначальных элементарных знаний у человечества, которым мы можем удивляться, появляется потому, что человечество в целом было столь старым и (отдельный) человек врастал в столь старое человечество. Он как молодой, зеленый, двадцатипятилетний юнец вместе с человеческой аурой принимал то, что было исполнено мудрости, как бы исходящей от старого человека. Полнота мудрости была излита над всем человечеством. Человек на моральном уровне оценивал то, во что он врастал как в человеческую ауру, подобно тому, как поседевшую голову ценят потому, что она поседела. Над человеческой культурной жизнью было разлито чувство благоговения и пиетета, это было нечто само собой разумеющееся. Дальнейшим следствием этого было то, что человек со своим индивидуальным развитием дорастал до того, что было общим благом человечества, только после того, как достигал пятидесяти шести лет. Только тогда он мог говорить о своём собственном развитии, только тогда он мог индивидуально выделяться из подоснов того, что притекало к нему извне. Во всяком случае, многие люди тогда не приходили к тому, чтобы в периоде жизни между сорок девятым и пятьдесят шестым годом жизни проделывать соответствующее внутреннее развитее. Тогда они выглядели как дети, чувствовали себя тоже как дети, которые ощущают вокруг себя духовное содержание возраста человечества.
Следующий период, древнеперсидский уже не приносил больше таких высоких откровений и культурных импульсов, которые несли человечеству мудрые отцы в первом послатлантическом периоде благодаря своему общению с духовными существами. Человечество в целом обнаруживало ту степень зрелости, которую можно было бы сравнить с индивидуальным человеческим возрастом между сорок девятым сорок вторым годами жизни. Желая индивидуально вырасти над общей человеческой аурой, человек мог достичь этого только на сорок девятом году жизни. Однако благодаря индивидуальному развитию он вырастал до зрелости, которая могла наступить только на сорок девятом году.
Так было опять-таки и в египетско-халдейскую эпоху. Аура, в которую врастал человек, позволяет сравнить себя с возрастом жизни отдельного человека между сорок вторым и тридцать пятым годами жизни. В греко-латинскую эпоху – с возрастом жизни между тридцатью пятью и двадцатью восемью годами. Замечательным в этой греко-латинской эпохе было то, что индивидуальная середина жизни человека совпадала с серединой жизни всего человечества, только человечество в общем потоке двигалось вниз, тогда как человек поднимался вверх. Поэтому современное человечество слишком мало понимает своеобразную гармонию греческого образования. Если для этого грек достигал тридцати пяти лет, он тогда оставался в некотором смысле средним человеком, человеком середины, он всегда оставался тридцатипятилетним, если не развивал в себе чего-то индивидуального, что выходило бы за пределы общечеловеческой ауры. В древности проявляли заботу о том, чтобы отдельный человек мог развиваться вверх.
Наступила пятая послеатлантическая эпоха, в которой мы живём. Человечество в эту пятую послеатлантическую эпоху переживает возраст жизни, который можно сравнить с индивидуальным возрастом жизни между двадцать восьмым и двадцать первым годом. Это означает: тот человек, который всего лишь отдается всеобщему потоку бытия, отдается тому, что вступает в душевную жизнь просто постольку, поскольку этот человек является человеком, - становится не старше двадцати восьми лет. Если он не заботится о спиритуальном развитии для того, чтобы индивидуально продвинуть свою душу вперед, он всегда остается в возрасте двадцати восьми лет, лучше сказать, он не пройдёт выше двадцать седьмого года. Человечество в целом не может дать нам больше, чем то, что оно приносит нам до двадцать седьмого года жизни. Если в наше время мы не ищем воспламенения и возбуждения индивидуальных душевных сил, которые выносят нас выше потока общечеловеческого бытия, то даже если мы бы прожили сто лет, мы остаёмся не старше двадцати семи лет. Являемся ли мы работником физического труда или профессором, или кем-либо ещё: если мы не ищем спиритуального развития, дающего душе понятия, которые внешнее человечество ей дать не может, мы всегда остаемся в возрасте двадцати семи лет. Конечно, само собой разумеется, мы будем выглядеть старше, время нельзя удержать: но наша душа, без собственного развития достигнет не больше, чем двадцатисемилетней зрелости. Наше время поистине не понимают, если, как следует, не принимают к сведению вышеописанное отличительное свойство. Мне действительно по ходу лет приходилось заниматься многими характерными вопросами нашего времени, вопросами жизни, культурного развития, недостатков человечества, заниматься тем, что радует современное человечество и отчего оно страдает. Ключ к пониманию нашего времени дается только тогда, если обращают внимание на факты, которые я только что изложил. То, чего недостаёт нашему времени, нельзя постичь, если не обращать на это внимание.
