Состав:

"К твоим стихам меня влечет не новость"
"Я шел сквозь ночь. И бледной смерти пламя"
"Дрожало море вечной дрожью..."
"Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь..."
"...И мир, как море пред зарею..."
Пустыня
В вагоне

Кастаньеты
Via Mala
Тангейзер
Венеция
На форуме
Акрополь
Возьми весло, ладью отчаль...
И будут огоньками роз...
Чем глубже в раковины ночи...

Я люблю усталый шелест... 
Я, полуднем объятый...
 





      * * *

                         Балтрушайтису

К твоим стихам меня влечет не новость,
Не яркий блеск огней:
В них чудится унылая суровость
Нахмуренных бровей.

В них чудится седое безразличье,
Стальная дрема вод,
Сырой земли угрюмое величье
И горько сжатый рот.

1903, 
Москва 





      * * *

                            Одилону Рэдону

Я шел сквозь ночь. И бледной смерти пламя
Лизнуло мне лицо и скрылось без следа...
Лишь вечность зыблется ритмичными волнами.
И с грустью, как во сне, я помню иногда
Угасший метеор в пустынях мирозданья,
Седой кристалл в сверкающей пыли,
Где Ангел, проклятый проклятием всезнанья,
Живет меж складками морщинистой земли.

1904




      * * *

Дрожало море вечной дрожью 
Из тьмы пришедший синий вал 
Победной пеной потрясал, 
Ложась к гранитному подножью, 
Звенели звезды, пели сны... 
Мой дух прозрел под шум волны! 

1904 





      * * *

                               Александре Михайловне Петровой

Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь,
Ослепнуть в пламени сверкающего ока
И чувствовать, как плуг, вонзившийся глубоко
В живую плоть, ведет священный путь.

Под серым бременем небесного покрова
Пить всеми ранами потоки темных вод.
Быть вспаханной землей... И долго ждать, что вот
В меня сойдет, во мне распнется Слово.

Быть Матерью-Землей. Внимать, как ночью рожь
Шуршит про таинства возврата и возмездья,
И видеть над собой алмазных рун чертеж:
По небу черному плывущие созвездья.

1906, 
Богдановщина





      * * *

                      Якову Александровичу Глотову 

...И мир, как море пред зарею, 
И я иду по лону вод, 
И подо мной и надо мною 
Трепещет звездный небосвод... 

1902

 




     ПУСТЫНЯ

Монмартр... Внизу ревет Париж -
Коричневато-серый, синий...
Уступы каменистых крыш
Слились в равнины темных линий.
То купол зданья, то собор
Встает из синего тумана.
И в ветре чуется простор
Волны соленой океана...
Но мне мерещится порой,
Как дальних дней воспоминанье,
Пустыни вечной и немой
Ненарушимое молчанье.
Раскалена, обнажена,
Под небом, выцветшим от зноя,
Весь день без мысли и без сна
В полубреду лежит она,
И нет движенья, нет покоя...
Застывший зной. Устал верблюд.
Пески. Извивы желтых линий.
Миражи бледные встают -
Галлюцинации Пустыни.
И в них мерещатся зубцы
Старинных башен. Из тумана
Горят цветные изразцы
Дворцов и храмов Тамерлана.
И тени мертвых городов
Уныло бродят по равнине
Неостывающих песков,
Как вечный бред больной Пустыни.

Царевна в сказке,- словом властным
Степь околдованная спит,
Храня проклятой жабы вид
Под взглядом солнца, злым и страстным.
Но только мертвый зной спадет
И брызнет кровь лучей с заката -
Пустыня вспыхнет, оживет,
Струями пламени объята.
Вся степь горит - и здесь, и там,
Полна огня, полна движений,
И фиолетовые тени
Текут по огненным полям.
Да одиноко городища
Чернеют жутко средь степей:
Забытых дел, умолкших дней
Ненарушимые кладбища.
И тлеет медленно закат,
Усталый конь бодрее скачет,
Копыта мерно говорят,
Степной джюсан звенит и плачет.
Пустыня спит, и мысль растет...
И тихо все во всей Пустыне,
Широкий звездный небосвод
Да аромат степной полыни...

