Вся правда о Давиде

Оглавление

Часть 1. Без царя какая справедливость?

Книга Судей

Глава 1. О везении калек
Глава 2. Корневая система
Главы 3-4. Смерть в сортире
Главы 4-5. На обетованной секса нет
Глава 5. Песнь Деворы
Глава 6. Кого любит Иегова
Глава 7. Психотропное оружие
Глава 8. Авимелех. Смерть от женщины
Глава 9-11. Зря мы в наших из рогатки
Глава 12. Наказание за шепелявость
Глава 13. Не пей вина, Гертруда
Глава 14. Свадьба Самсона
Глава 15. Ослиная челюсть
Глава 16. Самсон и Далила
Глава 17. Впадали иудеи в ересь
Глава 18. Экспедиция, однако
Глава 19. Гоморровцы, сыны отцов-обкомовцев
Глава 20. За срамные вещи наказать
Глава 21. Без царя какая справедливость?

Книга Руфи

Глава 1. Не обижайте снох, свекрови
Глава 2. Страда (О еврейских семьях)
Глава 3. На гумне. Процесс пошёл
Глава 4. Всё срослось

Часть 2. Самуил, Саул и Давид

Первая Книга Царств

Глава 1. Чайлд-фри - позор большой
Глава 2. Смена одного клана другим
Глава 3. Дом Илии (почти про Ельцина)
Глава 4.  Жить нельзя без родины
Глава 5. Зачем святыни нам чужие?
Глава 6. Своих-то за что?
Глава 7. Судья на гособеспечении
Глава 8. Господь отдыхает на детях Самуила
Глава 9. Саула на царство
Глава 10. Неужто и Саул в пророках?
Глава 11. Вынуть шнифт
Глава 12. Бог с ней с религией
Глава 13. Конфликт клира и власти
Глава 14. С папою сыночку повезло
Глава 15. Слишком много в Саваофе человечьего
Глава 16. Появление Давида
Глава 17. Давид и Голиаф
Глава 18. Козни Саула против Давида
Глава 19. Неужели и Саул в пророках?
Глава 20. Как Давид стал дезертиром
Глава 21. Юродство Давида во спасение
Глава 22. Подстава со стороны Давида
Глава 23. Давид главарь бандформирований
Глава 24. Как Давид Саула не убил
Глава 25. Давид и Авегея
Глава 26. Не курочьте птичьи гнёзда
Глава 27. За козла Белов ответит
Главы 28-29. Давид антисемит? Не верю!
Главы 30-31. Подвиг Давида и смерть Саула

Часть 3. Давид и Соломон

Вторая Книга Царств

Глава 1. И про эвтаназию тоже
Глава 2. Одну ведь Академию кончали
Глава 3. Лицемерие Давида
Глава 4. Гроб об двух голов
Глава 5. Всё так, но убивать-то их за что?
Глава 6. Давид скачет перед Ковчегом
Глава 7. Общение Давида с Саваофом
Глава 8. Саваоф спасал небескорыстно
Глава 9. Льготы семье предшественника
Глава 10. С послами так не поступают
Глава 11. Человека нет и нет проблем
Глава 12. Нас на бабу променял
Глава 13. Дети Давида насилуют и убивают
Глава 14. Экстрадиция Авессалома. Мягкотелость Давида
Глава 15. Давид прошляпил переворот
Глава 16. Авессалом вошёл к наложницам Давида
Глава 17. Как можно дело заболтать
Глава 18. Плач Давида по восставшему сыну
Глава 19. Так кто Давиду дороже?
Глава 20. Не плюй против ветра
Глава 21. Подлог понятий и ошибки в Святом Писании
Глава 22. Песнь Давида о Защитнике
Глава 23. Шёл народ убитых обирать
Глава 24. А Давид опять пушистый и белый

Третья Книга Царств

Глава 1. Потому что не боюсь педикулёза
Глава 2 ч.1 Наставления Давида перед смертью
Глава 2 ч.2 Соломон выполнил волю отца
Глава 3. О мудрости Соломона
Глава 4. Несли дары, когда не дураки
Главы 5-7. Особняки в четыре крыши, что строят наши нувориши
Главы 8-9. Кому и чем Соломон дорог

Заключение к Книге о Давиде







Часть 1. Без царя какая справедливость?


Книга Судей
 
Глава 1. О везении калек

В Книге Судей израильевых продолжается страда,
Перманентное насилие не затихнет никогда.

Иисус Навин преставился, навёл шороху окрест,
Где зачистками прославился,  прогоняя с лучших мест

Хананеев с Феризеями, отправляя всех в утиль,
Кто стояли ротозеями у евреев на пути.

Отдохнуть от этой сволочи навсегда решил Отец...
Сын Иуда с Божьей помощью  подхватил меч-кладенец

(Не был сыном Иисуса он). В продолжение войны
И седые, и безусые - были все тогда сыны

Бога, Господа Иакова, что пришёл крушить, рубить,
Ханаан огнём, по-всякому в свою веру обратить.

К женщинам неравнодушные, но послушные пока
(Им за помыслы не лучшие Бог потом намнёт бока)

Выполняли волю Божию те Израиля сыны
(Если верить непреложно нам,  что посылы их верны).

Хананеи недобитые досаждали господам,
Лезли с мордами небритыми, как шпана в салон к мадам.

Иуда тот солдатиком оловянным не служил,
С Симеоном, кровным братиком, десять тысяч перебил

Ханаанской всякой нечисти, переправил на погост,
На алтарь принёс отечества с подношением поднос.

Времена пришли печальные в Ханаанский передел -
Славно били тех начальников, кто за родину радел.

С рук и с ног большие пальчики побеждённому царьку
Отсекли лихие мальчики, как поганому хорьку.

Изувеченный и скрюченный царь тот Адони-Везек
Так сказал тогда по случаю о везении калек:

"Семьдесят царей (беспалые) крохи под моим столом
Собирали. Всё, что падало, подобрать могли с трудом

Пальцами, что им обрезал я. Было весело смотреть...
Как с царями я свирепствовал, так и мне теперь терпеть.

Моя слава эфемерная - догоревшая звезда.
Иегова полной мерою по делам моим воздал".

За слова царя разумные в Иерусалим, как в храм,
Его взяли, где и умер он инвалидом, зато сам.

Правда, тот оплот язычества, город Иерусалим,
Под племён чужих владычеством не прослыл ещё святым.

Родиною исторической предстоит  ему лишь стать,
Патриархов канонических метрики переписать,

Чтобы в будущем умышленно иммиграции помочь
С её пафосом возвышенным прогонять арабов прочь.

Авраам, начальник племени, за Евфратом с детства жил,
С ним Господь обет безвременный заключил, чем застолбил

Право изгонять и злобствовать, в огород чужой залезть,
Над посмевшими упорствовать  совершать святую месть.

Лучшие по Книге женщины - и Ревекка, и Рахиль,
Родом вышли из Двуречия, предки были пастухи.

Вот такая родословная. (Аннексировать Ирак
Вижу право безусловное - Междуречье, как ни как).

Из вчерашнего в грядущее ворвались тогда сыны,
Где дрались во имя Сущего, точно дети сатаны,

В интересах очищения, всё живое на корню
Порубив в припадке мщения, край тот предали огню.

Дымом весь стоял охваченный город Иерусалим,
Что с постройками невзрачными не прослыл ещё святым.

Били всех сыны Иудины и громили в пух и в прах.
На земле потом полуденной, в её низменных местах

Израиля сын геройствовал, выполняя Божий план.
Историческою родиной был объявлен Ханаан.

Племенной Бог был с Иудою и помог тот город взять,
За добычу, правда, скудную осуждать Его нельзя.

Ханаане нелюбезные, прихватив свои кули,
С колесницами железными убежать легко смогли.

К морю со своими козами продвигаясь без помех,
Оставляя в прошлом бронзовый, шли сыны в железный век.

Позже чуть сыны Иудины то, куда они придут,
Край Самаритян непуганых Иудеей назовут.

Из других колен захватчики не теряли время зря,
Отрубали лихо пальчики неудачникам царям,

Но не всех смогли дубинами прочь прогнать из-под маслин.
Так сыны Вениаминовы город Иерусалим

Заселили, не просеяли через сито всякий сор
И живут с Иевусеями бедолаги до сих пор.

Не пришлось сынам Иакова истребить туземцев всех
(Гусеничными их траками били с верою в успех,

Кол вгоняли в них осиновый, что ни древо - труп висит.
Слава Богу, в Палестине той с деревами дефицит).

Убегали в горы, прятались, по пещерам разбрелись
Хетты с малыми ребятами и опять спускались вниз.

Те народы, что изгнанию не подверглись, как итог,
Обложил Иуда данью их - снять с паршивцев шерсти клок,

Стричь овец и не пораниться... (Вспоминаю наш пустырь.
Получается, нет разницы что Иуда, что Батый,

Разве что масштабы разные, методы зато одни -
Захватить народы праздные, посадить на трудодни,

Чернь поставить перед выбором: вам верёвку или плеть,
Век горбатиться на избранных иль на солнышке висеть?)

Нетатарские избранники от убийства отреклись,
Сохранили жизни данникам, проявили гуманизм.

Ханаан - ведь это житница для людей и для скота...
Но совсем иным откликнется тех евреев доброта

И во зло переиначится.  Видно Господу с небес,
Где за милосердьем прячется очень личный интерес.



 
Глава 2. Корневая система

Ангел Господень тогда опустился
(Всех посетили похожие сны):
"Ваш Благодетель на вас прогневился -
Слово пред Богом не держат сыны.

Дал не в аренду, а в собственность землю
Вам Иегова, патрон мой и босс.
Он отношений таких не приемлет,
Где за добро только кукиш под нос.

Сказано было: В союз не вступайте
С аборигенами разных кровей.
Хватит с нас выборных блоков и партий.
Наша платформа - "Единый еврей!".

Жертвенники, вам твердилось, разрушьте,
Свергните идолов пошлых девиц.
Плачет по задницам вашим шпицрутен
За похотливый ваш политеизм.

Чью в эйфории справляете тризну?
Как выполняете Бога завет?
За отступленье от сепаратизма
Ждите теперь наказаний и бед.

Планов своих про туземцев не скрою:
Не изгоню подлецов я от вас.
Будут вам руки любимых петлёю,
Сетью чужой станет иконостас.

Глупость людская не лечится клизмой,
Вам Иегова устроит козу.
Айсберга вашего идиотизма
Большая часть пребывает внизу,

В бой за собою ведёт эскадроны..."
(Дабы жрецу со стыда не сгореть,
Все обстоятельства дела подробно
Зигфрид изложит не наци, а Фрейд).

Ангел закончил. Наверно, пропели
Чудом укрывшиеся петухи,
Что уцелели. Ушли в богадельни
От Иеговы козы пастухи.

В дни Иисуса, во все дни старейшин
Сын, получая в наследство удел,
Думал о женщинах легче и меньше
И усомниться в Законе не смел.

Сына Господни дела вдохновляли,
Богу тогда он исправно служил,
Распоряжаясь чужими полями
Искренне думал, что он старожил.

Умер Навин, чудеса и набеги
Сами собой прекратились, сошли
Тихо на нет. Возвратились телеги,
Что колесницей казались вдали,

В них хананеи, а с ними девицы...
Фрейд усмехнулся и подал свой знак.
Сын Израиля слюной подавился,
Сердцем обмяк, как последний тюфяк.

Разом забыл сын отцов наставленья,
В тёплых объятьях ребёнком сопит.
Женщина, жертва и кровь приношенья -
Всё это звенья единой цепи.

Призрак Фегора восстал и Ваала.
Снова аборты, убийства детей,
Оргии, пьянки, с женою скандалы,
Что не допустит приличный еврей.

Бог, наблюдая за этим беспутством,
На похотливых взирая козлов,
Сильной рукою, кнутом экзекуций
Стал выправлять очевидное зло.

Взял всех грабителей Бог под опеку,
Видит, еврея враги сбили с ног -
Вместо того, чтоб помочь человеку,
Скажет, где спрятан его кошелёк.

С дома не выйдешь в вечернее время
И неизвестно, что будет страшней -
Грабит вас кореш с колена Ефрема
Или спустившийся с гор аморрей.

В собственном доме обчистят до нитки
И к батарее привяжут вожжой...
Стали евреи ходить стулом жидким,
Не понимая кто свой, кто чужой.

А на верхушке всего аппарата
Бог племенной, оторвавшись от дел,
Руки свои потирая злорадно,
Сверху смотрел, как творят беспредел

Те, кому надо порядок по службе
Тот охранять, а не грабить самим.
(Здесь мне напомнить особенно нужно -
То не Москва, а Иерусалим.

Разницы, впрочем, особой не вижу,
Те же бандиты, пришедшие с гор,
То же обилие чёрных и рыжих,
Где каждый третий грабитель и вор).

Бог наблюдал, как изводятся люди,
Сердцем смягчился, им помощь прислал -
Ввёл институт под названием "Судьи",
Где полномочья особые дал

Дело вести и решать без присяжных,
Судьям назначил достойный оклад,
Не допуская к сообществу жадных,
Клятвы не требуя, как Гиппократ.

Трудно поверить - в разборках житейских
Волей Создателя взяток не брал,
Правде служил этот корпус судейский,
Но обывателю милым не стал.

Сын Израиля, от блуда вкусивший,
Пренебрегал наставленьем властей
Тех, что законом ниспосланы свыше
Граждан спасти от порочных страстей,

Водки палёной, от женщины падшей,
Огородить от привычек дурных.
Что много хуже - сынок загулявший
Ассимилировал в дебрях чужих.

В сладком сиропе сын сахаром таял
И разбазаривал свой генофонд,
Богу служил под чужим одеялом,
Голой спиной отражал небосвод.

Слушал народ Иегову не очень,
Очень охочий до прочих богинь.
Бог осерчал и огромную точку
Жирно поставил на планах благих,

Так заявил: "Изгонять гоев в спину
Прочь Я не стану, не будет вреда
Прочим богам, Иисусу Навину
В руки соцветие их не предам.

Пусть искушают неверных до срока,
Вымету Я генетический сор,
Всех накажу отщепенцев жестоко,
Не защитят их Ваал и Фигор".

Не соглашусь с изложением здесь я.
Умер Навин до того, как сынов
Стали налётчики грабить в подъезде
И обирать до трусов и шнурков.

Хрен с ним с Навином, арабы не в тему
Им ещё долго пугали детей.
Прежних богов корневая система
Хрена и всех корнеплодов сильней.



 
Главы 3-4. Смерть в сортире

Вот те народы, которых оставил
Для искушения Израильтян
Бог Иегова, здесь список представлен
От Хананеев до Филистимлян.

Сделал он так для того, чтобы знали,
Как воевать и учились войне
Те из потомков, что не воевали
По малолетству и прочей вине.

Всем Хананеям и всем Сидонянам
Разве что от восхищенья визжать -
Участь отвёл им Господь: пробным камнем
Быть для евреев и их искушать.

Те в искушении поднаторели
И к дочерям допускали в свой дом.
У Иеговы за это евреи
Были, как с Мюллером, под колпаком.

Ассимилировались там, где жили,
Ладно бы это, хотя это - срам,
Хуже всего то, что влазнем служили
Всяким Астартам и прочим богам.

Меры в распутстве евреи не знали,
Дух омрачали, но тешили плоть,
От возлияний всех и сатурналий
Очень на них огорчался Господь.

Не возлюбил Он подобную тему
И преподал несмышленым урок:
В руки их передал Хусарсафему,
Месопотамский такой был царёк.

То, что Аврам родом был из Двуречья,
Космополиту - что по лбу, что в лоб.
Сарры потомков гнобил и калечил,
Восемь лет зверствовал тот юдофоб

И поплатился… Сыны возопили:
Тяжко живётся. Господь их простил.
Гофониил, сын Хеназа, был в силе,
Хусарсафема он жизни лишил.

Господа дух на него был возложен,
Стал он Судьёй и судил сорок лет.
Крепко сжимая Израиля вожжи,
Тёмный народ выводил он на свет.

Гофониил, сын Хеназа, лишь только
Вожжи ослабил и кнут уронил,
Умер, короче, как снова попойки
Жестоковыйный народ учинил.

Господа очи увидели с неба,
Как из евреев попёрла фигня -
Что даже ночью творить непотребно,
Стало твориться средь белого дня.

Здесь, как назло, царь Еглон, с Моавитов,
Нарисовался и начал шалить.
Бог Иегова связался с бандитом
Только за тем, чтоб своим насолить,

Зло пред очами пресечь, призывает
Аммонитян и Амаликитян,
Всех, как в Антанту, царь объединяет,
Лечит от похоти Израильтян.

Всех отдаёт в услуженье Еглону
Бог Иегова, не просто оброк -
Лет восемнадцать впаял по закону,
А восемнадцать немаленький срок.

Срок до звонка у Еглона служили,
Выросли дети у тех, кто блудил,
К Господу дружно сыны возопили,
Чтоб от неволи их освободил.

Бог их услышал, послал им Аода,
Дабы народ он от каторги спас
И разобрался с Еглоном, с уродом,
C жадным царьком, с угнетателем масс.

Сын славный Геры, сын Иеминиев
Был леворуким, умелиц большой,
И не случайно, что мы и поныне
Мастеровитых всех кличем Левшой.

Сделал левша меч с двумя остриями,
В локоть длиной - не мешать на бегу.
(Если по правде сказать, между нами,
Я и представить такой не могу).

С этим умельцем сыны снарядили
Для Моавита с дарами обоз
(Пусть царь подавится, дружно решили,
Нашею трапезой с привкусом слёз).

Меч с левой ручкой упрятав глубоко,
Сын появился царю на глаза.
Ножны носили все с левого бока,
А он на правый свой меч повязал.

Плащ, мы увидим, тому не помеха,
Кто пахана сам решил пописать.
Молвит царю, мол, с дарами приехал,
Тайное слово имею сказать.

Ближе к царю подойти он стремится,
Левый на вид выставляет свой бок,
Меч в неположенном месте хранится,
Глупой охране про то невдомёк.

Царь любопытством чрезмерным охвачен -
Что там намерен еврей рассказать?
И в предвкушении вскрыть недостачу
Всех выставляет за дверь погулять.

В горнице сам он сидел, где прохлада
Без дезорантов спасала весь дом,
Смрад исходил из-под царского зада
(Это так к слову, здесь речь о другом),

Самое место, где встретить еврея.
Встал царь со стула, с одышкой вздохнул:
"Ну, говори, что надумал, скорее" -
Наполовину штаны натянул.

"Есть у меня для тебя слово Божье" -
Молвил Аод, извлекая свой меч
Левой рукою из спрятанных ножен,
С резким движеньем прервал свою речь,

Жало вонзил. Был Еглон очень тучным.
За остриём вся вошла рукоять,
В чреве сокрылась. Вот так будет лучше,
Хватит, подлец, при еврее вонять.

(Наш Президент изучал Закон Божий,
Как террористов в сортире мочить.
Всё что осталось, чтоб их уничтожить -
Выбрать сортир и момент улучить).

Как из общественного туалета,
Вышел еврейский простой паренёк
Из царских спален, зачем-то при этом
Он на собачку захлопнул замок.

Мимо прошёл изумлённой охраны,
Руки не пряча по локоть в крови.
Видно поранил, решили бараны,
О геморрой свой в порыве любви.

Тихо за дверью. Видать, насладился
Их повелитель и замертво спит.
Кто без сигнала посмеет вломиться
В спальню, где вождь безмятежно храпит?

Правда, не слышно привычного храпа.
Спит ли сатрап? - Усомнится любой,
Если не знает про качество драпа
Вместо обоев, где царский покой.

Звук поглощает, особенно матом,
А уж про запахи что говорить...
(Вот бы в преддверии теледебатов
Драпом таким ТелеЦентр наш покрыть.

С незащищённого телеэкрана
Дух нехороший идёт по стране...)
Но возвратимся мы к нашим баранам,
В смысле к охране, приличной вполне.

Так и сидели козлы в незадаче:
Им самодержца будить или нет?
(Нечто такое на Сталинской даче
Позже случится, хоть Сталин аскет.)

Всё же вошли, округлились глазами
И ужаснулись, ори не ори:
При унитазе в обнимку хозяин
Мёртвый лежит и заточка внутри,

В смысле, тот меч, что утоп в тучном теле.
Горе-секьюрити, попросту - сброд
(Где их набрали), стоят, обалдели
От удивленья, что сделал Аод.

Как так случилось? Ведь шёл безоружный
Этот хитрец, напевал: Сулико…
Срочно в погоню все бросились дружно,
А посетитель уже далеко.

Скрылся из глаз, приказал всем отжаться
Народоволец от Бога Аод.
Вот уже Мининым он и Пожарским
На ополченье сзывает народ:

"Сердце Еглона стучать перестало,
К освобожденью Господь подал знак"…
(Думаю, так свой народ поднимала
Всеми любимая Жанна да Арк).

Вывел отряд свой Аод утром рано
И перекрыл к отступленью маршрут.
Моавитяне домой к Иордану
Мчат к переправе, а их уже ждут.

Сильных, здоровых мужчин десять тысяч
Всех перебили, пустили ко дну.
Так обучили евреи приличьям
Тех, кто на них слишком сильно тянул.

Моавитяне хвосты поприжали,
Помня Аода жестокую длань.
Чтоб безобразничать им не мешали,
Сами платили, я думаю, дань.

А с Израилем всё было в порядке:
Справно могли Иегове служить,
Лет протянули аж восемь десятков,
Чтоб по девицам чужим не ходить.

Не отклонялись в походе налево
Израильтяне с Судьёй их левшой,
Генеалогии чистое древо
Не поросло при Аоде паршой.



 
Главы 4-5. На обетованной секса нет

Восемьдесят лет в социализме
Провели Израиля сыны
При Аоде, без идиотизма
При основах жили Ленинизма
Иегове преданно верны,

У заморских шлюх не ночевали.
Дамы в лифчик клали пистолет
И когда к ним очень приставали,
Как учила партия, орали:
На обетованной секса нет.

Вождь их умер тихо, интровертно.
Не успев Судью похоронить,
Бросились сыны грешить конкретно.
И ученье вовсе не бессмертно,
Если за ним некому следить.

Не таков, однако, Иегова.
Он евреев через не могу
Наказал, как водится, сурово,
Снова наложил на них оковы,
В руки предал новому врагу,

В этот раз царю из Ханаана,
С именем ослиным Иавин.
Жил бандит в Асоре при фонтанах,
Из огня вытаскивал каштаны,
На еврейской жареных крови.

С ним на стрелки разом выезжало
Девятьсот железных колесниц.
Много это было или мало?
Но ему и этого хватало,
Чтоб евреев всех повергнуть ниц

И держать в той интересной позе
Не денёк, неделю - двадцать лет
На жаре, под ветром, при угрозе
Обмочить сынов и заморозить,
Хоть морозов в Палестине нет.

Военком был при царе Сисара,
В Харошеф-Гаиме жил Главком.
Иавин и он тогда на пару
Принуждали жить сынов в кошмаре
И без мыла в попу лезть винтом.

Но Судьёй тогда была Девора,
А при ней провидения дар.
В Боге обрела она опору,
Порешив без лишних разговоров,
Нанести стремительный удар

Иавину, разом сбросить бремя.
Десять тысяч сабель - неслабо,
Силою немалою в то время
Обладали древние евреи,
Но не все из них стремились в бой.

Впрочем, домыслы мои поспешны.
Девятьсот Сисары колесниц
На металлолом пошли успешно.
Сам Главком бежал пред ними пеший,
Напоровшись на одну из спиц.

Он в шатёр ворвался к Иаили
(Судя по всему не в первый раз),
Та его кумысом напоила,
Спицу извлекла, лицо умыла
С головой укрыла под палас.

Ей сказал Сисара, чуть гундося,
На себя натягивая плед:
"Встань при входе и прикинься Фросей,
Нет ли здесь кого, прохожий спросит,
Отвечай ему - таких здесь нет".

Что в душе еврейских этих женщин,
Не поймёшь - то ураган иль штиль.
Их коварству дьявол рукоплещет:
Взять Юдифь с ухмылкою зловещей,
А теперь ещё и Иаиль.

Этой даже меч не пригодился,
От шатра достала она кол,
И едва мужик угомонился,
Сном забылся, словом отключился,
Как его поставила на кон

Иаиль, короче, кол вогнала
Сквозь висок, прибила, как штиблет.
Так Сисару кинула кидала
(С кем не раз делил он одеяло)
За награду суммой в пять монет.

Иавина в этот день смирили
Волею Создателя-Творца,
От фонтанов воду отключили,
Ханаанского царя гнобили
И не выпускали из дворца.

Тот с таким позором не смирился,
Тихо окочурился, почил.
Может, с ним Кондратий приключился
Или сам от горя отравился -
Библия об этом умолчит,

Но зато расскажет, как Девора
Веселилась и сложила песнь.
Гимн тот люди распевали хором
Племенам Израиля отборным,
Совершившим праведную месть.



 
Глава 5. Песнь Деворы

"Израиль отомщён, на провокацию
Ответил, проявил себя в бою,
За Саваофом шёл мечами бряцая!
Я Иегове песнь свою пою.

Когда Ты, Яхве, шёл своим этапом к нам
Сисару поразить наверняка,
Тогда земля тряслась и с небо капало,
Осадки проливали облака.

Всё пред Тобою меркло, горы таяли
И даже ниже сделался Сион
Пред Иеговой, Господом Израиля.
Услышал Он с небес наш тяжкий стон.

В дни Иаили, женщины безропотной,
Пустые сёла ёжились в пыли,
И с большака не доносилось топота,
Окольною дорогой люди шли.

Селенья б бабой снежною растаяли
И жизни б опрокинулась бадья,
Когда бы не восстала мать в Израиле,
Девора не восстала, то есть я.

Богов иных по глупости избрали все
И тут же у ворот стоит война.
У тысяч сорока сынов Израиля
Ни копий, ни щитов нет, ни хрена.

К вам обращаюсь я, страны начальники,
К ревнителям в народе: сбросьте спесь,
Прославьте Бога вы, не будьте чайники,
Во славу Иеговы пойте песнь.

К вам, на ослицах белых восседающим,
Огромные имеющим права,
С ковров персидских зад не отрывающим,
К вам моё сердце, печень, голова.

И вас, стада собравших у колодезей,
Я голос призываю ваш отдать
Израиля вождям, их чтить без робости.
Тогда в стране наступит благодать.

Не просто так придёт, а с Божьей милостью
Народ Господень встанет у ворот.
Восстань, Варак, за дело самостийности
Сплоти в кулак мятежный наш народ.

Господь мне ниспослал суровых воинов.
Пришли ко мне Ефрем, Вениамин.
Лишь за Рувима племя беспокойна я:
Его волнует собственный камин

Да местничковые суть разногласия...
За Иорданом край их Галаад.
У них спокойно, что им кутавасия,
Где кровный загибается их брат?

Да что Рувим? А прочие с отарами?
Дан с кораблями, у Асира - брег…
Когда бы не старшины Иссахаровы,
Нам до сих пор горбатиться на всех.

Пришли цари сразиться Ханаанские
В расчёте поживиться серебром,
Но Варак не оставил даже шанса им
Уйти живыми, пёхом, под седлом.

Копыта лошадей ломались надвое,
Так быстро их начальники неслись,
На всём скаку с коней в доспехах падали
И умирали, там где кровь и слизь

С Сисарой во главе. Тот, как ошпаренный,
От ужаса и страха бел, как мел,
Влетел в шатёр Хевера Кенеянина,
У Иаили спрятаться хотел.

Воды он попросил.… Вполне по-божески
Она ему приносит молока
И в чаше подаёт ему вельможеской,
Не обнаружив замысла пока,

Смеётся с ним над шутками скабрезными,
Висок его готовит под укол,
Одной рукой оглаживает деспота,
Другой рукой нащупывает кол.

За нею сам Господь и дело правое,
А в деле правом женщина сильна -
Где грешницы не справятся оравою,
Блаженная управится одна.

От беготни уставший и простуженный
Уснул Сисара. Дурню невдомёк,
Что ни к утру ему не встать, ни к ужину -
Проснёшься здесь, когда пробит висок

И колом ты пришпилен, как в гербарии,
Уже не конь, а лёгкое хрипит…
А где-то ждёт сыночка мать Сисарина,
В окно выглядывает мрачно и вопит:

Что долго так не едет сына конница,
Нет скрежета колёс от колесниц?
Ей отвечают, умники, как водится:
Добычу свою делят и девиц,

По две одежды каждому на воина,
Девиц им полагается по две…
Но в этот раз послал Господь уродине,
Лишь дырку в его глупой голове.

О, Господи! Враги твои да сгинут все,
А на помост лишь лучшие взойдут
И в благодать вслед за Тобою ринутся,
Тебе во славу мой, Деворы, труд".

Допели песню, стихли славословия.
Народом управляла Судия
И сорок лет на Господа условиях
Покоилась Израиля земля.



 
Глава 6. Кого любит Иегова

Но едва Судья сняла мантию по смерти
И спокойно умерла - расшалились дети.

Стали в мерзкое играть вновь Израильтяне
И такое вытворять - лет на семь потянет.

Осерчал тогда Старик на сынов в законе
И вкатил им семерик строгача на зоне.

Самым главным стал пахан из Мадианитов.
Предал Бог еврейский клан в руки тех бандитов.

(По закону, господа, если не живётся,
По понятиям тогда париться придётся).

Тяжела рука была новых оккупантов.
Вмиг исчезли со стола куры и купаты,

Испарились пироги и другие блюда,
Когда вторглись к ним враги на своих верблюдах.

Лишь посеет Израиль, не пожнёт до срока,
Как в полях взбивают пыль жители востока.

Разбегались, в горы шли сыновья и дщери,
По укрытиям в щели прятались в пещере.

В множестве, как саранча, Амаликитяне
Ложкой с мискою бренчат на чужой поляне.

Со двора, как из палат, всё метут метёлкой,
Не оставят ни осла, ни овцы, ни тёлки.

Из своих далёких стран (с Господа внушенья)
Шли они за Иордан для опустошенья

Той Израиля земли, что ему досталась
(Хоть совсем не за рубли им приобреталась).

Обнищала та земля. Люди возопили,
Как обычно, к небу взгляд вновь оборотили.

Духу подчинилась плоть, Сатана умылся.
Так их мстительный Господь своего добился.

Появляется пророк м вещает строго.
Недоумкам невдомёк, что пророк от Бога.

Затыкают ему рот, тот одно долдонит,
Чтоб задумался народ кто хозяин в доме,

На просторы той земли кто карт-бланш им выдал,
Несогласных отселил, Аморреев выгнал.

Много лет, видать, провёл человек на зоне.
Хоть язык его тяжёл, но пургу не гонит.

Взялся он сынов честить, чистить без клистира:
"Вам чужих богов не чтить, не плодить кумиров

Сверху выдан был запрет впредь в обмен на право
Жить в чужом монастыре со своим уставом.

Вы ж ослушались тогда Господа приказа,
И для вас Его звезда в ров скатилась разом.

Коль не стали от плеча сечь чужих нагайкой,
Вам самим теперь торчать на тюремной пайке.

Будут бить вас много лет Мадианитяне.
Даже тот, кто при котле, долго не протянет.

День-деньской без выходных вкалывать вам в мыле
Оттого, что вы, сыны, Бога позабыли.

С беспросветного труда до седьмого пота,
Может, вспомните тогда про Его субботы,

Когда каждый отдыхал, хоть не обессилен.
В дни те даже на аврал вы не выходили.

Отразите боль и смысл вы в татуировках.
Вас на зоне портретист разрисует ловко,

Чтоб опущенных в аду гомики узнали
По наколке на заду - Ноги, вы устали!

Чтоб в тайге не умереть иль на лесосплаве,
Призываю всех я впредь, Иегову славить.

И не надо меня есть взглядами, буравить -
Прозвучало слово здесь славить, а не сплавить.

Оттого весь двор в дерьме от курей помёта,
Что прохода на земле нет от рифмоплётов.

Не кощунствуйте, сыны, в творческом полёте
И свободу, пацаны, вы приобретёте.

С верой в Бога своего мы зажжём лампаду…
И об нары головой бить меня не надо.

Не дерьмо я притащил на своих штиблетах,
А маляву получил от Авторитета".

Богословия урок преподав балбесам,
От Хозяина пророк канул в неизвестность.

Честный фраер под отбой сгинул на хлабуду.
Появляется другой пришлец ниоткуда.

Этот вовсе без штиблет, видно, что не здешний,
Сам прозрачный на просвет, как три дня не евший.

Ангел, Божий адъютант, сел под ананасом,
Что принадлежал тогда в Офре Иоасу.

(Люди издавна права за собой столбили,
У них даже дерева в собственности были.

Кто в чужую тень войдёт - сразу по сусалам...
С древних лет порядок тот изменился мало.

Не особый видим мы повод для досады -
Был для сильных этот мир, стал для хитрозадых.

Что ж так трогают меня пажити и веси,
Что у жителей отнял нувориш Успенский?

Кабинеты для него открывались - Здрасьте,
За бабло и нас того, вы опедерасьте.

Взял в аренду пять озёр, сам живёт в столице...
С ним особый разговор после состоится.

Не в провинции одной происходит это
Там, где правят всей страной пидары конкретно).

Если в мире эта гнусь здравствует издревли,
Что же я тогда пекусь о судьбе деревне?

Возвращусь-ка я назад в Офру к Иоасу,
Там где Божий адъютант, сел под ананасом.

Не могу я без прикрас изъясняться ясно,
Что назвал я ананас, дуб был, а не ясень.

Иоаса младший сын мял зерно в точиле,
Взглядом зыркая косым по простой причине -

Скрыть подальше, что едят, от Мадианитов.
На пришельца бросил взгляд Гедеон сердито:

Кто ещё к нам на постой прибыл из столицы?
Не пришлось бы нам мацой с ним потом делиться.

И хоть встретился сынок с Ангелом воочию,
Между ними диалог клеился не очень.

Гедеону говорит Господа посыльный:
"Наше дело победит, ты мужчина сильный.

Как мифический герой ты спасёшь Израиль.
На почётнейшую роль мы тебя избрали.

Я пришёл сказать, чтоб ты не боялся боя.
Наблюдая с высоты, твой Господь с тобою".

Гедеон ему в отказ пару фраз бросает:
"Отчего же тогда нас грабят, убивают?

Если Бог такой силач, точно джин из сказки,
Почему я слышу плач, а не песни-пляски?

Что мешает нам, ответь, победить бандитов,
Если мы прямая ветвь беженцев с Египта?"

Ангелок - Иди и всё, знаем, лучше, дескать,
Кто отечество спасёт, кому сало трескать.

"Как спасу отчизну я? - Сын руками машет -
Велика моя семья, я в ней самый младший.

Мой удел - варить обед и кормить папашу.
Выбирайте для побед сына, что постарше".

(Первородство - это бред, ярмарка амбиций.
Здесь особой роли нет, кто каким родился.

Менделеев, скажем, наш, хоть и не апостол,
Сын двенадцатый был аж, а таблицу создал,

Показал, что мы с едой  глушим хлор да натрий,
Спирт водою ключевой балуем два на три.

Не сопьётся наша Русь от таких пропорций,
Впрочем, ей и без питья по уши эмоций.

Жить бы ей не вкривь да вкось, ладно, справно, дружно,
Да в избытке развелось хитрозадых дюже.

Остальным хоть на погост от подобной скверны...
Будет, слово дал Христос, и последний первым.

Так что, может быть, и нас не оставит Боже -
И восстанем мы на раз бить хапугам рожи.

Только кто приказ отдаст бить особо сытых?
Из простых он выйдет масс или из элиты?

Как понять в короткий срок - в Иегове ставке
Кто воистину пророк, а кто с лжеприставкой?

В мире, где бедлам, раздрай, от пророков тесно.
Обещают людям рай, а толкают в бездну.

Тех, кто правду говорят, кабы знать заранье...
Мы же лупим всех подряд от непониманья).

Вот и Гедеон таков, Ангела терзает -
В подтвержденье Божьих слов фокусов желает.

В дом опресноков принёс, водку-непалёнку,
Несмотря на строгий пост, заколол козлёнка.

Всё, что прятал от людей и хранил с опаской,
Богу выложил еврей из своих запасов,

Для Господнего Гонца всё сложил под дубом,
Чуда ждёт он от Отца (вроде нашей Думы

Той, что верою живёт, думает - за яства
Бизнес водочный вернёт в руки государства).

Ангел - он не осьминог, чтоб тащить и щупать.
Все дары он просто сжёг, солнечною лупой

Положил горящий глаз на еду с козлёнком.
Водка первой занялась, хоть и непалёнка.

Всё, что выложил пред ним Гедеон на блюда,
Ангел взглядом сжёг одним. Совершилось чудо.

Даже малости не взял Бог от Гедеона.
(Кто бы Думу обязал так писать законы,

А не делать, как в бреду, с умным видом пассы
И не ждать, когда падут с дуба ананасы).

Дело сделал, улетел восвояси Ангел.
Гедеон в момент прозрел, хоть не ездил к Ванге.

Понял он, что неспроста с Господом столкнулся,
И мгновенно в Его стан сын переметнулся.

Оторвался в полный рост он и всё такое -
Жертвенник Ваалу снёс. Дерево святое,

Где до этого отцы гимны пели хором,
Он срубил под бубенцы, под развратный корень.

Гедеон богов свергал под покровом ночи.
Иегова на то дал сыну полномочья.

Десять взял своих рабов сын для святотатства,
Не братьев и не сватов, если разобраться.

Новый жертвенник воздвиг, на сырых дровишках
Тёлку сжёг не с головы. Ну, уж это слишком.

Здесь не то, что Васька знал, чью сметану лижет:
Где Ваал свой правит бал, кто бы знал, как выжить.

На святыню посягнуть, ну и ну, глумиться -
Может ту баранку гнуть лишь самоубийца.

Обыватель мирно спал, пьяницы рыгали,
И никто из них не знал, что богов свергали.

А наутро началось... Гедеону кружкой
Первым делом дали в нос и пустили юшку.

У отцовского крыльца богомольца били.
Чтоб совсем забить юнца, добровольцы были.

По убийству в людях зуд не идёт на убыль.
Намечался Линча суд под известным дубом.

Там, где ангела стопа ранее ступала,
Озверевшая толпа свой вопрос решала:

Как кончать на этот раз - вешать иль дубиной?
Но вступился Иоас и отмазал сына

От суда, не стал бранить. Ведь под дубом раньше
Вместе с Ангелом они заварили кашу.

Сына он не передал в руки правосудья
И в подвале продержал с ночи до полудня,

А народу приказал отложить дубину:
"Пусть сам свергнутый Ваал сводит счёты с сыном.

Если истинный он бог - не простит обиду,
Ну, а если кабысдох - не подаст и виду.

И не вам, братва, судить, с кем судом судиться,
Кого тупо завалить. Шли бы вы молиться".

Сложной выдалась тогда геообстановка:
Иудеев города грабят полукровки,

Мадианитяне жмут, Амаликитяне
В нос евреям кнут суют, а не тульский пряник.

Близ обетованных мест неизбежна сеча,
А евреям на наезд и ответить нечем.

Дух Господень тут объял Гедеона. К бою
Приготовил сын себя, вострубил трубою.

Шли к нему со всех сторон, набралось не много,
Опечален Гедеон, вопрошает Бога:

"Как мне дальше поступить? Воевать с востоком
Или просто схоронить голову в песок мне?

Своё мнение озвучь, выскажи сужденье:
Я действительно могуч и готов к сраженью

Или бед, всех прочих сверх, мне не доставало?
Может, я напрасно сверг идола Ваала?

В бой пойти я буду рад, выбор подытожить,
Но и вы мне свой мандат предъявите тоже.

Робость победить внутри чудо лишь сумеет.
Дай понять мне до зари, что в своём уме я.

Слышать свой победный клич, звуки барабана,
Высший замысел постичь - в помощь мне бараны.

Не придумаешь умней -  После стрижки общей
Шерсть оставлю на гумне (пусть отец не ропщет).

Господи, меня прости за томленье духа,
Шерсть росою ороси, а вокруг чтоб сухо

Было на земле... Так я знак понять сумею
То, что линия моя не вразрез с Твоею".

К просьбам Бог дверь на засов держит, но покуда
Мучают Его сынов, Он готов на чудо.

Воду с шерсти Гедеон выжимает в чашу...
Много раз, похоже, он был обманут раньше.

Стал от этого герой осторожным слишком,
В голове его юлой вертятся мыслишки:

"Выплеснуть могла воды челядь из окошка,
Если рыжие коты здесь имели кошку.

Не мешало бы с утра мне ощупать Мурку...
Ведь довольно и ведра на баранью шкуру...

Дети здесь могли шалить и открыть задвижку,
Но подворье всё залить для детишек слишком..."

Не ушли сомненья вон: Пьяный не иначе
Здесь прошёл… и Гедеон  усложнил задачу.

Не был Гедеон тупым даже славы ради,
Что Господь пребудет с ним требовал гарантий:

"Мой Мессир, меня прости за мою проверку,
Перед носом как кассир не захлопни дверку.

Чтобы Твой понять приказ как готовность к бою,
Ты всю шерсть на этот раз сохрани сухою,

А вокруг - как водопад вдруг с небес пролился"…
Словно целый взвод солдат шёл, остановился,

Оросил росою весь двор, крыльцо, постройки,
Но сухой оставил шерсть… Чудо да и только.

(Непонятливых любить Богу путь заказан,
Гедеона мог убить со второго раза,

Если первому сынок не поверил чуду.
Что Господь с ним сделать мог, я гадать не буду.

Сын вопросы задавал Господу без страха,
Оказаться рисковал в виде черепахи.

Повторять на нём не стал с черепахой опыт,
Иегова неспроста любит хитрожопых,

Силу им даёт, успех, почести, награды,
И себе из "лучше всех" подбирает кадры,

В Думу выдвигает их простаков лапошить…
Почему же мне про них даже думать тошно?)



 
Глава 7. Психотропное оружие

Мадиамский стан в долине
Грозным воинством стоял.
Гедеон же знал - отныне
Бог евреев не отринет...
А народ всё прибывал.

На военные те сборы
Привалил и стар, и млад.
Ополченцы очень скоро
Всю заполонили гору
Под названьем Галаад.

Даже Бог с душевной мукой
Должен был тогда сказать:
"Гедеон, такая штука:
Не могу Я в твои руки
Мадианитян предать.

Слишком много вышло биться...
Я ж хочу наоборот,
Дабы зря не возгордился
От завышенных амбиций
Победивший Мой народ.

Предо Мной потом он скажет:
Мол, спаслись и без Него...
Жизнь его потом накажет,
По земле рассеет даже.
Иегове что с того?

Где признание и слава,
Почитанье? А сыны
Обратятся вновь к Ваалу
Водку жрать и лопать сало
И с блудниц сдирать штаны.

Гедеон ты Мой любезный,
Так скажи: Кто боязлив,
Робок, болен иль нетрезвый
Пусть домой идёт болезный,
Наш оставит коллектив".

С той горы из тысяч многих
Двадцать две скатились вниз,
Слава Богу, об остроги
Не переломали ноги,
Прочь до дома подались.

Но осталось тысяч десять
Мадианитян лупить,
Одержимых, просто крези,
Им что москаля зарезать,
Что араба задушить.

Для победы слишком будет,
Иегова так решил -
Победителей не судят.
Кто же мыть пойдёт посуду,
Когда пир свой завершим?

Говорит Бог Гедеону:
"Не количеством сильны,
А порядком легионы.
Набери бойцов отборных
Из законченной шпаны.

Приведи всех к водопою
Обалдевших на жаре
И проверь, готов кто к бою,
А кто просто так с тобою
Вышел писать на дворе.

С тем, кто встал на четвереньки,
На коленях воду пил,
Ты расстанься помаленьку
И за небольшие деньги
Отряди работать в тыл.

Тот, кто воду пил с ладоней
Иль лакал, согнувшись псом,
Чести нашей не уронит,
Даже в самой мерзкой бойне
Будет преданным бойцом".

Триста человек лакавших
Оказалось в тот момент,
На колени не припавших.
Ниже уровня в параше
Оказался их процент,

В молоке побольше пенок.
Подведу я свой итог:
Мало по-собачьи верных,
На кого бы в полной мере
Мог бы положиться Бог.

И сказал Он: "Тремястами
Израиль Я свой спасу.
Остальных из вашей стаи
По домам Я распускаю,
Пусть овец своих пасут".

По Божественной указке
Гедеон всех шлёт домой,
Триста с ним (но не спартанцев).
Стан же вражий Мадиамский
Был в долине под горой.

Там ослы кричат, верблюды
А числом, как саранча.
Со всего востока люди
Скорпионами на блюде
Кверху жалами торчат.

Ангел, ночью прилетавший,
Гедеона слал к врагу:
"В стан иди ты бесшабашно.
Одному явиться страшно? -
Прихвати с собой слугу,

Не сжимай в кармане кукиш,
Не грозит тебе петля
Или смерть от пытки жуткой.
Иегова в твои руки
Предал Мадианитян.

Как узнаешь, что творится
В этом стане, что за слух
Исказил испугом лица -
От нахлынувших амбиций
Возгордишься, как петух".

Гедеон сошёл в долину,
Мадиамских где полков
Столько, что земли не видно.
Сын пробрался в середину,
Встал незримо средь шатров.

Слышит он, два паникёра
Меж собой заводят речь:
Мол, конец наступит скоро,
Всех их встретит без разбора
Не иное что, как меч

Гедеона. Не обманет
Их предчувствие и сон.
Рассуждают басурмане:
Даже в укреплённом стане
Их достанет Гедеон.

(Верный признак пораженья.
Либералы-господа,
За такие рассужденья
Накануне всех сражений
Убивают без суда).

Сна чужого очевидец
Гедеон узнал секрет
И так сильно удивился,
Что к слуге аж обратился:
Не ослышался ль? - Да, нет!

Знать, Господь и вправду с нами,
Если в транс Он ввёл врага.
Так поднимем наше знамя.
Завтра голыми руками
Отшибём врагу рога.

(Вновь я сделаюсь мишенью:
Не случайно среди коз
Гедеон слонялся, шельма,
Занимался он внушеньем.
Это ж - массовый гипноз.

Как мозги запудрить массам,
Одурачить паству как,
Налагая свои пассы,
Нам представили прекрасно
Кашпировский и Чумак.

В наших душах тайный привод
Где-то есть. Его конец
Кто-то дёргает игриво...
До чего же прозорливым
Был писавший Книгу жрец).

Всю носителей плеяду
Гедеонова меча
Сын разбил на три отряда,
Научил, что делать надо
А, точней, что прокричать.

"Установку миллионам
Я внушил на выкрик "Меч
Господа и Гедеона!",
Что сильней чумы бубонной.
Ваше дело подстеречь

Убегающие толпы
И светильники разжечь.
Заглушая крики, топот,
Их сметёт, верней потопа,
Клич наш - Гедеона меч!".

Три отряда взяли трубы
И светильники в горшках.
Меч! - орали гласом грубым
И подсвечивали зубы
Дабы вызвать в людях страх,

Что и так ломал подковы,
Разрывал на части плоть.
Чтоб сразить всех силой Слова,
Одного меч на другого
Обратил в тот день Господь.

Под гипнозом наущенья
Люди бились близ дубрав
В страшном умопомраченье,
"Гедеона меч!" значенье
Толком и не разобрав.

(Психотропное оружье
Человечеству конец
Принесёт, как ветер стужу,
В космос выметет наружу...
И про это знал мудрец).

Чтоб добить врагов оравы,
Храбрые из Ефремлян
Поработали на славу,
Захватили переправы
Через реку Иордан,

Двум князьям Ориву, Зиву
Дали так по в голове,
Что оплакивали ивы
Прах Орива в Цур-Ориве,
Зива - в Иекир-Зиве.

Головы им отрубили,
Обваляли их в пыли,
Чтобы сильно не кровили,
Обернули в холст, вручили
Гедеону те кули

Ефремляне. В его стане
Вдруг устроили скандал:
Почему узнав заране
Про грядущее восстанье
Ничего им не сказал?

Им оставил переправу
Да вот этих двух князьков.
Не хотел делиться славой?..
Словом, как не раз бывало,
Разругались с пустяков,

Из тщеславия, амбиций...
Если час твой не настал
В одиночку насладиться -
Славой следует делиться.
Гедеон про это знал.

"Тех князей Мадианитских
Смог бы взять не каждый мент.
Вами я могу гордиться..."
Просветлели разом лица
Ефремляновы в момент.

Так погладив их по шёрстке
Гедеон обиду снял.
Свои подвиги по-свойски
Разделил, как папироску,
И опять хорошим стал,

Но надолго ли? Увидим.
У героев краток век,
Чтоб рассиживаться сиднем.
Гедеон, пока в зените
Сам, с ним триста человек,

Шагом двигаясь саженным
Гонят недруга и бьют.
В затянувшемся сраженье
От подобных упражнений
И двужильные сдают.

А сыны народ обычный,
Не гляди, что "лучше всех".
По сложившейся привычке
Им "клубничку" б после стычки
Да винца б испить не грех.

Просит жителей Сокхофа
Гедеон дать хлеба им.
Ну, а те - стенать и охать:
Вас кормить - была охота,
Сами хлебушек съедим.

И без вас живётся скудно.
Вы, конечно, бунтари
Против ига, против блуда...
Но не свергнуты покуда
Мадиамские цари.

Кто сильней? - народ не знает.
Взад вперёд войска снуют.
Чьи сегодня убегают,
А какие догоняют?...
В общем, хлеба не дают.

Гедеон, на них зверея,
Возвышает гневно глас:
"Я преследую Зевея
И Салмана прохиндея,
Догоню, примусь за вас.

Тех царей двух Мадиамских
Я возьму, не разговор,
К вам вернусь не строить глазки,
У меня на ваши сказки
Заготовлен приговор.

Растерзаю тело ваше
Молотильною доской
Зубчатой, а вас в парашу
По обычаю, знай наших,
Запихну вниз головой".

После этих обещаний
Сын пошёл на Пенуэл,
Но и там его борщами,
Хлебом-солью не встречали...
Он повторно озверел.

Пригрозил их град разрушить
Из-за мисочки борща,
И за хлебушка горбушку
Из народа вынуть душу
Гедеон пообещал.

И ведь вынет, погодите,
Душу вытряхнет шутя.
Вот таким был тот воитель,
Одним словом - победитель
И герой Израильтян.

А Зевей, Салман в Каркоре
Пили мутный самогон,
Первачом глушили горе,
И царей тех очень вскоре
Взял с поличным Гедеон,

А при них всего пятнадцать
Тысяч, сущий пустячок.
Ведь убитыми - сто двадцать
Тысяч было, кто сражаться
Вышел да сгорел свечой.

Их остатки как в дурмане
От гипноза и тоски
Пребывали. Басурмане
Без охраны в своём стане
Пили водку, дураки

Мясо жарили беспечно.
Гедеон их отследил,
При жаровнях в краткой сече
Умертвил бесчеловечно,
Всех в окрошку изрубил,

Возвратился. Близ Сокхофа
Малолетний ротозей
Был захвачен, завербован,
Рассказал им всё подробно
Про старшин и про князей.

Был смышлён малец и прыток,
Заложил с восторгом всех,
А возможно, после пыток
Выдал Гедеону список
В семьдесят семь человек.

Молотильными валами
Зубчатыми всех старшин
Тех, что хлеба не давали,
Так примерно наказали,
Что от них остался пшик.

Пенуэльскую разрушил
Башню Гедеон под ноль,
Из живущих вынул душу,
Обещанье не нарушил -
Врать герою западло.

Он царям вопрос свой вскоре
Задал, чем загнал впросак:
"Помните людей с предгорий
Вы убили на Фаворе?
Выглядели они как?"

Убивали многократно
Те цари, теперь должны
Отвечать: "В доспехах ратных
Так они смотрелись знатно,
Словно царские сыны,

На тебя они похожи".
После этих кратких фраз
Гедеон вскричал: О, Боже!
Не сдержался и по рожам
Царским врезал пару раз,

Хоть царей лупить негоже,
Не такая у них стать
(Но зато вполне возможно
Самодержца уничтожить,
Обезглавить, расстрелять,

Ну, а в случае особом,
Можно и со всей семьёй
Скопом царский род угробить
И следы его с надгробий
Смыть соляной кислотой.

Выбирайте - в рай с каретой
Иль подушкой до зари
Быть задушенным?... Поверьте,
Не уходят своей смертью
Невезучие цари,

Им в подмогу брадобреи
И вражда со всех сторон...)
А Салману и Зевею
Быть бы чуточку добрее -
Их простил бы Гедеон,

Ну, а так в аффекте жутком
Опустился до битья,
Но оставил эти штуки
И сказал, себя взяв в руки:
"Это же мои братья

В тот момент пред вами были.
Я б мог быть один из них.
Кабы вы их не убили,
Жив Господь, и вы б ходили
Его милостью в живых,

Я бы смерти вас не предал".
(Неужели б отпустил?
Ведь, сподобившись Комбеду,
Из-за хлебушка к обеду
Весь Сокхоф он истребил,

В Пенуэл пришёл на ужин,
Из-за мисочки борща
Башню, помнится, разрушил,
Из живущих вынул душу,
Как намедни обещал).

Так сказал он Иеферу,
Сыну первенцу: "Без слуг
Этих двух людишек скверных,
Заруби, сынок примерный,
Приобщайся к ремеслу".

Но меча тогда не вынул
Сын по молодости лет
Или по другой причине,
Хоть его толкали в спину
Говоря: смелее, шкет.

Встали в рост Салман с Зевеем,
Гедеону говоря:
"Сам убей ты нас скорее
Ибо нет тебя сильнее,
Не насилуй сына зря,

Он поднять не сможет вилы
Нас, как сено, ворошить
И ворочать по настилу,
Тут нужна мужская сила
Над царями суд вершить".

Гедеон, убивший многих,
Просьбе обречённых внял,
Вынул меч, убил обоих,
С их верблюдов длинноногих
Золотые пряжки снял.

Говорят Израильтяне:
"Мадианитян простыл
Даже след. Ты наше знамя,
Гедеон, владей же нами,
Отдавай своим густым

Зычным голосом приказы,
Все излишки забирай,
Огради от безобразий
И сынам своим всем разом
Власть над нами передай".

А в ответ: "Прогнал злодеев
Не затем я, чтоб господ
Дать вам с сыном прохиндеем.
Пусть Израилем владеет
Иегова, наш Господь.

Власть - прерогатива Бога,
Я ж всего апологет,
Сторож у Его порога.
Для себя прошу немного:
Дайте каждый по серьге

Из того, что отобрали
В драке у Измаильтян
(Из ушей повыдирали
Или силою отняли,
Денег вовсе не платя).

Гедеон освободитель
У верблюдов снял с груди
Золотых цепочек нити.
Прибыл он в свою обитель,
Где ефод соорудил

С подношений. Полномочий
Гедеон превысил круг
(Щепетилен был не очень).
Иегова, озабочен,
Опечалился не вдруг:

Не по праву из амбиций
Гедеон возвёл ефод,
Где другим богам молился.
В трёх соснах сын заблудился.
Вместе с ним блудил народ

На дворе, на сеновале...
Сорок лет как дикий рой
Их враги не донимали,
Гедеона норов знали -
Самодур, хоть и герой.

Но ответ свой непреложно
Всем держать в конце концов.
Гедеон жизнь подытожил,
Наплодил от жён, наложниц
Целых семьдесят сынов.

Сексуален был он жутко
Сверхохочий до утех,
И в Сихеме мать малютку
Родила ему ублюдка,
Звался он Авимелех.

Гедеона смерть застала
В старости глухой. Едва
Управителя не стало,
Все рванули вслед Ваала,
Как в публичный дом братва.

Память им отшибло напрочь:
Раньше в верности клялись,
А теперь ругались смачно,
Как подонки, однозначно,
С его домом обошлись.

Все его благодеянья
Позабыли в пять минут
Господа Израильтяне
И за это наказанье
Очень скоро понесут.



 
Глава 8. Авимелех. Смерть от женщины

Авимелех, от матери рабыни
Сын Гедеона, без особых прав,
Для храбрости на грудь грамм двести принял
И речь толкнул, братьёв-рабов собрав:

"Пора с роднёй, ребята, разобраться:
От Гедеона сын я не один,
Их семьдесят. Чем всем им подчиняться,
Пусть буду я над вами господин.

В Сихеме всех оповестите срочно:
Чтоб иго испытать им не пришлось,
Пусть властные дадут мне полномочья,
И помните, я ваша плоть и кость,

Страны Сихемской стану повелитель.
С аристократии не жди добра"…
На обещанья люди повелись те
И меж собой твердили - он наш брат.

Склонилось сердце их к Авимелеху,
В достатке ему дали серебра.
Тот праздных набирает и отпетых,
С тем сбродом отъезжает со двора.

Не богомольцем в Офру славить Тору
Авилелех шёл со своей шпаной.
Кого ни встретит - в морду без разбору,
Такой был человек он непростой.

В чертог отца ворвался, аки пламень,
Связал своих по батюшке братьёв,
Всех семьдесят привёл на лобный камень,
Где учинил расправу и битьё.

Убил весь род, в пуху свиное рыло.
Остался только младший Иофам,
Кому слинять от бойни подфартило,
Чтоб правду всю потом поведать нам

О том, как плод Сихемских безобразий,
Рабыни сын соперников убрал,
Тем доказав, что от побочных связей
Напрасно ждать родителю добра.

В момент Сихемских инаугураций
Авимелеха носят на руках,
А Иофам на Гаризим взобрался
И притчами с горы внушает страх,

До совести стремится достучаться
И пробудить уснувшие умы
Судьбою жуткой братьев-домочадцев…
Тот сердца крик послушаем и мы:

"Собрались дерева, пошли к маслине:
Помазать, мол, хотим тебя в цари,
Владей же нами, делай нас счастливей.
А та, представьте, им и говорит:

Оставлю ли я тук свой венценосный,
Которым чествуют богов, людей?
По деревам слоняться мне несносно,
Мне ваша власть, что чирей в бороде.

К смоковнице тогда речь обращают
Другие дерева: Иди, владей!
А та, представьте, им так отвечает:
Мне сладость собственных плодов милей

Чем власти вкус прогорклый и прокисший,
В нём слава с горечью напополам.
Мне зреть одной определил Всевышний,
А не слоняться зря по деревам.

Лоза им отвечала винограда:
Оставлю ль я свой сок? Мои дары
Бодрят и веселят сильней парадов,
Наград и прочей власти мишуры.

Моя судьба нести навстречу солнцу
Все радости земли в своих плодах,
А не маячить стражей у оконца,
Чужое счастье красть и сеять страх.

Один терновник согласился вроде
И так сказал: По истине когда
Меня царём поставить при народе -
Куда ни шло, а если нет - беда..."

(Нелегитимность власти - это значит,
Что к бунту расположенный народ
По выкрику лишь - царь ненастоящий -
Правителя повесит у ворот.

Ещё вчера вопил и рвал рубаху
От радости - Да здравствует король,
А завтра сволочёт его на плаху
Узнать, какого цвета брызнет кровь.

В истории достаточно примеров -
Лжедмитрии и с ними Годунов,
А что до изувера Робеспьера -
К таким народ особенно суров

За порванную на груди рубаху,
Ведь новую купить - не по деньгам...)
За их поспешность в выборе монарха,
Предупреждал сихемцев Иофам:

"Огонь пожжёт Ливанские все кедры,
Мир опалит как спичка лёгкий мех,
Дыру прожжёт в груди, как взгляд Мегеры.
Не то ли самое Авимелех?

По правде ли тогда вы поступили,
Его царём поставив над собой?
Род Гедеона разом истребили,
Как скот легко отправив на убой.

За то ли мой отец с врагом сражался
И жизнью поступиться был готов,
Чтоб после от рабыни самозванец
Его законных вырезал сынов?

По истине когда вы поступили,
По правде с домом вашего отца -
То радуйтесь, пока живёте в силе,
Авимелеха славьте подлеца.

Готовы вы принять его пороки
Лишь потому, что вам он сват и брат.
Но как бы ни хитры вы и жестоки,
За подлости воздастся вам стократ.

Когда ж посажен вами не по правде
Авимелех царём на склизкий трон,
Придёт огонь терновника к ограде
И подожжёт ваш дом со всех сторон.

Изыдет пламень от Авимелеха,
Прострит на мир губительную длань,
Сдерёт с героя латы и доспехи
И самого его спалит дотла".

Сказал и ускользнул в тени акаций,
Чтоб брата не ввести опять во грех.
Пока брат Иофам в бегах скрывался
Три года правил царь Авимелех,

Довёл страну почти что до разрухи.
Как перешли Сихемцы на кумыс,
Послал к ним Иегова злого духа
И подданных с царём рассорил вдрызг.

За прошлые грехи свершилось мщенье,
На шеи их накинулась тесьма.
Возможно, Иофама наущенья
Способствовали этому весьма.

Кровь обратилась на Авимелеха.
Аукнулось и жителям потом
За то, что замыслам преступного успеха
Сихемцы помогали серебром.

И вот теперь, когда пришло прозренье -
В цари не выбирают от сохи,
То, каково оно уничиженье,
Узнали люди за свои грехи.

Вовсю Авимелех гнобил Сихемцев,
Врывался в города и сеял смерть,
Лупил своих похлеще иноверцев.
Тот беспредел сил не было терпеть.

Бежали люди от бесчестий, срама
И от погони затворились в храм.
Дошло тогда до оголтелых самых,
Что про огонь поведал Иофам.

Авимелех коварный и зловещий
В Сихеме лично башню подпалил,
До тысячи там сжёг мужчин и женщин,
А сам слезинки гад не проронил.

Пришёл в Тевец, намеренья всё те же:
Искоренить непослушанья дух.
На крышу башни жители с надеждой
Спастись от длинных изувера рук

Вскарабкались и с ужасом глядели,
Как их мучитель хворостом вокруг
Их цитадель обкладывал, колени
Уж преклонил, чтоб спичкой чиркнуть. Вдруг

От ритуальной участи баранов
Всех женщина отважная спасла,
От жернова обломок на тирана
Метнула вниз (с собою принесла).

Авимелеху проломило череп.
Царь осознал, что больше не жилец,
И с благородством побеждённой черни
Он приказал приблизить свой конец,

Оруженосцу дал он указанье
Взять меч из ножен и в себя вонзить:
"Чтоб обо мне потомки не сказали,
Что женщина смогла меня убить".

(Когда братьёв убил не без причины,
Подобный не возник пред ним вопрос.
Ведь тем, что он по паспорту мужчина,
Бесчестья им такого не нанёс.

В вопросах чести слишком щепетилен
Он был лишь потому, что обречён.
Ответил я б, когда меня спросили -
Где обречённость, честь там ни при чём).

Мальчишка приказание исполнил,
Тирана он насквозь мечом пронзил.
В одежде боевой, а не в исподнем
Маньяк Авимелех дух испустил.

За семьдесят братьёв на кровопийцу
Свалился с неба жернова кусок.
Жестокий путь серийного убийцы
Пресёк удачный женщины бросок.

Лихую пережили люди драму,
С их мелких душ осыпалась пыльца,
Настигло их проклятье Иофама
За осквернённый дом его отца.

(Про Грузию я вспомнил ненароком,
Что на себя взяла сихемский грех
Под НАТО лечь. Народ не без порока.
Саакашвили - их Авимелех

Осетию поджёг, огнём зловещим
Хотел себе путь в НАТО осветить.
Цхинвал он разбомбил, детей и женщин
Маньяк не пощадил и трансвестит,

Но злобой подавился он бессильной.
Свалился с неба жернова кусок -
То с вертолёта женщина - Россия
Ему ракетой двинула в висок.

Буш вне себя был от таких известий.
В кондрашке Кондолиза билась Райс.
Свершит Господь со временем возмездье,
Саакашвили врежет за всю масть).



 
Глава 9-11. Зря мы в наших из рогатки

Сколько пережил Израиль...
Ни Фейхтвангер, ни Золя
Правды всей не рассказали,
До чего многострадальна
Та священная земля.

Иордан свою прохладу
Нёс, спокойствие сулил
У родного палисада,
Слева степи Галаада,
Справа Иерусалим.

Иисус Навин оттуда
Все народы выгнал вон,
Всех царей казнил прилюдно.
И Вениамин с Иудой
Сели на свободный трон.

Пережив как приступ скверный
Что творил Авимелех,
Израиль вполне кошерно
Жил молитвою и с верой,
Что и вправду "лучше всех".

Двадцать с лишком лет в Шамире
Был Судьёй тогда Фола.
Двадцать два при Иаире
Проживали люди в мире.
Всё, казалось, шоколад,

Но как у всего на свете
И у Судей краток срок -
Наступило лихолетье...
Пред собой одним в ответе
Человек как чай жидок,

Похотлив и слаб от века,
По натуре лиходей,
Без кнута - умом калека...
Оказалось человеку
Невозможно без Судей.

Иегову стал печалить,
Просто резать без ножа
Израиль - блудить ночами,
Делать зло перед очами
И Астарту ублажать,

Вспомнил бога Ваалама,
Арамейским и другим
Стал божкам служить. Бедлама
Не избегнул сын и срама
В почитании богинь.

Растворилось благочестье,
Испохабился народ...
А ведь сорок пять лет вместе
Пели песни и чудесней
Не было иных широт,

Где так вольно кони ржали
(Песня та стара, как мир).
Вознеся как стяг скрижали,
В послушании держали
Люд Фола и Иаир.

(Мне припомнился Вышинский,
Тоже высший Судия,
Лагеря, охрана, вышки,
Сталин, Берия, Дзержинский...
Это родина моя.

Что теперь на ней творится?
Совесть судьям не указ.
У служителей юстиций
Цель одна - обогатиться,
Но про то другой рассказ).

По долине Палестинской
Смрад стоял не от кадил.
То народец в банях финских
Тем Астартам Филистимским
Себя в жертву приносил.

Арамейских и Сидонских
Ублажал народ подруг,
Чтил обряд их идиотский,
Иегову же по-свойски
Вспомнить было недосуг,

Бога их далёких предков,
Кем дарована земля...
Опечалившись конкретно,
Бог в сердцах евреев предал
В руки злых Филистимлян.

Тех два раза не просили -
Налетели, как грачи,
Галаад заполонили
И сынов они теснили
Восемнадцать лет почти

Там, где земли Аморреев
Пребывали испокон.
(При делёжке их евреи
Разыграли в лотерею -
Что останется при ком).