Мы переживаем философии, перед которыми мы застываем в удивлении, поскольку они останавливаются на самых общих заявлениях и не имеют ни малейшей способности показать что-либо, погружаясь в конкретную действительность. Почему это происходит? Я ставил перед собой этот вопрос относительно отдельных личностей. Я обнаружил, что носитель ойкеновской философии (то есть сам Ойкен –примеч. перев.) – человек, обладающий всем огнем такого человека, который не может быть старше двадцати семи лет. Конечно, он говорит затем и дальше, - ибо он уже достиг достаточного возраста, - он говорит строгим голосом, при движении имеет другие жесты, он ещё чему-то учится. Но это ничего не значит; весь его тип в целом не старше, чем двадцать семь лет. Этот двадцатисемилетний тип человек проносит через всю жизнь. Это особенно бросается в глаза, если человек должен ввести в мир идеи, если он должен культивировать идеи, посредством которых овладевают жизнью.
Теперь мы подходим к опасной области; но мы сделаем это так, что будем искать по возможности более отдаленные примеры. Я задавал себе вопросы относительно разных личностей современности, имеющих задачу развивать идеи, вторгающиеся в современную жизнь, вторгающихся так, что эти идеи должны подчинять себе события времени; я спрашивал, как обстоит с ними дело. Я приложил много усилий, чтобы не промахнуться в этой области: однако это бесполезно, если не входить в причины этих вещей в их конкретных проявлениях. Разыскивая личность, которая в целом никогда не станет старше двадцати семи лет, и никогда не будет иметь идей более зрелых, чем у двадцатисемилетнего человека, можно удивительным образом обнаружить пример такой особо характерной личности в президенте Соединенных Штатов Америки. Если изучают различные программы, которые он развивал, то они несут (отпечаток) особого типа, который не может стать старше двадцати семи лет, поскольку эта душа никогда, даже в малейшем, не воспринимала ничего из того, что приносится душе не внешним образом, не извне. Конечно, человек может быть более или менее одаренным. – Дарования могут иметь место у данного человека, - но идеи, которые он развивает, в отношении зрелости их воззрений, их пробивной силы, их практического жизненного смысла имеют возраст двадцати семи лет; они не станут старше, пусть даже этот человек проживет сто лет, если только он не начнет спиритуально углубляться, и вносить в эти идеи огненную силу души.
Мы живём сегодня в такую эпоху, когда мы должны изнутри души руководить тем, что исходит от двадцатисемилетнего возраста. В возрасте двадцати семи лет люди еще не обладают жизненной практичностью; они могут считать себя такими, но они не жизненно практичны. В этом состоит причина, почему различные идеи Вильсона так непрактичны и скачкообразны, и почему они так нравятся в широчайших кругах. Они нравятся благодаря той же самой притягательной силе, благодаря которой нравятся юношеские идеи, которые всячески декларируются: о свободе народов и тому подобном. Всё это весьма прекрасно! Однако миром сегодня правят так, что предъявляют требования к пробивной силе идей, делают широкомасштабные заявления о мире, - а затем ещё сильнее развязывают войну!
Мне поистине хотелось бы вызвать ощущение того, чем являются эти внедрённые, вколоченные в действительность идеи, идеи, имеющие пробивную силу, чтобы срастаться с действительностью. Идеи, которые являются чистой декламацией, набором напыщенных слов, - будет появляться много таких прекрасных идей; именно молодые идеи так прекрасны. Однако нам нужны идеи, которые связывают человека с действительностью. Что за прекрасная, удивительная идея, если кто-либо сегодня выступает и говорит: мир должен принять новую ориентацию! – Самое прекрасное в этой идее до сих пор, - это сами слова. Это и есть единственно прекрасное: сами слова, ибо когда некто выступает и говорит об этом, это, конечно прекрасно. Весьма прекрасно также, когда говорят: самые трудолюбивые, усердные должны быть поставлены на подобающее им место. – Чудесная, прекрасная идея! Однако как быть с тем, если самым трудолюбивым оказывается чей-то племянник или зять? С такими прекрасными идеями ничего не поделаешь; нет, дело можно иметь только с реальным познанием действительности, пригодным для того, что реально, что действительно.