1901, 
Ташкент-Париж





     В ВАГОНЕ

Снова дорога. И с силой магической
Все это вновь охватило меня:
Грохот, носильщики, свет электрический,
Крики, прощанья, свистки, суетня...

Снова вагоны едва освещенные,
Тусклые пятна теней,
Лица склоненные
Спящих людей.
Мерный, вечный,
Бесконечный,
Однотонный
Шум колес.
Шепот сонный
В мир бездонный
Мысль унес...
Жизнь... работа...
Где-то, кто-то
Вечно что-то
Все стучит.
Ти-та... то-та...
Вечно что-то
Мысли сонной
Говорит.
Так вот в ушах и долбит, и стучит это:
Ти-та-та... та-та-та... та-та-та... ти-та-та...
Мысли с рыданьями ветра сплетаются,
Поезд гремит, перегнать их старается...

Чудится, еду в России я...
Тысячи верст впереди.
Ночь неприютная, темная.
Станция в поле... Огни ее -
Глазки усталые, томные
Шепчут: "Иди..."
Страх это? Горе? Раздумье? Иль что ж это?
Новое близится, старое прожито.
Прожито - отжито. Вынуто - выпито...
Ти-та-та... та-та-та... та-та-та... ти-та-та...

Чудится степь бесконечная...
Поезд по степи идет.
В вихре рыданий и стонов
Слышится песенка вечная.
Скользкие стены вагонов
Дождик сечет.
Песенкой этой все в жизни кончается,
Ею же новое вновь начинается,
И бесконечно звучит и стучит это:
Ти-та-та... та-та-та... та-та-та... ти-та-та...

Странником вечным
В пути бесконечном
Странствуя целые годы,
Вечно стремлюсь я,
Верую в счастье,
И лишь в ненастье
В шуме ночной непогоды
Веет далекою Русью.
Мысли с рыданьями ветра сплетаются,
С шумом колес однотонным сливаются.
И безнадежно звучит и стучит это:
Ти-та-та... та-та-та... та-та-та... ти-та-та...

Май 1901, 
в поезде между Парижем и Тулузой





     КАСТАНЬЕТЫ
 
                   Е. С. Кругликовой

Из страны, где солнца свет
Льется с неба жгуч и ярок,
Я привез себе в подарок
Пару звонких кастаньет.
Беспокойны, говорливы,
Отбивая звонкий стих,-
Из груди сухой оливы
Сталью вырезали их.
Щедро лентами одеты
С этой южной пестротой:
В них живет испанский зной,
В них сокрыт кусочек света.
И когда Париж огромный
Весь оденется в туман,
В мутный вечер, на диван
Лягу я в мансарде темной,
И напомнят мне оне
И волны морской извивы,
И дрожащий луч на дне,
И узлистый ствол оливы,
Вечер в комнате простой,
Силуэт седой колдуньи,
И красавицы плясуньи
Стан и гибкий и живой,
Танец быстрый, голос звонкий,
Грациозный и простой,
С этой южной, с этой тонкой
Стрекозиной красотой.
И танцоры идут в ряд,
Облитые красным светом,
И гитары говорят
В такт трескучим кастаньетам.
Словно щелканье цикад
В жгучий полдень жарким летом. 

Июль 1901, 
Mallorca, Valdemosa 
[Майорка. Вальдемоза - исп.] 






     VIA MALA 

Там с вершин отвесных 
Ледники сползают, 
Там дороги в тесных 
Щелях пролегают. 
Там немые кручи 
Не дают простору, 
Грозовые тучи 
Обнимают гору. 
Лапы темных елей 
Мягки и широки, 
В душной мгле ущелий 
Мечутся потоки. 
В буйном гневе свирепея 
Там грохочет Рейн. 
Здесь ли ты жила, о, фея - 
Раутенделейн? 