А теперь Аммонитяне
Перешли за Иордан,
Где евреи-поселяне,
Одесситы, Витибляне
Поселились навсегда.

Не сказать, чтобы невинно
На просторах той земли
Жили, но с хорошей миной
От колен Вениамина
И Ефрема род вели,

Дом Иуды с ними вместе.
Вдруг пожаловал Махмуд,
Поселился в их поместье.
От бомжей в родном подъезде
Дух такой - не продохнуть.

Возопили люди к Богу:
Согрешили, не губи,
Не суди нас слишком строго
И нашествию убогих
Свой отбой Ты протруби,

Не давай возмездью хода.
Обороты, дескать, сбавь,
С богоизбранным народом
Делай, что тебе угодно,
Но от недруга избавь.

Иегова не сдавался -
Слишком много сделал, мол,
Для Израиля старался,
Но с гнильцою оказался
Иудейский богомол.

"Если вам таким упёртым
Моё слово не указ,
Пусть чужих богов когорты,
Вааламы и Асторты,
От врагов спасают вас".

Без поддержки в день ненастный
Человеку не прожить -
Это поняли прекрасно
Те сыны, с былою страстью
Стали Господу служить.

Сердце у Него не камень
И не полихлорвинил,
Видя тех сынов страданья,
Всхлипы слыша и рыданья,
Гнев на милость Бог сменил.

Все князья голосованьем
Порешили: Наша масть!
Фишек ход ломать не станем,
Кто на недруга восстанет
В Галааде примет власть.

Иеффай не за награды
Захотел ввязаться в бой.
Духом храбрый, телом ладный
Родом был из Галаада,
Но с нелёгкою судьбой.

Мать работала блудницей,
Принесла отцу мальца.
Надо ж было так случиться -
Довелось отцу жениться,
В дом забрал он сорванца,

Нарожал с женой законной
Сыновей. Лишь возмужать
Стоило им - беспардонно
Стали те бесцеремонно
Иеффая унижать.

От блудницы кто нагулян,
Тот им вовсе не родня,
От папаши и мамули
Не надел ему, а дуля
Да дырявая мотня.

Загостился в доме нашем -
Так проваливай давай...
Иеффай ругался страшно
(Так-растак и матерь вашу),
Но не стал качать права,

А братьями опорочен
От бесчестия сбежал,
Грабил пьяных поздней ночью,
На купцах сосредоточен
Бедноту не обижал.

То, чем успевал разжиться,
Раздавал он почём зря.
Ген по матери блудницы
С благородством смог ужиться
В крепком теле бунтаря.

Выйдет тихо из засады,
Кого сдёрнет из саней
Спросит - ты из Галаада? -
И навешает как надо
На дорожку шекелей.

(Почитая деньги грязью,
С кем его сравнить могу?
По размаху безобразий
Он разбойник Стенька Разин,
По натуре - Робин Гуд).

Вольничал, купцов тиранил,
Струги их пускал ко дну
И однажды утром рано
В светлых водах Иордана
Утопил одну княжну.

Но когда Аммонитяне
Бить пришли Израильтян
В Галаад при Иордане -
К Иеффаю шлют миряне,
Предлагают не шутя

Стать вождём в родном пределе
И возглавить все войска.
А каков тот будет в деле -
На себе познать сумели
От проделок казака.

"От врага отчизна стонет,
Позабудь обиды, брат".
Сын блудницы непристойной,
Состоявшийся разбойник
Был ещё и дипломат -

Со старейшин Галаадских
Умудрился взять зарок,
Что за подвиг свой солдатский
Станет он Судьёй гражданским
И Верховным на весь срок.

Бывший тать с большой дороги
Обещал блюсти УК,
Всех судить по слову Бога,
В чём с мирянами в итоге
Он ударил по рукам,

Воспарил как буревестник,
Шлёт послов врагу сказать:
"Что тебе до наших весей?
Шекелей тебе навесить,
Раз пришёл ты воевать?"

Аммонитский царь шлёт карту
Доегипетских времён.
Государство там Астарта,
Вотчина его и брата,
А не избранных племён.

"Если ты не Разин Стенька
И тебе претит война -
Миром возврати земельку.
Разойдёмся помаленьку,
А не то тебе хана".

"Не Астарта, мы допустим,
Хоть бы Фивы, что с того?
Всё равно козлов к капусте
В огород родной не пустим,
Что у Иордана вод" -

Рассуждал тогда правитель,
Возвращённый Иеффай
В Галаад, где каждый житель
Помнил, как его родитель
По блудницам шастал в кайф.

Шлёт к царю послов с депешей,
Вкратце смысл её таков:
"Триста лет вполне успешно
Мы землёй владеем здешней,
То есть испокон веков.

С Божьей помощью Израиль
Аморреев выгнал вон.
Мы же с Иеговой в паре
Этот край к рукам прибрали,
Написав о том закон,

По которому приватно
Ничего не изменить.
Так что, брат, катись обратно,
Мне с тобой как с демократом
Просто нечего делить.

Пред тобой я не виновен,
А ты делаешь мне зло,
На меня идёшь войною.
Юдофоб и параноик,
Филистимских взял козлов

Ты с собой, чтоб опаскудить
Наши веси и поля.
Всех вас обращу я в студень,
В мою пользу нас рассудит
Иегова Судия.

Тем, что дал тебе бог Хамос,
Ты владей, погань, блуди,
Разоряй иные Ханства,
Только нас от хулиганства
По добру освободи.

К Иеффаю царь-язычник
Словно тетерев был глух.
Только зря он шею бычил -
В Иеффаевском обличье
Пребывал Господень Дух.

Иеффай тогда поклялся:
"С Божьей помощью царя
Победить когда удастся,
С Аммонитом расквитаться -
Дух Святой благодаря,

Первую, что в доме встречу,
Душу я огню предам -
Тем победу я отмечу,
Так как выиграл я сечу
С Иеговой пополам".

Ох, уж эти мне обряды,
Резать, убивать и жечь...
Надо Господу, не надо
Ждать от смертного награды?
Стоит ли игра та свеч

И какие у них блики -
Мы узнаем. А пока
Полегла трава от криков.
Всем от мала до велика
Иеффай намял бока,

В стан влетел к Аммонитянам,
Разметал его. Аж смерч
Вверх взметнулся из портянок,
До того сражался рьяно
Иеффая острый меч.

Поражением великим
Поразил Филистимлян.
До сих пор от нервных тиков
Искажаются их лики,
Слыша речь Израильтян…

Своих недругов противных
Перевёл тогда герой
В категорию пассивных...
Иеффай в свою Масифу
Возвращается домой,

А навстречу ему дочка
Бьёт в тимпаны без конца,
Слышать ничего не хочет
Про обряд святой и прочих
Обещаниях отца.

А папаше аж икалось,
Так домой спешил скорей.
Дочь любимая заждалась.
Не имел других на старость
Он сынов и дочерей.

Шёл к родимому порогу
В дом свой строго по прямой
Иеффай, избранник Бога.
А иди кривой дорогой -
Стал бы человек другой

Жертвою для всесожженья...
Уж наточены ножи.
Суть Ваалово служенье -
Даже дочь без прегрешений
Ты сожги, но отслужи.

Нету выбора - иначе
Поразит тебя Господь.
(А Господь глядит и плачет,
Как ещё переиначит
Его мысли антипод).

Иеффай, как сын блудницы,
Был язычником в крови,
От обычаев - глумиться,
Жертвы жечь - не отучился
Даже силою любви.

Как могу, смысл подытожу:
Для несчастья тот мишень,
Кто хватается за ножик...
Если клятву невозможно
Не исполнить - рот зашей.

Озадачен, озабочен
Иеффай белугой выл.
Раздосадован был очень,
Рвать одежду начал в клочья
И дошёл до головы.

"Я уста свои придурком
Перед Господом отверз,
Чтоб врага спалить как чурку,
А сожгу теперь дочурку" -
Причитал в сердцах отец.

Отвечала с пониманьем
Героическая дочь:
"Ради рода процветанья
Я готова на закланье".
(Лиза Чайкина, точь-в-точь.

Не девиц купать в шампанском
И не нюхать кокаин,
А позиции гражданской
Надо бы и нам набраться
У подобных героинь.

Не в пример другому свойству -
Жить сегодня и пока -
Женский пол своим геройством
Перекидывает мостик
Через многие века).

Дочь просила Иеффая
(Не Джульетта, строгий нрав
У отца): "Судьба такая
Мне уйти, детей не зная
И Ромео не познав.

Отпусти меня ты - в горы
На два месяца уйду.
Там от глупых разговоров
О моей кончине скорой
Я спокойствие найду

Средь подруг своих на даче.
Там где воздух голубой,
Средь вершин, как я безбрачных,
Девство я своё оплачу
И немедленно домой

Возвращусь я непорочной,
Кто бы что ни говорил..."
В деле том поставить точку
Строгий папа в горы дочку
С лёгким сердцем отпустил.

Чем она там занималась,
С кем, когда - её дела,
С головой под одеялом
Плакала или смеялась,
Только девство соблюла.

С возвращением над нею
Совершил отец обет.
(Я читаю и бледнею:
По какой статье злодея
Осудить, на сколько лет?

Слух ласкает благозвучье:
Свой обет он совершил...
Если ж вдуматься получше -
Расчленил и сжёг до кучи,
Замочил, убил, пришил.

Осуждать отца негоже -
Ведь главней закона нет
Иеговы, так похоже?
Ведь в Израиле чуть позже
Будет он Судьёй шесть лет.

Зря мы в наших из рогатки...
Судьям тоже надо жить.
Кто осудит их повадки,
Что берут большие взятки?
Ведь отмазать - не пришить.)



 
Глава 12. Наказание за шепелявость

За своей следите дикцией.
Средь зарвавшихся людей,
Коих мучают амбиции,
Шепелявым всех трудней.

Ефремляне шепелявили,
С Ше на Эс меняли звук,
Но хвалить себя и славить им
Остальных хватало букв.

Иеффай спасал отечество,
Своей жизнью рисковал,
Заслужил от человечества
Благодарности слова.

Те же, кто словами смелые,
Но не лезут на редут,
Смысл победы переделают,
Место в ней себе найдут.

Ефремляне средь них первые,
Не застряли на мели,
Вброд прошли, до тика нервного
Иеффая довели.

"Воевать с Аммонитянами
Ты ходил и банк сорвал,
Но на подвиги халявные
Нас с собою не позвал.

Не был ты, свершая акцию,
Нашим Господом ведом.
Дом твой вместе с домочадцами
Мы сожжём, как Кошкин дом".

Кого жечь - вопрос не выяснен,
С Иеффаем перекос.
Дочь его была единственной,
Да и ту он в жертву снёс.

Дело прошлое, скандальное.
Фарисеи для глупцов
Даже низкое в сакральное
Возведут без лишних слов.

На раздачу подоспевшие,
Шедшие издалека
Ефремляне оборзевшие
Сжечь грозились старика:

"Пред Ефремом мы обязаны
Здесь устроить попурри,
А тебя оставить связанным
Не снаружи, а внутри.

Одержимы одной мыслью мы -
Честь, достоинство спасти..."
Газ открыть, бензина выплеснуть,
Зажигалку поднести

Были рады те хулители,
Дом готовы были сжечь
Ради лавров победителя.
Шепелявая их речь

Говорила так, как будто тот
Не громил всех, а катал
И с блатхаты в Южном Бутово
Иеффай не вылезал.

А что дочкой он пожертвовал,
Шепелявым дела нет...
Осудил его торжественно
Ефремляновский совет

За победу быстротечную:
"Иеффай, как Акопян,
Не мечом, а картой меченой
Победил Аммонитян".

Иеффай сам по-хорошему
Клан Ефрема осадил:
"Много раз был вами брошен я,
Вот и выступил один.

На призыв мой не откликнулись
Раньше вы войну начать,
А теперь всей вашей кликою
Вы права пришли качать".

О чём спорить с пустобрехами?
Их платформы разошлись,
Слово за слово, поехали,
И в итоге подрались.

Стенкою на стенку сходится
Войск еврейских контингент.
Началась междоусобица
Меж сынами двух колен

Манасии и Ефремова,
Что делили Галаад.
Здесь, конечно, не без демонов,
Раз восстална брата брат,

Внук на внука и на правнука.
Так бывает у людей,
Для кого родство не главное,
А амбиции главней.

Зависть, хамство и озлобленность
Род людской переживут,
Перебить бы их оглоблею,
Только бесы не дадут.

Мелкий бес в душе поселится,
Для него война курорт,
Воду льёт на чёрта мельницу,
Нажимает на курок.

С тем, как бить одноплеменников,
Кто ж поможет, как не бес?
Они родины изменники,
К ним особый интерес.

Начал Иеффай расстреливать
Пленных всех до одного:
Беглецы они Ефремовы,
А не отпрыски его.

От такой расправы срочно те
Вплавь, кто как - за Иордан...
По воде шныряет лодочник,
В чине старший лейтенант,

Выполняющий инструкцию:
Объявился конь в пальто -
Учинить ему обструкцию:
Скрытый враг он али кто?

Ефремляне шепелявили,
Как Матрёнин самовар.
Всех тогда они подставили
Шепелявых под удар

У кого проблемы с дикцией
Или просто гайморит.
Попадали к особистам все,
Кто с прононсом говорит.

Особистам это запросто
В рот засунуть пистолет:
"Шибболет, скажите, братцы, нам",
Те ответят - сибболет -

И уже не отвертеться им...
Только трупы по воде...
Всех их без суда и следствия
Эти, из НКВД...

Воды, кровью окроплённые,
Не снижали к морю ход.
Оттого его солёное
Мёртвым морем звал народ.

По кровавому обычаю:
Дуло в рот и на курок -
Сорок две погибло тысячи
Ефремлян за малый срок.

Цифры уточнять не велено
Свыше, но вопрос возник:
Сколько было там расстреляно
Шепелявых из своих

Особистами-чекистами?
Жрать всех заставляли вар,
Но язык они очистили,
Как Матрёна самовар.

Не гундосили до старости,
Говорили не свища...
(А следы былой картавости
Уже Гитлер подчищал).

Иеффай Судьёй Израиля
Был шесть лет, как наш Ильич,
Чтоб потомки его славили
Сорока хватило тысяч,

Добрым словом чтобы помнили,
Не забыли в пять минут.
(Это после миллионами
Счёт убитым поведут).

С миром Иеффай преставился,
В Галааде погребён...
Плодовитостью прославился
С Вифлеема Есевон.

Свой народ судил, не бедствовал
Он семь лет не задарма,
Святу месту соответствовал,
Ровный счёт ценил весьма.

Тридцать доченек и отпрысков
Тоже тридцать он имел.
Шестьдесят всего, всех досыта
Накормил, обул, одел.

Дочки замужем пристроены.
В дом отцовский сыновья
Жён ведут рядами стройными...
Настоящий был Судья.

От усердия преставился
Многодетный тот отец...
Чем Елон потом прославился
Умолчал писавший жрец

Иль читал я невнимательно.
Тоже с миром погребён...
А за ним в судейской мантии
Восемь лет ходил Авдон.

Доставали сорок отпрысков,
Тридцать внуков, куча слуг.
Поступил с семейство просто он:
Всем им выдал по ослу

Молодому, зато каждому,
А себе взял экипаж.
Образцово незагаженным
Содержал Авдон гараж.

Чтоб все жались по обочинам,
Когда едет детвора,
Были к крупам приторочены
У ослов спецномера.

Нулевые цифры первыми,
Между ног - спецмаячки.
Выли те ослы сиреною
Посреди глухой ночи.

(Когда в пробках продираются
Депутаты и послы,
Мне упорно вспоминаются
Те библейские ослы.

Причиндалы те же светятся,
Что на ляжках у осла.
Разве что, тех было семьдесят,
Ну, а наших без числа).



 
Глава 13. Не пей вина, Гертруда 

Судьи всуе суетились.
Лет спокойных двадцать пять
Не бросала Божья милость
Израиль. Потом опять

Стали пить. Разврат, беспутство
Сил сдержать у Судей нет.
Что творится по кибуцам -
Срамота на целый свет.

Вместо чем служить примером
Для других, быть "лучше всех",
Богу действуют на нервы,
Как в лицо колючий снег.

Никакого уваженья,
Натуральный детский сад.
Что дано для размноженья,
Обратили на разврат.

Показать им маму Кузьки,
Наказать Израильтян
Бог врагов на них науськал,
В этот раз Филистимлян.

Предал Бог в чужие руки
Их на целых сорок лет.
(Знали мы такие штуки,
Только прока в этом нет).

***

Был из Цоры человек в то время,
Звался он Маной, его жена
С ним несла семейной жизни бремя,
Но была на ней одна вина -

Не могла родить она сынишку.
Чрево заключил Бог на замок,
Ключ запрятал в мужнину манишку,
А манишку ангел уволок.

От бесплодия её лечили
Лучшие Израиля врачи,
Исключили разные причины.
Не рожает баба без причин.

Ангел к ней приходит поздно ночью,
Говорит жене из-за гардин:
"Не рожаешь ты, а хочешь очень.
В чём тут дело, знаю я один:

До утра с подругами сидите,
Окосев от сплетен и вина".
(Дальше между строчек на иврите
Прочитал я эти имена:

Лена, Оля. Буквами неровно
Выписано: Пьянство не пройдёт!
Более конкретных и подробных
Книга указаний не даёт.

В стороне оставив наших тёток,
Я сказать хочу про молодёжь,
У которой в попе самотёки,
В голове сквозняк и выпендрёж.

Отрастят без парафина сиськи,
А рожать, представьте, не хотят.
От того, кто сбегает за "Клинским",
Чебурашку, разве что, родят

Прямо в кегельбане из подмышки.)
Перспективу эту упредил
Ангел тот, что утащил манишку,
Женщине Маноя говорил:

"Берегись, не пей вина, Гертруда,
Ничего нечистого не ешь,
Не родишь наследника покуда"...
(Путин нам о том проел всю плешь,

Призывая всех к деторожденью,
Денег из бюджета отвалил...
Чтоб в стране улучшить положенье,
Лучше бы рекламу запретил.

Совращающих юнцов сопливых
Я б публично стерилизовал,
Генеральным с "Балтики", с "Ярпива"
Принародно б ятра оторвал).

Бряцал ангел ключиком от чрева,
Обещал немедленно замок
С чрева снять, как только королева
Перейдёт на персиковый сок:

"Ибо ты зачнёшь, родишь нам сына.
Будет он от Бога назарей,
Пить не станет он плохие вина,
Но и ты дешёвые не пей.

Бритва головы его не тронет,
Будет он непьющим, как осётр.
От Филистимлян Израиль стонет,
Божий назарей его спасёт".

Те слова жена сказала мужу,
Правду всю поведала ему.
Смысл такой: ребёнка делать нужно,
А кто был, сама, мол, не пойму.

"Человек по виду он почтенный,
Имени, однако, не назвал -
Может, Анатолий Кучерена,
Может, сам Медведев прилетал.

К небу заводил при этом очи,
Намекая на высокий сан,
Говорил зато красиво очень.
Назареем будет наш пацан,

Не отравлен дымом папиросным
Вырастет не с горем пополам,
Если мы огородим подростка
От пивных и водочных реклам.

Видит наш Господь через закаты,
В кулуарах власти что за люд,
Как в оффшор стекаются откаты,
Где цесарки денег не клюют.

Средь хозяев новоиспечённых
Видит наш Господь, кто сколько скрал,
То как сам ОБЭП с душонкой чёрной
В белый перекрашивает нал.

Казнокрадам и подобным лицам
Со своим награбленным мешком
На какой диете ни поститься -
Не пройти верблюду сквозь ушко..."

Муж с женою мыслили сакрально
И глобально: благость на века -
То, что власть имущие украли,
Им не взять к собой за облака

И не скрыться за забором дачным.
Назарей Самсон их всех найдёт
И желание народ дурачить
Челюстью ослиной отобьёт.

(Ради будущего поколенья,
Мир освободить от подлецов,
Эту благость, стоя на коленях,
Я и сам вымаливать готов).

Муж молился и просил под сердцем
Жёнином ребёнка доносить:
"Что нам делать с будущим младенцем? -
Догадался Господа спросить.

Пусть придёт к нам снова ангел Божий
И расскажет, что есть назарей,
Нам советом дружеским поможет,
Как пособье выправить скорей.

Если челюстью ослиной люто
Станет он крушить Филистимлян,
Чем кормить прикажете малютку
И где взять на это шекеля?"

Бог услышал. Опустился ангел,
Повторил, что раньше говорил,
Хоть и первый сын, помог деньгами,
Но три года тратить запретил,

За подруг жены остерегался.
Ну, как снова девочки запьют?
(Царь Султан так за жену боялся,
Что упрятал с первенцем в бадью

И отправил по морю мотаться,
Где им быть проглоченным китом...
Извините, зарапортовался,
Про Иону расскажу потом).

Искренне ребёнку были рады
Все селяне. Бросил пить Маной,
Но лозы при этом винограда
Топором не тронул ни одной.

Сына нарекли они Самсоном,
И почил на нём Господень дух,
Сверхэнергетическою зоной
Всё ионизируя вокруг.



 
Глава 14. Свадьба Самсона

Я рождён от импотента,
И бесплодна мать моя.
Неожиданным презентом
Появился в мире я.
Всё на свете прокляня,
Вы узнаете меня.
….. ( Самсон Филистимлянам)

И пошёл Самсон в Фимнафу.
Женщине из дочерей
Филистимских он потрафил
(А своих выходит на фиг
Всех послать решил еврей?),

Говорит отцу Маною:
"В жёны мне возьми ты дщерь
Филистимского покроя
И вечернею порою
На меня её примерь".

Отвечал Маной: "Завещан
Нам удел совсем иной -
В жёны брать из наших женщин,
А Филистимлян зловещих
Необрезанных - под ноль

Изводить и в зной, и в стужу.
Снимем мы твою беду -
Из своих ничем не хуже
Мы найдём тебе подружку..."
А Самсон: "Хочу одну

Именно Филистимлянку,
Мне понравилась она.
Только с ней с моей смуглянкой
Точно зайкам на полянке
Нам играться допоздна.

Сам Маной и мать Самсона
Своеволие юнца
Не поймут - О чём сын стонет,
И какая стерва пони
Увела их жеребца?

Невдомёк им: Иегова,
Сам приславший этот сброд
Филистимский, ищет повод
Угнетателям сурово
Отомстить за свой народ.

Под кометою Галлея
Сына сватать шёл Маной,
Брёл, ослов своих жалея,
А Самсон, от страсти млея,
Побежал, как заводной.

Смог прилично оторваться
От плетущихся едва,
В винограднике Фимнафском
По случайности дурацкой
Молодого встретил льва.

Имел глупость рыкнуть Лёва,
Молодость - она глупа.
А Самсон не пил спиртного,
Пасть раскрытую легко он
Разодрал аж до пупа.

С львом Самсон был бесподобен,
Как козлёнка растерзал,
Потому что Дух Господень
На него сошёл по сходням
Из небес, где обитал.

Наградил Самсона силой
Он такой, что мышцам рук
Собственной мощи хватило
Льва отделать так не хило,
Словно тот был кенгуру.

Обошёлся без кастета,
Мол, ответишь за козла,
Потушил он льва конкретно,
Но родителям об этом
Ничего сын не сказал,

А пошёл жеребчик к пони,
Та понравилась ему.
В этом месте я не понял.
Не была женой в законе
Та Самсону - почему

К женщине приходит парень,
Чтобы снова её взять?
Ведь должны бы отоварить,
Кипятком крутым ошпарить,
Если он ещё не зять.

(Не хочу служить мишенью,
Мол, в сужденьях слишком прост,
Соглашусь, однако, с мненьем:
До подобных отношений
Я, похоже, не дорос).

Как бы ни было, обратно
Шёл Самсон к себе домой.
Так ходил он многократно
От той женщины развратной,
Но желанной и родной.

Силой неисповедимой
Назарей был одержим.
Возвращаясь от любимой,
Захотел пройти он мимо
Льва, растерзанного им.

В трупе льва успел обжиться
Рой пчелиный (лучших мест
Он не выбрал). Мёд сочится.
Как тут было не польститься,
И Самсон за мёдом влез,

Был покусан, но не слишком,
Разве что слегка опух,
Съел, что влезло, а излишки
Взял родителям сынишка,
Настоящий Винни-пух.

Домочадцам косолапый
Выдал мёда от простуд…
Если б знали мама с папой,
Что из трупа мёд накапал,
Их тошнило б за версту.

Сын Самсон весьма тактично
Никому не сообщил,
Что медок тот нетипичный.
Для родителей приличных
Не кошерны даже щи.

Медовуху на кореньях
Пили и валились с ног.
С разомлевших в то мгновенья
Получил благословенье
От родителей сынок.

(Дабы не было вам скучно,
Исказил я этот факт.
Совесть мучит. Сам, непьющий,
Сделать всем хотел как лучше.
Извините, что не так).

Пир устроил для невесты
По обычаю жених.
Из Филистимлян известных
Двух дружков нашли по месту
Пить здоровье молодых.

Всё, казалось бы, шло гладко.
Что за свадьба без интриг?
Деньги как вернуть обратно?
Задаёт тогда загадку
Тридцати дружкам жених.

"Из ядущего ядомо
Вышло". Нужно за семь дней
Дать ответ, спросить знакомых,
Догадаться по-любому
Наяву или во сне.

Тридцать шёлковых манишек
Здесь поставлено на кон.
Тот, кто не силён умишком,
Пусть отдаст свои излишки -
Так решил жених Самсон.

Для раздумий семь дней пира
Дал жених, хоть знает он:
Не закончится спор миром -
В лучшем случае клистиром.
Ставить будет сам Самсон.

Над загадкой свадьба бьётся,
Все три дня ни пьёт, ни ест.
На седьмой, как мне сдаётся,
На жену не без эмоций
От гостей пошёл наезд.

Все её друзья-тупицы
Шантажируют одним -
Знаем, мол, что не девица.
Наших станешь сторониться -
Опозорим на все дни.

"Твой мужик на ласку падкий.
Ты его уговори
На загадку дать отгадку,
Нам ответ пришли украдкой,
А не то - огнём гори,

Запалим твою мы хату
И тебя, закрыв в чулан.
Ишь, задумал что патлатый
Назарей, жених пархатый -
Обобрать решил наш клан".

Муж пошёл в опочивальню
С томной миной на лице,
А жена, вошедши в спальню,
Роль сыграла идеально
И устроила концерт.

Довела жена Самсона,
Повалившись на кровать,
Говоря, что непристойно
От жены вполне достойной
Мужу истину скрывать.

"В наших чувствах неполадки -
Продолжается скандал,
Бьётся женщина в припадке:
Говори, подлец, отгадку
Что народу загадал

Моему. С пренебреженьем
Ты относишься к нему.
Ты с твоим телосложеньем
И боишься? Неужели
Я ошиблась - не пойму.

Где они, любви мгновенья?
Только громкие слова
Мне остались в утешенье.
Жертва страсти, обольщенья…
Почему я не вдова?"

(В женской глупости, похоже,
Смысл таится бытия,
Где вопрос суть подытожит:
Кто тебе из нас дороже,
Отвечай - ты или я?

Я таким вопросом кратким
От одной из бывших жён
Был повержен на лопатки,
Как лопаткой по сопатке
Опрокинут и сражён).

Ну, а что Самсон? Вначале
Вёл себя он как кремень.
А жене в канун венчанья
Впору было от печали
Удавиться на ремне.

Принесли дружки шурупы
В потолок ввинтить скорей.
С мафиози спорить глупо.
Чтоб с женой спать, а не с трупом,
Раскололся назарей.

Свадьба пела и плясала...
(Сбился дни считавший жрец)
Все семь дней жена рыдала,
Всё отгадку узнавала
И узнала, наконец.

Всё Самсон жене двурушной
На подушке рассказал.
Та дружкам в разгар пирушки
Всё поведала радушно
Лицемерная коза.

Знайте женскую породу...
Солнца луч погас едва
Прозвучало для народа:
Что бывает слаще мёда
И сильней бывает льва?

Так дружки через невесту
Ради шёлковых одежд
Жениху надрали место,
Куда щлют всех повсеместно,
В то, что ягодиц промеж.

Платежом однако красен
Даже карточный должок.
Племенной Бог не напрасно
Парня злил и тот ужасный
Преподал дружкам урок.

Обозвав жену телицей,
В Аскалон пошёл Самсон,
Где убил он сразу тридцать
Филистимских пацифистов
За рубашек их фасон.

С убиенных снял одёжу,
Даже кровь с неё не смыл
И всей свадьбе бросил в рожу,
Спор с дружками подытожил,
Кровью долг свой оплатил,

Правда, не своей, чужою...
И хотя с женою влип,
Той жестокою порою
Оставался он героем,
А ведь мог стать инвалид.

Увели домой Самсона
Успокоиться слегка.
А жена его гулёна,
Зайка, солнышко, котёнок,
Замуж вышла за дружка.

Тот в рубахе очень скоро
(Аскалоновский фасон),
Честно выигранной в споре,
Появился и на взморье
Укатил с ней на сезон.



 
Глава 15. Ослиная челюсть

В разгар жатвы и сбора пшеницы
Неработающий назарей
В филистимском селе появился
Повидаться с женою своей.

На себе притащил он козлёнка
И сказал: "Войду в спальню к жене.
Для меня голосок её тонкий
Корабельных канатов прочней.

Гименей мне бессрочный дал пропуск,
Обязательством прочно связал"...
(А до пропуска, стало быть, просто
Он к девице в окно залезал).

Тут отец на пути как собака
Неожиданно ставит заслон
(Филистимская рожа, однако,
Как от них натерпелся Самсон).

Говорит: "Про разрыв ваш подумал,
Что нельзя ничего изменить.
Раз тебя самого ветром сдуло,
Что жене твоей в девках ходить?

Ни минуты я не колебался,
И отдал её в жёны дружку.
Неплохой человек оказался,
Хоть у всех у вас рыльце в пушку".

Видя взгляд помутневший Самсона,
Понимая, что вот он конец,
Предлагает другую Джоконду
Помоложе Самсону отец.

"Есть сестра у твоей благоверной
(Что такой никогда не была),
Будь на месте сестры - уж, наверно,
По-иному б себя повела.

Старшей будет она покрасивши.
Рай с любимой - совсем не мираж,
А блаженство по самую крышу.
Забирай же её в свой шалаш".

Говорил так с надеждою полной,
Что беду отведёт от крыльца -
Молодая игривая пони
За собой уведёт жеребца.

Но Самсон в позу встал благородно
И сказал тестю: "Благодарю,
Буду прав пред твоим я народом,
Если злое ему сотворю:

Всех девиц зарожу гонореей
И разрушу древнейший костёл".
Он за тем и пришёл (назарея
Иегова за ручку привёл).

Пошёл в поле Самсон. Там где лисы
Жили мирно себе, в свой мешок
Отловил их Самсон сразу триста
(Где он поле такое нашёл?).

Дух Господень, где правое дело,
Непременно его посещал.
Здесь Самсон безрассудно и смело
На себя всю ответственность взял.

Лис связал он хвостами попарно,
Между ними по факелу вплёл
И поджог. (От такого кошмара
Сам бы рухнул древнейший костёл.

Самого бы его вынуть сонным,
В зад фитиль, пусть бежит, паразит.
Не прощу за животных Самсона,
Лучше б женщин он всех заразил).

Лисы - в поле, а жатва в разгаре...
Хлеб горел, как сухая трава.
Полыхали в том страшном пожаре
Копны, злаки, кусты, дерева.

От стогов до жердины упавшей
Всё сгорело в ту жатву дотла,
Лишь лежали вверх лапки задравши
Обгоревшие перепела.

Виноградники, даже маслины
Долго жить приказали в тот год.
Однозначное мненье о сыне
У народа сложилось - урод.

И с чего я такой невлюблённый
Пребываю к герою, ведь я
Не язычник и не отлучённый,
Чтоб любить этих Филистимлян.

А за что их любить? Как узнали,
Кто огнём положил их хлеба,
Не Самсона к ответу призвали,
А на тестя пошла голытьба,

Подцепила вопросом на вилы -
Обезжёнил Самсона зачем?
Не дождавшись ответа, дебилы
Уже били папашу, кто чем.

И чего им несчастный тот дался?
Ведь не он им страданья принёс.
Что Самсон сам давно надирался,
Так не ставился даже вопрос.

Дом сожгли, всё семейство убили,
По 02 там никто не звонил,
За мужское достоинство мстили,
Но Самсон это не оценил.

"За меня вы всё сделали сами.
Хоть доволен я вами вполне,
Лишь когда я разделаюсь с вами,
То спокойно усну при луне.

До чего тот Самсон был упёртый,
Вы спросите у Филистимлян.
Перебил им лодыжки и бёдра
С чувством долга, не будучи пьян.

Установку здесь дал Иегова
На себя всю ответственность взял,
И Самсон, слыша вражеский говор,
Как снопы их валил и вязал.

Про коммуну и про остановку
Голоса, певшие в унисон,
Дали к бойне ему установку.
Не противился зову Самсон.

Бил без жалости и без прощенья,
Хруст костей его тешил сполна.
На подобные сверхощущенья
Бунтарей подбивает луна.

Каратэ, может, знал он приёмы
Или ломиком просто мочил...
Помочил и вернулся до дома
Без особых для грусти причин.

Там спокойно укрылся в ущелье
У скалы под названьем Етам.
Филистимские чтобы ищейки
Не прознали, кто прячется там.

Вёл Самсон себя ниже и тише
Чем трава и травы не курил,
Полуночным котярой на крыше
По блудницам совсем не ходил.

Станом встали враги в Иудее,
Безобразия стали чинить,
По кибуцам открыли бордели,
Чтоб Самсона туда заманить.

Их спросили сыны Иудеи:
Что замыслили вы против нас?
Те в ответ - дескать, ищем злодея
И скрывается он среди вас.

(Случай тот же, что и с Березовским.
Экстрадиция - это обман.
Стоит в Лондон прислать наше войско,
Вмиг вернут Березовского нам).

Выдать требуют Филистимляне
Им Самсона, воздать чтоб сполна
За лисиц, что поймал на поляне,
И за всё, в чём виною луна.

Здесь не просто за пазухой камень,
А вполне благородный мотив:
"С ним хотим поступить, как он с нами".
(Чем не Кантовский императив?).

Аж три тысячи вышло к Самсону
И сказало: "Устроив пожар
И поправши чужие законы,
Ты подставил нас всех под удар".

Заявились к Самсону миряне
Изо всех иудейских общин:
"Здесь господствуют Филистимляне.
Что сдаём мы тебя, не взыщи.

Нам до Фени твои шуры-муры,
Ты герой наш и больше чем брат,
Не жалеешь за нас своей шкуры,
Но своя нам дороже стократ.

Нам самим предавать тебя горько,
И не меньше чем ты мы скорбим,
Потому тебя свяжем легонько
И властям филистимским сдадим.

Бить не будем, пришлём в лучшем виде
Мы тебя, как бычка на убой,
Филистимской представим Фемиде,
Этой каменной дуре слепой".

"Как они с нами все поступали,
С ними также и я поступал" -
Говорил в оправдание парень
(Тоже, видимо, Канта читал).

Ох, уж эти жрецы-книгочтеи
Всё провидящие наперёд,
Из-за них упадёт Иудея,
Но идея всех переживёт,

Всех строптивых законом стреножит,
Подчинит и Нью-Йорк, и Бостон...
Это будет значительно позже,
А пока отдувайся Самсон.

"Поклянитесь, меня не убьёте!
Сам тогда к вам сойду из щели,
А не выйду, меня разорвёте,
Зря три тысячи что ли пришли?"

Чтоб народу не ссориться с властью,
Из расщелины вышел Самсон.
Договор - это просто согласье
При несопротивленье сторон.

И согласно тому договору
Не убили Самсона, связав
Как последнего дервиша-вора,
Повели для кровавых забав.

Нос припухший был цвета морковки
И под глазом фингал небольшой,
Кисти схвачены новой верёвкой.
Сразу видно, вязали с душой.

С криком встретили Филистимляне
Их врага, чтобы изрешетить.
Иегова вмешался и дланью
Он Самсона решил защитить.

Слава Богу, прошли выходные,
По субботам еврей не силён.
Разорвал сын верёвки льняные,
Гниловат оказался тот лён.

Дух Господень на парня спустился,
Ведь ни ром тот не пил, ни текил.
В чистом поле Самсон очутился,
Где ослиную челюсть схватил.

Свежеумершего накануне
Оказалась та челюсть осла,
Челюсть справилась с участью трудной
И спасибо, что не подвела.

Он размахивал ею, как мачтой,
И врагов выводил из игры.
Черепа их кололись так смачно,
Словно на пол ронялись шары.

Столько сын перещёлкал их ловко,
Что в глазах от постылых рябит,
И шаров этих, в смысле голов их,
Больше тысячи он перебил,

С благодарностью выбросил челюсть.
(Откапают её пацаны
И уйдёт та ослиная, щерясь,
С молотка за четыре цены).

Двадцать лет был Самсон Судиёю
В Иудее, во имя и для.
Время было тяжёлое, злое.
Что ты хочешь от Филистимлян?

В рот Судья не брал водки палёной,
Правда, с бабами - наоборот.
Хоть в Самсона совсем не влюблённый,
Своё мненье скажу про народ.

Неизвестно ещё какой сливой
Тот давился б и бегал на двор,
Кабы не был таким похотливым
Их Судья, он же и прокурор.



 
Глава 16. Самсон и Далила

Судьи - это наше отражение,
И не мне блюстителей судить,
Потому с особым уважением
Буду о Самсоне говорить.

Человек, похожий на Скуратова*,
На Самсона (впрочем, я о чём?)
Мылся в бане, где неоднократно он
Был замечен, но не уличён.

С женским полом поведенья лёгкого
Своё время в термах проводил,
Наигравшись с этими плутовками,
Он честной народ потом судил,

К делу подходил с руками чистыми,
Нуждами живя простых людей.
Ритуалы банные с девицами
Очень популярны у судей.

Про Скуратова с Самсоном, видишь ли,
Всё на свете перепутал я:
Тот библейский, а не бывший нынешний,
И не прокурор, а Судия.

Был Самсон всего с одной блудницею
(Так её мы здесь и назовём).
К ней заглядывал совсем не мыться он
Поздно ночью, а не белым днём.

Прокурор не отличался верою.
А Самсон - тот Господу служил,
Жизнью рисковал, а не карьерою,
И не потерял, а сохранил.

Здесь различия почти кончаются.
Как себя те двое б ни вели,
Мало чем по сути отличаются,
Одним словом, оба кобели.

Не носил Самсон, похоже, мантию
И мундира честь не запятнал,
Но до женщин был весьма внимателен,
За любовь потом и пострадал.

В Газу он пришёл, нашёл блудницу там,
К ней вошёл и пивом угостил.
А филистимлянскую полицию
Кто-то из своих оповестил.

Ночь переодетые охранники
Под окном слонялись под дождём,
Говоря: к рассвету, но не ранее
Мы Самсона схватим и убьём,

А пока не грех опохмелиться нам...
Хоть реклама и не шла тогда,
С дисциплиною у той полиции
Полная творилась ерунда.

Пили пиво, нюхали растения...
Взять Самсона, что им было ждать?
Лишь одно я вижу объяснение:
Жажда мучила, потом нужда

Донимала по большому малая
Или, может быть, наоборот.
Эта стража во главе с капралами
Залегла в засаде у ворот,

Напрягая куцые извилины
Про Самсона: малость подождём,
Лишь блудницей будет обессилен он,
Схватим мы его, а к ней войдём.

(Как же схватите вы, чёрта лысого...
Дух Господень на Судье почил,
Силой наградил его немыслимой,
На Филистимлян ожесточил).

Сам Самсон проспался до полуночи.
Пиво он не пил, с того не сдох,
До утра с блудницею не умничал,
Ровно в полночь вышел за порог.

Человек похожий на Скуратова
Сел в автомобиль и был таков.
(Извините, от Судьи обратно я
Перешёл на наших мужиков).

При воротах с рожами отвратными
Стража допивала самогон.
Городские те ворота знатные
С вензелями весили пять тонн.

Чтоб штаны свои не рвать заборами,
На ночную стражу хрен забил,
Те ворота с мощными запорами
Как пушинку на себя взвалил

И понёс Самсон. Запоры клацали,
Петли расширяли габарит,
И добавил оптимизма в нацию
Ржавый скрип, похожий на иврит.

В крепостной стене зияла раною
От ворот огромная дыра.
(Оставалось дело за татарами,
Чтоб ворваться и разрушить град).

А Самсон ворота те железные
На гору в Цветмет отнёс в ночи,
Где как медь барыгам необрезанным
Этот лом попробовал всучить.

(Дайте помечтать! Те заартачились,
Их в ответ Самсон спустил с горы,
Получили то, что им назначено -
Сгинули навек в тартарары.

Двадцать лет живём мы в оккупации,
Хитрожопые со всех сторон.
Неужели, как древнейшей нации,
Ещё двадцать ждать, пока Самсон

Не придёт и челюстью ослиною
Произвол барыг не прекратит?
Чайка** улетит вслед за Устиновым***.
Ну, когда ж Самсон к нам прилетит?)

Жданно-гаданно дала жизнь трещину,
Новая пришла к Судье беда -
Полюбил в очередной раз женщину,
Имя её было Далида.

(По музеям сплошь Далила слышится,
И Самсон при ней, само собой.
Если Далида в Писанье пишется,
Значит быть Далиле Далидой).

К ней пришли владельцы Филистимские,
Говорят: "Судью уговори,
Выведай, где силу исполинскую
Держит он, снаружи иль внутри?

До конца добить его до верного
Мы хотим с улыбкой на лице.
Даже змея смерть, Кощей Бессмертного,
Глубоко упрятана в яйце.

Обольсти ужасную рептилию.
Пусть тебе ответит этот гад,
Как нам сделать, чтоб его схватили мы,
Ноги растянули на шпагат?

Как связать его косые сажени?
Усмирит его какой чурбан?
Разузнав, получишь ты от каждого
Тысячу сто сиклей серебра".

(Цифра этой подлости зашкалила
Суммы за услуги всех Иуд.
Даже Штаты за бойцов Алькаиды
На порядок меньше выдают.

От того, что за любовь обещано,
Можно отказаться сгоряча.
Есть, конечно, и такие женщины,
Только я подобных не встречал).

Далида к Самсону с предложением
В садомазохизм слегка сыграть:
"Как связать тебя, чтоб с наслаждения
Ты б не смог верёвки разорвать?

Усмирить тебя какими путами -
Говорит Самсону Далида -
Чтобы я смогла тебя беспутного
Привязать к себе раз навсегда?"

(Не библейская - сиюминутная
В голову мне лезет ерунда:
На Самсона думаю про Путина,
Про Алину - это ж Далида.

Милые Кабаева и Хорькина,
Вам не прятать от людей лица,
Не в ваш адрес эти стрелы горькие.
Это так для красного словца).

В какой мере доверяться женщине,
Если лучшая из них змея,
Сердца заполняющая трещину?
Знает ли про это Судия?

Доведённый страстью до безумия
На вопрос Самсон ответит как?
Что сильнее - акт благоразумия
Или просто, извините, акт?

Судия, попавший в эти ножницы,
Как влюблённый юноша, болван,
Страсть предпочитает осторожности,
Если верить нам его словам:

"Моя сила от тебя не спрятана,
Усмирить меня легко и взять,
Если тетивами сыромятными
Моё тело к койке привязать.

Семь ремней должно, что очень важно, быть
По числу фиксаций единиц,
Руки, ноги - по ремню на каждую,
Ещё три - в районе ягодиц.

Важно кожам, чтоб не пересушены
Они были, словно влажность губ.
Эти поцелуи не воздушные
Вместе свяжут нас прочней, чем жгут.

Сделаюсь бессильным, моя близкая,
Как все люди, воли супротив"...
Лишь сказал - владельцы Филистимские
В дом приносят семь сырых тетив.

Далида, для будущей обструкции
Над Самсоном наклонившись ниц,
Руки, ноги вяжет по инструкции,
Три ремня - в районе ягодиц.

Как Скуратов млеет в расслаблении
Человек по внешности Самсон,
Проявляя редкое терпение
С женщиной, в которую влюблён.

Мазохистские в разгаре игрища.
Сверху на него смогла залезть
Далида, чтоб крикнуть ненавидяще:
"Эй, Самсон, Филистимляне здесь!"

Между тем один из тех товарищей
В спальне Далиды имелся быть,
Чтобы, бросив пыльное пристанище,
Ледорубом Троцкого добить.

А Самсон, влюблённый до наивности,
Разорвал тетивы, словно нить
Жжёную, совсем не из ехидности -
Кто пришёл, Судья хотел спросить.

Несказанно Далида обиделась.
Женщины поймут про боль в груди.
Не таких они мерзавцев видели,
А врунами просто пруд пруди.

Не раскрыл Самсон, где силу прячет он.
И попал конкретно Судия
На вопрос любви слепого к зрячему:
Кто тебе дороже ты иль я?

Пойманный на лжи впредь не исправится,
Всё одно по жизни будет врать.
И Самсон таков (как с ним управиться?)
Продолжает милочке втирать,

Что ей делать с новыми верёвками,
Как вязать, советы ей даёт
И своими хитрыми уловками
К Далиде успешно клинья бьёт.

Та его опять вязать доверчиво,
Умоляя: миленький, не ври.
Вроде возразить Самсону нечего,
А верёвки рвёт по счёту три.

Говорит: давай ещё попробуем,
Только ты не усомнись в любви.
Я про Далиду скажу на злобу дня:
Повелась та жаба на рубли

Те, что за предательство обещаны,
Стоит только ей мужчину сдать...
И какая рядовая женщина
Не мечтает Матой Харей**** стать,

Информацию надыбать нужную
Из всего, что скажет важный лох?
Сексуальности добавить к ужину,
И весь мир лежит у ваших ног.

А не прекратит Самсон артачиться -
Разобьёт надежды, как стекло...
У того, кто под кроватью прячется,
Уж давно всё тело затекло.

Далида рыдает безутешная -
Не мужик Самсон, а трансвестит,
А сама попытки безуспешные
Повторяет, шанс не упустить.

Всё обрыдло ей до безобразия,
А так хочется любви всерьёз…
В новой эротической фантазии
Назарей добрался до волос,

Космы, сверхдлиннющие до крайности,
В узел собирает со спины.
С пейсами он точно доиграется -
Ведь они от Господа даны.

Говорит: "Возьми мои сакральные
Волосы и косы в ткань вплети,
Принеси сюда колоду ткальную,
К ней гвоздями ткань приколоти.

Голову повинную на плаху я
Возложусмиренно под топор.
Ослабею я последней птахою,
Сил не хватит выпорхнуть на двор".

Миллион свой заработать хочется
Филистимской женщине простой,
Волосы Самсона приторочила
Все семь кос к колоде по одной,

Спящего Самсона не отринула.
Сколько бы проспал Судья, Бог весть,
Если б Далида опять не крикнула:
"Эй, Самсон, Филистимляне здесь!"

Ото сна очнулся моментально он,
Но не стал пролёживать бока.
Вырвал ткань Самсон с колодой ткальною,
Точно раму с ткацкого станка,

И давай вокруг себя размахивать,
На кинжал к нему не подойдёшь.
А что обернётся слабой птахой он -
Как всегда очередная ложь.

Сникла Далида, поникла лютиком
И твердит пластинкой заводной:
"Как же говоришь ты мне: люблю тебя,
Если твоё сердце не со мной?

Ты давнишний был совсем не нынешний,
Не такой, как выходного дня,
Трижды обманул меня, четырежды
Хакамадой выставил меня".

Смысл здесь передёрнул безусловно я,
Звучное словцо загнав в размер.
А коснись Ирины Мицуовны - та
Далиде самой подаст пример,

Как любить за деньги свою нацию,
Либералов, бишь Филистимлян…
Так в свой алчный план вплетает пяльцами
Волосы Судей иная тля.

Взглядом этих стерв невольно лапая,
Глядя на обложечный их вид,
Вспомним, как Жиглов сказал Шарапову:
А меня от этих рож тошнит.

Но Самсон с позывами справляется
И харчи не вешает на куст.
Человек любой, когда влюбляется,
Ко всему утрачивает вкус.

Лишь нытьё для нас водою мыльною,
Что амуры в наши глотки льют.
Даже если вы в разладе с милою,
Вас её рыдания добьют.

Нервы у Самсона не железные,
В голове то с яблонь дым, то смок.
Что желанья барышни помпезные,
Распознать тогда Судья не смог,

А напрасно - женщина ужасная,
На скаку любого оскопит,
Правда, по наружности прекрасная,
Это что угодно извинит.

Кто такую заподозрит в подлости,
Что продаст тебя за сто рублей?
Стало тяжело Самсону донельзя,
По ночам стократно тяжелей.

Прекратил тогда Самсон упорствовать.
Сердце у героя не гранит.
Божий Дух Самсону поспособствовал
Рассказать, где силу он хранит.

Тот открылся и поведал суженой,
Что от чрева матери своей
Назарей он и Судьёй заслуженным
Сделал Бог его среди людей.

Генеральный Иудейской волости,
Воздавая Господу почёт,
С детских лет не тронул бритвой волоса,
А колода ткальная не в счёт.

"Острижёшь и сила невозможная
Сгинет, ибо впредь не назарей
Буду я, а так - коровка божия,
Мелкого скинхеда не сильней".

Видя, что Судья стал с нею искренен,
Вся приободрилась Далида,
Думая с властями Филистимскими
Одолеть Самсона без труда

И деньгами овладеть громадными.
(Если ей властям Самсона сдать,
Впору ей тягаться с Хакамадою,
Но жены Лужкова не догнать.

Не Батурина - царица Савская.
Мэр бессребреник, но полон дом.
Впрочем, по системе Станиславского,
В бедность мэра верю я с трудом.

Наша гордость, хоть и не красавица,
Больше жизни любит лошадей,
Что до назарейской волосатости -
Не кудряв Лужков, зато при ней.

Есть мечта у всех предпринимательниц -
Получить бы Мэра под залог…
Без волос, зато какой внимательный,
Но всего один у нас Лужок).

К Далиде пришли тогда властители,
Принесли с собою серебра,
С ледорубами в её обители
Притаились в спальне до утра.

На ночь отключив мобильник сотовый,
Прямо на коленях Далиды
За день правосудием измотанный
Спал Самсон, не ведая беды.

Под щекой не ощущал он вмятинок
Тех, что даже есть у Афродит.
От коварства женского ни мантия
Не спасли Судью, ни целлюлит.

Ласками до состоянья жмурика
Довела Самсона Далида,
Вызвала немедленно цирюльника,
Чтоб остричь героя навсегда.

С каждою из кос с главы остриженной
Прямо на глазах Самсон слабел.
Дух Господень, на него обиженный,
Знаться с назареем не хотел.

Далида злорадством переполнена,
Предвкушая как свершится месть,
Вроде невзначай ему напомнила:
"Эй, Самсон, Филистимляне здесь!"

Пробудившись, по обыкновению
Ринулся Самсон рубить, колоть,
Но был схвачен, ибо в то мгновение
Отступился от него Господь.

Всё Филистимляне ему вспомнили,
За пожары отомстив, за лис,
За убийства и концерты сольные
С челюстью осла из-за кулис,

Вспомнили дела его бандитские.
Не до смеха при таких делах.
Здесь вам не Регина Дубовицкая
За кулисой и её "Аншлаг".

Обещая принародно сжечь его,
Выкололи бедному глаза.
Лишь слепым Самсон прозрел и женщине
Истинную стоимость узнал.

В Газу привели его в дом узников,
Где молол он с прочими зерно.
Как его ни били, ни мутузили,
Думал он всё время про одно.

Две цепи на нём болтались медные
И тянулись, как в неволе дни.
Волосы росли пусть слишком медленно,
Но твердели мышцы как гранит.

Сила постепенно возвращалась вся.
Песню лебединую не спел,
Дать концерт решил он на прощание.
Случай этот вскоре подоспел.

Вышли все владельцы Филистимские
Жертву для Дагона принести,
Бога своего, повеселиться. Им
Иегова это не простил,

Подходящего дождался случая.
Не псалмы он слышит, а шансон,
Но в колоде у него, у Сущего
Козырная карта есть - Самсон.

Злой народ, напившийся заранее,
Накануне праздника косой,
Песнь горланил на своих гуляниях,
Отрывался с местною попсой:

"Все лишенья, беды дня вчерашнего
Позабыть поможет самогон.
Нам врага, теперь уже не страшного,
Для потехи выдал Бог Дагон.

Оттопыримся по полной с гадиной.
Будь готов Самсон (Всегда готов!)
Быть оплёванным и опоганенным"...
И поставили его среди столбов,

Что держали дом, как капитальные
Стены держат блочный весь каркас.
Убери их - рухнет моментально всё.
(Так Союз обрушился у нас.

Украина, Русь и Белоруссия -
Вечные империи столпы.
Стронь их с места и придавит Грузию,
Это ясно даже для тупых.

Прочие республики отшельничать
Двинутся, связав свои узлы.
Вряд ли понимали тошушкевичи,
Ельцины и прочие козлы.

Не имею здесь в виду бурбулисов.
Эти знали, что обрушат дом.
Сами от обломков увернулись все
И пригрелись под чужим крылом

Доедать объедки птеродактиля…
Стоило б собрать весь этот сброд
И судить как истинных предателей,
Либеральной нечисти оплот).

"Подведи меня к столбам поближе ты,
Цепи закрепи на вбитый крюк" -
Отроку нахальному и рыжему
Говорил Самсон поводырю.

Самых знатных по тому обычаю
К ритуалу этот дом собрал.
Было их на крыше аж три тысячи
(То не дом, а наш Колонный зал).

Филистимские тузы, их женщины,
Среди нихИрина Далида,
Поглядеть пришли на это зрелище,
Попинать врага туда-сюда,

Подождать, когда попросит милости,
Разъяснить козлу, что он кретин,
Плюнуть в морду, то есть оттопыриться...
Невозможно было не прийти.

Напрягая куцые извилины,
Потешался над слепым бомонд.
А тому, хоть ничего не видел он,
Тошно было от их мерзких морд.

Обратился к Господу с прошением
Разом эту пытку прекратить,
За глаза пустые, унижения
Всем Филистимлянам отомстить,

Силу обрести и по возможности
Поразить филистимлянский сброд.
В сторону отбросив все условности,
Иегова дал своё добро.

Охватил Самсон цепями прочными
Те столбы, по версии одной,
По другой, упёрся и всклокоченный
Выдавил их мощною спиной.

Как бы ни было, хвала Всевышнему,
Отомстил слепой за всех Далид -
Рухнули опоры вместе с крышею.
С прочими погиб сам инвалид.

Уходя, Судья, обрушив здание,
Стольких он на смертьобрёк людей,
Сколько за всю жизнь в судейской мантии
Не смогла б и дюжина судей.

Всех не убивал Самсон по случаю.
(Уточню я смысл библейских слов.
На примере этом пусть поучится
Наша молодежь любить врагов.

Подловив соперника, ослиною
Челюстью он бил и был таков...
А контрольным в голову маслиною -
Это для сегодняшних козлов).

Сколько бы Самсона здесь ни хаяли
За гуманность (сам я в их числе),
Факт есть факт, ведь был Судьёй Израиля
Он не год, не два, а двадцать лет,

Назарей с отращенными пейсами…
Нынешних Судей спросить хочу:
Смогут ли они в священнодействии
На себя обрушить каланчу,

Как сумел Самсон, лишённый зрения?
Или всё, что могут повторить -
По блудницам шастать без зазрения
И на этом сходство прекратить!


* Скомпрометированный Генпрокурор РФ
** Генеральный прокурор РФ
*** Тоже Генеральный прокурор РФ (до Чайки)
**** Мата Хари - знаменитая разведчица



 
Глава 17. Впадали иудеи в ересь

В те дни далёкие Израиль
Перебивался без царя.
Без спроса люди деньги брали,
Насиловали, убивали,
Несправедливости творя.

Жил на горе Ефрема некто,
Кто прозывался как МихА,
А может МИха. Не калека,
Продуктом собственного века
Он был, как все не без греха.

У матери тогда без спроса
Немалую он сумму взял.
Ещё не появился Грозный
Решать проблемные вопросы -
Сынка никто не наказал.

Он сам, раскаявшись, сознался
В содеянном, что взял - вернул
И так сказал: "Прости, сорвался,
Твоих проклятий испугался,
Осознаю свою вину".

Монеты, стянутые тихо,
Все возвратил он целиком.
А денег там - не кот насикал,
За тысячу там было сиклей
И все, представьте, серебром.

А мать: "Я Богу посвятила
Те деньги, чтобы мой сынок
Мне истукана на могилу,
Кумира из металла вылил.
Бери обратно кошелёк,

Ведь деньги - наша панацея,
На дело их употреби.
Не требуя потом ни цента,
Как первый в мире беспроцентный
Тебе даю потребкредит".

Но сын не взял, мол, сам не нищий.
Пошли мать с сыном в Цветметлом,
Господь за праведность не взыщет,
За двести сиклей там плавильщик
Отлил им девушку с веслом.

Кумира в доме поместили
МихИ, среди богинь других.
Так капитал они вложили
И весь народ оповестили,
Что будут отпускать грехи

И очищать людей от скверны.
Пусть агнцев жертвенных ведут -
Взамен дадут совет отменный.
Так зарождался постепенно
Раввинов древний институт.

В священники чрез посвященье
Один из сыновей был сдан.
В ефоде, в полном облаченье
Народу тёмному ученье
Преподавал высокий сан.

МихА - потомок исполинов,
Но не всегда дружил с башкой.
Не думал он, что Бог единый
И статуэтки терафинов
Нарезал в качестве божков.

Потом еврейские пророки
Всех домовых сметут подряд,
Но то уже в иные сроки.
Пока же исправлять пороки
Нафаней выстроился ряд

(Монотеизму антитеза).
Господь евреям тех тельцов
Простит из дерева, железа
(Наследье антропогенеза
Их арамейских праотцов).

Когда-то люди исполины
Богов лепили там и тут.
И все народы, греки, финны
Своих имеют терафинов,
Хоть по-другому их зовут.

(На букву эС халатный кто-то
Тэ изменил, да Бог бы с ним,
Такая у писцов работа.
Так появился беззаботный
Наш шестикрылый серафим.

Я сам при нём чернец несчастный,
Прибором мне стекло и жесть.
Не в полной мере, но отчасти,
Пусть не глаголом, а причастьем
Я что-то там пытаюсь жечь).

Тяжёлое то было время.
Несправедливости творя,
Погрязли люди в словопреньях,
Всё потому, что у евреев
В то время не было царя.

Вплоть до последнего дебила
Был каждый сам себе судья.
(Для справедливости мерило
Природа нам не подарила,
А правда - каждому своя).

Раз юноша из Вифлеема
Пришёл к Ефремовой горе.
Вокруг уже сгущалась темень...
Кто бомж, тому одна проблема
Заночевать, хоть в конуре.

Вёл образ жизни как бродяга,
Ходил куда глаза глядят,
Жил, где придётся, доходяга,
Был не в пример иным сутягам
Неалчен, набожен и свят.

Питался парень ежевикой,
Любил возиться с детворой,
Рассказывал ей про Контику
И ко двору семейства тихо
Прибился позднею порой.

Миха (иль Миха?) габаритный
Увидел, как обвив кольцом
Детишки тянутся к левиту,
И предложил тогда семиту
Принять священство, стать отцом.

Семья вожжою свяжет парня.
Для этого - найти сноху,
Чтоб вкалывал бы как ударник,
Был по гроб жизни благодарен,
Читал псалмы и чтил Миху.

Священников двух сразу в доме
Господь держать не запрещал.
Мать пригласил с собою в долю
И в деле Господа подобье
Миха свой бизнес расширял.

Последовало предложенье
Левиту - десять сиклей в год,
Одежда, Господу служенье,
Питание и уваженье
Народа, паства и приход.

Левит питаться ежевикой
Не захотел и взял в расчёт:
Хоть десять сиклей - кот насикал,
Доход, конечно, невеликий,
Но много больше чем ничто.

При доме предпочёл остаться,
Как сын родной стал тот пацан.
Миха его любил и мацал,
Был строгим, но не придирался
И посвятил в священный сан.

Сказал Миха: теперь я знаю,
Нам благость Бог свою явит.
Спокойным удалился в спальню -
Ведь среди тех, кто понимали,
Ценился в древности левит.

Агнцы сжигались, гимны пелись...
Но откровенно говоря,
На Бога своего надеясь,
Впадали иудеи в ересь -
Ведь не было у них царя.



 
Глава 18. Экспедиция, однако

Завтра геологи придут, наших жён иметь будут... 
Экспедиция, однако (Из разговора двух чукч)

Не додали колену Данову
При разделе чужих земель.
Землемеру тогда поганому -
Плохо меряешь, перемерь -

Не сказала администрация,
Оформляющая разбой,
Когда вторглась евреев нация
В дом чужой как к себе домой.

Без удела оставшись полного,
Но в составе других колен
Племя требовала законного
Себе места на той земле.

Обделённое и лишённое
Испытало то племя боль,
Вроде как лицо приглашённое,
Не прошедшее фейс-контроль.

В Израиле колено Даново
Справедливость искало зря,
Призывая делить всё заново,
Ибо не было там царя.

Долго думали предводители,
Куда всем переехать им:
Незаслуженно нас обидели,
Но своё мы не отдадим.

Дабы не разводить полемику,
Хорошо ли там, где нас нет? -
Отрядили они из племени
Пять мужей подходящих лет,

Силой, сметкою не обиженных,
Ситуацию разъяснить -
Кого можно с их мест насиженных,
Мягко сказано, попросить

Переехать. В ту экспедицию
Пять отправилось м.н.с.*
Разузнать - нет ли где в провинции
Подходящих для жизни мест?

Как дела у них с экологией?
Не пришлось чтоб детей потом
Двухголовыми, но безногими
Из роддома сдавать в детдом.

Знать хотели отцы той нации -
Куда гнать им порожняки?
Всех подвергнутых депортации
На какие слать рудники?

С выселенцами деликатные
Отцы нации не поймут -
Им места заказать плацкартные
Или сами они уйдут?

(Оказался б весьма полезным им
Чудный кодекс Жилищный наш,
Где жильцам депутат обрезанный
С выселением дал карт-бланш.

Не народов перемещение
Мы имеем, здесь смысл таков -
Санитарное очищение
Златоглавой от стариков.

Свои Швондеры в ней отыщутся
Рангом выше чем м.н.с.*,
Среди них и Зурабов-чистильщик
И директор МГТС

С безлимитными и откатами.
Им в подмогу приезжий плебс,
Все кто нас не мытьём, так катаньем
С обжитых изгоняет мест.

Власть на чёртовой этой мельнице
Служит лишь приводным ремнём...
Если нынче такое деется,
Что хотим мы от тех времён?)

На учебнике географии
Край не виделся у земли.
Ещё не было этнографии,
Но этнографы уже шли.

Про евреев давно подмечено,
Если вздумают куда влезть,
Засылают они разведчиков
(В нашем случае м.н.с.).

Пилигримы, баптисты хреновы,
Неожиданные как снег,
Добрались до горы Ефремовой,
Где устроились на ночлег

У Михи. Ефремляне с детства все
Шепелявили "сибболет".
То родителей безответственность,
Дефектологов на них нет.

Целый день от детишек слышится
Косельки, вместо кошельки.
Кто их учит - так злит Всевышнего,
Что поганые языки

Им самим бы рубить кинжалами...
Были набожны м.н.с.,
Их, конечно же, раздражало, как
Вместо Шэ говорили эС.

Те этнографы-ларингологи
Вдруг услышали чётко Ша,
Повернули мгновенно головы
На здорового малыша.

То левит, казачок наш засланный,
Лет шестнадцать всего на вид,
Появился пред ними заспанный,
Но без присвиста говорит,

Рассказал им всю подноготную -
Что пришёл сюда налегке,
Жизнь до этого вёл голодную,
А сегодня - нос в табаке.

Рассказал, как он стал священником,
И что нанял его Миха,
Чтобы, сор выметая веником,
Отвращать блудных от греха.

Дело в сущности невозможное -
На всю гору один приход.
А зарплата ему положена
Серебром десять сиклей в год.

Звуки чистые говорившего
Излагали такую суть,
Что спросили его прибывшие:
А какой им заказан путь?

Не впустую ли все старанья их?
Отвечал им тогда левит:
"С миром прочь уходите, странники,
Путь пред Господом ваш лежит".

(Путь любого из нас пред Господом,
Если нет - то тогда пред кем?)
В общем, были посланцы посланы
И растаяли вдалеке.

Сколько б вёрсты они ни мерили,
Не дошёл до них тайный смысл.
Экстремистские их намеренья
Привели тех мужей в Лаис.

А в Лаисе царит спокойствие,
До того мирный там народ.
На соседа сосед не косится,
Ровно падает бутерброд,

Не гоняются псы за кисками,
Морда лопнула у кота,
Даже тёща в компот не писает,
Представляете, лепота.

Пастухи ладят со скотиною.
Даже девочка юных лет
Не бьёт лапчатых хворостиною,
И обиженных вовсе нет.

На помещика смерд не горбится,
Коммунизм ещё не настал,
Капитал у народа водится,
Но не правит там капитал.

Не для ВИП-персон банька топится,
Девки шастают в номера...
Город солнца, свою утопию
Кампанелла у них содрал.

В том краю старики не плакали
От мошенников всех мастей.
Люто власть ненавидя всякую,
Обходились там без властей.

(Чем зависеть теперь от каждого,
Кто возвысился над тобой,
Мне куда прогрессивней кажется
Первобытно-общинный строй).

Жил беспечно народ, не бедствуя,
По обычаю Сидонян,
И на крайнюю безответственность
Безопасность он променял.

С Сидонянами не общается,
От народов иных далёк,
От нашествий не защищается
И не входит в военный блок.

Ни до тех, ни до этих дела нет,
Не народ, а святая рать...
Неминуемо пальцем деланных
Кто-то должен с земли согнать.

Возвращается экспедиция.
Лжеэтнографы-м.н.с.,
Аспиранты не без амбиции
Предлагают начать процесс

По отъёму земель. Разведчики
За успех дела зуб дают,
Потому что народ беспечен там,
А таких непременно бьют.

"Той страны все поля обширные
За год не облетит Кощей,
А граница там штрихпунктирная,
То есть нету её вообще.

К ним придём как на Русь варягами,
И уж если не мы, то кто
Наведёт в том краю порядок им,
Самих выставив далеко?

