Острова в океане
Эта девочка вышла
Переброженной ягодой в прошлое,
Острым уксусом вишни
Обливается сердце непрошено.
Провалился в усталость,
За которую век, как за три:
Обречённая старость
Навалилась, смотри не смотри.
Закрывается смертною тарой
Весь остаток, что в доме заброшенном.
Я пророс островами,
Всем раздаренных Хэмингуэем,
Забавляюсь словами,
Распаляясь Гуаном и геем.
Игуаной в короне
Прохожу горделиво в ферзи,
Белизной на вороне
Ухожу от поэтов-верзил
В острова золотой обороны
От душевности их апогеев.
2010.
Лебединые дни отлетели
В белом сжаты все цветы,
В чёрном приютился свет.
Лебединые дни отлетели,
Перекликнулись эхом любви,
Заметались разбухшей метелью
Омертвения между людьми.
Размелован асфальт у парадной,
Разлинована трассная даль…
Стала самой весомой наградой
Старых слов золотая медаль.
На окраине жизни пропетой
Ниоткуда уйдёт в никуда,
На душе, перед смертью раздетой,
То ли свет, то ли тьма и беда.
Замурованы даты в столетья,
Перехлёстнуты яви и сны,
Где под чёрной словесною плетью
Проступают следы белизны.
Проникают на чёрное белым,
В чёрный космос разливами звёзд.
Белой кровью умело и смело
Осветляют забвение гнёзд.
2010
С любовью к Родине
Осыпаются буквами тексты,
В междометья кромсается речь.
Разрываю кусочками тесто,
Чтобы выложить булочки в печь.
Что судьба натянула на пяльцы,
Сжато медленно в тесный кулак.
Отрываю болезненно пальцы,
Распуская душевный гулаг.
Разбегается быстро, нахально
Удалая словесная рать.
Я надеюсь, сумею опально
Тихо камни на сердце собрать.
Что успею тобой надышаться
И любовью к тебе заболеть,
На излёте, на мостике шатком
Испытать снова хлёсткую плеть.
1983
Челеста расставания ...
Ручейком застонала челеста,
Колокольчиком сердца и лести.
Ты стенала на клавишах тесных,
Мне казалось, любовно и честно.
Пальцы бегали резвой Жизелью,
Грациозной крестьянской газелью,
Лебединою шеей Одетты…
Оказалось, смертельной вендеттой.
Ты мне мстила за давние боли,
Будто не было радости боле,
Теребила упругие мести,
Словно не было сладостных «вместе».
А в глазах ни слезинки, ни тайны,
Только острые молнии в стае…
Кисти прыгают ласковой ланью
Для другого, подарком и данью.
Как же пусто моё стало зренье -
Перепутал любовь и презренье...
* * *
Золотые следы от бога
Проявились на небе ночью.
Бесконечная та тревога
Непонятное мне пророчит.
И так коротко то, что можешь,
И мгновенно всё то, что любишь.
Эту жизнь из дублёной кожи
Бог даёт на вселенском блюде.
Даже выдержишь, будет худо,
Ослеплённый правдивой злостью,
Под горячее, первым блюдом
Он подаст дорогую гостью.
Да такую, что всех дороже,
Так любимую и в обмане,
Притягательную в дороге
Цветом горя на дне в тумане.
Если выдержит сердце снова,
Он отступит, даруя волю,
Да такую, что все оковы
Прикуют наши души к доле.
Скажет только - твоя отрава
Заливает любви аорты,
Ваши души колючей славой
Протыкают свиные морды.
Ты заплачешь, моя родная,
Но не выплакать столько боли.
Мы простимся, он это знает,
Я вне жизни, а ты в юдоли.
Так тянуть мне уже нет мочи,
Изухабилась вся дорога.
Но останутся в небе ночью
Золотые следы от бога.
1994
В белом небе белый день
В белом небе вереницей огибают Землю птицы,
Отпевая белый день.
Вяжут мысли тонкой спицей, облекая в небылицы,
Обаятельную сень.
Улыбаясь над криницей, умываются зарницы,
Где эдемовская тень.