Такова одна из точек зрения, о которой идёт речь, если хотят понять глубинный смысл того, что представляет собой культура настоящего времени. Благодаря этим отличительным особенностям времени проникает именно то, что необходимо, чтобы люди углублялись сегодня на душевном уровне, чтобы они старались посредством индивидуального развития достичь более позднего индивидуального возраста жизни, которого человечество в целом больше не имеет. Конечно, легче говорить в духе Ойкена о новом обновлении жизни, усвоении внутренних жизненных сил, о всевозможных делах, при которых человек может весьма прекрасно, по-юношески возноситься, но которые, однако не годятся, ни на что иное, как только в качестве декламации. Конечно, это легче, чем прилагать усилия для серьёзного исследования, для серьёзного углубления в действительность, и проникаться глубинными импульсами жизни.
Если нашему духовному движению суждено иметь по-настоящему глубокий смысл, тогда оно должно, прежде всего, таить в себе волю проникать в конкретные импульсы развития человечества, оно должно существовать для того, чтобы постигать эти великие связи жизни, ибо иначе все в рамках нашей духовной науки останется чистой теорией. Чистая теория не имеет ценности, даже если человек хочет связать с ней чувства, кажущиеся ему возвышенными. Цену имеет одно единственное; то, что в состоянии погрузиться в жизнь, то, что охватывает жизнь. Всякая мистика, когда человек стремится к тому, чтобы найти в себе то или иное, может давать весьма прекрасные результаты, но мы должны уметь отвлекаться от самих себя и смотреть на великие задачи человечества, чтобы, прежде всего, понять, что надо делать, что человек должен понять, что человек обязан понять. В ином случае самые важные вещи в духовной науке просто пройдут мимо ушей. И, в сущности, важные вещи в духовной науки по ходу лет, с тех пор как мы имеем эту антропософски ориентированную духовную науку, в большом масштабе прошли мимо ушей.
Если бы, дорогие друзья, хоть однажды вспомнили, какой ответ всегда давал я в течение многих лет, если меня спрашивали о том, как обстоит дело с реинкарнацией, поскольку человечество всегда увеличивается, возрастает; если бы друзья захотели вспомнить, как на протяжении десятилетий давался стереотипный ответ: может быть, люди очень скоро узнают, какое уменьшение человечества могло бы произойти именно в Европе, - вы взвесите, что имелось в виду, если вы теперь оглянетесь назад, если вы вспомните оттенок речи, тон, которым давался этот ответ. Всегда говорилось, если речь заходила об увеличении населения: возможно, что очень скоро придёт время, когда болезненным образом может наступить сокращение населения. – В духовнонаучной области речь идет не о том, чтобы посредством теорий идти навстречу легковесным потребностям некоторых людей, но для того, чтобы, исходя из импульсов времени, давать ответ на мимоходом поставленные вопросы. При принятии духовной науки речь идет в большей степени о том, чтобы понять весомость того, что должно быть сказано, и заключить её в сердце, нежели об удовлетворении любопытства, даже если оно по видимости носит возвышенный характер.
Это, мои дорогие друзья, хотел я прежде всего предоставить вам в качестве первой части того рассмотрения, которое, при соответствующем внимании, должно вести к пониманию нашего времени, рассмотрения, которое мы в эти дни хотим углубить.