Обречём мы на деградацию
Процветающий тот народ.
Фонд земельный, богатство нации
Срочно пустим мы в оборот.

По кадастрам и прочим сведеньям -
Земля жирная, чернозём.
С Божьей помощью на имения
Мы земельку ту раздерём.

Так чего же мы ждём и медлим что?
По преданию мудрецов
За своим идём, за наследием
Архаических праотцов.

Сделке сделают пролонгацию
Иезекииль и Ездра,
Идеологи нашей нации,
Богословия доктора".

(Так без Маркса всё стало ясно мне,
Объяснилось само собой,
Как сменился другой формацией
Первобытно-общинный строй,

Где язычники некрещёные
По понятиям жили всласть,
Как землицу они прощёлкали,
И откуда напасть взялась.

"Государство и революция"
Наш Ильич сгоряча писал,
Государство подверг обструкции,
И без власти пожить мечтал.

Только жизнь все его идиллии
Порешила как спецотдел,
Показала, что власть дебильная
Много лучше чем беспредел.

Власть презревшему и беспутному
Остаётся одно - тикать.
Так что скажем спасибо Путину
За ту властную вертикаль,

Что он строил для нас и выстроил.
Этой власти нам будет впрок...
В президентских своих амбициях
Пусть идёт он на третий срок

Со своими метаморфозами
Совокупный делить продукт.
Не пойдёт - умолим как Грозного
Всю страну не отдать за фук

Проходимцам и верноподданным,
Как в приельцинские года.
Пусть продаст всё, что не распродано,
Если есть ещё, что продать.

Олигархи при нём стараются,
Им уменья не занимать,
Пусть жиреют на благо нации,
Потом будет, что отнимать.

Что нам Ельцина Конституция -
Юридический пустячок...
Путин, питерцы и коррупция
Оставайтесь на третий срок.

Путин внял и как мать с потугами
Нам Медведева породил,
И дай Бог, чтоб стране услугою
Тот медвежьей не навредил).

Обделённое племя Даново,
Но в составе других племён
Переделать решило заново
Карты древнюю тех времён.

В результате голосования
К той земле, якобы ничьей,
Быстро шлётся формирование
В шестьсот сабель, точней мечей.

Велика страна не трактирами.
Только там, где над небом зонт
И граница не штрихпунктирная,
Солнце сядет за горизонт.

Но в земле, мухой не засиженной,
По лесам вдоль большой реки
Про края, от набегов выжженных,
Не твердили большевики.

На активах и партсобраниях
Не базарили до зари,
Пребывали в своём незнании
Первобытные дикари,

Тихо мамонтов они жарили...
По указке из высших сфер
Шли на запах пассионарии,
Племя Даново, например.

Заглянув на гору Ефремову
На Господнем своём пути
В дом Михи, друга благоверного,
Не могли они не зайти.

Пять мужей, что в Лаис с заданием
Приходили глазеть вокруг,
Рассказали, что есть в том здании
И насколько Миха им друг:

"Там ефод есть, наряд священника,
Истукан в окруженье мирт,
И припрятаны в куче веников
Терафим и литой кумир.

Здесь не секта, скорее уния
Узурпировала права.
А что делать, вы сами думайте,
С кем делить вам одну кровать,

Разорвать ли союз с унитами..."
В дом Михи эти пять вошли
И изделия все отлитые,
Взяв по описи, унесли.

На пороге с церковной утварью
Их застал молодой левит,
Собирающийся к заутренней:
"Что вы делаете - вопит -

Полномочия кем вам выданы,
От кладовой кто дал ключи?
Святотатствуете невиданно..."
Но сказали ему: "Молчи,

Мы не сделали преступления.
Что кричать, дети спят кругом.
В богоизбранном нашем племени
Будь священником и отцом.

Чем прислужником у хозяина
В доме частном поклоны бить,
Не хотел бы ты для Израиля
Делу общему послужить?

Для начала в колене Дановом,
А потом уже как пойдёт.
На пурпуровый и шафрановый
Поменяешь простой ефод".

От подобного кто ж откажется -
На дворец поменять барак?
Возразить служка не отважился
И с Михою порвал контракт.

Обоснованные претензии,
Может, были - наёмный ведь...
Но такого как здесь везения
Не дождаться левиту впредь:

Жить в почёте и под охраною,
Чёрный кофе пить по утрам...
И сыны из колена Данова
С ним ударили по рукам.

Уходили они не просто так -
Много ценного прихватив,
Завернув терафимы в простыни,
Ни копейки не заплатив.

Скот, детей (от левита, видимо)
Отрядили они вперёд,
Чем, понятно, Миху обидели -
Разорили его приход.

За грабителями погнались все
Из соседских домов с Михой,
Образумить чтоб хулиганов тех
И левита вернуть домой,

Легитимного их священника.
Каждый что-то вопил, махал.
От законного возмущения
Громче прочих кричал Миха.

Сыны Дана, гремя доспехами,
С ними вместе левит-плохиш,
На Миху, как каток, наехали:
"Что тебе, что ты так кричишь?"

"Как же мне не вопить - ответствовал
Им Миха, шибутной пока, -
Вы же хуже иного бедствия
И сотрудников ВЧК

Увели моего священника,
Обезглавили мой приход.
Забирайте с собой изменника,
Но верните хотя бы скот

И богов моих, лютых идолов,
Всех кумиров, Нафаней всех
Возвратите. Досель невиданный
На себя не берите грех".

Наглеца сбросив на обочину,
Его просьбой возмущены,
Без насилия, но доходчиво
Объяснили Михе сыны:

"Сделай так, чтоб с тобой не видеться
Век бы нам, не гони понты,
А иначе из нас обидится
Кое-кто и тебе кранты.

Враз погубит с тобой семейство всё
Шепелявый твой язычок,
Вместо дома случится месиво.
Отвалил бы ты, мужичок".

Видя силу превосходящую,
Охладел Миха в пять минут
И пошёл наблюдать по ящику,
Как арабы евреев бьют.

А евреи колена Данова
По наводке пришли в Лаис
Перечерчивать карту заново,
Превратив её в чистый лист.

В город Солнца, в удел беспечности
Заявились они с мечом,
Беззащитных предали вечности
(Кампанелла здесь ни при чём).

Всё, что можно, сыны разграбили,
А весь город сожгли огнём.
(Неужели на те же грабли мы
По беспечности попадём?)

* М.н.с. - младший научный сотрудник



 
Глава 19. Гоморровцы, сыны отцов-обкомовцев

Царя единого в те времена
Израиль не избрал себе по случаю.
Без правил строгих, прочих доминант
Нельзя мечтать, чтоб жизнь менялась к лучшему.

Жил на горе Ефремовой левит,
Обряды проводил, священнодействовал,
Наложницу в обитель для любви
Привёл из Вифлеема Иудейского.

Возможно, слишком многого хотел,
А сам при этом умирал от жадности -
Не знаю, не успел, не подглядел,
Но что-то между ними не заладилось.

Наложница (представьте, не жена,
А тоже кое в чём не тварь дрожащая)
В правах гражданских не ущемлена,
Взбрыкнула, скажем так, по-настоящему,

Ушла к отцу обратно в Вифлеем,
Где в девках провела четыре месяца.
Зачах мужик без женщины совсем,
Едва-едва от горя не повесился.

Пошёл он к ней тогда поговорить,
Тропинку к сердцу проложить возлюбленной
И что-нибудь такое подарить,
Чтоб ясно стало: нет, не всё загублено.

С ним был слуга и два осла при нём
(Два места, вроде как на рейсе чартерном)
С любимой возвращаться им вдвоём,
Ну, а слуга - тот и пешком дочапает.

Наложница ввела их в отчий дом,
Как будто вовсе с мужем не скандалила.
(Женой не звал её ни раньше, ни потом
Наш жрец, а почему - поймём чуть далее).

Отец её был несказанно рад
(Как рады замуж дочь отдать родители),
Не отпускал зятька три дня подряд,
В которые они изрядно выпили.

На день четвёртый встал левит, чуть свет
Забрезжил за окном, чтоб в путь отправиться.
Но к тестю заглянул тогда сосед
И зятю предложил слегка поправиться.

Поправка затянулась на весь день.
(Неправильный похмел, вы верно скажите,
Ведёт к запою, порождает лень -
И заречётесь пить... пока не вмажете).

На пятый день очередной стакан..
И время удлинилось быстротечное.
Стал ровный горизонт слегка покат
И день под горку покатился к вечеру,

О чём зятьку не преминул сказать
Тесть дальновидный, оставляя на ночь всех.
Но муж не согласился ночевать
Боясь, что нынче кончится как давеча.

Встал человек, наложница при нём.
От тестя хлебосольного, но пьющего
Ушли они уже не белым днём,
При них слуга и два осла навьюченных.

О всех превратностях, что ждут в пути,
Господь не сообщает нам заранее,
Перстом не тычет, где ночлег найти...
В вечерней дымке в строгих очертаниях

Нарисовался Иерусалим,
В то время назывался Иевусом он.
Град населён был племенем чужим,
Иевусеями и прочим мусором.

Левит, еврейским Господом храним,
Не пожелал идти к иноплеменникам.
(Когда бы знал, как дорог он своим,
То первым записался бы в изменники.

Весомый будет к этому резон).
Закат над миром догорел малиновый.
Как в лузу шар легло за горизонт
Светило у Гивы Вениаминовой.

Здесь все свои. На улице пустой
Прибывшие расположились заполночь.
Никто не приглашает на постой,
Чужое горе жителям до лампочки.

Нашёлся добрый человек, старик.
Сам родом вышел он с горы Ефремовой.
Работать допоздна старик привык,
Не то, что эти дармоеды хреновы

Из городских, им лишь бы свет коптить
И обпиваться дорогими винами...
Кто именно, осмелимся спросить? -
Да жители, сыны Вениаминовы.

"Пусть дом мой невелик и небогат,
Но для ослов твоих овса не жалко мне.
Сородичу особенно я рад,
Сипящие с тебя не выбьёшь палками.

Предупредить особенно хочу:
С какой бы ты ни прикатил оказией,
На улице пустынной не ночуй,
У нас в ходу большие безобразия".

Со стариком вошло семейство в дом,
Омыли ноги, спрятались за шторами,
Развеселили сердце коньяком
И проводили ночь за разговорами.

Всё шло тип-топ, за здорово живёшь,
Но город вдруг взорвался экипажами -
Взбесившаяся с жиру молодёжь
Решила погулять и покуражиться.

На Лексусах слетелся молодняк
С намереньем над гостем позабавиться.
Им Ксюши надоели, что Собчак,
С претензией и с оголённой задницей.

Расхристанные дети Сосковцов,
Христенко и других, как есть содомовцы -
Гоморровцы, сыны своих отцов -
Обкомовцев и лучших из детдомовцев.

Их всех из грязи превратила власть
В элиту, развращённости невиданной.
Но если те - язычники и мразь,
То эти сплошь сыны Вениаминовы.

Дом окружили "лучше всех" кольцом
И требуют от старика с угрозами
Пришельца выдать прямо нагишом:
Познаем мы его любыми позами.

История пример уже дала,
Содом с Гоморрою случились ранее.
Но "сливки, лучше всех" при их делах
Смысл бытия находят не в Писании.

Отцы семейства недорослей шлют
В Париж и в Лондон за образованием.
Но с Эйфелевой башни те плюют
И душу к чёрту тащат на заклание.

Хозяин дома вышел на порог
И так сказал: "Не делайте безумия,
Мир и без вас порочен и жесток.
Ведь человек пред вами, а не мумия.

Когда вам похоть побороть невмочь
Настолько, что помогут только ножницы,
Здесь в доме есть девица, моя дочь,
А с человеком тем его наложница.

Возьмите их, как меньшее из зол.
Что вам угодно, подвиги не ратные
Творите с ними, им задрав подол,
Но с мужем сим не делайте отвратного".

Никто его и слушать не желал...
Тогда мужчина взял по жизни спутницу,
В последний раз её поцеловал
И вывел полуголую на улицу.

(А я так думаю, без лишних слов
Её за дверь толкнул муж к этой нечисти.
Иначе, извините, самого
Его схватили бы и обесчестили).

В момент познала женщину толпа
В экстазе тёмных сил и мракобесия,
И до восхода каждый психопат
На бедной вымещал свою агрессию.

Молодку, оборвавшую свой бег,
Все петухи имели до единого.
Что женщина такой же человек,
Не думали сыны Вениаминовы.

Всю ночь над ней ругались до утра
И отпустили лишь при появлении
Зари, решив, что отдохнуть пора
Пред утренним обрядом омовения.

Поруганная еле доползла
До дома старика гостеприимного,
Где на рассвете тихо умерла
От действия публичного интимного.

А господин её, как только встал,
Не стал милицию звать и врача искать.
В путь собирался он в свои места,
Не разузнав, что сделалось с несчастною.

А та лежала, руки на порог
Закинувши и не дождавшись "Скорую"...
Увидел муж её у самых ног,
К ней обратился со словами бодрыми:

"Вставай, пойдём!" А дальше тишина...
Пред ним лежит безвинно убиенная
Наложница, конечно, не жена,
Но женщина до боли вожделенная.

Муж поднял на осла остывший труп,
Как комиссар убитого товарища,
Запекшихся коснулся женских губ
И медленно побрёл в своё пристанище.

Пришедши в дом, своим ножом тупым
По членам расчленил левит наложницу,
Совсем как насладившийся упырь
Частями выносил из дома школьницу.

Частей тех было по числу колен
Израиля двенадцать, предназначенных
К рассылке нарочными. По земле
Разъехались в посылках перепачканных

Те части женщины в уделы все,
Как приглашение для конференции:
Что скажет умудрённый фарисей
На преступленья в собственной конфессии?



 
Глава 20. За срамные вещи наказать 

Собралось всё Израиля общество
При Массифе гнев и боль излить.
Все возмущены и озабочены,
Как Вениамина приструнить.

Тысяч набралось тогда четыреста,
Кто способен меч свой обнажить,
В меру справедливых и задиристых,
Чтоб за правду голову сложить.

Здесь не просто честь отдельной женщины,
Здесь Гоморрой пахнет и зело,
Потому и знать весьма существенно,
Как происходило это зло.

Выступил свидетелем на следствии
Тот левит, что женщину членил,
Дабы происшедшее с ней бедствие
Не сокрылось дымом от кадил.

"Сколько б лет по давности ни минуло,
Зло без наказанья не пройдёт,
И Гивы сыны Вениаминовы
Тень не бросят на святой народ.

Женщины убитой опознание
Может провести хоть мой ишак,
А какое выбрать наказание -
Это вам, любезные, решать".

В целом рассказал левит всё правильно
Про царивший в городе разврат,
Скрыл, однако, что его заставило
Взаперти скрываться до утра.

Речь тогда не шла о чьём-то мужестве
И кому поставить монумент.
Важно, как еврейское содружество
Отсекало свой прогнивший член

Из всех считанных колен Израиля.
Справедливо надо оценить
То, как доктора их вывих правили,
Умудрившись ногу сохранить.

Не случайно при Массифе воинство
Встало от рабочих верстаков -
Не желал народ мириться с подлостью
И терпеть от праздных пошляков.

Кем бы ни были у них родители -
Виноватых следует связать,
Вытащить за шкирку из обители,
За срамные вещи наказать!

(В смысле, не за сами гениталии,
Чем они творили этот срам,
А за все издержки в воспитании,
То есть по содеянным делам).

Шлют послов к сынам Вениаминовым:
"Ваш порок - на весь народ позор.
Не лозой здесь надо, а дубиною
Исправлять закостеневший горб.

Не потворщики мы, не соратники.
Гнусное содеяно у вас.
Выдавайте нам своих развратников,
Умертвим их, прочим напоказ".

Может от тщеславия, чванливости
Иль иной причины, но, увы,
Не дошли призывы к справедливости
До старейшин, жителей Гивы.

(Да и кто ж отдаст сыночка кровного,
Что бы тот стервец ни натворил...
"Разобраться следует подробно вам:
Надругался - это ж не убил.

Да и то не сам, его заставили
Прочие насильники-юнцы -
Оправдания свои представили
Изворотливые Сосковцы.

А что женщину в кустах тиранили
И настаивали на проглот -
То искусственное в рот дыхание.
Сожалеем, что не помогло".

Про Христенко говорить не хочется,
Может быть, он здесь и ни при чём,
Что расхристанные "сливки общества"
Вечно на порочное влечёт.

В Куршавель на папины съезжаются
Показать другим - вот я каков,
До цветов гуляют побежалости
Средь других гламурных дураков.

Лихо тратят денежки халявные,
От экстаза девки верещат...
Горд народ их выходками пьяными
И особо горд он за девчат.

Что угодно, лишь бы обособиться:
Вот какие мы и нас не тронь.
Далеко разносит за околицу
Дух отчизны этой дряни вонь...)

Эту спесь в сынах Вениаминовых
Поощряла родовая знать,
Призывая с вилами, с дубинами
Всех за самостийность выступать.

А война назрела, это видится.
Женщина не больше чем предлог,
Повод на сородичей обидеться
И заставить жрать чертополох.

То не братья-супостаты ссорятся.
Для любой державы нужен срок
Пережить свои междоусобицы,
Чтоб не развалиться как песок.

Кровь и почва, говорит теория,
Прочно могут нацию сплотить.
А евреи с этим и не спорили,
Кровь на землю продолжая лить.

СМИ их незалежность пропиарили,
Выкинули клич - идти на фронт.
По всему уделу встала армия
Защищать свой лучший генофонд.

Двадцать шесть набрали они тысячи
Из окрестных сёл и городов.
Не пойдёшь добром - урядник высечет,
Разорит, оставит без штанов

Хоть кого законами, поборами
Так обложит, хуже ОСАГО.
Чем бодаться тупо с держимордами,
Лучше бить отправиться врагов.

Разобраться с родословной нужно нам,
Истину не скроет пелена:
Не такие уж они и дружные
Тех колен еврейских племена.

То Ефремовских, что шепелявые,
Войско бьёт, не во дворе шпана,
А теперь насильники слюнявые
Ссорят меж собою племена.

Самое воинственное, видимо,
Не без оснований на успех
Было племя то Вениаминово,
Что пойти отважилось на всех,

Обладало явным преимуществом
Над другими, чтобы гнать взашей -
Из камнеметателей обученных
Был у них отряд в семьсот левшей.

В сто шагов, а может быть и более,
В волос толщиною они бьют.
А ещё смешней (скажи, прикольнее) -
Кругляшей там куры не клюют.

Из пращи левша метает весело.
Из себя, казалось бы, щенок,
А в висок булыжником увесистым
Голиафа опрокинет с ног.

Без Вениаминовых Израиля
Пятьсот тысяч было там сынов,
Годных для войны и в меру правильных,
Чтобы не был к ним Господь суров.

(А вначале было лишь четыреста
Тысяч на клочке святой земли.
На сто тысяч сразу войско выросло.
Видимо, резервы подошли).

Вопрошали они Бога с трепетом:
Кто всех прежде в бой нас поведёт?
Дождались видения ответного -
За Иудой пусть народ идёт.

Может, не попал в благоволение
Сам Иуда или тайный знак
Жрец не разглядел, но выступление
Неудачным следует признать.

Даже ритуальное служение
Победить своих не помогло,
Потерпел Израиль поражение -
Двадцать тысяч слишнем полегло.

Но народ Израильский ободрился
На позиции былые встал,
Помолился Господу, как водится.
Тот добро своё народу дал.

Плакали служилые до вечера,
Но опять вмешался Сатана.
Здесь вымаливать прощенье нечего -
Такова гражданская война.

Брат Вениамин своей баллистикой
Израилю метил прямо в глаз.
Пало от руки братоубийственной
Восемнадцать тысяч в этот раз.

Весь народ пришёл в дом Божий. Плакали,
Жертвы возносили натощак.
Дал понять Господь народу знаками:
Завтра точно будет всё ништяк.

Дальше, как всегда, мудрец старательно
Описал разгром до мелочей,
Как Вениаминовы предатели
Полегли от родственных мечей.

Про засады и другие хитрости
Пусть читают маршал и стратег,
Им по агрессивной своей бытности
Надо знать, как развивать успех.

Нам последствия вполне достаточно.
В этот день Израиль был велик,
Разгромил Вениамина начисто.
От всего колена жалкий пшик

Он оставил. Лишь шестьсот поверженных
Убежало, спряталось в горе
И четыре месяца в убежище
Отсидело словно в конуре.

Города Израиль сжёг мятежные,
Как дитя не ведал, что творил,
Всех девиц увёл в уделы смежные,
Всё живое тупо перебил.

А ведь было то колено считано.
Женщин не осталось ни одной.
Слишком оказалось расточительным
Выбивать сородичей под ноль.



 
Глава 21. Без царя какая справедливость?

"Довели Вениамина до сумы -
Говорили люди про бандитов -
Жён еврейских умертвили мы.
Пусть идут теперь в антисемиты.

Дочерей мы наших даже на развод
Им не отдадим и поклянёмся:
Пусть последний среди нас умрёт,
Мы от данных слов не отречёмся!

Изречённое шустрее воробья,
Слово наше стоит дорогого.
Говорить нам не о чём, друзья,
Клятву дали мы пред Иеговой.

Род Вениамина свой нашёл тупик
И к евреям больше не вернётся.
По жене имеет вес мужик,
Где родство по матери ведётся.

Станут отпрыски совсем иных богов
Проворачивать свои делишки.
Будет вместо племени орлов
Не колено-род, а так лодыжка.

Лишь жена еврейская, ночной хирург,
Ногу вправит и спасёт несчастных.
Только где их взять таких подруг
Непорочных, даже не зачатых?"

При словах таких поднялся в стане плач,
Когда понял про себя Израиль -
Не герой он, а простой палач,
Собственного брата обезглавил.

Поклялись когда сыны не выдавать
Дочерей своих Вениамину,
Израиль их превратился в мать,
Потерявшую родного сына.

Как удачней свою клятву обойти,
Стали думать все без передыха,
Сохранить попутчика в пути -
И нашли-таки, представьте, выход.

Правда, выход тот (как веком раньше вход)
Оказался несколько кровавым.
Здесь виной не избранный народ,
А скорее времена и нравы.

Не было тогда у избранных царя,
Всяк имел про справедливость мненье
Собственное и мочил подряд
Прочий люд по мере разуменья.

Разуменья тогда было не ахти,
Разве, что у самых башковитых,
Подсказал всем, как подруг найти
Без сомненья кто-то из левитов.

У евреев древних не было царя
(Свергли они нашего недаром),
У самих же, строго говоря,
Строй был, жуть каким тоталитарным.

Если все решили в жёны не давать
Дочерей развратникам проклятым -
Всякий должен клятву выполнять,
А не каждый третий или пятый.

В случае, когда назначен общий сход,
Смысла нет ссылаться на погоду.
Будь четырежды ты Дон Кихот,
Не явился - значит, враг народа.

"Нет ли среди нас таких - спросил левит -
Кто прибор забил на нашу встречу?
Здесь из Иависа - говорит -
Жителей я что-то не примечу".

Головой все разом начали вертеть -
Нет ни одного из Иависа.
Приговор один тогда был - смерть,
О пощаде даже не помысли.

Город маленький, уездный Иавис,
Я сказал бы даже местничковый,
Никого не трогал, но повис
Ягодою зрелой алычовой.

Древо жизни наклони или ударь -
Ствол окажется с землёю вровень.
Ягод золотая киноварь
Растечётсякисло-сладкой кровью.

По Закону, ближних трогать - это грех.
Иавис от ближнего получит
Потому, что в брэнде "лучше всех"
Есть сорта иных колен получше.

Не прислушиваясь к разным голосам,
От учёных я узнал причину:
Для жреца, что Библию писал,
Всех важней был род Вениамина.

Общество двенадцать тысяч человек
Отрядило разобраться строго:
Всех убить, от малых до калек,
Только дев нетронутых не трогать.

По команде люди с криками гип-гип
Отнимать помчались дев излишки...
Город так ещё один погиб,
Но не брат большой, а так братишка.

Люди, нанося по городу удар,
При захвате соблюли приличье:
Дорогой безбрачия товар
Перепортили, но лишь частично.

А пока Вениаминовы сыны,
Израиля дети плоть от плоти
Пребывали, ужасом полны,
Недобитыми, числом в шесть сотен.

Победители тогда своих братьёв
Пощадили всех великодушно -
Не изгнали из родных краёв,
Даже жён им выдали радушно.

На грядущий узаконенный развод
С Иависа прибыли подводы.
Дев четыре сотни там всего,
Остальное дали хороводы.

По обычаю случалось каждый год
Иеговы празднество в Силоме.
Девушки водили хоровод
(На подобье нашего в Коломне).

Общество, не убоясь тогда греха,
Проявило редкую заботу:
Обделённым в жёнах женихам
На отлов невест спустило квоту.

Разрешило двести им украсть девиц,
Для засады выбрав виноградник...
"А муниципальный активист
Все формальности потом уладит.

Обратятся если к обществу братья
Дев вернуть, мы скажем им: во-первых,
Девы возвращаться не хотят,
Во-вторых, зачем вам эти стервы?"

У того, кто целый мир готов подмять,
Дело обгоняет обещанье.
Выходили девы погулять,
А их в жён мгновенно превращали.

Уводили бедных замуж молодцы.
Сродникам же всем для кровной мести
Обрубило общество концы,
Думать запретив о глупой чести.

Охладило головы оно в момент,
Заявив особенно речистым:
"Создавать не надо прецедент
Для заклятий, бойни и зачисток.

Мы могли б под вас такой издать указ -
Ваших дев бесчестили б солдаты.
А случись тогда война меж нас,
Были б вы ещё и виноваты".

За отсутствием в Израиле царя
Выдавалось зло легко за милость.
(Где чинуши произвол творят,
Без царя какая справедливость?)




Книга Руфи
 
Глава 1. Не обижайте снох, свекрови

Не обижайте снох, свекрови,
Не заставляйте хмурить лба.
За радость под чужою кровлей
Они ответят вам любовью.
В них - человечества судьба.

По родословной наш Спаситель,
Сын богородицы, еврей.
Но жирной кляксой в чистый свиток
К царю Давиду в род проникла
Сноха совсем иных кровей.

Христа, да не в укор хасидам,
Еврейская вскормила грудь.
Не затаим на мир обиду,
Что чистокровному Давиду
Прабабушкою будет Руфь.

Чем родословною кичиться,
Времён распутывая нить,
Мы лучше всмотримся в девицу:
Чем Руфь сумела отличиться,
И место в Книге заслужить.

Когда Закон вершили судьи,
Случился голод на земле.
В обетованной зоне люди
Варили из сандалий студень,
Очистки шарили в золе.

С голодной доли незавидной
Из Вифлеема человек
В поля подался Моавитов,
Где и осел среди бандитов,
И звался он Елимелех.

С ним Ноеминь, жена из наших.
Сыны, Махлон и Хилеон,
Свекровью сделали мамашу,
Папашу огорчили страшно,
Из моавиток взяв двух жён

Офру и Руфь. У Ноемини
По роду высшей пробы кость
Еврейских чистокровных линий...
Семейству жить бы без уныний,
Но как-то всё не задалось.

Сперва Елимелех скончался.
Прошло каких-то десять лет,
Как вестник смерти вновь примчался,
И оба сына в одночасье
К отцу отправились вослед.

У женщины в краю изгнанья,
Уж за какие там грехи,
Всё отняла судьба-пиранья,
Остались лишь воспоминанья
Да две несчастные снохи

И те бездетные пустышки,
Не разомкнул им чрево Бог.
Кому-то Он даёт излишки,
А здесь на нижние манишки
Амбарный свой одел замок.

(Когда же дуры чуть не в принцип
Бездетность вывести хотят,
С позиций антифеминиста -
Отказ от материнства - свинство,
А не свобода от дитя.

Проверено неоднократно,
Жизнь без ребёнка - просто флирт,
А годы не вернуть обратно...
Что совершенно непонятно
Для наших дурочек чайлд-фри*).

Пришли из Иудеи вести:
Бог не оставил свой народ
И пайку хлеба грамм на двести
С баландою пустою вместе
Уж никому не выдаёт.

Забылся голод, словно не был.
Вновь молоко течёт и мёд
В краю, где всем в достатке хлеба.
Склонился вниз ячменный стебель,
Но до земли не достаёт.

С чужих предместий Моавитских
В свой Вифлеем идёт свекровь,
С ней две снохи, по горю близких,
Иссохшие, как две редиски
На грядке, где растёт морковь.

Им Ноеминь тогда сказала:
"Назад в дом матери своей
Идите каждая. Немало
Вас жизнь со мною потрепала.
Вы лучших заслужили дней.

Как поступали вы с мужьями,
Умершими в единый час,
И что меня не обижали,
Забудет наш Господь едва ли
И милостью отметит вас.

Пристанище своё найдёте
Вы в доме мужа. То не плюс
Под одиночества жить гнётом.
Вам на луну не выть койотом...
А я за это помолюсь".

Сказала и поцеловала
Свекровушка Офру и Руфь.
А горе душу разрывало,
Как алкоголик одеяло
Рвёт в вытрезвителе к утру.

Моавитянкам двум посильно
Свекровь хотела угодить,
Помочь устроиться не пыльно.
Но снохи Ноемини взвыли
И отказались уходить.

"Нет, мы останемся с тобою,
В народ твой за тобой уйдём,
И даже если мы изгои,
Без мужних ласк и всё такое
С тобою мы не пропадём".

"Что вам во мне? Пустое чрево
Не сможет вам мужей родить.
По целомудрию я дева,
С той разницею, что налево
Меня уже не совратить.

Когда же чудо нам не лишне
И от проклятия чайлд-фри
Меня освободит Всевышний,
Чтоб за сынов вы замуж вышли -
Ваш век свечою догорит,

Вы с ним состаритесь на пару.
От долгих ожиданий плоть
Пустою сделается тарой.
За девяносто только Сарру
Ребёнком наградил Господь.

Мне внуков с вами не дождаться.
Не скрутишь годы, как в кино,
И фаршу вновь не выйти мясом.
Так роду моему подняться
Чрез вас, похоже, не дано.

Нет, дочери мои, не нужно
Со мной нести мой тяжкий крест,
До грыжи пыжиться натужно.
В родном краю сыщите мужа
И с ним нагуливайте вес,

Детей избраннику плодите
И не грустите, что малец
Уа не скажет на иврите,
Когда один наш прародитель,
От Хама будет ваш отец.

А потому мои дочурки
В родительский вернитесь дом,
Идите замуж хоть за турка".
(Прожить с законченным придурком
Возможно, но с большим трудом.

Не варят с дурочками пиво,
А в остальном запретов нет.
Казалось бы, какое диво
Рожать детей и быть счастливой?
Но свой у дурочек секрет -

Глазниц распахнутые ставни
Глубины тёмные таят...
Взглянув в те дыры мирозданья,
Себя я женщиной представил
И понял, им я не судья.

Страстей возвышенных и низких
Какой гибрид у них внутри?
Одно понятно атеисту,
Что от движений феминисток
Родятся разве что чайлд-фри).

Но возвратимся мы к предмету,
К разлуке, к горю, наконец,
Двух вдов несчастных и бездетных
И сохраним при всём при этом
То, что до насдонёс мудрец.

Одна из снох (хоть не пройдоха,
А женщина в расцвете лет),
Чтоб не остаться одинокой,
Отправилась с тяжелым вздохом
Свекрови выполнить совет.

Собрав убогие пожитки
В родные двинулась поля
При материнской жить кибитке...
Зачем какой-то моавитке
Обетованная земля,

Где обитают мор и голод,
В полях лютует суховей,
Война сжирает всех, как Молох,
И тяжкий интифады молот
Евреев бьёт по голове?

Хоть нелегко ей дался выбор,
Зов победил родной земли.
А как здесь поступили вы бы?
Кукушкой на подворье выли б
Или к своим рыдать ушли?

Лишь Руфь в сомненьях не металась,
Хоть Ноеминь твердила ей:
"Вернись домой". А Руфь осталась
И в откровении призналась -
Свекровь ей матери родней:

"Неблагодарною скотиной
Ты быть меня не принуждай,
Не подставляй кинжалу спину.
Тебя я в горе не покину,
С тобой уйду в далёкий край.

Твой Бог единый - мой отныне,
Впредь буду жить Его любя.
Господь нас вместе не отринет.
Милее горечь мне полыни,
Чем сладость дыни без тебя.

Народ твой избранный народом
Своим я объявляю впредь.
С ним разделю его невзгоды,
С тобой умру и через годы
В одной оградке будем тлеть".

Возможно, у ацтеков, майи
Высокопарные стихи
Туземцев глубже пронимали,
Но древний мир знавал едва ли
Верней и преданней снохи.

Увидев чистоту кристалла
И твёрдости запасы в нём,
Свекровь сноху к груди прижала
И отговаривать не стала
Свой тяжкий крест нести вдвоём.

Шли буднями и выходными
Две женщины, презрев хулу.
Прошли они с две сотни мили
И Вифлеем родной пред ними
Ворота настежь распахнул.

Закончились вдовы лишенья...
Услышав про прибывших весть,
Тотчас народ пришёл в движенье:
Ужели то не наважденье,
А Ноеминь пред ними здесь.

Приятная, по переводу,
Звучало слово Ноеминь.
И стихоплёты из народа
Ей мыли кости как породу,
Зарифмовав её с "Аминь!".

В скитальческом своём обличье
Сказала всем крутая мисс:
"Приятной слыть мне неприлично.
Зовите меня Марой нынче,
Что горькая имеет смысл.

Вернулась я в свои пенаты
Без сыновей, семьи... Полынь -
Моя судьба, да пол покатый.
С такою горечью утраты
Какая вам я Ноеминь?"

(Алёша Пешков с доли горькой
Грустил и выбрал псевдоним.
Максимом он назвался Горьким.
Судьбе он предъявил упрёки
По полной, ведь не зря ж Максим.

Жил со шпионкой-психопаткой
На Капри, ей дарил жасмин.
От жизни, видимо, несладкой
Он всё записывал в тетрадку).
А что же наша Ноеминь?

В соседний край ушла с достатком,
А возвратилась с узелком.
Вернувшись в город свой до хаты,
По мужу с человеком знатным
Ей было вспоминать о ком.

Ей долю, что не заслужила,
Пора на лучшую менять -
Так рассудили старожилы...
А дело всё происходило
В начале жатвы ячменя.



 
Глава 2. Страда (О еврейских семьях)

Дальше пошло-поехало,
Сладилось всё, срослось.
Рода Елимелехова,
Имя его Вооз,

У Ноемини родственник
Был тогда. В те года,
Женщину если бросили -
Не избежать стыда.

Женское горе трогало
Аж до печёнок встарь,
Если жена от Бога та,
А не раба Агарь.

Как там судьба ни сложится,
Слово жены - закон.
Даже с дитём наложницу
Выгнать возможно вон,

Переселить в гостиницу
К азерам и клопам
Или в пустыню вывести,
Как сделал Авраам.

Мелочь, дела житейские...
(Крепкие, как трамвай,
Семьи у нас еврейские,
Чем их ни разбивай.

Связи для них внебрачные,
Что для страны дефолт,
Сцепкой вагонной схвачены
Катят в своё депо.

Лучше под напряжением
В тысячу киловольт
Жить, чем прервать движение
И допустить развод.

Семьи неразбиенные -
Лучший страны успех.
Правило это древнее
Переживёт нас всех.

Наши евреи первыми
Этот закон блюдут,
Им потому и передан
Весь валовой продукт.

В нашем краю простуженном
Миллиардеру рай,
Но о разводе с суженной
Даже не помышляй.

Где юдофоб из вредности
Аж извертелся весь,
Там для еврейской верности
Все основанья есть.

Древних законов держится
Крепкий наш олигарх.
Пентюхом не нарежется
Поц при больших деньгах.

С новою секретаршею
Спустит хоть миллион,
Но с табуреткой крашеной
Брак не расторгнет он.

Разве что с Абрамовичем
Вышел у нас облом.
Рома супругу к родичам
Выставил сапогом,

В чуме своём расслабился
От неотложных дел,
С Прохоровым обабился,
С чукчами обалдел,

С властью распутной спутался
И обрусел в момент.
Может, общенье с Путиным
Свой наложило след?

Путин наш в репутации
С Ромой не падал вниз.
Сам нахожусь в прострации:
Кто из них талмудист?

Но на плетень законника
Не наведу я тень.
Нравственнее полковника
Не было по сей день.

Так о стране печётся он,
Как о семье своей.
Даже спросить мне хочется:
Кто же из них еврей?

Впрочем, не это трогает.
Главное - что дружны.
Их отношенья добрые
Очень стране нужны.

В мире страстей завистливом
Всякий соврать горазд.
Только одна статистика
Цифрой поддержит нас.

Нищими дабы дурнями
Нам не плестись в конце,
В средней зарплаты уровень
Внёс Рома свой процент.

Деньги его взять с прочими,
Кто получает шиш -
Славно живут рабочие,
Жаль, на бумаге лишь.

Радоваться хочется
Мне за друзей сполна,
Ведь для ребят песочницей
Выдалась вся страна.

В шалостях состязаются
С Думскою детворой,
Вместе в песок играются,
В кварцевый, в золотой.

Рыжие, конопатые
Лезут за нефтью вниз,
Машут своей лопатою...
Дедушка, берегись.

В лести поднаторевшие,
Скромные до поры,
С прочими озверевшими
Метят в "Царя горы".

Видно порой не слишком нам,
Кто там на ком верхом -
Вовочка со сберкнижкою,
Рома ли с кошельком?

Спорят пусть аналитики,
Кто у кого в силке.
Мне ж от большой политики
Хочется вдалеке

Быть, где под чьи-то чаянья
Друг не заводит шурф.
В Библии не случайно ведь
Книгу назвали Руфь,

Именем женским. Преданность -
Смысл я б в него вложил,
Кабы в еврейской древности
Я толмачом служил).

С матушки позволения,
С голода, не с тоски
Руфь за благоволением
Вышла по колоски.

Несколько неуверенно
Шла позади жнецов,
Дабы от их намерений
Прятать своё лицо.

В поле повозка съехала.
То господин Вооз
Рода Елимелехова
Прибыл на свой покос.

В поле увидев женщину,
Крепкий ядрёный зад,
Выдал слуге затрещину,
Что, дескать, за разврат.

Не добавляет талия
Женская сил в страду.
Служка, к жнецам приставленный,
Выступил на редут

И на вопрос двусмысленный -
Женщина эта чья? -
Быстро сказал, как выстрелил,
А не телком мычал:

"Не для мужского стимула
Женщина эта здесь,
Что с Ноеминью прибыла
Из Моавитских мест.

Между снопами бедная
Трудится под жарой,
Тем, что найдёт, обедает
И не спешит домой".

Добрым был и доверчивым
Латифундист Вооз,
В поле заставши женщину
Не накрутил ей хвост,

Не оскорбил причастием,
Взглядом не опалил,
А поддержал несчастную,
Словом, благоволил

К женщине в её бедствиях.
С тайным огнём в груди
К ней подошёл с приветствием:
"С поля не уходи

Ты на другие вотчины,
Здесь обрети уют.
Пей то, что пьют рабочие.
Мало? Ещё нальют.

Тем, что предложат стражники,
Жар утоли в груди.
Только водой из скважины
Бронхи не застуди.

Поле моё не малое,
Хватит в нём колосков.
Слуги мои не балуют.
Что про иных жнецов -

Если какой, хоть исподволь,
Тронет твою бадью,
Буду лечить неистово,
Щупальца отобью".

Руфь тем словам-признаниям
Рада была внимать,
Много плохого ранее
Ей довелось узнать.

Пала на лице (полностью
Не представляю как)
Руфь, изогнувшись в поясе,
И говорила так:

"В ваших глазах изволила
Милость я обрести.
Жизнь меня обездолила,
Чтобы потом спасти.

Жалкой вдовой отверженной
Вышла на ваш покос,
Я лишь простая беженка,
Вы же хозяин, босс.

Ваша ко мне привязанность
Плещет через края.
Чем буду вам обязана,
Ведь чужеземка я?"

Происхожденье тёмное
Путь оборвёт наверх,
Мерзость оно огромное,
Но не смертельный грех.

Женщину благолепие
Выделит из подруг,
Если её приметили
И оценили вдруг.

Лучшие её качества
Ярче любых чернил
Жизнь перепишут начисто,
Кто б её ни родил.

Люди, в графу рождения
Зря свой не суйте нос,
Бросьте предубеждения,
Как поступил Вооз.

"Всё про тебя мне сказано,
Руфь, дочь иных кровей.
К Богу твоя привязанность
Уз родовых сильней.

Маму и папу бросила
Ты у родимых вод
И за свекровью босая
В наш подалась народ.

Знала о нём ты мало что
Третьего ещё дня..."
(Жестоковыйный, взбалмошный -
В памяти у меня

С Книг предыдущих вертится,
То великан, то гном.
В избранность его верится
С очень большим трудом.

Впрочем, иного мнения
Был о своих Вооз.
Поле, рабы, имение -
Сладко ему жилось,

Как на Руси помещику,
Божья на ком печать.
Здесь появилась женщина,
Вроде бы как ничья).

Именем Бога помощи
Ей посулил Вооз.
На благородном поприще
Выдался сей курьёз.

"Ради свекрови кинула
Мать ты родную, дщерь,
Славы, досель невиданной,
Будет тебе теперь.

Небом тебе положено
Лучшей прослыть снохой.
Впредь под крылами Божьими
Ты обретёшь покой.

(Издалека красавицу
Сын приведёт в народ -
Это не возбраняется...
Ну, как наоборот?

Если еврейку мацает,
Мягко сказать, чужак,
Статус её для нации
Вырастит или как?

За предков не ответствует
Сын, а тем паче дочь.
Всех Израиль приветствует,
Нашим спешит помочь.

Стыд на отца гулящего
Можно свалить сполна,
Папу ведь настоящего
Знает лишь мать родна.

Жить не захочешь в Марьино -
Выправи за рубли
Национальность матери
И в Тель-Авив вали).

"Мой господин, век в радости
Мне пред тобою быть,
Я ведь не стою малости
Прочих твоих рабынь.

Сердце моё утешил ты" -
Молвила Руфь в ответ.
Бросили жатву спешно все,
И наступил обед.

К женщине той по-всякому
Благоволил Вооз:
"Сядь с нами, хлеб обмакивай
В уксус... На мой покос

Ты приходи, прекрасная,
Между снопов бродить.
Вам же - жнецам наказывал -
Женщине не вредить,

Ей от снопов откидывать.
Пусть подбирает, ест.
А за слова обидные
Выпорю под оркестр

Иль, как в кино, с фанфарами
Вам за неё греметь,
Если хоть слово бранное
Здесь я услышу впредь".

Двадцать пять раз упрашивать
Женщину не пришлось,
Где общий стол, у краешка
Елось ей и пилось

То, чем жнецы обедали -
Манна, перепела.
Ела от пуза бедная,
Даже с собой взяла.

В поле весь день упорная
Шлялась она с ведром,
Вымолотив, что собрано,
Выдано от щедрот.

Около ефы вышло ей
Там ячменя за так.
Это по меркам нынешним
Будет с большой рюкзак.

Руфь до свекрови мазанки
С этим пришла домой,
Вынула из-за пазухи
Что принесла с собой -

"Ешь - говорит свекровушке,
Чудо здесь наяву -
Добрые люди корочкой
Не обнесли вдову".

"Где эти люди добрые,
Кто они, как зовут,
Если зерна отборного
Выдали целый пуд?

Еле дошла, вся потная...
Щедрый такой еврей
Тот, на кого работала,
Чьих будет он кровей?

В дни выходные, будние,
В хлопотах и вне дел
Благословенен будет он
Тем, что тебя призрел".

Руфь, внешне беззаботная,
Молвит: "Вопрос не прост.
Тот, у кого работала,
Имя его Вооз.

Рядом с его служанками
В дни его жатвы быть
Он наказал мне, палками
Всех обещался бить,

Кто хоть словечко бранное
Бросит в мой адрес, знать,
Где-то узнал заранее,
Что мне свекровь как мать".

"Благословен от Господа
Тот человек, аминь,
Не заболеет оспою -
Молвила Ноеминь -

Не убоится порчи он,
Преодолеет сглаз,
Если в страду рабочую
Думает он о нас.

Господа глаз намётанный.
Богу Вооз тем мил,
Что ни живых, ни мёртвых он
Милости не лишил.

Тот человек наш родственник,
Сват или кум... А хмырь,
Кто пред роднёю рот кривит -
Чирей в паху, волдырь.

Не из таких наш свойственник.
Всё у вас впереди,
Но в положенье двойственном
Ты при нём походи

И на его лежанку, дочь,
Глаз не клади пока,
В поле с его служанками
Кланяйся колоскам.

Здесь хоть без оскорбления,
Как на полях других...
Бедное поколение,
Бог ему помоги..."

Позже мужи в изгнании
Им воздадут сполна,
Книгою Руфь в Писании
Их занесут в Аннал.

(То, что без ы написано
Слово анналы здесь,
Сделано мной осмысленно -
Чтобы в размер залезть).

Завтра приблизить хочется.
Руфь лучших дней ждала,
Жатва доколь не кончилась
У Ноеминь жила.



 
Глава 3. На гумне. Процесс пошёл

Ноеминь сказала Руфи: "Дочь моя, пора
(Очень мягко намекнула выйти со двора)
Поискать пристанищ к ночи, где бы хорошо
Тебе было... (А короче, чтоб процесс пошёл).

Сродник наш благоговеет по тебе весь день.
В эту ночь он точно веет на гумне ячмень.
Его слуги и служанки нам теперь друзья.
Если помнишь, про лежанку намекала я.

Так умойся и помажься, лучшее надень,
Нечего чувырлой страшной подпирать плетень.
Отправляйся ты к Воозу прямо на гумно,
Среди прочих при обозе ошивайся, но

Есть не кончит он доколе, пить не прекратит,
Подходить к нему не стоит портить аппетит,
На глаза не попадайся, не поест пока
Раздражительней чем Тайсон он из пустяка.

Лишь когда Вооз наевшись, ляжет на ночлег,
Ты узнай тогда то место, тихо без помех
В ноги ты к нему приляжешь (где-то у ступни)
Под его край одеяла (случаем не пни).

Он потом, что дальше делать, робко скажет сам,
В темноте нащупав тело трепетной мадам".
Руфь не против, а напротив не сдержала стон -
"Слово матушки-свекрови для меня закон.

Всё свершу, что про Вооза ты прикажешь мне..." -
И уже считает звёзды на его гумне.
Тот наелся и напился (в крошках борода)
И довольный завалился спать подле скирда.

Женщина легла тихонько. У его икры
Притулилась Руфь, легонько ноги приоткрыв.
Барин, намотавшись за день, спал без задних ног,
При скирде как бомж вокзальный на ветру продрог.

В полночь содрогнулся телом, приподнялся и
Вылупился с удивленьем на свои ступни -
Женщина под покрывалом съёжившись дрожит
(Места занимает мало, пусть себе лежит).

С неожиданности - кто ты? - ей сказал Вооз
(Знать, спросонья идиотский задал тот вопрос.
Ещё в поле, лишь увидел, он на Руфь запал,
Здесь же приструнил либидо, вроде не узнал).

- Приходи-ка, мать, с рассветом я тебя приму...
"Руфь я - женщина на это говорит ему -
Я раба твоя, которых у тебя с табун,
Так простри своё крыло ты на твою рабу.

Не лиши еды и крова (словом, не отринь),
Родственник мой по свекрови славной Ноеминь".
"Дочь моя! Благословенна за свои дела
Ты от Бога и от неба, лучше не могла

Сделать чем сейчас сумела - не пошла искать
Ни богатых ты, ни бедных средь молодняка.
Избежишь судьбы жестокой. У любых ворот,
Что ваш пол не без порока, знает мой народ,

Сажей хоть кого измажет. Про тебя ж молва
Слова бранного не скажет, хоть ты и вдова.
Родственник тебе я вроде, дальняя родня.
Здесь иной найдётся сродник, ближе он меня.

Ночь переночуй, а завтра примет без препон
Он тебя. Жить без разврата нам велит закон.
Если от супруги злющей жить в его дому
Тебе будет несподручно - я тебя приму

И свекровь твою впридачу... Истинно, стократ
Жив Господь! - а это значит, спи, дочь, до утра".
С таких слов уснёшь, пожалуй, скверные дела.
Руфь у ног его дрожала, ночь так провела,

А под утро, много прежде чем пришёл рассвет,
Она встала без надежды... Завернувшись в плед,
Говорил Вооз ей мудрый: "Дочь, пока темно,
Не нужны нам пересуды, ты оставь гумно.

То, что женщина была здесь, знать всем - тондурной
(Вроде как  - сотрись как ластик и вали домой).
Хоть не близкая, а всё же мы с тобой родня.
Не идти ж тебе порожней утром от меня,

Верхнюю подай одежду (и в туман вали)..." -
Ячменя шесть мер небрежно ей он отвалил...
Ноеминь в дверях встречает Руфь, свою сноху.
Ячменя та высыпает целую доху,

Рассказала с миной кислой правду всю, как есть,
Как Вооз не покусился на девичью честь.
Донесла свекрови точно Руфь тот беспредел,
Как Вооз в соломе ночью ей не овладел.

Та в ответ: "Ещё не вечер, подожди-ка, дочь.
Гонор мужика не вечен, и ему невмочь.
А наш родственник достойный, если что решит,
Не останется в покое, дел не завершив.

Предрассудки прочь отставит, взяв конфет кило,
Он войдёт к тебе с цветами всем Ездрам назло.
Запретят жрецы нам мацать дев кровей иных,
А Вооз им кукиш с маслом и рукой под дых...

Бог прислал на землю свитки, Книгу жрец верстал,
Хронологии событий он не соблюдал.
До левитов духовенства царь Мелхиседек
Сан носил Первосвященство. Словно с неба снег

Он возник в подобном чине... В Книге Моисей
Описал свою кончину с ленты новостей.
Тем, кто позже вставил вставку, Руфь им как своя...
Но в еврейские поправки лезть не стану я.



 
Глава 4. Всё срослось

Вышел Вооз к воротам, с  целью, не просто так -
Встретить хотел того, кто был по родне свояк.

Как на ловца курьёзно с чащи выходит лось,
Так и теперь с Воозом всё у него срослось.

Родственник появился, свойственник Ноеминь,
Надо же так случиться - десять старейшин с ним,

Кто в той округе рулят...Латифундист спешит
О проживанье Руфи важный вопрос решить

Быстро и легитимно.Начал издалека.
(То, что вопрос интимный, ясно для дурака).

Перед большим собраньем суть изложил Вооз:
"К нам Ноеминь с изгнанья... Много ей довелось

Горя хлебнуть из фляжки.Бог к беглецам суров.
Выпал ей жребий тяжкий - всех пережить сынов.

Стоило ей приехать в край наш на ПМЖ,
Полем Елимелеха выправить свой бюджет

Вздумалось Ноемини.Елимелех брат ей,
Наших они фамилий, с нами одних кровей.

Выкупить это поле, наш родовой удел,
Тем лишь закон позволит, кто ближе всех в родне

К ней да к снохе по сыну с видами на жильё.
Часть родового тына в собственности её.

Так что при всех сидящих слово, свояк, держи,
Выкупи в настоящем, что им принадлежит,

Если, конечно, хочешь (можешь - читай меж строк.
Вдруг тот свояк рабочий, а не бабла мешок?)

А не захочешь с риском выкупить те поля,
Так за тобой по списку в очереди лишь я".

"У Ноеминь делянку всю я готов купить,
А вот с Моавитянкой нечего мне делить" -

Так говорил отпетый наци, фашист, скинхед,
В Книге ему за это имени даже нет.

Это не первый случай.В Библии человек,
Кто не жрецу попутчик, попросту имярек.

Восстановить чтоб имя умерших в том роду
Отпрысков Ноемини - речь даже не веду.

Ведь по всем их законам, род чтобы не прервать,
Руфь ту беспрекословно в жёны пришлось бы брать

Этому юдофилу… Я заступлюсь за снох
(Чтоб ему пусто было)....Если один не смог,

Должен другой в отчизне чашу испить до дна,
Ношу нести по жизни, что не понёс Онан.

Тем, кто о нём не слышал -  пару о нём лишь слов:
К типам таким Всевышний в Книге весьма суров.

Если до срока кони двинет еврей от бед,
Жён от братьёв покойных деверь берёт себе.

На родовой обычай крепко забил Онан,
И поступил цинично с женщиной тот пацан.

Может, была вдова та весом, что твой кабан -
Не захотел в кровать к ней прыгать тот мастурбант,

Семя слил вертикально. Прочих претензий нет...
Здесь же национальный видится мне аспект.

Род длить с Моавитянкой не захотел масон.
(Видеть женой армянку турку как страшный сон...)

Прежде обычай в сделке у Израиля был:
Чтоб тот, кто плавал мелко, в сторону не свинтил,

На форс-мажор сославшись, реверс врубить не мог,
Слово согласья давший свой отдавал сапог.

Не назначались стрелки в те времена тогда,
А провалилась сделка - прыгай без сапога.

(Если у нас в деревне кто-то кого надул,
В пику евреям древним мы говорим: обул..)

Родственник, тот что ближе был к Ноеминь в родстве,
Явно был третьим лишним в будущем сватовстве.

Он так сказал Воозу:"Женщине пособить
Рад я. Где овцы, козы, поле могу купить,

Но жить с Моавитянкой мне - что сломать хребет.
Руфь, брат, с её делянкой ты покупай себе.

То, что другим почётно, мне - головная боль.
Род можешь длить хоть с чёртом, ну, а меня уволь...".

Снял свой сапог - обычай он соблюдал и чтил,
Родственнику публично грязный сапог вручил

Слов своих в подтвержденье, дескать, вдруг отступлюсь
От своего решенья, то сапога лишусь.

Елимелеха склоны, пять Хилеона вилл,
Руфь, как жену Махлона, латифундист купил.

Если мужчина сильный и при деньгах больших,
Род множить Израиля - в этом особый шик.

Зная про их поместья, все им желали вслух,
Дом их, как дом Фареса, был чтобы полон слуг.

Был тот сынком Иуды, вёл от Фамари род.
Маму за блуд прилюдно чуть не спалил народ.

Первым из всех папаша сжечь её был готов
За двух при ней увядших мёртвых своих сынов.

Ир, первый сын Иуды, долго не прожил с ней,
Якобы от простуды умер в один из дней.

С женщиной той зловещей род длить Онан стал.
Бог за такие вещи быстро его прибрал.

Вместо сынка папаша сам тогда семя слил.
Правда, к блуднице падшей он не за тем ходил.

Скрыла обличье дева, ночью надев парик,
Иначе б от той стервы пулей летел старик.

Позже в суде по трости, что предъявила мать,
Вынужден был отцовство он на себя принять.

С сыном обстряпав дело, а ведь могла сгореть,
Больше Иуду к телу не допустила впредь

Эта Фамарь. Ждать чуда нечего наперёд.
Вместо сынов Иуда лично продолжил род.

Так и Вооз. Младенца дал им Господь, аминь!
Радовались все вместе,всех больше Ноеминь.

Внука она ласкала, в праздничной кутерьме
Радостью всех достала (как Первомай в тюрьме).

Рос мальчик миловидным, звали его Овид.
Дедом царя Давида стать ему предстоит.


Часть 2. Самуил, Саул и Давид

Первая Книга Царств
 
 Глава 1. Чайлд-фри - позор большой

Близ Рамафаим-Цофима
При Ефремовой горе
Дело всё происходило.
Елкана в делах интима
Не имел большой гарем.

Прокормить двух жён несложно.
Феннана, из жён одна,
Вроде с рожей не бульдожьей,
Кожей гладкая, но всё же
Нелюбимая жена

Всех детей ему рожала,
Что не скажешь о другой,
Анне. Та переживала,
Что стыда не избежала,
Ведь чайлд-фри* позор большой.

То не наши ведь дурёхи,
К удовольствиям одним
Раздвигающие ноги,
В пустоцвета охи-вздохи
Превратившие интим…

Жертвоприношенье - праздник.
Что-то там бубнит левит,
Закатив глаза в экстазе,
Запашок от мяса дразнит,
Возбуждает аппетит.

В день богоугодных действий
И баран особо мил…
Прям с огня с добавкой специй
Елкана своё семейство
Мясом жертвенным кормил.

Детям - ляжку от барана,
Не обидит Феннану,
Но при этом непрестанно
Лучше всех кормил он Анну,
Как любимую жену.

Сделать гладкою пытался,
Лучший кус совал ей в рот
Муж с надеждою напрасной,
Что у женщины от мяса
Всё же вырастет живот.

А кругом одни издёвки -
Анна мало каши ест,
Ходит яловою тёлкой
(Хоть намыливай верёвку
И в петлю от горя лезь).

Анне тех насмешек вилы
Искололи все бока.
Хуже чем иное быдло
Феннана её дразнила,
Мол, родить кишка тонка:

"Заключил тебе Бог чрево,
И ключи дать не велит..."
В общем, действует на нервы,
Хуже чем иная стерва
Отравляет аппетит.

Анна ни шашлык не ела,
Ни балык, семь раз на дню
Всё белугою ревела.
Мужу это надоело -
"Чем дурно моё меню?

Не мешает разобраться
В чём причина женских слёз.
Когда все вокруг резвятся,
Почему не ешь ты мясо,
Что за авитаминоз?

От какой беды, скребущей
Кошками в душе твоей,
Стала ты таранки суше?
Неужели я не лучше
Чем десяток сыновей?"

Как с таким прямым вопросом
Ей не есть, не пить теперь?
Муж замучает допросом,
А потом жену за космы
Просто выставит за дверь.

Анне думать было тошно -
Этот вытянет семь жил...
В отношеньях с мужем сложных
Съела всё вплоть до пирожных,
Что супруг ей предложил.

Перед Господом застыла,
Горько плакала она
О бесплодии постылом:
"Без детей я как без тыла,
Вроде вовсе не жена.

Муж бездетную разлюбит
(Если сам он не крипторг).
Кто защитником мне будет?
Не помогут добры люди
Там, где Бог мне не помог.

На Него одна надежда
Мою карму изменить.
Как до этого прилежно,
Дальше, не смыкая вежды,
Буду я Его молить.

Если мужеского пола
Мне пошлёт ребёнка Бог,
С приходской начальной школы
Пыль с Господнего престола
Вытирать начнёт сынок.

Стрижкой вычурной модельной
Он не осквернит волос,
С детских лет не будет зелья
Пить, наколками на теле
Не согреется в мороз.

Не обезобразит тушью
Ни предплечье, ни пяту,
Не проколет нос и уши,
С юных лет не будет слушать
Виагрушек и Тату.

При высоком Божьем троне
Господа не прогневит,
Падшей женщины не тронет
И попа-расстриги вроде
Бранью уст не осквернит".

На седалище у входа
В храм Господень жрец сидел.
При стечении народа
Он в любую непогоду
Службу нёс, за паствой бдел.

Между тем как исступлённо
Богу дщерь молилась та,
Илий просто беспардонно
С подозрением законным
На её смотрел уста.

Изъяснялись те огульно -
Голос будто кто украл,
Словно кнопку "Mute" на пульте
Кто нажал и видит дулю
В темноте на весь экран.

Жрец решил, что это спьяну,
По другим судить привык
Прихожанам без изъяна,
А про трезвенницу Анну
Ничего не знал старик.

Жрец свой взгляд тяжёлый поднял
И сказал: "Да ты, жена,
Выпимши весьма сегодня,
Шла б ты от лица Господня
Протрезвиться от вина".

Отвечала ему Анна:
"Господин мой, я молю
О ребёнке непрестанно
И признаюсь без обмана,
Что пила я - это глюк.

Нерв твой зрительный задели
Тараканы в голове,
Не иначе. А на деле,
Среди дам в твоей молельне
Не сыскать меня трезвей.

Не считай рабу негодной
Женщиною. Не моя
В том вина - ходить бесплодной,
Верь мне, не с любви свободной
Не беременею я".

Илий, жрец, весьма смутился,
Как он обознаться мог,
Проколоться, ошибиться -
Принял Анну за блудницу,
А ведь трезвость не порок.

Потому сказал ей Илий:
"У тебя всё впереди.
А что с мужем ели, пили
Вы на загородной вилле -
То зачатью не вредит.

Бог Израиля прошенье,
Что послала ты, призрел.
Впредь за наши прегрешенья
Не служить тебе мишенью
Для его разящих стрел.

Так иди домой, на ужин
Витамины принимай.
Нам левит здоровым нужен,
И вином, сикерой с мужем
Ты не злоупотребляй".

Возвратилась Анна, съела
Жертвенный свой антрекот,
Мужику постель нагрела.
Со своим нелёгким делом
Муж управился легко.

Елкана супруге Анне
Возвратил супружний долг
Не как шайку в общей бане,
А по высшему заданью
Сам себя муж превозмог.

Задал он супруге трёпку
От любви, а не со зла,
Аж взалкал, щипал за попку,
Нападал как бык на тёлку,
Та в итоге понесла.

Муж пошёл к жрецу за это
Десятину отнести.
(Интересно, на бездетных
Был налог ветхозаветный,
У кого бы мне спросить?)

Грудью мать дитя вскормила,
Данной клятве госпожа
В услуженье Самуила
Отдала вплоть до могилы.
Елкана не возражал,

Чтобы на чужом подворье
Сын их Господу служил,
Пел псалмы в церковном хоре...
Их доверье очень вскоре
Оправдает Самуил.

То, что Анна округлилась
Животом, дитя родит -
Налицо здесь Божья милость.
Так мольба жены свершилась.
Вот что значит аппетит!

*чайлд-фри (от английского child-free - свободный от детей).



 
Глава 2. Смена одного клана другим

"Сердце моё в Господе помпезное,
Вознесся рог в Господе моём,
На врагов моих уста разверзла я,
О спасенье радуюсь Твоём" -

Так молилась Анна, в служки к Илию
Сдав дитя тогда. А разный сброд
И шпаны языческой обилие
Наезжало на святой народ.

Женщина отбрила без прощения
Всех врагов, разверзнувши уста
С лексикой такой, что жрец-священник здесь
Углубляться в лексику не стал -

Бестолковым разъяснится после, мол,
Теми, кто провидит всё насквозь...
А какой рог вознесён был в Господе,
Толком мне узнать не удалось.

"Ибо о спасении я радуюсь
Израиля. Всем смертям назло
Мой народ сегодня в шоколаде весь
Потому, что с Богом повезло -

Говорила Анна, без попятного
Сдав дитя своё не за алтын,
Заклинала - в мире нет столь святаго
Как Господь, твердее нет твердынь,

Нет другого, что ни говорите мне..."
- Не мольба, скорее диалог
Комендантши с кем-то в общежитии,
Но зато какой высокий слог.

"Речь заносчивых не умножайте здесь.
Слов не изойдёт из ваших уст
Дерзких и надменных, унижающих
Дел свершённых. Мир без Бога пуст.

Ведения Бог наш и ведения,
Взвешены все у Него дела.
Вы же все во власти провидения,
Где бы вас гордыня ни вела.

Лишь по воле Господа случается
То, что называется судьбой.
Лук любой у сильных преломляется,
Немощный выигрывает бой.

Сытые за хлеба кус работают,
А голодный отдыхает всласть,
И семь раз вдруг вам родит бесплодная,
Многочадную затопчут в грязь.

В мире всё от Господа всесильного,
Умерщвляет, оживляет Он,
Сделает профессором дебильного,
Со всех мест легко прогонит вон

Академика, завет поправшего,
Чей бы ни был сын он или зять".
(Только Фурсенко с Минвуза нашего
Сам Господь не в силах отозвать

Иль не хочет - пусть тот дальше мучает
Государство, где пуста казна.
Иегова, знать, совсем не случаем
На министра Богу указал,

Протеже составил на избранника.
Бог кандидатуру утвердил.
До ещё страны образования
Иегова Рашу невзлюбил,

Были, знать, на это основания.
Что-то знал про нас наверняка…)
Но послушаем, что скажет Анна нам,
В услуженье Богу сдав сынка:

"Бог из праха поднимает бедного.
Пропивающим последний грош
Славы даст Господь, престол в наследие
И возвысит нищих до вельмож.

Ибо крепок человек не силою
(Правдою, так надо понимать,
Если люди лишь с одними вилами
Побеждают вражескую рать).

Свят Господь!  Пусть не кичится мудростью
Мудрый. Препирающийся с Ним
Сгинет (с депутатской неподсудностью
Загремит, как с печки Никодим).

Ни силач пусть силою не хвалится,
Ни богач добром, что стырить смог.
(Похвалиться скромно допускается
Только тем, что не осудит Бог.

Даст Он крепость божьему избраннику
Веры и конфессии любой,
Сделает царём, большим начальником,
Патриархом иль Аятоллой).

То не бабушка сказала надвое -
Будет Бог судить, кто прав-неправ..."
- Сдав ребёнка, так вещала мать его,
Самуила Господу отдав.

Отрок стал тогда служить при Илии,
При жреце, его же сыновья
Господа не знали, мясо тырили,
Иегову всячески гневя.

Относились к пастве без почтения.
Распустил отец их, распустил.
Обнаглели отроки священника -
Если прихожанин приносил

Жертву Богу к празднику великому
И варил, покуда суп урчал,
Отрок со своей огромной вилкою
Подходил и тыкал вилкой в чан.

То, что вынет вилка (мол, что Бог пошлёт)
Шло мордовороту на прокорм.
(Если с древних лет так брали пошлину
То какой чиновникам укор

Предъявить мы можем запускающим
Лапу вглубь земли, в казну, в карман?
Люди их ругают понимающе -
Это же не Господа обман).

К жертвоприношению с отрогов гор
Люд стекался под святой альков.
Подходил в ефод одетый отрок к ним,
Разводил их с мясом как лохов.

Отбирал сын, прежде чем сжигался тук,
Кус для жарки с кровью на бифштекс:
"На жаркое мясо дай начальнику,
Не вари, сырое он не ест".

Если возражал кто - до сожжения
Дескать, агнца отдавать не след... -
Подвергался всяким унижениям,
Быть побитым даже в их числе.

У людей почтенных чувства низкие
Разом возникали на душе,
В дрожь ввергали, словно сатанисты их
К трупу привязали в неглиже.

Действие сынов, весьма крамольное,
Иегове видеть невтерпёж:
Отвращать людей от богомолия -
Это много хуже чем грабёж.