Мне осталось помолиться на околице страницы
И покинуть толщу стен.
Деревянными крестами забиваю в жизни ставни,
Для простора - я простой.
Провожаю взглядом стаи, ухожу печалью в старость,
Повторяя только стон.
Высыхаю пылью стариц, высыпаю, что осталось,
Утоляя чёрный сток,
За которым новой тайной, заколдованной в усталость,
В белый день пробью росток.
2010
Ше ... ля ... фа шептали губы
«Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стаи лёгких времирей…»
Велемир Хлебников. 1908.
Я сегодня нетверёзый,
Не до рос мне и берёзы.
Не дорос до рос лугов,
Недорощенный Болгов.
Недоросль, короче, я.
Выпью воду из ручья.
Выпи стон стоит в ушах,
Выльюсь тоннами в ушат.
Давит лоб болиголов,
Давней птицей стылых слов.
Стынут пальцы на ногах,
Стиснутые в сапогах.
Просом я пророс в мозгу.
Просто жить так не могу.
Стать проходит просто так.
Сталью бьёт тик-так, тик-так
Стая лёгких времирей…
Старой плёткой примире...
2010
Относительность раннего утра
Повисли вёсла и рука.
Теченья нет, стоит река,
Плывут по краю берега.
Несутся в небе облака,
Сливаясь в розовую ртуть.
Остаток горечи во рту,
Затягивает в ту мечту,
Где сонно солнышко встаёт,
Во тьму вливает жёлтый мёд,
Толкая в небыль снег и лёд.
По мне молчит молвы словарь.
Болит любовью голова.
В тайник ссыпаю все слова.
Тону в реке.
Дышу едва.
2010
В замкнутости злого заточенья…
Мы бредём по городу разлук,
Удаляясь верно друг от друга.
Старый бредень немощен и глух,
Уподоблен старой кляче в круге.
Сам себе герой и Ланселот,
Сам на раны клею тощий пластырь,
Сам себе опора и оплот,
Сам ведомый и ведущий пастырь.
Сам себе натягиваю жгут
На кадык безвременных уходов,
Жгу судьбу, стихи ещё сожгут
В топке уходящих пароходов.
Не уйти, не выплыть, не взлететь
Из острога злого заточенья.
По тюрьме разгуливает плеть
Страстью раскалённых изречений.
2010
Краснотал пропитан кровью ...
Стынет колокол гудящий, сток времён забит мольбой.
Стонет поезд проходящий, стык на стык и бой на бой.
Часовые механизмы простучат ушедший век,
Выступает боль Отчизны на ресницах белых век.
Просто не перебродила в землю вылитая кровь
И сама себя родила сиротой в разбитый кров.
Просто юность напиталась красотою красноты,
Захлебнулась красноталом в чёрном веке пустоты.
2010
Переправа перепрелья ...
Безысходности прилив
На исходе дней тупых,
Перекат лиловых слив
В неразгаданный тупик.
Перебег холодных слёз
По натоптанной тропе,
Соловьиный перехлёст
Старых песен на траве.
Тромбы раненной души
В ромбах буковых гробов,
Перерод в усталый пшик,
В стоны буквенных рабов.
По стене стенаний щель
На зигзагах выпьет боль,
По запискам выбьет цель,
Что замысленна судьбой.
Перелёты строк под гнёт,
Переправа прыти в хлам,
Перебор, что струны гнёт
К устремлённости на храм.
2010
В подлунном тлении…
В подлунном тлении словами выльюсь,
Томясь невыносимой тягой к вере.
Рассыпано пространство яркой пылью
За тенями мечты о звёздном ветре.
В затеянной игре моих безумий
Тону в тоске до илистого донца
И забываю, что луны Везувий -
Лишь отраженье ласкового солнца.
Настойчивостью силы гравитаций
Пружинят неразъёмные оковы,
В душе бурлят затейливые танцы,
Услужливым выплёскиваясь словом.
Кострами света в придорожной пыли,
Языческим шипеньем дуноветра
Мои сомненья медленно уплыли
На полировку стихотворным фетром.
2010
Покаяние
Кромка леса далеко-вдали
Манит, как зовёт лицо твоё.
