Цефиз (1) 
       
       Мы еще молоды, братец, на плечах кудри вьются, 
       Рдеют, как яблоко, щеки и алые губы пушатся 
       При благовонном дыханьи прелестных; но скоро наложит 
       Хладную руку на нас безотрадная старость, и дева 
       Не поцелует седых, и локтем подругу толкает, 
       Скажет с улыбкой: Лиза, вот бабушкин милый любовник! 
       Ну, как же щеки румяны, как густы волнистые кудри! 
       Голос его соловьиный, взор его прямо орлиный! 
       Смейся, красавица, смейся! и мы веселились бывало, 
       Но все проходчиво в мире, одна непроходчива дружба. 
       "Здравствуй, любезный Филинт! Уж давно мы с тобой не видались. 
       Благословляю тот день, который тебя возвратил мне, 
       Добродетельный старец! О! с тех пор твои кудри 
       Старость нескупо осыпала снегом. Приди же к Цефизу 
       И насладися прохладою тени. Тебя призывает 
       Сочный в саду виноград и плодами румяная груша!" 
       Так говорил обнимая Цефиз давнишнего друга 
       И, пожимая рукою, провел его в сад изобильный. 
       Бедный Филинт вкушал и хвалил благовонные груши 
       И Цефиз, улыбаясь, воскликнул: "Будь ныне, приятель, 
       Дерево это твое! А я от холодной мятели 
       Буду прилежно его укутывать теплой соломой. 
       Пусть оно для тебя цветет и плодом богатится!" 
       Но не Филинту оно и цвело и плодом тяготилось, 
       И воздыхая, Цефиз желал умереть столь же бедным 
       И добродетельным старцем, как он был. -- 
                                     Под желтою грушей 
       Похоронил он Филинта и холм увенчал кипарисом. -- 
       Часто он слышал, когда отражала луна от деревьев 
       Длинные тени: священное листьев шептанье; 
       Часто в могиле таинственный глас отдавался. 
       Он, мнилось, Был благодарности глас. 
       И небо усыпало рощи Изобильно, 
       Цефизу, плодами и гроздем прозрачным. 
       
       1 Это стихотворение было переработано впоследствии. Оно в этой новой 
редакции с посвящением И. А. Б-ому, отнесенное к 1828 г., помещено в полном 
собрании сочинений б. Дельвига. См. изд. Суворина (3-е, стр. 138). Очень 
любопытно сравнить эти редакции. -- Любопытно также его сравнить с 
переложением той же идиллии Илличевского, см. ниже, стр. 216. 
       
       
       К переводчику Диона (1) 
       
       Благодарю за переводы 
       Моих ритмических стихов: 
       От одного отца рожденные уроды 
       Теперь ведут свой знатный род от двух отцов. 
       
       1 Вероятно разумеется чей-либо перевод (на немецкий язык? Не 
Кюхельбекера ли?) стихотворения Дельвига "К Диону" (1814 г.). 
       
       
       Триолет К. Горчакову 
       
       Тебе желаю, милый князь, 
       Чтобы отныне жил счастливо, 
       Звездами, почестьми гордясь! 
       Тебе желаю, милый князь, 
       Кидать любовь от черных глаз: 
       То для тебя, ей-ей, не диво! 
       Тебе желаю, милый князь, 
       Чтобы отныне жил счастливо. 
       
       
       В альбом Илличевскому (1) 
       
       Пока поэт еще с тобой, 
       Он может просто, не стихами, 
       С твоей беседовать судьбой, 
       Открытой пред его глазами. 
       Но уж пророчественный глас 
       Мне предсказал друзей разлуку, 
       И рок в таинственную руку 
       Уж забрал жребии для нас. 
       Готовься ж слушать предвещанье, 
       Страшись сей груди трепетанья 
       И беспорядка сих власов! 
       Все, все грядущее открою! 
       Читай: -- написаны судьбою 
       Вот строки невидимых слов: 
       . . . . . . . . . . . . . . . 
       . . . . . . . . . . . . . . . 
       . . . . . . . . . . . . . . . 
       . . . . . . . . . . . . . . . 
       
       1 Эта пьеса впервые напечатана В. П. Гаевским в статье о Дельвиге, 
"Современник", 1853, т. 39, стр. 26--27; имеется и в Собрании сочинений 
бар. Дельвига, и отнесена к 1817 г. 
       
       
       К больному Горчакову (1) 
       
       Здравия полный фиал Игея скрыла в тумане; 
       Резвый Эрот и Хариты с тоскою бегут от тебя: 
       Бледная тихо Болезнь на ложе твое наклонилась, 
       Стон сменяется стоном, моленьем друзей тишина. 
       
       * * * 
       
       Тщетно ты слабую длань к богине младой простираешь, 
       Тщетно: не внемлет Игея, и утешительный взор 
       Отвратила с уныньем. И скорбь над тобой изливает 
       С колкой улыбкою злобы, болезни и скуки сосуд. 
       
       * * * 
       
       Юноша! что не сзовешь веселий и острого Мома. 
       С ними Эрот и Хариты к тебе возвратятся толпой; 
       Лирой, звенящею радость, отгонят болезни и скуку. 
       И опрокинут со смехом целебный фиал на тебя. 
       