Самуил от скромности пред Господом
Облачался лишь в льняной ефод.
По заслугам будет служке воздано,
Когда Бог исправит генофонд,

Разберётся со своими кадрами,
Алчность устранит из клира впредь,
Чтобы за дела его кошмарные
За сынов пред паствой не краснеть.

При больших от Бога полномочиях
Малый был у Илии приход.
Верхнюю одежду нерабочую
Мать несла сыночку каждый год.

Много уделял тогда внимания
Служке жрец и праведным взрастил,
А сынов в процессе воспитания,
Между нами, просто упустил.

Илий был в годах весьма, но слышал всё,
Что не мог увидеть слабый взгляд -
Подросли сыны, хвала Всевышнему,
И пустились отроки в разврат.

Молодые отроки да ранние
Находили женщин, где могли.
Эти же - от скинии собрания
Богомолок в койку волокли.

Говорил священник греховодникам:
"Нехорошая молва про вас,
Развращаете народ Господень вы,
И за это Бог вам Аз воздаст.

Если против человека в подлости
Вертопрах конкретно согрешит,
Богу за него друзья помолятся,
И Господь его не порешит.

Если преступленье против Господа
Совершит безумец белым днём,
По делам мерзавцу будет воздано,
Кто пойдёт ходатаем о нём?"

(Интересным, я скажу, напутствием
Наставлял священник сыновей -
Вроде как с людьми, сынок, распутничай,
А на Бога посягнуть не смей.

Донесли на землю небожители
Правило единое для всех -
То, что к человеку применительно,
Против божества - смертельный грех.

Епитимий схимы всевозможные,
Индульгенция, как институт,
А уж что творили Папы Борджии...
- Ноги не отсюда ли растут?

Что ни делал клир в своих обителях,
Наказанье не вселяло страх.
Нет такого, что не извинительно,
Если имя Бога на устах.

Суд людской ещё не Апокалипсис,
Приговор суда  - не Божий глас.
Не с таких ли дел грешить и каяться -
Норма поведения у нас?).

Голос Илии сыны не слушали.
Что и нам впустую тратить слог,
Если, даже не дождавшись ужина,
Смерти их предать задумал Бог.

Довели до белого каления
Господа они, и тем сильней
Самуил входил в благоволение
Саваофа и его людей.

Божий человек явился к Илии:
"Я по делу" - заявил и ксиву в нос
Предъявил (тогда ведь не лепили ксив,
Документам верили всерьёз).

Заявился тот агент не просто так,
А наехал вагонеткой с рельс -
Дескать, тот, на службе кто у Господа,
Должен знать из чьей кормушки ест,

С жертвоприношения откатом кто
Клиру дал на водку и еду?...
Не желая слыть фальсификатором
На прямую речь я перейду.

Говорил так Бог (со слов пришедшего),
С рода Илии задумав снять
Льготы все, отнять у дома грешного
И другому клану передать:

"Всех колен Израиля в священники
Не твоих ли выбрал я отцов
С правом, данным Мною, всепрощения,
С откупом содеянных грехов?

С приношений, с жертв, огнём сжигаемых,
Лучший кус не Я ли дал в твой дом?
То доход, ничем не облагаемый,
Где налоги зверствуют кругом.

Я сказал: "Считается Моим пускай
Дом и род отцов твоих вовек,
Как владелец золотого прииска
В вашем клане будет человек".

Так зачем же воздаянья жертвы вы,
Приношенья хлебные Мои
Топчите бизонами и вепрями?
Скверных дух от вас идёт с земли.

От начатков приношений жертвенных
Утучнил ты клановый общак,
Предпочёл Мне отморозков ветреных,
Бишь сынов, а это скверный знак.

На составленное завещание
Бросив свой ретроспективный взгляд,
С данными чуть раньше обещаньями
Забираю клятву Я назад.

Ибо, прославляя прославляющих,
Я бесславящих Меня срамлю.
Впредь твоя родня Мне не в товарищах.
Силу вашу Я сведу к нулю.

Старца не пошлю авторитетного,
Чтоб держал, с твоим уходом, клан.
Умирать отныне в средних летах вам,
Впредь не вам свой набивать карман.

Офни, Финеес - твои творения,
Сыновья... Я ж не сочту за труд.
Моё знамение без благословения -
Они оба в день один умрут.

А Себе поставлю Я священника,
Чтобы только по душе Моей,
По сердцу в красивом облачении
Поступал он, верного верней

Во все дни. Я дом его твердынею
Укреплю, законно передам
В собственность ему активы скинии
Те, что ранее доверил вам.

Всякий из живых в роду оставшийся
Дома твоего, как жалкий лист
С веткою от древа оторвавшийся,
На его опустится карниз

С просьбою принять к левитской должности.
Не твоим сынам вручу я власть,
Ритуальные ножи и ножницы,
И не им уже впредь мясо красть.



 
Глава 3. Дом Илии (почти про Ельцина)

Господу служил при Илии отрок Самуил,
При соблазнах красть обилии правильно служил,
Не в пример сынкам испорченным лишнего не брал,
Будучи уполномоченным мяса с жертв не крал,

Ни обманом, ни списанием недостач не крыл,
К хлебной должности приставленный крошки не сокрыл…
Слово Господа Всевышнего в полной темноте
Редко было кем услышано в дни смурные те.

Наркоманы лишь отпетые били косячки,
И видения поэтому сделались редки.
Дурата тогда не торкала тех, кто не курил,
И таджик в нутре с востока им дурь не привозил.

Служка Самуил при Илии как-то в поздний час
Из ветхозаветной скинии слышит чей-то глас,
Что назвал его по имени дважды - Самуил.
Он - к жрецу тогда: мол, ты меня звал... А тот без сил

Возлежит, глаза смежаются, отвечает он:
"Это, отрок, тебе кажется, то приход иль сон…"
Голос же не успокоился, дважды - Самуил -
Приступом ночной бессонницы внятно повторил.

Отрок вновь бежит до Илии: "Звал меня. Вот я!"
Тот ему: Отстань, мол, миленький, что мне до тебя?
Лишь когда отца достал вконец отрок в третий раз,
Отвечал ему прозревший жрец: "Это Божий глас".

Божий Глас вещал: "Обидели Господа, и впредь
Мерзости от дома Илия буду ли терпеть?
Разберусь тогда Я с домом тем сразу на века,
В дело каждого подробно Мне нет нужды вникать.

Хватит Мне вины единственной - Илий ведал, знал,
Как сыны его бесчинствуют, и не обуздал.
Наживался и беспутствовал клан со всей роднёй,
Вроде тех, что назовут потом Ельцина семьёй.

Дом тот, Я дал клятву ранее, не спасти уже,
Даже если всё, что скрадено, клан вернёт в бюджет".
(Земли с замками, с поместьями, если пошерстить,
То, что люд украл при Ельцине, можно возвратить.

А как быть, скажите, с недрами, с девственной тайгой,
С елями её и с кедрами, где прошлись пилой?
Рощами валили, кущами летом и зимой.
Как вернуть, что было спущено шлюхам, в казино?

Со времён,  что раньше мамонтов, повелел Господь -
Дом гнилой сносить с фундаментом, до подвалов вплоть!
Если до руин дом Ельцина разнесёт левит,
В справедливость древний жрец во мне  веру возродит.

Оптимисты люди те ещё… Я же на миру
Жил досель Фомой неверящим, им же и помру).
Самуил до пробуждения спал без задних ног,
Объявить сие видение Илию не мог.

Но сам Илий, хитрый бестия, отрока к себе
Подозвал узнать известия о своей судьбе.
Самуил с тяжёлой кармой шёл, будто в рот воды
Он набрал, а с горькой правдою долго ль до беды…

Припугнул мальчишку Илий жрец: "В ночь от голосов
Что узнал, скажи мне или же - наш Господь суров
К тем, кто знает и артачится. Бог тебе велел
Быть пророком, а не значиться. Излагай, пострел".

Самуил, быть с риском выгнанным, поборол свой страх,
Отводил глаза, но выдал всё, что узнал во снах.
На погибель дом священника он тогда обрёк
Без надежды на прощение, истинный пророк.

Жители в него уверились явно неспроста,
Ведь не выставил за дверь его Илий, старый стал.
А сынки его исконные порознь, сообща
Продолжали в беззаконии женщин совращать.

Им Господь воздаст за всё потом, с Самуила слов.
Люди говорили шёпотом: "Бог к таким суров.
Самуил пророк Господень есть, это голова..."
Так из грязи в князи подняла отрока молва.

И хоть мало изменилось что - мясо крал сынок,
Самуил Господней милостью сделался пророк.
Жрец от возраста с одышкою, что он может сам?...
Остаётся только слышанным верить голосам.



 
Глава 4. Жить нельзя без родины

Филистимлянин, Израиля враг
С набитой ранее физиономией,
Сидел бы тихо при своих делах
В пределах отведённой автономии.

Не выполнил народ священный знак,
Не перебил всех местных при нашествии,
И вот теперь потомкам тех вояк
Расхлёбывай печальные последствия.

(Другое дело бледнолицый брат,
Аборигенов истребил как нацию.
Играет в краснокожих детвора,
А взрослые индейцы в резервации).

Филистимляне снова на войну
С Израильтянами пошли, как ранее.
Встать в позу Самуил не преминул,
И было слово от него Израилю.

Что говорил, читаем между срок,
Сказал, наверное, что дело гиблое.
К чему б ни призывал тогда пророк,
А тысячи четыре к ночи сгинуло,

Погибло от язычников руки
В бою с филистимлянами проклятыми.
Но в стан вернувшись свой, боевики
Идти не захотели на попятную.

Старейшины подали голос свой -
"За что в бою погибли наши мальчики?
Ковчег завета мы возьмём с собой
И он спасёт нас от руки захватчика".

На поле боя вынесли ковчег,
С ним Илия сыны, Офни и Финеес,
Те самые, кого Бог раньше всех
Приговорил к вперёд ногами выносу.

Когда ковчег завета лишь возник
На горизонте, радостью беременна
Земля стонала - столь великий крик
Евреи выдали единовременно.

Тот слыша крик, Филистимляне вмиг
От страха задрожали и попадали,
Едва лишь Иеговы страшный лик
И меч разящий над собой представили.

Сказали: "Горе нам! Ведь ни вчера,
Ни третьего дня божества подобного
Не ждали мы у нашего двора,
Столь сильного, коварного и злобного.

Кто нас избавит от руки его?
В пустыне Египтян казнил Бог казнями,
А двор и фараона самого
Он поразил чумою и проказою".

Но среди них случился патриот,
Вскричавший - "Люди, проявите мужество.
Лишь с сильным богоизбранный народ
Со временем войдёт в одно Содружество.

Извечный здесь решается вопрос
Еврейский. Но ответ его не в мщении,
Не в том, кому сейчас откусят нос,
А кто кого возьмёт в порабощение".

Филистимляне в сущности своей
Язычники, своих богов не считано,
И с прогрессивной верою еврей
Был перебит числом весьма значительным.

Израильтяне прятались в шатры,
Случилось поражение великое,
Призывы унеслись в тартарары
Со всеми их воинственными криками.

В сраженье тридцать тысяч полегло
Лишь пеших, угодил ковчег в пленение,
И Офни с Финеесом повезло
Погибнуть в день один при исполнении.

Беда ведь не приходит в дом одна.
Вбежал в Силом боец Вениаминова
Родства по племени, в подтёках вся спина
И то, что ниже, цвета тёмно-синего,

Одежда в клочьях, прах на голове...
А Илий, восседая на седалище,
Томился сердцем - как его ковчег
И как там соплеменники-товарищи?

О пораженье возвестил гонец
Те новости до крайности печальные.
Весь город понял, что настал конец
И восстенал от горя и отчаянья.

Был Илий девяноста восьми лет,
Глаза померкли, слава Богу, слышал хоть.
Услышал вопль, с ног слабых сбросил плед
И в возбужденье принял вновь прибывшего.

Про пораженье весть принёс гонец.
Про смерть сынов одновременно жуткую
Узнал отец, но не сломился жрец,
Не помрачился от беды рассудком он.

И лишь прослышав, что ковчег - ку-ку,
Предчувствием и страхами измученный
С седалища жрец рухнул вниз, как куль,
Сломал хребет, настолько тучен был

И дряхл, как пень. В Израиле судьёй
Он правил сорок лет и при коррупции
Текла спокойно жизнь сама собой
По данной Моисеем конституции.

Но видно не спасает воровство
От бед извне. В борьбе с Филистимлянами
Наказан свыше был народ за то,
Что лебезил и власть терпел с изъянами.

Жене же одного из тех сынов,
Причиной ставших наказанья Божьего
Всего Израиля (бо Бог суров),
Приспичило рожать до невозможного.

Упала на колени, родила
И умирала, услыхавши правду всю,
Что муж погиб, а их святой оклад
Ковчега впредь не принесёт им радости.

Родня её спасала, как могла -
Не бойся. Сына родила... Невестка же,
На уговоры плюнув, предпочла
При родах умереть. Причина веская

У ней была - коль слава отошла
От их Израиля, ковчег Господень их
Захвачен, то мертва её душа,
И пусть с дитём, но жить нельзя без родины!



 
Глава 5. Зачем святыни нам чужие?

Зачем святыни нам чужие?
Своих богов недостаёт?
От сотен лет, что им служили,
Одним прыжком мы совершили
К монотеизму переход?

Вопросом тем Филистимляне
Могли задаться тут и там,
Когда ковчег Завета рьяно
На обозрение мирянам
Несли по разным городам.

Ковчег тот в храм они вначале
Внесли к Дагону, а потом
Облом случился чрезвычайный -
Наутро их Дагон печально
Лежал к земле своим лицом.

Его на место ставят дружно...
А утром, кто б подумать мог -
Вчера был бог, а нынче чушка.
Лежит Дагон простою тушкой
Без головы, без рук, без ног.

Поверженный бог на пороге
Застыл, маньяком расчленён.
Сцепились ночью, видно, боги
В жестокой сече и в итоге
Дагон был сбит и осквернён.

С тех пор служители Дагона,
При входе пыль сбивая с ног,
Традиций старых эпигоны,
Неписанные чтя законы,
Не наступают на порог.

Рука Творца отяготела
Господня - значит, ждите мор
И язвы страшные на теле,
У всей страны режим постельный
И крыс нашествие из нор.

Дагона капище в Азоте
Началом стало разных бед -
Бог наказал всех - так извольте:
Народ с наростами, в коросте
И прочих бед при нём букет.

Не мышки белые, а звери...
За что сей жребий столь суров
Обрушился на край тот древний? -
С того, что Яхве, Бог евреев,
Терпеть не мог других богов.

Филистимляне то не знали.
Язычники, что с них возьмёшь,
По городам ковчег таскали,
За что еврейский Бог в опале,
Им показал ядрёну вошь.

Не вши (точнее быть), а мыши
Плодились сонмом грызунов
Там, где ковчег стоял под крышей.
В том знамение вижу свыше -
В дом не вноси чужих богов.



 
Глава 6. Своих-то за что?

Семь месяцев блуждал Ковчег Господень
В чужой земле по разным городам
Филистимлян, но был им неугоден -
В хозяйстве совершенно непригоден
И полчища мышей при нём всегда.

Когда ж тот край наполнился мышами
Настолько, что без писка не ступить
Босою ножкой благородной даме,
Филистимляне вместе со жрецами
Совет держали - как им отпустить

Ковчег Господень, выставить в то место,
Где быть ему сподручней... Приплатить
Жрецам придётся, здесь не отвертеться…
Решил Совет: "Собрать с народа средства,
Пять изваяний жертвенных отлить

Мышиных золотых и пять наростов..."
(Что за нарост - вам скажут мудрецы.
Вернуть чужое тоже ведь непросто…
А глядя на поборы,  мне сдаётся -
До золота охочи все жрецы.

Писать об этом откровенно тошно,
Но всех конфессий эти господа
В том, прихожан как можно облапошить
Путём даров, поборов или пошлин,
Консенсус меж собой найдут всегда.

Патриотизма высшее начало
В религии важнейший лейтмотив.
И даже где окончилась печально
Война, рука писца не подкачала,
Ковчег особой силой наделив).

"Чужое божество вернём с поклоном..."
(За то, что люди не сожгли ковчег -
Как сжёг Иаков раньше их иконы -
И в храм внесли... А кто разбил Дагона,
Так и осталось тайною для всех).

"Воздайте славу Господу чужому
(Кто призывает вас поработить),
Его рукой не быть вам поражённым..."
(Каким быть надо циником прожжённым,
Чтоб так народ свой собственный дурить!)

"Первородивших двух коров возьмите,
Телят оставьте дома, как залог,
Телегу-колесницу сколотите,
Ковчег и утварь золотую погрузите,
Поставьте на скрещении дорог.

Куда пойдут коровы, поглядите,
Увидьте, что главнее для скотин -
К телятам повернуть в свою обитель
Иль есть другой над ними повелитель
Сильнее чем животный их инстинкт?

Пойдут коровы если к Вефсамису,
Где место для Ковчега и удел -
То это Бог над вами зло замыслил.
А если нет, пред Ним мы извинимся -
Мышей на вас наслать Он не хотел.

Случайность то, явление природы,
Сказать попроще - индетерминизм?
Не все переселения народов
Случаются Всевышнему в угоду,
И волос с головы слетает вниз

Сам по себе, когда глаза смежатся
От старости. Не будет с гребешком
Бог шевелюрой вашей наслаждаться
И в лысинах Ему не отражаться,
Следить за каждым вашим волоском".

(С заветом Ветхим не согласен Новый
В суждении о каждом волоске.
Но обсуждать мы это не готовы,
А потому вернёмся мы к коровам,
Пока ковчег от нас невдалеке).

Коровы, притороченные к дышлу,
Прочь от телят пошли с понурым лбом,
Но горестно они мычали слишком,
И даже мне со средненьким умишком
В их добровольность верится с трудом.

Ярма коровы ранее не знали.
Да кто угодно в упряжь попадёт,
С отчаянья свой дом найдёт едва ли.
Не раб влачит ярмо в своей печали,
Скорей ярмо само его влечёт.

Филистимляне за скотиной вещей
Пришли к евреям, взад вернуть ковчег.
Левиты золотые сняли вещи,
Коров же с благодарностью зловещей
Сожгли как жертву. Радость не для всех

Была в тот день. Сыны Йехониина
Печалились. И с ними заодно
В ковчег Господень нос простолюдины
Засунули узнать, что в середине,
А это свыше им запрещено.

И поразил Бог семьдесят, кто лазил,
Плюс тысяч пятьдесят. Урок другим
Он преподал без всяких эвтаназий,
Очистил регион от безобразий
И, как всегда, с намереньем благим.

Филистимляне с почестями вроде
Ковчег вернули, сами привезли.
Не конь Троянский вёз его в подводе,
За что же мор в их сделался народе?...
Здесь суть одна - ты Господа не зли,

Наказанным окажешься жестоко.
Не способ важен здесь, а результат.
Когда ж от эпидемии до срока
Загнёшься, вывод сделаешь глубокий -
Не суйся с пятачком в калачный ряд!



 
Глава 7. Судья на гособеспечении

Двадцать лет священник Самуил
Был Судьёй в левитском аппарате и
Верой, правдой свой народ судил,
Закреплял зачатки теократии.

Победить заклятых их врагов,
Гнать Филистимлян создал движение,
Свергнуть призывал чужих богов,
Со Своим улучшил отношения.

Прочь изгнал Ваалов и Астарт,
В руки полностью бразды правления
Взял пророк и чёрт ему не брат
В деле Саваофа прославления.

Всех призвал Израильтян прийти
Он в Массифу в полной амуниции,
Под полой обрезы принести.
"Буду - всем сказал - о вас молиться я.

От руки Филистимлян долой
Бог избавит вас, чинуш с налогами
Выметет поганою метлой,
Чтобы ваш гешефт они не трогали".

Самуил народ свой изучил,
Как Судья на гособеспечении
К сердцу прихожан нашёл ключи,
На военные созвал учения.

В лагерь потянулись с разных мест
Угнетённые, почти бесправные.
Кто с обрезами пришёл, кто без
Жизнь свою отдать за дело правое.

Но Филистимлянский Главный штаб,
Про восстание прознав грядущее,
Осознав каков его масштаб,
Дабы время было не упущено,

Выслал сил карательных войска.
Знающих, что ждёт их за провинности,
Богоизбранных взяла тоска.
К Самуилу в страхе обратились все -

Дескать, защити и отмоли
Ты у Бога наши прегрешения...
И молился рьяно Самуил
Во грехов народа отпущение.

Взял пророк ягнёнка от сосцов
И принес его во всесожжение,
Чтоб филистимлянских наглецов
Саваоф обрёк на поражение.

Жертва к небу с пеньем вознеслась.
А Филистимляне, снявши памперсы,
Воевать пришли не в добрый час -
Оторвали Господа от трапезы.

Возгремел над ними сильный гром...
То ж Перун! (Иль Зевс там в громовержцах был?...
Разбираюсь я в богах с трудом,
Да простит Господь моё невежество).

Охватил язычников тех страх,
Что тотем на них обрушит мщение.
И они, запутавшись в богах,
Обрекли себя на поражение.

Били правоверные сыны
Тех Филистимлян без сожаления.
Были впредь враги усмирены
Самуила во все дни правления.

Слава разнеслась на сотни миль,
Отразилась горными отрогами.
Видя, как вознёсся Израиль,
Аморреи Израиль не трогали.

Самуил в судействе не блудил,
Не искал, теплее где по Цельсию,
А по разным городам ходил
С выездной своей судебной сессией.

Взяток он не брал ни тут, ни там.
Жертвенник воздвигнул Богу в Раме он.
С подаяний ведь не то что храм,
И палат то не построишь каменных.

(То не наш а-ля Верховный Суд,
А про Арбитражный и не вякаю,
Там такую мзду порой несут,
Что не снилась праотцу Иакову).

Если жизнь переселяет всех
Из лачуг в дома многоэтажные,
Почему в тот первобытный век
Отношенья были непродажные?

Иль в столицах не было квартир,
Чтобы их прибрать в порядке явочном?
Видно, тот ветхозаветный клир
Победней был наших и порядочней.



 
Глава 8. Господь отдыхает на детях Самуила

Как природа, сложный выполнив заказ,
Расслабляется на детях гениев
И штампует словно ширпотреб всех нас,
Так и Господу всё делать всякий раз
Руки не доходят или лень ему.

Взгляд свой бросив на людскую кутерьму,
Выберет Он самого достойного,
От себя пошлёт кого-нибудь к нему
С разъяснением, как жить нам по уму,
А не просто всё лепить от вольного.

Божий человек, услышав свыше глас,
Обнаружит редкое старание
Послушанья крест нести не напоказ,
А с детьми ему, как большинству из нас,
Некогда заняться воспитанием.

Так и Самуил. Своих двух сыновей
Судьями по возрасту поставил он.
Чем роднее человечек, тем верней.
Были дети жреческих кровей
Судьями назначены в Вирсавии.

Но Господь на этих детях отдыхал,
К ним не проявил благоволения.
Без пригляда свыше всяк не без греха,
Ну, а эти - просто сучьи потроха
По служебным злоупотреблениям.

Уклонились в корысть (иль в корысть?).
По своей законченной паскудности
За подарки, деньги, брынзу и кумыс
Мразь любую оправдать они брались
То условно, то по неподсудности.

За одно лишь ковыряние в носу
Девственность могли лишить невинности,
Брали всё, что только им ни поднесут.
Рядом с ними мог бы слыть Басманный Суд
Образцом добра и объективности.

Все старейшины Израиля пришли
К Самуилу. Мол, в преклонном возрасте
Ты устал судить, а мантию решил
Передать сынам, но с этим поспешил
По причине их профнепригодности.

Обирают сыновья твои мирян,
Гнут их, словно те беспозвоночные
(Есть среди людей такой подвид, отряд).
Так поставь, Судья, над нами ты царя,
Чтоб мы жили как народы прочие.

Не понравились пророку те слова,
Господа спросил, сошлись во мнении -
Корпус впрямь Судейский слаб, жуликоват,
А старейшин сонм не просто хитроват,
Наглый он по Богу отторжению.

Бог с Египетской их выводил земли,
А они с Астортами якшаются.
И как Господом они пренебрегли
(Позабыв, что без Него они нули),
Так и с Самуилом не считаются.

Но не сбросить со счетов сужденье их
С глупостью их просто беспардонною.
Всех не вылечить на голову больных,
Можно лишь для не особенно тупых
Разъяснить права царя законного.

"Вот какие будут у царя права -
Самуил старейшинам поведал всем -
Брать в солдаты оперившихся едва.
К голове они вернутся голова,
А над ними - наградная ведомость.

Всем кто в теле и кто с голода худы,
Тысяченачальники, рабочие,
Вам на жгучем солнце греть свои зады -
Виноградные, масличные сады
Вам возделывать на царской вотчине.

Под открытым небом в поле ночевать,
Пласт земли вздымать тяжёлым лемехом,
Хлеб вам сеять, жать, мечи царю ковать,
Часть десятую прибытка отдавать
На гарем, на слуг, на шлюх и евнухов.

Лучших ваших юношей, ослов, рабынь
Царь возьмёт под нужды оборонные.
Вкапывать ежи, бетонные столбы
Вам тащить до грыж и от такой судьбы
Восстенаете, лбы толоконные".

Но народ послушать глас тот не хотел,
Не ходил масон в его приятелях:
"Синдреон вершит законный беспредел,
Жрец Верховный одряхлел и не у дел -
На хрена такая теократия?

Ставь царя над нами срочно, Самуил,
Власти вертикаль нам не расшатывай.
Пусть на войны нас зовёт не дым кадил
Тот, что опиумом все глаза застил,
А царя горластые глашатаи".

Жрец тот бред монарший, мягко говоря,
С алтаря в эфир послал без рации.
Разрешил в ответ Господь им дать царя,
Как не ведающим, что они творят -
То-то неразумным было радости.



 
 Глава 9. Саула на царство

Некто из сынов Вениамина,
Имя его Кис, в округе жил.
Знатный человек, имел скотину
Он в достатке и красавца сына.
Вот уж кого Бог не обделил

Ни лицом, сложением, ни ростом.
С ним сравниться чтобы - лезь на стул.
Закурить попросит папиросу -
Отдадут всю пачку без вопросов.
Вот таким был Кисин сын Саул.

Как-то раз ослицы у папаши
Загуляли, не вернулись в хлев.
Сына шлёт отец искать пропавших
Тех ослиц, слугу Саулу давши,
Пастухов за ту пропажу взгрев.

И пошёл сын на гору Ефрема,
Землю Шаалим всю обошёл,
Исходил сто вёрст и днём, и в темень,
Но искал скотину бессистемно,
Потому ослиц он не нашёл

И сказал слуге: "Давай вернёмся.
Как в стогу застёжки от штиблет,
Не найти пропажи, мне сдаётся.
А отец наш с горя изведётся,
Думая, что мы пропали вслед".

А слуга, видать, с солидным стажем,
Отвечал: "Нет, нам назад нельзя.
Кис тебя, возможно, не накажет
И простит сынку ослиц пропажу,
А меня он взгреет почём зря

Так, что жир растопится подкожный...
С высоты на бренный мир взглянуть
Нам Господь без ДжиПиЭс поможет.
В городе здесь человек есть Божий.
Он укажет нам к ослицам путь".

"Только что нам дать тому провидцу? -
Говорил Саул слуге в ответ -
Издержались мы, как говорится,
Даже лезвий нет, чтоб нам побриться,
Навести хотя бы марафет".

Здесь слуга, калачик тёртый, в тиглях
Побывавший по его годам,
Серебра вдруг вынул четверть сикля
И сказал, преобразившись ликом:
"За ослов последнее отдам".

"Хорошо ты говоришь; пойдём же -
Отвечал Саул - где твой пророк?" -
Быстро подсчитав в уме, похоже,
Что ослицы будут подороже.
Говорят же - жадность не порок.

(Что? Ошибся? Бедность, а не жадность?
Не таков Вениамина род?
За враньё меня пусть Бог накажет,
В Книге я встречал и не однажды -
У евреев всё наоборот).

Самуил им сам спешит навстречу,
Бел как лунь и крошится как мел.
Катаракт тогда ещё не лечат,
Только тот, кто Господом отмечен,
Силы сохраняет при уме.

Жрец имел виденье в полнолунье
Про Саула, появленья ждал,
Ведь совсем недавно накануне
За сынов своих как отступную
Дать царя старшинам обещал.

И теперь, едва завидев глыбу,
Гору мышц со взглядом не тупым,
Жрец услышал с неба: "Царь твой прибыл,
Глянь, какого парня ты надыбал
Среди прочей мелкой шантрапы.

Царь Саул помазанником Божьим
Разгромит врагов Филистимлян
И народу нашему поможет.
Тот взывал о деле неотложном
Громко так, что вопль достиг Меня.

Будет управлять Моим народом
Этот человек, что выше всех
В Израиле, не иногородний,
Наш, Вениаминовой породы,
А не выкормыш сторонних сект.

Собери ни много, и ни мало,
Тридцать человек, на высоте,
С ними вместе Мне по ритуалу
Жертву принеси. Так этот малый
Обретёт царя авторитет".

Как бывает часто на охоте,
Зверем вышел на ловца Саул.
Самуил стоял в своих воротах,
На других смотрел вполоборота,
А к Саулу корпус развернул.

Тот к нему, понятно, обратился,
Видя надпись на дому - Судья:
"Где найти, отец, дом прозорливца?"
Старец отвечал не без амбиций:
"Прозорливцем этим буду я.

Расскажу, что у тебя на сердце,
Как придём с тобой на высоту.
Там уже готово мясо с перцем.
Жертвоприношение без специй -
Что кричать немому в пустоту.

О пропаже не печалься даже,
Прочь гони свою дурную мысль.
Скажешь ты, когда придёшь к папаше,
Про ослиц, три дня уж как пропавших -
На моём дворе они нашлись.

Одному тебе теперь отныне
В Израиле всё принадлежит
Вожделенное - вода в пустыне,
Города, сады, ослы, рабыни.
Всё, что неподвижно и бежит,

Пребывает в подчиненье дома
Твоего отца". Саул в ответ
Вроде как смутился: "Племя скромно
Наше по размеру, честь огромна…"
- "Бог решил, альтернативы нет!"

Дальше всё, что там происходило,
Шло на высоте на пикнике.
Но не там, где дуло и кружило,
А на даче мясо без прожилок
Приготовил повар в колпаке.

Самуил с прислужником Саула
В комнату на тридцать аж персон
Ввёл, в углу почётном, где не дуло,
Дал им место лучшее со стулом.
Осенил Саула жрец перстом,

А когда ему велел поставить
Мясо то, что раньше для себя
Приказал зажарить, перестали
Даже есть все тридцать персоналий,
С уваженьем глядя на ребят.

Далее с Саулом лез на кровлю
Самуил и долго говорил
Про нелёгкую царёву долю,
И на кровле (ближе к Богу что ли?)
Жрец постель Саулу постелил.

Рано поутру помазал мирром
Жрец Саула (тот не возражал),
Выдал ему царскую порфиру,
Приказал стоять по стойке смирно,
Как велел священный ритуал.



 
 Глава 10. Неужто и Саул в пророках?

Взял Самуил сосуд с елеем,
На голову Саула лил
И долго, словно после геля,
Смывал елей, благоговея,
И наставленья говорил:

"С сего момента Бог помазал
Тебя в наследники свои.
Ты будешь царствовать, указы
Писать и оглашать их разом,
В колокола о том звонить,

Спасать Израиль от нашествий
Его врагов, сам нападать
На них начнёшь в удобном месте.
Теперь ты Господа наместник,
А не - пойди, возьми, подай.

То будет знамением важным,
Не зря пробьёт тебя озноб,
Когда два человека скажут -
Нашлась пропажа - и покажут
То место, где Рахили гроб.

Там твой отец, уж об ослицах
Забывший, с чаяньям одним
Тебя узреть так сильно злится,
Что всех прохожих бьёт по лицам -
Что с сыном, говори, моим?

Пойдёшь ты далее оттуда.
Три богомольца, три агнца
Для жертвы встретишь, хлеба блюдо
И мех с вином. Случится чудо -
Они нальют тебе винца,

Как другу лучшему на свете
Из трёх козлят двух отдадут,
Смеяться будут словно дети,
За то, что взял у них две трети,
Благодарить тебя начнут"...

(То знаменье толкую просто,
Хоть я совсем не богослов -
С таким как у Саула ростом
Жлоба завидев, без вопросов
Всё отдавали до трусов,

А тут две трети, эко диво...
Другое непонятно мне).
Там Божий холм, не зал спортивный.
Охрана там в костюмах с ксивой,
Цивилизованно вполне,

А ведь они Филистимляне...
Пророков целый сонм с холма
Спускается... Соревнованье?
Тимпан, свирель…. и в том гулянье
Кому не лень, и стар, и мал

Пророчествуют... В продолженье
Слов Самуила: "Ты, Саул
(То знамения изложенье)
Примкнёшь к пророкам, их движенье
Возглавишь, точно есаул.

Пророчествовать будешь лихо.
Тебя Дух Божий посетит.
Как новый человек великий
Душой преобразишься, ликом.
В тебе проснётся трансвестит

В том смысле, что переродишься,
Иное сердце даст Господь.
Перекроишь кафтан свой Тришкин,
Нашьёшь карманов для излишков,
Заткнёшь за пояс всех господ.

Лишь знамения те в натуре
Все сбудутся, то будет знак -
Ты зряч и, даже глаз зажмурив,
Увидишь кто в овечьей шкуре
Волк, проходимец, вурдалак.

Ступай в Галгал. Туда, где режут
Для мирной жертвы скот и жгут,
Приду и я. Молись прилежно
И жди семь дней меня с надеждой.
Что делать, я тебе, скажу".

(С царями разбирался смело
Наш Чернышевский демократ,
Учил как жить, но неумело -
Советовал царю "Что делать?"
И доставал "Кто виноват?",

Из жизни приводил примеры...
А царь ему на это - Брысь,
Уймись, не действуй мне на нервы,
И если ты горяч не в меру,
Поди в Сибирь, охолодись…

А что сегодня изменилось?
Давать советы при деньгах
То смелость или инфантильность?
Сменил бы царь свой гнев на милость,
Будь Чернышевский олигарх?

Когда, старик, в своём уме ты,
В пророка тогу не рядись,
И кем бы ни был ты при этом,
Не лезь к царям давать советы
Без окрика - Поберегись!)

Все знамения в ритме скерцо
Сбылись, едва ушёл Саул
От Самуила. Бог дал сердце
Ему (теперь не отвертеться
От царской доли, есаул).

Пришли к холму, там сонм пророков
Нарисовался неспроста.
И на Саула Дух высокий
Сошёл, да так скрутил жестоко -
Тот аж пророчествовать стал.

Народу было слушать горько,
По их понятьям, сущий вздор.
Неужто и Саул в пророках?
С времён тех эта поговорка
В миру гуляет до сих пор.

Саул смутился, стушевался,
Пророчествовать прекратил,
Что стал царём, не признавался,
По скромности не ждал оваций...
Тут появился Самуил,

Враз всем мозги на место вставил -
Авторитет ценили встарь.
Монархию жрец так представил,
Как будто это к свету ставни
И дверь к добру... Так где же царь?

Саул же прятался в обозе.
За ним послали, извлекли
Согбенного в неловкой позе,
Но рост такой, что все кто возле,
Пред ним так просто дохляки.

Здесь Самуил не шутки ради
Привёл сравненье про фонарь,
Что Бог зажёг при их ограде.
И все тогда как на параде
Воскликнули: Да будет царь!

Как люд с научных конференций
Шёл по домам своим, чужим,
Так и теперь - с трусливым сердцем
Желали люди отсидеться,
Лишь храбрые пошли за ним.

Негодные тогда Саула
Презрели, не несли даров -
Кто он такой, что нас задумал,
Подставив под ружьё и дуло,
Спасти? Пусть ищет дураков!

Саул те вопли антиподов
Как бы того - не замечал,
Недолго, правда. Через годы
Негодный, ставший неугодным,
Погибнет от его меча.



 
Глава 11. Вынуть шнифт

Чрез месяц как Израильтяне
С торжеств Саула разошлись,
Настало время испытаний,
Пришел Наас Аммонитянин
И осадил он Иавис,

Райцентр в округе Галаадской.
Все жители, чтоб жизнь сберечь
И избежать могилы братской
По шкурной сущности дурацкой
Решили под Нааса лечь,

Союз Наасу предложили:
"Покорны, дескать, мы судьбе.
Когда живём мы на отшибе,
То, как другим царям служили,
Служить готовы и тебе".

Не слабо насолил дотоле
Аммонитянину еврей.
Наас не битою бейсбольной
Обиду снять себе позволил,
А предложил иных сильней

Бесчестие: "Союз поганый
Я заключу, издам указ
Не с тем, чтоб бить потом ногами,
Пойду на соглашенье с вами
Лишь с целью выколоть вам глаз

У каждого, и правый только.
Согласно прихоти моей
С наклейкой вроде мухобойки
Впредь богоизбранный изволь-ка
Идти налево, где видней.

Старейшины из Иависа
Ему в ответ: "Дай нам семь дней
На предложенье согласиться,
От ужаса приободриться,
Смириться с участью своей.

А мы пока во все пределы
Земли Израиля послов
Пошлём из нашей богадельни,
Чтобы на крик о беспределе
Собрать в кулак твоих врагов

И так по харе твоей вмазать,
Как сможет разве что праща
Тебя заделать одноглазым,
Чтоб ты, Наас, в своём маразме
Нам вынуть шнифт* не обещал".

Пришли послы к Саулу в Гиву,
Всё рассказали. Люди в крик
От одноглазой перспективы.
Когда тебя и в хвост, и в гриву -
То вам не мех на воротник.

С волами с поля царь приходит.
Занятье было у царя -
Пахать и сеять, вроде хобби.
Оно царёву преподобью
Давало бодрости заряд.

Заходит в дом, а люди плачут.
С какой беды народ впал в транс
И сдулся как пробитый мячик?
Всегда он радуется, скачет,
А здесь угас как керогаз.

Узнав, восторги что задуло,
Кто выключил их подогрев,
Царь отомстить врагу задумал.
Сошёл Дух Божий на Саула,
Воспламенился царский гнев.

Пришло решенье в одночасье -
Волов Саул не пожалел,
Рассёк их поровну на части
И разослал своею властью
В Израиля любой предел.

Мол, так поступится с волами
Того, кто не спешит к царю
По зову быстроногой ланью,
Оставить дом в ком нет желанья
И сотня вёрст кому не крюк.

Богатых сделает голь-молью
Царь всех пошлёт ярмо тягать,
Кто врос корнями в травополье
И кто для сечи не изволит
На меч свой плуг перековать.

Тех незавидная ждёт доля,
Кто не пойдёт Саулу вслед...
Опричнины боялись что ли,
Но вырывали люди колья,
И триста тысяч в тот момент

Мужей пришло по зову сердца.
Иудиных пришло на клич
Аж тридцать тысяч ополченцев.
Да и куда народу деться,
Когда призыв как божий бич

И выбор, скажем, небогатый.
Двух мнений здесь не может быть,
Сам выбирай, ума палата -
Быть одноглазым и горбатым
Или восстать и победить?

Аммонитяне подсобили
Себя разбить, дурак их вождь,
Его угрозы в изобилье
Народ Израиля сплотили.
Враги его легли как рожь,

Побитая при непогоде.
Царь выпал как нежданный снег.
В молниеносном том походе
В согласье с волею Господней
Саул был тактик и стратег.

В момент быком на огороде
Он всю рассаду потравил,
Врага прогнал. Баранов вроде
Бежали те... Так царь в народе
Авторитет свой укрепил.

"Саулу ль царствовать над нами?" -
Всех тех, кто раньше так кричал,
Ловили, били сапогами
И даже на оконной раме
Хотели вздёрнуть сгоряча.

Саул сам встал на их защиту:
"Конечно, мразь они и тля,
Но никого из паразитов
От либералов до бандитов
В сей день не должно умерщвлять.

Сегодня праздник, дань успеху
Мы мирной жертвой воздадим..."
К раздаче Самуил приехал
И так сказал: "Под гвалт успеха
Саула царство обновим,

Он подтвердил его на деле".
Под крики одобренья, гул
Псалмы Израильтяне пели,
И всю неделю без похмелья
Гулял с народом царь Саул.

* шнифт - (блатной жаргон) глаз



 
Глава 12. Бог с ней с религией

Пророк всё видит как никто заранее,
С Саулом тоже - к бабке не ходить.
Настал момент в монарших ожиданиях
Народ заблудший взгреть и осадить.

Хвала царю, страна не обездолена,
Напротив, на подъёме.... А итог?
Когда энтузиазм народа подлинный,
Зачем тогда ему, скажите, Бог?

И молвил Самуил всему Израилю:
"Послушал голос ваших я старшин,
И просьбу, мягко скажем, не сакральную,
Греховную я выполнить решил,

Царя вам дал, как вы просить изволили,
Поскольку я для вас стал стар и сед.
Пред Богом проявили своеволие,
Не Бог вам нужен, а Его полпред.

Пред вами я ходил от самой юности
И по сей день, а взял ли у кого
Вола, судил не по подсудности,
Несправедливый вынес приговор?

Моим дурным деяньям есть свидетели? -
Пред Господом, хочу задать вопрос.
Сынам я даже к совершеннолетию
От жертвы ни копыта не принёс.

Когда ко мне имеете претензии
Материальные - всё возвращу..."
Здесь алиби пророк имел железное,
И видел всех насквозь, через прищур.

Но с сыновьями Самуил двурушничал -
Не самых честных правил господа...
С царём затею жрец считал ненужною,
Но послушания пример подал

Провидец Божий... Не таких видали мы,
Здесь Самуил других опередил...
Но мы пророка выслушаем далее,
Что говорил он и к чему клонил.

А суть одна - забыли люди Господа.
Про Иегову здесь заходит речь,
О том, что по делам всем будет воздано,
А хочешь жить, так Яхве не перечь.

От Саваофа радости и горести,
Все планы составляют наверху,
А люди в слепоте своей и подлости
Забыли (по-английски) Who is who,

Кто архитектор будет мироздания.
Про Бога всем напомнил Самуил,
Чтоб "лучше всех" в порыве созидания
От темы основной не уходил.

"Когда вас бьют, кричите - согрешили мы,
И к Господу стремитесь под крыло,
Готовы за Него рвать сухожилия,
Но только там, где сухо и тепло.

И нынче вы, ехидны лицемерные,
Как пол переменивший трансвестит
Ко мне вновь обращаетесь в неверии:
Хотим царя, лишь он нас защитит.

Но разорвёт вас власти криминальной зверь,
Спасеньем от него - святой алтарь.
А вы - Нет, царь пусть царствует над нами впредь.
Тогда как лишь Господь над вами Царь.

Итак, вот царь, которого избрали вы,
Которого так требовали: вот,
Любуйтесь, вместе с Господом поставили
Мы вам царя. Такой не подведёт,

Когда начнёт бояться Бога нашего,
И поступать, как скажет Божий глас.
Клир будет править миром по-вчерашнему,
Не обойтись Всевышнему без нас.

А если слушать Господа не станете,
Вас наказанье неизбежно ждёт...
Вот знамение вам - на миг привстаньте все,
Взгляните, что сейчас произойдёт.

Не жатва ли пшеницы нынче выдалась?
Пора сушить зерно и веять рожь.
Но воззову я к Господу с обидою,
И Он пошлёт вам молнии и дождь.

И вы всю правду про себя узнаете,
Увидите, какой свершили грех,
Когда Саула не князьком вы наняли,
А возвели царём на самый верх".

Здесь Самуил, как все жрецы обученный
Любой предвидеть свыше катаклизм,
Воззвал до Бога. С горизонта с тучами
Нагрянул гром, вниз струи полились.

Такая вот случилась катавасия.
Предвидя неминуемый конец,
От страха люди вниз снопами валятся,
Как будто их подсёк незримый жнец,

И с просьбой к Самуилу (а к кому ж ещё?) -
Мол, помолись за нас. Прокол с царём
Готовы мы покрыть своим имуществом,
Всё отдадим, гори оно огнём.

И отвечал им Самуил: "Да ладно вам,
Что сделано, обратно не вернуть,
И не всегда процессиями с ладаном
По жизни завершается наш путь.

Что до царя - к добру, когда от Бога он.
Царь в голове - то просто Божий знак.
Избави Бог во власть ввести убогого,
При власти лучше деспот, чем дурак".

Речь дальше вёл пророк про богоизбранность
И нетерпимостью нагнал тоску,
Не исподволь богов всех прочих выбранил,
А просто выбрил, как скинхед башку.

Подумалось вдруг мне - Бог с ней с религией.
Господь на совесть заменить когда,
Тогда с любой религиозной книгою
Готов я завершить мои года.

С ней и умру, из рук её не выроню,
К Создателю на небо вознесусь.
И если скажет кто - сам богоизбранный,
Уже не оскорблюсь, а возгоржусь.



 
Глава 13. Конфликт клира и власти

Пара лет в мгновенье пролетело,
Как при власти пребывал Саул.
Отобрал три тысячи умелых
Он бойцов себе особо смелых,
Неуступчивых как саксаул.

Прочих ополченцев без контракта
Отпустил по дембелю домой.
Понимал царь, что на подвиг ратный
Подойдут не срочники-солдаты,
А костяк надёжный боевой.

Третья войска часть с Ионафаном,
С сыном (с принцем, я сказать бы мог)
В Гизе пребывала непрестанно
И врага лупила неустанно,
А две тысячи Саул берёг,

На горе держал он их Вефильской,
Где в Михмасе сам жил до поры...
Сын в отца был силы исполинской
И отряд охраны Филистимской
С Гивы он спустил в тартарары.

Пост при автономии еврейской
Там стоял, филистимлян оплот,
Но разбит был принцем фарисейским.
Сам Саул про подвиг тот гвардейский
Через СМИ оповестил народ:

"Да услышат все Евреи-братцы!
Бей Филистимлян - Господь простит.
За свободу следует сражаться..."
И народ к нему стал собираться,
Самостийность чтобы обрести.

Сепаратные те настроенья
Сам Саул в народе разжигал.
Чтоб понятней стало, для сравненья -
Был тогда и у евреев древних
Свой Цхинвал, с названием Гангал.

Где Цхинвал - там свой Саакашвили,
Для евреев - из филистимлян.
Наказать отступников решил он.
Как загнать их под одну рейсшину,
У него нашлись учителя.

Чтоб катком проехать по Цхинвалу,
На сепаратизм поставить крест,
Колесниц тыщ с тридцать, что немало,
Прибыло ударить по Гангалу,
Конницы там было тысяч шесть.

Был народ стеснён, кругом опасность,
Прятался в пещерах и во рвах,
Богоизбранность была напрасной -
В башнях укрывался сокол ясный,
Не парил при Боге в небесах.

Ястребы из самых хитрованов
Путь свой исторический вперёд
Оборвали - прочь от Иордана
Убегали люди непрестанно,
Совершали свой Анти-Исход.

Царь Саул им перекрыл дорогу:
"Самуил уже идёт до нас,
Совершит жрец ритуал свой строгий,
Бог услышит и с Его подмогой
Разобьём мы на Великий Спас

Всех врагов, уйдут филистимляне
Прочь от Иордана берегов".
Но совсем с ума сошли миряне.
Стал народ от страха невменяем,
А таким уже не до основ.

До назначенного свыше срока
Ждал Саул семь дней, страдал душой,
Не дождался и на путь порока
Встала власть, священника-пророка
Узурпировав права, что грех большой.

Царь Саул совсем не для блезиру
Жертвоприношение воздал
Напрямую Богу и без клира
Сжёг барашка... Лучше б дезертира
Царь Саул пред строем расстрелял.

Но едва он возношенье кончил
Всесожженья, видит Самуил
Перед ним. Руки подать не хочет
Жрец царю, стоит мрачнее ночи
И на власть обиду затаил.

Ну, Саул, понятно, с оправданьем -
Дескать, ждал тебя, народ бежит,
В Михмасе уже Филистимляне.
В бой идти вот-вот, а я без знанья,
Кто кого в той сече победит.

Ждать и догонять - сплошные нервы.
Чтобы обойтись совсем без жертв,
Богу принести решил я жертву.
Знает лишь Господь, кто будет в первых,
А кому не выгорит гешефт.

Самуил сказал Саулу: "Худо
Поступил ты, сей свершив обряд.
Есть на то обученные люди.
Приношенье из мирской посуды
Богомерзко даже от царя.

Принял сам Господь в тебе участье,
Царствовал бы ты весь век, но нет -
Допустил ты превышенье власти.
Жди теперь злосчастий и напастей
И плети из них себе букет.

Царь без Церкви Господу не нужен
(Это как без партии Генсек).
Знал бы свой шесток, не сел бы в лужу...
Выберет Господь по сердцу мужа
Быть вождём народа "лучше всех".

А твоих амбиций не измерить,
Потому тебе доверья нет.
Хоть и царь - невелика потеря,
Выставит тебя Господь за двери,
Повод есть, найдётся и момент".

Самуил пошел с Галгала в Гиву.
С ним осталось лишь шестьсот бойцов
При Сауле. На душе тоскливо
У народа и его комдива.
Не было в округе кузнецов

Наточить мечи. Филистимляне
Запрещали их тогда иметь
У евреев, ведали заранее -
Богоизбранный народ восстанет,
Чтоб землёю собственной владеть

И убрать наместников грузинских.
Я национальность исказил,
Только это вовсе не описка -
Прецедент абхазо-осетинский
Зрел ещё задолго до грузин.

Всех Филистимляне притесняли.
Чтоб простой еврей был без копья
Иль меча, указы им писали -
Промысел кузнечный запрещали,
Не давали, собственно, житья.

Затупился у еврея заступ,
Выщербился сошник - куды бечь?
Собирайся километров за сто,
Объясняй всем со своим кадастром,
Что орал ты не куёшь на меч.

Где АЭС кибуц обогревает,
С целью лишь обогатить уран
В специальный центр еврей катает.
Чем-то это мне напоминает
То, как США третируют Иран.

В этой ситуации дурацкой
Всё определяет кто мощней,
Бьёт всех по рукам своей указкой.
Потому в момент войны Михмасской
У евреев не было мечей.

У Ионафана и Саула
По мечу нашлось. Пусть не картечь
И не автомат с загнутым дулом,
Чтоб из-за угла оно пульнуло,
Только меч и в Африке он меч.

Но Филистимляне то не знали,
Не было тогда у них спецслужб,
Ни жучков подслушиванья в спальне,
Ни своих людей в еврейском стане
В погонялах царскому ослу.

А войска карательные были
Для опустошения земли,
И в своей готовности дебильной,
В порошок стереть народ до пыли,
На Израиль их отряды шли.



 
Глава 14. С папою сыночку повезло

Запрещает Бог с времён Завета
Проливать чужую кровь и пить.
Попросить бы нам Его при этом
В дополнение ко всем запретам
Портить кровь друг другу запретить…

К переправе МИхмасской (МихмАсской?
Кто б сказал, как правильно прочесть)
Из передовых Филистимлянских
Вышел в ночь отряд не строить глазки,
А смолить жгуты Израиль жечь.

В день один Ионафан Саулов
(Не фамилия, а просто сын
Настоящий, не в кустах нагулян)
Не сказал отцу, что он задумал,
И исчез да так, что след простыл.

В городе никто о нём не знает,
Где он, что он?... Лишь один слуга
С ним оруженосец пребывает.
На каток машиной поливальной
Два героя вышли на врага.

Сам Саул - под деревом граната,
Что в Мигроне Гивы близ, при нём -
Человек шестьсот, его солдаты
(Даже для спецназа маловато,
И с вооружением облом).

Уповать приходится на Бога
Там, где явно не хватает сил.
"In God trust*" тогда царь выбрал слоган.
Клир ему, естественно, в подмогу
Ахию в жрецы определил.

Принц Ионафан, пацан из местных,
В бой пошёл не абы да кабы,
Драку учинил там, где отвесно
Две скалы упёрлись в поднебесье,
Типа Красноярские столбы.

"Мы  врагов в расщелине достанем -
Он оруженосцу своему
Говорил - не в поле, не в их стане.
Необрезанных мочить мы станем
Не всей кодлой, а по одному".

Отвечал слуга: "Всё, что на сердце,
Делай господин, при на рожон,
По стене отвесной лезь без лестниц,
На меня ты можешь опереться
И не ошибёшься этажом... "

Принц на то сказал слуге: "Мы к этим
Людям подойдём и на виду
Встанет, будем ждать от них привета.
Интересно, что они ответят,
Как себя с гостями поведут?

Скажут нам они - Стоять на месте,
Сами подойдём с хлеб-солью к вам... -
Разговор один тогда уместен.
Ну, а если завопят все вместе:
- Эй, евреи, поднимитесь к нам! -

Не проявят, стал быть, уваженья
- Мы им униженья не простим,
Вверх продолжим наше продвиженье,
Нанесём неверным пораженье
И в правах их племя ущемим".

Те Филистимляне, суть крестьяне -
Хамство вековое во плоти -
Видят ведь, пришли Израильтяне,
Нет, чтоб растопить с дороги баню -
Стали дико прыгать и вопить:

"Поглядите, из ущелий вышли
Все евреи. Что за альпинист
С ними к нам спешит, неровно дышит?
Поднимайтесь к нам, вас встретим дышлом,
Скажем вам привет и спустим вниз".

Не привыкший к обращеньям грубым
Начал восходить Ионафан
Без креплений, даже ледоруба,
Пальцами цепляясь, сжавши зубы,
И отважный как Фанфан-тюльпан.

Бил по головам Филистимлян он,
Их оруженосец добивал.
Двадцать человек на той поляне
Полегло тогда, где в день крестьянин
На волах две нормы выполнял.

В их общине и во всём народе
Трепет воцарил - пришла беда.
В том опустошительном походе
От евреев все, мальчишек вроде,
В страхе разбегались, кто куда.

Дрогнула земля. Великий ужас,
Что от Бога, бил меча верней...
Видя, как враги прочь мчатся дружно,
Царь евреев отложил свой ужин,
Начал пересчитывать людей.

Нет Ионафана, стало ясно,
Дело его рук здесь. Царь Саул
Ахию призвал веленьем властным,
Понимая роль жреца прекрасно,
Службу заказать не преминул.

Служба та ещё не завершилась,
А уже среди Филистимлян
Пятая колонна объявилась
Из евреев, что при них служила
И свои имела шекеля.

К воинам спецназовцам Саула,
Стоило момент лишь улучить,
Все порабощённые примкнули.
Но среди восторженного гула
От чужих своих не отличить.

Много полегло в неразберихе.
Нет, чтобы фамилию узнать
До того, как бить друг друга лихо...
Всех сметённых тем победным вихрем
Люди хоронили допоздна.

Те же, что скрывались в катакомбах
В карстах при Ефремовой горе,
Про Филистимлян узнав подробно,
Что разбит поработитель злобный,
Вышли мир очистить от угрей,

То есть так врагу начистить рыло,
Чтоб светилось лужей на дворе...
Десять тысяч тех повстанцев было.
Дело это всё происходило
Прямо на Ефремовой горе,

Где камней наваленные груды.
Ноги сбил и крайне подустал
Люд, Филистимлян ловил покуда.
А Саул (довольно безрассудно)
Свой народ заклятием связал:

"Хлеб не есть, не отомщу доколе
Я врагу, причине наших бед.
Кто ослушается - будет проклят..."
И послушные, как дети в школе,
Люди выполняли тот запрет,

Не вкусили пищи, убоявшись
После смерти пребывать в огне,
Проклинать проступок свой вчерашний.
Лишь Ионафан, про то не знавший,
На себя накликал Божий гнев.

Всё в глазах от голода темнело,
А народ говел, как будто пост.
Ноги волочили еле-еле
Воины до вечера не ели.
Даже мёд им пользы не принёс,

Что нашли в лесу они некстати.
Лишь Ионафан не преминул
Сладким оскверниться на закате -
Как отца не слышавший заклятье
Палку в соты с мёдом обмакнул,

Облизнул, и сразу просветлели
От калорий воина глаза.
Так сказал: "Смутил отец мой землю.
Что за воин - еле душа в теле?
Без снабженья бой вести нельзя.

Не поставил полевые кухни
Мой отец, как будто невдомёк -
Раздавили б мы врага как муху,
Если бы взамен Святого духа
Выдан был бойцам сухой паёк.

При таких словах, с такой поддержкой
(То ж Ионафан, наследный принц
Говорит и ест, сам не безгрешен)
Кинулся народ всё грабить спешно,
Брать овец, волов, телят, телиц.

Свежевали на земле и ели
Прямо с кровью... Рвать живую плоть,
Чтобы люди слишком не зверели,
С кровожадности не сатанели,
Запретил подобное Господь.

(Запрещает Бог с времён Завета
Проливать чужую кровь и пить.
Попросить бы нам Его при этом
В дополнение ко всем запретам
Портить кровь друг другу запретить).

Может быть, с подобной целью тайной
Царь Саул свой жертвенник воздвиг
Первый в жизни и огромный камень
Возложить велел при основанье,
Дабы знали все - Господь велик.

Приказал народу: "Пусть приводит
Каждый своего вола, овец,
Что награбил у врага в походе,
Колет живность прямо на проходе,
Кровь сливает и от пуза ест.

Только не грешите, жадно с кровью,
Не прожарив (это ж не бифштекс),
Вы не ешьте - не случится кори,
Ни другой от несваренья хвори,
Обойдётесь вовсе без аптек".

Люди скот кололи, ели ночью.
Задал жрец Всевышнему вопрос -
Бить врага даёт ли полномочья?
А Господь им отвечать не хочет,
Получил, я думаю, донос

О пренебрежении Заветом.
Бьёт Саул немедленно в набат -
Приказал чинам из контрразведки,
Под угрозой сдёрнуть эполеты,
Разузнать, кто в скверне виноват

И на ком грех хуже чем измена.
Так сказал: "Ионафан, сын мой
Если согрешил первостепенный
Наш герой - умрёт он непременно,
Ибо Бог лишь властен надо мной".

Ждал ответа царь, как с неба манну...
Кто виновен так и не узнав,
Всем сказал Саул: "Я с сыном встану
В стороне. Пусть жребий без обмана
Нас рассудит, кто из нас неправ -

Я ли, наложив на всех заклятье
До победы крошки не брать в рот,
Иль народ от крови в бурых пятнах,
Перебивший с голода весь скот".

Знамение дал Бог в одночасье.
Что за знак? Да кто его поймёт...
Интересно завершился кастинг.
Редкий случай здесь случился - с властью
В споре оказался прав народ.

Сын Ионафан с Саулом папой
Оказались здесь уличены -
Царь своих врагов хотел нахрапом
Без обеда всех накрыть как шляпой,
А бойцы питаться не должны.

А другой заклятие нарушил -
Сам наелся, тем пример дурной
Поцелуем он послал воздушным
Всем потенциально непослушным
Власти и религии любой.

И сказал Саул: "Бросайте жребий
Меж Ионафаном и царём,
Закажите у жреца молебен.
Пусть один окажется на небе,
Чем мы оба в горечи умрём.

Кто виновней по преступной сути -
Кто давал иль кто не выполнял
То заклятье, жребий пусть рассудит..."
Да не будет так! - сказали люди -
Но Саул на этом настоял.

На Ионафана жребий выпал.
Рассказал, как меньше чем на треть
Он наелся, медовухи выпил.
С этим мёдом, скажем прямо, влип он
И сегодня должен умереть -

Так решил Саул во имя веры,
Власти вертикали. Но народ
Выручил кого любил без меры
За спасение от изуверов
И сказал - Такое не пройдёт!

Даже царь героя не отнимет -
Он теперь стране принадлежит,
Ибо с Богом действовал он ныне...
Царь запрет нарушившего сына
За заклятье жизни не лишит.

Царь Саул послушался народа
Не с того, что был он демократ
Иль на казни не приспела мода -
Просто прочие цари-уроды
Донимали Израиль стократ.

То Моавы, то Аммонитяне,
Нападали, вылез Амалик,
Битый по Писанью много ране.
Видно не убит он был, а ранен,
Иль однофамилец здесь возник.

То Филистимляне недобитки
Возвращались скопом в города,
Якобы забрать свои пожитки,
Нет, чтобы семейства на кибитки
Посадить да сгинуть навсегда.

Всех тогда Саул молол как Молох,
Счастие народное ковал
Как кузнец, заботлив был как конюх.
Каждый человек тогда был дорог
И весьма из тех, кто воевал.

Сильного воинственного крайне
Царь к себе в спецназ брал под крыло.
Что Ионафан был не в изгнанье,
И не вздёрнут за непослушанье,
С папою сыночку повезло.

* In God trust - Вера в Бога



 
Глава 15. Слишком много в Саваофе человечьего

Тот, кто вдохновлял писавшего жреца,
Восхвалять себя вменил за правило.
В то, что сам он безупречен до конца,
Доказательств это, правда, не прибавило.

И сказал царю Саулу Самуил:
"К власти ты пришёл путём нехоженым.
Сам Господь тебя с ладони накормил,
А теперь и ты послушай гласа Божьего.

Говорил мне тут намедни Саваоф:
Вспомнил Я Амалика бандитского,
Как сынов Моих он не пустил под кров
И хотел сорвать Исход с земли Египетской.

Как Я раньше про него забыл? ...Изволь,
Разобраться с этой шельмой меченой.
Истреби народ тот, вырежи под ноль,
Чтоб историкам и вспомнить было нечего.

Порази, сожги, убей. Всё, что найдёшь,
Не бери с собой, предай заклятию,
До мальца грудного этнос уничтожь,
Скот определи под нож, а не к изъятию.

Не давай пощады, всех предай мечу,
"Не убий" запрет с тебя снимаю я.
С мародёрством только никаких причуд,
Кто ослушается - к смерти, за компанию".

Вот такой священник слышал Божий глас.
Царь Саул, как дело неотложное,
Торопился этот выполнить приказ,
Не хотел среди своих прослыть безбожником.

Двести тысяч царь собрал Израильтян,
От Иуды клана десять тысяч в них
Объявилось от души накостылять
Всем, кого Господь определил к закланию.

До Амаликова города дошёл
Царь Саул, в долине встал с засадою,
Вроде спрятался, как страус, хорошо.
Кинеянами лишь царь был раздосадован.

Взяв на бойню у священника подряд,
Царь Саул столкнулся с огорчением -
Нацменьшинства бить мешают всех подряд,
Кинеяне были в том не исключение.

Благосклонность много ранее они
Проявили к ордам многотысячным,
Из Египта быстро драпавшим в те дни,
Обобравши египтян до неприличия.

В благодарность за прошедшее Саул
Отделил их из среды Амалика,
Кинеянам дал спастись, чем подчеркнул,
Что возмездие не сходка криминальная,

Здесь не тронут тех, кто вовсе ни при чём...
Без кошмаров и "кровавых мальчиков"
Израиль всех поразил своим мечом,
Одного лишь не убил царя Амаликов.

Пощадил тогда Агагу Израиль,
Вопреки заклятью взял живёхоньким,
Племенной скот скотовод наш не валил,
А за Иордан гнал, только плохоньких

Маловажных убивал... Что до людей -
Черепа тогда у них не мерили.
Про евгенику не знал ещё еврей
И селекцию вёл из благих намерений -

Всех тогда от старичка до грудничка,
До кормящих матерей в истерике
Перебил... Подобное через века
Повторится и в Европе, и в Америке.

Но того, что учинил тогда вандал -
Скот не истребил, а интернировал -
Было мало тем, кто заказал тот бал.
Зря заклятие Саул проигнорировал.

Ведь не выполнивших до конца приказ
Не прощают высшие начальники.
Знал об этом Самуил и даже глаз
Не сомкнул, молился Богу опечаленный,

От Саула отвести удар хотел.
Но пришла депеша со значением:
С выбором царя Господь не преуспел
И жалеет о подобном назначении.

Самуил, не спавши, с буллою идёт
До царя Саула утром раненько
И от первых встречных новость узнаёт -
Царь себе уже успел поставить памятник.

"Захватил царя Амаликов я в плен -
Говорил Саул, жреца встречающий -
Ты у Господа, отец, благословен,
Я же волю Божью в дело воплощающий".

Но услышал царь - какого, мол, рожна
Слышу я вокруг мычанье, блеянье?
Где заклятие, то там стоять должна
Гробовая тишина и запах тления.

Царь-еврей, взошедший на престол,
Выйдет из любого положения -
Дабы алчность скрыть, монарший произвол
Он представит будто Господу служение.

На упрёк в непослушанье Самуил
Слышит отговорку сумасбродную:
"Собран скот здесь тот, что воины мои
Не убили с целью очень благородною.

Господу мы жертву принесём
Из отборного, убив всё прочее..."
Разблюдовку не согласовав с жрецом,
Царь Саул опять превысил полномочия.

Самуил сказал Саулу, кто есть кто,
Дал царю понять, что хоть назначен он
Самодержцем, а не просто Главскотом,
Всё здесь схвачено и хорошо оплачено.

Жрец ругал ослушника, точно штабной,
В соответствии с армейской практикой,
Отчитал героя, выигравшего бой,
За манёвр и нарушенье общей тактики:

"Мнение твоё пред волей Божьей - пшик,
Сострадание - уловка от лукавого,
Будь ты десять раз крутой мужик,
А приказ не обсуждать возьми за правило.

Было сказано тебе - воюй доколь
Всех не уничтожишь, в ком дыхание.
Выполнять все предписания изволь,
Не манкируя подпункты про заклание.

Не для туш разделки выдан тебе меч.
Где приказ - какие есть сомнения?
Послушанье - круче, чем скотину жечь.
Жертв любых нужней для нас повиновение.

Ибо непокорность есть такой же грех
Как и волшебство или гадание.
Слово Господа, что ты Саул отверг, -
Преступление твоё без оправдания.

Оказался недостаточно суров
Ты для бойни, действия сакрального.
Отвернулся от тебя наш Саваоф
И не быть тебе царём впредь над Израилем".

Не был бяшей на закланье царь Саул,
Ставил выше всех своё лишь мнение,
Но в какой бы рог евреев он ни гнул,
Перед клиром объяснялся тем не менее.

"Испугался я в тот час людей своих,
Голоса послушался их алчного.
Двести тысяч было там бойцов одних
И гроша за их геройство не заплачено,

Задарма всех порубить одним гуртом
Было бы совсем без интереса им.
Откупиться жертвой вздумал я, скотом
Богу божье дать, а кесарево Кесарю.