По тебе скучает и болит
Сердце окаянное моё.
Милая, любимая, родная.
Этими словами не обнять
Боль твою душевную, не знаю,
Как её мне на себя принять.
Этими словами не проникнуть
В тот развал, что сам я создавал,
Ты прости за то, что я привыкнув
Только получать, не отдавал.
Ты прости, что жизнь твою, как руки
Я обрызгал пьяною слюной,
И любовь, и нежные разлуки
Затоптал ревнивою ногой.
Ты прости меня моя родная,
Суждено уйти мне и блуждать.
Я одно лишь только твёрдо знаю,
Что любил себя сильней, чем мать.
1994
* * *
Перелистан перехлёстом,
Перепрыгнул зимы, вёрсты,
Заглотил всех вёсен блёсны.
Намозолил губы, дёсны,
Проорав охрипшим клёстом.
Джонатаном взмыл над плёсом,
Рухнул, канул, стал обтёсан,
Выбрит, вылощен, причёсан.
Ах, утёрся! Ах, утёсы!
Перемазан красной глиной,
На кону с конём пугливым,
Седокудрым, седогривым,
Седоком сижу игриво.
Путь лежит плацебо-сплинный,
Церебрально- водко-винный,
Не целебный и не длинный.
В головном мозгу и в спинном
Спьяну льюсь ИЯ ослиным.
2010
На каждой веточке апреля
Пою легко птенцовый стих,
Сжимая тёплые страницы.
Мечтой растаявшей в горсти
Лечу за вешние границы.
Я вижу происки листа
На каждой веточке апреля.
Моя весна – она чиста,
А жизнь нежданно постарела.
Осенний шум в лесу найду,
Вдохну пыльцу сопрелой грусти.
На цыпочках войду в беду,
Уйду в насыщенные хрусты.
Держу в ладони лист резной,
Прожилками прошитый топлес.
Готовлюсь к осени весной,
Прозрением мой дом истоплен.
2010
Заметно тает первый снег...
В осенних прядях паутин
Застыли божьи лики.
С холодной россыпи картин
Слетели птичьи крики.
Бесстрашно падает листва
За жизненной калиткой.
Пылает старость естества
Бедой в осенней плитке.
Под злой подошвою грустят
Пластины льда на лужах.
На них мои мечты хрустят:
Недужен ты, не нужен.
Как стали не нужны слова
В молитве наших предков.
Как закружилась голова
На ленинских объедках!
Куски загубленных родов
Вдохнул баян мехами,
Речитативом новых вдов
Упала боль на камень.
Заметно тает первый снег
В моих усталых строчках.
Живу, немею в этом сне
И гибну в чёрных точках...
1981
* * *
Закат, истерзанный восторгом,
исторгнут стойкостью тоски.
Пленён и запелёнат в тогу
моих стенаний старый скит.
Переплетая сплина плесень,
Мгновенья падают во тьму.
Стихи, стегая стены песен,
стекают пленниками в муть.
Толку толково толки в стопке,
ссыпая пьяный порошок,
в лебяжьи лунки лунных стоков
под самый сонный корешок.
Большие млечные ходули
сомкнут обрывы берегов,
где я и ветер вместе дули
в бумажный колокол оков.
Просунусь в солнечную топку,
проснусь в условленный восход,
когда протоптанною тропкой
уйдут все ходики в исход.
Где звёздные глаза поверий
летят с небес в седой ковыль.
Там, испугавшись чёрной двери,
узнаю очень близко высь.
2010
* * *
Мыслями просверливая небо,
Туфлями блистая из под брюк,
Грустно разгребаю улиц ребус
И бреду в объятия разлук.
В гуле ресторанно-самоварном
Разразится самый летний джаз.
Буду есть с тарелки антикварной,
Сглатывая свой язык с ножа.
Всё загажу сальными слезами,
Обопьюсь мутнейшим коньяком.
Искренней весны немой экзамен
Был завален горьким пустяком.
Наших отношений яркий лоскут
Незаметно вышит клеветой.
Я уйду сегодня пьяным в доску
К проститутке на ночной постой.