       * * * 
       
       Дружба даст помощи руку, Вакх оживит твои силы; 
       Сердце свое возвратит и невинность девица-краса, 
       С трепетом тайным к тебе прижимался нежною грудью... 
       И поцелуй увенчает блаженное время любви. 
       
       (Росс. Музеум, 1815). 
       
       1 Было напечатано впервые в "Российском Музеуме" за 1815 г., ч. II, стр. 25. 
       
       
       Переменчивость (1) 
       
       Все изменилось, Платон! под Скипетром лютого Крона, 
          Нет просвещенных Афин, Спарты следов не найдешь, 
       Боги покинули Греков, Греки забыли свободу, 
          И униженный раб точит могилу твою. 
       Все еще мало, внемли: и Республику ты не узнаешь. 
          Я поэт, но ее не оставляю душой. 
       
       1 Помещено рядом с "Цефизом" и одой "На смерть Державина" на описанных 
выше листах из тетради с копиями лицейских стихотворений. Почерк 
неизвестный (б. м. и более поздний). 
       

       Поляк 
       Баллада (1) 
       
       Бородинские долины 
          Осребрялися луной; 
       Громы на холмах немели, 
       И вдали шатры белели 
          Омраченной полосой. 
       
       * * * 
       
       Быстро мчалися Поляки 
          Вдоль лесистых берегов; 
       Ива листьями шептала 
       И в пещерах завывала 
          Стая дикая волков. 
       
       * * * 
       
       Вот в развалинах деревня 
          На проталине лежит. 
       Бурные, ночлег почуя, 
       Гривы по ветру волнуя, 
          Искры сыпали с копыт. 
       
       * * * 
       
       И стучит Поляк в избушку: 
          "Есть ли, есть ли тут жилой?" 
       Кто-то в окнах шевелится, 
       И громчей Поляк стучится: 
          "Есть ли, есть ли тут жилой?" 
       
       * * * 
       
       Кто там? всадника спросила 
          Робко девица краса. -- 
       "Эй, пусти в избу погреться: 
       Буря свищет, дождик льется, 
          Тьмой покрыты небеса." 
       
       * * * 
       
       -- Сжалься надо мной, служивый, 
          Девица ему в ответ; 
       Мать моя, отец убиты, 
       Здесь одна я без защиты, 
          Страшно двери отпереть! -- 
       
       * * * 
       
       Что, красавица, бояться? 
          Ведь Поляк не людоед; 
       Стойло конь не искусает, 
       Сбруя стопку не сломает, 
          Стол под ранцем не падет. 
       
       * * * 
       
       Дверь со скрипом отскочила: 
          Озирается герой, 
       Сняв большую рукавицу, 
       Треплет красную девицу 
          Он могучею рукой. 
       
       * * * 
       
       "Сколько лет тебе, голубка?" 
          -- Вот семнадцатый к концу. -- 
       "А! так скоро со свечами, 
       Поменявшися кольцами, 
          С суженым пойдешь к венцу. 
       
       * * * 
       
       Дай же выпить за здоровье 
          Мне невесты с женихом. 
       До краев наполнись, чаша! 
       Будь так жизнь приятна ваша, 
          Будь так полон здешний дом". 
       
       * * * 
       
       И под мокрой епанчою 
          Задремал он над ковшом. 
       Вьюга ставнями стучала, 
       И в молчании летала 
          Стража польская кругом. 
       
       * * * 
       
       За гремящей самопрялкой 
          Страшно девице одной, 
       Страшно в тишине глубокой, 
       Без родных и одинокой 
          Ей беседовать с тоской. 
       
       * * * 
       
       Но забылась -- сон насильно 
          В деве побеждает страх; 
       Колесо чуть-чуть вертится, 
       Голова к плечу клонится, 
          И томление в очах. 
       
       * * * 
       
       С треском вспыхнула лучина; 
          Тень мелькнула на стене; 
       В уголку без покрывала 
       Дева юная лежала, 
          Улыбаясь в тихом сне. 
       
       * * * 
       
       Глядь Поляк -- прелестной груди 
          Тихим трепетом дышат; 
       Он невольно взоры мечет, 
       Взор его желаньем блещет, 
          Щеки пламенем горят. 
       
       * * * 
       
       Цвет невинности непрочен, 
          Как в долине василек: 
       Часто светлыми косами 
       Меж шумящими снопами 
          Вянет скошенный цветок! 
       
       * * * 
       
       Но злодей, чу! треск булата -- 
          Слышь к ружью! знакомый глас. 
       Настежь дверь -- как вихрь влетает 
       В избу Русский -- меч сверкает -- 
          Дерзкий! близок мститель-час. 
       
       * * * 
       
       Дева трепетна, смятенна, 
          Пробудясь кидает взгляд; 
       Зрит, у ног Поляк сраженный 
       Из груди окровавленной 
          Тащит с скрежетом булат. 
       
       * * * 
       
       Зрит, сама себе не верит -- 
          Взор восторгом запылал: 
       Ты ль, мой Ангел? восклицает, -- 
       Русский меч в ножны бросает... 
          Девицу жених обнял. 
       
       1 Это произведение Дельвига, написанное под влиянием баллад Жуковского 
и, кажется, еще не бывшее в печати, сохранилось в списке Илличевского, 
посланном к товарищу Фуссу при письме 28 февраля 1816 г., в котором он 
говорит и об этой балладе, давая своему другу сведения о Дельвиге и его 
характеристику.