Поклонюсь с тобой я Богу твоему,
Пусть отпустит мне грехи вчерашние..."
(Не могу понять - про Бога почему
Твоему, сказал жрецу царь, а не нашему?

Уличён мной здесь в двуличии Саул,
Как бы за проступок он ни каялся.
Ведь всем  тем, кто Бога нагло обманул,
Что Господь их вспомнит, даже не икается).

Как ни умолял Саул жреца, чтоб взял
Тот его с собою на моление,
Самуил словам заблудшего не внял.
Царь Саул пред ним стенал, аж на колени пал,

Ухватил за край одежды и порвал
Вдоль по шву (за неименьем пуговиц),
И услышал от священника слова,
Что заставили Саула призадуматься:

"Царство Израильское изъял, отторг
От тебя Господь и отдал ближнему
Твоему…" - жрец молвил. (Только кто бы мог
Трон занять, пока со слов жреца не вижу я,

Но ежу понятно, что уже готов в верхах
Претендент... За все твои провинности
Уходил бы добровольно ты, монарх,
А не то потом уйдёшь по инвалидности).

Говорил Саул: "Почти, отец, меня
Пред Израилем. Пусть все старейшины
Видят, пальцы гнул по чьей указке я
И украсил край гирляндами повешенных.

Поклонюсь с тобой я Богу твоему..."
(Снова - твоему - я вижу в сказанном,
Ведь помазанник… Я толком не пойму -
Иль в другую веру кем-то перемазан стал?)

Иногда клир с властью светской не в ладах.
Знать народу это не желательно…
Здесь Амаликитский царь Агаг
Драматизм добавил в пьесу основательно.

Привести его велел жрец Самуил.
Подошёл Агаг к Святейшей Милости,
Старца дряхлого с надеждою спросил:
"Горечь смерти Вы моей не подсластите ли?"

Жрец ему в ответ: "Как матерей лишал
Ты детей, возмездие исполнится,
И что был у ней когда-то сын-шакал,
Это матери-волчице только вспомнится".

О какой здесь матери повёл речь жрец,
Если сам Саулу дал задание
Выкосить до колоска, как поле жнец,
Всех амаликов, подпавших под заклание?

Из живых остался здесь всего один
Во поле обсевком Амаликитский
Царь Агага (Гога, хоть и не грузин,
Вор в законе за дела его бандитские).

Непорядок. Не добил царя Саул.
Прочитав ему нравоучение,
Лично Самуил тогда не преминул
Устранить пред Иеговой упущение.

Старец дряхлый, поднабравшись свыше сил -
Не для старости такие подвиги -
Меч схватил, Агагу разом разрубил
Вне законов всяких физики и логики.

В Раму Самуил пошёл к своим врачам,
Царь же в резиденцию Саулову.
До дня смерти жрец Саула не встречал,
Но печалился о нём и много думал он.

Были основанья - Бог их Саваоф
Дал царя им, а потом раскаялся.
Много в мире было разных катастроф,
И с Саулом всё, конечно, устаканится -

Брадобрей по горлу... или примет яд -
Дело для царей весьма обычное...
Но когда Саул приятен столь на взгляд,
То с чего Господь так на царя набычился?

Сам помазал, так о чём жалеть тогда?
Или с небом связь не безупречная?...
Основная во всём видится беда -
Слишком много в Саваофе человечьего.



 
Глава 16. Появление Давида

Где Дух Господень, там по диалектике
Злой дух от Господа обязан быть.
Добра и зла соседство - не эклектика,
А самая реальная конкретика,
Писание о том не даст забыть.

Жрец Самуил за Израиль отчаялся,
За будущее не смыкает век,
И голос свыше в ночь к нему является:
"Доколе о царе тебе печалиться,
Которого от царства Я отверг?

Не быть ему царём впредь, да и пёс бы с ним.
Сошёлся клином свет, да не на нём.
Не сделался послушным он полпредом нам.
Мы проведём его сквозь трубы медные
И нового правителя найдём.

Наполни, Самуил, елеем рог ты свой
И к Иессею трогай в Вифлеем".
Жрец испугался: "Нынче нравы строгие,
До власти жаден царь, как все двуногие,
Добавит с отречением проблем,

Убьёт меня Саул, едва услышит он,
Что усмотрел Господь царя себе
Иного нежели Саул. Подвыпивший,
А то и трезвый самодержец в кипише
Забудет Божье наставленье - Не убей!".

Тут Самуилу план по конспирации
Подробно выдал глас отсель досель:
"Возьми телицу к жертве, не придраться чтоб
Царю, не усмотреть в том провокацию -
С какою целью жрец несёт елей?

Ты ж Иессея пригласи уважить нас -
Телушку сжечь и съесть её потом.
Пусть соберёт он как гостей посаженных
Вкруг сыновей своих, и ты помажешь мне
Того, в которого я ткну перстом".

Пришёл жрец с миссией вполне конкретною,
Впустую не слоняется пророк.
Старейшины его встречают с трепетом,
С недоумением с картины Репина -
Зачем ему елея полный рог?

Опять иные будут назначения?
Священники, они ж такой народ,
Любое действие их со значением...
Шлют к Самуилу люди обращение:
Насколько мирен, мол, его приход?

Их успокоил жрец: "Для приношения
Привёл я тёлку в жертву вознести..."
А что имеет свыше поручение
Лишить цари и власти, и значения,
Священник никого не известил.

Жрец Иессею освятил и отпрысков,
Его сынов, зовёт есть жертву с ним.
Не стал, однако, как Саула рослого
В цари жрец мазать и ответил просто он:
"Не ростом человек берёт одним,

А сердцем. Эта мера безупречная
И нет её для Господа верней.
Сильны твои орлы широкоплечие,
Но нет ли здесь пусть меньше, но сердечнее
Среди твоих огромных сыновей?

Раз никого из семерых представленных
Здесь не избрал Господь в моём лице,
То должен быть восьмой, из самых маленьких,
Что брату твоему слывёт племянником.
Знать затерялся он среди люцерн,

При овцах царь державный... Без сумятицы
Ты в поле, Иессей, за ним пошли.
Мы без него обедать не усядемся..."
Уже шипит горячая гусятница,
И с тёлки жир стекает на угли.

Пускают слюни, глаз кося на окорок,
Старейшины, от голода вполне
Готовые уже свалиться в обморок...
Послал отец, вернулись люди с отроком
С красивым, с ожиданий аж вдвойне

Лицом приятен, в белокурых локонах.
Да, это он! - жрецу поведал Бог.
Впредь нет нужды ходить вокруг да около.
Взял Самуил с елеем полный рог тогда,
Всего обмазал с головы до ног

Давида, благо роста невеликого
Среди родни, ведь что ни брат - амбал,
А младший телом бел и нрава тихого.
Господень Дух почил на нём, настиг его
И с того дня уже не покидал.

А от Саула тенью неопознанной
И вовсе отступил Господень Дух.
И возмущал царя злой дух от Господа,
Неведомо кем и откуда посланный,
Открывшийся для подданных и слуг.

Они Саула в деле том советами
Пытались от лукавого спасти.
Тиран их слушал, но не дёргал вены им,
Когда злой дух тем мерами ответными
За униженья тщился отомстить.

Царя Саула нервы не железные,
А тут ещё свирепствует злой дух.
И только слуги, с прочими помпезные,
При деспоте до крайности любезные
Пытались усладить монарший слух,

Искусного сыскать при гуслях лабуха,
Разумного, красивого на вид,
Открытого, с камнями не за пазухой...
Израиль за таким они облазили,
Нашли, таки, и это был Давид.

С жреца подачи страшным остракизмам царь
Саул подвергся, Богом не любим.
Давид же стал любимцем общепризнанным.
Был Дух Господень на одном пожизненно,
Злой дух от Бога вился над другим.

Давид, оруженосцем в штате будучи
Саула, музицировал и пел,
На гуслях отрывался, но о будущих
Царя Саула действиях ублюдочных
Не ведал, даже думать не хотел.

Ну, а пока, сыскав благоволение
В глазах царя, Давид ему играл.
Дух злой коробило и в те мгновения,
Забрав с собой дурное настроение,
Он от царя Саула отступал.



 
Глава 17. Давид и Голиаф

Дело то случилось в Иудее,
Там Филистимляне для войны
Собрались в Сокхофе. Прочих злее
Они были. Ну, а им евреи
Со своей вредили стороны.

Встал Саул в долине дуба станом
С войском, подготовленным к войне.
Склон горы один Израильтяне
Держат, на другом - Филистимляне,
А долина дуба в стороне.

(Хоть написано в Писанье - между
Ними та долина пролегла.
Переписчик видно был невежда
Иль гора, что возвышалась прежде,
Опустилась ниже сапога).

В стане, не в спортивном, в Филистимском
Был единоборец Голиаф.
Не борец команды олимпийской,
Но размеров просто исполинских,
Не мужик, по-нашему, а шкаф.

Ростом в шесть локтей он был и пяди,
За два метра вырос Голиаф,
Не дай Бог увидеть, на ночь глядя.
Обойти ни спереди, ни сзади
Было невозможно этот шкаф.

Медный шлем на нём размером с купол,
От брони в чешуйках рябь в глазах.
Состязаться с глыбой просто глупо,
Один вид её ввергает в ступор,
Хочется умчаться на газах.

Вес его брони - пять тысяч сиклей
Меди (дорогой материал,
Здесь его не просто кот насикал),
Скрыты наколенником мениски,
Словно за "Чикаго-буллс" играл

Этот филистимский многоборец
При копье (без молота, увы,
Аргумент весомый в важном споре,
Молот в полемическом задоре
Будет поважнее головы,

Вес щита солидности добавит
Доказать, кто в споребольше прав,
А ещё с разбега можно лбами...)
В виде спорта том, борьба с жидами,
Многого добился Голиаф.

Не случись потом большое горе,
Опыт передал бы детворе...
С ним оруженосец в полном сборе...
А ругался так, что на заборе
Слов таких не пишут во дворе.

Чья конфессия других вернее
Убеждал он силой кулаков.
Как на политической арене,
Компромат сливал свой на евреев
Этот великан и сквернослов,

Обращаясь к людям Израиля
Побольней обидеть норовил:
"Кто вы при Сауле? Знать, забыли,
Что рабы вы! Как рабами жили,
Так рабами и теперь в крови

Захлебнуться вам... А я свободен!
Я Филистимлянин-демократ,
Либерал и просто бесподобен..."
Словом, демагогию развёл он,
Словно перед ним электорат.

"Ну, и вы свободно изберите
Человека, пусть сойдёт ко мне.
Если он при меньшем габарите
Надо мною станет победитель,
Израиль ваш будет на коне -

Сделаете нас тогда рабами...
А случись оно наоборот -
Век вам пресмыкаться перед нами,
Почитать нас высшими богами,
Что ушли в развитии вперёд.

Вам перенимать у нас замашки -
Извращения, свободный секс.
Видеть вас в смирительной рубашке,
Сделать из державы "вашу Рашу"
Для меня особый интерес.

Мне для поединка человека
Отыщите, с ним наверняка
Разберусь я, словно Тузик кепку
Разорву я вовсе не для смеха -
Посрамлю Израиль на века".

С этих слов, что ненавистью дышат,
Ужаснулись страшному концу
Люди, звуков музыки не слышат...
Как с гастролей с гуслями подмышкой
От царя Давид пришёл к отцу

В Вифлеем обратно, к Иессею.
Взрослых трёх сынов послал отец
Воевать, а младший рожь не сеет,
Зябь не пашет, а порой весенней
Всё пасёт в полях своих овец.

(Вифлеем Иудину колену
Отдан был, Писание гласит.
Пятый пункт воистину нетленен.
Здесь узнал я, как по лбу поленом -
Ефрафянина был сын Давид,

То есть не с Иуды, а с Ефрема
Род ведёт Давид, а с ним Христос.
Впрочем, не биограф я тюремный,
Не теолог - так какого хрена
Свой сую, куда не просят, нос?)

Голиаф, крутой Филистимлянин,
Выставлял себя аж сорок дней...
Слушали тот бред Израильтяне
И дрожали, вдруг момент настанет,
Когда враг окажется сильней.

Иессей собрал тогда Давида,
Десять дал хлебов братьям снести,
Их начальнику он не в обиду
Дал сыров штук десять не для виду,
А с прошеньем родину спасти.

На позициях трубили в трубы,
Чтобы дух у воинов поднять
Под верблюжьим одеялом грубым...
Собрались они в Долине дуба
Не за тем, чтоб дуба на ней дать.

В стане шли вовсю приготовленья
К страшной схватке не на жизнь, на смерть.
С криком все готовились к сраженью,
Строй стоял к плечу плечом саженным,
За царя готовый умереть.

Силы две сошлись, строй против строя,
А Давид, отцу чтоб угодить,
Братьев должным образом настроить,
Прямо в строй у завтрашних героев
О здоровье их пришёл спросить.

И пока вели они беседу,
Кто из них страдает от чего,
Голиаф возник с башкою медной
И ругался крайне непотребно
Так, что все бежали от него,

По дороге говоря с испугу:
"Видите, что этот жлоб несёт -
Израиль поносит, его ругань
Мусором летит на всю округу,
Кто её в контейнер соберёт,

Урной на башку его оденет?
Если б кто убил его, Саул
Смельчака из всех наличных денег
Одарил бы как на день рожденья,
Только шире подставляй баул.

Кто бы демонтировал умело,
Снёс бы на помойку этот шкаф -
Царь Саул за тот поступок смелый
Дом отца б его свободным сделал...
(Значит, прав был с рабством Голиаф).

И сказал Давид вокруг стоящим:
"Что я слышу, это ли не трёп,
Что свободу обретёт обрящий,
Если Голиафа спрячет в ящик
Так, что тот замок не отопрёт?

Необрезанный нас так поносит,
Словно мы попы, а он Ильич
Или Луначарский в Наркомпросе...
Морда кирпича мерзавца просит,
И она получит свой кирпич,

Ну, а кто убьёт его - награду...
До того, как мне поможет Бог,
Полис страховой оформить надо,
Знать, кому овец оставить стадо,
Поручитель кто и где залог".

Елиав, брат старший, на геройство,
Что задумал выказать Давид,
Рассердился и сказал по-свойски:
"На кого овец в пустыне бросил?
Ты же разоришь нас, паразит.

Знаю я твоё высокомерье
И дурное сердце. Жесткосерд,
На сраженье ты взглянуть намерен,
Оценить возможные потери
И понять, чей дальше будешь смерд".

А Давид своё - убью и точка,
Пофигу, что жлоб он и амбал,
Голиаф. Народ слова те точно
Доложил командованью срочно,
Царь Саул к себе его призвал

И сказал: "Ценю твою горячность,
Патриот ты, истинный еврей.
Но пойти тебе - погибнуть значит.
Ты в сравненье с Голиафом мальчик,
А он воин с юности своей".

Отвечал Давид Саулу в пику
Об опасной доли пастуха:
"Да пастух я, воин невеликий,
Но и мне случалось в повилике
У медведя вынуть потроха,

Вырывать овец из львиной пасти.
Если нападёт лев, озверев,
Я его за гриву, рву на части
И такой представлю вам ужастик,
Не поймёте кто пастух, кто лев.

Догонял машины я в пустыне,
Джипы перевёртывал не раз,
Если кто по глупости ослиной
Ярочку мою в багажник кинет
И на газ давить, чтоб скрыться с глаз.

Поступлю Израилю во благо -
Кирпичом пройдусь я по лицу
Голиафа, проявлю отвагу
И за войско Господа живаго
Освежую лучше чем овцу,

Поношение сниму с отчизны,
Необрезанным задам урок..."
Так Саула не без артистизма
Уболтал Давид с его харизмой,
Не иначе, Бог ему помог.

Отрока одел в свои одежды
Царь Саул. Прикид не подошёл.
Три экс эль болтается и режет
Там, где облегать должно бы нежно,
Ведь железки это вам не шёлк.

Шлем сползает на глаза и слепит,
Сбоку меч ходулей при ходьбе...
В дорогом таком великолепье
Хорошо прилечь в семейном склепе,
А Давид лежать не захотел,

Снял с себя доспехи, посох в руку,
Пять камней поглаже из ручья
Положил в свою пастушью сумку
И пошёл на Голиафа, суку,
Из оружия - одна праща.

Выступил Филистимлянин тоже,
С ним оруженосец. Голиаф
Глядя на Давида скорчил рожу,
Дескать, не видал юнца моложе,
Годного ну разве что для love,

Ибо белокур он и пригожий,
Не для битвы создан - для любви,
Без доспехов с атласною кожей.
Голиаф к нему: "Неосторожно
Ты себя ведёшь, мой визави.

Мальчик ты противный с голой палкой,
С локоном, спадающим на лоб...
Спрячь свой камень, я же не собака..."
А Давид в ответ с особым смаком:
"Ты собакихуже, юдофоб".

Между ними завязался сразу
Очень интересный диалог.
Педофил без мысли безобразной
В этот раз юнца назвал заразой,
Всех привлёк богов, которых смог

Вспомнить из языческого сонма,
И Давида проклял на корню:
"Подойди ко мне, - кричал - бесёнок,
Прелести твои отдам я совам
На прокорм и хищному зверью".

Но Давид остался не в накладе.
Говорить всегда он был артист,
Вот и здесь не оскорблений ради
Красовался словно на эстраде,
А вложил в слова глубокий смысл:

"Ты с копьём, с щитом, ругаясь матом,
На меня идёшь, скрываешь страх,
Проклиная всех жидов пархатых.
Я же на тебя иду не в латах -
Имя Бога на моих устах.

С ним тебя убью и обезглавлю,
Брошу птицам и зверью твой труп,
Израиль я чрез тебя прославлю,
И узнаешь ты, собака злая,
Кто воистину велик и крут.

Не мечом народ свой Бог спасает,
Милостив к своим, к чужим суров..."
В строгом соответствии с Писаньем
Голиаф получит по сусалам
В подтвержденье пафосных тех слов.

Зарядил Давид свой гладкий камень,
Раскрутил, сработала праща.
Точно в лоб тогда Филистимлянин
Получил и очутился в яме,
Как Давид ему и обещал.

А теперь, чтоб было невозможно
Продолжать ненужный диалог,
Голиафа меч он взял из ножен,
Обезглавил труп и подытожил
Спор двух школ. Таков его итог:

Не вставай, мразь, на пути прогресса,
Бога племенного уважай,
Не хули Израиль повсеместно...
А куда оруженосец делся?
Убежал со всеми за Можай.

По дороге той евреи гнали
Обезумевших Филистимлян
И лечили их не гормонально,
Оттянулись без свечей анальных,
А потом разграбили их стан.

С головой от статуи отбитой
Был юнец доставлен во дворец.
Чьих ты будешь, царь спросил Давида,
Словно в первый раз его увидел,
Тут узнать вдруг вздумал, кто отец.

Был ответ: "Я отпрыск Иессея,
Твоего раба, прошу любить,
С Вифлеема мы из Иудеи..."
Помню, у царя была идея
Из рабов весь дом освободить

Смельчака, убийцы Голиафа...
Обещания три года ждут,
А сатрапу нафиг этот график.
Как Давиду царь Саул потрафил,
Если в двух словах - Здесь вам не тут!



 
Глава 18. Козни Саула против Давида

К овцам, мулам, слугам, домочадцам,
Ко всему с названьем отчий дом
Впредь Давид уже не возвращался,
В высших сферах он теперь вращался,
Где одни начальники кругом.

Полюбился он Ионафану,
Царь Саул его не отпустил,
Победителя соревнованья...
Так удачно выпущенный камень
Жизнь Давида круто изменил.

Получил он власти атрибуты
У Ионафана - меч и лук.
Приодетый в форму, приобутый,
Как иной штабной индюк надутый
При Сауле был он политрук.

Действовал Давид благоразумно,
Высшее начальство не хулил,
Низший чин не оскорблял огульно,
Не гневил капризную фортуну,
И народ к нему благоволил.

Только личная царя охрана,
Состоящая из злющих слуг,
Нашептала на уху тирану,
Что Давид твой, нацепив сутану,
Был замечен в обществе старух.

Когда все с победой возвращались,
Женщины окрестных городов
С тимпанами воинов встречали,
Что они Давидом восхищались,
Ясно было и для дураков.

Про врагов пел хор многоязычный:
Тысячу убил Саул всего,
А Давид убил десятки тысяч...
Когда вам в лицо такое тычут,
Пережить обиду какого?

От таких романсов не сдержался
Царь, сказал Давиду: "Что, койот,
Повышаешь у народа шансы?
Столько получил уже авансов,
Царства лишь тебе недостаёт".

С того дня как холодом подуло,
В подозрение Давид попал,
И злой дух от Бога на Саула
(Злой от Бога - то не я придумал)
На царя несчастного напал.

Словно Грозный Иоанн безумный
Бесновался деспот почём зря.
А Давил играл рукой на струнах,
Полагаясь только на фортуну
При ужасных выходках царя.

Бес внушал царю - нужны рекорды
По уничтоженью образин.
Перебил ты всех врагов-уродов.
Нет, ещё одно осталась морда,
Как же ты её не поразил?

Царь швырял снаряд с ухмылкой лисьей,
Думая, Давида пригвозжу
К стенке, на копье моём повиснет...
А Давид, увёртливый как ниндзя,
Дважды изменял копья маршрут.

Третий раз царь бросить не решился
Дротик свой, решив, с Давидом Бог
Тот, что от Саула отступился.
Так спортсмен не сделался убийцей,
С нормативом справиться не смог.

Царь Давида стал с тех пор бояться -
Ловок, уклонился от копья,
В вере фанатичен, словно Наци,
С кем угодно может разобраться...
Нет, таких - подальше от себя.

Тысяченачальником задумал
Сделать царь Давида, но вдали
От столиц увеселений шумных.
Тот же поступал благоразумно,
И народ к нему благоволил.

Израиль весь с волостью Иуда
По Давиду сохли день и ночь,
Сделал царь тогда свой выбор трудный,
Хитрый дальновидный, но паскудный -
В жёны предложил родную дочь

Он Давиду с ненавистью тайной:
"Старшую, Мерову, ты мою
Забирай... На нас со всех окраин
Буром прут враги Филистимляне,
Победи в смертельном их бою".

Ибо сам Саул тогда подумал:
Будет пусть рука, но не моя
На Давиде, а то слишком умный,
Подсидеть меня решил без шума,
Увернуться вздумал от копья.

Но Давид сказал: "Мечтать не смею,
Ведь по правде говоря, кто я?
Род ведёт отец (я вновь балдею)
С Израиля, а не с Иудеи,
И не быть мне зятем у царя.

Дочь Саула мужу из Мехолы
Отдана была, коль не мила
Та Давиду, но с начальной школы
В пастушонка втрескалась по полной
Дочь царя другая, Мелхола.

И когда Саулу возвестили
Подростковый девичий секрет,
Царь решил женить их без насилья,
Чтобы с "без меня меня женили"
Им не рифмовался всякий бред

И не вырывался прочь истошным
Душераздирающим стихом...
Впредь святоша нас не облапошит,
И Давид из-под семейной ноши
Не сбежит повстанческим вождём.

Мелхола Давиду будет сетью,
В мире нет ещё прочней сетей.
А случись у этой пары дети,
Государство выдаст из бюджета
Вспомоществованье на детей.

И тогда рука врагов всех общих
На враге окажется моём.
Не останется в накладе дочка,
И Давиду воздадим мы почесть -
У стены Кремлёвской погребём.

Царь Давиду сообщил умильно:
"Породнишься ты со мной", сам слуг
Всех подговорил, чтоб говорили
Те Давиду, как его любили
И плевать, что бывший он пастух.

И что царь с него не просит выкуп,
А захочет зять без лишних слов
Просто вызвать у царя улыбку -
Принесёт пусть небольшую кипу
Краеобрезаний от врагов.

Сто кусочков выдаст в аккурате
Плоти крайней, пусть берёт товар
Не в анатомическом театре,
Пусть свершит Давид тот подвиг ратный,
Проявив провидения дар,

Чтоб средь гоев не убить еврея.
Все они по виду басмачи.
Как узнать, что скрыто под ливреей?
И не каждый, кто мечом владеет,
От своих чужого отличит.

В мыслях царь держал сгубить Давида,
Своего убьёт - ему ж не жить.
И Филистимляне не фригидны,
За попытку обкромсать либидо
Хоть кого поставят на ножи.

А Давид, представьте, согласился,
Чтобы зятем сделаться царю,
Обладать желанною девицей,
Он в очередной раз отличился
И врагов обрезал на корню,

Сразу двести сделал с тех отростков
Краеобрезаний, как раввин,
От простуды вылечил гундосых -
Голову отсёк и нет вопросов,
Даже руки не были в крови,

Для отчёта он царю представил
Вожделенных шкурок узелок...
Царь Давида славил, а сам в тайне
Находился в страхе чрезвычайном
От того, каков его зятёк.

Так Давид, из чувств к невесте лучших
Откусил от славы пирога,
По своей наивности дремучей,
Думая, что царь ему попутчик,
Приобрёл заклятого врага.

Но когда вожди Филистимляне
Вышли на войну, исторгнув крик,
Встретил их Давид достойно, рьяно,
Действовал разумно, без изъянов,
И в глазах народа был велик.



 
Глава 19. Неужели и Саул в пророках?

Раз монарх всех кроет как безбожник,
Не стесняясь низкородных слуг,
По лицу бьёт знатного вельможу -
Объясненье здесь одно возможно,
То напал от Господа Злой дух

На царя и он бузит конкретно.
Наш демократический закон
Так гласит - когда мужик в аффекте,
То вины на нём особой нету,
И сажать такого не резон.

Скажем, мавр ревнивый, даже слишком,
Видя, что помятая кровать,
Придушил жену, зажав подмышкой,
Но при этом тронулся умишком...
Значит, дело можно закрывать.

Раз Злой дух орудие убийства
Сам вложил несчастному в персты,
Кистенём метелил всех по лицам,
То кого сажать потом в темницу,
Если Злого духа след простыл? -

Думает порою суд присяжных.
А преступник, крылья за спиной,
На скамье раскинулся вальяжно -
Был в аффекте, кто ж его накажет?
Духи в юрисдикции иной.

Но когда вам хочется до боли
Завернуть кого-нибудь в кумач,
Разрядив в обидчика обойму -
То уже не блажь, а паранойя,
Не священник нужен вам, а врач.

Говорил Саул Ионафану,
Сыну своему: "Ты ж не левит,
Чтобы мирро лить и петь осанну.
Умертви Давида... трезвым, пьяным
Ты его найди и умертви.

Дай все полномочья своим слугам
Захватить Давида и убить..."
Но любил Давида сын Саула,
И что ждёт Давида пятый угол,
Смог приятель друга известить:

"Ищет, как убить тебя, отец мой.
Берегись и в месте потайном
Завтра будь, не разрывай мне сердце,
Здесь тебя удушат полотенцем
Иль отравят кофе с коньяком.

Сам я завтра с батей в поле выйду.
В голове отец мой без царя,
Пусть узнает правду про Давида,
Что Давид наш вовсе не ехидна.
Пристыжу и, проще говоря,

Прочитаю я отцу морали..."
Шелухи словесной целлофан
С правды жизни фантиком сдирая,
С пафосом и в возбужденье крайнем
Говорил в полях Ионафан:

"Не греши, отец, Давида против
Своего раба, ведь этот раб
Не шептался с кем-то в подворотне,
Не орал в толпе при всём народе,
Что Саул, как управленец, слаб.

Пред тобой ничем не согрешил он,
Лишь полезные его дела,
Был от смерти он на треть аршина,
Сокрушил военную машину
Он врага мешком из-за угла

И принёс спасенье Израилю.
Видел это ты, плясал как все.
Так за что невинного, всесильный,
Ты решил с улыбкою умильной
Умертвить при всей его красе?"

То ли лжец Саул первостепенный,
То ли дух к нему благоволит,
Направляет копья только в стену,
Но сказал Саул проникновенно:
"Жив Господь, да будет жив Давид!"

Но опять война, Филистимляне
Вновь напали и опять Давид
Разобрался лихо с этой дрянью,
Вновь народ в тимпаны барабанит,
А Саул оплёванный сидит -

Вновь Злой Дух от Господа в Сауле
Разжигает зависти костёр.
Царь Саул срывается со стула
И летит копьё со страшным гулом
В стену, где вонзается в ковёр.

Там пастух с пастушкой резво скачут....
А теперь в картине той торчит
Остриё с попытки неудачной,
Потому что там, где прыгал мальчик,
Должен был пришпилен быть Давид.

Отскочил он от Саула скерцо,
Злому духу не хотел помочь.
От задуманного духом зверства
Дёру дал он, не успев одеться,
Убежал и спасся в эту ночь.

Царь Саул послал слуг к дому зятя,
Чтоб убить Давида в неглиже.
Библию пришлось переписать бы,
Если б женщины и после свадьбы
Не умели б думать за мужей.

Мелхола всё оценила точно,
Мужу говорит она: "Давид,
Мой отец со зла тебя прикончит,
Если душу не спасёшь ты ночью,
Рано утром будешь ты убит".

Из окна Давида вниз спустила,
Женщины сильны в любых краях,
Спрятала в постели под холстиной
Статую святого Августина,
Козьи кожи бросив, там где пах

Должен быть у спящего Давида.
За подзором как мужик храпит
Мопсик славный с носом перебитым...
Слуг послал Саул, убить бандита,
А жена - он болен, говорит.

Снова царь шлёт слуг, чтоб на постели
Кончили больного... Красный крест
Был тогда бесправен, не при деле.
Люди, убивая, не смотрели,
Кто с больничным будет, а кто без.

(Не дожили ведь до гуманизма
Патриархи тысяч с двадцать лет
И три тысячи - до формализма... )
Потрошили дом гонцы из Пизы,
Но Давида там простыл и след.

Статуя лежит на брачном ложе,
Храп собачий слышен из угла,
Где Давида пах, лишь козья кожа,
Правда, с запахом весьма похожим -
Ведь гонцы пришли убить козла.

Мелхоле Саул сказал с обидой,
Для чего меня родная дщерь
Обманула, как воды с карбидом
Мне дала, врага семьи Давида
Отпустила, где твой муж теперь?

Видя, что отец красней окурка
И Злой дух от Господа опять
Сделать из отца готов придурка,
Покривить душой пришлось дочурке
И Давида нагло оболгать.

Мол, Давид сказал ей однозначно,
А как это понимать ещё? -
Отпусти меня, коза, иначе
Утоплю тебя, как в речке мячик,
Задушу тебя своей пращой...

Убежал Давид и Самуилу
Рассказал, что делал с ним Саул,
Как швырял в него копьё, на вилы
Нанизать хотел, что было силы
(Приукрасить он не преминул).

Дело то происходило в Раме...
Донесли Саулу, что Давид
Здесь недалеко, не за горами...
Со своей упёртостью бараньей
Вновь убить Давида царь велит.

Слуги в Раму, а там сонм пророков
И над ними главным Самуил.
Все пророчествуют волей рока.
Божий Дух сошёл на слуг, сорокой
Всякий затрещал, заговорил,

Словом, все пророчествовать стали.
Не опричники, а сбор кликуш,
Вместо чем разить калёной сталью,
Разом как один запричитали
О спасении заблудших душ.

Новых царь прислал из войск спецназа
Слуг - и те закатывать глаза
Начали с пророками в экстазе.
Да крепка религии зараза,
Думал царь, косясь на образа.

Сам пошёл, но вновь метаморфоза -
Божий Дух сошёл и на царя.
Снял с себя одежды на морозе
И пророчествовал деспот грозный.
Потому и нынче говорят:

"Неужели и Саул в пророках?"
И какая в том мораль для нас?
Господу с людьми одна морока.
Хоть любой из нас не без порока,
Но к спасению имеет шанс.



 
Глава 20. Как Давид стал дезертиром

Когда недугом поразил Дух Божий
Всех присланных убить Давида слуг,
Пророчествовали все, вопя истошно,
Про будущность страны стенали вслух...
Пока в пророках пребывал Саул,
Давид от этих воплей драпанул,

К начальнику пришёл к Ионафану.
"Что сделал я? За что перед отцом
Твоим предстал я жертвенным бараном,
Скрываюсь провинившимся юнцом?
Такой ли уж зловредный я еврей,
Раз ищет царь Саул души моей?"

Сказал Ионафан в ответ на это:
"Отец мой доверяет мне во всём,
И в малых, и в больших моих советах
Нуждается и даже в чернозём
Тебя загнав, про мёртвый черенок
Писать меня заставит некролог".

Давид для убедительности клялся:
"Про то, как ты ко мне благоволишь,
Все домочадцы источили лясы.
Подумал царь, расстроится малыш
И, чтоб от слёз ребёнок не опух,
Решил приватно выпустить мне дух.

Но жив Господь, душа твоя живая,
А от моей - до смерти один шаг..."
Ионафан, чувств лучших не скрывая,
Сказал такое, аж звенит в ушах
От клятвы данной им, ввергает в дрожь:
"Скорей погибну я, чем ты умрёшь!

Чего душа твоя желает, право,
Всё сделаю, отсрочу твой конец,
Проведаю состав, что за отраву
Подсыпать приказал тебе отец..."
Ионафана выслушал Давид
И как по званью младший говорит:

"Вот завтра новомесячие, я же
У Главного обязан быть, как штык.
Меня бы отпустил ты без поклажи
На пару дней всего, а сам бы вник,
Какие планы в царской голове,
Пока я поваляюсь на траве.

Саул спохватится по мне, ответь же -
Давида в Вифлеем я отпустил
В свой род до жертвы ежегодной вешней,
Где режут скот, кровь льётся на настил...
Не пропусти ни слова, мой адепт,
В них будет приговор моей судьбе.

Когда царь скажет "Хорошо", то значит -
В спокойствии продлятся мои дни,
А если царь начнёт ругаться смачно -
То выпустил врага из западни...
Так про мою судьбу узнаешь ты -
Звезда во лбу или в гробу цветы…

А я, твой раб, желание озвучу -
Когда вина на мне тряпьём висит,
Меня ты умертви собственноручно,
Зачем к отцу для этого вести?"...
Рванул рубаху на груди - стреляй!
А не виновен - просьбу выполняй.

В ответ Ионафан: "Не рви рубаху,
С тобой не будет этого никак.
Что царь готов послатьтебя на плаху -
Свой потайной тебе я выдам знак.
И если так - бери свою пращу.
Тебя я на свободу отпущу.

За друга я продам хоть чёрту душу,
Всё выпытаю, что решил отец,
И если слово я своё нарушу,
То сам бесславный обрету конец.
Но ты и мне, когда я буду жив,
Своё благоволенье окажи.

А если смерть мои закроет веки,
Покуда жив хотя б один еврей,
От дома моего, Давид, во веки
Не отними ты милости своей,
И в час, когда врагов Бог истребит,
Не оставляй семью мою, Давид!"

Так заключил Ионафан с Давидом
Завет о том, что царь исподтишка
Не сделает Давида инвалидом,
Что не грозит ему секир-башка;
А что случись с Ионафаном вдруг,
Его семью не обездолит друг.

Ионафан до выясненья сути -
Что за козу Давиду царь припас -
Чин младший отпустил на перепутье
Подальше от монарших злобных глаз.
А после с разъясненьем, что и как,
Пришлёт ему начальник тайный знак.

По полнолунию Саул, собравши
Свой штаб, увидел, что попал Давид
В число пропавших или загулявших.
Подумал царь: "Где этот сибарит?
Наверное, очиститься свалил,
Чтоб лучше к нам Господь благоволил".

Но в мыслях у царя, как аскарида,
Тревога шевелилась за престол.
На завтра, вновь оставшись без Давида,
Почувствовал Саул, что он осёл -
Врага из своей власти отпустил...
- "Где наш Давид? - начальника спросил -

У нас ведь день собранья - это праздник,
Приличный стол, буфет, затем банкет,
К такому дню спешат без опозданий,
А зятя моего в помине нет.
Вдруг завтра сбор, учение, поход,
Что думает себе твой замкомвзвод?"

И отвечал Ионафан Саулу:
"Давид твой отпросился в Вифлеем,
Неявку не считай ему прогулом,
Назавтра он прибудет без проблем".
Казалось бы, нет зятя - Бог бы с ним.
Но самодержца нрав неукротим.

Царь обратил гнев на Ионафана:
"Негодный сын, ужель не знаю я,
Как вместе вы с моим врагом профана
Тайком решили сделать из меня?
На срам отцу и матери твоей
Сын Иессея - лучший из друзей

Твоих, наглец. Не жить ему доколе
Я для него оставлю мой престол.
Найди, схвати, путём прямым, окольным
Веди ко мне, руби, сажай на кол.
Когда на смерть твой обречён Давид,
Нет разницы, как будет он убит".

Ионафан увещевал Саула:
"Что сделал он, за что же умерщвлять?"
О том же спрут спросить бы мог акулу,
Ответа только так и не узнать…
Царя стыдить? Да как посмел, наглец?
Вновь за копьё хватается отец.

Сжать древко и не бросить - несолидно,
И вот уже копьё в сынка летит.
Тут понял сын, решив убить Давида,
Саул сметёт любого на пути.
Ионафан, обед свой не доев,
Покинул стол, едва скрывая гнев,

Пошёл туда, где в поле с повиликой
Давид скрывался, ожидал свой фант.
Стрелою, пущенной с условным криком,
Оповестил его Ионафан
О близости фатального конца.
В большой обиде сын был на отца

И вопреки всем воинским уставам
Давида в самоволку отпустил.
Тот трижды поклонился, пал на травы,
От службы регулярной закосил.
Вчерашний победитель и кумир
Из армии сбежал как дезертир.



 
 Глава 21. Юродство Давида во спасение

Пришел Давид в Номву к Ахимелеху
Без карабина, даже без ножа,
На нём ни лат нет, ни иных доспехов,
Одежда износилась и в прорехах
(Как будто Бровкин с армии сбежал

Или иной Максим Перепелица,
Чей облик сохранил Госфильмофонд,
Увековечил кадрами страницы,
Когда КПСС могла вступиться
За армию могучую и флот.

Жить научилась без партаппарата
Не самая библейская страна,
От танков перешла на самокаты...
Всё на круги своя придёт обратно,
Библейские вернутся времена).

Ахимелех тогда к Давиду вышел,
В смущении спросил: "А где праща?
Куда любезный навострили лыжи?"
Был он жрецом, про то, что видел, слышал,
Обязан был по службе сообщать

Кто новый появился в общих банях...
Всё знать про всех, но не рубить с плеча
Имел священник свыше предписанье,
И потому, как банный лист, с дознаньем
Вопросами Давиду докучал.

"Что о прибытье не прислал депешу?
С чего один?" В ответ на то Давид
Свою лапшу жрецу на уши вешал:
"Мне поручил Саул такие вещи,
Что лучше и не спрашивай, левит.

Пускай никто не знает, царь сказал мне,
За чем тебя послал, что поручил...
Солдат своих оставил я в казарме,
Нельзя мне появляться на базаре,
А у тебя припрятаны харчи.

Штук пять хлебов по случаю пришли мне,
А не найдёшь - что будет под рукой
Отдай, не жмись. Мы так с царём решили -
По случаю войны, чтоб мы так жили,
Излишки с правоверных взять мукой".

Давиду отвечал тогда священник:
"Простого хлеба под рукой - обвал,
А есть священный свежеиспеченный,
Хлеб тот достоин есть лишь очень честный,
Кто с вечера к жене не приставал".

За всех других Давид ответил строго:
"Без женщин мы чисты, здесь всё ништяк.
Из членов напрягал я только ноги,
Постель моя - канава при дороге,
Питание - засохший коровяк".

Священник дал тогда Давиду хлебца.
При этом жрец не сообщил наверх,
С какою целью зять Саула здесь был,
Какая в том была ему потребность.
А для властей сокрытье - смертный грех.

Скорей Земля вращаться перестанет,
Чем мир нас встретит без обиняков.
Заложат с потрохами поселяне.
Вот и теперь там был Идумеянин
Начальник царский здешних пастухов.

По имени Идумеянин - Доик,
Весёлый человек, наверняка.
Начальник пастухов - уже прикольно,
А то, какой был Доик параноик,
Узнаем мы чуть позже, а пока

Сказал Давид Ахимелеху: "Нет ли,
Жрец, у тебя меча или копья?
А то я здесь, хоть при царёвом деле,
Но без меча как девка на панели,
Коровка божья, мальчик для битья".

Меч, побеждённого им Голиафа,
Давид сюда сдал раньше как в музей,
Решив тогда, да сдался мне он нафиг.
А вот теперь Ахимелех из шкафа
Извлёк тот меч из тряпок и газет.

Тот экспонат, завёрнутый в одежду,
Вручил Давиду, тот аж задрожал,
Прижал к груди предмет геройский нежно.
Уверенный в себе вдоль побережья
Давид к царю Анхусу убежал.

Царь Гефский в благодушье был умильном -
Саул ослаблен, дело на мази.
Но слуги в один голос говорили:
Не это ли Давид из Израиля,
Что наших десять тысяч поразил?

Давид в испуге, видит плохо дело,
Прикинулся, что Сербского клиент -
Внушеньем ток он пропустил по телу,
Припадки стал изображать умело.
Лицо дебилу - лучший документ.

Давид царю Анхусу рожи строил,
А дверь так просто чуть с петель не снёс,
Пускал слюну, держали его трое.
Хвалился он, что обесчестил Трою,
Где поимел Елену в полный рост.

Провёл Давид вкруг пальца контрразведку.
Сказал Анхус на слуг, что те нули:
"Да сами вы, видать, умом некрепки.
Знать, сумасшедшие у нас столь редки,
Что вы ко мне придурка привели

Юродствовать, блажить передо мною,
А то своих мне мало дураков.
Я дверь в свой дом такому не открою...
Так с выдумкой безумною про Трою
Остался жив Давид и был таков.



 
Глава 22. Подстава со стороны Давида

Бежал Давид в пещеру Одолламскую.
Услышали про то его братья
И проявили солидарность братскую -
Присягу, по их мнению, дурацкую
Сменили на свободу бытия.

Пришли к нему туда с детьми и с жёнами,
С собою привели весь дом отца.
Примкнули к ним другие притеснённые
Обиженные властью, забубённые
Еврей, хохол, татарин и кацап,

Все должники, на плаху обречённые,
Растратчики и дурни от сохи.
Возникло так властями запрещённое
Формирование вновь испечённое,
Четыре сотни гопников лихих.

Пошел Давид в Массифу Моавитскую,
Где жил иной этнически народ,
Царя их попросил - пусть их правительство
Родителям его даст вид на жительство,
А он и без прописки проживёт.

Отца и мать пристроил, сам в убежище
Сидит Давид, в изгнании закис
От безысходной скуки и безденежья.
Но Гад пророк пришёл к мигрантам в лежбище
И проявил квасной патриотизм.

"Ступай-ка в землю ты, Давид, Иудину,
В чужом краю невесело плясать".
Сепаратист тогда внял слову мудрому
И в лес Херет явился в полнолуние
(Тогда ещё водились там леса).

Саул услышал про Давида с бандою,
Что этот экстремист и боевик
Проник в их лес нежданно и негаданно.
Теперь на красотищу первозданную
С семейством не поедешь на пикник.

Держал Саул в руке не палку лыжную -
Копьё сжимал, как воин на плацу.
Сидел под дубом в Гиве царь обиженный
И выглядел поникшим и униженным,
Что самодержцу явно не к лицу.

(Здесь нашего я вспомнил убиенного
Романова с милейшею женой,
Характера добрейшего, отменного...
Но правил он страной не по-военному
И кончил всё гражданскою войной).

Саул сидел, за жизнь страдал и плакался,
Слуг попрекал, обняв своё копьё...
(Нет, чтоб двух-трёх поставить каракатицей
Да выпороть вожжой, задравши платьице,
Иль в рыло дать, как поступал наш Пётр).

"Послушайте, сыны Вениаминовы.
Сын Иессея, может, а не я
Вам даст поля, деревья с мандаринами,
Устроит вам житьё-бытьё завидное?
Что ж в сговоре вы все сгубить меня?

Когда мой сын стал с Иессея выродком
Якшаться слишком и дружить Вась-Вась,
Никто из вас тогда по полной выкладке
Не сдал его и, думаю, под пыткою
Давида и сегодня не продаст.

Не жалко вам меня, и с вами грустно мне.
Сокрыли вы событий тайный ход,
Когда сын хунту на отца науськовал,
Папашу познакомил с мамой Кузькина
В надежде совершить переворот.

Где сыскари, ведущие дознание?
Где анонимки и доносы где?
Предатели..." - Саул стенал в отчаянье,
Когда не Доик бы Идумеянин, то
Совсем царь веру б потерял в людей.

Начальник пастухов Саула выступил
Вперёд тогда и так сказал: "Мой царь,
Позволь перед тобой открыть мне истину,
Как уличён был мной в измене низкой твой
Служитель культа, жрец и пономарь.

Особое имел я удовольствие
Сам лицезреть, как твой Ахимелех
Дал сыну Иессея продовольствие,
Как будто тот ему ближайший родственник,
Дал освещённый хлеб простого сверх,

Меч Голиафа, эрмитажной редкости,
Дороже чем Малевича Квадрат,
Отдал Давиду для его коллекции...."
(С тех пор так и остался в неизвестности
Бесценный тот музейный экспонат).

Взбешённый царь призвал весь дом священника,
Отца его, к царю они пришли
Ответ держать за этого бездельника
Давида, а теперь ещё изменника...
Саул им начинает дело шить:

"Так для чего с мятежником ты в сговоре
Заклятому врагу вручил хлеба,
Вооружил... Да вы мне просто в горле ком,
Служители кому? Бурды прогорклой вам
Вовек теперь хлебать не расхлебать..."

И отвечал Ахимелех с достоинством:
"Когда Давид твой в дом пришёл ко мне,
Небесное тогда спросил я воинство -
Кто из рабов, как не Давид, в покорности
Царю, и с кем он состоит в родне?

Тебе он зять, а это ли не алиби?
Мне сообщил, что послан он царём
С заданием секретным в место дальнее,
И если мы хлебов ему не дали бы,
Весь дом наш оказался б разорён.

Давиду меч, музейное оружие,
Вручил с возвратом я по накладной.
Для тайного задания вещь нужная,
Порубит на куски, сослужит службу и
Вновь экспонат вернётся в дом родной.

Когда бы знать! Да разве против власти я
Пошёл бы, стал бы Бога вопрошать
За сына Иессея? - Дескать, здрасьте вам!
Зачем священнику менять династию?
То вере не добавит ни гроша..."

Но для сатрапа жизнь - монета медная,
Сказал Саул: "Ахимелех, ты сам
И твоего отца дом весь немедленно
Быть должен предан смерти. Преднамеренно
Сокрыли вы Давида. По лесам

Теперь гуляет со своею бандою
Отступник этот (или отступник?
Да нет, отступник). Нет с бандитом сладу мне,
Не насладиться впредь лесной прохладою,
Не съездить между делом на пикник.

Ступайте же, мои телохранители,
Опричники, секьюрити, братки,
Убейте этот клан богослужителей,
Висит на нём проклятие сокрытия,
В пуху у них свиные пятаки".

Но рук на убиение священников
Поднять тогда не смог царёв Спецназ,
А стушевался в страхе и в смущении,
Что жизнь свою закончит без прощения -
Указ царя пред Богом не указ.

Тогда Саул приказ жестокий Доику
Отдал - Ступай и клан тот умертви!
Карт-бланш на зверство выдал параноику.
Жрецы, их жены, дети - все покойники.
По локоть руки Доика в крови.

Напал Идумеянин на служителей
И умертвил аж восемьдесят пять
Мужей одних в льняных ефодах вышитых.
Скот перебитый в кучу кто сложить бы смог -
По высоте то было б в два копья.

Один Ахимелеха только спасся сын,
К Давиду убежал Афиафар,
Про месть Саула рассказал ужасную.
С царёвым спецзаданием напраслина
Подставила весь город под удар.

Давид в беспечности своей раскаялся,
Ведь знал - Идумеянин донесёт,
И царь Саул в своей маниакальности
Пойдёт на омерзительные крайности,
Ахимелеху отомстит за всё.

Дрожащего под конскою попоною
Афиафара спрятавши в лесу,
Давид признал свою вину огромную:
"Я погубил священника и дом его,
Так хоть его наследника спасу".



 
Глава 23. Давид главарь бандформирований

Израилю добавилось забот -
Филистимляне на Кеиль напали,
Подворья расхищают, тащат скот,
Ведут себя на редкость криминально.

Давид у Господа тогда спросил
Впрямую, никакого спиритизма,
Ведь Бог тогда к нему благоволил:
"Идти ль мне на врага спасать отчизну?

Когда враг гумна разоряет, скот
Кнутом по морде лупит неумело,
Сидеть ли мне, воды набравши в рот?"
Господь Давиду отвечал по делу:

"Иди, Филистимлян ты разобьёшь,
Слаб гарнизон у них сейчас в Кеиле".
Но бывшие с Давидом, как бабьё
Расхныкались и слабость проявили:

"Когда боимся в Иудее здесь
Мы тени собственной в лице Саула,
Какой резон к Филистимлянам лезть?
Они же нас в ярмо впрягут как мула.

Филистимлян нахрапом нам не взять,
С их ополчением не нам тягаться..."
И к Богу вопросил Давид опять:
"Идти мне на Кеиль или остаться?"

Вновь отвечал ему Господь - "Идти,
Использовать внезапность нападенья.
Людей тебе поможет убедить
Харизма, вера, сила убежденья".

Пошёл тогда Давид с людьми в Кеиль
И победил, спас жителей Бердянска.
На много миль тогда стояла пыль,
Когда Давид гнал скот Филистимлянский.

Ведь сам он был когда-то пастухом...
Откуда взялся скот? Я так подумал -
А может, просто с собственным скотом
Пришли враги громить чужие гумна?

Авиафар принёс с собой ефод,
Ахимелеха сын знал все обряды.
И славил Вседержителя народ,
На радостях вопил и пил изрядно.

Саулу донесли весть про Кеиль.
"Бог отдал в мои руки проходимца"
- Сказал Саул, собрал весь Израиль,
Сгубить вновьиспечённого любимца.

"Закрылся он сейчас наверняка
В том городе, ворота на запорах...
Пусть веселится он из пустяка
И нас дождётся... Ничего, мы скоро".

Про замысел царя Давид узнал,
Авиафара он призвал в ефоде,
С ним к Богу обращался допоздна,
Ответы записал на диктофоне.

"Ответь, в Кеиль прибудет ли Саул
И город разорит, придя за мною?
А тот народ, что раньше спину гнул,
Отдаст ли он меня царю без боя?"

Сквозь белый шум космический и гул,
Шипенье из-за качества плохого
Услышали они: "Придёт Саул,
Народ предаст, а что - ты ждал другого?"

Давид поднялся, с ним бойцов с шестьсот
Покинуло Кеиль пока не поздно,
Ходили, где могли, а с ними скот
Тащился, приторочен у обоза.

В безлюдных и нехоженых местах
Скрывали беглецов пески, отроги.
Сильней чем голод гнал скитальцев страх.
В пустыню Зиф отряд попал в итоге.

Саул искал Давида, самосуд
Ему устроить, душу с тела вынуть.
В пустыне Зиф тот прятался в лесу.
Лесистой оказалась та пустыня.

Саул готовил сети и капкан,
Но Бог любимца своего не выдал.
Зато Саула сын Ионафан,
Минуя все посты, нашёл Давида.

Пришёл мальчиш-плохиш и укрепил
Давида упованием на Бога,
Сказал: "Не бойся, тернии, репьи
Даны тебе для раны неглубокой.

Товарищ верь, отец мой, царь Саул
Отстанет от тебя, минует лихо,
Свидетелем мне этот саксаул,
Что самодержцем быть тебе великим.

Объединишь Израиль. Над тобой
Монотеизма водрузится знамя.
У Господа с Саулом вышел сбой
И мой отец о том прекрасно знает.

Недолго гнать ему своих коней,
Он сам коньки отбросит очень скоро.
Персоной первой станешь ты в стране,
А мне второю быть, твоей опорой".

И заключили меж собой завет
Пред лицем Господа они, как братья...
К Давиду у меня претензий нет,
А вот Ионафан, как есть - предатель.

Здесь загляну я чуточку вперёд,
От нетерпенья Библию листая -
Давид и вправду на престол взойдёт,
А вот Ионафан вторым не станет.

Погибнет он с отцом в бою одном,
Не быть ему впредь ни вторым, ни первым,
Бог по большому счёту тем концом
Двурушничеству даст оценку - скверно.

Пришли Зифии из пустыни Зиф
К Саулу, мол, Давид с его обозом,
Скотом, людьми, как первобытный скиф,
Несёт для экологии угрозу.

"Сам в недоступном месте на холме
Скрывается в лесу, координаты
Мы помним наизусть, скажи Ахмет..."
И кроки подтвердил зифий лохматый.

В карательный поход идёт Саул.
Как главаря всех бандформирований
Давида электрический ждёт стул.
Но здесь его спасли филистимляне,

Напали на Израиль как всегда.
Саул вернул войска пока не поздно.
Борьба за власть - не главная беда,
Когда из-за бугра идут угрозы.



 
Глава 24. Как Давид Саула не убил 

От народа, что ему подгадил,
Из пустыни Зиф ушёл Давид,
В безопасных жил местах Ен-Гадди
Там, где при последнем камнепаде
Ротозей случайный был убит.

Царь Саул с войны вернулся вскоре,
Нападенье вражье отразив,
Зятя стал искать, послал дозоры,
А ему - Да он подался в горы,
Камни там тягает, как Сизиф.

Взял Саул три тысячи отборных
Из всего Израиля мужей,
Головные выдал им уборы
И - Вперёд! - по узким коридорам
Брать врага на верхнем этаже.

По горам, живут где только серны,
Шёл Саул, наткнулся на загон
Там овечий, рядом с ним пещера...
Камнепады действуют на нервы,
Воины снуют со всех сторон,

Чтоб Давида им поймать с поличным
И поднять мерзавца на копьё...
Царь уединиться место ищет
(Залежалая со склада пища,
Видно, дело сделала своё).

Для нужды зашёл Саул в пещеру.
Писсуары, ценник, что почём,
И старуха, злая как мегера.
Сталактиты действуют на нервы,
Словно это камень мочевой.

В глубине кого-то черти носят -
То Давид в укрытии с людьми...
Но Саул про то не в курсе вовсе,
Плащ военный с плеч небрежно сбросил
И повесил прям на сталагмит.

Гномы подземельные шептались,
Говоря Давиду: "Вот он шанс
Твой брутальный, для царя фатальный.
Садани ж Саулу капитально
Между глаз, пока он к нам анфас.

День настал сегодня, о котором
Говорил Господь - вот я предам
В твои руки лиходеев свору,
Сдам тебе злодеев без разбора
Всех, кому желаешь ты вреда".

Встал Давид и край одежды верхней
У Саула отчекрыжил вмиг.
Но увидев на плаще прореху,
Стало ему как-то не до смеха,
Вещи портить с детства не привык.

Передать Давида чувства сложно,
Лишь слова могу я повторить:
"Трогать мне царя - себе дороже,
Ведь не зря ж помазанник он Божий,
Чтобы взять так просто и убить.

В компетенции он только Бога,
И не нам судить его ваще..."
А Саул встал вышел на дорогу
И пошёл себе тропой пологой
С дыркою, прорезанной в плаще.

Выскочил Давид с пещеры пулей,
- Подожди - кричал царю вослед,
А догнавши в ноги пал к Саулу:
"Что речей ты слушаешь огульно,
Будто я тебе замыслил вред?

Только что с твоей большой нуждою
Был ты беззащитнее чем злак.
За твоей я прятался спиною
Со своею дикою ордою.
Целиком ты был в моих руках.

Да хранит Господь царя промежность.
Пощадил тебя я в этот миг,
В знак того, люблю тебя как нежно,
Лишь отрезал краешек одежды,
Что повесил ты на сталагмит.

На царя руки своей помпезной
Я не подниму, скорей на нож
Сам паду, нет, лучше брошусь в бездну...
Вот тебе кусок, что я отрезал,
Ты к плащу опять его пришьёшь.

Видишь ты, что нет во мне коварства,
Зла в руке, за пазухой камней,
Ни мздоимства нет, ни интриганства.
Что ж меня обрёк ты на мытарства
И желаешь, царь, души моей?

В заблужденьях мести безрассудной
Как меня ты грозно ни карай,
За грехи тебя лишь Бог осудит.
На тебе руки моей не будет,
Разве что одежды срежу край.

Беззаконие от беззаконных
В мир исходит, я же не берусь
Приговоры вешать беспардонно,
Ибо беззаконие бездонно
Там, где в судьях над орлами гусь.

Царь Израильский, кого ты вышел
Догонять? За кем, за мёртвым псом
Гонишься? Блохою никудышной?
Меж тобой и мной один Всевышний
Наше дело разберёт потом.

Что спасусь от рук твоих, я верю..."
Слушая Давида крик души,
Поначалу был Саул растерян,
Широту души его измерив,
Сам потом расплакался в тиши:

"Твой ли это голос, сын Давид мой?
Оказался ты правей царя -
За поступок мой неблаговидный
Не убил меня ты всем на диво,
Лишь слегка попортил мой наряд.

Кто врага, в момент уединенья
Отловив, отпустит в добрый путь,
А не будет бить до одуренья?"
(Вспомнил я, как Волю с наслажденьем
Вздумали в клозете парни вздуть.

Не Саул, конечно, мелковат он,
Этот Павел, даже не еврей.
Потому должно быть маловато
Пошляку навешали ребята,
А напрасно, надо бы полней).



 
Глава 25. Давид и Авегея

Самуил священник в Раме умер.
Был высокий он авторитет,
При царе Сауле в ихней Думе
Возглавлял Духовный комитет,

Что-то типа нашего Синода.
Волю Божью жрец тот сотворил -
При большом скоплении народа
Он Саула выдвинул в цари.

Оказался выбор тот поспешен.
С верой недобор был у царя,
Был к тому же он слегка помешен
И копьём швырялся почём зря.

Неврастеник, впавший в паранойю.
Что с таким диагнозом ловить?
И уже за царскою спиною
Вырос претендент его Давид.

Проявлял особое он рвенье.
В Раме с честью погребли жреца,
И Давид при этом погребенье
Отстоял молебен до конца

И пошёл в Фаран по солнцепёку.
Был там некто богатей Навал,
У него добра скопилось столько,
Сколько наш чиновник не украл.

Коз - аж тысяча, овец в загонах -
Вообще три тысячи голов
(Видно, для сокрытия дохода
Счёт шёл без баранов и козлов).

Некто жил в имении, не пришлый,
Стриг овец, рубил своё бабло.
Был, подобно нашим нуворишам,
Человек жестокий, нравом злой.

Всё как в нашей жизни - с богатеем
В браке с туповатым наглецом
Проживала некто Авигея,
Женщина красивая лицом,

Умная и с формами тугими...
Услыхал Давид - стрижёт овец
Богатей - решил его за вымя
Подержать - пусть делится подлец.

Подозвал Давид мальчишек крепких,
Вразумил и наставленья дал:
"На Кармил пойдёте вы на стрелку,
Где от жира бесится Навал.

Вы ему добавьте этикета,
Мол, Давид приветствует твой дом,
Да хранит Господь твои гешефты,
Ты стриги овец, мы подождём.

И не подожжём - без шуток можно?
Пацаны, ведь это не наезд.
Он не куст, а вы не внедорожник,
Уроженцы вы окрестных мест.

Не чеченцы вы, не Аморреи,
Чтоб бежал от вас он за версту.
Вы такие же как он евреи,
Но всегда на боевом посту

Не на трудовом, но вы - бригада,
Ваше дело - денежки грести
(На Мосфильме так подонков банду
Режиссёр однажды окрестит.

Что посеет, то пожнёт он лично,
Когда сын в тюрягу загремит.
А пока, как действовать прилично,
Бандюков науськивал Давид).

Взяв за вымя дойную коровку,
Обоснуйте выставленный счёт.
До того, как жмот пойдёт в кладовку,
Сообщите, что у нас почём:

Землячок, вот ты стрижёшь овечек.
Пастухи твои пригнали скот.
Обошлись мы с ними без увечий,
Без обид, скорей наоборот,

Били если, то не слишком шибко.
Тем, кто приезжал овечек красть,
Джипам мы прокалывали шины,
У абреков пришлых мы не раз

Отбивали скот на перевале,
Сохранили стадо, цоб-цобе!
Мы тебя конкретно крышевали,
Заслужили право на обед.

Дай же ты рабам твоим и сыну
(Звать Давидом, коли ты забыл),
Что найдёт рука, вручи посыльным,
Возложи поклажу на кобыл -

Говорил Давид - и дело в шляпе..."
Так ребята, в нови для мальцов
Без наезда, ругани, нахрапа,
Завалились с миром на крыльцо,

Прихватили толстого за вымя
И умолкли... Взвился аж Навал -
Что ещё пред ним за центровые,
Кто ему сей сброд нарисовал?

"Кто такой Давид, сын Иессеев?
Много беглых от господ своих,
Что не пашут зябь, семян не сеют,
А пожрать готовы за двоих.

Неужели мне хлеб, воду, мясо,
Припасённое для тех людей,
Что стригут овец, не точат лясы,
Просто так отдать без трудодней?

И кому отдать? - Кого не знаю..."
Разом оборвал наезд Навал,
Выставил братков. Они канают
Взад к тому, кто их сюда прислал.

Ранее с Давидом также подло
Обходился разве только царь.
Отомстить тогда решил по полной
За ребят униженный главарь.

Приказал сурово: Опояшьтесь
Вы мечом! Сам меч приладил свой.
С ним четыре сотни ждут отмашки
Учинить погром и мордобой.

Двести при обозе оставалось
Тех, кого не взяли на блицкриг...
Авигею же, жену Навала,
Известил там кто-то из своих:

"Днесь Давид прислал к нам из пустыни
Мирных с предложением послов,
А Навал и люд при господине
Встретили их хуже драных псов,

Кучер хвост так не дерёт кобыле.
Выставил Навал их за порог.
А они оградою нам были
От разбойников с больших дорог.

Их главарь теперь, Давид известный,
Смерти нас за скаредность предаст.
Голиафу он так камнем треснул,
Что на попу натянулся глаз.

Ты умна, скажи, что делать быдлу,
Как беду нам отвести рукой?
Наш хозяин злой и тупорылый,
Говорить с ним пользы никакой".

Авигея, от таких известей
Офигев, сложила на ослов
Пять сушёных мер, буханок двести,
Сто изюма связок, двести смокв

И вина взяла с собой, конечно,
Грациозно плюхнулась в седло,
И к Давиду отвалила спешно,
Мужу не сказав, что он хамло,

Скряга, сволочь и дурак в придачу,
Погубить решил весь дом, кретин...
Если муж Навал, Джамал - всё хачик -
Кто жене так думать запретит?

Сидя на осле, она спускалась
По тропе извилистой крутой.
Вниз её столкнуть пытались скалы,
Ветер завывал за упокой.

А навстречу ей как по заказу
Шёл Давид с отрядом, злой как чёрт,
А причиной той - Навал-зараза,
Этот кого хочешь допечёт.

Встретились они. Давид: "Напрасно
От набегов охранял я дом
Человека неарийской расы.
За добро он заплатил мне злом,

На харчи посыльных моих кинул.
Я найду, как хама наказать.
Научить приличию скотину
Оснований хватит за глаза.

Ничему, что в доме вашем ценно
Из того что вам принадлежит,
Не остаться целым. Даже стенам
Разрушений тех не пережить.

Разнесу я в щепки туалеты,
Приживалам всем воздам вполне,
Не оставлю в доме до рассвета
Никого мочащимся к стене".

От таких приветствий офигеет
Кто угодно... От таких угроз
Спешилась поспешно Авигея,
Пред Давидом пала в полный рост

И к ноге его припав щекою,
Говорила: "Добрый господин,
Не бери ты в голову пустое,
На земле безумный не один,

Так прости Навалу его злое.
Он же болен, в имени его
Не прописано ничто иное
(С арамейского здесь перевод).

Руку удержи свою от мщенья.
Кровь невинных - это не моча,
Испытать такое облегченье
Недостойно даже сгоряча.

Я раба твоя, прости, не знала,
Что прислал послов ты про харчи.
Хлеба собрала тебе я, сала,
На ослах, чтоб вас не огорчить

Привезла. Бери с ослами вместе.
Набивайте ваши закрома.
Извини рабы твоей бесчестье,
Что послов не встретила сама.

Господину моему дом твёрдый
Бог устроит (господин - Давид,
А Навал её не в меру гордый,
Груш объевшись, рядом полежит).

Войны Господа ведёт воитель.
В узел жизни связана душа
У того, кто будет победитель,
А у проигравших - ни шиша.

Бросит души их Господь пращою,
След их жизни смоется дождём.
А Давид, правитель наречённый,
Станет над Израилем вождём.

Впредь ему не будут огорченьем
Мальчики кровавые в глазах.
Бог убережёт его от мщенья,
И раба не будет на бобах.

Милость ей свою Давид окажет.
Узы Гименея - не хомут.
От супруга он жену отмажет,
И Бог в помощь доброму ему".

Женщину воитель успокоил,
Осушил лицо её от слёз.
Словно камень был он твёрд рукою,
Сердцем же - податливый как воск.

Отвечал он будущей невесте:
"Бог наш - воплощенье доброты,
Раз меня Он уберёг от мести
Тем, что предо мной явилась ты

И спасла от славы злой Аттилы,
Развела движение планет.
Не дала ты мне в сердцах на вилы
Всех поднять мочащихся к стене".

Принял все дары Давид с ослами
Вместе, что пригнала госпожа,
Снедью нагрузив тайком от хама...
Женщину негоже обижать -

Думал так Давид, когда обратно
Авигею к мужу отослал,
И чтоб ехать было ей приятно,
Посадил на лучшего осла.

Возвратилась в дом свой Авигея.
Там Навал весёлый и хмельной,
Без особых, видимо, трагедий
Бегство пережил жены родной.

В доме пир горой, Газпром как будто
Отмечает сотый юбилей.
Как страну обули, каламбурно
Черномырдин шутит у дверей.

Приглашён он потому что раньше
Был косноязычен Моисей.
Неспроста во рту сплошная каша,
Чёрный Мыр на всех хранит досье -

По какой протекции сверх льготно
Свой кошель набил какой упырь...
Что узнал про власть до подноготной,
Мыр не скажет - потому тыр-пыр.