И в любви я только постоялец
Без роскошных денежных мешков.
Кто же любит постоянных пьяниц
С дырками от неба и носков.
2010
Лето северных островов
Смотрите, небо голосисто - пожар иссиня-золотой!
Смотрины молодости чистой, стожары с тайной наготой.
Проталин сонные улыбки сопрели в золото и мёд,
Притален ветреностью гибкой созревший к таянию лёд.
Сонарные поля безмолвий залились многоточьем нерп -
Со дна поднялся тягой молний залива оголённый нерв.
На мелководье плещет рыба, пытаясь над водой летать.
На мел исходит солнца глыба, питая днём и ночью стать.
Базарит остров новой птицей, всем прилетевшим - оберег,
Базальта скальные страницы – вселенский берег древних рек.
Не ощущаю запах тленья, по ветру резкий ток бежит.
Неоном светятся поленья, поверьем насыщая жизнь.
1985, 2010
Где что ни боль...
Смотрю на правду трезвыми глазами,
Ворочаю опухшим языком.
Проваливаю экстренный экзамен,
Где что ни боль, то выстрелы плевком.
Но даст ответ ли пьяная удача?
Где мой бокал? Вино – бальзам оно.
Девизов масса оптом и на сдачу.
«In Vino Veritas!» - пришёл давно.
Я новый бог, зову к себе Адама,
Хрустит ребро в испуге болевом.
Хоть опьянел, но женщину создам я
По образу страданья своего.
1992. 2010
С мечтой о счастье по горе иду
Усталый вечер впалою щекой
Прижался к разговорчивой земле.
Устами сна ласкает за рекой
Притихший ветер огоньки в золе.
Журчит вода по галечному дну,
По белым истончённым голышам.
Журавль и журавлиха шеи гнут
К уснувшим до рассвета малышам.
На этот знак и праведный посыл
Ответил в небе ангельский рожок.
Казалось бы, что каждый день постыл,
Но, как же просто жить мне хорошо.
С мечтой о счастье по горе иду,
Горю рассветом у заката лет.
По чистоте невысказанных дум
Я повторяю чей-то старый след.
Казалось бы, что старость – западня,
Где будет выход только для души.
Но это счастье - ждать другого дня
Под звёздами и мудростью в тиши.
2010. 2012
Тонущая песня Балаклавы
Из дикого Батилимана,
Обманут, но солнце тая,
Плыву голышом за рассветным туманом,
Любуясь скалою Айя.
Теку оголённою лавой,
Смакуя уступы камней,
Вдохнуть золотую судьбу Балаклавы,
Чтоб славой понежиться в ней.
Заойкали белые чайки,
Морскую беду прокричав.
Теряюсь, волнуюсь, хоть юн и отчаян
И близок желанный причал.
Оскалились скалы в ухмылке,
Заохал кровавый кизил.
Ослаблены руки, скользящим обмылком
Причалил ко дну я без сил.
Прощайте любимые горы
Я вас променял на моря.
Огни маяков, как безмерное горе,
Кому-то в отместку горят.
2010
* * *
Густой массив семейных драм,
Где что не спор – то под сто грамм.
Словесный спорт и бурелом,
Любой росток идёт на слом.
Любые козни на слуху,
Святые казни все на ху…
Всепоглощающий содом,
Гоморный говор, вот мой дом.
А где-то слаженно поют
Рояли в утренний уют.
Монистом брызгается Лист,
Играет солнцем пианист.
В усталой клавише Шопен
Звучит вечерней тайной стен.
Касаясь осени строкой,
Бегут слова немой рекой.
Созрело сердце для стиха
В осмеянных своих грехах.
Рассеян, сеяньем томим,
Кривляет губы строчный мим.
2010
Песня акына
Через год
Может сто лет пройдёт.
Постарею и домик куплю.
Плюрализмом его обовью,
Телевейвзор поставив на стол.
Лучше плющ у окна посажу,
Мягким плюшем отделаю пол.
Так, в полсилы я буду лежать.
Да, собаку себе заведу,
Дуралеем её назову,
А скорее он будет Полкан.
