***
Мы убаюканные дети
Застывших хороводов звезд,
Но через пропасти столетий
Мы перекинем зыбкий мост.
Мы одиноки в тесном склепе
Рожденных строчек наших книг.
Никто не знает наши цепи
Незримых режущих вериг.
Мы пленены далеким краем,
Как беспечальный пилигрим.
Что недосказано - мы знаем,
Что знаем - не договорим.
***
С чужого голоса пою
Мою печаль, мою беду,
Мою чужую жизнь веду,
Не узнаю ее — мою.
Моя чужая никогда,
Когда приду, не ждет семья
Меня; не ждет жена моя,
Моя чужая — навсегда.
И я мой голос перевью,
Со всей тоской в моем краю
Пою печаль, беду пою
С чужого голоса — мою.
Отставшая звезда
Звезда меня вела и, верно, к Вифлеему,
Теперь она за мной — отстала на пути.
Вперед упала тень моя, ложася немо,
И тень моя растет, и мне по ней идти.
Там позади луга раскинулись далече,
Еще не знающие грохота колес;
И только к роднику ведет тропа овечья,
Не волчья! — я напрасно круглый камень нес.
Не обождать звезды. Печальная, простая
Над пройденным моим лишь теплится звезда.
И снова страх, и снова, мнится, волчья стая,
И поднят камень мой на мирные стада.
Безнадёжные ямбы
I.
Не встать от писем до рассвета,
Их после выслать «заказным»
И от отсутствия ответа
Быть беспощадным и больным.
Уж не спешить на голос близкий,
На огонек не заходить, —
Одни почтовые расписки
За старым образом хранить.
II.
Я птицу приручу чужую
Петь под окном мне поутру.
И дни и ночи размежую
В холодном доме на ветру.
Но вечера скопив улики,
Не выйду к гостю моему:
Мне эти комнаты велики,
Когда я не один в дому.
III.
Была печаль по жизни смелой,
Воспоминанье прежних нег;
И мы не видели, что белый
За этот вечер выпал снег.
И снова стало как зимою —
Все та же улица тиха,
И над душой, еще немою,
Уже предчувствие стиха.
IV.
По метрикам мы — однолетки,
Привыкли видеть нас вдвоем,
Две иволги из той же клетки,
Согласно иногда поем.
Но кроет двадцать третья осень
Мой путь опавшею листвой,
И столько же погожих весен
Подснежниками — светлый твой.
V.
Меня легко клеймить презреньем
За то, что верности не чту,
В садах чужих несу сиреням
Изжаждавшуюся мечту.
Но у тебя — забор да гвозди;
Стучишься — никого в ответ,
А белые роняют грозди
Свой пятилепестковый цвет.
VI.
За юностью — одни кануны,
Томление по первом дне,
И от луны совсем не юный,
Дрожащий свет в моем окне.
А в настоящем — годовщины
Тех долгих бдений вроде сна,
И жизнь моя — на даровщину.
Без боли, смерти и вина.
VII.
Как огоньки порожних ламп,
Тускнеет жизнь, — ровней и тише,
Чем этот безнадежный ямб
Наскучивших мне восьмистиший.
Прочту последние стихи,
А в пламени все то, что мило,
А в небе черные верхи
Черемухи моей могилы.
Ушедшие
Так щедро жизнь готовит встречи
И в каждой встрече кроет яд.
Ты не вернешь своих утрат,
И не воротится ушедший.
Ты тщетно, клича звонким рогом,
Напутствий просишь у звезды.
В песке затоптанном следы
Ты тщетно ищешь по дорогам.
Готовь израненные плечи
К ударам горестным судеб,
Цветами полни тихий склеп —
Ведь не воротится ушедший.
Надпись на книге стихов
Не называй меня беспечным.
Я знал, что девушку найти
Могу на каждом я пути
Но я искал тебя — на Млечном.
Тогда я мог еще подняться,
Почти не напрягая крыл,
Но облак небо перекрыл,
И боле мне они не снятся.
Дрёма
«Родом из Азры»
Шепчу в полусне.
Красные астры
Склонились ко мне.
Где-то у храма
Гаснут кресты…
Тихо на мрамор
Пали цветы.
В темные ниши
Полночь легла.
Ниже, все ниже
Шорох крыла.
Смутный и Грешный
Растаял, звеня.
Кто-то так нежно
Целует меня.
Рабы любви
Молчи и гибни и покорствуй!
В бокалах радужна резьба.
В проклятом рубище раба
Тебя ломоть минует черствый.
Бежав полночных одиночеств,
Царица в милостях щедра —
Рассыплет горсти серебра.
О, жди свершения пророчеств!
Открой же жадные объятья!
Но — повелителен и груб —
Другой коснется алых губ.
А твой удел — проклятья.
Ирис
Николаю Белоцветову
Он знает все — седой папирус,
Что я шептал в больном бреду,
И для Кого — в моем саду
Уныло цвел лиловый ирис.
Он знает — я печальным вырос,
Я верил в скорбную звезду.
Уныло цвел в моем саду
Осенний цвет, лиловый ирис.
Он знает — Кто взойдет на клирос,
Кого — молясь, так долго жду,
И Кто сорвет в моем саду
Осенний цвет, лиловый ирис.
Он знает все — седой папирус,
Куда — так скоро я уйду,
Над Кем — в заброшенном саду
Вновь зацветет лиловый ирис.
Продавец счастья
Е. Петровой
Худенький мальчик в рваной шапчонке,
Смерти улыбка, взгляд онемел —
Робко окликнул, кричит мне вдогонку:
«Счастья купите… с утра я не ел».