На корпоративе до икоты
Пьют, гламурных штучек не стыдясь.
Голая Собчак спешит из торта
Выставить срамное напоказ.

Нувориш в тот срам с особым шиком
Портмоне засунуть норовит.
Тот, кто вообще не вяжет лыка,
Лижет сзади ей, авось стошнит.

Весело на сердце у Навала
Было. Очевидно, потому
Обошлась супруга без скандала,
Очутившись вновь в своём дому.

Пьяного супруга уложила,
Где была - конечно же, молчок.
Как она Давида ублажила,
Лучше бы не знал муж-дурачок.

Но к утру, как только протрезвился,
Всё ему поведала жена.
К потолку Навал вначале взвился,
С криками - какого, мол, рожна...

Но потом вдруг ликом омрачился,
Весь окаменел, стал как кирпич,
От переживаний обмочился.
Так разбил Навала паралич.

Десять дней жену Навал промучил.
За грехи Бог в ночь его прибрал.
А Давид про тот счастливый случай
До утра уж знал, как будто ждал.

В смерть молва добавила накала -
Мужа не преклонные года,
Может быть цыганистого кала
Съел Навал чуть больше чем всегда?

Вскрытье показало - это сердце.
Верить мы диагнозу должны,
Но каких муж снадобий объелся,
Не спросить ли это у жены?

Почему так быстро от Давида
Брачный до вдовы дошёл контракт?
От подобной партии завидной
Может отказаться лишь дурак,

В смысле дура... Здесь не этот случай.
Отписав Давиду по уму -
Я навек твоя, Бесаме муче* -
Авигея съехала к нему,

Прихватить с собой не преминула
Всё, что ей сгодится для услад...
Ну, а бывшую жену Саулу
Сдал Давид, хоть та его спасла,

Вытолкнула в ночь в окно из дома,
Когда в дверь за ним ломился взвод.
И теперь отец её другому
Замуж отдал, вроде как назло.

Здесь ещё для многожёнцев наших
Есть привет из прошлого - Псалтырь
Разрешая всем жениться дважды,
Не ссылал жён бывших в монастырь,

Не травил, как Ваня, грозный очень...
Многожёнцам ставлю я на вид -
Если вы до женщин столь охочи,
Помните одно - вы не Давид!



 
Глава 26. Не курочьте птичьи гнёзда

Уж не знаю, чем Зифеи так Давида невзлюбили,
Разве что его евреи распоясались дебильно,
Ведь Давид по всем пустыням не один ходил - с обозом.
Вот они и шухарили, разоряли птичьи гнёзда.

Возмущённые Зифеи, лишь Давид нарисовался,
Донесли царю келейно, что Давид у них скрывался:
"С ним мальчишки из рогаток разоряют гнёзда птичьи..."
С рук спустить такое гадко, даже как-то неприлично.

Встал Саул, пошёл в пустыню, взял три тысячи отборных
Он мужей из Израиля, чтобы всыпать непокорным,
На спине задрав рубашку наказать народ беспутный,
А Давида бить с оттяжкой, как зачинщика всей смуты.

В той угрозе убедившись, испугавшись чрезвычайно,
Сам Давид уже, как ниндзя, в стан к царю явился тайно.
Было в нём, я полагаю, сверхъестественное нечто,
Мастерством ходить по грани овладел он безупречно.

Третьим глазом, данным свыше, мог увидеть сквозь преграды
Что за ширмами творится, хоть смотреть на то не надо.
Место так Давид увидел в напряженье чрезвычайном,
Где Саул спал с Авениром (то его военачальник).

"Кто со мною брать Саула?" - Он спросил из интереса.
Без сомнений и раздумий "Я с тобой" - сказал Авесса
Саруинович, Иова брат по бате, парень дельный.
По накидке взяли оба, чтоб скользить незримой тенью.

В стан, где от охраны тесно, пробрались в объятьяхночи
Сам Давид, при нём Авесса, дезертир от службы срочной.
(Как без нужных документов оказаться в нужном месте
В самом главном кабинете, показал потом Вольф Мессинг.

Было то куда труднее, чем приблизиться к Саулу.
Вождь всех наций с удивленья чуть не грохнулся со стула).
Мессинга сравнив с Давидом, я б особенно отметил -
Феномены эти были одного народа дети.

С Моисея древний этнос получил от Бога милость
Отчудить такое нечто, что другому и не снилось.
При своих Давид талантах действовал весьма вальяжно -
Он проник в шатёр к сатрапу, не убив охрану даже.

Спит Саул, при изголовье лишь копьё торчит как палка.
Авенир мышей не ловит, рядом с ним храпят вповалку
Хлопцы, словно самодержцу накричались "Любо, любо..."
И вконец осоловевши вкруг царя лежат в отрубе.

И сказал Авесса тёмный: "Что нам бить царя на пару?
Пригвозжу его копьём я и не повторю удара".
Но не подхватил почина сам Давид: "Царя негоже
Убивать, тому причина, что помазанник он Божий.

Жив Господь! Пусть поразит Он деспота рукой своею.
На войне ли царь погибнет, свинкою переболеет
Иль умрёт от ожиренья - мы здесь делу не поможем.
Пусть не лучшее творенье, но помазанник он Божий.

Убивать его не будем, то не в нашей ипостаси,
А возьмём копьё с сосудом и пойдём мы восвояси.
Взял Давид сосуд с водою, что стоял у изголовья
(Не идти ж к водопроводу, если царь испить изволит).

И никто не знал, не видел, не проснулся к удивленью
(Массовый гипноз Давида нынче общее явленье).
Отошёл Давид от стана, в отдаленье встал с опаской,
И слова его набатом зазвучали громогласно.

Обратился к Авениру и призвал его к ответу,
Мол, позорит честь мундира. Авенир ему на это:
"Кто такой, что беспокоишь сон царя, откуда взялся?"
(Сам с чугунною башкою, до того вчера набрался).

"Я за жизнь царя глаголю - говорил Давид в свой рупор -
Кто с тобою будет вровень? Здесь искать такого глупо.
Ты в пределах Палестины главный, как корчмарь в таверне.
Что ж царя и господина охраняешь ты так скверно?

Приходил сегодня некто с самодержцем разобраться.
Все вы здесь достойны смерти за преступную халатность.
Вы царя не бережёте, он же ставленник Господень.
Не его ли сало жрёте? Вам трещоткой в огороде

Отгонять вороньи стаи. Где копьё, сосуд с водою,
В изголовье что стояли у царя? Какой бедою
Обернётся для народа ваша пьянка, знать несложно.
Мор, погибель - что угодно, ведь помазанник царь Божий".

Глаз продрал с таких дебатов через громкоговоритель
Царь Саул и мутным взглядом осмотрел свою обитель -
Жажда мучит с перепоя, а сосуд с водой как сгинул,
И копья нет под рукою, служку наказать скотину.

"Твой ли, сын, я голос слышу, мой Давид?" - спросил царь хрипло.
Звуки слипшиеся вышли из гортани габаритной,
Но Давид смысл понял сразу, что иного ввергнет в ступор.
Как Вольф Мессинг, он ведь знал то, что всем прочим недоступно.

Оба дар имели свыше… "Голос мой, не обознался
Царь, ответь мне, как так вышло, что врагом я оказался?
Совершил какое зло я иль за пазухою камень
Я держу, мой царь, что волен ты меня дать на закланье?

Если то по Божьей воле, для меня не будет краше
Жертвою быть благовонной от руки твоей монаршей.
Но когда здесь человечьи происки наружу вышли,
За дела свои ответишь ты пред Господом Всевышним,

Ибо, будучи в опале, не служу чужим богам я.
Тем же, кто меня изгнали, не купаться на Багамах.
Вышел ты, царь Израиля, за блохой одной гоняться -
То тебя подговорили духи, а ты рад стараться.

Паранойи бесноватой предаваться сколько можно?
Как тебе царь неповадно? Ведь помазанник ты Божий".
Пристыдил Давид Саула. И сказал царь виновато:
"Больше я грешить не буду. Возвращайся, сын, обратно.

Поступал безумно прежде, я копьё швырял, но мимо,
Впредь с тобою буду нежным, ограничусь пантомимой.
Зла тебе не буду делать, не сгубил ты мою душу.
Это ведь большая редкость, когда царь кому-то нужен.

Пощадил меня ты дважды, а на третий раз - кто знает...
Станем жить с тобой как раньше до раздора между нами.
Ублажать меня псалмами будешь ты моим полпредом
И с мулаткой на Багамах зажигать по уикендам".

Не пошёл Давид обратно, верил он царю не слишком,
Возвратил копьё сатрапу он не лично, а с мальчишкой,
А слова сказал сатрапу значимо и не пустышно:
"Да воздаст Господь по правде всем своей (особой, высшей),

Истине Его (опять же, высшей истине абстрактной,
Лишь тому она понятна, кто душой без катаракты).
То, что я царя сегодня не пронзил копьём без боя,
Сделало в очах Господних жизнь мою весомей вдвое.

Как не выбрал я мишенью возлежащего на ложе,
Так любое искушенье превозмогший превозможет..."
Эту истину мы слышим от бойца, а не от ксёндза.
Кто б донёс её мальчишкам - не курочьте птичьи гнёзда!



 
 Глава 27. За козла Белов ответит

За козла Белов ответит,
Раз героев он не чтит
И в Писание заметил,
Что совсем не в лучшем свете
Предстаёт порой Давид.

То проявит благородство -
Не пронзит царя копьём,
То на женщин поведётся
Иль в предел чужой ворвётся
Поработать кистенём.

Так ведёт себя порою -
Ангелок пред ним абрек.
Что сказать нам про героя -
Всё в нём, вплоть до геморроя,
Одним словом - человек.

Взять других, те много хуже.
У Саула нрав такой,
Хоть сдавай его в психушку,
Жизнь его как погремушка
У Давида под рукой.

Но не стал вполне геройски
Жизнь царя ломать Давид...
Так ли это? Мне сдаётся,
Что за этим благородством
Страх пред Господом стоит.

А на страхе что за вера
Осознать я не могу.
Взять Давида нам, к примеру,
Он не тронул изувера
Из симпатии к врагу,

От любви большой? Возможно,
Разобрался не вполне
Он в царя натуре сложной.
Что помазанник тот Божий
Отговорка, мнится мне.

Знал двуличную натуру
Он царя, ему ль не знать,
Прочь бежал, спасая шкуру.
А кому, скажите, сдуру
Вдруг приспичит умирать?

И сказал Давид: "Как шляпа
Мне когда-то здесь висеть
На болванке у сатрапа.
За бугор мне надо драпать,
Не показываться впредь

В Иудее. Так, возможно,
Я спасусь, в мои лета
Оторвусь по бездорожью...
Хоть помазанник царь Божий,
А собака ещё та..."

Встать и двинуть заграницу,
Если царь тебя достал,
Было, как воды напиться -
Ни посольств, ни экстрадиций
Древний мир ещё не знал.

За пределы Израиля
В Филистимские края
Голиафа победитель
На погибель шёл в обитель,
Где убитого родня.

Выбрал из двух зол, что меньше.
Не ударить в грязь лицом
Не один бежал он спешно -
При Давиде, как и прежде,
Был отряд в шестьсот бойцов.

В Филистимском граде Гефе
Он прибежище просил
У царя. Хоть был тот в гневе
По вражде к евреям древней,
Но Давиду он простил

Смерть убитого громилы.
"Пригодится парень тут -
Думал царь - а с тем служилым,
Что по случаю убил он,
Передам в Гаагский суд

Я то дело. Трибунал их
Лихо стряпает дела.
Там Давида, если надо,
Без коррупции и нала
Нам отмоют добела.

Голиаф был воин видный,
Но нарвался на шпану.
Потерять бойца обидно,
Я ж Саула и Давида
Лбами меж собой столкну" -

Так решил царь Филистимский.
Враг врага - мой лучший друг.
Этот принцип, мне не близкий,
Освящён крестом Мальтийским
И господствует вокруг.

Все, кто прибыл, их семейства,
Сам Давид и две жены
Жили в Анхуса поместье...
"А зачем нам жить всем вместе,
Мы отдельно жить должны" -

Говорил Давид по дружбе
Анхусу-царю: "Старик,
При тебе на побегушках
Я живу, а бить баклуши
В одиночку я привык.

Не сочти меня нахалом,
Я ж о будущем пекусь -
Городок отдай мне малый,
И со всем своим кагалом
Я в него переберусь".

Городок неблаговидный
Под названьем Секелаг
Анхус в дар отдал Давиду.
Уж какая здесь обида -
Слава Богу, не Гулаг.

Был ли царь масон идейный -
Не об этом разговор.
Прецедент мы здесь имеем -
За царями Иудеи
Этот город до сих пор.

(Разве что менял названья -
Вашингтон, Нью-Васюки,
Все назвать - как наказанье.
Мы ж приклеивать не станем
К Секелагу ярлыки.

Всякий раз меняя флаги,
Мы Отчизну не пропьём,
Но признаемся, варяги,
Разве мы не в Секелаге
На земле своей живём?)

Год и месяца четыре
В Филистимской стороне
Жил Давид в согласье, в мире
Примаком в чужой квартире
Добродетельный вполне.

Выходил с людьми своими,
Нападал на Гессурян
И, совсем как Муссолини,
Он вступал в конфликт с другими
С окончанием на ян,

Гирзеяне... Амалики?
Этих бил иных сильней.
Все на той земле великой
До Египта в нервном тике,
Слыша, что творит еврей,

Пребывали. А ведь жили
Сотни лет на той земле,
Пока их не посетили
Те, кто Господу служили
С Божьей меткой на челе.

Грабил край Давид нещадно,
Налетит, как смерч, в живых
Не оставит даже чада,
Черепа мозжил прикладом
И штыки вгонял под дых.

Разночтеньем толкований
Я себя не утруждал,
Что мне до иносказаний,
Если сказано в Писанье
Прямым текстом - убивал!

Забирал овец, верблюдов,
До одежд всё выгребал,
Действовал весьма паскудно
И на жизнь простому люду
Он надежд не оставлял.

Обобрав вконец несчастных,
Гнал он тучные стада.
Царь Давидом восхищался,
Без скота не возвращался
Этот малый никогда.

Племенное, не иначе,
Нечто укрепляло дух.
Когда был ещё он мальчик,
Перерезать горло смачно
Мог он, как любой пастух.

Анхус-царь к стадам овечьим
Шёл, Давида обнимал,
Прижимал к груди сердечно,
Чтоб спросить по-человечьи:
"Чай, намаялся, устал?

Где мы нападали ныне,
Чьи громили города?"
А Давид туфту задвинет,
Проведёт, как на мякине:
"В Иудее, как всегда,

Где ж ещё?..." А сам ни пальцем
Он не тронул, не убил
Из своих... Врать, пресмыкаться
Приходилось ради братцев -
Царь евреев не любил.

Не раскрылось чтоб скандально,
Что творил Давид в те дни,
Сохранялись в страшной тайне
Обстоятельства баталий,
Мягко сказано - резни.

В Геф Давид людей стадами,
Как рабов, гуртом не гнал.
Это вам не Алабама
Бить невольников ногами,
Он их просто убивал.

Не сыскать криминалистов
Описать подробно смерть
Тех, кто с ужасом на лицах
В смертный час на роговице
Всё смогли запечатлеть.

Про Давида злодеянья
Отвечаю головой.
Как написано в Писанье,
Нежелателен был крайне
Образ действия его.

Может ли бандит, убийца
Быть героем - вот вопрос,
Из пращи лупить по лицам
И при этом без амбиций
В Бога веровать всерьёз?

Получается, что может,
Жрец на то даёт карт-бланш.
Возлюбить врага? - То позже,
А пока лупи по роже
Кто по паспорту не наш.

Вырезай врага под корень
До детишек малых вплоть,
От предсмертных их агоний
Не очнёшься в преисподней,
Защитит тебя Господь.

Я ловлю жреца на слове -
Если Бог тот племенной.
Слишком много здесь условий,
Чтоб все истины усвоить,
Мне ж достаточно одной.

Бог один для всех, а значит,
Мы к Нему всегда в пути.
Слову верю однозначно.
Но жрецам себя дурачить
Я не дам. Господь простит

Мне тот грех... простил, пожалуй,
Если не таюсь, как вор,
Слов своих не прячу жало,
Если надо мной Стожары
Не погасли до сих пор.

Не тусклей чем прочим светит
Мне Творца светлейший лик...
Тем, кого их Бог приметил,
Жрец по-своему ответил,
Почему герой велик.

Грабил всех, но не евреев,
Провести сумел Давид
Ахнуса, а тот поверил,
Как безмозглая тетеря,
Что Давид антисемит.

И в достатке оснований
Было так ему считать:
"Он евреев в грош не ставит,
Их Саула обесславил,
Но повстанцам не чета.

Так налётами с разбоем
Опротивел своему
Он народу, что изгоем
Быть ему, а не героем.
Лес валить на Колыму

Добровольцем кто ж захочет?
А Давид ведь не дурак,
Не полезет в ощип кочет,
В Иудею не соскочит
Мне - слуга, евреям - враг".

За козла Белов ответит.
Церковь ведь Давида чтит,
И в музее в лучшем свете
Его статуя раздетой
Недвусмысленно стоит.

Детородный у героя
Орган ни велик, ни мал.
Не свидетель бурных оргий,
Славен тем геройский орган
Тем, что прочих доставал,

А своих не трогал вовсе.
Ублажал девиц Давид,
Лишь когда о том попросят,
Чистой веры знаменосец...
Тем Давид и знаменит.



 
Главы 28-29. Давид антисемит? Не верю!

В то время все Филистимляне
Войска собрали для войны.
А главный враг для них - Израиль,
Он не прощает слабины.

Царь Анхус так сказал Давиду:
"В тебе имею интерес.
Пойдёшь экскурсоводом-гидом.
Когда ты родом из тех мест,

Знакомы все тебе аулы.
Для разных нужд с собой возьмёшь
Бойцов, сбежавших от Саула,
Готовых всех пустить под нож".

И отвечал Давид: "Как скажешь,
Мой господин, набоб, прораб,
И ты сегодня же узнаешь,
Что может сделать верный раб".

А что имел в виду при этом
Давид - герой и патриот,
Страну любивший беззаветно,
Не всякий избранный поймёт.

Был явно царь не долгожитель,
Не самый мудрый человек,
Когда сказал: "Теперь хранитель
Ты головы моей навек.

Тебе вверяю непреложно
Я жизнь свою, мой лучший друг".
(Не станет долгой эта должность
Давида, царь умрёт не вдруг.

Своей догадкою дурацкой
Мне Господа не прогневить -
Ведь как иначе оба царства
В одно объединит Давид?)

Филистимляне ополчились,
Собрали много тысяч войск.
При них князья в высоком чине,
А сзади, словно в горле кость,

Давид с людьми. Раз ополченцы,
То кто они, возник вопрос.
Понятно всем, что не чеченцы...
И здесь последовал донос.

"Да, это корпус мой еврейский,
Средь них Саулов зять, друзья,
Сбежавший к нам, строптивый, дерзкий.." -
Царь Ахнус говорил князьям:

"При мне уже он больше года,
Худого в нём я не сыскал,
Бесстрашен и богоугоден,
Ну, хоть сейчас на пьедестал

Его веди. Клинок из ножен
Ему что чёрту кочерга,
И корм набегами подножный
От слова нож, а не нога.

Интернационален крайне.
Его не любят неспроста
В Израиле - до всех окраин
Евреев он своих достал

Налётами на их кибуцы,
Короче, парень - зашибись.
Что возражения найдутся?"
И возражения нашлись

У тех, кто служит не за злато,
И не считаться с кем нельзя.
Царю, как наши депутаты,
Ответили тогда князья:

"Как стать евреям не постылым,
Возможности найдёт Давид.
Когда он нам ударит с тыла,
Израиль всё ему простит.

Чем он умилостивить сможет
Царя Саула своего?
Да тем, что перед ним уложит
Нас мёртвых всех до одного.

С лет прошлых мы прекрасно помним,
Как гимн ему сложил народ.
В нём царь Саул убил нас сотни,
А этот - тысячи, урод.

Так шли его, царь, и не мешкай
В евреям сданный Секелаг.
Тебе грозит импичмент мерзкий
И за предательство Гулаг".

Царь Анхус подозвал Давида,
Сказал как клятву: "Жив Господь!
Ты честен и приятен с виду,
Но мил ты не для всех господ,

Для наших ты - так просто Ирод
(Это потом тебя - в музей).
Так возвратись обратно с миром,
Не раздражай моих князей".

Давид с обидой: "Что я сделал
Плохого, честно говоря,
Что не могу сразиться смело
С врагами батюшки-царя?"

Царя? Какого? Невозможно
Сказать, не прост героя нрав -
Саул, помазанник ведь Божий,
А Анхус - не пришей рукав.

Кому служить Давид в угоду
Задумал, злейшему врагу
Всего еврейского народа?
Представить даже не могу

Такого ни за что на свете.
Какой-то тайный, видно, смысл
Вложил, как мину, в строчки эти
Писавший Книгу талмудист.

Какая здесь альтернатива? -
В глаза смотреть, хвостом юлить,
Царя умаслить речью льстивой,
Чтоб выждать время и убить?

А тот Давиду: "Будь уверен,
По мне, как Ангел ты хорош,
А царедворцы просто звери,
Здесь пропадёшь ты ни за грош.

По контрразведкам измордуют
Тебя князья мои, друг мой,
Послушай песню отходную -
Бери шинель, иди домой".

Давид с людьми поднялся рано,
Забрал шинель, пошёл домой.
А с Ахнусом Филистимляне
На Изреель пошли войной.



 
Главы 30-31. Подвиг Давида и смерть Саула

Давид униженный вернулся
В свой Секелаг, с другой бедой
Не смог он курсом разминуться,
Не ходят беды по одной.

В глазах черно, куда ни взглянет,
Лишь пепелища да угли -
На город Амаликитяне
Напали и дотла сожгли.

Непрошенные гости с юга,
Едва хозяин за порог,
Нагрянули. Лишь пёс напуган
Скулит, что дом не уберёг.

Прознали Амаликитяне,
Уж кто неведомо донёс,
Давид в отъезде на заданье,
Устроили в дому разнос

Оповещённые канальи,
А женщин и всех бывших в нём
Не умертвили, но угнали
В плен и ушли своим путём,

За всё Давиду отомстили,
Хоть так герой не поступал.
Противник рабства и насилий
В полон он пленников не брал,

А умерщвлял без разговоров,
О чём бы кто ни попросил,
И действовал на редкость споро -
Плач детский не переносил.

А здесь ни одного нет трупа,
Ни жён, ни даже сыновей,
А значит, волосы рвать глупо
В отчаянье на голове.

Но поднял вопль Давид и плакал,
И весь народ с ним голосил,
Скулил побитою собакой,
Доколе плакать было сил.

И был Давид в смущенье крайнем,
Когда народ от скорби той
Хотел побить его камнями,
Забыв на миг, что он герой.

Его ж беда была сильнее,
Двух разом он лишился жён -
Ахиноаму, Авигею
С позором увели в полон.

И лишь надеждою на Бога
Он укрепился в этот час.
Откуда ждать ещё подмогу,
Когда всё разом против нас?

Согласно норме ритуальной
Давид у Господа спросил
Про пленных всех, кого угнали,
И хватит ли отбить их сил.

Спеши, преследуй и отнимешь! -
Бог дал ответ. Тогда - вперёд!
Шестьсот мужей судьбой гонимый
Давид на выручку берёт.

Поток Восорский встал преградой
(Жизнь невозможна без помех),
Форсировать его бы надо,
Но сил в достатке не у всех.

Четыреста бойцов с Давидом
Прошли сквозь воды наугад,
А двести разве что для вида
Вошли и сразу же назад,

Усталые остановились
И стали ждать на берегу,
Когда другие жён, как милость,
Вернут им через не могу.

Попался в поле на удачу
Им человек…Идти не мог
Тот египтянишка невзрачный
Поведал им за связку смокв,

Что раб он, брошен по болезни
От голода здесь умирать,
Но может быть ещё полезен,
Когда его не убивать,

Не возвращать аристократу
Хозяину, в чём дать зарок.
И он раскроет им все карты,
Где дислоцируется полк

Тот самый, что с земли Иуды
Всё умыкнул, что только смог
С собою взять, вплоть до посуды,
А Секелаг огнём пожёг.

Давид поклялся доходяге,
Что не убьёт, и накормил,
Водицы дал попить из фляги,
И тот ему все кроки слил.

Пришли. Там Амаликитяне,
Рассыпавшись по всей стране,
Пируют, с радости горланят
Судьбой довольные вполне

И празднуют свою добычу,
Других обчистив до нуля
Или под ноль. Таков обычай
Не только у Филистимлян.

Напал на них Давид лисицей,
Рубил, валил, как валят лес.
Лишь тот сумел от смерти скрыться,
Кто на верблюда смог залезть.

Четыре сотни малопьющих
Спаслось по молодости лет,
Сбежало из кровавой гущи,
Чтоб кровной мести дать обет.

Похищенное изначально,
Всех жён, детей Давид вернул
И всё, что блеяло, мычало,
С собою взять не преминул,

Гнал пред собой весь скот наличный,
Всё годное для холодца.
Все говорили - то добыча
Давида, ай да молодца.

Пришел Давид к двумстам уставшим,
Кто перейти не смог поток.
Его завидев, с криком - Наши!
Бежали люди со всех ног.

Приветствовал герой их шумно,
Как зайцев дедушка Мазай.
Но были те, кто так не думал,
Им жадность застила глаза.

Негодные те люди, злые,
Отдать готовы были лишь
С того, что в том бою добыли,
Лишь жён чужих да с маслом шиш.

"За то, что с нами не ходили,
Делиться? Это не про нас..."
От глупости той инфантильной
Давид единоверцев спас.

"Не делайте так люди, братья.
Не всяк герой, кто лупит всех.
Иной, прикованный к кровати,
Отмолит за бегущих грех.

И тыловик не хуже вовсе
Того, кто на передовой.
За помыслы Господь с нас спросит,
И мы ответим головой.

Нам за добычу передраться
Несложно, стоит лишь начать.
Кто при обозе прохлаждался
Как все получит свою часть".

Давид поставил то законом -
Всё, что захвачено, делить.
Неравноправию препоны
Пытался он установить.

Давид старейшинам Иуды
Послал с добычи куш в места,
Где сам геройствовал прилюдно
И сделал это неспроста.

Готовил почву, чтоб Израиль
Объединить в большой кулак
И врезать так Филистимлянам,
Чтоб выкинули белый флаг.

Хотя ещё в великой силе
Те пребывали, как стратег,
Давид, не строивший идиллий,
Уже готовил свой разбег.

До мелочей он план продумал
Объединения страны.
Ведь были дни царя Саула
Господней волей сочтены.

Мужи Израиля бежали.
Филистимляне их царя
В бою к горе одной прижали,
Догнали, били всех подряд,

Саула сыновей убили.
Сам царь, израненный от стрел,
Пал на свой меч в японском стиле,
К врагу попасть не захотел.

Труп обезглавленный, но царский
Евреи сильные сожгли,
С земли пришедши Галаадской,
Останки с прахом погребли

Под дубом и семь дней постились,
Царя отправив к праотцам.
Так дни Саула прекратились
Совместно с Первой Книгой Царств.




Часть 3. Давид и Соломон

Вторая Книга Царств
 
Глава 1. И про эвтаназию тоже

По смерти Саула, фигуры сакральной,
Давид, разгромивший Амаликитян,
Вернулся в свой город чуть провинциальный
И был в Секелаге два дня.

На третий к нему прибегает из стана
Саула беглец с прахом на голове
От, якобы, горя немытый, весь драный
И начал валяться в траве.

На землю он пал пред Давидом в поклоне,
Как принято было приветствовать власть
(А не повалился - считай, ты покойник,
И врежут тебе за всю масть).

"Откуда пришёл ты?" - Давид обратился
Не то к пораженцу, не то к беглецу,
А если по виду его амуниций
Судить - то к несчастья гонцу.

Таких убивали нередко, ведь нервы
Людей потерявших совсем не канат,
И кто прибегал сообщить горе первым
Был бит, словно в том виноват.

Послушаем, что сообщил слишком смелый
Давиду, какой интерес имел, в чём,
Когда приписал себе то, что не делал
Ни пикой своей, ни мечом.

Сказал он Давиду: "Бежал я из стана
Израильского, когда там гиб народ,
Три сына царя вместе с Ионафаном
Погибли. Навстречу вперёд

Я вышел к Саулу, когда тот пытался
Себя на копьё нанизать, но не смог,
Не в силах уже от врагов оторваться,
Спешащих к нему со всех ног.

Увидев меня, он позвал меня: "Кто ты,
С чего вдруг в предгорьях шатаешься здесь?"
Ответил ему я тогда неохотно:
"Амаликитянин я есть,

Гуляю..." А он: "Подойди ко мне ближе,
Убей меня, друг мой. Такая тоска
Объяла меня, что мне просто не выжить..."
Я выполнил царский приказ.

Убил я царя, ибо знал - не жилец он,
В плену порешат его без волокит.
Потом с головы сдёрнул царский венец я,
Запястье снял с царской руки,

Принёс это всё своему господину..."
Покоя сомнения мне не дают -
Зачем эту ложь прибежавший задвинул
Давиду? - Ведь знал, что убьют.

Убийство по просьбе врачами законно ль -
Поборники права подняли вопрос.
А был ли Давид эвтаназий сторонник?
Да он убивал и без просьб.

А может быть, думал Амаликитянин,
Та весть для Давида о смерти царя
Напротив приятною новостью станет,
И рвал он одежды не зря?

Тем более что, не убил он Саула,
Тот сам на свой меч, чтоб не сдаться живьём
Упал... Но какую бы ложь ни придумал
Хитрец, не пройдёт тот приём

С Давидом, не менее хитрым провидцем.
Одежды Давид разорвал, чтоб печаль
Свою показать на глазах у убийцы:
"Как смел ты? Господню печать

Сорвал ты с царя. Он помазанник Божий,
А значит, не смертным решать тот вопрос,
Как можно царя, даже если низложен,
Быстрей проводить на погост.

Что кровь на твоей голове - очевидно,
Твои же уста мне о том говорят..."
Давид приказал и убили невинным
Того, кто не трогал царя.

Когда на себя человек показанья
Вдруг начал давать, скажу мненье своё -
Заслуживает оговор наказанья
Не более чем за враньё.

Давид ли не видел подвоха в словах тех?
Да знал он про всё, потому и убил.
А жрец, всё представивши замысловато,
Подробности попросту скрыл.

Помазанник Божий и самоубийца
(Не о самураях ведь Ветхий завет)...
Так на эвтаназию красочно в лицах
В Писании дал был ответ.

Подобной развязкой я не огорошен -
Давид приказал, верный отрок убил.
Врунов ненавидел жрец, но ещё больше
Амаликитян не любил.

Саула-царя с сыном Ионафаном
(Привязанность с кем была дружбы сильней)
Оплакал Давид и сложил для тимпана
Песнь скорби с плохих новостей.

***

Краса твоя, о славный Израиль,
поражена врагом под самый корень.
Как пали сильные! Они твои
служители, защитники, герои.

Молчи земля! Пусть по твоим полям
не мчат гонцы, горланя злые вести,
чтоб необрезанных Филистимлян,
их дочерей не радовали песни,

Как пали сильные... Так не сойди
на горы дождь с небес! Полям бесплодным
Быть там, где разом оборвались дни
царя Саула. Воин бесподобный

он был. Елеем сильный щит его
помазан был. С любых высот, с подножий
без крови ненавистных воевод
Саула меч не возвращался в ножны.

Ионафана лук не мазан был
елеем, канифолью, скипидаром,
ни чем иным, но славу он добыл,
с кровавых сечь не возвращался даром.

Саул, Ионафан, сильнее львов,
орлов быстрее были вы, в походах
под небом ночевали у костров
и поровну делили все невзгоды.

Любезные, согласные во всём
вы ссорой дней своих не омрачили,
и как по жизни были вы вдвоём,
так и по смерти вы не разлучились.

О дочери Израиля, рядил
в багряницу вас царь и в золотое.
Так плачьте о Сауле, что есть сил,
рыдайте в голос - он того достоин.

Как пали сильные на брани дня!
Сражён Ионафан в тот день зловещий.
Скорблю, брат, о тебе, любовь твоя
превыше для меня любви всех женщин.

Как пали сильные любви моей,
скорблю о них и в памяти лелею.
Погиб Саул, царь лучший из царей,
И всё, что с ним помазано елеем.



 
Глава 2. Одну ведь Академию кончали

"Идти ли мне в какой из городов
Иудиных?" - спросил Давид у Бога.
"Престол свободен, без обиняков
Груз власти неподъёмный в сто пудов
Прими Давид, когда не лежебока,

Иди в Хеврон - последовал ответ
Всевышнего - там все готовы
Жить в подчиненье нашем много лет.
Да охранит тебя от разных бед
Моя рука, не будь Я Иегова".

Пошёл туда Давид, он верил снам
Или иному способу контакта
С субстратом знанья, недоступным нам,
Подобным в заблуждениях кротам,
Гордящимся своею катарактой.

С Давидом двинул весь его шалман,
Ахиноама Изреелитянка
И Авигея, редкого ума
Кармилитянка, что к нему сама
От мужа убегала спозаранку.

Законных было у Давида две
Жены при нём, а после будет втрое
Их больше, как положено главе
Большого царства, чтоб не овдоветь,
Вдовцом ходить не принято герою.

Привёл Давид своих людей в Хеврон
С семейством их, где все и поселились.
Приветствия неслись со всех сторон.
Что не с набегом к ним явился он,
Старейшины так просто умилились.

Мужей Иудиных соборный круг
Прервал этап разбоя, атаманства.
В Хеврон все заявились поутру
И с возгласами - любо, по нутру -
Помазали избранника на царство

Над домом по Иудиной родне.
По меркам всех евреев - маловато.
Другие кланы стонут в стороне,
Где враг Филистимлянин на коне
И топчет их этнического брата.

А тут Давиду кстати донесли,
Что люди с Галаада, с Иависа
Прийти не поленились издали
И труп Саула с честью погребли,
Отбив его у гадов ненавистных.

Помазанником Божьим был Саул
(Хоть и убит не без Его участья).
Послать гонцов Давид не преминул
В тот край, где объявил на всю страну,
Что всем единоверцам будет счастье.

"За верность господину своему
Благословенны вы у Иеговы,
Все под его крылом, и потому
Я с вами и в Иудином дому
От Господа царём помазан новым".

Но Авенир, сын Ниров, высший чин
Царя Саула, человек геройский,
С Иевосфеем проявил почин
И воцарил по-свойски без причин
Сорокалетнего, считай, подростка

Над Галаадом, Израилем всем,
Ашуром и Ефремом, Изреелем.
С подобных беспредельных новостей
Саула царский сын Иевосфей
Наследной властью стал, но без елея

На волосах, и рук его размах
Не увеличился с отсутствием кадила.
Без обращений к Богу на устах
При царстве продержаться на штыках
Лишь на два года хилому хватило.

Остался при Давиде только дом
Иудин, к вере истинной причастен.
Семь с половиной лет он правил в нём,
Когда междоусобицы кругом
Страну буквально резали на части.

С Маханаима в город Гаваон
Явился Авенир, военачальник.
Иевосфея слуг штабной вагон
При нём снуёт, их в этот регион
С собою прихватил он неслучайно.

На провокации большой мастак,
Хитрее подлеца представить трудно,
Давиду показать решил кулак.
Его служаки с криком - так-растак -
У Гаваонского засели пруда.

Сын Саруи тут вышел, Иоав,
Шёл не один, со слугами Давида.
На стороне другой средь буйных трав
Расположился мирно их анклав,
Мечи на них блестели лишь для вида.

Сказал тут Иоаву Авенир:
"Что воинам твоим лежать чурбаном?
Пусть хлопцы встанут, рыцарский турнир
Устроим мы для лучших из задир".
Ответил Иоав: "А что, пусть встанут".

Числом двенадцать Вениамитян
Со стороны Иевосфея встало,
С Давидовскими бились не шутя.
Две дюжины тогда Израильтян
Не за понюшку табака пропало.

Вонзили люди острые мечи,
Болтавшиеся вроде как для вида,
Друг другу в бок без видимых причин,
Но это оказался лишь почин,
Когда наружу вырвалась обида.

То место было названо Хелкаф
Хаццурим, что у пруда в Гаваоне,
Где кровью обагрилась зелень трав
От игрищ зверских. Рыцарский устав
В то время ещё не был узаконен.

А после, разделившись по родне,
Укушенные точно мухой шпанской,
Дрались  уже по-взрослому вполне…
Ведь там где двоевластие, стране
Не избежать кошмар войны гражданской.

Наказан был начальник Авенир
И слугами Давида бит нещадно.
Плевал народ на маршальский мундир,
Что нацепил тот красный командир,
Бранили его руганью площадной.

Брат Иоава, лёгкий Асаил,
Чьи ноги были как у серны в поле,
Гнал Авенира. Из последних сил
Тот убегал, но встал вдруг и спросил:
"Ты Асаил, брат Иоава что ли?

Так отклонись ты от следов моих
Налево иль направо в услуженье
За дружбу с братом. Бей, гони других,
Лупи того, кто чином не комбриг,
Возьми себе его вооруженье.

Отстань ты от меня, покуда цел,
Ну, что ты прицепился, как зараза.
Убить тебя негоже мне, пострел".
Но Асаил отстать не захотел,
И повторялось это всё три раза.

"С каким лицом я к брату твоему
Явлюсь, и где подобное бывает?
Вернись немедля к дому своему,
То мой приказ. Сошлю на Колыму.
Я за неподчиненье убиваю".

И со словами этими назад
Внезапно повернул копьё сын Ниров
И Асаила просто нанизал
За то, что тот не выполнил приказ,
Не рассмотрел петлички на мундире.

Упал и тут же умер Асаил
Косулей, вдруг нарвавшейся на вилы.
Кто мимо шёл, как вкопанный застыл.
Так многих от бессмысленных могил
Спасла тогда кончина Асаила.

Два брата павшего, Авесса, Иоав
Преследовали дальше Авенира.
Сказать ему хотели - Ты неправ
И, крови Асаиловой взалкав,
Вампиром осквернил ты честь мундира.

Догнали братья Авенира. Войск
Его состав - сплошь Вениамитяне,
Готовые вступиться за него.
Задумались тут братья - Что с того
Чья сила в новой сече перетянет?

И Ниров сын прозрел в тот поздний час,
Воззвал с холма: "Ответьте мне, доколе
Всех пожирать меч будет всякий раз?
Доколе братьев ваших, то есть нас,
Вам бить как стёкла битою бейсбольной?

Иль вам не знать последствия войны
Гражданской? Склоки, лагеря, доносы…
А вы, как по указке сатаны,
Из-за разборок отроков, шпаны
Лупцуете нас так, как бьют гундосых".

Сей довод Иоава убедил
И он сказал: "Жив Бог! А это значит,
Когда б ты утром это говорил,
Остался бы живым брат Асаил,
И ход событий шёл совсем иначе".

Трубою Иоав тут затрубил,
Остановил в момент крутую сечу.
И если кто кого недорубил
С того, что очень руку натрудил,
Меч отложил, но очень недалече.

Сраженье прекратилось. Авенир
Пошёл в Маханаим (иль в Маханаим?),
Потери по приходу оценил,
И триста шестьдесят, из бывших с ним,
Включил по смерти в список поминальный.

Из слуг Давида двадцать полегло,
Включая скорохода Асаила,
Что бросился за недругом вдогон.
Незнание петличек и погон
В тот день злосчастный отрока сгубило.

А что достопочтенный Иоав?
Добавил Авениру геморроя.
Родного брата в драке потеряв,
Израилю зато накостыляв,
Вернулся он в Хеврон почти героем.

Ещё бы, восемнадцать к одному
Имел он преимущество в убитых.
Военный гений что ли, не пойму,
В статистике подобной потому
Есть ряд вопросов, для меня открытых.

Зачем сын Ниров в эту драчку влез?
Явился в Гаваон с какой печали?
Как мог иметь подобный перевес
Его противник - милостью с небес?
Одну ведь Академию кончали.



 
Глава 3. Лицемерие Давида

Продолжалась меж домами распря.
В той соревновательной борьбе
Дом Давида рос и укреплялся,
А Саула дом топырил пальцы
И весьма с натуги ослабел.

Родилось в Хевроне у Давида
Шестеро сынов от разных жён.
Не впустую тратил он либидо.
В начинаниях любых, как видно,
Бережёный Богом бережён.

Первенца ему Ахиноама
Изреелитянка принесла.
Вслед другие отличились мамы -
Шестеро сынов, не так уж мало,
Ползунков одних куча мала.

Первенец Амнон, задира самый,
Всех сильней был в играх до поры.
В бесконечном гаме полигамном
Каждый от своей конкретной мамы
Бились дети за царя горы.

В доме же Саула, где творился
Хуже дедовщины беспредел,
Авенир зарвался от амбиций
И наложницу Саула Рицпу
Между делом как-то поимел.

Царь Иевосфей, что был назначен
Авениром на высокий пост,
Будучи взбешён и озадачен
Тем, что сделал их армейский мачо,
Пиночету задал свой вопрос:

"Как посмел к наложнице Саула
Ты войти?" Обидные слова
Он в ответ услышал. Как из дула
Гневом Авенировым пальнуло:
"Разве я собачья голова?

Милость я царя Саула дому
Оказал, знакомым и друзьям,
Защитил чертог твой от погрома.
Что же мне, всех войск твоих Главкому,
К женщине уже войти нельзя?

Или, может быть, мне надо пропуск
У тебя выписывать на вход
В огород, где опустели тропы
И плоды вот-вот готовы лопнуть?
Нынче ты, недальновидный жмот,

В грех мне ставя пошлое либидо,
Резанул связующий ремень.
Дружба наша сделалась фригидной.
И как клялся наш Господь Давиду,
Обещаю я ему в сей день:

От Саула передам Иуде
Царство и поставлю на престол
Я Давида". Видно, долго думал
Авенир до этого, покуда
К выводу подобному пришёл.

И не мог Иевосфей на это
Возразить ни слова, ибо он
Хоть и царь, а трус был несусветный,
Не имел в войсках авторитета,
И не лез, как дурень, на рожон.

Авенир послал послов к Давиду,
Чья земля там - так велел спросить -
Ведь де-юре этого не видно...
Подошёл к вопросу он солидно
Перед тем, как руку предложить

И сказать: "Давид, союз со мною
Заключи. Мне в силе равных нет.
Будет впредь рука моя с тобою.
Обратит она к тебе без боя
Весь Израиль..." Этот аргумент

Был сильнее прочих малохольных.
"Я союз с тобою заключу -
Отвечал Давид - с условьем только,
Мелхолу мне приведи на зорьке,
Дочь Саула, я с неё торчу".

Сам послов послал к Иевосфею
Так сказать: "Ведь ты ей будешь брат,
Мелхоле. Жену мою, скорее
Чем я сделаю её трофеем,
Добровольно мне верни назад.

Дочку за сто краеобрезаний
Филистимских отдал мне Саул,
За неё играл я на тимпане,
Ублажал сатрапа на диване
И оруженосцем спину гнул".

И послал Иевосфей от мужа
Мелхолу взять через десять лет,
Что они прожили душа в душу
С Фалтием. От слёз совсем опухший
Шёл тот за супругою вослед,

Уводимою назад к Давиду.
Прекратил начальник тот детсад -
Авенир прогнал без волокиты
Мужика, пока Давида свита
Не убила мужа-гордеца.

Фалтий понял всё и возвратился.
Авенир созвал всех глав семейств
Израиля, с речью обратился:
"Не бегу от ваших я петиций,
Присланных ко мне из разных мест.

И вчера, и много раньше даже,
Третьего, четвёртого аж дня,
Вы меня просили вас уважить -
Дать царём Давида. Просьбы ваши -
Руководство к действу для меня.

Израиля всех старейшин знатных
Здесь созвал я не гонять чаи,
Выберем Давида мы приватно
Самодержцем и уйдём обратно
Почивать спокойно на печи".

Вениамитянам те же речи -
Мол, Давиду следует отдать
Царский трон - вещал Главком при встрече.
Если стал бы кто ему перечить,
Рисковал умолкнуть навсегда.

Не давали в те года присягу
Самодержцу и не шли сквозь строй,
Кто кого главней, решали сами.
От царя отступник, по Писанью,
Получился чуть ли не герой.

Проведя с десятка два собраний,
Авенир к Давиду в стан спешит
Передать ему от всех окраин,
Как его желает весь Израиль,
Дом Вениаминов - аж дрожит,

Помнит, как в прудах Давиду верный
Иоав ввалил им наперёд.
Так щенки побитые, наверно,
Впредь себя ведут вполне примерно,
Когда мать им холку надерёт.

И пришел в Хеврон военачальник.
Двум десяткам бывших с ним людей
Пир Давид устроил в лучшей чайной,
Струнами наложницы бренчали,
Ничего не жалко для друзей.

Дали обещанье люди клира
Под ружьё поставить весь народ.
После слов подобных Авенира
Отпустил Давид, ушел тот с миром,
А могло ведь быть наоборот.

Вот вернулись из похода слуги
Из людей Давида, их глава
Иоав. Делёж добычи, ругань,
Как обычно... Был Давид напуган
Тем, что может сделать Иоав.

На разбой ходившее с ним войско
Разнесёт весь город в пух и в прах,
Как услышит типа шутки плоской:
Пока вы шманали недоносков,
Был здесь Иоава кровный враг,

Что убил его родного брата
Асаила. Был здесь Авенир,
Пьянствовал, потом ушёл обратно.
Не иначе с царским аппаратом
Заключил он сепаратный мир.

Всех секретарей с пути сметая,
Иоав врывается к царю:
"Совершил, Давид, я точно знаю,
Страшную ошибку, не желая
Авенира срезать на корню.

Отпустил его живым и целым,
Нет, чтоб руки выкрутить назад
Да в подвал, где ноль покажет Цельсий...
Был здесь Авенир с одной лишь целью -
Твои входы-выходы узнать

Да разведать - пребываешь в силе
Или от безделья ты ослаб.
Как нас в Академии учили,
Тем, кому не дадено извилин,
Не поможет Генеральный штаб".

Вышел Иоав, гонцов приватно
Авениру вслед отправил он
И убийцу собственно брата
Без Давида ведома обратно
Возвратил в Хеврон для похорон

(Знали все, один Давид не ведал).
Иоав встречает у ворот
Авенира, вроде для беседы,
И со словом, сука, напоследок
Бьёт исподтишка ножом в живот.

Умер Авенир. За Асаила
Отомстили подлые братья,
Иоав, Авесса, заманили
Для беседы тайной и убили...
Одному здесь удивляюсь я.

Что за идиот военачальник,
Заманить в ловушку дал себя,
Где братья вдвоём его кончали.
А Давид не ведал и в печали
Осудил горячих тех ребят,

Так сказал: "Пред Богом я невинен
В смерти Авенира на века,
И на сына Нирова судьбину
Не моя обрушилась дубина,
Не моя на нём лежит рука.

Пусть на лоб и темя Иоава
Кровь падёт, и пусть их отчий дом
Обретёт в веках дурную славу,
Пусть несчастий целая орава
Жизнь их проверяет на излом.

Семеноточивому в позоре
Суждено впустую семя лить,
Прокажённый сдастся в лепрозорий,
С посохом согбенному на зорях
Хлеб на пропитание просить.

О судьбе такой подумать страшно...
Вы же, из налётчиков, кидал,
Иоав и прочие из наших,
Раздерите все одежды ваши,
Вретища оденьте, господа".

Сам Давид пошёл тогда за гробом
Авенира, и весьма скорбел.
Лицедеем царь был бесподобным,
Всем хотел он показать особо,
Как кончины этой не хотел.

Было людям даже неуместно
О мотивах смерти той судить -
Мол, двум чреслам тесно в одном кресле,
Не в Давида это интересе
С Авениром власть свою делить.

Когда тело в землю опускали,
Царь рыдал так громко, словно брат
Хоронил сестру в гробу хрустальном.
Пока солнце не уйдёт за скалы
Он дал клятву крошки в рот не брать.

Предлагали люди хлеба с муссом
Из желанья в горе поддержать,
Но Давид держался так искусно,
Что осьмушка хлеба без надкуса
Оставалась перед ним лежать.

Проявил Давид себя мужчиной.
Приумолкли злые языки.
Стало ясно даже дурачине
То, что умерщвление случилось
Царским интересам вопреки.

С белого, пушистого кто ж спросит?
И всегда найдётся психопат
Грязный, как свинья при опоросе...
Всё, что делал царь и до, и после
Нравилось народу, это факт.

И сказал царь слугам не келейно:
"Пусть на царство и помазан я,
Не крепки ещё мои колени,
Саруи сыны меня сильнее,
Хоть и в подчиненье у меня

Иоав с Авессою. Признаться,
Я вершины власти не достиг.
Недосуг мне с ними разбираться.
Злое делающим всем мерзавцам
Да воздаст Господь по злобе их!"



 
Глава 4. Гроб об двух голов

Лишь узнал про Авенира, царь Иевосфей,
Что убили командира, в грусти и в тоске
Его руки опустились. Весь Израиль сник,
Как им жить без Авенира, до того велик -

Человек, царя назначил, как штрафной буллит
Отменил, переиначил... Сам теперь убит.
Два других в Верховном штабе было у царя
Генерала (оба гады, честно говоря).

Сыновья они Реммона, сучьи потроха,
Баана с натурой подлой, брат его Рихав.
К власти рвущихся верховной не перевелось,
Но в роду других достойных к службе не нашлось.

Отрок от Ионафана, что Саулу внук,
Был хромым, упала нянька с ним, услышав вдруг
Что в бою при Изрееле пал отец, и дед,
А ребенку еле-еле пять неполных лет.

С хромотою неприглядным рос Мемфивосфей,
Приходился ему дядей царь Иевосфей.
При малейшей передряге долго ль до греха,
Если при царёвом штабе сучьи потроха.

Братья, сыновья Реммона, Баана, Рихав
В царский дом пробрались оба, про царя узнав,
Что один он без охраны, Авенира нет.
Над пшеницею привратник в довершенье бед

Закемарил, притомившись, очищая хлеб.
Якобы чтоб взять пшеницы, волки влезли в хлев
И зарезали разиню, прямо как овцу.
Так привратник кони двинул с думой про мацу.

Поразили его братья ножиком в живот,
Убежали, вдруг от раны резаный взревёт.
Тихо умер тот, как Дмитрий, что упал на нож,
В спальню ринулись бандиты, в доме ни вельмож,

Ни другой какой прислуги, лишь Иевосфей
На постели ночью лунной спит, не ждёт гостей.
Поразили, умертвили, как у нас Петра,
Братья при Екатерине, славных два орла

Рода древнего Орловых, а как есть шпана,
Так и те сыны Реммона, Рихав, Баана
Голову Иефосвею отрубили прочь,
С этой ношей два злодея шли в Хеврон всю ночь.

Принесут они к Давиду голову врага,
Наградит он их - решили оба сапога
Пара, потому как братья, не хи-хи, ха-ха -
Из царёва аппарата, сучьи потроха.

За наградой так спешили в стан своих врагов,
Даже кровь они не смыли толком с рукавов
И сказали по прибытью, вынув свой трофей,
Пред Давидом не обмытый в кровушке своей:

"Голова Иевосфея пред тобою вот,
Недруг твой первостатейный, сын Саула мёртв.
Как искал отец, мы помним, царь души твоей.
Отомстил Господь по полной. Сын Иевосфей

За грехи отца ответил. Род исчезнет весь.
Голова Иевосфея пред тобою здесь".
Без приветствий с видом страшным встретил их Давид,
Не любил, когда рубашка у кого в крови,

Перебежчиков приблудных он терпеть не мог,
Всем расчётливым паскудам преподал урок:
"Жив Господь! Без всякой скорби жребий свой приму,
Вас, моральные уроды, толком не пойму.

Был до вас один ублюдок, радостную весть
Мне принёс про смерть Саула, был и вышел весь.
Думал он в своей отваге, как мне будет мил.
Без награды в Секелаге сгинул тот дебил.

Перед Господом не стану зря кривить душой,
Я убил его, признаться, просто ни за что.
А теперь, когда мерзавцы входят подло в дом,
Убивают домочадца служку, а потом

На постели человека режут без вины,
Неужели дольше века жить они должны?
Неужели в помощь Богу, за Его любовь,
Я не накажу ту погань за чужую кровь?

Дабы Господу не портить вид наш издали,
Истреблю я вас уродов с грешницы Земли".
Оба сыновья Реммона, сучьи потроха,
Баана с натурой подлой, брат его Рихав

Были слугами убиты и расчленены.
Руки, ноги им рубили с песней пацаны.
Тушки вешали амбалы прямо над водой,
Только ног не омывало пенистой волной.

На попутках не потея, к телу не везли
Голову Иевосфея, просто погребли
Прям во гробе Авенира. Без обиняков
Погребён в Хевроне с миром гроб об двух голов.



 
Глава 5. Всё так, но убивать-то их за что?

Пришли в Хеврон к Давиду все Израиля
Старейшины от всех колен сказать:
Твои мы кости, плоть твоя не крайняя,
Предупредить тебя хотим заранее,
Нас от тебя теперь не оторвать.

Ещё вчера, когда Саул тут царствовал,
Ты выводил Израиль и вводил...
(Сомнительные здесь ассоциации.
Позволю себе малость позлорадствовать -
То Фрейд рукой писавшего водил).

Царём узреть Давида возжелавшие
Красиво излагали мысль в те дни,
Слова струились, как шелка атласные:
"Сказал тебе Господь - ты будешь властвовать,
Пасти народ Мой. Бог тебе вменил

Над нами пребывать главой Израиля".
С Давидом свыше присланный завет
Спешили заключить вожди сакральные,
Вчерашнего изгоя их собрание
Помазалов цари. И сорок лет

Давид на царстве пробыл, над Иудою
Семь с половиной лет в Хевроне, а затем,
Монаршую влача судьбину трудную,
Он в Иерусалиме в зной полуденный
И в полночь свой окучивал гарем

Царём всего Израиля. Но прежде чем
Столицу в град святой переносить -
Не обойтись ведь с дурнем без затрещины -
Пришлось Давиду на земле завещанной
Иевусеев подлых усмирить,

Что жили до него там фон баронами.
И кто их надоумил заявить:
"Ты не пройдёшь к нам, даже огородами,
Слепые тебя выставят и хромые",
Что значит: "не войдет сюда Давид".

Не ведали они, какими бедами
Им обернётся глупость слов таких -
Давид их победил, при нападении
Хромых кололи пикой при падении
И по приказу резали слепых

Всех, душу ненавидящих Давидову.
(А собственно, за что её любить?
За внешность у Давида колоритную
Или за дом, разрушенный бандитами -
Неплохо б у писавшего спросить).

Но говорят раввины и церковники
С тех давних пор: слепой, а с ним хромой
В дом Господа, где сплошь одни угодники,
Войти не смогут, точно уголовники;
Для инвалидов есть Собес иной.

Не каждой твари истинно обрящей быть.
Здесь можно согласиться без труда.
Слепой не видит света исходящего,
С забитым носом - запаха смердящего
Не чует, хромый - вечно не туда

Идёт, бредёт, а то и просто катится
В коляске, рук и ног наперечёт.
Глухой не слышит, а горбун горбатится,
Немой мычит, а лысый не лохматится.
Всё так, но убивать-то их за что?

Осел Давид тогда во взятой крепости,
Обстроил всё снаружи и внутри
И городом назвал не по нелепости,
А чтоб народ не ёрничал из вредности,
Мол, в их посёлке водятся цари.

Преуспевал Давид и в начинаниях
Господь Бог Саваоф был рядом с ним -
Так утверждает жрец в Святом Писании.
Ведь сущность Бога вовсе не в названии,
А в сущности всего, что мы творим.

Царь Тирский, звать Хирам, к Давиду плотников
Прислал  (от гасторбайторов привет),
Построить особняк велел работникам
(А то живёшь, братан, ты хуже скотника,
Роняешь наш царёв авторитет).

Из кедров, что с собою притаранили,
Построили они Давиду дом.
Уразумел Давид, что над Израилем
Бог племенной, как клялся всем чуть ранее,
Законным утвердил его царём,

Возвысил царство ради кучки избранных,
Народа ради, что назвал своим.
Наложниц, жён Давид набрал невиданно,
За взятку, полагаю я солидную,
Всех прописал царь в Иерусалим.

Слегка устав от церемоний свадебных,
Плодить детей Давид не уставал,
Тем делом занимался непрестанно он.
По именам, что в Библии представлены,
Я больше двух десятков насчитал

Его детей, со счёта сбился точного...
Филистимляне, слыша, что Давид
На царство сел, так стали озабочены,
Что начали его аж по обочинам
Везде искать в надежде изловить.

Не стал Давид слоняться полуночником,
Закрылся у себя и ждал, пока
Его разведка донесёт всё в точности,
Какая у врага сосредоточенность,
Насколько его сила велика.

Давид по устоявшейся традиции
У Господа спросил (чем не хасид?) -
Напасть ли на врага, не оступиться бы?
Бог сверху оценил все диспозиции
И дал добро филистимлян гасить.

Царь выступил на спящих ближе к полночи
(Так думаю, Давид ведь был хитёр,
Когда приспичит, то умел и сподличать),
Разбил Филистимлян и с Божьей помощью
Взял ритуальный вражеский шатёр.

Оставили Филистимляне в панике
Всех истуканов, а Давид с людьми
На них наткнулся и с отборной бранью сжечь
Ту мерзость повелел своим охранникам,
А капище святое разгромить.

Одобрил Саваоф такое рвение,
С Давидом разработал новый план
Добить врага, но выйти не навстречу им,
А сметку проявить свою еврейскую
И шибануть с засады по тылам,

До времени скрываясь в роще тутовой,
Дождаться, когда ветер зашумит,
Подкрасться незаметно до заутрени...
Их и не ждали вовсе... Уже тут они...
Всех перебили. Да, умён Давид.

С таким вождём без помощи Всевышнего
Могли евреи вырезать врагов,
Под шум деревьев спящими чекрыжить их.
Жрецы потом в подробностях распишут нам,
Как по вершинам вёл их Саваоф.



 
Глава 6. Давид скачет перед Ковчегом

Всех людей отборных из Израиля
(Бишь, партийцев) царь собрал Давид.
Списки составлялись там заранее,
Кто в какой ячейке состоит.

Из того, кто в партактиве числился,
Тридцать тысяч лучших набралось
Активистов с помыслами чистыми,
Сердце чьё на клич отозвалось.

Жизнь полна событьями и вехами,
Не напрасно царь трубил аврал,
В Иерусалим всё переехало,
А ковчег в Ваале пребывал.

Господу на то смотреть обидно ведь...
На Давида взгляд мой непредвзят -
Лидеру всей нации продвинутой
Жить неоцерквлённому нельзя.

Городок Ваал в земле Иудиной,
А столица Иерусалим.
С федеральной власти атрибутами
Израиль един и неделим!

Саваоф и власть всегда в приятелях,
И повозка двинулась уже...
Как в любом большом мероприятии
Не могло не обойтись без жертв.

Праздники подобные нечастые.
Статус повышающий ковчег
Из Аминодава дома частного
Едет в дом казённый... Радость, смех.

Царь Давид и все сыны Израиля
Музицировали громко так,
Что коты бродячие шарахались.
Сам ковчег везли на двух волах.

Дом Аминодава на холме стоял,
А к нему дорожка, так себе,
Даже те, кто знали тропы местные,
Часто спотыкались при ходьбе.

По ухабам братья, Оза с Ахио,
Колесницу новую вели,
А волы платформу чуть не жахнули,
Наклонив едва не до земли.

В сторону ковчег чуть-чуть продвинулся,
Плохо закрепил его малец.
Исправлять ошибку Оза ринулся,
За ковчег схватился... и конец -

Правило есть, дурень стоеросовый,
Кто святыню тронет, тот умрёт.
Можно было просто все вопросы снять
И шестом ковчег подать вперёд...

В общем, Бог прогневался и Озу вмиг
Поразил. Он умер близ волов.
Не пустыми Бог силён угрозами,
А воистину Господь суров.

Не помогут добрые намеренья
Тем, кто святотатство сотворил.
Даже если ты при исполнении,
За ковчег схватился, так умри.

(Встал сейчас на место я священника,
Чья обязанность ковчег блюсти -
Если всё так строго, без прощения,
Как же дом прикажите мести?

Пыль летит вокруг, а до святыни той
Я рукой дотронуться боюсь
Даже стороной ладони тыльною...
Что на это скажет профсоюз?)

За убитого в тот день служителя
Опечалился Давид, ковчег
Не повёз к себе на местожительство,
Очень дальновидный человек.

В Аведдара дом отдал Гефянина
Он ковчег Господень, где тот был
Девяносто дней при почитании.
Аведдара Бог благословил

И весь дом его... Когда ж Давид узнал
О подобном счастье на гора,
В прозорливости своей невиданной
Перевёз ковчег в Давида град.

Торжества тот переезд означили.
Через шесть шагов вплоть до крыльца
В жертву приносили люди вскладчину
Овна молодого и тельца.

Сам Давид из силы всей пред Господом
Всё скакал, одет в льняной ефод.
Это всё равно, что голым в простыни
Без разбега прыгать на капот.

С восклицаниями, с труб звучанием
Заносили люди в град ковчег,
А Давид плясал других отчаянней,
Радость изъявляя пуще всех,

Ноги задирая, мама родная...
Мелхола, жена, Саула дочь
Из окна смотрела благородная,
Им терпеть подобное невмочь.

В сердце от презренья, отвращения
Для Давида места не нашлось...
А Давид скакал до истощения.
Как лошадка? Нет, скорей, как лось.

Жертвы всесожжения и мирные
Господу принёс Давид в тот день,
Мясо с хлебом нищему и сирому
Было раздавать ему не лень,

По куску за Саваофа каждому,
По лепёшке... Все ушли гуртом
Всяк в свой дом. Давид с глазами влажными
Возвратился в собственный свой дом,

Чтоб благословить его и прочее.
Вышла для приветствия жена,
Мелхола, а в сердце червоточина,
На глазах презренья пелена,

Молвила: "Сегодня царь Израилев
Отличился, так скакал, нет слов,
Будто солью зад ему надраили.
На глазах рабынь своих рабов

Обнажился царь, как обнажается
Только никудышный человек.
Наблюдала я за ним сквозь жалюзи
И стыда не оберусь вовек".

Ну, Давиду это не понравилось.
Он сказал, как срезал, ей в ответ:
"Мне слова твои без всякой разницы,
Шла бы ты, готовила обед.

Я плясать и петь готов пред Господом.
Твоего отца убрав без слов,
Выбрал Бог меня. За это до светла
Голоногим прыгать я готов.

Утвердил меня вождём всех избранных
Бог. В уничижении моём
Я велик, ты ж женщина фригидная,
Как ночной остывший водоём".

Может, слов тех холодом надуло ей
Или не входил он больше к ней,
Но у Мелхолы, что дочь Саулова,
Аж до смерти не было детей.



 
Глава 7. Общение Давида с Саваофом

Царь Давид в своём жил доме.
В том, что всех своих врагов
Победил он, вклад огромен
Саваофа. Бесподобен
Он на фоне всех богов.

Царь сказал тогда Нафану
(Был при нём такой пророк):
"Дом мой не из целлофана,
А из кедра, кухни, ванны,
А ковчег Святой продрог.

Он в шатре ютится скромно,
Словно повар, что в обед
Челядь потчует скоромным,
Сам сидит на макаронах...
Как-то мне не по себе,

На душе аж засвербело..."
- "Что на сердце у тебя,
Начинай любое дело.
Про тебя в свои дуделы
Все архангелы трубят.

Бог с тобой в твоих палатах" -
Отвечал царю пророк
Мудро и витиевато.
И с искусством дипломата
Он по сути не изрёк

Делать что, с каким почином…
Но Нафан не баламут,
Потому небеспричинно
В ночь ближайшую случилось
Слово Господа ему.

То, что слышалось пророку,
Было: "Ты рабу скажи
Моему Давиду строго:
На себя берёшь ты много,
Поостынь и не блажи.

Ты ли для Меня построить
Дом спешишь, иль я оглох?
С дней, когда с Египта строем
Выводил евреев, кроме
Как в шатрах не жил твой Бог

Или в скинии. Хоромы
Строить мне из кедра дом -
Я обмолвился хоть словом?
Шёл ли Бог к кому с поклоном
До Исхода и потом?

Не обременял Израиль
Своей просьбой Саваоф.
И у тех, чья хата с края,
Даже скромного сарая
Не просил твой Бог под кров.

Я тебя, Давид, от стада
Взял в цари и не спросил.
Опыт твой незауряден,
Не овечек тебе надо -
Богоизбранных пасти.

Был с тобою Я повсюду,
Истребил врагов твоих,
Дал Израилю Я Судей
И с тех пор в горячке будней
В расслабленье ни на миг.

Своему чертог народу
Я устрою, дам броню,
Выдерну иной породы
Всех людишек неугодных,
Израиль укореню

На земле тех нечестивцев.
Будет жить спокойно он
На земле их, не тесниться,
Перестанет колготиться
Всех народов чемпион.

А Давиду так скажи ты:
Всё исполню, что смогу.
И когда, собрав пожитки,
К праотцам вдруг заспешит он,
Его семя сберегу,

Что от чресл его случится.
Буду я ему отцом,
Он мне сыном. Нечестивцем
Станет вдруг грешить, глумиться -
Накажу тогда. В лицо

Он ударами получит
От других сынов земли,
Да и я ввалю до кучи.
Но среди дерев дремучих
Будет он как эвкалипт

Посреди лесного гула.
Ибо милости своей
Я с него пыльцой не сдуну,
Как когда-то сдул с Саула,
Хоть такой же он еврей.

Будет непоколебимым
Дом его, престол в веках
Устоит... хоть, кобелино,
Грешен он в делах интимных,
Но зато каков размах..."

Посетившее виденье
Рассказал Нафан царю.
Тот же по обыкновенью
За виденья подтвержденьем
Сам явился к алтарю,

Обратиться к Богу лично.
Так сказал: "За что, ответь
Ты меня так возвеличил,
И без помощи опричнин
Сохранишь мне царство впредь

После смерти, аж навечно?
Чем такое заслужил?
Твоей милостью отмечен,
Раз совсем по-человечьи
Ты со мной заговорил.