Так. Собаку себе заведу,
Кроткий взор в опустелом бреду.
Душу греть будет преданный друг,
А бог даст - заведу и подруг.
Насажу виноградных кустов
Штук пятнадцать, а может и сто.
Семь рядков направленьем на юг.
Буду с ним утепляться от вьюг.
И бочонок вина для утех:
Буду пить за нетлеющий стих,
За великих и малых, за всех,
Кто страданием что-то постиг.
2010
Сею, вею
Осень. В землю озимь сею,
Сети ставлю сторожить.
Постарел я, стал рассеян,
Мне бы до весны дожить.
Жгусь берёзами в буржуйке,
Мне б тебя сейчас обнять.
Жмусь к подушке ночью жуткой...
Не забыть бы сети снять.
Снятся смятые постели,
В яркой плоти сладкий быт.
А проснусь - одни лишь стены.
Мне б тебя совсем забыть.
Впечатлений новых комья
Заметут вчерашний след.
Есть отрада. Я не помню,
Ставил сети или нет.
2010
Охота зорких
Мысли полнятся виною на охоте зорких сов.
Кто предложит нам иное, кроме ограбленья снов?
Коник-сердце, что икона в обрамлении постов,
Перебродится поклоном в отблеск храмовых крестов.
Оторвётся полной силой, раздробясь на сотню дел.
Всё равно уйдёт в могилу наш континуум. В предел.
Погребальные парады приласкают страх и боль.
Не отвертимся. Не надо. Мы исполним эту роль.
По космическим укладам, вдоль комических услад
Обернёмся ряд за рядом, сердцевиною оград.
Обруч мира, звёздным прайдом, крутит плазмою в душе.
Это правда. Метит крада в обречённую мишень.
2010
Протру слова я придорожной пылью
Чем ближе смерть, тем истина крупнее,
Но дальше в лес – теснее бурелом.
Пилю дрова, стою на горьком пне я,
Лететь на небо стало точно в лом.
Ответите, раскрой глаза пошире,
Босой ногою ощути росу.
Понятны ваши, дважды два четыре,
Улыбок уйма, схлёстнутых в косу.
Как тягостно любить среди дублёных,
Обильной пищей меряющих быт.
Живу безглазым с кожей оголённой,
С душой-весами, быть или не быть.
Поверьте, ваши чувства не изгажу,
Роскошным Бентли не заткну ваш рот.
Но я не буду плавать в этой лаже,
Где потребленье выше всех забот.
Любое действо не проходит даром,
Плоды данайцев – ловкий ход конём.
Удар судьбы приму троянским даром,
Возьму и захлебнусь задорно в нём.
Куплю печали в оголтелой были,
Метну монетки в бурный водоём.
Протру слова я придорожной пылью
И возвращусь к вам в будущий объём.
2010
Где нет просвета и не знают брода...
Раздутый местью за родного брата
Картавый гений человечьих судеб
Безжалостно, упорно, многократно
Внедрил в Россию кровожадных судей.
Настои злости затхлого Симбирска
Зюгавкалы в своих делах лелеют.
Химичат снова опыты в пробирке,
Целуя кровь на камнях мавзолея.
Второй злодей, рождённый злобой в Гори
Стоит над нами грозным изваяньем.
Над перекатом крови в наше горе,
Над переправой правды в покаянье.
Потомок я истерзанного рода,
Осколками беды судьбу изранил.
Прожил в потоке лающих уродов,
За всё и вся в ответе самым крайним.
Потомок исчезающей породы,
Зачищенного плетью поколенья,
Униженного нравственным разбродом,
Поставленного роком на колени.
Потомок я уставшего народа,
В раздрае чувств теряющего силу.
Где нет просвета и не знают брода -
Легко берутся за ножи и вилы.
По совести пишу, скребу болячки,
Царапаюсь словами, что котёнок.
Кормлюсь худобой недобитой клячи,
Шугнувшей свет из выбритых потёмок.
1994
* * *
Я живу, словами кратко корчась,
Старые стихи свои латая.
Вор мгновения, секунды, вор-час-
Гробит время песня золотая.
Летние распалы на задворках -
Памяти расплавленная дынность.