Поскольку истекло время, которое должно было быть использовано для общего рассмотрения, я позволю себе перейти, -избегая упрека в том, что я кое-что сократил от антропософского содержания, - перейти к тому, на что пора указать, хотя бы парой слов. Однако я не хочу переходить к этому, не вспомнив о некоторых душах, ушедших с физического плана в духовную жизнь, душах, некоторые из которых были близки с теми, кто сидит сегодня здесь. Невозможно детально останавливаться на всех именах в отдельности. Наши дорогие друзья настроены на самые искренние чувства по отношению ко всем, кто с физического плана перешел на духовный. Но я не могу не упомянуть имя одного человека, который после различных препятствий столь прекрасным, столь искренним образом принял антропософски ориентированную духовную науку, и который именно в последнее время приложил выдающиеся, значительные усилия для представления этой духовной науки вовне. Я имею в виду нашего дорогого друга Людвига Дейнхарда (1847-1917, автор книги «Мистерия человека в свете психических исследований. Введение в оккультизм -примеч. перев.); когда его физическое тело было передано физическим элементам, а душа перешла в духовный мир, наш дорогой друг Селин (Альбрехт Вильгельм Селин 1841-1933, чиновник – примеч. перев.) сказал прекрасные слова. Людвига Дейнхарта следовало бы оценивать тем выше, поскольку он не в результате слепой веры, слепой приверженности присоединился к нашему движению, но даже после некоторого сопротивления. В последнее время, время, становящееся всё тяжелее, он безоговорочно пошел на то, чтобы от всей души выступать перед широкой общественностью за это духовное движение. Я не боюсь сказать настоятельным образом, что ту форму, в какой Людвиг Дейнхарт выступал перед общественностью за наше движение, я считаю исключительно ценной.
Затем я позволю себе вспомнить скончавшегося на этих днях профессора Сахса (Мельхиор Эрнст Сахс, 1843-1917, дирижер и композотор, с 1881 преподаватель учения о гармонии в Музыкальной Академии Мюнхена –примеч перев.) , который всю свою жизнь следовал одной великой идее, великой музыкально-технической идее. Он умел постоянно соединять скромные действия, на которые способен один человек, с охватывающей идеей, разговор с которым возвышал, так как то, чего он хотел как человек, всегда сливалось с великой волей искусства. Надо расценивать как счастье то, что такой человек был среди нашего общества.
После такого возвышенного обозрения я всё же вынужден, снова вынужден приступать к обозрению менее возвышенному, поскольку я вследствие того, что происходит, вынужден предпринять решительные меры, в отношении моего участия в духовнонаучном движении, заботиться о котором должно Антропософское Общество. По ходу времени то, что должно было бы быть в высшей степени благом в современном культурном развитии, то есть, антропософское движение, вследствие многих своих проявлений развило в той или иной степени препятствия, по отношению к тому, что я имел в виду под духовнонаучным движением. Бесполезно обманывать себя относительно этих вещей, особенно бесполезно, если существует опасность, что некоторые дела, связанные с Антропософским Обществом, могут стать препятствием для самой антропософски ориентированной духовной науки. Вот почему разрешите мне, - поскольку мы долгое время сотрудничаем друг с другом, так что обсуждать такие вещи несомненно можно, - заняться этими вещами совершенно открыто, так, как это лежит у меня на сердце. Можно сказать: в общем, в рамках Антропософского Общества привычным образом сложилось нечто, что в таком виде не должно существовать дальше, поскольку суждения внешнего мира о том, что хочет антропософия или духовная наука, будут очень сильно помрачены, если дело пойдёт и дальше так, как оно шло до сих пор.
Будем исходить из одной отдельной подробности: часто во внешнем мире, снаружи, говорят, - и это уже вошло в обычай, - что я из-за самих духовнонаучных вещей подвергаюсь атакам, в сущности, меньше, и гораздо больше из-за того, что связано с Обществом. Особенно предъявляется упрёк в том, что в Обществе господствует слепая вера в авторитет, слепая приверженность, что здесь многое делается из подобострастия и тому подобного. Если мне будет позволено выразить моё впечатление, я должен буду сказать: относительно большинства вещей происходит так, что в самую последнюю очередь делается то, что мною рассматривается как верное, правильное, что рассматривается мною как, возможно, наиболее желательное. Я не думаю, что в каком-либо другом, обычном обществе в такой степени отсутствовало бы то, что могло быть специальным желанием кого-либо из действующих в нём. Даже если это и выглядит иначе, это всё же так. На эти вещи никто не должен обижаться, принимать их дурно. Дурно только то, что закрывают глаза и прячут голову в песок.