Пред тобой я жалкий хрящик.
Ты ж воистину велик,
Бог евреев. Вдаль смотрящий
За собой веди и в ящик
Нас до срока не свали,

Не казни на месте лобном.
Ибо кто, какой народ,
Как не твой, столь бесподобен,
В ритуалах так подробен,
С твоим именем живёт

В голове и на купюрах.
За собою нас веди.
Мы твоя номенклатура,
И во всём твоё де-юре
Мы де-факто подтвердим.

Твоё слово непреложно.
Ты над миром властелин,
Слуги мы в твоей прихожей.
Всё, что истинно, что ложно,
Знаешь только ты один.

С высоты своих полатей
Глядя на цветной палас,
Где внизу все люди братья,
Поступил Ты очень кстати,
Лучше всех назначив нас".

Можно осуждать Давида
За слепых, хромых, калек,
За чрезмерное либидо,
Но в общенье с Богом был он
Очень умный человек.



 
Глава 8. Саваоф спасал небескорыстно

Поразил Филистимлян Давид,
Взял Мефег-Гаам, их город важный,
А потом Моавитян давил,
Как клопов, и издевался даже.

Всех Моавитян рядком сложил,
Мерил их верёвкой. К умерщвленью
Самых крупных ставил на ножи,
Слуги выполняли порученье.

А для всех оставленных в живых
Там была верёвка покороче,
Для рабов. Кто ростом невелик
Пополнял число чернорабочих.

Так попали все его враги
В рабство дань платить. Моавитяне
Ничего поделать не могли,
Так и жили, сколько кто протянет.

Мимо проходил Араазар,
Сувский царь, низами, шёл к Евфрату.
Там в его владеньях был базар -
Требовал народ платить зарплату.

У него Давид изъял для нужд
Двадцать тысяч пеших, вместе с ними
Тысячу семьсот с конями душ,
Всадников по описи он принял.

Как он смог? Да просто - пику в зад...
Что царь Сувский думал в ту минуту?
Очевидно, сам он был не рад
Выбранному ранее маршруту.

Взял себе Давид средь бела дня
Сотню колесниц, ему хватило.
Прочим колесничным лошадям
Приказал Давид подрезать жилы.

Как представлю бедных жеребцов,
Так мурашки аж по телу скачут.
Для Давида же, со слов жрецов,
Скот калечить мало чего значит.

К Сувскому царю коней спасать
Из Дамаска прибыли Сирийцы,
Двадцать тысяч с лишком. Эту рать
Раздавил тогда Давид мокрицей.

А свои охранные войска
Он поставил в Сирии Дамасской,
Отомстить чтоб этим дуракам
За поступок просто хулиганский,

Сделал их рабами... Плач и стон,
Стоило Давиду появиться...
Бог его хранил, куда бы он
На чужих ни мчался колесницах.

У Адраазаровских рабов
Отобрал щиты он золотые
Пробы высшей, взял и был таков.
В Иерусалиме щиты всплыли.

Их потом захватит Сусаким.
Здесь не обойдётся без скандала -
Царь Египта в Иерусалим
Вторгнется забрать все драгметаллы.

Но случится это всё во дни
Ровоама, сына Соломона,
А пока Давид, герой-бандит,
Грабил города и без ОМОНа.

Столько на себя переписал
Меди у туземного народа -
Сотой части вывести нельзя
Было на двенадцати подводах.

Соломон потом запасы те
Плавил в умывальницы, в бидоны,
Чтоб себя держали в чистоте
Все его наложницы и жёны.

И услышал Фой, из местных царь,
Что Давид Адраазара войско
Разгромил и, как водилось встарь,
Подвиг оценил его геройский,

Сына своего к нему прислал
Поблагодарить, что тот тирана
Разгромил. (Тот Фою задолжал,
Обманул его на пять баранов).

Иорам, сын, нёс издалека
Золотые, медные сосуды,
С ними серебро тащил в руках
И Давиду преподнёс всю груду.

Богу посвятил Давид тот дар,
Подати, что взял с других народов.
При ковчеге, видно, был амбар,
Схрон, тайник иль что-то в этом роде,

Где держали то, что "Бог пошлёт",
И следили, чтоб не грызли крысы...
Да, выходит, Саваоф и тот
Свой народ спасал небескорыстно.



 
Глава 9. Льготы семье предшественника

Говорил Давид, как позже скажет
Наш полковник с трезвой головы:
"Своего предшественника каждый
Может очернить, измазать сажей,
Только мы совсем не таковы.

Все его задвиги будем помнить,
Воздадим хвалу их куражу.
Царь Саул гонял меня по полной,
Я же обещания исполню,
Милость всем потомкам окажу

В честь Ионафана. Наречённый
Брат он мне. Вот это голова,
Переплюнул даже братьев Чёрных,
За его характер белый с чёрным
Я его Берёзою прозвал.

Кто остался от всего семейства
Жив, того немедленно ко мне
Приведите, дав ему одеться.
Будь он инвалидом даже с детства,
Он со мной вновь будет на коне,

Мы ему, пока не возгордится,
Возвратим весь царский реквизит.
Слава Богу, мы не коммунисты,
Впредь экспроприаций, экстрадиций
Его дому больше не грозит".

Был в администрации Саула
Сива, раб. Давид за ним послал,
Был знаком с ним с царского загула,
Когда пьяный царь упал со стула
И посла ирландского проспал.

Кадровик с солидным стажем, Сива,
С делопроизводством был знаком:
"Есть в семье Саула, как просили,
Сын Ионафана, неспесивый,
Только он двумя ногами хром".

И сказал тогда Давид: "Подходит...
Среди прочей камарильи всей
Он один активы не уводит
За собою, сам ведь еле ходит..."
И пришел к нему Мемфивосфей

И спросил: "Вот раб твой.... Что я значу,
Для тебя ведь я как мёртвый пёс?
С каких дел ты возвращаешь дачу,
К ней гектаров тысяч пять впридачу?"
Но повис тот в воздухе вопрос.

И призвал царь Сиву с кондуитом,
В нём велел указ свой записать:
Что тайком присвоили бандиты
Из семьи Саула, впредь открыто
Всё Мемфивосфею передать.

Душ ему, рабов, отдать штук двадцать
Обрабатывать его удел,
Чтоб Берёзы отрок не нуждался,
В Белый дом к Давиду перебрался,
За одним столом с царём сидел

С умным видом и с большою ложкой,
За царём подхватывал псалом,
Даже подправлял царя немножко.
А что хром он аж на обе ножки,
Так оно ж не видно под столом.



 
Глава 10. С послами так не поступают

Аммонитский царь на встречу с Богом
Отбыл, в смысле - человек почил.
Израиль он никогда не трогал,
А ходил всегда своей дорогой
И Давида не ожесточил,

А наоборот, скорей расстроил
Тем, что умер; за свои года
Тяжкой для изгнанника порою
Оказал услуг Давиду втрое,
А теперь вот отбыл навсегда.

Сын его, Аннон, наследник здешний,
Воцарился с миной на лице
Столь же глупой, сколь и безутешной...
Слуг послал Давид утешить спешно
Этого балбеса об отце.

Лишь тому еврейские старшины
Поднесли в подарок поросят,
Как Аннона разом окружили
И свинью большую подложили
Парню Аммонитские князья,

Так Аннону про послов сказали:
"Неужели думаешь ты к нам
Их для утешения прислали?
Да они уже прям на вокзале
Начали глазеть по сторонам.

Да у них, ребёнку то известно,
Фотоаппараты в бороде,
Камеры в их зажигалках пьеза,
Их интересуют все подъезды -
Как подъехать, отсидеться где;

А потом загадят всё, разрушат
Город наш. Гони их прочь пинком,
От осла издохшего им уши,
А не виды покажи".... Послушал
Их Аннон и полным дураком

Бороды им сбрил наполовину
И одежду аж до самых до чресл
Срезал с них. В таком похабном виде
Двинулись послы назад к Давиду...
Так на дружбе был поставлен крест.

Аммониты, древние арабы,
Иегове плюнули в глаза,
Лучших опустили ниже швабры.
Шлёт царь Иоаву свойском храбрым
За послов Аннона наказать.

Начались манёвры, и Сирийцы
Вышли поддержать Аммонитян,
Но когда евреи не без риска
В кровь разбили тем Сирийцам лица,
Стали уважать Израильтян.

Ведь у них заступники в астрале,
Херувимы лупят из бойниц...
Но пока Сирийцы то узнали
Сорок тысяч пеших потеряли
И семьсот лишились колесниц.

Сам Давид был в Иерусалиме.
Иоав, главком, тогда сполна
Отомстил, сирийцев с шляха вымел,
Мирным договором взял за вымя...
А с Аммонитянами - война.

Что война, как мать родна кому-то,
Что за вид, когда содрать парик,
Как царя Давида бес попутал,
Сделал подлецом в одну минуту -
Мы узнаем дальше в Книге Книг.



 
Глава 11. Человека нет и нет проблем

Наступил момент за спесь и гонор
Истребить туземцев наконец.
Иоаву царь Давид с погона
Пыль стряхнул. Все царедворцы хором
Говорили: "Что за молодец

Иоав, Главком непобедимый.
Разобьёт врага и от сумы
Нас спасёт герой неутомимый.
Мы же будем здесь в Иерусалиме
При Давиде петь свои псалмы".

В это время Израиль брал Равву.
Равва - город, Израиль - страна.
Осадили Равву всей оравой.
Там под руководством Иоава
Шла с Аммонитянами война.

Сам Давид однажды в знойный вечер
Встал с постели и на кровлю влез,
Где гулял и с крыши без протечек
Женщину увидел, что беспечно
В водоёме плавала top-less.

Та была заманчиво красива
В солнца заходящего лучах.
Захотел мужчина, эко диво.
Царь послал разведать похотливо
Женщината чья, а вдруг ничья.

Слуги на неё досье подняли -
То Вирсавия. Боясь камней,
Урии жена не изменяет
Хеттеянину, обычай знает...
"Да пошёл он… звать её ко мне" -

Приказал Давид (Как наш Лаврентий
Берия, кобель из кобелей -
Что уборщиц прямо в кабинете -
Где, какую женщину заметит,
Документ предъявит и... в постель).

Слуг послал Давид... Из водоёма
Женщину привёл к нему конвой.
Овладел царь ею неуёмный,
А наутро крайне удручённой
Возвращалась та к себе домой.

Как позор смыть женщине, не знаю,
Но смогла, Писание гласит
(Скрыла, соврала... А ведь камнями
Быть ей битой по законам Майи).
Не убил Вирсавию семит.

Жрец законы Господа чтил свято,
Про двойной стандарт, конечно, знал.
Но какая здесь за блуд расплата,
Если царь Израиля в палатах
С подданной своею переспал?

Женщина беременною стала
И царя послала известить:
"Извините, мсье, но я попала,
Вам не избежать теперь скандала -
Как мне мужу правду сообщить?"

Ох, мужья ревнивые, достали,
Без проблем не могут жить совсем.
У Давида нервы не из стали,
Но как говорил товарищ Сталин,
Человека нет и нет проблем.

При осаде Урия в войсках был
Муж, в жене уверенный сто крат,
С Иоавом бил себе арабов.
В ставку царь Давид его из штаба
Вызывает, вроде на доклад,

Задаёт вопросы - Все ли живы?
Как народ и ход войны какой? -
Интерес царь проявляет лживый,
Говорит: иди домой служивый,
Ноги утомлённые омой.

Муж Вирсавии с дверей парадных
Вышел от царя, в своё жильё
Не пошёл к жене. С какой уж раны,
Видно, после той осады Раввы
Мог он обойтись и без неё

Или не хотел дурной огласки
Урия, жены неверной муж.
Так и спал он при воротах царских.
Царь Давид спросил его с опаской:
Не пошёл к жене ты... почему ж?

С прямотой бывалого солдата
Урия Давиду отвечал:
"Как могу под одеялом ватным
Спать с женой, забыв про плащ-палатку?
Ведь меня в измене уличат.

Далеко в шатре при чистом поле
Спит на топчане начальник мой,
Иоав, а я себе позволю
На перине нежиться женою?
Нет, мой царь, твой воин не такой.

Всею жизней я клянусь твоею
И душою же твоейклянусь,
Этого я сделать не сумею..."
(С возмущенья просто багровею -
Не своей душою клялся гнус,

А Давида)... Да с ревнивым мужем
Каши не сварить, Давид решил,
Нахрена такой нам воин нужен?
И как Клавдий с Гамлетом, нет, хуже
Царь Давид с тем мужем поступил.

Не входило в планы от ревнивца
Умереть... Он что дурной совсем?
Вспомнил царь про Кирова убийство
Из-за женщины... Как говорится,
Человека нет и нет проблем.

На раз-два в опасные походы
Шлют кого ни попади цари.
Способ, как мужей всех неугодных
С глаз долой убрать, но благородно,
Пользовал Давид на раз, два, три.

В дом позвал он Урию, с ним вместе
Пил и ел на первом этаже,
А потом так обманул балбеса,
Что Шекспир в своей известной пьесе
У него с письмом возьмёт сюжет.

Напоил царь Урию паскудно
До того, что тот уснул меж блюд
И не шёл домой со взглядом мутным
До Вирсавии (жены покуда,
Но, считай, вдовы без двух минут).

Поутру Давид письмо напишет,
С Урией отправит в сургуче
К Иоаву, мол, доставишь лично...
А ведь было бы совсем нелишним
Урии маляву ту прочесть,

Дабы знал он о судьбе грядущей
Той, что уготовлена глупцам,
Положившимся на власть имущих...
А приказ, что Иоав получит,
Мы узнаем с вами из письма:

"Урию поставить там, где сеча
Будет иных пуще, кто кого.
Хеттеянина под град картечи
Выставить, когда же от увечий
Он загнётся, бросить одного".

Иоав долг выполняет честно,
Сможет и в затылок пристрелить
По приказу. Здесь сказать уместно -
Там, где государства интересы,
Человеку нечего ловить.

В бучу храбрецов послал по плану
Иоав, где бросил их одних.
Там в мясном котле, прям как бараны,
Люди полегли и впредь не встанут,
Хеттеянин Урия средь них.

Иоав послал об этой бойни
Донести царю, и так сказать:
Сечу проиграли мы сегодня,
Но и раб твой Урия покойный
Долго жить всем прочим приказал.

Царь, про поражение узнавши,
Разошёлся так, что не унять:
"Заклинаю памятью всех павших,
Где мозги тупые были ваши
Лезть туда, где вас легко достать?

Блюхера такого из Генштаба
Гнать метлой, на голову мешок,
В Иордане утопить не слабо...
Вас могла убить любая баба,
Со стены метнув ночной горшок..."

Впрочем, царь Давид недолго злился,
От досады молнии метал,
Стали лишь перечислять по лицам
Кто погиб - в лице переменился,
И пропал из голоса металл.

"Кто сказал про Урию, что умер?
Со стены его убил стрелок...
Парни, вы ж герои, а не дурни!..."
А случись у Урии брат, шурин,
Пал бы он, как жертвенный телок,

Ведь наследник он всех женских линий...
А Вирсавия без дураков
От царя беременна и сильно...
Шурина бы даже не спросили,
Удавили б и всего делов.

Лишь жена про Урию узнала,
Брызнула слезой, как водомёт,
А от горя, с радости ль рыдала,
Что случилось избежать скандала -
Кто же их беременных поймёт.

Быстро пролетело время плача.
Доносить вдове внебрачный плод -
Взял Давид Вирсавию на дачу,
Дал врача, кормилицу, в придачу
Массажистку и другой народ.

Эпизод с убийством, явно лишний,
Жрец писавший не упрятал в стол
Иль приказа свыше не услышал,
И царя Давида имидж пышный
Получил, как камера, прокол.

Хитро поступил Давид, жестоко,
Вождь евреев, царь и политрук.
Дело было то не без порока,
Зло в очах Господних, но до срока
Многое царю сходило с рук.



 
Глава 12. Нас на бабу променял

Дальше в лес, там больше дров! - сказал Сусанин.
Перед нами новая глава.
С ветерком несут чужие сани...
Впрочем, люди, полюбуйтесь сами,
Что в глуши Писанья за дрова.

Обалдев от умных слов хитросплетенья,
Я кусал свой собственный язык
С садомазохистским наслажденьем...
Про Давида больших откровений,
Не встречал ещё я в Книге Книг.

И послал Господь Нафана прям к Давиду
(Как послал здесь не об этом речь),
Пожурить решил слегка, для вида,
Осудить чрезмерное либидо,
От других грехов предостеречь.

Напрямую с Богом мог Давид общаться,
Получить совет из первых уст,
Но стеснялся беспокоить часто,
Потому к пророкам обращался,
А зачем, сказать я не берусь.

Нрав Давида был то кроток, а то вспыльчив,
Знал про это посланный пророк.
Вспыхнуть мог сушняк с одной лишь спички.
И Нафан обыкновенной притчей
Начал обличить большой порок.

"В городе одном два человека жили,
При нужде - бедняк, богач - в деньгах,
Скот имел и с апатитом жилу,
И настолько был тот жлоб прижимист,
Как любой российский олигарх.

Бедняку же похвалиться было нечем,
Он нужду свою с руки кормил,
Лишь была при нём одна овечка
Из богатств. Жила она за печкой
Прямо в доме, словно член семьи.

Человек купил её ещё ягнёнком,
Выросла с его детьми овца
И была папаше за ребёнка,
С чашки ела и ручным котёнком
Засыпала на груди отца.

Тут к богатому приходит в гости странник,
Голоден, как волк, наверняка,
А богач (что для меня не странно)
Пожалел своих волов, баранов
И сварил овечку бедняка".

На слова такие возмутился крайне
Царь Давид, Нафану так сказал:
"Жив Господь! Как жадная пиранья
Понести тот должен наказанье,
Кто овцу у бедного отнял.

За овечку, по закону строго если -
Вчетверо вор должен заплатить;
А не строго - следует повесить
Подлеца с его пришельцем вместе,
Дабы жадность в мире не плодить".

И сказал тогда Нафан Давиду: "Ты тот
Человек, которому висеть...
Мне Господь о том сказал открыто.
Чем другим в глаза за жадность тыкать,
На себя ты должен посмотреть.

От руки избавленный царя Саула,
Ты, как царь Израиля, всех жён
От него со всем его аулом
Мог иметь, и что тебя кольнуло
Нарушать божественный закон?

Всё в твоих владениях, тебе что, мало?
Бог ещё б добавил, если что...
Так чего тебе недоставало?
Урия вполне приличный малый,
При тебе таких наперечёт,

Ты ж убил его мечом Аммонитянским,
Женщину у ближнего отнял.
Даже вождь пигмеев негритянский
Не ведёт себя настолько хамски.
Тем, что нас на бабу променял,

Сделал злое ты. Господь тебе за это
Может клапан в сердце пережать -
Жён твоих отдаст, да хоть соседу,
А тебя приговорит к отъезду,
Чтоб тебе им свечку не держать.

То, что сделал скрытно ты, Давид, и тайно
Господу претит. Свои дела
Бог вершит открыто, капитально,
Чёрного, как смоль, с доской стиральной
Кобеля отмоет добела".

И сказал Давид, раскаявшись, Нафану:
"Осознал, исправлюсь, убивать
Впредь за женщин никого не стану.
Петь псалмы я буду непрестанно,
Ночевать в молельне и дневать".

Отвечал Нафан Давиду (полномочья
Где бы он ни взял, пророк не врёт):
"Снял с тебя Бог грех и ближе к ночи
Не умрёшь ты. Трон твой обесточат
И рубильник жизнь не оборвёт.

Но ты повод дал дурной врагам Господним
Господа хулить, смотреть косым
Взглядом на него из преисподней.
И когда ты сам спасён сегодня,
То умрёт родившийся твой сын".

И пошел Нафан в свой дом. Господь в отместку,
Что уронен был его престиж,
Поразил дитё, знай наших, дескать.
И ребёнка от болезни детской
Гиппократу было не спасти.

Но Давид молился Богу о младенце
И постился, и провёл всю ночь
Лёжа на земле, и в дом согреться
Не пошёл, на посох опереться
Не желал, всех прогоняя прочь.

А когда вошли к нему с едой старшины,
Царь лежал, не зажигая бра,
За шесть дней худой стал, как рейсшина.
А на день седьмой всё разрешилось,
И ребёнка Бог к себе прибрал.

Сообщить о том - самоубийства вроде,
Думали - пока был сын живой,
Сумасбродно ихне благородье
На земле каталось в огороде,
Ночевать не шло к себе домой.

А скажи ему, поди - младенец мёртвый...
Знают все, царь в прошлом был бандит,
Ни за что про что заедет в морду
И без криминального аборта
Что-нибудь худое учинит.

Видя, как народ межуется в раздумьях,
Донести боясь плохую весть,
Понял царь Давид про смерть в натуре
И спросил, а что - ребёнок умер?
И ему сказали всё, как есть.

Встал тогда Давид с земли, пошёл умылся,
Вроде как и не было беды,
В чистые одежды облачился,
Помолился, в дом свой возвратился
И себе потребовал еды.

Пил и ел Давид тогда весьма обильно
(Кто не ел с неделю, тот поймёт).
Был народ в недоуменье сильном.
Посмелее кто его спросили,
Почему он так себя ведёт -

Пока был ребёнок жив, Давид постился,
Голодал и плакал почём зря,
А ребёнок мёртв - развеселился,
В новые одежды нарядился,
Как понять причуды их царя?

Траур где и вой, сердечный где припадок,
Даже пусть наигранный чуть-чуть?
"Что тут понимать? - Ответ был краток -
Не читали вы Рене Декарта,
Кастанеду и другую муть.

Я от них усвоил истину простую -
Жить сегодня надо и сейчас.
Если мыслю, значит существую,
А ребёнок мёртв - мольбы впустую,
Гробовых* не водится у нас.

Думал я, Господь мои мольбы услышит,
Дитятко к себе не приберёт.
А когда спасти дитё не вышло,
Самоистязание излишне,
Что стараться, коль ребёнок мёртв?"

И Вирсавию, жену, Давид утешил,
К ней вошёл и быстро с нею спал.
Сына зачала она поспешно.
Правильно, кто умер, ну их к лешим...
Неслучайно Бог дитё прибрал.

Не был царь с Вирсавией де-юре в браке,
Урия, законный муж, был жив.
Языки, что злей чем у собаки,
Про отцовство вякали б двояко
О ребёнке новой госпожи.

Чтоб унять молву, сынок проблемный помер.
Новый народился, всё при нём,
Что Жив Господь! Без всякой скорби жребий свой приму,
Вас, моральные уроды, толком не пойму.

Был до вас один ублюдок, радостную весть
Мне принёс про смерть Саула, был и вышел весь.
Думал он в своей отваге, как мне будет мил.
Без награды в Секелаге сгинул тот дебил.

Перед Господом не стану зря кривить душой,
Я убил его, признаться, просто ни за что.
А теперь, когда мерзавцы входят подло в дом,
Убивают домочадца служку, а потом

На постели человека режут без вины,
Неужели дольше века жить они должны?
Неужели в помощь Богу, за Его любовь,
Я не накажу ту погань за чужую кровь?

Дабы Господу не портить вид наш издали,
Истреблю я вас уродов с грешницы Землион сын Давида, кто бы спорил.
Соломон Давидыч очень вскоре
Станет уважаемым царём.

Возлюбил его Господь, и женщин строем
Будет он иметь по всем углам,
А стране добавит геморроя -
Бог на то рукой глаза прикроет.
Соломон ему построит храм.

Иоав, что Урию тогда подставил
И Давида выполнил приказ,
С Раввой воевал и в город ставни
Выставил уже. Аммонитяне
Телом закрывали этот лаз.

Иоав тут поступил весьма достойно
И разумно, что царя гневить?
К славе царь - как к рюмке алкоголик.
А когда при славе ты покойник,
Лучше алкоголику налить.

Шлёт царю его Главком тогда депешу:
"Овладел я в городе водой,
Краны Равве перекрыл успешно.
Собирай народ и двигай спешно
Равву брать, как истинный герой,

Ибо город сдастся, и названье всеми
Наречётся - Иоаваград.
Власть другая скажет - как посмели,
Переименует город в Йемен,
А меня лишит былых наград.

И собрал Давид народ неволить Равву,
Равву взял, устроил беспредел -
С головы царя их против правил
Он венец содрал, венцу нет равных,
На себя изделие надел.

Золота талант, алмазы книзу клонят
Голову Давида, режет вязь...
Это с непривычки, ведь на троне
Толком не сидел он, всё в поклонах
Выражал свою богобоязнь.

Неприятель пал. Кого теперь бояться?
Много вывез с Раввы царь добра.
Наступило время расквитаться
С городком, что не хотел сдаваться,
Где сражалась даже детвора.

Под железные Давид клал молотилки
Всех подряд, играли желваки.
Очень пригодились лесопилки,
Впитывали кровь легко опилки,
Туши разрезались на куски.

Обжигательные печи тоже были.
Проявил Давид здесь артистизм.
Жгли живьём, потом не хоронили...
Его опыт люди не забыли,
Ведь нацизм и в Африке нацизм.

С Аммонитами потом легко и просто
Поступал Давид, лишь город брал,
Независимо от формы носа
Убивал. Сценарий Холокосты
Фюрер у Давида передрал.

Преумножив без того дурную славу,
Царь Давид, что Господом храним,
Из Дахау, Аммонитской Раввы,
Чтоб детей воспитывать ораву,
Возвратился в Иерусалим.

Царь Давид, рациональный до кошмара,
Ввёл такой в Израиле режим,
Что Тимур, чьи дикие татары
Гнали с мест народы, как отары,
Просто пастушонок рядом с ним.

* так называемый целитель Григорий Гробовой после трагедии в Беслане 
обещал матерям погибших детей воскресить умерших



 
Глава 13. Дети Давида насилуют и убивают

Двенадцать глав царь лез на пьедестал,
А на тринадцатой пришёл я к мысли,
Под чью б диктовку Книгу ни писал,
Но был тот жрец Давида ненавистник.

Самолюбивый выше всяких мер,
Пример другим в маниакальной злобе,
С овцой - сентиментальный лицемер,
Он и детей растил с себя подобьем.

Я про инцест речь даже не веду,
Круг для любви в дворцах настолько тесен,
Что все там друг у друга на виду,
И самовырождаются все вместе.

Все дети плодовитого царя
Родня по крови лишь наполовину.
Отличие у них по матерям,
А вот отец у всех детей единый.

Был у Давида сын Авессалом
И с ним сестра, Фамарь, прекрасна видом.
Амнон в неё влюбился и притом
Он первенец был у царя Давида.

Скорбел сын так, что даже захворал
Из-за сестры. Фамарь была девица,
И просто так нахрапом, на ура
Не мог Амнон с сестрой совокупиться.

Был у Амнона друг Ионадав,
Двоюродным он братом был Амнону,
Хитрющий человек не по годам,
Пошляк и циник просто беспардонный.

Зашёл к дружку он позднею порой
И сострадательную скорчил рожу:
"Худеешь ты, как раковый больной,
Ты ж сын царя, на что это похоже?

Сестру Авессолома любишь ты,
А он твой брат, Фамарь ему сестрица
И тёлка обалденной красоты,
И всё б путём,не будь она девицей.

А ты ложись и хворым притворись,
Худой как глист... Отец тебе поверит.
Увидев как ты сдал, обмяк, раскис,
Он спросит, что ты хочешь, я уверен.

Ты так скажи: хочу чтобы сестра
Едою подкрепила мои силы
Из рук своих, что с запахом костра,
Где пищу мне сама Фамарь сварила".

Лежал Амнон, как раковый больной.
Пришёл отец, а сын любимый - в лёжку...
Прислал Давид Фамарь к нему домой
Испечь сынку любимые лепёшки.

Пришла сестра в дом брата своего,
Взяла муки и перед ним месила,
Лепёшек напекла, и что с того?
Не только в красоте у женщин сила.

Мацу передержала на огне
И подала прям с коркой подгоревшей...
Какую кашу ты заваришь с ней?
Так и лежи больным три дня не евши.

Нет, с женщин польза, несомненно, есть,
В них исцеление от мук сердечных.
На Эверест полжизни можно лезть,
А радость покоренья быстротечна.

Как только за окном сгустилась ночь,
По наущенью хитренького друга
Из комнат брат прислугу выгнал прочь
И поступил с сестрою, как с супругой.

Схватил её и тискал до утра,
Но до того сказал ей грубо крайне:
"Готовить не умеешь ты, сестра,
А потому иди в опочивальню".

"Нет, не бесчести ты меня, Амнон,
Не сотвори безумия со с мною,
С царём поговори, и без препон
Он сделает меня твоей женою.

Куда пойду с бесчестьем поутру?"...
Но брат не слушал слов и домогался,
В итоге, изнасиловал сестру
И с ней лежал, как волк проголодался.

Но только взял кусок её стряпни
Избалованный яствами царевич,
Как ощутил во рту такой хинин,
Что о любви быть не могло и речи.

Взревел Амнон взбешённый, как ишак,
Ведь к сердцу путь лежит через желудок...
Так от любви до ненависти шаг
Был сделан где-то с ночи до полудня.

Сестру возненавидел тот браток
Такою ненавистью величайшей,
Что мне, признаюсь, стало невдомёк,
Как мог её любить он часом раньше.

Сказал Амнон сестре: "Встань и уйди"...
Она ж - упрямиться, кричать истошно:
"Мной овладел ты хуже чем бандит,
Прогнать меня - зло будет ещё большим".

Но брат не слушал, дал слуге приказ
Прочь гнать Фамарь по гравия дорожке.
Она в семейной жизни что балласт -
Сожгла его любимые лепёшки,

По-человечески не отдалась.
Когда владел он ею через силу,
Царапалась, кусалась и дралась,
Чуть глаза хулиганка не лишила.

Фамарь в той оказалась западне
В одежде царской дочери-девицы.
Когда ж слуга захлопнул дверь за ней,
Несчастной было впору утопиться,

Рвала одежды, женщиною став,
Вопила о беде. За ней от платья
Тащился шлейф, оторванный рукав,
Как девство, что к одежде не приладить.

Сказал тогда ей брат Авессалом:
"Уж не Амнон ли был с тобою, брат твой?
Молчи, не сокрушайся о былом,
Потерянное не вернёшь обратно.

Ведь он - твой брат и своим сердцем ты
Не сокрушайся впредь об этом деле"...
С такой вот философской высоты
На девственность и честь тогда глядели.

Фамарь же в одиночестве своём
Жила в дому Авессалома брата.
И было им так радостно вдвоём,
Что между ними не было разврата.

Когда про случай тот узнал отец,
Как первенец Амнон его подставил,
Разгневался... Все думали конец
Настал Амнону. Как Иосиф Сталин,

Не сдержит царь эмоции свои,
Убьёт сынка. Что ждать от беспредела?
Но тот не опечалил сына и
Развратный дух не выпустил из тела.

Ибо любил Давид за нрав крутой
Сынка Амнона, первенец к тому же.
А чтобы к счастью гнать весь мир кнутом,
Израилю такой властитель нужен.

Авессалом же внешне подостыл,
С Амноном вёл себя лояльно внешне,
Но за сестры бесчестие и стыд
Амнона ненавидел безутешно.

Два года продержался от греха
Убить козла и убежать из дома...
Но подошёл здесь праздник пастуха,
Стрижение овец Авессалома.

Момент прекрасный, ибо в день такой
Гуляют все по древнему закону,
Секатор рядом, прямо под рукой,
Осталось заманить сюда Амнона.

Пришел просить отца Авессалом:
"Приди на праздник всем семейством, батя.
Пройдёмся по сусекам помелом,
Там выпивки с едой на всех нас хватит.

Пути до стрижки - пара дней ходьбы
Неутомительной тропою горной".
Не захотел сынку царь в тягость быть
И отказался, дескать, дел по горло.

"По крайней мере, пусть пойдёт туда
Амнон, мой брат" - Авессалом настойчив,
Немало приложил тогда труда
На уговоры, а Давид не хочет

Наследника пускать на торжество,
Спросил: зачем ему идти с тобою?
Но так и не решил царь тот кроссворд -
Убить Амнона будет не слабо ли?

Особенно когда при нём братья -
Такие у царя мелькали мысли,
А детектив про "Десять негритят"
В печать не отдала Агата Кристи.

На праздник царь Амнона отпустил,
С ним - царских сыновей, пусть оторвутся...
Потом себе он это не простит,
Когда с гулянки той не все вернутся.

(Здравствуй, мама, возвратились мы не все -
Остальные вон валяются в росе...)

***

Устроил царский пир Авессалом,
Сам пастухам своим сказал: "Смотрите,
Когда Амнон напьётся, под столом
Хоть черпаком его, но умертвите.

По силам вам мой выполнить приказ.
Вам пьяного зарезать, что барашка…
Нет, проще, ведь в отличие от нас
Бараны не слабеют после бражки".

Так пастушата в праздник пастуха
С Амноном поступили очень просто -
По горлу полоснули, и рука
Не дрогнула… Задался я вопросом:

А что на это братья по отцу?
Учил Давид их драться друг за дружку?
А те, увидев всё, доев мацу,
Допили спешно то, что было в кружках,

На мулов сели. Каждый к своему
Путь прорубал в неразберихе жуткой
И прочь скакал, покуда самому
Не сделали резекцию желудка.

Бежали резво из чужих дверей,
К своим же не особенно спешили,
Слух до Давида долетел скорей,
Что царских сыновей всех порешили.

Встал, на себе одежды разодрал,
Повергся в траву царь, рыдая тяжко.
И каждый царедворец всё подряд
Драл на себе, и пряжки, и подтяжки.

И лишь Самая сын, Ионадав,
Племянник у царя Давида хитрый,
Сказал царю, одежды рвать не став:
"Встань, царь, с земли и подними свой скипетр.

Ты не лишился всех сынов гуртом,
И скоро они будут здесь все вместе.
Амнона лишь убил Авессалом
За то, что тот сестру его бесчестил.

Он замысел вынашивал давно,
И вот удобный подвернулся случай,
Чтоб заманить Амнона на гумно
На стрижку ли овец или на случку -

Нет разницы теперь, когда он мёртв...",
Да, был Ионадав и без диплома
На подлости горазд, хитёр, умён,
Он и подговорил Авессалома.

К царю Гессурскому Авессалом
Сбежал тогда без всяких экстрадиций.
Насильнику досталось поделом,
И в чём-то я готов простить убийцу.

Похоже, также думал и Давид,
Утешился о смерти он Амнона,
Не стал спецслужбы привлекать свои
И возвращать сынка из-за кордона.



 
Глава 14. Экстрадиция Авессалома. Мягкотелость Давида

Царедворцы, царедворцы
До чего же вы хитры.
Всё вы видите, притворцы,
Через щелку, мне сдаётся,
Но храните до поры.

А когда для откровений
Обнаружите ходы,
Вы появитесь из тени
И царя благоволенье
Обретёте за труды.

Видит Иоав, Главком всех
Войск царя, что тот в тоске -
Сердцем царь с Авессаломом,
С сыном, что сбежал из дома
За границу налегке.

Грех его был очевиден
И в глаза бил, как фонарь -
Сына он убил Давида,
Но за дело - брат ехидный
Изнасиловал Фамарь.

Только сердцу не прикажешь...
Чтоб Давид так не грустил
По сынку, что прочих гаже,
Иоав, Главком отважный,
Пособить царю решил.

Пусть, балдея от истомы,
Примет царь Давид совет
Женщины красивой, скромной...
Перебрал Главком знакомых -
При дворе подобных нет.

Отослал людей в Фекою,
Взять блондинку поумней
С грудью как из силикона,
Чтобы царь в своих покоях
Успокоился на ней,

А не просто строил глазки.
Но в печали за страну
Опостылеют все ласки.
Без наследника огласки
Жди гражданскую войну

Между этими и теми,
Кто в тени лишь случай ждёт
(Прочих всхожей сучье семя)...
Царь с подобных опасений
Кого хочешь изведёт.

Иоаву это надо?
Как спасти царя? Изволь -
Из Фекойского театра
Женщину за две зарплаты
Привели на эту роль.

Притворилась, как велели, -
Обрела печальный вид,
Не намазана елеем,
Видно сразу - три недели
По умершему скорбит.

С просьбою к царю упала
Прямо в ноги (не пройти):
"Выручайте, я пропала.
Я вдова, но это мало.
Как наследника спасти?"

Царь, конечно: "Что такое?
Вам, мадам, помочь я рад..."
Та ему: "Два сына в поле
Подрались мои, как в школе,
И убил погодка брат.

На рабу твою восстало
Всё родство, кричит: "Отдай
Нам второго... Не пристало
Нам убийц плодить вандалов,
Отомстим ему, Банзай!

За погубленного брата,
Как наследника, весь род
Истребим. Как он когда-то,
Мы убьём его лопатой,
Нафиг нам такой урод..."

Сгинет так на дне колодца
Моя искра, свет вдали.
То не дождь с небес прольётся,
Мужа имя и потомство
Смоет кровь с лица земли".

Отвечал Фекоитянке
Царь Давид на те слова:
"Кто мог видеть на делянке,
Когда брат был на стремянке,
Что и чем он оббивал?

Вниз сорвавшись головою,
Принял смерть в один момент.
Знать о том могли лишь двое,
Мёртв один... Другим устроим
Следственный эксперимент.

Без труда процессуально
Мы развалим дело то.
Это ж просто аморально
Обходиться столь брутально
С тем, кто вам не конь в пальто.

Против сына кто покажет,
Быстро мы того уймём.
На прибывшего под стражей
Поглядим, каким отважным
Он предстанет пред царём.

Мести никакой не будет.
С головы сынка пушка
Злопыхатели не сдуют,
А народ пусть негодует
Из такого пустяка".

Женщина в ответ на это
Роль к развязке подвела,
Так сказала: "Царь, не сетуй,
Ты не жалуешь свой этнос,
Не желая людям зла.

Сам себе ты обвиненье
Предъявил - один сын мёртв,
А другой в уединенье
Без надежды на спасенье
За границею живёт.

Ты изгоя с дел постыдных
Не желаешь видеть, знать,
Слать в Гессур за ним посыльных.
Чем, он хуже того сына,
За кого просила мать?

Мы умрём, водой разлитой
Нас нельзя собрать в одну
Чашу. Лишь Господь сердитый
Думает, как всех бандитов
К жизни праведной вернуть,

От Себя их не отвергнуть,
Души их не погубить
И не отлучить от веры...
(Есть в истории примеры,
Как убийцу полюбить).

За суждение любое,
Царь, меня не осуди,
Доброе оно ль, худое...
Да пребудет Бог с тобою
Все отпущенные дни,

Сохранит твою державу"...
- Эко женщину несёт -
Думает Давид лукаво
И про руку Иоава
Ей вопрос свой задаёт.

Грим у женщины богемной
Смыло ли потоком слёз
От игры её отменной,
Но умён Давид - рентгеном
Видит всех людей насквозь,

Сквозь свинцовую кулису
Разглядит, что за дела,
У кого какие мысли...
И спасло тогда актрису
То, что умною была:

"Ни налево, ни направо
Мне от слов царя... Изволь,
Я отвечу за подставу -
По заданью Иоава
Я играю эту роль.

Притча лишь царю поможет
Сына вновь вернуть в страну,
Где престол ему положен.
Мудр наш царь, как Ангел Божий.
Здесь Израиль на кону".

И сказал царь Иоаву:
"Всё по слову твоему
Я свершу, теперь о главном -
За границу шли маляву,
Пусть вернётся баламут".

Иоав Авессалома
Отыскал в чужой дали
И дорогою знакомой
Он привёл мальца до дома
Прямо в Иерусалим.

В знатные свои хоромы
Не пустил сынка отец,
Отослал Авессалома
В дом, где крыша из соломы,
Да на праздник холодец.

"Моего лица не видеть
Стервецу - сказал Давид -
Не пущу в свою обитель.
Тити-мити? - Извините,
Пусть на хлебе посидит".

Про Амнона не отшибло
Память... Значит, поделом
С местожительством решили -
В царском граде на отшибе
Начал жить Авессалом.

Не было во всей столице,
Ни в Израиле во всём
Кто бы мог не без амбиций
Красотой такой гордиться,
Что имел Авессалом.

С эпителия подошвы
И до кончиков волос
Недостатков ни с пригоршню б
Не собрал иной дотошный
Модельер, коль довелось

Размечать по калькам мелом,
Осязать, да хоть лизать
Совершенное столь тело,
Что в изъяне самом мелком
Уличить было нельзя.

С шевелюрой столь лохматой
Быть красавцу довелось,
Что порой, придя до хаты,
Уставал он как сохатый
От рогов устанет лось.

Голова излишним весом
Вниз тянула. Каждый год
Стриг её со стадом вместе.
И по весу сиклей двести
Был с его волос приход.

Даже с ярки тонкорунной
Столько шерсти вам не снять.
Представляете, как трудно
Жить с такою шевелюрой.
От неё и умирать

Позже чуть ему случится.
А два года отсчитать,
У наследника родится
Три сынка и дочь, девицей
Красотою ей блистать,

Стать женою Ровоама
Соломоновича. Но
От подобной панорамы
Быть в восторге ещё рано,
Здесь у нас своё кино.

Чад плодит Давида отпрыск
На отшибе пару лет,
Царь его прийти не просит,
Малышей не видит вовсе,
А без внуков что за дед?

И тогда за Иоавом
Слуг послал Авессалом,
Чтобы тот ему, как главный
По режиму, с полным правом
Пропуск дал (как в Белый дом)

На лицо взглянуть отцово,
А то начал забывать...
Но не мчит к нему верховный,
Ни записочки, ни слова...
Нездоровится? Как знать.

К Иоаву шлют повторно
И опять в ответ - облом.
По натуре хитрый, гордый,
А прибавь характер вздорный -
Вот и весь Авессалом.

Может, просьба не по чину?...
Но прийти не захотел
Иоав. Не без причины
Как иной любой мужчина
На него восстал пострел -

Выжег Иоаву поле.
Сразу с сердца отлегло
(Не прийти ко мне позволил
Он себе... таким дай волю...)
И представьте, помогло.

Иоав к Авессалому
В дом пришёл. В бараний рог
Мог любого безусловно
Он скрутить, но не по злому
Здесь сказал: "Зачем ты сжёг

Мой участок? Я был занят
И прийти к тебе не мог -
Важных дел согласованья...
Ты ж привлёк моё вниманье
Странным способом, сынок".

Отвечал гордец строптивый:
"Оттого я поле сжёг,
Что хочу лицо увидеть
Моего отца Давида.
Отведи меня в чертог

Ты к царю, спроси с какою
Целью он меня сюда
Экстрадировал с конвоем
Из Гессура? А не то я
Здесь растаю без следа.

Бьётся сердце с перебоем,
Так хочу к царю. Скорбей
И невзгод с меня довольно.
А виновен пред тобою -
Прямо здесь меня убей".

За сожжённую солому,
Не держал зла Иоав.
Просьбу ту Авессалома
У Давида на приёме
Изложил. Тайком в рукав

Царь всплакнул от умиленья,
Просьбу удовлетворил,
По своим обыкновеньям
Принял сына с песнопеньем
И, поцеловав, простил.

Осуждать Давида сложно,
Из его душевных мук
Вывод следует безбожный:
В редких случаях, похоже,
И убийство сходит с рук.

Как в погибель обернётся
Красота на голове,
Чем Давиду отрыгнётся
Мягкотелость с благородством -
То в пятнадцатой главе.



 
Глава 15. Давид прошляпил переворот

Убийство плохо, но терпимо,
Тому пример Авессалом.
Судьбой до этого гонимый,
Вновь стал обласканным, любимым,
К Давиду переехал в дом.

Завёл себе сын колесницы
И скороходов пятьдесят.
Он к власти сызмальства стремился,
За честь поруганной сестрицы
Вступился пару лет спустя

Того момента, как в столице
Амнон завлёк Фамарь в свой дом,
Где изнасиловал девицу.
За это, в Книге говорится,
Убил его Авессалом.

Но в очереди к власти первым
Стоял Амнон, за ним вторым
Авессалом. Не сдали нервы -
Как претендента планомерно
Брат брата вывел из игры.

В Гессур бежал в одном тулупе,
Где под блаженного косил,
Но точно знал, что день наступит,
Когда грехи ему отпустят.
День долгожданный наступил.

Простил Давид Авессалома,
Наследником определил
Сам будучи в годах преклонных
По смерти власть отдать над домом.
А тот его опередил.

Вставал на удивленье рано
И становился у ворот,
Куда стекался люд за правдой
С надеждой, мягко скажем, странной,
Что царь их тяжбы разберёт.

Среди обиженных слонялся
Авессалом, про их дела
С вниманьем интересовался
И перед всеми извинялся,
Что очередь их не пришла

И не придёт, правы будь трижды
Они. Твердил как пономарь,
Что просьб никто их не услышит,
Судья над ними был да вышел,
А нового не хочет царь.

"Вот если бы меня судьёю
В Израиле на должность взять,
По правде с тяжбою любою
Я б обходился и без сбоя
Работала б система вся

Судебная"... В любом проходе
Он к людям руки простирал
И обнимал вчера, сегодня....
Вот так Авессалом-угодник
К себе народ располагал

И прямо в сердце Израиля
Он вкрадывался, но тайком.
Моссад ещё не учредили,
Царь благоденствовал умильно,
Мух не ловил его Главком.

На сорок лет торжеств великих -
Давид у власти - пили брют.
Тостуемый дошёл до тика.
Авессалом к нему двуликий
Подсел и так сказал царю:

"Когда ещё я был в Гессуре,
То в Сирии я дал обет -
В Хевроне принести в натуре
Бычка, как жертву, на шампуре
За избавление от бед,

Лишь снова волею Господней
Прибуду в Иерусалим...
Царь, отпусти меня сегодня,
Сорокалетие на троне
В Хевроне жертвой подкрепим".

Сказал Давид: "Иди, сын, с миром".
Авессалом пошёл в Хеврон,
Зачем-то взяв с собой у клира
Сосуды со священной миррой,
Чем окропляют царский трон.

Сын двести человек народа
Призвал из града неспроста,
И те пошли ему в угоду.
Своих спортсменов скороходов
Он разослал во все места

Сказать в Израиля коленах:
"Оповестит вас звук трубы -
В Хевроне власти перемена.
Царь старый новому смиренно
Отдал свой трон, мужей, рабынь".

А что Давид, ума палата?
Провёл его сын-обормот.
Поверил царь в пустые клятвы
И, скажем попросту, прошляпил
В Израиле переворот.

И здесь понять Давида можно -
В дни праздника не до измен.
Итог печальный подытожу -
На профилактике, похоже,
Царя Давида был рентген,

Что позволял ему всех видеть
Насквозь, а значит понимать,
Что если кто родился злыднем,
То от себя отца отринет
И в хоспис сдаст родную мать.

Во время жертвоприношений
Со всех сторон в Хеврон народ
Стекался выразить почтенье
Авессалому. С песнопеньем
В Израиле переворот

Случился... Лишь Давиду споро
Весть сообщил ещё с дверей
Гонец (из Пизы? Нет, с Хеврона),
Что сын его воссел на троне,
Решил Давид бежать скорей.

Собрал он в Иерусалиме
Всех слуг, чтоб им сказать: "Друзья,
У власти приключился климакс,
И если клин не выбить клином,
То, значит, медлить нам нельзя.

Спасенья от Авессалома
Вам видеть как своих ушей.
С его коварством и апломбом
Мы встретимся на месте лобном,
Нам уготовленном уже.

Столицу он мечом разрушит,
И смерти каждого предаст
Авессалом, мой сын двурушник.
С мест обжитых уходим дружно,
Тот кто не с нами - против нас.

Пока пучком нас не связал он,
Не захватил и не застиг,
Встречаемся все на вокзале,
У касс... билеты уже взяли.
Воистину Господь велик!"

На опус мой не надо шикать,
Что плохо с Библией знаком.
Меня ругайте, но не слишком,
Единственная здесь ошибка
Лишь в том, что все ушли пешком.

Весь дом ушёл, но в нём наложниц
Оставил царь и десять жён
Дом охранять. Господь поможет,
По женщинам тоска не сгложет,
Пока в изгнанье будет он.

Оставил царь, чтоб знать всё точно,
Осведомителей своих
Среди священников и прочих,
К сынку внедрил шпионов срочно
И ждёт послания от них.

Ему бы это сделать раньше,
Покуда заговор лишь зрел.
Но ничего, хоть стар папаша,
Трон просто так не сдаст не нашим.
Авессалом не тот пострел,

Чтобы Давида одурачить.
И так в сердечной простоте
Царь был податлив, словно мячик.
А всё могло бы быть иначе,
Не будь Давид столь мягкотел.



 
Глава 16. Авессалом вошёл к наложницам Давида

К тому, что было, обратимся заново.
Мемфивосфея царь Давид призрел,
О чём дал свой обет Ионафану он,
О чьей кончине искренне скорбел.

Саула внук на две ноги ущербным стал,
Когда был нянькой выронен с крыльца,
А методы лечения пещерные
На ноги не поставили мальца.

Но под царёвой тщательной опекою
С детьми Давида рос хромой малец,
Саула рода… Но тогда калекою
На трон высокий было не залезть.

Слуга Саула, Сива, в услужение
Мемфивосфею отдан был. Поля,
Активы и Саула сбережения
Давид им дал на долевых паях.

И вот теперь, когда бежал поспешно царь,
В Израиле уже не мономах,
С горы спускаясь по тропе с проплешиной,
Царь Сиву повстречал при двух ослах,

Навьюченных хлебами. Смоквы связками
С боков висели, мех с вином, изюм...
"Зачем всё это? - Царь спросил с опаскою -
Что за банкет в пустыне Кара-Кум?"

И Сива отвечал: "Еда для отроков,
Ослы для дома царского езды,
Чтоб, пробираясь горными отрогами,
Держаться за ослиные хвосты".

"А где Мемфивосфей, Саула линии
Наследник?" - царь Давид слугу спросил.
Ответил Сива: "В Иерусалиме он
И радуется: Бог их дом простил.

Саула царство снова возвратится к ним,
К нему конкретно, он один теперь
Наследный принц... Но все его амбиции
Мне невозможно сделалось терпеть.

И вот я здесь с ослами и с поклажею..."
Сказал Давид: "Назад беру обет.
Мемфивосфея подлого накажем мы.
Весь пай его передаю тебе".

Во все века борьба велась за собственность.
Зло множилось в миру из-за добра...
Вот так наветом, самым древним способом
Хитрющий Сива дольщика убрал

И скрылся со словами благодарности...
Умышленно, а чаще не со зла
Немало царь Давид наделал гадостей
И, судя по всему, об этом знал.

Как подтвержденье этому прекрасное,
Саула рода, именем Семей,
Сын Геры вышел и нести напраслину
Вдруг начал, на Давидовых людей

Камнями стал швырять от возмущения
(Я ж думаю, по глупости своей -
Наслушался старейшин наущения...).
Вот то, что вслед царю кричал Семей:

"Убийца, беззаконник, сгинь ты к лешему,
Сегодня ты низвергнут с высоты.
Господь накажет всех твоих приспешников,
Таких же кровопивцев, как и ты.

За пролитую кровь родства Саулова
Тебе Бог жизни яства отравил.
Из рук твоих всю власть, как ветром, сдунуло
Лишь потому, что сам ты весь в крови".

Давида окружали люди храбрые.
Сказал Авесса так, Саруин сын:
"Он, верно, перепутал нас с арабами,
Его мозги из драной бересты,

Башка же всякой дрянью нашпигована,
К тому ж в неё ударила моча.
Дозволь мне оторвать, царь, эту голову,
Чтоб мёртвый пёс навеки замолчал".

"Что мне и вам, тот пёс, сыны Саруины?
Пускай злословит, ибо дал приказ
Ему Господь меня отпескоструить так,
Как будто я болванка под заказ.

Могу ли я сказать - зачем так делаешь? -
Тому, кто там над нами наверху,
Пред кем мы все листва лишь пожелтевшая,
И нет таких, чьё рыло не в пуху.

Когда от чресл моих мой сын протянутой
Рукой своей сжимает мой кадык,
Что мне тогда речь Вениамитянина,
Каким бы ни был злым его язык.

Призрит мой Бог моё уничижение
И все мои грехи простит с небес..."
Так царь Давид в ближайшем окружении
Сдержал вполне естественный протест

На то, когда в тебя плюют, швыряются
Камнями и обидеть норовят.
То назовётся позже толерантностью.
Давид же, толерантности гарант,

Своим путём шёл. На горе окраине
Чуть в стороне злословивший Семей
Бросал в них камни и не знал заранее,
Что целится он в собственную смерть.

Пока Давид, как лошадь Пржевальского,
В горах слонялся от людей вдали,
Авессалом и весь народ Израильский
В град царский Иерусалим пришли,

Ахитофел при них, хоть был старейшиной,
Но всеми почитался как пророк.
Авессалому он советы злейшие
Давал, а тот ослушаться не мог.

К ним Хусий Архитянин, уважаемый
Давида друг пришёл: "Хочу служить".
Авессалом на то сказал: "Пожалуй, я
Повременю, ты лучше мне скажи:

Что ж с другом ты, фигура колоритная,
Прочь не ушёл?" Ему в ответ: "Я там,
Где мой народ с царём, от Бога избранным.
Охоты нет слоняться по горам.

Притом кому служить я буду преданно,
Не сыну ли Давида?" Аргумент
Весомый... Но была привычка вредная
У Хусия - обман держа в уме,

Из пальцев крест сложить и ну лукавствовать,
В кармане фига, мол, не даст пропасть,
А дружбе старой век цвести и царствовать,
Вернётся друг и переменит власть.

Авессалом в себе был неуверенным
(Лишь красотой природой наделён),
Советам доверялся неумеренно
Или, напротив, был весьма умён,

К Ахитофелу обратился с просьбою,
Причём на вы, что редкость в Книге Книг:
"Что делать нам, решение подбросили б".
И дал ему совет седой старик:

"К наложницам войди, отцом оставленным
Дом охранять, а не царёву честь.
Пока Давид скрывается в изгнании
Ты обесчесть всех тех, кто в доме есть.

Израильтяне, про такое действие
Услышав, скажут - С этим не шути.
Сын у отца такую вызвал ненависть,
Что сам Кондрат уже к отцу в пути".

Авессалом тогда палатку выставил
На кровле. В дом отца, войдя едва,
Сын написал пред входом недвусмысленно
Слова сакраментальные "Дом-2".

С наложницами сцены натуральные
Проделал он, и ноги на плечах
На обозрение всему Израилю
Он выставил, как в Окнах у Собчак.

Ахитофел влиял на поколение,
Советами благими поучал,
Считалось тогда так - все наставления
Он будто бы от Бога получал.

И как Авессалому оголтелому,
Он для Давида был авторитет...
Ахитофела действия умелые
В стране немало б причинили бед,

Монотеизм подвергся бы попранию,
Когда б не Хусий, друг царя, хитрец.
Кто знает, как бы долго жить Израилю,
А вот Давиду б точно был конец.



 
Глава 17. Как можно дело заболтать

И сказал Ахитофел Авессалому:
Я возьму двенадцать тысяч человек,
На Давида я обрушусь снежным комом
В эту ночь, когда он утомлённый
Свой народ устроит на ночлег.

Приведу его людей я в ужас дикий.
В страхе разбежится весь его отряд,
В спешке побросав свои мечи и пики.
Под стенания толпы и крики
Я убью Давида, их царя.

Обращу к тебе людей, заблудших, скопом,
Кроме одного, чью душу ищешь ты.
И тогда народ забудет про окопы.
По домам пойдёт тушёнку лопать,
А царя Давида ждут кранты".

Слово то пришлось тогда весьма по шерсти
Всем, кто от царя Давида претерпел
От его набегов, войн, других нашествий.
Не считался с мнением старейшин
Мономах и с трона полетел.

Но сказал Авессалом всё ж: "Позовите,
Хусию. Что скажет бывший друг отца?
Пребывал при нём он вроде сателлита,
И повадки бывшего бандита
Изучил подельник до конца.

На совете лучших Хусий Архитянин
Зародить в умах сомнения сумел:
"Уважаемые мной Израильтяне,
На отметку высшую не тянет
Тот совет, что дал Ахитофел.

Рассуждает он уже как победитель.
И каких людей он вздумал застращать?
- Раздражённых... По себе вы не судите,
Так они и побежали, ждите,
Или как в народе скажут - щаз...

Здесь любой из вас Давида знать изволит,
Вот уж кто отнюдь не трус, не ротозей.
Не пройти к нему тайком путём окольным.
Он медведицы смелее в поле,
У которой отняли детей.

Вепрь свирепый он и опытный охотник.
Где бы он ни становился на привал,
Не застать его врасплох в одном исподнем.
Я ж за все походы не припомню,
Чтобы он с народом ночевал.

Он сейчас сидит в какой-нибудь пещере
И плюёт на сталактит иль сталагмит.
Весь народ ему, как полководцу, верит
И при вашей первой же потери
От Авессалома убежит,

Духом упадёт и даже самый дерзкий
Самого себя от страха сдаст в ломбард.
Станет на земле от дезертиров тесно,
Ибо всем в Израиле известно,
Как Давид хитёр, умён и храбр.

Лишь количеством людей, а не уменьем
Победить его возможно. Мой совет -
Чтоб сломить его людей сопротивленье,
Надо войск собрать для нападенья
Столько, как песка при море нет.

Мобилизовать всех вплоть до уклонистов,
Пусть похерят психи белый свой билет.
Где б в местах укромных царь ни схоронился,
Ты, Авессалом, своей десницей
Вытащишь его на белый свет.

Как роса под утро выпадает густо,
На любой травинке каплями блестит,
Спецотряды всюду ты рассыплешь дустом.
Как бы ни был таракан искусен,
Пруссака добьёт инсектицид.

От царя Давида люди расползутся,
В трещине всем вместе им не усидеть,
С силой нашей им тогда не разминуться.
Самый смелый скуксится, как цуцик,
И Давида ожидает смерть.

А войдёт он если в город какой-либо,
То придут с верёвкой люди налегке.
Пострадавшие от царского либидо
Отомстят Давиду за обиды
И утопят, как щенка в мешке.

Мы Израилю вязать царя поможем,
И не вывернется он от нас винтом.
Спеленаем мы Давида и стреножим,
Столько с ним в мешок камней положим,
Что не сыщешь камушка потом".

И сказал Авессалом и весь Израиль:
"Хусия совет во всём куда верней,
Чем слова Ахитофела на собранье.
Дальновидней Хусий Архитянин
Оказался..." Как бы так - хитрей!

Попросту сумел совет Ахитофела
Лучший он разрушить. Так Господь тогда
Словоблудием Хусиевым умело
Заболтал хорошенькое дело,
Как убрать Давида без труда.

Люди верные Давида известили,
Рассказали про Ахитофела план.
Царь отряд уставший поднял через силу.
Сделали бойцы, как их просили,
В ночь ушли они за Иордан.

А Ахитофел от огорчений крайних,
Видя, что Давид уже не в западне,
Отомстил, как мог, всему собранью -
По дому оставил завещанье,
Сам же удавился на ремне.



 
Глава 18. Плач Давида по восставшему сыну

"О, сын мой, сын мой, бедный мой Авессалом!
О, кто бы дал мне умереть вместо тебя"...
Прекрасный получился бы псалом,
Как по сынку отец скорбит, любя.

Когда ж Давид пришел в Маханаим,
В пустыни наглотавшийся пыли,
С престола сыном собственным гоним,
Такие мысли в голову не шли.

Тогда ещё Давид с иных скорбей
Совсем не собирался на погост...
Царь осмотрел всех бывших с ним людей,
А их совсем немало набралось.

Царь сотников поставил над толпой,
И тысяченачальников Давид
Назначил, чтоб в науке боевой
Отряды не имели бледный вид.

Собрав войска, царь людям заявил:
"Я сам пойду пред вами впереди,
Как много раз до этого ходил".
Но люди отвечали: "Не ходи.

Ведь если побежим мы иль умрёт
Хоть половина наших - не беда.
Ты новых наберёшь людей в поход,
Не оскудеют наши города.

Ведь ты один - что десять тысяч нас.
Тебя убьют, а мы тогда куда?
Чей выполнять прикажешь нам приказ?
Ты нас, Давид, пугаешь иногда.

Сиди ты в городе, руководи,
Депеши шли, так лучше будет всем.
Пока ты жив - народ непобедим,
А вдруг умрёшь, добавишь нам проблем".

Царь отвечал тогда под дым кадил:
"Я поступлю, как скажет мой народ".
По тысячам, по сотням выводил
Давид войска из городских ворот.

Как Ленин, по приезду на вокзал,
Держал Давид торжественную речь,
Начальникам своим царь приказал
Авессалома для него сберечь.

А сын мятежный вёл Израильтян
На бой с другой противной стороной
Иудиных кровей из поселян,
И бить кого, им было всё равно.

В лесу Ефремовом они дрались.
Народ Израильский был поражён.
Душ двадцать тысяч в небо вознеслись,
Без попечения оставив жён.

Сражение пошло по всей стране,
И погубил тогда дремучий лес
Народа больше или наравне,
Чем положил мечей кровавый блеск.

Себе представил, что за лес такой?
Болот непроходимых перебор
Иль вурдалаки с бабою Ягой
Открыли бар с названьем "Мясной бор"?

Но встретился тогда Авессалом
С людьми Давида. Испугался мул,
Рванул, как конь, сквозь чащу напролом,
А головы наездник не пригнул.

Авессалом имел огромный чуб,
Что начинался чуть не от бровей...
Но появился вдруг по ходу дуб
И прочно чуб застрял среди ветвей.

Меж небом и землёй так и повис
Авессалом, хоть до земли вершок.
Не спрыгнешь с этой виселицы вниз,
А потому болтайся как мешок.

Хоть нож какой иметь, а лучше меч.
А здесь в руке не верный меч, а кнут...
Так волосы красивые до плеч
Авессалома жизнь перечеркнут.

Увидел некто дуб - висит на нём
Авессалом... Как это понимать?
Он срочно к Иоаву, дурачком
Прикинувшись: снимать иль не снимать?

Сказал на это Иоав тогда:
"Зачем ты труп на землю не поверг?"
- "Как бы не так, нашли вы дурака.
Ведь царский сын не просто человек.

Когда б я руку на него поднял,
А царь Давил велел его сберечь,
То вы бы сами вздёрнули меня,
И речь пошла бы не о серебре

В награду. Но висеть мне резон
С ним рядом, омрачать окрестный вид.
И потому я прочь подался вон,
А он пусть как повис, так и висит".

В ответ на это молвил Иоав -
Что мне с тобою время зря терять -
В Авессалома три стрелы вогнав,
Велел ещё живого с дуба снять.

Оруженосцам он отдал приказ
Добить Авессалома, умертвить.
И десять отроков, хотя бы раз,
Отметились, чтоб босса не гневить.

Труп в яму бросили в лесу они,
В избытке наметав над ней камней.
Вот так Авессалом закончил дни,
Кого Давид любил иных сильней,

Братоубийство извинил кому,
А получил взамен итог простой -
Разменною монетой на кону
Сын выставил Израиль за престол.

Начальник протрубил для всех отбой,
Щадил народ, хоть раньше был неправ,
Когда из Сирии вернул домой
Авессалома верный Иоав.

А то, что тот от стрел потом сипел,
За чванство получил он поделом -
Уже при жизни памятник себе
Поставил этот фрукт Авессалом

В долине царской, а нашёл конец
В лесном овраге. Кончилась игра.
О сыне возопил один отец,
А люди разбежались по шатрам.

Ахимаас, Садоков сын, к царю
Хотел бежать, штанины подобрав:
"Пусть за победу открывает брют,
Ведь враг разбит..." Но молвил Иоав:

"Тебе сегодня вестником добра
Не стать, мёртв сын царя, Авессалом.
Напрасно от Давида ждать наград.
За злую весть не платят серебром".

При этом Хусия к себе призвал,
И как Давида друга попросил:
"Авессалома ты прекрасно знал,
Что видел, всё Давиду донеси".

Подставить вздумал (или я неправ
В оценке царедворцев тех времён,
Но, по всему, начальник Иоав
Хитёр был, дальновиден и смышлён).

Ахимаас и Хусий, ходоки
Нарисовались вместе у ворот,
Где царь Давид смотрел из-под руки,
Кто и какую весть ему несёт.

Давид пришедших встретил в полный рост,
Их донесенье слушал, но притом
Ответа ждал лишь на один вопрос -
Благополучен ли Авессалом?

Любого хитреца введёт в коллапс
Такой вопрос, здесь не поможет лесть.
И если правду скрыл Ахимаас,
То Хусий всё сказал царю как есть.

Смутился царь, в беспамятстве почти
Он шёл, тряслась седая голова.
Сквозь всхлипы можно было различить
Невнятные и горькие слова:

"О, сын мой, сын мой, бедный мой Авессалом!
О, кто бы дал мне умереть вместо тебя"...
Прекрасный получился бы псалом,
Как по сынку отец скорбит, любя.



 
Глава 19. Так кто Давиду дороже?

И сказали Иоаву: плачет по Авессалому
Царь Давид, жалеет сына. Эти чувства всем знакомы.

Только как быть тем героям, отдававшим жизни всуе
За царя? Прийти с победой и смотреть, как царь тоскует?

Обратилась та победа для всего народа плачем,
Ибо царь скорбит о сыне, а народу как иначе?

И входили люди тихо в город собственный украдкой,
Как стыдящиеся входят, убежавшие со схватки.

А Давид лицо руками прикрывал полураздетый,
Повторяя раз за разом: "Сын Авессалом мой, где ты?"

Иоав царю на это говорил: "Подобным рёвом
В стыд привёл сегодня слуг ты, спасших жизнь твою царёву,

Сыновей жизнь спасших, прочих - дочерей, супруг, наложниц.
А меня ты вместе с ними посадил, мой царь, в калошу.

Ненавидящих ты любишь, любящих же ненавидишь.
Что мы для тебя все значим, показал ты в лучшем виде.

Если б был Авессалом твой жив-здоров без трупных пятен,
А мы б умерли всем скопом, тебе было бы приятней.

Итак, встань, к рабам, царь, выйди в праздничный наряд одетым.
Ибо Господом клянусь я, растеряешь всех людей ты.

То, что люд тебя покинет, глядя на твоё унынье,
Будет хуже всех тех бедствий, что знавал ты, царь, доныне".

Так сказал военачальник. Царь Давид его послушал.
Самому же Иоаву с его слов не станет лучше.