Проворкует длинной приговоркой
На зарубках вдавленная давность.
За прогорклость данного безделья,
За года, что загодя убиты,
Заплачу я рваным рукодельем
Или снова будет всё забыто.
2010
Простые вишни
Я опьянился жёсткостью и злостью
Удара пуль из жадно-длинной пасти.
Увидел раны, дышащие костью,
Ладоней холод, срубленных в запястье.
Я пережил журчанье крови ближних,
Потоком липким льющейся в вину.
Меня тошнят раздавленные вишни
И комом в горле красное вино.
Я прорывался к руслам философий,
Сминая дерзко полосы препятствий,
Не принимая всех бурливых соков,
В исходе дней сжимающих распятья.
Я зарывался вглубь, оберегая
Из родников кипящих буруны.
Оброс в пути крутыми берегами
И постепенно превратился в сны.
Где красной тряпкой сердце гордо реет,
Где вкусы обжигают горьким нёбо.
Где соловьи кровососущей трелью
Затягивают неизбежно в небо.
2009
Мой Буэнос-Айрес
Аргентина, мой аргентум,
Аурум моей души.
Сердцевина, мира центрум,
Ярче вдоха анаши.
В мой пенный вечер, полный родниками,
Лечу в любимую из дальних стран.
Сжимая в сердце раскалённый камень,
Диагональю рвусь сквозь океан.
Заполню все кафешки Аргентины,
Забуду в ритме танго кучу дел…
В паркетной пыли жизненной рутины
Прописаны страстями пары тел.
В жестоких разворотах реверс-аверс,
В истоме ножек изощрённых стерв
Вопит мой дом, горит Буэнос-Айрес,
Сгорает и обугливает нерв.
1985. Баренцево море
Рок-концерт на Красной площади
Разрывы звука в омутах опасных
Затягивают в свой водоворот.
Тону в мотивах откровенно страстных,
Распахивая судорогой рот.
Приплясывая на костях умерших,
Я подпоясан наглым кушаком.
На Красной площади стартует Першинг
Под гул, как я, орущих ишаков.
Кричим, что неразумные гагары,
Встревожен в прахе строгий Королёв.
"Поехали!" - сказал в стене Гагарин
И едут крыши под растущий рёв.
Великолепны пляски на погосте!
Не проще ль что-нибудь переместить?
Парады-танцы, мавзолей и кости.
Нельзя и неразумно предкам мстить.
2010
* * *
Мой язычок, что рыбий хвост в пруду,
Взболтает ненароком слов планктон,
Построит строк высокую гряду,
В её тени припрятав длинный стон.
Протяжным воем диких вувузел
Накроет мир однообразным ми.
Я не хочу, но попаду в прицел
И жить останется лишь только миг.
Но тот протянется на сто веков,
Меня цепляя на свою блесну.
Исторгнет из томительных оков
На белый свет, в котором я блесну.
Мой стих поймает юный рыбачок,
Сидя на стульчике, познаньем горд.
На удочке нажмёт сливной бачок –
Страстями забурлит мой дивный горн.
Весь мир захватит откровенье то,
Тебя, его и милую её …
Откроют внуки мой печальный том
И попадут в закрытое жнивьё.
2010
В каждой избушке свои погремушки
О сколько раз ты прав, Сократ.
Читаешь дальше – прав стократ.
Не за любовь или разврат
Словами режет брата брат.
Срывая с губ каменьев чётки,
Здесь правят выпадом в чечётке
И запросто ударят плёткой
Любого пикнувшего хлёстко.
Там за волной идёт волна,
Все гребни в пене от говна.
Что делать ксанфам? Роль одна:
Брезгливо выпить всё до дна.
Жестокий мир в слова укутан.
Здесь каждый льёт свою цикуту.
Живи хоть набожно, хоть круто –
На каждого найдутся бруты.
2010
* * *
Невозможное станет возможным?
Под ударами пытки подкожной
Ты ушла, задыхаясь обидой,
Наглотавшись от сплетен флюидов.
Расставание столь непреложно
В нашей правде, процеженной ложью?