Милое счастье в измятом конверте,
Странно доступно: кто хочет — берет.
Худенький мальчик с улыбкою смерти
Счастье продаст и умрет.
***
Чуть скрипнут двери в комнате соседней,
И я замру, надеясь — ты придешь.
Во мне живут ночей минувших бредни,
Порочных снов ликующая ложь.
Я жду тебя в уснувший час вечерний,
Когда небес погасли янтари.
Я предпочту венцу любовных терний
Кровавый пурпур радостной зари.
Так мало слов сорвется с уст пьянящих,
Смеяся, льнут они к моим устам
И, жаля, жгут меня все чаще, чаще,
Влекя мечту к неведомым крестам.
Вчера я отвергал твои объятья,
Сегодня жду как новый дивный дар,
Читая в каждой беглой складке платья
Тревожный зов запретных новых чар.
Ведь мы одни в моей высокой башне,
И сердце хочет новых, жутких драм.
О, пусть в пыли, разбит кумир вчерашний,
И сердца пусть поруган вечный храм!
Первое рондо
М.А. Кузмину
Разбейся, сердце, хрупко, как фарфор,
И порванной струною вскрикни, сердце;
Ведь, как солдат в кровавых брызгах шпор,
Как тамплиер — о павшем иноверце,
Я не надену траурный убор.
Кто плен любви — стоцветный Ко-и-нор —
Отдаст с придачей пригоршни сестерций,
Тот не прочтет — меж строчек есть узор:
«Разбейся, сердце». —
А ты прочти!.. Как раненый кондор,
Не простирая крыл к отверстой дверце,
Прикованный, не рвусь я на простор, —
Считая ход минут, секунд и терций.
Я жду, таясь, запретный приговор:
Разбейся, сердце!
Сонет
В двузвездье глаз твоих ласкающе гляжу,
Давно любимый стих — твое шепчу я имя,
И меж желаньями твоими и моими
Любовь заборонила тщетную межу.
Но ирисом твои ль венки перевяжу
Потом, осеннею порой, в вечернем дыме?
Когда запорошат тебя снегами злыми,
Предамся ли я, опечаленный, ножу?
Все, что завещано, доверчиво настанет,
Но не прочтен еще пергамент звездных карт,
Где взвешенных страстей начерчены орбиты.
Уходит прочь, кто так сегодня больно ранит,
Но я пою беспечно, беспечальный бард,
Веление судеб, — что мы сегодня слиты.
Музе
Неприглядна и боса,
Этот раз приходишь в рубище —
У души, как прежде, любящей,
Взять больные голоса.
И устать — давно пора,
И в дороге — искололося.
И не знаешь, хватит голоса —
До утра.
Чтобы ты могла уйти,
Твои ноги в росах вымою.
Уноси мое таимое,
Размечи его в пути!
В плену зеркал
Ек. Н. Белоцветовой
Нам дало небо этот раз
Свой лихорадочный румянец.
Стонал паркет, как будто нас
Позвали и открыли танец.
Я руки сжал твои, и ты
Ответила пожатью тоже.
Еще немного б темноты,
И я бы видел ризы Божьи.
Но нас узнали зеркала
И взяли грустных на поруки —
Поцеловать в глуби стекла
Твои возлюбленные руки.
В стекле оставленных зеркал,
Что ты дарила отраженьем,
Безумный, может быть, алкал
Прижать уста к твоим коленям.
И боль его, и боль стекла
Звенела нераздельным стоном.
Ты в это зеркало вошла
И зеркало нашла — влюбленным.
Как бы глубокою резьбой
Запечатлелись эти плечи.
Осталось зеркало — тобой,
Хотя бы и давно ушедшей.
И, отражая облака,
Оно напомнит очертанье,
Где — боязлива и легка —
Ты внемлешь ласточки летанье.
*
О, как мне холодно вблизи
С тобою говорить о прошлом.
И ласточка на жалюзи
Летит в веселии оплошном.
Не надо! В этом этаже
Так рано наступают зимы,
И из Италии уже
Больные розы привозимы.
Здесь девушка роняет дни,
Глядясь в свое же отраженье…
Или мы, ласточка, одни,
И все лишь — головокруженье?
Мне явь и вымысел разъять
С недавних пор не стало силы:
Луна свой луч по рукоять
В живое сердце мне вонзила.
Рыцарь високосного года
Пусть ласково мне вешний воздух
На сердце шепчет ворожбу —
Ведь нехотя читал я в звездах
Любви извечную судьбу.
Перелистав у пыльных полок
Фольянтов желтые листы,
Всегда и всем седой астролог
Дает разлучные цветы.
Лицо мне опалили весны
И сердце вправили в пращу,
Но ожидай, и в високосный,
В желанный год — я навещу.
Мой черный плащ, мой плащ разлуки,
Обоих нас оденет в ночь;
Но зацелованные руки
Опять приказывают: прочь!..
Всегда и всем седой астролог
Дает разлучные цветы;
Любящих путь уныл и долог,
И дней заржавлены щиты,
Но упадет звезды осколок,
И будет день, и будешь ты.
Кольца-Звёзды
Воска ожившие слепки
В белой пене рукавов;
В кольцах-звездах, — нежны, цепки,
В кольцах-звездах ждут волхвов. —
Пусть прочтут в созвездье новом,
В кольцах-звездах свой удел:
Кто под бархатным альковом
Будет гостем, будет смел.
Кто, забыв о звездном небе,
Твой избранник, звездный вор,
Гордо бросит, зная жребий,
Кольца-звезды на ковер.