Мои дорогие друзья, мне приходилось порой слышать о настроениях в местном Антропософском Обществе в эти дни. Сегодня вечером я пришел сюда в вестибюль, и навстречу мне заструился благочестивый фимиам. Не думаете ли вы, что каждый, ориентированный на конкретное, на внутреннее, имеет особое желание, чтобы его выступление в течение всего вечера затруднялось вторжением этой показного благочестивого фимиама, этого запаха ладана? Не думает ли вы, что ему приходится уходить домой с головной болью из-за этого благочестивого фимиама, причём я даже не упоминаю о том, как неправильно понимается истина, если запах фимиама, - извините меня, просачивается в мир профанов. Может быть, неприятно специально упоминать о чём-либо подобном, но такие вещи носят характер симптомов. Спросите, исходила ли от меня когда-нибудь инициатива к таким внешним проявлениям? Нет, только помимо меня, параллельно.
Однако, для меня наиболее важным является то, как ощущается членами Общества связь с тем, что как духовная жизнь проходит через антропософски ориентированное духовнонаучное движение. Видите ли, в последнее время, как вы знаете, в общественных кругах имели место многочисленные, разнообразные атаки отчасти появившиеся в печати, отчасти готовящиеся к печати. Если сегодня против духовной науки со стороны внешнего мира выдвигаются упреки, не следует этому удивляться, не следует особенно болезненно переживать это; это лишь нечто естественное, нечто само собой разумеющееся. Это будет происходить. От конкретной дискуссии духовная наука поистине не должна отвращаться. От того, что поднимается клубами со стороны членов, тоже, возможно не надо отвращаться. Однако, сильнейшим образом, тому, что должно быть силой нашего движения, вредит следующее: уже можно сказать, что в этом движении, в этом Обществе дело в первую очередь обстоит единственно так, что самые благожелательные намерения и мероприятия, самые благожелательные правила поведения по отношению к членам погружаются в яд и желчь, облекаются в одежды клеветы и поношения, подвергаются самым, что ни на есть личностным атакам, что всё нацелено в хорошо известном направлении. Нигде вы не найдете с такой легкостью, как дела, может быть по мистическим соображениям, - я не знаю, - выполняются на основе чистой выдумки, чистой неправдивости. Однако воля относиться к этим делам правильно, культивируется недостаточно энергично. Именно воля, чтобы видеть эти дела только поистине беспристрастно, развивается недостаточно энергично.
Серьёзность, заложенная в нашем духовнонаучном движении, особого рода, с нею вы должны выступать, по крайней мере, изучать. То, что может сделать отдельный человек, зависит, конечно, от жизненных обстоятельств, от самого разного; но надо изучать то, что есть, а не предаваться всяким безумным идеям. Конкретность и безличность особенно необходимы внутри нашего движения, посвящённого чисто духовным вещам, и нет ничего вреднее, если в ряды нашего движения будет вноситься личностные интересы, честолюбие и тщеславие. Конечно, эти вещи выступают завуалировано, замаскировано, но надо смотреть на истинное лицо таких вещей, надо рассматривать их так, чтобы доходить до сути дела. Если кто-либо организует сумму атак и очень хорошо знает, что стоит за этими атаками, очень хорошо знает каким в соответствие с отличительным характером духовной науки должно быть то, что он атакует, то он делает недостаточно, если опровергает фразу за фразой. Утверждать и опровергать можно многое, даже всё, но часто в этих делах речь не о том, чтобы сказать: причина заключается в чём-то другом. Если кто-либо приносит сочинение в Философско-антропософское издательство, но его приходится отклонить, данный человек затем становится врагом, то причины надо искать не где-либо, а в тех тезисах, которые данный человек накрутил.(надворный советник Зейлинг хотел опубликовать в издательстве Общества сочинение о христианстве-примеч перев.) Правды не узнать, если настоящие причины отступают на задний план.