За спасение монарха от руки Авессалома
В торг за шапку Мономаха сдаст его царь, как Главкома.

Встал Давид, к воротам вышел и сидел с лицом суровым.
Иудеям возвестили, что их царь в порядке снова.

Весь народ к воротам вышел, царь обсох от слёз обильных.
А Израильтяне с миром по шатрам своим отбыли,

Где во всех родах, коленах про Давида спор великий
Шёл до кулаков серьёзно, даже в ход пускались пики.

Говорили (то, что с плюсом): Нас Давид, мы это помним,
От Филистимлян избавил. Подвиг воина огромен...

Но другой при этом минус: Царь бежал, Авессалома
Убоялся, с Палестины выпал он из зуба пломбой.

Мы того Авессалома возвели в цари над нами.
Он же умер и оставил нам одни воспоминанья.

Замутил в стране он воду, в ней же сам и склеил ласты...
Почему должны мы медлить, изнывая от безвластья?

Может, нам вернуть на царство вновь Давида? Доходили
Те слова до адресата, понял он, что снова в силе.

И послал царь до старейшин передать: чего те медлят
(Словно десять дней не ели) вновь полить его елеем,

Возвратить царём, откуда был он выгнан по ошибке,
Ведь чаёк Авессалома оказался слишком жидким.

"Кость вы моего колена, по Иуде моя плоть вы.
Быть последними зачем вам? Так вернуть меня извольте.

Передайте Амессаю: сделаю я изначально
То, что вместо Иоава будет он военачальник".

Этот аргумент весомый, как отмычка лучшей стали,
И сердца всех иудеев для царя открыты стали.

Так сказали самодержцу: "Ты вернись и твои слуги".
К переправе Иордана за царём поплыли струги

Дом Давида со всей свитой через реку переправить,
Чтобы мог он со всем штатом полноценно ими править.

Из толпы нарисовался, Геры сын, Семей охальник,
Что царя склонял чуть раньше, покрывая матюгами,

В ноги пал перед Давидом: "Не поставь мне в преступленье,
Что тебя ругал я грязно, доходя до исступленья.

Зла не вспомни мне, целитель, не лечи мне нервы дышлом,
Ибо зная, как я грешен, тебя первым встретить вышел".

Ещё ранее Авесса на тот мат многоэтажный
Удивлялся - Неужели царь Семея не накажет

Даже смертью? Это что же мы имеем в этом мире -
Раз помазанник ты Божий, то не липнет грязь к порфире?

И сказал Давид Авессе, что к убийству звать изволил:
"Вы, Саруино потомство, мне наветниками что ли?

Я пришёл к верховной власти, объявляю мораторий".
(Вспомнил Ельцина некстати, не могу без аллегорий).

В Иерусалим вернулся в главный град к своим евреям
Царь Давид. Но в Израиле не одна ведь Иудея.

Был народ царя Давида Иудейский рад возврату.
Израиль же возмущался - ведь за старшего он брата

Был при десяти коленах: "Это ж просто аморально,
Что другие два колена в город свой царя забрали.

Мы же первенцы в наследстве"...Отвечали Иудеи:
"Что сердиться - по бумагам царь по крови нам роднее.

Разве лишнее мы съели иль подарки получили
От царя, что так некстати вы на нас ожесточились?

Может, подати какие мы не платим? Десятину
С нас тягают так же справно, так же мы пасём скотину..."

(Разве что, при власти ближе и полнее в полномочьях.
Но подробности такие заблудились между строчек).

Так поняв про братьев меньших- кнут в руках у них, не пряник -
С затаённою обидой стали жить Израильтяне.



 
Глава 20. Не плюй против ветра

Если тот, кто много ропщет,
Как паршивая овца
Заведётся в стаде общем,
Станет звать народ на площадь -
Жди для всех тогда конца.

Там случайно находился
(А не засланный извне,
В Книге Книг так говорится)
Человек не без амбиций
Звался Савей (иль Савей?)

Родом Вениамитянин,
Но (давить таких, давить)
Призывал: "Израильтяне
Что нам лезть в чужие сани,
Где хозяином Давид?

Нет в Давиде нашей части
Или доли. Иудей
К судьбам нашим безучастен,
Думает о личной власти.
При накинутой узде

Нам ли быть в его упряжке
Иудейской, по горам
Воз везти, вздыхая тяжко?
Примем, люди, по рюмашке,
Разойдёмся по шатрам".

Тяга к дому перетянет,
Это ясно, куркули...
Тут ещё - чужие сани....
Словом, все Израильтяне
Вслед за Савеем пошли,

Отделились от Давида.
А ведь он по службе вверх
Амессая Главным двинул,
Иоава даже кинул,
Хоть геройский человек.

Иудеи же остались
При царе не из наград,
Их то ведь не зажимали.
А Давид свои сандалии
направил в царский град.

В Иерусалим пришедши,
Десять жён наложниц взял,
Дом усиленно стерегших,
Да вот только не сберегших
От позора, наказал -

Поместил супружниц бывших
Под надзор в особый дом
Лишь за то, что прям на крыше
Обесчестил их бесстыже
Сын его Авессалом.

Содержал, но не ходил к ним
Царь в течение всех дней,
Что прожил он. Нелюдимо
Вдовами они бродили
По беспечности своей.

Им бы не поганца гладить
(До того он был красив),
А пронзить мечами гада
Или даже обезглавить,
Как то сделала Юдифь.

По обычаям восточным
Царь был мягче, чем мулла.
Вспомните, как в "Белом солнце"
Жён своих, как персик сочных,
Резал Чёрный Абдулла.

Амессаю в срок трёхдневный
Приказал Давид собрать
Иудеев, чтоб с губерний
Не утёк в свои деревни
Израильский их собрат.

Но промедлил тот на сутки.
Царь Авессе говорил:
"Этот Савей на минутку
Зол наделает нам жутких,
Больше чем сынок-дебил.

Слуг возьми у господина
Твоего, бишь у меня,
И преследуй ту скотину,
Чтоб куда бы он ни двинул,
От возмездья не слинял,

Не нашёл себе укрытий
В укреплённых городах.
Отщепенца догоните,
На дороге при раките
Удавите на задах.

Вышли люди Иоава
С Иерусалима, все
Храбрые, как змей трёхглавый,
Для кого одна булава,
Что росинка на косе.

В поле близ большого камня
Амессай возник средь дня,
Что царём назначен Главным,
Иоав же одеяний
Воинских с себя не снял.

На бедре висел меч в ножнах,
Извлекаемый в бою.
Вынуть меч совсем несложно
И ввести его подкожно,
Радость выразить свою,

Иоав что и проделал
С Амессаем под смешки -
Здравствуй, брат! - прижался телом,
Сам движением умелым
Брату выпустил кишки

Прочь всего одним ударом.
Иоаву не перечь -
Он без слов высокопарных
Мог любого, как барана,
Геморрой лечил без свеч.

Амессай не остерёгся,
И погиб он от меча.
Знать, не ждал, как мне сдаётся,
Что за царское юродство
Жизнью будет отвечать.

При моём к нему почтенье,
Ну, какой с него Главком?
Всех грехов во искупленье
Умер сразу без мучений
Он, не как Авессалом,

Что на дереве болтался
На ветвях, а до того
Отпустил такие патлы,
Что повис на них лохматый,
Зацепившись головой.

За Савеем все рванули.
Амессая труп в кювет
С большака не преминули
Оттащить, чтоб люди нюни
Не пускали по Главе,

А вперёд за Иоавом
Шёл Израильский народ,
Дабы выловить шалаву
И Савея обезглавить
За его поганый рот.

Через все прошёл колена
Израильские Савей
И монахом скрылся в келье
В городке одном. Как пленник
Оказался тот еврей.

Если люди из пустыни
В город прут - не жди добра.
В страхе жители застыли,
В город толпы не пустили.
Те ж - на приступ город брать,

И ведь взяли бы... Но к счастью
Женщин слушали тогда
И, поверьте, не напрасно -
Слабый пол, хоть и нечасто,
Но спасает города.

Мужикам мозг дан лишь костный,
Не мозги над ними власть.
Слава Богу, что хоть поздно,
Но на весь их класс безмозглый
Одна умная нашлась.

К Иоаву наклонившись
С городской стены, она
Говорила: "Что творишь ты?
Повторить тебе не лишне,
Что страна у нас одна.

Город наш из самых древних
Городов, он прочих мать
В Израиле... Вне сомнений
Иерусалим - деревня,
Если рядом им стоять.

Ты же город наш разрушить
Вдруг решил, а для чего?
Ищешь ты Савея душу,
Что покой царя нарушил.
Так мы выдадим его.

Ты ж от нас тогда отступишь,
Или я сейчас туплю,
Зря толку здесь воду в ступе?"
Иоав ответил скупо:
"Сдашь Савея, отступлю,

Обещаю". С умным видом
Со стены она сошла
И, придя в народ, солидно
Говорила за Фемиду
Без повязки на ушах:

"Шанс у нас - отсечь Савею
Голову раз навсегда
И отдать её евреям,
Чтоб ушли они скорее,
Чем ворвутся к нам, тогда

Отвечать не головами
Нам - задами, что верней... "
Приговор голосованьем
Утвердили на собранье.
Против был один Савей.

Так Савей был обезглавлен.
Голову его в плаще,
Чтобы прочих не кровавить,
Вниз швырнули Иоаву,
Не открыв ворот вообще.

Иоав трубой натужно
Снял осаду. Все, как шквал,
По шатрам рванули дружно...
(Собственно Савей к тому же
Их тогда и призывал,

А закончил жизнь бесславно,
Против ветра плюнул он).
Царь Давид купался в славе,
Иоав опять стал Главным,
Претендент - кормил ворон.



 
Глава 21. Подлог понятий и ошибки в Святом Писании

Когда наследуется власть не по закону,
И бывший клан прорежен, как сорняк,
То выдирать желательно все корни,
Чтоб дальше править мирно и спокойно,
Ведь претенденты - это не пустяк.

Их надо убирать при смене власти,
И внуков за сынами слать вдогон.
А то придёт иной наследник: "Здрасти -
Вам скажем, как Лжедмитрий - живо слазьте,
Освобождайте мне папашин трон.

Был голод на земле во дни Давида
Три года. Царь с ним справиться не мог.
Перевирать причины несолидно.
Подлог понятий в Книге очевиден -
Использован был голод, как предлог

Произвести текущую зачистку.
Саула дети лезли из земли,
Как корнеплоды скошенной редиски.
Избавиться от них единым списком
Царю жрецы изрядно помогли.

Давид не клир, но к Богу был допущен
За разъясненьем - что виной тому,
Что голодом Господь народ свой мучит?
Ответил Иегова всемогущий:
"Причина вся в Сауловом дому.

Дом кровожадный (а то мы не знаем),
Всех Гаваонитян он умертвил.
Из Аморреев те, пришли по найму,
А царь Саул ни чеками, ни налом
Ни сикли им тогда не заплатил.

Израильтяне людям дали клятву,
Что их не тронут (не в пример другим),
А царь Саул из жадности проклятой
Припомнил Аморреям пункт их пятый,
Мол, все, кто не евреи - те враги.

Кто право ему дал творить такое?"
Здесь обвинений было за глаза.
Не мог Господь на то взирать спокойно,
А так как царь Саул давно покойник,
То Бог живых примерно наказал

Во имя дела истинно благого...
(Писавший эту Книгу на века,
Давиду помогая, безусловно,
Представил в этом месте Иегову
Как мелкого и злобного божка).

Давид с вопросом к Гаваонитянам:
"Что сделать мне для вас, чем примерить?
Какую мне для вас накрыть поляну,
Какой кровавой мне ухой Демьяна
Вас накормить, чтоб Богу угодить?"

Я поражён ответом благородным:
"Не нужно нам ни злата с серебром,
Ни прочего от этого урода
Саула и от всей его породы,
И так смертей достаточно кругом,

Чтоб из-за нас кого-то умертвили".
Но этого не мог принять Давид.
Когда вопрос поставлен или-или,
Чтоб люди все обиды позабыли,
Нельзя, чтоб никого не умертвить.

Царь Гаваонитянам квоту выдал
Потомство всё Саула истребить.
"Недолго, видно, жить царю Давиду,
Но он, когда по смерти кони двинет,
Желает власть за родом сохранить" -

Решили люди, не без чувства мести
Им выдать запросили сразу семь
Потомков от Саула, чтоб повесить
Их в Гиве, где на дереве всем вместе
На солнце им пред Господом висеть.

Давид сказал: "За мной не заржавеет".
Детей Саула, внуков в Гаваон
Отдал царь, как военные трофеи,
Лишь пощадил Давид Мемфивосфея,
Хромого вешать -это мови тон.

По клятве, данной им Ионафану,
Мемфивосфея надо отпустить,
А вот всех прочих вздёрнуть утром рано,
И следует последним быть профаном,
Чтоб сей подобный случай упустить.

При передаче Гаваонитянам
Всех дел на тех, кому пришёл капут,
Их принимавший был изрядно пьяным.
Составил список он не без изъянов.
Ошибки те в Писание войдут.

Двух сыновей забрал тогда у Рицпы
Давид, что та Саулу родила,
Мемфивосфей средь них - то небылица,
Ведь эта Рицпа, в Книге говорится,
Женой Ионафана не была.

Наложницей она была Саула,
К Иевосфею перешла не вдруг,
А по наследству. Авенир в загуле
Входил к ней ночью... И не я придумал,
Мемфивосфей не сын Саула - внук.

Пять сыновей от дочери Саула
Забрал Давид от собственной жены
Мелхолы...Всё же, чем ей там надуло,
Когда её бездетной сделать вздумал
Господь во искупление вины?

Бумаги из особого отдела
Не сверил толком писарь-ротозей.
А родила тогда для Адриэла
Мерова, сыновья чьи шли по делу,
А у Мелхолы не было детей.

Отдал Давид царь Гаваонитянам
На смерть тех семерых, кровей одних.
По сфабрикованному делу явно
Повесили их, якобы смутьянов,
Хоть не замеченных в делах лихих.

В начале жатвы ячменя все вместе
В жару они висели много дней.
Не просто умертвить на лобном месте -
На солнце их задумали повесить,
Чтоб были они Господу видней.

Бог голод снял, как в Книге говорится,
В момент весьма понятный для меня -
Сменили зиму летние зарницы,
Не от безделья люди ногти грызли,
А занимались жатвой ячменя.

Лишь Рицпа в своём горе настоящем
От птиц небесных и земных зверей
Двух сыновей и пять других висящих
Всё охраняла, в запахе смердящем
Сном кратким забывалась на заре.

Истлевшие останки снимут с кроны.
Саула, всех убитых иже с ним,
Давид достойно перезахоронит,
Авторитет в народе не уронит,
Жить будет дальше Господом храним.


Прим.
А когда наступило время отдать Мерову, дочь Саула, Давиду, 
то она выдана была в замужество за Адриэла из Мехолы. 
(Первая Книга Царств, Гл 18)
...И у Мелхолы, дочери Сауловой, не было детей до дня смерти ее. 
(Вторая Книга Царств Гл 6)



 
Глава 22. Песнь Давида о Защитнике

И воспел Давид песнь Господу в тот день,
Когда Бог от всех врагов его избавил.
Но любой плетень отбрасывает тень,
И Давид не исключение из правил.

Мы послушаем его благую песнь.
Победителей, хоть говорят, не судят,
Но попробуем понять, где в песне лесть,
А где автор слов мозги вправляет людям.

"Бог - моя твердыня, крепость и скала,
На Него я в своих действах уповаю,
Ограждение моё, копьё Он и стрела,
Меч разящий (то есть всё, чем убивают).

От всех бед меня не раз Спаситель мой
Ограждал, спасал. Едва своим набатом
Час мой смертный начинал свой мерзкий бой,
Стрелки Бог назад крутил у циферблата.

Волны смерти на меня несли валы.
Беззаконья власти мутные потоки
Устрашали. Всюду острые углы
Меня ждали и розетки били током.

Все невзгоды сыпались внавал.
Поджидала смерть меня с любого бока.
В тесноте своей я Господа призвал,
И мой вопль тогда дошёл до слуха Бога.

В возмущении Господь склонился вниз,
Основание небес сместило лоно,
Как от бомбы водородной понеслись
По земной коре сейсмические волны.

Дым объял от гнева Господа весь мир.
С Его уст огонь летел, срывались угли.
Пронеслись ветра, сметая ость со скирд,
Всех врагов моих они к земле пригнули.

Наклонил Бог небеса и вниз сошёл,
Дёгтем мрак сгустился под Его ногами.
Шаг Его, как Командора, был тяжёл.
На холсте Творенья молнии углями

Прожигали дыры. Среди тех огней
Руку Бог простёр ко мне, меня из многих
Бед извлёк. А тот, кто был меня сильней,
Обречён был задохнуться в смрадном смоге.

Был Господь во всём опорой для меня.
Много я тогда себе чудес позволил.
Но меня всегда перст Божий охранял,
Потому что был я чист и богомолен.

Бог по чистоте моей тогда воздал,
Было то свершить Ему совсем несложно,
Ибо я всегда молился допоздна,
Соблюдая ритуалы непреложно,

Непорочен был пред Господом моим,
Согрешить пред Ним весьма остерегался
(То, как царь себя вёл перед кем другим,
Ангелом в сравненье с ним чикагский гангстер).

Мне по чистоте моей Господь воздал
Пред Его очами. Ибо знает паства -
С чистым чисто поступает Бог всегда,
А с лукавым - строго по его лукавству.

(По лукавству Бог поступит - это как?
Хитрозадого Бог проведёт, как лоха,
Палец выставит козлу и даст пинка?
Если так, то я готов в ладоши хлопать).

Угнетённых наш Господь спасает всех,
Унижает взором выскочек надменных.
С Ним одним делю сегодняшний успех,
Ибо это Он меня возвёл на стену.

Что мне вражье войско? Ведь Господь - мой щит,
Впрочем, как и всех, надеющихся очень
На Него. Ведь кто иной нас защитит,
Как не мой и ваш Спаситель? Непорочен

Путь Его. Пусть будет слово с моих уст:
Только Ты один, Господь, даёшь мне силу.
За Тобою вслед я за врагом гонюсь,
С тыла захожу и бью мечом постылых.

С тех высот, куда меня Ты взгромоздил,
Предо мною недруги - с картинки мыши.
Ноги Ты мои столбами вбил в настил,
Медным луком укрепил мои Ты мышцы.

Истребляя ненавидящих меня,
Не "Бонзай!" кричу, а имя твоё Божье.
В мясорубке роковой страстного дня
Имя Господа любой брони надёжней.

С ним врагов бегущих, стоит им упасть,
Я топчу и мну, покуда они дышат,
А потом их кровь, как уличную грязь,
Очищаю я с забрызганных лодыжек.

От народных масс слепого мятежа
Сохранил меня Ты, чтоб мне стать Главою
Инородцев. Под пятой они лежат
И не вякают. Бог племенной со мною,

Чтоб держать в узде другие племена,
Чтоб народ, меня досель не почитавший,
Лишь по слуху обо мне знал, что хана
Всем пришла меня Главою не признавшим.

Лебезит верхушка их передо мной,
В укреплениях своих лицом бледнеет.
Ведь чем иноплеменней народ иной,
Тем средь лучше всех прожить ему труднее.

Жив Господь, благословен защитник мой!"
Вот такая песнь хвалебная сложилась…
Вознеся евреев, Бог их племенной
Оказал и всем другим народам милость.

Всем неверящим в Него придёт конец,
А другие, как ростки, пробьются к свету,
Если то, что написал премудрый жрец,
Принимать во всём за чистую монету.



 
Глава 23. Шёл народ убитых обирать

Убеждать Давид всех продолжал
Магией напева, благозвучием,
Что советы шлёт ему Астрал,
Потому и жизнь его нескучная.

Миррой мазанная голова -
Это воля высшего собрания...
Выслушаем мы его слова,
Сладкого певца всего Израиля:

"Приказал Господь мне анадысь
Быть скалой при вас, с Его согласия
В вышине над вами вознестись,
В страхе Божьем жить, рулить и властвовать.

Как трава мой вырастает дом,
Пребывает в солнечном сиянии,
С Богом мой завет, и я при Нём,
От Него лишь все мои желания.

(А желания какие - не секрет
Из того, что про Давида сказано.
Но завет, ведь это не запрет
На поступки, даже безобразные).

Твёрд и непреложен наш союз,
И от Бога всё моё хотение.
Нечестивые - балласт и груз
Нам, что сорняки они, а тернии

Не берут в открытую ладонь
И с чертополохом не вожжаются.
Бог нам в помощь и Его огонь
Выжигать что колется и жалится".

По дорожкам, сплошь из янтаря,
Райскими ходить Давиду кущами...
Верил бы я в искренность царя,
Если бы не главы предыдущие.

То, что дальше, не галиматья,
Скажут мне жрецы, то ж аллегория -
Храбрые бойцы царя, зятья
И другие ихни благородия

Поднимали сотни на копьё
Тех Филистимлян, сушить гербарием.
Составляя это житиё,
Нам жрецы в одном мозги не парили.

За контекст отвечу головой -
Дал Господь победу... Что же далее? -
Шёл за Ним народ лишь для того,
Чтоб убитых обирать... (С сандалий их

Пряжки резать, вырывать мосты,
Где блеснут коронки в свете месяца.
Нравы, что до ужаса просты,
За тысячелетья не изменятся).

Царь сидел в пещере Одоллам.
Вифлеем был занят неприятелем.
Лучшие колодцы были там,
Не было нигде воды приятнее

Ни на вкус, ни на состав солей
Минеральных, лучше чем из скважины.
Захотел Давид пить. Кто скорей
Принесёт воды той не загаженной?

Вызвались герои, что копьём
Бить врага, по сотни три нанизывать
Обучились. За водой втроём
В Вифлеем пошли к колодцу нижнему.

Через весь Филистимлянский стан
Прорубились и - назад с водицею...
А Давид ту воду пить не стал,
Вылил на героев амуницию

Со словами: "Разве то не кровь,
Что пролили люди эти храбрые?
Да хранит их Господа любовь,
Силы им придаст в борьбе с арабами".

Действием тем воодушевил
Царь народ свой на крутые подвиги.
Триста человек, что насадил,
Снял с копья Авесса, бросил под ноги.

Множество врага из-за наград
Было перебито, изувечено.
Знаком высшей доблести тогда
Было тридцать семь бойцов отмечено.



 
Глава 24. А Давид опять пушистый и белый

Израиль шёл, шёл...но сбился с маршрута.
Гнев Господень на народ вспыхнул трутом,
Побудил Давида к действам беспутным,
О подобном говорят - бес попутал.

Но жрецы всё так представить умели,
Будто царь Давид совсем не при деле,
Поступал по высших сил наущенью,
А потом просил у Бога прощенье.

Хоть усердным был Давид богомольцем,
Но бывало, что и в штопор сорвётся,
Злобу выместит свою ненароком,
Пусть другим она послужит уроком.

Если царь за юбкой вдруг поведётся,
И такому объясненье найдётся.
Что б ни сделал - всё одно будет правым,
Потому как - для Израиля славы

Совершал Давид набеги и казни,
И другие, скажем так, безобразья.
Но как сказано в Священном Писанье,
Бог евреев изощрён в наказанье.

В прегрешеньях весь народ был неправым.
Царь Давид лишь повод дал для расправы
Тем, что даже себе трудно помыслить -
Вздумал царь живую силу исчислить,

Израиль пересчитать с Иудеей,
Дабы знать, чем в Палестине владеет.
А подобное прознать невозможно,
Ведь на всё, ни дать, ни взять - воля Божья.

Иоав хотел царя образумить -
Мол, зачем нам знать конечную сумму.
Если кто нас богоизбранных тронет,
Бог немедленно народ свой утроит,

Любоваться будет в белой панаме,
Как мы шапками врага закидаем.
А чтоб было с чем бросаться на танки,
Не ермолки надо шить, а ушанки.

Охраняемы мы силой завета,
И далась тогда нам перепись эта.
Беготня нам лишь добавит печали -
Думал так ленивый военачальник

И разумный, как потом оказалось,
Когда перепись, увы, состоялась.
Под ружьё аж миллион триста тысяч
Всех мужей тогда сумели исчислить.

Пятьсот тысяч Иудеев одних лишь,
И других колен евреев не лишних
Восемьсот аж тысяч там насчитали,
Что добавило начальству печали -

Где найти Давиду столько тулупов?
Понял царь, что поступил крайне глупо.
Знать зачем ему всё надо столь точно,
Лезть туда, где высших сил полномочья?

Планы строить вопреки воле Божьей
Никакой Госплан стране не поможет.
От прозренья даже сердце заныло.
Божье слово самодержца добило.

А пришло оно к пророку-провидцу,
При Давиде что служил прозорливцем,
Обличителем любого порока.
Неслучайно Гадом звали пророка.

Наказания различных трёх видов
Он принёс от Иеговы Давиду
Да такие, что - не то что ругаться,
А убить бы того Гада за гадство.

Предложил Давиду: "Бог, мол, сказал мне -
Сам себе, царь, ты назначь наказанье:
Быть ли голоду в стране семь лет кряду
Иль летать тебе болванкой снаряда,

Убегать от неприятеля, драпать,
И скрываться от врага целый квартал.
Если бегать с вещмешком царю сложно,
То другое наказанье возможно -

В продолжение трёх дней и не дольше
По Израилю пройдёт вопль истошный,
Язва будет всех косить моровая,
Сорняками люд с земли вырывая.

А тебе царь пребывать в карантине,
Бог с довольствия дом царский не снимет.
Рассуди же царь, что выбрать решишь ты.
Что ответить мне тому, кто всех выше -

Голод, бегство или мор поголовный?
За тобою, царь, последнее слово".
И сказал Давид провидцу: "Мне очень
Тяжело, балласт моих полномочий

Не могу я скинуть, чтобы свободно
Налегке бежать, не те уже годы,
Несолидно убегать мне вприпрыжку
И прощение просить за одышку -

Дескать, недруги, уж вы как хотите,
Но так быстро вы меня не гоните.
Пусть впаду я в руки Господа ныне,
Милосердный Бог меня не отринет,

В Божьей власти я в любой ипостаси.
Лишь бы в руки человечьи не впасть мне".
Из трёх зол Давид зло меньшее выбрал -
Много мор тогда народа повыбил.

На жаре во время жатвы пшеницы
Не снопы валились в поле, а жницы...
Интересная здесь маслом картина,
Мрёт народ, а царь сидит в карантине,

Препараты в себя разные тычет...
Полегло тогда аж семьдесят тысяч.
Вот такая Божья жатва случилась
В наказание за точные числа,

Что задумал царь узнать - к вещей славе
Скольких смог бы под ружьё он поставить.
А Давид всё продолжал лицемерить,
За себя, мол, сам ответить намерен.

Говорил: "Когда народу я пастырь,
По моей вине все беды творятся,
Согрешил я беззаконно, постыло.
Так за что страдают овцы простые?

Пусть, Господь, твоя рука обратится
На меня, на дом отца. Прекратится
Пусть падёж всех прихожан, как овечек..."
Что тут скажешь - благородно, конечно,

Да назад всё не вернёшь, эка жалость,
Наказанье ведь уже состоялось.
После драки толку нет петушиться,
Не ходил бы ты Давид в реваншисты.

Гад пожаловал к Давиду под вечер,
Но не ратовать пришёл за овечек,
А конкретно - чтобы жертвенник Бога
Был поставлен - у жрецов с этим строго.

И тогда Бог перестанет сердиться,
Поражение в стране прекратится.
Только жертвенник, чтоб Господа славить
На гумне у Орна надо поставить.

Фермер, собственник гумна, там где надо
Жечь скотину, был приятелем Гада,
И на всякий непредвиденный случай,
Как вести себя с царём, был обучен.

Царь Давид к нему приходит на стрелку,
Заключить чтоб на недвижимость сделку
И купить себе гумно со всем скарбом.
А тот фермер отдаёт царю даром

Свой надел, гумно и упряжь с волами,
С ними пса, что всех пришедших облаял.
Говорит жене: "Замолкни, дурёха,
Без гумна что пользы нам с Кабысдоха?

И другие паевые гектары
Пусть берут царя наместники даром.
Как ушей своих, не видеть нам жита,
Сельхозбанк не выдаёт нам кредиты

И от вольного рисует проценты..."
С добротой такою беспрецедентной
Царь Давид столкнулся явно впервые,
Что гектары отдают паевые

Не браткам, не в результате наезда,
Без угрозы всю семью перерезать.
И сказал на это царь изумлённый:
"Вижу я, что ты, как фермер, зелёный.

Забираю я гумно, с ним гектары,
Но не даром, не за фук, не на шару.
Покупаю я волов, упряжь, дровни.
На участке мы поставим жаровню.

Жертва с дымом вознесётся к Стожарам.
Но прознав, что всё досталось нам даром,
Отвернётся наш Господь от ягнёнка,
А тем паче от вола иль телёнка".

И купил Давид гумно за наличность,
Серебра отсыпал Орну прилично.
Обошёлся тот потом без кредитов,
И процентов, что страшнее бандитов.

Бог с евреями сменил гнев на милость,
Пораженье в их среде прекратилось.
Как сошли с народа трупные пятна,
Стал опять Давид на ощупь приятным

И пушистым без следов от лишая...
Про Давида Книгу Царств завершаю
Я Вторую. Мне простит жрец писавший,
Что я лишь наполовину из наших.

Лучше всех мне - ни в какие ворота,
А с элиты меня просто воротит.
По одной такой причине из многих
От Давида я уже не в восторге,

Впрочем, как и от героев всех прочих...
Без святейших я пишу полномочий,
И за взгляд свой, через чур человечий,
На Писанье лишь пред Богом отвечу.




Третья Книга Царств
 
Глава 1. Потому что не боюсь педикулёза

В преклонные года вошёл Давид,
Метаболизмом собственным согреться
Уже не мог, погас огонь в крови,
И думал больше царь не о любви,
А как бы потеплей ему одеться.

(Мне песня вспомнилась*. Что вдруг нашло?
Мотив звучит в ушах и сердце греет -
Почему, почему, почему мне так тепло?
Потому что я лежу у батареи).

Сказали слуги, что найдут царю
Красавицу ему, чтобы согрела
Замёрзшего... Назло календарю,
Когда всё стынет ближе к декабрю,
Нас женское тогда согреет тело

Не всякое, а только молодых
Красавиц пышных, не моделей тощих,
Настолько вызывающе худых,
Что непонятно, что там есть у них,
И как им обогреть Давида мощи,

Ключицей чтобы кожу не порвать
Желтей и тоньше чем иной пергамент...
Отправилась тогда царёва рать
В Израиле красавицу сыскать
Дородную с длиннющими ногами,

Ходить чтоб за царём и с ним лежать,
Днём согревать, к мощам прижавшись телом,
А вечером подгузники менять,
Как малышу внимательная мать
Промежность протирать, чтоб плоть не прела.

(Мужчина, состоявшийся вполне,
Совсем как в раннем детстве напеваю -
Почему, почему, почему так сухо мне?
Потому что мне подгузники меняют).

Нашли царю гражданскую жену,
Сунамитянку Ависагой звали.
В постель к ним лишь глазочком загляну -
Мужская честь стоит здесь на кону,
Как одинокий столб среди развалин.

Красива эта девушка была
Настолько, что не выстоять мужчине,
Но если обнажалась догола,
То раздевалась только для тепла.
По этой, по другой какой причине

Давид Сунамитянку не имел...
А сын его следил за этой нимфой,
От вожделенья не в своём уме
Ответный взгляд её поймать сумел
И возгордился крайне сын Аггифы,

Адония, кричал, встав в полный рост:
"Я буду царь, о том всех извещаю..."
Отец не задавал ему вопрос,
Мол, что задумал ты, молокосос,
Когда на Соломона завещанье

Я написал... ну, обещанье дал
Вирсафии в момент того зачатья,
Да я б что хочешь подписал тогда.
А царские слова - не ерунда,
Они сильней бумаги и печатей.

Но был красив Адония на вид.
Родился он вслед за Авессаломом.
Был мягкотелым, помнится, Давид,
Авессалом был по уши в крови,
А царь не отлучил его от дома

И получил за это поделом -
Чуть свой престол не сдал авантюристу.
Не дети у Давида, а фантом -
Что не сумел тогда Авессалом,
На этот раз Адония замыслил.

Он скороходов сразу пятьдесят
Себе завёл и колесницы, с ними
Возницы, кони - Что за детский сад? -
Царь думал, на юнца бросая взгляд,
Без мыслей, что сынок престол отнимет.

Тем паче, что занять чужой шесток
Не всякому пернатому по росту.
Садок священник и Нафан пророк
Дверь к власти на большой врезной замок
Захлопнут пред сынком, а ключ забросят.

Сын с Иоавом в заговор войдя,
Священника призвал Авиафара.
И вот уже, нисколько не шутя,
Переворот свершить они хотят.
Царь не помеха им больной и старый.

Аггифы сын забил овец, волов,
Всех слуг царя позвал на ужин срочно,
Устроил пир горой для всех братьёв,
Готов был накормить хоть пастухов,
А Соломона брата звать не хочет.

Не звал к себе на ужин царский сын
И представителей другого лобби,
Чьи по ветру настроены носы,
Тех, кто заняв высокие посты,
На претендентов зырят исподлобья.

(Представил я сановника мурло,
Как мрачно на меня оно надулось...
Почему, почему, почему мне так светло?
Потому что то мурло мне улыбнулось).

Давида люди сильные тогда,
То Семей, Рисий, с ними Ваней (киллер),
Адонию посадят на шпагат,
Озлившись на него, как на врага,
Раз их на званый пир не пригласили.

Нафан, пророк, всё чующий нутром,
Мать Соломона тихо подзывает:
"Вирсавия, слыхала ль ты о том,
Что сын Аггифы сделался царём,
А сам Давид об этом знать не знает?

Советую тебе: спасай скорей
Ты жизнь свою и сына Соломона,
Войди к царю и сразу из дверей
Ему скажи: - как мог рабе своей
Царь так солгать, позёр бесцеремонный?

Не клялся ль ты, не говорил мне - мать,
Сын Соломон наш на престоле будет?
А на престол Адония, как тать,
Взобрался... Как ты мог про то не знать?
Тогда послушай, что толкуют люди.

Здесь я вхожу (сценический эффект)
И говорю: Всё верно, без обмана.
Адония взлетел на самый верх.
Услышишь звуки... То мой человек
По знаку будет бить в свои тимпаны".

Вирсавия как прежде прямиком
Вошла в опочивальню к патриарху.
Давид при грелках полных кипятком,
Сунамитянка ходит босяком,
Но сексом даже в воздухе не пахнет.

Вирсавии царь заявил: "Зачем
Ко мне пришла - помочь мне отогреться?
Нет у меня сейчас других проблем..."
Царь очень стар был, дряхл, но вместе с тем,
Не позабыл про клятву о наследстве.

А тут как раз вошёл Нафан пророк,
Царю он поклонился аж в проходе,
Вопрос про клятву задал, про зарок
И рассказал чуть сбивчиво, как смог,
Что без Давида в мире происходит.

"Адонию после себя не ты ль
В цари определил и в том дал слово?
А тот всю знать созвал, как хан Батый,
От несказанной царской доброты
Скот завалил и потчует всех пловом.

Сейчас Авиафар священник, знать,
Военачальники до Иоава
Едят мясное, чаши пьют до дна
И тосты повторять им допоздна,
Царю Адонию желая славы.

На то собранье не приглашены,
Садок священник, Соломон и Ваней,
Я твой слуга и нет на нас вины,
Что мы должны глазеть со стороны
На безобразья, что творит собранье.

Твоё желанье - не звезда во лбу.
Ты ж сам, мой царь, не пожелал до срока
Поведать тайну скромному рабу -
Кто будет царь, а с кем вести борьбу
Мне, как официальному пророку".

Вскричал Давид: "Вирсавию ко мне!"
(Как будто не было её минутой раньше,
Да был ли царь Давид в своём уме
Иль, мягко скажем, был, но не вполне
И почему - про то увидим дальше).

Вирсавия предстала пред царём.
И клялся ей Давид, как в те минуты,
Когда она, покинув водоём,
Пришла чужой женой с ним быть вдвоём.
Не мне судить, какой их бес попутал.

Потом пришлось Давиду мужика
Её сгубить, чтоб взять женой капризной.
Бог приберёт их первого сынка,
Чтобы второй уже наверняка
Мог стать царём без генной экспертизы.

Сказал Давид: "Как в памятный тот час
Поклялся я отдать престол свой царский
Ребёнку, что появится у нас,
Сегодня я последний свой указ
О том, кто будет царь, предам огласке.

Формальности нам следует блюсти,
В них вижу я немую волю рока,
А потому Нафана привести!
Когда пророки нынче не в чести,
То звать ко мне священника Садока

И Ванию. Пускай свершат они
Все действия по передаче трона.
Во все свои оставшиеся дни
И те, что ещё будут впереди,
Царём я назначаю Соломона".

Давид здесь вновь перемудрил слегка,
Был стар и потому почти незрячий.
Простим ему заскоки старика -
Нафан был рядом с ним наверняка,
Как и Вирсавия минутой раньше.

Садок священник уж стоял в дверях.
Нафан пророк, кто всё это затеял,
Давно уже продумал за царя,
Как совершить тому святой обряд,
Не парясь чтоб и даже не потея.

Садок достал тогда с елеем рог,
Помазал Соломона. Затрубили
Трубою так, чтоб всяк услышать мог,
Что нового царя назначил Бог,
А про Давиде вроде как забыли.

От криков - Да живёт царь Соломон -
Земля, как в Книге пишут, расседалась.
(Разверзлась иль просела, как бутон
Раскрылась иль застыла как бетон?
Хорошенькое слово мне попалось).

(И вновь в ушах возник мотив простой.
Я под него немного помечтаю -
Почему, почему, я понятливый такой?
Потому что книги умные читаю).

Адония услышал, что кричит
Народ, как громко славит Соломона.
С ним вместе все, кто ели калачи,
Прочь разлетались звёздами в ночи
В преддверии огромнейшего шмона,

Тем, кто урвал от власти пирога,
Украденные отрыгнутся гранты.
Спасайся, кому шкура дорога...
Адония схватился за рога
У жертвенника, требует гарантий

От Соломона, так и говорит:
"Пусть поклянётся новый царь пред Богом
Что он раба мечом не умертвит..."
(Не самурай Адония - семит,
Подумаешь, какая недотрога).

Послал царь Соломон и от рогов
Адонию, насилу оторвавши,
Ввели узнать, насколько тот готов,
Жить честно, не плодить себе врагов
И не лукавить - нашим, мол, и вашим.

Когда не станет жить он, как гундос,
Скрывая хитрость под своей личиной,
То ни один из всех его волос
На землю не падёт, (педикулёз
Когда не будет этому причиной).

А будет в нем лукавство - то умрёт...
Такое вот условие поставил
Царь Соломон. Скажу вам наперёд,
Что Соломон Адонию убьёт,
Хотя тот в жизни больше не лукавил.

(Себя не представляю без волос,
Без шапки носом шмыгать от мороза...
Почему, почему, почему я так оброс?
Потому что не боюсь педикулёза).

* Старый клен. Слова М. Матусовского, музыка А. Пахмутовой



 
Глава 2 ч.1. Наставления Давида перед смертью

Мудрейший человек был Соломон,
А как умел держать он обещанье -
Той хватке позавидует питон.
То, что отец возвёл его на трон,
С лихвой сын отработал завещанье,

Когда по воле Божьей стал царём,
Хотя де-юре были нареканья.
Об этом мы расскажем, но потом,
Пока же в дом к Давиду мы войдём,
Чтоб выслушать последние желанья

И наставленья сыну: "Соломон,
Путь всей земли я завершаю, ты же
Будь твёрд и мужествен, блюди закон,
Ходи сквозь дверь, не прыгай из окон,
Идти путём Господним - проще выжить.

Храни Его уставы, будь во всём
Благоразумным, действие любое
Сверяй с законом Божьим, белым днём
Не оступись в погоне за рублём,
А с женщиной будь осторожней вдвое.

Тогда потомки нас не избранят -
Мол, Соломон с путей Господних сбился,
А Израиль они не сохранят...
Но есть ещё желанье у меня
(Красивый слог, а речь здесь про убийства).

Ты знаешь, что мне сделал Иоав..."
Тот самый, что убил Авессалома.
Из предыдущих мы узнали глав,
Что тот сынок Давида был неправ,
Убит за дело, а не вероломно.

Давид его оплакивал сильней,
Чем всех иных убитых Иоавом.
Но мстить убийце на исходе дней
За то, что прочего всего больней,
Зачем, когда на нём смертей навалом

Убитых им с виной и без вины...
За глупое сравненье не взыщите:
Когда мотивы мести не видны,
То царь Давид в масштабах всей страны -
Ну, просто Хельсинский правозащитник.

О справедливости печётся царь,
Нагар сдирает щёткою массажной...
Быть справедливым если до конца -
Не занимать двуличия жрецам,
Деяния Давида описавшим.

Начальником военных Иоав
Назначен был царём не для блезира.
И действовал Давид прекрасно знав,
Что заскорузлый у того рукав
От крови Авессая, Авенира,

Да и других убитых им вождей.
И вот теперь на старость лет припомнил
Тот грех Давид, хоть рана посвежей
Саднила... Царь своё же протеже
Решил убрать руками Соломона.

"Сын, поступи по мудрости своей,
Не отпусти его седины с миром
Ты в преисподнюю..." (Читай, убей,
Но не за смерть сынка родных кровей,
Авессалома, а за Авенира).

Когда же от сынка царь убегал,
Семей (иль Семей?) вдруг у Иордана
Нарисовался и Давида так ругал,
Что слуги обломать тогда рога
Ему хотели, врезав по калгану.

Но царь сказал: "Не умерщвлю мечом
Злословившего, дабы людям праздник
Не омрачить. Пусть этот дурачок
Меня поносит, я ж за язычок
Не накажу, ругай меня, проказник".

Поняв, что царь Давид власть сохранил,
Семей (иль Семей?) речи заказные
Вести, как обличитель, прекратил.
Лил слёзы Семей, точно крокодил,
И дело на него тогда закрыли.

В число влиятельных людей потом
Вошёл Семей и Соломона даже
Он поддержал при выборе царём.
Тот за добро ему ответит злом,
Желание предсмертное уважит

Отца. Давид, совсем как Аз воздам!,
Задумал провести посмертно чистку,
Доверил Соломону то, что сам
Не смог при жизни - выдать по мордам
Обидчикам особенно речистым:

"Меня злословящего не оставь
Без наказанья, не держи за друга.
А кровь ему за гадкие уста
Пустить на седину иль вниз с моста
Его швырнуть - продумай на досуге".

Так, сдав дела наследнику, почил
Давид, в столице погребён был.
А царствовал он сорок лет (Почти -
Пока Авессалом отца лечил,
Тот был царём, от дел освобождённым).



 
Глава 2 ч.2 Соломон выполнил волю отца

Сел Соломон на престоле Давида,
Прочно на царстве сидит.
Не донимают чужие бандиты,
Свой не бунтует семит.

Как-то Адония, что Соломону
Пообещал не хитрить,
Входит к Вирсавии, в пояс поклон ей
Бьёт. Та ему говорит:

"С миром ли, пасынок, к нам залетел ты,
Или намерен хитрить?
Если имеешь сказать что по делу,
То, так и быть, говори".

"С миром - ответил Адония
(Как же, если за это убьют,
Так на себя прохиндей и покажет...
Люди ж потом засмеют) -

Слово имею сказать. По закону
Всё здесь должно быть моим,
Старше я брата, царя Соломона,
Но я пришёл за другим.

Господу было так, значит, угодно
Царство ему передать.
Вы же о просьбе моей с Соломоном
Поговорите, как мать.

Вам не откажет и глоткой лужёной
Не разорётся на вас,
Пусть он Давида прислужницу в жёны
Мне Ависагу отдаст".

Просьба как просьба, ну что в ней такого,
Чтобы увиделись в ней
Хитрость, лукавство и даже готовность
Свергнуть царя поскорей.

Просто Адония крепко влюбился
В деву, что телом бела.
Бате покойному эта девица
Даже женой не была.

С ней возлежал царь, но с целью одною -
Чресла не мять, а согреть.
Что в том плохого - законной женою
Сунамитянку иметь?

Пусть забирает, коль крыша у парня
Съехала прочь со стропил,
Если престол брату мирно, без брани
Сыну её уступил.

С мыслью подобною в дом Соломона
Входит счастливая мать,
Сын её встретил с нижайшим поклоном.
Что ей ещё пожелать...

"Просьбу - Вирсавия молвит - имею
За беспокойство прости,
Не откажи". - "Говори же скорее,
Мать, о чём хочешь проси,

Не откажу" - Соломон ей ответил,
Но лишь узнал просьбы суть,
Враз затуманила ум его светлый
Из подсознания муть.

Видимо, сам, какой ни был он умный,
Как остальные мужи,
На красоту Ависаги подспудно,
Глаз Соломон положил.

Маме перечить бывает опасно,
Сын же себя превозмог,
И для отказа Вирсавии властной
Враз отыскался предлог:

"Ты для Адонии просишь по-братски
Дать Ависагу в жену,
Ну, так проси ему сразу и царство,
Не допусти слабину.

Ибо он старший мой брат и к тому же
Другом ему Иоав.
Он твою просьбу поддержит оружьем,
А кто сильней, тот и прав.

Брата в цари перемажет священник,
Мне даст приказ - От винта!
Мать, не внесла бы ты ясность - я чей сын?
Может быть я сирота,

Твой же Адония? Сын не случайно
Плачется мамке в подол -
Думает братец с кольцом обручальным
Влезть на отцовский престол".

Царь Соломон, возмущённый донельзя,
С тайным гормоном в крови,
С ясным умом и горячий, как гейзер,
Брата решил умертвить.

Ванея вызвал к себе (иль Ванею?),
Брата ему заказал,
Дескать, пойди, убери прохиндея.
Киллер братишку убрал.

Первосвященника, что перемазать
Брата в цари был готов,
Царь за Адонию царским наказом
В поле послал до коров:

"Авиафар, хоть ты смерти достоин,
Как и твои кореша,
Но в настоящее время пустое
Жизни тебя мне лишать,

Ибо носил пред отцом моим славным
Господа Бога ковчег,
Тяготы все претерпел с ним исправно,
Жажду и в поле ночлег".

Царь удалил от священства Господня
С Авиафаром весь дом
Илии. Слово пророков исполнил -
Все говорили кругом.

Слух о зачистке настиг Иоава,
Он ведь ходил в корешах...
И над Главкомом нависла булава,
Врезать грозит по ушам.

Военачальник, чьи руки по локоть
В Авессалома крови
И Авенира, смекнул - дело плохо,
Душу спасти норовит.

В скинию Господа он устремился,
Где, ухватив за рога,
В жертвенник мёртвою хваткой вцепился,
Жизнь и ему дорога.

"Господа близость мне силы утроит,
Пусть присылают наряд,
С места не сдвинусь, здесь место святое..."
Плохо он знал за царя.

Царь Соломон снова Ванею кличет
Выполнить волю отца:
"Ты Иоава прикончи и лично
Похорони подлеца.

Кровь им пролитую двух полководцев
С дома Давида сними,
Случай удобнее не подвернётся,
Дух же отца не томи

Ты ожиданием мести за дело.
Это же не пустяки -
Авессалома убить как посмел тот
Воле отца вопреки!"

В скинию Господа чин младший Ваней
Входит, а там их Главком
Жертвенник держит, как старший по званью
Держится особняком.

Ваней хотел по приказу царёву
Сдвинуть его хоть на треть,
Тот ни в какую - под скинии кровом,
Дескать, хочу умереть.

"Ну, не стоять же мне с ним до рассвета.
Здесь неудобно... Как быть?" -
Киллер подумал, назад за советом
Не поленился прибыть

До Соломона и с доводом веским:
"Как быть, убить средь мощей?"
А Соломон, царь воистину светский
Без предрассудков вообще:

"Сделай, как он говорит, он же Главный
В звании высшем у нас".
Ваней, послушный уставу, исправно
Выполнил данный указ

И поразил Иоава, в пустыне,
Где военкома был дом,
Похоронил... (Видно, мало натырил
С армии тот военком,

Если он жил на отшибе, где скромно
Правил большую нужду.
Правило строить начальству хоромы
Было тогда не в ходу).

Царь Соломон Иодаева сына,
Ванея, киллера, вмиг
В Главвоенкомы возвёл из посыльных
Для поручений лихих.

Первосвященником сделал Садока,
Что его мазал царём.
Не был тот главным в священстве до срока,
А вот теперь - всё при нём.

Мудрость великую дал Соломону
Бог. Точно в море песок
Ум у него и АйКью столь огромен,
Хватит на Ближний Восток

И на Египет ума Соломона
Даже с лихвой. Наш мудрец
Взял за себе в жёны дочь фараона,
Начал ей строить дворец

В очередь строго за храмом Господним,
Чтоб оградиться от бед.
В граде Давида, не в собственном доме
Жили супруги семь лет.

Помним, Давид, отдавая престол свой,
Сыну тогда завещал:
"Есть на земле человек недостойный
Вроде угря иль прыща.

В трудный момент для меня вдруг возник он,
Жало чьё шершня страшней.
Выдавить сразу бы мне жировик тот...
Были дела поважней.

Семей, сын Геры (Семён) отличился.
Тяжким злословием смерд
Он на меня в тот момент ополчился
Сверх допустимых всех мер.

Из побуждений моральных, отличных
От неэтичных и злых
С ним поступил я тогда нетипично -
Взял и оставил в живых.

Что не убью его, дал клятву людям
Из воспитательных мер.
Чтоб от насилия мир образумить,
Лучшее - личный пример.

Ты ж, Соломон, действуй не по заказу,
Всё оцени на свой взгляд,
Но безнаказанным эту проказу
Не отпусти с миром в ад,

Кровь на седины пусти Сёме смело,
Действуя не по суду,
Ибо хуле и злословию делать
Нечего даже в аду.

Повод тому подберёшь подходящий,
Глуп и внушаем народ.
Только скажи ему мясо на хрящик,
И уж слюней полон рот.

Что до морали, да ну её к ляду,
Стар я и вижу с трудом.
Нет, я не мстительный, просто порядок
Я уважаю во всём".

Мудр Соломон, но столкнулся с дилеммой -
Только поднявшись на трон,
Друга убить надо всенепременно
И не нарушить закон.

Волю отцовскую неукоснимо
Следует выполнить. Что ж,
Если ты сын, да к тому же любимый,
Повод к расправе найдёшь.

К Семею царь обратился с запретом:
С города не выходить,
Ни на пикник укатить до рассвета,
Ни по полям побродить,

От любопытных всех глаз поздней ночью
Уединиться вдвоём...
Без объясненья причин - нет и точка,
Выйдешь за стены - убьём.

Семей три года прожил без трав прелых,
Но убежали рабы,
В поисках их вышел он за пределы
Города на день ходьбы.

К Анхусу он за рабами подался
(Гефский то царь). Соломон
Цель посещенья узнать не пытался,
Где ошивался шпион,

А повелел своему он Главкому
Ванею, так для души,
Делом заняться до боли знакомым -
Выпустить Сёме кишки,

Что тот и сделал легко без препон и
Тем заслужил - молодца...
Так Соломон долг сыновний исполнил,
Выполнил волю отца.

Юшку пустил всем, кого сердобольный
Царь был обязан терпеть.
Штрафом отложенным это в футболе
Мы называем теперь.

Тех, отношения с кем не сложились,
Гнидами не раздавить,
А уничтожить рукамичужими
Смог и посмертно Давид.



 
Глава 3. О мудрости Соломона

Понятье Господа абстрактное,
Кого ты только ни спроси,
Сужденья будут сепаратные
От правильного до превратного,
Но жертву Господу нести

Обязан член любой конфессии.
А взять языческий народ -
Скотину забивали с песнями,
И вкруг костра, вдыхая специи,
Водили девки хоровод,

Задрав подол чуть выше голени,
Откалывались по одной.
Гуляли девушки от вольного
И, надышавшись благовония,
Теряли девственность порой.

Царь Соломон по воспитанию
Богобоязнен был, ходил
Путём Давида в почитании
К обрядам, в полном понимании,
Какая польза от кадил.

Идею дома Бога выстрадал
Царь Соломон, по мере сил
Осуществлял. Пока ж не выстроен
Был храм-чертог, на руку быструю
Царь жертвы Богу приносил,

Куренья делал, морды бычьи жёг
На всех высотах меж долин
Согласно древнему обычаю.
В одном лишь Гаваоне с тысячу
Голов скотины царь спалил,

Ведь там был самый главный жертвенник.
Там Бог царя и посетил
По полной выкладке торжественно.
Во сне вербально, взглядом, жестами
У Соломона Бог спросил:

Что дать тебе? Царь призадумался -
Просить - не значит получить,
Не всякое желанье сбудется...
Был Соломон с рожденья умницей,
Чтоб Господа не огорчить,

А выразить знак благодарности
За трон и свой задать вопрос:
"Что нам с такой пассионарностью
И с богоизбранной ментальностью
Рулить мешает в полный рост

От Палестины до Атлантики?
За всех правителей спрошу -
Как в подобающие фантики
Упаковать для всех фанатиков
И быдла на уши лапшу?

Как управлять простому смертному
Израилем, столь он велик?
Так надели меня Ты сметкою,
Чтоб мне обманщика отпетого
Повесить за его язык,

С порока снять налёт невинности,
Провидеть, что добро, что зло.
Не обойди свою милостью,
Судить народ по справедливости
Дай мудрость, коль на то пошло".

Благоугодно было Господу
Узнать, что царь в сей важный миг
Не клянчит пенсию по возрасту,
Богатств не просит, свыше посланных,
Не жаждет душ врагов своих,

Но просит разума. Растроган был
Душ человеческих знаток,
Знал, наблюдая за двуногими -
На память жалуются многие,
На слабоумие - никто.

Во сне звучало слово Господа:
"Ты, Соломон, мудрее всех
Живущих на земле под звёздами.
За скромность будет тебе воздано
Всё, что просил ты, даже сверх

Получишь, прослывёшь ты гением,
Богатств таких ни у кого
Не будет... А твой мозг Тургеневский*
Мог перевесить только Ленинский,
Когда б не сифилис его...

Ни трепанации, ни вскрытия
Не допущу Я в дни твои,
Ты лишь иди в своём развитии
Моим путём не по наитию,
А с пониманием иди".

Такое было сновидение,
И пробудился Соломон
Значительным, самонадеянным...
Как после этого не верить снам,
Ведь Соломон был столь умён,

Что тень малейшего сомнения
Исчезнет в этом, стоит лишь
Взглянуть на то, что им содеяно.
Один лишь случай в подтверждение...
Блудницы две к царю пришли

И стали перед ним гулящие.
Блудница тоже человек,
Какая б ни была пропащая,
Задень за чувство настоящее -
И слёзы брызнут из-под век.

"Мой господин - сказала женщина -
С гражданкой этою вдвоём
Живём мы в доме, нам завещанном.
Ругаемся, конечно, вечно мы,
Но замечательно живём.

Случилось как-то одновременно
Мне первой, ну а ей родить
На третий день за мной намеренно.
Что обе были мы беременны,
Любой вам может подтвердить.

Она ютилась на полатях всё
Вдвоём с младенцем-грудничком,
Всё кутала своими платьями.
Она в ту ночь и заспала дитё -
Сын мёртв, а ей всё нипочём.

Той ночью встала, подошла ко мне
И подложила труп сынка
Взамен моей кровинки-лапоньки,
Она же подменила ладанки
След замести, наверняка".

Другая женщина униженно
Перед царём упала ниц
И говорит царю обиженно:
"Всё врёт она, глаза бесстыжие"...
"Как, собственно, у всех блудниц -

Подумал царь - характеристики
Хорошей нет ни у одной,
Чтоб профсоюзом, активистами
Заверена... И где здесь истина?"
А мамка продолжала: "Мой

Ребёнок жив. А тот, что заспан был,
Подложенный ко мне в ночи,
Мне незнаком, черты не папины...
Да я дитя родного крапинки
Смогу из тысяч отличить".

И так ругались эти женщины,
Чей мёртвый сын, а чей живёт,
Что не вмешайся царь, затрещины
Пошли бы в ход, и здесь, конечно же,
Кто понаглей, тот верх возьмёт.

"Подайте меч, по справедливости
Я поступлю - промолвил царь -
Когда меня так разозлили вы,
Вам разрублю дитё по линии.
Делите вашего мальца".

Меч принесли к царю, чтоб надвое
Рубить сынка, прям с головы.
Одна блудница в ноги подает
К царю в слезах - рубить не надо, мол:
"Оставьте мальчика живым,

Пусть заберёт дитё фуфлыжница...
Кому отдать, царю видней..."
Другая говорит: "Рубите же,
Ребёнок в положенье нынешнем
Мне не достанется, ни ей.

И царь сказал: "Мальца нетронутым
Той отдаю, кому больней
Терять свою кровинку родную,
В ней чувство матери природное
Всей юрисдикции сильней".

Услышал то народ Израиля,
Как рассудил царь Соломон,
И убоялся. Понимали все,
Царь не оставит без внимания
Любую мелочь, ибо он,

От Бога наделённый мудростью,
Судить всех будет не за страх,
И грех мирской по неподсудности
Или иной какой паскудности
Не спустит царь на тормозах.

* На рубеже XIX и ХХ веков ученые-физиологи пытались 
разгадать тайны гениальности, изучая мозг великих людей - 
измеряя объем, взвешивая, подсчитывая число извилин. 
Так выяснилось, что среди гениальных личностей самым 
большим мозгом обладал Иван Сергеевич Тургенев: 
его мозг весил 2012 граммов, что почти на 600 граммов 
больше среднего веса.



 
Глава 4. Несли дары, когда не дураки

Был Соломон царём над всем Израилем
И высший цвет их общества при нём,
Те кто его не в очередь поставили
По старшинству, а сделали царём.

Садок, Авиафар - его священники.
С Авиафаром здесь не чудеса -
Был сослан он, но, видимо, прощение
Он получил и сохранил свой сан.

Нафан, пророк царя, не паче чаянья
Сынов своих пристроил ко двору -
Азария приставников начальник стал,
Завуф - царя официальный друг.

Ещё один Азария, священника
Садока сын, конечно, неспроста
Из клира в свет добился назначения,
Начальником каким-то тоже стал.

Приставникам своим, числом двенадцать, царь
Вменил в обязанность дом царский свой
Помесячно кормить, а с ним всю нацию,
Крутыми яствами, а не простой мацой.

Иуда, Израиль по населению
Числом - песок у моря. Господам
Всё капало по щучьему велению
И уходило быстро как вода.

Все земли до Евфрата, до Египта ли
Служили Соломону, дань несли.
Евреи ели, пили и хихикали,
А денег было - не пропить, не слить

Их в казино... Есть повод для веселия.
Совсем как золотой наш миллиард
Жил люд всё потерять без опасения,
А при деньгах сам чёрт ему не брат.

Чтобы народ всю прелесть изобилия
Прочувствовал бомжом, попавшим в ГУМ,
Дал Соломону Бог, как тот просил его,
Обширный кругозор и ясный ум.

Царь Соломон мудрее Египтян всех был.
Не побоюсь вслед за жрецом сказать -
Мудрей был самого Езрахитянина,
А нам ли про дела его не знать?

Что? Кто такой и чей уполномоченный?
Какой-нибудь удачливый пророк.
Для нас важнее Соломона творчество.
Он притчей аж три тысячи изрёк.

И песней его было пять и тысяча,
Нет, тысяча и пять, считать с конца
Не будем. Воздадим его величеству
Мы славу мудреца, со слов жреца.

Жаль, не было в то время нотной грамоты,
А то бы в наше время под гармонь
С ударными звучала песнь с эстрады, где
Был автор не Крутой, а Соломон

Заступником за флору и за фауну.
О птицах и животных пел, как мог,
О деревах различных, как в Ливане кедр
Рос, а иссоп от зависти иссох.

Прознавшие о Соломона мудрости
От всех царей к нему шли ходоки
И, дабы не испытывать впредь трудности,
Несли дары, когда не дураки...



 
Главы 5-7. Особняки в четыре крыши, что строят наши нувориши

Хирам, царь Тирский, к Соломону
Послов немедленно прислал,
Узнав, что тот вполне законным
Помазанным и освящённым
Царём всей Иудеи стал

Со всем Израилем, державы,
Что царь Давид обосновал.
И славу тем себе стяжал он,
Что в подчинении дрожали
Пред ним лежащие вповал

Народы, этносы и страны...
Давида старый друг Хирам
Решил, что поздно или рано,
Евреи и его достанут...
А тут ещё задумал храм

Царь Соломон построить Богу,
Святое дело. И потом -
В лесах Ливана кедра много...
У Соломона с этим строго -
Сам не отдашь - возьмёт силком.

И вот уже по старой дружбе
С евреями за чистоган
Царь Тирский кедр свой самый лучший
Им даст для храма сколько нужно
И обезлесит весь Ливан.

Три года рубщики исправно
Рубили кедр, валили лес,
Кругляк отменный непрестанно
Свозили к морю и плотами
До нужных доставляли мест,

Складировали за забором,
Где размещался терминал.
А Соломон по договору
Хирама дом кормил поп-кормом
И обеспечивал сполна,

Коров пшеницы тысяч двадцать
Давал Хираму каждый год...
Да, было чем семье питаться.
(Не смог я в Книге разобраться -
Коров пшеницы что за скот?)

Царь трудовую ввёл повинность
В Израиле - тесать, рубить.
Размах работ таких не видан
Был ни в Сионе, ни в Авиве.
Одних начальников следить

За производством для надзора
Три тысячи и триста лиц
Поставлено с трубой подзорной
Там было, чтобы с этой зоны
Слинять счастливцы не нашлись.

Три года длился труд огромный -
Приготовляли дерева
И камни для строенья дома.
Да Соломон был бесподобный
Организатор, голова.

Четыреста восьмидесятый
Шёл год, за ноль коль взять Исход
С египетской земли треклятой.
Та цифра для евреев свята.
Царь Соломон в тот круглый год

К великой приступил постройке,
Воздвиг для Господа царь храм,
Его размеры и пристройки,
Давиры, украшенья, стойки
Перечислять не буду вам.

Они внушительны, поверьте.
И строил царь тот храм семь лет.
Но через несколько столетий
Резные херувимов плети
Не охранят жрецов от бед.

А дом свой Соломон тринадцать
Лет строил. Как материал
Использовался кедр Ливанский
Тот, что от храма оставался
И что подрядчик не украл.

Дом из остатков, что размером
В три этажа, своей жене
Царь выстроил не из фанеры...
Подобные ему примеры
Мы нынче видим на Десне.

Откуда деньги? - Из кубышки...
На трудовые... Всё равно
Особняки в четыре крыши,
Что строят наши нувориши,
Царям воздвигнуть не дано.



 
Главы 8-9. Кому и чем Соломон дорог

Созвал Соломон всех старейшин Израиля,
Начальников всех от колен
И глав поколений, чтоб действо сакральное,
По тем временам, я б сказал, эпохальное,
Свершить на священной земле.

Им всем из Сиона, из града Давидова,
Нести предстояло ковчег
Завета с поклонами, с песней, с молитвами…
Скота забивали так много элитного,
Чтоб мяса хватило на всех,

А мелкого просто исчислить немыслимо
По множеству тушек для жертв.
Так царь Соломон перед Богом заискивал.
Во здравие клира царь мудрый воистину
Вина опрокинул фужер.

На празднике общем все вещи священные
При скинии, точно в Госхран,
Левиты несли в полном их облачении
С почтеньем огромным, их пункт назначения
Был новый построенный храм.

В ковчеге завета скрижалей двух каменных
Достаточно было тогда
Для Бога заветов коротких, но правильных,
Чтоб люди простые легко понимали в них -
Кого, где, когда и куда.

А сам Соломон весь народ в подчинении
Во благо отчизны своей
Заставил трудиться вплоть до отупения,
До грыжи, но, правда, с одним исключением -
С условьем, что ты не еврей.

Ворочали камни лишь те недобитые
Жлобы нееврейских кровей,
Кого легионы Навина с бандитами
Добить не смогли ни мечами, ни битами -
Гергей, Ферезей, Аморрей.

Потомков их, как сорняковые поросли,
Сумел посадить на оброк
Мудрейший из мудрых... Опустим подробности.
Достойный есть повод для подлинной гордости
Иль подлой - читай между строк.

Еврейского сына не делал работником
Мудрейший их царь Соломон,
Ни плотником, ни агрономом, ни скотником.
А были они сплошь вельможи и сотники,
И что ни еврей - гегемон.

Мне ж дальше писать откровенно наскучило,
Заслуги все перечислять
Царя Соломона, либидо кипучее..
Оставлю я Книгу для лучшего случая,
Чтоб к ней возвратиться опять.



 
Заключение к Книге о Давиде

Как относиться нам к героям?
Чем их порывы объяснить? -
Томленьем духа, паранойей
Или иной какой бедою,
Зовущей подвиг совершить?

С чего вновьиспечённый мачо,
Как незабвенный царь Давид,
В пещере прячется иль скачет?
И из каких особых качеств
Герой библейский состоит?

Стремленье к славе всех двуногих,
Отвага, жертвенность порой,
Коварство, хватка осьминога,
Высокомерия немного
Добавить - и готов герой,

Копьём пронзающий косулю,
Быку ломающий кострец.
А всё, что упустил я всуе,
Воображенье дорисует,
Допишет в Книге древний жрец.

Порочен и бесчеловечен,
Таким героем был Давид.
Вниманьем Господа отмечен,
В вопросах веры безупречен,
Умён, расчётлив, деловит.

Абсурдно верить и нелепо -
Тертуллиан изрёк в сердцах,
Мысль выразил великолепно.
В согласье с ним чешу я репу,
Склонив главу над Книгой Царств.

Известно, сердцу не прикажешь.
Психологический момент
В свободе совести столь важен,
Что даже капли эпатажа
Вы не отыщите во мне,

А ёрничанья и подавно,
Ведь Книга Книг - не попурри.
Что до царей - скажу о главном:
Когда от собственных погано,
Что мне еврейские цари?

Здесь не в Давиде даже дело -
Петь дифирамбы, обличать...
А просто время подоспело
Не Церковь рушить неумело,
А веру с разумом венчать.

Тогда Тертуллиану крышка -
Иначе "верю" прозвучит.
И есть надежда, что Всевышний,
Глас вопиющего услышав,
По репе мне не настучит.