1899 
Tyзuc






     ТАНГЕЙЗЕР

Смертный, избранный богиней,
Чтобы свергнуть гнет оков,
Проклинает мир прекрасный
Светлых эллинских богов.
Гордый лик богини гневной,
Бури яростный полет.
Полный мрак. Раскаты грома...
И исчез Венерин грот.
И певец один на воле,
И простор лугов окрест,
И у ног его долина,
Перед ним высокий крест.
Меркнут розовые горы,
Веет миром от лугов,
Веет миром от старинных
Острокрыших городков.
На холмах в лучах заката
Купы мирные дерев,
И растет спокойный, стройный,
Примиряющий напев.
И чуть слышен вздох органа
В глубине резных церквей,
Точно отблеск золотистый
Умирающих лучей. 

1901,
Андорра

 





    ВЕНЕЦИЯ 

Венеция - сказка. Старинные зданья 
Горят перламутром в отливах тумана.
На всем бесконечная грусть увяданья 
Осенних тонов Тициана. 

1899 
Венгрия






     НА ФОРУМЕ
 


Арка... Разбитый карниз,
Своды, колонны и стены. 
Это обломки кулис 
Сломанной сцены. 
Здесь пьедесталы колонн, 
Там возвышалася ростра, 
Где говорил Цицерон 
Плавно, красиво и остро. 
Между разбитых камней 
Ящериц быстрых движенье. 
Зной неподвижных лучей, 
Струйки немолчное пенье. 
Зданье на холм поднялось 
Цепью изогнутых линий. 
В кружеве легких мимоз 
Очерки царственных пиний. 
Вечер... И форум молчит. 
Вижу мерцанье зари я. 
В воздухе ясном звучит: 
Ave Maria! 

1900 
Рим






     АКРОПОЛЬ
 

Серый шифер. Белый тополь. 
Пламенеющий залив. 
В серебристой мгле олив 
Усеченный холм - Акрополь. 
Ряд рассеченных ступеней, 
Портик тяжких Пропилей, 
И за грудами камений 
В сетке легких синих теней 
Искры мраморных аллей. 
Небо знойно и бездонно - 
Веет синим огоньком. 
Как струна, звенит колонна 
С ионийским завитком. 
За извивами Кефиза 
Заплелись уступы гор 
В рыже-огненный узор... 

Луч заката брызнул снизу... 
Над долиной сноп огней... 
Рдеет пламенем над ней он - 
В горне бронзовых лучей 
Загорелый Эрехтейон... 
Ночь взглянула мне в лицо. 
Черны ветви кипариса. 
А у ног, свернув кольцо, 
Спит театр Диониса. 

1900 
Афины 




      * * *

Возьми весло, ладью отчаль,
И пусть в ладье вас будет двое.
Ах, безысходность и печаль
Сопровождают все земное. 

1911





      * * *

И будут огоньками роз
Цвести шиповники, алея,
И под ногами млеть откос
Лиловым запахом шалфея,
А в глубине мерцать залив
Чешуйным блеском хлябей сонных,
В седой оправе пенных грив
И в рыжей раме гор сожженных.
И ты с приподнятой рукой,
Не отрывая взгляд от взморья,
Пойдешь вечернею тропой
С молитвенного плоскогорья...
Минуешь овчий кошт, овраг...
Тебя проводят до ограды
Коров задумчивые взгляды
И грустные глаза собак.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты возникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин. 

14 июня 1913 





      * * *

Чем глубже в раковины ночи
Уходишь внутренней тропой,
Тем строже светит глаз слепой,
А сердце бьется одиноче... 

1915 

 




      * * *

Я люблю усталый шелест
Старых писем, дальних слов...
В них есть запах, в них есть прелесть
Умирающих цветов.

Я люблю узорный почерк -
В нем есть шорох трав сухих.
Быстрых букв знакомый очерк
Тихо шепчет грустный стих.

Мне так близко обаянье
Их усталой красоты...
Это дерева Познанья
Облетевшие цветы. 

1904 





      * * *

Я, полуднем объятый,
Точно терпким вином,
Пахну солнцем и мятой,
И звериным руном;

Плоть моя осмуглела,
Стан мой крепок и туг,
Потом горького тела
Влажны мускулы рук.

В медно-красной пустыне
Не тревожь мои сны -
Мне враждебны рабыни
Смертно-влажной Луны,

Запах лилий и гнили,
И стоячей воды,
Дух вербены, ванили
И глухой лебеды.

10 апреля 1910