Если кто-либо раскручивает ту или иную атаку по поводу всевозможных глупых эзотерических действий, глупость которых очевидна для каждого, кто не слеп, то он ошибается, если подобные вещи, которые являются чистой выдумкой, он не сводит к общему положению вещей. Может быть, тогда мотивом человека, проживавшего в маленьком местечке Средней Германии, является полученная им внезапно идея стать большим человеком (Эрих Бамлер, см. л от 11 мая 1917 том 174б –примеч перев) . Сначала он искал, как ему стать большим человеком по малому счету: он пишет фрау д-р Штейнер, что он должен что-то сделать, чтобы стать свободным от тесных отношений маленького города. Стоит ли ему ради этого дела жениться, или можно содействовать этому как либо иначе? Когда ему объясняют, что мы не компетентны принимать решение, надо ли ему жениться, или нет, он, возможно, всё ещё не успокоился. Он идёт дальше, доходит до того, что берёт часть произведения, предстаёт перед Обществом, когда идет большое собрание и декламирует с чудовищной силой легких одно стихотворение Шиллера, несмотря на то, что не имеет ни малейшего понятия о декламации. Его высмеяли. Его тщеславие было оскорблено. Тогда он захотел стать великим художником, это стало у него своего рода идеей. Было сделано всё, чтобы поддержать его, чтобы он смог чему-то научиться; ему шли навстречу. Единственно, он хотел стать художником, но изучать что-либо ему было противно. Он, в сущности, не хотел стать художником, но хотел быть им; если же другие по внутреннему убеждению не могли сделать ничего иного, как дать ему совет, чему-либо научиться, он оскорблялся. Ведь он гений, а от него требуют, чтобы он сначала чему-то научился! Хотя они и делали всё, чтобы дать ему возможность чему-то научиться, но именно это оскорбляло его.
В этом направлении можно было бы добавить ещё кое-что. Это и явилось причинами, почему человек должен был стать врагом такого отвратительного Общества. Затем был написан всякий вздор. Но речь в меньшей степени идет о том, что было написано. С таким же успехом могло бы быть написано что-то другое, ибо настоящую причину надо искать совершенно в ином. Так могло продолжаться и дальше, и будет продолжаться дальше, будут появляться совсем другие намерения. Все эти вещи не имеют, однако, ни малейшего отношения к духовной науке. Однако они могут с большой интенсивностью развиваться из Общества вовне. Эти вещи пытаются строить себя не на конкретном базисе, который предоставляет духовная наука как таковая; они используют всяческую групповщину, клику, всевозможные личные социальные отношения. Вы видите, что я указываю лишь на одно или другое. Но всё это не восходит к духовной науке, нет, оно восходит к тому пониманию, которое властно правит тем, что должно происходить в Обществе. Именно те, о ком больше всего заботились, принадлежат к тем, кто больше всего разносит клеветнические поношения и обыкновенные выдумки.
Вот почему я вынужден, мои дорогие друзья, принять решительные меры. Вас я прошу, по крайней мере, о том, чтобы вы всегда называли обе части этих мер, чтобы снова не возникло новой клеветы, если сообщается только об одной части. Если для некоторых такие меры оказываются жесткими, тогда прошу вас вспомнить и о том, что для меня они тоже столь же жестки, как и для другого. Мне неприятно, что эти меры стали необходимы, и вы обращайтесь не ко мне, а к тем, кто эти меры вынудил. Ищите причины там, также ищите там возможность узнать, что произойдёт в будущем, если вы направите своё рассмотрение туда, откуда исходит клевета. Это в большей степени то, что разыгрывается как личное. Конечно, я готов каждого поддержать личным советом: для эзотерических дел эти личные высказывания были довольно бесполезны, что касается эзотерики, то я позабочусь, чтобы была обеспечена хорошая замена. Однако, личное довело до того, что стало необходимо, чтобы в будущем всё это происходило в полном свете открытости, публично. Чтобы каждый при этом мог иметь свои эзотерические права, я позабочусь; но никого из Общества я больше не буду привлекать к так называемым эзотерическим приватным, личным обсуждениям. Эти личные визиты я должен прекратить, - без исключения, - для того, чтобы именно от этих личных визитов не могла исходить клевета. Хотя для того или иного это кажется жестким, но следовало принять эти меры по двум причинам: во-первых, поскольку для создания эзотерической жизни в этом нет необходимости.