Это смерть отразилась ухмылкой,
Проскользнув по аорте обмылком.
Растворяясь обманами в пену,
Обернулась лукавой изменой.
Пляшут чёртики гордые танцы
На абстракции наших мутаций.
Набивают копытами цену,
Разрывая подковами вены.
Пилят время на мелкие части,
Гробят память, а с нею и счастье.
Мы прощаемся в гроздьях калины.
Сплин певцов вышибается клином.
Пронесёмся губительным краем.
Дорогая! Прости! Умираем…
Говоришь ты, нет смерти. То правда?
Пусть любовь тебе станет наградой.
Я в начале рожденья сгораю.
Ты бессмертна? Прости! Умираю.
2010
* * *
Прохожу по Невскому, Дворцовой,
Каждое окно - сестра и брат.
Город из Степанова-Скворцова*
Вырвался на сольный маскарад.
Будто бы взрослею и умнею,
И люблю старательно сполна.
Будто бы весь мир в себе имею,
А копнуть – там залежи говна.
Я живу страстями нараспашку,
Горько, ярко, будто бы полёт.
А подумать, просто я какашка,
Синей птицы радостный помёт.
Так отрадно самобичеванье
И весом анализа расклад.
Это просто самоврачеванье,
Трупный шаг в философичный ад.
Не сулите мне большую ложку
Для черпанья счастья из судьбы.
Вызывайте срочно неотложку,
Мне на Пряжке надобно побыть.*
2010
* "Степанова-Скворцова", "Пряжка" - то же самое, что в Москве
«Кащенка» или «Канатчикова дача». Как в других городах и весях
называются психбольницы – не знаю.
Звуки струны на гитаре распятой
Мили все сжаты до точки,
Паузы смяты в утиль.
Слов наконечник заточен,
Буря в душе, а не штиль.
Снятся открытые плечи,
Стоны и гибкая плоть.
Нежностью полнятся речи,
Радостью пенится злость.
Струны распяты колком на гитаре
Замерли песни на корде.
Располосовано время в ударе
Пальцев по смерти аккордной.
Острые струны моих расстояний
Стянуты болью до стона.
Небо настояно красным сияньем,
Нотами бьётся по стенам.
Явь или сон - всё моё состоянье,
Жив кроветворным созвучьем.
Яни ли, ини звучат распеваньем,
Я расставаньем измучен.
Думаю только о нашем звучанье.
Только его слышу в хоре.
Благославляю тот день неслучайный,
Давший тебя в нашем оре.
Только тебя слышу в хаосе буден,
Песня моя заводная.
Мы не умрём. Мы останемся. Будем.
Веришь ли ты? Я то знаю.
2010
Пятнадцать соловьёв из плена
Кинжалом полоснув по шее,
Ты сладко улыбался боли.
Мой крик затих, свернулся в шелест.
Я кровью вытекал на волю.
Апрель, зацеловав купели,
Сосулек обсосав ножи,
В больничных простынях капели
Своей водой вернул мне жизнь.
Пятнадцать лет, не зная песен,
Прожил я, укрываясь жестью.
Весь мир стал невозможно тесен,
Сжимая сердце ржавой местью.
Пятнадцать соловьёв из плена,
Проклюнув страсти старый лист,
Своим прощеньем на коленях
Вернули выстраданный свист.
2009
* * *
Не маши уходящему в даль кораблю,
Забывать наши дни не спеши.
Проживи этой ночи томительный блюз
Гордым плачем упавшей души.
Прошепчи наши песни уставшим листом,
Облачённым в губительный зной.
Прокричи мне, святая, все тайны о том,
Как тебя покидал я весной.
Уходя – убегай, убегая – лети!
Этим криком себя не терзай.
Не желай мне, родная, такого пути,
По волненью, где ада слеза.
Не могу расставаться. Трудна эта ночь.
Я тебя, моя радость, люблю.
Так возможно стальную судьбу превозмочь.
Не давай уходить кораблю.
Пощади чуть живого в тоске журавля.
Не прощайся, а только прощай.
Я так верю, твоя золотая земля
Тихо молвит: любимый, причаль!
2010