Это я очень скоро докажу. В скором времени вы должны будете получить замену, несмотря на то, что должны отпасть те личные разговоры, которые происходили так часто, что сочлены подходили с такими вещами, не имеющими никакого отношения к эзотерической жизни. Во-вторых, по той причине, что я свидетельствую, что было взято с потолка, будто бы не было проявлено заботы об эзотерической жизни того или иного. Вы только прочтите книгу «Как достигнуть познания высших миров?». Ни у кого нет необходимости долгое время так и сяк требовать именно личного импульса. Второе, что относится к этим мерам, и о чём я прошу не забывать вас, это то, что я каждого, кто до сих пор имел приватные обсуждения, личные беседы, освобождаю от каких-либо обещаний. Никогда не давали обещаний, - вообще не было какого-то обычая, - не говорить о таких личных обсуждениях. С моей стороны каждый, насколько он этого хочет, может участвовать в том, о чём я говорил с кем-либо, ибо я ничего не должен скрывать. Кто хочет, может всё сообщать каждому. Даже прошлое может быть полностью освещено публично. Тем самым наилучшим образом будет достигнута возможность отличать неправдивость от правды, будет наилучшим образом определен масштаб, насколько в нашем Обществе врут, пускают пыль в глаза. Но обе меры принадлежат одна к другой. Я ещё раз повторяю, что это дело не будет выставлять в истинном свете тот, кто сообщит лишь о первой части; вторая тоже относится сюда.
Ещё я хочу упомянуть, мои дорогие друзья: если это будет кому-то трудно, то, прошу, обращайтесь в те места, которые особенно легко найти здесь, обращайтесь к тем, кто сделал эти вещи необходимостью. Это не дело, когда то, чем должно быть духовнонаучное движение для мира, становится невозможным вследствие хозяйничанья клики (Cliquenwirtschaft) внутри Антропософского Общества. Из-за этого именно то, что живёт как нерв духовной науки, по большей части подвергается неправильному пониманию со стороны внешнего мира. Разве вы полагаете, что те вещи, которые должны предприниматься в смысле Общества, будут предприняты для моего личного удовольствия? Меня упрекали в том, что я в том или ином направлении лишаю Общество чего-то, поскольку, например, должно быть предпринято строительство здания в Дорнахе. Разве вы полагаете, что лично мне дорнахское здание может импонировать больше, чем какому-либо другому члену, который серьёзно относится к нашему делу? Что я в отношении этого здания имел какие-либо личные честолюбивые притязания? Если бы здание не было возможности завершить, я был бы самым последним, кто не смирился бы с неизбежностью. Никогда не могло было бы случиться так, чтобы нечто из того, что должно быть явлено, представлено, также и столь важное, как дорнахское здание, было бы представлено иначе, нежели из внутренних основ самой вещи.
Решительные, предостерегающие меры должны быть приняты, в конце концов, и по той причине, поскольку, после того, как я в течение десятилетий достаточно говорил о том и о другом, серьёзности моих слов никогда не ощущали. Может быть, эту серьёзность ощутят при проведении этих мер. Существуют также и другие общества, которые не занимаются теми же самыми вещами, которыми занимаются в нашем Обществе.
Это, мои дорогие друзья должно было быть сказано ради нашей дружбы; это не должно было оставаться невысказанным. Кто серьёзно думает об антропософском движении, тот найдёт дорогу и тогда, когда вследствие серьёзности положения дел становятся необходимыми такие мероприятия. Это движение как таковое священно, и оно не должно быть погашено всяческими личными притязаниями, которые уже достаточно многое сделали в этом направлении. Те из наших дорогих сочленов, - а именно таких у нас много, - кто самоотверженно, жертвенно работает в движении, в Обществе, будут последними из тех, кого такие меры введут в затруднения, они сочтут их в высшей степени значительными. Я не думаю, что меня неправильно понимают именно те, кто действительно серьёзно и прямо относится к нашему движению; они будут считать, что я прав. Будут также и те, кто посчитает, что я неправ; я охотно перенесу эту несправедливость.
Время идёт вперёд. Завтра я продолжу рассмотрение, сделанное сегодня и, возможно, добавлю некоторые замечания к тому, что я в конце говорил о происходящем в Обществе. Часто бывает поистине тяжело наблюдать некоторые вещи.
Навигация
Перейти к полной версии